* 35 *

Снова я стоял на балконе. Снова был вечер, мое плохое настроение, ощущение острой безысходности и молочно-теплый ветер покидающей город весны. Сияние червонного заката заставляло меня щуриться и смотреть на солнце сквозь фильтр ресниц. Зачем я живу? Вопрос буравил меня пыточным острием и не давал ощутить красоту и радость окружающего мира.

Закурив сигарету, я закрыл глаза. Какие-то обрывочные сюжеты стучались в мой мозг из сумерек памяти. Рассыпанный по кровати жемчуг… Пятна крови на рукаве мундира… Любовь, как деликатесное блюдо, приправленное пряным ощущением неограниченной власти… Женские губы, шепчущие мне слова благодарности… Страсть, повенчанная с нежностью — моя страсть, такая, какой я никогда не знал в этой жизни. Даже нет… Это что-то большее. Как это сформулировать?

Нервы совсем развинтились… Я терял себя, уверенность в смысле собственного бытия, осознание своей правоты. Чем больше мыслей, тем сильнее боль души. Я закурил вторую сигарету и налил в бокал коньяка. Хрусталь простонал что-то тихое, а вместе с ним прозвенели натянутые струны моего сердца.

Я снова листал обрывки воспоминаний. Бордовое вечернее платье… Тонкий запах духов… Женские глаза… Бесконечно любящие, но наполненные страхом… И еще чем-то… Что же это такое, чего мне всегда так не хватает, когда лежа в объятьях очередной женщины, я негодую от чувства обмана, в который играет со мной жизнь? Чего я хочу?

Бросив окурок в пепельницу, я сделал глоток. Этот коньяк… Он тоже пришел из прошлого. Из того самого времени, в котором Марианна кричала свои проклятья, в котором чья-то кровь пропитала мой рукав, в котором жила та женщина, которая дарила мне нечто большее, чем просто любовь… Времени, в котором я сам был способен как на изощренную жестокость, так и на чувства, большие, чем мир. Я вспоминал и терялся в образах, я никак не мог увидеть и разобраться в том, что происходило на самом деле. Как соединить все фрагменты этой замысловатой мозаики в один узор? Меня самого, ту странную девушку из бара, ее невидимого героя, и, наконец, ту единственную, которая создана специально для меня? Голова тяжелела от непосильной задачи. Я понимал, что напрасно ищу решение — его может подсказать только сама жизнь.

Поднявшись с кресла, я облокотился на прохладный парапет. Мысли вернули меня к Марианне. О чем я думал вчера, когда возвращался домой? Я усмехнулся вечернему ветру. Мне пришло на ум разрушить Марианнину семейную жизнь? Вот так запросто, играючи и произнося какие-то заумные речи? Как это забавно. Так взять и все поломать. Просто потому, что я знаю — впереди ее ждет счастье. А если я ошибаюсь? Или я думаю, что всегда прав?

Я посмотрел на часы. Наверное, она уже приближается к моему дому. Торопится, веря в то, что я излечу ее от тяжелой болезни. Она считает, что больна бесплодием и навязчивыми идеями о своей непонятной ненависти. Как же она глупа. Ее швыряет из одной крайности в другую.

Марианна… Сейчас она уверена, что влюбилась в меня. Так, капельку, невинно и слегка… Она хочет легкого платонического флирта, а потом чуда, которое превратит Макса в отца семейства, а ее саму — в счастливую мать.

Вытянув из брюк ремень, я стал медленно наматывать его на руку. На губах появился едва ощутимый, нехороший привкус какой-то злобы. Я не дам ей остаться с Максом. И, разумеется, она не сможет от него родить. Почему? Я улыбнулся сам себе. Потому, что таково мое желание. Да, именно мое. Ведь я не безвольное орудие в руках судьбы. Я имею право на некоторый выбор.

Разумеется, я знаю, что должен ей помочь — этого не изменить, потому что это расплата за мой грех. Но помогать можно разными способами. Она не подозревает, что я действительно умею излечивать людей. Ей невдомек, что мне достаточно всего лишь нескольких часов работы, чтобы заставить ее органы функционировать без сбоев. Это так просто. Гораздо проще, чем глотать нелепые тибетские порошки, которые лишь вызывают неутешный зуд ее разума.

Я могу сделать так, что в первый же вечер близости со своим дражайшим супругом она забеременеет. А потом у них родится сын, которому будет суждено вырасти довольно циничным мальчиком, самозабвенно любящим своего отца и ни в грош не ставящим свою мать. Потекут полноводной рекой годы. Марианна будет несчастна, но никогда не поймет почему — в ее сером семействе каждый будет объяснять ей, что она поступает правильно, что она порядочная счастливая жена и мать. И порой, в минуты своего мещанско-канареечного счастья она будет вспоминать, как однажды ей очень повезло с «врачом», который помог ей с Максом зачать этого вполне адаптированного к жизни ребенка и тем самым сохранил их полноценную ячейку общества. Да… Все это могло бы быть так… Однако…

Последний глоток коньяка снял какой-то спазм с моих мыслей. Эксперименты на людях давно запрещены. Но до сих пор их проводят во всех странах мира. Пытаясь изучать алхимию чувств, люди ставят опыты друг над другом, делают выводы и совершенствуются в собственном искусстве. Один из этих исследователей — я. Мне тоже любопытно повращать колесо чужой судьбы и полюбоваться мельтешением спиц. Я выбрал для Марианны другой исход событий. Прочь циничного и заурядного сынишку — пусть он рождается у Макса от его второго брака. Долой унылое существование двух не особенно нужных друг другу людей!

Швырнув ремень в угол кресла, я звякнул бокалом о край парапета. Отныне я направляю жизнь Марианны в иное русло! Открою ей узенький проход и сам втолкну ее в настоящее счастье.

Эта мысль прозвучала во мне, как последний аккорд длинной симфонии, а вместе с ней тишину расколол и реальный звонок, ознаменовавший приход Марианны. Занавес поднялся. Актеры вышли на сцену.

— Да, да… Рад вас видеть… Проходите, — я улыбнулся и пропустил ее в прихожую. — А я вам звонил…


— Когда? — я прошла в комнату и по привычке села в кресло. — Телефон был включен, но звонка не было. А что вы хотели сказать?

Артис показался мне немного уставшим. Я посмотрела на его осунувшееся лицо и поняла, что испытываю к нему какое-то сочувствие. Наверное, он не особенно счастлив. Живет один. Без любящей женщины. Быть может, страдает от беспорядочных связей… Не услышав ответа, я повторила свой вопрос:

— Так зачем вы звонили?

— Хотел отменить ваш визит, — он сел на диван и закурил. Было видно, что ему не по себе.

— Отменить? Но почему? — сердце тревожно сжалось. — Вы поняли, что бессильны что-либо для меня сделать?

Он усмехнулся:

— Милая Марианна. Я никогда не отказываюсь от своих слов. Можете не сомневаться — я обязательно вам помогу. Но, поймите, у меня тоже бывают проблемы. Сегодня я немного расклеился. Болит голова, возможно есть температура… Не хотел видеться с вами в таком состоянии…

— Вы больны? — встрепенулась я. Его признание в этой слабости позволяло мне приблизиться к нему и как-то проявить чувства. — Но только не говорите, чтобы я ушла. Пожалуйста… Давайте просто поговорим. Артис, вы же мне разрешите?

Он на секунду зажмурил глаза:

— Я рад, что вы здесь. Знаете, иногда бывает тяжело оставаться одному. Я бы угостил вас чем-нибудь… Давайте-ка я сейчас позвоню в ресторан, и они привезут нам ужин, — он стал шарить в карманах, — где-то у меня была визитка одного неплохого заведения…

Я не верила в свое счастье. Мечты, с которыми я засыпала несколько ночей подряд, начали сбываться. Он был слаб, голоден, будто бы неуверен в себе… И при этом разрешал мне быть рядом. Милый Артис. Как я рада… Но только не надо никакого ресторана, позвольте мне отдать вам капельку накопившихся чувств. Макс уже привык к этому, его не особенно трогает моя забота, мои старания вкусно готовить, мои попытки ухаживать за ним. Он принимает все, как должное, но никогда ни за что не благодарит… Может быть он и прав, но все же…

— Артис, пожалуйста… — я вздохнула, стесняясь собственных слов. — Разрешите мне немного поухаживать за вами. Это доставит мне такое удовольствие. А то я всегда только пользуюсь вашим вниманием, да заставляю выслушивать рассуждения о моих проблемах…

Он удивленно посмотрел на меня:

— О чем вы?

— Не звоните в этот ресторан. У вас есть хоть какие-то продукты?

— Что-то было. Там на кухне…

— Вот и прекрасно. Я сейчас пойду и быстро приготовлю ужин. Мы тихонько посидим, я буду вас кормить, и ваше недомогание пройдет. Хорошо? — я улыбнулась. Я знала, что любой мужчина будет раз такому предложению. В сущности, они все как дети, особенно когда болеют. Им хочется тепла и ласки. И все они любят вкусно поесть. — Так вы мне разрешаете?


— Марианна, это так неожиданно. Мне право, очень неудобно вас затруднять. Хотя конечно от ужина я бы не отказался… Проклятье… — я провел рукой по лицу, стараясь выглядеть как можно убедительнее. — Голова просто раскалывается. Я плесну себе коньяка. Это иногда помогает.

Она вскочила и подбежала к столу:

— Я налью вам. Вот, возьмите, — вернувшись, она протянула мне бокал. — Посидите тут. В тишине. А я пойду на кухню готовить. Что вы любите? Какое блюдо доставило бы вам радость?

— Марианна, — я сделал паузу, будто бы подыскивая нужные слова. — Вы избалуете меня. Я холостяк. Ем все что съедобно. Если вам посчастливится хоть что-то найти в холодильнике, то можете смело пускать в ход воображение. Я буду рад всему…

Посмотрев через плечо ей вслед, я беззвучно рассмеялся — хорошо, что мне пришло в голову заранее купить продукты. Теперь минут пятьдесят она будет занята.

Право, забавно. Как она банальна в своей уверенности, что путь к мужскому сердцу лежит через желудок. Марианна, милое доверчивое создание. Она там трудится ради меня, а я… Я совершенно равнодушен к женщинам, умеющим готовить. Как равнодушен и к тем, кто считает постель ключом от всех дверей. Мне нужно другое — некий коктейль из достоинств и милых недостатков, слабости, оттененные женской силой. Мне всегда мало того, что я имею, потому что я все еще жду. Жду и поддерживаю в своем почти разуверившемся сердце маленький огонек надежды на обретение женщины, к которой я смог бы испытать любовь из моих неясных видений…

— Я нашла у вас в холодильнике хорошее мясо, овощи, зелень… Вы любите готовить? — она стояла передо мной в кофейно-белом фартуке, которым всегда пользовалась Клара — старая приятельница моих родителей, раз в неделю приходившая наводить у меня порядок.

Перед глазами поплыл желеобразный туман — в моей квартире стоит молодая женщина в накрахмаленном фартуке с широкими завязками, которая хочет меня за что-то отблагодарить… Водопад видений прогрохотал в моем мозгу картинами неузнанного прошлого: девушка, фартук, мое негодование, пачка денег, черное платье, спокойствие, кожаные кресла, коньяк… Приступ закончился также неожиданно, как пришел. Я снова посмотрел на Марианну:

— Готовить?… Да, пожалуй, порой я этим занимаюсь…

— Ой, да вам совсем плохо. Я сейчас принесу чай, — она обеспокоено и несмело приложила ладонь к моему лбу. — Артис, у вас на самом деле температура. Вам нужно быстренько поесть и прилечь отдохнуть. А я тихо, тихо посижу рядом.

Она снова убежала. В комнату стали прокрадываться запахи мяса, специй и семейной жизни, которую я всегда гнал от себя, как угрозу чумы. Начала кружиться голова — порой ложь способна породить правду. Теперь мне стало по-настоящему плохо…


— Я сделала салат, заправила его бальзамиком… Нашла у вас на полке. Это дорогой хороший уксус… Я себе не позволяю такой покупать… — мне хотелось много говорить, чтобы как-то отвлечь его от плохого настроения. — Посмотрите, помидорчики, огурчики, два вида листового салата — как хорошо, что у вас такое разнообразие. Вот, попробуйте, я положу вам на тарелку. А потом мясо. Я приготовила отбивные. Вы не против гарнира из жареной картошки? Нет. Тогда прекрасно. Пробуйте, пока горячее.

Я смотрела на то, как он ест, и понимала, что испытываю к нему усиливающееся чувство какой-то странной влюбленности. Что это? С Максом было иначе — все тихо и как-то чинно. Порядочная беспорочная связь, увенчавшаяся законным браком. А больше, пожалуй, и сравнивать-то не с кем. Разве только с тем моряком, который ухаживал за мной во время нашего короткого курортного романа? Тогда после первого курса я поехала на море с подругами и думала, что встретила любовь. Только спустя месяц, уже дома, плача в расшитую васильками бабушкину подушку, я поняла, что ошиблась.

— Вам вкусно, Артис?

— Да, это великолепно. Вы возвращаете меня к жизни. Но почему же вы сами ничего не едите? — он встал и подошел к винному шкафу. — Может быть, немного выпьем? А? Чего бы вам хотелось?

— Да я не особенно разбираюсь. Знаю только, что люблю все полусладкое. А так… Мне все равно…

— Тогда, может быть, доброе итальянское речото? — он быстро откупорил бутылку и поставил на стол бокалы.

Я сделала несколько глотков:

— Такое вкусное вино. Я никогда не пила ничего подобного… Артис! Что с вами? Вы так побледнели.


— Не беспокойтесь. Все прекрасно. Я просто вспомнил одну вещь. Не обращайте внимания. Лучше расскажите, кто вас научил так готовить.

Она говорила, улыбалась, о чем-то рассказывала, а у меня в ушах снова и снова, как покалеченная пластинка крутились ее слова: «Такое вкусное вино. Я никогда не пила ничего подобного». Эти фразы, только произнесенные на каком-то ином языке, полутемная комната, освещенная тонкими свечами, ужин на двоих и та женщина, в глазах которой переливались расплавленным золотом страх, любовь и что-то еще… Я снова силился вспомнить. И снова забывал, так и не поняв, что вижу. Этот вечер был странно похож на что-то такое, что я когда-то пережил, однако мелькающие фрагменты никак не складывались в единую историю. Собственный образ казался мне столь противоречивым, что рассыпался неловкими осколками. Я посмотрел на прядь ее волос, выбившуюся из прически:

— Как это странно, Марианна, что вы работаете в школе. Учительница… Что может быть возвышеннее этой профессии.

Она рассмеялась каким-то детским заливистым смехом:

— Мой муж говорит, — она весело скопировала его интонацию, — когда же ты наконец бросишь свою школу и займешься делом.

— А что вы ему отвечаете?


— Что не хочу этого, — я развела руками. — Это мое призвание. Зачем же изменять себе.

На мгновение он стал серьезен:

— Как это вы правильно заметили. Зачем изменять себе. Марианна, — он закурил и сделал глоток вина, — а разве вы остаетесь верны себе, когда вновь и вновь шепчете Максу слова любви?

— Да, думаю да… — я ответила решительно, но на последнем слоге осеклась. Поняла, что перестаю верить в то, что раньше казалось мне очевидным. — Не знаю, Артис… С тех пор, как я познакомилась с вами, все у меня пошло как-то не так.

— Пойдемте, постоим на балконе. Там вечер. Весна. Почти потухший закат.

Я кивнула и встала. Мне не хотелось говорить ему нет.


Балкон был поводом. И местом для начала действий. Я поставил бокалы на парапет и посмотрел на ее лицо, освещенное слабой сиреневатостью засыпающего солнца.

— Что делает сейчас ваш муж? Он скоро будет звонить, обеспокоенный вашим отсутствием?

Она засмеялась:

— Нет. Макса послали на обучение в один маленький городок. Он пробудет там целых три дня. Так непривычно. Мужа нет. Папа сейчас уезжает в командировку, мама с братом через час отправляются на автобусную экскурсию. Я остаюсь одна…

Ее пальцы скользнули по хрусталю. Белая, расшитая жемчужинами блузка всколыхнулась от глубокого дыхания. Желание налетело на меня вязкой волной.

— Марианна… — я привлек ее к себе и поцеловал. — Ты, наверное, уже поняла, что я давно этого хочу?

— Нет… — она выдохнула это слово, как обольстительный стон, подав мне сигнал невольного одобрения. Я знал, что в душе она хочет этой близости, однако зарешеченная тюрьма воспитания не позволяет ей отдаться своим чувствам. Она уперлась в мою грудь руками. — Но у меня есть муж… Я же не могу, — ее борьба с собой выглядела нелепо и наигранно.

Я не привык видеть столь яркие проявления супружеской верности, и они казались мне неубедительной клоунадой:

— Ты же хочешь этого не меньше, чем я. Что же тебя останавливает?

Она снова попыталась меня оттолкнуть:

— Артис, нет. Это невозможно. Я перестану уважать и себя и тебя…

Все как обычно. Я сказал ей «ты», и она переняла такую форму общения. Чему удивляться? Так происходит всегда. Однако… Хоть раз в жизни мне хотелось бы попасть в ситуацию, когда женщина, которую я целую и называю на «ты», в ответ обращалась бы ко мне на «вы». Глупая ребяческая мечта, превратившаяся за многие годы в навязчивую неудовлетворенную идею.

Снова по глазам чиркнуло видением. Девушка возле моих ног, слезы, мольбы… И потом волны моей бесконечной любви, скрытой под маской изощренного тоталитаризма. Воспоминания не проходили, я не мог вернуться в реальное время, хотя был не в силах увидеть хоть что-то конкретное. Я вжился в роль, точнее не в роль, а в себя самого, отделенного от себя же десятилетиями. Отказы мне стали смешны. Я видел Марианну глазами того человека, который разрядил обойму в ее обмякшее беременное тело. И она еще смеет мне отказывать? Презрительная злоба сжала мои руки вокруг ее плеч — она должна отдаться мне. Прямо сейчас. Просто потому что я так захотел.

— Марианна, — я посмотрел ей в глаза и сознательно применил запрещенный прием внушения. — Пойдем в комнату. Не думай о муже. Он уехал. Оставил тебя одну в этом городе. Вспомни, разве он утешил тебя, когда ты плакала в его объятьях? Он никогда не пытался тебя понять. Не хотел хоть что-то сделать для твоего счастья… Ты создана для любви, но чтобы это понять, тебе надо выйти из круга искаженных зеркал, — я внушал ей идеи, и они становились ее собственными мыслями. Я обнимал ее и медленно уводил в спальню. — Ты же ничего не знаешь о любви. Ты принимаешь плескание в хлорированном бассейне за купание в океанских волнах. Пойдем, и ты начнешь новую жизнь…

Она, не мигая, смотрела мне в глаза и уже не сопротивлялась, а лишь кивала, пытаясь преодолеть свою чопорную трусость…


Я изменила своему мужу. Что сказал бы мне отец? Он, такой честный и порядочный, неизменно влюбленный в мать… А она? После того, что она мне наговорила… Страшно даже представить себе, как она отреагировала бы на такую новость. Бедные родители — они воспитали развратную дочь. Я натянула одеяло до подбородка:

— Артис…

— Да, — он лежал и курил, поставив пепельницу на край кровати.

— Ты теперь перестанешь меня уважать?

— С чего ты взяла?

Я провела рукой по его щеке:

— Но ведь мы согрешили.

— Знаешь, — он говорил, глядя за окно на крошечные огни пролетающего лайнера, — совсем недавно ты переступила порог этого дома с одной единственной целью. Ты хотела стать полноценной женщиной, а именно: родить ребенка, создать нормальную семью и перестать испытывать всякие навязчивые идеи. Ты это подтверждаешь?

— Да… — я хотела что-то возразить, но поняла, что он прав. — Все было именно так.

— Тогда не все ли равно, каким способом ты получишь исполнение всех своих желаний?

Мне стало страшно:

— Артис… Но я хотела родить от мужа!

— Разумеется, — он холодно взглянул на меня. — А я разве предложил тебе что-то другое?

— Но почему? Почему ты… — я не знала, какими словами спросить у него, зачем он заставил наши отношения развиваться таким образом. — Скажи…

— Потому что я хочу с тобой встречаться… Такой ответ для тебя слишком банален? — он рассмеялся. — Можешь считать, что и это тоже часть некоей терапии. Ведь ты любишь изъясняться медицинскими терминами.

— Но разве… — вопрос снова оборвался моей нерешительностью. Мне хотелось узнать, неужели я, правда, ему нравлюсь? Ему — такому изысканному, шикарному, богатому и избалованному судьбой? Но произнести эти слова я не могла. — Артис… Ты действительно?…


— Да, действительно… — я с силой затушил окурок. Сигарета сгорела слишком быстро. Мне хотелось курить, разгоняя дымом скверные мысли. — Я действительно увлекся тобой.

— А как же Макс? Что будет с моей семьей? — она говорила, чуть не плача.

— С чем, с чем? — я рассмеялся. — Ты называешь семьей это вот пользование друг другом? Да, ничего не будет. Мало ли жен изменяют своим мужьям… Не ты первая, не ты последняя…

Мне доставляло удовольствие смотреть на выражение ее лица. Мучимая этими мыслями, она выглядела как сидящая на голодной диете кинозвезда возле сладкого торта. Ей хотелось быть и кристально честной и одновременно вкусить запретного плода.

Я отставил пепельницу и повернулся в сторону Марианны:

— Ты очень мила в своем желании быть невинной. Но говорить об этом, лежа в моей постели, слишком поздно. Все уже произошло, и нет смысла казнить себя. Знаешь… Я сегодня действительно неважно себя чувствую… А ты… Ты так помогла мне. Этот ужин, твое согласие, да, впрочем, и этот разговор — все это меня очень поддержало, — я резко встал и надел халат. — А теперь, давай-ка я отвезу тебя домой. А то ты не выспишься рядом со старым избалованным холостяком…

Она так опешила, что не могла сказать ни слова. Да, вот так… Это один из моих многочисленных недостатков. Я не выношу, когда утром рядом со мной просыпается женщина, с которой я был близок накануне.

— Собирайся… Уже глубокая ночь. А мне везти тебя через полгорода. Я надеюсь, ты не будешь обижаться на меня? А? — я подошел к Марианне и провел рукой по ее растрепанным волосам. — Ты меня не слушаешь?

— Я… Просто… — она потянулась рукой к платью. — Отвернись, пожалуйста…

Рассмеявшись, я забрал свои вещи и вышел из комнаты. Оказывается, она меня стесняется. Невероятная девушка.


Вернувшись домой, я не раздеваясь легла на кровать. Как я могла? Неужели, я оказалась способна на измену? Обхватив голову руками, я свернулась калачиком и заплакала. Зачем я согласилась? Как я посмотрю Максу в глаза? Ах, Артис, Артис… Теперь я знаю, как выглядит искушение. Твои поцелуи… Руки… Красота твоих глаз… Все это переворачивает мое сердце и заставляет твердить слова любви. Артис, милый… Ты околдовал меня и заставил испытать нечто такое, чего я не знала, прожив с Максом несколько лет. Я думала, что замужем за умным, чутким человеком, я была уверена, что мы созданы друг для друга как телом, так и душой… Но теперь… Артис, этой ночью ты лишил меня самой главной иллюзии моей жизни — теперь я знаю точно, между мной и мужем нет и никогда не было даже подобия любви.

Я оплакивала свое падение в глубины прозрения, рыдала, мучаясь от несмелого чувства влюбленности, которое продолжало во мне расти и крепнуть. Мне хотелось гильотинировать себя за нравственный распад, но в тоже время наградить за несвойственную мне смелость. Как жить? Как я буду теперь жить? Слезы раскрашивали белизну наволочки неровными пятнами, а я вновь и вновь вспоминала сегодняшний вечер. Милый мой Артис, как ты несчастен. Ты пугаешься человеческой близости, боишься проснуться рядом с влюбленной в тебя женщиной, заковываешь себя в цепи одиночества… Как мне тебя жаль…

Загрузка...