Гравюры на ветру

* 14 *

Мы с мамой сидели на кухне и, доедая вчерашние пироги с сочными яблоками, пили пахучий черный чай. Тихим метрономом капала в раковину вода из бракованного крана. По сердцу распространилось умиротворение и странный ни на что не похожий покой — наступил тот редкий момент, когда одни неприятности уже закончились, а приход следующих отложился на неопределенный срок.

— Представляешь, меня сегодня послали в цыганский салон, — рассмеялась я. — Буду писать заметку о пользе гадания.

Мама от удивления поставила чашку мимо блюдца:

— Надо же! И что же интересного ты там видела?

— Да, ты знаешь, довольно много всего. Их хозяйка — такая колоритная дама неопределенного возраста — взялась мне гадать по какой-то старинной методе…

— А она не сказала тебе, когда же ты наконец выйдешь замуж?

— Сказала… — мне снова стало смешно. — Говорит, что я найду своего героя, когда в бумаге растворится наша с ним общая печаль.

Мама покачала головой:

— Что ни слово, то шедевр! А о чем-то более конкретном она не упоминала?

— Конечно, упоминала. Она, например, уверяла меня, что ты будешь долго жить, и что наш Филипп будет царить в мире красок. Как тебе это?

— Замечательно, — мама вытащила из-за занавески большой рисунок с карандашным наброском сосновой рощи. — Посмотри. Неплохо для десятилетнего ребенка?

— Это он сам нарисовал? — удивилась я.

— Конечно. Так что доля истины в ее предсказаниях наверняка есть, — она подлила себе в чашку заварки. — Хорошо бы еще, чтобы у тебя все устроилось. А то я чувствую себя все хуже и хуже… Так не хочется оставлять вас с Филиппом…

Я встала и подошла к открытой балконной двери. С улицы залетали приглушенные звуки мотоциклетного мотора. Сердцебиением вечера тикали настенные часы. Мама, мама… Ты все время меня пугаешь. Пусть то, о чем ты говоришь, произойдет как можно позже.

— Мам, я же говорю тебе, цыганка уверяла, что ты долговечная. Почему же ты не веришь?

— Наверное, потому что я сама себе гадалка, — она улыбнулась. — Ты завтра дома или куда-нибудь уходишь?

Протянув руку к болтавшейся на дверной ручке сумке, я достала кожаный блокнот:

— Придется сходить на одно мероприятие, — я пролистала исчирканные страницы. — Жаль, конечно, тратить на это субботний вечер, но ничего не поделаешь… Иначе будет невозможно работать — мне постоянно приходится быть в курсе разных новостей…

Мама скептически посмотрела на меня:

— Ты все время где-то пропадаешь, но от этого нет никакого толку. Вращаешься среди таких интересных людей, а возле тебя вьются только какие-то чокнутые эзотерики или просто лентяи.

— Так говоришь, будто бы это моя вина, — расстроившись, я присела на стул и провела рукой по гладкой поверхности недавно наклеенных персиковых обоев. — Чего-то мне, как видно, в этой жизни не удается понять.

Я всегда возводила любовь в ранг некоего божества. Мне казалось, что человек, с которым я встречаюсь должен внушать мне уважение, возможно благоговейный трепет… Но на деле… Каждый раз получалось так, что, путая влюбленность с вспышкой влечения, я принимала в свои объятья каких-то расчетливых себялюбцев. Но потом, когда однажды на меня снисходило прозрение, я начинала ненавидеть себя. Мне становилось страшно жить — перспектива существования в безлюбовном пространстве казалась мне ужаснее самой суровой казни. Годы шли, но я не изменяла своей религии — даже после нескольких серьезных разочарований мне по-прежнему казалось, что молиться нужно на того, кого любишь. И именно такого человека я во что бы то ни стало хотела отыскать.

Через силу улыбнувшись, я прошептала:

— Знаешь, ни смотря ни на что, сейчас я еще более чем раньше уверена в том, что замуж надо выходить лишь по большой любви…

— Ты уже это пробовала.

— Нет, — я понюхала штемпельную серединку фиалок, букет которых салютом торчал из маленькой прозрачной вазы, — у меня никогда не было настоящих взаимных чувств. То были лишь какие-то недоразумения. Все как-то проходило мимо.

— Ну, будем надеяться, что однажды тебе повезет, — маме, по всей вероятности, надоел этот бесцельный разговор. Она поставила чистые чашки на полку и, направившись в комнату, сказала. — Пойду пощелкаю телевизор. А ты займись с Филиппом — он тебя сегодня заждался…

Весь вечер мы с сыном пробаловались, смеясь над разной ерундой, а ночью, когда в мое окно заглянули бледно-лимонные звезды, я легла под воздушное одеяло и закончила читать книгу Анн, которая просто обязана была подарить мне ту самую встречу, на которую так надеялась мама и которую всем сердцем ждала я.