4

Я провожу весь следующий день с моим Дорогим Дневником, и единственным важным достижением стало то, что мне удалось точно определить местоположение другой-Кейт – Чикаго. Это немного странно, потому что я никогда не была в современном Чикаго, только в версии 1893 года. Трудно представить, что горизонт, который я вижу за ее окном, – тот же самый, который я видела несколько месяцев назад.

Со временем дневник становится интереснее, наверное, потому, что другая-Кейт стала пропускать дни, а иногда и недели между записями. Так что теперь вместо бесконечных записей о ее тренировках и прочих ежедневных мелочах она садилась за отчет, только когда ей было что рассказать.

Я только собиралась нажать на следующую запись, как зазвонил мой телефон. В моей недавно урезанной социальной жизни есть только четыре человека, от которых я могу ждать звонка: мама, папа, Трей или «Извините, ошиблись номером». Я очень надеюсь на третий вариант.

Это вариант номер один.

– Привет, мам. Что случилось?

– А что-то должно было случиться? Неужели я не могу просто поговорить со своей любимой дочерью?

– Можешь, но что случилось?

Она смеется.

– Ладно, признаюсь. Так и есть. Не хочешь сходить на ужин в «О’Мэлли»?

Я уже собираюсь отказаться, потому что это был долгий день и я устала, но сейчас только пять часов вечера. Поскольку мама ничего не знает о моей второй жизни путешественника во времени, ей будет больно, если я откажусь. А в «О’Мэлли» есть луковые кольца. Огромные, жирные, сочные, очень, очень вредные луковые кольца с идеальным количеством специй.

Наверное, я слишком задумалась, потому что она продолжает отстраненно:

– Но если у тебя уже есть планы…

– Вообще-то, мам, звучит здорово. Встретимся там или в доме?

– Нет-нет. Я за тобой заеду.

– На чем, на твоем велосипеде? Со мной на заднем сиденье придется долго ехать до «О’Мэлли».

– Я сейчас возле проката авто напротив кампуса, и здесь стоит тот милый маленький синий «Мини-Купер» с откидным верхом. Помнишь его?

– Да…

– Что ж, он снова меня испытывает. Думаю, мне придется арендовать его на пару часов.

– О-о-кей, – тяну я с подозрительной ноткой в голосе. Это не похоже на маму. Мало того что она арендует машину (а с тех пор, как мы переехали в Вашингтон, она делала такое раз пять от силы), так она еще и едет сюда, к дому Кэтрин. Для нее это все равно что добровольно войти в логово зверя. Теперь я уверена, что что-то не так.

– Дай угадаю. Ты встретила мужчину своей мечты, и теперь сбегаешь, чтобы жить на уединенном острове на берегу Тихого океана, доверившись матери-природе.

Она снова смеется.

– Да. А еще я выиграла в лотерею. Ты свободна в полшестого?

* * *

Я доела свой кобб-салат, и в баскете, стоящем рядом с моей тарелкой, осталось два луковых кольца. Я поднимаю вилку и вонзаю ее в красно-белую клетчатую бумажную салфетку в нескольких сантиметрах от мизинца моей матери.

Она же прекрасно знает.

– Дебора Пирс, – говорю я самым строгим голосом, на какой способна, – вы в шаге от нарушения третьего параграфа, части второй Соглашения о луковых кольцах. Держите руки при себе, леди.

У нас с мамой есть договоренность насчет «О’Мэлли» – мы не делимся луковыми кольцами. Та, что не может держать в узде желудок и съедает все свои луковые кольца еще до основного блюда, должна смириться и терпеть.

К несчастью, глядя на эти последние два кольца в своей тарелке, я вспоминаю, как Трей угостил меня кольцами из «О’Мэлли» после моего первого тестового перемещения к мемориалу Линкольна и в наш последний день перед перемещением на выставку. Это, безусловно, напоминает мне и обо всем остальном, что происходит в моей жизни, о чем я не могу говорить с мамой.

Мама, будучи мамой, естественно, замечает изменения в выражении моего лица.

– Эй, я правда не собиралась красть твое луковое кольцо. Хотя я почти уверена, что тебе они положили больше, чем мне. Не напрасно ты, видимо, кокетничала с тем официантом.

Я поднимаю бровь.

– Я не кокетничала с официантом!

Она усмехается.

– Нет, и ты его даже не заметила. А он довольно симпатичный. Неужели все так серьезно с тем мальчиком, с которым ты встречаешься, что теперь ты даже не взглянешь на такого горячего парня?

Я не хочу сейчас говорить о Трее. Я рассказала ей правдоподобную полуправду о наших отношениях, сказав, что встретила его в Брайар Хилл, на вечере для новеньких учеников, и что мы встречались несколько раз. Все это более или менее являлось правдой, и поскольку мне пришлось опустить детали об альтернативных временных линиях, я не рассказала о том, что встреча наша произошла на его пороге и что мне пришлось убеждать его, чтобы организовать эту встречу.

Поэтому я протыкаю вилкой одно из моих оставшихся луковых колец и отправляю его на мамину тарелку. Я сделала это отчасти ради отвлечения внимания и отчасти потому, что они правда уже не выглядят так соблазнительно, после того как мои мысли обратились к Трею.

– Кто ты и что ты сделала с моей дочерью? – мама бросает на меня фальшиво-злобный взгляд, и на мгновение я замечаю в ней сходство с Солом. По какой-то причине я думала о нем только как об отце Пруденс или как о своем дедушке, но никогда не задумывалась над тем, что он и ее биологический отец. Я не должна удивляться, что в них есть некоторое сходство, но должна признать, что меня это немного пугает.

Я одариваю ее скованной улыбкой.

– На самом деле в Соглашении говорится, что любая из сторон может добровольно предоставить контроль над луковым кольцом другой стороне.

– Верно, но такого никогда раньше не случалось.

– Может быть, я просто повзрослела и решила, что мне приятно делиться?

– Хм. Только если ты не ждешь от меня взаимности.

– Договор остается в полной силе. И, по правде говоря, у меня был скрытый мотив. Я хочу поскорее доесть, чтобы ты, наконец, рассказала мне свою важную новость.

Она увиливала от этого разговора с тех пор, как подобрала меня. И я ошибалась, когда говорила, что она отважилась войти в логово зверя. Она позвонила в 17:40, спустя десять минут после того, как должна была подъехать к дому Кэтрин, и сказала, что опаздывает и мне нужно пойти к ней навстречу, иначе мы потеряем наш столик. В вечер четверга… в месте, где бронирование не рекомендуется, не говоря уже о его необходимости. Да, конечно, мам. Ты сохранила свой титул Королевы Избегания.

Я доедаю последнее луковое колечко и вытираю пальцы салфеткой, лежащей у меня на коленях.

– Ладно, теперь мы съели все до последнего кусочка. Так что выкладывай.

– Не хочешь десерта?

– Нет! Хватит тянуть время.

– Отлично, – говорит она, нервно махнув рукой, что не совсем характерно для нее. – Я просто очень взволнована этим и немного… колеблюсь. Не знаю, как ты отреагируешь на это.

– Эмм, ладно. – Я бросаю на нее вопрошающий взгляд. – Я не могу не задать тебе вопрос, который ты повторяла мне много-много раз: «Кто из нас мать, а кто дочь?» В прошлый раз мы сошлись во мнении, что мать все-таки ты, поэтому, если с тех пор ничего не изменилось, зачем же тебе мое разрешение?

– Мне не нужно твое разрешение, но я не хочу, чтобы ты чувствовала себя брошенной. Мне предложили кое-что невероятное, научную стажировку с преподавательской деятельностью. Но это в Италии. На год.

Должно быть, выражение моего лица немного изменилось, потому что она тут же продолжает:

– Я уверена, что будут другие возможности…

– Нет, нет, – я не могу признаться ей, что это выражение было вызвано дежавю, потому что я только недавно слышала нечто очень похожее в дневнике другой-Кейт. – Правда, мам. Расскажи больше об этом.

Она скептически смотрит на меня.

– Это всего лишь исследовательский грант. Я могу отложить все это на пару лет, пока ты не поступишь в колледж, – говорит она, хотя по ее голосу я могу сказать, что она не сильно верит в это.

– Хм… Я попросила рассказать мне больше, а не объяснять, почему ты не должна ехать. Где именно в Италии? Чем ты будешь заниматься? Когда тебе нужно будет уехать?

– Это недалеко от Генуи, но мне придется побывать в пяти или шести разных городах Европы, а также в Африке. Частный источник финансирует сбор историй женщин, переживших геноцид в Руанде и Боснии. Планируется сравнительное изучение, и я проведу свое исследование о женщинах, переживших холокост, и, возможно, даже смогу взять интервью у тех немногих в Европе, кто еще жив. Должно быть, кто-то отказался в последнюю минуту, я никогда не слышала, чтобы что-то двигалось так быстро в академических кругах. Грант покроет мою зарплату плюс дорожные расходы, и даже компенсирует моей кафедре планирование замещения моих занятий. Они хотят, чтобы я была там за несколько недель до начала их осеннего семестра, что дает мне целых шесть дней на сборы. Включая сегодня, так что на деле уже пять.

C широко раскрытыми и взволнованными глазами она произносит всю эту длинную речь, вполне способную поразить неосведомленного в ее чудаковатости, учитывая, что она говорит о целом годе, наполненном довольно ужасными и эмоциональными историями. Не то чтобы она наслаждалась страданиями других. Просто это одна из тех тем, которыми она горячо увлечена. Ей нужно убедиться, что истории всех этих женщин услышат и запомнят.

– Думаю, ты должна согласиться, мама. Я имею в виду, что буду скучать по тебе, но я ведь могу приехать на каникулы, верно? Или ты можешь прилететь сюда?

Проходит несколько секунд, прежде чем она говорит:

– Ты уверена, Кейт? Год – это очень долго, особенно в твоем возрасте.

– Верно. Будет жаль, если ты пропустишь мои первые шаги.

Она закатывает глаза.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

– Знаю. Я попрошу папу документировать каждое мое домашнее задание и отчитываться перед тобой, если я вырасту на сантиметр или если мой размер обуви изменится. Ты должна согласиться, мама.

Я стараюсь придать своему лицу как можно более искреннее выражение, чтобы опровергнуть все ее прежние предположения и скрыть тот факт, что часть меня правда не хочет, чтобы она уезжала. Дело не только в том, что я буду скучать по ней. В ее лице я могла получить хотя бы временное убежище от ХРОНОСа и Кэтрин. Провести пару дней в неделю в мамином доме, быть обычным подростком, ходить в школу, спать в крошечной захламленной комнате и, свернувшись калачиком на нашем потрепанном, старом диване, смотреть с ней фильмы – все это дало бы мне передышку от безумия, что происходило со мной сейчас.

И я почти уверена, что за этим грантом стоит Кэтрин, хотя понятия не имею, почему я так решила. За немногими исключениями, эта временная линия очень похожа на ту, в которой существовала другая-Кейт, так что, вероятно, эта возможность выпала маме благодаря ее профессиональной репутации. Просто есть что-то подозрительное в словосочетании «частный источник» и в том, что университет находится в Италии, где Кэтрин прожила несколько лет. И время… все это очень неожиданно.

Суть в том, что я знаю, маме это нужно. Папа занят своим преподаванием и мной, а также Сарой. У него есть бабушка и дедушка Келлеры, которые растили его с пяти лет. Он любит преподавать, но если завтра ему придется сменить работу, я сомневаюсь, что это изменит его. Учитывая разногласия между мамой и Кэтрин, у мамы есть только своя работа и я, а я нахожусь половину каждой недели у папы. Иногда она смотрит на меня каким-то странным, грустным взглядом, и я почти уверена, что она представляет себе, как все будет через несколько лет, когда я стану самостоятельной и все, что останется у нее, – это ее работа.

Я уже много лет не видела, чтобы у нее так горели глаза – наверное, с тех пор, как они с папой расстались, – так что я ни за что не выдам своих сомнений. Если мама решит, что Кэтрин замешана в этом деле, ее интерес мгновенно улетучится. И было бы так эгоистично с моей стороны задержать ее здесь только потому, что я хочу избежать круглосуточного дежурства по спасению Вселенной.

– Ты должна это сделать, – повторяю я.

– Еще ничего не решено. Мне нужно убедиться, что Гарри не против… и твоя бабушка, наверное. Но сначала я хотела обсудить это с тобой, потому что если бы ты не захотела, чтобы я уезжала, мне нечего было бы говорить им.

– Все будет хорошо, мама. В этом году у меня много забот. Папа, Кэтрин и Коннор будут рядом, если они мне понадобятся, а мы с тобой сможем общаться в видеочате, переписываться по электронной почте. Ты же не на Марс собираешься. И эта возможность будто была создана специально для тебя, – все это, особенно последние слова, я говорю абсолютно честно, поэтому мне не приходится стараться и делать вид, что я говорю правду.

Она долго и пристально вглядывается в меня, прежде чем ответить:

– Ты ведь говоришь это не только потому, что знаешь – я правда хочу согласиться? Как я уже сказала, мне наверняка дадут отсрочку.

– Мама, езжай! Поживи настоящей жизнью. Прими свою судьбу исследователя.

Эти слова вызывают у нее смех, и я замечаю, что она вздохнула с облегчением, но все еще не пришла в себя. Уверена, она будет задавать мне те же самые вопросы до, а возможно, и после того, как прибудет в Италию, так что мне нужно стараться сохранять спокойствие.

* * *

Когда мы возвращаемся к дому Кэтрин, уже почти десять. Просто мама решила, что мы должны отпраздновать предстоящее событие небольшим шопингом. Итак, в сумке, которую я держу в руках, покидая маленькую арендованную машину, лежат новые легинсы и великолепный красный сарафан. Мама даже купила для себя несколько платьев, хотя обычно она предпочитает джинсы и футболку, как и я.

– Ты уверена, что не хочешь зайти? Они еще не спят. Коннор хороший мужчина, правда. Ты могла бы рассказать им о своей исследовательской поездке и встретиться с Дафной…

– Может быть, в следующий раз. Уже поздно.

– Знаешь, Кэтрин не кусается. Ну, по крайней мере, нечасто. Ты просто боишься, что тебе может понравиться твоя мать, если ты дашь ей шанс. Поэтому… мне придется назвать тебя трусихой.

– М-хм… Ходишь по тонкому льду, Кейт. И мне правда нужно вернуть машину, пока я не задолжала за лишний час.

Я качаю головой.

– Только не забудь убрать все перья из салона, а то они возьмут с тебя дополнительную плату.

Она фыркает.

– Ты так похожа на своего отца. Иди в дом, пока я тебя не переехала.

– Угроза сбить кого-то «Мини-Купером» на самом деле не является реальной угрозой, мама. В следующий раз тебе лучше взять напрокат «Хаммер». Люблю тебя!

Я все равно была не очень уверена насчет ее визита этим вечером. Когда я была в раздевалке, звонил Трей. Я не подняла трубку, но сразу же написала ему, что позвоню, как только вернусь домой. Прошло уже больше часа, и с тех у меня внутри все сжимается от волнения.

Я сбрасываю туфли и ставлю их в шкаф в прихожей. Гостиная пуста, а это значит, что папа либо спит, либо ушел с Сарой, а Кэтрин и Коннор, вероятно, находятся в своих комнатах. Надеюсь, мне удастся незаметно проскользнуть наверх. Кэтрин была довольно раздражена тем, что я ушла, несмотря на все наши дела, и я подозреваю, что я все еще в ее списке за те слова, что я сказала ей при Трее этим утром.

Не повезло. Пройдя уже полпути к своей комнате, я заметила, как Кэтрин высунулась из библиотеки на втором этаже.

– Кейт, я так рада, что ты дома, дорогая. Ты хорошо провела время с Деборой?

– Да. Она просила передать тебе привет, – это не было правдой, но я сделаю вид, что мама просто забыла это сказать. – Я просто… я ложусь спать.

– Ладно. Мне всего лишь интересно, узнала ли ты что-нибудь из этого дневника?

Я отрицательно качаю головой.

– Не совсем. Я только подошла к самому интересному, когда позвонила мама. Но я точно знаю, что была в Чикаго с тобой и Коннором – не уверена насчет папы. А мама уехала в какую-то исследовательскую поездку.

Я наблюдаю за выражением лица Кэтрин, чтобы отметить, изменится ли оно, когда я упомяну, что мама собирается в путешествие, но она только улыбается.

– Чикаго. Я не удивлена. Это замечательный город, если знать, каких дат следует избегать. Ну, тогда поспи немного, чтобы вернуться к просмотру как можно раньше, хорошо?

Пожелав Кэтрин спокойной ночи, я вешаю новое платье и прячу легинсы в ящик стола. Затем переодеваюсь в ночную рубашку и сворачиваюсь калачиком на диване, собираясь позвонить Трею.

Нет ответа. Я начинаю печатать ему, но замечаю, что он уже прислал мне голосовое сообщение, и решаю, что сначала нужно прослушать его.

«Привет, Кейт. Просто решил сообщить, что мы прибыли… и я… эм… ты собираешься на тот пикник в субботу, перед началом занятий? Думаю, что нет, потому что он, кажется, для новеньких студентов Браяр Хилл и Кэррингтон Дэй. В любом случае в приглашении нужно указать количество гостей, и это, вероятно, означает, что они ожидают родителей, но мои не смогут прийти, а мне вроде как обязательно нужно быть. А еще это прощальная вечеринка для одного человека, который учил и моего папу, и дедушку, и я пообещал им, что зайду поздороваться или попрощаться, наверное. Я уверен, что там будет ужасно скучно, но было бы намного веселее, если бы ты была там. Поэтому… эм… просто дай мне знать, ладно?»

Я подозреваю, что он прав насчет ужасной скучности этого пикника, но он мог бы пригласить меня помочь чистить его холодильник (рутинная работа, которую я ненавижу всей душой) и я бы все равно согласилась, не раздумывая и секунды.

Поэтому я снова звоню. И когда он снова не отвечает, я решаю оставить сообщение со словами: «Да, с удовольствием».

Когда я встаю, чтобы подключить телефон к зарядному устройству, мне бросается в глаза отблеск света за окном. Сначала мне кажется, что это ключ ХРОНОСа, потому что свет имеет голубоватый оттенок, но это не тот оттенок. Это просто уличные фонари, свет которых изменился, отражаясь от крыши того синего фургона, который припаркован на том же самом месте, что и вчера.

Из моего окна открывается вид только на верхушки деревьев – широкое зеленое пространство. Это то, что мне больше всего нравится в этой комнате. Мне нравится видеть деревья, когда я просыпаюсь, а луна и звезды по ночам напоминают мне окно в крыше моей комнаты в таунхаусе, поэтому я всегда оставляю шторы открытыми.

Но теперь, когда я смотрю на фургон, у меня возникает то же самое жуткое чувство, будто за мной наблюдают… что на самом деле глупо. Фургон припаркован на том же самом месте и, скорее всего, принадлежит соседям. Это не значит, что за нами следят.

Но я все равно задергиваю шторы.

Загрузка...