Грешные души

Котов злился на себя, на то, что пребывал весь день в каком-то расслабленном, благодушном состоянии. Конечно, он никак не связывал свое поведение с купанием в святом ручье. Действие активного плюса кончалось, Котов обретал то, чего ему так не хватало днем: умение ненавидеть, злость, готовность драться. "Если завтра вызовут на допрос - потребую адвоката! разъяренно ворочаясь на койке, думал Владислав. - Пока из Москвы не приедет мой адвокат - ни на какие вопросы отвечать не буду!" В Москве у него был весьма толковый юрисконсульт, ему ничего не стоило найти хорошего профессионала по уголовным делам, который в два счета развалил бы это дело. Успокаиваясь, Котов начал дремать и вскоре заснул по-настоящему...

Дубыга вновь связался с Зуубаром и доложил:

- Клиент спит. Подтверждаете санкцию на вмешательство?

- Подтверждаю. Успел даже согласовать с Вельзевулом. Отдел доставки дает транспортный канал. Будем брать Запузырина и еще кой-кого. Твоего приказано оставить - грехотонн мало. А этих - пора. Как клиент, поддается контролю?

- Активный плюс сошел. Через двадцать минут будет управляем.

- Подожди, потом выводи его в Астрал и предобрабатывай.

- Понял.

- Ну, до связи.

Двадцать минут протекли быстро. Дубыга за это время провел тестирование систем, обеспечивающих возвратный выход реликтовой субстанции в Астрал. Незримая труба протянулась из Мира Реального на борт субастральной "тарелки". Спящий Котов оставался спящим, но большая часть его сущности стала медленно сниматься с носителя и втягиваться в эту трубу. Дубыга трансформировал интерьер "тарелки", и она превратилась в комнату Тани Хрусталевой, а Дубыга принял ее форму.

Сон был удивительно ярким, цветным. Котов увидел себя в Таниной комнате, за окном шумел лес, перекликались птицы и легкий ветерок теребил пугливые осиновые листочки. Котов сидел напротив Тани в мягком кресле и пил какой-то необычного вкуса чай.

- Пей, - говорила ему Таня незнакомым, звенящим и даже вибрирующим в ушах голосом. - И ты станешь неуязвимым, ты сможешь рвать железо, и от тебя будут отскакивать пули. Ты сможешь не только отражать их, но и посылать одним взглядом в тех, кто будет стремиться тебя убить. Никто не сможет заподозрить тебя в убийстве, и ты совершишь месть и правосудие!

Котов пил этот чай и ощущал, что его жилы наполняет какая-то мощная, неведомая сила. В то же время он чувствовал необъяснимый страх. И еще - он понимал, правда, неясно, что совершает что-то недостойное, мерзкое. А чай приятный, чуть горьковатый на вкус, но ароматный и крепкий - все не иссякал в стакане. Чем дольше пил его Котов, тем больше этого чая хотелось выпить, но и осознание своей неправоты становилось все сильнее. Росла и сила, которую он ощущал в своем теле, и страх все нарастал и нарастал. Он чувствовал, что надо сказать об этом Тане, но отчего-то не мог говорить. Он только мог смотреть в Танины глаза и пить, пить... На какую-то секунду ему показалось, что страх, жажда и стыд, словно три нити, сплетенные в косичку, тянутся к нему именно из этих синих глаз. Ветерок, врывавшийся изредка в комнату, взвивал пряди золотистых Таниных волос, и они, словно солнечные лучики, обжигали лицо Котова, хотя и не касались его.

Росла жажда, росли страх и стыд, а сила была такая, что Котову казалось, будто он может одним тычком пальца повалить Останкинскую башню. Но жажда так сушила рот, страх холодил, а стыд жег, что Владислав испытывал муку тяжкую.

- Преодолей! Преодолей стыд и страх! - вещала Таня. - Еще немного! Не поддавайся!

"Через двадцать секунд при отсутствии контр-контрсуггестии вынуждена буду дать сброс внешнего оформления", - доложила "тарелка", находившаяся с Дубыгой на прямой связи, которую Котов, естественно, слышать не мог.

"Придется выводить Тютюку!" - решил Дубыга.

Стажер, которому положено было трое суток находиться в пассивно-аккумулирующем состоянии, очнулся.

- Врубайся! - приказал офицер и за секунду передал Тютюке всю информацию о происшедших событиях.

Тютюка включил свои каналы энергетики, и поединок между воздействием и противодействием продолжился.

Котов продолжал в своем сне бесконечное чаепитие. У него было ощущение, что пересохло уже не только во рту или в горле, но даже где-то в пищеводе. Сила приобрела, кажется, уже космические масштабы, лед страха перешел за абсолютный нуль, а жар стыда - за миллионы градусов. Таня, сидевшая перед ним, после включения в работу Тютюки озарилась каким-то ослепительным сиянием, из глаз словно бы били голубые лучи, а волосы казались плазменным облаком. Владислав ощущал исходящий от них жар, а слова, которые она говорила, были какого-то колокольного тембра:

- Не отдаляйся! Не бойся! Стой на своем!

И вдруг, когда Владиславу показалось, что он вот-вот умрет, что-то тихо щелкнуло в его мозгу, страх и стыд стали исчезать, а жажда перестала быть палящей...

Дубыга с облегчением отметил:

- Пошла контр-контрсуггестия! Молодец, Тютюка! Вывести объект из Астрала! Сброс имитационной картинки!

... Котов очнулся от сна, резко рванул скованные руки. Крак! Наручники сломались, будто были склеены из яичной скорлупы, и с лязгом упали на пол.

"Не может быть! - подумалось ему. - Сплю?"

Но запястья хранили отпечатки наручников. Котов ощупал себя, присел на койке. Нет, он уже не спал.

Сон - или то, что ему казалось сном, - кончился, и теперь Котов наяву ощущал ту самую таинственную силу, которой наполнил его тело неведомый напиток. Котов встал, подошел к двери, прочной, стальной, с окошечком, закрытым заслонкой... Она казалась непробиваемой, но где-то на уровне подсознания Владислав знал: стоит ему ударить эту дверь ногой, и она слетит с петель.

Дубыга дал команду...

Грохот упавшей двери произвел впечатление взрыва. Особенно на охранника, одетого в милицейскую форму. Когда Котов, вышибив дверь вместе с кусками бетона и рамой из сантиметровой стальной полосы, вышел в коридор, то охранник сразу же решил, что Котов взорвал ее пластитом. Запузырин не инструктировал охрану, что делать, если заключенный попытается бежать, потому что был убежден, что из его КПЗ побег невозможен. Поэтому охранник замешкался. Вскинув автомат, он несколько мгновений размышлял: стрелять в грудь или по ногам? Не успел он нажать на крючок, как Владислав взвился в воздух и обеими ногами поразил его в живот.

- Первый прошел по транспортному каналу, - доложили из Астрала. Шестьсот семьдесят пять грехотонн, адресование - ПР-ЛАГ.

- Принято! - отозвался Дубыга. Им овладел азарт охотника. Котов набрал в результате прыжка восемь грехотонн, и сущность его сразу на шестьдесят процентов стала отрицательной.

Предсмертный вопль охранника услышали двое, которые сторожили вместе с ним. Это были люди Мурата. Оба с автоматами в руках разом выскочили в коридор и, уже ни чуточки не заботясь о целости Котова, открыли огонь очередями. Если бы Котова не защищала сатанинская сила, то убит он был бы наверняка. Но строчившие в него люди упали сами, так как пули, достигая какой-то непроницаемо прочной сферы, окружавшей Владислава, летели обратно, не теряя убойной силы. Впечатление было, что это Котов расстреливает их в упор.

- Второй: семьсот сорок пять грехотонн - ПР-ЛАГ, третий: двести сорок три - ПР-ЛАГ, - информировал Астрал.

Котов действовал как робот. Он выскочил из подземного гаража на территорию дачи и рванулся к неосвещенному дому. Перед домом стояла иномарка Мурата, рядом - шофер и телохранитель. Оба они слышали шум в гараже и, выхватив пистолеты, были готовы к бою. Котова, выбежавшего на пятачок, освещенный подвесным светильником, встретили сразу два выстрела: один из-за капота машины, другой из бокового окна. Тот, кто стрелял из окна, был убит на месте - его же собственная пуля, отлетев от Котова, попала ему в лоб. Второй, выстрелив, ничком упал наземь и остался жив. Шоферу, услышавшему над собой свист пули, и в голову не пришло, что эта пуля выпущена им самим.

- У него бесшумка! - крикнул шофер телохранителю, но тот уже не мог ответить.

Котов тем временем, подчиняясь приказу Дубыги, поднял машину на вытянутые руки и с грохотом, перевернув, опустил на шофера. После этого он мгновенно совершил прыжок метров на пятнадцать и, когда над перевернутой машиной прогремел взрыв, находился уже в доме.

Мурат и его второй телохранитель попались навстречу. Они не успели выстрелить. Котов, по сигналу Дубыги, набрал полный рот воздуха и дунул. Обоих, словно пушинки, унесло, будто они попали под ураганный ветер или ударную волну атомного взрыва. Их буквально размазало по стене...

- Четвертый, пятый и седьмой - ПР-ЛАГ, шестой... Ого, почти две с половиной тысячи грехотонн!... ВЕЛ-ЛАГ.

Сразу можно было догадаться, что Мурат - это "шестой". Его перебросили прямо в Великий ЛАГ, не тратя время на попытки снизить минус в уголовной зоне Проверки и Распределения.

Котов поднялся на второй этаж, где встревоженный Запузырин в трусах и шлепанцах забивал непослушную обойму в тяжелый "парабеллум".

- Притормози Котова! - неожиданно скомандовал Зуубар Култыга. Дубыга хоть и удивился, но выполнил. Котов остановился у двери, перед кабинетом Августа Октябревича.

- Приказано перевести в режим диалога, - пояснил Зуубар, - только что передали от Главного.

- Зачем? - спросил Дубыга.

- У Запузырина грехотонн за десять тысяч перевалило, уничтожение такого типа - переход в плюс.

Дубыга произнес фразу, состоявшую из одних матерных слов, но ее услышал только Тютюка, потому что офицер второго ранга предусмотрительно отключил ультрасвязь.

- Придется контролировать сразу двоих, - проворчал Дубыга. - Стажер! Блокируешь всех остальных, обездвиживающие импульсы на всех живых, кроме Запузырина и Котова!

Котов легким движением плеча выбил дверь в кабинет. Запузырин, так и не успев вставить обойму, уронил ее на пол, а подскочивший Владислав пинком отшвырнул под диван.

- Бросьте! - насильно усаживая Запузырина в кресло и ухватывая его за горло, приказал Котов. Пистолет со стуком упал на паркет.

- Зачем я был вам нужен? - спросил Котов, подчиняясь команде Дубыги. Голос его звучал спокойно и даже вежливо, но Запузырин чувствовал: стоит Котову чуть-чуть сдавить шею - и все!

- Вас заказали Мурату... - прохрипел Август Октябревич.

- Вы знаете почему?

- Какие-то особые "прорывные" программы... Вы их разрабатывали из спортивного интереса, а они могут принести неслыханные деньги... Вам предлагали продать их, но вы не захотели...

- Предлагали... Предлагали миллионы, чтобы иметь возможность воровать миллиарды! - Котов зловеще ухмыльнулся, - Впрочем, я согласен. Хотите, продам их вам? За десять миллионов? Не рублей, разумеется, - долларов.

- У меня нет таких денег... - пробормотал Запузырин.

- Могу дать рассрочку на год, но, разумеется, из двадцати пяти процентов. - В глазах Котова блестела, кажется, сама Алчность.

Запузырин задыхался, глаза его бегали...

- Я могу взять кредит у Замочидзе, "Интерперестрой лимитед"... Прямо сейчас, по факсу.

- Это ваши проблемы, - холодным тоном сказал Котов. - Переведете на счет "Агат-Богата" в "Инкомбанк" - тут же получите пакет с дискетами. Вот моя визитка, тут все написано. Разыщете меня в Москве... Если те, кто заказывал меня Мурату, узнают о нашей сделке, то первым уничтожат вас. Если вы сами будете некорректны со мной - вспомните об этой ночи. У вас сейчас на даче - восемь трупов, считая Заура Бубуева. Стрельбу, возможно, слышали, так что найдите способ, чтобы все было чисто и тихо. Я оставляю вам весь компромат, который ваши люди так топорно собирали. Он никому не пригодится. Если захотите впутать милицию - ваши друзья узнают о том, что вы согласились купить программы, и предложат мне двойную цену, а вас, повторяю еще раз, снимут с доски. Ваш стукач-шахматист думает, что вы ферзь, а вы и на слона не тянете. Спасибо за гостеприимство, привет Тане!

Котов вышел в дверь... и исчез!

СОМНЕНИЯ

Сутолокина всю эту ночь провела без сна. Ей не помог прийти в себя даже скандал, который подняли супруги Пузаковы, когда попытались разрешить свои семейные проблемы, возникшие после истории, счастливо завершившейся вмешательством слесаря Гоши. В конце концов, обменявшись оплеухами и переругавшись в дым, они вместе уехали из дома отдыха, даже не прислушавшись к плачу и протестам Кирюши. Уехали они поздно, на последнем автобусе.

Непривычно тихо было в тридцать третьем номере. Там почему-то никто не визжал, не ржал, не звенел бутылками. Даже магнитофон не вопил. Сутолокина подумала было, что четверка где-то загуляла, но, прислушавшись, сильно удивилась. Оказывается, там читали стихи.

- "Буря мглою небо кроет..." - запинаясь, бубнил Колышкин, которому в школе никак не давался лермонтовский "Парус".

- "... Вихри снежные крутя", - вторил ему Лбов голосом Сергея Юрского.

Но Сутолокина, вообще-то очень любившая стихи, заглянуть к новоявленным ценителям поэзии не решилась. Она вообще из своего номера выходить не хотела, ибо последствия неудачной стычки с Пузаковой уж слишком хорошо читались у нее на лице. Ее терзали покаянные мысли: вот те, о ком она плохо подумала, оказывается, не такие уж дурные, а она, считавшая себя строгой и умной, оказывается, дрянь... Ничего не зная о причинах ссоры Пузаковых, она во всем винила себя. Странно, всего несколько минут назад, до того как Александра Кузьминична услышала стихи в исполнении Колышкина, она была даже рада тому, что Пузаковы ругаются. Она ощущала злорадство, что не только ей плохо, что эти два уже немолодых человека, всю жизнь работавшие на свою семью и жившие в дружбе, поссорились, что между ними легла грязь, ложь, измена. Ее радовал плач и писк Кирюши, пытавшегося помирить родителей. Теперь она всего этого стыдилась. Этот стыд был менее масштабен, чем тот, который жег бесшабашную четверку, но польза от него была, и немалая. Плюс нарастал в душе Сутолокиной.

Валя Бубуева мучилась иным. Ворочаясь на своей постели в общежитии, она вдруг стала испытывать стыд, что так обошлась с Зауром. Ведь когда-то он и впрямь носил ее на руках, ни в чем не отказывал, а взамен требовал совсем немного: любви и почтения к своим старикам. Конечно, все время сидеть с бабами и не выходить к мужскому столу Вале не нравилось, но разве это было хуже, чем сейчас, когда каждый встречный-поперечный норовит залезть под юбку? Вон и Котов, уж на что приличный вроде бы парень, а тоже... Попользовался, приласкал - и сбежал с другой девочкой, почище.

Валя задремала, потом попросту заснула. Утро, просочившееся яркими лучиками света сквозь шторы, пришло к ней неожиданно радостным: рядом с ней, обнимая ее за плечи и тихо дыша, спал Котов.

В Валином мозгу, наполненном остатками ночных переживаний, мучений и сомнений, совершенно неожиданно возникла устойчивая и зримая картина: Котов, после того как ушел, получив записку от Тани, вернулся минут через пять, а потом весь вечер провел с ней. И спать они ложились вместе, это Валя точно помнила.

- Владик... Владик... - зашептала Валя и подула Котову в лицо.

Котов открыл глаза. Он тоже был абсолютно убежден, что все воспоминания о каких-то камерах, перестрелках, трупах и беседе с Запузыриным - не более чем кошмарный сон. Вчерашний вечер он помнил именно таким, каким помнила его Валя. Тут все было ясно и четко: слова, движения, мысли, чувства...

Лжереальность была поселена в их умы Дубыгой. В подлинную реальность, где были пули, отскакивавшие от Котова и разившие его врагов, перевернутая машина, расплющенный Мурат и его телохранитель, Владислав, несмотря на то что пережил все это, ни за что не поверил бы, так же как и в свое астральное чаепитие с Таней.

"Приснится же такое!" - хмыкнул Владислав про себя.

В это самое время небритый, взъерошенный, с воспаленными глазами Запузырин ждал факса от Замочидзе. На даче все было приведено в надлежащий порядок. Все последствия жуткой ночи ликвидировали. Умные люди в милиции знали, что здесь, на этой даче, могло произойти много любопытного, но интересоваться этим не нужно, потому что заявлений в милицию никто не напишет. А жить теперь трудно, иногда опасно, поэтому чуть спокойнее, если не замечаешь некоторых обстоятельств. А значит, те выстрелы, которые долетали до слуха в тихом ночном воздухе, лучше было не слышать. Впрочем, даже те, кто слышал, как всегда подумали, что это, как пелось в одной старой песне, "ученья идут"...

Факс затюлюлюкал, начал выматывать отпечатанный на принтере текст:

Перевод выслан. Берите то, что дают. Котова знают с хорошей стороны, но не ожидали. Абрам.

Потом, словно бы после раздумья, факс вымотал еще фразу:

Покажи ему копию перевода, пусть как можно быстрее передаст пакет. Все.

После этого выползла копия перевода, из которой было ясно, что деньги уже отправлены на счет "Агат-Богата". Запузырин облегченно вздохнул. Он решил не откладывать дело в долгий ящик и набрал номер Забулдыгина.

- Светозар?

- Я! - отозвался директор, мысленно благодаря бога, что успел проснуться так рано.

- У тебя там есть такой Котов, отдыхающий в тридцать... не помню каком номере. Передай ему, что я готов встретиться. Пусть сам назначает место. И передай, что все уже сделано.

- Больше ничего?

- Только то, что сказал! И срочно! Все!

Светозар Трудомирович нашел Котова через час на спортивной площадке, где тот выбивал пыль из мешка-манекена.

- Владислав Игнатьевич! - трепетно позвал директор.

- Да-да, - прерывая свою разминку, отозвался Котов.

- Мне звонил Август Октябревич, - доложил Забулдыгин, - и просил передать, что готов с вами встретиться там, где вам будет удобно. И еще он просил передать, что все уже сделано...

Котов успел удивиться, прежде чем внимательно наблюдавший за ним Дубыга послал импульс. Тут же липовая реальность ушла на второй план. Теперь он снова стал полностью подчиняться черту.

- Пусть приходит один, без сопровождающих...

- Тютюка, - приказал Дубыга стажеру, - быстро перенеси сюда пакет с прорывными программами.

- Куда? Прямо Котову?

- Нет, в его номер, в чемодан.

Тютюка стал налаживать канал переброски, включать системы поиска. Тем временем непонятливый Светозар Трудомирович переспросил:

- Как передать, где вы его ждете?

- В номере.

Котов посмотрел на Светозара Трудомировича таким взглядом, что директор понял: пора исчезать. Тем не менее он еще раз спросил:

- Когда?

- Сейчас! - Голос у Котова был железный. "Терминатор какой-то!" мелькнуло в голове затрусившего к телефону Забулдыгина.

- Велено... э-э... передать, - чуть-чуть заикаясь, доложил директор Запузырину, - чтоб приходили без сопровождения и прямо в номер.

- А в какой? В какой номер приходить?

- Он в тридцать первом живет... Второй корпус.

Запузырин хотел взять с собой парабеллум, но тут же вспомнил, что рассказывали чудом уцелевшие вчерашней ночью охранники. Нет, здесь эта игрушка не поможет... Автомобиль довез Запузырина только до ворот дома отдыха, а дальше он пошел один. В кармане его лежала копия перевода. Поднявшись и постучав в номер, он толкнул дверь и очутился лицом к лицу с Владиславом.

- Вот... Я пришел.

- Прекрасно. Копию перевода принесли?

- Так точно! - Запузырин чувствовал себя так, будто его вызвали "на ковер" в обком.

Котов взял бумажку, поглядел, усмехнулся и вернул Августу Октябревичу.

- Вот пакет. Это те программы, за которые меня хотели убить. Теперь, когда он будет у вас, ловить тоже будут вас. Все - и милиция, и Интерпол, и мафия всех стран. Это программы, которые позволят вам - если, конечно, выживете - стать очень богатым человеком. Самым богатым и самым бесчестным в мире. Воруйте на здоровье! Вы продали душу дьяволу, так и знайте!

Запузырин хотел спросить, а где гарантии, что на этих дискетах не игры в сквош или теннис, но не сумел. Он тихо вышел, пятясь, и, спрятав пакет в дипломат, пошел ускоренным шагом. Нет, его ни чуточки не пугали сказанные Котовым слова. Он торопился, ему везде мерещилась слежка. На площадке у выхода из корпуса он поглядел на старичков-шахматистов. Откуда Котов узнал, что они - стукачи? Придется заменить... И почему они так пристально смотрят? Перекуплены Котовым? А может, еще кем-то? Нет, нельзя им здесь оставаться... Лишь доехав до дачи, Запузырин перевел дух.

- Зачем все это делалось? - поинтересовался Тютюка у своего командира.

- Видишь ли, с этим пакетом будет много приключений. За пакетом и за Котовым охотилась одна фирма. Теперь они узнают, что пакет у Запузырина, и начнут охоту на него, а когда заполучат, то охотиться начнут на них. В общем, попрут грехотонны. Это все нам в зачет пойдет.

- А Котов?

- Котов еще пригодится. Теперь он наш! Агент-предобработчик. Все его плюсы превращаются в минусы. Он нам испортил четырех хороших ребят и Бубуеву? Испортил. А теперь, используя его влияние, мы их вернем в минус.

- Как это? У них же усилился плюс от общения друг с другом; они и его, поди, смогут перетянуть.

- Есть такая птичка, стажер, живет на ивах и называется "наивняк"! У них активный плюс - тяга к добру. Но если использовать эту тягу в наших целях - получится чистый минус. Понимаешь? Ну-ка, припомни учебный курс! Что у вас там на тему "Добро, переходящее в зло" читалось?

Тютюка припомнил:

- Деяния, мотивируемые как плюсовые, реально приводящие к единичным или цепным минусовым реакциям, считаются "добром, переходящим в зло".

- Молодец! Но это не что иное, как чистая теория. А практику придется изучить на месте. После завтрака Котов с четверкой отправится кататься на лодке в ту часть озера, где они еще не бывали. Поедешь с ними в качестве Тани. Настоящая будет спать. Там, в этой части озера, есть остров. На нем прячется бомж. Он безобидный, спившийся, но уже непьющий. В прошлом был вором, даже два "мокрых" дела на нем висят. Но сейчас он - больной, почти умирающий старик, питается дичками с яблони, красной смородиной с дикого куста, черникой. И кается! Правда, плохо, медленно, но идет к понижению минуса, а был ведь почти стопроцентный. В общем, задача такая...

... Колышкин постучал в номер Котова.

- Ну, как насчет очередного плавания в дальние страны? - с улыбкой спросил он.

- А что, нужен адмирал? - пошутил Котов, впихивая ступни в кроссовки. - Тогда - свистать всех наверх!

Когда грузились в лодку, на пристани появилась Таня. Тютюка влез в ее образ с опаской, трижды проверив прочность пограничного слоя.

- Я не помешаю? Что-то меня не пригласили, пришлось самой вас искать...

- Каемся всеми порами души! - вскричал Котов. - Садись, Танечка.

Всего за несколько секунд до этого Котов предпочел бы взять с собой Валю Бубуеву, но в нем вновь произошла смена декораций. Он снова забыл, с кем провел ночь, и ощущал, что только и ждал появления Тани.

Колышкин и Лбов гребли, Элла и Люда сидели на корме, свесив ноги в воду, и болтали ими, утверждая, что помогают лодке двигаться быстрее, а Котов и Таня разместились на носу и глядели вперед. Миновали устье святого ручья, сквозь деревья промелькнули очертания запузыринской дачи, где в это время, не ведая ничего, продолжала спать сном праведницы реальная Таня. А Тютюка?

Танина рука лежала на могучей спине Котова.

- Ты такой большой, сильный, - шептал Тютюка устами Тани. - Наверно, ты крепко обнимаешь?

- Захочешь - узнаешь... - хмыкнул Котов.

- А если я скажу, что... - Тютюка заставил Таню выдержать паузу. Если я скажу, что хочу...

- Тогда тебе будет очень хорошо... - сообщил Котов доверительно. - Ты никогда этого не забудешь...

- Я знаю... - прошептала Таня. - И жду. Очень-очень.

- Вот и жди. Не в лодке же...

Таня хихикнула. Между тем берега озера начали отдаляться, а затем стало заметно, что лодка приближается к острову.

- Земля! - воскликнула Шопина.

- Ну, господа, швартуемся? - ухмыльнулся Колышкин, оборачиваясь.

Котов словно проснулся.

- Куда?

- К неведомому континенту...

Колышкин и Лбов дружно навалились на весла, лодка с разгона врезалась в прибрежный песок. Цепь прикрутили к ближайшему кусту, огляделись. Остров был довольно большой, метров сто на двести, на нем росли такие же сосны, как и по берегам озера. Строго говоря, остров был просто одним из холмов, только седловины вокруг него когда-то затопило водой.

Тютюка по изолированному каналу телепатической связи вышел на Дубыгу:

"Куда вести? Где бомж?"

"Дрыхнет в своем шалаше. В двадцати шагах отсюда, если идти налево по берегу острова, маленький заливчик, укрытый кустами. Там начинается тропинка, ведущая в горку. Убегай от Котова именно туда! Дальше - по плану!"

- Владик, - многозначительно улыбнулась Таня, - в плавании мы уже соревновались, верно? А теперь попробуй меня догнать!

Котов спросил:

- А какой будет приз?

- Будет не приз, а сюр-приз! - Таня стремглав бросилась бежать. Котов погнался за ней.

- Так, - усмехнулся Колышкин, - ну а кто от меня убегать будет?

- Давайте лучше здесь посидим, - предложила Соскина, - остров небось не резиновый. Зачем мешать? Они ведь, наверно, первый раз. В смысле между собой...

- Ладно, давай без комментариев. Пошли, Никитушка, купнемся?

- А мы? - хором удивились барышни.

- Пардон, - Колышкин приложил ладонь к сердцу. - Куда же мы без вас, бабоньки?

Между тем Таня, словно горная серна, взбегала по склону, петляя между сосен. Котов, которому дьявольская сила в данный момент не помогала, прилагал серьезные усилия, чтобы не отстать. Внезапно они выскочили к прогалинке на самой вершине острова-холма. Там чернело кострище с котелком из большой, закопченной консервной банки. Чуть дальше стоял шалаш из жердей, перевязанных проволокой и заваленных ветками, кусками толя и полиэтиленовой пленки.

- Жилище Робинзона! - съязвил Котов, когда Таня остановилась.

- Я вам ща дам Ребензона! - угрожающе пробухтело из шалаша. Далее полился открытым текстом классический мат и хлынула волна перегара и иных специфических бомжевских запахов.

- Пойдем отсюда, - сказал Котов, взяв Таню за локоть.

- Трусишь, что ли? - подбоченилась Таня. - Или ты только раз в неделю храбрый?

- Да нет, чего тут бояться...

В шалаше зашевелилось, а затем из него выполз зеленовато-землистый, обросший многодневной щетиной и измазанный всеми видами грязи бомж. Он был настроен не то чтобы совсем агрессивно, но и миролюбивым его тоже трудно было признать. Самое неприятное, что в руке лесное чудище сжимало стальной арматурный прут с заточенным до остроты иглы концом. Эта заточка для бомжа была, возможно, чисто устрашающим оружием, но Котов этого не знал.

- Мотай отсюдова! - прошипело чудище, ощерив беззубую пасть. Угребывай! Припорю!

И, видя, что Котов явно сомневается, бомж сделал шаг навстречу.

- Ой! - взвизгнула Таня. - Он тебя убьет! Это же наркоман! Или сумасшедший!

Эти слова, умело вложенные Тютюкой в уста своей оболочки, сработали. Котов мгновенно представил себе, как острый конец ржавой заточки вонзается между ребер, как ледяной холод стали проникает в глубь тела, туда, где встревоженно бьется его живое сердце... А спустя еще мгновение Владиславу стало себя очень жалко, так жалко, что ради того, чтобы уцелеть, он ощутил готовность убить. Сразу после этого его душа инстинктивно воззвала к той силе, которая помогала Котову прошлой ночью стать неуязвимым и неодолимым.

- У-а! - выкрикнул он, и правый кулак, неся в себе весь его солидный вес, помноженный на чудовищное ускорение, обрушился на бомжа. Этот удар мог сразить не только источенного пороками и болезнями пожилого человека, но и перебить хребет быку, проломить лобную кость слона, смять капот автомобиля в лепешку. Нанося удар, Котов даже не заметил, что острие заточки столкнулось с его грудью и, не будь его плоть защищена сатанинской силой, вонзилось бы ему в сердце. Ничего подобного не произошло - прут согнулся в дугу, будто столкнувшись с танковой броней. А бомж отлетел на несколько метров, треснулся спиной о сосну и распластался на земле, как ватная кукла...

Котов обернулся к Тане. Не будь у этого искусственного образования дьявольской души стажера Тютюки, все пошло бы по-иному. Любая, даже самая дикая и неустрашимая, самая безумная и сексуально озабоченная женщина, увидев лицо Котова в этот момент, с визгом бросилась бы бежать. Даже зрелище только что совершившегося убийства не вызвало бы такого ужаса в душе человеческой, как тот взгляд, который метнул одержимый минус-астральной силой Владислав. Это был взгляд зверя, хищника-самца, одержавшего молниеносную победу, опьяненного запахом крови поверженного противника и жаждущего тела самки...

- Отлично! Превосходная работа! - донеслось по ультрасвязи одобрение Зуубара Култыги. - Давай в том же духе, Дубыга!

- Есть! - отозвался офицер и перешел на телепатию: "Тютюка! Немедленно покидай объект! Срочно! Переводи на безусловные рефлексы, а сам - на борт!"

Тютюка не заставил себе приказывать дважды. Он уже знал, что пограничный слой между бионосителем и его сущностью - вещь ненадежная. Стажер мигом очутился на борту пылинки.

- Так, - напряженно следя за действиями Котова, уже сцапавшего в объятия безвольную, бездушную оболочку, жизнь в которой поддерживалась только безусловными рефлексами, произнес Дубыга, - наступает самое интересное. Рискованное, но интересное. Попробуем трансгрессировать Таню реальную, точнее, конечно, ее сущность, в искусственную оболочку... Настраивай канал!

- Готово!

- Выводи сущность в Астрал!

- Готово!

- Пошла трансгрессия! Есть переход! Сущность на носителе!

Как раз в этот момент Котов, действуя, словно изголодавшийся маньяк, сорвал с притиснутой к траве Тани обе части купальника.

- Командир, объект не выводится из сна!

- Отставить, обормот! - рявкнул Дубыга. - И не надо ни в коем случае! Пусть думает, что это сон. Наблюдай за пограничным слоем! Посадишь ее сущность на искусственный носитель наглухо - не рассчитаемся! Я тебя тогда самого в естественную оболочку запакую!

Но было поздно. Тютюка опоздал всего на какую-то микроскопическую долю секунды и выпустил один лишний импульс, который разбудил Таню.

Мат, который изверг Дубыга, был неподражаем.

- Долбогреб! Уродище! Немедленно врубай сон!

Но Таня уже проснулась, причем как раз в тот момент, когда Котов, распяв безвольные руки девушки, был готов свершить черное дело. Ее глаза открылись так широко, так испуганно...

- Удар активного плюса! - взвыл от бессильной злобы Дубыга. - Котов неуправляем! Что ты телишься, стажер? В сон ее! Шевелись, гаденыш!

- Не выходит! Мы этого не проходили! Ни короткими, ни длинными! Она не засыпает!

- А-а! Недоносок! - Дубыга перехватил управление, дал мощный импульс и перебросил Танину сущность обратно на дачу Запузырина, так что с Котовым осталась только живая кукла - биоробот с безусловными рефлексами. Впрочем, Котов от активно-плюсового удара резко остыл и, явно парализованный осознанием преступности своих действий, секунду-другую пребывал в замешательстве.

- Тютюка! Лезь обратно... отставить! Сам пойду! - Дубыга исчез, оставив стажера в недоумении. Впрочем, уже через секунду офицер вышел на связь: "Я в объекте. На этот раз не уйдет! Контролируй пограничный слой! Понял?"

В тот самый момент, когда Котов, ощутив, что был всего на шаг от изнасилования, хотел уже отшатнуться от Тани, ее руки замкнулись у него на спине...

- Вот тебе и на... - жарко прошептала Таня, управляемая Дубыгой. - Что же с нашим героем? Ранняя старость, а? Так бурно, по-варварски, взялся за дело, а когда я уже готова была увидеть небо в алмазах - отбой?

- Мне показалось, что ты меня возненавидишь... - пробормотал Котов. Ты так поглядела!

- А как должна глядеть добыча на зверя? - мурлыкнула Таня. - Добыча знает, что ей не уйти... Ведь ты зве-ерь, хи-ищничек... С чего ты начнешь кушать, а?

В это время Тютюка уловил сердитый приказ: "Чего ты ворон считаешь? Стажер, мать твою за ногу! Работай! Восстанавливай управление Котовым, энергии не жалей!"

- Тут бомж этот валяется... - Владислав обернулся назад. - Ему я, видно, крепко влепил. Не помер бы...

- Да плевать мне на него... - проведя губами по лицу Котова, истомно протянула Таня. - Он мне не нужен... Мне нужен ты, понимаешь?

"Объект управляем!" - радостно доложил Тютюка.

"Молодец! - похвалил Дубыга. - Как там слой, ничего?"

"Да вроде..."

"Смотри, приглядывай, мне надо вовремя успеть, по грани пойду!"

Котов снова приобрел безумный блеск в глазах, жадную силу в руках, которые пустились в порывистую, скоростную пробежку по Таниному телу. У Котова не было никаких человеческих чувств - одни инстинкты.

"Стажер! - позвал Дубыга. - Как там слой? Держишь? У меня что-то сенсорика заработала! Смотри внимательно!"

"Поставить автоматический ограничитель?"

"Нет, тут чувствительность слишком грубая. Он меня выбросит раньше, чем нужно. Я должен дотянуть до конца, до кульминации. Тогда будет естественно, если она потеряет сознание..."

"А не опасно?" - забеспокоился Тютюка.

"Опасно! Но тебе было бы опаснее. Держи контроль! Запомнил? Возврат только в момент оргазма!"

"Чьего?" - спросил Тютюка.

"Его! Моя уже пошла".

Через несколько секунд Таня тихонько, но отчетливо ахнула и судорожно сжала Котова.

"Признаки размягчения пограничного слоя!" - доложил Тютюка.

"Ничего, терпимо... - ответил Дубыга. - Конечно, сенсорика охватила крепко, но ничего... Пока держи контроль!"

Второй крик Тани был громче.

"Командир, есть утончение слоя на двадцать процентов! - предупредил Тютюка. - Опасно! Включить дополнительную энергетику?"

"Отставить... - Тютюке показалось, что телепатический сигнал стал каким-то неясным, расплывчатым. - Тебе надо Котовым управлять, дай лучше ему импульс на интенсификацию действий".

Когда она взвизгнула в третий раз, это было слышно на берегу, где две парочки загорали на песочке.

- А им сейчас хорошо... - протянула Соскина, прищурясь на Эллу. - Это ведь не от щипка, верно?

- Что естественно, то не безобразно, - философски заметил Колышкин. Они люди...

- А мы - нет? - хмыкнула Элла. - Эх, Андрюша, стихи стихами, а жизнь прекраснее. Может, мы тоже кустик найдем?

- Да я как-то не настроен.

- Может, ты, Лобик, а?

- Не знаю...

- Мужики пошли! - вздохнула Соскина. - То липнут - не отлипают, то морды воротят...

- Что вам, возжа под хвост попала? - проворчал Колышкин. - Лес, озеро, остров... Солнышко греет. Ведь лето - это всего ничего. Может, завтра дожди зарядят и до сентября не пройдут. Просидим весь отпуск в номере: бутыль да карты, музычка да вы...

- Ну и любуйся солнышком! - обиделась Соскина. - Пойдем, Элка, пошляемся. Может, найдем какого-нибудь рыболова нестарого. Хоть одного на двоих...

Оставшись на берегу одни, Колышкин и Лбов очень скоро почувствовали себя тоскливо. Активный плюс у них кончался.

- Эх, надо было бутылку взять! - проворчал Андрей.

- Поехали! Все равно они с острова никуда не денутся, - согласился Лбов, и коллеги по работе, оттолкнув лодку, налегли на весла. Все возвращалось на круги своя... Сомнения уходили...

"Командир! - встревоженно засигналил Тютюка. - Есть прорыв слоя! Протекание сущности на носитель! Экстренный возврат!"

"Идиот! Мне так хорошо..." - отозвался Дубыга, и Тютюка понял: надо действовать. Он лихорадочно врубил новые энергетические каналы, направил мощный луч на место прорыва пограничного слоя, но перестарался. "Тарелка" ничем не могла помочь Дубыге, но бдительно автоматически контролировала энергоактивность Тютюки. "Опасный перерасход! - предупредила она. Принудительный перевод стажера в пассивно-аккумулирующий режим!"

И своей властью отключила Тютюку... Отчаянный выброс энергии успел достичь объекта, но воздействие его было кратковременным. Это лишь продлило агонию Дубыги. Слой восстановился всего на несколько секунд. Осознав, что доигрался, в течение этих нескольких секунд Дубыга суматошно пытался вырваться, но размягченный и истончившийся пограничный слой уже не держал. Мощное притяжение сенсорики носителя втягивало сущность Дубыги, словно губка воду. Офицер второго ранга первого уровня уже не в силах был что-либо сделать. Его действия напоминали судорожную борьбу за жизнь, которую ведет человек, провалившийся в трясину. Чем больше он барахтался, пытаясь волевыми импульсами прикрыть бреши в пограничном слое, чем больше расходовал энергии, тем сильнее шел процесс перетекания сущности и тем меньше потенциала оставалось у Дубыги. Он все более ощущал себя Таней, и лишь меньшая часть его сущности оставалась астральной.

"Култыгу! Култыгу подключай!" Все последние силы Дубыга потратил на этот отчаянный призыв, обращенный к Тютюке. Но Тютюка уже не мог его услышать. Автоматика "тарелки" ультрасвязью пронзила Астрал, добросила сигнал до Зуубара, но было поздно. Офицер второго ранга первого уровня перестал существовать как конкретная сущность. Реликтовый по типу, искусственный по происхождению носитель впитал его и переоформил. Дубыга стал Таней Хрусталевой искусственной в отличие от той, что по-прежнему спала на запузыринской даче.

- Что там у вас? - спросил Зуубар Култыга, подключившись через минуту после того, как помочь было уже невозможно.

- ЧП! - доложила "тарелка", не проявляя, однако, эмоций. - Офицер Дубыга, грубо нарушив технику безопасности, внедрился на материальный носитель, не установив автоматический ограничитель пребывания, и поручил контроль за пограничным слоем стажеру Тютюке. Несмотря на неоднократные предупреждения стажера о начавшемся размягчении пограничного слоя, Дубыга продолжал пребывание на носителе даже после того, как зарегистрировал сенсорные ощущения носителя. Результат - единичный прорыв пограничного слоя. Выполняя операцию по ликвидации прорыва, стажер израсходовал недопустимо большое количество энергии и был переведен в пассивно-аккумулирующее состояние для восполнения энергозатрат. Последняя команда от Дубыги - вызов второго уровня. Работаю в автоматическом режиме. Офицер Дубыга поглощен носителем.

- Принято. Даю команду: вести контроль за действиями искусственного объекта. Стажера из пассивно-аккумулирующего режима без моего приказа не выводить. Прибытия замены ждите через трое суток местного времени. Конец связи.

... Котов отвалился от Дубыги, словно насосавшаяся крови, отяжелевшая пиявка. В нем не было ни благоговения, ни любви, ни благодарности. Его переполняло лишь сытое удовлетворение и злая, самодовольная радость, гордость самоутверждения мужчины, овладевшего той женщиной, которая ему довольно долго не покорялась. И ни капли тех сомнений, что мучили его после близости с Валей.

Развалившись в траве, Котов отдыхал, подставив вспотевшее тело легкому ветерку, - в десяти шагах от трупа бомжа, о котором он как-то позабыл, будто не человека убил, а комара прихлопнул.

Рядом с ним лежала Таня-И. Прежний Котов, вероятно, был бы очень изумлен теми переменами, которые произошли с ее лицом. Нет, черты его не изменились. Изменилось восприятие этого лица. Если раньше оно излучало какую-то внутреннюю доброту, легкую наивность и теплое обаяние, то теперь лишь цинизм, похоть и бесстыдство. Но заметить их, увы, мог только тот, прежний Котов. Никаких воспоминаний о Дубыге в памяти искусственной Тани не сохранилось. Нет, она точно знала, что ее дядюшка - Август Октябревич Запузырин, что живет у него на даче, что она - натуристка и впервые увидела Котова, когда загорала в натуральном виде с подругой Ирой. Она помнила все, что помнила о себе настоящая Таня, помнила все, что было в свое время внушено ей Дубыгой и Тютюкой, наконец, помнила все, что произошло только что, и совершенно ни в чем не сомневалась. Она была очень довольна тем, что случилось, и не замечала в себе ничего сверхъестественного. Но на самом деле растворившаяся в ней сущность Дубыги тысячами нитей связала ее с Минус-Астралом, наделив свойствами, которые проявили себя не сразу.

ВОЗРОЖДЕНИЕ СУТОЛОКИНОЙ

Александра Кузьминична, которая из-за синяка и царапин не ходила обедать и вообще ничего не ела уже второй день, решила прекратить голодовку. Кое-как замазав кремом и запудрив свои раны и надев солнцезащитные очки, она все-таки явилась на обед.

- Что-то вас давненько не видно, милая? - спросил старик Агапов, успевший за время отдыха заметно приободриться. - Уж и на обед не ходите...

- Да так, что-то не хочется... - промямлила Сутолокина.

- Напрасно, - пожурила Нина Васильевна. - Мы вот с Митей прошлись сегодня вдоль берега озера и так есть захотели! А нам-то много нельзя...

- Перистальтика уже не та, - глубокомысленно заметил Дмитрий Константинович, - пищеварительный тракт...

- Ну что ты, за столом-то? - пристыдила бабка. - При даме к тому же... Лучше расскажи, что мы видели. Пошли мы со стариком от пляжа налево. Там в озеро речка впадает, извилистая такая, а через нее мостик. Вот мы мостик перешли и по тропинке километров пять протопали. Я цветов набрала охапку лужайки попадались. Земляничка еще осталась, черника уже спелая. Птичек послушали. Потом немножко в горку, потом в овражек, потом опять наискосок в горку и добрались до верхушки. А там, представьте себе, стоит на полянке камень. Большой, высокий и вроде бы бесформенный. Но вокруг него на этой полянке идет нечто вроде маленького вала. Понимаете? Я убеждена, что это какое-то языческое древне-славянское капище! Я хоть и специалист по истории КПСС, но все же историю СССР с древнейших времен тоже изучала. Этот камень наверняка какой-то идол, Перун или Даждь-бог какой-нибудь! А в путеводителе про него ничего нет.

- И ты, Нинуля, вернешь стране археологический памятник, сыронизировал дед. - По-моему, это просто бывший КП военного времени, в который бомба угодила. Камень вывернуло наверх, а воронка обсыпалась, размылась - вот и вышел вал.

- Вечно ты скептицизм разводишь! - сердито заявила бабка, и они начали препираться, что Сутолокину совершенно не интересовало. Однако из путешествия в столовую Александра Кузьминична вынесла одно знаменательное решение: ни в коем случае не сидеть после обеда в номере, а пройтись хотя бы по тому же маршруту, которым ходили старики. Именно так она и поступила.

По дороге в сторону пляжа Сутолокина повстречалась с Колышкиным и Лбовым, торопливо шагавшими от лодочной станции. Спешили они в свой родной номер, поскольку там вроде бы завалялась бутылка.

- Куда ж она делась? - почесал подбородок Никита после получаса безуспешных поисков.

- А, хрен с ней! - принял решение Колышкин. - Смотаемся в Старопоповск! Сразу на неделю затаримся.

Через несколько минут они выводили свой "ауди" со стоянки. Лбов уселся за руль, Колышкин справа на переднее сиденье.

Гнали быстро. Миновали поворот на дачу Запузырина, прикрытый "кирпичом", затем дорога пошла под уклон. Впереди виднелась насыпь и мост через небольшую речку, которая не то вытекала из озера, не то впадала в него. На другой стороне от моста тоже была горка, и с этой горки быстро ехал навстречу большой КамАЗ, груженный щебенкой.

И тут на полосу, по которой неслись Колышкин и Лбов, неведомо откуда выскочил мальчик. Маленький, лет шести, в синих шортиках, полосатой маечке, в белых гольфах. На дорогу он выбежал за мячиком, ярким, оранжевым, с черными пятиугольниками. Мяч катился под горку по дороге, а мальчик бежал за ним, совершенно не видя несущегося сзади "ауди"...

- Тормози! - прикинув расстояние, велел Колышкин. - Вот поросенок!

- Щас... - нажимая на педаль, пробормотал Лбов.

Однако машина ход не сбавляла, а педаль попросту провалилась.

- Гидравлика, блин! - охнул Никита.

- Ручником! - рявкнул Колышкин, но уже понял, что это не поможет. Даже с выключенным мотором летящий под горку "ауди" должен был смять мальчонку... Лбов отпустил руль и в ужасе закрылся руками, а Колышкин, ухватившись за баранку, вывернул влево, на встречную полосу, под удар КамАЗа, благополучно разминувшегося с малышом. Последнее, что увидел Колышкин - мокрый след на асфальте, тянувшийся за "ауди" вплоть до места столкновения, - вытекшая тормозная жидкость...

Внешне все выглядело ужасно: бампер самосвала ударил точно в правую дверь "ауди" и снес легковушку с дороги. Падая с насыпи, машина трижды перевернулась, грохнул взрыв, и чадное пламя обвило смятый корпус жадными лапами...

Ни Колышкин, ни Лбов ничего этого не ощутили. У них только мигнуло в глазах что-то ослепительное, а затем все пропало, исчезло, растворилось... Однако, как им показалось, всего через несколько секунд все пришло в норму. "Ауди", целый и невредимый, мчался по шоссе, Колышкин и Лбов сидели на своих местах. Изменилась только дорога - она пошла по сплошной березовой роще. И солнце, уже клонившееся к закату, вдруг оказалось на востоке, будто ранним утром. Да еще воздух, врывавшийся в автомобиль сквозь опущенные боковые стекла, стал совсем иным, без пыли и запаха асфальта...

- Не понял... - удивился Колышкин. - Притормози-ка, братан!

Лбов послушно нажал на педаль, она работала нормально. Машина остановилась. Приятели вышли из машины.

- Куда это нас занесло? - спросил Андрей. - Это не то шоссе! Мы что всю ночь ехали?

- А Владик с девками на острове остался... Лодку-то мы у них увели, вздохнул Никита. - Там переплыть трудновато.

- Тем более что Людка с Элкой еле-еле полста метров проплыть смогут...

- Надо обратно! Срочно!

Они развернули "ауди" и стали наматывать километры в противоположном направлении. Минут через пять Колышкин вновь воскликнул:

- Стоп! Мы опять туда едем!

- Куда это "туда"? - удивился Никита.

- Да все туда же, на запад! Солнце было сзади - и теперь сзади...

- Ну, может, повернулось уже?

- За пять минут на полкруга? Астроном хренов! Разворачивайся!

Но едва капот "ауди" повернулся в ту сторону, где раньше было солнце, как оно вновь очутилось позади автомобиля.

- Нет, - прохрипел Колышкин в ужасе, - не может такого быть!

В это время сзади появилась еще одна машина, зеленая "Волга", за рулем которой сидел мужик в белой майке с цветным рисунком. Он притормозил и спросил:

- Ребята, вы тут женщину с ребенком не видели?

- Ребенка видели, - Колышкин припомнил мальчика в тельняшке, - а женщину - нет.

- А как выглядел ребенок?

- Ну как... - Колышкин припомнил все приметы, но нетерпеливый мужик, не дослушав даже до гольфиков, отмахнулся:

- Это не мой, моему только три года.

- Других не было...

- Черт его знает! - проворчал мужик. - Куда ж они вышли-то?

- А где ты их высаживал?

- Да не высаживал я их! Они у меня сзади сидели...

- А ты куда ехал-то?

- Из Смоленска в Ярцево...

- Интересно, - удивился Лбов. - Как же ты в нашу область залетел? Мы-то в Старопоповск ехали...

- Это что за город такой? - теперь уже смоленский удивился.

- Ну, Новокрасноармейск раньше был...

- Привет! - смолянин покрутил пальцем у виска. - Это ж за Москвой уже! Вы чего, ребята, с бодуна?

- Х-хы! - Колышкин демонстративно дыхнул.

Запаха не было, но мужик все равно не верил. И тут откуда-то с неба раздался усиленный мегафоном голос: "Водители "ауди" 13-36 и "Волги" 24-22! Не задерживайтесь на трассе! Двигайтесь в западном направлении!"

- Батюшки! - Смолянин задрал голову и ахнул. Рэкетиры тоже поглядели. Прямо над ними висел НЛО с надписью "Слава Советскому народу!".

- Ну, раз приказано в западном, так поедем в западном... - пробормотал Колышкин. - Связываться еще... с гаишниками!

"Волга" пошла впереди, "ауди" держался за ней. Минут через двадцать показался пост ГАИ. Милиционер в белой форме жезлом указал к обочине.

- Русаков Андрей Петрович, - заглядывая в красную книгу, обратился он к хозяину "Волги". - Получите карточку въезда!

- Зачем?

- Сейчас поедете дальше. Отсюда в полукилометре начинается Город. Предъявите на въезде карточку, получите дальнейшие инструкции. Понятно? И никуда не пытайтесь свернуть!

- Ага! - одурело пробормотал Русаков. - А женщина с ребенком здесь не проходили?

- Русакова Галина Ивановна и Русаков Антон Андреевич? - спросил милиционер. - Нет, не проходили. Когда пройдут - вас уведомят.

Смолянин тронул "Волгу" и укатил вперед.

Гаишник козырнул Колышкину и Лбову.

- Документы предъявите, граждане.

- Вот, - Лбов достал права, Колышкин паспорт.

- Так... - Милиционер поглядел в книгу и сказал: - Получите ваши карточки. Едете до Города, не сворачивая, там все объяснят.

- Начальник, - спросил Лбов, - там чего, опять путч, что ли, да?

- Да нет, все нормально, просто вы, ребята, на тот свет приехали. Это не страшно. Сюда попали, значит, все не так плохо. Тут Зона Проверки и Распределения. Приедете, вселитесь, обживетесь. А может, захотите через Лету, в рай перебраться. Ну, это для желающих... Тут тоже неплохо.

- Понятно, - пробормотал Колышкин. - Только этого не может быть.

- Может, может. - Гаишник выдернул из кобуры ПМ. - Смотри, если не веришь...

И бабахнул из пистолета себе в грудь.

- Даже рубашку не закоптил, понял?

- Все равно не верю!

- Тогда дай мне в морду! - радушно предложил гаишник.

- А меня посадят... Ловок! - скривился Андрей.

- Ничего тебе не будет. Ну, махни!

- Учти, я КМС! - предупредил Колышкин, развернулся и ударил крюком справа. Гаишник не уклонялся и не пытался блокировать удар, а потому, будь все нормально, заполучил бы минимум нокдаун. Однако кулак Колышкина встретил на своем пути пустоту. Точнее, он прошел через голову милиционера, как одно облако проходит через другое...

- Ты чего, привидение, что ли? - пробормотал Колышкин.

- Как и ты, - подтвердил гаишник, - и он, - кивнул на Лбова, - и мужик, и ваши машины - все призраки, понял?

- Значит, мы разбились?

- Так точно. Но героически - спасая жизнь ребенка. Это вам на Комиссии зачтут.

- А как же... - начал Лбов, с трудом понимая, что произошло нечто уже непоправимое, но не в силах был это выговорить...

Они сели в "ауди" и погнали вперед, в гражданскую Зону ПР. Все земное было для них пройденным этапом...

Между тем на Земле время шло, и солнце там не стояло на месте. Александра Кузьминична Сутолокина, привычная к городской беготне по магазинам, пройдя несколько километров по лесу, притомилась. Все-таки за эти дни, проведенные на отдыхе, она маловато гуляла. Конечно, и на территории дома отдыха был свежий воздух, но все-таки в лесу он был чище. Сутолокина даже немного охмелела, присела на траву и подумала, что, в общем, она зря расстраивалась и мучилась. Ничего страшного с ней не произошло. Ну, подумаешь, вместо одного мужика, который ей понравился, похулиганила с двумя, что появились случайно. Ну, исцарапала ее эта стерва Пузакова - так ведь не она у Сутолокиной мужика увела, а наоборот... За удовольствия, как известно, платить надо. И смешно казалось, что не так давно уже о самоубийстве подумывала! Надо же до такой дури дойти. Ведь тогда не было бы у нее сейчас этой зеленой, живой, душистой травы, этих деревьев, шелестящих, шепчущихся, перекликающихся птичьими голосами, этого послеполуденного неба, немного постаревшего, но все-таки голубого. А что было бы? Чернота, тишина и ничего? Но это в лучшем случае. Ведь, очень может быть, там ничего не кончается, в это Сутолокина подсознательно верила. И за самоубийство ей там предстоит что-нибудь нехорошее. Сутолокина знала, как сердятся начальники, если к ним приходишь без вызова. "Что у вас, гражданка Сутолокина? - сердито спросит Господь. - Вам на какой час было назначено? Кто вас сюда пропустил? В порядке общей очереди!"

Отдохнув, Сутолокина пошла дальше. Она немного сбилась с дороги и начала подниматься на холм, о котором говорили старики, только тогда, когда уже стало смеркаться...

Оставим ее на время и переместимся на остров.

Из-за деревьев послышались голоса, это шли Соскина и Шопина. Они рассказывали друг другу похабные анекдотики и хохотали при этом во все горло. Действие плюсового купания у них закончилось.

Котов лениво оглядел поляну и разыскал плавки.

Появившись на полянке, Соскина и Шопина первым делом увидели валявшегося у дерева бомжа.

- Это ж надо так нажраться! - заметила Людмила, с привычным равнодушием городской жительницы обойдя труп.

- Козел, - проворчала Элла. - Нигде от пьяни спасу нет.

- А вот и молодые, - хихикнула Соскина, подмигнув одевающимся Котову и Тане. - Вы ребят не видели?

- Может, они на нас обиделись? - озабоченно спросил Котов.

Когда уже собирались уходить, Котов поглядел на бездыханного бомжа и пробормотал себе под нос: "Вот это да... Хорошо, что девицы ни о чем не догадались". И он сбежал вслед за девушками со склона холма. Лодки не было, Колышкина и Лбова - тоже.

- Вот сволочи! - проворчала Элла. - Обиделись... Наверно, решили себе компашку получше поискать...

- Одежду оставили, - заметил Котов, сворачивая свои брюки. - Если бы хотели пошутить, то, наверно, увезли бы. Нет, не обиделись они. Собирались вернуться...

- А мы тут что, ночевать теперь будем?

- Да до берега метров двести, переплывем... - хмыкнула Таня.

- Ты-то, может, и переплывешь, - проныла Соскина, - а я столько не смогу, я только по-собачьи умею.

- Не бойся, я тебя перевезу, а Владик - Эллочку. Поплыли!

Одежду закрутили в полиэтиленовые пакеты, которые тоже оставили Колышкин и Лбов. Таня дала один пакет Соскиной, а второй - Шопиной.

- Держи, не потеряй. И не дрыгайся, не ори, лучше болтай ногами. Я поплыву на спине, ты голову будешь держать у меня на груди, а пакет вверху, чтоб не промок. Ну, пошли...

Соскина последовала за ней, ойкая: "Боюсь, боюсь!" Таня решительно ухватила ее под мышки, опрокинула на себя и, мощно работая ногами, потянула через пролив. Котов тем же способом отбуксировал Шопину.

Перебравшись на берег, зашли в кусты и отжались - все четверо.

- Владик, а что ты будешь ночью делать? - неожиданно спросила Соскина.

- Спать, - честно ответил Котов, - один.

- Нет, - возразила Таня, - ты будешь спать с Валькой-горничной.

- Откуда ты ее знаешь? - удивился Котов.

- Значит, знаю. Ты спал с ней две ночи, а сегодня будет третья.

- Ну и кобель же! - протянула Соскина. - А такой приличный!

- Ты-то чего взревновала? - спросила Таня. - Он ведь свободный мужчина.

- Нахалка ты, Танька, - одобрительно хмыкнула Элла. - Ты, часом, не нашего полета птица? Не по валютной части?

- Ну, обижаешь. Я - любительница.

Девушки покатились со смеху.

- Жаль, Котов, что ты не мусульманин. - Таня взяла Владислава под руку. - Был бы ты хотя бы нефтяным шейхом, взял бы нас всех в жены, поселил бы в гареме, а мы бы ни черта не делали, только любили тебя и слушали, как оркестр евнухов играет нам восточные мелодии. Можно и Валентину пристроить. Мусульманам четыре жены по штату положено. Я, конечно, была бы вся в золоте и жемчугах, в ушах во-от такие серьги с рубинами...

- И в носу кольцо... - хихикнула Соскина. - Я такое у одной индуски в фильме видела.

- Ой, балаболки! - вздохнула Шопина.

Дошли до святого ручья.

- Чао-какао, господа сэры и сэрихи! Я вас покидаю. Мне - налево, а вам - прямо.

Таня помахала рукой и двинулась вдоль ручья наверх, к даче Запузырина.

Котов неожиданно обнял оставшихся спутниц за талии и продолжил путь.

- Ты у дома отдыха не обнимай нас, ладно? - озабоченно попросила Соскина. - А то плохо тебе будет. Андрюха злой. Он не любит, когда без его разрешения.

- Дам в лоб, - криво усмехнулся Котов, - и все дела...

- А Лоб тебе пику в спину сунет... - скаламбурила Шопина. - Не связывайся. Они крутые очень. У них и пушка есть, понял?

- Кого этим сейчас удивишь, - отмахнулся Котов. - Ничего не будет.

Прошли мимо лодочной станции.

- Здесь, - невольно ежась, кивнула Соскина, - вон наша лодка стоит. А они небось уже пьяные... Ну, давай, иди к своей толстой в общагу, а мы с Элкой пойдем клистир получать.

- Да провожу я вас, не бойтесь...

Валя Бубуева попалась навстречу. Шмыгая носом, она шла от второго корпуса к общежитию обслуживающего персонала. Увидев Соскину и Шопину в обнимку с Котовым, она сначала остолбенела, а потом с неожиданной улыбкой до ушей прямо-таки прыгнула на шею Котову, разметав в стороны обеих девиц.

- Ой! - взвизгнула она, по-медвежьи стиснув Владислава. - Живой!

- Ты чего? - смутился Котов.

- Так ведь это... - пробормотала Валя, косясь на Эллу и Люду, мужики-то эти, ну, которые с ними... В аварию попали, говорят... То ли пьяные, то ли как... Директору из ГАИ звонили, ключ нашли с биркой "Светлое озеро", личности устанавливали...

- Ох... - в один голос выдохнули Соскина и Шопина. - Как же... Может, живы?

- Не знаю... - промямлила Валя, и Котову стало ясно, что она врет. - Я там не была, только мне бабы сказали из главного корпуса...

- Мы к директору!

Элла и Люда, как по команде, рванулись с места. Котов обнял Валю и, глядя ей в глаза, спросил:

- Ты что, думала, что мы с ними вместе были?

- Я-то уж при них не хотела... Машина-то вся сгорела, ничего внутри не разберешь. Я и не знала, двое их было или вы все уехали... Жалко их, а?

Котов не ответил. Колышкин и Лбов были ему, в сущности, безразличны, но говорить, что ему их ни чуточки не жалко, не хотелось. Если бы он был прежний, то, наверно, задумался бы, погрустил, что судьба оказалась так несправедлива к этим парням, начавшим что-то в себе осуждать и отвергать, понимать нечто иное о жизни... Но сегодняшний Котов имел очень мало общего с Котовым вчерашним.

Он знал, что на острове сейчас лежит труп человека, которого он убил, но его не жег стыд, не угнетало раскаяние. Был только страх и неприятное ощущение, что вот сейчас, или завтра, или через неделю, или через год к нему подойдет кто-то и спросит: "Вы гражданин Котов Владислав Игнатьевич? Пройдемте!" А потом - наручники, решетки, камеры, щетинистые корявые лица, проволока, вышки, черные ватники... Иная, извращенная, перевернутая жизнь. Ад на этом свете. И все - из-за одного слишком сильного удара и неблагоприятного стечения обстоятельств. Нет, этого допустить было нельзя! Надо сегодня же ночью вернуться туда и упрятать этого бомжа так, чтобы он не успел никому попасться на глаза. А то приедет какой-нибудь рыбачок, наткнется, вызовет милицию, те в два счета выйдут на лодочную станцию, прикинут... и - наручники, решетки, камеры, а также все остальное...

- Пойдем ко мне, - потупясь, позвала Валя, - хочу с тобой побыть. Напугалась ведь... Как подумала, что ты с ними ехал, так будто кишки выматывают.

- Пошли, - соображая про себя, как вырваться из Валиного плена, согласился Владислав.

Когда они дошли до общежития, Валя уже перестала казаться обузой, а когда поднялись к ней в комнату, превратилась в желанную...

- Все... Все... - уговаривала Валя. - У тебя же путевка только началась.

- Хорошо тебе? - спросил Котов.

- Не знаю, как жить буду, когда уедешь. А я-то, дура, думала, что ты с этой, Танькой, крутишь. Она ведь в тебя как кошка влюблена, по морде видно. А ты - мой!

Валя несколько раз припала губами к лицу Владислава и заснула крепко и безмятежно. Котов легко выскользнул из-под ее вялых рук, потихоньку оделся и вышел. Было уже не меньше часа ночи, но редкие парочки все еще разгуливали по парку, хотя, конечно, до одинокой прогулки Котова им дела не было.

Котов, не привлекая к себе внимания, тихо выбрался за территорию и зашагал вдоль берега. Шел он быстро, торопясь закончить дело до света, ведь утренняя зорька - любимое время рыбаков. Ему очень не хотелось кого-нибудь встретить, но в тот момент, когда он перепрыгнул святой ручей, из темноты шагнули две неясные фигуры...

ВОЗРОЖДЕНИЕ СУТОЛОКИНОИ

(окончание)

Заинтриговав читателя, прервемся и посмотрим, что же происходило с Сутолокиной, которую мы оставили в сумерках у загадочного холма.

... Всякая нормальная женщина, заметив, что уже темнеет, наверно, вернулась бы назад, отложив подъем на холм до следующего раза. Но Александра Кузьминична не совсем подходила под категорию нормальных. Она храбро пустилась в путь сквозь заросли по довольно крутому склону. Даже человек с прекрасным зрением имел все шансы исцарапать себе лицо о растопыренные ветки, а при особом везении - оступиться и заработать вывих, а то и перелом. Сутолокина же, подслеповатая даже в обычных очках, сквозь дымчатые и вовсе ничего толком не могла разглядеть. Они, правда, тоже были с диоптриями, но это не помешало Сутолокиной зацепиться дужкой за какую-то упругую ветку, и та, распрямившись, сдернула очки с носа Александры Кузьминичны и отбросила их в темноту, метра на три. Мир стал еще более непонятен и загадочен, все вокруг приобрело расплывчатые, нереальные и даже более того - фантастические очертания. Сутолокина потратила полчаса на поиски очков и в конце концов нашла, но только после того, как наступила на них правой туфлей. Жалобно хрустнули стекла, и Александра Кузьминична подняла из травы погнутую оправу с острыми зубьями осколков. Обнаружив, что очки больше не представляют никакой ценности, Сутолокина спрятала оправу в карман и начала искать тропинку. На это ушло еще не менее получаса, но вместо того, чтобы отправиться в дом отдыха, Александра Кузьминична двинулась вверх. Тропинка описывала спираль вокруг холма, постепенно приближаясь к вершине. Сутолокина то и дело натыкалась на ветки, цеплялась за них волосами, но все-таки с тропки не сбилась и примерно к полуночи добралась до цели. На плоской вершине холма обнаружилась круглая проплешина, по краям которой было что-то вроде пологого вала высотой не более полуметра.

Точно в середине стоял странный камень, немного похожий на гигантский "чертов палец". Кое-что в нем было от обелиска, кое-что - от пня. Однако все зависело от того, с какой стороны подойти. В одном ракурсе камень казался отвесным, в другом - наклонным, в третьем отчетливо просматривался изгиб, хотя никакого источника света, кроме луны, не имелось, да и та периодически пряталась за облака.

Сутолокина подошла к камню, пошарила по нему рукой, ощутив сыроватый мох, попробовала толкнуть, но камень прочно врос в землю.

"Ну, вот и дошла! - разочарованно подумала Александра Кузьминична. - А что нашла? Зачем мне все это было нужно?" От этих мыслей ей стало скучно, тут же накатила усталость, тело сковали лень и сонливость. Присев на какой-то бугорок у камня, Сутолокина решила чуточку отдохнуть и идти обратно...

И тут она услышала крик петуха.

Странно, но Александра Кузьминична не смогла определить, из каких кустов, с какой стороны донесся этот жестяной, злой выкрик, в котором не было ничего приятного. У нее даже возникло ощущение, что этот петух прокричал где-то у нее в мозгу, потому что здесь, на горке, заросшей лесом, непременно должно было отозваться эхо. А эха не было. Кроме того, в этом знакомом, не раз слышанном звуке чудилось нечто необычное - будто это даже не просто крик, а некий боевой, вызывающий сигнал. Белесый лунный свет, то ослабевая, то усиливаясь, отбрасывал на поляну неясные тени облаков. Казалось, что какие-то призрачные фигуры водят зыбкий, туманный хоровод вокруг камня. Как завороженная, следила Сутолокина за этим хороводом, ей даже казалось, будто она различает в очертаниях призрачных фигур не то плащи, не то шлемы с острыми шишаками.

Там, на рубеже вала, в сомкнутом боевом строю стояли серебристые витязи. Они сплошным кольцом окружали камень, рядом с которым сидела Александра Кузьминична. Но самого камня уже не было. Сутолокина знала, хотя и не оборачиваясь, что за ее спиной - бог, но не христианский, а языческий. Она даже догадывалась, что бог этот - громоносный Перун, и внезапно поняла, что эта круглая поляна - капище, где земля принадлежит ему, Перуну, и никому более, а призрачные серебристые витязи - его стража. А там, за строем воинов, где начинался лес, неисчислимые полчища черных демонов готовились к штурму. Мохнатые, многорукие, коряво-членистоногие, зубатые, клешнятые демоны собирались ворваться сюда, на этот маленький пятачок земли Перуна. Их были сотни тысяч, может быть, миллионы, а воинов Перуна - не больше сотни, только хватало на то, чтобы сплошным кольцом в один ряд опоясать площадку. Войско демонов шуршало, шипело, шелестело, угрожающе поскрипывало, ухало, пересвистывалось. Они ждали сигнала, и Сутолокина почему-то знала какого. Первый крик петуха был сигналом к построению, второй - к началу атаки.

Неожиданно Сутолокина увидела себя встающей и преображающейся. Засеребрилась ее одежда, каким-то образом трансформируясь в боевую кольчугу, плащ, шелом. Александре Кузьминичне показалось, что нечто похожее она уже видела, то ли в кино, то ли в театре, то ли во сне. Где-то на дне генетической памяти воспроизвелось и пробудилось сокровенное. Она была уже не она, не стареющая и дуреющая сметчица из стройуправления, не мать двух взрослых, довольно непутевых дочек, разрывающая свое существование между бумагами на работе, магазинами, стряпней, стиркой и уборкой. Она преобразилась в Великую Женщину. В ней было что-то от той, что, воздев к небу чудовищный меч, рвется куда-то с Мамаева кургана. Но вместе с тем она была живая, хотя в ее облике было много такого, что роднило ее со стражей Перуна. Полупрозрачная, серебристая, как серебристые облака, она ощущала себя легкой, но в то же время - чудовищно сильной. Ничто не могло устрашить ее, ничто не могло поколебать ее решимость отстоять Землю Перуна, отбить нашествие черных демонов, загнать их в те гнусные ямы и болота, из которых они поднялись...

Примерно в это время Котов пересек святой ручей и...

Две фигуры, шагнувшие к нему, были Танями. Он не знал, что их две, и сперва подумал, что это ему кажется, хотя лунный свет достаточно четко высвечивал их лица. "Чертовщина какая-то!" - мелькнуло в уме.

- Это мы, - сказала Таня искусственная. - Оказывается, нас двое.

- Да, - подтвердила Таня естественная, - и мы хотим знать, что все это значит.

- Вот черт! - фыркнул Котов. - Так вы близнецы?!

- Нет, - в один голос ответили девушки.

- А кто же вы тогда? - нервно хихикнул Котов. - Двойники?

- Дело в том, - заявила Таня-Е, - что сегодня с тобой могла быть только одна из нас, но она утверждает, что была тоже.

- Нет, это ты утверждаешь, а я была!

- У меня была одна, - опешил Котов.

Разговор с девушками угрожал затянуться. Котов занервничал. Теряет тут время, между тем как на острове у него серьезное дело. "Разыгрывают, дуры!" - разозлился он. Конечно, занятно, что у Тани есть сестра-близнец. Но откуда они знали, что он пойдет здесь ночью? Ведь свидания он не назначал...

- Ладно, девочки, пора отдыхать, а мне хочется одному и в спокойной обстановке подышать свежим воздухом. Бессонница!

- Никакая у тебя не бессонница, - жестко сказала И. - Ты убил человека там, на острове. Ты идешь топить его труп. И мы обе знаем об этом.

- Ну вот он я, вяжите! - все еще полушутя развел руками Котов.

Таня-Е покачала головой:

- Нет, мы пришли не за этим. Мы хотим знать, почему нас двое...

Котов угрожающе прищурился:

- А вы не боитесь, что вас я тоже... в озеро? Вы ведь свидетели! А может быть - соучастницы, а?

- Скорее, последнее, - согласилась И. - Ладно, сперва разберемся с покойником, а потом ты нам все объяснишь... Там, на острове!

Пока шли вдоль берега, Котов переводил взгляд с одной на другую: "Ведь и правда, не различу!"

Переплывали на остров в темноте, сняв всю одежду и держа ее над головой. С трудом разыскали тропинку и поднялись на холм, где в темноте по запаху нашли труп.

- Смердит, - проворчал Котов. - Тащить - будет заметно, а на руки брать - противно...

- Мы поможем, - откликнулась И, - возьмем за ноги вдвоем, а ты - за руки.

Котова поразило, что обе девушки значительно меньше, чем он, испытывают страх и отвращение к этому грязному делу. Труп дотащили до воды, запихали под одежду камень потяжелее и сбросили в озеро. После этого ополоснули руки.

- Теперь мы соучастники, - сказала И. - Может, теперь ты объяснишь, почему нас двое?

- Нашли время шутить!

- Я не шучу, - прошипела Таня-И. - Обе мы до сегодняшнего вечера были убеждены, что никаких близнецов у нас нет. Но оказалось еще хуже - мы одно и то же!

- И у нас общая память, - добавила Е.

- А вы не того? - Владислав покрутил пальцем у виска.

- Нет, дорогой! Мы, как пишут в завещаниях, в здравом уме и трезвой памяти.

- Ладно, давайте хоть костерок разожжем.

Вернулись на полянку, к жилищу бомжа, нашли спички и разожгли костер. Пламя сделало мир уютнее и веселее.

- Давайте по порядку, - тоном следователя начал Котов. - Как вы узнали, что вас - двое?

- Сегодня, после того как простились с тобой...

- Простились или простилась? - перебил Котов.

- В том-то и дело, что каждой виделось одно и то же, - попыталась объяснить Е. - И она, и я прощались с тобой на берегу, и с Эллой, и с Людой... Потом я или она поднимались к даче, проходили в ворота, охранник отчего-то смотрел странно...

- Потом, - подхватила И, - я пошла к себе. Или она пошла к себе, может быть. Я очень устала, разделась и упала на кровать, даже удивилась, что она не прибрана...

- И почувствовала, что кто-то лежит рядом, - опять заговорила Е, - но я так устала, что даже не удивилась. По-моему, кто-то из нас спал, а кто-то был на берегу. Но кто?

- Ничего не понимаю!

- Понимаешь, - проворчала И, - только не хочешь сказать. Еще раз объясняю: часов в семь вечера мы обе проснулись и выпучили друг на друга глаза. Там у нас зеркало висит, так мы сразу туда поглядели и чуть с ума не спятили...

- Она говорит: "Двоится, что ли?" - фыркнула Е, - а я сперва себя ущипнула, потом ее. Не пропала! И я уже чувствую, что не сплю. Я спросила: "Ты кто?" Она отвечает: "Таня. А как твоя фамилия?" Я отвечаю: "Хрусталева"...

- А потом она спросила, как мое отчество, и очень удивилась, что я тоже Александровна. Тогда я спрашиваю: "Кто твой дядя?" Она говорит, что Запузырин Август Октябревич.

- Я тогда ей вопрос на засыпку: "А паспорт можешь показать?" И она лезет в ту самую книжку, которую я читала и поставила на полку, когда в комнате никого не было! А страницы я заложила паспортом! Я говорю: "Это мой!" А она...

- А я говорю, что мой, потому что хорошо помню, как вчера его в книжку сунула! Я тогда спрашиваю, где она была днем, а она говорит, что на острове, и все-все про нас с тобой рассказала, и про девок, и про то, как Андрей с Никитой от нас уехали... Понимаешь, все-все, будто она там тоже была. И не про то, что подсмотреть можно, но и про то, что я чувствовала, понимаешь?

- М-да, - изрек Котов профессорским тоном, - тяжелый случай! Общая картина мне ясна. Давайте я попробую применить мужскую логику. Так вот, отчего-то я точно запомнил, что у... кого-то из вас на два пальца пониже пупка - родинка. У кого она есть?

Обе Тани синхронно приподняли подолы.

- Ну, - презрительно хмыкнула Е, - есть различия?

Родинки были у обеих и абсолютно ничем друг от друга не отличались.

- Допустим, - не сдавался Котов, - возможно и такое совпадение. Но вот одно отличие должно быть наверняка. Ту, которая была со мной на острове, я укусил за плечо; должен был остаться засос.

- Вот это? - спросила Таня-И. На плече еще можно было различить лиловое пятнышко и вокруг - след от зубов.

- А теперь посмотри сюда! - потребовала Таня-Е.

Котов придвинул девушек поближе к костру и долго разглядывал пятнышки. Тани терпеливо ждали результатов обследования, а когда Владислав обескураженно отодвинулся, в один голос спросили:

- Ну?!

- Черт побери... - пробормотал Котов. - Они одинаковой формы. И в лупу отличий не разглядишь. Так быть не может. Даже если бы вы там были обе, я не смог бы сделать два совершенно одинаковых пятна... Остается предположить, что вас кто-то продублировал...

- Мы что, кинофильм, что ли?

- Братьев Стругацких читали? "Понедельник начинается в субботу"? Вот там в НИИЧАВО дубли делали.

- То есть ты хочешь сказать, что нас раздвоили?! - оторопела Таня-И. Значит, одна из нас - оригинал, а другая - копия?

- Вообще, в фантастике такое часто придумывают, даже я где-то читал, что можно из одной соматической клетки сделать точную копию человека. Называется клонирование. Утверждают, что теоретически это возможно, но как сделать практически, никто не знает. В биологии я ничего не соображаю.

- Получается, - задумчиво произнесла Таня-Е, - что нас раздвоили уже после того, как одна из нас побывала с тобой на острове. Раз точная копия тоже получила этот синячок. Но ведь одна из нас была в постели, когда пришла другая. И мы это помним обе!

- Задачка! - поскреб подбородок Владислав.

В это время вдалеке сверкнуло, а спустя несколько секунд донесся раскат грома.

- Сейчас гроза начнется. Давайте по домам, а?

* * *

От острова до холма, где в окружении воинов Перуна преображенная Сутолокина готовилась к битве с демонами, было довольно далеко, а потому второй крик петуха не долетел до ушей Тань и Котова. Именно в этот момент небо озарилось вспышкой молнии.

Черные полчища со всех сторон хлынули на поляну. Воины Перуна огромными копьями пронзали по сотне демонов каждый, и черные силы, рассыпаясь в прах, отступали, но на смену им лезли новые орды. Сутолокина, сверкая доспехами, носилась вдоль строя своих соратников на огромном коне (хотя в реальной жизни даже на пони ни разу не садилась) и огромным мечом отражала какую-то летучую нечисть, пытавшуюся атаковать Перуна с воздуха. Как только меч наносил удар, сверкала молния, нечисть рассыпалась, слышался удар грома. Неожиданно Сутолокина обнаружила, что конь у нее крылатый и может подниматься в воздух, отчего ее задача по обеспечению ПВО Перуна значительно упростилась. Нечисть, избегая ударов разящего меча, пыталась забраться повыше, применяла различные отвлекающие маневры и финты, но реакция у Сутолокиной оказалась отменной, а конь по маневренности значительно превосходил все типы летающей нечисти. Наконец в воздухе остался только огромный Змей Горыныч, похожий по размерам на грозовую тучу и точь-в-точь как туча бросавший в Сутолокину миллионовольтные разряды. С Горынычем ей пришлось повозиться, потому что он, видать, был ловок в фехтовании на молниях и, кроме того, молнии пыхали аж из всех трех голов. Как только последняя голова была сбита, дракон начал трансформироваться в обычное облако, и из него хлестнул теплый, но тем не менее очень сильный и мокрый дождь...

"Брр!" - поежилась Сутолокина. Она лежала, привалившись спиной к холодному камню, одетая в самую обычную свою одежду, без меча, коня и иного снаряжения. Дождь лил на самом деле, и Сутолокина уже успела промокнуть как мышь. Ни воинов Перуна, ни демонов, ни нечисти не наблюдалось, хотя небо было затянуто тучей, подозрительно похожей на дракона. Правда, гроза уже ушла на другой конец озера и громыхала там, где-то в районе острова...

"Ревматизм, радикулит и простуда - вот все, что мне сейчас совершенно необходимо!" - окончательно проснувшись, подумала Сутолокина, а затем бесстрашно стала спускаться с холма по скользкой от дождя тропинке. Дождь поливал ее как из ведра, она несколько раз шлепалась в грязь и, когда наконец добралась до "Светлого озера", выглядела просто ужасно. Однако если бы Тютюка замерил ее характеристики - а он не мог этого сделать, потому что был погружен в пассивно-аккумулирующее состояние, - то с ужасом обнаружил бы, что в зоне озера возник еще один активно-плюсовой объект.

ЗАМЕНА

"Тарелка", обнаружив, что Сутолокина потеряла весь минусовой потенциал, немедленно подала сигнал бедствия. Зуубар Култыга снял офицера первого ранга первого уровня Шамбалдыгу с боевого дежурства в околоземном пространстве и приказал ему временно заменить погибшего Дубыгу, вплоть до присылки штатной замены.

- Здорово! - выведя Тютюку из сна, поприветствовал его Шамбалдыга. Набрал джоули, сынок?

- Так точно, - ответил Тютюка, получая экспресс-информацию о том, кто к нему прислан в начальники.

- Да-а... Накрылся, значит, Дубыга наш? Не рассчитал, стало быть, разгильдяй. Авантюрист, но работал лихо. С бабы этой его уже не соберешь, диссоциировал. Опять же сразу на две сущности угодил, раззява. Уже до Главного дошло. Такое ЧП... Конечно, вещь полезная - две бабы с дьявольщиной в душе, если умело взяться, они тут такого наработают зальемся мегаджоулями. Другое дело, что меня вот с орбиты сняли, теперь мой участок кому-то другому придется держать, а плюсовики, как на грех, вовсю шуруют. Ночью вот, пока ты в ПАСе был, еще одна баба в активный плюс выскочила. Надо же ведь, полезла в плюсовое пятно на Перунов холм. Спонтанно, понимаешь, зараза, врубила механизм очищения, вылезла в ближний Астрал и начала махать инкоммутантов. Да еще вывела из консервации целую дружину щуров - сто единиц! Еще, слава Сатане, хорошо, что они, эти щуры, энергии не набрали, только на статичное отражающее действие были настроены. Мы с этой стервой еще хлебнем, понимаешь, лиха. Не дай бог, не к ночи будь помянут, чтоб она еще раз туда залезла. Но самое главное - чтоб она от этого Котова подальше была. Я тут записи по бортжурналу проглядел. Вы их на контакт в Астрал выводили?

- Это я выходил, - пояснил Тютюка, - в оформлении Котова.

- Ну да, понимаешь... Вот теперь самое главное, чтоб они в ближнем Астрале не встретились. Иначе крышка всей Зоне!

- Почему?

- Объясняю: у Котова мощный щур в сорок восьмом предпоколении, волхв Замята.

- Так он же в Вологодской области...

- Это плевать, у них скорости сверхсветовые. То, что вы там с Дубыгой зону помех поставили на азимуте норд-ост, это хорошо, но только против спонтанной телепатосвязи. Опять Дубыга энергии пожалел! А ну как эта баба, Сутолокина, понимаешь, узким лучом шуранет? Что тогда? Вот тут твой Дубыга не додумал.

- Так это ж не ее щур, он ее сигнал принять не сможет.

- Вот оно - качество обучения! - саркастически усмехнулся Шамбалдыга. - Чего у вас там, на учебном курсе, сдурели? Как тебя Люцифер до стажировки допустил? И об астральном слиянии сущностей ты, салага, конечно, не слыхал ничего, так?

- Почему? - обиделся Тютюка. - Слышал...

- Так вот, запомни: при астральном слиянии сущностей щуры обоих уловят, а узкий луч эту вашу зону помех провернет, как штык картонку! К тому же энергетика будет общая и мощность сигнала покрепче. Если щур его примет - линять нам отсюда со страшной силой. Он нас аннигилирует, если подвернемся. Да и в околоземном пространстве шороху наведет.

- Так это надо, чтоб слияние произошло... - пробубнил пристыженный Тютюка. - А с чего это Сутолокина с Котовым сущности сливать будут?

- А с того самого. Ты астральный образ Котова с ней сводил? Сводил. И думаешь, что это дело без последствий осталось? А вот хрена тебе! У ней, понимаешь, идеальный Котов в сущности прописался. Конечно, ее и этот абрек Заур отдрючил, и бухгалтер, но хотела-то она Котова! И ежели ее, упаси Сатана, до прямого реального контакта довести, особливо, понимаешь, в активно-плюсовом состоянии, то будет нам абзац с многоточием...

- И чего делать? - глупо спросил стажер.

- Я мыслить буду... - важно изрек Шамбалдыга. - Наша работа умственная, торопеж ни к чему. Прикинем, понимаешь, как это хреновое дело пришпандорить... Вот. Значит, первое: плюсовой бабой управлять мы не сможем? Не сможем. Второе: у Котова есть еще Валька Бубуева, которая тоже, считай, что плюсовая. Если он к ней сегодня попадет, она ему процентов двадцать минуса может скинуть. А это уже почти некондиция. Обе телки, которые вместе с Колышкиным и Лбовым шлендали, после того как в морг съездили, в церковь поперлись, заразы. Так зарядились, что дней пять их не проймешь. Сейчас от Котова, как черт, извиняюсь, от ладана, будут бегать... Дурные, конечно, людишки: думают, мы ладана боимся! В общем, надо работать с этими Танями. Причем напирать на естественную. Искусственная не в зачет. Значит, пока Котов с Таньками еще не разошлись, надо их на дачу вести...

* * *

Действительно, именно в это время Котов и обе Тани, переплыв пролив, выбрались на берег.

- Бежим к нам на дачу! - крикнула И. - Ну и ливень!

Хлестало вовсю. Добравшись наконец до задней калитки, Владислав отпустил Тань и вытащил из кармана ключ, неизвестно как туда попавший.

Охранники, убежденные, что штурмовать дачу в грозу никто не полезет, мирно резались в домино. Сам Август Октябревич уже почивал, и мокрая троица благополучно добралась до комнаты Тани-Е незамеченной.

- Кайф! - сказала И. - Мир прекрасен, только нужно раздеться.

- Мне отвернуться? - спросил Котов невинно.

- Не знаю... - ответила Е, чуть-чуть смущаясь.

- Запрещаю! - объявила И. - Поскольку он не знает, с кем болтался днем, пусть смотрит на обеих и думает!

Было полутемно, горел красноватый ночничок, мокрое белье развесили на веревке над обогревателем. Котов поражался полному совпадению у Тань самых мелких деталей: родинок, царапинок, пятнышек. Даже границы загара были совершенно идентичны.

- Вы - одна и та же женщина... - пробормотал он.

- Дошло, - хмыкнула Е.

- Интересно, а чай я тут с кем пил?

- Чай? - в один голос спросили обе. - С кем-то, но не с нами. Впрочем, надо бы попить, ты прав.

Нашелся чай, кипятильник и большая кружка. Заварили что-то вроде чифира, добавили сахара и пустили "чару" по кругу.

- Я балдею... - протянула И. - В голову ударило.

Они сидели на кровати, прикрыв ноги одеялом и опершись спинами на подушки. Котов был в середине, Тани - по краям. Их мягкие бока грели и возбуждали. "Ну и ну! - внутренне удивлялся Котов. - Рассказать - никто не поверит. Явная чертовщина! Опять сон? Что-то много снов у меня на этой неделе, и от яви не отличишь".

- Дух пробуждается... - хихикнула И, показывая пальчиком на бугор, неожиданно образовавшийся у ног Котова.

- Пик Коммунизма, - определила Е, - заснеженная вершина, покорившаяся немногим. Но мы, истинные покорители, не боимся трудностей!

- И тут привлекли политику! - проворчал Котов с досадой. - Если начнете рассуждать о комсомоле, КПСС и прочем - провалится ваш пик.

Две озорные руки - левая, принадлежавшая И, и правая - Е, нырнули в пододеяльный мир...

- Сенсационное научное открытие! - объявила И. - Пик Коммунизма скрывает в себе гигантский сталактит!

- Сталагмит, - поправила Е, - сталактиты наоборот, растут сверху вниз.

- Я тоже сейчас займусь спелеологией, - предупредил Котов угрожающе. Две группы исследователей отправляются на поиски таинственных пещер в джунглях. Одну нашел, вторую - тоже...

* * *

... Шамбалдыга хмыкнул:

- Вот так, понимаешь, работать надо. Пускай теперь побесятся как следует. Врубите ему на полную катушку, бабоньки. А он-то вас отблагодарит! Вот Дубыга, упаси Сатана его от Царствия Небесного, никак не мог понять, отчего народишко, то есть здешние реликтовые, больше всего входит в минус? Все он думал, что тут прелюбодейство и пьянство - главные соблазны. На самом деле он потому и сидел все на первом уровне и во втором ранге, что не мог раскумекать, насколько в здешних местах больше грехов от денег. Ведь деньги - это тебе и пьянство, и разврат, и еще хрен знает чего. Но самое главное - даже любое деяние, которое, может, и чисто плюсовое, но ради корысти совершенное, - грех! Ведь учили вас?

- Дубыга говорил... - промямлил стажер.

- Вот посмотришь, на сколько у всех минуса прибудет, когда Котов с девками поутру баксами расплатится... А они возьмут, будь уверен. И баб мы по этим долларам на хороший минус вытянем, и грехотонны доставщики на них приличные сделают.

Просигналила ультрасвязь.

- Зуубар Култыга. Ну что, Шамбалдыга, врубился?

- Так точно, поправляю помаленьку. Сынок грамотный, чуть опыту маловато. Штатного не нашел еще?

- Да найдешь тут, уже на пятый уровень вышли. Все мнутся, всем своих жалко. И все по инстанциям вверх отсылают... Что, тебе объяснять надо?

- Понятно... А космос не провороните?

- Ты, товарищ дорогой, за свой участок не волнуйся. Прикрыли соседями, чуть-чуть понапряженнее, но держат. Ты знай держись здесь, на Светлом озере, а остальное у тебя на уме быть не должно...

- Это понятно, - согласился Шамбалдыга, - мы народ подневольный. Как прикажут, так и пашем. Только ежели что, так почему-то именно с нас джоули вычитают.

- Ворчун ты старый, - незлобиво заметил Култыга. - Никто с тебя джоули списывать не будет. Все. Конец связи.

Шамбалдыга крякнул и удовлетворенно сказал:

- Этот, понимаешь, Зуубар - мужик еще тот. Другой бы на моем месте плюнул на все, а Култыгу подводить жаль. Хрен с ним, подежурю с тобой, пока нормальной замены не будет. А нам надо сейчас Котова дообрабатывать. Давай-ка мы его тоже продублируем да запустим к Сутолокиной.

- А сущность? - испугался Тютюка. - Вдруг как с Дубыгой получится?

- Да на хрен там сущность нужна? - хмыкнул Шамбалдыга. - Пойдет как биоробот, полезет к Сутолокиной, а Валька Бубуева их и прищучит!

- Мы ее сейчас выводить будем?

- Нет, днем. Сейчас она шибко заряжена...

- Кто, Валька?

- Да нет, Сутолокина. Пусть наведенный плюс немного поубавится. Самое время будет...

* * *

... Август Октябревич Запузырин почувствовал во сне острую, хотя и малую нужду. За окном бушевала гроза, в стекла барабанил крупный дождь, тускло желтевший сквозь ветви деревьев садовый светильник отбрасывал на стены комнаты мятущиеся тени ветвей. "Неужели погода испортится? - с легкой надеждой подумал Запузырин, влезая в шлепанцы. - Неплохо бы. Не так обидно целыми днями в городе сидеть". Запахнув халат, Август Октябревич направился туда, где его ждало успокоение. Путь пролегал мимо комнаты Тани, но Запузырин был настолько сильно озабочен, что даже не прислушался к легким шумам, долетавшим из-за двери. Зато на обратном пути он услышал эти шумы, а также приглушенные голоса...

- Мистер Котов... - ворковал Танин голос. - Ты красивая, злая и неутомимая горилла.

- Нет, он - шимпанзе, - возразил точно такой же голос, что произвело на Запузырина несколько странное впечатление: его удивило, что Таня разговаривает, возражая сама себе. Наконец до него дошло и, надо сказать, сильно возмутило, что Котов, перейдя всякие границы приличия, занялся любовью с единственным порядочным человеком в этом доме - его, Запузырина, племянницей. Если бы не было той совсем недавней ночи, когда Котов учинил страшную расправу с людьми Мурата и самим Муратом, то Запузырин не колебался бы ни секунды. Он вызвал бы своих экс-дзержинцев, и те, в лучшем случае, отделали бы наглеца до полусмерти, влили бы ему в глотку пол-литра водки - не пожалели бы для такого случая! - после чего отвезли на шоссе и бросили в кювет. В худшем - а мог быть и такой - незваный гость растворился бы так, как это планировал Запузырин.

Но Август Октябревич уже знал, с кем имеет дело. Он хорошо запомнил, что сказал Котов: "Вы продали душу дьяволу, так и знайте..." Это было именно то объяснение, которое не решался выдвинуть неверующий Запузырин, вспоминая ужасную ночь, размазанного по стене Мурата и сплющенную машину. Дьявол!

Август Октябревич прошаркал шлепанцами в свою комнату и закрыл дверь звукоизолирующей шторой. Он не хотел слышать ничего. Забравшись в постель, заснуть, однако, не мог.

Запузырина терзал сверлящий, вибрирующий в душе и теле страх. Неистовый и непонятный. Это был не какой-нибудь мелкий страшок, а Страх с большой буквы. Запузырин знал: один берет - ему можно дать, и все будет путем; другой не берет, но у него есть за кормой что-нибудь пахучее и грязное; третий совсем чистенький, но он смертен и боится попасть в автокатастрофу, выпасть из окна собственного дома, отравиться грибками; четвертый мог быть совсем бесстрашным, но очень любит жену, детей или тещу. Он знал, как обезопасить себя от этих земных, живых, едящих, пьющих и так далее людей. Атеизм до сего времени, несмотря на регулярные посещения церкви и шестизначные пожертвования, отстегивавшиеся на "храмы Божьи", у Запузырина еще не улетучился. В существование Бога он не верил и очень не хотел убедиться в обратном. Правда, Август Октябревич подстраховывался. Вся его благотворительность до некоторой степени служила не только делу сокрытия доходов от налоговой инспекции, но была и страховым полисом на случай, если атеистическое чутье все-таки обманывает.

Конечно, даже после гибели Мурата и К° Запузырин уверял себя, что Котов - это просто феномен, экстрасенс, суперкаратист, йог, а все, что Август Октябревич видел своими глазами, есть вполне материалистически объяснимые вещи. Но чем упорнее Запузырин об этом думал, чем настойчивее внедрял в свое сознание эту рациональную идею, тем сильнее становился Страх в его подсознании.

... Продал душу! Это означало, что все эти благотворительные дела, все сотни тысяч теперь ничего не значат, ничем не помогут. Конечно, пятьдесят два - еще не старость, порох в пороховницах у Запузырина еще был. Лет двадцать пять - тридцать на этом свете у него оставалось, а может, и больше. Но если раньше Августу Октябревичу смерть представлялась страшной прежде всего потому, что могла сопровождаться болью, муками, медленным угасанием и в конце концов полной утратой всех доступных и привычных радостей жизни, то теперь страшила иным. Тем, что она вовсе не смерть, не конец всему, не тьма и тишина, а нечто иное, неведомое и страшное. Сковородки, кипящие котлы, еще что-то, геенна, кажется... Последняя представлялась Запузырину то каким-то чудовищем вроде собаки с огнедышащей головой (видимо, от созвучия слову "гиена"), то чудовищным лавовым озером, кипящим и клокочущим, как яблочное повидло в тазу. И там, в этом озере, Запузырин видел себя погруженным по шею рядом с иными грешниками, орущими благим и самым обычным матом, от вечной боли и досады, что не могут даже сгореть дотла и прекратить свои муки. И полная, абсолютная беззащитность! Ничего нельзя противопоставить: ни молодцов с автоматами, ни кучи денег, ни цистерны коньяка, ни легионы шлюх, ничего! Можно убежать в другую страну, перебраться за океан, можно даже попробовать улететь в космос, но от неизбежного часа не уйдешь и там. О, как бы хотел Запузырин обрести новую веру в историческую правоту марксизма-ленинизма! Как было бы хорошо и просто, если бы там, впереди, за Гранью, не оказалось ничего! Ни рая, ни ада, ни чистилища. А еще лучше, если бы оказалось правдой переселение душ. Например, в будущей жизни можно было перевоплотиться в какую-нибудь птичку, зверька, желательно долгоживущего, несъедобного и не очень вредного. Или в какого-нибудь другого человека - в какую-нибудь бабу, красивую и глупую жену миллионера, вроде, допустим, Марианны из фильма "Богатые тоже плачут"...

Но образ кипящей лавы, огненной собаки, сковородки и котла был неистребим. Запузырина завертело, затрясло. На уютной египетской кровати, где было столько перетискано секретарш, шлюх, товарищей по партии и прочих безотказных баб, его проняла ледяная дрожь. Словно гроза и ливень ворвались сюда через стекло.

Запузырин знал еще одно средство победить или хотя бы приглушить страх: взять в руки оружие. Он слез с кровати, достал из ящика стола парабеллум, оттянув затвор, дослал патрон. В кого только посылать пулю? Одного движения пальца достаточно, чтобы убить человека. Сделать холодным и неподвижным тело, погасить все мысли, мечты, надежды, которые связаны с жизнью и этим светом. Впрочем, этим же движением пальца можно избавиться от всех болезней и обид, душевных скорбей и забот земных. Но если там, за Гранью, все-таки что-то есть?! И Запузырин вдруг вспомнил, отчетливо вспомнил, как Котов сказал, отдавая пакет с программами: "... Если вас не убьют раньше, чем вы ими воспользуетесь..." Боже, да ведь он и впрямь еще не успел! Значит, еще не поздно! Еще не поздно...

Последнее, что ощутил Запузырин, был холод. Леденящий холод ствола, приставленного к виску, и холод обжег палец, надавивший на спусковой крючок. Потом все словно взорвалось и вспыхнуло, а затем исчезло...

Тьма чуть разрядилась, в нос ударила отвратительная вонь, слух уловил вопли и зубовный скрежет. Запузырин шел по странному бесконечному коридору, где не было освещения, только маленькое, не больше копейки, световое пятнышко. Запузырин был гол и бос, у него жутко болела голова, сердце, суставы, вообще все, что могло болеть. Ноги по щиколотку вязли в гадкой, смрадной жиже, какие-то отвратительные насекомые и скользкие, омерзительные гады ползали вокруг, и он вздрагивал от их мерзких прикосновений. Сзади, там, куда он не смел обернуться, кто-то шушукался, хихикал, плевался ему вслед. Сверху капало что-то холодное и едкое, щипало, обжигало и леденило одновременно. И Запузырин не мог остановиться, не мог повернуться и пойти в другую сторону. Тело не повиновалось ему. Кто-то заставлял его идти и идти, вперед и вперед, прямо, никуда не сворачивая. Он шел туда, где маячило светлое пятнышко - яркое, золотистое, манящее... Иногда Запузырину казалось, что оно увеличивается в размерах, и он пытался идти быстрее, пуститься бегом, вприпрыжку, но и тут ему не подчинялись ноги, неуклонно выдерживавшие раз и навсегда заданный кем-то темп шагов. А недостижимое пятнышко, где грезился выход из этой клоаки, все так же манило, притягивало, звало к себе, давало несбыточную надежду. И так - вечно!

ШАМБАЛДЫГА ЗА РАБОТОЙ

Ни Котов, ни обе Тани не слышали выстрела, который унес Августа Октябревича. Во-первых, звукоизоляция была хорошая, во-вторых, им было не до этого...

- Запузырин пошел в Великий ЛАГ, - доложила "тарелка", - десять тысяч триста семьдесят восемь грехотонн, девяносто четыре процента минуса. Доставлен штатно.

- Нормально сработали, верно? - сказал Шамбалдыга. - Такого лучше всего под самоубийство подводить. Был тут, на этой планетке, понимаешь, один тип, Гитлером звали, так тот, считай на полтора миллиона грехотонн тянул. Если б его кто приложил, так у плюсовиков новый святой появился бы. Ну, архангел по крайней мере. А мы его культурненько под самоубийство чик! - и все в минусе.

- Так ведь его же кто-то добивал, - припомнил Тютюка.

- Добивал, - согласился Шамбалдыга, - но умер он от яда. Пуля его до смерти не прикончила. Так что тот эсэс, который в него стрелял, ни в святые, ни в архангелы не попал.

- Ловко, пожалуй, - польстил Тютюка.

- Умеем, - скромно произнес Шамбалдыга, - работа у нас такая. Отвык я от предобработки, как никак тридцать временных единиц, понимаешь, на боевом дежурстве, но, как видишь, не разучился. Утро скоро. Надо, чтоб Котов с Таньками еще порезвился...

* * *

... В Таниной комнате было жарко и влажно, даже душно, как в Африке. Отдуваясь, Котов распростерся на кровати, а растрепанные Тани прикорнули с двух сторон к его плечам.

- Теперь вы не будете выяснять, кто оригинал, а кто копия? - не открывая глаз, спросил Котов.

- Нет, - мурлыкнула И, - это уже несущественно.

- И все-таки какая-то разница в вас есть. Внутренняя, где-то в душе. Очень хочу понять какая, но пока не могу сказать точно.

- Интересно, - нахмурилась И. - Значит, нас кто-то продублировал, но дал нам разные души?

- Именно это и непонятно. Если все, как говорится, по Марксу и материя первична, а дух вторичен, то у вас должно быть идентичное сознание. Абсолютно. А вы похожи на две одинаковые оболочки, начиненные разным содержанием. И я постепенно начинаю вас различать по словам и по манере говорить.

- У тебя глаз-алмаз, конечно, - согласилась И. - Ты помнишь нашу первую встречу, когда мы были вдвоем с Иркой и ты прогнал хулиганов?

- Да, помню. А ты что имеешь в виду?

- Я бы хотела знать, на кого по манерам походила та девушка, на меня или на нее? Ведь ты, Танюшка, помнишь то же, что и я, но там была одна, и задолго до того, как кто-то из нас попал на остров с Котовым.

- На кого походила та?.. Пожалуй, больше на тебя, - Котов ущипнул И. Впрочем... Может, я и не прав. Ты так интеллигентно доказывала мне пользу натуризма, что, пожалуй, это, скорее, была она...

- Вот видишь, значит, разница есть. Мне иногда даже неприятно то, что я говорю, но почему-то хочется сказать. Как будто кто за язык тянет. Полное ощущение двойственности... Заметил, у меня сейчас и язык иной, и, пожалуй, не хуже, чем у нее. Но мне не хочется быть проще!

- Да со мной то же самое, - махнула рукой Е, - только наоборот. Я хочу быть проще, даже побесстыднее, а не всегда получается.

- Давайте все-таки будем проще? - предложил Котов. - Не будем ломать голову над психологией, иначе она перейдет в психопатию.

- Идет! - согласилась Е.

На борту "тарелки" за них порадовались

- Хорошо, хорошо! - похвалил действия Тютюки Шамбалдыга. - А то все теория да теория. Дубыга, японский бог, все по теории шпарил, а технику безопасности не соблюдал. Инструкции, понимаешь, они выше всех теорий! Я им сейчас еще пороху в кровь подсыплю. Надо, чтоб они грехом насквозь пропитались, чтоб и капельки чистого не осталось. Секс - он, брат, вещь важная. Но - не единственная. Сейчас мы их еще напиться заставим.

- Я так же Сутолокину с Пузаковым обрабатывал, - припомнил Тютюка.

- Ну, тут надо потоньше. Главное - чтоб не допоить до того, когда уже пить не хочется. Пусть они в этом сладость увидят, приятность...

Владислав поднял голову, поглядел на Тань. Поблекшие, одутловатые, помятые, с размазанной тушью под глазами. Неужели он нашел в них что-то особенное?

- Помыться тут можно? - спросил он.

- Туда... - неопределенно махнула рукой И. Е вообще промычала нечто нечленораздельное.

Котов слез с кровати, отпер дверь, осторожно выглянул в коридор. Было тихо и пусто, только в холле на первом этаже звонко тикали большие настенные часы. Конечно, не слишком прилично ходить по чужой даче в чем мать родила, но одеваться Владиславу не хотелось. Он очень хотел смыть грязь и, попав наконец в просторную, облицованную итальянским кафелем ванную, с наслаждением встал под душ... Без особой щепетильности воспользовался шампунем и мылом, завернулся в огромное махровое полотенце и просушил волосы феном. Освеженный, он всунул ноги в резиновые шлепанцы и вернулся к Таням.

- С легким паром! поздравила Е. - Теперь мы пойдем.

Они тоже не стали одеваться и, шушукаясь, зашлепали пятками по коридору. Котов надолго остался один. Плавки давно просохли, он надел их, уселся в кресло перед журнальным столиком. За окном уже не гремело, только тихонько барабанил дождь. Хотелось спать, но ложиться чистым в эту греховную, пропитанную потом, смятую и расхристанную постель было неприятно. Стало тоскливо и противно. Но майка и джинсы были еще сырые, кроссовки и носки надевать лень. "А выпить здесь нет? - подумал Котов. - В конце концов, могли бы за мои труды бутылку поставить..."

- Правильно подводишь, - одобрил Шамбалдыга, - сперва отвращение, грязь, тоска - а потом спиртяшка!

- А как мы ему бутылку перебросим? - спросил Тютюка.

- Можно, конечно, как и Сутолокиной. Но здесь нужно его и девок немного огорошить. Врубай программу "Исполнение желаний", безотказная штука.

- Прошла программа! - доложил Тютюка.

- Есть результирующая идея?

- РИ отсутствует.

- Как отсутствует, только что была, понимаешь... Дай короткий на побуждение РИ.

- Есть короткий!

... Котов зажмурил глаза, откинулся в кресле и вдруг отчетливо представил себе, что если он откроет глаза, то увидит на журнальном столике бутылку настоящего коньяка, не липового, а доподлинно французского "Наполеона"...

- РИ перешла предел исполнения! - отметил Тютюка. - Принято!

... Котов открыл глаза и увидел. Да, это был "Наполеон", низкорослая пузатенькая бутылка из темного стекла. "Ерунда, - подумал Владислав, - она здесь и раньше была. Мне почудилось, что ее не было".

Он опять закрыл глаза. Отчетливо припомнился аромат и вкус "Наполеона". Хорошо бы еще тарелочку с тонко нарезанным лимоном и коробку швейцарского шоколада...

Котов открыл глаза. Потом сразу закрыл, потому что не поверил увиденному. Рюмки, тарелка с ломтиками лимона, шоколад... "Сейчас открою, и. ничего не будет!" - решил Котов. Действительно, на столе ничего не было. Остался только легкий, еще не улетучившийся запах лимонов. Котов, несмотря на то что ничего не увидел, сильно сомневался, что коньяк, лимоны и шоколад были галлюцинацией. "Нет, тут что-то не так! А ну..."

На сей раз он нарочно не закрыл глаза, а потому едва пожелал, чтобы все появилось вновь, как его ослепила яркая вспышка. Сразу после этого он увидел прежний натюрморт. Сердце у Котова забилось, ведь он был все-таки немного ученым, а потому не мог равнодушно пройти мимо необъяснимого явления. "Так, только спокойно! Первое: возможно самовнушение. Самое простое объяснение. Надо попробовать на вкус, если это галлюцинация, то конфету я съесть не смогу".

Однако конфета из прекрасного швейцарского шоколада вполне приятно съелась. "Нет, - рассуждал Владислав, - это не может быть галлюцинацией. А если пожелать что-то еще? Например, то, чего никогда не видел? Что-нибудь такое, что знаю только по названию. Трюфели? Омары? Устрицы в белом вине? Страсбургский пирог?"

Котов вспомнил еще целую кучу разных блюд, а потом подумал: "Это все из области гастрономии. Фантазии на тему стола, это все одно и то же направление. Может, у меня какая-нибудь тематическая галлюцинация? Хрена ли я в них понимаю, ведь я же не психиатр! Надо попробовать что-то из другой оперы. Например, что-то несъедобное. Какую-нибудь старинную вещь, встречавшуюся в книгах. Скажем, карманные часы "Павел Буре", серебряные, с крышкой и с цепочкой? Нет, такие мог видеть в кино. А может, монету? Тоже плохо, бывал на выставках, видел фото. Стоп! Точно помню, что ни разу не видел ни одной керенки. Никогда и нигде. Ну-ка, подать сюда сорок рублей керенками!"

Вновь резанула по глазам яркая вспышка, и Котов увидел на краю стола маленький, примерно пять на шесть сантиметров, прямоугольный листочек бумаги. Котов взял его в руку, рассмотрел, удивился... На одной стороне листка блекло-красным по линяло-зеленым узорам было оттиснуто: "Казначейски знакъ 40 руб.". Имелся ощипанного вида двуглавый орел без корон, скипетра и державы, примерно такой, какого хотели было поначалу предложить в постсоветский герб России. По обе стороны орла было еще два раза оттиснуто: "40 рублей", а ниже шла белым по красному надпись прописью: "Сорокъ рублей". Наконец, в гамом низу листочка было отпечатано: "Обязателенъ къ обращенiю наравнЬ съ кредитными билетами". На обороте узоры были другие, но тоже линяло-зеленые, а поверх них - блекло-красная виньетка, в четырех углах которой стояло: "40", посередине, в верхней половине - "РУБ 40 ЛЕЙ", а в нижней - "ПоддЬлка преслЬдуется закономъ".

Повертев в руках керенку, Котов сунул ее под бутылку. Нет, он никогда не видел керенок, ни на картинках, ни в кино, ни в музеях. Во всяком случае, припомнить такого факта Котов не мог. Он даже не знал, что керенки выпускались такими квиточками по сорок рублей. Думал увидеть четыре десятки.

И вообще, в мозгу у него был совсем другой образ керенки, который как-то подсознательно сложился: нечто вроде смеси советского рубля и украинского купона. А этакой бумажонки, вроде крупной почтовой марки, он себе не представлял.

"Нет, не похоже. Я слишком здраво и логически мыслю, чтобы находиться в состоянии галлюцинации, - убедил себя Котов. - Тут что-то иное. Какой-то скрытый экстрасенсорный эффект? А может, просто сон, вроде того, что я видел с Таней, чаепитием, какими-то бандитами..."

Котов ущипнул себя за мочку уха. Ничего не исчезло. "Без сомнения, это аномальное явление! Возможно, какая-то зона, реагирующая на мои телепатограммы? А может - контакт с инопланетянами? Или с каким-то иным миром? А что, если спросить их, кто они?.."

- Объект на связи, - доложила "тарелка", - включился в телепатический диапазон.

- Ну что, поговорить с ним? - спросил Тютюка.

- А товарищ Шамбалдыга такой приказ давал, стажер? Не давал. Значит, не надо. Мы ведь, понимаешь ли, не доставщики какие-нибудь. Мы, сынок, предобработчики. У нас и задачи другие, и методика. Котов - мужик умный, его не проведешь... Креститься начнет - ну, тогда объявим, что инопланетяне, а если обойдется, то и нам не след высовываться.

Креститься Котов не собирался. Во-первых, потому, что не имел такой привычки, а во-вторых, потому, что точно не знал, как это делается. Он знал, что надо сперва коснуться лба, потом - груди, но вот какого плеча касаться потом, правого или левого, - не знал.

Он сидел перед столиком и думал, пытаясь доискаться причин явления, но все версии были слишком расплывчаты. "Что мы имеем? Реализацию желаний раз и материализацию предметов - два. Больше ничего фантастического. Первое: желание есть информация. Некто или нечто принимает мою информацию, которую я телепатическим или иным, неизученным и неизвестным науке способом ему посылаю. Обратная связь - материализуется предмет. Из чего? Допустим, из воздуха, в котором есть и азот, и кислород, и углерод, и водород, и микроэлементов всяких хватает. Некто или нечто обладает возможностью формировать предметы из рассеянных атомов или молекул под воздействием полей неизвестной природы. Вероятно, требуется большая энергия. Можно было бы и подсчитать, хотя бы грубо..."

Котов заинтересовался, что будет, если он пожелает не предмет, а что-нибудь иное. Например, летать! Тихо и плавно, как космонавт в невесомости.

Вспышки не последовало. Однако Котов почувствовал, что тело его сильно убыло в весе. Он осторожно оттолкнулся ногами от пола и медленно поплыл к потолку. Уперся руками и поплыл вниз... "Стоп, - сказал Котов про себя, хватит. Это мне пока не нужно". Он вновь обрел вес, уселся в кресло. "Значит, эта штука выполняет все мои желания. Иного объяснения нет!" Котов поглядел в потолок - на побелке виднелся след его пальцев. "Исчезни!" приказал Котов следу. Мигнула вспышка, и след исчез. "А еще что вы можете, господа? - развеселился Котов. - Ну-ка, перенесите меня к Вале Бубуевой!" Вспышка!

Валя спокойно спала. Она даже не заметила, что Котова нет. Правда, на лице у нее играла улыбка. Возможно, Котов ей снился. Неожиданная идея посетила Котова: "А может, мне тебе дублера оставить?" И тут же клюнуло: "Вот они откуда взялись! Видимо, там, в комнате, одна Таня хотела спать, а другая - поехать с нами на лодке. То есть, конечно, тогда была одна Таня, но ее натура как бы раздвоилась, а это неведомое поле восприняло ее мысли, сняло копию и перенесло к нам... А та, которая спала, оставалась с ней в телепатическом единстве и ощущала все, что переживала вторая, не вылезая из собственной кровати!" После этого Владиславу еще больше захотелось проверить на себе, как это люди раздваиваются...

- Будем дублировать? - спросил Тютюка.

- Можно, - кивнул Шамбалдыга, - все одно нам второй нужен. Только вот сущность матрицировать не надо. Пусть второй будет попроще. Пусть спит себе с Валентиной. Ну и одежку ему продублируй, сухонькую...

Вспышка! Котов увидел себя со стороны в объятиях Вали, которая не заметила возникновения второго Котова так же, как и отсутствия первого.

На стуле появились штаны и майка, на полу - кроссовки и носки. Владислав тронул джинсы - они были совершенно сухие.

"Что-то новенькое, - удивился он, - ведь я об этом не думал. Значит, кто-то всем этим управляет, вносит коррективы. Интересно, кто?"

Однако решил, что пора перемещаться обратно, к Таням. Новая вспышка и он очутился в том же кресле перед столиком с бутылкой, лимонами и шоколадом. Девушек по-прежнему не было. "Ну, совсем замылись, - подумал Котов. - Любопытно, удивятся они всему, что на столе? Ну-ка, добавлю-ка я еще чего-нибудь! Шампанское - есть! Так. Ананас... Готово! Бананов штук двадцать! Сделано. Персики, абрикосы, груши, яблоки. Виноград... вроде бы еще не сезон, но... О, и это сделали! А может, раз виноград, то и мандарины можете, и апельсины? Понятно, здесь сезонных проблем нет. Стол маловат. Можно второй?"

Стол появился, и Котов водрузил на него торт, пирожные разных сортов, бутылку ликера. Как раз в это время в коридоре послышались шаги и в дверь проскользнули одна за другой обе Тани.

- С легким паром! - приветствовал их Котов. - Позвольте предложить легкий ужин?

Тани немного остолбенели. Одна была в халатике, другая замотана в полотенце, и это полотенце просто упало на пол. Таня-И подобрала его, но глаза ее были устремлены на яства.

- Откуда это? - спросила Е.

- Подарок доблестных союзников, - ухмыльнулся Котов. - А вам не все равно? Допустим, что я позвонил своим поставщикам и мне через тридцать минут все доставили на личном вертолете.

- Это за то время, пока мы были в ванной? - Глаза у Е округлились.

Таня-И была реалистичнее:

- Ни один вертолет в грозу не полетит. Наверняка из дядюшкиных подвалов. Хотя... Сколько же он за все содрал?

- Вас это не должно беспокоить, - галантно возразил Котов, - вы подарили мне такую ночь и такой день, что я их буду помнить всю жизнь. Чудо - за чудо!

- Вообще-то, чудо - это ты, - усмехнулась И. - Не думаю, что в мире найдется хотя бы один мужчина, который сравнится с тобой по потенции. Тебя нужно занести в книгу Гиннеса.

- Тогда считайте мой стол легким дополнением к предыдущему чуду. С вашего разрешения, я открываю шампанское, миледи!

Котов умело и элегантно, как профессиональный официант, добыл шампанское из ведерка со льдом, несколькими ловкими движениями распечатал его, не пролив ни капли, распределил по высоким фужерам, которые были сотворены им уже после прихода Тань незаметно для их глаз.

- За то, чтоб наша жизнь была полной и насыщенной, чтобы мы не жалели о том, что родились на свет в этой стране, где вроде бы всего много, но на всех почему-то не хватает! - высокопарно провозгласил Котов.

Благородная пена тихонько шипела, пузырьки, лопаясь, выбрасывали вверх микроскопические капельки. Фужеры, поднятые на уровень глаз, сошлись в одну точку, соприкоснулись.

- До дна! - предупредил Котов, опрокидывая бокал. Тани не стали нарушать этого условия.

- Сколько всего! - откровенно ослепленная великолепием, пробормотала Е. - И виноград, и персики... Но мандарины! Ведь они к зиме созревают...

- Ничего, они и летом неплохо съедаются.

- А мы ведь все не съедим, - сказала И, - ты перестарался.

- Ничего, не обеднею, - отмахнулся Владислав. - Ешьте, сколько сможете.

- А я бы еще шампанского выпила... - Таня-И склонила голову набок, полотенце чуть сползло.

- Хочешь, подарю тебе халатик? - предложил Котов. - Такой же, как у нее?

- Давай... Мы ведь одинаковые, а халат только один.

Котов мысленно приказал непонятным силам положить пакет с халатом между своей спиной и спинкой кресла. Уже через секунду спина его ощутила скользкий холодок от полиэтилена. Он достал халат и преподнес И.

Та распечатала пакет, накинула халатик, запахнулась...

- Ой, прямо как на меня сшит... То есть погоди-ка... Ведь тот, что на ней, я сама шила...

- Да-а, - подтвердила Е, - он не покупной... Где-то прошлым летом я... или она, уж не знаю кто, но сшила этот халат. Сама выкройки делала, сама кроила... По себе.

- Странные вы, девочки! Тому, что сами раздвоились, вы удивлялись недолго, а вот халатик вас озадачит на полгода.

- Но халат был один, - упрямо сказала И, - раздвоилось только то, что было на острове.

- Выпьем для ясности, - предложил Котов. - А то шампанское выдохнется... За то, чтобы все необъясненное и необъяснимое никогда нас не огорчало, а только радовало!

Звякнули бокалы, золотистый напиток разлил по телам веселость и легкость.

- И персики - чудо! - сказала И. - И вообще - все чудесно! Ты - чудо, Котов. Хотя, наверное, большой жулик. Потому что только очень большие жулики могут в июле доставать сорта винограда, которые собирают в октябре, мандарины, которые...

- А может, я волшебник? - прищурился Котов. - Хотите, подарю каждой все, что она больше всего желает?

- Прямо сейчас? - в один голос удивились Тани.

- Именно! Вот пусть каждая загадает, а я попытаюсь это уловить...

Котов решил поставить эксперимент. Он хотел выяснить, какими еще возможностями обладает та сила, которая ему помогает. И потому пожелал узнать, что загадали девушки. Ответ пришел мгновенно. Желания оказались идентичными и примитивными: обе Тани хотели получить по букету ярко-алых роз, по большой хрустальной вазе для этих роз, по флакону французских духов "Шанель №5" и по золотому колечку с маленькими бриллиантами. Котов так отчетливо увидел все эти вещи, что ему даже на секунду показалось, будто они уже появились.