Греция и Рим, энциклопедия военной истории

Когда возникала необходимость собрать армию, эфоры называли те возрастные группы, которые подлежали призыву, причем призыв этот затрагивал не только солдат, но и строителей, и ремесленников. Регулировалось буквально все: так, если военные действия должны были продлиться более 15 дней, каждый воин был обязан иметь припасов на двадцать дней. До истечения этого срока им запрещалось покупать какие-либо продукты у торговцев. Каждого спартанца сопровождал илот, который должен был нести имущество воина. Должно быть, пища илота также включалась в это необходимое количество продовольствия. Основу рациона составлял, вероятно, ячмень, которого на двоих на двадцать дней требовалось примерно 11 галлонов, то есть около 49,5 литра. Кроме ячменя, воины ели сыр, лук и соленое мясо. В начале похода гоплитам разрешалось взять с собой небольшое количество вина. Делалось это для того, чтобы переход с вина на воду был не столь резким и болезненным. Носили пищу в заплечном мешке, который изрядно пах луком. Пища у спартанцев была очень простой не только во время военных кампаний, но и во времена мира. Она была одинаковой для всех, включая высших военачальников и самого царя. Однажды, когда союзники приготовили пир для спартанской армии, царь приказал отдать все лакомства илотам. Когда Ксенофонт участвовал в неудачном походе Кира Младшего в Азию, случилось так, что у греческих наемников не хватило денег, чтобы заплатить за зерно, поскольку запросили за него слишком много. Грекам пришлось питаться одним мясом, которое так и не смогло заменить им привычный злаковый рацион, хотя в небольшом количестве всегда вносило в него приятное разнообразие. Эта история позволяет нам вспомнить другого полководца древности — римского военачальника Корбулона. Однажды он был вынужден поступить таким же образом, что заставило некоторых комментаторов ошибочно предположить, будто римские солдаты обычно вообще не ели мяса. Ячмень обычно мололи заранее, чтобы не нуждаться в ручных мельницах непосредственно на марше. Их находили в том месте, куда войско приходило, чтобы пополнить запасы продовольствия. Воинам приходилось нести постельные принадлежности, количество которых сводилось к минимуму настолько, . что их иногда прикрепляли для переноски прямо к щиту, а также некоторое количество одежды. Шатров у них с собой не было, поэтому они устраивались на ночлег как могли — иногда просто у костра, а иногда выстроив себе шалаш. Эфоры решали также, какое количество повозок и вьючных животных необходимо для обоза, который находился под командованием отдельного начальника. Каждой повозке полагалось иметь лопату и мотыгу, а на каждое вьючное животное приходился топор и серп. Эти инструменты предназначались для набранных из легкой пехоты людей, чьей функцией была расчистка пути для повозок обоза. Среди снаряжения, которое вез с собой обоз, были медицинские припасы, запасные ремни, точила для заточки оружия, приспособления для обработки копейных древков и запасное дерево для текущего ремонта повозок вместе со всем необходимым плотницким инструментом. Командиры несли ответственность за снаряжение своих людей. Среди сопровождавших поход ремесленников были кузнецы, плотники, кожевенники — все призывного возраста. Они не являлись боевой силой, но составляли неотъемлемую часть войска.

На марше

Перед выходом армии спартанцев из дома в поход царь приносил жертву. Если знамения были удачными, то специальный человек брал огонь с алтаря и нес его впереди армии, покуда та не доходила до границ Лаконии. Там царь вновь приносил жертву и, если знамения были по-прежнему благоприятными, брал огонь уже с этого алтаря и вел войско вперед. Такой огонь никогда не гасили. Похоже, что большую часть жертв, которые могли потребоваться в ходе кампании, армия брала с собой. На марше впереди армии спартанцев шли конница и скириты. Они веером разворачивались впереди колонны. Скиритами называли суровых горцев с северных границ Лакедемона. Они были легко вооружены и использовались в основном как разведчики и передовые. Конечно, Ксенофонт описывал все так, как это было в его время; в период греко-персидских войн у южных греков конницы не было и обязанности конницы исполнялись исключительно скиритами. За конницей следовал обоз, а за ним шли пехотинцы, подгоняя всех отстающих в обозе.

Спартанский гоплит в 500 г. до н.э. На воине коринфский шлем, который он опускал на лицо перед тем, как идти в битву, льняной панцирь и поножи, которые прикрывали колени. Гоплит вооружен длинным копьем и мечом, которым он обычно пользовался, только если ломалось копье. В жестко организованном военизированном государстве спартанцев все мужчины в возрасте от 20 до 60 лет были солдатами. Хотя вооружение спартанцев походило на вооружение остальных греков, отличительной чертой спартанских гоплитов были красные плащи. Они стали настоящим символом Спарты.

В первый день войско проходило совсем небольшое расстояние — для того чтобы можно было, при необходимости, вернуться за чем-нибудь забытым. Приказы на марше подавались не трубой, а рогом. Сигналы эти большей частью касались разбивки лагеря, движения вперед и остановок на отдых. Однако команда «подъем» утром отдавалась при помощи трубы. Если армии нужно было пройти по ущелью, то вся она делилась на две колонны, а обоз размещали между ними для того, чтобы защитить его от возможного нападения. Каждая мора сопровождала, по возможности, свое собственное имущество. Эта практика приводила к тому, что солдаты охотнее расчищали путь повозкам, а когда приходило время остановиться, у них все оказывалось под рукой. Если на войско нападали в тот момент, когда оно шло через теснину, то каждый лох разворачивался лицом к угрозе. Если местность была неровная, то они могли продолжать идти вперед в том же порядке, образуя промежутки между лохами. Если же рельеф позволял, то армия разворачивалась в фалангу. Когда азиатский поход Кира Младшего внезапно прервался, Ксенофонту и десяти тысячам греческих наемников, которые служили вместе с ним, пришлось отступить. Этот поход — тысяча триста километров вдоль Тигра, через горы Армении к Черному морю — можно назвать одним из самых крупных событий в военной истории. Ксенофонт подробно описал его в своем «Анабасисе». Для того чтобы защитить себя от нападения со всех сторон, наемники выстроились открытым квадратом. Античные источники часто упоминают этот вид построения. Им, например, воспользовался Никий, когда отступал из-под Сиракуз. Но только Ксенофонт взял на себя труд описать его. Итак, армия разделилась на четыре части — два подразделения шли колонной по флангам, а две оставшиеся двигались фалангой позади и впереди. В центре находился обоз, легковооруженные воины и все, кто не сражался. Каждый лох становился так, чтобы люди могли двигаться в один ряд там, где дорога была узкой, и становиться в колонну по нескольку человек там, где местность была достаточно открытой. Именно такие перестроения более всего демонстрировали пользу изначальной выучки — благодаря ей целый лох мог свободно передвинуться вперед или назад, так что квадрат войска спокойно сужался или растягивался в зависимости от необходимости. Наткнувшись на противника, армия обычно останавливалась. В отличие от римлян греки никогда не придавали особого значения преимуществам укрепленного лагеря. Ксенофонт говорит, что лагерь спартанцев был круглым, из чего можно сделать вывод, что все части армии образовывали периметр в виде круга, а в середину помещали обоз и его сопровождение. Такой лагерь не был даже окружен рвом. Часто его вид приспосабливался к окружавшему рельефу, поэтому не следует принимать слова Ксенофонта относительно круга слишком буквально. Днем на господствовавшие над местностью высоты отправлялись конные разъезды, ночью же там дежурили скириты. Без сомнения, до появления конницы скириты осуществляли эту работу и в дневное время. Смысл использования всадников заключался в основном в том, что они могли быстрее доставить информацию. Ночью выставлялись и дополнительные заставы, контролировавшие подходы к лагерю. Единственное подробное описание армии на марше дает нам Ксенофонт, когда рассказывает о походе десяти тысяч наемников. Несмотря на постоянную угрозу атак противника, укрепленного лагеря не строили. Греческая армия полагалась на короткие вылазки для того, чтобы удержать противника на расстоянии. Ров и деревянный частокол строили, только если предполагалось длительное нахождение на какой-либо территории. Небезынтересно отметить, что спартанцы боялись восстания рабов значительно больше, чем атаки противника, поэтому оружие охранялось гораздо тщательнее периметра лагеря. Никаких санитарных сооружений в лагере не было, поэтому единственным требованием к воинам было отходить облегчаться подальше, дабы не оскорблять своих товарищей. Каждая мора устраивалась как отдельная единица, с четко очерченными границами. Каждый день — до завтрака и перед ужином — устраивались обязательные воинские упражнения. Заниматься все должны были только в пределах своей моры. Царский шатер, вероятно, находился в центре лагеря или на каком-нибудь высоком месте. Вокруг него располагались командиры и все, в ком царь нуждался для руководства войском. Обычно их называли «стоящие у шатра». В этот список входили полемархи, гадатели, лекари и три спартиата, которые прислуживали царю. В непосредственной близости к царю находились и триста гиппеев-тело-хранителей. Еще там были две пифии, прорицательницы, которых можно было при необходимости отправить в Дельфы, чтобы посоветоваться с оракулом, флейтисты — они требовались во время жертвоприношения, которое совершал царь, а также вестники — они доставляли приказы по цепочке командиров в том случае, если личный контакт был невозможен, например, уже в ходе сражения. Вестников использовали также для передачи сообщений противнику — о времени и месте битвы зачастую принято было договариваться заранее, как при дуэли. Каждое утро царь совершал жертвоприношение, на котором присутствовали полемархи, лохаги, пентеконтеры, командиры чужеземных отрядов и начальники обоза. Затем он отдавал приказы на день. В преддверии битвы гоплиты полировали щиты, готовили оружие и расчесывали свои длинные волосы. Геродот писал, что спартанцы делали это всегда, когда готовились подвергнуть свои жизни опасности.

Сражение

На следующее утро царь и все спартиаты увенчивали себя венками, а затем царь под звуки флейт приносил в жертву козу непосредственно перед лицом противника. Гадатели, без которых ни один греческий полководец не отправился бы на войну, изучали знамения и давали царю совет, следует ли тому отправляться на битву. Ни один благочестивый военачальник не решился бы начать сражение при неблагоприятных знамениях. В битве при Платее Павсаний, как известно, отказывался вступить в бой, несмотря на то что персы атаковали его людей, а Ксенофонт легко признает, что он вряд ли бы стал даже собирать своих воинов, если бы знамения были плохими, даже перед лицом угрожавшего им голода. Разумеется, что знамения часто толковались в угоду полководцу. Если он затем начинал сражение и выигрывал его, гадателям легко было сказать, что знамения указывали на победу; если же битва оказывалась проигранной, было не менее легко сослаться на недостаточное уважение полководца к богам. Если все благоприятствовало началу сражения, спартиаты шли завтракать, а затем занимали свое место в фаланге, все еще украшенные венками. План битвы обсуждался на военном совете, в котором принимали участие царь и полемархи. Во времена греко-персидских войн в состав совета, вероятно, включались еще и пять лохагов — на это указывают действия лохага Амомфарета, который отказался отступать при Платее. Во время ссоры с Павсанием он утверждал, что с ним не посоветовались по поводу отступления, а сделать это следовало бы. Царь отдавал приказы полемархам, а те передавали их своим лохагам. Последние, в свою очередь, доводили приказы до сведения пентеконтеров, а уже через них — до эномотархов. Эномотархи отдавали распоряжения людям своих отрядов. Солдат, до которого доходил приказ, должен был передать его тем воинам, которых он знал лично. Когда все распоряжения были отданы, командиры занимали свои обычные места в первой шеренге фаланги — каждый на правом фланге подчиненной ему боевой единицы. Там они ожидали команду к наступлению, которую подавали сигналом трубы. Затем царь передавал по рядам боевой клич, он прокатывался по шеренгам от воина к воину, а затем возвращался к правителю. После этого царь запевал традиционный пеан, который был призван повысить боевой дух гоплитов; пеан этот был известен как «Песнь Кастора». Звучали трубы, играли флейты, гоплиты выравнивали свои копья и начинали движение вперед, придерживаясь заданного флейтистами темпа. На ходу они также затягивали пеан, но, приблизившись к противнику, прекращали пение. Командиры, обращаясь к первой и второй шеренге, кричали: «Вперед, друзья! Вперед, храбрецы!» — и вдохновляли их броситься в битву вслед за ними. Те, кто находился в задних рядах, отвечали своим начальникам, призывая их храбро вести воинов в битву. Когда фаланга сближалась с противником, снова раздавались звуки трубы и гоплиты поднимали копья в боевую позицию над правым плечом. Теперь они обычно переходили на бег, и командир снова кричал: «Кто пойдет за нами? Кто храбрец? Кто первым сразит врага?» Воины повторяли эти слова подобно боевому кличу, надвигаясь на противника. Затем две фаланги с жутким грохотом, происходившим от удара щитами о щиты, сталкивались. Задние ряды напирали на передние и пытались дотянуться до врагов копьем через плечи стоявших перед ними воинов. Они пытались давить всем своим весом на фалангу противника и сдвинуть ее с места — в любом случае напиравшие задние ряды собственного войска очень этому способствовали. Когда какой-нибудь воин падал, его место в шеренге занимал следующий в ряду. Так они сражались, покуда враг не оказывался разбит. Таково описание древнего сражения, которое сделано по материалам битв прошлого — выдуманным и настоящим. Конечно, оно слишком упрощенное —точнее, такое, каким оно могло бы быть в идеале. Подобные битвы могли происходить в том случае, если не случалось ничего неожиданного: например, как в битве при Платее, когда спартанцев атаковали до того, как они получили благоприятные знамения. То, что в сражении принимала участие не только первая шеренга, но и вторая, и последующие, может подтвердить замечание Кира по поводу выдуманной Ксенофонтом битвы при Фимбраре. Он говорит там, что фаланга была слишком глубока для того, чтобы воины могли дотянуться до врагов своим оружием. Покуда фаланга сохраняла свой строй, с ней мало что могло случиться. Но если строй разбивался, а гоплиты разворачивались и обращались в бегство, /бросив щиты, начиналось настоящее побоище. Спартанцы обычно не преследовали разгромленного противника. Когда царь решал, что победа одержана, вновь раздавался сигнал трубы и звучал сигнал к отходу. Затем они могли собрать убитых. Проигравшая сражение сторона обычно посылала к победителям вестника, в функции которого входило заключение перемирия для того, чтобы собрать трупы своих воинов. Такое перемирие служило формальным признанием поражения. После победы иногда сооружали трофей, составленный из захваченного оружия и доспехов; его делали в форме человеческой фигуры и закрепляли на древесном стволе. Когда бывало одержано множество побед, в их честь сооружался постоянный памятник. Часть доспехов с соответствующими надписями посвящалась в святилища Олимпии или в Дельфы. Во времена Александра таким обычным подношением храму стали щиты.

Наемники

Греция — страна бедная, и почти с самого начала гоплиты предлагали свои услуги за плату. Наиболее ранние сведения о греческих наемниках относятся к VTI — VI вв. до н.э. и происходят из Египта. Известно, что примерно в то же время они служили телохранителями у первых греческих тиранов. С подъемом Персии многие греки стали служить персидским правителям сначала в качестве телохранителей, а позднее как ударные войска. Внутри Греции наемников стали использовать, только когда разгорелась война между Афинами и Спартой. Во времена этого конфликта их услугами пользовались обе стороны. К концу этой долгой войны многие солдаты, которые не знали ничего другого, стали предлагать свою службу внаем. Одним из десяти тысяч подобных людей был и Ксенофонт, который нанялся к Киру Младшему, предпринявшему попытку захватить персидский трон. В то время использование наемников как внутри Греции, так и за ее пределами было обычным делом. Во всех трех крупных сражениях Александра, которые он провел после того, как вторгся в Персию, ему противостояла в числе прочего и наемная греческая пехота.

Вспомогательные войска.

Фаланга, которую поначалу рассматривали как совершенную и непобедимую силу, стала постепенно обнаруживать свои слабые места. Хотя она превосходила все, что существовало до нее (и потому была принята на вооружение всеми греческими полисами), фаланга была бесполезна на сильно пересеченной местности; ее невозможно было использовать среди холмов, против конницы или легковооруженных стрелков, использующих тактику партизанской войны. Афины нанимали скифских и критских лучников еще с VI в., но только греко-персидские войны заставили греческие государства всерьез задуматься о необходимости использовать легковооруженных воинов. Поначалу они отреагировали на эту необходимость довольно вяло. Геродот писал, что в битве при Платее принимали участие тридцать пять тысяч легковооруженных илотов и примерно столько же воинов из других вспомогательных отрядов, включая лучников, но персидская конница делала там буквально все, что хотела, атакуя фалангу и перерезая пути снабжения греческой армии. Кажется невероятным, что ни в одной битве времен греко-персидской войны нет упоминаний ни об одном греческом всаднике! Вряд ли греки не знали, каков может быть результат атаки персидской конницы. Может быть, они полагались на то, что необходимое число всадников предоставит им Фессалия и Беотия, но когда эти области попали под власть персов, южные государства так и не попытались возместить утрату. Когда, несмотря на отсутствие конницы, они все-таки победили, полисы, вероятно, убедили себя в том, что всадники им не нужны. По-настоящему конницу и легкую пехоту стали использовать только во времена Пелопоннесской войны, во второй половине V в. до н.э. Конница имела только легкое вооружение и никогда не была ударной силой; в трактате, посвященном верховой езде, Ксенофонт выдвигает аргументы в пользу применения всадниками легких дротиков вместо обычных копий. Самым распространенным типом легковооруженного воина был пельтаст. Он получил такое название по легкому плетеному щиту, который назывался пельта. Согласно Аристотелю, у такого щита не было металлической кромки и обтягивался он козьей или овечьей шкурой. Аристотель утверждал, что щит был круглым, но в изобразительном искусстве его рисуют скорее серповидным. Изображения подобного щита есть у скифов, и очевидно, что он принадлежал к древнейшему типу, каким пользовались в восточной и центральной Европе. Фигуры, изображенные на позднемикенской Вазе Воинов, держат именно пельты. Иногда пельту изображают с одной ручкой в центре, а иногда с ручкой и скобой, как на щите у гоплитов. Последний вариант скорее всего придуман художниками, потому что он был определенно неудобен легковооруженному застрельщику, у которого не имелось защищавших его соседей. У пельты существовал также ремень для переноски. Ксенофонт рассказывает очень забавную историю о пельтастах, которые лезли через забор, закинув щиты на спину, зацепились этими ремнями и так и повисли. Впервые пельтасты появились во Фракии и потому носили принятую там одежду — узорчатый плащ, высокие башмаки и фригийский колпак. Это был головной убор из лисьей шкуры в форме колпака со свисающими на уши широкими кожаными лентами. Доспехов у пельтастов не было, и в случае опасности им приходилось полагаться только на свои ноги. Основным оружием пельтаста были дротики, а тактика состояла в том, чтобы выбежать вперед, метнуть дротик в противника и убежать прочь, покуда тот до них не добрался. Спартанцы пробовали справиться с пельтастами, высылая преследовать их своих самых молодых воинов. Для крупных военных кампаний нанимали лучников и пращников. Стрелки из лука обычно были выходцами из Скифии или с Крита. Они применяли сложносоставные луки, сделанные из дерева, рога, кости и жил. Изображения этих луков вы можете увидеть на странице 50. Критский лук был сегментовидным, а скифский — двояковыгнутым. Известно, что дальность выстрела из последнего превышала 150 метров. Пращники стали активно применяться начиная с V в. Самыми лучшими пращниками считались родосцы, которые легко перекрывали дальность полета стрелы. Максимальное расстояние, на которое они могли метнуть свой снаряд, приближалось к 350 метрам. Сам снаряд обычно делали из камня, глины или свинца, причем последний являлся наиболее эффективным. Сейчас находят буквально тысячи таких снарядов, а также формы для их отливки. Вес снаряда в целом варьировался от 20 до 50 граммов, но иногда попадаются более легкие или более тяжелые экземпляры. Самым тяжелым из известных снарядов пользовались на Ближнем Востоке, его вес равнялся 185 г. Если верить Диодору, то знаменитые балеарские пращники использовали камни весом в одну мину, т.е. 350 г. Корфманн в статье, посвященной праще, указывает, что диаметр такого камня должен быть примерно 6,3 см — чуть меньше теннисного мячика. Свинцовые снаряды, которые обычно имели сливовидную форму, могли причинять тяжелые ранения. Ксенофонт описывал случаи, когда такой снаряд входил в тело, и плоть за ним смыкалась. Легковооруженные войска обычно использовались только в качестве вспомогательных сил, в основном как застрельщики. Главной задачей их была защита самой важной части армии — фаланги — от вражеской конницы и пращников. Легкую пехоту обычно ставили на фланги, но иногда размещали и позади фаланги. Оттуда они метали свои снаряды поверх голов гоплитов. Но действительно эффективным такой способ был только на неровной местности, когда пращников размещали на каком-нибудь косогоре, откуда стрелки могли видеть противника. В вымышленной битве при Фимбраре Кир разместил своих пельтастов позади фаланги, а за ними поставил лучников. Ураги стояли последними, позади их всех, и поддерживали порядок. Такие специализированные легковооруженные отряды метателей снарядов состояли, как правило, из наемников. Конницей же полисы обычно обеспечивали себя сами, зачастую усиливая ее фессалийскими всадниками. Спарта набирала пельтастов из числа илотов, а афинские легковооруженные отряды состояли из беднейших жителей города. Наемные отряды легких пехотинцев славились своим буйным поведением, но при надлежащей дисциплине и подготовке давали превосходные результаты. В 390 г. до н.э. молодой афинский полководец Ификрат буквально разгромил спартанскую мору при помощи отряда хорошо обученных и дисциплинированных фракийских пельтастов. В сражении была убита почти половина моры. Это событие полностью изменило отношение греков к пельтастам, а Ификрату обеспечило место в военной истории. В 349 г. Афины даже выставили против Филиппа Македонского армию, которая целиком состояла из пельтастов, не считая приданного ей небольшого отряда конницы.

1 — изображения фракийцев, встречающиеся на греческих вазах. Пельтаст (слева), вооруженный двумя дротиками, и амазонка, одетая пельтастом (справа) — также с двумя дротиками и пельтой. 2—4 — различные типы фригийских колпаков, которые можно обнаружить в греческом искусстве. Изображение 2 — из храма Афайи на Эгине. Длинные наушники колпака подняты наверх и связаны на затылке. 5 — свинцовый снаряд с надписью «Получи». 6 — реконструкция облика фракийского пельтаста.

Тактика фиванцев Ксенофонт умер примерно в 354 г. до н.э. Настоящей трагедией для истории развития греческого военного искусства стал тот факт, что он нигде не счел нужным описать ни тактику фиванцев, ни те изменения, что внес в нее Эпаминонд. Ксенофонт пытался показать, почему спартанцы проиграли битву при Левктре-ре, но он нигде не объясняет, почему ее выиграли фиванцы. Они, без сомнения, оказали значительное влияние на развитие в дальнейшем македонского военного дела, но из-за недостатка свидетельств мы не можем сказать, в чем именно это влияние выражалось. Единственное, что мы можем сделать, — это положиться на немногие известные факты и попробовать сделать некоторые выводы. Главное, в чем сходятся все античные источники: глубина фиванской фаланги была значительно больше принятой остальными греками. Например, в 424 г. в битве при Делии афиняне стояли в восемь шеренг, а фиванцы — в двадцать пять. В битве при Левктре, там, где они разбили спартанцев, глубина фиванской фаланги была 50 шеренг. Это чередование — 25 и 50 — почти наверняка свидетельствует о том, что они просто использовали эномотии или пентекостии, выстроенные в колонны по одному. В состав фиванской армии входила привилегированная группа из трехсот отборных воинов, которая называлась Священный отряд. Первый раз название этой боевой единицы встречается при описании сражения при Делии в 424 г. Однако можно предположить, что «триста первых и лучших фиванцев», которые пали при Платее, также составляли Священный отряд. Вероятно, происхождение отряда восходит к очень ранним временам. Тогда он мог состоять из 150 воинов на колесницах и их возниц. В более позднюю эпоху классической Греции они стали гоплитами, которые были организованы в 12 эномотий по 25 человек каждая, как можно предположить, исходя из их числа. Воины Священного отряда были неукротимы в сражении, подобно спартанцам, и вполне могли бы потягаться с ними.

1— греческое изображение скифского лучника с блюда, которое находится в Британском музее. 2 — рисунок на вазе из Болоньи, изображающий гоплита, натягивающего тетиву на скифском луке. 3 и 4 — критский лук и стрела с греческой вазы в Лувре. 5 — реконструкция облика скифского лучника.

6 — скифское изображение лучника с золотой чаши, найденной в кургане Куль Оба в Крыму. Натягивание тетивы на скифский лук было довольно сложной операцией. 7—маленькое золотое изображение лука и футляра для лука и стрел (gorytus, «горит»), найденное в скифском могильнике. 8—11 — разные типы наконечников для стрел, которые можно встретить но территории Греции. Они изображены здесь в половинном масштабе. Британский музей. 9 — это скифский тип, а номер 11 — критский.

В 382 г. спартанцы обманом захватили крепость фиванцев Кадмею и поставили в ней своих воинов. С этого момента начался закат Спарты, потому что поступок спартанцев поднял дух патриотизма в жителях Фив на невиданную высоту. В 379 г. лакедемонян вышвырнули из крепости, и Спарта вступила в свою последнюю крупную войну. В течение нескольких следующих лет фиванская армия, в основном благодаря влиянию Эпаминонда, превратилась в первоклассную, отлаженную боевую машину. Несомненно, Эпаминонда следует включить в число величайших тактиков мира. Более четырех веков в военном искусстве Греции доминировала фаланга. Все нововведения были ориентированы лишь на то, чтобы защитить фалангу, и судьба сражения обычно решалась именно ею. Покуда такое положение дел оставалось неизменным, Спарта побеждала. Эпаминонд постиг то, что до него ускользало от взора других тактиков: подобно армиям других греческих государств, спартанцы всегда ставили свои ударные войска на правом крыле. Именно оттуда черпало поддержку остальное войско. Из-за этого сильному правому крылу всегда противостояло слабое левое, и во время сражения фаланги имели обыкновение вращаться по кругу, против часовой стрелки. Тенденция усугублялась тем, что отдельные гоплиты в поисках лучшей защиты справа наклонялись в сторону щита своего правого соседа. Как результат, правое крыло одной армии зачастую заходило за левое крыло армии противника. Так случилось в битве при Мантинее. Эпаминонд был убежден, что, если ему удастся опрокинуть ударные силы спартанцев на правом крыле, остальной части лакедемонской армии придет конец. Для этого он решил перевернуть свой боевой строй, разместив наиболее слабую часть собственного войска справа, напротив левого крыла спартанцев, и выставив всю фалангу «косым строем». При этом слабейшие части были оттянуты назад, а на левом фланге собраны сильнейшие бойцы, которых поддерживали отборная конница и Священный отряд. Новая тактика Эпаминонда была подвергнута проверке в 371 г. в сражении при Левктре. Значительно усиленное правое крыло прошло сквозь спартанскую фалангу. Фиванцы уничтожили гиппеев и убили царя. Как и ожидалось, остальная часть спартанской армии сложилась подобно карточному домику. Такую же тактику применили и в битве при Мантинее в 362 г. до н.э. К большому сожалению для фиванцев, в этом сражении Эпаминонд был убит, а Фивы потеряли шанс обрести господство над Грецией. Мы не знаем ничего конкретного о фиванских доспехах и оружии. Принимая во внимание указанную Ксенофонтом глубину фиванской фаланги, трудно представить какие-нибудь преимущества, которые могло дать им традиционно принятое оружие гоплитов. Я рискнул бы предположить в качестве пробной гипотезы, что фиванцы использовали более длинные копья, которые держали обеими руками. Так было проще использовать огромную массу нового боевого строя. Это предположение объясняет наличие длинных копий у возникшей позже македонской фаланги, поскольку трудно представить, чтобы такие копья состояли на вооружении недисциплинированной македонской пехоты, существовавшей до времен Филиппа П. Следует принять во внимание еще одну вещь: так называемые беотийские щиты. Они представляли собой своего рода помесь дейтонского и аргосского щитов. Рисунок, помещенный на вазе, изображает его похожим на аргивских щит, но с двумя полукруглыми выемками, сделанными по краю щита рядом с ручкой. Ученые обычно отказываются признавать за этим щитом право на существование в реальности и считают его вымыслом художников, сделанным по мотивам древних щитов героической эпохи. Но справедлив ли этот подход? Несколько лет назад я экспериментировал с различными типами щитов, пытаясь выяснить, как именно держал свой щит копейщик. Я пробовал работать копьем, держа в левой руке аргивских щит, но из-за его выпуклой кромки и угла примерно в сорок пять градусов, появлявшегося между копьем и щитом, сжимать копье еще и левой рукой оказалось невозможно. Этого можно было бы добиться, если проделать выемку в крае щита — как раз так, как показано это на изображениях беотийского щита.

Щит

В начале VIII в. в Греции существовало два основных типа щита: овальный, с выемками с обеих сторон — этот тип обычно называют дейтонским, по названию кладбища в Афинах, где нашли много изображений такого щита, — и круглый, с расположенной в центре ручкой. Дипилонский щит почти наверняка напрямую восходит к микенским щитам в форме восьмерки, изображения которых перестали появляться примерно после 1400 г. до н.э. Глиняная модель, которая показана на иллюстрации (слева), изображает как раз такой щит и была обнаружена на Дипилонском кладбище. Существует мнение, что эта позднейшая форма вообще не изображает реальный щит, а отражает образ щита «героической эпохи», который сложился в искусстве. На это есть два серьезных возражения: во-первых, древние художники всегда изображали исторических персонажей в костюме современной им самим эпохи; во-вторых, тот художник, который делал эту глиняную модель, точно знал, что именно он изображает, — очевидно, что это был плетеный щит с распорками по внутренней стороне. Невозможно поверить в то, что столь точное изображение могло продержаться более 600 лет, не превратившись во что-нибудь символическое — например, в нарисованный изнутри маленький крестик. Очевидно, что эта вещь скопирована с настоящего щита. Тот факт, что формой он значительно отличается от щита микенской эпохи, только свидетельствует о его аутентичности и говорит о наличии определенного развития. У более ранних щитов была, должно быть, усиленная кромка, которая позволяла им сохранять форму восьмерки, однако в щитах дипилонского типа форму диктовали распорки. Такие щиты стремились к ней вполне естественным образом, поскольку распорки необходимо было закреплять очень прочно, и концы их не много выпирали снаружи, образуя четыре видимые точки на внешней поверхности щита.

1 — настенная роспись из Микен, изображающая щит в форме восьмерки. 2 — глиняное изображение дипилонского щита VIII в. Вид спереди, сзади и в разрезе. Британский музей. Очевидно, что копия сделана с подлинного щита.

Постоянное одинаковое давление на центральную точку распорок могло привести к тому, что щит слегка изгибался, образуя две полукруглые выемки по обеим сторонам. Все это может свидетельствовать о том, что в Афинах, которые сумели пережить войны периода темных веков и сохранить неразрывную связь с микенской эпохой, щиты в виде восьмерки могли пережить и микенскую эпоху, и темные века, последовавшие за ней. Круглый щит с расположенной в центре ручкой, как и многие другие виды оружия позднемикенской эпохи, возможно, ведет свое происхождение из центральной Европы. Это подтверждается и находками на территории Италии. Впервые такие щиты появились в Греции в конце микенской эпохи, но главенствующим типом он стал после 1050 г. до н.э., когда на Пелопоннесе возникли поселения дорийцев. В Дельфах обнаружили два щита того же типа, но более позднего происхождения, датированных первой половиной VII в. Оба они выполнены из кованой бронзы, но представляют собой два отчетливо различающихся типа. У первого из них есть отчетливо видимая выпуклость в центре щита, в соответствующее которой углубление на внутренней стороне была «утоплена» ручка; у второго типа такой выпуклости нет совсем, а ручка, вероятно, крепилась сзади. Две дельфийские находки отражают дальнейшее развитие щита с центральной ручкой, но они уже устарели к моменту своего появления на свет, потому что с VIII века возник новый тип, который очень быстро вытеснил все предыдущие. Это был гоплитский, или аргивский, щит. Возможно, что он появился в процессе эволюции круглого щита с центральной ручкой, но археологические находки свидетельствуют о том, что, по крайней мере, в самом начале он сильно от него отличался. На самом деле их единственной общей чертой является круглая форма. Аргивский щит значительно более выпуклый, и у него усиленная кромка. Однако значительно важнее тот факт, что у нового щита была полностью изменена конструкция крепления. В центре щита находилась скоба, через которую просовывалась рука — так, чтобы щит оказался на предплечье. Собственно ручка представляла собой ремень, закрепленный рядом с краем. Воин держался за него для того, чтобы не дать щиту сползти с предплечья. Самые ранние отчетливые изображения аргивского щита можно встретить на керамике середины VII в., например, на вазе из Чиги. Там можно разглядеть все составные элементы щита нового типа, которые никак не прослеживаются у более ранних. Этот щит прикрывал гоплита от подбородка до колен и, как ничто другое, позволял держать четкий строй фаланги. Из-за того, что крепление щита находилось в середине, почти что половина его выступала за левый бок воина и при условии, что сосед слева находился вплотную, защищала его правый бок. Таким образом, он оказывался прикрытым в том месте, где щиты находили друг на друга. Одна из существенных проблем фаланги заключалась в том, что из-за этого ее могло клонить на правую сторону. В конце VI в., возможно, в результате персидского нашествия и из-за возрастания роли легких пехотинцев, вооруженных метательным оружием, к низу щита стали прикреплять своего рода кожаную привесь, которая должна была защищать ноги воина от дротиков и стрел. Существовал обычай, что после битвы одержавший победу военачальник посвящал в какой-либо храм щит с соответствующей надписью. Множество таких щитов обнаружено в Олимпии. Размер их варьируется от 80 см до 1 м в диаметре. У некоторых из бронзы сделана вся внешняя сторона, тогда как другие имеют лишь бронзовую кромку. Все неметаллические части щитов не сохранились, но уцелело множество деталей с внутренней стороны — таких, как скобы для руки, например. Они были прибиты к деревянной основе щита гвоздями, которые затем загнули на передней стороне так, чтобы они не могли ослабнуть. Это не только убедительно говорит нам о толщине щита, но и рассказывает многое о том, как их изготовляли. Сначала из каких-нибудь твердых пород, например, дуба, делали деревянную основу щита. Затем к его внутренней стороне прикрепляли все необходимые детали, а гвозди, которые выходили на внешнюю сторону щита, отгибали и вбивали в дерево. Потом щит покрывали бронзой или бычьей кожей. Скоба бывала двух форм — широкая полоса с завернутым наверх краем либо более узкая полоса, на которую делалась накладка из сыромятной кожи или войлока, расширявшая ее. Первый тип, как правило, более древний, а второй — более новый. У нескольких щитов, найденных в Олимпии, все детали с внутренней стороны прикреплены непосредственно к внешней, выполненной из бронзы. Должно быть, их изготовили специально для посвящения в храм, потому что в битве они были бы бесполезны. Полагали, что эти щиты предназначались для того, чтобы удары отскакивали от них, но это противоречило бы основному смыслу фаланги, в котором каждый гоплит прикрывал незащищенный бок своего соседа, а не перенаправлял в него, например, летящие дротики. В музее Ватикана есть замечательный образец аргивского щита. Скорее всего его обнаружили в этрусской гробнице, причем в очень хорошем состоянии, что дало возможность исследователям произвести абсолютно точную реконструкцию. У щита полностью уцелела бронзовая верхняя часть, сравнительно большое количество деревянной сердцевины и даже тонкая кожа, которой он был выстлан изнутри. На примере этого щита хорошо можно разглядеть те трудности, с которыми сталкивались древние мастера при установке бронзовой лицевой части на аргивском щите. Хотя ей, вероятно, придавали нужную форму перед тем, как закрепить на деревянной основе, край все равно требовалось затем загибать. Все трудности оружейников отчетливо видны на месте сгиба, где кромка набита изнутри деревянными плашками. В своем первоначальном виде щит должен был весить около 7 кг. Деревянная основа аргивского щита была в центре всего в 0,5 см толщиной, поэтому внутрь часто закладывали дополнительную усиливающую пластину. Такие пластины можно видеть на рельефе из сокровищницы сифносцев в Дельфах или на вазе из Чиги.

Этрусский щит с фрагментами деревянной основы и кожаной подкладки из Ватиканского музея. Этот щит, вероятно, относится к IV в. до н.э. 1 — внутренняя сторона щита со скобой для руки, которая была, вероятно, обмотана кожей, креплениями для ремня-рукояти и остатками деревянной основы. Масштаб 1:10. 2 — вид на шит сбоку и в разрезе. 3 — изображение щита в три четверти сверху, на котором видны скоба для руки и крепления для рукояти. 4 — реконструкция рукояти и края щита, показывающая деревянные плашки, которые использовались для того, чтобы заполнить кромку.

У аргивского щита есть одна особенность, которая выяснилась после того, как была выполнена и опробована его модель, сделанная по ватиканскому образцу. Заключается эта особенность в том, что сильный изгиб деревянной части щита удобно подходит к левому плечу и позволяет переместить на него значительную часть веса. Это значит, что гоплит мог пройти значительное расстояние со щитом на изготовку, не перенапрягая при этом левую руку.

Как показывают рисунки на вазах, самой примечательной частью этих щитов были украшавшие их гербы и символы. Их разнообразие поистине бесконечно — геометрические рисунки, животные — настоящие и выдуманные, рыбы, крабы, птицы, конечности, вазы, якоря... Может быть, они служили отличительными знаками гоплитов, потому что при опущенном на лицо шлеме узнать их было невозможно. Позднее, примерно с конца V в., все эти мотивы сменились на буквы или символы, обозначавшие город гоплита. Лямбда, например, символизировала Спарту, т.е. Лакедемон, а дубинка — Фивы. В Олимпии было обнаружено несколько экземпляров бронзовых украшений щита. Изображают они в основном мифических тварей — горгон, грифонов и т.п. — и были изготовлены скорее всего специально для посвящения в храм. В первом же настоящем сражении такие украшения были бы просто сметены, ибо там, как писал спартанский поэт Тиртей, «сходятся рати, щит закругленный на щит». Должно быть, на боевых щитах украшения рисовали красками.

Доспехи

В 1953 году в Аргосе, на Пелопоннесе, обнаружили захоронение, относившееся к VIII в. до н.э. Там нашли шлем и самый древний из известных на данный момент греческих панцирей. За этой находкой лежит пропасть в 7 веков, которая отделяет ее от относящегося к концу XV в. экземпляру, найденному в Дендре. О доспехах того периода нам ничего не известно. Аргосский панцирь, как и его предшественники, состоит из двух половин: передней и задней. Обе половины схематически воспроизводят мускулатуру торса с выступающим кантом вокруг отверстий для рук, вдоль талии и бедер. Вокруг шеи, отверстий для рук и у бедер бронза закатана вперед по краю для того, чтобы усилить его. Наличие отступов в канте отчетливо показывает, что передний край панциря заходил на задний по бокам. На правой стороне передней пластины имеются два выступа в виде трубочек. Они заходили в соответствующие им пазы на задней стороне и соединялись при помощи двух штифтов (3), удерживая панцирь вместе до того момента, как его надевали. Обе половины соединялись двумя застежками в нижней части левой стороны — одна на передней половине панциря, а другая на задней. Под левой подмышкой и на бедре закатанный край был отогнут так, чтобы образовать паз, благодаря которому передняя часть удерживалась на месте (4). На плечах дело обстояло наоборот — там задняя пластина находила на переднюю; на месте они крепились двумя железными штырями, которые выходили из передней пластины и соответствовали отверстиям, сделанным в задней (5).

Полукруглая пластина, которая называется mitra, «митра» (термин, может быть, и неправильный, но его употребляют для удобства) могла подвешиваться на пояс и прикрывала живот. Большинство таких пластин было найдено на Крите, хотя есть и греческие экземпляры. Во Фракии их обнаружили вместе с более поздними разновидностями расширяющихся книзу панцирей, что означает, что они использовались вместе. Во второй половине VI в. популярность расширяющихся книзу «колоколовидных» панцирей резко падает и их заменяют панцири из льна, которые стали общепринятыми для гоплитов. Однако первыми все же продолжали пользоваться, и они постепенно превратились в изящные «мускульные», или «анатомические», панцири, повторяющие анатомию человеческого торса. Хотя они и не были так популярны, как колоколовидные, возможно, из-за высокой стоимости, но продержались до самого конца римской эпохи тысячу лет спустя — они были частью формы старших офицеров. Новый панцирь делался двух типов — короткий, до талии, или длинный, прикрывающий область живота. Панцири с рельефным изображением мускулов, или анатомические, обычно скреплялись по бокам, а иногда и на плечах при помощи петель, одна половина которых была на задней стороне, а другая — на передней. Обычно таких петель было шесть — по две на каждой стороне и по одной на плечах. Для того чтобы надеть панцирь, с одной половины (чаще с правой) и из плеч вытаскивали штифты, проходившие через обе части петли. Тогда он просто открывался, как это было и в более раннем варианте. Затем половины панциря соединяли и вставляли все вынутые штифты на место. На обеих сторонах от петли было по кольцу, которые предназначались для того, чтобы стягивать переднюю и заднюю части. На фрагменте панциря из Британского музея можно отчетливо разглядеть рядом с кольцом отпечаток пряжки, которая при помощи ремня, пропущенного через кольца, соединяла обе половины. На некоторых панцирях система петель вообще отсутствует, и соединяются они только при помощи колец и ремешков с пряжками. На отдельных панцирях IV в. до н.э. ряд петель слева был очень длинный и проходил от подмышки до бедра; вставить штифт в такие петли, когда панцирь уже надет, невозможно. Следовательно, левую сторону на них скрепляли заранее. Хотя процесс развития анатомических панцирей можно проследить по изображениям на греческих вазах, большинство археологических находок было сделано на территории Италии.

В IV в. до н.э. длинный анатомический панцирь был приспособлен для нужд конницы. Его низ выгнули наружу впереди и чтобы в нем можно было сесть на лошадь. Подобный тип панциря можно увидеть на конной статуе Нония Бальбы Младшего из Геркуланума, которая находится сейчас в музее Неаполя. Все известные экземпляры этих панцирей происходят из южной Италии, и, возможно, следует предположить, что только здесь ими и пользовались. Однако у нас слишком мало материала для таких выводов, так что делать их пока не стоит. Льняными панцирями пользовались, вероятно, начиная с микенской эпохи, но только в конце VI в. они стали стандартной частью снаряжения гоплита. Льняной панцирь делался из нескольких слоев ткани, склеенных так, чтобы получилось что-то вроде толстой рубашки, примерно в 0,5 см толщиной. Панцирь доходил до бедер. Ниже пояса имелись разрезы, чтобы дать воину возможность наклоняться. Изнутри прикреплялся второй слой, тоже разрезанный на полоски (pteryges, птериги), закрывавший разрезы в верхнем слое. По фигуре панцирь не подгонялся — его просто обматывали вокруг туловища и скрепляли на левой стороне. П-образный фрагмент, который был прикреплен к спине, притягивали вперед для защиты плеч. На вазах можно увидеть множество сцен, показывающих, как эти прочные жесткие «лямки» сами возвращались назад, в исходное положение, если их отстегивали спереди. Несколько лет назад я изготовил копию одного из таких панцирей. Его оказалось трудно надевать из-за жесткости, но, чуть попривыкнув к доспеху, можно было ощутить, что в нем легко и удобно двигаться. Зачастую такие доспехи делали из нескольких деталей, а птериги иногда могли отстегиваться. Хотя лен обеспечивал вполне надежную защиту, такие доспехи иногда усиливали чешуйками или пластинками. На некоторых поздних этрусских доспехах можно увидеть чешуйки вполне в ассирийском стиле. К числу существенных преимуществ льняного панциря можно отнести дешевизну, относительную гибкость и легкость. Та копия, что была мною изготовлена, не имела металлических чешуек и весила 3,6 кг, в то время как колоколовидный панцирь вместе с поддоспешником весил примерно 6 кг. Пользовались таким типом доспехов до III в. до н.э., когда в употребление вошла кольчуга. Незадолго до Рождества 1977 года стало известно, что в Вергине, Македония, обнаружили царскую могилу, предположительно принадлежавшую Филиппу II.В могиле, как сказали вначале, находился железный панцирь. Впервые услышав это сообщение, я представил себе анатомический панцирь, сделанный из железа. Однако на международном Конгрессе по античной археологии, который проходил в сентябре 1978 года в Лондоне, М. Андроникос, который вел раскопки могилы, впервые представил панцирь на обозрение общественности. К моему большому изумлению, он оказался переложенным на железные пластины льняным панцирем. Он был изготовлен из четырех пластин — передней, задней и двух боковых — и двух изогнутых плечевых фрагментов, которые закреплялись на спине. Панцирь был украшен инкрустацией в виде золотых полосок. Возможно, у него были птериги, изготовленные из кожи или иных гибких материалов. К сожалению, до настоящего момента не существует должного описания панциря, что вынуждает нас обходиться лишь его изображениями.

Поножи и наручи

Длинные поножи, или наголенники, вошли во всеобщее употребление в VII в. Вначале они защищали только нижнюю часть ноги, от колена до лодыжки, но затем стали прикрывать и само колено. В VII и VI вв. поножи часто были богато украшены, а более поздние варианты, как и анатомические панцири, воспроизводили форму мышц ноги. В Италии и в Греции уцелело множество экземпляров таких анатомических поножей. Мускулатура на более поздних поножах обычно выглядит менее стилизованной, чем на показанных здесь образцах VI в. В Греции поножи обычно надевались слегка разогнутыми, а затем зажимались по ноге, но в Италии их иногда привязывали к ней — на нескольких италийских образцах даже сохранились кольца, через которые проходил ремешок.

Обнаружено также достаточно большое количество специальных поножей, защищавших лодыжки и даже пятки. Это как раз те самые «поножи пышные», которые так любил описывать Гомер. Они обычно привязывались к ногам. Известно несколько экземпляров защитных доспехов для ног, которые подходили к сандалиям; они могли делаться цельными или же закрепляться за пальцы при помощи петель — для того, чтобы обеспечить большую подвижность. Хотя на скульптурных изображениях мы можем увидеть набедренники, известна только одна греческая находка этого рода — из Олимпии. На самом деле это скорее продолжение поножей и прикрывают они лишь нижнюю часть бедра. В искусстве их изображали доходящими до середины бедра. Защитные доспехи для плеч и предплечий были обнаружены во время раскопок в Олимпии. Некоторые из них весьма пышно украшены. Защитные доспехи для плеч значительно превосходят по количеству находок наручи для нижней части руки. Вероятно, последними довольно редко пользовались, и их уж точно редко изображали. Все защитные доспехи для конечностей подбивали кожей или тканью. Утех из них, что сделаны до середины VI в., подкладка закатана за край и там прошита. Преемственность в способе закрепления подкладки позволяет предположить наличие преемственности в изготовлении доспехов между микенским периодом и архаикой, а следовательно, можно предположить, что бронзовыми доспехами пользовались в темные века. Все виды защиты для рук и ног, за исключением поножей, вышли из употребления в конце VI в., да и поножи в эпоху классической Греции уже не пользовались такой популярностью, как раньше.

Шлем

Ученые много спорят о том, как следует называть различные типы шлемов. Спор этот не может ничего добавить к нашим знаниям греческой военной системы или к истории ее развития, поэтому здесь мы этот вопрос обсуждать не будем. Такие термины, как «иллирийский» или «аттический», будут использованы для того, чтобы обозначить определенный тип шлема, а не для того, чтобы указать на происхождение типа. Существуют греческие шлемы нескольких форм, но создается впечатление, что все они восходят к двум прототипам — коническому (Kegelhelm) и архаичному коринфскому. Кегелыплем (1) (термин пришел из немецкого языка и буквально обозначает его шишковидную, или кеглевидную, форм)') является наиболее ранним шлемом железного века, обнаруженным до настоящего момента на территории Греции. Все такие шлемы состоят из пяти частей (не считая держателя для гребня). Тот экземпляр, что представлен на рисунке, был обнаружен вместе с доспехами в могиле геометрического периода в Аргосе. Конический шлем исчез в начале VII в., породив два новых типа — островной и иллирийский. Островной шлем (3) был популярен на Крите, где находят его многочисленные изображения. Показанный здесь фрагментарный экземпляр этого шлема — единственный, который удалось обнаружить до настоящего момента, — также происходит с Крита. Его изготовляли из двух частей (вместе с держателем для гребня), а затем соединяли заклепками. Каждая половинка образовывала одну сторону шлема. Ранний иллирийский шлем (4), несомненно, восходит к коническому шлему — это отчетливо видно по его форме и выпуклому канту по нижнему краю. Главное отличие заключается в наличии выступа, идущего вдоль верхней части шлема. Он был техническим новшеством, поскольку шлем, подобно островному, делался из двух половинок и скреплялся заклепками по этому выступу, служившему основанием для гребня. К первой половине VI в. такие шлемы делались цельными (5), и этот тип существовал и дальше, вплоть до V в. (6 и 7). Наиболее удачной греческой конструкцией шлема можно считать коринфский, который закрывал всю голову, с прорезями только для глаз, носа и рта. У этого шлема была очень долгая жизнь, которая началась в VIII в. (2) и продлилась в изящных произведениях VII и VI вв. Самые ранние шлемы иногда делались подобно иллирийским, из двух половинок. Одной из характерных черт такого шлема, которые появились в VII в., была выемка в нижней кромке шлема — в месте, где заканчивается челюсть и начинается шея (8 и 10). То же самое можно видеть на шлемах конца VII — начала VI вв., большое количество которых (9) дошло и до наших дней, свидетельствуя об их популярности. Этот тип шлема называют миросским по тому образцу, на котором было обнаружено имя «Мирос». В начале VI в. эта выемка сменилась более ярко выраженным стреловидным вырезом — возможно, восходящим к иллирийскому типу. Этот вырез остался характерной особенностью данного типа шлемов. Номер 10 является «помесью» раннеиллирийского и коринфского шлемов и несет в себе характерные черты каждого типа. Нащечники в коринфском шлеме были упругими, так что его можно было натянуть на голову, и при этом нащечники плотно прилегали к лицу. Благодаря этому шлем легко сдвигался на макушку, продолжая надежно сидеть на голове.

Эволюция греческого шлема от VIII до V вв. ДО н.э. Слева находится коническо-иллирийская группа, а справа — коринфско-халкидско-аттическая. Красные линии показывают примерную Датировку, но следует помнить, что типы могли развиваться в одних районах медленнее, чем в других. 1 — из Аргоса. Музей Аргоса. 2, 4, 6, 7, 16 и 17 происходят из Олимпии. Музей Олимпии. 12 — из Коринфа. Музей Коринфа. 13 — экземпляр из некрополя в Камповалано ди Кампли. Музей Чети. 18 — экземпляр из Тоди. Музей Вилла Жулиа. Рим. 9, 14 и 15 были найдены в южной Италии. 20 — из Л.Копес в Греции. Происхождение остальных неизвестно. 8 и 10 находятся сейчас в Тауэре, Лондон. 3 и 5 в Гамбургском музее искусства и ремесел, 9, 11, 14, 15 и 20 находятся в Британском музее, а номер 19 — в Музее Йорка.

Именно так носили его гоплиты вне поля битвы. Точно так же изображен этот шлем и на многих статуях, где иногда можно отчетливо разглядеть часть свободного подшлемника, высовывающегося из-под назатыльника. Подшлемник требовался ко всем металлическим шлемам, поскольку они защищали непосредственно от режущего или рубящего удара, но не от контузии. На ранних шлемах смягчающая прокладка часто заворачивалась за край шлема и там прикреплялась, как это можно видеть на дендрийских доспехах, однако начиная с VI в. ее просто приклеивали изнутри. В Греции коринфский шлем перестал встречаться в начале V в., однако в Италии он сохранился. На протяжении VI и V вв. италийцы продолжали развивать и совершенствовать свою собственную форму коринфского шлема (13, 14 и 15), причем в процессе работы над ней они уничтожили изначальную идею его создания. Хотя они сохранили отверстия для глаз и для носа, сам шлем превращен в своего рода колпак, который носили на голове так, как показано это в греческом искусстве (14). Со временем глазные отверстия стали меньше и сблизились (15), иногда их стали заполнять глазами, сделанными из слоновой кости. В конце концов они все равно исчезли, оставив след только в виде стилизованных изображений на украшавших шлем насечках. В таком виде, который известен как итало-коринфский тип, этот шлем носили римские офицеры времен поздней республики. Окончательно он исчез только в I в. н.э.

Прекрасно сохранившийся экземпляр коринфского шлема конца VI в., найденный на Сицилии. Его нашли вместе с поножами. Мюнхен.

Как у коринфского, так и у иллирийского шлема был один весьма существенный недостаток — в них невозможно было что-нибудь расслышать. Его много раз пытались устранить — в основном, проделывая отверстия различной формы. В Олимпии нашли несколько экземпляров подобных шлемов. Так, отверстия могли быть выполнены в форме колеса с четырьмя спицами, где сегменты между спицами были удалены, либо просто в виде выреза в области уха. Позднее распространился именно второй вариант (16). Однако эксперименты в этой области породили новый тип шлема — халкидский. Совершенно очевидно, что этот шлем ведет свое происхождение от коринфского, а на вазах его впервые начинают изображать в начале VI в. У этого нового шлема были две разновидности — одна с жестко закрепленными (17), а другая с подвешенными на петлях (18) нащечниками. Существовал и третий вариант, при котором у шлема были закрепленные на петлях нащечники, но не было пластинки, закрывавшей нос (19). Такой шлем обычно называют аттическим. У меня нет никакого желания спорить о том, можно его так называть или нет, и поэтому в данной книге аттическим будет называться шлем, во всем аналогичный халкидскому, за исключением отсутствующей носовой пластинки. Греческих экземпляров такого шлема нет — практически все, что уцелели до настоящего времени, нашли в Италии, где он был очень популярен. На италийских шлемах обычно имеется крепление для султана из перьев, а часто есть и тонкие бронзовые крылышки. Последний тип шлема, который следует упомянуть здесь, — это фракийский. (20). Он скорее всего восходит к фригийскому колпаку. В некоторых отношениях он является аналогом аттического шлема, однако спереди у него есть широкий козырек, который защищает глаза и уши. У этого типа обычно (но не обязательно) были длинные, резко вырезанные у глаз и рта нащечники, которые изгибались по линии челюсти. Такие нащечники зачастую были богато украшены — например, изображениями бороды и усов. Этот тип шлема начал приобретать популярность с V в. до н.э. Практически у всех шлемов имелся гребень из конского волоса. В большинстве случаев он крепился непосредственно к верхушке шлема и удерживался на месте при помощи двойных шпилек спереди и сзади. Способ его крепления на иллирийских шлемах очевиден. Но для большинства шлемов коринфского типа все не так ясно. На некоторых экземплярах есть крепление для него в тыльной части, и тогда впереди гребень мог удерживаться на месте при помощи петли, зацепленной за защитную носовую пластину. На некоторых шлемах, которые были обнаружены в Олимпии, существует целая сложная система крючков и колец, которые вроде бы должны соединяться. Если это действительно так, то тогда нам приходится признать, что на многих других шлемах подобные же приспособления оказались утраченными. Поднятые над шлемом основания для гребня были отличительной чертой шлемов архаического периода в Греции (700—500 гг. до н.э.), а в Италии они были популярны вплоть до I в. н.э. Такие держатели делались съемными и прикреплялись к шлему при помощи двойной шпильки — так, как это показано на рисунке.

Оружие

Главным оружием гоплита было копье. В могиле, которая находится в Вергине, Македония, нашли такое копье времен темных веков, с железным наконечником и подтоком, которые все еще находились на своих местах. Это копье было длиной около 2,3 м, которая и являлась скорее всего стандартной — те копья, что встречаются на рисунках, имеют длину от двух до трех метров. К концу VIII в. греки перестали хоронить своих воинов вместе с оружием, однако практика подобных захоронений продолжалась в Италии. В захоронениях VI в. в Камповалано ди Кампли, что близ Терамо, были обнаружены копья, длина которых варьируется от полутора до двух с половиной метров. У копий, показанных на вазовой живописи, наконечники листовидной формы; множество железных наконечников этого типа находят как в Греции, так и в Италии. Эти копья, которые, согласно Тиртею и Гомеру, делали из ясеня, имели металлический, иногда бронзовый подток. Маркл в своей статье, посвященной македонскому копью и пике, высчитал, что вес гоплитского копья длиной 2,5 м составлял около одного килограмма.

1 — часть рисунка с греческой вазы, на которой показаны два разных типа основания для гребня.

2 — греческое приподнятое основание для гребня. Из Олимпии. 3 — италийское приподнятое основание для гребня. Как первый, так и второй тип закреплялись при помощи двойных шпилек. 4—7 — эволюция греческого меча. 4,5 —два позднемикенских (тип I) бронзовых меча из Каллифеи, Ок. 1200 г. до н.э. 5а — рукоятка меча такого же типа из Италии. 6 — ранний греческий железный меч из Керамика, Ок. 820 г. до н.э. 6а — бронзовая рукоятка меча такого же типа. 7 — железный меч и греческого типа ножны к нему, отделанные костью, из некрополя Камповалано ди Камни. Ок. 500 г. до н.э. Музей Чети. 8 — железный наконечник копья греческого типа из некрополя Камповалано. Музей Чети. 9 — греческий бронзовый подток копья из Британского музея.

У гоплита также был меч. Находки времен темных веков показали, что в то время продолжали пользоваться мечом так называемого позднемикенского типа II, который вел свое происхождение из Центральной Европы. Делали его теперь, однако, из железа. Образец из Керамика представляет собой прямой обоюдоострый меч, длина клинка которого примерно 75 см. Ко времени греко-персидских войн его вид немного изменился — клинок приобрел листовидную форму и стал короче, примерно 60 см. Несколько замечательных образцов таких мечей найдено в Камповалано ди Кампли. Подобный меч был, без сомнения, рубящим оружием. В VI и V вв. до н.э. постепенно начинает входить в употребление изогнутый меч с односторонней заточкой — копис (kopis), который, возможно, впервые появился в Этрурии. Эти изогнутые мечи с массивным клинком длиной около 65 см были страшным рубящим оружием. Позднее они были преобразованы в более короткое колюще-режущее оружие, которое стало столь популярно в Испании и Македонии.