Грибная пора

ЧЕЛОВЕК С КОРЗИНКОЙ

или

Рассказ о необычной демонстрации в Перми,

состоявшейся в ночь с пятницы на субботу

3 августа 1968 года

Вадим позвонил в четверг.

— Земля слухом полнится… — начал он многозначительно.

Известно, что чем нелепее слух, тем быстрее он распространяется. Высказав столь глубокое замечание, я тем не менее поинтересовался, какой слух он имеет в виду.

— Ишь, дипломат, научился!.. — съязвил Вадим. — Но ты у меня не отвертишься. Отвечай прямо: нашел грибную плантацию?

— Ах, вот ты о чем… Но такие слухи распускаю не я.

В июле почти беспрестанно шли дожди. Стояла нежаркая, но теплая погода. В лесах к западу, юго-западу и югу от Перми, попросту говоря в направлении Верещагино, Нытвы и Оханска, как говорили, было тесно от белых и красноголовиков, даже рыжиков. Рассказы походили бы на охотничьи байки, если бы не люди, которые, сгибаясь под тяжестью корзин, каждый день толпами вываливались из пригородных поездов и растекались по всему городу.

Железнодорожники пошли навстречу грибникам: сформировали специальный поезд. Отправляясь глухой ночью, он успевал к рассвету развезти по всем грибным станциям жаждущих наполнить корзинки трофеями. Я также воспользовался услугами железнодорожников и остался премного доволен. Брал только рыжики, белые и грузди и заполнил всю тару, какая была с собой, включая рюкзак. Небольшой перелесок почти рядом со станцией Менделеево я, конечно же, хорошо запомнил.

Привлекало и то, что поток грибников в нем почти не задерживался: летели дальше.

Все это я с подробностями доложил Вадиму, и он коротко резюмировал:

— Завтра берешь меня с собой.

— Пожалуйста, — ответил я. — Поезд — не машина, места всем хватит.

Вот тут-то я и ошибся.

Погода сама звала в лес. Дожди только-только прекратились, в воздухе так парило, что невольно хотелось раздеться прямо на улице и похлестать себя березовым веником. Грибам в почве было, вероятно, совсем душно, и они дружно лезли наверх, глотнуть кислороду.

Даже не грибники поняли, что лучшей поры не дождаться. В пятницу, после окончания рабочего дня, на улицах города начали появляться люди с корзинами. Ближе к сумеркам таких людей становилось все больше и больше.

Сбор нашей компании — а в ней набралось до десятка человек — был назначен, как встреча Нового года, ровно на двенадцать, в районе Комсомольской площади. И тут оказалось, что добраться оттуда до вокзала — проблема. Автобусы шли переполненные и без остановок, с трамваем что-то случилось, троллейбусы этим маршрутом тогда еще не ходили. Решив добираться с пересадками, мы очутились на улице Ленина.

Первое, что бросилось в глаза, — людской поток. Что-то похожее на демонстрацию. Не было флагов, музыки и песен, воздушных шаров и цветов. Их заменяли корзины, ведра, рюкзаки, сумки. Лавина людей шла в одном направлении — к Перми II.

Ближе к вокзалу начал зарождаться встречный поток. Вначале прерывистый, редкий, он все уплотнялся и расширялся. Навстречу нам шли мужчины и женщины в плащах и куртках, свитерах и рабочих халатах, сапогах и кедах, с такими же пустыми корзинами и ведрами в руках, настроенные еще веселей нашего.

— Куда? — спрашивают нас.

— На поезд, — отвечаем.

— Ха-ха-ха!..

Смех начинает раздражать. На всякий случай сами задаем вопросы встречным:

— Что так быстро?

— А мы скорым…

— Нет, серьезно?

— Если серьезно… На перрон двери узкие.

Что за чепуха? Выходы на перрон давно разгорожены.

Чем ближе к вокзалу, тем гуще и стройнее становится наша колонна. Теперь она действительно стала колонной: разойтись по сторонам некуда.

Поравнялись с кассами, и от сердца отлегло: народу совсем немного, на привокзальной площади — тоже. Поднялись на перрон Горнозаводской линии, откуда должен отправиться наш поезд. Вот тогда-то нам и стала понятна веселость встречных. По перрону пройти нет никакой возможности. Он забит плотной толпой.

Из-за угла вынырнул трактор «Беларусь», который вез прицеп-тележку с посылками.

— Пошли за ним! — скомандовал Вадим.

Так мы попали в другой конец перрона, где, однако, народу оказалось ничуть не меньше.

От второго пути, куда подают «грибника», нас отделял пассажирский поезд дальнего следования. Отправление ему объявлено. По опыту прошлой недели знаю: отойдет он — подадут наш состав. Но произошла накладка: то ли машинист пассажирского промедлил несколько секунд с отправлением, то ли пригородный подали чуть раньше… В общем, грибной поезд подали на второй путь, когда пассажирский еще не успел отправиться. И — светопреставление началось! Тотчас проводники выбросили красные флажки. Замелькала перед вагонами фуражка дежурного. А отчаянные, возбужденные грибники все лезли и лезли под колеса. Поезд дальнего следования задержали. К счастью, первый этап штурма этим и закончился.

Но вот пассажирский тронулся. По мере того как хвостовые вагоны освобождали путь и открывался вид на грибной поезд, на перроне нарастал смех. Смех двигался медленно, со скоростью осторожно двинувшегося состава, но неудержимо, как ливень из тучи. Хлесткие струи были все ближе, и наконец мы разделили общую участь — покатились со смеху.

Поезд, на котором мы собрались ехать, так облепили, что вагонов не было видно. Подножки закрыты букетами ведер и корзин. На крышах сидели, лежали, по ним ходили, как по перрону, бочком-бочком. На одной из крыш уютно устроилась компания молодых: корзинки, как ружья, составили в козлы, а сами уселись в кружок — закусывать.

Посадка все еще продолжалась, только теперь уже через окна. Несколько счастливчиков, как нам тогда казалось, втиснулись в вагон. Мужчина, у которого ведро не входило в окно, сначала сплющил его, потом протолкнул товарищу. Из другого окна выбрасывали остатки корзины: хозяин посадку выдержал, тара — нет.

По перрону прошел слух:

— Подают дополнительный состав!

В момент заполнили вагоны не то на пятом, не то на шестом пути. А на перроне народу, кажется, не убавилось.

На сей раз нам повезло: достались места для сидения. В темном вагоне было уютно. После долгой ходьбы и продолжительного стояния отдыхали ноги и спина. Как-никак, ночь подходила к концу.

Короткая передышка дала возможность осмыслить наше положение. Допустим, подадут еще один дополнительный поезд, и мы уедем. А что толку? Устали настолько — и грибы не в радость.

Вадим заметил:

— Ноги беречь — еще не все. Надо экономить и зрение. — И тут же засопел.

Однако едва мы заговорили про обратную дорогу, он тут же подал голос:

— Самая пора возвращаться. Учтите, уехать оттуда будет не легче.

На наших глазах поезд наконец-то тихонечко тронулся. Совсем тихо. Но это было все-таки движение — с мягкими, но толчками. Какой-то молодой парень не удержался и скатился с подножки, ловко отскочив в сторону. Почти одновременно с другой подножки сорвалась и села на свою корзину пожилая женщина.

Поезд остановился. Машинист не рискнул вести его.

На перроне народу поубавилось, чего нельзя было сказать о привокзальной площади. Очередь у билетных касс змеилась в несколько колен. Это сдавали билеты. Вторая очередь — на такси — была еще внушительнее. Она занимала почти всю площадь.

И опять через город мы шли пешком. Что было с вечера, повторилось под утро: два встречных потока заполонили улицы.

Спать ложились, когда было самое время входить в лес.

Приписка Вадима

Дорогой товарищ! Когда пишешь о действительном факте, надо быть максимально точным в деталях.

Во-первых, мы договаривались о поездке не в четверг, а в среду. Теперь так заведено: рыболовы и грибники договариваются со среды, охотники — со вторника.

Во-вторых, грибники штурмовали в те же сутки не только железную дорогу, но и переправу через Каму у Оханска. Я наводил справки: за вечер, ночь и утро было перевезено пятьсот машин с грибниками. За одни сутки (!) переправа выполнила месячный план.

В-третьих, есть предположение, что теперь на субботу и воскресенье птицы из лесу прилетают в город (в городе-то тише!).

В-четвертых, грибной бум наблюдался не только в 1968-м, но и в 1973 году.

Наконец, объясни, после каких осадков, после какого тепла выросло такое небывалое количество грибников?

Глава, написанная по просьбе Вадима

Не помню, кто из нас предложил в то давнее воскресенье поехать за грибами. Да это и несущественно. Важно, что идея была одобрена. Вдруг оказалось, что любовь к тихой охоте живет в каждом из нас и, как грибница, только ждет своего часа.

По тому времени мы уехали страшно далеко от города, километров за сорок по Казанскому тракту.

Ехали вслепую, не зная леса, без провожатого, и неудивительно, что вначале нам ничего не попадало. Так и домой могли бы вернуться, не обремененные тяжестью корзин, если бы при случайном выезде не произошла еще и случайная встреча. У колес нашего юркого газика оказались две тетки с полными ведрами грибов — по два на каждую. Эти тетки и показали.

— Да вот тут, сразу за лесочком полянки. Дорога сама выведет.

Красные шляпки мы увидели, не вылезая Из машины. Но еще больше их было в траве, в молодом осиннике. И все одинаковые: длинная белая ножка, холодная и влажная, быстро синевшая в корзине, шляпка, чуть шире ножки, иногда с загнутыми, а чаще с уже распрямившимися краями.

Еще в детстве любил я искать грибы, но грибником стал именно в ту памятную поездку в самом начале пятидесятых годов. Почему с этого времени, а не раньше, не с детства, — объяснить нетрудно.

Сбор грибов — эта тихая охота — всегда был забавой, удовольствием, приятным времяпрепровождением, как всякая любительская охота. Наши предки знали толк в грибах, умели отличать пряные рыжики или хрусткие грузди от всякой другой шушеры. Может, черная икра да уха стерляжья только и могли поспорить своей самобытностью с соленым рыжиком, шляпка которого проходила в бутылочное горлышко.

Однако, низко поклонившись грибам, их значение переоценивать не следует. В 1803 году Никита Попов сделал хозяйственное описание Пермской губернии. Труд этот состоит из двух частей и занимает более семисот страниц. «Ядомыя грибы» в нем тоже не забыты. Тем не менее их описанию отведено в книге лишь две неполные страницы.

С другой стороны, из «энциклопедии русской жизни» начала прошлого века мы знаем, что в семье Лариных «солили на зиму грибы», а запасливая и заботливая Пульхерия Ивановна каких только грибков не подавала гостям и своему Афанасию Ивановичу.

По свидетельству К. Серебрякова, в Олонецкой, Вологодской, Ярославской и Костромской губерниях был настолько развит грибной промысел, что государство ввело специальный грибной налог. В Каргопольском уезде (теперь Архангельская область) около двухсот деревень существовало почти одним только грибным промыслом. В самом Каргополе постоянно жили десять крупных и двадцать мелких скупщиков, которые, например, рыжиков заготовляли по двадцать тысяч пудов. Крестьяне зарабатывали здесь ежегодно от сорока до пятидесяти тысяч рублей, хотя фунт рыжиков стоил не более пяти — семи копеек.

Известно, что грибы родятся в сырую погоду. И раннее появление их было бедой для крестьянина. Еще терпимо, когда во время сенокоса попадались подберезовики или подосиновики — их и слабые дожди могли выгнать из земли. Но если под косой хрустел рыжик — это уж совсем плохо! «Рано грибы—и в бабках грибы»,—говорили в народе, имея в виду бабки снопов. В такую погоду в деревне солили не столько грибы, сколько сено. Без грибов прожить могли, без сена — нет.

Первый слой жители деревни редко замечали, иногда срывали попутно в картузы и передники на варево. Другое дело — осенний гриб. Но и к нему имелся подход особый. Бывало, в лес выезжали, как на косьбу сена, — всей семьей, на лошади, с кадушками (их почему-то предпочитали бочкам). При хорошем урожае за один выезд заготовляли грибов на целую зиму.

Таким образом, заготовка грибов тоже была частью нелегкой крестьянской работы. Гриб — не хлеб, не овощ, но тем не менее — приварок. Не деликатес, как теперь, а именно приварок — вспомогательная пища. И заботились о ней соответственно. Собрать быстрее, меньше возиться с чисткой. Брали то, что растет больше, кучнее: рыжик, груздь, волнушка.

Мы иногда удивляемся, почему в некоторых деревнях не ценят белый гриб. Так ведь его, чтобы заготовить впрок, сушить надо. А каких затрат времени требует сушка! Не всегда могла выручить просторная русская печь. Да и некогда хозяйке. Истопила печку, прикрыла ее кое-как и бежит в поле. В слишком горячую печь грибы не сунешь — сгорят, а ждать да присматривать за ними некогда. На солнце сушить — еще канительнее.

Кто мог позволить себе удовольствие побродить с корзинкой — так это стар да мал. По наблюдательности многие из них нисколько не уступали тонкому знатоку природы Аксакову, оставившему свои записки и об этой охоте, а по темпераменту — известному актеру Щепкину, которому дня не хватало, и он собирал грибы… с фонарем.

Меньше всего доказательств сохранила история о том, как в прежние времена относились к грибам горожане. Ни в документальной, ни в мемуарной, ни даже в художественной литературе это отчетливо не улавливается. Во всяком случае, почтенный градоначальник созданного Салтыковым-Щедриным города Глупова.

Беневоленский, издавший специальный «Устав о добропорядочном пирогов печении», перечислив множество начинок, ни словом не обмолвился о грибах.

Значит ли это, что городской житель вообще не собирал и не признавал грибов? Конечно нет. Многие, подобно бабушке Алеши Пешкова, понимали в них толк, хорошо знали, где и как они растут. Владельцы домов, надворных построек и неизбежных погребов всем запасались по-крестьянски, по-видимому и грибами. Тем более, что в те времена чуть не каждый такой дом стоял в нескольких минутах ходьбы от леса.

Настоящий же пролетарий, не имевший ни кола ни двора, таких запасов создавать не мог. А забота о насущном куске хлеба отнимала у него так много времени и сил, что рабочему человеку было не до легких прогулок по лесу с корзинкой в руках.

Потребовались коренные социальные и экономические преобразования, чтобы походы в лес за грибами, занимающие иногда целый день и не сулящие материальных выгод, стали необычайно популярными. И первой среди причин, породивших поколение грибников, следует назвать высокую материальную обеспеченность. Да-да, именно последовательное, непрерывное повышение уровня жизни породило грибников как массу.

В дни войны люди, работавшие от зари до зари, все же находили время, чтобы позаботиться о своей картошке. Копали землю штыковой лопатой, сажали не столько клубни, сколько глазки (вынужденно все экономили), два раза окучивали, выкапывали, перевозили на ручной тачке за несколько километров.

Во время войны говорили, что белые грибы заменяют мясо, кажется, килограмм на килограмм. Во всяком случае, если в столовых подавался скудно приправленный грибной суп, то из продуктовых карточек вырезались именно мясные талоны. Но я, проживший последние военные годы в Березниках, не знал ни одного человека, который бы находил время хоть изредка заглядывать в лес за грибами.

Кончилась война, а жизнь оставалась тяжелой. Хлеба еще не хватало, мяса — тем более. Забота о картошке и других овощах — отнюдь не о грибах, эквивалентных мясу! — оставалась самой насущной для каждой городской семьи.

Лишь в пятидесятых годах установилась погода, благоприятная для роста грибников. И выпал их первый слой, сродни колосовикам — грибам довольно нежным, тепло-и влаголюбивым. Такой грибник еще спал подольше, ездил поближе, был очень нестойким к засухе и холодам.

Чего еще ему не хватало? Привычки? Да. А еще — времени. Единственный выходной в неделю надо было употребить на то, чтобы заготовить на зиму дров, кое-что подремонтировать, подправить по несложному, а все же хозяйству. Большинство горожан жили в старых домах, часто с печным отоплением. И в многоэтажных домах требовались дрова — для кухонной плиты, колонки в ванной. Первый дом в Перми был газифицирован лишь в 1956 году. С этого же времени начала проводиться в жизнь широкая программа жилищного строительства — люди переселялись в комфортабельную, со всеми бытовыми удобствами квартиру. И многих забот не стало. А те, что сохранились, постепенно вбирала в себя растущая, как грибы в благоприятных условиях, служба быта.

Так выходной день освобождался для отдыха. И ценить его научились быстро. Горожане полюбили чистый речной и лесной воздух.

Но тут встала новая проблема. Ведь жителю большого города надо еще добраться до леса. И на помощь ему пришел современный транспорт.

В начале пятидесятых годов дальше станции Чайковская (и только до Верещагино) шел один поезд в сутки. В конце шестидесятых их стало восемь. На кунгурском направлении вместо одного пригородного — одиннадцать! И так на каждом направлении. К пригородным поездам можно добавить загородные рейсы автобусов. Там сравнения пойдут с нуля.

Однако не столько и не только на них рассчитывают грибники. Вереницы машин различных марок начали отправляться за город сначала по выходным, потом накануне и, наконец, в любой день недели. Это машины, выделенные заботливой администрацией, добытые стараниями профсоюза, личный, с каждым годом все увеличивающийся транспорт, катера, пароходы и специальные грибные поезда, наконец.

А теперь попробуйте лишить человека материального достатка, свободного времени, транспорта — и не будет грибника из горожанина! Вот доказательства, что грибник — явление социальное, порожденное нашими успехами в строительстве нового общества.

Разговоры о том, что грибы эквивалентны мясу, как-то прекратились. Гурманы мечтают о грибах, как о закуске, уверяют, что они вызывают аппетит.

А чего только не находят в грибах специалисты! Ферменты, способствующие лучшей переваримости и усвояемости пищи, различные витамины, антибиотики и даже противоопухолевые вещества. И все-таки считается, что организм усваивает грибы с трудом.

Оказывается, плодовые тела грибов состоят из гифов. А гифы имеют такие оболочки, которые не растворяются в желудочном соке человека. Выходит, чтобы грибы лучше усваивались, надо их высушить, а затем размолоть в порошок? Пробовал я из одного порошка варить бульон… Ценители сказали:

— Давай уж лучше старым способом. Пусть не так питательно, зато вкуснее.

Впрочем, о приготовлении грибов речь пойдет особо. А теперь еще слово. О грибнике — единице из того обильного слоя, что высыпал за последние годы.

или

Как вел себя Вадим, впервые оказавшись в лесу

Случилось то, что и должно было случиться: Вадим заблудился.

Человек вырос в городе, лес видел только со стороны картофельного поля, где он командовал такими же, как и сам, студентами. О грибах знал лишь то, что они растут в лесу и хороши в маринаде. К чести Вадима надо сказать, что своих способностей он не переоценивал и еще в городе заявил:

— От меня не отвяжешься. Пойду следом.

— Даже в период ученичества, — пояснил я, — ходят поблизости, на параллельных курсах. За грибником, у которого больше опыта, мало что остается.

— Но у меня очки! — возразил Вадим.

Тяжелые, в толстой оправе, они придавали ему солидность. Вадим снял, чтобы погрозить ими, а мы рассмеялись! Угроза казалась нелепой, без очков он выглядел совершенно беспомощным.

— У очков есть два неприятных свойства, — заметил я, — они часто потеют и цепляются за ветки. Человек в очках — мне уже не конкурент.

— Тогда я пойду впереди, — заявил Вадим.

— А я отверну в сторону.

— В таком случае пойду рядом, сбоку.

— А если тропинка узкая?

— Возьму тебя, как даму, под руку.

Ничего этого делать не пришлось. Мой пятилетний сын перевернул все наши планы. Как только мы приехали на место, он заявил, что хочет есть.

Поездка эта завязалась экспромтом, в субботу, которая в те времена была рабочей, но укороченной. Тратить воскресенье на грибную поездку еще не хотелось, Мы выехали довольно большой компанией на стареньком «Москвиче» и новом «Запорожце» и, разумеется, не хотели терять времени. Но у пятилетнего мужчины были свои соображения. И мне ничего не оставалось, как сесть и разложить взятые из дому припасы.

Вадим поначалу крутился вокруг нас, метался от дерева к дереву и возвращался к машине. Я понимал его состояние: отставать от товарищей не хочется, но и провожатого терять жаль. Однако сын медленно пережевывал бутерброд, потянулся за яйцом, чтобы разбить его обязательно о свой лоб, наконец запросил пить. Чай в термосе оказался очень горячим. Когда я налил его в эмалированную кружку и поставил остывать, Вадим не выдержал, бросился догонять ушедших вперед.

Я и сам с трудом подавлял охотничий азарт, видя, как втягивались в лес мои спутники.

Вадима я не стал задерживать. Думалось, через несколько минут догоню, куда он за это время денется. Место было таким, что и захочешь, да не разойдешься. Лесная дорога прорезала скошенные полянки. Они то расширялись, то сужались и в конце концов переходили в широкое поле. Справа шумели машины — недалеко проходил оживленный тракт. Только слева темнел глухой лес, но в нем грибнику делать нечего. Это я твердо знал.

Но не знал этого Вадим. Все его знания ограничивались той простой истиной, что грибы растут в лесу. И надо же было так в нее уверовать, что именно этот темный лес он и облюбовал.

Когда мы с сыном догнали растянувшуюся компанию, я спросил:

— Где Вадим?

— Только что был тут, — ответил один.

— Крутился около, — сказал другой.

— Свернул в лес, — сообщил третий.

В лес?! Далеко уйти он не мог, и я позвал не очень громко:

— Вади-им!

Ответа не было.

— Ва-ди-и-им! — крикнул я громче.

Он не отозвался.

— О-хо-хой!!! — это уже во всю силу. В лесу я кричу именно так: «О-хо-хой!»

Лес молчал.

— О-хо-хо-о-о-о! О-хо-хо-о-о-о-ой!

Вадим как сквозь землю провалился.

А грибы встречались редко. Они только начинали расти. Разведчики будущей армии, одевшие красные шляпы, прятались в затененных местах, прижимались к елкам, самые смелые выходили на сухие полянки.

Около узловатых корней берез попадались то черноголовые, будто обугленные, то белые, совершенно выцветшие подберезовики. Росли по одному, по два, три, редко больше. Все, как на подбор, маленькие. И хоть корзинки пополнялись медленно, собирать было приятно.

Время от времени я звал Вадима то по имени, то протяжным «о-хо-хой!». Но лес по-прежнему молчал.

Мы вернулись к машинам с далеко не полными корзинками и начали с того, что просигналили, не жалея аккумуляторов. Вадим не отзывался. Сели в кружок, закусили, мы с сыном за компанию тоже. Вадим не подошел. Опять просигналили — не помогло. Разбрелись по тропинкам, кричали, кто как умел. — все напрасно.

Летний день долог, но не бесконечен. К тому же выехали мы не с утра. Неровен час, нахлынут сумерки.

Рядом проходила хорошая граница — оживленный тракт. Но вся беда в том, что Вадим ушел в противоположную сторону. А что там? Может, на ближайшем покосе обрывается-грунтовая дорога, по которой мы заехали в лес? Может, упирается в какую-нибудь лесную деревушку? Но набредет ли на нее Вадим? И как далеко она? Угадать, какое направление выберет заплутавшийся в лесу человек, — невозможно. Но мы все-таки решили ехать по грунтовой дороге и гудеть, гудеть, гудеть. Одна из машин развернулась, проехала несколько метров, а на опушке дорогу ей загородил… Вадим.

— Ты где был?! — накинулись мы на него.

— Дайте человеку поесть, — вместо ответа сказал он.

Яйца и колбасу Вадим еще уминал молча, а отхлебнув чаю, начал:

— Кто сказал, что грибы растут в лесу? Я столько деревьев повидал — и хоть бы один грибочек! — Для убедительности он потряс пустой корзинкой.

Мы уже совсем перестали на него сердиться, и я ответил шуткой:

— Ты пошел на красный свет.

— Никакого красного, сплошь темный.

— А лог? Он лучше светофора.

— Если бы один! Там их десятки. Один перейдешь, начинается следующий…

— Да зачем ты их переходил?!

— А кто мне сказал, что их не надо переходить? — парировал Вадим.

И тут всех взорвало. На него набросились, как птахи на ястреба. Вадим только успевал поворачиваться в разные стороны. От спора устали все, кроме него самого. За долгие годы знакомства я убедился, что любой спор только заряжает Вадима энергией. Наконец кто-то прервал полемику:

— Хватит, поехали…

— Вы что, шутите?! — вскинулся Вадим. — Сами набрали грибов, а я? Думаете, без них домой поеду? Ставьте корзинки, буду отбирать лучшие!

Не то чтобы кто-то опасался реквизиции, но до сумерек оставалось немного времени, и мы решили еще немного побродить. Я вспомнил, что угол дальней поляны, поросший осинником, мы пробежали слишком быстро, поверху. А место там низкое, влажное. Пожалуй, стоит посмотреть внимательней. И я сказал Вадиму:

— Вставай, покажу тебе, где растут грибы.

Шел он нехотя и не переставал ворчать, предупреждая, что расплата будет ждать меня на обратном пути.

Предчувствие не обмануло. В траве действительно росли длинноногие подростки-красноголовики. В одном этом маленьком уголке их оказалось не меньше, чем на всех довольно обширных полянах. Вадим проявил усердие, не ленился разгребать траву и заметно наполнил корзинку.

За организацию той поездки ты несешь персональную ответственность.

Во-первых. Ты взял в лес новичка и не проинструктировал его. А он понятия о технике безопасности не имеет.

Во-вторых. Всех учишь, что за грибами надо уходить рано утром, с рассветом, а сам повез нас под вечер. Прямое нарушение!

А может быть, дать коротко советы, как ориентироваться в лесу? Хотя бы в самых общих чертах, чтобы начинающий грибник знал, где север и юг не только по компасу, но и по разным приметам. Ведь это не так уж и сложно.

У нас в деревне, к примеру, каждый мальчишка знал, что на стволах хвойных деревьев с южной стороны больше смолы, а у березы и сосны кора светлее. Ветви одиноких деревьев на поляне тянутся к югу; на пнях годичные кольца шире с юга.

А с северной стороны кора у дерева грубее, покрывается черными трещинками; на стволах берез большие черные пятна. Упавшие деревья больше гниют с северной стороны.

Знали мы и другие приметы.

Ягоды с южной стороны румянятся. Муравейник с севера обычно защищен, а южный склон его всегда пологий.

Почва у камней летом суше с южной стороны.

Мох и лишайники на камнях гуще с севера.

В лесу теперь много просек. В местах пересечения стоят квартальные столбы с цифрами. Так как счет ведется с запада на восток и с

севера на юг, по часовой стрелке, то меньшие цифры будут на севере.

Нужно сказать, что приметы помогут только внимательному. Однажды мы высадились на правом берегу Камы против Полазны. Ориентиров — сколько угодно. Нефтяные вышки в море издали видны. И все-таки двое грибников заблудились. Они умудрились спутать, в какую сторону течет Кама.

Конспект лекции для Вадима

или

введение в грибную арифметику

Когда при том памятном выезде корзинка в руках Вадима потяжелела и дна ее не стало видно, он смело пошел на нас в атаку.

— Теперь меня на мякине не проведете. Место, где грибы растут, я знаю.

Каждому, кто собирается в лес, знать это, конечно, необходимо. Но грибное место не есть что-то незыблемое, неизменное.

Спустя некоторое время мы с Вадимом снова поехали на знакомые полянки. Он, опережая всех, бросился к осиннику, стекающему в лог, и вернулся оттуда ни с чем. Давно ли яркие, молодцеватые красноголовики щеголяли своим нарядом, от которого всякий раз дрогнет сердце грибника. Не только голенастых крепышей, но даже переросших шляп не попадалось.

Однако стоило отойти на сотню-другую метров, туда, где молодые елочки наступали на осинник, как мы довольно быстро наполнили корзинки.

— A-а!.. Ты это место хотел от меня утаить? — наседал Вадим, с удовольствием взвешивая на руке корзинку.

Он-то действительно прошлый раз здесь не был, пробирался по бурелому, когда мы этот участок смешанного леса обшарили всей компанией и ничего нс нашли. Подосиновики как бы сменили квартиру, поднялись в горку. С ними, как и с другими грибами, подобное происходит нередко.

Эти полянки рядом с Казанским трактом за несколько лет я изучил досконально. Не раз мы приезжали сюда. Всякое бывало, но чаще всего уезжали с полными, чем с полупустыми корзинами. Лучшим знатоком этих мест считал я себя, полагая, что в негласном соревновании никому не уступлю первенства. И вот как был наказан за самоуверенность.

Приехало нас человек пятнадцать — двадцать, не меньше. Держалась довольно сухая пора, и грибы попадались редко. Грибники вернулись к машине с малыми трофеями. Но один новичок принес полным-полнехоньку корзину красноголовиков: отыскал их где-то на дне глубокого, захламленного лога.

Еще один урок был преподнесен другим новичком.

Все полянки разделялись перелесками, одни из которых были более грибные, другие — менее. И только в одном я никогда ничего не находил. Вот в этот-то, обычно пустой перелесок и забрел новичок, да и вышел оттуда с полной корзиной… белых! Можете представить мою досаду!

Совершенно неожиданно наткнулись мы на белые за деревней Мостовой, недалеко от впадения Сыры в Сылву. Там к полевой дороге примыкает не лес, даже не перелесок, а покосы, заросшие деревьями. В густой, еще некошеной траве и светлых березовых клочках грибов хватило на всю компанию, возвращавшуюся с рыбалки.

Удача, однако, оказалась случайной. После не раз я и мои друзья заглядывали сюда и всегда уходили разочарованными.

И когда я направляюсь в лес специально за белыми, я уже не заглядываю на старое, однажды порадовавшее меня место, но храню его в памяти как случайного встречного, доставившего кратковременную, но истинную радость. За счастливый случай — хоть жизнь, хоть природу — надо благодарить, но нельзя делать ставку на случайность. И если говорить о грибных местах, то случайные от постоянных надо уметь отделять.

Расскажу, как попался Вадим на такую случайность.

Один из многочисленных знакомых привез его почти на берег Камы, в лесок, расположенный совсем рядом с постоянно грохочущим Казанским трактом. Они набрали столько белых, сколько мне и не снилось. После этого Вадим совсем загордился, с нами разговаривал свысока и три-четыре года подряд ездил только на это место. Увы!.. Каждый раз почти впустую.

Почему-то подобные метаморфозы чаще других происходят с белыми. То их вырастет столько, что девать некуда. А потом на этом месте несколько лет подряд нет ничего или почти ничего. Кстати, подобный случай без попытки обобщения описывает Владимир Солоухин в книге «Третья охота».

Распространены простые, как правила арифметики, сведения о грибах. Растут*де они с северной стороны деревьев, и каждый под своим: масленок — под сосной, подосиновик — под осиной, подберезовик — под березой. Грибы любят постоянство. Еще Аксаков заметил, что под одними деревьями они попадаются всегда, под другими их никогда не бывает.

Все это и правда и неправда. Все это истины слишком прописные, чтобы быть точными. Грибы растут в лесу, как рыба водится в реке. Это верно для малыша, начинающего познавать мир, но мало для человека, собирающегося искать грибы или ловить рыбу в условиях двадцатого века. Отныне даже алгебру стали изучать в первых классах. Человек, знающий только азбуку и таблицу умножения, уже не может считаться грамотным.

Аксаков наблюдал рост грибов в одном, ему принадлежавшем лесу. На этот лес падало одинаковое количество дождей, приходилось одинаковое количество тепла, одними туманами укутывались по ночам поляны, одни и те же росы падали под любым кустом.

Иное дело — современный грибник. Сегодня он едет за пятьдесят километров от города на север, завтра — за двести на юг. А туча, поливающая землю, иногда захватывает участок земли шириной всего в два-три километра, если не меньше. Как тут угадать, какой перелесок напитался влагой больше, какой меньше?

Как всякая охота, грибная тоже носит элемент случайности. Я могу перечислить десятки мест, где я был по одному разу очень удачно, но вряд ли когда-нибудь еще туда соберусь. И не потому, что это далеко. Говорю о местах, на которых однажды повезло, именно повезло — и не больше. Пытать второй раз счастье, думаю, тоже бессмысленно.

Как-то поехали мы до остановки Вожаково, что за станцией Чайковская. Лето стояло сухое, грибов, но сведениям, нигде не было. И мы намеревались посидеть на берегу Сюзьвы да посмотреть один стоящий в сторонке лесок: не пригодится ли на будущее? Корзинку взяли на всякий случай.

От платформы свернули вправо, миновали защитные лесонасаждения и стали пересекать небольшую рощицу, в которой едва ли насчитывалось с десяток осинок да с полсотни елочек. С любой точки просматривается насквозь, отовсюду можно было слышать, если на платформе громко разговаривали.

Половина рощицы была захламлена, и траву здесь не скосили, должно быть, косари побоялись сломать литовки. Мы перемахнули, не глядя под ноги, на скошенное, и тут мне бросилась в глаза небольшая красная шапочка. Срезал ее, обернулся — сзади еще две. Мы возвратились в траву, начали шарить. Потребовалось всего несколько минут, чтобы наполнить корзинку.

Пригородные поезда, на которых ездят грибники, обязательно останавливаются на площадке Вожаково. Временами меня так и подмывает встать с сиденья и подбежать к знакомому лесочку. Если бы поезд стоял хотя бы пять минут, я, наверное, сделал бы это. Но электрички не задерживаются, а оставаться у десяти осин в грибную пору смешно и наивно. Убежден, что та удача была случайной.

Но случай, если хотите, фарт, редко идет в руки неверящих в удачу. Чтобы открывать новое, надо знать старое и верить, что открытие возможно. Вот еще несколько примеров.

Лето вроде бы только начиналось. Шли обильные дожди, а тепла явно не хватало. Однако, по всем признакам, грибы должны были появиться. Мы решили это предположение проверить, выскочив вечером в недальние леса. Около тракта обшарили несколько сколочков, подобрали едва ли больше десятка грибков, нечаянных и разных. Возвращаясь, сокрушались, что грибовницы не получится. И вот на виду у города, метрах в пяти, самое большее в десяти от тракта, на песчаном, обращенном к югу склоне, я обратил внимание на несколько сосенок, поднявшихся человеку до пояса. Остановились — и не пожалели. Теперь-то уже было что положить на сковородку! Маслята — первые, ни с чем не сравнимые!

Единственный раз в своей жизни я ездил за грибами до станции Чайковская. Товарищ, которого я пригласил в эту поездку, спросил:

— А ты места знаешь?

Пришлось сознаться, что еду туда впервые.

— Наверняка из грибников мы будем не одни, — предположил я. — Куда больше пойдет, туда и мы.

Действительно, людей с корзинками и ведрами высыпало столько, что всякие надежды на успех померкли. Хоть год был и грибным, но, казалось, лес не в состоянии одарить каждого.

От вокзала наметились три основных потока. Самый большой, сотни полторы человек, направился по дороге в сторону ретранслятора. Мы решили следовать за главной колонной.

Не буду утомлять рассказом, как переходили из одного перелеска в другой, как хотели и не могли свернуть с троп, протоптанных, словно на некоторых городских улицах, как чаще грибов попадались люди, которые столь же безуспешно, вроде нас, искали нетронутого места и не отходили далеко друг от друга, чтобы не кричать (со всех сторон только и неслись ауканья, попробуй разбери — чьи?), как изредка находили грибы и сами тому удивлялись.

С небольшой добычей мы решили вернуться на станцию. Вот уже последний лесок, с которого мы начинали свой путь, и прошли его довольно быстро в еще нерассеявшихся утренних сумерках. Сейчас шли тише, смотрели внимательнее, подбирали по рыжичку, но сколько-нибудь существенно поправить положение не смогли.

Вдоль леса была протоптана дорожка на таком расстоянии, что грибы можно заметить, где бы они ни выросли. Довелись мне идти первому по этой опушке, я проложил бы тропу точно так. Но вот я случайно отклонился шагов на пять в сторону и в канаве заметил первый маленький рыжик…

На станцию мы вернулись с полными корзинами. И сверху — только мелкие рыжики. Нас с завистью спрашивали:

— Где вы нашли такое богатство?

— Точно назвать затрудняемся. Были здесь первый раз, далеко от станции не отходили.

— Сочиняйте, сочиняйте! Не хотите говорить — не надо.

Про человека, который всегда приходит из лесу с грибами, тогда как другие возвращаются налегке, говорят, что он знает места. Знать лес назубок —- это, конечно, важно. Но и этого еще недостаточно.

Хорошие места вблизи города быстро становятся широко известными, и первооткрыватель нередко может увидеть свое любимое место подчищенным «под метелочку». Поэтому здесь нужно еще и особое чутье, умение понимать лес до такой степени, чтобы через несколько минут после приезда на новое место воскликнуть:

— Ба, да это все мне знакомо!

Именно: знакомо — в лесу незнакомом.

Научиться может только тот, кто захочет. А облегчить учебу поможет добрый и верный товарищ, далеко не всегда традиционный дед или бабка. Например, для меня таким помощником был деревенский мальчонка — тихий, не бойкий Андрюшка…

Завистник, мог бы написать точнее: в тот раз, о котором ты рассказываешь, я собрал 172 (сто семьдесят два) белых. Проверяю это место и буду проверять каждый год. Терпеливых и находчивых, как ты говоришь, вознаграждают.

Мне кажется, что эту главу можно закончить такими, например, цитатами.

«…Не чистые елки или березы, а именно смесь хвои и листвы, тени и света — приметы лучшего грибного места… Елка в союзе с березой составляет груздевое место среди лета, место белых в перволетье, а в сентябре здесь и подавно грибная ярмарка» (Д. Зуев). «Наиболее интересны для грибников молодняки в возрасте от 15 до 30—40 лет, особенно с куртинным расположением деревьев… В молодняке грибы появляются раньше и урожай их выше… Обычно на пятый-шестой год вырастают белянки, березовики, маслята… Через 8—12 лет появляются осиновик, волнушка, серушка, сыроежки, груздь настоящий…» (В. Шубин).

«…Сосна прибрала к рукам три едва ли не самых лучших гриба (белый, рыжик боровой и масленок. — С. М.) изо всех существующих на земле» (В. Солоухин).

или

Несколько слов о таре

и одежде грибника

— Глава первая—тара, — сказал еще в давние времена Вадим, заметив, что я веду кой-какие записи.

— А что? Тара — вещь немаловажная. Рыболовы-спортсмены создали науку о блеснах и мормышках, почему бы не поговорить о корзинках со спортсменами-грибниками?

Либо к спору Вадим был не подготовлен, либо у него не было настроения, но мне была представлена возможность высказать несколько мыслей по поводу тары.

Теперь я пишу о том же. Пусть извинит меня Вадим, первой она в книгу не просится. И речь в ней пойдет не только о таре.

Минули те времена, когда грибы собирали в нескольких минутах ходьбы от крыльца, а то и прямо за огородом. Горожанам приходится ездить далеко, следовательно, надолго. И нелишне подумать, как предпочтительнее одеться, что взять с собой поесть и попить, во что собирать грибы.

Конечно, вылазка за грибами — это не многодневный туристский поход с ночевками. Экипировка грибника значительно проще. Но кое-что полезно помнить до выхода из дому.

Начнем с обуви. Только в сравнительно сухую погоду приемлемы старые, разношенные туфли. Куда удобнее кеды, а некоторые и в летнюю пору предпочитают резиновые сапоги. Если они размером на номер-два побольше, да с хорошей меховой стелькой внутри, ходить в них легко и удобно.

Раннее утро июльского или августовского дня может быть росным — иначе грибы не вырастут. А собирать их надо именно с утра, когда солнце не поднялось над лесом и блестят на шапках капли росы или дождя. И видишь грибы лучше, и каждый гриб ядреней, и аромат источает он в полную силу утром. Природа словно делает выкладку товара в самое выигрышное для грибов время.

Выбрать одежду значительно проще. Думаю, грибы завидуют людям, бродящим в лесу. Таким богатством красок природа их не наделила.

В лесу и в сухую погоду с веток часто каплет, а трава держится сырой до полудня и долее. Непромокаемая куртка, старый болоньевый плащ, который ничего не весит и легко помещается хоть в рюкзаке, хоть в корзинке, окажется не лишним.

Головной убор грибнику тоже необходим. Многие предпочитают берет. Сидит он на голове плотно и не мешает продираться сквозь кусты. Поздней осенью нужна теплая шапка.

В Подмосковье ни один грибник не выйдет в лес без палочки, да еще раздвоенной на конце, как рогулька. Ею удобно шевелить старую листву, шарить в траве, раздвигать кусты, приподымать еловые лапы. Среди пермяков я почти не встречал грибников с палочкой, и сам ею пользоваться не могу, не привык. Думается, что поколение, следующее за нами, признает этот нехитрый инструмент. Чем меньше в лесу грибов или чем больше грибников на каждый гриб, тем она нужнее.

Что взять в дорогу из продуктов — дело личное. Бывало, грибник обходился черствой горбушкой хлеба. Теперь он частенько едет на целый день, иногда с вечера. Так что каждый запасает продуктов из расчета на собственный аппетит.

Многие грибники берут фляжку или бутылку с водой. Среди моих знакомых есть один, который ходит только с котелком: на привале у ручья он кипятит чай. Я же всему предпочитаю термос. Не только в холодную и дождливую погоду, но даже в жару глоток горячего чаю великолепная штука!

И вот только теперь я приступаю к рассуждениям о таре.

Пройдите любопытства ради к пригородному поезду в разгар грибного сезона. На какие только корзины вы не насмотритесь! Из какого только материала их теперь не делают! А, кроме корзин, есть еще ведра, объемистые хозяйственные сумки и ящики, пристегнутые ремнями за спину. Чему-отдать предпочтение?

Давайте допустим, что вы набрали полную корзину (или другую тару) и вам с этой корзиной надо пройти до станции с полдесятка километров, если не больше. Каждый грамм веса теперь имеет значение. Поэтому не прельщайтесь самыми последними образцами корзин

из эмалированных проводов. Они красивы, прочны, но тяжелы.

Итак, отставим в сторону все тяжелое.

Теперь обратим внимание на ведра, оцинкованные и эмалированные — все равно. То, что они гремят в лесу, — это может смутить не каждого. Мало ли кому что нравится. А вот другие неудобства куда существеннее.

Грибы в общем-то любят сырую погоду. В деревнях, бывало, как дождь, так бабы хватают корзинки — ив лес. Потому что в дождь ни жать не будешь, ни сено ворошить. А вымокнешь в лесу — что ж, не глиняный, высушишься.

И вот под проливной дождь вы попадаете с ведром. Вся вода, что льется с кустов, тоже ваша. Ведро невелико, его нетрудно унести, если там и с четверть воды накопится. Но каково грибам в этой воде, особенно таким, как подберезовики или сыроежки! Право, их лучше выбросить сразу, чем везти до дому.

Вы не ходите за грибами в дождь? Вы любите только солнышко? Осенью оно в лесу чудесно. Не палит, не жарит. Но если вы собираете гриб-колосовик да в добрую пору после дождей — в лесу жарко. И раньше вас нагреется ведро и все, что в нем. Привезете домой белый гриб через четыре-пять часов после того, как его нашли. Помните, любовались чистеньким, словно ситный хлеб, срезом? Почему же теперь из него вылезают белые, еще очень тонкие червяки? А все оно, ведро помогло! Нагрелось в лесу, потом в поезде. У вас было несколько маслят? Лучше не смотрите, выбрасывайте их сразу. Маслята вообще плохо переносят жару, а в металлическом ведре тем более.

Вы отказались от ведра и взяли купленную в магазине «Синтетика» корзину, которую не плели, а прессовали или отливали, — суть не в технологии изготовления. Дырочки в ней таковы, что самый маленький рыжик, который в деревнях называют бутылочным, может провалиться. Но вы рассчитываете на белые или подосиновики, в крайнем случае, подберезовики. Они не выпадут. И корзина красива. С такой в лес выйти приятно. А вот как обратно нести, наполненную? У нее две ручки, узкие, тонкие: не только за пять или семь, за один километр руки оттянет. Нет уж, оставьте ее лучше для базара. Там от остановки городского транспорта до дома путь измеряется кварталами — не километрами.

По этой же причине не годится хозяйственная сумка. Впрочем, она еще хуже синтетической корзинки. У той хоть стенки пожестче, а в этой и нести тяжело, и грибы помнутся.

На первый взгляд, удобны похожие на бочонок с закрытым верхом корзины, в которых с юга привозят фрукты. С ними хорошо пробираться через густой ельник или заросли вересняка — иглы не насыпятся. Однако ручки у них, как у хозяйственной сумки, — пройти от поезда до такси. Есть и другой недостаток: они слишком глубоки. И грибы, которые лежат внизу, помнутся. Разумеется, это не опасно для груздей, боровых рыжиков, волнушек, менее опасно для мелких маслят, небольших белых и подосиновиков. Но если на дне такой корзины, наполненной до краев, окажутся рыжик еловый, любая сыроежка или подберезовик, особенно крупный… В этом случае вас ждет одно разочарование.

Чем мельче корзина, тем лучше сохранятся грибы, пока вы их везете из лесу домой. Наши далекие предки недаром избрали для леса корзинку с одной ручкой, типа перевясла. Хочешь — такую корзину держи в руке, хочешь — повесь на руку. Можно связать ее с другой и перекинуть через плечо.

Не надо никого уговаривать, что корзина полегче при одинаковых размерах имеет преимущества. Достаточно легкие и очень прочные корзинки плетутся из корешков, но стать обладателем такой корзинки для большинства горожан — недосягаемая мечта. Самая распространенная корзина — из ивовых прутьев. Но тут надо знать вот о чем. Чаще всего на рынке продают корзины из неокоренных прутьев, да еще сырых. Вначале корзина тяжела, а высохнет — рассыплется.

Нет легче корзинки из дранок. Если обращаться осторожно, она будет служить долго. При желании купить ее можно. Один мой знакомый, отчаявшись приобрести в Перми, заказывал их в Вологде.

Грибники, предпочитающие уходить от дорог как можно дальше, в поисках мест нетронутых, приделывают к корзинкам заплечные ремни. А вот под Архангельском, где лесов хотя и много, но порою по болотистым мхам приходится проделывать немалые расстояния, плетут из бересты или лыка заплечные пестери (пехтери),— легкие, пропускающие воздух, довольно широкие и невысокие. По этому же принципу у нас делают заплечные ящики.

Вот, пожалуй, о таре и все. Когда попадете на хороший урожай грибов и доберетесь до дому через пять-шесть, а то и все десять часов, тогда вспомните: тара — дело не последнее.

Приписка Вадима

По-моему, надо перед каждым отворотом в лес поставить знак: вход с ведрами воспрещен! И рядом повесить плакат со словами: «Не ходи за грибами с ведром, не губи лесное добро».

Замечания Андрюшки

Известный академик А. Ферсман знал толк не только в камнях, но и в грибах. Вот что он писал: «Конечно, набрать грибов — это совсем не значит принести целую корзину да вывалить се всю на стол, все вместе, в общей каше: и помятые мокрые подберезовики, и оборванные ножки рыжиков, и смятые переборочки волнушек. Нет, собирать грибы — это значит с толком и с расстановкой уложить их еще в лесу в корзинку и аккуратно выложить дома на стол: серо-зеленые шляпки рыжиков вместе— для салата со сметаной; мокроватые подберезовики для супа — отдельно; ну а если посчастливилось найти белые грибы, то их надо принести осторожно в платке и поставить так во всей их красе и гордости, даже с кусочками нежного мха…»

Разумеется, в ведре или слишком глубокой корзине такого порядка быть не может.

или

Сколько грибных месяцев в году

О том, что грибы можно собирать из-под снега, я впервые прочитал в «Огоньке» где-то в начале пятидесятых годов. Помню, как поразила меня небольшая заметка, поразила, пожалуй, больше, чем первый гриб, найденный позднее на заснеженной полянке.

Теперь-то знаю, бывают годы, когда самые первые грибы появляются в апреле, а самые поздние встречаются в ноябре. Это, так сказать, крайние точки.

Еще снег не сойдет с северных склонов, ложбинок и ям, как появляются строчки и сморчки. Несколько недель спустя, при благоприятной погоде, вырастают дождевики, луговые опята, чесночник.

Но настоящая охота начинается, пожалуй, с масленка. На несколько дней, иногда часов, он все-таки опережает подберезовики, подосиновики, белые — грибы, которые признаются всеми и каждому грибнику известны. Появление этих грибов и принято называть первым слоем. По времени он приходится на вторую половину июня, совпадает с колошением ржи и началом сенокоса. Потому и называют грибы колосовиками.

Почти бесполезно искать колосовики в густом лесу. Даже на опушке леса они встречаются очень редко. Но если чуть в сторонке от леса растет сосна, береза, небольшая группка осин и берез, если вдоль дороги, канавы, но обязательно на открытом месте, пристроились разлапистые, ниже человеческого роста сосенки — обязательно загляните. Колосовики растут, как принято говорить, на «отскочихе». За ними надо по-настоящему охотиться, а не собирать. В охоте — вся прелесть. Никогда не знаешь наверняка, под каким из одиноких деревьев, на каком расстоянии от леса вырос гриб. Тут потребуется и упорство, и наблюдательность, и азарт охотника. Зато и награда достойная — добыча редкая.

Постепенно грибы начинают перекочевывать ближе к лесу, и когда приходит второй слой, они чаще встречаются в молодых лесах, как хвойных, так и лиственных, хотя открытые места все еще предпочитают густой лесной тени. Второй слой обычно попадает на июль, начинаясь в первой половине месяца. В этот период добыча еще не всегда обильна, хотя бывает, что именно второй слой оказывается самым урожайным.

В конце августа — сентябре начинается третий грибной слой. Он — самый продолжительный, урожайный и разнообразный по выбору лесных даров. Гриб в это время тоже самый крепкий и, пожалуй, наиболее хороший по вкусовым качествам. На этот счет есть даже поговорка: «Осенний свинух стоит летних двух».

Грибы третьего слоя тоже появляются сначала на открытых местах и постепенно уходят под покров деревьев. Преимущественно в это время грибы собирают и заготовляют впрок. А вот когда лист с деревьев облетит, грибы будет заметить нелегко. Вновь начинается за ними охота, как за пугливой дичью. Сколько километров оттопаешь, пока обнаружишь, где спрятались!

Как-то поздней осенью мы собирали с товарищами подосиновики. Издали намечали ориентир: осину среди елового леса. Трудно было найти ее. Но если мы все-таки замечали такую осину, грибы около нее находили наверняка. Зато ни в лиственных, ни в еловых и сосновых лесах ни одного гриба не попадалось. Одинокое хвойное дерево среди лиственных пород тоже могло порадовать грибами, но меньше, чем осина в ельнике.

Примечательно, что грибы, схваченные морозом, заваленные снегом, нисколько не портятся и не теряют своих вкусовых качеств.

Грибной календарь одного года никогда не бывает похож на календарь другого года. А вот последовательность, в какой грибы появляются на свет и отходят, обычно соблюдается. Тут они постоянны.