Гремучий коктейль 4

Глава 7

С утра, обнаружив, что стал еще на сантиметр выше, я озадачился причиной, но интрига даже не успела как следует завладеть нашими с женой умами — все ответы оказались написаны крупными буквами на лицах Элеоноры и Андреаса. Оба фигуранта напоминали невыспавшихся сов на приеме у ветеринара, причем, пернатых не простых, а оказавшихся, почему-то, с человеческими пальцами в задницах.

Особой загадкой эти шок и смятение тоже не стали. Что Элеонора, что добросовестно исполнявший мой приказ Крамп умудрились в ресторане неслабо нажраться, и, видимо, подружиться. Близость между ними усугубилась еще и тем, что, складируя тела на заднее сидение такси, я сначала постелил там железной и прохладной Аксис, а сверху уже навалил тепленького Крампа. Видимо, физическая близость, хоть и на непродолжительное время, вызвала у блондинки вопросы, которые она и принесла, одетая в одну ночнушку, в номер к жениху, благо что это было через коридор. Ну, заходить полуголой к пьяному и перенервничавшему молодому испанскому виконту, который уже давно никого не…

— Мне конец! — трагическим полушепотом сообщал виконт нам с Константином, нервно и неумело смоля сигариллу в курилке, — Я покойник, слышите, покойник!

— Я бы на твоем месте выпил бы фужер красного, а затем поспал бы часа три-четыре, — опытно вздыхал я, — Или точно станешь покойником…

— В смысле⁈ — на парня было даже чуть-чуть жалко смотреть, — Мне надо беж…

— Тебе надо поспать, виконт, — категорически выдал ему Константин, — Наш князь прав, она ночью снова придёт!

— Кха!! Что⁈ Откуда вы знаете?!!!

— Ну ты же жив остался…

Что сказать? Мы как в воду глядели. Впрочем, после того как совместными усилиями уложили жениха с невестой спать (в разные номера!), впереди всё равно оставался целый день. Его я посвятил переговорам, в ходе которых картина царящего вокруг Польши абсурда расширилась, но ни разу не прояснилась.

— Итак, что у нас есть в наличии? Польша, которая прозевала становление Оплота, затем, как смогла, самоубилась о него как государственное образование, провалив все сроки, когда можно было получить помощь из-за рубежа, а теперь представляет из себя земли на карте и строчки в учебниках истории, так? — Азов-младший не стеснялся в выражениях, — Но это вовсе не объясняет интересы половины мира установить свой протекторат на этой территории. Зачем? Тут кроме болот и беглых поляков есть только выходы к Балтийскому морю для венгров, но это им банально невыгодно. Кто бы не получил власть над этими землями, он получит в нагрузку и поляков…

— Токсичный ресурс, — тут же заявил я, желая поумничать перед женой, — В смысле сомнительный.

— Очень сомнительный! — охотно кивнул миниатюрный блондин, — Но, с другой стороны, я уже поузнавал — сюда вовсе не стремятся подтянуть силы посерьезнее! Даже к отделившимся ревнителям никто послов не засылает! Те же германцы запросто могли бы притащить пару своих дивизий, да и мы… в общем, пользуясь тем, что Кейн познакомил меня с принцем, я…

В общем, царевичу Андрею жестко напинали по жопе, когда он решил влезть во всё это сгоряча, принц, обидевшись, полез в амбицию, за что был вызван к батьке на приватный разговор по-родственному. С разговора он вышел молчаливым и озадаченным, но, как и все пацаны, не смог бросить своих пацанов (нас) вообще без ничего. Поэтому Костя у нас получил от принца толстый многозначительный намек, что тут «не всё так просто». Азов, конечно, поблагодарил, но на его вопрос «а нам что делать?» получил неохотное «превозмогайте, мол, товарищи, разрушьте этот портал, мы в вас верим. Только не смейте к остальным ревнителям перебегать, папа так не поймет, что не переживете».

Короче, чем мог, тем помог. Как и папаша Константина, выдавший своему одиннадцатому сыну по разговорнику речь, ничем не отличающуюся от слов принца. По смыслу.

— Нас хотят принести в жертву, — мрачно пробубнил мой блондинистый друг, — Тебя, меня, Аксис эту…

— Шибалина, его солдат, егерей, ревнителей, — продолжил я, — Генерал мне вчера очень много чего не рассказал нужного.

Поняв, что большего пока не надумаем, я решил немного прогуляться с женой, посадив Азова-младшего под домашний арест с охраной в виде Мао Хана и Анны Эбигейловны с довеском в виде Курва. Это нужно было не сколько ради самого Константина, а чтобы освободить Пиату — эйна любила и умела шпионить за людьми.

На выходе из отеля мы напоролись на две противостоящие друг другу группы мужиков в военной форме и при оружии, каждая из которых утверждала, что является моими сопровождающими и телохранителями. Сопровождать и охранять тела они не хотели, а хотели никогда нас никуда не отпускать и при этом продолжать скандалить между собой. Порядком уже замотанный местным бардаком я расчехлил Лимит, приложив обе группы бодрящим электричеством, а затем, грозно возвысившись над лежащими (наконец-то!), спросил участливо:

— Князю перечить вздумали, мужеложцы окаянные⁈

— Да как вы смеете! — тут же провякал один из лежащих, — Я лейтенант Шарапов! Я порученец самого…

— Ты, лейтенант Шарапов, катишься на хер, мне и одного командира охраны хватит, помолчаливее, — определил я ненужное звено, — Остальным подняться, отряхнуться, к службе по охранению приступить!

Ох и любят же здесь вот это «да как вы смеете!». Мне нравится этот мир за определенный уровень начального миролюбия, здесь считается правилом дурного тона даже демонстрировать прилюдно Методу или заклинания, однако, такой культурный подход и сословное разделение между подданными короны и слугами дворян, дает такое же формальное уважение у простолюдинов к аристократии. Проще говоря, благородные, имперские простолюдины и волшебники — все мы живем каждый в своем мире и редко пересекаемся.

— … но это не повод заставлять ждать русского князя, пороча уши его супруги ругательствами, понятно? — внушительно закончил я короткую лекцию, — А теперь показывайте нам дорогу, господа егеря… к тому, кто вами тут руководит. Познакомиться хочу.

Егеря никогда не были регулярными войсковыми подразделениями, скорее пограничниками, которые после пары лет стажа в глуши переходили под руку ревнителям, составляя небольшие отряды огневой поддержки и разведки, необходимые любому пользователю гримуара, закрывающему порталы на территории необъятной страны. Опытный егерь, отслуживший десяток лет на такой должности, превращался в страшного по эффективности бойца, умеющего справляться с любым видом иномировой жути. Однако, совершенно разучившегося как в субординацию, так и в дисциплину.

Сейчас это сработало мне на руку. Солдаты бы не потерпели наезда на десятника, а вот в глазах егерей Шарапов как командир не котировался.

— А, так это тот самый князь, кто требовал себе пятьдесят егерей! — веселым и снисходительным тоном поприветствовал меня худощавый и беловолосый мужчина лет пятидесяти-пяти, после того как я, оставив Кристину с солдатами внизу, нахрапом и наглостью пробился в его кабинет в шикарном особняке, — Тот самый! Который их не получит!

— А, этот тот самый князь, которого я прямо сейчас могу испепелить и уехать в Москву на справедливый суд! — выдал я нечто похожее, приближаясь к сидящему за столом человеку, — Право же, зачем умирать просто так в болотах, когда я могу это сделать и попозже, заодно и подкрепив свою славу Княжеубийцы⁈

Дмитрий Анисимович Травецкий, владетельный князь неслабого куска Мурманской области, ожидал многого, но точно не этого, от чего тут же выпучил глаза и приоткрыв рот. Его шок дал мне достаточно времени, чтобы угнездить в полупрыжке половинку жопы на стол этого нового хозяина целой кучи егерей, а затем, проникновенно глядя в яркие зеленые глаза потомственного аристократа, поинтересоваться — как ему такая мысль? Не возжелал бы он сам подобного, будучи на моем месте?

При этом, в моей левой руке уже был гримуар, который я держал таким образом, чтобы Травецкий не запулил чего в меня с такой короткой дистанции.

Так мы и замерли в тишине — я, бодливая овца, которая внезапно не хочет идти на закланье, и человек с императорским приказом, уже намучившийся с другими такими овцами. К примеру, с Шибалиным.

Мурманск — это Север. Большой, безлюдный, холодный как сволочь. Одно из самых неприятных мест для службы у ревнителей. Туда ссылают как их, так и самых паршивых егерей. Князь Травецкий, безусловно, знал, что с такими нужно делать, будучи, по своей сути, нашим русским аналогом барона Медичи, но он точно не был готов к тому, что вломившийся в его кабинет князь станет сразу рассматривать хозяина Мурманска как очередной трофей.

— Знаете, в чем ваша беда, князь? — тем временем продолжил я, — Вы не военный, вы надзиратель. Вы готовы отправить нас всех на смерть лишь потому, что большего от вас не требуется. До того, как я сюда прибыл, у вас на руках почти был готовый бунт… и это на фоне скандала с ревнителями, а теперь на вашем столе сидит убийца, шансы которого выжить в будущем куда выше, если он вас убьет здесь и сейчас. Может быть, такой намек от судьбы достаточен, чтобы вы… ну я не знаю, задумались?

— А знаешь, в чем твоя беда, сопляк? — внезапно зло усмехнулся сидящий за столом.

Вместо ответа я сиганул на него, одновременно выдавая молнию и стараясь выставить себе за спину тут же развернувшийся Щит. Образ аристократа за столом от молнии просто исчез, а вот мне в зад попытались вогнать пару пуль ворвавшиеся в кабинет егеря, с которыми сюда и прибыл.

Иллюзия. Редкость.

— Злой тычок Лира! — рявкнул я из-за массивного стола, посылая в сторону стрелков заранее накачанное магией заклинание-стробоскоп. Ослепленные мужики, тут же прекратив стрелять, начали материться последними словами, но это тоже долго не продлилось.

Буквально тут же из открывшейся потайной ниши был вынесен настоящий, пусть и слегка задыхающийся князь Травецкий, вовсю хрипящий «отбой» своим людям. Ну и заодно просьбы некоему высоченному даймону в красной длинном плаще отвернуть лицо удерживаемого им на весу князя от продолжающего бешено мигать «пальца Лира».

— Ну что, уважаемый князь, давайте теперь поговорим как взрослые люди, — предложил я захваченному Эмберхартом пленнику. Тот не возражал, не зная, что ему больше хочется — задыхаться или плакать от рези в глазах.

///

Низкорослый сопляк бесил его изначально, но теперь еще и вызывал уважение. В первую очередь за счет того, что взгляд этого сопляка ничем не отличался от взгляда его проклятого даймона, вовсе не собирающегося никуда исчезать. В глазах Дайхарда не было ни грана самодовольства, лишь спокойная сосредоточенность бывалого ревнителя. А их Дмитрий Анисимович насмотрелся изрядно, все как один были убийцами. К нему и попадало две разновидности ревнителей и егерей — либо строптивые идиоты, либо те, кому пришлось делать тяжелый и неугодный государству выбор. Знал бы он, что Дайхард, которому не стукнуло и двадцати, из второй категории — он бы в жизни не пустил его на порог дома!

— Думаете, мы тут по своей воле херней страдаем, а⁉ — язвил слегка отошедший Травецкий, растирая пальцами левой руки пострадавшие глаза, а правой удерживая большую чашку кофе с коньяком, — Сложите два и два, господа! Леса, болота, твари, идеально вписывающиеся в эту картину! Знаете, что было сначала, до меня и Шибалина? Полковник Радушный Евгений Гаврилыч и Берский Елисей Викторович, один из опытнейших ревнецов, что есть на Руси! Вот они…

Беда была в приказе, старый князь не собирался это скрывать. Высочайшим указом было взять всеми силами как можно скорее Оплот, не считаясь ни с чем. Радушный всё сделал, что было в его силах — погнал вперед наловленных польских панов, приказал солдатам прикрывать егерей, последние сторожили ревнителей, продвигались чин-по-чину…

Только никто не ожидал, что вместо когтей и магии из непролазных дебрей начнет лететь свинец! Отнюдь не часто, зато метко! А уж когда пошли ловушки…

— Зеленокожие уродцы быстро сообразили, что поляки идут не своей волей, — скривившись, продолжал старый князь, — А еще также быстро поняли, что ревнецы особо ценный товар, так сказать. Так что они начали выкапывать ловушки, маленькие такие ямки с отравленными кольями прямо у них на пути. И стрелять по ревнителям. Сверху. Даже подставляя себя под ответный огонь. Щиты не помогли.

Поляки намек поняли быстро, всё-таки, кровоточащие распухшие ступни — это не пуля в сердце, плюс еще и понимание, что неходящих русские бросят прямо тут, когда начнут отступать. Всё к этому шло, так что… Берский и Радушный прозевали залп боевых польских заклинаний от идущих впереди аристократов прямиком по солдатам. Через пять минут после начала перестрелки (и смерти Берского от гоблинской пули) наши ревнители и их егеря организованно снялись с места, выставив Щиты со всех сторон и побежали, оставив за спиной отстреливающихся от поляков солдат во главе с Радушным.

Полковнику, оставшемуся без магической поддержки, пришлось вступить в переговоры с поляками, объявить прекращение огня и отступать вслед за ушедшими ревнителями.

— То есть, вот откуда возник раскол, — прервал тишину голос молодого наглеца, — Армейцы считают себя брошенными, ревнители считают, что их пытались использовать как пушечное мясо, стратегия прорыва показала свою полную провальность, других идей нет, приказ императора не выполнен, скоро полетят головы…

— А еще здесь я. Надзиратель, а не вояка, как вы сами сказали, — желчно выплюнул Травецкий, — Теперь понимаете почему? Радушного отозвали в Москву, лишили всех регалий, посадили в острог. Шибалин себе подобного отчаянно не желает, но что он может сделать без ревнителей?

— Зачем он вообще попытался украсть мои доспехи? — прищурился молодой князь.

— А вы не поняли, ваше… сиятельство? — горько ухмыльнулся повелитель Мурманска, — Мне повторить ту часть моего рассказа, где ревнители и егеря бросают армию, увязшую в огневом и магическом бою с поляками, посреди болота? Вы последствия подобного шага представляете⁇

— С трудом, — признался молодой человек, вызывая у Травецкого нечто вроде тени уважения, — Армейцы теперь считают ревнителей предателями?

— А вы думаете почему они все отделились и теперь сидят у черта на рогах, на подножном корме? Причем, смею вас заверить, егеря отнюдь не рвутся к своим патронам. Они, всё-таки, в прошлом-то, солдаты…

Ситуация была отчаянной, почти безвыходной. Травецкий понимал, что передвижная броня Дайхарда является единственным шансом… нет, не дойти до Оплота, об этом и речи не могло быть. Шансом для него или для Шибалина устроить еще одну попытку, чтобы потом на военном или императорском суде честно сказать, что сделали всё, что смогли. Показать результаты поубедительнее басен о страшных болотных гоблинах. В какие игры не играли бы в Москве, как бы не отказывались принимать, что эта игра проиграна… Дмитрий Анисимович просто хотел выжить.

— То есть, мы должны выбрать, — очень глубоким и далеко не добрым тоном произнес даймон, огромный и мрачный, — Либо егеря, либо армия. А затем… симулировать попытку прорыва, так?

— Почему симулировать? — поинтересовался молодой князь у своего даймона.

— Пятьдесят единиц брони, Кейн, — тут же последовал ответ мужчины в красном, — Это пятьдесят участников экспедиции. О дополнительных силах тут говорить не приходится, люди, которым прикажут сопровождать нас без защиты — просто могут поднять бунт. Следовательно, всё, что мы можем: это попытаться, вовремя повернув назад, конечно же. Осталось только выбрать, с кем идти.

— Думаете, у вас есть выбор? — тут же скривился седой князь, — Егеря намного опытнее солдафонов Шибалина! Я же выберу лучших, раз иду с вами!

— Силовая броня сведет на нет все преимущества егерей, — небрежно махнул рукой молодой выскочка, — Она тяжелая, громоздкая, в ней нужно учиться даже ходить и вращать головой. А генерал может найти больше, чем пятьдесят человек, дорогой князь. Ему пока подчиняются.

Травецкий аж скрипнул зубами на такие новости. Аргумент, предоставленный незваными гостями (оказавшимися достаточно разумными, чтобы понять необходимость маскарада, который следует разыграть перед императором!), был очень весом. Неприятен и весом. Если этот кунштюк пройдет с Шибалиным, то на Травецкого точно попытаются свалить что-нибудь особо дерьмовое. Например — ревнителей!

— Нам нужно обсудить этот момент подробнее, господа… — выдавил он из себя, — Как насчет того, чтобы продолжить разговор за обедом?