Котов действительно стучать не стал, но и входить к ней без стука тоже. Он отпер ключом свой тридцать первый и совершенно спокойно вышел на балкон - полюбоваться закатом.
Из тридцать третьего доносились хохот, звон посуды и визг - Колышкин и Лбов уже начали активный отдых с Эллой и Людой. Пока эти четверо находились на стадии выпивки. В перерыве они тоже вышли на балкон и задымили сигаретами. Котов никогда не курил и дыма не переносил, но замечание соседям делать не хотелось. Во-первых, устное замечание, скорее всего, не подействовало бы, во-вторых, оно могло вызвать драку, а в-третьих, Владислав, будучи привержен идеалам демократии, не хотел нарушать права людей травиться никотином. Следуя известной заповеди каратистов "Если можешь не драться - не дерись" и будучи убежденным, что избить в первый же день отпуска двух человек - вполне достаточно, Котов ушел с балкона и закрыл за собой дверь.
Он вышел из номера и спустился к шахматистам. На доске оставалось по одному королю и по одной пешке, и какая из пешек раньше проходила в ферзи, понять было сложно. Глубокомысленные рассуждения последователей Бронштейна и Ботвинника Котову были чужды, и он зашагал по большому кругу вокруг дома отдыха...
Когда Владислав вышел из номера, Сутолокина вновь сжалась от предчувствия, что он войдет к ней без стука, но и это предчувствие ее обмануло. Александра Кузьминична на несколько секунд успокоилась, а потом неожиданно для самой себя разозлилась. Заперев наконец дверь и задернув окно шторой, она разделась и стала разглядывать себя в зеркале платяного шкафа.
"А ведь я еще совсем ничего! - сделала она оптимистический вывод. - В моем возрасте большая часть женщин в СНГ - это квашни на слоновьих ногах. А у меня еще не синие ноги, и даже вены узлами не торчат. И грудь не похожа на вымя коровы-рекордистки. И на два пустых кошелька - тоже! Да я еще захочу - и заверчу этого Владика! Тоже мне, принц!"
Такой подход к собственным неудачам на любовном фронте у Сутолокиной выработался давно. В мыслях ей ничего не стоило стать остроумной, хладнокровной и беспощадной женщиной. Однако, когда дело переходило на реальную почву, ей, как правило, не везло. То есть даже не как правило, а вообще не везло, ибо Сутолокин Эдуард Сергеевич и по сей день оставался у нее единственным мужчиной. На работе, в компаниях, на отдыхе - словом, везде, где ей выпадало счастье оказаться одной, без мужа, она, когда ей хоть чуть-чуть начинал нравиться мужчина, тут же терялась и выглядела такой дурой, что объект ее устремлений убегал сломя голову. Иногда бывало, что и она кому-нибудь нравилась, но тогда она, совершенно изменившись, приобретала черты Снежной Королевы и изображала такую высокую степень недоступности, что мужики тут же перестраивались и мгновенно находили себе что-нибудь попроще. Другая бы женщина давно удавилась от злости на свою глупость, но Сутолокина по-прежнему жила и старела, убеждая себя, что все, что ей не удалось, - это ниже ее достоинства и стоит ей только захотеть, как она будет строить египетские пирамиды из сраженных насмерть мужчин.
Нарядившись соответствующим образом и наложив на лицо боевую раскраску, Сутолокина пошла на танцы. Однако там, кроме двух десятков мальчишек и девчонок, годившихся Сутолокиной в дети, никого не было. Во всяком случае, там не было никого, кем она могла бы заинтересоваться. Так, конечно, думала сама Александра Кузьминична. На самом деле там не было никого, кто мог бы заинтересоваться ею.
Сутолокина вернулась в номер, не закрыв дверь, упала на койку и, вытащив из-под подушки детектив, принялась его дочитывать.
А Котов, сделав три больших круга терренкура, обнаружил, что на футбольном поле собралось человек десять мужиков, которые с увлечением двенадцатилетних школьников гоняют мяч. Он тут же вписался в игру, забил гол и не ушел с площадки, пока игра не закончилась. Было уже одиннадцать часов вечера.
Пылинка с чертями на борту все это время сидела у Котова в волосах. Еще в самом начале игры Тютюка спросил у своего шефа:
- Может, погоним его отсюда?
- Зачем? - возразил мудрый Дубыга. - Пусть носится и самоутверждается. Победитель - это победитель, он разгорячится, и его потянет на подвиги...
Когда же Котов, набегавшись, пришел в номер, смыл футбольную грязь под душем и заснул сном праведника, Тютюка заметил, что клиент, похоже, устал и ни на что не способен.
- Способен, способен, - возразил офицер. - Часика три поспит, мы его разбудим и отправим к Сутолокиной...
НОЧЬ
Тем временем в тридцать третьем номере гулянка перешла в завершающую стадию. На одной из кроватей поскрипывали Соскина с Колышкиным, на другой Шопина со Лбовым. Котова, дрыхнувшего без задних ног, которые он оттопал на футболе, это мероприятие никак не беспокоило. А вот Александре Кузьминичне, которую детектив не только не усыпил, но, наоборот, лишил сна, вся "музыка", доносившаяся из веселого номера, действовала на нервы, и не только на них. Ритмичный скрип, не оставлявший никаких сомнений, доносился и в семейную обитель Пузаковых.
Пузаковы, в основном, уже спали. Кирюша, которому отец за день вырезал из веток лук, свисток и десять стрел, оперенных вороньими перьями, набегавшийся и накупавшийся, тихонько посапывал со счастливой улыбкой на лице. Марина Ивановна, сумевшая составить из цветов и веток какую-то затейливую икебану, вволю искупавшись и позагорав, тоже отдалась Морфею. Впрочем, перед Морфеем она побывала в объятиях законного супруга. Кирюша на это время получил свободу и с индейскими воплями носился по освещенной лампами площадке, изредка пуская стрелы в щит с непонятной надписью: "Когда кругом раздевают - мы обуваем!" После того, как долг супруга перед супругой был исполнен, Пузаков отловил чадо, привел в номер и запихал в постель. Так что Марина Ивановна уже спала, Кирюша тоже успел заснуть, а Владимир Николаевич вынужден был слушать отзвуки рэкетирской оргии.
Нельзя сказать, чтобы его это сильно раздражало. Пузаков, как многие люди, считающиеся в миру положительными и деловыми, морально устойчивыми и прекрасными семьянинами, был не чужд некоторым слабостям. Еще в детстве он, будучи в пионерском лагере, обнаружил достаточно удобную щель в перегородке, отделявшей туалет для мальчиков от туалета для девочек, и тайно проводил весьма интересные для себя наблюдения. Уже будучи женатым, Пузаков любил, когда в его доме останавливались супружеские пары из числа его родственников и родственников жены - ему нравилось, лежа в соседней комнате, слышать то, что происходило между гостями. Наконец купив видеомагнитофон - "чтоб Кирюше мультики показывать" - Пузаков приобрел у одного из знакомых кассету с записью такой крутой датской порнухи, что даже когда смотрел ее по десятому разу, очень стеснялся. Поэтому сейчас, слыша долетавшие через стены и коридор скрипы, шелест, ахи и вздохи, Владимир Николаевич улыбался не менее счастливо, чем его спящий сын. Он знал: если что - крутобокая Марина Ивановна его в беде не оставит...
- Ну что, начинаем будить? - спросил Тютюка, когда в тридцать третьем наступил перерыв и послышался храп Никиты Лбова.
Дубыга несколько задержался с ответом, и в тот самый момент, когда он уже хотел дать приказ стажеру, пришел внезапный сигнал по экстра-связи из Большого Астрала:
- Офицеру второго ранга первого уровня Дубыге срочно прибыть в точку "Зет".
- Так, - проворчал Дубыга, - сиди здесь и не рыпайся. Наблюдай. Я скоро!
Дубыга испарился, а Тютюка, как примерный стажер, продолжил наблюдение. Как-то незаметно пролетели первые полчаса, уже намного заметнее - вторые, третьи заставили стажера беспокоиться, а четвертые волноваться. Когда минуло два с половиной часа, он рискнул дать запрос по экстра-связи.
- Продолжайте наблюдать! - ответили ему. - В точку "Зет" Дубыга не прибыл, выясняем причины.
За это время гуляки из тридцать третьего успели проснуться, поржать, а затем зазвякало стекло бутылок и стаканов. Еще немного ржания и хихиканья, визг Соскиной, которую кто-то в темноте укусил за ляжку, легкая возня - и снова наперебой заскрипели койки.
Сутолокина, которая было задремала, от визга Соскиной проснулась и, в ярости ворочаясь на своей односпальной кровати, скрежетала зубами. В телепатическом диапазоне в пространство несся вихрь несфокусированных сигналов: "Кобели! Проститутки! Это же надо - ни стыда, ни совести!" Все это составляло основной смысл сигналов и стало надоедать Тютюке, который, как и все астральные субъекты, плохо переносил воздействие информационно-несущего излучения с высоким процентом иррациональной информации. Конечно, можно было отключиться от Сутолокиной или вообще вырубить ее, чтобы заснула, но Тютюка был исполнительным стажером и приказ "наблюдать" выполнял честно. Так прошел еще час, за окнами появились проблески рассвета.
- Стажеру Тютюке! - рявкнула экстра-связь. - Дубыга в ближайшие трое суток на объекте не появится. Временно остаетесь за него. Действовать по обстановке, соблюдать инструкции, вести предобработку реликтовых интеллектов в соответствии с плановыми заданиями по количеству и в соответствии с утвержденными стандартами по качеству. Конец связи!
Стажер всей своей астральной сущностью ощутил страшное одиночество. Он ведь только подмастерье, выполняющий отведенную ему функцию. Сверхзадача, поставленная начальством, ему не по плечу. Правда, он в тысячи раз сильнее, чем любой из реликтовых, как дети гордящихся тем, что умеют посылать в космос примитивные зонды, взлетать на две-три сотни километров за пределы атмосферы и считающих самым мощным оружием энергию синтеза гелия из водорода.
Бедняги! А какие примитивные у них представления о борьбе Плюса и Минуса! Ангелы в белых одеждах и черти в саже с рогами и хвостами... Котлы, сковородки ада, геенна огненная, сера кипящая... Хотя, конечно, кое-кто из них просто поражает точностью догадок, но средний-то уровень! Где-то кто-то уже понимает, пусть и неосознанно, необходимость Великого Равновесия, а другим - вот этим четверым за стеной, которые опять проснулись и скрипят, не подняться выше страха перед милицией. Тютюка же ощущал ту ответственность, тот Великий Страх, который должен был хранить вечно. Он защитник Великого Равновесия, Минус на Минус дает Плюс. И он, Тютюка, здесь, в этом смешном реликтовом мире, принял под контроль зону, оставшуюся после ухода в Высшие Уровни великих и мудрых Ужуга Жубабары и Зуубара Култыги. Зону, в которой беспорочно действовал Дубыга. Что там с ним приключилось - неизвестно. Но зона должна работать, и теперь это зависит только от стажера Тютюки.
В этот самый момент небо осветилось первыми лучами восходящего солнца.
ГОСТЬ ВАЛИ БУБУЕВОЙ
Котов прекрасно выспался, и солнечные лучи ласкали его мускулы во время утренней пробежки. "Адидас-торшн" мягко пружинили, дыхалка работала отменно. Он пробежал круг, второй, третий, ощущая с радостью, что все у него работает как надо, что он не сдает, что он превосходит тех, кто не имеет воли заставить себя вылезти в седьмом часу из-под одеяла, тех, у кого болит голова и трясутся руки с похмелья. Он ощущал себя тем самым сильным и всесторонне развитым человеком, которого, увы, кое-кто так и не сумел вырастить...
А вот Сутолокина не выспалась совершенно. Заснуть ей удалось не раньше трех часов утра, а поскольку окно номера выходило на восток, то солнце разбудило ее много раньше, чем следовало. Она задернула штору, попыталась вновь заснуть, но мысли все время возвращали ее к вчерашним переживаниям. Ненависть к себе и еще большая ненависть к Котову пережигались у нее в сердце!
Пузаковы проснулись, потому что солнце разбудило Кирюшу и он стал требовать, чтобы все пошли купаться. Ни Марина Ивановна, ни Владимир Николаевич на озеро не хотели, они предложили Кирюше пока побегать во дворе - но ни в коем случае не ходить без них на озеро! Когда Кирюша спросил, почему они не могут пойти с ним сейчас же, папа и мама ответили, что им нужно кое о чем поговорить. Кирюша с луком и стрелами вышел во двор, где пенсионеры разыгрывали партию из матча Ботвинник - Таль, там с ним повстречался другой мальчик - его по странному совпадению звали Вовочка. Лука у Вовочки не было, но зато он знал очень много слов, которых еще не знал Кирюша. Первым из них было слово, прозвучавшее в следующем контексте:
- Твои, что ли, тоже трахаются?
Кирюша отрицательно помотал головой, но Вовочка довольно быстро объяснил новому приятелю, что понимается под словом "трахаются". После этого они пошли стрелять из лука.
Четверка из тридцать третьего опохмелилась, ей стало хорошо и весело. К вящему недовольству Сутолокиной, из их обиталища вновь послышались хохот, визг и иные сопутствующие звуки. Из-за стены, где чета Пузаковых исполняла свой супружеский долг, тоже слышалось что-то ритмично-скрипичное, и нервы Александры Кузьминичны опять разыгрались. Она умылась, оделась и, прикинув, что до завтрака успеет искупаться, направилась к озеру.
На пляже никого не было. Сутолокина даже обрадовалась этому, потому что вчера ей показалось стыдным идти туда, где все или дочерна загорелые, или уже подрумяненные, а она будет белой вороной. Кроме того, купальник у нее был немного устаревший, хотя надеть современный она ни за что не решилась бы. Плюс ко всему Александра Кузьминична не умела плавать.
Раздевшись, она вошла в воду, поеживаясь и оплескивая себя ладонями. Затем рискнула присесть по шею, откинула голову, подставив лицо солнцу. Прохлада воды ее совершенно успокоила, солнце - воодушевило. Жмурясь, она наслаждалась этими природными ласками, но тут внезапно послышался шумный плеск. Это Котов, закончив пробежку и разминку, приступил к водным процедурам. Он даже не обратил внимания на торчавшую из воды голову Сутолокиной, а она - по счастью, вероятно, - не успела разглядеть пловца, который, рассекая зеркало озера, поплыл на противоположный берег. Котов вновь оказался в той же бухточке, где повстречался с "натуристками". На сей раз тут было пусто, трава была холодна от непросохшей росы, а солнце освещало лишь небольшой пятачок поляны. Тем не менее Котову очень хотелось - хотя разумом он понимал, что это невозможно, - снова увидеть ту самую девушку Таню. Он сидел на прогреваемом солнечными лучами пятачке с грустной усмешкой, но тут его внезапно тронула за плечо теплая и мягкая рука... Перед Котовым стояла Таня.
- Доброе утро, - нашелся Тютюка. Никакого плана действий у него не было.
- Здравствуйте, - ответил Котов, усиленно хлопая глазами, чтобы убедиться - перед ним не мираж. - Вы опять загораете?
- Да, а вы по-прежнему переплываете озеро?
- Переплываю, - кивнул Владислав. - Прошлая встреча так неожиданно прервалась... Я надеялся на новую и, кажется, не ошибся. Вы опять вместе с Ирой?
- Сегодня я одна.
- И вы не боитесь, что опять появятся хулиганы?
- Вы же здесь. Я видела, как вы плыли через озеро.
- Так вы тоже пришли сюда из-за меня?
Котов обнял ее за плечи. Таня не отстранилась и спросила тихонько:
- Вы не слишком самоуверенны?
- Мне кажется - нет... - Котов поцеловал один голубой глазик, пугливо сбежавший под пушистые реснички, потом второй. Нимфа, е-мое! Лесная нимфа!
Тютюка, честно говоря, не знал, что заставило его быть столь безжалостным к искусственному материально-астральному образованию "Таня". Вероятно, сенсорные ощущения субъекта, в котором временно разместилась сущность Тютюки, очень понравились стажеру. Таня самоотверженно и бесстыдно принялась целовать Владислава. Ну, это уже не могло вызвать у Котова каких бы то ни было сомнений, и уже через несколько секунд Владислав повалил Таню на травку...
"Внимание! - раздалось предупреждение из "тарелки"-пылинки, сидевшей в Таниных волосах. - Дистанцируйтесь от искусственного объекта! Размягчение пограничного слоя! Размягчение пограничного слоя!"
- Нет! - Совершенно неожиданно, отшвырнув от себя Владислава - а это было непросто сделать даже крепкому мужику! - Таня вскочила на ноги и со скоростью спринтера помчалась в лес. Котов подумал было, что это игра, рванулся следом... Но Тани уже не было, она исчезла бесследно.
Неизвестно, кто после этого волновался больше: Котов, минут десять бегавший по лесу и разыскивавший свою исчезнувшую партнершу, или Тютюка, который только сейчас понял, какой опасности подвергался. Дело было, конечно, не в утрате невинности или иных реликтовых предрассудках. Тютюка, как и все астральные субъекты, не имел пола и половых проблем. Его сущность можно было разместить где угодно, хоть в мужчине, хоть в женщине, хоть в носороге. Однако при этом материальная оболочка изолировалась от привнесенного астрального. Пограничный слой между материальным носителем и астральной сущностью не позволял Тютюке утратить связь с Большим Астралом и вместе с тем давал ему возможность управлять Таней. Размягчение пограничного слоя означало, что сущность Тютюки могла постепенно быть втянутой на материальный носитель и он, утратив свойства астрального субъекта, превратился бы в реликтовый интеллект! Причем в данном случае это усугублялось тем, что он оказался бы внедренным и растворенным в искусственном образовании, не имеющем никакого официального статуса в сообществе реликтовых! Ни паспорта, ни прописки, ни фамилии, ни отчества... Нет, отчество, кажется, было, Дубыга представил ее как Татьяну Александровну. При всем этом Таня не имела бы даже четкой памяти, не говоря о том, что все сведения о себе она сообщила ложные, выдуманные Дубыгой. В лучшем случае ее бы приняли за идиотку и отправили в психбольницу, а в худшем - за мошенницу или воровку.
Но самое главное - Тютюка как оформленная сущность перестал бы существовать и вырваться из этого тела уже не смог бы. Ему пришлось бы ждать, пока эта девица состарится и утратит материальный носитель. Но тогда ему придется идти в Астрал на общих основаниях... Не дай, как говорят здешние, Бог, чтоб его перехватили плюсовики - термообработка с обдувом на протяжении тысячи лет! А свои, если все-таки сумеют выдернуть его отсюда, снова загонят на нулевой уровень, заставят по новой проходить учебный курс, практику, а потом стажировку первого уровня...
"Вот сучка! - переплывая озеро в обратном направлении, размышлял Котов. - Черта с два я еще попадусь! Она же издевается надо мной. Конечно, никаких сомнений быть не может! Наверняка в прошлый раз нарочно подговорила эту свою подружку выскочить в самый неподходящий момент. И сейчас увидела, что я уже снимаю плавки, - и в кусты! А потом в компании таких же замотаек начнет хвастаться, как ловко дурила "мужика лет под сорок". Ну, попадись она мне еще раз - из принципа изнасилую!"
Надо сказать, что Александра Кузьминична в это время уже покинула пляж. Умиротворенная прохладной водичкой, завернув мокрый купальник в полотенце, она не спеша шла по дорожке в направлении второго корпуса. Навстречу ей, солидно и с чувством собственного достоинства, двигалась дежурная горничная Валя Бубуева, за которой странной походкой спешенного кавалериста пытался угнаться некий гражданин в широких штанах, цветастой рубахе и с очень плохо выбритой физиономией. Ростом гражданин был значительно ниже Вали.
- Валя-а... - нудил гражданин, - не спеши, слушай, я нэ могу так быстро, да-а...
- Ну и не ходи за мной, - проворчала Валя, - отстань, люди смотрят...
- Валя-а, ты мне жена, нэт? Зачем бегаешь, а?
- Я в разводе с тобой, понял?
- Какой развод, слушай! Поедем домой, а?
- Ты мне что обещал? - притормозив и подбоченясь, перешла в наступление Валя. - Ты обещал, что у тебя две жены будет, даже четыре! А я два года с тобой одна прожила! Что, ни одной дуры больше не нашел, так?
- Обижаешь, слушай! Зачем тебе мои жены, а? Плохо, что я одну тебя люблю, да?
- "Люблю!" - передразнила Валя. - Я что, трактор, за всех пахать одна? Вот заведи сперва еще одну, тогда приеду.
- Денег нет, слушай! Калым большой! Я бедный - "Волгу" покупал, у меня одни долги сейчас.
- Вот и трахайся со своей "Волгой", - посоветовала Валя. - А я женщина свободная, у меня есть права человека. Понял, Бубуев?
- Валлаги, я зарежу тебя, слушай!
- Я тебе так зарежу, - прищурилась Валя, - штанов не удержишь!
- Дед говорил - не бери русскую, плохо будет. Отец говорил - не бери гяурку, дурак будешь. Очень верно, дурак! - самокритично вздохнул Бубуев.
Как раз в этот момент мимо прошла Сутолокина и кивнула Вале: "Здравствуйте!"
- Здрасте-здрасте... - ответила Валя и, подождав, пока Сутолокина удалится на дистанцию, сказала: - Вот, Заурчик, видишь бабку? Возьми такую в жены, она будет тебе посуду мыть, стирать, ходить в магазин, прибираться, а я буду, как Гюльчатай - любимой женой. Ну, изредка могу ей помочь, не сволочь же.
- Она старая, слушай, ей сорок лет... Зачем такая, а?
- Дешевле возьмут. И потом, она мне как мама будет...
- Бисмилла-ар-рахмани-р-рахим! - вздохнул Бубуев. - Хорошо, будем делать!
- Поклянись!
- Валлаги, биллаги, таллаги! Клянусь матерью! - И с этими словами Заур Бубуев повернул обратно.
- Ох, уродище! - хохотнула Валентина. - Он же, дурак, и впрямь решил Сутолокину уговорить!
Александра Кузьминична, однако, уже успела подняться к себе в номер, и Заур потерял ее из виду. Зато он узрел спускающихся из корпуса Колышкина с компанией и почувствовал себя не очень уютно. Конечно, вроде бы здесь был не базар, но кое-какие деньжата у Заура имелись, и ему очень не хотелось, чтобы Колышкин или Лбов обратили на него внимание. Бубуев шмыгнул за спину одного из старичков, записывавших размещение фигур в партии Ботвинник Таль, чтобы после завтрака начать все сначала.
Рэкетиры его не заметили. Честно сказать, им было вовсе не до того.
- Все! - с твердой решимостью припечатал Колышкин. - Отметили приезд и теперь только культурный отдых. Иначе форму потеряем.
- Ага, - поддакнул Никита, - совершенно с вами согласный, гражданин начальник!
- А этот, спортсмен, опять мешок лупит, - заметила Шопина, пытаясь стереть расплывшиеся тени уголком платка, - здоров!
- И не лень ему? - вздохнула Людмила. - С такой силой можно трех баб сразу обслуживать, а он, чудовище, мешок выбивает...
Котов отводил душу в спортгородке. На его "работу" глазели мальчишки, деловито спорившие, "уделает" ли Котов Брюса Ли.
Котов вспомнил, что пора переходить к водным процедурам. Он ополоснулся в душе, вернул спокойствие организму и потопал в столовую.
- Доброе утро! - приветствовал он соседей по столу.
- Доброе утро, - нехотя ответила Сутолокина. При взгляде на Котова она опять начала испытывать неловкость. У нее было ощущение, что Котов все понимает и издевается над ней. Как она ни старалась, воспоминания о том сладком кошмаре, который ей привиделся вчера, тревожили ее и не позволяли спокойно смотреть на Котова.
- Вы слушали сегодня радио? - спросила у Котова бабка Агапова.
- Нет, я его просто не могу слушать.
- И я тоже! - подхватил старик Агапов. - Не могу разобрать, чем радио "Россия" отличается от радио "Свобода". Злорадствуют все, сволочи!
- Стреляют везде, - вздохнула бабка. - Моя бы воля - я бы по Кремлю...
- Нинуля у меня в войну в политотделе работала, - как бы извиняясь, сообщил дед, - воин!
- Вот-вот, - буркнула Нина Васильевна, - мы, старухи, побоевитей вас будем! Вам бы только задницы греть, а воевать норовите других послать. И что я в тебе нашла? Мне вон в тридцать пятом красный донской казак лейтенант Зозулин руку и сердце предлагал! А я, дура, за тебя вышла! Сейчас была бы казачка. Всех внуков бы в горячие точки послала!
- Как вы страшно говорите! - покачала головой Сутолокина. - Ведь их там убить могут...
- А здесь не могут? - осклабилась бабка. - Ты, дочка, видно, плохо газеты читаешь. Преступность вон какая. Был бы товарищ Сталин, так он бы всех этих гадов за трое суток перебил. Прямо к стенке!
Воинственная бабка прицелилась пальцем в широкую спину Колышкина, мирно поглощавшего кашу.
- Нет уж, - сказала Сутолокина, - Сталина я не хочу.
- А ты при нем жила? - ехидно спросила бабка.
- Жила немного, я ведь сорок шестого года рождения...
- Господи! Жила она! Пешком под стол ходила... А я все помню. И до войны, и войну, и после. Было трудно, но мы победили!
- Спасибо, - сказал Котов, - приятного аппетита!
Он встал и вышел. Вослед ему донеслась еще одна бабкина фраза:
- Правда-то глаза колет!
Котову было наплевать. Он отправился на лодочную станцию и взял напрокат лодку. Несколькими мощными гребками он увел ее метров на двадцать от причала, развернулся и, неторопливо работая веслами, поплыл вдоль берега. Возвращались какие-то детские мечты о морских плаваниях, пиратах, необитаемых островах, робинзонах... Котов только усмехнулся своим мыслям.
Лодка скользила по воде, на которой лежала прохладная прозрачная тень прибрежных сосен. Сквозь зыбкую гладь изредка проглядывали водоросли, мелькали стайки мальков, и вода мягко журчала под днищем лодки. Все было мирно, приятно, и не хотелось думать, что есть сейчас такие идиоты, которым нравится палить друг в друга из автоматов, угощать минами и бомбами. Тем не менее бабка напомнила Котову о том, что все это есть. Ему даже стало не по себе. Он вдруг представил, что сейчас откуда-нибудь из-за леса на бреющем полете вынырнет самолет и начнет поливать огнем и бомбами мирные корпуса дома отдыха или людей, загорающих на пляже. Или, например, плывет он себе в лодочке, а какая-нибудь девушка с легким холодком в голубых прибалтийских глазах плавно ведет стволом винтовки с оптическим прицелом, и в перекрестье этого прицела - он, Котов, со всеми его детскими мыслями и благодушным, отпускным настроением...
А руки машинально продолжали работать, хотя Котов уже почти физически ощутил, как тонкий наманикюренный палец девушки-снайпера мягко потянул спусковой крючок и пуля, ввинтившись в воздух, пронеслась над озером и пронзила навылет от виска до виска его совсем еще не седую голову... И все! Нет Котова! Нет руководителя "Агат-Богата", нет программного обеспечения, нет ничего - только кукла из мяса и костей, никчемная и никому не нужная.
Тютюка взвился. "Тарелка" подняла тревогу: объект контроля находился в неуравновешенном состоянии, сущность выбрасывала массу иррациональной информации. Это было опасно, потому что отрицательный потенциал Котова начал резко уменьшаться. Еще чуть-чуть, и все промежуточные результаты предобработки пошли бы насмарку.
Тютюка действовал по инструкции. Он дал длинный импульс на сброс негативных ощущений, и у Владислава разом исчезла дурацкая мысль о прибалтийской снайперше. Котов улыбнулся и начал грести сильнее, разгоняя лодку. Тютюка короткими импульсами вывел его на курс, который привел лодку в уже знакомую бухточку. Стажеру почему-то очень хотелось, чтобы Котов еще раз встретился с Таней.
"Меня как магнитом сюда тянет, - усмехнулся Владислав, обнаружив, что лодка, прошелестев через камыши, въехала в бухточку. - Неужели влюбился?"
На сей раз Таня оказалась одета в легкое белое платьице с пояском и резиновые "вьетнамки". Странно, но от этого она произвела на Котова куда более возбуждающее впечатление, чем прежде, когда была совсем голой.
- Извините меня, - промямлил Котов, хотя всего час назад собирался обойтись с Таней совсем по-иному. - Я вел себя по-хамски.
- Я сама дала к этому повод, - повинилась Таня, - не сердитесь...
- Хотите прокатиться? - пригласил Котов - Честное слово, я буду очень корректен!
- Я вам верю. - Таня встала на нос лодки, а затем легкими шажками перебежала на корму. Котов навалился на весла, лодка выскочила из бухточки на озеро.
- А где ваша подруга? - поинтересовался Владислав.
- У нее дела в городе.
- И вы приехали одна?
- Да. Вы уже спрашивали об этом утром.
- Извините, забыл. У меня после утренней встречи все как-то смешалось в голове. Вам неприятно вспоминать про утро?
- Нет, вы можете удивляться, но мне приятно. Просто я испугалась чего-то. Я не бесстыдница, но и не ханжа. Если быть откровенной, то утром я могла наделать глупостей. Могла, но не наделала.
- А почему вы считаете, что то, что могло произойти, было бы глупостью?
- Потому что это было бы похоже на какой-то животный акт, по инстинкту, без любви, без человеческих чувств.
- Поэтому вы оделись?
- Да, в какой-то степени поэтому. Одно дело ходить голой, когда это не пробуждает сексуальных чувств, другое - когда наверняка знаешь, что к тебе относятся неравнодушно. А вы, наверно, подумали, что я просто очень легкодоступная женщина. Я сама была виновата, мне захотелось поцеловать вас... И вообще... В общем, я с трудом преодолела себя. Извините...
- Вы меня удивляете, - покачал головой Котов, - я даже не знаю, чего от вас ждать...
- Ждать не надо ничего. Когда ждешь чего-то и это не приходит, то разочаровываешься. А если нежданно приходит что-то хорошее, то это всегда счастье. Вы мне очень нравитесь, Владислав, но я еще не разобралась в своих чувствах. Сколько вы собираетесь здесь пробыть?
- Осталось одиннадцать дней.
- Ну, у нас еще будет время встретиться.
- А стоит ли вообще встречаться? - прищурился Котов. - Я боюсь, что только разочарую вас...
- Больше всех вы разочаруете себя самого, - усмехнулась Таня. - Я понимаю, вы настроены на быстрый курортный роман: раз-два - и в дамки. А вы не боитесь, что потом будете себя упрекать за то, что упустили счастье всей оставшейся жизни?
Котов вспомнил, что представлялся женатым, и спросил:
- А вы хотите выйти за меня замуж?
- В этом нет ничего невозможного, тем более что вы холостой - это я знаю как дважды два.
- Тем не менее я женат.
- Не выдумывайте. Надя Пробкина, у которой от вас дочь, - это всего лишь "помощница по хозяйству", не более. Вы ее не любите, да и спите с ней от случая к случаю.
- Кто вам сказал, что у нее дочка от меня?! - Для самого Котова это было новостью.
- Сама и сказала, ведь она моя двоюродная тетка...
- Вы совсем на нее не похожи, - усомнился Владислав, но крыть было нечем. - Так это она посоветовала вам меня охмурить?
В его голове, привыкшей выстраивать логические схемы, уже возникло объяснение: Пробкина, зная, куда он поехал отдыхать, решила подсунуть ему свою гулену племянницу, а заодно и самой пристроиться, и дочь пристроить...
"Отрицательный потенциал растет, - отметил Тютюка, - подозрительность, враждебность... Это хорошо!"
- Неужели вы думаете, что мы с Иркой специально ждали, когда вы переплывете озеро? - усмехнулась Таня. - Знаете, я все-таки разочаровалась в вас. Вы не рыцарь, а так... обычный мужичонка. Будьте добры высадить меня на то место, откуда увезли.
- Простите... - неуверенно пробормотал Котов. - Я вас обидел...
- Да, обидели, и, по-моему, вы правы: нам незачем встречаться. Я не однодневка. Курортного романа не будет. К берегу, пожалуйста!
- Таня! - вскрикнул Котов, теряя самообладание. - Я дурак! Простите меня!
- Нет, - как можно безжалостнее проговорила девушка, - все. Больше мне с вами не о чем говорить! Вы будете разворачиваться?
- Неужели я вас так отпущу?!
Котов, ощущая в себе смесь любви и ненависти к этому жестокому существу, готов был на крайние меры. Он потянулся к Тане, но получил такую оплеуху, что отлетел обратно на банку.
- Прочь! - рявкнула она, вбивая осиновый кол в самолюбие Котова. Слизняк, мокрица, дрянь! Не прикасайтесь ко мне! Вы думаете, что я вас умолять буду? Идите вы к черту!
И, ослепительно вспыхнув золотистыми волосами на полуденном солнце, Таня прямо в платье бросилась в воду. Брызги окатили Котова, промочили его майку и шорты. Он оторопело смотрел, как все его надежды и мечты уплывают в прямом и переносном смысле. Татьяна плыла так быстро, как не плавают мировые рекордсменки. Само собой, тут не обходилось без Тютюки.
Лодка, в которой сидел, пригорюнившись, пристыженный и "поставленный на место" Владислав, дрейфовала по глади озера. Котов переживал.
До того момента, пока Таня, проплыв метров пятьсот в рекордном темпе, не исчезла в прибрежных кустах, Котову казалось, что все это поза, каприз, кривляние. Когда она исчезла, Владислав понял: он одной фразой, возможно, погубил свой счастливый брак, своих законных детей, свою старость, наконец, ибо воочию увидел себя одиноким и забытым, никому не нужным. С другой стороны, его обуяла ярость. Бабы нынче пошли взбалмошные, дикие, без чувства юмора! Едва к ним начинаешь относиться по-человечески, как они начинают садиться на шею, изображать из себя бог знает что и вообще выпендриваться.
В ярости он погреб на свой берег, к лодочной станции, решив, что хватит джентльменства. Он убеждал себя, что все бабы - дряни и стервы, которых нужно брать тепленькими, а не вести с ними душеспасительные беседы. Едва привязав лодку и отдав весла заведующему, он широкими шагами двинулся к пляжу, рассчитывая найти там Сутолокину. Здесь он не собирался церемониться и был почти на сто процентов уверен в победе.
Однако Сутолокиной на пляже не оказалось, и Котов решил идти в корпус. За время переходов он несколько успокоился, поэтому, убедившись, что Сутолокина у себя в комнате, решил повременить с генеральным наступлением и зашел к себе, чтобы умыться, ополоснуться под душем, поменять промокшую и уже успевшую пропотеть за два дня майку...
В то время как под душем его страсть медленно остывала и в голову возвращался разум, по коридору почти крадучись шел Заур Бубуев. Он убедился, что его знакомые "по рыночным структурам" Колышкин и Лбов отправились на прогулку со своими кралями, и решил попытать счастья...
ГРЕХОПАДЕНИЕ СУТОЛОКИНОЙ
Александра Кузьминична на пляж не пошла, потому что опять разыгрались какие-то нервные боли во всех мыслимых и немыслимых местах. Позавтракав в присутствии Котова, послушав бабку и деда, она решила полежать, возможно даже поспать, так как ночь, проведенная без сна, все-таки сказывалась. Она действительно заснула и проспала почти все то время, что Котов путешествовал на лодке.
Проснулась Сутолокина от шагов, которые узнала сразу же. Она услышала, как Котов входит в свой номер, начинает мыться в душе. Едва подумав о нем, она тут же ощутила какой-то странный, веселый и бесшабашный настрой, который пропитал все ее существо.
"А вот сейчас встану, войду к нему и скажу, что он мне нужен!" прокатилась шальная мысль, заставив все тело испытать приятный ознобчик. Сутолокина даже не удивилась собственной смелости: "Господи, да что я, невинная девочка? Все бабы в отпусках гуляют, и мужики делают то же самое... Почему этим шлюшкам из тридцать третьего можно, а мне нельзя?" Оставалось только встать, но что-то мешало. Может быть, какой-то потусторонний, от плюсовиков идущий стыд, а может быть - нежелание покидать свою постель. Сутолокина прикрыла глаза, на секунду забылась, вспоминая сон. За эту секунду или, может статься, чуть больше, она успела пережить все заново, во всех деталях просмаковав тот восхитительный кошмар... Из забытья ее вывел легкий скрип открывшейся, а затем закрывшейся двери и тихий лязг ключа. Все еще находясь под впечатлением воспоминаний, она не сразу поняла, что все это уже происходит наяву. Сутолокина даже не открыла глаз, но услышала шаги. Мягкие, неуверенные. Александра Кузьминична тем не менее была убеждена - пришел Котов! Сердце пустилось в пляс от восторга, она учащенно задышала, не разжимая век, обратила лицо в потолок и, подавляя последние остатки стыда и смущения, прошептала одними губами:
- Пришел... Иди ко мне...
Сутолокина услышала - открыть глаза она по-прежнему не решалась горячее дыхание мужчины, шорох снимаемой рубахи, легкий стук сброшенных на пол кроссовок, бряцанье пряжки брючного ремня и опять шорох. Визитер явно остался в костюме Адама, не было никаких сомнений в серьезности его намерений. Но Сутолокина даже из любопытства не открыла глаз. Босые ноги прошлепали по полу, легкая простыня, по грудь прикрывавшая Александру Кузьминичну, неожиданно слетела на пол... Когда халат был распахнут, она успела еще подумать, не слишком ли старомодные на ней трусы, но это было уже не существенно: уверенные пальцы зацепились за резинку, и они съехали куда-то к лодыжкам. Матрас скрипнул под удвоившейся тяжестью, что-то мохнатое навалилось на Сутолокину...
Теперь, когда она слышала скрип своей кровати - точно такой же, как тот, что не давал ей спать всю ночь, - он казался ей едва ли не пьесой для виолончели, исполняемой Ростроповичем. Сутолокина заорала от восторга...
Как раз в это время Котов вышел из душа. Сквозь шум воды он не расслышал, разумеется, начальной стадии мероприятия, но восторженный вопль Сутолокиной мимо его ушей не прошел. Сперва он подумал, что дама кричит во сне. Однако уже через несколько секунд до него долетели звуки "скрипичной пьесы" и самодовольное рычание, испускаемое неизвестным мужчиной.
"Вот те на!" Котов даже сел на кровать от удивления. До него начало доходить, что он во второй раз - впрочем, скорее всего, в третий! - остался в дураках.
Тем временем в тридцать втором номере Сутолокина по-прежнему лежала с закрытыми глазами, предоставив себя в безраздельное владение гражданину, которого принимала за Котова. Гражданин этот отнюдь не сбрасывал темпа. Его можно было назвать стахановцем, ударником, долбящим отбойным молотком податливую породу.
Когда Сутолокина заголосила во второй раз, до Котова наконец целиком дошло, что он - полное ничтожество. Мало того, что сегодня дважды упустил Таню, так он еще и прохлопал совсем уж на все готовую бабу. Пока он, дурак, размышлял, стоит ли одерживать легкую победу, явился кто-то шустрый и одержал ее. Котова охватила ярость. Несколько раз он порывался выскочить в коридор, чтобы, вышибив дверь этой девичьей светелки, отдубасить всех, кто там находился. Впрочем, здравый смысл подсказывал, что подобная акция будет выглядеть смешно и нелепо, ибо Сутолокина, в конце концов, не его жена, не его любовница, да и вообще ничего конкретного ему не обещала. Лупить же счастливца, который был более решителен и вовсе не знал о намерениях Котова, было еще глупее.
Наконец Сутолокина открыла глаза и выскользнула из кровати... Вот тут она вынуждена была ахнуть еще раз, но уже не от восторга.
"Боже мой! - застывая от ужаса и стыда, безмолвно взвыла Сутолокина. Да это же обезьяна какая-то! Срам!"
Возможно, она вцепилась бы в небритую рожу Заура Бубуева, однако необходимость срочно забежать в душ была сильнее. По счастью, в горячей воде недостатка не было, и Сутолокина извела на мытье полфлакона шампуня, а также истерла немало мыла. Она ополаскивалась и под горячей водой, и под холодной, но, когда выходила из душа, ощущала себя выпотрошенной и вываренной в крутом кипятке.
На ее кровати, никуда не торопясь, лежал мохнатый и голый снизу доверху Заур Бубуев, очень довольный собой и жизнью.
- Слушай, как тебя зовут, а? - спросил он с максимальной нежностью, на которую был способен. - Такая женщина! Сколько тебе лет, слушай?
- Вон отсюда! - прошипела Сутолокина. - Немедленно убирайтесь!
- Зачем? - удивился Бубуев. - Не понравилось, да?
- Я сейчас вам голову расшибу! - Сутолокина взялась за спинку стула, но тут же сообразила, насколько глупо все получилось и насколько она сама виновата.
- Зачем голову, слушай? - развел руками Заур. - Я тебя бил, да? Насиловал, да? Сама звала: "Иди ко мне!" Я Валю искал, жену. Она горничная здесь, знаешь? Думал - тут. Дверь открыта, стучать не надо. Захожу - ты лежишь. Хотел идти - а ты говоришь: "Иди ко мне!"
Крыть было нечем. Сутолокина поняла, что вся вина лежит на ней. Желание бить Заура по голове прошло.
- Извините меня, - пробормотала она, - но все же уйдите. Я должна пережить, осмыслить то, что произошло.
- Пожалуйста, - великодушно согласился Заур, - скажи, как тебя звать, а?
- Саша...
- Э, хорошее имя, слушай. Нежное. Саша-а... Замуж хочешь, а? Поедем со мной, женой будешь!
- Я замужем... - захлопала глазами Сутолокина, - у меня двое детей... И я даже не знаю, как вас зовут...
- Заур Бубуев меня зовут. Поедешь, нет?
- Но вы же сказали, что Валя - ваша жена! - спохватилась Сутолокина.
- Да, конечно, ну и что? Она говорит: "Ты мусульманин или нет? Почему я одна жена, а? Второй жены надо".
- Не может этого быть! - возмутилась Сутолокина.
- Почему не может? Валю спроси, она тебе сама говорить будет. Она сказала: "Вот, видишь, женщина? Будем с ней жить, она мне как бабушка будет!" Честно! Не веришь? Клянусь!
- Сколько вам лет, Заур?
- Мне? Сорок два, кажется. Паспорт потерял.
- Я старше вас на четыре года, - пробормотала Сутолокина, - а Валя совсем молоденькая...
- Это ничего, - понятливо покачал головой Заур. - Все хорошо: и молоденький, и старенький...
- Я попрошу вас, Заур, уйдите, пожалуйста. - Сутолокина присела рядом с кривоногим Бубуевым. - Я должна подумать.
- Хорошо, пожалуйста. Думай. - Заур начал одеваться. - Я ночью приду, да?
Когда Заур вышел, Сутолокина уткнула лицо в подушку и заревела. Кажется, от стыда. Впрочем, она в этом себя убеждала, но до конца убедить не могла. Очень возможно, что это были слезы радости...
Тютюка, будь он в данный момент в материальной форме, подпрыгнул бы от восторга. Замерив отрицательный потенциал Сутолокиной, стажер обнаружил, что этот потенциал равен семидесяти пяти процентам. Готовая продукция, черт побери! Что касается Заура, то у того залетело аж за восемьдесят. Впрочем, у него и до этого было немало. Поднялся минус и у Котова, немного, но поднялся.
Котов, слушая, как удаляются шаги Бубуева, чуть не лопнул от зависти. Ему захотелось узнать, кому удалось его опередить. Он встал, надел кроссовки и вышел в коридор. Тут уже было пусто. Котов прибавил шагу, но тот, кто шел впереди, быстро миновал все пролеты до первого этажа, и, когда Котов оказался в вестибюле, там находилось несколько мужчин, и все они выходили во двор. Среди них был и Заур Бубуев, но Котову почему-то показалось, что уж этот-то никак не может быть соблазнителем Сутолокиной. Слишком неинтеллигентно выглядел гость с Кавказа. Подозрения пали на представительного, спортивного вида мужчину лет пятидесяти. Что-то было в нем отставное, генеральское или хотя бы полковничье. Котов догнал его, прошел мимо и украдкой глянул в лицо. Тютюка, находясь в своей пылинке, не знал, что предпринять.
С одной стороны, стажер мог, если бы захотел, устроить драку. Для этого за глаза одного короткого импульса - Котов был как взведенная пружина. Но Тютюка очень беспокоился, как бы не напортачить. А ну как Котов своим маваши-гири угробит бедолагу? А у того, согласно замерам, плюс за семьдесят перевалил.
С другой стороны, можно было как-нибудь по-тихому указать Котову на Бубуева и дать возможность поквитаться. Это опять вызвало бы драку, но тут оказывалось, что мордобой не только не накидывал Котову минуса, но и прибавил бы плюса. Отчего так получалось, было не очень ясно, но такая информация к Тютюке пришла. Вероятно, в каком-то аспекте действовало известное хрестоматийное правило "Минус на Минус дает Плюс".
Так Тютюка ничего и не придумал. Поэтому Котов благополучно миновал генералоподобного мужчину и, убедившись, что у того симпатичное, мужественное лицо, несколько успокоился.
"Что я переживаю? - подумалось ему. - Она же старая, ей как раз такой нужен..."
Владислав зашагал в направлении столовой.
НЕПРИЯТНОСТИ ЗАУРА БУБУЕВА
Заур пошел в общежитие обслуживающего персонала. Он хотел найти Валю и сказать ей, что выполнил ее поручение. Однако в это самое время из-за поворота аллеи прямо на него вышла знакомая четверка.
- Какая встреча! - расплылся Колышкин. - Заурчик!
- Наверно, долг привез? - подхватил Лбов. - Верно, дарагой?
Бубуев похолодел. Колышкин и Лбов нежно, но очень крепко обняли его за плечи и заставили изменить направление движения.
- Никита, Андрей..... - пробормотало "лицо кавказской национальности", - кое-чего нету...
- Да ты шутишь! - ухмыльнулся Колышкин. - Прямо так-таки и нету? Такой мелочи? Ну ты жмо-от...
Как-то незаметно все пятеро оказались довольно далеко от людных мест, в гуще кустов, совсем скрывших их от посторонних взоров.
- Соска, - мотнул головой Колышкин, - походите по округе, погуляйте... Присмотрите...
- Понятненько... - скорчила гримасу Соскина. - Пошли, Элка!
Когда девицы ушли, Зауру стало еще хуже. Он начал трястись.
- Слушай, ты мужчина, нэт? - пародируя кавказский акцент, спросил Лбов. - Мужчина, да?
- Мужчина... - пробормотал Заур, хотя ему больше всего в этот момент хотелось умереть и в следующий раз родиться цветком или, на худой конец, женщиной.
- Не-ет, - покачал головой Колышкин, - ни хрена ты не мужчина, Заурчик! Мужчина слово держит, себя уважает. Ты просил отсрочку, верно? Просил?!
- Ну, просил... Андрей, слушай, я "Волга" покупал. Не рассчитал. Долги залез, совсем плохо. Денег нет.
- Ну, знаешь, проблемы твои. Ты нам обещал, что за отсрочку будет с процентами. Обещал, верно? Обещал?! - И Колышкин вроде бы легонько стукнул Заура тыльной стороной ладони по животу, но у того сразу сбилось дыхание.
- Не расслабляйся, - тренерским тоном заметил кандидат в мастера по боксу. - Держи пресс!
С этими словами Андрей сунул кулаком под ребра Зауру.
- Зачем бьешь? - охнул Бубуев. - Сильный, да? Мурату скажу!
- Что ты, что ты - имитируя сильны испуг, замахал руками Колышкин. Не говори, родной, а то мы в штаны со страху написаем!
В этот момент Лбов очень больно, хотя и не в полную силу, двинул Бубуева кулаком по спине.
- Не горбись! Прямо корпус держи! - посоветовал Колышкин. - Вообще-то, Заурчик, с Муратом мы уже все выяснили. Ты ему тоже не платишь. Мурат сказал: "Заур говорит, что вам платит. У вокзала я не хозяин". Честный у тебя земляк, хороший. А мы уж думали, что он решил нас от вокзала попятить. Так что он нам тебя отдал. Ему жулики не нужны. Вообще-то, мы люди культурные и интеллигентные. Живем в новую эпоху. К рынку переходим, в светлое царство капитализма. А при капитализме главное - плати. Ты понимаешь это, чурек? Понимаешь? Понимаешь?!
- Ай! - скривился Заур. - Зачем бьешь? Больно!
- Это называется серия по корпусу, - пояснил Колышкин. - Серию в голову покажу попозже. Садись!
- Ногами бить будешь? - садясь и сжимаясь в клубочек, выдохнул Заур. Я отдам, понимаешь?! Очень быстро отдам! Но сейчас - нету.
- Какой ты все-таки нервный, подозрительный, - посетовал Колышкин. Давай уточним позиции. Никита, скажи-ка, милый, когда этот господин последний раз отстегивал?
- Та-ак... - напряг память Лбов, - в мае!
- А на сколько отсрочку просил?
- На месяц вроде бы...
- Интересное кино, верно? - закатил глаза Колышкин. - А нынче уже июль. Мы тебе говорили, Заурчик, что ты должен все отдать до тридцатого июня? Говорили?
Лбов, как футболист по мячу, дважды пнул Заура по бедрам.
- Ну конечно, нам нетрудно и самим было зайти, - вздохнул Андрей, - но мы уж решили отдохнуть, развеяться. Даже обрадовались, когда ты тут появился, думали: есть еще у людей совесть! А ты, оказывается, пустой пришел. Обидел ты нас, Заурчик, очень обидел... Не знаю уж, что с тобой делать.
- А давай, командир, - предложил Лбов, доставая из кармана кусок капронового шнура, - узелок за ухо - и на солнышко...
- Вонять будет, - заметил Колышкин, - отдых нарушится. Нет, я все-таки очень добрый человек. Неудобно как-то из-за мелких бабок каких-то в лесу пейзаж портить. Представляешь, завтра утром люди тут гулять будут - а на дереве дерьмо висит! Потом прокуратура всякая приедет, ментура... Лишние расходы. Нет, покамест поживешь еще, Заурчик. Отдашь ты нам уже побольше еще десять процентов набежало. Значит, дорогой корешок, ждем мы тебя первого августа, понял? При себе иметь или деньги, или собственную голову в авоське, понял?!
- Понял! Понял! - обрадованно завопил Бубуев.
- Плохо понял, - прищурившись процедил Колышкин, сильным пинком сбивая сидящего Бубуева на бок, а второй отвешивая точно в беззащитный копчик. Обрати внимание, дорогой, по роже мы тебя не били. Даже костей, по-моему, не поломали. А это значит, что мы тебя просто воспитывали. Ты пойми, чурка с глазками, если ты бабки к условленному дню не добудешь, разговор будет построже. А сейчас мы уйдем, но ты отсюда уберешься как можно дальше, мы ведь отдыхаем - пойми это! Если сегодня мы тебя еще раз увидим - нервы могут не выдержать... Мы идем обедать, вот тебе время на смыв. Не успеешь нырнешь в озеро, понял?
- Все понял, - прохрипел Заур.
- Пошли, Лоб!
Колышкин и его дружок исчезли в кустах. Где-то неподалеку они встретились со своими подругами, и до лежащего на полянке Бубуева донесся дружный хохот четырех глоток.
Кряхтя, Заур встал, ощущая гудение и боль во всем теле, отряхнулся и заковылял прочь. Жизнь, такая прекрасная после победы над Сутолокиной, показалась ему ничтожной, ужасной и гнусной. Он жалел, что его не убили до смерти. Валлаги, его избивали, а он только стонал и пытался увернуться. Вот что значит расслабиться и разгуливать здесь без кинжала! Посмотрим, как бы тогда вели себя эти сволочи! Заур с удовольствием представил себе, как он всаживает большой, острый как бритва кинжал в живот Колышкину, и ему стало полегче. Месть! Вот о чем следовало думать мужчине! Надо смыть позор со своего рода! Привезти сюда всю родню, подпалить этот проклятый курятник и р-рэзать!
Однако стали приходить и более трезвые мысли. Он представил себе большую, хорошую, гибкую резиновую дубинку, которой его лупили в отделении милиции, когда он в первый раз, по дурости, решил пожаловаться на Колышкина. "Да ты пьяный!" - заорал дежурный. "Какой пьяный, слушай!" Заур был еще молодой, это два года назад было. Тут ему и всыпали. Нет, надо идти к Мурату. Обещать ему любые деньги - только бы отомстил. Он земляк, он поймет. Да, но ведь Мурат ему сказал: "Не ходи на вокзал, слушай! Там своя компания. Торгуй у нас, базар хороший, слушай. Плати только - все о'кей будет!" Пожалел денег, вах! Сейчас пойдешь к Мурату, а Мурат скажет: "Тебе говорили, Заур. Старших слушать надо! Ты земляк, да, но мне тут надо и дела делать. Был бы со мной - я бы тебя не дал в обиду. А ты решил умным быть и дураком остался. Нет, дорогой, крутись как хочешь. У меня времени нет тобой заниматься. Твои долги для меня - тьфу, понял?" Вариант мести с привлечением родственников тоже был неприемлем. Отец и дед еще не простили женитьбы на Вале, но еще больше - ее побега. "Ты не джигит! - сказал дед. Ты баба! Такой жене, которая уходит, голова резать надо!"
Заур доплелся до общежития, поднялся, постучал в комнату Вали.
- Открой! - крикнул он громко. Валя отперла не сразу, что-то там у нее заворочалось, зашуршало. Встала на пороге, перегородив широкой фигурой вход в комнату.
- Что пришел? - спросила она с явным намерением не пускать его.
- Поговорить надо, плохо мне...
- Здесь говори, все свои!
- Пусти, женщина, а?!
- Я тебе сейчас пущу... - угрожающе прошипела новоявленная Гюльчатай.
Заур был довольно массивный, хотя и низкорослый, но Валю сдвинуть с места не смог. Ответным толчком она отбросила его от двери.
- Говори, чего надо, и вали отсюда!
- Тебя надо, слушай.
- Все сказал? Что, вторую жену нашел?
- Нашел, да. Саша зовут, тридцать второй комната, как говорила.
Валя несколько оторопела. Заур воспользовался этим и проскользнул в комнату. Здесь было несколько предметов, которые сразу насторожили его. Например, мужские брюки, висевшие на спинке стула. Да и задернутые шторы, сквозь которые чуть пробивалось солнце, тоже о чем-то говорили. Заур понял: свершилось нечто страшное и позорное.
- Где он? - В глазах кавказца сверкнул кинжальный булат. - Говори! Где мужик?!
Валя тем временем пришла в себя и тут же поняла, что лучший вид обороны - это наступление.
- Ты сам себе нашел! - заорала она так, что задребезжала люстра. - Я пошутила насчет второй жены, а ты и рад стараться?! У-у, кобель черножопый!
Этого Заур вынести не мог и набросился на Валю с кулаками. Впрочем, его слишком эмоциональный удар пришелся куда-то в мягкий бок, а вот ответная оплеуха, которой наградила его бывшая супруга, оказалась рассчитана точно: по носу, а заодно и по глазам. Ослепленный и разъяренный Бубуев всей массой бросился на Валю, свалил на пол, а затем попытался вцепиться в горло. Валентина, однако, ухватилась за его запястья и заорала что есть мочи: "Помогите, насилуют!" - сопровождая это таким истошным визгом, что никто не мог бы усомниться в справедливости ее слов.
К счастью для Валентины и к несчастью для Бубуева большую часть персонала составляли женщины. Человек пять здоровенных теток вломились в комнату и, дружно вцепившись в Заура, потащили его, осыпая градом ударов. После одного, нанесенного электроутюгом по макушке, Заур вырубился...
Пришел он в себя спустя час, не меньше, за решеткой в "уазике". В Новокрасноармейском отделении милиции разморенный жарой лейтенант спросил:
- Ну что, Бубуев, на "клубничку" потянуло?
- Я, начальник, с женой разговаривал...
- Чистая сто семнадцатая твой разговор. Ну как, оформлять будем? А?
- Сколько? - прохрипел Бубуев. По лицу его, распухшему и исцарапанному, пробежала тревожная волна.
- Цены поднялись... - вздохнул лейтенант. - Довели страну, сволочи!
- Начальник! - заранее взмолился Бубуев. - Нет денег таких... Я "Волга" покупал только-только. Дай поторгую - отдам!
- Не, так не пойдет, - отрицательно покачал головой милиционер, - пока ты там наторгуешь, эти деньги вполовину меньше стоить будут.
- С собой нет, начальник. Отпусти, а? Соберу!
- На, - милиционер пододвинул телефон к задержанному, - звони Мурату.
С колотящимся сердцем Заур ухватился за трубку и трясущейся рукой набрал знакомый номер.
- Мурата можно? Заур Бубуев говорит.
- Подожди... - ответили из трубки. Потрескало, затем тихий голос спросил:
- Заур? Чего хочешь, а?
- Муратик, дорогой, я в милиции, платить надо, иначе все, хана...
- Какой ты нехороший, Заур! Дай трубочку лейтенанту, пожалуйста.
У Заура на какое-то время отлегло от сердца. Он передал трубку милиционеру. Тот сказал:
- Слушаю. Так, понял. Так... Ага... Угу... Будет. Все, бывай здоров!
- Ну? - Заур с надеждой всматривался в улыбчивое лицо лейтенанта.
- Да как тебе сказать... - вздохнул лейтенант. - Не хочет он за тебя платить. Придется оформить по сто семнадцатой.
- Какой сто семнадцатый! - взвыл Бубуев, теряя самообладание. Он вскочил, но в это время сзади оказались два сержанта с красивыми, большими резиновыми дубинками. Били они не очень сильно, но очень больно, тем более что многие удары приходились по тем местам, которые уже пострадали от рэкетиров.
- В общем, так, - подытожил лейтенант, - ты, Заурчик, сядешь в КПЗ и подумаешь на досуге, как и каким способом отмазываться будешь. Если думать отчего-то разучился или борзота напала, это нестрашно. В КПЗ тебя думать научат. Ну а если случайно забыл, куда деньги положил, тебе помогут вспомнить, будь уверен. Конечно, если и впрямь обеднел, то придется тебя все-таки по этапу. Тогда признавайся поскорее, не мучай себя и других.
... Когда Заур, прихрамывая, вошел в двери КПЗ и сержант с лязгом закрыл за ним дверь, из провонявшей полутьмы донеслось:
- Привет, корешок, это не ты Заур Бубуев будешь?
- Я! - обрадованно воскликнул несчастный, надеясь, что тут окажется кто-то знакомый.
Тут же со всех сторон с нар, из темных углов повыползли обитатели этой страшной норы, по сравнению с которыми горьковские ночлежники из "На дне" смотрелись вполне интеллигентно.
- Староват, - прогнусавил кто-то разочарованно.
- Ничего, сойдет, - успокоил другой, и не меньше десятка рук вцепились в Бубуева. Он отбивался, брыкался, царапался, его били очень сильно и очень больно. Потом кто-то объявил:
- Приступим, господа!
И бедного Бубуева растянули на полу со спущенными штанами...
СТАРОСТЬ - НЕ РАДОСТЬ
Валя Бубуева, после того как ее искорябанного бабьими когтями мужа увезли в милицию, а подруги-защитницы, порассуждав насчет бесчинства "чурок", разошлись, наконец-то смогла выпустить из туалета обладателя брюк, висевших на спинке стула. Надо сказать, что он был совсем не посторонним человеком в доме отдыха, но, к сожалению, предпочел не появляться ни перед Зауром Бубуевым, ни перед заступницами Вали, ни перед вызванной ими милицией. Во-первых, официально он находился в Новокрасноармейском (Старопоповском) райисполкоме или, как теперь чаще говорили, в "администрации района". Во-вторых, он был директором дома отдыха С.Т. Забулдыгиным, а в-третьих, он приходил к Вале Бубуевой вовсе не с целью контроля за жилищными условиями сотрудников. Светозар Трудомирович был женат, числился - согласно всем характеристикам прошлых лет - прекрасным семьянином и не хотел, чтобы в характеристику с этого места работы были внесены какие-либо уточнения.
- Светик, - выпуская "узника совести" из сортира, попеняла Валя, - что ж ты, миленький, штанишки забыл, а?
Всовывая ногу в штанину, Забулдыгин внес предложение:
- Мне кажется, что нам пора немного изменить наши отношения. По-моему, мы ведем себя слишком вызывающе. Знаешь ли, этот твой бывший муженек может там наговорить лишнего...
- Это как "изменить"? - подбоченясь, потребовала уточнений Валя. Завязать, что ли?
- Ну... - замялся Светозар Трудомирович, - можно перенести наши встречи в другое место...
- К тебе в кабинет, например? Или домой, к супруге? А может, в комнату дежурной по корпусу? Ловкий ты как сто китайцев!
- Ну ладно, ладно... - попытался погасить назревающий конфликт директор, окончательно застегнувшись. - Не сердись!
- Посмотрю еще, как оклад подымешь, - угрюмо проворчала Валя. - В том году пообещал сколько? А поднял только тогда, когда на эти деньги шиш чего купишь!
- Ну, Валечка, это же инфляция, сама знать должна, я тут ни при чем...
- Был бы при чем, так вообще б убила, - буркнула Валя, вяло целуя директора на прощание.
Светозар Трудомирович погляделся в зеркало, причесался и, осторожно выглянув в пустой коридор, выскользнул за дверь. В руках у него был портфель, выглядел он очень по-деловому. Впрочем, он и сам ощущал, что ему надо спешить. Довольно быстро он добрался до административного корпуса, прошел в свой кабинет и набрал номер президента совета директоров "Интерперестрой лимитед".
- Запузырин у аппарата! - отозвалась трубка.
- У меня вот какое дело, Август Октябревич. Тут у нас один хулиган с Кавказа появился, наши девушки его в милицию сдали...
- Как фамилия? - строго спросил Запузырин.
- Бубуев...
- Ты, Светозар, перезвони через пять минуток, я уточню и разберемся...
Надо сказать, что эти пять минут Забулдыгин провел отнюдь не спокойно. Очень даже могло оказаться, что Заур Бубуев человек уважаемый и известный. Хотя о нем и его социальном положении Светозар Трудомирович был несколько осведомлен, но все же человек, который мог в одночасье купить "Волгу", по его мнению, был личностью не простой, а очень даже серьезной. Забулдыгин в свое время с трудом накопил денег на "Жигули". С трепетом он вновь набрал телефон Запузырина и с облегчением услышал:
- Ерунда. Все нормально. Его оформляют по сто семнадцатой плюс сопротивление сотрудникам милиции. Он ничей, так просто, дурачишка. В общем, когда следователь будет, оказывай содействие, смотри, чтоб свидетелей липовых не было. Уловил? Этой самой, потерпевшей, тоже поясни обстановку. Ну и вообще, не тушуйся. Будь здоров!
Успокоенный Забулдыгин повесил трубку.
Тем временем закончился обед, а Сутолокина в столовой так и не появилась. Александра Кузьминична не пришла по нескольким причинам. Во-первых, ей не хотелось есть, а во-вторых, представить себе, как она будет сидеть за одним столом с Котовым, Сутолокина не могла. Она ощущала некое раскаяние, словно Котов был ее законным мужем. Удивительно, однако раскаяния в отношении Эдуарда Сергеевича Сутолокина у нее не было.
Сам Котов пришел на обед, хотя и у него не было ни малейшего желания смотреть на Сутолокину. Однако в отличие от Сутолокиной он очень хотел есть.
- Что-то наша юная леди отсутствует, - заметил дед Агапов, - не иначе, роман завела!
- А ты что думал, - съязвила Нина Васильевна, - она тебя дожидаться станет?
- Эх, старость - не радость, - вздохнул Агапов.
После обеда Котов опять отправился к лодочной пристани, но, вспомнив, как неприятно закончилась его первая поездка, решил не брать лодку. Он нашел в заборе калитку, которая вывела его прямо в лес, и двинулся по едва заметной тропинке, петлявшей между сосен. Сначала лес был редким и на каждом шагу встречались следы пребывания человека: разбитые бутылки, консервные банки, пластиковые пакеты, рваные газеты... Лишь в километре от дома отдыха он приобрел относительно девственный вид, правда, и тут не исключалась возможность наступить на кучку помета высших приматов.
Лес на Котова всегда действовал благотворно. Он впитывал в легкие все эти целительные фитонциды, успокаивал свой взгляд, лицезрея зеленые и коричневые, умиротворяющие тона. Пощипал несколько кустиков черники, нашел маленькую полянку с земляничкой, посидел у берега озера, не выходя на солнце.
Тютюка тем временем пребывал в размышлениях. Сначала он вновь хотел свести Котова с Таней, но потом раздумал - теперь это не имело смысла. Действительно, уровень интереса Котова к Сутолокиной упал ниже нулевой отметки. Разжигать страсть к мифической Тане, искусственному существу, было не только бесполезно, но и опасно. Тютюка ощущал серьезные опасения за пограничный слой. Он, правда, все больше и больше замечал какое-то непонятное стремление побыть Таней, но понимал, что превратиться в реликтового интеллекта, прожить материальный цикл - это такое наказание, что хуже не придумаешь. В то же время надо было вырабатывать дальнейшую тактику. Пока в активе были только Сутолокина и Валя Бубуева, которая, после того как отправила Заура на муки, набрала шестьдесят процентов минуса. В среднем получалась одна предобработанная сущность за сутки, результат неплохой. Тем более что Тютюка работал еще и за командира.
Стажеру показалось, что можно несколько изменить направление предобработки. С чего это они зациклились на сексуальной сфере? Конечно, Дубыга - специалист опытный, не чета Тютюке. Он знает, какие виды грехов лучше всего прививаются в здешнем минус-поле. Но почему бы не попробовать что-нибудь новенькое? Например, Котов вполне может захотеть развести костерчик и устроить неплохой лесной пожар. Тут можно набрать массу грехотонн, доставщики аж лопнут от восторга. Ведь пожар - это не только вред окружающей среде, но и народному хозяйству. Живность всякая погибнет, может, и из людей кто сгорит. Правда, не умышленные, но все-таки убийства. А если, скажем, загорится дом отдыха, то в экстремальной обстановке, как учили Тютюку, даже многие вполне плюсовые интеллекты могут вылететь за минус пятьдесят...
Но тут, когда Тютюка подал короткий импульс, поселивший в мозгу Котова желание разжечь костерок, оказалось, что все это бессмысленно: у некурящего Владислава не имелось спичек. Конечно, можно было незаметно подложить на пути у Котова оброненный якобы кем-то спичечный коробок или зажигалку, но ситуативный анализ показал, что коробок Котов, скорее всего, поднимать не будет, а найдя зажигалку, положит ее в карман и понесет в дом отдыха, чтобы отдать хозяину. Какой-то образцовый строитель коммунизма, а не человек!
Владислав тем временем вышел к чистому, неглубокому ручейку, струившемуся между соснами.
Для Котова это было очень приятное открытие. За всю свою почти сорокалетнюю жизнь он не видел такого природного чуда. Ничуть не замутненная, кристально чистая водичка бежала себе между светлых камней, и сквозь нее желтел нежный песочек, на котором ни консервных банок, ни бутылочных стекол не просматривалось. Котов мог бы голову на отсечение дать, что нет в этом ручейке ни нитратов, ни химикатов, ни иной дряни, и лишь хвоинки, сорванные ветерком с сосен, изредка плыли по поверхности воды. И журчание у ручья было такое, словно он ворковал или баюкал кого-то. Так, по-доброму, без резкостей и повышенных тонов, рассказывали сказки дореволюционные бабушки, которые, по счастью, кое-где еще сохранились, даже несмотря на свое комсомольское прошлое. Такая бабушка была, например, и у самого Котова, только она умерла за пять лет до его рождения, так и не рассказав ему ничего...
Едва Котов приблизился к ручью, у Тюткжи в "тарелке" нудно завыл сигнал тревоги:
"Внимание! Мощный плюс! Мощный плюс! Мощный плюс! Немедленно сняться с объекта и переместиться на два метра назад!"
Пылинка слетела с головы Котова и переместилась на кору сосны, стоявшей в трех метрах от ручья. Тютюка разобрался в ситуации очень быстро. Плюсовой потенциал исходил от ручья. Тютюка тут же провел исследование и обнаружил, что некогда, еще до Зуубара Култыги, данный природный объект был заряжен плюсовым полем от пустынника Елпидифора, обитавшего отдельно от монастыря в скиту, который стоял в верховьях ручья. Минусовая зона в этом районе была прикрыта лишь тонкой пленкой. Знай об этой аномалии плюсовики, они наверняка бы уже прорвались сюда. Тютюка, не на шутку встревожившись, оценил размеры аномалии. Общая протяженность ручья была более двух километров, полоса плюсового воздействия - от двух до шести метров в обе стороны. Кроме того, поток плюсовой воды вдавался в озеро метров на десять, и им было заражено около ста квадратных метров поверхности.
"Интересно, знал ли об этом источнике Култыга? А Дубыга - неужели он-то не в курсе?" - размышлял стажер. Все это было не просто неприятно, это грозило очень опасными последствиями. Стоило, например, кому-то из обитателей дома отдыха окунуться три раза в эту воду - и он становился практически неуязвим для воздействия минусовиков.
Тютюка вел "тарелку" за пределами опасной зоны, держась на одном уровне с Котовым. Он настойчиво бился над тем, чтобы заставить Владислава свернуть куда-нибудь в сторону, но тот, как назло, шел по самому берегу ручья, и все короткие и длинные импульсы, которыми Тютюка непрестанно "стрелял" по Котову, глохли, поглощенные плюсовой средой. Энергетика у Тютюки нуждалась в подзарядке, он вынужден был прекратить бесплодные попытки и выжидать.
Котов тем временем наслаждался своим открытием. Несколько раз, правда, он испытывал беспричинный страх, вроде того, который испытал утром, подумав о прибалтийской снайперше. Но это были лишь легкие отзвуки мощных длинных импульсов, на которые стажер тратил свой потенциал. Кроме того, Котова все больше манила чистая, нежно поющая вода. И когда за очередным поворотом ручья оказался небольшой бочажок, на метр залитый прозрачной водой, Котов решил рискнуть и искупаться. Увидев, что клиент начинает раздеваться, Тютюка готов был завыть от бессильной ярости, однако тут же стажера посетила счастливая мысль. Он вспомнил, что говорил ему Дубыга: "У реликтовых три сигнальные системы..." Тютюка поблагодарил Природу, сформировавшую у землян первую сигнальную систему, потому что третья сейчас была беспомощна.
- Владик! - позвал из-за деревьев знакомый до боли голос.
Котов вздрогнул и увидел в нескольких шагах от себя все ту же загадочную девушку Таню.
- Владик, - еще раз позвала она, - извините меня...
Таня была в том же платье, что и до обеда, но Котову показалось удивительным, что после пребывания в воде оно не выглядит мятым. "Значит, она где-то неподалеку живет, - прикинул специалист по машинной логике, ведь успела погладить..." Тютюка таких нюансов не предусмотрел.
- Это я должен извиняться, на меня нашло черт знает что.
- Мы поссорились из-за пустяка, - виновато улыбнулась Таня, - я просто взбалмошная и глупая девчонка...
- Не хотите искупаться? - переменил тему Котов. - Здесь божественно чистая вода.
- Она, наверно, жутко холодная. Боюсь простудиться.
- Но вы же натуристка!
- Да, но не "морж". Здесь такой чудесный лес... Но одной немного жутко. Проводите меня?
- Если бы я знал куда, то проводил бы немедленно.
- Я знаю дорогу. - От Таниных слов Котову стало почему-то тепло. Он подошел к ней, взял за руку и по-старомодному поцеловал в запястье.
Таня пошла прочь от ручья, взяв Котова под локоть. Чем дальше они уходили от святого места, тем больше грешных мыслей появлялось у Владислава. "Ну, теперь-то я ее не выпущу!" - именно это заставляло его идти рядом с ней, хотя куда они идут - понятия не имел.
Тютюка немного успокоился, лишь когда парочка порядочно удалилась от ручья. Теперь, как ему казалось, Котову уже ничто не угрожало. Анализ показывал, что отрицательный потенциал у Владислава вырос. Одно бесило: пограничный слой, отделявший сущность Тютюки от реликтового носителя - то есть от Тани, - опять начал размягчаться. Тютюка чувствовал, что надо срочно исчезать, но не было повода. Конечно, в экстренном случае можно было бы мгновенно покинуть материальную форму, но последствия... В глазах Котова это выглядело бы как внезапное исчезновение Тани, то есть некое чудо, которое могло заставить его обратить внимание на оккультные и аномальные явления, даже на религию, а это грозило очень серьезно сбить отрицательный потенциал. Поэтому Тютюка очень боялся, что Владислав предпримет в отношении Тани какие-либо активные действия. В этом случае шансов захвата его сущности материальным носителем было бы намного больше. Вместе с тем куда вести Котова, Тютюка представлял себе не очень ясно.
Неожиданно их путь пересекла узкая тропинка. Тютюка заставил Таню решительно свернуть на нее и прибавить шагу. "Анализ направления надо провести!" - наконец-то догадался стажер. Уже через несколько секунд Тютюка знал, что тропинка ведет к бывшему охотничьему домику бывшего Новокрасноармейского РК КПСС, который ныне приватизирован председателем совета директоров "Интерперестрой лимитед". Тропинка выходила к задней калитке этого объекта. Поскольку общая напряженность отрицательного поля над дачей Запузырина была значительно выше, чем в среднем по зоне, Тютюка решил, что Тане следует отвести Котова именно сюда.
Постепенно тропка становилась все более утоптанной, потом на ней появился гравий, затем асфальт, а метров через пятьдесят - даже бордюрный камень. Наконец дорожка уперлась в мощный, высокий забор из прочных бетонных плит, в котором имелась прочная стальная калитка, запертая на ключ. Тютюке, при его возможностях, ничего не стоило в мгновение ока проанализировать устройство замка и изготовить ключ, однако он знал, что если ему лично за этой дверью ничего не грозит, то Котов может испытать некоторые неудобства, вплоть до выстрела в упор. Это в план Тютюки не входило, так как минусовой потенциал сущности Котова все еще не давал возможности сдать в Астрал качественную продукцию.
- Спрячься пока за куст, - шепнула Таня, - я загляну, а потом тебя позову.
Котов повиновался. "Солидное шале! - прикинул он. - Конечно, пережиток эпохи застоя. Не меньше первого секретаря горкома. Как же его звали? Забыл!"
Тем временем Таня, воспользовавшись ключом, который был мгновенно изготовлен Тютюкой нанотехнологическим способом, открыла калитку. Никаких охранников или злых собак поблизости не имелось, но тем не менее Тютюка решил не рисковать. Таня исчезла, и лишь пылинка-"тарелка" теперь находилась на территории дачи. Чтобы Котову не вздумалось последовать за Таней без приглашения, Тютюка с помощью силовых полей направленного действия запер за собой дверь.
Пылинка облетела забор по периметру и начала описывать вокруг дачи сужающуюся спираль. Охранников было четверо. Тютюка тут же узнал, что все они - бывшие кагэбешники, уволившиеся из органов и получающие на новом месте работы примерно пять тех окладов, что имели бы сейчас на прежней службе, где они исполняли те же обязанности. Один дежурил у главных ворот на противоположной стороне от калитки, двое патрулировали участок, а четвертый сидел на связи.
Дом - двухэтажный, с зимним садом, бассейном, подземным гаражом и теннисным кортом, - казалось, был перенесен в эти места из-за океана. В какой-то мере так оно и было, ибо построен он был по американскому проекту, почти целиком из штатовских материалов, а из начинки отечественного производства были только черная икра да водка в холодильнике.
Пылинка, ведомая Тютюкой, уже собиралась влететь внутрь дома, но тут открылась дверь и с крыльца легкой походкой сбежала девушка. Тютюка при всех своих суперспособностях обалдел от неожиданности: она как две капли воды была похожа на Таню...
ПЛЕМЯННИЦА
Поначалу стажер подумал, что как-нибудь спонтанно, по нечаянности, воссоздал облик понравившегося ему объекта. Однако, когда он для страховки подал команду на уничтожение искусственной Тани, "тарелка" объявила: "Отказ! Объект натуральный. Подать команду на уничтожение естественного объекта!"
Уничтожать естественный объект Тютюка не собирался. Он провел экспресс-анализ и установил, что эту девушку тоже зовут Таня, отчество у нее Александровна, а фамилия - Хрусталева. По профессии она, однако, вовсе не фотомодель, а литературовед, и доводится племянницей бывшему товарищу, ныне господину Запузырину.
Помимо этого Тютюка узнал, что, кроме Тани и охраны, на даче больше никого нет, если не считать собаки - могучего, но послушного хозяйке сенбернара Джима. А домработница Люся отправилась в город на микроавтобусе с шофером Колей.
Стажер выяснил и то, отчего Таня искусственная была похожа на природную: Дубыга давно пытался предобработать племянницу Запузырина, но ее минусовой потенциал и по сию пору был всего ничего. А вот Ира, та самая подруга, которую Тютюка вынужден был изображать в первый раз, была действительно фотомоделью, действительно увлекалась натуризмом, и отчество у нее было действительно Алексеевна. По фамилии она была Пышкина, и была эта фамилия девичьей. Правда, в данный момент Ира Пышкина находилась аж в самой Калифорнии, где снималась в эротических сценах, дублируя тамошних голливудских звезд. Они с Таней и в самом деле были подругами, но только до окончания средней школы. С тех пор уже лет пять не виделись.
Впрочем, Ира Тютюке была не нужна. У Иры еще до поездки в Голливуд с минус-потенциалом все было в ажуре и имелось восемьсот с чем-то грехотонн, списывать с себя которые она, похоже, не собиралась. А вот реальная Таня представлялась неплохим объектом для предобработки. Вероятно, Дубыга тоже планировал как-то свести их с Котовым по-настоящему, но об этом в памяти "тарелки" никаких данных не было.
Тютюка дал довольно длинный импульс, который прочно вбил в память Тани Хрусталевой все, что составляло историю взаимоотношений Тани искусственной с Котовым. Теперь эта девушка была совершенно убеждена, что это она вчера днем вместе с подругой Ирой загорала на озере, сегодня уже два раза встречалась с Котовым, а сейчас пригласила его к себе домой. Тютюка, правда, едва не допустил промах: дело в том, что ключа от задней калитки у Тани не было. Более того, господин-товарищ Запузырин строго-настрого запретил охране отпускать куда-либо племянницу. Убедить Таню, что это делается для ее же пользы, было нетрудно. Запузырин рассказал о том, что рост преступности по району за прошедший год подскочил вдвое по сравнению с прошлым, кроме того, напомнил ей о похищениях, взятиях заложников, налетах и иных леденящих душу вещах. У Августа Октябревича была прекрасная библиотека, компьютер с игровыми программами, видеомагнитофон, музыкальный центр и много других вещей, которые помогали Тане спокойно переносить комфортабельное заключение. Чекистам, несшим почетную службу по охране дачи и Тани, было строго указано, что при малейшей попытке отвлечься от выполнения боевой задачи и обратить внимание на племянницу их уволят без выходного пособия. Впрочем, об этом можно было не предупреждать, ибо ребята были грамотные, в званиях не ниже капитана, и хорошо знали, что власть, которой пользуется бывший Третий, несколько больше, чем та, которой до него пользовался бывший Первый.
Поэтому, когда Таня Хрусталева направилась по дорожке к задней калитке, бывшие дзержинцы мгновенно засекли это передвижение, а когда она сунула ключ в замок калитки, тут же отреагировали.
- Татьяна Александровна, - вежливо поинтересовался один, появившись у нее за спиной словно из-под земли, - откуда у вас ключик?
- В замке торчал. - Эту версию Тане подсказал Тютюка с помощью мгновенного импульса.
- Отдайте его мне, пожалуйста, - ненавязчиво попросил страж, - эту дверь Август Октябревич открывать не разрешает. Она на случай срочной эвакуации.
Тютюка решил вмешаться, ибо иначе все могло пойти насмарку. Он убедил рыцарей щита и меча, что ключ у Тани находится законно, а Август Октябревич ничего не имеет против того, чтобы в его отсутствие на даче побывал глава малого предприятия "Агат-Богат" господин Котов.
- Заходите, - пригласила Таня скромно дожидавшегося в кустах Котова, можно!
Проходя в калитку, Котов невольно поежился, когда углядел охранников. Автоматов у них, правда, в дневное время не имелось, но ветровочки, надетые несмотря на жару, явно скрывали подмышечные кобуры, рации и бронежилеты. "Куда меня черт занес!" - с легким ознобом в душе подумал Владислав. Впрочем, охранники, несколько утеплив свои льдистые глаза, пропустили его беспрепятственно.
В этот же самый момент Тютюка сделал одно очень важное открытие. Сделал он его случайно, когда Котов проходил мимо капитальной, под стеклом, теплицы, размещенной в нескольких метрах от забора.
- А я и не знал, что тут, в лесу, такие хоромы! - сказал Владислав. И ничего, на экологию не влияет?
- Нет, - ответила Таня, - здесь все очень хорошо продумано.
Расторопный Тютюка сразу вспомнил, что грехи по части окружающей среды нынче очень ценятся, и мгновенно провел общую экологическую экспертизу дачи. Да, все было продумано, кроме одного: канализационная труба проходила через водоносный горизонт, из которого питался святой источник. Стоило ей лопнуть - и все запузыринское дерьмо было бы слито в ручей, что прекрасно обезопасило бы его с точки зрения интересов Минус-Астрала. Тютюка хотел было тут же заняться разрывом трубы, но потом решил не разбрасываться и сосредоточиться на предобработке Владислава и Татьяны.
На большой полукруглой веранде, укрывшись в тенечке от солнца, дремал Джим. Он лениво заворчал, чуть приподняв свою большую, как у теленка, голову, поглядел на Котова испытующе, а затем задремал снова.
Поднялись наверх в гостиную. Котов с интересом рассматривал обстановку, казалось прилетевшую вместе с домом из-за океана. Сам он не решался вкладывать столь большие средства в домашнее хозяйство.
- Ваш папа - бизнесмен? - поинтересовался Владислав.
- Нет, это дом моего дяди, я тут сама в гостях. А дядя мой - товарищ Запузырин, наверно, слышали о таком.
- Понятно, - кивнул Котов. Бывшего третьего секретаря он знал.
- А мои родители простые учителя, - продолжала девушка. - Вообще-то я вам наврала, что я фотомодель, это Ира - модель, а я нет. Я филфак окончила по специальности "литературоведение", сейчас в школе преподаю. Русский и литературу.
- Я почему-то сразу не очень вам поверил, - сознался Котов. - Впрочем, вы вообще довольно загадочная личность. Вот я сейчас смотрю на вас и не могу отделаться от мысли, что вижу вас впервые...
- Просто я первый раз привела вас к себе в гости, вы стесняетесь, потому что думаете - я тут хозяйка. А я не хозяйка, я - пленница.
Тютюка сообразил, что какой-то участок в памяти Тани не стыкует привнесенную информацию с ранее имевшейся, и подкорректировал...
- Конечно, выходить и гулять я могу, но дядя очень бережет меня и требует, чтобы я возвращалась домой не позже десяти, пока еще светло.
На самом деле за все время своего пребывания на даче племянница Запузырина ни разу не выходила за забор.
- Хотите сока? - предложила Таня. - Холодный!
- Спасибо, - с церемонностью кивнул Котов. Он ощущал, что тут ему лучше не задерживаться. Ни "мальчики", ни Джим, ни фамилия Запузырин ничего приятного не обещали. Впрочем, Котов был не из самых боязливых. Просто он понимал, что ничего у него тут не получится, испытывал ощущение нищего, приведенного в очень богатый дом, в этакое барское поместье. Должно быть, сказывалась историческая психология. Российский промышленник издревле привык ломать шапку перед барином - вот и весь фокус.
Тютюка ничего не понимал. Отрицательный потенциал Котова катастрофически снижался. Пока Тютюка в панике следил за этим невероятным падением и не мог найти этому объяснения, Котов сказал:
- Знаете, Танечка, мне с вами очень хорошо. Я ощущаю какое-то умиротворение и покой. Спасибо, что разрешили мне проводить вас до дому, но мне пора. Не хочу, чтобы дядя устроил вам допрос с пристрастием.
- Очень хорошо, что вы зашли. Придете завтра?
Таня проводила Котова до калитки; он поцеловал ей руку на прощание, и она заперла за ним Дверцу.
Тютюка лихорадочно вспоминал в это время все, что изучал, но нашел ответ, только когда Котов уже удалился от дачи почти на километр.
"Какой же я дурак! - мысленно взвыл стажер. - Активный плюс! У этой девки активный плюс!" Тютюка очень расстроился. Он совершенно забыл о том, что некоторые реликтовые интеллекты не только сами обладают малым отрицательным потенциалом, но и способны снижать потенциал тех, с кем общаются. А он по дурости и малоопытности непроизвольно воспринимал естественную Таню как полный эквивалент искусственной.
"Объект в зоне ручья!" - внезапно доложила "тарелка", автоматически контролирующая перемещения Котова. "Час от часу не легче!" Тютюка дал команду на перенос к объекту, но "тарелка" объявила: "Отказ! Объект в мощном плюсовом поле! Опасно!"
Когда пылинка оказалась в непосредственной близости от Котова, не влетая, однако, в опасную зону, Тютюка пришел в ужас.
Владислав окунулся в студеную, кристально чистую воду святого ручья, восторженно охнул и выскочил на берег. Это купание срезало с его отрицательного потенциала сразу пять процентов и на целые сутки сделало совершенно непробиваемым для импульсов стажера. Теперь даже пребывание "тарелки" у него в волосах могло плохо кончиться. Совершенно расстроенный Тютюка впал в прострацию, едва сев на ближайшее дерево.
СУТОЛОКИНА ЖДЕТ
Александра Кузьминична явилась на ужин в прекрасном настроении. Она впервые за долгое время ощутила себя женщиной не только в физическом, но и в психологическом смысле. Она вымыла голову и даже накрутилась на бигуди. Припудрилась и подвела брови, подпилила ногти и покрасила их перламутровым лаком - единственным, который взяла с собой. Глянув в зеркало, она ахнула до того красивой и неотразимой сама себе показалась. Теперь она чувствовала себя вровень даже с девицами из тридцать третьего номера, хотя те годились ей в дочери. Впрочем, она действительно смотрелась неплохо - лет эдак на тридцать пять. Собираясь на ужин, она рассчитывала морально убить Котова, осуществив тем самым маленькую месть за то, что ей пришлось грешить не с ним, а с Зауром Бубуевым. Сутолокина решила держаться холодно и в упор его не видеть, пусть помучается. В том, что Котов догадывается о ее приключении, она не сомневалась - Александра Кузьминична прекрасно слышала, как он выходил из номера после ухода от нее Бубуева. "Этому самовлюбленному болвану надо утереть нос, - рассуждала безжалостная дама. - Думал, что я сама к нему прибегу! Да мне стоило пальцем поманить - и такой импозантный мужчина, как Бубуев, не устоял!"
Чем дальше уходили в историю минуты, которые пережила с кавказцем Сутолокина, тем более прекрасными они ей представлялись. И Заур уже казался воплощением силы, мужества, решимости и красоты, хотя, увидев его впервые, она так совсем не думала. Более того, Сутолокина внутренне млела от предчувствия новых удовольствий, которые может ниспослать ей грядущая ночь, а она была уже не за горами. Ведь Заур обещал прийти! Джигит!
Первое разочарование постигло Сутолокину за ужином. Место Котова пустовало. Сутолокина ела как можно медленнее, малюсенькими кусочками, пила чай микроскопическими глотками, но Котова так и не дождалась. Впрочем, то, что ей не удалось утереть нос "самовлюбленному болвану", лишь чуть-чуть расстроило Александру Кузьминичну. В конце концов, когда-нибудь Котов должен будет появиться и от возмездия за холодность не уйдет. В прекрасном расположении духа, совершенно не ощущая никаких невралгий и иных болячек, Сутолокина отправилась к себе в номер.
Котов опоздал на ужин, потому что после купания в святом источнике долго бродил по вечернему, пронизанному косыми лучами солнца лесу. Совершенно неожиданно он ощутил, что не хочет возвращаться в дом отдыха. Ему не хотелось туда, к людям, которые хотя и вовсе не плохие, быть может даже очень милые и добрые, но все же слишком уж приземленные. К несчастью, - сам Котов понял это только теперь - они и не подозревают, сколько красоты и духовности в окружающем мире. Они видят его какими-то уж очень незрячими глазами, если им ничего не стоит разбить бутылку о ствол сосны или выбросить в траву банку из-под консервов. Они могут равнодушно срубить топором молодую березку, то есть попросту убить живое существо. А сколько жизней вообще губит человек для поддержания своего бренного существования или просто так, зазря, непонятно почему? Комар, муха, таракан, муравей - один щелчок, и жизнь оборвана. Да, комар кусается, муха разносит заразу, таракан обгрызает забытую на столе пищу, муравей лезет в сахар - словом, все они как-то и чем-то досаждают человеку, который считает себя венцом творения и царем природы. Да, чтобы жить, человеку приходится убивать. Даже если стать вегетарианцем, от этого не уйдешь. Ведь сжатые колосья, сорванный плод, даже коровье молоко, ради которого каждое лето до срока скашивают безжалостной сталью душистые травы на усыпанных цветами лугах - все это жизнь, уничтожая которую, человек продлевает свой век. Впрочем, до бесконечности он делать этого не может и сам становится пищей для могильных червей, бактерий, вирусов, микробов и вновь питает растения, произрастающие из почвы...
Котов шел и думал о том, сколько уже раз незаметно для глаза менялся этот лес. Засыхали и падали старые деревья, медленно гнили, превращаясь в труху, выкармливая собой мох, давая пищу подросту, наперегонки тянувшемуся к солнцу. Да, и деревья убивали друг друга. Самая сильная сосна, выбрасывая корни все дальше и глубже, отбирала соки и у своих товарок, соплеменниц, росла быстрее и уносила крону в вышину, заслоняя солнце тем, кто не успевал за ней. Деревья гибли, сражаясь за место под солнцем, и умершие служили для продления жизни других. И так - везде, и так - повсюду, и так - вечно! Закон отрицания отрицаний...
И туг внезапно, тихо, не назойливо, но очень внятно Котов услышал каким-то внутренним слухом: "И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу, и тело погубить в геенне".
Да, он читал Евангелие, благо теперь в Москве и иных городах с религиозной литературой проблем не было. Впрочем, христианином Котов себя не сознавал и был убежден твердо, накрепко - Бога нет и быть не может. Просто было интересно познакомиться с мыслями и воззрениями, о которых раньше знал лишь понаслышке.
Конечно, бывший пионер и комсомолец, нынешний технократ и бизнесмен, Котов был очень далек от церкви. Во-первых, на это не было времени, во-вторых, не принимала душа. Священники казались актерами, исполняющими некую пьесу, действуя по много столетий назад придуманному сценарию. У него был один главный ориентир в оценках своих поступков: не нарушать Уголовный кодекс. Это было очень трудно, но Котов не нарушал. Хотя многие вокруг пренебрегали законом и от этого только увеличивали доход. У Котова, если бы он чуть-чуть рискнул, доход мог вырасти не на порядок, а больше. Однако он не переступал запретной черты, хотя иногда испытывал величайший соблазн. Тем не менее, чтобы не нарушать законы, хотя иной раз они, казалось, написаны сущими идиотами, было необходимо иметь в душе не Бога, а милиционера.
Перелистывая страницы Нового Завета, Котов чаще всего приходил к выводу, что это сборник парадоксов, странная смесь многочисленных, противоречащих друг другу взглядов, изложенных людьми, которые сами не понимали толком своего Великого Учителя. Многие мысли ему нравились, они проникали в него и легко уживались с постулатами из диамата. На каждом шагу в Евангелии он видел и закон единства и борьбы противоположностей, и всеобщую взаимосвязь предметов и явлений, и отрицание отрицаний...
Но никогда ему не приходило в голову выучить что-нибудь наизусть, тем не менее цитата всплыла в памяти очень точно. Возможно, она отложилась где-то в подкорке и воспроизвелась сама собой - в нейрофизиологии Владислав ни черта не смыслил. А возможно, внутренний голос, процитировавший Евангелие, принадлежал вовсе не ему...
Котов бродил и бродил по лесу, несколько раз приближаясь к забору дома отдыха, но всякий раз его вновь втягивал в себя этот живой, бессловесный мир, который был во много раз справедливее и чище того, что начинался по другую сторону забора. И лишь когда село солнце, Котов все-таки вернулся, но пошел к озеру, на темный пустынный пляж. В корпусах почти все огни погасли, уже стихла музыка, в тишине слышалось лишь несколько невнятных голосов да изредка всплескивала в озере рыба. Котов разделся и поплыл, наслаждаясь прогретой за день водой, тишиной и звездами, отражавшимися в озере. Впервые за много дней его оставила тревога, не ощущал в себе зла и ненависти - это было прекрасное чувство! На сей раз он доплыл лишь до середины озера и повернул назад. Приятная, не ломающая костей усталость обещала спокойный и безмятежный сон, каким уже и дети-то разучились спать.
Впереди мерцали редкие огоньки спальных корпусов. Тихий плеск воды слышался впереди: кто-то плыл навстречу. Отсветы окон, озаренных тусклыми лампочками, ложились на воду в виде узких красноватых полосок света, и в одной из них Котов углядел торчащую над водой голову. Через несколько минут они встретились.
- Как водичка? - поинтересовался Котов у пловца, не разглядев лица.
- Нормально, - ответила Валя Бубуева, отфыркиваясь. - Теплынь, верно?
Валя после ухода Светозара Трудомировича находилась некоторое время в состоянии шаткого равновесия. С одной стороны, радовало, что Заур не сумел ее придушить, с другой - переполняла злость на директора. "Светик" даже не вылез из сортира! Не появись вовремя бабы, дикий Заур и вправду мог удавить свою бывшую жену. Да еще, сволочь, "Светик" заявил, что, мол, "отношения нужно изменить"! Мало того, он все время лез к ней днем! А у Вали, между прочим, глажки накопилось - чертова уйма! Пришлось дотемна утюгом махать. Хотела лечь спать - но... Конечно, Светозара Трудомировича на работе уже не было - ушел домой, в свой коттедж, к супруге под бок. Танцы давно кончились, весь приличный мужской состав отдыхающих был уже разобран, а неприличный, назюзюкавшись, дрых без задних ног. Правда, в подвале кочегарки еще пел что-то электрик Трофимыч, который соображал вместе с сантехником Гошей и грузчиком Димой. Но поскольку петь они начали еще в восемь вечера, то, скорее всего, толку и от них что от козла молока. Тем более что Трофимыч был ветераном Великой Отечественной войны, а Гоша и Дима редко удерживались на ногах после первых пяти стаканов. Поэтому Валя решила пойти окунуться на озеро. С одной стороны, это должно было остудить ее и успокоить, а с другой - чем черт не шутит, вдруг мужик попадется?
Вот почему, когда "мужик", то есть Котов, действительно попался, Валя решила изменить направление своего заплыва и легла на параллельный курс.
- А я вас знаю, - сказала горничная, - вы у меня на этаже живете.
- Я вас тоже узнал, - ответил Котов, - вы мне ключи от номера выдавали...
- Верно! Вы так далеко плаваете! Не страшно?
- Нет.
- А русалок не боитесь? Среди них, говорят, симпатичные попадаются. Заманят, а сами возьмут да и утопят.
- Вы ведь тоже далеко заплыли. Вдруг водяной утянет? Они тоже симпатичные бывают...
- Ну, я же местная... А вы отдыхающий, за вас мы отвечаем...
- И вы тоже?
- Конечно, раз вы рядом со мной плывете. Утонете - спросят: "Почему не спасла?"
- Поздно спасать, - усмехнулся Котов, вставая на песчаное дно, - мы уже доплыли.
- Правда. - Валя тоже нащупала дно ногами. - Только из воды выходить не хочется. Тоска на берегу, спать надо ложиться... Не скучно вам одному? Кругом все парами, а вы такой молодой-интересный - и один... Мне вот одной очень-очень скучно.
- Хотите, я вам стихи почитаю? - неожиданно предложил Котов.
- Прямо в воде? - кокетливо удивилась Валя.
- Почему? Можно и на берегу.
Когда вышли из воды, стало прохладно. Валиным могучим телесам в тесном купальнике явно приходилось туго. У нее было с собой махровое полотенце, которое забыл кто-то из предыдущего заезда. Забежав в кабинку, Валя растерлась и набросила халатик. Когда она вернулась, Котов был уже одет и отжимал плавки.
- У вас голова мокрая, - несмело сказала Валя, - можно, я вам ее оботру?
Котов улыбнулся и подставил голову. Валя набросила ему на голову полотенце и очень нежно, с трепетом каким-то стала сушить волосы, стараясь не причинить боли.
- Спасибо, - поблагодарил Владислав, - у вас руки очень нежные... Вы замужем?
- Не-а, - мотнула головой Валя, - одни хлопоты, а жизни нет. А вас я спрашивать не буду. Здесь все, кто по одному приезжает, - холостые.
- Странно, - заметил Котов, - вы ведь очень заботливая женщина по природе. И детей, наверно, любите...
- Не знаю, - хмыкнула Валя. - Если б дети уже готовые продавались, да со всеми принадлежностями... А то рожаешь - мучаешься, потом, пока вырастут, - мучаешься, и под старость, пока сама не помрешь, все с ними мучаешься! Нет, одной лучше.
- Но скучно.
- Вот именно, - с радостью ухватилась за знакомую тему Валя. - Ну как, стихи читать будем или так обойдемся?
- В смысле?
- Ты что, вчера родился? - хихикнула Валя и положила руки Котову на плечи. - Ты ж в номере без соседа... Неужели тебе все объяснять надо?
Они стояли в темноте, и различить лица друг друга было невозможно. От Вали тянуло жаром. Котов положил руки на пышные бедра, легонько скользнул по ним ладонями вверх-вниз. Валя потянулась к нему губами, он поцеловал ее, ущипнув чуть-чуть довольно густой пушок над верхней губой. Он делал это не от похоти, не от желания утолить свою страсть, а от сострадания, от жалости...
- Миленький... - выдохнула Валя и зашарила по Котову руками, жадно, словно боясь, что все это у нее вот-вот отберут. Она, зажмурясь от сознания собственного бесстыдства - вот уж чего никогда раньше не испытывала! начала энергично и неустанно покрывать лицо Котова поцелуями и с восторгом ощущала на своих щеках ответные прикосновения губ. Как правило, мужики - а у Вали их было, начиная с шестнадцати лет, уже не меньше трех десятков, дорвавшись до нее, особенно не церемонились. Тискали, мяли, лапали...
Здесь, с Котовым, было что-то иное. Валя, считавшая мужиков "неизбежным злом", неким одноразовым предметом, который следует выбрасывать после употребления, поражалась тому, что этот детина, умеющий, должно быть, ломать кости и сворачивать челюсти своими кулачищами, обращается с ней, тяжелой, толстомясой и грубой, так бережно и нежно, будто она невинная невеста. Каждое его прикосновение, каждое движение рук, губ, вызывало сладкую дрожь. Злой, жадный, алчный жар в Валином теле медленно трансформировался во что-то иное, не менее горячее, но доброе. Ей тоже хотелось быть ласковой, нежной, не рвать, а дарить...
Котов тоже не совсем понимал, что с ним творится. Где-то в глубине души он знал, что его нежность и благоговение предназначены совсем не Вале Бубуевой, случайно вынырнувшей на его пути. Он понимал, что обречен на похмелье, на раскаяние, на беду, ибо в жалости своей зашел очень далеко. Но он понимал и то, что ему придется идти дальше, и еще дальше, чтобы не оскорбить, не обидеть и не ранить прильнувшую к нему человеческую душу. Он был переполнен добротой и нежностью и был счастлив оттого, что мог поделиться ими...
Тютюке надо было приступать к выполнению своих обязанностей, но о Котове пришлось на время забыть. Даже приближаться к нему Тютюка опасался. Он поднял "тарелку" с дерева и перенесся во второй корпус, в комнату Сутолокиной.
Александра Кузьминична по-прежнему ждала, что вот-вот в коридоре послышатся шаги Заура Бубуева. Уже несколько часов она успокаивала себя мыслью, что ее джигит, скорее всего, явится тогда, когда все угомонятся. Она даже не обращала на сей раз внимания на гульбу в номере напротив и на супружеские ворочания за стеной, в номере семейства Пузаковых.
Впрочем, у Пузаковых как раз никаких греховных занятий не было. Набегавшись, долго не мог уняться Кирюша, который успел за день дважды подраться и дважды помириться с новым другом Вовочкой, вырезать деревянные сабли и сломать их во время игры в ниндзя. Марина Ивановна перед сном намазала Кирюше зеленкой сбитые коленки, царапину на попке и ссадину на щеке, которую Кирюша с гордостью объявил индейской татуировкой.
Когда же Кирюша наконец заснул, Марина Ивановна сумела убедить супруга, что ему не следует тормошить ее сейчас, ибо она устала. В результате расстроенный Владимир Николаевич остался со своими проблемами наедине и вышел покурить во двор.
Бухгалтер уселся на скамеечку, закурил и стал было успокаивать свой неожиданно пробудившийся инстинкт, но в это время из кустов, находившихся всего в полусотне метров от Пузакова, послышались сдавленные девичьи смешки, а следом - басовитое урчание мужчины. Что там творилось - Пузаков не видел, но очень хотел бы увидеть, хоть краешком глаза. Из распахнутого окна тридцать третьего номера тоже долетали звуки, будоражащие воображение служителя дебета и кредита.
Он закурил вторую, потом третью. Воздух манил к романтическим приключениям. Слух обострился, и бухгалтер ловил теперь самые дальние шорохи и скрипы, шепоты и шепоточки. Толковал он все звуки на один манер: кто-то с кем-то что-то...
Тютюка тут же ощутил, как отрицательный потенциал Пузакова пополз вверх. Бухгалтера явно тянуло на подвиги, и возможности для предобработки открывались блестящие. Сутолокина несомненно могла в этом помочь, но вот загвоздка - в ее сознании крепко сидел Заур Бубуев. Тютюка долго размышлял и проигрывал на моделях варианты воздействия. Все время дело завершалось изнасилованием либо Сутолокиной, либо, наоборот, Пузакова. Оба варианта, как объяснял Тютюке Дубыга, в зачет не шли, так как Пузаков и Сутолокина оказывались жертвами несчастного случая.
Верный ход он нашел случайно, в тот момент, когда Пузаков уже готов был возвращаться на супружеское ложе. Стажер хотел было сам принять облик Сутолокиной, но случайно дал не ту команду, и короткий импульс заставил Сутолокину вскочить и, набросив халат поверх ночной рубашки, в одних шлепанцах выбежать из корпуса.
Близорукая Сутолокина выскочила без очков. Куда она бежала, ей было неясно, и, более того, она не видела, куда бежала. Грохот, поднятый пробегавшей по этажу сметчицей стройуправления, разбудил Марину Ивановну. Пузакова тоже набросила халат и, встревоженная, спустилась вниз, где обнаружила супруга.
- Вовик, - потрясла она за плечо благоверного, - эта женщина из соседнего номера, она куда побежала?
- Туда куда-то! - Пузаков махнул рукой в сторону, где тьма поглотила Сутолокину.
- По-моему, она чем-то сильно расстроена, - предположила Марина Ивановна. - Боюсь, не сделала бы чего-нибудь с собой. Сколько сейчас самоубийств!
- Ну и что? - с некоторой сонливостью произнес Владимир Николаевич.
- Как это что? - возмутилась Пузакова. - Ее нужно спасать! Будь мужчиной хоть раз в жизни, догони ее! Останови! По-моему, я видела у нее в руках веревку!
Пузаков был воспитан в большом отвращении к скитаниям во тьме. Даже здесь, вдали от города, в ночном мраке можно было нарваться на какую-нибудь теплую компанию - своих же братьев отдыхающих, в конце концов! - и получить по носу. Пузаков никогда не считал, что синяки украшают мужчину. Кроме того, в отличие, скажем, от Котова, он не имел необходимых навыков самозащиты. Пожалуй, именно поэтому его тайная страсть к сексуальным приключениям оставалась нереализованной и отрицательный потенциал бухгалтера болтался на очень низком уровне.
Конечно, если бы Тютюка не вмешался, то Пузаков, попросту отмахнувшись от жены - упреки в малодушии и даже трусости его не волновали, - вернулся бы к себе в номер. Однако стажер вовремя стрельнул в Пузакова импульсом, пробудившим в сердце робкого отца семейства рыцарскую отвагу.
И Владимир Николаевич, неожиданно резко вскочив с лавочки, бросил сигарету и, потряхивая увесистым брюшком, затрусил вслед за исчезнувшей Сутолокиной.
"БУХГАЛТЕР, МИЛЫЙ МОЙ БУХГАЛТЕР..."
Тем временем Валя Бубуева, внутренне изумляясь, что такое возможно, обвив за шею Котова, полулежала у него на руках. Отнюдь не пушинка - в этой девушке было пудов пять живого веса - Валя тем не менее ощущала себя хрупкой и воздушной. Он нес ее по направлению к общежитию.
На пляже Котов словно бы забыл, что ниже поясницы Валя имеет кое-какое продолжение. И теперь Валя ощущала себя в долгу - вот уж чего она никогда не испытывала в отношении мужчин! Ей казалось, что Котов, всей душой радуясь ее удовлетворению, позабыл о себе, а ведь он тоже человек, хоть и мужик... А теперь Валентина рассчитывала, что он найдет какое-нибудь неосвещенное место, уложит ее так, как ему заблагорассудится, и она сможет отдать священный долг. Валю лет с десяти никто не пытался носить на руках, поэтому она была очень удивлена, что Котов несет ее так долго. Это было очень приятно, сила всегда у Вали вызывала уважение, и даже то, что на подходе к общежитию мог повстречаться кто-нибудь знакомый, ни капли не волновало. Пусть видят, стервы, что она вовсе не кулема и ее вон какие мужики на руках носят!
Валя только тихонько охала и счастливо хихикала, когда Котов заносил ее на второй этаж.
- Опусти, - попросила она у своей двери, - пришли уже...
Котов поставил ее на пол, Валя отперла дверь и сказала:
- Проходи, только свет не зажигай.
- Почему?
- Увидишь при свете - остынешь...
Тьма была абсолютная. Валя плотно закрыла дверь, заперла на ключ, потом, тяжело ступая, подошла к Котову и стала расстегивать халат.
- Я толстая, да? - виновато прошептала она, вновь ощущая нежное прикосновение пальцев и те самые восхитительные поцелуи, которые у озера сводили ее с ума. - Ты меня не жалей, Владик... Мне приятно, а тебе? Неужели ты только для меня стараешься? Пойдем ляжем, а?
Валя повлекла его к невидимой в темноте постели, вспомнила, что одеяло не откинуто, быстро расправила все, легла на спину и, вновь поймав руку Котова, привлекла к себе.
- Что ты за чудик такой, - шепнула она, - у тебя же все как надо... Чего ты, боишься, что ли?
- А вдруг залетишь? - спросил Котов.
- А может, я и хочу залететь? - уже с легкой злостью пробормотала Валя. - Может, я родить от тебя хочу?! Давай, зараза, а то придушу!
Котов, конечно, не побоялся, что его придушат, просто не хотелось обидеть свою неожиданную возлюбленную. Ну, значит, судьба у него такая помогать обделенным судьбой женщинам. Ведь не так уж мерзко, если он хоть недолго побудет в роли того, кого она, может быть, всю жизнь ждала. Ему было чуть-чуть стыдно перед той, которой предназначалась вся его бережливая нежность, все его благоговение, доставшееся Вале. Вале было нужно счастье телесное, ей незнакомо было высшее, духовное наслаждение, но виновата ли она в этом? Просто у нее не было и нет времени задуматься, поразмышлять о том, о чем думал он, Котов, бродя по лесу после омовения в ручье... Зачем ему осуждать ее за это, зачем отталкивать, оскорблять, унижать? Пусть он станет чуть грешнее, а она чуть чище.
И уже укладываясь на пухлый Валин живот, Владислав не думал о том грубом и маловпечатляющем процессе, который ему предстоит. Его душа ощущала радость от того, что он, отягчая свою душу грехом, облегчает и лечит чужую...
Но вот что удивительно. Валю всегда заботило, нет ли у "мужика" какой заразы, не придется ли идти на аборт, наконец, просто в общем смысле: а что она будет с этого иметь? Сейчас, когда все было, в общем, вполне обычно, она думала только о том, как бы сделать Владислава счастливым. Она мучилась от того, что ее тело тяжеловато, рыхловато, неуклюже. Ей хотелось бы стать легонькой, гибкой, тоненькой, изящной, подвижной и горячей. Оба тихо и бескорыстно лгали. Котов имитировал азарт и страсть, чтобы не обидеть Валю, а Валя - чтобы Котову было приятнее. Потом Валя стиснула его покрепче и не выпускала из своих объятий.
- Лежи-лежи... - шепнула она. - Я ведь мягкая, на мне как на подушке... Поспишь у меня до утра?
Котов только поцеловал ее в прикрытый веком левый глаз.
Если бы Сутолокина увидела все это, она, бесспорно, удавилась бы. Выскакивая из номера, она не слишком представляла себе, зачем и куда бежит. Она знала, что Заур - муж Вали, но где могла быть Валя и был ли у нее Бубуев, разумеется, не знала. Ей казалось, что она непременно встретит Заура где-нибудь по дороге. Сутолокина присела на скамеечку вблизи асфальтовой трассы терренкура. Почему-то она считала, что Бубуев пройдет именно здесь. И благодаря помощи Тютюки, о которой Пузаков вовсе не догадывался, именно к этой скамеечке вышел бухгалтер.
- Извините, - пробормотал Пузаков, - у вас все в порядке?
- Что? - встрепенулась Сутолокина. - Что вы сказали?
- Вы знаете, моей жене показалось, что вы очень взволнованы, и она просила меня сходить за вами, узнать, не можем ли мы вам чем-нибудь помочь?
- Нет, - зло бросила Сутолокина, - ничем вы мне помочь не можете. Идите к своей жене!
- Хорошо, хорошо... - Пузаков понял, что попал в дурацкое положение. С одной стороны, ему вдруг начали приходить в голову какие-то непрошеные мысли, с другой - он понимал, что Сутолокина ждала явно не его.
Тютюка с легким волнением орудовал короткими импульсами. Получалось плохо, он никак не мог точно выбрать направление предобработки, кроме того, приходилось обрабатывать сразу две цели. Сутолокина, которая по-прежнему надеялась на встречу с Зауром, довольно успешно отталкивала приходившие ей в голову мысли о том, что не худо бы поближе познакомиться с Пузаковым, а Пузаков ни на минуту не оставлял без внимания тот факт, что Сутолокина дожидается какого-то мужика, и мужик этот вполне может от души навалять бухгалтеру по морде.
- Уйдите вы, - проворчала Сутолокина, - не понимаете, что ли, что мне нужно побыть одной?
- Да, да, - ясно видя, что ему надо идти, кивнул Пузаков, но никуда не пошел. Тютюка дал ему импульс оставаться на месте, но знал, что долго держать подопечного не сможет.
Наконец Тютюка придумал. Он совершенно неожиданно вспомнил, что у здешних реликтовых есть хороший обычай пить водку. Он рискнул и дал длинный импульс по Сутолокиной. От этого импульса Александра Кузьминична совершенно внезапно вспомнила, что у нее под скамейкой стоит нераспечатанная бутылка. Она наклонилась и вытащила вполне обычную "Русскую", с наклейкой, на которой была обозначена старинная цена "без стоимости посуды". Сутолокина была твердо убеждена, что бутылку она принесла с собой. Следующий короткий импульс заставил Сутолокину сорвать пробку и без долгих разговоров глотнуть примерно четверть бутылки. Сутолокина в своей сугубо интеллигентной и малопьющей семье подобные дозы раньше принимала лишь несколько раз в жизни, и то не залпом, а минимум пятью рюмками. К тому же все это выпивалось с большими интервалами и интенсивно перемежалось закуской. Ее не вывернуло, но захмелило сильно и мгновенно. Ей стало весело и очень просто.
- Толстенький, - изрекла Сутолокина в совершенно несвойственной для себя манере, - выпить хочешь?
Пузаков еще с детских времен очень переживал из-за своей фамилии, хотя, увы, ее вполне оправдывал. Животом он обзавелся еще задолго до того, как его стали называть по отчеству. Толстый, Пузак, Пузанище, Пузо, Жиртрест - именно такими кличками его награждали в детстве. Тем не менее, когда его назвала так Сутолокина, он не обиделся. Водку он, кстати, почти не пил, потому что при его работе это грозило ошибками, а бухгалтерские документы - вещь точная. Но сейчас-то не работа! От предложенной бутылки он не отказался и отхлебнул примерно столько же, сколько и Сутолокина. И ему тоже стало хорошо, весело и очень просто.
- А ты ничего... - оценил Пузаков, очки которого съехали на нос.
- И ты тоже, хи-хи! - Боже, если бы Александра Кузьминична слышала свой смешок со стороны! - Ты кто?
- Я Вовочка... - икнул Пузаков.
- Вовочка! Ха-ха-ха! - закатилась Сутолокина. - А я Шура! Или Сашенька - как хочешь. Б-будем знакомы?
- Б-будем! - Пузаков отхлебнул еще, поменьше, чем в первый раз, а Сутолокина допила все, что осталось.
- А я красивая? - поинтересовалась Сутолокина. - Верно?
- Ужас! - подтвердил Владимир Николаевич. - Мерилин... ик! Марло...
- Пойдем гулять?! - предложила Сутолокина.
- Обязательно! И будем петь!
- Точно! - Сутолокина вскочила на ноги и притопнула, словно бы собралась сплясать. - А что петь будем?
- Про меня, - объявил "Вовочка", - про бухгалтера!
- А ты бухгалтер?! - в диком, хотя и немотивированном восторге завопила Сутолокина. - Я только слов не знаю.
- Ни хрена! - погрозил кому-то пальцем Пузаков. - Все путем!
- Запевай, - потребовала Сутолокина и совершенно неожиданно произнесла несколько слов, которые часто слышала от прорабов, но никогда сама не употребляла. Впрочем, Пузаков на счет своей матушки их, разумеется, не принял, а потому только заржал.
- "Мне надоело петь про эту заграницу, надену валенки да красное пальто..." - заверещал Владимир Николаевич таким похабным голосом, что даже его собственная супруга, находившаяся всего метрах в двухстах от лавочки, не узнала его тембра.
Когда Пузаков допел куплет, Сутолокина визгливо поддержала:
- "Бухгалтер, милый мой бухгалтер! Вот он какой, такой простой..."
Это был чудовищный дуэт. Обнявшись, парочка двинулась по трассе терренкура, шатаясь из стороны в сторону. Подслеповатой Сутолокиной новый кавалер казался настолько обаятельным, что она была от него без ума. Не допев песню, они начали очень неуклюже целоваться, причем вся раскраска губ и бровей Сутолокиной постепенно переходила на взмокшую физиономию бухгалтера. На сто первом метре они сошли с трассы и, беспричинно хихикая, углубились в чащу кустов, туда, где днем рэкетиры били Бубуева. Там, хохоча и вереща, Сутолокина грохнулась навзничь, а Пузаков, забыв и о жене, и о Кирюше, придавил Александру Кузьминичну к корням...
Тютюка ликовал: Сутолокина набрала минус семьдесят пять, Пузаков минус семьдесят, и это, по-видимому, еще не предел...
УТРЕННИЕ ДЕЛА
Котов проснулся в пять утра. Он увидел разметавшуюся рядом Валю Бубуеву и с удивлением отметил, что ему не хочется сразу же убегать от нее. Не было ни похмелья - хотя и с чего бы его ожидать? - ни раскаяния, ни стыда. Хотя Валя действительно была толстовата, и личико у нее было не слишком свежее, но все же она казалась Котову милой и приятной. Котов пошевелился, и чутко спавшая Валя проснулась.
- Владик... - Она приоткрыла глаза и потянулась к нему...
Примерно через полчаса они, выскользнув из общежития, шли по тропинке в глубь леса, туда, где тек святой ручей. У Вали в сердце цвел целый букет радостей, подаренный Котовым. Не верилось, что все это было с ней, а не с кем-то еще, и лишь ощущая руку Котова, лежащую на ее талии, она убеждалась - нет, это был не предутренний сон, а самая натуральная явь.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги