ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Отрезанный североморцами от своих рот, оборонявших вершину, командир батальона майор Гедгель метался по мрачной землянке командного пункта.

— Безголовый осел! Дурак! Идиот!—кричал он сам на себя. — Прозевал!

На изъеденном шрамами смуглом лице майора мгновенно сменялись страх, наглая самоуверенность, безнадежное отчаяние, тоска и неудержимое бешенство. Было от чего беситься: командир без солдат! Солдаты отрезаны врагом!

Как нарочно, надоедливо звонил телефон: отовсюду спрашивали о положении на вершине Гранитного. Майор отвечал коротко:

— Надежное... Русские скоро будут отброшенны. «Черные дьяволы» попали в ловушку!

Присланные полковником три роты егерей были уже изрядно потрепаны. Майор не раз пытался идти с ними на выручку своего батальона, но все попытки проваливались. Пополнив измотанные роты поварами, шоферами, штабистами, он снова двинул их в бой и теперь ждал результата. Надежды было мало. Донесения поступали нерадостные. Изменить обстановку могли бы сильное подкрепление, обещанное Шредером, и свои роты, если бы они вырвались из окружения.

В землянку вбежал капитан Курбе, в разорванном полушубке, с забинтованной головой. Майор радостно поднялся ему навстречу.

— Наконец-то! — воскликнул Гедгель. — Победа! Сам бог помогает фюреру!

— Беда! — с трудом отдышавшись, сообщил капитан.

— Беда?

— На вершине Гранитного линкора поднят советский флаг!

Лицо майора позеленело. Он открыл рот, но говорить не мог, беспомощно опустился на табурет, через минуту вскочил, опрокинул стол, перевернул табурет и угрожающе двинулся на капитана.

— Где солдаты? — кричал он. — Где мои лучшие роты?! Где мой батальон?!

— Его больше нет! — еле выдавил капитан. — Они уничтожены!

— Расстреляю! Вернуть мне батальон! Отобрать у них вершину!

На вершине Гранитного линкора реял флаг. Однако Углов был озабочен: предстояло самое тяжелое — удержать высоту до окончания пурги, до начала общего наступления. Он понимал, что полковник Шредер любыми средствами попытается взять высоту обратно.

Наступило обеденное время. Над скалами висел полумрак. Усилился мороз.

Пока матросы карабкались на высоту, вели бой, они не ощущали холода, было даже жарко. Теперь, когда вершина была в их руках и они перешли к обороне, промокшая от пота одежда промерзла. Обсушиться и обогреться было негде. У людей зуб на зуб не попадал. Да и у капитана от озноба дрожало тело, болели икры ног, мышцы рук.

— Связь с генералом установлена? — спросил он у радистов.

— Товарищ капитан! — виновато глянул на командира Амас. — Рация...

— Не работает? — на мгновение дрогнуло лицо капитана.

— Так точно!—Амас опустил голову.— Вводе была... И пуля в нее попала...

— А может быть, исправите?.. Да, плохо! — сдержанно сказал Углов.— Запасная на пятом погибла... У нас нет связи с Угрюмым... А это значит, что нас, пожалуй, скоро будут считать погибшими...— Капитан решительно выпрямился.— Нужно во что бы то ни стало установить связь!

И он решил послать через линию фронта двух матросов для связи с генералом.

— Немцы силами до батальона перешли в контратаку,— доложил капитану посыльный, прибывший с западного ската высоты.— Командир взвода просит подкрепления!

— Передайте, атаку приказываю отбить наличными силами! Через десять минут буду у вас!

— Товарищ капитан! — докладывал посыльный командира группы, оборонявшей южные скаты высоты. — Противник нами отброшен!

— Потери? — нетерпеливо спросил Углов.

— Гитлеровцев порядком, даже не считали...

— У нас?

— Пять человек убитых и трое раненых...

Майор Гедгель, не постучавшись, вбежал в землянку полковника Шредера, который сидел за столом, накрытым белоснежной скатертью, и, казалось, спокойно пил черный кофе.

«Русские на вершине Гранитного, мой батальон погиб, а комендант, кофе распивает!» — стиснув зубы, подумал Гедгель.

— Как ваши контратаки, господин майор? — отпив несколько глотков кофе, с трудом сохраняя спокойствие, спросил полковник.

Майор подошел к столу. «О контратаках спрашивает, как у знакомой о здоровье!» — снова зло подумал он.

— Шесть наших атак провалились, господин полковник...

— Знаю.

— Мы понесли тяжелые потери!

— Знаю.

— Мой батальон погиб...

— Знаю.

— На вершине Гранитного линкора советский флаг!

— И это знаю!

«Он вездесущий!» — скрипнул зубами Гедгель.

Полковник невозмутимо пил душистый кофе.

— Чашечку кофе, господин майор! — предложил он.

— Благодарю, господин полковник!

— Жаль!

— Прошу немедленно подкрепления!

— Вам два часа назад были приданы три роты егерей? — Шредер отодвинул от себя пустую чашку.

— Их уже нет!

Глаза полковника угрожающе сузились:

— Вы обещали реванш!

— Мне нужны еще два батальона! Я сброшу этих «черных дьяволов» в пропасть! — горячился Гедгель.— Реванш будет!

Полковник поднялся из-за стола, прошелся по землянке, закурил сигарету.

— Какие силы противника на вершине? — что-то обдумывая, спросил он.

— Предполагаю, что не так много.

— Кто командует?

— Точно не знаю. Солдаты говорят, разведчик капитан Углов.

Полковник еще раз прошелся по землянке.

— Вы, господин майор, лично осматривали убитых матросов?

— Да.

— Ну и что скажете?

— Ничего. Обыкновенные трупы...

— Знаю, что трупы, — недовольно посмотрел на майора полковник. — Я хочу знать больше!

— Одеты в бушлаты или телогрейки, внизу фуфайки и шерстяное белье. На ногах валенки. Все в маскхалатах. А главное, — майор довольно улыбнулся,— у некоторых одежда застыла. Очевидно, при высадке они искупались.

— Это хорошо, очень хорошо! — просиял Шредер. — Патронов, гранат сколько при них, продовольствия?

— Энзэ —на одни сутки, боезапаса — на два хороших боя.

Полковник достал бутылку коньяку, открыл ее и налил два стакана.

— Пейте, господин майор! — улыбаясь, протянул он стакан Гедгелю. — За наши успехи!

— Но я прошу солдат!— бросил майор.

— Ни одного солдата!—жестко ответил полковник. — Атаковать высоту запрещаю! Бить по русским только артиллерией!

Майор Гедгель удивленно пялил глаза на коменданта. «Этот старый пес, однако, с ума спятил!»

— Вы шутите?!—спросил он.

— Никак нет, господин майор!

— Тогда ничего не понимаю!

— И понимать нечего.

— Ведь Гранитный линкор — ключ к русскому Северу! Это же наша основная крепость!

— Знаю.

— Не отобрав обратно высоты, мы должны будем откатиться в глубь Норвегии.

— Знаю.

— Значит, вы... — майор хотел сказать что-то страшное, Шредер перебил его.

— Немедленно оденьте потеплее посланных вам солдат, я дал уже указание интенданту, до отвала накормите их.— Полковник подвел майора к висевшей на стене карте.— Отрежьте все возможные подходы и отходы для «черных дьяволов». Закупорьте все дырки, да так, чтобы полярная мышь не могла прошмыгнуть к ним. Пусть для большевиков будет открытым одно место — пропасть! — зло засмеялся полковник.— Я знаю, пропасть им будет не по душе. «Черные дьяволы» все же люди, они любят жизнь!

— Понимаю, господин полковник!

— Вначале я уморю русских голодом, растерзаю артиллерийским огнем, — полковник прислушался к вою ветра, — а потом заморожу в сырых бушлатах, как в ледяных гробах, и сброшу в пропасть.

Настала ночь. Надоедливо, беспорядочно рвутся снаряды, кружит вьюга. Между камней, занесенных снегом, во вражеских траншеях, в затишках, сделанных наскоро из снежных сугробов, жмутся друг к другу матросы. Невероятно хочется спать. Однако стоит в такую вьюгу забыться человеку на час, и уж он больше никогда не встанет. Очень хочется тепла, а согреться негде. Есть одна возможность — двигаться, но матросы устали: они двигались беспрерывно уже более суток. Не железные же! Энергия иссякла. Ноги не подчиняются. Да и головы не поднимешь — артиллеристы Шредера взбесились... Хотя бы полчасика вздремнуть! Хочется есть... Очень хочется... Оставшуюся полусуточную норму продовольствия надо растянуть неизвестно на сколько. Может быть, на несколько суток... А может, завтра конец пурге и начнется наступление?!

— Глаза слипаются...

— Поесть бы...

— Братцы... коченеет все!

— А ты бегай, пляши, браток! — советует кто-то.

— Не могу... Ноги не двигаются!

— А мне тепло, совсем тепло...

— Только бы не заснуть, — сонно перебрасываются матросы.

Капитану и старшине отряда некогда и передохнуть. Они осматривают землянки на западных скатах вершины. Пока противник не беспокоит, нужно сделать все, чтобы дать возможность матросам просушить одежду и поочередно, хотя бы по часу уснуть.

— О! То добре будет хата! — осветив просторную теплую землянку, радовался старшина.— Да тут, товарищ капитан, сто человек обогреть можно!

Но капитан молча ощупывал массивные из сухого дерева нары и толстые деревянные балки перекрытий.

— Не то, что у нас... Лес под боком — вот и роскошничают! А дрова будут хорошие, — сухо сказал он.

— Дрова?

— Все землянки; пока не рассветлело, разобрать на дрова!

— Ничего не розумию! — чуть не плача, удивился старшина.— А як же люди? Они ж два дня очей не смыкали...

— Знаю.

— То ж за каким бисом губить таки добры хаты?

— Мы поместим в них людей, а артиллерия Шредера прямой наводкой уничтожит эта землянки.

— О то ж правда! — виновато улыбнулся старшина.— Была бы нам у сих хоромах могила...

Из всех трофейных землянок капитан облюбовал только две. Они находились между скал, были хорошо укрыты от артиллерийского огня.

— Одна будет нашим госпиталем, в другой станем обогревать людей и сушить одежду.

У землянок собрались матросы — главный резерв командира отряда. Они прятались от пронизывающей вьюги, прижимались друг к другу, прыгали, но когда подошел к ним командир отряда, все на секунду замерли, вытянулись.

— Положение тяжелое,— сказал Углов.— Мы окружены, отрезаны от наших баз. Продовольствия вместе с трофейным, если брать по норме, хватит еще на сутки... Буря не утихает. Сколько она продлится — неизвестно...

Матросы плотнее окружили командира. Углов ничего не скрывал. Он выслушивал советы, жалобы, предложения. Это помогало находить нужное решение.

— Самое главное — у нас нет связи с Угрюмым, — продолжал капитан. — Из посланных через линию фронта матросов один с трудом вернулся, другой погиб... Теперь перед нами задача — любым путем сообщить нашим, что мы держим в своих руках вершину Гранитного линкора.— Он с силой, всем корпусом, стряхнул с себя снег.

— Надо крепче подтянуть ремни! Суточную норму продовольствия разбить на пять суток. Мокрую одежду высушить в землянке-сушилке. Для смены на период сушки разрешаю использовать трофейную одежду. Как зеницу ока беречь каждую гранату, каждый кусок взрывчатки. Бить врага его же оружием. Трофеи большие! Отечественное — для крайнего случая!—Углов внимательно, строго всмотрелся в суровее лица матросов. — Точное выполнение этого распоряжения поможет нам удержать высоту! — Он до боли сжал в кулаки закоченевшие пальцы. — Гранитный линкор не отдадим!

Матросы мрачно молчали.

Не унимается, кружит вьюга, хрипло стонет в продырявленных пулями, темнеющих из-под снега касках и плачет, свистит в консервных банках.

Зорко смотрит в амбразуру из крытого окопа матрос Камушко, прислушивается к завыванию вьюги.

— Угомонились! — говорит он, разминая озябшие пальцы.

— А может, в другом месте хотят сунуться? — подал голос Гудков.

— Кругом уже совались, да охоту отбили.

— Мало нас,— сквозь сон бормочет Егоров.

— А как же наш капитан в начале войны в этих самых местах с одним взводом шредеровский полк не пустил на Угрюмый? — спросил Камушко.

Все замолчали. Кто-то облегченно вздохнул.

— Братва, а что ежели с этого пупка да рвануть нам через линию фронта? — вскочил всегда неуемный, нетерпеливый, как и Ерохин, Паша Гудков.— К ихнему Фугелю в гости!

— Сиди уж, Пашка! — потянул Гудкова за ногу сосед. — Да крепче держись за этот пупок!

— Ежели за одно место держаться — руки обморозишь! — огрызнулся Гудков.— Да черт возьми, у нас гранаты, автоматы в руках! — свирепел он.— Нападать, крушить, сметать все на своем пути надо!

— Остынь, Пашка! — сердился сосед.— Всем хвалишься, что из-под Енисея, сибиряк, а кипишь, как Амас.

— Не могу не кипеть!—не унимался Гудков. — С командиром отряда будут говорить! Только один он может понять меня!

— Тихо, — поднял руку Камушко, — гениальная идея!

Гудков сразу утихомирился: за гениальную идею он на все был готов.

— Выкладывай, Ваня, гениальную!—сказал он и настороженно притих.

Притихли и другие.

— Надо попросить разрешения у лейтенанта и прогуляться до фрицевских складов,— глотнул слюну Камушко.— Всем хлебушка хочется!

Гудков обхватил шею Камушко и чуть было не свернул ее.

— Золото у тебя, Ваня, а не голова!— Гудков еще раз тряхнул друга. — Черт возьми, да ты же герой!—сдержанно продолжал он. — Чую, зряшняя была против тебя раньше сплетня...

От этих слов Камушко даже присел. «Как ножом по сердцу полоснул!»

— Нет, не зряшняя, — опустив глаза, с трудом выдавил он.— Был я Паша, трусом... С поля боя однажды бежал! Трусом бы и остался, да спасибо майору Карпову и Ерохину,— он снова гордо поднялся.— Теперь не побегу!

— Лейтенант! — настороженно крикнул кто-то.

В окопе стало тихо.

— К нам идет, — луч включенного кем-то фонарика на секунду скользнул по стройной фигуре лейтенанта и погас.

— И здесь, как на параде!..— прошептал Камушко.

По просторному окопу четким, уверенным шагом, весь собранный, строгий, шел лейтенант.

«Вот это настоящий командир!» — восхищались матросы. Те, у кого был непорядок в одежде, чувствовали себя неловко и виновато. «А, черт возьми, почему бы и мне не быть таким!» — подумал Паша Гудков, вытягиваясь перед лейтенантом.

Юрушкин озабоченно всматривался в знакомые лица матросов. Несмотря на трудный бой, он был удовлетворен внешним видом подчиненных.

— Отдохнули? — спросил лейтенант.

— Пару часиков! Теперь закусить бы...

На лице лейтенанта собрались мелкие морщинки. Он промолчал. Ему тоже хотелось есть.

— К-как чувствует с-себя матрос Гудков? — оглядывая матроса, ласково спросил он.

— Плохо, товарищ лейтенант!—вызывающе бросил тот.

— 3-знаю, есть хотите?

— Хочу, конечно, но не это, товарищ командир, главное!

— А ч-что же?

— На одном месте киснуть не хочу! А еду я штыком добуду! Руки чешутся!

— П-понимаю вас, т-товарищ Гудков, и согласен с вами! — снова повеселел лейтенант.— С-скоро ударим по ним!

— Не могу больше, не могу!—вплотную придвинувшись к Юрушкину, хныкал молодой матрос.— Ноги не слушаются уже... Есть, есть, хочу...

Лейтенант на мгновение растерялся: он не знал, как ответить на справедливое требование подчиненного. Вместо ответа Юрушкин достал из кармана кусочек хлеба и торопливо протянул его матросу.

— Возьмите!

— Эх ты! Нытик!— Егоров гневно отвел протянутую за хлебом руку матроса.— Командира обидеть не дадим!.. Да ты такой же энзэ получил, как и он...

— Командир тоже не железный!

— Стыдно! — зашумели матросы.— Не по-товарищески это!

— Отставить! — строго поднял руку Юрушкин.

Матросы притихли.

— В-возьмите! — приказал он матросу.

— Лучше на гауптвахту пойду, товариш лейтенант, но теперь не возьму! Не подумал я...

Юрушкин положил кусочек хлеба обратно. Камушко рассказал ему о своей идее.

— М-молодец, хорошо! — загорелся и Юрушкин. — Немедленно доложу к-командиру отряда, уверен, что он р-разрешит!

— Расположение складов противника я знаю!— обрадовался Камушко.— Разрешите только!

Выслушав предложения матросов, Юрушкин ушел к командиру отряда.

— Ды хошь убейте, в голове не умещается, — проводив взглядом Юрушкина, задумчиво сказал Камушко.

— Что, Ваня? — озабоченно спросил Гудков.— Не ту идею придумал?

— Ды не про то я!

— А о чем же?

— О лейтенанте Юрушкине... Когда в полку был — пять незаслуженных взысканий дал мне...

— А мне шесть!

— Мне восемь! — подал голос еще кто-то.

— Он их сыпал направо и налево! — вмешался Гудков. — Мне тоже попадало... Но он спас мне жизнь!

— Теперь его не узнаю,— продолжал задумчиво Камушко.

...Завидев лейтенанта, Углов с досадой провел ладонью по небритому лицу. Юрушкин, по-прежнему соблюдая все правила устава, подошел к командиру. Бледное, тоже сильно осунувшееся лицо его было гладко выбрито. Если бы не воспаленные от недосыпания глаза и припухшие от недоедания губы, он выглядел бы так, как выглядит образцовый офицер на приеме.

«Молодец, майор Карпов не ошибся в нем!» — подумал капитан.

— Т-товарищ к-капитан, по вашему приказанию лейтенант Юрушкин явился.

Углов крепко пожал ему руку.

— Наши люди голодны,— негромко сказал капитан.

— Так точно, товарищ командир! Люди хотят есть!

— Поручаю вам, как офицеру, завоевавшему доверие матросов, накормить их!

В глазах лейтенанта промелькнуло удивление, смятение, испуг. Потом он вспыхнул, на щеках заиграл румянец: теперь Юрушкин, не щадя своей жизни, оправдает доверие командира!

— Р-разрешите узнать, т-товарищ капитан,— обратился лейтенант к Углову.— Откуда я должен взять п-продукты?

— Со склада полковника Шредера.

— К-каким образом?

— Точно таким, каким мы взяли у него вершину Гранитного линкора, вооружение, боеприпасы,— сказал капитан.— Мы воины, у нас есть оружие, значит, должно быть и продовольствие!

— П-понятно, товарищ капитан! — гордо поднял голову лейтенант.— П-приказ будет в-выполнен!

Углов присел на камень, предложив присесть и Юрушкину.

— В помощь вам выделяю матросов Камушко, Гудкова, Сибиряка,— уже неофициально сказал Углов.— Эти и на тигра верхом сядут! — мягко улыбнулся он.

— Спасибо! — оживился Юрушкин.

— Задача трудная! — Углов внимательно посмотрел на Юрушкина.— Мы в непролазном огневом кольце.

— Да,— согласился лейтенант.

— Как же вы преодолеете его?

— Боем!—сказал Юрушкин.— П-прорвемся через окружение левее юго-восточной лощины,— лейтенант раскрыл планшет и показал командиру место прорыва.—Т-там за скалистой высотой п-продовольственный склад.

— Не годится! — строго остановил его капитан.— Только людей напрасно потеряете.

— Д-другого выхода нет! — скрывая растерянность, оправдывался Юрушкин.

— Есть! Надо использовать пургу,— капитан показал точку на карте.— У подножья ската, где вы наметили прорыв, от наших позиций тянется до скалистой высоты глубокая лощина. Она пересекает окопы и траншеи противника.

Помрачневшее было лицо лейтенанта вспыхнуло. Ему не терпелось продолжить мысль капитана.

— Надо скрытно пройти по лощине, выбраться к высоте, незаметно подойти к продовольственным складам, без шума снять охрану... и взять продовольствие.

— Ясно, т-товарищ командир! — воспрянул духом Юрушкин.

— Поручаю это вам, как лучшему офицеру! — просто сказал Углов.

Впервые капитан назвал Юрушкина лучшим офицером.

— Р-разрешите выполнять?— благодарно спросил он.

Капитан медлил с ответом. Он подошел к Юрушкину, в упор посмотрел в его удивленные глаза. Углов давно собирался спросить лейтенанта про Лену.

Все эти тяжелые, опасные для жизни дни Углов хранил в своем сердце ее образ, ставший неразрывной частью его самого.

О многом хотелось ему спросить у Юрушкина, но он не спросил.

— Выполняйте! — сурово сказал командир отряда.

...Ползли они осторожно, не поднимая головы. За ними тянулся след: продавленная животами в рыхлом снегу траншея. Свистит в лощинке между камней ветер, колюче хлещет в разгоряченные лица мелкой снежной пылью, завихривает поземкой.

Впереди Семен Сибиряк, за ним цепочкой, на равном расстоянии, Павел Гудков, Иван Камушко. Их трудно узнать, они похожи на вражеских разведчиков: те же, под камень и снег, маскировочные халаты, каски, автоматы.

— Эка, черт возьми, зачем мучаем себя? — ворчал Гудков. — Надо встать да идти во весь рост!

Сибиряк молчал. Он будто не слышал товарища. За весь путь он не проронил ни слова. Только мотнет головой: вперед, мол, и все.

Нелегок был путь — глубокий рыхлый снег, непроглядная пурга, опасность подкарауливала на каждом шагу.

Однако почему бы не сделать так, как предлагает Гудков? Но Сибиряк твердо помнил слова, сказанные Угловым: «Не думай, что враг глупее тебя!»

Матросы остановились. Совсем рядом справа и слева ударили пулеметы. Впереди ясно слышались непонятные голоса, мелькнули трое и скрылись. Ветер донес хруст снега. Подождали минуту и поползли дальше. Говор пулеметов слышался уже позади. Миновали передний край. Теперь не так опасно: можно сойти за солдат противника. Да и кто узнает их ночью в такую темень и пургу!

Поднялись, проверили автоматы, пошли во весь рост. Вот и грибообразная скала, за ней, где-то недалеко, должны быть продовольственные склады.

Вдруг из-за скалы появилось до взвода егерей. Матросы непроизвольно взялись за гранаты, но егеря прошли мимо, не обращая на них никакого внимания.

— За своих приняли! — обрадовался Сибиряк.— Теперь скорее к складу!

Движение егерей вокруг усилилось. Трудно было определить, долго ли оно продлится. Сибиряк приказал возвращаться.

Они продвигались по знакомой лощинке. Иногда отсиживались за камнями, иногда шли во весь рост.

Завьюженное небо над Гранитным сделалось светло-багровым от частых разрывов тяжелых снарядов.

— Штурмуют Гранитный, — Сибиряк до крови прикусил губу и быстрее пополз дальше.

Над головами матросов просвистели пули, совсем близко разорвалась граната, затем другая, третья.

Вот уже видны четыре камня. В ста метрах от них свои, но здесь опаснее — передний край. Враг ведет по Гранитному ожесточенный огонь.

— А что если наши...— начал было Камушко.

— Отступили? — докончил его мысль Гудков.

— Тсс...— Сибиряк поднял автомат.— Нас окружают.

Матросы укрылись за камни. Все пути были отрезаны.

Егеря уже близко... Вот они появились в нескольких шагах. Сколько их!

Сибиряк дал в сторону Гранитного ракеты, как они условились с капитаном.

Капитан Углов видел со своего командного пункта три красные ракеты над районом четырех камней.

Он ответил «Вижу!», а помочь Сибиряку пока не мог. Полковник Шредер неожиданно начал штурм Гранитного. Со всех участков обороны командиры докладывали Углову об опасности. Против отряда действовали свежие силы. Артиллерия врага крушила Гранитный.

В нескольких местах противнику удалось вклиниться в оборону североморцев. Казалось, выхода не было. Что делать, как сорвать штурм врага? В резерве капитана осталось десять человек. С такой силой положения не изменить.

«Ты же опытный разведчик, капитан! — обветренное осунувшееся лицо командира отряда сделалось неподвижным, в глазах появился холодный блеск.— Отряд погубишь!»

Над четырьмя камнями вновь взвились красные ракеты. Сибиряк еще раз просил помощи.

Командир правофланговой группы доложил, что врагу удалось вклиниться в глубь обороны отряда. О том же доложили с левого фланга.

Еще три красные ракеты окровавили ночь над Гранитным. Это взбесило артиллерию Шредера.

— Не любят левого фланга! — и вдруг строгий капитан на мгновение снова превратился в озорного гуреевского Кольку. — Есть выход!

Капитан срочно вызвал к себе Ерохина.

— Назначаю вас командиром батальона! — неожиданно сообщил он Леониду.

От удивления тот даже онемел. И, очевидно, недоброе подумал о своем командире.

— Ставлю вам задачу: отвлечь на свой батальон силы врага! — серьезно продолжал Углов.

— А где же мой батальон? — оправившись, робко спросил Ерохин.

Углов, загадочно улыбаясь, посмотрел на него.

— В вашем распоряжении три командира роты!— указал он на трех матросов, стоявших рядом, и приказал принести несколько ящиков трофейных ракет.

— Это ваша сила! Красные ракеты! — он показал Ерохину точку на карте. — Немедленно проберитесь в Круглую лощину!..

Семен приподнял голову, автоматные очереди ударили о гранит, острые песчинки больно хлестнули в лицо.

— Опять, язви их, лезут! — Гудков приготовил к броску гранату. — Вон сколько!

Камушко вскинул автомат. Егеря наседали со всех сторон. Это, пожалуй, последняя атака: троих матросов надолго не хватит. Отходить некуда.

Но странно: кругом стало как будто светлее.

Над районом Круглой лощины в завьюженном небе разгоралось багровое зарево, оно светлело, ширилось, росло. Сразу замолкла артиллерия...

Только ветер не умолкал. Он тревожно кружил снежинки, похожие на застывшие капли крови.

Противник замешкался. На северо-западе стаи красных ракет множились, лопались и рассыпались в тысячи мелких красных звездочек. Было похоже, что над Гранитным линкором поднялся кровавый ураган.

— Ничего не понимаю!—широко раскрыл глаза Гудков, не зная, радоваться ему или огорчаться. — Что это, Сеня?

— Ды это помощь к нам, десант! — радостно бросил Камушко. — Не меньше полка наступает...

Сибиряк только пожал плечами.

Зарево перемещалось то вправо, то влево. Артиллерия врага перенесла туда огонь. Штурм Гранитного прекратился. Скоро на его вершину осело холодное безмолвие. Разрывы снарядов, слышались только в районе Круглой лощины.

— Кто же это там? Может, и вправду наш десант?—обрадовался Сибиряк.

Радость скоро исчезла: егеря снова поднялись и пошли в атаку. Опять завязался бой. Ерохин принял удар на себя.

Теперь на выручку Сибиряка! С десятью матросами Углов уже был в районе четырех камней. Силы оказались неравными: егерей было в три раза больше. Но Углов, как всегда, рассчитывал на быстроту и внезапность: он нападал с малых дистанций. «Чтобы враг опомниться не успел, — учил он матросов, — больше шуму в период броска, будто не десять нас, а целая рота!»

Матросы точно выполнили наказ командира: бросок десяти человек получился таким стремительным, внезапным и шумным, что противник бросил оружие, а Сибиряк чуть было не разрядил автомат в своего капитана.

— Т-товарищ к-капитан, ваш п-приказ накормить отряд мною не выполнен! — стараясь сохранить спокойствие и еще больше заикаясь, доложил Юрушкин.— Не смог!

Капитан строго смотрел на лейтенанта.

— Плохо!

— Я его еще в-в-выполню!

В кабинете за массивным письменным столом, откинувшись на мягкую спинку стула, сидел генерал Фугель. Перед ним, вытянувшись, стоял полковник Шредер.

Генерал неприязненно смотрел на полковника. За внешней веселостью, как подметил полковник, он скрывал тревогу и страх. На столе лежали сводки генерального штаба о положении на Восточном фронте.

«Выпрямляя линию фронта, наши армии отходят из района Кишинева», — говорилось в одной из них.

«Разгром фашистских войск в районе города Яссы, — сообщалось в перехваченной радиосводке Совинформбюро. — У северных берегов Норвегии советские торпедные катера в течение дня потопили семнадцать боевых кораблей противника».

От всех этих сводок скверно было на душе у генерала, а у полковника — еще сквернее.

«Вот такие, как этот самонадеянный осел, разваливают великую армию великой Германии,— глядя на генерала, думал Шредер.—Такие, как он, стоят на моем пути!»

— Прошу подкрепления, господин генерал! — отчеканивая каждое слово, сказал он. — По моему предположению, Семин готовит против нас наступление. Захват Гранитного — прелюдия к нему.

— Ерунда! — вспылил Фугель. — Большевики не так глупы, чтобы напрасно терять силы в северных камнях. Они перешли в широкое наступление на главных направлениях. Наши армии, как мельницы, перемалывают их силы. В эти мельницы они в конце концов вынуждены будут бросить и «черных дьяволов».

— Согласен, господин генерал, большевики не глупы, они не ради рыцарского бахвальства часто наступают малыми силами на наши большие. Семин сковывает на севере лучшие немецкие дивизии. Он не дает нам возможности перебросить их на спасение наших армий, бегущих на Западе.

Генерал нетерпеливо поднялся.

«У этого «Стального» стальная логика, но я тоже не слепой!» — скрипнул он зубами.

Генерал развернул испещренную разноцветными стрелами карту. На ней черным карандашом была подробно обозначена дислокация частей и подразделений укрепленного района Гранитный линкор, красным — предполагаемое расположение частей и подразделений противника. Огромная черная стрела угрожающе вонзилась в полуостров Угрюмый через узкий перешеек — направление главного удара. Другие две, справа и слева, нависли над флангами русских: вспомогательные удары — десант через залив.

Генерал Фугель называл этот разработанный «стальным» полковником план разгрома русских в укрепленном районе талантливым.

Он сосредоточенно рассматривал сердце крепости—Гранитный линкор.

Лицо его сделалось мрачным: там, зажатый в кольце изогнувшихся черных стрел, будто настороженный еж, ярко горел прямыми острыми иглами красный кружок — обозначение русского отряда.

— Захват вершины — глупая авантюра генерала Семина,— самодовольно бросил Фугель,— ненужная потеря людей. Отряд «черных дьяволов» сам пришел под наш конвой. Он будет уничтожен! Семин поступил безрассудно!

— Это не авантюра, господин генерал, и не безрассудство,—еще резче чеканил Шредер.— Я вижу в этом опасные для нас последствия! Гибельные!

— Какие?

— Заняв господствующую вершину, русские, изматывая наши силы, постараются удержать первоклассный наблюдательный пункт до улучшения видимости.

— Что дальше? — нахмурился генерал.

— Дальше, — сурово повторил Шредер, — станет им все видно. Наша оборона откроется перед наблюдателями противника.

— Вы хотите сказать,— с неохотой продолжил мысль полковника генерал, — что если до сих пор мы господствовали над Угрюмым, то теперь, когда их отряд под нашим конвоем, они будут господствовать над нами?

— Да, именно так я и хотел сказать, — недружелюбно улыбнулся Шредер. — Не дай бог, если Семин перейдет в наступление. Тогда вершина Гранитного в руках его наблюдателей станет памятником гибели нашей славы...

Снова этот «Стальной» был прав! Но Фугель не хотел признавать своего поражения.

— Ответьте мне, господин полковник, что будет, если всунуть голодному волку в зубы кулак?

— Волк откусит его, разжует и проглотит, господин генерал!

— Отлично поняли мою мысль!—довольно улыбнулся Фугель. — Надо немедленно разжевать и проглотить этот обреченный, брошенный нам на съедение отряд «черных дьяволов»!

— В вашем случае вы правы, господин генерал, но у нас кулак всунут не в зубы, а глубже — в самую пасть, ближе к глотке.

— В этом случае зверь изрядно помнет кулак и неразжеванным проглотит его! Отличная закуска!

— Согласен, волк изрядно помнет кулак, но зубы сжать он не сможет — пасть не закроет: кулаком подавится!.. Наше положение похоже на положение такого волка; отряд «черных дьяволов» железным кулаком застрял у нас в глотке!

— Измором, холодом, голодом душить его! — нервничал генерал. — Долго не продержится!

— Пробовал, — мрачно бросил Шредер, — у них нечеловеческая выдержка. Уже свыше трех суток держат они высоту. Семин может начаты наступление...

— Довольно! — Фугель поднял руку. — Приказываю: в течение двадцати четырех часов уничтожить отряд противника, захвативший вершину Гранитного линкора!

— Подкрепление!

— Выделяю третий полк дивизии «Пантера».

— Приказ будет выполнен, господин генерал!— самоуверенно бросил полковник.

Шредер считал правый фланг воротами к вершине. Здесь он еще в первый год создал надежную сеть оборонительных сооружений. А теперь полюбуйтесь — в его же сооружениях прочно укрепились морские пехотинцы. Они блаженствовали в его окопах; стреляли из его пулеметов, его патронами, по его же солдатам. Такого «нахальства». Шредер не мог оставить без наказания.

Вошел начальник штаба-

— Что-нибудь новое? — беспокойно посмотрел на него Шредер.

— Да.

Шредер вскочил.

— Правее Чёрной скалы наши береговики завязали бой с новой группой русских десантников,— докладывал Гецке,— у Желтых камней наблюдается активное действие их разведки.

Полковник задумался. «Генерал Семин кого-то энергично разыскивает... Возможно, он не знает о судьбе своего отряда... В такую непогоду трудно со связью... Великолепно! Если так, я помогу ему!»

— Господин подполковник! — чуть улыбнулся он,— заготовьте радиограмму: «Угрюмый, генералу Семину. В связи с преждевременной трагической гибелью вашего отряда, пытавшегося взять вершину Гранитного линкора, выражаю вам и всему вашему гарнизону глубокое соболезнование. Полковник Шредер».

Не перестает буйствовать вьюга. Завалило сугробами землянки. Запропастились неизвестно куда проторенные тропы, не разыщешь наезженной дороги. А еще труднее кораблю в море. Но гарнизон Угрюмого живет в эти дни необычайной жизнью. В укрытые от ветра бухты, пользуясь плохой видимостью, преодолевая шторм, приходят корабли. От причалов к линии фронта, пробиваясь сквозь сугробы, движутся мощные гусеничные тракторы. Буксуя, гудят на крутых подъемах грузовики. Барахтаются в глубоком снегу разгоряченные лошади. Вспотевшие артиллеристы помогают им вытаскивать тяжелые пушки. Труднее всего приходится саперам: наперекор вьюге они расчищают дороги, вытаскивают застрявшие в снегу автомашины, обезвреживают минные поля.

С Большой земли на подмогу морякам прибыли армейские части.

Оживленно на передовой линии: в крытых траншеях, между камней и землянок мелькают группы добротно одетых матросов и пехотинцев.

В приподнятом настроении суетятся у складских территорий хозяйственники: много доставлено им в эти дни продовольствия, боеприпасов, снаряжения.

Для гарнизона Угрюмого наступил долгожданный час. Командующий забыл про еду и сон.

С представителем армии он побывал уже на главных участках подготовки к наступлению. Все шло хорошо. Радио приносило радостную весть: советские войска всюду одерживали победу. От этого настроение у североморцев было приподнятое, наступательное. «Наши везде громят врага, а мы чего-то ждем. Наступать надо! Сбросим фашистов с Гранитного в пропасть!» — только и разговоров среди них.

— Скоро и на нашем Угрюмом настанет праздник! — загадочно улыбались матросам командиры.

Только генерал Семин не улыбался: чувствовал себя совсем плохо.

Ведь успех предстоящего наступления зависел от успеха операции капитана Углова, генерал же ничего не знал о судьбе отряда. Принятые им меры по розыску Углова пока не дали результатов.

Высаженные для поисков две усиленные разведывательные группы вторые сутки вели неравный бой на территории врага. Правда, они вынудили полковника Шредера сосредоточить против себя значительные силы.

«Если отряд Углова на вершине Гранитного, то наши действия помогут ему»,—говорил генерал матросам. Эту задачу десантники выполняли успешно, но разыскать исчезнувший отряд им все не удавалось. Поэтому командующий был не в духе. Он вошел в землянку... Петр Иванович озабоченно засуетился около него.

— Как в воду канул! — снимая обледеневший, заснеженный полушубок, сказал генерал. — А я тоже хорош: не мог связью обеспечить отряд.

Петр Иванович быстро и ловко накрыл стол для завтрака.

— Не такой у нас капитан, товарищ генерал, чтобы зазря кануть! — заявил он. — Мы его с ног сбились ищем, а он небось давнешенько на самой верхотуре сидит!

Лицо генерала чуть посветлело. Слова Петра Ивановича подтверждали его предположение. Но предположение еще не доказательство, и выносить определенное решение на его основе было рискованно.

Генерал позвонил начальнику штаба, и опять то же самое: связи с отрядом капитана Углова нет.

Петр Иванович подвинул к нему горячий завтрак, генерал не дотронулся до еды.

Оставшись один, Семин позвонил командующему флотом, доложил о безрезультатных поисках отряда. Видно, неласково говорил с ним адмирал. Генерал сердито положил трубку, зачем-то сложил, потом снова развернул карту, отбросил ее, рывком поднял телефонную трубку и вызвал к себе начальника штаба.

Нерадостным пришел полковник Федоров. Он так же, как и командующий, не спал много ночей.

— Ну как? — сдерживая волнение, спросил Семин.

— Боезапаса и продовольствия у них на одни сутки.— Полковник помолчал.— Катер с продовольствием, резервной радиоаппаратурой и боеприпасами затонул...

— Да.

— Люди одеты легко, для быстрого действия... В такую стужу долго не выдержат: обогреться негде...

— Продолжайте...

— Связи с нами нет. Возможно, и последняя рация испортилась...

— Дальше!

Полковник укоряюще посмотрел на генерала, словно только он, генерал, был в этом виноват.

— Отряд отрезан от своих баз широким заливом, а с суши — неприступной обороной Гранитного линкора! — неумолимо продолжал Федоров.

— Что из этого следует? — жесткими стали черты лица генерала.

— Следует одно, товарищ командующий: возможно, отряд погиб... — открыто глянул полковник в глаза генералу.

Семин резко поднялся. Полковник вытянулся.

— Или же, — в том же тоне продолжал он, — Углов прорвался в глубокий вражеский тыл и стал партизанить.

Семин сел.

— Последнее не в характере капитана Углова: он скорее погибнет, чем оставит невыполненной поставленную перед ним задачу...

— Не согласен! — упрямо сказал генерал. — Рано заупокойную читаете отряду. Углов на вершине Гранитного линкора!

— Разрешите узнать, на чем основаны ваши предположения, товарищ генерал?

Сдерживая волнение, Семин взял папиросу, предложил закурить полковнику.

— Вы говорите, что отряд погиб. Тогда почему молчит немецкое командование? — Семин выжидательно посмотрел на полковника.—Случись этакое, да они бы шум подняли на весь мир!

— Безусловно, — согласился Федоров. — Но из тактических соображений им, возможно, это сейчас невыгодно.

— Допускаю такое соображение. Зачем тогда Шредеру понадобилось, как доносит наша разведка, брать собственный наблюдательный пункт, расположенный на вершине, в непролазное окружение!

— Непролазное окружение — предположение разведчиков. Почему нельзя думать, что Шредер в этом месте сосредоточивает против нас сильный кулак?

— И это возможно,— обдумывая каждое возражение полковника, ответил генерал.— Те же разведчики доносят, что по ту сторону Гранитного обнаружено небывалое оживление среди войск противника.

— А почему нельзя понять это оживление, товарищ генерал, как подготовку к наступлению?

— Можно понять и так,— согласился Семин.— Однако еще факт: почему с момента исчезновения угловского отряда, как рассказывают матросы из боевого охранения, самые бойкие огневые точки, расположенные на восточном скате вершины, бездействуют?

Федоров задумался: этот вопрос он задавал себе не раз.

— По рассказам тех же матросов,— продолжал-генерал,— они слышали сильную перестрелку со стороны вершины. Похоже, что там шел бой.

— Мне об этом докладывали, перестрелка была слышна в течение всей ночи, а к утру, говорят, оборвалась,— оживился Федоров.

— Чем это можно объяснить? — настойчиво продолжал генерал.— У фашистов восстание?

— Не думаю...

— Случай с телом угловского связного, найденным между нашим боевым охранением и вершиной. Как он мог туда попасть? Откуда?

— Только с той стороны, с вершины,— вынужден был признать полковник.— Очевидно, попав на вершину, командир отряда пытался наладить с нами живую связь...

— Значит, вы тоже начинаете убеждаться, что-отряд находится на вершине Гранитного?

— Возможно, был...

— А сегодняшняя стрельба?

— Она оборвалась...

— Вы думаете...

— Я стараюсь, товарищ генерал, не думать об этом...

Сомнения полковника омрачили генерала. Оба тяжело молчали. Нарушил молчание Карпов. Он ворвался в кабинет генерала.

— Товарищ командующий! — с трудом сдерживая волнение, сообщил он,— Полковник Шредер только что сообщил по радио свое соболезнование: будто вчера в районе Гранитного им был уничтожен отряд советских морских пехотинцев!

— Так я и предполагал,— помрачнел полковник.

— Врут! — гневом полыхнули глаза генерала,— Соболезнуют о вчерашнем, а сегодня ночью вели на высоте бой! Запутать нас пытаются!

— Об уничтожении отряда сообщил всему миру Геббельс,— добавил Карпов.

— На то он и Геббельс!

— Лжет,— нетерпеливо поддержал Карпов.

Генерал повеселел. Начальник штаба развернул

карту.

— Немедленно высадить четвертую разведгруппу вот в этом месте,— Семин сделал карандашом жирную отметку на карте.— Разведчики должны, не ввязываясь в бой, мелкими группами просочиться в расположение противника, окружающего вершину с запада, захватить «языка» и через него узнать о местонахождении угловского отряда!

— Отряд к высадке готов, товарищ генерал, — доложил Федоров.

Получив приказ, полковник ушел.

— Однако положение серьезное,— задумчиво, проводив глазами полковника, сказал генерал.— Нельзя не прислушиваться к сообщениям врага.— Он покосился на Карпова.— Опасения полковника не лишены основания.

Загрузка...