В этот послеполуденный час гавань Алакарны со множеством кораблей представляла захватывающее зрелище. Кэйд любила корабли — не только плавать на них, но и просто смотреть. Это в ней конечно же говорила джотуннская кровь.
В течение своего краткого пребывания в Алакарне Кэйд успела посмотреть лишь небольшую часть города. Но то, что ей удалось увидеть, произвело на нее самое благоприятное впечатление. Разъезжая по улицам в открытом экипаже вместе с Инос и Фрайниш, она почти жалела о том, что не может остаться здесь подольше, чтобы побольше увидеть. Широкие и чистые улицы; многочисленные парки в цветах. Коренное население составляли джинны, которые тем не менее, выходя на люди, всегда одевались по-имперски. Высоким, худощавым джиннам эти одежды шли даже больше, чем самим импам, низкорослым и коренастым. Давным-давно Кэйд заметила то же самое в отношении джотуннов Краснегара. Сама она, хоть и унаследовала цвет кожи и глаз от джотуннов, примешавшихся когда-то к ее весьма запутанному родословному древу, по своей комплекции являлась типичнейшей импкой. Но пусть Боги не думают, что она такая неблагодарная и не ценит Их многочисленных и величайших милостей. В конце концов, Кэйд смотрела на Алакарну сквозь волшебную золотую дымку, сквозь занавеси из шелка и кружев, бархата и поплина. Останься она здесь на более длительный срок — и, возможно, реальность развеяла бы ее иллюзии. Нет, нет, пришла пора уезжать. Пора подниматься на борт «Жемчужины зари» и плыть за море.
Пора отправляться в Хаб! Кэйдолан обратилась к Богам с еще одной благодарственной молитвой. Ее внутренний голос по-прежнему настаивал на том, что Иносолан поступила бы умнее, если бы осталась в Араккаране под защитой султанши. Но сделанного не воротишь, а случай посетить столицу Империи представляется не каждый день.
Иносолан с мрачным видом забилась в угол кареты и даже не выглянула в окошко полюбоваться великолепными видами гавани и доков. Жаль, что она до сих пор не научилась отдаваться радостям сегодняшнего дня, отгоняя мысли о грядущих горестях. Этому искусству может научить только один учитель — время.
Фрайниш была настолько переполнена восторгом, что чуть не вываливалась из кареты. Она являлась весьма юной представительницей многочисленных потомков шейха Элкараса. Фрайниш должна была сопровождать двух знатных дам в плавании в качестве служанки. Обаятельный и вежливый мастер Скараш тоже составит им компанию, но не до конца пути, а только до Гобля. Шейх был к ним очень добр, кто бы там ни являлся его хозяином или хозяйкой. Иносолан следовало бы выразить ему побольше благодарности во время прощания.
Карета катилась по мостовой вдоль бухты, и корабли виднелись как на ладони. Фрайниш болтала без умолку и засыпала Кэйдолан бесчисленными вопросами. Кэйд приходилось отчаянно напрягаться, чтобы придумать на все ответы. С каравеллами или, скажем, джонками все было еще более или менее просто, но попробуйте объясните разницу между галерами, талионами и галиасами! Но какие же великолепные корабли! Разве можно сравнить их с маленькими рыбачьими лодками, на которых Кэйд обычно ездила из Краснегара в Шалдокан?
Пока Кэйдолан вела неравный бой с потоком детских вопросов, карета остановилась возле одного из огромнейших кораблей. Наверное, это и был их корабль, поскольку здесь их ждал Скараш. Он опустил ступеньку кареты и галантно предложил дамам руку. Так, значит, им предстояло плыть на этом чуде! Это и была «Жемчужина зари», а шумная толпа на причале неоспоримо свидетельствовала о том, что час отплытия близок.
Пока Скараш вел Кэйд сквозь толпу — ведь ему было гораздо легче смотреть поверх людских голов, чем ей, — она не сводила глаз с Фрайниш, которая из-за своего маленького роста запросто могла потеряться в такой толчее. Ну, а Иносолан вполне могла сама о себе позаботиться.
В волнующемся море голов и плеч промелькнула голова Азака. Его лицо выражало злость и раздражение. Потом Азак скрылся из виду, а Скараш тем временем расчистил перед Кэйд немного пространства; она сделала шаг и оказалась на трапе. На середине трапа Кэйд остановилась и оглянулась, не обращая внимания на напирающую сзади толпу. Ей удалось снова увидеть красную физиономию Азака. Он был единственным возвышающимся над толпой. Конечно, если не считать джотуннов-матросов и троллей-носильщиков. Рядом с ними джотунны казались малявками. Неподалеку от Азака шла Иносолан, окруженная отрядом легионеров. Азак, по-видимому, чувствовал себя неловко. Он пребывал в гадком настроении с того самого дня, как его избили солдаты. И хотя Элкарас тотчас же вылечил все его синяки и переломы, Азак едва ли снизошел до благодарности. Султан был из тех людей, кто вечно ищет приключений на свою голову и усложняет жизнь как себе, так и окружающим. Такое поведение Кэйдолан никогда не одобряла.
Внезапно осознав, что грубая ругань напирающей толпы относится именно к ней, герцогиня продолжила подниматься по трапу, сохраняя, впрочем, присущее ей достоинство. И вот она на борту «Жемчужины зари». Галион ли, галиас ли, но это было самое большое судно из всех, какие ей приходилось видеть.
Каюта потрясла ее. Кэйд и не подозревала, что на борту корабля могут быть такие огромные и роскошные помещения. С самой настоящей кроватью, а не какой-то там койкой, и с настоящими окнами с видом на корму. Неловкие пожилые дамы вечно всем мешают, особенно когда идет оживленная погрузка. Поэтому Кэйд решила посидеть в каюте, а Иносолан уж как-нибудь найдет ее. Она отослала восхищенную Фрайниш исследовать корабль под присмотром Скараша и наблюдать отплытие с палубы. А распаковать вещи можно и потом.
Сама же принялась рассматривать каюту. Ей очень понравилось блестящее полированное дерево, хитрые задвижки на дверцах буфета и ящички, которые не будут выдвигаться из шкафа при качке. В дверь постучали — это носильщики принесли багаж. Но и после того, как все вещи были сложены на полу, каюта не показалась тесной.
Кэйд передвинула кресло — изумительно удобное кресло — поближе к окну, чтобы полюбоваться видом, и со вздохом уселась в него. Она сбросила туфли и приготовилась насладиться зрелищем гавани.
Спустя несколько минут дверь открылась и вновь захлопнулась. К окну молча подошла Иносолан. Над головой раздавался топот, снаружи слышался шум множества голосов и скрип лебедок. Корабль уже выплывал из бухты. Паруса «Жемчужины зари» поймали ветер, и корабль едва заметно накренился. Иносолан до сих пор не издала ни звука.
— Где его величество? — поинтересовалась Кэйдолан.
Прямо в точку! Иносолан повернулась к ней с недовольной гримасой. На Инос было роскошное платье из изумрудно-зеленого шелка с рукавами до локтя и глубоким вырезом. Она не подстригала волосы в течение последних нескольких месяцев, и теперь они были красиво уложены у нее на голове под жемчужной тиарой. Племянница была прекрасна, словно героиня старинной романтической баллады. Но что за театральное выражение обиды и недовольства на лице! Даже шестилетний ребенок, которого отправляют спать без ужина, постыдился бы строить такие рожи.
— Внизу. В так называемых гномичьих каютах. В кандалах.
— По-моему, это не очень мудрое решение.
Иносолан отвернулась и проговорила, обращаясь к окну:
— Он отказался взойти на борт и потребовал, чтобы его принял эмир. Джотунны, разумеется, заставили его сесть на корабль, подгоняя остриями мечей.
Снаружи шум не стихал, но в каюте Кэйдолан воцарилось задумчивое молчание. Интересно, как будет чувствовать себя Азак к тому времени, как «Жемчужина зари» достигнет Ан-гота. Чтобы добраться до Хаба, им придется долго ехать на перекладных — через горы Гобль и через большую часть провинции Шимлундок. Скараш клялся, что не поедет дальше ан гота.
Может быть, в Анготе для них уже расставлены колдовские сети? Или нити их начинаются уже здесь, на корабле? Неужели Азака повезут в кандалах до самой столицы? Впрочем, думать об этом сейчас было бессмысленно. Кэйдолан нагнулась в поисках туфель.
— Тупой осел! — пробормотала Инос.
— Он сам виноват.
До сих пор Иносолан держалась молодцом. В течение многих месяцев в пустыне ей удавалось в отношениях с султаном сохранять дистанцию, не оскорбляя его чувств, но и не подавая ложных надежд. Не так-то просто было поддерживать такое равновесие. Но в последнее время Кэйд была обеспокоена тем, что в отношениях Инос с Азаком начали происходить перемены, она не могла понять, какие именно. Ужасные события в Туме потрясли их всех. Азак чуть не погиб, Иносолан едва не изнасиловали. С этого момента все изменилось: взаимоотношения стали другими, изменилась система ценностей. Не исключено, что прибытие в Алакарну — возвращение к цивилизации — усилило эти перемены. Азак в джотуннской одежде произвел ошеломляющее впечатление на Кэйдолан и, возможно, на Иносолан тоже. Он перестал быть варваром.
Для всех заинтересованных лиц было бы лучше, если бы Азак проделал все путешествие в оковах до самого Хаба. Когда они поедут по дороге, Иносолан может сидеть в карете, а Азака… ну, его можно привязать к крыше кареты вместе с багажом.
Кэйдолан отчитала себя за неподобающие мысли.
— Какая роскошь! — воскликнула она. — Твоя каюта столь же великолепна?
— Я еще не смотрела.
Снова обутая, как подобает даме, Кэйдолан встала.
— Так давай пойдем вместе и посмотрим, а потом поднимемся наверх и…
Иносолан резко обернулась и уставилась на нее.
— И будем получать удовольствие от жизни, да?
— А почему бы и нет?
— Легко тебе говорить! А мне теперь придется выйти замуж за гоблина! Я попала в лапы чародея и, судя по тому, как он со мной обращался, буду передана в дар гоблину, словно какой-нибудь второсортный товар. Азак заперт в трюме. Я ненавижу корабли. Меня тошнит от качки…
— И ты ведешь себя как капризный ребенок.
— Кто — я? Ты не знаешь, что такое морская болезнь!
— Разве у тебя сейчас приступ морской болезни? Разве в этом причина твоей тревоги?
Иносолан фыркнула и решительно направилась к двери. Кэйдолан разозлилась:
— Отвечай на вопрос!
Иносолан замерла и обернулась, раскрыв рот от изумления.
— Ты по-прежнему ведешь себя как избалованный ребенок, — сказала Кэйдолан. Раз она зашла так далеко, то приходилось развивать свою мысль. — Ты пока еще не замужем за гоблином. И я что-то не замечаю здесь никаких чародеев, которые могли бы оказывать на тебя давление. Тебе предстоит великолепное морское путешествие на прекраснейшем корабле, в самых роскошных условиях. Мы поплывем через море Слез, оно славится отличной погодой, идеальной, чтобы ходить под парусами. После этого тебя ожидает восхитительное путешествие по суше, которое ты наверняка запомнишь на всю жизнь: ты поедешь через красивейшие в мире места, через половину всей Империи в сам Хаб. Там тебе, скорее всего, будут оказаны королевские почести и к твоим услугам будет все гостеприимство императорского двора. Даже если ты и вправду думаешь, что тебя выдадут за гоблина — что до меня, то я считаю эту мысль настолько нелепой, что даже не хочу всерьез ее обсуждать, — то я все равно советую тебе попытаться получить удовольствие от всего хорошего, что есть у тебя сейчас, вместо того чтобы постоянно изводить себя мыслями о будущих неприятностях, которые, возможно, никогда и не произойдут.
— Говоришь, нелепая мысль? — Иносолан побелела от ярости. — Нелепая?
— Нелепая.
Кэйдолан вздохнула, жалея о своей несдержанности. Она не должна была говорить все это вслух. Ее раздражение должно было остаться при ней.
— Я уже говорила тебе об этом. Принцип компромисса состоит в том, чтобы найти что-то или кого-то, как в данном случае, кто являлся бы равно приемлемым для обеих сторон. По-моему, гоблин для обеих сторон совершенно неприемлем. Точнее говоря, для всех четырех сторон: для тебя, для крас-негарцев, для Империи и для…
— Разве ты не поняла, что чародей…
— Нет, не поняла. И вовсе не уверена, что ты поняла правильно.
Иносолан сделала очень глубокий вдох, но прежде, чем поток ярости смог излиться наружу, Кэйдолан добавила:
— Он мог быть Рашей.
— Рашей? Что за вздор!
— Это ничуть не больший вздор, чем то, что говоришь ты. Чародеи могут изменять свою внешность, но ведь и волшебницы тоже могут. Ты встретилась с кем-то, и эта встреча тебя огорчила. Ты утверждаешь, что узнала голос, но я уверена, что его восточное всемогущество не настолько глуп, чтобы изменить лицо и позабыть про голос. Ты говоришь, что он унял твою головную боль, но это могло быть результатом шока. В конце концов, весь этот эпизод, возможно, был всего-навсего иллюзией, навеянной чарами Элкараса. Разве не так?
Иносолан широко раскрыла глаза и затрясла головой.
— Можно сойти с ума, если начать думать такое.
— Это точно, — согласилась Кэйдолан. — Поэтому я стараюсь так не думать. Прости меня за грубость, дорогая. Давай-ка все-таки выйдем хоть немного проветриться. Видишь ли, тебя ожидает неминуемая смерть.
— Меня? — Иносолан задохнулась, но потом внезапно улыбнулась. — Всех нас ожидает, ты хочешь сказать?
— Ну конечно, дорогая. Рано или поздно. Не должны же мы всю жизнь страдать из-за этого. Ну, пойдем. А потом…
Независимо от того, на кого он был похож внешне — на эльфа или на фавна, — внутренне Рэп оставался все тем же пареньком-полукровкой, который в Краснегаре вечно ошивался либо у пристани, либо у конюшен. Почти ничто в мире не могло для него сравниться с тем восторгом, когда восходишь на борт настоящего корабля, а «Аллена» была великолепным кораблем, с четырьмя мачтами. Рэп за всю свою жизнь не видел такого огромного, чистого, прекрасного корабля. Видно, и своим путешествиям, когда только было возможно, эльфы старались придать неповторимый стиль.
Рэп бросил восторженный взгляд на оживленную Нумскую гавань, которая была так темна и пустынна, когда он впервые прибыл в город. Сколько же здесь разных кораблей — каравелл, джонок, яхт, шаланд. Его пьянил несмолкающий деловитый гомон этого порта, одного из величайших портов Империи, морских ворот Драконьего моря и большей части Питмота. Юноша был поражен и даже смущен комфортом небольшой каюты, которую ему выделили на «Аллене». Ну, а сейчас он просто стоял на палубе, жадно впитывая взглядом всю эту пестроту и многолюдье.
Ему было любопытно, разрешается ли пассажирам залезать на мачты. Если только кому-нибудь не придет в голову глупая мысль заковать его в цепи, он исследует «Аллену» от носа до кормы и от киля до верхушек мачт, едва корабль отойдет от берега. С его новыми магическими способностями Рэп мог уговорить кого угодно, и в данном случае искушение прибегнуть к магии было сильнее, чем доводы рассудка. Впрочем, судя по лицу Гатмора, которое все еще носило следы побоев, тот тоже не собирался все плавание сидеть в каюте и вязать носки. Возможно, Рэпу следовало просто держаться поближе к моряку, а уж он найдет лазейки в самые сокровенные места корабля.
Стоял чудесный послеполуденный час; игривые белые облачка резво неслись по синему небу. Начался прилив, вода прибывала; постепенно набирал силу вечерний бриз. Среди мачт и такелажа кричали морские птицы. Запахи смолы и рыбы смешивались с пьянящим, ни с чем не сравнимым ароматом зовущего вдаль морского простора. Джотунны, импы, тролли и даже несколько эльфов сновали по пристани. Носильщики бегали вверх-вниз по трапу, доставляя на корабль последние грузы из пекарен и с рынков Нума. Команда была почти полностью готова к отплытию. Рэп отправлялся в Илрейн, к Литриану и — смилуйтесь, Боги! — к Инос. Но сам факт того, что он находится на борту великолепного корабля, готового к отплытию, возбуждал юношу едва ли не больше, чем мысли об Инос.
— Десять узлов при таком ветре, будь я эльф, — пробормотал Гатмор.
— В этом случае ты бы и одевался по-эльфийски, — сказал Рэп.
Сам-то он был одет именно по-эльфийски, хоть и старался об этом не думать. У краснегарцев были свои требования к одежде: она должна была защищать зимой от холода, а летом от гнуса. Они презирали короткие штаны и рубахи без рукавов. Рэп скорчился в гримасе, взглянув на свои многострадальные руки. Кто когда-нибудь слышал об эльфе с царапинами и шрамами на руках? То-то! А голова? Ее форма была еще глупее, чем дурацкая охотничья шапочка, которую напялил на него Ишист. А кружевной воротничок! Да будь он даже настоящим эльфом с золотистой кожей, ему все равно не подошло бы это пурпурное с желтым одеяние. И на руках его, и на ногах, и на лице яркими красками сияли напоминания о скандале в «Заповедных лужайках» и еще более достопамятные следы общения с тюремщиками. В таком виде он весьма слабо походил на эльфа, и уж тем более — на красивого эльфа.
Другое дело — Куиприан. Этого гораздо больше интересовал его новый костюм, чем вид, открывавшийся с палубы. Он утверждал, что это его первый настоящий костюм, и он был совершенно ошеломлен собственным великолепием. Паренек сам его выбрал: бирюзовые сапожки на котурнах, изукрашенные серебряным кружевом; штанишки и рубашка кроваво-красные с темно-желтым; верхняя накидка в цветочек, расшитая жемчугом, с васильковой оторочкой. Кружева у него были повсюду, включая штанишки. Шапочку его постоянно сдувало ветром из-за гигантского страусового пера, выкрашенного в зеленый цвет.
Но, как ни странно, сам эльф был крайне доволен своим видом. Если бы не зеленое перо, все вообще было бы отлично. Прошло уже целых пять минут с тех пор, как он в последний раз спрашивал Рэпа, нравится ли ему, как он выглядит — нет, правда нравится? — и Куиприан уже подумывал о том, что пора бы спросить об этом снова. Эльф являл собой, несомненно, самое блистательное существо во всем порту, но, правда, и самое беспомощное.
Поближе к корме стояла группа из шести других ярко разряженных пассажиров. Эльфийская общественность Нума вовсе не собиралась доверить все свое достояние ученику Куиприану. Он был ближайшим братом-свидетелем и потому — официальным сопровождающим, но кто-то заслуживающий доверия должен был за ним приглядывать. Главными в этой группе, по-видимому, являлись госпожа Фернсун — управительница городской галереи искусств, которая выглядела лет на двадцать, хотя уже была бабушкой, — и господин Тоалинфен, старший хореограф южнопитмотского балета, танцевавший в молодости перед самим императором. Его лицо едва заметно перекосилось из-за отсутствия части зубов, и опаловый блеск глаз чуть-чуть потускнел, но ни единой морщинки не было на его эльфийской коже и ни одного серебряного волоска в золотой эльфийской шевелюре. Сутулый эльф или эльф с брюшком — такое и представить себе невозможно. Нечестно, подумал Рэп. Когда Тоалин умрет от старости, он и тогда будет выглядеть не старше, чем Рэп сейчас. Настоящий Рэп, разумеется.
Лорд Фаэл послал отъезжающим свои наилучшие пожелания, но этикет не позволял ему присутствовать лично. К тому же он должен был спешить в Хаб, чтобы участвовать в подготовке торжеств по случаю дня рождения императора.
Легионеры, выхаживающие по причалу, должно быть, следили за тем, как выполняется соглашение. Возможно, и ликтор имел одного или двух своих людей на борту.
Грандиозных размеров экипаж подъехал к пристани. В нем находилась потрясающе красивая и, очевидно, очень богатая дама, которая была так увлечена страстным прощанием со своим кавалером, что позабыла о том, что ее могут увидеть с палубы. Когда слезы и объятия наконец закончились, Рэп с изумлением увидел, что кавалером был не кто иной, как Андор.
Ну, а этот-то за каким бесом сюда притащился?
Тем не менее это был Андор. Он грациозно поднялся по трапу вслед за своим морским сундуком. Ни единой складочки на одежде, ни один волосок в прическе не шелохнется от ветра. Не взглянув на Рэпа, он направился к группе эльфийских вельмож.
Впрочем, минут через десять очаровательная, но слегка ошалевшая Фернсун, к собственному удивлению, стала представлять господина Андора господину Рэприану и его… э-э… друзьям. Состоялся формальный обмен любезностями. Андор изо всех сил старался не показать своего брезгливого отношения к синякам, подбитым глазам и распухшим губам.
Позволив Фернсун увести себя обратно к более приятной компании, он пробормотал уголком рта:
— Попозже, в моей каюте. У Сагорна есть новости для вас.
Даже это интригующее сообщение не могло отвлечь Рэпа от восторгов по поводу близкого отплытия. Он вновь погрузился в созерцание портовой суеты.
— Красавица, — пробормотал Гатмор, имея в виду, разумеется, шхуну, а вовсе не какую-нибудь там бабенку.
— Да уж, кэп, что верно, то верно!
— Грех говорить дурно о хорошем корабле, но она даже лучше «Танцора гроз».
Это было все равно что сравнивать осла со скаковой лошадью, и мысль об этом явно огорчила Гатмора. Он отвернулся, словно хотел скрыть невольную слезу.
— Распроклятое перо! — выругался Куиприан, в очередной раз бросаясь в погоню за своей шляпкой. — Не думаете ли вы, сударь, что мне следовало выбрать перо поменьше?
— Нет. Оно вам очень идет, — сказал Рэп. — В нем есть порыв.
— Вы полагаете? Нет, вы в самом деле так думаете? — Золото щек Куиприана приобрело медный оттенок.
— Уж во всяком случае это лучше, чем мыть тарелки. Разве не так?
Эльф поперхнулся.
— Однажды мне пришлось воспользоваться паромом…
— Ну и что?
Эльф содрогнулся от воспоминания.
— Вам никогда раньше не приходилось плавать на лодках?
— Еще как приходилось. И на кораблях тоже. Во взгляде Куиприана читалась затаенная тоска.
— Вам не становится дурно, сударь?
— Куиприан! — запротестовал Рэп. — Сколько раз можно повторять — не называй меня «сударем». Я ненамного старше тебя.
— Но вы гораздо… мудрее. Опытнее. Вы такой мужественный.
— Сам скоро станешь таким же. А морской болезнью я не страдаю, нет.
— Правда? А я думал, это случается со всеми эльфами. Со мной это случилось. Ужасно. На паромной переправе?
— Все ты сочиняешь, — отмахнулся Рэп и задумался о том, насколько глубоко могла проникнуть в его разум магия Ишиста. Этот колдун, любитель плоских шуточек, вполне мог наградить его склонностью к морской болезни наряду с остальными эльфийскими чертами.
Трапы были уже подняты. Остальные эльфы расходились по своим каютам. Тревога Куиприана стремительно возрастала.
— Боюсь, что не смогу должным образом исполнять свои обязанности сопровождающего, если меня будет мучить морская болезнь, сударь, то есть Рэп.
Рэп попробовал изобразить подбадривающую улыбку. Может ли магия управлять морской болезнью?
— Не беспокойся об этом. Это всего лишь формальность. Я не собираюсь прыгать за борт.
От мысли о прыжке за борт эльф задрожал, а его золотистое лицо стало серебристым.
— Вы ужасно храбрый!
— Нет, вовсе нет.
— Но вы едете к Литриану! К чародею! Он может отрубить вам голову!
— Вряд ли, — сказал Рэп, пытаясь придать своему голосу как можно больше уверенности. Он был бы не прочь воспользоваться колдовским искусством, чтобы убедить в этом себя самого — так, как он мог убеждать других.
— Значит, вы действительно желаете войны? Клан Рианы против клана Нилсов? И конечно, все союзные кланы присоединятся, или большая часть…
— Надеюсь, что и этого не случится. Я уверен, что чародей сумеет найти выход, Куиприан. Я ничего не имею против Фаэлнилса. Мой выбор пал на него чисто случайно. А может, мне просто повезло. Против его клана я тоже ничего не имею. Просто мне нужно срочно повидать чародея Литриана, вот и все. Мне сказали, что это — простейший и быстрейший способ попасть к чародею.
Огромные опаловые глаза эльфа стали еще огромнее и засверкали аметистовыми и жемчужными искорками.
— Но почему? — прошептал он.
Рэпу очень хотелось посмотреть, как будут отдавать швартовы, но он решил, что сможет смотреть и говорить одновременно. Должен же он был дать хоть какие-то объяснения ближайшему брату. Он заслужил это. Ведь из-за Рэпа вся его бестолковая, никчемная жизнь полетела кувырком. Не всем дано быть героями. Куиприан навсегда останется комнатной собачкой — волкодава из него не выйдет.
Сам Рэп был не таков. В эти безумные странствия он пустился не по своей прихоти. Все, чего он хотел, — это помочь Инос, предупредив о болезни ее отца. И вот куда его забросило теперь это желание! Если бы не вмешался Андор со своей шайкой, Рэп сейчас правил бы повозкой, участвуя в сборе урожая под Краснегаром. Или был бы помощником управляющего, ездил бы туда-сюда на пони и вел бы учет запасов.
А кто бы тогда правил в замке?
Калкор?
Рэп вернулся из мира грез на «Аллену» к озабоченному юнцу, стоящему с ним рядом. Гатмор помчался помогать матросам тянуть канаты, будучи не в силах и дальше прозябать без дела.
— Почему, говоришь? Из-за дамы.
— Оооо!.. — Куиприан сделал глубокий выдох. — Правда? Все это вы делали во имя любви? Как прекрасно! — Его глаза затуманились.
— Не только… — Облокотившись о поручень, Рэп пустился в объяснения.
Эльф для безопасности снял шляпку и наклонился к Рэпу, слушая его с нескрываемым восторгом.
Рэп начал с самого начала, с Краснегара. Он не упомянул о том, что стал эльфом совсем недавно — это было слишком сложно. Да и вообще старался обходить в своем рассказе все, связанное с колдовством, особенно со своим собственным. Но ему пришлось рассказать о Раше, Ишисте и Блестящей Воде.
Даже в такой сокращенной форме рассказ получился весьма занимательным. Но самым занимательным было то, что юный Куиприан, похоже, верил каждому слову. Он всхлипывал, даже хлюпал носом и в конце концов открыто разрыдался, не заметив, как надулись паруса над его головой, розовые в лучах заходящего солнца. Не заметил он и плавного движения корабля, когда «Аллена» величественно повернулась в сторону мола, закрывавшего бухту с моря. И когда наконец Рэп выпрямился и закончил свой рассказ словами «И вот тут-то появился ты», эльф моргнул своими огромными глазищами с бронзовым окоемом и — не в силах вымолвить слова от переполнявших его чувств — попытался обнять его.
Рэп использовал колдовскую силу, чтобы избежать объятий, поэтому Куиприан снова навалился на поручень и так стоял до тех пор, пока не справился со слезами.
— Как это красиво! — всхлипнул он. — Барды Илрейна будут петь об этом века! О Рэп! Это самая очаровательная история из всех, какие я слышал. Растоптать собственную жизнь ради того, чтобы помочь даме, о женитьбе на которой ты не можешь даже мечтать!
Рэп бросил на эльфа суровый взгляд.
— Что? Я не собираюсь ничего растаптывать.
— Ну, я думаю, что Литриан… — Эльф озадаченно поднял глаза на Рэпа. — Я хотел сказать, что войны между кланами часто начинались из-за гораздо менее серьезных причин. Война Дурного Яблока, например. Люди иногда забывают, что мы, эльфы, можем быть очень яростными, если захотим. И кровожадными, как джотунны, если надо.
— Слышал об этом.
— И мы умеем сражаться до последней капли крови… Но только не в этом случае! — Эльф, похоже, пришел к какому-то решению. — Нет, будет гораздо лучше, если чародей приговорит тебя к смерти. Какой трогательный конец! Душераздирающий!
Он промокнул глаза шелковым платочком абрикосового цвета.
— Хм… Как ты думаешь, другие эльфы тоже сочтут это наилучшим выходом? Литриан, например.
— О да! Я могу подтвердить это цитатами из лучших лирических поэм. Рэп! Ведь ты же не захочешь вернуться в конюшню — после всего, что с тобою было! И ты не можешь надеяться, что принцесса выйдет замуж за… за безродного оборванца! Будет гораздо романтичнее, если ты умрешь, послав ей свое прощальное слово… — он задохнулся от нового потока слез, — прощальное слово любви!
А также подарив чародею оба слова силы для его скромных чародейских нужд? Ишист не отрицал, что Рэп отправляется в опасное путешествие. Он не давал ему никаких гарантий.
— А что случится с Инос, согласно этому сценарию?
— Ее сердце разорвется от тоски.
Рэп почувствовал небольшое облегчение. Инос слишком практична, чтобы выкинуть подобный номер. Она не умрет от разрыва сердца ни ради своего друга детства, ни ради всех бардов Илрейна.
— Но она умрет на троне или как?
Куиприан покачал головой. Эмоции снова захлестнули его, и он опять полез обниматься, и на этот раз Рэпу ничего не оставалось, как покориться. Он задумчиво хлопал паренька по спине, пока тот всхлипывал, уткнувшись носом Рэпу в плечо. Эльф сначала выплакался, и только потом вымолвил то, что хотел:
— Это самое печальное во всей истории!
— Неужели? Почему же?
— Потому что… потому что все это бесполезно, разумеется! Потому что Литриан не может… не может помочь Инос! Рэп схватил эльфа за руки и поставил прямо.
— Как это «не может»? Ведь он чародей! Кивки, всхлипы, вздохи…
— Да. Но она в Зарке. Это на востоке! А Литриан — Хранитель Юга. Он не вправе вмешиваться!
— Он может представлять ее интересы на суде Четверки!
— Ох, Рэп, Рэп! Даже эльфы не начнут такую войну из-за одной девушки. Понимаешь ли, внутренние войны между кланами… это случается постоянно. Но вся Пандемия… Чародеи, драконы и все такое прочее… Нет, нет, нет!..
— Откуда ты знаешь? — прорычал Рэп, подавляя желание встряхнуть его.
— Ох, я убежден в этом! Илрейн — это юг. Литриан уже семьдесят лет как Хранитель. Для нас, эльфов, он хороший Хранитель — он не пускает сюда драконов. Королевство Инос находится на севере. И джотунны тоже. Легионы принадлежат Хранителю Востока, и там же находится сама Инос. Южный ни за что не станет вмешиваться, Рэп! Так же как и Западный. Ведь это очевидно!
— Ишист не говорил мне этого.
— Но ведь ты сказал, что он всего лишь гном, — взвыл Куиприан. — Сам знаешь, какие они лживые, эти гномы.
А что, если чувство юмора у Ишиста было еще более извращенным, чем предполагал Рэп?
— Нельзя доверять гному, Рэп! — Эльф с ужасом смотрел на своего друга. — Неужели ты и вправду думал, что Литриан оставит тебя в живых? После всего этого? Неужели ты думаешь перехитрить чародея? И, по-твоему, Хранитель позволит тебе это сделать?
Хранитель Юга может быть безжалостным, говорил Ишист. Многие ли знают, что он выдал свою непокорную дочь замуж за гнома? Если эта тайна так ревностно охраняется, чего стоит жизнь Рэпа?
— Нет, Рэп, — сказал эльф решительно, расправляя узкие плечи. — Твоя история чудесна, восхитительна, и люди будут рыдать над ней сотни и тысячи… — Он внезапно замолчал и с ужасом уставился на надутые паруса.
«Аллена» уже достигла выхода из гавани. Она покачивалась от нетерпения и набирала скорость, предвкушая долгий и упоительный танец на волнах простирающегося перед ней безбрежного океана. По-видимому, Куиприан только теперь осознал, что они уже покинули порт. Он окинул взглядом сверкающее голубое море, раскинувшееся вокруг корабля, разбивающиеся о мол волны и клочья белой пены и сумеречную мглу, сгущающуюся над далекими башнями Нума.
На глазах изумленного Рэпа эльф преобразился— его лицо из золотого стало свинцовым, а потом в точности воспроизвело тот жизнерадостный зеленый оттенок, который имеет окислившаяся медь. Он судорожно повернулся, наполовину перевалился через поручень и изверг все, что съел в течение последних пяти часов.
И вновь крик чаек в вышине
В моря меня позвал
И пусть не плачет обо мне
Покинутый причал