Греция и Рим, энциклопедия военной истории

Отныне Рим контролировал всю Италию. Его легионы сумели одолеть македонскую фалангу, которой руководил один из лучших полководцев античности, и доказали, что они в силах противостоять всем известным тогда в мире военным системам. На юге римляне поглядывали теперь через Мессинский пролив — на Сицилию. Римская экспансия на юг неизбежно должна была привести к столкновению с крупнейшей морской державой того времени — Карфагеном. Он не только контролировал побережье Африки вплоть до Гибралтарского пролива, юго-восточную Испанию и Сардинию (там у него было пять колоний), но и владел западной Сицилией. Восточная часть острова находилась в руках сиракузских тиранов, а также группы бывших наемников, известных как мамертинцы, которые четвертью века раньше захватили город Мессана (совр. Мессина). Сиракузцы теснили мамертинцев и уже готовились осадить Мессану, когда в войну вмешались карфагеняне. Они стремились не допустить попадания пролива под контроль Сиракуз, а потому пришли на помощь Мессане, поставив там свой гарнизон. Однако в 264 г. до н.э. мамертинцы подчинились римлянам: они не хотели видеть город оккупированным ни Сиракузами, ни Карфагеном и в то же время оценили степень свободы, какой обладал расположенный на противоположном берегу пролива Регий, союзник Рима. Рим понимал, что принятие этого предложения равносильно объявлению войны как Сиракузам, так и Карфагену, однако все же решился его принять. Для того чтобы поставить в Мессане свой гарнизон, на юг был отправлен морем небольшой отряд во главе с военным трибуном. Карфагеняне, чей флот патрулировал тогда пролив, не горели желанием вступать в войну, а потому предприняли лишь слабую попытку помешать римлянам войти в город. Как только последние прибыли на место, мамертинцы вышвырнули карфагенян из Мессаны. Карфаген отреагировал на события отправкой на остров армии, которая прошла вдоль южного побережья, объединилась со своим былым соперником — Сиракузами — и выступила к Мессане. Тем временем римская армия под командованием консула прибыла в Регий и переправилась через пролив. Так началась самая длинная и самая горькая война в истории Рима. На протяжении следующих 120 лет городу пришлось выдержать три войны с карфагенянами, в которых Рим потерял 250 тысяч человек. Войны эти завершились полным уничтожением Карфагена и его жителей.

Карта, на которой изображен театр военных действий I Пунической войны, В руках Рима находится вся Италия, в то время как Карфаген владеет Северной Африкой, западной Сицилией и Сардинией. Направленная на юг экспансия Рима должна была неизбежно привести его к конфликту с Карфагеном.

Наиболее ранний рассказ об этих войнах мы встречаем у греческого историка Полибия, который составил его во время III Пунической войны. У него был сравнительно большой военный опыт вкупе с ясным пониманием стратегии и тактики. К сожалению, немалая часть его труда до нас не дошла. Практически непрерывный отчет о событиях от начала II Пунической войны в 218 г. до н.э. до 167 г. до н.э. дает Ливии; после этого периода его труд также утрачен. Как уже говорилось выше, Ливии был «кабинетным историком» и не имел нормального представления ни о стратегии, ни о тактике. Существенная часть его материалов взята у Полибия, однако он часто дополнял греческого историка сведениями, почерпнутыми из других, худших источников, чем немало портил свой рассказ. Существует и третий источник — это александрийский историк Аппиан, живший во II в. н.э. Он написал историю войн Рима, и его трудом в принципе можно пользоваться для того, чтобы заполнить пропуски, имеющиеся у Полибия и Ливия. Однако как источник Аппиан не слишком надежен, доверять ему можно только в тех случаях, где его рассказ совпадает с тем, что сказано у Полибия. В данной книге рассматривается в первую очередь информация, находящаяся у Полибия; другие же источники зачастую полностью опускаются. В использовании Полибия в качестве исторического источника есть, однако, один отрицательный момент. Греческого историка привезли в Рим после битвы при Пидне в 168 г. до н.э. В Риме он жил в семье Сципионов и стал близким другом Сципиона Эмилиана, сына Эмилия Павла, победителя при Пидне, и внука Павла, убитого в битве при Каннах. Когда брак его отца распался, Эмилиана усыновили Сципионы, а его брата — семья Фабия Максима. Полибий не мог анализировать поступки представителей этих семей со своей обычной критической позиции, поскольку был связан с ними. Рассказывая о деяниях Сципионов, Павлов и Максимов, Полибий чувствовал себя обязанным во всем следовать их семейным преданиям, а потому ему приходилось в некоторых случаях «подгонять» другие имевшиеся у него источники под свой рассказ. Ни Сиракузы, ни Карфаген не чувствовали себя в силах справиться со сложившимся положением, а потому, обменявшись с римлянами мелкими стычками, отошли от Мессаны. На следующий, 263 г. Рим отправил на остров обоих консулов, и пролив пересекла вторая армия. Консулы решили вначале сокрушить Сиракузы, а затем уже иметь дело со значительно более грозными карфагенянами. Однако, когда римляне подошли к греческому порту, сиракузцы, увидев, что дело складывается не в их пользу, решили сдаться. В течение следующего года консулы продвинулись по южному побережью до Агригента, где собрались основные силы карфагенян, и осадили город. Последние попытались снять осаду, однако столкнулись с серьезным отпором и в итоге потеряли город. Агригент (совр. Агридженто) был греческим, а не карфагенским городом, но, несмотря на это, римляне разграбили его, а жителей продали в рабство. Такая жестокость была обычным делом для военного времени, но в данном случае оказалась совершенно непродуктивной, поскольку вызвала открытую враждебность других городов. Римлянам приходилось сражаться за каждый метр там, где они могли бы пройти с миром. Тем временем вдоль берегов Сицилии и Италии свободно рыскал флот пунийцев, которому даже удавалось вновь подчинять себе небольшие города. Римляне ясно понимали, что для того, чтобы сражаться с Карфагеном на равных, им необходимо выйти в море. В одной из мелких стычек переправлявшиеся на Сицилию римляне сумели захватить вытащенный на берег пунийский корабль, который и послужил им моделью для строительства собственных судов. В течение двух месяцев они спустили на воду 120 кораблей. Отдавая себе отчет в том, что у неопытной команды нет никаких шансов превзойти опытных карфагенских моряков, римляне изобрели абордажный мостик с крюком на конце, прозванный солдатами «вороном» (corvus). Они рассчитывали прицепляться с его помощью к кораблю противника так, чтобы получить возможность пустить в бой своих непобедимых легионеров. Римляне отправились на юг со своим построенным из сырого дерева флотом, ведомым плохо знакомыми с новым делом людьми. Их первые 17 кораблей, включая тот, на котором плыл один из консулов, сразу же пали жертвой карфагенян. Остальные сцепились с флотом пунийцев в заливе Милаццо и вопреки всем ожиданиям одержали весомую победу, которая предоставила им контроль над морем. Основной причиной этой победы можно считать «воронов», к которым карфагеняне были совершенно не готовы. Теперь карфагеняне осознали, что им придется иметь дело с превосходящей их римской пехотой как на суше, так и на море, и приготовились защищаться. Война превратилась в череду осад. К 256 г. римляне довели количество своих кораблей до 330 штук и решили разрешить сложившуюся на Сицилии ситуацию радикальным способом — переносом боевых действий в Африку. Консул Атилий Регул высадился на расстоянии примерно четырехдневного перехода от Карфагена с 15 000 пеших воинов и 500 всадниками и немедленно вступил в бой. Дважды в течение следующих месяцев он громил плохо обученное карфагенское войско и к концу кампании того года смог устроиться на зимние квартиры в Тунисе, откуда было рукой подать до великого города. Зимой карфагеняне запросили мира, но Регул выставил настолько тяжелые условия, что им не оставалось ничего, кроме как из последних сил продолжить борьбу. Отчаявшиеся карфагеняне пригласили для подготовки армии спартанского военачальника Ксантиппа. Его деятельность произвела на карфагенян такое впечатление, что они поручили ему командование армией. Весной он вывел свои войска навстречу римлянам и провел сражение. Ксантипп выстроил в центре фалангу и 100 боевых слонов, а на флангах разместил 4000 конницы. Сотня слонов нарушила римский строй, а идущая за слонами фаланга оттеснила смешавшиеся ряды легионеров. Тем временем африканская конница оставила фланги римлян без прикрытия, а затем атаковала легионы с тыла. Спаслось лишь две тысячи человек, а пятьсот солдат вместе с консулом Регулом попало в плен. Но самое худшее было еще впереди. Для того чтобы подобрать выживших, был послан флот; на обратном пути он попал в сильный шторм, пережило который всего 80 кораблей. Людские потери составили примерно 100000 жизней. Со свойственным им стоицизмом римляне отреагировали на несчастье постройкой другого флота, но двумя годами позже они потеряли при похожих обстоятельствах еще 150 кораблей. К 251 г. их силы настолько истощились, что они смогли снарядить всего 60 кораблей и вынуждены были уступить господство на море Карфагену. Они сомневались, что будут в состоянии когда-либо постоянно властвовать на море, а потому решили закрыть Сицилию для карфагенян путем захвата их главных портов на острове. Таковых было три — Панорм (совр. Палермо) на северном побережье, а также Дрепана (совр. Трапани) и Лилибей (совр. Марсала) на западной оконечности Сицилии. Римляне начали с того, что прошли по северному побережью и взяли Панорм, главную из колоний пунов. В 250 г. до н.э. римляне предприняли титаническое усилие и набрали команды для 240 кораблей. Соединенными усилиями армии и флота они нанесли удар по Лилибею и блокировали его. Попытка взять Дрепану, которую предприняли римляне на следующий год, обернулась бедой — погибла почти сотня боевых кораблей. В результате еще одного столкновения со стихией консул, который сопровождал вспомогательный флот, потерял еще 120 боевых кораблей и около 800 вспомогательных судов. Рим вновь остался без флота. Продовольствие римлянам, осаждавшим Лилибей, доставлялось через всю Сицилию, что было очень неудобно, особенно учитывая постоянные нападения карфагенян. Чтобы хоть как-то изменить ситуацию, римляне организовали атаку и захватили гору Эрике, господствовавшую над Дрепаной. Благодаря этому они сумели проложить новый путь для доставки припасов и вдобавок лишили опасную карфагенскую конницу возможности свободно действовать прямо из порта пунов. Обе стороны были сильно истощены войной, и в течение 248 г. довольствовались тем, что сохраняли свои позиции. Однако на следующий год карфагеняне решили проявить инициативу в решении сложившейся ситуации и назначили главнокомандующим своих островных сил молодого талантливого полководца Гамилькара Барку. Он отдавал себе отчет в том, что снять римскую осаду с двух западных портов напрямую невозможно, но надеялся добиться отвода римских армий от Лилибея и Дрепаны путем организации набегов на побережье Италии. Когда же этот его план успехом не увенчался, Гамилькар захватил гору на северном побережье, расположенную между Панормом и Дрепаной. С этой точки он мог продолжать морскую войну, угрожая в то же время римским путям снабжения. Практически три года Гамилькар Барка проводил оттуда свои рейды. В 244 г. он осуществил дерзкое нападение на римские позиции на г. Эрике. Для того чтобы контролировать все движение в Дрепану и из Дрепаны, римляне построили два форта — один на вершине горы и еще один у ее подножия, на юго-западной стороне. Гамилькар же смог закрепиться между ними, расколов их силы и вдобавок отрезав пути доставки припасов верхнему форту. Два года удерживал он эту опасную позицию, покуда небрежение и недостаток энергии со стороны его собственного правительства не привели к завершению войны. Недостаточно успешный ход войны оказал плохое влияние на Карфаген, а упадок духа сказался и на эффективности работы интендантского ведомства. Вскоре осажденный гарнизон начал ощущать недостаток продовольствия, доставка которого все задерживалась. Римляне же, напротив, совершили последнее усилие и заложили новый флот. Летом 242 г. они отправили на юг 200 кораблей. Не зная об этом, карфагенская эскадра отплыла в Карфаген для того, чтобы сопровождать долгожданные корабли с припасами. Результатом этого стал захват римлянами гавани Дрепаны. Когда суда пунов наконец подошли к западной оконечности острова, римский флот перехватил и сокрушил его в сражении при Эгатских островах (241 г. до н.э.). Это событие стало переломной точкой в ходе войны. Голодавшим гарнизонам обоих городов ничего не оставалось, как сдаться на милость победителей. Гамилькар постарался выторговать как можно больше, однако по условиям мирного договора Карфагену пришлось полностью оставить Сицилию и выплатить существенную контрибуцию. Обе стороны понесли в этой войне огромные потери. Полибий подсчитал, что римляне потеряли в ней около 700 кораблей, а карфагеняне — около 500.

Театр военных действий II Пунической войны — самого тяжелого военного конфликта в истории Рима. В то время Рим владел Италией, Сицилией, Сардинией и Корсикой. Карфагену принадлежало Северная Африка, юго-восточная Испания и Балеарские о-ва.

После войны наемники, служившие на острове, потребовали от Карфагена своей платы, а когда ее не последовало, взбунтовались. Правительство города совершенно не справлялось с ситуацией, и только опыт Гамилькара Барки, жестоко подавившего мятеж, спас карфагенян от полнейшего поражения. Воспользовавшись ситуацией, Рим захватил Сардинию, цинично нарушив только что данные клятвы. Положение, в котором оказался Карфаген, было поистине отчаянным: бросив все силы на то, чтобы сохранить свое положение на Сицилии, он потерял не только все колонии у берегов Италии, но и богатые людскими и материальными ресурсами владения в Испании. Гамилькар Барка, недовольный политикой собственного правительства, предавшего армию на Сицилии, предложил свои услуги для повторного завоевания Испании. В 237 г. он навсегда покинул родину, увозя с собой своего сына, молодого Ганнибала. Восемь лет спустя он погиб в бою, после того как вновь захватил юго-восточную часть Иберийского полуострова. Имела свои интересы в Испании и греческая колония Массилия (Марсель), расположенная на территории южной Франции. Массилийцы были отчасти виновны в испанских потерях Карфагена. Колония была в числе союзников Рима, и нет сомнения в том, что он с одобрением отнесся к ее иберийской кампании. Все это должно было оказать существенное влияние на развитие войны на Сицилии и, вероятно, было причиной того, почему Карфаген не смог заплатить наемникам после войны. Теперь же, когда армия пунов продвинулась на север, в глубь иберийского полуострова, торговые фактории массилийцев оказались отрезанными от остальной территории. Если бы карфагеняне пошли дальше, за р. Ибер (совр. Эбро), реальная опасность стала бы угрожать колониям Массилии — Роде и Эмпориям (совр. Ампурьяс), к югу от Пиренеев. Массилийцы обратились к Риму с просьбой о помощи, и Рим, невзирая на собственные проблемы, связанные с подготовкой к встрече кельтского вторжения, отправил в Испанию посольство, которое ухитрилось убедить преемника Гамилькара, Гасдрубала, согласиться на довольно безобидное соглашение не расширять границы карфагенских владений за Эбро. Причина столь быстрого достижения договоренности заключалась в том, что Эбро течет на юго-восток, поэтому примерно 95 процентов испанской территории оставалось открытым завоеванию. Пятью годами позже Гасдрубал пал от руки убийцы и предводителем войска был избран Ганнибал, сын Гамилькара, который за шестнадцать лет до того приехал в Испанию вместе с отцом. Между тем Рим продолжал постепенное продвижение на север в Италии. Его легионы переправились через Ар-но и стали наступать на земли лигурийцев, которые занимали все приморье — от Арно до Роны. К 230 г. в руках римлян оказался участок побережья до Специи. На восточном побережье появилась в 268 г. до н.э. вторая колония в Аримине (совр. Римини), севернее существовавшей примерно с 285 г. Сены Галлика (Сенигаллия). В конце 230-х гг. римляне решили заселить земли, пустовавшие уже около пятидесяти лет. Кельты, негодуя на это продвижение римлян по направлению к долине р. По, начали подготовку к массированному вторжению на полуостров. Оно несколько задержалось из-за внутренних разногласий между племенами, но к 226 г. до н.э. все было практически готово. Именно перед лицом этой угрозы заключили римляне иберийское соглашение с Гасдрубалом. В 225 г. до н.э. кельтская армия в 70 000 человек перешла через Апеннины. Время для вторжения они выбрали не слишком удачное, потому что не занятый ничем другим Рим смог бросить все свои силы на то, чтобы отразить нашествие. Римляне опасались его, однако у них было достаточно времени на подготовку. К боевым действиям было подготовлено четыре армии. В распоряжении каждого консула находилось четыре легиона, то есть примерно 50 000 пехотинцев и 3200 всадников. Одна из армий вела боевые действия на Сардинии. Другая была отправлена к Аримину (Римини) для того, чтобы охранять Фламиниеву дорогу, ведущую на юг. Третья армия, такая же по численности, охраняла Рим. Четвертая, состоявшая из 50 000 пеших воинов и 4000 всадников, набранных из сабинян и этрусков, была отдана под командование одному из преторов и прикрывала земли Этрурии. Вероятно, она стала в районе Ареццо. Так мы в первый раз видим то громадное количество войска, которое Рим был в состоянии выставить одновременно. Кельты не ударили там, где их ожидали—у Аримина, — а прошли через Апеннины в Этрурию и атаковали расположенную там армию. Вовремя пришедшие на помощь легионы из Аримина сумели предотвратить массовое избиение римлян, и кельты, по пятам преследуемые римской армией, отступили к побережью. Добравшись до берега, они отправились на север, и тут их передовые отряды обнаружили, к немалому своему удивлению, армию другого консула, которая переправилась с Сардинии в Пизу и шла на юг, к Риму. Сражение, в котором кельты храбро сражались до самого конца, произошло в 140 км севернее города, близ Теламона. Так миновала угроза еще одного вторжения, и римляне поклялись, что оно будет последним. Теперь их легионы сами вторглись в долину По. Первыми им удалось подчинить себе бойев, которые жили к югу от По. На следующий год (223 г. до н.э.) консул Фламиний, которого впоследствии убил Ганнибал в битве при Тразименском озере, перешел через По и вынудил инсубров дать бой около Бергамо, в котором их армия была разгромлена. Сенат отказался выслушать мольбу галлов о мире, требуя лишь безоговорочного подчинения. В 224 г. 30 000 гезатов (то самое племя, воины которого сражались обнаженными) переправились через Альпы для того, чтобы помочь своим родичам в долине По. Римляне осадили инсубрский город Ацерры, к северу от По, и кельты, которые стремились оттянуть от него римские легионы, атаковали провиантские склады в Кастеджио, в 50 км западнее Пьяченцы. На помощь городу бросился один из консулов, Марк Клавдий Марцелл, возглавивший отряд из конницы и легковооруженных воинов. Галльский вождь Виридомар вызвал его на поединок, и Марцелл, которому было около 50 лет, принял бой и победил. Отбив атаку, Марцелл перешел через По и, объединившись с другим консулом, который тем временем взял Ацерры, сокрушил Милан. С падением этой главной крепости инсубры вынуждены были капитулировать. В течение двух следующих лет римляне подавили очаги сопротивления в верхней части Адриатики, и к концу 220-х гг. до н.э. в их руках находилась практически вся Италия, за исключением Генуэзского залива. Чтобы закрепить за собой завоеванные земли в долине По, были основаны две колонии — одна на северном берегу, в Кремоне, на землях инсубров, а другая — на южном, в Плаценции, на землях бойев. Со времен захвата Сардинии Рим обрел полный контроль над Тирренским морем. При наличии крупного флота, который появился в результате войны с Карфагеном, это был существенный шаг к власти над Адриатикой. Народы, населявшие восточную ее часть — самыми многочисленными из них были иллирийцы, — жили в основном за счет пиратства. В тех краях их легкие суда (лембы) были грозой всех торговцев. Во второй половине III в. до н.э. могущество Иллирии, а с ним и наглость ее пиратов существенно возросли. К сожалению, морская мощь греческих государств в III в. пришла в упадок, а потому ни одно из них не способно было справиться с ситуацией. Даже Македония, которая по традиции поддерживала порядок на севере, не хотела, да и не могла что-либо предпринять. Рим не испытывал большого желания вмешиваться в мелкий конфликт такого рода, однако под давлением италийских купцов, чьи корабли, отправлявшиеся из Брундизия, постоянно грабили, отправил в Иллирию посольство и потребовал прекратить нападения. Получив резкий отпор от иллирийской царицы Тевты, Рим вторгся в 229 г. на территорию Иллирии и захватил кусок земли, лежавший напротив Брундизия, примерно соответствующий побережью современной Албании. Он стал первым приобретением Рима, действительно находившимся за пределами Италии. Это были ворота к Греции, которые в последующие годы оказались поистине бесценными для Рима. В 220 г. до н.э. в Иллирии снова разгорелись волнения, которые потребовали вмешательства обоих консулов, и продолжались вплоть до 219 г. Теперь сцена была подготовлена для важнейших событий 218 г. до н.э., событий, которые вовлекли Рим в самый знаменитый его конфликт. Война с Ганнибалом стала переломной точкой римской военной истории. Рим вступил в нее всего лишь одним из средиземноморских государств, а закончил через 16 лет государством с самой большой военной мощью в мире. Эта война стала кульминационной точкой военных достижений Рима, и ему никогда больше не приходилось встречаться с таким испытанием.

Подготовка ко второй войне

В 221 г. до н.э., в возрасте примерно 26 лет, Ганнибал был избран командиром карфагенской армии в Испании. Его отец годами мечтал продолжить войну с Римом. Должно быть, он ночи напролет просиживал у лагерного костра с тремя своими сыновьями — Ганнибалом, Гасдрубалом и Магоном, — обсуждая тактику, которая могла бы сломить могучие легионы римлян. Постепенно она начала вырисовываться, однако со смертью Гамилькара планы его были отложены. В отличие от преемника Гамилькара, склонного к дипломатии Гасдрубала, Ганнибал был истинным сыном своего отца. Многие годы он вынашивал план отомстить римлянам и теперь, закрепившись на большей части Пиренейского полуострова, был как никогда близок к осуществлению своего намерения. Без сомнения, командуй он армией в 225 г., он вторгся бы в Италию во время войны с кельтами. Ганнибал знал, что в Испании римляне могли рассчитывать на поддержку многих завоеванных карфагенянами племен, что существенно подорвало бы его позиции, в то время как в Италии дело обстояло бы наоборот. На Апеннинском полуострове армия пунов могла бы получить помощь от всегдашних врагов римлян — кельтов, самнитов и этрусков. В результате Рим очутился бы в изоляции. Со времен первой войны римляне обладали бесспорным преимуществом на море, но для Ганнибала это не имело большого значения, потому что в долину По, где его ожидала бы самая большая поддержка, дорога была только одна — сушей. Но до того, как отправиться туда, Ганнибалу нужно было расчистить путь до Пиренеев по побережью.

Фриз с изображением карфагенского оружия с триумфального памятника, обнаруженного в Тунисе, Возможно, изображенный панцирь — на самом деле кольчуга. Щит справа — североафриканского типа; таким могли пользоваться в ливо-финикийской фаланге.

Примерно в 270 км к северу от Нового Карфагена (совр. Картахена) находилась высокогорная крепость Сагунт (Сагунто), которая контролировала дорогу по побережью. Она представляла большую опасность для коммуникаций любой армии, собиравшейся вторгнуться в северную Испанию, а потому ее следовало захватить. Было важно не допустить, чтобы римляне пользовались ею в качестве опорного пункта, доставляя все необходимое морем. Непонятно, по какой причине, — во всяком случае, античные авторы этого не объясняют, — Сагунт, расположенный в 140 км к югу от Ибера, находился под защитой Рима. Возможно, у него были торговые связи с Массилией, и именно массилийцы попросили римлян оказать ему поддержку. Ганнибал не сомневался, что нападение на город приведет к конфликту с Римом. Для карфагенского полководца было чрезвычайно важно выиграть время, потому что римляне могли опередить его и высадить армию в северной Испании до того, как он начнет свое вторжение. Между тем Ганнибалу было необходимо упрочить свои позиции в Испании, поэтому он провел две кампании в центральном горном районе страны, продвинувшись на северо-запад до границы современной Португалии. Ганнибал должен был узнать об Иллирийской войне Рима, после того как вернулся из второй из своих кампаний, осенью 220 г. до н.э. В военном конфликте были заняты армии обоих консулов, и карфагенянин понял, что час пробил. Организовав нападение на Сагунт, Ганнибал начал новую войну с Римом. Несомненно, он именно на это и рассчитывал и действовал в рамках заранее разработанной общей стратегии. Точно так же был заранее спланирован и его поход в Италию — предприятие такого масштаба не может осуществиться под влиянием момента, как пишут многие комментаторы, оно требует детальной разработки. Первым шагом к осуществлению разработанного Ганнибалом плана стало взятие Сагунта. Весной 219 г. до н.э. он организовал мощную атаку на город и после восьмимесячной осады захватил его. Римляне отправили в Карфаген ультиматум; его отклонили, и весной 218 г. до н.э. было объявлено о начале войны. Осенью 219 г. Ганнибал устроился на зимние квартиры в Новом Карфагене. Он распустил на зиму испанские войска по домам и приготовился поручить управление страной своему младшему брату Гасдрубалу. Вначале он позаботился об обеспечении охраны Карфагена, отправив в Африку 13 850 человек испанских пехотинцев, 1200 всадников и 870 пращников с Балеарских островов. Для защиты Испании предназначались 12150 пехотинцев, 500 балеарских пращников и 2550 всадников; оставил он брату и 21 слона. Точность этих цифр подтверждает Полибий, который обнаружил их на бронзовой табличке, оставленной Ганнибалом на Лацинском мысе в южной Италии. К тому времени карфагенский полководец уже договорился с кельтами долины По и к тому же отправил посланцев к вождям кельтских племен в Альпах — чтобы получить разрешение на проход через горы. Ранней весной его вестники возвратились с подтверждением обещанной поддержки. Теперь Ганнибал собрал громадную армию из 90 000 пехотинцев, 12 000 всадников и примерно 40 слонов, приготовившись силой проложить себе путь через северную Испанию. Подробного описания его армии Полибий не дает, однако она должна была состоять из того ядра, с которым Ганнибал намеревался вторгнуться в Италию, и «расходного материала». Можно с достаточной долей точности вычислить, что армия Ганнибала состояла примерно из 20 000 человек африканской пехоты, 70 000 испанской пехоты, 6000 нумидийских всадников и 6000 человек испанской конницы, при этом «расходным материалом» были испанские части. Большую часть сражавшихся за Карфаген солдат составляли наемники-чужеземцы, однако ядро войска — как пешего, так и конного — состояло из воинов смешанного ливийско-финикийского происхождения. Полибий, который сообщает об этом, не указывает, однако, сколько их было. Возможно, что ответ на этот вопрос находится во встроенных в стены Карфагена казармах, о которых писал Аппиан. Они предназначались для 20 000 пехотинцев и 4000 всадников. В IV в. до н.э. у Карфагена было народное ополчение, включавшее и Священный отряд в 2500 человек, однако после сокрушительного разгрома в сражении при реке Кримис в 339 г. до н.э. он был расформирован. С этого времени Карфаген полностью вверил свою защиту наемникам. Еще сравнительно недавно нам ничего не было известно о том, какими доспехами пользовались карфагеняне, однако несколько лет назад в Хемту, Тунис, были раскопаны руины сооружения, украшенного фризом с изображением панцирей и щитов. Панцири эти почти наверняка были на самом деле кольчугами, очень похожими на те, что носили военачальники в эллинистических государствах. На фризе представлено два типа щитов — овальной формы, каким пользовались кельты и испанцы, и круглый; последний был доселе неизвестен. Он круглой формы и чем-то напоминает аргивский щит, но со вставленным в центр круглым диском и закругленной внутренней частью обода, тогда как у аргивского щита она образует угол к плоскости. Щиты эти очень похожи на грубые изображения нумидийских щитов на колонне Траяна и на североафриканских надгробиях; вероятно, именно этим типом щита пользовались нумидийские всадники. Однако на памятнике из Хемту они изображены как трофеи, и, вероятно, это были захваченные доспехи. Возможно, это был памятный знак, tropaeum, построенный в честь победы нумидийцев и их римских союзников над карфагенянами в 146 г. до н.э. Если это действительно так, то тогда круглые щиты должны были принадлежать ливо-финикийской фаланге.

Ливо-финикийская пехота формировала фалангу македонского типа, которая, если понимать Полибия буквально, была организована в «спейры». Возможно, назывались эти подразделения как-то иначе, но они, несомненно, были того же размера. Фалангиты должны были пользоваться типичным оружием эллинистического пешего воина. В нескольких случаях Полибий говорит о легковооруженных копейщиках Ганнибаловой армии. Они использовались там, где обычно применялись легковооруженные войска. С одной стороны, речь здесь могла идти о более легковооруженных воинах, стоявших в задних рядах, с другой же — отражать тот факт, что только тяжелая пика делала фалангита таким неуклюжим. После битвы при Тразименском озере (217 г. до н.э.) Ганнибал снабдил своих африканцев лучшими из захваченных у римлян доспехов — кольчугами, и все же Полибий продолжает говорить о легковооруженных копейщиках. Таким образом, он не подразумевает под ними легкую фалангу, как предполагали многие.

Реконструкция облика нумидийского всадника, сделанная на основе рельефов с колонны Траяна и описания Полибия. На лошади нет ни узды, ни поводьев, и всадник управляет ею только ногами. Нумидийцы, лучшая легкая конница античного мира, очень походили на американских индейцев XIX в, Они не годились на роль ударных войск, но были отличными застрельщиками и безжалостными преследователями отступающего противника. Хотя в битве при Каннах нумидийцы не смогли разгромить римскую конницу, они немедленно бросились в погоню за ней, как только испанцам и кельтам удалось обратить ее в бегство.

На скульптурном изображении карфагенского гребного судна, показанном на, есть штандарт, увенчанный диском и полумесяцем. Этот символ встречается настолько часто, что можно предположить, что он был штандартом Карфагена. Вряд ли можно считать простым совпадением тот факт, что эти же знаки появились на значках римских манипулов времен империи — возможно, римский signum ведет происхождение именно от них. Основную часть карфагенской армии составляли наемники-чужеземцы — кельты, испанцы, жители Балеарских островов (знаменитые пращники), лигурийцы, греки (в основном беглые рабы и дезертиры); больше всего там было североафриканцев. На все эти войска должна была распространяться принятая в Карфагене дисциплина, и следовало бы ожидать, что командовали ими карфагенские военачальники. Однако из рассказа Полибия об осаде Лилибея в ходе I Пунической войны ясно следует, что служили наемники под командованием своих собственных офицеров, потому что старшие командиры наемников попытались предать город в руки римлян. Вероятно, карфагеняне осуществляли командование на среднем (батальонном) уровне — подобно римлянам времен поздней республики. Выдающийся успех армии Ганнибала, которая на 50 процентов состояла из кельтов, во многом обязан именно этой карфагенской системе. Она не пыталась ввести однообразие — каждое племя сражалось в соответствии с собственными традициями, и вводить в бой его требовалось так, чтобы извлечь из этого максимальное преимущество. Не менее примечательным было отношение армии к своему полководцу: несмотря на свое разношерстное происхождение, войска 15 лет служили Ганнибалу, не предпринимая ни малейших попыток мятежа. Постыдная история, рассказанная Диодором — что Ганнибал якобы приказал перебить тех наемников, кто не отправился с ним в Африку, — полная выдумка. Он просто не мог переправить туда хоть сколько-нибудь значительное количество своих людей, потому что не имел флота. Причем даже при наличии большого количества кораблей он не смог бы избежать нападений римского флота. Вероятно, римляне предложили большей части оставшейся Ганнибаловой армии какое-то соглашение, а затем перебили их.

Южноиталийская терракотовая статуэтка, изображающая раненого нумидийского всадника. Лувр. Справа: Нумидийские всадники, изображенные на колонне Траяна. Все снаряжение лошади ограничивается ремешком на шее, который застегивает на ней изображенный в правом верхнем углу всадник. Хотя размер лошадей явно преуменьшен, эти животные были невысокими — не больше современных крупных пони, У всадников были щиты североафриканского типа, что подтверждается несколькими грубыми скульптурными изображениями из Северной Африки.

Помимо ливо-финикийской фаланги и большого числа африканских отрядов, которые набирал Карфаген, на службе у него находилась нумидийская конница, о которой стоит поговорить особо. Территория Нумидии примерно соответствует современному Алжиру. В те времена в Северную Африку еще не был завезен верблюд, зато была повсеместно распространена лошадь. Кочевые племена практически всю жизнь проводили на коне. Они не использовали ни удил, ни поводьев и ездили без седла. Подобно американским индейцам, эти воины представляли собой превосходную легкую конницу. Фактически они были столь хороши, что тот, кому они служили, мог выиграть войну за Северную Африку. Самым большим достижением Сципиона Африканского было то, что в конце войны с Ганнибалом ему удалось убедить нумидийцев перейти на сторону римлян. Эта смена сторон окончательно решила дело.

Когда в конце II в. до н.э. римляне вступили в войну с нумидийцами, последние оказались настолько опасным противником, что погубили карьеру множества римских полководцев: нумидийцев никак не удавалось разбить окончательно. Нумидийская конница была бесполезна в качестве ударной силы, но, подобно этолийцам, они были превосходными застрельщиками и преследователями отступающего противника. В битве при Каннах они не смогли разгромить конницу римских союзников, но, как только кельты и испанцы сделали это, нумидийцы бросились в погоню. Нумидийцы были похожи на конных пельтастов. Их тактика заключалась в том, чтобы подобраться к противнику, метнуть дротики, а затем отойти, не вступая с ним в тесный контакт. Карфагеняне постоянно пользовались ими при необходимости оттеснить врага на неудобные позиции или подвести его к засаде. На колонне Траяна в Риме нумидийцы изображены преследующими да-ков. На лошадях нет ничего, кроме ремешка вокруг шеи. Всадники в коротких туниках носят круглые щиты, но не имеют доспехов. В относящейся ко II в. до н.э. гробнице человека из высшей знати в Эс-Сумаа в Алжире нашли железные наконечники дротиков и меч с клинком примерно в 60 см длиной.

Вторыми после африканцев ставили карфагеняне испанцев. Они происходили из юго-восточной Испании и были скорее всего кельтиберами — племенем смешанного кельтско-испанского происхождения. Испанская пехота и конница составляла малую, но очень важную часть армии Ганнибала. Из 20 000 пехотинцев, достигших Италии, 8000 были испанцами. Существовало три типа пеших воинов, объединенных под общим названием «испанцев», — мечники, метатели дротиков и пращники. Последние происходили с Балеарских островов, расположенных у восточного побережья Испании, и были знамениты своим умением метать тяжелые камни. Полибий говорит, что у мечников были большие щиты кельтского типа и короткие колюще-рубящие мечи. Носили они белые туники, окаймленные пурпурной полосой. На скульптурных изображениях из Осуны, в южной Испании, изображены воины, хорошо соответствующие описанию Полибия. Второй тип пехотинцев, который, вероятно, составляли метатели дротиков, упоминается у Диодора. Вооружены они были круглыми щитами и, возможно, представляли собой то же самое, что легковооруженные отряды, которые Цезарь называет цетратами. Ливии использует это слово при описании пельтастов армии Филиппа V. Их изображения также можно встретить на осунских рельефах — на их щитах есть расположенный в центре умбон, а сами воины одеты в просторные туники чуть выше колена.

Испанский меч обрел бессмертие после того, как его взяли на вооружение римляне. Меч легионера, gladius hispaniensis, был прямым остроконечным мечом (5). Однако наиболее распространенным в Испании типом оружия была изящно изогнутая фальката (4). Это был колюще-рубящий меч, приблизительная длина клинка которого составляла всего около 45 см. Судя по фрагменту статуи (его на рисунках нет), этот меч помещался на левом боку. Иногда к его ножнам прикреплялся короткий нож. Найдено много кинжалов (6, 7), которые были предшественниками римского кинжала. Испанцы пользовались также коротким пилумом, но самым необычным их оружием был саунион (1). Это был дротик с зазубренным наконечником, который целиком изготовлялся из железа.

Некоторые воины, изображенные на осунских рельефах, носят поразительный головной убор, украшенный гребнем. Греческий географ Страбон писал, что иберийцы носили изготовленные из жил шапки, и это описание больше всего подходит к изображению, а гребень доказывает, что это не могли быть волосы солдата. Эти колпаки очень похожи на те, что есть на скульптурах из южной Франции. Шапки, помеченные номерами 12 и 13, должно быть, представляют собой упрощенный вариант такого колпака. Носили их цетраты. Известны находки нескольких бронзовых шлемов, но они очень редки. Современному читателю испанская конница, так лее как и римская или кельтская, может показаться несколько странной — очевидно, эти всадники зачастую сходили с коней и сражались пешими. Иногда они могли ехать вдвоем на одной лошади, при этом перед битвой один из воинов соскакивал. У испанских всадников были маленькие круглые щиты с расположенной в центре ручкой, похожие на те, что были у цетратов.

Всадник на изображении одет так же, как пешие воины, и, вероятно, головной убор у него того же типа. В правой руке он держит фалькату. Лошадь, изображенная на рис. 19, имеет уздечку и потник, который удерживается на месте одной подпругой. На статуях иногда можно разглядеть что-то вроде седла эллинистического типа. Удила были нескольких типов. Самые распространенные имели трензельные кольца (23) либо псалии в форме полумесяцев. Судя по многочисленным изображениям слонов на карфагенских монетах, боевые животные, которые использовались в пунических армиях, принадлежали к африканской разновидности. Карфагеняне охотились на лесных слонов в Марокко, а также на окраине Сахары, в оазисе Гадамес, что в 800 км южнее Карфагена. Эти слоны появились в первой войне с Римом, при осаде Агригента в 262 г. до н.э., и выставляли их против как пехотинцев, так и конницы. Слоны произвели сильное впечатление на римлян, и в течение долгого времени те не осмеливались противостоять им. В 255 г. до н.э. слоны буквально втоптали в грязь легионы Регула в битве на Баградских равнинах. Но в 250 г. при осаде Палермо римлянам удалось захватить нескольких животных, и они наконец вновь обрели уверенность в себе. У этих слонов, как и у более крупных африканских саванных слонов, есть прогиб на спине, так что карфагеняне ездили на них верхом, как на лошади.

Карта, иллюстрирующая компанию Сципиона и Ганнибала осенью 218 г, до н.э. Долина По была только что завоевана римлянами, которые основали две новые колонии е Плаценции и Кремоне.

Закончив покорение земель к северу от Эбро, Ганнибал оставил там Ганнона с гарнизоном из 10000 пеших и 1000 конных воинов, поручив ему охрану прохода. Оставив все тяжелое снаряжение, включая осадные машины, он перешел через Пиренеи с 50 000 пехотинцев, 9000 конницы и слонами. Римляне также собирались вести войну за морем на два фронта, и два избранных на 218 г. консула тянули жребий о том, кому какая провинция достанется. Тиберий Семпроний Лонг вытащил Африку, а Публий Корнелий Сципион — Испанию. Покуда консулы набирали свои легионы, они отдали приказ об основании двух колоний в долине р. По — в Кремоне и Плаценции. В каждую из них отправилось по 6000 человек, которые должны были в 30-дневный срок доложить о своем прибытии. Не успели обе новые колонии обосноваться на месте, как бойи и инсубры, воодушевленные скорым приходом Ганнибала, восстали. Они атаковали размещенный там легион, находившийся под командованием претора. У Полибия этот легион именуется четвертым. Единственный вариант, при котором он мог иметь такой номер, предполагает, что это был легион с кампании прошлого года, которому приказано было остаться на зиму в долине По. Поскольку он является первым упомянутым в связи с этой войной легионом, в дальнейшем он ясности ради и будет называться первым. Все остальные легионы будут нумероваться в соответствии со своим появлением. Возможно, восстание галлов было инспирировано Ганнибалом для того, чтобы задержать Сципиона — консулу пришлось отправить один из собранных легионов (второй) в долину По и потребовать взамен него подкрепления от союзников. Громадные людские ресурсы Рима оказались решающим фактором в войне. Полибий приводит сведения, которые приказал собрать сенат в 226 г. до н.э. перед угрозой галльского вторжения. Согласно им Рим мог выставить 700 000 пеших воинов и 70 000 всадников. Из этого числа 150 000 пехотинцев и 26 000 всадников были из Самния, Лукании и Калабрии — регионов, утраченных римлянами после битвы при Каннах. Две армии подготовились к выступлению в начале лета. Лонг, у которого было 160 квинкверем и два легиона, третий и четвертый, отправился в Лили-бей на Сицилии, дабы начать оттуда вторжение в Африку. Сципион, у которого было 60 пентер, отплыл вдоль побережья Лигурии в Марсель и бросил якорь у восточного устья Роны; под его командованием находились пятый и шестой легионы.

Переход в Италию

Путь Ганнибала из Испании в Италию служит предметом жесточайших споров. Я затратил много лег на поиски всех возможных дорог и пришел к выводу, что за исключением известного отклонения в начале похода через Альпы, когда он хотел оторваться от армии Сципиона, Ганнибал избрал максимально прямой путь, ведущий в долину По из Испании: вверх по долине Дюранса и вниз по долине Дора Рипариа в район Турина. Вначале я даю описание этого перехода, а в конце подробно разбираю вопрос достоверности этой реконструкции.

Пока Ганнибал еще прокладывал себе путь через северную Испанию, Сципион добрался до устья Роны. Там он остановился, ожидая донесения разведчиков о том, что происходит к северу от Эбро. Он знал, что Ганнибал пересек реку, но, поскольку надежной информации у него не было, римский полководец не решился произвести высадку войска. Следующие полученные Сципионом вести гласили, что Ганнибал перешел Пиренеи и движется через южную Галлию, намереваясь, возможно, атаковать Марсель и разрушить этот перевалочный пункт римлян. Сципион решил остаться на месте и встретить противника на дружественных землях. В таком случае позади него оставался Марсель, а линии коммуникации с Италией не слишком удлинялись. Между тем Ганнибал двигался по направлению к Роне вдоль побережья. Эта дорога идет вдоль края болотистого побережья до Люнеля, а затем отклоняется на северо-восток к Ниму для того, чтобы избежать болот, расположенных в дельте Роны. Затем она поворачивает прямо на восток и доходит до Роны у Бокера. Оттуда путь идет по долине Дюранса в Альпы и следует через Монженеврский перевал, от которого спускается вниз, в Италию, по долине Дора Рипариа. Лазутчики Ганнибала доложили о том, что Сципион расположился в устье Роны, а потому он продолжил движение на северо-восток. Карфагенянин желал избежать стычки во время переправы через реку, рассчитывая пересечь ее у Авиньона. В этом случае между ним и Сципионом оказывалась река Дюранс, которая впадает в Рону с востока.

Добравшись до реки, карфагеняне скупили у местных жителей все пригодные для переправы средства. Таковых оказалось довольно много, поскольку обитатели тех мест промышляли речной торговлей. Через два дня они собрали достаточное количество лодок, но на противоположном берегу войско ожидало недружелюбно настроенное племя. Ганнибал понимал невозможность начать переправу перед лицом противника, а потому на третью после своего прибытия ночь отправил отряд с проводниками из местных для того, чтобы они перешли через реку выше по течению. Отряд поднялся на 40 км вверх, до места, где Рона разделяется на два рукава, образуя в середине остров. Там они отдыхали в течение дня. Еще две ночи ушло у них на то, чтобы дойти до места, откуда можно было атаковать расположившегося на восточном берегу реки противника. Незадолго до рассвета, на пятую ночь своего пребывания у реки, Ганнибал посадил на лодки легкую конницу и легкую пехоту. Более крупные суда переправлялись выше по течению для того, чтобы ослабить напор волн. Двое людей на корме каждой лодки держали поводья шести-семи коней, которые переправлялись вплавь. Когда варвары увидели приготовления карфагенян, они высыпали из своего лагеря и столпились на берегу. Увидев поданный дымом сигнал с противоположного берега, Ганнибал приказал своим воинам начать переправу. Те, кто еще оставался на берегу, криками подбадривали товарищей, а галлы, потрясая мечами, издавали боевые кличи и хвастались былыми подвигами. Как только первые лодки добрались до берега, часть уже находившегося на той стороне отряда атаковала галлов с тыла, а остальные подожгли пустой лагерь. Захваченные врасплох кельты бежали, не сумев ничем помешать переправе. До конца дня Ганнибал сумел переправить остаток армии и разбить лагерь на восточном берегу реки. Оставалась только одна серьезная проблема — перевезти через Рону слонов. На следующий день он отправил 500 нумидийских всадников с приказом пересечь Дюранс и разведать местонахождение и число римлян. Между тем перед карфагенским войском предстали несколько кельтских вождей, которые перешли Альпы, чтобы встретить армию Ганнибала. Они ободрили воинов рассказом о теплом приеме, ожидающем их по ту сторону Альп, и обещанием провести их через горы самой легкой дорогой. Тем временем Сципион, который получал от своих лазутчиков противоречивые доклады, отправил на разведку конницу. Наткнувшиеся на нее нумидийцы развернулись и карьером поскакали обратно, чтобы доложить Ганнибалу. Римская конница приняла это отступление за бегство и отправилась в погоню за нумидийцами, добравшись чуть ли не до самого лагеря Ганнибала на восточном берегу Роны. Затем они поспешно поскакали обратно к Сципиону. Ганнибал, полагавший, что его нумидийцы столкнулись с отрядом римской конницы, следующим впереди легионов, вынужден был принять немедленное решение. Принятая Ганнибалом общая стратегия требовала того, чтобы он добрался до Италии со свежим войском, а потому карфагенский полководец не мог позволить себе рисковать, устраивая сражение в долине Роны. Поскольку дорога через Дюранс оказалась закрыта, Ганнибалу жизненно важно было оторваться теперь от Сципиона. Он приказал своей пехоте и обозу с рассветом отправиться вверх по Роне, а конницу выставил вдоль северного берега Дюранса; задачей последней было помешать противнику переправиться через реку. Теперь, выставив охрану позиций, можно было заняться перевозкой слонов. Слоны были напуганы видом широкой (от 200 до 500 м) и быстрой реки. Для их переправы было построено множество очень прочных плотов пример но семи метров шириной. Их связали по два в ряд и пришвартовали к речному берегу. Затем, присоединяя к ним все новые пары, соорудили примерно 15-метровой ширины мол. Плоты удерживались на месте веревками, привязанными к расположенным на берегу деревьям. Мастерам удалось вывести этот мол в реку примерно на 60 м. К концу мола было привязано два крепких плота, а веревки, удерживавшие их на месте, можно было легко обрубить. Настил плотов был прикрыт землей, и они казались продолжением ведущей к реке тропы. Слонов заманили на них при помощи двух самок, которых вели первыми. Как только животные достигли крайних плотов, удерживавшие их на месте канаты обрубили, и лодки с гребцами отбуксировали слонов к другому берегу. Вначале слоны испуганно топтались на плотах, но затем, увидев, что вода окружает их со всех сторон, животные собрались в центре и застыли в ужасе. Таким образом удалось переправить большую часть животных, хотя несколько из них свалились в воду на самой середине реки, утопив погонщиков. Полибий настаивает на том, что самим слонам удалось добраться до противоположного берега, потому что они подняли хоботы и, набирая через них воздух, прошли по дну реки. Предположение выглядит маловероятным, особенно если учесть глубину реки и силу течения — хотя еще никому не приходило в голову проверить высказывание Полибия, бросив слона в Рону. Закончив переправу слонов, Ганнибал отозвал конницу, поставил ее в арьергарде вместе со слонами и отправился догонять пехоту. Все приготовления Ганнибала были на самом деле не нужны, поскольку Сципион не двигался с места. Его конница достигла лагеря пунов во второй половине дня, и вряд ли они сумели добраться до своего собственного раньше, чем на следующий день. Неизвестно, что именно побудило Сципиона действовать — известие ли о том, что Ганнибал не воспользовался обычной переправой через Рону, или просто чувство, что что-то упущено. Как бы то ни было, он немедленно погрузил на корабль все имущество и ненужное снаряжение и быстро отправился со своими людьми на север. Однако до места переправы они сумели дойти только спустя три дня с того времени, как Ганнибал покинул его. Полибий пишет, что Сципион «был очень поражен», когда увидел брошенный лагерь. Римскому полководцу было чему изумляться — ведь только тогда он понял, что Ганнибал направляется в Италию. Можно представить, что чувствовал консул, направляясь обратно к побережью. Он упустил Ганнибала, и теперь перед последним простиралась практически беззащитная Италия. Добравшись до моря, Сципион приказал своему брату вести армию в Испанию в соответствии с указаниями сената. Сам же он поспешил отплыть обратно в Италию. Карфагенская армия без остановок шла на север четыре дня. Затем ее догнали оставленные позади лазутчики, которые должны были следить за передвижениями Сципиона, и доложили, что опасность миновала. Четырехдневный переход привел карфагенян к месту слияния Роны и Изера, примерно в 130 км от места, где впадал в нее Дюранс. Территорию в форме треугольника, которая находилась между Изером и Роной, называли Островом. С двух сторон ее ограничивали Рона и ее мощный приток — Изер, которые надежно отрезали ее от юга, запада и севера; с востока же ее окаймляли практически непроходимый Шартрезский горный массив и гора Мон-дю-Ша. На Острове кипела в это время гражданская война, в которой сражались за власть два брата. Вмешавшийся в борьбу Ганнибал изгнал одного из братьев, и благодарные «островитяне» снабдили его армию изрядным количеством зерна и других припасов, поменяли изношенное снаряжение и выдали достаточное количество теплой одежды. Последнее было особенно необходимо для перехода через Альпы, поскольку уже наступила осень и ночами стало сильно холодать. Когда армия готова была продолжить поход, «островитяне» отправили с ними сопровождение, охранявшее арьергард карфагенян при проходе через земли аллоброгов, особенно свирепого кельтского племени. Зимой Ганнибал заплатил крупную сумму за охрану пути по долине Дюранса для своей армии; теперь, когда Сципион более не преследовал его, карфагенскому полководцу было необходимо вернуться туда. «Островитяне», должно быть, сообщили ему, что он легко сможет вернуться на намеченный путь, если пройдет через один из невысоких перевалов, отделяющих верхнее течение р. Драк от долины Дюранса. Благодаря этому он мог выйти на первоначальную дорогу у Шоржа, срезав крюк в 150 км, который пришлось бы сделать, если бы он решил вернуться к устью Дюранса. На новом маршруте ему следовало идти вдоль Изера, огибая северную оконечность Веркоров, а затем следовать вдоль его притока, Драка, до его истока. В течение десяти дней армия медленно следовала вначале вдоль Изера, а затем вдоль Драка, запасаясь по пути продовольствием, ибо впереди ее ожидали трудные времена. Они начали подъем в том месте, где Драк дошел до гор. Здесь «островитяне» покинули их, и армия медленно начала взбираться по пологому подъему, ведущему к видневшемуся вдали перевалу. Покуда войско Ганнибала шло по равнине, аллоброги, которые опасались «островитян» и конницы, не решались трогать его. Однако теперь кельты увидели, что армия растянулась вдоль узкого прохода, а потому заняли господствовавшие над ним высоты. Кельты принялись, по своему обычаю, похваляться перед боем — и легко были обнаружены. Между тем, сохрани аллоброги свои позиции в тайне до подхода Ганнибала, они легко нанесли бы ему серьезный урон. Ганнибал приказал войску остановиться, разбил лагерь на плоской земле перед проходом и отправил своих кельтских проводников на разведку. Вскоре после заката они вернулись и доложили, что аллоброги покидают на ночь свои посты и удаляются на ночлег в ближайшее селение. На следующий день Ганнибал передвинул лагерь вперед по дороге к проходу, насколько это было возможно, и остановился вблизи своего противника. Ночью он приказал части своего войска занять оставленные противником позиции. На следующее утро через проход двинулось остальное войско. Вначале аллоброги примирились с тем, что дело проиграно, но когда они увидели медленно тянущийся через проход обоз, их жадность пересилила осторожность, и они атаковали его с нескольких точек. В этом месте Драк протекает сквозь глубокое ущелье и тропа опасливо жмется к склону горы. В таком ограниченном пространстве достаточно малейшего замешательства для того, чтобы животные потеряли опору и сверзлись в расположенную внизу пропасть. Атака варваров ввергла обоз в полный хаос, а обезумевшие от ран лошади метались, сбрасывая в пропасть других животных. Ганнибал понял, что ему грозит опасность потерять все припасы, поэтому он, взяв охранявших ключевые высоты воинов, сумел захватить верх ущелья и организовать оттуда контратаку, в ходе которой добрался до своих несших серьезные потери отрядов. Наконец всей армии удалось миновать теснину и захватить городок, откуда явились аллоброги. Там они нашли достаточно много зерна и скота — его оказалось довольно всему войску на два или три дня. Отдохнув там до конца дня, армия продолжила путь на следующее утро. Теперь путь был намного легче, ибо пролегал по вьющейся между полями дороге. На второй день они миновали Коль-де-Манс и спустились в широкую открытую долину Дюранса. К четвертому с выхода из города аллоброгов дню (шестому дню восхождения) армия миновала кельтские крепости в Шорже и Эмбруне, которым заплатили предыдущей зимой, и подходила к устью Гила. Там их ожидали местные жители, пришедшие из верхней части долины с ветвями оливы и венками в знак мира. Скорее всего они на самом деле были ивовыми, ибо это дерево в тех краях встречается часто в отличие от оливы. Люди эти предложили провести армию через следующий, особенно трудный участок пути. Ганнибалу все это показалось подозрительным, но отклонить предложение он не рискнул. В качестве предосторожности полководец поставил впереди конницу, а в арьергарде — пехоту, поместив обоз в центре. Армия, которая несколько дней двигалась по открытой местности, вновь начала втягиваться в горы. На восьмой день пути они дошли до места, как раз к северу от современного Л'Аржантьер-ла-Бессе, где Дюранс течет по узкому ущелью. Дорога там прижимается к холму, и войску вновь пришлось вытянуться вдоль узкой тропы. Армия везла с собой изрядное количество золота, предназначавшееся наемникам, которых Ганнибал собирался набрать в Италии. Его сопровождение для пущей сохранности было доверено африканской пехоте. Местные жители, несомненно, прослышали о золоте и выбрали местом для засады это ущелье. Едва конница и большая часть обоза миновали самое опасное место ущелья, как сверху на них посыпались громадные валуны и камни поменьше, предвещавшие начало атаки. За ущельем дорога вновь спускалась в долину, но на самом выходе из него, с восточной стороны, нависал громадный скальный выступ, оставлявший лишь очень узкий проход. Когда начали сгущаться сумерки, конница и обоз как раз миновали эту точку. В это время атакующие кельты спустились в долину, разделив армию на две части и заперев пехоту, а вместе с ней и Ганнибала в теснине. Ночь они провели на голых камнях ущелья, но на следующее утро устрашившиеся конницы кельты отступили, и армия сумела выйти на широкое открытое пространство в верхней точке перевала, примерно в 20 км от прохода. Там они встали лагерем на два дня, чтобы дать время отставшим. Восхождение заняло у армии пунов девять дней. На перевале уже начал собираться снег, и дух воинов пал. Для того чтобы поднять его, Ганнибал указал на другую сторону перевала, в направлении Италии, обозначая не только долину По, где ожидали их дружественные кельты, но и сам Рим. Позже, когда годы перенесенных испытаний затуманили память ветеранов, они действительно поверили, что видели с верхней точки перевала Италию и даже Рим.

Вид на место второй засады — в точке, где Дюранс проходит через узкое ущелье. Скальный выступ находится слева. Именно там армия Ганнибала была разделена мощной атакой кельтов на две части.

На следующий день армия пунов свернула лагерь и начала спуск. Проход был узким, и им вновь пришлось двигаться вдоль края пропасти. Тропу покрывал снег, и все, кто делал неверный шаг, срывались и летели вниз. Местами свежий снег накладывался на тот, что остался от прошлой зимы. Тогда ноги солдат проваливались сквозь тонкое покрывало нового снега и скользили по плотному слою старого. Копыта коней, напротив, пробивали старый снег и застревали в нем. Затем ситуация сильно ухудшилась из-за прошедшего недавно обвала, который снес примерно трехсотметровый участок тропы. Ганнибал попытался спуститься другим путем, но это оказалось невозможным. Армии пришлось разбить лагерь на перевале и заняться восстановлением дороги. Отправленные на эту работу нумидийцы сумели, сменяя друг друга, пробить за день тропу, достаточную для прохода лошадей и вьючных животных. Их отправили на расположенные внизу пастбища, которые были свободны от снега. Но только через три дня и три морозных ночи дорога стала достаточно широка, чтобы провести по ней слонов. Дорога стала значительно легче после того, как они добрались до дна пропасти. Тремя днями позже оборванные остатки огромной армии, которая отправилась из Карфагена пять месяцев назад, пошатываясь, ввалились в долину По.

Климат

До того как приняться за изучение пути Ганнибала сквозь южную Галлию и через Альпы, следует рассмотреть климат того времени. Сейчас принимают как данность, что Ганнибал шел через очень высокий перевал, те, кто утверждает, что климат тогда был практически такой же, как и сейчас. Но подтверждается ли чем-нибудь это утверждение? В 1966 году были опубликованы избранные труды выдающегося метеоролога X. X. Лэмба, озаглавленные «Изменяющийся климат». Данное там описание климатических условий во времена Ганнибала сильно отличается от нынешних и представляет особую ценность благодаря тому факту, что ученый ничуть не интересовался переходом Ганнибала через Альпы. Вот как вкратце выглядела, согласно Лэмбу, доисторическая и античная Европа. Сухой и теплый период между 4000 и 2000 гг. до н.э., наставший после ухода льда последнего ледникового периода, известен под названием «постледникового климатического оптимума». В это время температура в мире была на 2—3 градуса Цельсия выше нынешней. Однако в последующее тысячелетие климат ухудшился. Между 900 и 500 гг. до н.э. температура быстро упала примерно на 3 градуса Цельсия ниже современной отметки. За понижением температуры последовали проливные дожди. Уровень осадков тогда достиг небывалых отметок, и засушливые земли южного Средиземноморья процветали. Но то, что было благословением для Греции, Италии и Испании, оказалось проклятием для всей остальной Европы. Примерно к 400 г. до н.э. уровень осадков достиг максимума. Все низменности вначале превращались в болота, а затем просто затоплялись. Известные с доисторических времен пути оказались закрытыми, а главным видом транспорта стал водный. Из-за понизившейся температуры не только сильно упал уровень испарения в низинах, но и значительно вырос уровень повторного оледенения высокогорных мест. Это означает, что одновременно с ростом болот в долинах увеличивался и размер ледников. Невероятной силы дожди привели к переполнению озер Швейцарии — уровень воды в Баденском озере вырос на десять метров, величина почти что невозможная, если учесть, что из этого озера вытекает Рейн. Озерные жители вынуждены были оставить свои деревни и никогда больше туда не вернулись. На южную Европу обрушилось несколько последовательных волн из согнанных со своих привычных мест обитания племен. Наиболее существенным результатом переселения стало вторжение кельтов в Испанию и Италию. Эта миграция не прекращалась вплоть до времен завоевания Галлии Цезарем в I в. н.э. Начиная с этого времени температура начала медленно повышаться, покуда не достигла своей максимальной отметки между 800 и 1000 гг. до н.э. Затем она вновь начала падать, вызвав «малый ледниковый период», который длился между XVI и XIX вв. Довольно бессмысленно говорить далее о находках средневековых или в нашем случае римских копей, которые стали доступны после отступления льдов «малого ледникового периода», поскольку никто не спорит, что во времена Римской империи и позже температура была выше. Климат XVII в., вероятно, сильно походил на тот, что был во времена Ганнибала. Подтверждают это и слова Полибия о том, что перевалы в Альпах были круглый год покрыты снегом. Видимо, это относится и к самым низким из них, поскольку именно ими больше всего пользовались. Пишет он и о затопленных болотистых землях в районе Флоренции, через которые пришлось идти Ганнибалу, когда он вторгся в центральную Италию в 217 г. до н.э. Все это хорошо вписывается в данную Лэмбом картину и должно учитываться при изучении пути Ганнибала в Италию.

Историки

Существует множество рассказов о походе Ганнибала из Испании в Италию, причем каждый из авторов, преследуя свои собственные цели, отправляет Ганнибала другим путем. Качество этих рассказов варьируется от вполне научного до совершенно смехотворного. Еще больше имеется комментаторов, в число которых входят Марк Твен, Наполеон и сэр Гэвин де Бир, который был директором Музея естественной истории в Лондоне. Автор данной работы провел много лет, исследуя на месте многочисленные возможные маршруты, и полагает, что настало время подойти к изучению данного вопроса по-новому. О переходе повествуют как Полибий, так и Ливии. Принято считать, что рассказ Ливия полон искажений и что он, вероятно, смешивал два противоречивших друг другу источника. Поскольку согласовать оба рассказа не представляется возможным, рассказ Ливия в данном исследовании рассматриваться не будет и оно основано полностью на Полибии. Перед тем как обратиться к исследованию маршрута Ганнибала, всем комментаторам следует внимательно прочесть то место из Полибия, где историк отклоняет все утверждения о том, что Ганнибал пользовался неким неизвестным перевалом, заблудился или избрал особенно трудный путь (Полибий, III, 47, 6—12). Он также говорил, что сам изучил перевал в Альпах «для того, чтобы самому узнать и увидеть». Далее он пишет, что не видит смысла в том, чтобы записывать названия мест, имена которых ничего не значат для его читателей. Из этого можно сделать вывод о том, что, когда он все же указывает это название, он говорит о хорошо известном грекам месте. И наоборот, если Полибий этого названия не дает, причина заключается лишь в том, что оно не было широко известно.

Пути из Испании в Италию

Во времена Ганнибала существовало два главных пути, связывающих Италию и Испанию. Они были известны древним как легендарные «пути Геракла». Один из них шел из Тосканы вдоль лигурийского побережья. Другой проходил через Альпы, начинаясь в долине По. Две дороги встречались на Роне, которую пересекали у Бокер-Тараскона, а затем шли вдоль побережья Испании. Около 118 г. до н.э. путь через Альпы в Испанию сменился на римскую Домициеву дорогу. Возникает вопрос: был ли путь Геракла и Домициева дорога одним и тем же? Нелепо было бы предполагать, что римляне, строя Домициеву дорогу, проложили через Альпы совершенно новый путь. Такая затея не имела бы никакого практического смысла и была совершенно не в духе римлян. Самый простой и удобный путь через горы уже был проложен купцами и странниками, которые путешествовали там веками. Римляне же, видимо, просто выровняли и замостили его. Эта дорога была самым низким, самым широким и самым удобным перевалом через Альпы. К тому же это был кратчайший путь в долину р. По. Расстояние по Домициевой дороге от Нима, который находится к западу от Роны, до Казале Монферрато, расположенного в долине По, где сходились все пути, составляет 481 км. Кратчайший путь через Коль-де-Ларш равен примерно 500 км, а путешествие вверх по долине Изера, через перевалы Малый Сен-Бернар, Клапье или Мон-Сени, увеличит расстояние более чем до 600 км. Это все низкие перевалы, что есть в западной части Альп. Благодаря этим данным, ясно, что путь по Домициевой дороге был самым предпочтительным. Исходя из этих же соображений, так же должен был следовать и путь Геракла. Дорога из Тараскона усеяна кельто-лигурийскими городами и крепостями-оппидумами. Сегустерон (Систерон), Катургий (Шорж), Эбуродунум (Эмбрун), Бригантий (Бриансон) к западу от перевала и Сегузион (Суза) к востоку от него — все это кельтские имена, а следовательно, они существовали еще до того, как римляне построили свою дорогу. Есть оппидумы и близ Апта, и Мон-Дофен и еще два между Маноском и Систероном. Все эти факторы дают исчерпывающие доказательства того, что на месте Домициевой дороги проходил путь еще до римских времен. Подтверждает это и псевдо-Аристотель, живший во второй половине III в. до н.э. — во времена Ганнибала. Он пишет, что при переходе через Альпы приходится платить пошлину живущим вдоль тракта кельто-лигурийцам. Вероятно, что относится это заявление к тому самому южному пути, поскольку лигурийцы как-то плохо вяжутся с северной дорогой. Таким образом, можно утверждать, что существовал хорошо известный путь из Испании в Италию, который проходил через Альпы. Путем этим пользовались во времена Ганнибала, и шел он там же, где и римская Домициева дорога.

Три контрольные точки Полибия

Битвы за долину По

Ганнибал перешел через Альпы за 15 дней, потеряв при этом почти половину армии и большую часть обоза. От Роны он отправился во главе 38000 пеших и 8000 конных воинов (по другим данным, 40 000 пеших и 6000 конных — см. стр. 187). На колонне, установленной в Лацинии, расположенном на противоположном конце Италийского полуострова, Ганнибал оставил надпись, где говорится о том, сколько людей добралось с ним до Италии. Их число составляет 12000 африканской и 8000 испанской пехоты и не более 6000 всадников. Конечно, в число потерь включены не только погибшие — должно быть, много людей просто дезертировало. Армия была истощена и физически, и морально. И людям, и животным необходимо было поправиться и отдохнуть. Между тем местное племя тавринов, видя жалкое состояние и размер войска Ганнибала, отнюдь не пребывало в уверенности, что он-то и есть тот самый освободитель, кто приведет их к победе над Римом. Вначале Ганнибал попробовал договориться с ними, но когда все доводы никакого действия не возымели, он организовал атаку на их столицу, захватил ее и перебил всех жителей. Довод показался достаточно убедительным, и все остальные местные племена поспешили встать под его знамена. Карфагенский полководец знал, что быстрая победа над расположенными в том регионе римскими войсками будет лучшим способом привлечь к себе людей. С такими мыслями он двинулся дальше, вдоль северного берега реки По. Между тем Сципион вернулся морем обратно в Пизу, перешел Апеннины и принял командование двумя расквартированными в долине По легионами (первым и вторым). Его задачей было задержать Ганнибала до подхода второго консула, которого уже отозвали с Сицилии. Решено было остановить Ганнибала у реки Тицин (совр. Тичино). Этот мощный приток По представлял в то время года серьезное препятствие. Позиция усиливалась отрогом Апеннин, выступавшим в направлении По на южном берегу, у Страделлы, оставляя лишь узкий проход между рекой и горами. За год до этого римляне основали две военные колонии в долине По — одну в Кремоне, а другую в Плаценции (совр. Пьяченца). Несколько лет назад Тенней Франк выдвинул хорошо аргументированное предположение, что изначальное местоположение Плаценции было у Страделлы, в 30 км западнее современной Пьяченцы. В 207 г. колонию осадил Гасдрубал, а в 200 г. до н.э. ее разрушили кельты. Спустя несколько лет, когда римляне вновь завоевали область, они заново основали город. Франк считает, что к тому времени стратегическое значение местоположения Плаценции уже не было столь существенным, а потому ее разместили на равнине, в центре её сельскохозяйственных угодий. Древний путь через Северную Италию шел по прямой — от побережья Адриатики, близ Римини, до Страделлы. Там он пересекал По между устьями Тичино и Танаро и шел до Ломелло (римский Лавмелл); оттуда он продолжался по северному берегу По до Турина, где соединялся с путем Геракла. Участок реки По между Тичино и Танаро является наиболее удобным для переправы: в любом другом месте пришлось бы вдобавок переправляться через Танаро или Тичино — два главных притока По. Очевидно, что наиболее выгодной точкой для новой колонии было место у переправы, чтобы лишить кельтов возможности отправлять подкрепления своим родичам на южном берегу По. Когда в начале II в. до н.э. римляне строили Эмилиеву дорогу, они следовали этому старому пути от Римини до Фиденцы, откуда было сделано ответвление, связавшее ее с новой колонией в Пьяченце.

Карта долины реки По, на которой указано расположение кельтских племен, и доримская дорога, идущая вдоль Апеннин до самого Адриатического моря у Римини. В 225 г. до н.э. римляне развернули полномасштабную войну с кельтами.

Маловероятно, чтобы Плаценция, будь она расположена на открытой местности, как нынешняя Пьяченца, смогла бы противостоять осаде Гасдрубала. Более того, расположение Кремоны в стратегической точке у слияния По и Адды позволяет предположить существование второй колонии в еще более важном месте — у слияния По и Тичино. Следует признать, что никаких археологических подтверждений того, что колония располагалась в Страделле, не существует, но с военной точки зрения именно эта позиция представляет наибольший интерес. Подтверждается это и похожим расположением остальных пограничных колоний Рима, например в Синуэссе и Луцерии. Кроме того, рассказ Полибия о следующем сражении, при Требии, вовсе не имел бы смысла в том случае, если бы Плаценция находилась на месте Пьяченцы. Дойдя до Плаценции, Сципион построил из лодок мост через По и переправил своих людей на северный берег Тичино. Римская позиция казалась очень надежной, учитывая 6000 колонистов, удерживавших южный берег реки и основную армию, разместившуюся на северном. Если бы Ганнибалу удалось переправиться на правый берег реки, Сципион имел возможность отправиться за ним следом. Для того чтобы понять то, что произошло дальше, необходимо знать характер Сципиона. На Роне Ганнибал выставил его полным идиотом, и римский консул намеревался сделать все, чтобы этого не случилось вновь. Сципион знал, что карфагенская армия двигалась по дороге вдоль северного берега, однако его уверенность в себе была настолько подорвана событиями на Роне, что он, должно быть, боялся, что Ганнибал ухитрится как-нибудь миновать его, перейти Апеннины и вторгнуться в Этрурию. Поэтому вместо того, чтобы оставаться на практически неуязвимой позиции на Тичино, Сципион переправил армию через реку и двинулся вверх по течению По. На следующий день римляне узнали от своих разведчиков, что карфагенская армия уже близко, и разбили лагерь в 20—30 км к западу от реки — вероятно, к востоку от Ломелло. На следующее утро Сципион взял свою конницу и велитов и осторожно двинулся вперед. Теперь сцена была полностью готова для классической засады, какие Ганнибал устраивал затем Гракху и Марцеллу. Полибий говорит, что Ганнибал также выдвинул вперед конницу и что две армии наткнулись друг на друга. В этом месте он вновь пытается обелить Сципиона. Историк признает, что не успели зелиты метнуть свои дротики, как на них налетела конница карфагенян, а затем добавляет, что нумидийцы обошли римлян с тыла, а затем атаковали. На основании этого можно предположить, что они, очевидно, также находились в засаде. Консул был ранен, а его конница наголову разбита. И после этого Полибий пытается уверить читателей, что противник понес еще большие потери! Римляне бежали за Тичино, перешли реку по мосту и принялись спешно его разбирать. Ганнибал преследовал их до самого берега, но затем отступил, увидев, что мост разрушен. Теперь Сципион окончательно потерял самообладание. Он бросил свои позиции на Тичино, перешел По и встал лагерем у Плаценции. Ганнибал же, который понимал невозможность переправы через По на виду у римлян, отступил вверх по течению и пересек реку вне их досягаемости. Теперь к Ганнибалу пришли все местные племена кельтов. Спустя два дня он появился перед Плаценцией и выставил свою армию в боевом порядке. Когда Сципион отказался принять бой, карфагеняне устроили свой лагерь примерно в десяти километрах к западу от колонии.

Карта местности между Домелло и Фиденцей, на которой отчетливо видно стратегическая важность Страделлы. Доримская дорога, обозначенная бледно-желтым цветом, пересекала По между точками впадения в нее Танаро и Тичино.

Незадолго до рассвета на следующий день служившие у Сципиона кельты бежали из его армии к противнику. В типично кельтском стиле они убили вначале нескольких римлян и прихватили с собой их отрезанные головы. Бойи, которые занимали территорию к югу от По, сразу позади позиций Сципиона, перешли теперь на сторону Ганнибала. Консул осознал полную непригодность своей позиции для обороны, так как римская армия оказалась бы в ловушке, двинься бойи в ее сторону. На рассвете следующего дня он оставил лагерь и удалился к реке Требия, расположенной к западу от Плаценции. Отсюда он мог, в самом худшем случае, отступить через Пассо-Делла-Скоффера в Геную, а затем вдоль берега в Тоскану. Как только Ганнибал понял, что случилось, он отправил в погоню нумидийскую конницу. Римлянам повезло, что нумидийцы прежде остановились для того, чтобы поджечь брошенный лагерь, — благодаря этому почти всем им удалось переправиться через реку прежде, чем их настигли африканские всадники. Это отступление за Требию выглядело бы просто немыслимым, будь Плаценция расположена на месте нынешней Пьяченцы, поскольку Требия протекает примерно в пяти километрах к западу от этого города. Римляне же встали на низких холмах к востоку от Требии, близ современного Ривергаро, прикрывая себе путь к отступлению. Несколькими днями позже до лагеря Сципиона добрался Семпроний, который привел с собой третий и четвертый легионы. Они прошли невероятное расстояние в 1780 км от Лилибея (Марсалы), через Рим и Римини, за 40 дней — примерно по 44 км в день. Для того чтобы дойти как можно быстрее, армию распустили, назначив дату встречи в Римини.

Спустя некоторое время завязалась одна из тех стычек, в которую каждая из сторон постепенно начинает подтягивать все новые и новые подкрепления. Ганнибал отозвал своих людей, как только понял, что ситуация может выйти из-под контроля, — он желал провести сражение там, где его великолепные тактические способности позволят ему выиграть битву. Римляне сочли, что карфагеняне отступают, признав поражение, и начали шумно требовать полномасштабного наступления. Ганнибал понял, что его час пробил и Семпрония нужно лишь чуть-чуть подтолкнуть. Пространство между двумя лагерями было довольно плоским и безлесным, однако его пересекали русла нескольких ручьев. Если бы Ганнибал навязал здесь римлянам сражение, им пришлось бы спуститься на равнину, оставив на холмах свой левый фланг. Ночью Ганнибал отправил тысячу пеших воинов и тысячу всадников под командованием своего младшего брата Магона в засаду, туда, где ручьи прорыли овраги в склонах холмов. На рассвете Ганнибал отослал нумидийских всадников тревожить римский лагерь, а остальной армии приказал позавтракать и быть наготове. План его заключался в том, чтобы выманить римлян и дать полновесное сражение, к которому он был готов, а его противники — нет. Но едва ли он ожидал, что все сложится настолько удачно. Сципион все еще страдал от раны, и все командование перешло в руки второго консула. Увидев приближавшихся нумидийцев, Семпроний немедленно двинул против них конницу. За нею последовали велиты, а затем и вся пехота. Нумидийские всадники стали отступать, и римляне бросились в погоню. Они окунулись в ледяную воду вздувшейся от ночного дождя Требии и, спотыкаясь о камни, побрели через реку. Наконец, промокнув насквозь, они вскарабкались на противоположный берег — навстречу несущему снег ледяному ветру. Когда Ганнибал увидел, что римляне перешли Требию, он выставил вперед прикрытие примерно из 8000 копейщиков и пращников, а затем вывел за их спинами и остальную армию. Ганнибал выстроил пехотинцев перед своим лагерем, в полутора километрах от него. Все они были построены в одну линию — около 20 тысяч испанцев, кельтов и африканцев. На флангах впереди разместились слоны, а за ними — конница. Полибий ничего не говорит о том, куда дел карфагенский полководец отряд прикрытия, но он, вероятно, отвел его назад: копейщики встали позади конницы на флангах, а пращников присоединили к стоявшей впереди легкой пехоте. Римляне между тем также вывели свое войско. Полибий сообщает, что построились они обычным порядком — четыре легиона римских граждан (около 16 тысяч человек) встали в центре, а четыре союзнических «легиона» (около 20 000 солдат) — на флангах. Отозванная из бесполезной погони за нумидийцами конница разместилась на обоих крыльях армии. Всадников было около четырех тысяч — немного меньше обычного числа, быть может, из-за потерь, понесенных ранее в засадах. Примерно двадцать пять процентов всадников составляли римляне, остальную часть — союзники. Тысяча римских всадников заняла позицию на правом фланге, а три тысячи союзников — на левом. Велитов, как обычно, поставили впереди пехоты. Должно быть, римляне не сразу осознали, что происходит. Они только что проснулись и, не успев позавтракать, мокрые и дрожащие от холода, ожидали сигнала к началу сражения. Зазвучали трубы, и легионы медленно двинулись вперед. Когда римская конница отошла, Ганнибал отозвал своих нумидийцев и поставил их рядом с африканскими копейщиками, позади остальной конницы. Затем он двинулся вперед.

Карта северной Этрурии и долины По, на которой показано расположение римских сил в двух стратегических точках — Ареццо и Римини. Путь Ганнибала через Апеннины и южные земли Италии к Тразименскому озеру выделен пунктирной линией.

Первыми вступили в бой легковооруженные войска. Хотя велиты значительно превосходили числом своих карфагенских противников, они истратили большую часть дротиков в погоне за нумидийцами. Те же дротики, что оставались, намокли и в дело не годились. Видя это, Семпроний отозвал велитов, которые отступили в промежутки между манипулами. Убрал своих легковооруженных воинов и Ганнибал. Теперь пришло время тяжелой пехоты, и легионеры устремились в бой, метая пилумы в плотную массу кельтов и испанцев. Теперь в дело вступила и превосходная карфагенская конница, которая полностью оголила фланги легионов, открыв их для атаки африканских копейщиков и нумидийцев, которые стояли позади конницы. Ганнибал знал, что его центр не сможет долго противостоять мощи легионов, однако на крылья римской армии уже навалились африканские копейщики и нумидийцы. Вступил в бой и Магон, который вывел из засады 2000 всадников и пехотинцев и напал на римлян с тыла, приводя легионы в замешательство. Триариям (их было 2400 человек) пришлось развернуться, чтобы отразить атаку. Хотя римляне в центре сражались довольно успешно, союзников, на которых наступали слоны спереди и копейщики с нумидийцами-ми с флангов, стало медленно сносить в сторону реки. Римские легионы центра наконец прорвались через испанскую и кельтскую пехоту. Командовавший ими Семпроний решил было, что выиграл сражение, но затем обнаружил, что оказался отрезанным от остальной армии. Шел проливной дождь, и видимость была очень плохая. Римляне не видели способа добраться до своего лагеря, особенно принимая в расчет рыскавшую по полю победоносную карфагенскую конницу, а потому, сомкнув ряды, отступили к Плаценции. Больше всего убитых было среди тех, кто пытался перебраться обратно через реку, — их уничтожили конница и слоны. Однако затем разразилась сильная гроза, которая помогла отступавшим — карфагеняне решили, что преследовать их будет слишком сложно, и вернулись в свой лагерь праздновать победу. Полибий не сообщает ничего конкретного о том, что случилось после сражения. Ливии же рассказывает, что после наступления темноты Сципион с остатками армии переправился через Требию и добрался до Плаценции. Обнаружив, что колония переполнена, он переправился через По и ушел в Кремону. В этом сражении римляне потеряли около 20 000 человек, у Ганнибала потери были незначительными, за исключением боевых слонов, из которых в бурю уцелел только один.

Вторжение в центральную Италию.

Правдивые сведения о том, что происходит в долине По, дошли до римлян не сразу, потому что Семпроний рапортовал о победе. Вскоре, однако, стало очевидно, что обе армии оказались запертыми в Кремоне и Плаценции — они не могли двигаться, покуда в поле оставалась карфагенская конница, а припасы для солдат приходилось доставлять на кораблях по р. По.

Вид на северный берег Тразименского озера с его восточной стороны. Мыс в центре — Поссиньяно. Место, где, как полагает автор, происходило сражение, находится за этим мысом — там, где сейчас расположена деревня Пассиньяно.

В Риме лихорадочно стали пытаться ограничить успех карфагенян. Для того чтобы помешать им вновь утвердиться в Сицилии, туда направлены были седьмой и восьмой, а на Сардинию — девятый легионы. В Тарент и другие города, лояльность которых вызывала некоторые сомнения, поставили гарнизоны — их задачей было не дать пунийцам вторгнуться в южную Италию. В это же время консулы будущего года готовились к обороне центральной Италии. Они набирали новые войска и отправляли припасы в Римини и Ареццо, где собирались занять позиции. Об армиях, расквартированных в Плаценции и Кремоне, Полибий больше ничего не говорит. Ливии же, если только его рассказу о зимних операциях можно верить, сообщает, что войска из Плаценции перешли через Апеннины в Этрурию, а те, что были в Кремоне, ушли в Римини. В начале следующей весны командование перешло к новым консулам — Гаю Фламинию в Ареццо и Гнею Сервилию Гемину в Римини. Существовало лишь два пути, какими Ганнибал мог пройти в центральную Италию, — первый вел через Апеннины в долину Арно, а второй пролегал по долине По до Римини, затем по долине Метавро в Апеннины и далее через перевал Вилла Кольдеканали (высота 559 м) в долину Тибра. Этот второй путь именовался Фламиниевой дорогой и был значительно легче, но и существенно длиннее первого. Из долины По в долину Арно ведет не менее полудюжины разных путей. Самый легкий из них — старая этрусская дорога, ведущая из Болоньи через Марцаботто в низменность между Пистойей и Флоренцией, которая в те дни могла оказаться заболоченной. Исходя из опыта многочисленных кельтских вторжений, римляне знали, что им следует размещать свои армии в Римини, прикрывая выход из долины По, и в Ареццо, в долине Арно. Карфагенский полководец тщательно изучил все возможные пути в центральную Италию и склонялся к короткому, от Болоньи в Этрурию, но знал о том, что в долине Арно стоит вода. Однако его проводники уверили Ганнибала, что под водой земля твердая и пройти там можно. Весной Ганнибал оставил зимние квартиры и перешел через Апеннины. У него было примерно 45000 пеших и 10 000 конных воинов (эти цифры основаны на том, что у него должно было тогда иметься больше войска, чем на следующий год, в битве при Каннах). Карфагенянин надеялся застать Фламиния врасплох и разбить его до подхода второго консула из Римини. Пунийская армия продвигалась на юг: впереди шли африканская и испанская пехота, а вместе с ними и обоз; затем следовали кельты, а в арьергарде находилась конница. Авангардом командовал сам Ганнибал, который ехал на единственном уцелевшем слоне, а начальником арьергарда был его брат Магон. Кельтов поставили в центре, потому что они были самой ненадежной частью войска и конница могла приглядеть за тем, чтобы они не разбежались. Карфагенская армия легко миновала Апеннины, но на то, чтобы пройти через болота, им понадобилось три дня и три ночи. Большая часть вьючных животных пала, и ночью солдаты взбирались на валяющиеся в грязи трупы с поклажей, чтобы избежать ночевки прямо в жидкой грязи. У Ганнибала случился сильный приступ глазной болезни, остановиться посреди болот для лечения он не мог — армии необходимо было как можно быстрее покинуть нездоровую территорию. В результате он потерял один глаз. Перебравшись через болота, армия на несколько дней остановилась, и разведчики принялись детально изучать окружавшую их землю. Ганнибал же воспользовался случаем для того, чтобы навести справки о характере консула Фламиния. Полибий говорит, что Ганнибал счел его демагогом — чересчур самоуверенным оратором, который мог красиво вещать перед толпой, но таланта к практическому ведению военных действий не имел. В этом месте греческий историк вновь выражает точку зрения Сципионов. Об опрометчивости Фламиния говорится много, однако большая часть этих рассказов, вероятнее всего, является выдумкой. В 223 г. до н.э. Фламиний одержал убедительную победу над инсубрами, которую Полибий отрицать не может, однако все заслуги приписывает трибунам. Сражение это было примечательным, потому что римляне не пользовались в нем своей обычной тактикой, а выставили против кельтов строй копейщиков. Такое новшество мог ввести лишь командующий, поскольку масштаб инициативы был слишком велик для трибунов. Справедливости ради следует сказать, что Фламиний не был ни лучше, ни хуже любого среднего римского военачальника. Основная слабость римской армии в ходе этой войны заключалась в отсутствии эффективной системы разведки. Фламиний разместил свой лагерь где-то между Фьезоле и Ареццо. Ганнибал вторгся в долину Арно и двинулся к римлянам, а когда консул отказался принять бой, прошел мимо него и углубился на юг, опустошая на своем пути весь край и сжигая фермы для того, чтобы выманить Фламиния. Последний уже отправил к тому времени в Римини просьбу о подкреплении и теперь отдал приказ оставить лагерь и следовать за карфагенянами. Полибий говорит, что трибуны Фламиния умоляли его подождать до прихода второго консула. Историку, с его военным опытом, должно было бы быть понятно, что это чепуха. Фламинию следовало оставаться в контакте с карфагенской армией, но избегать сражения до подхода подкреплений; очевидно, именно это он и пытался сделать. Полибий рассказывает, что Ганнибал двигался по дороге на Рим, при этом по левую руку от него была Кортона и ее горы, а по правую — Тразименское озеро. Дорога проходила по узкой полоске ровной земли, по обе стороны от которой тянулась гряда холмов. В начале этого прохода возвышался крутой, труднопроходимый холм. Между озером и склоном этого холма находился узкий проход. Там то карфагенянин и устроил засаду. Первая часть этого описания возможна лишь в том случае, если Ганнибал шел по северному берегу озера. Недавно италийский археолог Джанкарло Сузини тщательно изучил северный берег озера. Он смог доказать, что в античные времена большая часть низменности у северо-западной оконечности озера находилась под водой. Его уровень понизился после того, как в 1421 г. был построен канал, связавший озеро с рекой Несторе. Кроме того, береговая линия увеличилась за счет наносов ручьев, впадающих в озеро на его северной стороне. Если мы примем во внимание все указанные факторы, широкая равнина к северо-востоку от озера приобретет совсем другой вид. Расположенный в ее центре отрог, на котором стоит сейчас Туоро, как оказалось, доходил в римские времена до самой воды и делил равнину на две части.

Я благодарен лейтенанту Мелвину и его команде за то, что они обратили моё внимание на старинную карту участка от Ареццо до Тразименского озера — предположительно ее начертил в конце XV в. Леонардо да Винчи. На этой карте изображено не только само озеро, занимавшее значительно большую площадь, чем сейчас, но и большая часть долины Чианы, к северу от Ареццо, — также затопленная. На основании этого некоторые археологи предполагают, что долина Чианы и Тразимена составляли тогда одно большое озеро. Вряд ли эта теория верна, потому что между обоими озерами находится водораздел с минимальной высотой в 266 м, а водораздел на се верном конце Валь де Чиана составляет 248 м. Следовательно, при максимальном уровне воды в обоих озерах разница между ними могла бы составить 18 м. Экспедиция лейтенанта Мелвина изучила северную оконечность Тразименского озера и проследила максимальную высоту озера, установив его контуры при 266 м. Их отчет во многом совпадает с выводами Сузини, однако подводит береговую линию ближе к отрогу Монтегето, что к западу от Пассиньяно. По карте, представленной на стр. 173, можно получить представление о том, как выглядел в те времена северный берег. Учитывая более высокий уровень озера, можно предположить, что дорога из Ареццо шла через холмы, которые у Боргетто подходят почти что к самой воде, а затем спускалась на равнину размером примерно два на два километра. Дальнюю сторону равнины ограничивал тот отрог, на котором сейчас расположен Туоро. За ним находилась вторая равнина, которая имела серповидную форму и была около четырех километров в длину и чуть больше километра в ширину в своей самой широкой точке. На восточном конце этой равнины находится отрог под названием Монтегето. Он около 50 м высотой и расположен в направлении кромки воды. Должно быть, вода доходила когда-то до южного склона этого отрога. В полутора километрах от него в озеро выдается скалистый мыс, на котором находится деревня Пассиньяно. Учитывая все осушения и наносы, очень непохоже, чтобы древняя дорога проходила через эту точку с ее доходящими до воды утесами. Недавно в озеро пришлось сбросить тысячи тонн гальки для того, чтобы создать надежную основу для современного шоссе, идущего в Перуджу. За Пассиньяно находится лишь узкий проход между холмами и озером, который расширяется в маленькую равнин-ку на восточном конце озера. Античная дорога, должно быть, уходила в холмы к северу от Монтегето и спускалась к кромке воды в 1500 м за Пассиньяно. Где-то на этом северном берегу и устроил засаду Ганнибал. Для ее местоположения есть три возможности — квадратная равнина к западу от Туоро, серповидная равнина между Туоро и Пассиньяно или очень узкий проход типа Фермопильского, находившийся за Пассиньяно. Несмотря на то что к западу от Туоро были обнаружены кремационные ямы и могилы, местная равнина едва ли подходит под описание Полибия. Греческий историк говорит, что Ганнибал двигался по направлению к Риму. Это может означать лишь одно — он шел к Перудже и Фолиньо для того, чтобы добраться до Фламиниевой дороги. Куда бы ни помещали мы засаду Ганнибала, следует соотносить ее местоположение с дорогой. Карфагенянин поставил свои войска на холмах по обеим сторонам дороги, а значит, место засады не может находиться между отрогами Боргетто и Туоро — вряд ли дорога на Рим вела на север между тамошними холмами. Узкий проход за Пассиньяно вряд ли может быть искомой точкой, потому что узкая равнина на его восточном конце, исполняющая в таком случае роль Полибиева прохода, едва ли имеет слева «Кортону и ее горы». Нам остается лишь полоска земли между Туоро и Пассиньяно. Если дорога действительно уходила вверх для того, чтобы пересечь Пассиньянский мыс, то местность там соответствует описанию Полибия. Кроме того, в действиях Фламиния в таком случае прослеживается некоторый смысл. Произведя разведку, Ганнибал, вероятно, понял, что лучшим местом для засады был узкий проход типа Фермопил, который располагался за Пассиньяно. Однако он знал, что римляне никогда не вошли бы в него без предварительного осмотра. С другой стороны, вряд ли они стали бы ожидать засады в значительно более открытой местности, еще не доходя до внушающей опасения точки. Лишь так можно объяснить ту слепую уверенность, с какой Фламиний направил свою армию в ловушку. Он наверняка ожидал, что засада будет дальше по дороге. Ганнибал разбил лагерь на обращенном ко входу в теснину холме в восточном конце равнины. Фламиний, в распоряжении которого находились десятый и одиннадцатый легионы плюс остатки третьего и четвертого — всего около 30 000 человек, — дошел до озера ближе к вечеру и вполне мог остановиться на ночлег на Боргеттском отроге. Быть может, он даже видел лагерь карфагенян на холме восемью километрами дальше по северному берегу озера. Римский полководец знал, что по Фламиниевой дороге торопится навстречу к нему второй консул, и наверняка пребывал в радостном настроении — казалось, что Ганнибала зажали между двумя армиями, как восемью годами раньше кельтов при Теламоне. Ночью Ганнибал вышел из лагеря. Луна, должно быть, светила ярко, поскольку карфагенянин испытывал необходимость скрывать передвижения своей армии. Обогнув холмы с другой стороны, он поставил копейщиков (ок. 8000) и пращников (ок. 2000) вытянутой линией вдоль гребня Монте-гето на южной стороне прохода, оставив озеро у них за спиной. Конницу же (ок. 10 000) и кельтов (ок. 25 000) он выстроил вдоль холмов на противоположной стороне прохода, лицом к озеру; их строй доходил до гребня Туоро. Остальную армию — испанскую пехоту (ок. 6000) и легковооруженных африканцев (ок. 4000) — Ганнибал выстроил перед лагерем. Из-за того, что сражение должно было произойти на склоне, метатели дротиков и пращники разместились скорее всего позади тяжелой пехоты. На следующее утро ожидавший подхода второго консула Фламиний решил не отрываться от противника. Поэтому он перешел равнину и миновал гребень Туоро. С озера поднялся густой туман, закрывший холмы. Ганнибал не мог рассчитывать на это, а потому туман никак не повлиял на его план. Римляне дошли до дальнего конца прохода и начали подъем, когда перед ними появились африканцы и испанцы, перекрывшие дорогу. Римская система разведки местности была настолько неэффективна, что экстраординарии, составлявшие авангард, буквально наткнулись на карфагенян, не успев даже сообразить, откуда они взялись. Вначале римляне вообразили, что столкнулись с арьергардом пунийской армии, но затем они услышали раздающиеся отовсюду звуки труб, подающих сигнал к началу наступления. Ганнибал повел своих воинов в атаку. Головная часть римской колонны подверглась нападению с трех сторон одновременно, однако ей как-то удалось прорваться и уйти. Остальная часть колонны досталась на растерзание коннице. Всадники обрушились на римлян прежде, чем они сумели перестроиться в боевой порядок, и легионеры, возможно, не успели даже метнуть пилумы. Ливии отзывается о действиях Фламиния с большим уважением, чем Полибий. Он говорит, что консул пытался навести порядок в легионах, устремляясь туда, где солдатам приходилось тяжелее всего, и ободряя их. Наконец один из инсубров, Дукарий, узнал консула. Инсубры горели желанием отомстить Фламинию за военную кампанию шестилетней давности, которую он провел на их родине. Дукарий рванулся к консулу, призывая на помощь товарищей по инсубрской коннице. Оруженосец Фламиния пытался защитить его своим телом, но был убит. Добравшись до консула, Дукарий сумел ударить его копьем. Вокруг умирающего Фламиния сплотились три-арии, пытавшиеся не пустить инсубров к телу. Римляне держались три часа, но кельты отрезали им пути отступления по гребню Туоро, и спасения не было. Постепенно они начали отступать к топкому краю озера, спотыкаясь в камышах и скользя по липкой грязи среди квакающих лягушек. Карфагеняне наступали, отрезая легионерам пути к бегству. Одни римляне пытались зайти поглубже в воду — так, что из нее торчали лишь их головы, и стояли там, ожидая неминуемой гибели. Они поднимали руки, взывая к милосердию, но его не было... Другие пытались спастись вплавь и тонули, влекомые на дно весом своих кольчуг. Римский авангард, примерно в 6000 человек, пробивался через ряды противника, покуда не открыл себе путь на гребень холма. Когда туман рассеялся, легионеры сумели оценить масштаб постигшего их разгрома и отступили в этрусскую деревню. На следующий день римлян окружили и принудили сдаться. Потери Ганнибала составили примерно 1500 человек, в основном кельтов. У римлян погибло около пятнадцати тысяч и столько же было захвачено в плен. Карфагенский полководец приказал отпустить всех римских союзников, не взяв с них выкупа. Он мотивировал свой поступок тем, что вел войну с Римом, а не с ними. Точно так же поступил он и при Требии, надеясь подорвать единство италийцев. После сражения Ганнибал приказал найти тела старших римских военачальников, дабы воздать им последние почести. Нашли около 30 тел, однако Фламиния среди них не было. Возможно, до него добрались кельты и отрезали голову, а быть может, триарии забрали тело с собой в воду, где оно и утонуло под тяжестью собственных доспехов. Известие о случившемся несчастье достигло Рима, и сенат не смог утаить его или смягчить удар. Городской претор созвал народное собрание на форуме, взобрался на трибуну и просто сказал: «Мы потерпели поражение в большой битве». Пораженные люди застыли на месте, потом)7 что римляне не знали крупных неудач со времен Регула. Но это было еще не все. Гней Сервилий Гемин, другой консул, уже выступил на соединение с Фламинием. Он отправил вперед примерно 4000 всадников, потом)7 что армия Фламиния испытывала в них сильный недостаток. Ганнибал, который по своему обыкновению выслал вперед разведчиков, узнал о приближении конницы по Фламиниевой дороге. Он немедленно отправил навстречу им Магарбала с копейщиками и частью конницы. Полибий говорит только, что им удалось уничтожить половину отряда, а на следующий день захватить в плен оставшихся. Ливии еще более лаконичен — он говорит только, что они попали в руки карфагенян. Все это сильно напоминает еще одну устроенную пунийцами засаду. Новость о втором поражении дошла до Рима всего через три дня после первой. Ливии повествует о родственниках, ожидавших новостей о своих близких у городских ворот. Некая женщина, которой сообщили о гибели сына, удалилась домой, дабы оплакать его. Но, как это часто случается, известие было ложным. Когда ее сын добрался до дома, потрясение было настолько сильным, что она умерла у него в объятиях. Этруски не торопились встать под знамена Ганнибала, как он рассчитывал, — времена их войн давно миновали и боевой дух угас. Но карфагенянин возлагал большие надежды на южную Италию. Там еще должны были помнить шестидесятилетней давности события времен Пирра. От Тразименского озера он продолжил свой путь на восток, вышел на Фламиниеву дорогу и двинулся в сторону Рима. Ливии говорит, что он пытался взять Сполето, но отступил. В Терни, что в семидесяти пяти километрах севернее Рима, он повернул на юго-восток, перешел через Апеннины по перевалу Селла ди Корно и вышел на побережье близ Пескары. Там он остановился, чтобы дать передохнуть людям и позаботиться о лошадях, которые сильно пострадали от тягот предыдущего года.

Корта центральной Италии, иллюстрирующая кампанию 217 г. до н.э. Главные дороги обозначены голубым цветом. Путь Ганнибала через Италию в Апулию. а затем в Кампанию и обратно отмечен красным.

При Требии и Тразимене Ганнибал захватил громадное количество римских доспехов и вооружения, которым воспользовался, отобрав наиболее подходящее, для перевооружения своих африканцев. Они получили главным образом доспехи, а быть может, и мечи. Отдохнув, армия пунов отправилась дальше по побережью — в плодородные земли Апулии. Во времена величайшей опасности римляне возвращались к старому обычаю передачи всей полноты власти в руки одного человека. На этот раз сей тяжкий пост занял Квинт Фабий Максим, назначенный диктатором на срок в шесть месяцев. Он принимал участие в первой войне с Карфагеном, дважды по бывал консулом с тех пор и получил триумф за победу над лигурийцами. Ко времени принятия поста диктатора ему было около 60 лет. Фабий Максим был человеком осторожным, что немало способствовало его назначению. Боевой дух армии упал ниже некуда, и сенат, без сомнения, просил отбывавшего в нее диктатора не предпринимать решительных действий, покуда солдаты не оправятся от понесенного поражения.

Карта северной Кампании, на которой изображены основные дороги и важнейшие города. Римские и латинские колонии отмечены красным. Ганнибал вошел на Фалернскую равнину по дороге Пьетравайрано.

Вторым по старшинству после Фабия (начальником конницы) стал Марк Минуций Руф, который был консулом в 221 г. Фабий немедленно начал собирать четыре новых легиона — 14-й, 15-й, 16-й и 17-й. Как только карфагенская армия покинула территорию центральной Италии, Фабий приказал Гемину двигаться на юг и соединиться с его силами у Нарнии, что на Фламиниевой дороге. У последнего были 12-й и 13-й легионы и остатки первого и второго легионов Сципиона (около 30 000 человек); конницы не было совсем — вся она полегла в битве при Тразименском озере. Фабий отправился на север, навстречу ему, во главе двух спешно набранных легионов — 14-го и 15-го. Два других остались в Риме — по крайней мере, так говорит Ливии. Полибий же утверждает, что Фабий забрал все четыре новых легиона. Это противоречие в наших источниках послужило причиной изрядной путаницы, поскольку затрагивает оно не только тот год, но еще и следующий. Ливии и Полибий опираются на разные источники, но, возможно, происхождение у них общее. Источник Полибия был в курсе, что армия диктатора состояла из шести легионов, но не упоминает остатки разбитых войск Сципиона, а потому «отдает» Фабию все четыре новых легиона. Источник Ливия, наоборот, ссылается на остатки Сципионовых легионов, а потому ему приходится упоминать еще о двух. Единственная трудность заключается в том, что Ливии полностью забывает о легионерах Сципиона и говорит, что в Герунии зимовали четыре легиона. С учетом легионов Гемина общее количество войск у Фабия составило 47 000 пехотинцев и 2500 конницы. Консула же он отправил в Рим с приказом заняться флотом и организовать оборону побережья южной Италии. Согласно Ливию, Фабий повел армию к Тиволи и Палестрине для того, чтобы попасть на Латинскую дорогу к югу от Рима. По какой-то неведомой причине он решил обойти город стороной — быть может, оттого, что Фабий последовал закону, согласно которому римский военачальник не имел права вступать в Рим во главе своих войск. Диктатор прошел по Латинской дороге, затем по Аппиановой, перешел через Апеннины у Беневента и разбил лагерь у подножия холмов близ Эк (Троя), примерно в девяти километра от места, где расположился Ганнибал. Карфагенянин немедленно вывел свою армию, предлагая сражение, но диктатор уклонился от него. Фабий намеревался отказываться от крупных сражений, следуя вместо этого по пятам за армией пунов, сжигая урожай и уничтожая высланные за провиантом отряды и всех отставших. Он надеялся измотать карфагенян и одновременно увеличить свои силы и поднять боевой дух солдат, многие из которых лишь недавно оказались в армии. Было бы неверным сказать, что все они были полными новичками, поскольку большая часть рекрутов, должно быть, участвовала в кельтских войнах. Но в любом случае им требовалось улучшить и подготовку, и дисциплину. Ганнибал разграбил окрестности лагеря Фабия, а когда стало ясно, что диктатор выходить не собирается, карфагенянин решил применить против него столь удавшуюся по отношению к Фламинию тактику. Он провел армию прямо перед носом у диктатора, снова перешел Апеннины и отправился к римской колонии Беневент. Затем он прошел по северному берегу р. Калоре до города Телезия (Телезе), который по пути разграбил, и спустился на Фалернские поля к северу от реки Вольтурно (др. Вультурн). Фабий следовал за ним на расстоянии одного-двух дневных переходов. Ганнибал полагал, что здесь, в густо населенной Кампании, где было множество городов, Фабий не позволит ему жечь и грабить безнаказанно. Однако он ошибся.

Корта прохода, ведущего из Кампании в долину Вольтурно у Пьетровайрано. Направление отвлекающего маневра Ганнибала с быками показано коричневой стрелкой, направление прорыва — красной.

Фабий занял позицию на холмах, обращенных к равнине, так, чтобы союзники не думали, что римляне совсем их бросили, однако спускаться вниз он не стал. Ганнибал изо всех сил старался выманить диктатора и опустошил все земли к северу от Вольтурно. Настала осень, и, хотя карфагеняне захватили богатую добычу, сады и виноградники Фалернской равнины едва ли смогли бы прокормить их армию зимой. Необходимо было вернуться обратно в Алулию. Но когда они попытались вернуться тем же путем, то обнаружили, что дорога закрыта. Полибий рассказывает, что Фабий выставил 4000 человек на дороге, по которой Ганнибал спустился на равнину, а сам устроил лагерь на холме, обращенном к перевалу. Подошедшему к перевалу Ганнибалу пришлось устроиться у подножия холма. Он немедленно осознал всю опасность такой позиции и не дал Фабию времени ею воспользоваться. Призвав начальника бывших при армии слуг, он приказал ему собрать как можно больше хвороста и отобрать около 2000 самых сильных быков из числа тех, что вела за собой армия. Затем, созвав всех слуг, он указал на холм между лагерем и перевалом и велел им ждать приказа, по которому им следовало как можно быстрее гнать быков на его вершину. Ганнибал приказал солдатам рано поужинать и отдыхать. В конце третьей стражи (около 3 часов ночи) полководец велел слугам привязать хворост к рогам быков и поджечь его. Затем испуганных животных погнали наверх. Позади быков он поставил легковооруженных копейщиков, приказав им вначале помогать слугам, а затем двигаться по обеим сторонам от них, не позволяя разбегаться в стороны. Потом они должны были занять высоты для того, чтобы суметь отбить любую вылазку римлян. Тем временем сам Ганнибал, во главе тяжелых пехотинцев, устремился к перевалу. За ними следовали конница, захваченный скот, испанцы и кельты. Разбуженные часовыми римляне, стоявшие на перевале, увидели множество поднимавшихся вверх факелов, и выступили навстречу противнику, однако быки и копейщики ввергли их в полный хаос. Фабий мог лишь наблюдать за всем из своего лагеря, что он и сделал, вполне в своем духе, оставшись на месте до рассвета. Меж тем Ганнибал, план которого оказался успешнее, чем он сам ожидал, прошел перевал, не потеряв ни людей, ни добычи. При первом свете дня стало ясно, что римляне с перевала атакуют засевших на холме копейщиков, поэтому полководец немедленно отправил им на помощь отряд испанцев. Они бросились на римлян, убили около тысячи человек и позволили копейщикам отступить. Таково краткое содержание рассказа Полибия. Проблема заключается в том, что он недостаточно конкретен, когда говорит о месте, где все это произошло. Историк утверждает, что Ганнибал уходил с Фалернской равнины тем же путем, что и пришел, но говорит об этом пути слишком уж расплывчато. Полибий рассказывает, что, покинув Самний, Ганнибал миновал перевал у горы Эрибиан и устроил лагерь близ реки Афирн (Вольтурно). Однако больше ничего об этой горе не известно. Ливии говорит, что шли карфагеняне через области Аллифы (совр. Алифе), Калатия и Калы (совр. Кальви). Упоминание Калатии — явная ошибка, потому что она была расположена на другом берегу Вольтурно, в центральной Кампании. Быть может, он имел в виду Кайатию (совр. Каяццо), или Каллифы (совр. Кальвизи), или какой-нибудь неизвестный город с похожим именем. Так что Ливии, как это часто бывает, дела не проясняет. Ниже римский историк говорит, что Ганнибал хотел выйти к Казину (совр. Кассино), но проводник не понял его и вывел к Казилину (совр. Капуя). Вся история выглядит слишком уж нереальной, и Полибий о ней не упоминает. Быть может, правда состоит в том, что Ганнибал хотел уверить Фабия, будто движется на Рим. Для этого он прошел по долине Вольтурно через области Каяццо и Алифе, по направлению к Кассино. Когда же Фабий не пожелал идти за ним следом, Ганнибал свернул на юго-запад, перешел через горы к северу от Монте-Монако и углубился на Фалернскую равнину. Затем он прошел через земли Калы (Кальви) и наконец устроил лагерь на северном берегу Вольтурно. Для того чтобы выяснить правду, следует знать ответ на один вопрос — можно ли пройти на Фалернскую равнину прямо с северного берега р. Калоре? Как Ливии, так и Полибий говорят, что Ганнибал захватил Телезию (совр. Телезе), которая расположена на северном берегу р. Калоре, примерно в семи километрах от ее слияния с Вольтурно. Для того чтобы войти на Фалернскую равнину по северному берегу р. Вольтурно, ему пришлось бы сначала переправиться через нее. Сомнительно, чтобы дорога вообще могла идти вдоль этого берега — на северной стороне реки из основной горной гряды выступает отрог Монте-Раджелло, который вклинивается в Вольтурно в том месте, где она выходит на равнину. Между этой точкой и Каяццо находится низина, которую в наши дни осушили. Исходя из всего сказанного, маловероятно, чтобы там, во-первых, проходила дорога, а во-вторых, чтобы Ганнибал отправился таким путем. В этом случае у него не было других вариантов, кроме как войти на равнину с севера. Дальше рассказ Ливия совершенно «расклеивается». Он помещает за спиной у блокировавших дорогу на Казилин (совр. Капую) римлян Капую (совр. Санта-Мария-ди-Капуя-Ветере). Другими словами, Ганнибал пытался прорваться на юг. Однако затем, после прорыва, Ливии «отправляет» Ганнибала в лагерь в Алифе, что в 32 километрах дальше по Вольтурно. Все это чрезвычайно неубедительно, но Алифе — единственная точка, на которую мы можем опереться. Когда Ганнибалу удалось уйти, пишет Ливии, Фабий также миновал перевал и устроил лагерь на высотах над Алифе. Очевидно, что нам следует искать какой-нибудь перевал, расположенный примерно в 15 километрах от Алифе. Самой подходящей точкой является промежуток между горами у Пьетравайрано-рано. Поскольку этот путь наиболее удобный и широкий, Фабий должен был бы занять именно его. Однако существует несколько других дорог, почему же Ганнибал ни одной из них не воспользовался? Ответ может заключаться в словах Полибия: «Фабий полагал, что сможет, по крайней мере, захватить их добычу». Если Ганнибал хотел увезти все огромное количество награбленного добра, ему поневоле пришлось бы идти самой легкой дорогой. Иначе его армия слишком растянулась бы и могла сама стать добычей римлян. Римский отряд в 4000 человек стоял, вероятно, на северо-западном отроге горы Фосса (Монтанья-ди-Бруно), который обращен к перевалу. Остальная армия разместилась на западной стороне горы Кайевола, прикрывая Латинскую дорогу. Ганнибалу же пришлось разместить свой лагерь на плоском пространстве под горой Кайевола и погнать «быков-диверсантов» вверх по юго-западному отрогу горы Фосса. Римский гарнизон развернулся, чтобы встретить их, — и оказался зажатым между отрядом копейщиков и самим Ганнибалом, занявшим позиции у Алифе. Для того чтобы дать копейщикам возможность отойти, карфагенянин отправил испанцев, которые напали на римлян с тыла. Итак, Ганнибал перешел Апеннины, пройдя мимо горы Либурнон. Гора с таким названием неизвестна, однако есть предположение, что читать следует «Тибурнон» (латинское название — Тиферн). Гора Тиферн (современное название Монтанья-дель-Матезе) вздымается над Алифе. Она является самой высокой в этой части Апеннин, и ее местонахождение и размеры позволяют предположить, что это и есть тот самый Либурнон Полибия. Ганнибалу рассказали, что зерно он найдёт в изобилии в окрестностях Луцерии (совр. Лучера) и Геруния и что последний лучше всего подходит для сбора припасов. Находился он в 200 стадиях (ок. 35 км) от Луцерии. Местонахождение Геруния не установлено. Полибий говорит, что город стоял на равнине и захватить его было легко. В пяти километрах к югу от Ларино, у Джерионе, обнаружены руины какого-то города. Однако его расположение — у подножия Апеннин — никак не согласуется с описанием Полибия. Геруний отмечен на знаменитой «Табула Певтингериана», которая является средневековой копией римской дорожной карты. На ней город размещается в восьми римских милях по дороге на Бовиан от места, где она соединяется с береговой дорогой, у Теана. В таком случае, Геруний находился в четырех-пяти километрах к северу от Казальнуово-Монтеротаро, но лишь в 25 километрах от Лучеры. В соответствии с этими расчетами Конмайер помещает Геруний на холме, известном как Колле-д'Арми, в четырех километрах севернее Казальнуово-Монтеротаро. Весной 1979 г. я решил исследовать эту территорию методом шердинга и прошел по дороге, что идет на север вдоль гребня холма, обращенного к недавно распаханным землям, исследуя все подходящие для города места. Гребень холма не дал положительных результатов, покуда я не дошел до поворота на грунтовую дорогу, ведущую в Лучеру. На западном склоне земледельцы выкапывали множество камней, которые складывали в кучи по краям поля. Среди них я обнаружил множество кусков черепицы римского времени. В окрестностях нашлись также два римских саркофага, которые служили колодами для воды, и нечто, что вполне могло оказаться римским колодцем. Черепки покрывали участок примерно в 300 м, который был слегка вытянут к западу от основной гряды холмов, точно напротив дороги на Лучеру, вероятно, проложенной на месте античной. Все это согласуется с той топографией, какую упоминает Полибий, описывая последовавшую военную кампанию. Из Алифе сюда легче всего добраться, обогнув северный склон Монтанья-дель-Матезе по дороге на Изернию и Бойано, а затем двигаться по дороге на Кампобассо и спуститься в долины рек Тапино и Форторе. Римляне, как обычно, шли, придерживаясь возвышенностей. От Кампобассо они, вероятно, отправились по проложенному по верхушкам холмов пути, где сейчас идет дорога SS Санника (шоссе 87). Между тем Ганнибал разбил лагерь у Геруния. Горожане отказались вступить с ним в союз, а потому он взял город, предав мечу всех его жителей. Стены и дома он, однако, не тронул, рассчитывая превратить Геруний в склад зерна. Затем он устроился на зимние квартиры, укрепив расположенный перед городом лагерь рвом и частоколом. Тщательно проведя оборонительные работы, он отправил две трети армии собирать зерно. Оставшаяся треть охраняла лагерь и обеспечивала охрану фуражиров. Этот порядок действий был общепринятым — Цезарь при Алезии поступал так же. Вскоре подошли и римляне. Фабия отозвали в Рим, для участия в каких-то религиозных церемониях, так что командование принял его начальник конницы — Минуций. Полибий рассказывает, что когда Минуций услыхал, что Ганнибал остановился у 1еруния и собирает фураж в его окрестностях, «он повернул и спустился с холмов по склону, что ведет к городу. Подойдя к возвышенности на земле Ларина (совр. Ларино), именуемой Калена, он устроил там лагерь...... Как раз перед тем, как SS Санника доходит до Касакаленды, с ней соединяется дорога, что ведет в Бонефро вдоль гребня холмов (высота 606 м). Примерно в трех километрах после Бонефро есть гряда, протянувшаяся на юго-восток. В конце ее расположен холм, именуемый Монте-Кальво (высота 409 м). Холм этот обращен к реке Форторе и находится в семи с половиной километрах от предполагаемого месторасположения Геруния. Полибий утверждает, что холм назывался Калена и что находился он на землях Ларино. В северной Кампании был город Калы (Cales), прилагательное от которого будет Calenum, каленский (Ливий, кн. VIII, 6). В современной форме оно звучит как Кальви. Едва ли предположение, что «Калена» превратилась в современное «Кальво», будет являться большой натяжкой. Любопытно отметить, что город на другой стороне этой гряды именуется Казакалена. Ларино расположен в 17 километрах от Монте-Кальво. Границы его территории определялись, возможно, по рекам Биферно и Форторе — в таком случае Монте-Кальво точно в них входит. На карте изображен участок между Монте-Кальво и Колле-д'Арми (Геруний).

Вид на долину р. Форторе с места, где стоял Геруний. Первый лагерь Минуция находился на заднем плане (в центре). Второй лагерь Ганнибала располагался примерно в средней части фотографии.

Последовавшие затем маневры можно назвать предметным уроком тактики, наглядным материалом из учебника того, как следует увести противника с неприступной позиции — вначале через реку, а затем прямо в засаду. Оставив одну треть солдат заниматься сбором продовольствия, Ганнибал отошел на 16 стадиев (около 3 км) от Геруния и устроился на холме (3), «откуда виден был противник и можно было охранять фуражиров». Эта новая позиция, всего в четырех с половиной километрах от римского лагеря (1), сильно затрудняла им спуск в долину Форторе и нападение на фуражиров. Между двумя лагерями находился холм (2), владея которым Ганнибал мог надежно отрезать римлянам путь на равнину. Поэтому он отправил под покровом темноты отряд в 2000 копейщиков, чтобы занять его. Днем Минуций направил легких пехотинцев выбить пунийцев с холма. Римляне с ходу захватили высоту. Поскольку оттуда можно было контролировать доступ на равнину, Минуций сделал очевидную и вполне разумную вещь — перенес туда лагерь. Следующий ход был за Ганнибалом. Полибий рассказывает о дальнейших событиях с точки зрения римлян, а потому не отражает стратегии карфагенского полководца. Несколько дней, повествует историк, Ганнибал держал все свои силы в лагере, опасаясь находящегося поблизости противника, однако затем он вынужден был отправить часть животных на пастбища и отослать некоторое количество людей за фуражом, так как был убежден, что у его армии и у животных должно быть много еды на зиму. Минуций не был слабоумным, как пытаются уверить нас античные авторы. Когда он увидел, что большая часть Ганнибаловой армии отправилась собирать продовольствие, он подождал до полудня, а затем вывел тяжелую пехоту, поставив ее перед лагерем пунийцев для того, чтобы запереть в нем Ганнибала. Одновременно он разделил свою конницу и велитов на несколько отрядов и отправил их в атаку на фуражиров, приказав пленных не брать. Это был замечательный образец так называемой тактики Фабия, осуществленный на практике значительно лучше, чем удавалось это самому Фабию. Полибий констатировал, что оставшийся с небольшим отрядом в лагере Ганнибал мог только отражать легионеров, не давая им войти в лагерь. Только по возвращении Гасдрубала, который привел 6000 утомленных фуражиров, Ганнибал счел свои силы достаточными, чтобы организовать вылазку и отогнать противника от лагеря. Римлянам удалось убить множество вражеских солдат у лагеря и на полях. Они совершили то, что намеревались сделать, и вернулись в лагерь. Той же ночью Ганнибал отступил на исходные позиции у Геруния. На следующий день увидевшие опустевший лагерь римляне перешли через реку и заняли его. Второй раунд остался за Ганнибалом — теперь противник был на его стороне реки. По вполне понятным причинам римляне радовались своему успеху — действительно, Ганнибалу стало теперь очень сложно собирать продовольствие. Раздутый отчет о победе Минуция с большим ликованием встретили в Риме. Поскольку народ был недоволен нерешительными действиями Фабия, было принято совершенно беспрецедентное решение — Минуцию дали такие же права, что и диктатору. Должно быть, воля народа имела сильную поддержку в сенате, иначе на такой шаг никогда не пошли бы. Фабий, который получил прозвище Кунктатор, «Медлитель» — за постоянные промедления в борьбе с Ганнибалом, — поспешил вернуться в армию. Полибий рассказывает, что он предложил Минуцию командовать по очереди (это была обычная римская практика при объединении двух консульских армий) либо же поделить войско. Нам говорят, что Минуций стоял за раздел. Это скорее всего не так. Гораздо вероятнее, что на разделе армии настоял Фабий, которому нужно было безраздельное командование для того, чтобы по-прежнему придерживаться своей стратегии. Минуцию же вполне можно было командовать и через день. Два полководца поделили армию и встали двумя лагерями на расстоянии около 12 стадиев (чуть больше 2 км) друг от друга. Если Минуций остался на своем месте, Фабий мог занять те позиции, что оставил первый военачальник, переправившись через реку(2). Между лагерем Ганнибала перед Герунием и лагерем Минуция (3) находился небольшой холм (4). Карфагенянин понимал, что, если он попробует занять его, Минуций снова попытается согнать пунийцев. Поэтому он подготовил римлянину засаду. Местность вокруг холма была безлесная, но изрезанная канавами и ямами. Ночью Ганнибал отправил 5000 человек смешанной пехоты и 500 всадников занять эти рытвины отрядами по 200—300 человек. Для того чтобы римские фуражиры, отправлявшиеся рано утром за провиантом, не обнаружили засады, Ганнибал на рассвете отправил отряд легковооруженных пехотинцев занять пресловутый холм и таким образом отвлечь внимание от затаившихся воинов. Муниций охотно заглотал приманку и отправил велитов выбить карфагенян с холма. Однако на этот раз Ганнибал не собирался отступать. Стоит отметить, что когда он захватил первый холм, то планировал отступление. Поэтому он отправил тогда своих копейщиков в бой плотным оборонительным строем. В этот же раз у Ганнибала были другие цели. Когда велитам не удалось отбить холм, Минуций послал туда конницу, а затем и сам выступил во главе идущих сомкнутым строем легионов. Все взоры были обращены к ведущемуся на холме сражению, а потому засаду никто не заметил. Ганнибал продолжал посылать в бой все новые подкрепления, дабы не дать сражению затухнуть. Наконец он направил туда остальную пехоту и конницу. Карфагенские всадники смели не только римскую конницу, но и велитов. Велиты начали беспорядочно отступать к тяжелой пехоте, которая уже закрыла промежутки между манипулами, — в результате вся армия оказалась в беспорядке. Прозвучал сигнал, по которому в дело вмешалась засада: возникшие будто из-под земли отряды атаковали римлян с тыла и флангов. Меньшая часть римской армии оказалась под угрозой полного уничтожения. Кунктатор, как всегда осторожный, наблюдал за всем из своего лагеря. Он заранее поднял по тревоге свои легионы и теперь вывел их в поле. Можно представить себе, что почувствовал Муниций, когда услышал, как трубы подают сигнал к выступлению. Его люди были потрепаны столь сильно, что нарушили строй. Теперь же, услышав о приближении Фабия, манипулы вновь собрались у своих знамен и организованно отступили под прикрытием второй армии. Ганнибал понял, что образцово-показательный бой подошел к концу, и отступил в свой лагерь. Согласно Ливию, тем же вечером армия Муниция оставила свой лагерь и отступила к позициям Фабия. Они вошли в лагерь Кунктатора, проследовали по преторианской улице и остановились перед палаткой Фабия. Здесь они воткнули в землю свои штандарты, и Минуций подошел к Фабию, обратившись к нему «Отец», по обычаю избавленного от смерти товарищем по легиону. Таким образом он признал над собой его авторитет. Карфагеняне меж тем возвели вокруг холма частокол и прокопали ров между ним и лагерем. Затем они выставили на нем свой гарнизон, завершив этим действием свою подготовку к спокойной зимовке.

Канны: величайшее поражение римлян

Пришла зима. Закончились шесть месяцев диктаторства Фабия, и власть вновь была возвращена консулам. На место погибшего Фламиния заступил Марк Атилий Регул, сын того Регула, которого карфагеняне разбили в I Пунической войне, — зловещий выбор. На роковой 216 г. до н.э. было избрано два консула — Луций Эмилий Павл и Гай Теренций Варрон. Павл был дедом Сципиона Эми-лиана и принадлежал к той группе людей, действия которых Полибий не критиковал. Посему козлом отпущения за все предстоящие несчастья стал Варрон. Его имя так долго поливали грязью, что невозможно с расстояния в столько веков понять, каков же был этот человек на самом деле. Единственное, что мы в состоянии сделать, — это указать на существенные изъяны в рассказах древних. Комментировать рассказ Ливия о том, как Варрон был избран на свой пост, бесполезно, потому что он изложен таким образом, чтобы представить убедительную предысторию последовавшего затем бесчестья. Двух преторов избрали заочно, поскольку они уже находились при армии. Это были знаменитый Марк Клавдий Марцелл, который командовал пятым легионом на Сицилии, и Луций Постум Альбин — его отправили в долину По с приказом сдерживать кельтов. Был отозван консул предыдущего года, Гней Сервилий Гемин, которого диктатор отправил командовать флотом в Лилибее на Сицилии. Его и Регула назначили проконсулами и поставили во главе находившихся у Геруния армий. Для того чтобы довести до полного состава число солдат в уже имевшихся легионах и набрать еще четыре новых, провели рекрутский набор. Вероятно, в Геруний отправили 16-й и 17-й легионы, набранные после Тразименского озера и прошедшие подготовку в Риме. Теперь их общее количество там составляло восемь — по четыре на каждого консула. Два новых легиона (18-й и 19-й) отправили в долину По под командование претора Луция Постума Альбина, а 20-й и 21-й легионы остались в Риме, прикрывая город. Вывод в поле столь большого количества войска (в 16 легионах было около 150 000 человек) означает, что римляне намеревались дать Ганнибалу большое сражение при первом же подходящем случае. В таком случае традиционному повествованию о конфликте Павла и Варрона (первый придерживался тактики Фабия, а Варрон хотел драться) доверять не стоит. Лето было уже в разгаре, когда Ганнибал оставил лагерь и отошел от Геруния. Он продвинулся на юго-восток примерно на 100 километров и дошел до р. Ауфид (Офанто). Там его армия захватила крепость Канны, которую римляне использовали в качестве продуктового склада. Провиант из нее перевозили в карфагенский лагерь по мере необходимости. Проконсулы узнали об этом, когда находились на расстоянии полуторадневного перехода от позиций Ганнибала (т.е. ок. 40—50 км), и запросили инструкций у сената. Последний уже решил, что крупное сражение необходимо, а потому приказал проконсулам не двигаться с места и отправил на соединение с ними двух консулов. Полибий говорит нам, что никогда прежде римляне не выводили в поле восемь легионов. Он имеет в виду, что тогда в первый раз две консульские армий по четыре легиона каждая были объединены в одну. По информации греческого историка, во времена кельтского вторжения в 225 г. до н.э. существовали консульские армии силой в четыре легиона каждая. Множество комментаторов подвергают цифры Полибия критике и говорят, что карфагенская армия никогда не смогла бы окружить в битве при Каннах 80 000 человек римской армии. Однако расчеты его совершенно логичны, да и у кого, как не у него, были все возможности наилучшим образом вычислить сравнительные возможности карфагенян и римлян — уж конечно, не у современных историков! К этому можно добавить только, что вряд ли римляне смогли бы осуществить свою обычную стратегию «надавливания» на Ганнибала или отрезать ему пути снабжения перед битвой, не имей они численного превосходства. Полибий добавляет, что легионы были доведены до 5000 каждый и что количество конницы было «более шести тысяч». Эта последняя цифра совершенно справедлива, так как Гней Сервилий Гемин потерял конницу, приписанную к первому, второму, двенадцатому и тринадцатому легионам, — существенная утрата, восстановить которую было бы очень сложно. Консулы выступили с обращением к армии, дабы ввести воинов в должное состояние духа, затем оставили лагерь и выступили к Каннам. На второй день они оказались в виду позиций Ганнибала и расположились лагерем на расстоянии примерно восьми километров от них. Топография последовавшей кампании и сражения зависит от двух факторов — расположения лагеря Ганнибала и местонахождения реки Офанто.

Топографическая карта местности между Сан-Фердинандо и Каннами. Изолинии на карте аоны с расстоянием в 5 м. Дамбы, сдерживающие разлив реки, выделены красным, Пунктиром обозначено возможное местонахождение старого русла. Линия, вдоль которой римляне выстроили свои войска, отмечена черным отрезком.

На южном конце равнины Фоджия отходит на восток от Апеннин цепь невысоких холмов. Река Офанто, покинув Апеннины, течет к северу от этих холмов. Крепость Канны размещалась на замыкающем эту цепь холме на северном конце гряды и была обращена к реке. Сложность заключается в том, что Полибий четко называет место сражения — около Канн, на южном берегу реки. В том виде, в каком эта местность существует сегодня, это невозможно, поскольку река течет вдоль самых холмов. Офанто много раз меняла свое русло, а потому бессмысленно искать место сражения, опираясь на ее нынешнее местонахождение. Карта на стр. 183 изображает контуры Каннской равнины с пятиметровыми изолиниями. Масштаб разлива реки отражает цепь плотин на ее северном берегу (отмечены красным). Наиболее вероятное речное русло отмечено XX для того, чтобы можно было лучше представить себе поле сражения. Оно будет в этом случае представлять собой равнину примерно в два километра шириной между рекой и холмами. Изучив окрестности, римляне решили передвинуть лагерь поближе к реке, для того чтобы прекратить деятельность карфагенских фуражиров. Ганнибал ответил тем, что отправил легковооруженных солдат и конницу тревожить переправлявшихся на северный берег римлян. Варрон, который командовал в этот день, бросил вперед отряд тяжелой пехоты, а позже и велитов с конницей для того, чтобы отогнать карфагенян. Должно быть, это были обычные римские силы прикрытия для лагеря, который требовалось разбивать в виду противника. Легионы дошли до реки, переправились через нее под охраной авангарда и встали у брода. Очевидно, весь маневр был направлен на то, чтобы «наводнить» своими войсками окрестности лагеря Ганнибала и помешать ему собирать провиант на северном берегу реки. На следующее утро командование принял Павл. Нам говорят, что он был против предпринятого Варроном наступления, считая его слишком опасным. Однако теперь он перевел одну треть своих войск через реку, и они встали к востоку от брода примерно в трех километрах от главного лагеря и несколько дальше — от лагеря Ганнибала. Если карфагенянин располагался к югу от реки, действия Павла еще отчаянней, чем у Варрона, однако Полибий даже не предполагает, что Ганнибал пытался помешать ему устроить второй лагерь. Учитывая это, а также расстояние между лагерями, можно предположить, что армия пунов размещалась к северу от реки. И действительно, Полибий помещает ее на северном берегу вскоре после сражения и ни разу не упоминает, чтобы Ганнибал переходил реку. Где же мог находиться его лагерь при условии, что он был расположен на северном берегу? Карфагенянин прибыл к Офанто за несколько недель до римлян и имел массу времени выбрать для лагеря самое выгодное место. Ганнибал был чрезвычайно умным полководцем и всегда старался использовать ошибки своих противников, тщательно соблюдая при этом безопасность собственной позиции. Если принять в расчет все вышесказанное, то на северном берегу Офанто найдется только одно подходящее место. Это отрог, на котором расположен сейчас городок Сан-Фердинандо-ди-Пулья. Он плоский, с крутыми склонами на северо-западе и юго-востоке, которые обрываются в реку. Северо-восточный склон полого спускается на равнину, что делает его удобным для конницы. Вряд ли карфагенский полководец мог пропустить такое место — сильно укрепленное от природы, с хорошим спуском на равнину и к тому же прикрывающее долину Офанто, путь к отступлению на случай неприятностей. Если принять эту точку за место лагеря Ганнибала, то можно попробовать определить местоположение римских лагерей (см. карту). Теперь имеет смысл расположение одного из них на южном берегу — для того, чтобы не пускать туда карфагенских фуражиров. Ясно, что это была часть общего плана римлян. В таком случае рассказ о конфликте двух консулов вообще теряет смысл. Ганнибал оказался отрезанным от равнины по обеим сторонам реки, и истощение его запасов провианта стало лишь делом времени. Он собрал армию, для того чтобы произнести перед воинами традиционную ободряющую речь, а затем двинул вперед передовые части прикрытия, для того чтобы обеспечить безопасный доступ на равнину. Весь следующий день пунийцы полировали доспехи и готовились к битве. Наутро Ганнибал вывел свои войска и предложил римлянам сражение на северном берегу реки. Это означало бы предоставить его коннице громадное преимущество, и римляне мудро отказались. На следующее утро (все античные историки утверждают, что командовал в тот день Варрон) Павл вывел римлян из лагеря на северном берегу реки и перешел через брод. На южном берегу они соединились с легионами Варрона и остальной армией и выстроились в боевом порядке на узкой полоске земли между рекой и холмами. Их правый фланг упирался в реку, а левый — в холмы, что не давало карфагенской коннице возможности их обойти. Полибий вроде бы подтверждает этот выбор места, когда говорит, что римляне поставили свои манипулы теснее обычного и сделали глубину каждого из них во много раз больше фронта. Размер стандартного манипула гастатов или принципов до того, как закрыты промежутки в строе, может меняться от шести шеренг по 20 человек до 24 шеренг по пять солдат в каждой. Должно быть, Полибий имеет в виду как раз последние цифры. Если в легионах было по пять тысяч солдат, глубина строя манипулов гастатов и принципов увеличилась, возможно, до 30 шеренг. Поскольку они, по всей очевидности, намеревались идти на прорыв, легионеры почти наверняка встали сомкнутым строем — по три римских фута на человека. Тогда фронт манипула составлял приблизительно 15 римских футов, а легиона (с допусками на промежутки) — около 300 футов. Общая ширина строя пехоты, включая союзническую, составила бы около 4800 римских футов (около 1500 м). Поскольку задачей римских всадников было любой ценой удержать карфагенскую конницу, они, должно быть, построились максимально глубоким строем — например, по десять человек. Согласно Полибию, при глубине строя в восемь всадников на стадий придется 800 воинов — чуть меньше двух метров на каждую лошадь в ряду. У римлян было чуть больше 6000 конницы, в пропорции один римлянин на трех союзников. Следовательно, римских всадников было около 1600, а союзнической конницы — около 4800 человек. С учетом промежутков между турмами римская конница должна была занимать около 575 м, а коннице союзников потребовалось около 1725 м. В таком случае весь фронт римлян должен был составить немногим больше 3000 м. Максимальная ширина равнины — около двух километров, но если римляне разместились на ней диагонально, лицом на юг, то им удается там поместиться (см. карту). Это подтверждает и Полибий, когда говорит, что стояли римляне лицом на юг. Десять тысяч римлян осталось охранять лагерь, с приказом атаковать во время сражения лагерь карфагенян. Обычно такую задачу давали триариям. Их число в армии должно было составить 9600 человек, что вполне согласуется с данными греческого историка. Вопреки распространенному как в наше время, так и в древности мнению, у римлян не было каких-то особых причин полагать, что они могут проиграть это сражение. Все предыдущие поражения были вызваны торопливостью полководцев. На этот раз римляне выбрали место битвы, не оставив Ганнибалу возможности устроить засаду. В других сражениях место определял Ганнибал. Более того, римляне были убеждены, что благодаря удачному расположению им удастся нейтрализовать карфагенскую конницу. Распределение командования существенно проясняет картину. В римской армии времен республики было два почетных поста — во главе конницы граждан и в центре, во главе наступающих легионов. Поскольку считается, что главнокомандующим в тот день был Варрон, было бы логичным увидеть его на одном из этих мест. На деле же центром командовали Регул и Гемин, правым флангом — Павл, а Варрон — левым. Единственное заключение, какое можно из этого сделать, будет состоять в том, что командовал в тот день Павл. Тогда, должно быть, именно Варрон уклонился от сражения на левом берегу реки за день до этого. Увидев строящихся римлян, Ганнибал отправил через реку копейщиков и пращников и построил их в ряд на равнине. Затем, под их прикрытием, он вывел остальные войска. Справа, у подножия холмов, напротив конницы союзников, Ганнибал разместил нумидийцев. Существует возможность довольно точно подсчитать количество его войск. Прибыв в Италию, Ганнибал привел с собой всего 6000 всадников — частью испанцев, частью нумидийцев. Число их возрасти не могло, а учитывая, что нумидийцы встали напротив союзников Рима (4800 всадников), их не могло быть намного меньше. Разумным было бы предложить цифру в 4000 всадников. Испанская конница, которая должна при таком расчете состоять примерно из 2000 человек, и кельты (их могло оказаться около четырех тысяч, так как общее количество конницы Ганнибала составляло 10 000 всадников) разместились у реки. Поскольку их было почти в четыре раза больше, чем римских конных воинов, испанцы и кельты, вероятно, выстроились в четыре линии. Пехота карфагенян состояла из немногим больше 40 000 человек, из которых около 12 000 африканцев и 8000 испанцев, остальные — кельты. Из этих расчетов можно заключить, что легкая пехота составляла примерно такую же пропорцию от всего числа пехотинцев, что и в легионах, — т.е. чуть меньше 30%. Тогда можно предположить, что фаланга состояла примерно из восьми тысяч человек, испанских мечников было около пяти с половиной тысяч, а кельтов — около четырнадцати тысяч. Полибий говорит, что Ганнибал выстроил своих кельтов и испанцев спей-рами попеременно. До этого он один раз упоминал такой тип построения (когда неравные силы выстраиваются по чередующимся спейрам), описывая битву при Селассии. Там выстроились подобным образом иллирийцы и македонские «медные щиты». Следует предположить, что спейра в этом случае — общий термин, обозначающий отряд, но даже в этом случае она не может превышать определенной численности. Полибий применяет его, когда говорит о манипуле (даже о триариях). Тогда в спейре должно быть человек сто. С другой стороны, он никогда не пользуется этим словом, когда говорит о боевых единицах больше чем в тысячу человек. Их он называет хилиархиями. Так что, видимо, спейрами он называет подразделения не более пятисот воинов. Если испанцы были построены в отряды по 100 человек, то у кельтов могло быть около 250 воинов в каждом подразделении. Но, быть может, Полибий слишком упрощает картину. Для Ганнибала кельты были наименее ценной частью войска — в сражении он потерял их в три раза больше, чем испанцев и африканцев, вместе взятых. Исходя из этого, можно предположить, что центр линии состоял исключительно из кельтов, а стоявшие попеременно кельты и испанцы образовывали фланги. Когда Ганнибал выстроил кельтов и испанцев, он передвинул их центр так, чтобы получился полумесяц, постепенно истончавшийся к концам. Цель у такого построения была одна: сломать мощь римского наступления до того, как в действие будут приведены ударные африканские войска. Это доказывает, что войска у римлян было больше. Африканские копейщики, которые были до этого выстроены вместе с легковооруженными войсками впереди армии и служили силами прикрытия, отошли и построились колоннами на флангах, позади конницы. Передовые воины составляли внутреннюю сторону каждой колонны для того, чтобы, развернувшись вовнутрь, колонна образовала бы фалангу. Во всяком случае, только так можно объяснить их построение в свете последовавших маневров. Канны показали нам только одну сторону такого уникального боевого строя, но у него есть и прекрасные оборонительные свойства: две фаланги можно развернуть вовне для отражения атаки с флангов или повернуть внутрь и задавить наступление в центре, не говоря уже о потенциальной возможности отразить атаку с тыла. Ганнибал использовал такой же строй в битве при Требии, но предпочел быструю победу на флангах усилению центра. Сейчас же он, вместе со своим братом Магоном, находился в наиболее важной точке в центре. Испанской и кельтской конницей командовал Гасдрубал, а нумидийцами на левом фланге — Ганнон. Как обычно, сражение началось со стычек легковооруженных воинов. В самом начале Павл был тяжело ранен камнем, пущенным балеарским пращником. Вскоре в бой у реки вступили испанские и кельтские всадники. Римская конница сражалась храбро, но они не могли соперничать с кельтами и испанцами, а потому их начали постепенно оттеснять вдоль реки. Римляне стаскивали своих противников с лошадей и продолжали сражение на земле, но ничто не могло закрыть брешь. На другом фланге нумидийцы безуспешно пытались сдвинуть с места конницу союзников, чтобы заставить их отойти от легионов. Римляне решили начать наступление, пока ситуация на правом крыле еще не вышла из-под контроля. Трубы дали сигнал, и велиты начали отходить. Ожидая приказа к наступлению, легионеры начали стучать пилумами о щиты. Ганнибал также приказал отойти своим легковооруженным пехотинцам, а кельты и испанцы приготовились к предстоящему натиску. Велиты миновали промежутки в строе, прозвучал сигнал к наступлению, и задние центурии гастатов продвинулись вперед, чтобы закрыть строй. Раздался новый сигнал трубы, обе стороны подняли клич, и вот среди оглушающих звуков горнов, труб и кар-никсов обе пехоты устремились навстречу друг другу. Кельты и испанцы, стиснув зубы, приготовились встретить первый ураган пилумов, за которым не замедлил последовать еще один. Потрясая щитами в надежде освободить их от застрявших метательных копий, кельты и испанцы бросились на легионеров; воздух гудел от ударов щитов о щиты. Какое-то время они удерживали строй, но затем, задавленные весом легионов, начали отступать. На римскую конницу на берегу реки непрерывно давили, покуда не оторвали ее от легионов. В открывшийся прорыв рванулась стоявшая позади карфагенская конница во главе с Гасдрубалом. Оставив переднюю линию довершать разгром римлян, всадники проскакали в тылу легионов и набросились сзади на конницу союзников. Италийские всадники не выдержали удара, сломали строй и рассыпались. Легионы все глубже вгрызались в карфагенский центр. Изогнутый строй исчез, и теперь вся линия подалась назад. Центр вначале выпрямился, а затем, по мере того, как в полукруг начали набиваться легионеры, стал прогибаться вовнутрь. Павл увидел безнадежное состояние дел на своем правом крыле и понял, что теперь вся надежда на легионы. Он проехал позади строя и, спешившись, бросился в гущу сражения. Ганнибал, который знал, что для него все зависит от того, сможет ли центр продержаться еще немного, вступил в бой, ободряя своих людей. Шаг за шагом кельты и испанцы отступали. Карфагенский полководец осуществил свой главный план — легионеры оттеснили его центр так далеко, что прошли мимо африканских копейщиков, размещенных на обоих флангах. Оставалось только нанести решительный удар. Копейщики обратились вовнутрь, развернулись из колонны в фалангу и двинулись на фланги римлян. Римская конница на обоих флангах бежала. Оставив нумидийцев разбираться с отступающими, что они всегда прекрасно осуществляли, Гасдрубал отозвал кельтов и испанцев и набросился на легионы сзади. Манипулы вынуждены были развернуться, для того чтобы встретить атаку с различных направлений. Давление в центре ослабло, и кельты с испанцами получили возможность контратаковать. Это был самый кровавый день в римской истории. Павл был убит, сражаясь в строю. Погибли проконсулы Гемин и Регул, бывший начальник конницы Минуций Руф, у которого был, вероятно, ранг трибуна. На поле остались квесторы обоих консулов и 80 сенаторов. Римляне ушли так далеко вперед, что отодвинулись от брода, поэтому 10 000 оставшихся в лагере человек ничем не могли им помочь. Громадные потери, которые составили, по разным данным, от немногим менее сорока пяти тысяч до семидесяти тысяч человек, позволяют предположить, что легионы потеряли строй и бежали. Кажется невероятным, чтобы они стояли до самого конца, как предполагал Полибий. Разночтения же в цифрах отражают разночтения в количестве участвовавших в сражении человек. Согласно Полибию, 10 000 оставшихся в лагере солдат были захвачены в плен на следующий после сражения день. Еще 3500 пехотинцев и 370 всадников укрылись в ближайших городах. К сожалению, дальнейшая часть рассказа Полибия утрачена, так что проверить соответствие этих цифр по последовавшим событиям невозможно. Хотя цифры Ливия путаные, они все же согласуются с тем, что случилось дальше. После рассказа о плохо согласующихся между собой событиях римский историк говорит, что 10 000 уцелевших собрались в Канузии (Каноза-ди-Пулья). Это верно, потому что впоследствии из них сформировали два легиона. Если верен рассказ Полибия о дебатах в сенате по поводу пленных, то в руках Ганнибала было около 7000 римлян. Можно предположить, что союзников, которых он отпустил без выкупа, было не меньше. Тогда общее количество выживших составит около 25 000, а в списки погибших войдет около 50 000 человек. Эту цифру обычно и считают верной. Среди тех, кто спасся, был и Гай Теренций Варрон. Полибий дает ему самую жестокую эпитафию, вновь отражая семейные предания, на этот раз Павлов. Он говорит, что Варрон обесчестил себя своим бегством и что его деятельность нанесла огромный ущерб государству. Имя Варрона так и не было очищено, и он навечно остался козлом отпущения за битву при Каннах. Однако Ливии пишет, что сенат вышел встречать Варрона, когда он возвратился в Рим, и поблагодарил его за то, что тот не бросил государство. Впоследствии он остался на службе в течение всей войны, хотя и на вторых ролях.

Долгая борьба за утраченные позиции

Известие о катастрофе потрясло Рим. Это был первый и последний раз, когда римлянам пришлось потерпеть столь сокрушительное поражение. В трех битвах Рим потерял около 100 000 отборных войск. Улицы наводнили женщины и дети, оплакивающие погибших сыновей, братьев, отцов и мужей. Сенат был в замешательстве, и на протяжении нескольких дней не предпринималось ровным счетом ничего. Римляне ждали, что в любой момент за стенами появится Ганнибал. И, как это часто случается в подобных ситуациях, одержимая яростью и страхом толпа принялась искать козла отпущения: двух весталок обвинили в нарушении обета девственности; одна из них покончила жизнь самоубийством, другую похоронили заживо. Помимо того, римляне прибегли к наиболее отвратительной из всех искупительных жертв: к человеческому жертвоприношению. На скотном рынке сожгли живьем грека и гречанку, а также мужчину и женщину из числа кельтов. Но в таком состоянии Рим пребывал недолго. Стиснув зубы, сенаторы постановили отвергать все условия и сражаться до конца. Требовался человек, способный вдохновить войска, и судьба его предоставила. В Остии находился легендарный Марк Клавдий Марцелл, претор, командующий флотом. Ему поручили тех, кто остался в живых из числа легионов, сражавшихся при Каннах. Марцелл незамедлительно отправил 1500 солдат из абордажной команды в город для организации обороны и выслал легион солдат абордажной команды в Теан Сидицин (совр. Теано, город в северной Кампании), чтобы обеспечить защиту Латинской дороги в случае, если Ганнибал двинется к Риму. Затем Марцелл передал флот Публию Фурию Филу и форсированным маршем двинулся по суше к Канузию (совр. Каноза-ди-Пулья), где собрались остатки каннских легионов. Варрон, оставшись не у дел, возвратился в город. Провозглашенный диктатор провел мобилизацию, причем набору подлежали все мужчины старше 17 лет. Так были созданы два новых легиона (двадцать второй и двадцать третий). Находившийся в столь отчаянном положении сенат решился на беспрецедентное средство. Были сформированы два легиона добровольцев из числа рабов, которым в качестве вознаграждения за воинскую службу пообещали свободу и гражданство. На тех же условиях были освобождены 6000 преступников. Одержав победу, Ганнибал, придерживаясь своей стратегии, немедленно освободил всех захваченных в плен союзников, а за римлян назначил выкуп. Затем он отослал в Рим представителей из числа пленников, а также своего посла с предложением их выкупа и условиями мира. Навстречу карфагенскому послу — так, чтобы перехватить его до въезда в Рим, — диктатор отправил ликтора. Послание, обращенное к послу, слово в слово воспроизводило то, что было объявлено Пирру шестьюдесятью годами ранее: «Рим не станет обсуждать условия мира с иноземным врагом на италийской земле». Что до пленных, сенат сообщил им, что Риму не нужны солдаты, сдавшиеся на милость врага, и отказался принять их назад, хотя они готовы были сами заплатить за себя выкуп. Ганнибал продал пленников греческим работорговцам, но спустя 20 лет, когда Греция попала в сферу влияния Рима, многие из них получили свободу. Последствия битвы при Каннах оказались еще более катастрофическими, нежели поражение само по себе. Практически вся южная область Апеннин переметнулась к противнику. Вся Лукания и Бруттий (Калабрия) перешли на сторону Карфагена. Большая часть Самния последовала их примеру, а основные города Апулии — Арпы, Эки, Салапия и Гердония — вышли из союза. Это повальное дезертирство сократило численность римской пехоты на одну пятую, а конницы — почти на треть. Риму оставалось лишь одно: перейти к выжидательной тактике, избегая генеральных сражений и стараясь измотать карфагенян. Возникло даже присловье: до разгрома при Каннах римские армии шли на битву; после разгрома при Каннах — на войну. Вознамерившись ковать железо, пока горячо, Ганнибал прошел маршем вдоль границ Самния и Лукании по реке Офанто к ее верховьям. Горная крепость Компса (ныне Конца) открыла ему ворота. Ганнибал, оценив выгоды ее местоположения, оставил в Компсе всю военную добычу и лишнее имущество. А затем поделил армию надвое, одну половину отрядил заключать союзы с жителями нагорий, а вторую половину повел дальше, огибая Пицентинские горы с севера. Спустившись в Кампанию, Ганнибал ринулся на Неаполь, в надежде, что этот портовый город перейдет на его сторону и наладится линия сообщения с Карфагеном. Но неаполитанцы ворот не открыли. Во всех городах Италии правящая олигархия (которую поддерживал Рим) и простонародье пребывали в состоянии непрекращающегося противоборства. Насаждая демократию, Ганнибал надеялся разобщить кампанские города. Этим и объясняются его на первый взгляд бессмысленные метания туда-сюда: полководец стремился оказаться в нужном месте в нужное время. Неудачу с Неаполем отчасти искупило дезертирство Капуи, второго из городов Италии, где народ одержал верх и распахнул ворота. Многообещающим кандидатом казалась и Нола, однако, точно так же как и в Неаполе, олигархическая партия не впустила карфагенян в пределы города.

Карта южной Италии. Практически вся область к югу от реки Вультурн на западе и мыса Гарган на востоке после сокрушительного разгрома римлян в битве при Каннах перешла на сторону противника.

Тем временем Марцелл явился в Канузий, взял в свои руки командование войсками, сформировал из них два легиона, а затем перевалил через Апеннины, спустился в северную Кампанию и соединился с легионом солдат абордажной команды, отосланным им в Теан. Со своих позиций на склонах потухшего вулкана Монте-Санта-Кроче Марцелл рассчитывал запереть Ганнибала в пределах области к югу от реки Вультурн (совр. Вольтурно) и не подпустить его к Риму. Колония в Синуэссе (совр. Мондрагоне) защищала узкое ущелье между горой Массико и морем, вдоль которого шла Аппиева дорога, ведущая к Риму. Если бы Ганнибал попытался осуществить прорыв именно здесь, Марцеллу не составило бы труда прислать подкрепление через низкий перевал между Монте-Санта-Кроче и горой Массико, контролируемый колонией в Суесса-Аурунка (совр. Сесса-Аурунка). Единственный мост через Вультурн находился под Казилином (совр. Капуя), причем гарнизон города насчитывал около 1000 италийцев. Обеспечив себе выгодные позиции, Марцелл стал поджидать прибытия диктатора. Вскоре к Марцеллу явились посланцы из Нолы с предупреждением о возможности народного восстания, в результате которого город сдадут Ганнибалу. Однако до прибытия диктатора Марцелл ничего не мог предпринять. А в Риме диктатор Марк Юний Пера отчаянно пытался собрать силы, достаточные для преодоления кризиса. Только два легиона, сформированные для защиты города прошлой весной (двадцатый и двадцать первый), были должным образом обучены. К этому добавлялись 6000 освобожденных преступников; эти войска, пусть и необученные, можно было использовать, не считаясь с потерями. Во главе армии общей численностью около 25 000 человек Пера выступил в Кампанию. Диктатор прибыл, и Марцелл обрел свободу действий. Кампания была союзником Рима начиная с IV в., и обе стороны никогда не воевали друг с другом, в результате чего к югу от реки Вультурн колоний основано не было. Ряд колоний контролировали пути на юг, к Кампании; была колония и в Беневенте (совр. Беневенто), в самом сердце Самния. Пока к югу от реки существовали дружественные Риму города, в частности Калатия близ совр. Маддалони, в 40 километрах от Беневента, армию можно было ввести в Самний, не опасаясь нарушить жизненно важные пути сообщения. Сходная система колоний и дружественных городов существовала в Апулии, причем колонии располагались в Луцерии (совр. Лучера), Венузии (совр. Веноза) и Брундизии (совр. Бриндизи). Таким образом, римские армии проникали в самую глубь территорий, контролируемых Карфагеном, не подвергая опасности свои пути подвоза. Это стало решающим фактором в войне. Поскольку кампанские города Капуя и Калатия, последовавшая ее примеру, оказались во власти Карфагена, дорога к Беневенту была отрезана. Так что, отправляясь на помощь Ноле, Марцелл преследовал двоякую цель. Добраться до Нолы напрямую возможным не представлялось: дорога к югу от Вольтурно оказалась в руках карфагенян, чья конница существенно превосходила силы противника. Чтобы сбить Ганнибала с толку, Марцелл отступил от Теана и, скорее всего избрав путь, которым карфагеняне воспользовались годом раньше, перевалил через холмы напротив Алифе, спустившись по Вультурну к Кайатии (совр. Каяццо). Там он переправился через реку, а затем по долине Биферкиа провел армию за холмами на востоке от Капуи через территорию Сатикулы и Требулы и вышел на равнину у Маддалони. Тут Марцелл пересек Аппиеву дорогу и укрепился на хребте над Канчелло, откуда открывается вид на древний кампанский город Свессулу примерно в 12 километрах от Нолы. Так Аппиева дорога к Беневенту открылась снова. Это был стратегический ход исключительной важности: пожалуй, самое значимое из отдельно взятых действий за всю войну. Лагерь над Канчелло, названный в честь его основателя Марка Клавдия Марцелла Кастра Клавдиана, помешал Ганнибалу захватить всю Кампанию и восстановил сообщение с Беневентом. Он служил постоянным местом дислокации войск до тех пор, пока Кампания не была отвоевана окончательно. Ганнибал сознавал, что, пока Марцелл стоит лагерем над Свессулой, на дезертирство Нолы рассчитывать не приходится, и попытался снова подступиться к Неаполю. Но, приблизившись к порту, он обнаружил, что римляне уже ввели туда войска, подойдя к берегу на кораблях. Рим контролировал море, и это стало решающим фактором: несмотря на повальное дезертирство на юге, все основные гавани остались в руках римлян. Теперь Ганнибал повернул на юг, к Нуцерии (совр. Ночера), которую разграбил и сжег. Затем он снова подошел к Ноле, но Марцелл, предвидя это, заранее занял город. Осознав, что выбрал не лучшее время, Ганнибал снова отступил от Нолы и на этот раз атаковал Ацерры приблизительно в 10 километрах к западу от Нолы. Этот город разделил участь Нуцерии скорее всего только потому, что недостаточная численность войска не позволяла Ганнибалу поставить там гарнизон. Тем временем Марцелл казнил зачинщиков мятежа в Ноле, а затем возвратился в свой лагерь над Свессулой и укрепил его в преддверии зимы. /Две дороги от Рима в южную Кампанию — Аппиева дорога и Латинская дорога — в Калах сходились воедино и пересекали реку Вольтурно под Казилином. Там находился единственный мост через Вультурн; тот, кто удерживал в своих руках Казилин, контролировал и реку. Древний город располагался приблизительно на том же месте, что и его современный двойник, Капуя: на южном берегу Вольтурно, угнездившись на крутой излучине реки. Тут возникает некоторая путаница в названиях: древнюю Капую сарацины сровняли с землей еще в IX в., а обитатели ее перебрались в Казилин, дав ему привычное для них название. Ганнибал подошел к городу и, видя, что приступом Казилин не взять, осадил город, блокировав его снабжение. Затем, оставив у стен войско, достаточное для того, чтобы удерживать город в осадном положении, Ганнибал отправился на зимние квартиры под Капуей, в четырех километрах далее по дороге. Легенда о том, что зимовка среди капуанского роскошества разлагающе подействовала на войско Ганнибала, уже столько раз бывала развенчана, что возвращаться к этой теме здесь не имеет смысла. Воины Ганнибала больше не выигрывали великих битв только потому, что новой возможности им так и не представилось. В начале весны 215 г. Ганнибал вернулся к осажденному Казилину. Блокада уже начала оказывать эффект; силы изголодавшегося гарнизона были на исходе. Диктатор возвратился в Рим, передав командование Тиберию Семпронию Гракху, начальнику конницы. Гракх, не рискуя вступить в открытый бой, вынужден был беспомощно наблюдать за происходящим. Он попытался ночами сплавлять по реке кувшины с зерном, чтобы осажденные вылавливали их из воды, но карфагеняне вскоре разгадали хитрость и удвоили бдительность. Отчаявшиеся римляне попытались сплавлять орехи, но карфагеняне в ответ перегородили реку сплетенными из лозняка заслонами. Наконец, утратив надежду, изголодавшийся гарнизон сдался. Ганнибал даровал воинам свободу и поставил в городе собственный гарнизон из 700 человек. Рассказ Ливия о событиях 215 года настолько сбивчив и малоубедителен, что возникает искушение предположить, будто автор все выдумал. Консулами были Гракх, начальник конницы прошлого года, и Луций Постум Альбин, что в качестве претора прошлого года все еще служил в долине По. Альбина избрали заочно, однако сразу после этого и он сам, и два его легиона, восемнадцатый и девятнадцатый, попали в засаду, устроенную кельтами, и были перебиты. В результате долгих закулисных интриг в качестве замены Альбину был избран Фабий, а Марцелл, второй кандидат, стал проконсулом. Трое военачальников обосновались в Кампании, причем Марцелл — в Кастра Клавдиана. Сенат принял решение отправить в ссылку два легиона, сформированных из уцелевших при Каннах; в результате они были высланы в римскую провинцию Сицилию с приказом ночевать, не разбивая лагеря, до тех пор, пока война в Италии не закончится. Их место заняли два сицилийских легиона (7-й и 8-й). Гракх с двумя легионами рабов-добровольцев занял позицию так, чтобы контролировать Аппиеву дорогу у Синуэссы (совр. Мондрагоне). Фабий Медлитель взял на себя командование армией Перы и блокировал Латинскую дорогу у Кал (совр. Кальви). До сих пор в разумности этих мер сомневаться не приходится, но то, что произошло дальше, представляется полным абсурдом. Невзирая на то, что карфагеняне удерживали мост через реку под Казилином, Ливии отправляет не кого иного, как Фабия, через Вультурн, и дальше, под самым носом у Ганнибала, к Кастра Клавдиана, где Фабий замещает Марцелла, велев последнему поставить гарнизон в Ноле. История о победе Марцелла над Ганнибалом под стенами Нолы в равной степени вымышлена, поскольку Полибий утверждает, что до того времени, как Ганнибал покинул Италию, он не проиграл ни единой битвы. Похоже, что у Ливия возникла путаница с хронологией, и, поскольку излагает он события год за годом, год 215 оказался «пустым» и автору пришлось подыскивать что-нибудь, чтобы заполнить пробел. В любом случае ситуация в Кампании осенью 215 года нисколько не изменилась в сравнении с весной. Однако имели место два события, которым суждено было серьезнейшим образом повлиять на ход войны. Филипп V Македонский заключил с Ганнибалом договор о союзе, и скончался Гиерон, владетель Сиракуз, остававшийся верным союзником Рима со времен начала первой Пунической войны. Послы Филиппа попали в руки римлян; в результате римляне узнали о договоре раньше Ганнибала. И немедленно приняли меры: число военных кораблей в Таранто было увеличено до 50 для защиты побережий Адриатики. С приближением осени Ганнибал покинул Кампанию, перевалил через Апеннины и занял Арпы (город в Апулии). Гракх с двумя легионами рабов-добровольцев двинулся следом и расположился на зимние квартиры в римской колонии Луцерия (совр. Лучера). На следующий год (214) консулами были избраны Фабий и Марцелл. В течение прошлого года Ганнибала удавалось сдерживать, и теперь римляне вознамерились предпринять решающую попытку покончить с противником. В соответствии со стратегией Фабия было решено начать войну на как можно большем числе фронтов, поскольку Ганнибал, располагая весьма ограниченными силами, не смог бы защитить всех своих союзников. Было создано 6 новых легионов, так что общее их число достигло 20; заложили 100 новых кораблей. И снова полем действия для обоих консулов стала Кампания. Марцеллу поручили 22-й и 23-й легионы, а Фабию — 20-й и 21-й. Сын Фабия в качестве претора был послан в Апулию вместе с 7-м и 8-м легионами, с приказом присоединиться к Гракху, который уже находился там с двумя легионами рабов. Таким образом, число легионов в южной Италии увеличилось до восьми. После гибели Постума Альбина в прошлом году римских войск в долине По не осталось; туда направили два новых легиона (27-й и 28-й), чтобы отвлечь кельтов и помешать им высылать подкрепления Ганнибалу. Два каннских легиона находились в Сицилии, а еще один легион, созданный прошлым летом (24-й), был послан на помощь девятому в Сардинию, которую карфагеняне упорно пытались отбить. Варрон, откомандированный в Пицен, область в Италии к северо-востоку от Рима, примыкающую к Адриатическому морю, сформировал двадцать шестой легион прямо на месте, а 25-й легион был отослан для усиления адриатического флота, находящегося в Брундизии (совр. Бриндизи), чтобы надежнее обезопасить римлян от вторжения Филиппа. Два новых легиона (29-й и 30-й) находились в резерве в Риме. Государственные ресурсы иссякли; неоткуда было взять денег для того, чтобы набрать команду на новые корабли. Для того чтобы срочно решить проблему, все состоятельные граждане согласились навербовать моряков за свой счет. Жители Капуи были встревожены ведущимися в Риме приготовлениями и не сомневались, что именно они станут первой жертвой стремительно набиравшей мощь римской военной машины. Они послали гонцов к Ганнибалу, умоляя о помощи. В ответ Ганнибал снова перешел Апеннины и разбил лагерь близ горы Тифата. И де Санктис, и Кромайер помещают этот лагерь на холмах чуть восточнее самой Тифаты, что представляется разумным: таким образом Ганнибал не только получал доступ на равнину, но и контролировал тыловой путь, по которому Марцелл добрался до Кастра Клавдиана. В прошлом году Ганнибал, заняв те же самые позиции, ощутимо блокировал римские пути подвоза; поэтому осенью, когда Ганнибал отступил в Апулию, Фабий позаботился о том, чтобы запасти в Кастра Клавдиана побольше продовольствия. Фабий послал Гракху приказ передать командование в Луцерии Фабию-младшему и отправляться в римскую колонию у Беневента, таким образом перерезав Ганнибалу пути подвоза. Здесь впервые видна в действии римская стратегия сдерживания. Этот ход окупился с лихвой уже вскоре после прибытия в Беневент. Ганнон во главе армии из 17 000 пехотинцев (в основном из числа жителей Бруттия и Лукании) и 1200 североафриканских всадников двинулся в наступление по долине реки Калор (совр. Калоре), предположительно рассчитывая встретиться с Ганнибалом в Кампании. Римлянам впервые представилась возможность вступить в бой с частью воинства Ганнибала в отсутствие их прославленного полководца. Ганнон встал лагерем на южном берегу Калора, примерно в четырех с половиной километрах от Беневента. Гракх немедленно перенес лагерь на расстояние в каких-нибудь 1500 м от позиций Ганнона и стал готовиться к битве. Для поднятия боевого духа рабам было обещано, что те, кто будет доблестно сражаться, получат свободу. На следующее утро армии сошлись. Для римлян битва началась удачно, однако вскоре дело застопорилось, потому что рабы — надо полагать, кельтского происхождения — останавливались, для того чтобы отрезать головы поверженных противников в качестве доказательства собственных свершений, а затем снова вступали в бой, удерживая окровавленные сувениры под мышкой правой руки. Осознав, что происходит, Гракх пообещал рабам свободу тут же, на месте, чтобы те продолжали сражаться. С удвоенным пылом рабы ринулись на карфагенян, оглашая воздух боевыми кличами, и оттеснили врагов назад, к лагерю. Наконец они ворвались и в лагерь, убивая всех, кто оказывался на пути. После битвы, выполняя данное слово, Гракх даровал свободу всем подряд, независимо от свершенных подвигов. В Кампании Ганнибал предпринял еще одну попытку захватить Нолу, но в очередной раз Марцелл, обосновавшийся в Кастра Клавдиана, сумел ему помешать. До карфагенянина уже дошли известия о том, что, возможно, ему удастся завладеть Таранто — трофеем куда более завидным, поскольку это означало открыть пути сообщения с Карфагеном и Македонией. Осенью Ганнибал покинул Кампанию и отправился на восток, к греческому порту. С уходом Ганнибала оба консула подошли к Казилину и после недолгой осады отвоевали этот ключевой пункт. Тем временем Филипп пытался закрепиться на иллирийском побережье, чтобы иметь возможность перебросить войска в Италию. Он вывел в Эгейское море флот из 120 легких судов и добрался до залива Авлон напротив Бриндизи на албанском берегу. Эта огромная гавань естественного происхождения идеально подходила для того, чтобы переправлять своих людей на территорию Италии. Здесь Филипп захватил город Орик, а затем на веслах поднялся вверх по реке Аой (совр. Вьоса) и осадил Аполлонию. Едва известия достигли Бриндизи, Марк Валерий Левин погрузил на корабли 25-й легион, переплыл Адриатику и ввел в осажденный город двухтысячное подкрепление. Затем он блокировал своими кораблями устье реки Аой, отрезав Филиппа от моря. Правитель Македонии оказался в крайне унизительном положении, поскольку ему ничего не оставалось, как только сжечь свои корабли и посуху вернуться в Македонию. Римский флот перезимовал в Орике. Война перекинулась в Грецию. На следующий год центр военных действий в Италии сместился на юго-восток: Ганнибал предпринимал все новые попытки овладеть Таранто. Римляне поставили в городе внушительный гарнизон и были уверены, что сумеют оградить порт от посягательств карфагенян.

Карта, иллюстрирующая распространение войны в Грецию и на Сицилию. Римлянам удавалось отвлекать Филиппа V Македонского ценой самых незначительных затрат — объединив его противников на территории Греции в военный союз.

На Сицилии же ситуация заметно ухудшилась. На трон взошел Гиероним, пятнадцатилетний внук Гиерона. При помощи тонкой дипломатии Ганнибал сумел убедить впечатлительного юношу разорвать союз с Римом и открыть новый фронт в Сицилии. Это война Карфагена, уверял полководец; всем необходимым воюющую сторону обеспечит Африка, а он, Ганнибал, на свободе разберется с неприятностями в Италии. Однако не успела война начаться, как Гиероним погиб от рук убийцы. Риму представился шанс круто изменить ситуацию, и сенат отправил на остров Марцелла во главе двадцать второго и двадцать третьего легионов. Но они опоздали. Жители Сиракуз, охваченные ненавистью к римлянам, назначили полководцами двух сторонников Ганнибала, Гиппократа и Эпикида, и выслали четырехтысячную армию под командованием Гиппократа на защиту Леонтин (совр. Лентини), сиракузского города у границ римской провинции, примерно в 30 километрах к северо-западу от Сиракуз. Гиппократ использовал войска для того, чтобы разорить границы римской провинции, намеренно пытаясь спровоцировать войну, которая отчасти оттянула бы на себя часть вражеских сил, теснящих Ганнибала в Италии. Марцелл скорее всего прибыл в Сицилию осенью 214 года и провел там зиму, пытаясь урегулировать спор миром. Весной, видя, что жители Сиракуз по-прежнему непреклонны, Марцелл и претор Аппий Клавдий Пульхр взяли штурмом и разграбили город Леонтины. Две тысячи сторонников Карфагена, захваченных после падения города, были биты плетьми и обезглавлены. Эта мера, как водится, привела к обратным результатам, еще больше настроив население против римлян. Убедившись, что жители Сиракуз по-прежнему не желают идти на уступки, Марцелл дал своим людям пять дней на подготовку, а затем двинулся на город. Он разделил свои силы (и без того очень ограниченные, поскольку вывести из римской провинции каннские легионы ему запретили), поручив Пульхру ведение боевых действий на суше, в то время как сам возглавил флот. При наличии только двух легионов полная блокада представлялась невозможной, так что Марцелл решил одновременно штурмовать город с суши и с моря. Пульхр должен был напасть с севера, в то время как Марцелл вел корабли. Но попытки римлян потерпели крах благодаря гению великого математика и механика Архимеда, который посвятил последние годы жизни организации обороны родного города. В результате стены Сиракуз ощетинились устройствами, что сеяли панику среди осаждавших. Подробный пересказ этого эпизода содержится в разделе, посвященном ведению осад. Оставив Пульхра держать осаду, насколько хватит сил, Марцелл, взяв с собою одну треть всего воинства, отправился отвоевывать остальные островные города, переметнувшиеся к врагу. Каннские легионы, только и мечтавшие восстановить свое доброе имя, обратились к Марцеллу, умоляя принять их на службу. Полководец передал их просьбу сенату; ответ сената гласил, что использовать провинившихся возможно только за пределами Италик. Впоследствии каннские легионы, должно быть, приняли-таки участие в боевых действиях — когда карфагеняне переправили на остров армию, состоявшую из 25 000 пехотинцев, 3000 всадников и 12 слонов, не считая подошедших из Сиракуз 10 000 пехотинцев и 500 всадников. Ситуация на острове существенно ухудшилась в результате новой резни, на этот раз среди граждан Генны. Многие сицилийцы при виде подобного изуверства перешли на сторону карфагенян. Зимой или весной следующего года (213—212 гг. до н.э.) Ганнибал наконец-то получил доступ в Таранто. В Риме содержались заложники из нескольких городов южной Греции. Когда заложники из Таранто и Туриев попытались бежать, их схватили, высекли плетьми, а затем сбросили с Тарпейской скалы на Капитолии. И снова жестокость римлян привела к обратным результатам: и Таранто, и Турий были переданы в руки карфагенян. В случае Таранто потеря не явилась столь катастрофичной, поскольку римский гарнизон укрылся в цитадели на оконечности полуострова, блокирующей вход в гавань. Попытки Ганнибала захватить цитадель неизменно терпели неудачу, учитывая возможность снабжения с моря. Наконец был возведен земляной вал, увенчанный стеной, и цитадель оказалась отрезана от остального города. Чтобы спустить корабли на воду, жителям Таранто приходилось тащить их волоком через весь полуостров. Консулами на 212 год стали Флакк, ровесник Фабия Максима, который избирался на эту должность уже дважды, и Пульхр — Марцелл загодя освободил его от обязанностей в Сицилии, чтобы тот мог выставить свою кандидатуру на должность главного магистрата. Были сформированы два новых городских легиона (34-й и 35-й); таким образом, общее число их в действующей армии достигло 25, что означало четверть миллиона человек. Два легиона, проходившие обучение в Риме в течение всего прошлого года, были отправлены в Этрурию на случай, если лигурийские подкрепления попытаются воссоединиться с Ганнибалом. С ресурсами в государстве дело обстояло настолько туго, что консулам с превеликим трудом удавалось набирать рекрутов для поддержания должной численности уже существующих легионов, не говоря уже о том, чтобы сформировать еще два.

Перемены к лучшему.

На протяжении трех лет поля Кампании безжалостно опустошались: и римляне, и карфагеняне систематически уничтожали посевы, чтобы оставить неприятеля без фуража. В результате Капуя, оказавшаяся в весьма стесненных обстоятельствах, выслала гонцов к Ганнибалу, умоляя обеспечить город продовольствием. Карфагенянин отправил Ганнона на север с приказом складировать запасы в долине реки Калор, откуда жителям Кампании предстояло их забрать. Колонисты Беневента сообщили об этом Флакку, и тот двинулся к Апеннинам. Если бы жители Кампании проявили больше расторопности, все бы закончилось хорошо, однако не успели они переправить продовольствие в Кампанию, как к месту событий подоспел Флакк. Консул взял штурмом лагерь Ганнона, захватил запасы провианта и взял в плен немало воинов Ганнона и жителей Кампании. Капуе, лишившейся продовольствия, грозил голод, и римляне не замедлили воспользоваться ситуацией. Пульхр присоединился к Марцеллу в Беневенте, и вместе с 20-м, 21-м, 29-м и 30-м легионами консулы вступили в Кампанию с намерением уничтожить еще не созревший урожай и обложить равнинный город. Поскольку действовать предстояло на открытой местности, римляне неминуемо оказались бы во власти конницы Ганнибала. Поэтому консулы отослали гонцов к проконсулу Гракху (который все еще воевал в Лукании с двумя легионами бывших рабов), настоятельно прося Гракха присоединиться к ним вместе со всей конницей и велитами. Гракх выступил в путь, но по дороге попал в засаду и был убит. Легионы рабов, преданно служившие ему на протяжении четырех лет, решили, что долг свой исполнили, и разбежались. Как и следовало ожидать, в отсутствие прикрытия легионам, направляющимся к Капуе, то и дело приходилось отбивать атаки карфагенской и кампанский конницы, так что потери римлян составили более 1500 человек. Однако армия неуклонно продвигалась вперед — пока через Апеннины не перевалил сам Ганнибал. Тогда, в соответствии со стратегией Фабия римляне отступили: Флакк — к Кумам, Пульхр — в Луканию. Добившись своего, Ганнибал отправился назад в Апулию. Не успел он покинуть место событий, как легионы тут же возвратились. Консул послал гонца к претору Нерону в Кастра Клавдиана-на, прося присоединиться к нему вместе со своими легионами, и римляне принялись окапываться вокруг города. Портовый город Путеолы (ныне Поццуоли) был укреплен Фабием Максимом несколькими годами ранее, чтобы обеспечить снабжение армий, воюющих в Кампании. Теперь в устье реки Вультурн возвели еще одно укрепление. Надежно обезопасив пути сообщения в трех направлениях — Казилин на севере, Путеолы на юге и крепость в устье Вультурна на западе, — консулы приступили к блокаде Капуи. Вокруг города разбили три лагеря — предположительно на севере, юге и западе, на путях сообщения, — соединив их двойными рядами рвов и валов; первый ряд — чтобы удержать жителей Капуи внутри, второй — чтобы удержать Ганнибала снаружи. Тем временем на Сицилии продолжалась осада Сиракуз. Препятствовать карфагенянам прорвать блокаду становилось все труднее, а взять штурмом Архимедовы укрепления возможным не представлялось. Между римлянами и жителями Сиракуз регулярно велись переговоры по поводу обмена пленными или выкупа. В ходе этих встреч какой-то римский солдат заметил, что в одной своей части стена не так высока, как кажется, и, подсчитав горизонтальные ряды кладки, смог установить точную высоту, каковая оказалась вполне в пределах досягаемости самой длинной римской приставной лестницы. Марцелл, узнав об этом, решил приурочить ночную атаку к празднеству в честь богини Дианы, когда большинство часовых наверняка напьются. Штурм увенчался полным успехом, и Марцелл захватил плато Эпиполы. Оказавшись отрезана от города, крепость Эвриал в западной части плато вскорости сдалась сама, и Марцелл беспрепятственно осадил Ахрадину, восточную часть Сиракуз. Карфагенское воинство заняло южную часть города, не давая римлянам взять ее в окружение. Но в карфагенском лагере, находящемся в нездоровом, заболоченном месте, вспыхнула чума, истребив армию едва ли не подчистую, в то время как римлян, расположившихся на плато, болезнь почти не затронула. Карфагеняне предприняли последнюю попытку снять осаду и выслали к Сиракузам огромную флотилию из 130 боевых кораблей и 700 транспортных судов, нагруженных продовольствием, но едва им навстречу двинулся римский флот, карфагенские боевые корабли, экипажам которых, судя по всему, военно-морские силы Рима внушали благоговейный страх, резко изменили курс и поплыли к Таранто, а грузовые суда возвратились в Африку. Последняя надежда освободить город угасла, и вскоре после того жители Сиракуз открыли Марцеллу ворота. После падения Сиракуз большинство непокорных городов отправили к Марцеллу послов, прося мира. Область вокруг Агригента, где собрались остатки карфагенских и сиракузских войск, оружия так и не сложила. Марцелл поспешил туда и разбил неприятеля у реки Гимера.

В 211 г. основная цель Ганнибала заключалась в том, чтобы снять осаду Капуи, в результате которой вокруг города сосредоточилось шесть легионов. Но операция карфагенян успехом не увенчалась.

В следующем году (211) численность армии снова возросла до 25 легионов. Для этого понадобилось заменить два дезертировавших легиона, составленных из рабов. Весьма сомнительно выглядит утверждение Ливия о том, что в прошлом году седьмой и восьмой легионы были уничтожены Ганнибалом в Апулии, поскольку тогда пришлось бы набирать четыре дополнительных легиона, чтобы довести общее число до 25: задача практически невозможная, учитывая острый недостаток средств. Основной целью в 211 г. становится Капуя: вокруг города сосредоточилось шесть легионов. Ганнибал предпринял попытку снять осаду, перевалил через Апеннины и вновь занял прежние позиции за горой Тифата. Ему удалось переправить в осажденный город сообщение о том, на какое время назначена его атака, чтобы жители Капуи могли нанести удар одновременно с ним, но и римляне не позволили застать себя врасплох. Они поделили пехоту на две части: половина войска, под командованием проконсула Пульхра, обороняла внутренние укрепления, в то время как консул Центумал защищал внешние укрепления против Ганнибала. В сражении участвовала и конница: союзническая — на севере, под командованием Нерона; римская — на юге, под командованием Флакка. Ганнибал вывел армию в долину и ринулся на внешний вал, а жители Капуи одновременно обрушились на внутренние стены. Обе атаки удалось отбить. Осознав, что возможность упущена, Ганнибал отвел войска назад под прикрытием конницы; в противном случае отступающую армию на равнине атаковали бы римские всадники. Снабдив своих воинов десятидневным запасом продовольствия, Ганнибал под прикрытием ночи переправил армию через Вультурн и двинулся по Латинской дороге к Риму, надеясь отвлечь на себя легионы, осаждающие Капую. Как только известия об этом достигли города, в сенате разгорелись бурные споры: многие требовали отозвать легионы. Но Фабий Максим правильно оценил ситуацию и послал сообщение командующим при Капуе, приказывая оставить у городских стен войско, достаточное для продолжения осады, а остальные легионы отправить на защиту Рима. Флакк немедленно разослал гонцов в города, расположенные вдоль Аппиевой дороги, веля заготовить провиант, а сам поспешил вдогонку Ганнибалу по значительно более длинному маршруту вдоль берега. Однако Ганнибал двигался неспешно, по пути разоряя окрестности, чтобы досадить союзникам. Римские колонисты уничтожали мосты, еще больше замедляя продвижение врага, в то время как Флакк и его армия стремительно приближались вдоль моря. Подойдя к Риму, карфагенянин опустошил всю округу, сжигая, грабя и убивая — словом, делая все, что в его силах, чтобы заставить римлян встать на защиту города. Тем временем Флакк добрался до Рима и разбил лагерь между Эсквилинскими и Квиринальскими воротами в восточной части города. Ганнибал подошел к реке Аниен и встал лагерем примерно в 4,5 километра к востоку от города. Утверждения Ливия о том, что Флакк якобы дважды вызывал Ганнибала на бой и в обоих случаях противникам препятствовала непогода, разумеется, чистой воды патриотический вздор. Карфагенянин понял, что маневр его раскусили, и вернулся в южную Италию, бросив Капую на произвол судьбы. А в Капуе положение было отчаянным. Перед жителями города стоял выбор: умереть от голода или сдаться на милость римлян, каковые снисходительностью, как показывал опыт, не отличались. Был созван капуанский сенат, и большинство проголосовало за капитуляцию. Около двадцати восьми сенаторов, изрядно себя скомпрометировавшие в истории с дезертирством города, покончили жизнь самоубийством. На следующий день ворота Юпитера в восточной части города распахнулись настежь и римские войска вошли в город. Оставшиеся в живых сенаторы были взяты под стражу. Двадцать восемь были отосланы в Теан, а еще двадцать пять — в Калы (совр. Кальви), где были публично биты плетьми и обезглавлены ликторами. С падением Капуи оставшиеся кампанские города-дезертиры, Калатия и Ателла, тоже сдались. Семнадцать их сенаторов были казнены, а основную массу населения Кампании либо согнали с насиженных мест, либо продали в рабство. Всеобщее ликование в Риме по поводу возвращения Кампании омрачили вести из Испании: двое братьев Сципионов погибли, а их армии полностью истребили. Тут необходимо вспомнить, что Сципион, разминувшись с Ганнибалом на Роне, отослал своего брата Гнея вместе с большинством кораблей и двумя легионами дальше в Испанию. Гней высадился в массилийской колонии Эмпориях (совр. Ампурьяс), чуть южнее Пиренеев. Последующую военную кампанию комментировать весьма трудно, поскольку Полибий следует в ее описании семейным преданиям Сципионов, а Ливии следует Полибию. Очевидно, римлянам отчасти сопутствовал успех, но насколько значительный — непонятно. Возможно, войска, оставленные Ганнибалом удерживать область к северу от реки Эбро, и впрямь отступили, но предположение о том, что осенью 218 г. они были разбиты наголову, представляется крайне маловероятным. После отхода карфагенян Сципион основал постоянный опорный пункт в Тарраконе (совр. Таррагона). Следующим летом Гасдрубал Барка переправился через Эбро с сорока кораблями и направился к побережью. Сципион воспользовался возможностью сокрушить карфагенский флот, предпринял внезапную атаку и разбил противника в устье реки Эбро, уничтожив шесть кораблей и захватив двадцать пять. Позже в том же году, оправившись от раны, полученной в засаде близ Тицина — левого притока реки Пад, — Публий вышел в море с двадцатью кораблями и 8000 воинами, рассчитывая воссоединиться с братом. Рассказ о том, что братья-римляне переправились через Эбро и в течение осени продвинулись на юг до самого Сагунта, представляется малоправдоподобным. В любом случае в 215 г. они все еще воевали к северу от Эбро, где якобы одержали великую победу над Гасдрубалом Баркой. Любопытно, что речь идет о единственном крупном поражении Гасдрубала до того, как ему суждено было погибнуть при Метавре восемь лет спустя. Даже прославленный Сципион Африканский не смог разгромить его окончательно. Вскорости после того Гасдрубал был отозван назад в Африку усмирять восставших нумидийцев. В Испанию он вернулся только три года спустя, а за это время братья Сципионы вполне могли совершить несколько значительных набегов в те области Испании, что находились под контролем Карфагена, и отбить Сагунт. Весной 211 г. Гасдрубал снова смог вернуться к военным действиям, и тут удача изменила Сципионам. Они поделили армию надвое, рассчитывая двумя клиньями продвинуться в глубь карфагенской территории. Армии по отдельности вступили в сражения с силами Карфагена, в результате чего обе были истреблены, а полководцы погибли. Сципионам расточалось немало похвал за то, что они помешали Гасдрубалу привести подкрепление к брату в Италию. Но поскольку Ганнибал в подкреплении явно не нуждался вплоть до 214 г., а в 214—212 гг. Гасдрубал находился за пределами Испании, этот аргумент, похоже, ни на чем не основан. Остатки римских легионов отступили к своему опорному пункту севернее Эбро, и теперь ситуация в точности соответствовала положению дел семилетней давности. После падения Капуи претор Нерон получил от сената приказ отобрать из двух легионов, находящихся в его распоряжении, 6000 пехотинцев и 300 всадников и отплыть из Путеол в Испанию. События на противоположной стороне Адриатики развивались несколько иначе. В 213 г. Филипп снова вторгся в Иллирию и сумел с боем пробиться к побережью, где захватил город Лисе. Левин, который после того, как двумя годами раньше отбросил войско Филиппа, встал лагерем на берегу Иллирии близ Аполлонии, теперь заключил союз с этолийцами, исконными врагами македонцев, рассчитывая удержать Филиппа в Греции и помешать ему вступить в войну на территории Италии. В конце лета 211 г. обе стороны принесли свои клятвы. В конце 211 г. Марк Клавдий Марцелл возвратился в Рим и был избран консулом на следующий год. Другим консулом стал Марк Валерий Левин, а Гальба, консул прошлого года, отправился в качестве проконсула в Иллирию на смену Левину. Впервые с тех пор, как Ганнибал вторгся в Италию, римляне, уверившись наконец в том, что победа в итоге останется за ними, сочли возможным демобилизовать войска, прослужившие долее прочих. Число легионов в Кампании, что до сих пор являлась основным театром военных действий, сократилось вполовину. Два сицилийских легиона (22-й и 23-й) также были распущены, зато сформировали два новых городских легиона; таким образом, число легионов, несущих службу в Италии и на близлежащих островах, дошло до 21. Теперь центр военных действий сместился в Апулию, каковая в качестве провинции отошла Марцеллу. Левину, второму консулу, поручили ликвидировать последние очаги сопротивления в Сицилии. К концу лета он завершил свою миссию, захватив Агригент и вынудив остальную часть Сицилии к капитуляции. Теперь обе армии приступили к отвоеванию Апулии. Города Эки и Арпы на севере отбили еще до того; теперь же Марцелл занял Салапию — город на побережье Адриатики в 17 километрах к северо-западу от Канн, — а потом вторгся в Самний и захватил две Ганнибаловы базы снабжения. Вторая армия, состоящая из двух легионов (7-го и 8-го) под командованием Гнея Фульвия Центумала, двинулась на Гердонию (совр. Ордона): этот город, подобно Салапии, дезертировал шестью годами раньше, после битвы при Каннах. Ганнибал, прослышав, что Центумал стоит под Гердонией, стремительно поднялся вверх от «носка сапога» — западной оконечности Апеннинского полуострова, — захватил римлян врасплох и истребил подчистую всю армию вместе с полководцем. Эти два легиона находились на воинской службе с 217 г. и последние шесть лет провели в Апулии. Уцелевшие присоединились к Марцеллу в Самний, но позже оказались в опале и были отосланы к каннским легионам на Сицилию. Тем временем Марцелл вторгся в Луканию, вошел в соприкосновение с Ганнибалом и оттуда устремился вслед за противником, на протяжении всего пути вступая в мелкие стычки. Рассказы Ливия о крупных битвах между Марцеллом и Ганнибалом как в этом году, так и в следующем являются вымыслом. Ганнибал двинулся к Апулии; Марцелл последовал за ним. Здесь карфагеняне расположились на зимние квартиры, а Марцелл с войском всю зиму держался поблизости.

Крепость Таранто, расположенная у входа в гавань. Захваченная Фабием, цитадель оставалась в руках римлян на протяжении всей войны. Во времена римлян крепость стояла не на острове, но соединялась с городом в южной своей части.

Оба консула, избранные на 209 г., были уже далеко не молоды. Фабий Максим получил должность главного магистрата в пятый раз, а Флакк, только что отвоевавший Кампанию, до того избирался в консулы уже трижды. Для замены 7-го и 8-го легионов потребовалось сформировать два новых; следовательно, от римских и латинских колоний потребовали соответствующее количество рекрутов. На протяжении десяти лет колониям приходилось ежегодно поставлять как минимум по два легиона плюс рекрутов для восстановления численности легионов, уже существующих. Государственные ресурсы истощились, и 12 из 40 колоний отказались поставлять свою «квоту». Ценой неимоверных усилий требуемые войска были сформированы, и два новых легиона, 40-й и 41-й, подлежащие призыву в ходе войны, отправились на обучение в Рим. В тот же год решено было завершить отвоевание побережья Адриатики. Марцелл сохранил за собою свое войско, а Флакк возвратился к своей армии в Кампанию. Им предстояло вторгнуться в Луканию с двух сторон, чтобы отвлечь Ганнибала, в то время как Фабий возьмет в осаду Таранто. Марцелл, повторяя тактику прошлого года, неотступно следовал за противником по пятам, то и дело ввязываясь в мелкие стычки, а Флакк наступал по долине реки Танагр, захватив Вольцеи близ Буччино. В то время как Ганнибал воевал в Лукании, Фабий вторгся в восточную оконечность Апеннинского полуострова — так называемую «пятку сапога», — отбил у карфагенян город Мандурию и, таким образом, обезопасил свои пути подвоза от Бриндизи. Затем Фабий двинулся к Таранто и осадил его с суши и с моря, доставив осадные орудия под самые стены города на кораблях, следуя примеру Марцелла на осаде Сиракуз. Как Ганнибал некогда захватил Таранто хитростью, так и римлянам он достался в результате предательства. Римляне разграбили город, а тридцатитысячное население продали в рабство. Ганнибал выступил на помощь Таранто, но прибыл слишком поздно. Благодаря лишь собственному несокрушимому упорству римляне уже отвоевали половину утраченных территорий, а Ганнибал оказался заперт в Лукании и Бруттии. В следующем году попыток сформировать новые легионы не предпринималось. Марцелл был избран консулом в четвертый раз вместе с Титом Квинктием Криспином, в прошлом году служившим претором в Кампании. Марцелл возвратился к своей былой армии, состоявшей из 31-го и 32то легионов, перезимовавших в Венузии. Криспин принял командование 27-м и 28-м легионами в Кампании, перевалил через Апеннины и занял позицию примерно в 4 километрах к юго-востоку от Марцелла. Утверждения Ливия о том, что, прежде чем присоединиться к Марцеллу, Криспин якобы осадил Локры — город в западной оконечности Апеннинского полуострова, — представляются маловероятными. Однако же, возможно, именно Локры и стали для римлян очередной целью. Пока двое консулов отвлекали Ганнибала в Лукании, римский флот получил приказ отплыть из Сицилии и осадить Локры. Мощному гарнизону из Таранто, оставленному там Фабием, было велено пройти по берегу и атаковать город с суши. Ганнибал выслал навстречу колонне римлян, что наступала по своему обыкновению, и не подумав выслать вперед разведчиков, трехтысячную конницу и две тысячи пехотинцев. Карфагеняне устроили засаду под холмом, на котором располагался город Петехия (совр. Строгали), убили 2000 римлян, захватили в плен еще 1500, а остальные обратились в бегство. Ганнибал находился на северо-востоке Лукании, и двое консулов неотступно следовали за ним по пятам. Повторяя стратегию Марцелла двухлетней давности, они теснили Ганнибала, вставая лагерем как можно ближе к его позициям, чтобы ограничить передвижение его фуражиров. Однажды вечером карфагенянин разбил лагерь; вскорости подоспели и оба консула и заняли рубежи напротив. Между двумя лагерями высился поросший лесом холм. Из прошлого опыта Ганнибал знал, что римляне скорее всего попытаются укрепиться на холме, поскольку от него до лагеря карфагенян рукой подать. Ночью он выслал отряд своих нумидийцев устроить у холма засаду. На следующее утро оба консула выехали из лагеря произвести рекогносцировку местности. Демонстрируя поразительную беспечность, сопровождение они с собой взяли крайне немногочисленное: Полибий утверждает, что эскорт их состоял из 60 всадников и 30 велитов, не считая 24 ликторов. Консулы перевалили через холм, чтобы осмотреть тот его склон, что со стороны римских позиций не просматривался. Нумидийцы окольными путями поднялись на холм, чтобы обойти «разведотряд» сзади и отрезать его от римского лагеря. В последующей атаке Марцелл был убит, а Криспин тяжело ранен. Истекающий кровью консул сумел-таки пробиться сквозь строй врагов и вернуться в лагерь. Ночью он отошел в более гористые районы и послал приказ армии Марцелла отступать к Венузии. В последовавшей неразберихе Ганнибал попытался отбить Салапию, но потерпел неудачу. Тогда он двинулся на юг, на помощь Локрам, все еще осаждаемым римским флотом. Криспин известил сенат о положении дел, и Фабий младший был немедленно отправлен принять командование над легионами в Венузии и приглядеть за Таранто, на случай если Ганнибал попытается отбить город. Криспин вместе с армией отступил к своему прежнему опорному пункту в Кампании, где объявил Тита Манлия Торквата диктатором, так что стало возможным провести избрание новых консулов. Вскорости после того Криспин скончался от ран.

Последнее испытание

Осенью 211 г. Нерон прибыл в испанский город Тарракон (совр. Таррагона). Он принял командование над остатками римских войск и в течение всего последующего года оставался исключительно в обороне, не делая попыток перейти в наступление. Сенат постановил отослать в Испанию для ведения войны полководца, наделенного полномочиями проконсула, опасаясь, что Гасдрубал может ввести в Италию еще одну армию, в то время как римляне только-только начали одерживать верх. Устроили выборы, но ни один из бывших италийских консулов не стремился принять на себя бремя ответственности. Когда Публий, двадцатипятилетний сын Публия Корнелия Сципиона, выставил свою кандидатуру, его избрали единогласно. Мы, очевидно, не располагаем полной информацией об этих необычайных выборах, поскольку Сципион прежде не занимал никаких должностей и для подобной миссии был слишком молод. Однако сенат утвердил его назначение и передал ему для ведения войны два дополнительных легиона и тысячу всадников. Сципион, судя по всему, прибыл в Испанию осенью 210 г. и посвятил зиму обучению войск и укреплению их боевого духа. Получив известие о том, что три карфагенские армии пребывают на зимних квартирах, далеко отстоящих друг от друга, причем все они находятся более чем в десяти днях пути от столицы Новый Карфаген (совр. Картахена), Сципион решился на авантюру, достойную самого Ганнибала. В начале весны 209 г., покинув лагерь и никому не сказав, куда направляется, он совершил стремительный марш-бросок на юг и подошел к стенам Нового Карфагена прежде, чем карфагеняне осознали, что происходит. За один день он захватил город и коренным образом изменил ход войны в Испании в пользу римлян: на испанцев маневр Сципиона произвел впечатление не меньшее, чем на карфагенян. Этот блестящий ход поднял боевой дух легионов до недосягаемых высот: теперь воины пошли бы за своим полководцем куда угодно. В течение лета Сципион предпринял дипломатическую атаку, надеясь склонить на свою сторону местные испанские племена. Когда на следующий год он двинулся на юг, позади него остались хорошо укрепленные тылы: теперь полководца поддерживали испанские союзники. Судя по всему, маршрут его пролегал вдоль берега до самой Валенсии, а там Сципион резко свернул в сторону, перевалил через горы Чинчилла и спустился в долину реки Гвадалквивир. Гасдрубал Барка занял позиции неподалеку от Бекулы (совр. Байлен), в ^километрах к западу от Линареса, близ испанских серебряных рудников. Он планировал воссоединиться с братом и, прежде чем отбыть в Италию, заблаговременно прибирал к рукам богатства испанских недр. Карфагенская армия надежно укрепилась на холме над рекой Гвадель, притоком Гвадалквивира. Силы Сципиона существенно превосходили числом войско Гасдрубала, и когда римлянин попытался навязать неприятелю битву, зайдя ему во фланг со своими велитами, Гасдрубал оторвался от противника и отступил на север. Сципион мог бы претендовать на тактическую победу, однако коварный карфагенянин не только сумел ускользнуть почти без потерь, но и добился преимущества искусным маневром: ведь основная цель Сципиона заключалась в том, чтобы удерживать неприятеля в пределах Испании. Теперь Гасдрубал двинулся в центральную область Испании, а преследовать его Сципион не мог. Римскому полководцу открывались две возможности: первая — отойти к берегу и гнать Гасдрубала к Пиренеям, и вторая — забыть о Гасдрубале и попытаться уничтожить поддержку карфагенян в Испании. К добру или к худу, но Сципион предпочел последнее. Вести о том, что Гасдрубал ускользнул от Сципиона и двинулся на север, дошли до Рима, надо полагать, к осени 208 г. В намерениях противника сомневаться не приходилось. Более неудачного для римлян момента выбрать было невозможно. Старики Фабий с Флакком для энергичного ведения боевых действий уже не годились, а поскольку единственные удачливые боевые командиры, Марцелл и Гракх, погибли, требовалось срочно подыскать полководцев, способных справиться с ситуацией. Эту задачу возложили на Марка Клавдия Нерона и Марка Ливия Салинатора. Нерон прежде служил под началом Марцелла и принимал участие в осаде Капуи в должности претора. После смерти Сципионов он был отослан в Испанию и, возможно, провел там около года. Очевидно, избрали его именно по этой причине, поскольку Нерон был единственным из римских полководцев, кто уже имел дело с Гасдрубалом. Его коллега Салинатор, ставленник сената, служил консулом вместе с Павлом в 219 г. и участвовал в иллирийской кампании. По возвращении в Рим он был обвинен в незаконном присвоении военной добычи. Негодующий Салинатор удалился в провинцию и отказался впредь принимать участие в общественной жизни. В 210 г. консулы Марцелл и Левин настояли на его возвращении в Рим, но, согласно Ливию, Салинатор наотрез отказывался стричься и бриться и разгуливал по городу в лохмотьях. Возмущенные цензоры приказали ему привести себя в порядок, вернуться в сенат и снова приступить к исполнению своего гражданского долга. Этого-то человека сенат и избрал в коллеги Нерону. В довершение неприятностей эти двое ненавидели друг друга лютой ненавистью, но на словах оправдывались тем, что каждый, дескать, попытается превзойти другого, служа своей стране. Тем не менее прежде, чем полководцы отправились в свои провинции, сенат попытался добиться примирения. Для предстоящей военной кампании в действующую армию были призваны 23 легиона. Каждый из консулов располагал двумя. Четыре находились в Испании под командованием Сципиона; два каннских легиона все еще отбывали ссылку на Сицилии; а 9-й и 24-й пребывали на Сардинии еще с 215 г. (строго говоря, 9-й легион оказался там в 217 г.). Непосредственно в Италии находилось 15 легионов: 27-й и 28-й — в Бруттии под командованием Флакка, 36-й и 37-й — под Таранто, а 29-й — в Капуе. Консулу Нерону предстояло отвести в Луканию два легиона: 31-й и 32-й. Это означало, что на юге Ганнибала сдерживали семь легионов. На севере два легиона находились в Этрурии (38-й и 39-й, под началом Варрона, контролировавшие пути через Этрурию, как десять лет назад — Фламиний); два — в долине реки По (34-й и 35-й) и еще два — под началом консула Салинатора (40-й и 41-й). У этих последних двух боевого опыта не было; их зачислили на военную службу только два года назад, и с тех пор они находились в Риме. Для защиты города сформировали два новых легиона, 42-й и 43-й. Ливии также утверждает, что вновь были призваны под знамена рабы-добровольцы, но это чистой воды вымысел. Осенью предыдущего года пришли известия из Марселя о том, что Гасдрубал-бал проводит набор рекрутов в южной Галлии и Лигурии. Однако римляне никак не рассчитывали, что неприятель пересечет Альпы столь стремительно. Ливии ясно дает понять, что Гасдрубал проследовал путем Ганнибала: очевидно, вверх по долине реки Дюранс и через перевал Монженевр. Дело происходило в начале года, возможно, даже в мае, следовательно, перевалы, ведущие с севера на юг, как, скажем, Мон-Сени или Клапье, полностью исключаются: зимой и весной они непроходимы. В это время года единственно возможные пути лежат через Монженевр и Ларш. Добравшись до долины По, Гасдрубал осадил Плаценцию, возможно, рассчитывая воодушевить местных кельтов, но захватить колонию так и не смог. Он отослал четырех кельтских всадников и двоих нумидийцев на юг с письмом к брату, договариваясь воссоединиться с ним в Умбрии. Тем временем Ганнибал покинул зимние квартиры в западной оконечности Италии и двинулся на север. Нерон устремился на юг, навстречу Ганнибалу. Две армии встретились у Грумента (совр. Грументо) в долине реки Агри. Нерон переместил свой лагерь на расстояние 1500 м от расположения войск Ганнибала, контролируя дорогу на север и препятствуя передвижению неприятельских фуражиров. И снова рассказы Ливия о крупных битвах изрядно преувеличены, однако мелкие стычки наверняка следовали одна за другой по мере того, как Ганнибал пытался прорваться сквозь строй врага. Ганнибал, очевидно, двигался по пути, где позднее была проложена дорога Виа Гёркулиа, что вела на север через Анксию (совр. Анци) и Потенцию (совр. Потенца) к Апулии. Предводителю карфагенян удалось ускользнуть от Нерона, прибегнув к ночному переходу, так что он добрался до Венузии раньше своего противника. Оттуда карфагенянин двинулся на северо-восток к Канозе, городу неподалеку от Канн, и там остался дожидаться известий от брата. Шестеро всадников отправились на юг и въехали на территорию Лукании, но, узнав, что Ганнибал уже отправился на север, попытались его догнать. Возможно, из-за того, что по пятам за Ганнибалом шла армия Нерона, всадники спустились к берегу, где близ Таранто столкнулись с римским войском и были захвачены в плен. Их под усиленной охраной немедленно препроводили в лагерь Нерона. Нерон прочел письмо Гасдрубала и отослал его в сенат, советуя отозвать легион из Капуи и отправить его заодно с двумя новыми городскими легионами в Нарнию (совр. Нарни), город, расположенный на Фламиниевой дороге в 70 км к северу от Рима. Нерон же задумал дерзкую авантюру. Той же ночью, отобрав 6000 лучших пехотинцев и 1000 всадников и приказав им взять с собою только оружие, он выступил из лагеря. Воинство двинулось вверх по долине Офанто к Лукании, причем Нерон сообщил своим людям, что цель их — ближайший город на территории Лукании, находящийся в руках карфагенян. Когда же полководец удалился на достаточное расстояние от Ганнибала, он открыл солдатам правду: они шли на север, чтобы воссоединиться со вторым консулом у города Сена Галлика (совр. Сенигаллия), примерно в 400 километрах от побережья Адриатики. Перед выступлением Нерон выслал гонцов на территорию Ларина (совр. Лари-но), а также в земли марруцинов, френтанов и претуттиев, через которые ему предстояло пройти, веля тамошним жителям сносить к дороге запасы провианта. Тот факт, что Лучера в этом списке не значится, доказывает, что Нерон рассчитывал пересечь Апеннины и не собирался спускаться к берегу до тех пор, пока не доберется до Ларина. А оттуда полководец мог пройти вниз по долине реки Сино. При таком маршруте расстояние между Канузией и Сеной составляет около 475 километров. На всем пути местные жители сносили к дороге запасы продовольствия, чтобы солдатам не пришлось задерживаться в ходе стремительного продвижения на север. Все понимали, что этот поход — переломное событие войны, и смелое предприятие было встречено с немалым энтузиазмом. По пути к колонне пристраивались ветераны былых сражений и юноши, мечтающие стяжать бессмертную славу. Всех годных к воинской службе Нерон принимал. А войско спешило все вперед и вперед. Вскоре холмы остались позади, и армия вышла к берегу. Римляне прошли под скалами Васто, на которых высился город Гистоний, и двинулись дальше по бесконечной дороге вдоль моря. Спустя неделю после выступления армия уже приближалась к Сена Галлика, где стояли лагерем легионы Салинатора. Нерон выслал гонцов выяснить, хочет ли второй консул, чтобы он вступил в лагерь открыто или же тайно. В ответ Салинатор велел полководцу войти под покровом темноты. Было условлено, что каждый новоприбывший разместится в палатке воина соответствующего ранга, так что лагерь в размерах не увеличится. Там уже находилось четыре легиона, поскольку 34-й и 35-й отступили перед натиском Гасдрубала и воссоединились с консулом. Сам Гасдрубал стремительно наступал вдоль берега и стоял лагерем в каких-нибудь 500 м. Консулы решили использовать завоеванное преимущество и на следующее утро предложили битву. Гасдрубал сразу же догадался: что-то неладно. Богатый опыт подсказывал карфагенянину, что к противнику подошло подкрепление. Он выслал разведчиков проверить, не увеличился ли в размерах римский лагерь, но проверка ничего не дала. Однако с наступлением ночи разведчики вернулись с важным известием: в лагере претора сигнал к вечерней страже прозвучал один раз, а в лагере консулов — дважды. Тайное стало явным. Римляне, неисправимые формалисты, сами себя выдали. Под покровом ночи Гасдрубал, должно быть, решив, что с братом его случилось что-то неладное, снялся с лагеря и начал отступать. Во время перехода проводники дезертировали, и полководец не смог отыскать брода через Метавр. Должно быть, четвертая стража уже близилась к концу: Гасдрубал приказал своим людям идти вдоль южного берега реки до рассвета, когда станет возможно отыскать дорогу. С первым лучом солнца римляне ринулись вслед Гасдрубалу. Нерон во главе конницы спешил вперед и, должно быть, настиг карфагенян еще утром. Чуть позже подоспели легковооруженные войска под началом претора Лицина. Понимая, что невозможно двигаться вперед, непрестанно подвергаясь нападениям шеститысячной конницы и тринадцатитысячного легковооруженного войска, Гасдрубал попытался встать лагерем на холме над рекой. Когда же — возможно, около полудня — подошел Салинатор во главе тяжелых пехотинцев и двинулся в наступление, построив войско в боевой порядок, Гасдрубал осознал, что сражения ему не избежать. Рассказ о битве содержится в небольшом отрывке из Полибия, однако в том, что касается места битвы, приходится полагаться на топографию Ливия, описанную крайне неудовлетворительно. Скорее всего армии сошлись на южном берегу реки близ Монтемаджоре, но с уверенностью ничего утверждать невозможно. Полибий уверяет, что Гасдрубал выстроил своих кельтов и испанцев очень узким фронтом, поставив впереди 10 слонов. В таком боевом порядке он атаковал левый фланг римлян, вознамерившись победить или умереть. Правый фланг римлян, учитывая пересеченный характер местности, не имел возможности вступить в соприкосновение с левым флангом карфагенян, но обошел Гасдрубала сзади и атаковал его с тыла. Слоны вышли из повиновения и сеяли хаос в своих же рядах, так что погонщики, специально для этой цели вооруженные долотом и деревянным молоточком, вынуждены были убить животных (долото вбивалось в основание черепа). В гуще битвы пал Гасдрубал, а вместе с ним погибла последняя надежда выиграть войну. Одержав победу, римляне штурмом взяли карфагенский лагерь. Полибий утверждает, что в битве погибли 10 000 карфагенян и 2000 римлян. Ливии умножает потери карфагенян едва ли не впятеро. Следующей же ночью Нерон выступил в Алулию. Он вернулся в лагерь на шестой день: обратный путь лежал по прямой. Ганнибал даже не успел осознать, что противник скрылся. Ликование Рима не знало границ. Этой победы ждали одиннадцать лет. Поначалу в город дошли только слухи, затем — сведения более определенные. Когда же наконец поступили известия о том, что легаты победоносной армии следуют по Фламиниевой дороге, все население города хлынуло им навстречу. Люди выстроились вдоль дороги почти на пять километров, до самого Милвианского моста, и толпой окружили входящих в город легатов. В Апулии Нерон запятнал себя деянием исключительной жестокости. Он привез с собою отрубленную голову Гасдрубала и швырнул ее к аванпостам лагеря Ганнибала. Павший духом Ганнибал отступил в Бруттий, где и оставался до конца войны.

Сципион торжествует

Теперь центр военных действий сместился за пределы Италии. В Испании Гасдрубал Гисгон осознал, что выиграть войну возможно только в том случае, если ему удастся разбить Сципиона и прислать Ганнибалу в Италию столь необходимое ему подкрепление. В начале лета полководец покинул зимние квартиры в Гадесе (совр. Кадис), двинулся на север, по пути производя набор рекрутов, и встал лагерем в Илипе, чуть севернее современной Севильи. Сципион прошел вниз по долине Гвадалквивира и разбил лагерь напротив. Римская армия состояла из 45 000 пехотинцев и 3000 всадников, из которых чуть меньше половины составляли италийцы. Войско Гасдрубала Гисгона, возможно, слегка превосходило противника по численности. Гисгон по заведенному обычаю предложил бой — уже ближе к вечеру, поставив в центр ливийцев, а испанских союзников — на флангах, впереди которых поместил слонов. В свою очередь Сципион вывел войска и построил их в боевой порядок, разместив легионы в центре, а испанцев — на флангах. Но к тому времени уже настолько стемнело, что рассчитывать на ответные действия Гисгона не приходилось. Сципион, участвовавший в битвах при Требии и Каннах, тщательно изучил военную тактику Ганнибала и готов был перенимать чужую науку. Трудность заключалась в том, как приспособить подобную тактику к римским легионам, которые не сражались фалангой. Этому приходилось учиться на опыте. Установив контакт с противником, Сципион приготовился к бою. Рано поутру — вне всякого сомнения, памятуя о Требии — он накормил своих людей завтраком, вывел войско из лагеря и построил в боевой порядок, обратный тому, что использовал накануне. На сей раз легионы оказались на флангах, а испанцы — в центре. Затем он выслал конницу и легковооруженные отряды на вражеский лагерь. Точно так же, как Семпроний Лонг 12 лет назад, Гасдрубал вынужден был действовать в спешке: он вывел армию из лагеря, не дав людям подкрепиться, и построил войско в традиционный боевой порядок. Сципион остался на месте, предоставив коннице и легковооруженной пехоте вступать в мелкие стычки. Полководец вознамерился заставить врага заплатить за свою опрометчивость: постоянно находясь под угрозой атаки, Гасдрубал перестроиться не мог. Дело близилось к полудню, и на карфагенянах начал ощутимо сказываться голод. Тогда Сципион отозвал свою легкую пехоту и конницу: пройдя сквозь промежутки между манипулами, они перестроились за легионами так, что теперь велиты находились впереди, а конница — сзади. Сначала он двинулся прямо на позиции Гасдрубала, но, оказавшись примерно в 700 м от неприятеля, приказал пехоте и коннице на обоих флангах перестроиться колоннами и двинуться соответственно налево и направо от основного строя, а затем развернуться на манер спартанцев, чтобы охватить противника с флангов. До сих пор версия Полибия возражений не вызывает, но, невзирая на заверения некоторых комментаторов, я никак не могу понять, какую цель преследовал последующий маневр пехоты: тех же самых результатов можно было достичь куда проще, наступая в боевом порядке. Более того, поскольку это маневр, типичный для греческого учебного плаца, с какой стати Полибий отрывается от основной нити повествования, чтобы о нем поведать? Согласно Полибию две колонны стремительно двинулись на карфагенский строй, в то время как испанцы наступали неспешно. Едва оконечности боевого порядка соприкоснулись с противником, пехота развернулась внутрь строя, а велиты и конница — в противоположную сторону, чтобы охватить противника с флангов. Что до тяжелой пехоты, ей бы пришлось повернуть колонну внутрь строя, а затем развернуться в линию под углом 45 градусов, потому что если бы колонна сразу встала развернутым строем, триарии оказались бы впереди, а гастаты — сзади. С другой стороны, если бы конница и велиты колон: ной зашли флангом, они бы в результате перестроились в правильный боевой порядок; при развороте через 45 градусов порядок был бы обратный: командиры оказались бы слева, а не справа, а велиты — позади них. Именно это и произошло; по словам Полибия, Сципиона не слишком-то встревожило, что боевой порядок изменился на противоположный. Но, что бы уж там ни крылось за подобным маневром, римляне смяли фланги противника и отбросили карфагенян назад к лагерю. Это сражение ставит перед нами немало неразрешимых проблем. Где, например, находилась карфагенская конница, в то время как на флангах осуществлялся этот необычайный маневр? Здесь, как и в случае всех прочих битв при участии Сципиона, описанных Полибием, изрядное количество вопросов остается без ответа: неизбежный результат упрямого стремления историка совместить предания Сципионов и факты.

Карта, иллюстрирующая вторжение Сципиона в Африку. Римский флот, уже не опасаясь карфагенских кораблей, отплыл из Лилибея (Марсала) и высадился у мыса Фарина, примерно в 40 километрах от Карфагена.

Теперь оставалось только провести операции по окончательному уничтожению противника, поскольку действующей армии у карфагенян уже не осталось. К концу 206 г. Сципион был готов возвратиться в Италию и потребовать для себя должность консула. За время своего пребывания в Испании ему довелось вступить в сношения с нумидийским царем Сифаксом и царевичем Масиниссой. И снова Сципиону захотелось посостязаться с Ганнибалом. Полководец замыслил ни много ни мало отправиться на кораблях в Африку и, опираясь на нумидийцев, поднять восстание против Карфагена. В Италии Ганнибал пробыл среди бруттиев до конца года. Он так и не начал военных действий, а римляне, в свою очередь, старались его не провоцировать. Жители Лукании, осознав, что карфагеняне больше не придут к ним на помощь, сдались. Таким образом, в руках карфагенян остался лишь «носок сапога» — западная оконечность Апеннинского полуострова. Осенью Сципион возвратился в Рим. Народ едва ли не носил его на руках, и едва Сципион дал понять, что претендует на должность консула и Африку в качестве своей провинции в придачу, желание его тут же было удовлетворено. Однако многие члены сената воспротивились его честолюбивым планам. Оппозицию возглавили стареющие Фабий Максим и Флакк. Слишком много лет они вели оборонительную войну, и теперь одна лишь мысль о гибели второго Регула в песках Африки повергала их в ужас. Остановить Сципиона, не посчитавшись с народным требованием, они не могли, зато могли не дать требуемых войск. Полагая, что расстроят тем самым замыслы полководца, сенаторы в качестве провинции передали ему Сицилию вместе с находящимися там военными силами: двумя опальными каннскими легионами и 30 боевыми кораблями. Было также язвительно добавлено, что, буде Сципион сочтет нужным, вторжение в Африку ему никоим образом не возбраняется. Однако сенаторы согласились-таки на уступку: Сципиону дозволялось набирать добровольцев и принимать помощь союзников. И беспрецедентный отклик не заставил себя ждать. Этрурия и Умбрия пообещали построить флот и набрать команду. Немедленно заложили 40 боевых кораблей, а спустя 45 дней суда спустили на воду и Сципион отплыл на Сицилию с 7000 добровольцев. Каннские легионы представляли собою идеальный костяк для Сципионовой армии. С этими людьми он сражался при Каннах и отлично понимал их положение. На протяжении многих лет воины умоляли сенат дозволить им принять более активное участие в войне, и теперь, получив наконец возможность восстановить свое доброе имя, с энтузиазмом откликнулись на предложение. Остаток года Сципион посвятил подготовке к походу. Тем временем младший брат Ганнибала, Магон, отплыл с Балеарских островов во главе четырнадцатитысячной армии. Он захватил Геную и попытался открыть второй фронт. Римляне, с четырьмя легионами в долине По и двумя в Этрурии, пока довольствовались тем, что удерживали помянутые рубежи. Хотя Магон получил подкрепление из Карфагена, от кельтов, до сих пор ощущавщих на себе последствия сокрушительного разгрома при Метавре, помощи он так и не дождался. В том же году завершилась война с Македонией, начатая Римом лишь для того, чтобы связать руки Филиппу. Не страшась более вторжения македонцев, римляне бросили союзников на произвол судьбы и заключили с Филиппом односторонний мирный договор. Весной 204 г. Сципион отплыл из Лилибея. На протяжении всей войны римский флот совершал набеги на африканский берег, чтобы отвлечь карфагенян и помешать им прислать подкрепление Ганнибалу. В ходе одного из таких набегов в 208 г. Левин столкнулся с карфагенским флотом — и уничтожил его. Военно-морские силы Карфагена и без того проявили себя в войне не лучшим образом и от этого удара уже не оправились. Когда Сципион отплыл в Африку с сопровождением, состоящим лишь из 40 квинквирем, он вовсе не подвергал себя неоправданному риску. Армия высадилась на мысе Фарина, примерно в 35 километрах от Карфагена. Надежды Сципиона на то, что Сифакс присоединится к нему, не оправдались. Гасдрубал Гисгон сумел заключить союз с нумидийские царем и скрепил его рукою своей красавицы-дочери Софонисбы, карфагенской Саломеи. Однако на помощь римлянам подоспел Масинисса с отрядом из 200 всадников. Поначалу Сципиону сопутствовал успех: ему удалось заманить Ганнона в засаду и уничтожить 2000 его воинов, однако до решающей победы было по-прежнему далеко. Лето уже близилось к концу, когда Сципион осадил Утику с суши и с моря, рассчитывая закрепиться там на зиму. Полководец встал лагерем на мысу, который выдавался в море чуть южнее города и получил название Кастра Корнелиа. И здесь тоже надежды его не оправдались: Сципиону пришлось отступить, когда Гасдрубал Гисгон и Сифакс с двумя армиями подоспели с юга и встали лагерем примерно в 10 километрах от римлян. Сципион был вынужден покинуть осаду и удалиться на зимние квартиры, так и не заручившись опорным пунктом. Зимой Сципион, поджидая возможности нанести удар, сделал вид, что готов на переговоры. Весной он предпринял внезапную ночную атаку на два карфагенских лагеря, поджег их и в последовавшей суматохе почти подчистую истребил обе армии. Гисгону и Сифаксу с небольшим отрядом удалось спастись, и спустя месяц карфагеняне уже собирали новую армию на Великих равнинах, примерно в 120 километрах к западу. Это открытый участок земли в форме ромба примерно 30 километров в длину и 15 километров в ширину, запертый в кольце гор в верховьях реки Меджерда. Узнав о сосредоточении карфагенских сил, Сципион оставил часть войска на осаде Утики, а остальную армию повел вверх по долине Меджерды. Выйдя на Великие равнины, Сципион построил войско примерно в 1400 м от позиций карфагенян. В течение двух дней армии сражались мелкими отрядами, прежде чем перестроиться в боевой порядок. Сципион использовал традиционное построение: гастаты — впереди, триарии — в арьергарде, италийская конница — на правом фланге, нумидийцы — на левом. Противник его поместил в центр кельтиберов, на левый фланг — нумидийцев, на правый — карфагенян. Италийская конница и их нумидийские союзники ринулись в атаку и смяли карфагенские фланги. Едва путь-оказался свободен, Сципион развернул на флангах принципов и триариев, окружил кельтиберов и полностью уничтожил их в истинно Ганнибаловой манере. Так римлянин одержал первую значительную тактическую победу. Три раза он пытался повторить Ганнибалов маневр охвата противника с флангов — при Бекуле, Илипе и вот теперь — на Великих равнинах. И наконец-то нашел ответ: нужно использовать не фланги, а разворачивать принципов и триариев. После битвы Сципион решил в очередной раз поделить армию надвое. Одна часть войска осталась довершить разгром Сифакса, в то время как Сципион, отослав военную добычу в Кастра Корнелиа, двинулся на Карфаген и захватил Тунис. Таким образом, он успешно перерезал линии сообщения Карфагена с глубинными районами материка. Тот же самый ход был предпринят Агафоклом, тираном сиракузским, столетие назад, а также и Регулом. Для того, кто владел Тунисом, задушить Карфаген не составляло труда, тем более что Рим контролировал море. В данный момент, скоординировав усилия, римляне вполне могли бы завершить войну. В Карфагене решено было призвать Ганнибала, и к полководцу отправили посольство. Зиму 203—202 гг. карфагеняне провели за мирными переговорами, отчасти искренне надеясь добиться результатов, отчасти пытаясь выиграть время в ожидании возвращения Ганнибала. Карфагенский полководец скорее всего покинул Италию в начале весны 202 г., надеясь, что, пустившись в путь так рано, избежит столкновения с римским флотом. Ганнибалу исполнилось 45; в Италии он провел более 15 лет. Полибий намекает на то, что Ганнибал привез с собою из Италии изрядное число ветеранов былых сражений, но это очень маловероятно. К тому времени армия его, надо думать, сократилась приблизительно до 20 000 человек. С 207 г. он не покидал пределов Брутия, будучи блокирован с суши и с моря. Скорее всего в Африку Ганнибал вернулся с жалкими остатками своих африканских воинств, численность которых приблизительно равнялась 4000. В битве при Заме его ветераны, поставленные в тыл, взяли копья наперевес, пытаясь остановить отступающие передовые линии карфагенян, готовые на них обрушиться; отсюда можно заключить, что это и впрямь были Ганнибаловы африканские копейщики. Последующие события показали, что и от его нумидийской конницы практически ничего не осталось. Рассказ Диодора о том, что Ганнибал якобы вырезал наемников, отказавшихся плыть с ним в Африку, со всей очевидностью не соответствует истине, поскольку воины эти верно служили ему более 15 лет, и прочие войска никогда не позволили бы перебить своих товарищей по оружию. Однако же в истории этой, возможно, содержится доля правды: не исключено, что римляне предложили условия сдачи остаткам Ганнибаловой армии, а затем перебили всех до единого. Во всяком случае, о том, что с ними сталось, Ливии нам не сообщает. Войска, служившие в Лигурии под началом Магона, Ганнибалова младшего брата, тоже вернулись в Африку. Магон, раненный перед самым отплытием, умер в пути. Ганнибал высадился в Малом Лепится, близ современного города Суз, в 120 километрах к югу от Карфагена, где к нему присоединилось войско из 2000 ну-мидийских всадников. Оттуда полководец направился сперва к Гадруту, а затем — в глубь материка и встал лагерем близ местечка под названием Зама, находящегося в пятидневном переходе (100—150 км) к западу от Карфагена. Ганнибал, возможно, переместился западнее, рассчитывая пополнить ряды нумидийских всадников. Сципион тоже передислоцировался к западу, навстречу Масиниссе: тот унаследовал царство Сифакса и теперь мог предоставить союзникам 6000 пехотинцев и 4000 всадников. Согласно Полибию, благополучно встретившись с Масиниссой, Сципион двинулся к городу под названием Маргарон, идентифицировать который не представляется возможным. Ливии называет это место «Нарагара» (совр. Сиди-Юсуф на границе с Алжиром). Возможно, у Полибия название приводится в искаженном виде, однако куда более вероятно, что Ливии подменил неизвестный ему топоним на другой, знакомый. Ганнибал приблизился к лагерю Сципиона на расстояние 6 километров, и после встречи между полководцами, которая ни к чему не привела, состоялась битва. Точное место сражения неизвестно. Кромайер и Скаллард высказываются в пользу участка в 12 километрах на юго-запад от Эль-Кефа, что вполне соотносится с топографией сражения. Рано поутру, после встречи полководцев, обе армии выстроились на равнине между лагерями. Согласно Полибию, к рассказам которого о битвах Сципиона нужно подходить с большой осторожностью, Ганнибал построил армию в три линии. Первую линию составили 12 000 лигурийцев, кельтов, жителей Балеарских островов и пехота из мавров-наемников. Здесь скорее всего были представлены главным образом те войска, что вез с собою скончавшийся по пути Магон. Касательно боевого порядка Полибий в подробности не вдается, а наличие балеарских пращников в рядах тяжелой пехоты представляется маловероятным. Впереди первой линии разместили более 80 слонов. Вторую линию составили ливо-финикийцы и коренные карфагеняне; вне всякого сомнения, они построились фалангой. В тылу, более чем в 200 м позади, построилась третья линия, составленная из Ганнибаловых ветеранов. Именно эта третья линия представляет собою неразрешимую проблему: невозможно установить доподлинно, были ли это остатки Ганнибаловых африканских воинств (ок. 4000 чел.). Карфагенская конница разместилась на правом фланге, 2000 нумидийцев — на левом. Римляне построились традиционным боевым порядком в три линии, если не считать того, что вместо шахматного порядка — так, чтобы вторая линия (принципы) закрывала бреши во фронте, — манипулы встали один за другим, оставив интервалы в строю легионов. Эти промежутки заполнили велиты всех трех линий. Лелий во главе италийской конницы разместился напротив конницы Карфагена. Масинисса оказался лицом к лицу с ну индийцами, которых превосходил числом приблизительно вдвое. Римская армия в целом насчитывала, видимо, около 30 000 пехотинцев и 6000 всадников. Некоторое время нумидийская конница сражалась небольшими отрядами, после чего, по команде Ганнибала, в атаку ринулись слоны. Именно этого и ждал Сципион, прежде чем предпринимать что-то самому; теперь полководец приказал велитам выступить им навстречу. Оглушительный рев труб и рогов, возвестивший атаку велитов, перепугал нескольких слонов; животные повернули назад и смяли ряды нумидийцев, следующих за ними. Масинисса, воспользовавшись суматохой, ринулся в бой; карфагенская легкая конница обратилась в бегство, оставляя левый фланг незащищенным. Остальные слоны бросились на велитов, а те отступили сквозь промежутки между легионами, увлекая за собою животных. Прочие устремились к флангам; конница встретила их шквалом метательных копий, и слоны в ужасе бежали с поля боя. Воспользовавшись смятением врага, италийская конница ринулась на карфагенскую, и снова ряды противника дрогнули и обратились в бегство. Возможно, это входило в планы Ганнибала: конница Сципиона обладала существенным численным превосходством, но теперь покинула поле боя, бросившись в погоню за его всадниками. Тем временем линии пехоты двинулись друг на друга, за исключением Ганнибалова арьергарда, оставшегося на месте. Приблизившись на достаточное расстояние, гастаты римского фронта огласили воздух боевыми кличами, ударили пилумами в щиты и ринулись в атаку. Задние ряды наступали следом, криками ободряя гаста-тов. Первая линия карфагенян некоторое время держалась, но затем дрогнула и отступила ко второй линии, но и там не обрела поддержки. Поскольку вторая линия наверняка представляла собою фалангу, картина вырисовывается несколько путаная. Вторая линия ринулась на гастатов, но центурионы принципов, видя, что их товарищи начинают понемногу сдавать позиции, всей тяжестью обрушились на врага, и вторая линия карфагенян, в свою очередь, дрогнула и откатилась к ветеранам, а тем пришлось взять копья наперевес, чтобы помешать своим же сподвижникам смять свой строй и вынудить отступающих переместиться к флангам. Сципион отозвал гастатов, устремившихся было в погоню за бегущими, и перестроил войско для решающей атаки. Он приказал унести с поля боя своих раненых, а затем, развернув принципов и триариев на обоих флангах и шагая по телам, загромождающим поле боя, двинулся на Ганнибаловых ветеранов. Из рассказа Полибия следует, что численностью они якобы не уступали гастатам: последняя линия насчитывала около 5000 человек. Возможно, это и соответствует действительности, однако скорее всего истинная цифра куда меньше. Фаланге удалось удерживать легионы на расстоянии до тех пор, пока не возвратился Лелий с римской конницей и не склонил весы в пользу римлян. Видя, что все потеряно, Ганнибал с несколькими всадниками бежал в Гадрумет. Список потерь Карфагена — 20 000 убитыми и столько же захваченными в плен — у Полибия изрядно преувеличен: автор всеми силами стремится выставить Сципиона в наиболее выигрышном свете. В высшей степени маловероятно, что число сражавшихся приближалось к этой цифре. Если согласиться с тем, что первая линия насчитывала 12 000 человек, а вторая ей не уступала, общая численность карфагенской пехоты составляет менее 30 000, а всадников, безусловно, было никак не больше 4000. Римляне, согласно Полибию, потеряли более 1500 человек. Стратегию Ганнибала автор никак не объясняет. 1е-ниальный ум, обеспечивший победу при Каннах, в рассказе Полибия ничем себя не проявляет. Неужто битва протекала настолько просто и Ганнибал себя исчерпал?

Старые счеты сведены

Римляне одержали великую победу, и карфагеняне запросили мира. Рим восторженно встретил вернувшегося Сципиона: полководца-победителя наградили триумфом. Но для его армии война еще не закончилась. Легионеры, сражавшиеся при Каннах, вот уже более 14 лет не были дома, но их направили прямиком в Грецию. Не успела завершиться война с Ганнибалом, как сенат уже начал вмешиваться в политику Греции, высылая ультиматумы Филиппу, что привело к объявлению войны. Новых сражений народу не хотелось, но летом 200 г. римляне позволили-таки себя убедить. Осенью того же года два легиона ветеранов, составленных главным образом из «добровольцев» африканской армии, высадились на иллирийском берегу. Потерпев несколько неудач, весной 197 г. римская армия под началом Тита Квинктия Фламиния вторглась в Фессалию. Филипп выступил навстречу противнику, к городу Феры, в 18 километрах к западу от Волоса. Местность оказалась не подходящей для битвы, и оба воинства отступили на запад: Фламиний — к югу, а Филипп — к северу от Халкодонских холмов. Двигаясь параллельно друг другу на протяжении двух дней, Фламиний встал лагерем скорее всего близ Фарсала, а Филипп — под Скотуссой. Ночью прошел сильный дождь, и когда Филипп снова выступил в путь, он обнаружил, что продвижение сделалось затруднительным: холмы окутал густой туман. Он снова разбил лагерь и выслал войска прикрытия занять вершины холмов, отделяющих его от Фламиниевой армии. Фламиний тем временем стоял лагерем по другую сторону хребта, но о присутствии друг друга противники и не подозревали. Наутро римляне выслали на разведку 300 всадников и около 1000 велитов. Поднявшись на перевал, они столкнулись с македонскими войсками прикрытия, и на вершине холма разгорелся бой. Когда римлян стали понемногу теснить вниз по склону холма, Фламиний отправил им на помощь 500 всадников и 2000 пехотинцев. Это полностью изменило ситуацию: теперь высылать подкрепления пришлось Филиппу. Они в свою очередь вытеснили римлян с вершины холма. Туман тем временем понемногу рассеивался, и обе стороны решили ввести в битву остальные свои войска. Римляне находились ближе к перевалу и сумели развернуть свои силы, пока Филипп подводил свои. Только правая оконечность его боевого порядка успела подняться на перевал, а поскольку вел он войско боевой колонной, ему нужно было лишь зайти флангом налево и развернуть строй. Когда же наверх двинулся левый фланг, Филипп сдвоил фалангу и пельтастов (скорее всего вооружены они были копьями, а не дротиками) направо, чтобы вдвое сократить строй и освободить место для левого фланга. Конница и легковооруженные силы, уже вступившие в бой, были отозваны и построились на правом фланге.

Имеющихся в его распоряжении слонов Фламиний поставил перед правым флангом, велел своим войскам не сдавать позиций и двинул в наступление левый фланг. Филипп, понимая, что застигнут врасплох, приказал своей фаланге взять копья наперевес и атаковать врага. Здесь Ливии допускает один из своих типичных промахов. Неправильно поняв Полибия, он пишет, что Филипп якобы приказал своей фаланге положить копья и атаковать врага. Затем, осознав, что звучит это в высшей степени странно, он считает своим долгом объяснить причину: копья, дескать, были слишком длинными, чтобы пустить их в ход. Атакующая фаланга отбросила легионеров вниз по склону. Фламиний, понимая, что гибель левого фланга неизбежна, сам встал во главе правого крыла и ринулся на левый фланг македонцев, что все еще разворачивались в боевой порядок. Строй македонцев, застигнутый врасплох, не устоял перед натиском слонов. К тому времени левый фланг римлян был оттеснен ниже по склону холма, зато правый уже поднялся на вершину. Один из трибунов, перехватив инициативу, взял с собой 20 манипулов из числа триариев, развернулся кругов, ринулся вниз по покатому склону холма и ударил в тыл правого фланга македонцев. Это решило исход битвы; фалангу, неспособную развернуться, уничтожили на месте. Закрепляя победу, римляне рубили македонцев направо и налево, хотя те поднимали копья в знак того, что сдаются. Многие так и не успели взобраться на перевал, но тоже были безжалостно убиты легионерами. Филиппу с несколькими всадниками удалось спастись, однако звезда Македонии закатилась. Полибий утверждает, что около 8000 македонцев пали на поле боя и по меньшей мере 5000 были захвачены в плен. Поскольку в этой битве ни Сципион, ни Павл не участвовали, цифры скорее всего соответствуют истине. Потери римлян составили около 700 человек. Римляне отнюдь не стремились оккупировать Македонию, и к 194 г. все римские войска были оттуда выведены. Но не прошло и двух лет, как Антиох Сирийский, пытаясь воспользоваться ситуацией, вторгся в Грецию, и римлянам пришлось возвратиться. Легионы изгнали сирийского царя из Греции, а затем переправились в Малую Азию и разбили его наголову при Магнесии под Сипилом в 190 г. В долине реки По римляне провели последнюю кампанию. Когда сдался Карфаген, военачальник Ганнибала Гамилькар находился все еще в северной Италии; мирный договор 202 г. он признавать отказался. В 200 г. он организовал восстание галлов, совпавшее с началом войны с Македонией, и разграбил Плаценцию, которой за последние 18 лет столько пришлось вынести. Рим вел оборонительную войну до тех пор, пока не уладил дела в Греции, а затем всерьез занялся «реконкистой». В 194 г. капитулировали инсубры, а в 191 г. их примеру последовали бойи. Будучи изгнаны из Италии, они обосновались в Богемии. Центральные области долины По по большей части передали римским поселенцам. В течение последующих десятилетий были побеждены лигурийцы, так что в середине века владения Рима граничили с территориями Марселя. Тем временем Ганнибал пытался заняться внутренней политикой в Карфагене, но его социальные реформы создали ему множество врагов. В 195 г. политические противники Ганнибала, тайно сговорившись с римлянами, выставили его восвояси. Сперва Ганнибал укрылся у Антиоха и даже командовал сирийским флотом в битве при Магнесии. После того он бежал на Крит, а потом — в Вифинию, однако римляне преследовали его по пятам, и 20 лет спустя после битвы при Заме полководец покончил жизнь самоубийством, чтобы не попасть в руки врагов. В Македонии Филипп V умер в 179 г., и ему наследовал его сын Персей, каковой попытался разорвать союз с Римом. Эмилий Павл, сын полководца, принимавшего участие в битве при Каннах, нанес ему поражение в 168 г., что окончательно подорвало силы Македонии. Македония предпринял атаки еще одну, последнюю попытку, но после окончательного разгрома в 148 г. полностью утратила свою независимость и превратилась в одну из провинций Рима. Более полувека Карфаген не воевал с Римом, однако в 149 г. по наущению Масиниссы и римского цензора Катона, непримиримого врага Карфагена, Рим безо всякой видимой причины объявил войну финикийскому городу. После трехлетней осады Сципион Эмилиан, внук Павла Каннского, разрушил город до основания. Место, где располагался город, распахали, а население его продали в рабство. Хотя Сципион и выдворил карфагенян из Испании, понадобилось еще два века, чтобы на полуострове окончательно воцарился мир. Во II в. в Испании прошло три войны, причем последняя, нумантийская, датируется 143—133 гг. до н.э. После долгой осады Сципион Эмилиан захватил город Нуманцию в 133 г., и на этом организованное сопротивление в Испании завершилось и кельтиберы сложили оружие. Однако северо-западные области Испании удалось окончательно усмирить только во времена Августа.