Грозный. Особый район

И снова в бой

17 января временное затишье в Грозном было прервано. По плану командования ОГВ (с) начался второй этап операции по освобождению чеченской столицы от незаконных вооруженных формирований. На простом языке это означало, что позиционные бои закончились, и после перегруппировки, пополнения боеприпасов, недолгого отдыха в пунктах временной дислокации подразделения Российской армии, внутренних войск, ОМОН и СОБР МВД России, ГУИН Минюста перешли к активным боевым действиям, наступая с трех направлений: западного, северного и восточного к центру города. В этот раз на отдельных участках подразделения внутренних войск действовали во втором эшелоне за подразделениями Российской армии.

До этого в течение почти двух недель помимо перегруппировки и прочих действий, направленных на подготовку к предстоящему штурму города, командование провело большую аналитическую работу. Выводы, сделанные по ходу боевых действий, а также после первых попыток вклиниться в оборону боевиков, послужили основой для разработки иных тактических приемов для продвижения по кварталам города, для уничтожения боевиков, для захвата и удержания освобожденной территории.

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

“Московский комсомолец ”. 19 января 2000 года

“Сейчас командование, по всей видимости, изменило тактику наступления… Известно, что в течение последних трех дней Грозный подвергался сильнейшим артобстрелам и авианалетам… Очевидно, военные снова готовили Грозный к штурму по полной программе, причем на этот раз более тщательно, чем перед Новым годом. Еще один обнадеживающий момент — командование больше не ведет речь о “зачистке силами внутренних войск”. По-видимому, на высоком уровне наконец-то признали, что штурм Грозного — это все же не совсем “полицейское” дело”.

Большую роль в изменении первоначального замысла проведения операции сыграл приезд 7 января в Ханкалу начальника Генерального штаба Вооруженных сил РФ генерала армии Анатолия Квашнина. В штабе группировки он заслушал не только генерал-лейтенанта Владимира Булгакова, но и командующих направлениями грозненской операции. Понимая степень ответственности за ее исход, он совместно с генералами и офицерами группировки принял решение о формировании штурмовых отрядов и активном привлечении к действиям в городе армейских подразделений. Такие отряды были сформированы в кратчайшие сроки, при этом их состав более всего отвечал задачам при бое в городских условиях. Также были определены подразделения по блокированию освобожденных территорий путем выставления ротных, взводных опорных пунктов и блокпостов.

Из шести штурмовых отрядов, созданных для прорыва обороны боевиков, четыре формировались из военнослужащих внутренних войск МВД России. Штурмовой отряд № 1 состоял из 1 — го батальона 674 пон внутренних войск, отряды № 2 и 3 — из 1 — го и 2-го батальонов 21 оброн внутренних войск, отряд № 6 — из подразделений 22 оброн внутренних войск. Отряды № 4 и 5 формировались из подразделений 506 мсп Российской армии.

В задачу штурмового отряда входило прежде всего занятие объектов и их удержание. Эти мобильные, боеготовые подразделения были призваны прорвать, или точнее, продавить оборону бандформирований. Для того чтобы в конечном итоге освободить город, нужно было занимать дом за домом, квартал за кварталом, район за районом. Было принято решение разграничить ответственность внутри самого штурмового отряда путем создания нескольких групп, каждая из которых выполняла свою определенную задачу. Создавались группа захвата объектов, группа разминирования, группа блокирования, группа огневой поддержки. После прохождения штурмовым отрядом определенного рубежа в дело вступала группа закрепления захваченных объектов, принимающая под охрану и оборону узлы городской застройки: перекрестки, высотные здания и тд.

Тактика действий штурмовых групп предусматривала, что военнослужащие будут продвигаться в обход улиц по дворам, садам, зданиям. В связи с этим большое значение приобретало устройство проломов в оградах, заборах, стенах и межэтажных перекрытиях строений. Группы разведки, разминирования и подрывных работ, входившие в состав штурмовых подразделений, готовились к подрыву обороняемых противником зданий и сооружений, для устройства проломов во внутренних стенах и межэтажных перекрытиях, а также к разминированию захваченных объектов. Кроме того, саперы привлекались для производства разрушений в городских коммуникациях, а также устройства заграждений при закреплении захваченных объектов и выставления блокпостов.

Всестороннюю помощь передовым группам штурмового отряда обеспечивала группа тылового и технического обеспечения. Группа управления помимо своего прямого предназначения, вытекающего из названия, составляла резерв группы захвата объектов. Таким образом, овладение объектом или районом проходило как бы поэтапно, при этом каждый военнослужащий штурмового отряда знал свой маневр. Именно такой способ — поэтапного овладения тем или иным объектом, кварталом — казался в тех условиях наиболее эффективным. С оговорками можно признать: в целом он себя оправдал. Хотя, конечно, сложностей хватало. Не все штурмовые отряды действовали одинаково эффективно на своих направлениях. Причиной этому было множество факторов, однако отряды пусть и медленно, но шли вперед. Кроме того, командование постаралось усилить каждый отрад гранатометчиками, огнеметчиками, снайперами, саперами. Был существенно увеличен боекомплект. Огневую поддержку групп обеспечивали минометные батареи и расчеты станковых гранатометов АТС-17 и СПГ-9, а также бронегруппы, состоящие из танков, БМП. Для немедленной эвакуации раненых из передовых боевых порядков штурмового отрада наготове находились БМП, а для выведенной из строя бронетехники — специальный тягач.

Каждому военнослужащему штурмового отрада были подготовлены отличительные повязки, определен порядок их размещения. В подразделениях были составлены схемы боевого порядка. Личный состав расписали по группам пофамильно. Был определен порядок применения дымов и специальных средств. Боевой порядок штурмового отрада при наступлении по одной улице строился в два эшелона, по трем — в один эшелон. Расстояние в тройках между военнослужащими составляло до 25 метров.

Действия штурмового отрада прикрывала артиллерия войск (обеспечивая огневое окаймление) на всех этапах выполнения задачи. Техника выдвигалась так называемыми “скачками”, стараясь передвигаться от укрытия к укрытию. Предполагалось, что танки, БМП будут вести огонь по верхним этажам, а военнослужащие — по нижним. Каждому командиру взвода была подготовлена закодированная схема города.

“По замыслу командующего ОГВ (с) генерал-полковника Казанцева, предусматривалось в течение подготовительного периода уплотнить периметр окружения, выставить минно-взрывные заграждения, перегруппировать войска. С этой целью в группировке особого района г. Грозный были созданы два направления — западное и восточное.

Всего в операции были задействованы около 20 тысяч человек. Из них Министерства обороны — 13 700 человек, внутренних войск МВД — 3800 человек, ОМОН, СОБР, милиции — 1700 человек. Блокирование Грозного осуществляли батальоны Министерства обороны и внутренних войск”[43].

10 января с 12 до 15 часов под руководством генералов Трошева и Булгакова в тыловом районе 21 оброн внутренних войск под Алхан-Юртом состоялись показные занятия для командиров подразделений по тактике действий и порядку продвижения штурмовых отрядов и штурмовых групп. Показ осуществляли 1-й батальон 674-го полка оперативного назначения и 330-го отдельного батальона оперативного назначения внутренних войск. И хотя в целом по многим вопросам командиры подразделений, которым вскоре предстояло руководить своими подчиненными во время штурмовых действий, получили необходимые знания, но почти все они отметили существенный недостаток показного занятия, который состоял в том, что оно проводилось в поле, а не в городе.

Многим командирам подразделений трудно было понять, как же все-таки придется действовать при захвате многоэтажного здания или квартала с многоэтажными застройками.

Тактика действий по улицам или от дома к дому при поддержке огня прямой наводкой танков и артиллерии не рассматривалась вообще. БТР и БМП — основные средства огневой поддержки штурмовых подразделений — к показу также не привлекались.

Кроме этого необходимо было учить командиров штурмовых групп и штурмовых отрядов взаимодействию, корректированию огня минометных батарей в ходе продвижения, а также грамотному применению расчетов огнеметов и инженерных расчетов с противобетонными зарядами. На занятии на это не хватило времени. Видимо, предполагалось, что такие нюансы будут отработаны в воинских частях, привлекаемых к штурму.

Проблемным вопросом было и отсутствие у большинства офицеров взводного, ротного и даже батальонного звена боевого опыта, а тем более опыта ведения боя в городе. Весь багаж практических навыков управления боевыми действиями как раз и укладывался в тот промежуток времени, что офицер выполнял задачи в составе группировки войск. У кого-то он был уже около двух месяцев, у кого-то пару недель. А кто-то не имел его вообще, и прибыв по замене, как говорится, прямо с корабля на бал, вливался в боевой коллектив, занимая должность выбывшего, например, по ранению сослуживца. Многие командиры штурмовых групп получили первые офицерские звания год-два назад, а у некоторых с этого момента не прошло и полугода. Первая чеченская кампания была за плечами в основном у старших офицеров — они на данном этапе занимали должности в штабах воинских частей. Руководить же действиями штурмовых групп на переднем крае предстояло как раз лейтенантам и старшим лейтенантам, редко — капитанам и майорам, подполковникам. От того, насколько грамотно они сумеют применить свои военные знания на практике, какую волю проявят при выполнении задач, во многом зависел успех действий штурмовых отрядов. Тем не менее, дальнейшее развитие событий с учетом всех прочих сложных и драматических нюансов, сопровождавших наступление войск, в большинстве своем подтвердило правильность вновь выбранной тактики.

13 января штаб группировки особого района г. Грозный назначил служебное совещание с приглашением всех командиров воинских частей и командиров штурмовых отрядов. Оно прошло в селении Толстой-Юрт. Командующий ОГВ (с) генерал-полковник Виктор Казанцев детально проанализировал действия войск на первом этапе спецоперации и поставил конкретные задачи сформированным штурмовым отрядам.

Оперативный штаб группировки особого района г. Грозный определил новые направления штурмовых действий. Штурмовые отряды № 1,2,3 должны были начать свои действия с запада — в Заводском районе города и в полосе по улице Алтайская, условно отделяющей Старопромысловский район от центральных кварталов чеченской столицы. Штурмовым отрядам № 4 и 5 предстояло входить в Грозный с юго-востока — со стороны Ханкалы по улицам Октябрьского района города в направлении на площадь Минутка. Практически без изменений осталось направление движения северной группировки войск. Штурмовому отряду № 6 была поставлена задача после овладения консервным и молочным заводами захватить автомобильный мост через Сунжу и развивать успех на правом берегу реки в направлении 1 — го микрорайона вдоль улицы Жуковского. “Занятые рубежи предполагалось закреплять выставлением застав (блоков) и заполнением освобожденных районов органами внутренних дел МВД России.

В дальнейшем планировалось рассекающими ударами штурмовых отрядов в направлении центра города завершить разгром бандформирований в его северной части, сократить периметр окружения, проведя перегруппировку, выполнить задачу по освобождению южной части города”[44].

В целом же штаб группировки и сам командующий генерал-лейтенант Владимир Булгаков считали, что основные усилия на завершающем этапе штурма г. Грозного предстоит сосредоточить в направлении площади Минутка и окружающих ее позиционных районов обороны бандформирований. Именно на восточном — ханкалинском — направлении формировался наиболее мощный штурмовой кулак, состоящий из армейских подразделений 506-го, а немного позже и 245-го мотострелковых полков, снятых с рубежей блокирования, и 1 — го мотострелкового полка Таманской дивизии. Объекты обороны бандитов в центре города и в районе площади Минутка в течение нескольких дней, предшествующих второму этапу спецоперации, обрабатывали авиация и тяжелая артиллерия, в том числе 240-мм самоходные миномёты “Тюльпан”.

Перед штурмом

На западном направлении замыслом предусматривалось на начальном этапе штурмовые действия начать 17 января одновременными самостоятельными ударами двух группировок. Первая в составе 1 — го батальона 674- го полка оперативного назначения, 330-го батальона оперативного назначения внутренних войск, подразделений СОБР и ОМОН должна была отсечь западную часть Старопромысловского района в полосе справа по улице Коперника, слева по улице Балашовская и с выходом на пересечении улиц Алтайская и Заветы Ильича закрыть проход для перетекания боевиков в Старопромысловский район. Второй силами двух штурмовых отрядов 21-й бригады внутренних войск предстояло рассечь Заводской район в полосе, ограниченной слева стадионом в ЦПКиО им. Ленина, а справа — через поселки Подгорный-1 и Подгорный-2 по улицам Ермоловская, Химиков выйти к железнодорожному вокзалу г. Грозного. Далее софринцам необходимо было достичь рубежа по улице Зюзина вдоль левого берега реки Сунжи. Глубина задачи в городских кварталах, таким образом, составляла более четырех километров.

При этом командующий западной группировкой особого района г. Грозный генерал-майор Михаил Малофеев концентрировал свое внимание именно на направлении действий штурмового отряда №l, отсекающего Старопромысловский район по улице Алтайская. Это было вполне оправданным: ведь добившись успеха здесь, Малофеев решал важнейшую задачу по ограничению возможностей маневра и перегруппировки бандформирований в северо-западной части города. Это также позволяло обезопасить фланги действующих подразделений как на западном, так и на северном направлении штурма.

Командный пункт западного направления планировалось развернуть на высоте 283,8. Здесь же создавались КП 674 пон и район сосредоточения всей группировки перед началом боевых действий.

Командный пункт софринской бригады на этой высоте оборудовать не удалось — элементарно не хватило места. Пришлось выбирать другое, с которого было бы удобно наблюдать за предстоящим полем боя и управлять действиями двух штурмовых отрядов. Такое место — высота 234,1 — нашлось в нескольких десятках метров вниз по склону от КП западной группировки.

Был определен и промежуточный тыловой район бригады (основной, как мы помним, находился в районе Алхан-Юрта) — в лощине на окраине старого русского кладбища в Андреевской долине. Здесь размещались пункты управления зампотылу и зампотеха бригады, а также бронетехника батальонов и вся складская и ремонтная база со складом боеприпасов.

С высоты хорошо просматривались грозненские окраины, в которых совсем скоро предстояло вести бои штурмовым группам. Хорошая обзорность, пожалуй, была единственным преимуществом на этом направлении. Зато минусов было предостаточно. Трезвый анализ обстановки заставлял командиров крепко задуматься над тем, как с минимальными потерями выполнить поставленную задачу. Особенно сложный участок достался 1-му и 2-му штурмовым отрядам, сформированным из батальонов софринской бригады.

Вспоминает Геннадий Фоменко, в 1999–2000 гг. командир 21-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск:

“15 января, получив задачу на предстоящие штурмовые действия, я с командирами батальонов провел рекогносцировку. С высоты 283,3 очень хорошо был веден стадион в парке им. Ленина, близлежащие дома, гаражные застройки и жилой сектор частных застроек поселка Подгорный -1. Далее в глубине ввднелись многоэтажные здания, при этом, каков характер застройки за ними, было неизвестно.

Ширина полосы наступления — стадион, поселки Подгорный-1 и Подгор- ный-2 — составляла около двух километров. При этом ни у первого, ни у второго штурмового отряда соседей на флангах нет. Они полностью открыты. Это тревожило по-настоящему. То есть, продвигаясь вперед, необходимо было обеспечить безопасность коридора по флангам и закрыть тыловую полосу. Стоит группе боевиков зайти через открытый фланг и занять позиции в доме в тылу, сразу возникнет проблема с обеспечением подразделений и эвакуации раненых.

Анализируя ситуацию, я отметил еще один тревожный факт: на левом фланге перед нами стояли настоящей крепостью бетонные сооружения стадиона.

Чтобы приблизиться к ним, необходимо было спуститься с высоты 283,3 — нашего района сосредоточения — и втянуться в район частных построек. Сама местность давала большое преимущество бандитам. Они с высоты бетонных сооружений стадиона сразу могли взять нас в сектора обстрела. Тем более что наверняка у них уже все вокруг было пристреляно.

Стадион не был разрушен. Еще хуже оказалось то, что уже в течение недели на высоте шло активное движение различных войсковых групп. Боевики, конечно, это видели и наверняка хорошо подготовились к обороне на этом направлении.

Не менее трудной ситуация выглядела и на правом фланге — в полосе действий штурмового отрада № 2. Здесь было необходимо под прикрытием огня артиллерии и танков скрытно подойти на широком фронте на глубину броска до первых пятиэтажных домов и ворваться в них. Только тогда можно было обеспечивать движение штурмовых групп. Без захвата этих пятиэтажек с большой долей вероятности могла повториться ситуация, аналогичная бою 29 декабря на улице 9-я линия.

Но пока пятиэтажки также не были разрушены, следов серьезного обстрела их прямой наводкой не наблюдалось.

Таким образом, ни одно здание перед фронтом штурмовых отрядов бригады не разрушено, огневые точки, опорные пункты в них не подавлены. Все стоит в первозданном виде.

Проход справа кроме всего прочего закрывали нефтеперерабатывающие комплексы, обойти боевиков с флангов не представлялось возможным.

В выданном на совещании у генерала Малофеева плане огневого поражения на следующий день было обозначено время огневых ударов всех родов войск начиная с 6 утра. При этом в расчет не брались ни погодные условия, ни видимость, хотя в этот период до 11–12 часов стоит сильный, плотный туман. Какой же будет эффект от всех этих ударов?! Какими огневыми средствами взломать и подавить оборону боевиков в полосе действий бригады? Ответа я так ни от кого и не услышал.

С командирами штурмовых групп я детально отработал вопросы выхода подразделений на рубеж атаки, осталось согласовать все с командованием западного направления.

Генерал Малофеев сообщил, что для 21-й бригады перед стадионом уже захвачен ротой разведки 276-го мотострелкового полка небольшой плацдарм для броска на стадион. Также, по его словам, на направлении действий бригады встанут на прямую наводку батарея 122-мм самоходных гаубиц 2С1 “Гвоздика”, танковая рота 276 мсп и будет развернут взвод реактивной артиллерии БМ-21 “Град”. Вот и все огневое обеспечение.

Вместе с тем ни танки, ни самоходную артиллерию штаб группировки вводить в город за штурмовыми отрядами не планировал. Дело в том, что для их охраны (а это самые притягательные для бандитов цели) требовалось столько же сил, сколько было сосредоточено в штурмовом отряде. С началом движения подразделений вперед позиции САУ и танков безнадежно удалялись, и эффективность их огня сводилась к минимуму.

Кроме этого к нам оперативным штабом группировки особого района была направлена группа инженерной разведки, разминирования и подрывных работ от 109-й инженерно-саперной бригады Минобороны. В ее состав вошли 2 единицы установки разминирования УР-77 с комплектом инженерных боеприпасов; инженерная машина разграждения, один мостоукладчик МТУ-20 и экскаватор. Однако порядок использования этой группы еще не рассматривался.

Завершая постановку задачи, Малофеев также сказал, что завтра на этом месте будет уточнять задачи генерал Булгаков”.

Сложность состояла и в том, что подразделения бригады располагались в пункте временной дислокации под Алхан-Юртом, куда они переместились для отдыха и перегруппировки после участия в первом этапе спецоперации. От ПВД до района сосредоточения на высоте 283,3 было 14–15 километров. Командир бригады, уже имея печальный опыт аврального выдвижения на рубеж предстоящих действий, резонно опасался, что может повториться ситуация, когда время “Ч” будет обозначено внезапно и войска из неподготовленного района вынуждены будут втянуться в боевые действия, а их обеспечение придётся налаживать опять с опозданием и неимоверными трудностями.

Была и другая, объективная, но судя по всему, недооцененная штабом группировки особого района проблема. О ней мы уже упомянули в книге раньше, рассказывая о противостоянии 22-й бригады у консервного завода. Она же — эта проблема — в полный рост встала, например, перед командиром софринской бригады за несколько дней до начала второго этапа спецоперации. Она же не оставляла его и в течение всего времени, что длился штурм чеченской столицы. Речь идет об увольнении в запас солдат и сержантов, выслуживших с учетом льготного исчисления положенные по закону сроки. Нарезая воинским частям задачи по предстоящему штурму, оперативный штаб группировки особого района педантично предусматривал в своих боевых распоряжениях всевозможные аспекты предстоящих боевых действий — полосы наступления, порядок захвата объектов, время и объемы огневых ударов, однако вопросы естественной убыли личного состава штурмовых отрядов — не только по гибели или по ранению, но прежде всего по увольнению в запас — практически не брал в расчет, оставляя решение этого острейшего в тех условиях для всех частей группировки — и армейских, и внутренних войск — вопроса на совести самих командиров полков и бригад.

Не будет преувеличением сказать, что длительность штурма чеченской столицы (кому-то казавшаяся тогда, да и кажущаяся сейчас неоправданной) во многом обусловлена именно этим, казалось бы, не связанным напрямую с боевыми действиями фактором.

Насколько острым был этот вопрос, свидетельствует красноречивый факт: в той же софринской бриагде, которая двумя штурмовыми отрядами должна была рассечь сверхукрепленный Заводской район Грозного, в январе-феврале подлежали увольнению в запас 492 военнослужащих (более 50 процентов личного состава бригады, выполняющего в то время боевые задачи). При этом с 26 декабря по 17 января в бригаде ранения получили более 120 человек. Восполнение имеющегося и предстоящего некомплекта — вот головная боль, которая мучила комбрига в период краткой передышки между двумя этапами спецоперации в Грозном. В авральном порядке штаб Московского округа внутренних войск, в который структурно входила 21-я бригада, пытался решить эту проблему, собирая по всем воинским частям округа личный состав для прикомандирования на время выполнения задач к воюющим в Грозном софринцам. Таким вот образом осуществлялось восполнение некомплекта в людях. Стремительно разворачивающиеся события почти не оставляли времени на полноценное боевое слаживание прибывшего пополнения. Практические навыки ведения боевых действий они получали уже на передовой. Но перед командирами всех степеней по-прежнему стояла установка беречь личный состав…

При этом нельзя не отметить тот факт, что боевики в запас не увольнялись, скрупулезно знали город, обладали боевым опытом и уже ясным представлением о том, кому они противостоят на том или другом участке Грозного. Захваченные в ходе штурма объекты — жилые дома, административные здания, заводские постройки — становились зримым свидетельством того, насколько грамотно была организована оборона у боевиков. Кроме инженерного оборудования узлов обороны (устроенные в стенах бойницы, пробитые через стены квартир ходы, подведенные к домам во дворах траншеи, позволявшие скрытно занимать и покидать позиции) боевики создавали зону сплошного огневого поражения на своем рубеже обороны. Наши солдаты и офицеры уже не удивлялись карточкам огня, обнаруженным на покинутых боевиками позициях. Вся местность была ими тщательно пристреляна, при этом бандиты умело пользовались хорошим знанием города, безошибочно определяя места наиболее вероятного движения наступающих войск. Как с горечью говорили многие офицеры штурмовых подразделений, “у боевиков в бою пристрелочных выстрелов нет — все прицельные”. Нашим же войскам, двигаясь вперед, приходилось потратить немало усилий, прежде чем верно скорректировать огонь стрелкового оружия и гранатометов. Нередко такая корректировка запаздывала — боевики после первого огневого контакта стремительно меняли свои позиции и наносили удар с другого направления. Такая подвижная, мерцающая оборона до поры до времени сохраняла свою эффективность. Уже позже, спустя несколько дней после начала наступления, штурмовые отряды приспособились к тактике боевиков, нашли слабые стороны в их системе обороны, что не замедлило сказаться на темпах продвижения вперед.

Авторам в процессе сбора материала для книги пришлось общаться со многими участниками тех событий, мы беседовали с командирами частей, подразделений, рядовыми бойцами, участвовавшими в штурме. На вопрос о проблемах, с которыми они столкнулись при действиях в Грозном, практически все из них в числе первых называли именно эту — острую нехватку подготовленного личного состава, вызванную в том числе и заменой уже имеющих боевой опыт солдат и сержантов. Создалась парадоксальная ситуация. Реалии разворачивающихся в Чечне событий не оставляли никаких иллюзий по поводу характера вооруженного противостояния, в котором с российской стороны принимали участие армия, внутренние войска, другие силовые структуры. Это были полномасштабные боевые действия, или, как принято говорить на языке специалистов, локальный вооруженный конфликт на своей территории. Однако в ходе него продолжали действовать законы мирного времени, вступая в явное противоречие со складывающейся обстановкой. То есть подготовленная в военном отношении кампания, оказалась в ряде вопросов уязвима с точки зрения правовой составляющей. Вот и получалось, что командир, не уволивший солдата в установленный законом срок в запас (прямо из боевых порядков), фактически совершал правонарушение. Каким образом он должен был в дальнейшем выполнять задачу, а главное, какими наличными силами — никакой закон ответа не давал. Коллизию разрешали те самые неформальные, если хотите, неуставные (в хорошем смысле слова) взаимоотношения, которые в условиях каждодневного тяжелого ратного труда, риска и опасности быть убитым или раненым сложились между начальником и подчиненным. И солдатам, выслужившим все положенные сроки, уже не приказывали — их просили остаться на позиции, на занятом рубеже, только чтобы не ухудшить ситуацию, не подставить своего боевого товарища, который еще не врос в обстановку, не набрался боевого опыта, не сорвать выполнение боевой задачи. Просили потерпеть еще сутки-другие-третьи. До замены… До победы… Они слушали, терпели, воевали. Верили командирам, а те верили в своих солдат.

Другим немаловажным аспектом, создающим трудности при выполнении поставленных задач, являлось неудовлетворительное состояние автомобильной и бронетехники. Интенсивность ее использования не давала возможности из-за крайней напряженности боевых действий провести нормальный плановый и капитальный ремонт, что снижало боеспособность воинских частей. Кто-то из журналистов в конце декабря в одной из корреспонденций упомянул, что в ходе яростных боев софринская бригада не только понесла потери в личном составе, но у нее боевики чуть ли не выбили всю технику. Потери, конечно, были, о них мы рассказали в первой части книги. А вот насчет выбитой техники — тут важно правильно расставить акценты. Техники действительно много вышло из строя, но было подбито боевиками лишь три единицы — 2 БМП и 1 БТР, а также два танка из 93-го механизированного полка 100-й дивизии оперативного назначения. В большинстве своем она выходила из строя не от ударов бацдгрупп, а из-за элементарного износа. В бригаде, например, использовались БМП-1, переданные внутренним войскам в конце 1980-х — начале 1990-х годов из армейских воинских частей. Некоторые из них в свое время активно использовались при ведении боевых действий в Афганистане. Их ресурс был на пределе.

Прибывшая 12 января в бригаду комплексная группа офицеров управления Московского округа во главе с заместителем командующего по технике и вооружению генерал-майором Владимиром Войцеховским сразу подключилась к работе и оказала существенную помощь в организации работ по восстановлению автобронетанковой техники и истребованию необходимых двигателей и запасных частей к БМП, БТР и автомобилям и их ремонту. Все понимали, что от того, насколько качественно и быстро удастся вернуть в строй изношенную технику, будет зависеть и выполнение задач, и жизнь личного состава. Работа велась сверхнапряженная. В подготовительный период много машин было восстановлено.

Вместе с комплексной группой прибыли штатный начальник штаба бригады полковник Валерий Ходаков и несколько командиров взводов, заполнивших вакантные должности, а также офицеров управления бригады, заменивших своих коллег, у которых закончился срок служебной командировки.

16 января для софринцев прошло в интенсивной подготовке к предстоящим штурмовым действиям. В окрестностях Алхан-Юрта шли комплексные занятия штурмовых отрядов и поддерживающих их сил. Для усиления огневой мощи бригада получила ручные реактивные пехотные огнеметы РПО-А “Шмель”, реактивные противотанковые гранаты РПГ-18 “Муха” и даже термобалические гранаты к РПГ-7. Последних, кстати, на вооружении в бригаде никогда не было, и нужно было срочно обучать личный состав применять их в бою. Эти занятия также были проведены в одном из песчаных карьеров недалеко от ПВД.

В это же время на КП западного направления генерал-лейтенант Булгаков уточнял задачи командирам воинских частей. С учетом возможных неблагоприятных погодных условий (если утром пойдет снег или ляжет сильный туман) он разрешил командующему направлением самостоятельно принимать решение по началу огневой подготовки и переходу в атаку. Перед началом действий командующий спланировал огневой налет в полосе 21-й бригады, который затем должен был повториться в полосе 674-го полка оперативного назначения.

Недобрый сигнал о том, что на этом направлении войскам предстоит столкнуться с мощной обороной и хорошо подготовленными бандгруппами, вступив с ними в тяжелые бои, прозвучал около часа дня. В самый разгар обсуждения предстоящих действий КП западной группировки был обстрелян со стороны стадиона из установки ЗУ-23, закрепленной на ГАЗ-66. Первая очередь прошла выше КП, и никто на нее не успел даже среагировать — настолько неожиданным оказался этот огневой налет. Вторая очередь зенитных снарядов прошла по брустверу и по позициям стоявших неподалеку САУ. Несколько человек сразу получили ранения, один из артиллеристов был тяжело ранен в живот. Пока отдавались целеуказания дежурному танку на подавление огневой точки противника, ГАЗ взревел мотором и стремительно ушел в глубь кварталов Заводского района. Штурм еще не начался, а в западной группировке уже появились первые потери. Обстрел показал, что боевики внимательно следят за движением и сосредоточением войск, а главное — готовы дать бой готовящимся к операции подразделениям.

Получившая задачу действовать со стороны Ханкалы в направлении площади Минутка восточная группировка, как мы уже упомянули, состояла из двух штурмовых отрядов Министерства обороны в составе батальонов 506-го мотострелкового полка, из батальона 33-й бригады оперативного назначения внутренних войск, подразделений ОМОНа и СОБРа. Перед началом штурма воинские части и подразделения провели перегруппировку в окрестностях грозненского пригорода — Ханкалы. Именно сюда были передислоцированы батальоны 33-й бригады, на первом этапе спецоперации действовавшие севернее — в районе Старой Сунжи и на окраине 3-го и 4-го микрорайонов чеченской столицы. Свои позиции на том рубеже петербуржцы передали воинским частям Минобороны и представителям чеченского ополчения.

На северном направлении пока изменений в составе действовавшей там группировки не было. Батальоны 22-й бригады оперативного назначения при поддержке воинских частей Российской армии, подразделений ОМОН готовились штурмовать комплекс консервного и молочного заводов. Однако уже было известно, что на усиление к северянам идет 8-я нальчикская бригада оперативного назначения внутренних войск.

Около полуночи всем воинским частям и поддерживающим их подразделениям особого района г. Грозный поступило боевое распоряжение, в котором ставилась задача 17 января в 8.00 начать штурмовые действия на указанных направлениях.

Начало. Бои на всех направлениях

Движение войск группировки особого района г. Грозный началось ранним утром 17 января 2000 года.

Несмотря на проведенную подготовку, перегруппировку, даже с учетом измененной тактики продвижения, войска все же не смогли в первый день наступления добиться явного, ощутимого преимущества ни на одном из направлений. Снова, как и две недели назад, штурмовые отряды встретили мощное сопротивление по всему фронту. Это свидетельствовало о том, что боевики даже спустя почти месяц боев сумели сохранить и четкую организацию, и достаточные боевые возможности. В то же время какого-то существенного изменения сил и средств, составлявших группировку особого района г. Грозный за время, предшествовавшее началу второго этапа операции по освобождению города, не произошло. И оперативный штаб, и лично генерал-лейтенант Булгаков могли, за небольшим исключением, рассчитывать только на те же самые силы, что имелись в группировке до Нового года. Резервов не было. Добиться успеха можно было только за счет новой тактики — движения штурмовыми отрядами, нестандартных командирских решений, более эффективного огневого поражения оборонительных порядков бандгрупп, неослабевающего давления на их позиции и как следствие — физической и моральной усталости боевиков, снижения их боевых возможностей за счет понесенных потерь, а также за счет дефицита боеприпасов, который к концу января бандиты стали испытывать весьма ощутимее. Хотя даже в такой ситуации, когда Грозный был блокирован российскими войсками, а в самом городе шли интенсивные бои, бандформирования находили бреши в блокадном кольце и проникали в город, подвозя боеприпасы и свежее пополнение, а также выходя из города мелкими группами. Нередко для этого использовались многочисленные подземные коммуникации и коммуникации гражданской обороны, доскональное знание которых не раз выручало бандитов в самых отчаянных моментах…

Восток

На восточном направлении, несмотря на ожесточенное сопротивление бандформирований, двум штурмовым отрядам (№ 4 и № 5), состоящим из батальонов 506-го мотострелкового полка Российской армии, поддерживаемым с тыла подразделениями 1 — го мотострелкового полка гвардейской Таманской дивизии и 2-го батальона 33-й бригады оперативного назначения внутренних войск, к исходу первого дня удалось захватить важный в тактическом отношении школьный комплекс и три квартала жилых зданий частного сектора в Октябрьском районе Грозного.

2-й батальон 33-й бригады оперативного назначения, действовавший во втором эшелоне, выставил взводный опорный пункт на окраине города у железнодорожного моста через канал. 1 — й и 3-й батальоны бригады пока к спецоперации не привлекались и занимались подготовкой к предстоящим боевым действиям в окрестностях Ханкалы. К 19 января они сосредоточились в железнодорожном депо на восточной окраине Грозного. Вскоре они активно включатся в штурмовые действия на этом направлении.

Аркадий Бабченко в те дни проходил службу в звании старшины по контракту в 1 — м мотострелковом полку гвардейской Таманской дивизии Московского военного округа. Сегодня он известный журналист, один из создателей альманаха военной прозы “Art of War” (“Искусство войны”). Бабченко в мельчайших деталях помнит, как начинался день 17 января 2000 года[45]:

“Штурм начался ранним утром. Точнее, даже не утром, а ночью, когда мы снялись с наших позиций в Ханкале и передвинулись в район частного сектора, в депо, где в ожидании времени “Ч” разместились в здании станционной дирекции и в разбитых железнодорожных составах, с которых шустрая пехота тут же посбивала таблички “Грозный — Москва” и налепила их на борта своих БТРов.

Мы сидим в подвале дирекции, греемся около костра и потрошим свои сухпаи. Нам немного страшно, мы нервничаем, ощущаем себя подвешенными в невесомости, временными…

Просыпаюсь от давящего на уши гула. Воздух трясется, как желе в тарелке, земля дрожит, дрожат стены, пол, все. Солдаты стоят, прижавшись к стенам, одним глазом выглядывая в окна. Спросонья не понимаю, в чем дело, вскакиваю, хватаю автомат: “Что, “чехи”? Обстрел?” Кто-то из парней оборачивается, что-то говорит. Говорит громко, я вижу, как напрягается его горло, выталкивая слова, но сплошной рев ватой сковывает звуки, и я ничего не слышу, лишь читаю по губам: “Началось”.

Началось… Оставаться в сумеречном подвале больше не могу, надо что-то делать, куда-то идти, лишь бы не сидеть на месте.

Выхожу на крыльцо. Здесь рев еще громче, так громко, что больно ушам, невозможно слушать. Пехота жмется по стенам, прячется за БТРы. У всех на головах каски. Около угла дирекции стоит начальство — комбат, кто-то из штаба полка, еще люди. Все привстают на мысках, вытягиваются, смотрят за угол, туда, где Грозный, где разрывы. Мне становится интересно, тоже хочу пойти посмотреть, что происходит — чего все прячутся-то, чего каски напялили? Спускаюсь по ступенькам, иду к противоположному от начальства углу. Успеваю сделать с десяток шагов, как вдруг прямо под ноги шлепается здоровенный, с кулак величиной, осколок, шипит в луже, парит, остывая, переливается на солнце острыми даже на глаз зазубренными краями с синей окалиной. Сразу за ним по всему двору россыпью, как пшено, сыплются сотни мелких осколочков, подпрыгивают по замерзшей глине. Прикрываю голову руками, бегу обратно в здание дирекции, Спотыкаюсь о порог, влетаю внутрь, Встаю, отряхиваюсь. Выходить на улицу уже нет никакого желания, и я иду вдоль подвала, туда, где в стене светлеет пролом.

Около пролома тоже толпа, половина внутри здания, половина снаружи, Слышны возгласы: “Во-во, смотри, долбят! Блин, точно как. Откуда у них “зушки”? Во, смотри, опять!” Осторожно выглядываю на улицу. Все стоят, задрав головы, смотрят в небо. Вижу знакомого взводного, подхожу к нему, спрашиваю, в чем дело. Тот показывает рукой в небо, орет сквозь грохот, что “чехи” лупят из зенитных установок по “сушкам”, бомбящим город. И впрямь, около маленького самолетика, кувыркающегося в прозрачном небе, разбухают кучерявые облачка разрывов, сначала чуть выше и правее самолета, потом все ближе, ближе. Самолет срывается в пике, уходит из-под обстрела, опять возвращается, отрабатывает по району НУРСами и улетает окончательно.

Все резко приседаем. Не успеваю понять, почему я оказался на земле, как в воздухе коротко шелестит крупный калибр, взрыв, и с неба снова сыплется металл, стучит по броне, по стенам, по каскам. Рядом со мной оказывается Одегов, гранатометчик. Одегов стоит радостный, веселится, протягивает на ладони осколок величиной с большой палец: “Во, смотри, в спину зарядило!”. “Ранило?” — спрашиваю. “Нет, в бронике застрял”. — Одегов поворачивается спиной: в бронежилете, напротив седьмого позвонка, дырка.

Над головой шелестит очередной залп, снаряды шуршат над нами, уходят в город. Смотрю в ту сторону. Города не видно, прямо перед нами дорога, её высокая насыпь загораживает обзор. Поднимаюсь на второй этаж дирекции, захожу в штаб и натыкаюсь на комбата в окружении командиров рот. Что-то обсуждают над картой.

В городе творится что-то невообразимое. Города нет, видны лишь дорога и первая линия домов частного сектора, а дальше — разрывы, дым, грохот, ад. Пушкари бьют впритык, снаряды ложатся сразу за дорогой, метрах в ста от наших позиций, осколки веером летят к нам. В воздухе крутятся балки потолочных перекрытий, крыши, стены, доски. Обстрел настолько силен, что различить отдельные разрывы невозможно, все слилось в сплошную мясорубку.

Такого обстрела я еще не видал. Какие уж тут снайперы, там небось вообще ничего не осталось, сплошная пустыня.

Из штаба ротный “восьмерки” зовет Юрку, потом меня. Я выхожу, он говорит мне взять рацию и идти с ним радистом. Смотрю на начштаба — я его персональный радист, должен быть с ним. Тот кивает — иди, мол, я уж как-нибудь без тебя. Беру рацию, натягиваю её на плечи. В этот момент зампотех, сидящий около заложенного кирпичом окна, оборачивается и говорит, что пошел пятьсот шестой. Пятьсот шестой полк идет первым эшелоном, мы — вторым. За нами вэвэшники, проводят окончательную зачистку. Все подходим к зампотеху, смотрим в бойницу.

Ожидаю увидеть что-то эпохальное, тысячи солдат, как в кино, бегущих с яростными лицами: “За Сталина! За Родину!”, но на деле все просто, буднично. На насыпи одинокой цепочкой лежит пехотный батальон пятьсот шестого полка. Пехоты совсем уж немного, не больше сотни, она лежит, растянувшись по всей длине насыпи, ожидая переноса обстрела вглубь города, чтобы подняться и пойти туда, за разрывами. Обстрел переносят, солдаты поднимаются и, как при замедленной съемке, перебежками бегут через насыпь, пересекают дорогу и один за одним исчезают по ту сторону. Бегут тяжело, приземисто, каждый тащит на себе по два пуда груза — патроны, гранаты, АГСы, станины, ленты, пулеметы, “Мухи”, “Шмели”. “Ура” никто не кричит, бегут обыденно, устало, молча, с равнодушием притерпевшегося к смерти солдата, привычно отрывая свое тело от земли, бросая его в летящий металл, уже зная, что не все будут живы, и все же поднимаясь в атаку.

Я смотрю, как маленькие беззащитные фигурки поднимаются и бегут туда, за насыпь, где их будут убивать, рвать, калечить, и мне вдруг становится страшно.

Через двадцать минут — первый “двухсотый”. Его, завернутого в плащ-палатку, вывозит наш МТЛБ. Он появляется под мостом, проходит в пролом в заборе и останавливается у нас во дворе. Еще через двадцать минут около МТЛБ уже с десяток раненых, свежие бинты не вяжутся с черными осунувшимися лицами, безумными глазами. Раненые нервно курят, поддерживая друг друга, садятся в “мотолыгу”. “Мотолыга” разворачивается, уходит в госпиталь. Убитый трясется на броне, его ступни колышутся в такт движениям машины…

Еще через двадцать минут “пятьсот шестой” возвращается. Там, за дорогой, огонь “чехов” слишком плотный, артиллерия не сделала своего дела, пехота не может взять дома, и их командир отводит роты назад. Маленькие фигурки снова перебегают дорогу, снова залегают вдоль насыпи. Снова работает артиллерия. Мы снова ждем.

..Двенадцать. Обстрел во второй раз переносится вглубь, во второй раз пехота поднимается в атаку, второй раз исчезает за насыпью. Теперь вроде успешно. Бегу в восьмую роту, которая кучкуется взводами около забора, покуривает в ожидании, нахожу ротного. Тот в очередной раз повторяет командирам взводов задачу. Те понятливо кивают. В этот самый момент звучит приказ по рации — выдвигаемся.

Мы идем со вторым взводом. Держимся всемером — ротный, Юрка, я, пулеметчик Михалыч, Аркаша-снайпер, Денич и Пашка. Взвод собирается у пролома в заборе, готовый хлынуть туда по приказу.

…Пошли!”

Продвижение штурмовых отрядов на этом направлении не было легким. К слову сказать, здесь, в районе восточной и юго-восточной окраин чеченской столицы, 506-й полк действовал с самого начала операции — с 26 декабря, блокируя выход из города. Перейдя 17 января к штурмовым действиям, он двигался поначалу так же тяжело, как и на других направлениях. Его батальоны ежедневно несли значительные потери. Это объяснялось и ожесточенным сопротивлением боевиков, и не очень выгодным “рисунком” городской застройки. Условия местности были здесь таковы, что действовать приходилось на достаточно узком участке — вдоль магистральных улиц, выходивших на площадь Минутку. Полоса наступления штурмовых отрядов справа была ограничена железнодорожным полотном с насыпью (условно отделяющим Октябрьский район от Ленинского), слева — улицей Ханкальской. Фронт полка полностью простреливался боевиками. Глубины боевого порядка, как такового, почти не было. И тем не менее действующие, как пробивной кулак, подразделения 506-го полка брали намеченные рубежи.

33-я бригада внутренних войск, переброшенная из района Старой Сунжи сюда, получила задачу обеспечивать правый фланг штурмового отряда полка. Потом батальон внутренних войск был переведен на левый фланг. Действуя за штурмовыми отрядами, 33-я бригада выставляла по всему периметру района блокпосты и опорные пункты. Это было очень важно, потому что проникнуть в район боевики уже не могли, что явилось ддя них неприятным открытием. Ведь по опыту первой чеченской кампании именно стремительно проникавшие в тылы войск небольшие банды, кочующие по всему городу боевики, наносящие удары в самых неожиданных местах, подрывали общую систему обороны, заставляли войска разбиваться на мелкие группировки, отдельные опорные пункты, которые по нескольку дней вели бои в полном окружении. На этот раз тактика была другой — тылы и фланги наступающих штурмовых отрядов были надежно прикрыты. Боевики уничтожались и выдавливались из захваченных районов, которые после блокирования тут же подвергались зачистке подразделениями ОМОН и СОБР Слаженные действия подразделений Минобороны, составлявших штурмовой кулак, подразделений внутренних войск и милиции позволили с первых же дней на восточном направлении захватить инициативу.

Евгений Кукарин, в 2000 г. командующий группировкой войск особого района г. Грозный на восточном направлении:

“Часа за два до заката мы полностью останавливали боевые действия, закреплялись, чтобы каждый почувствовал локоть друг друга. И так получалось, что на нашем направлении мы держали практически сплошной фронт. Надо отдать должное подразделениям ОМОН, СОБР В то время как войска занимали рубежи, они сразу же проводили так называемое “заполнение” района. Не было ни одного случая отказа в выполнении поставленной задачи с их стороны. И омоновцы, и собровцы быстро проводили зачистку района и после этого не уходили, а оставались в занятом квартале на ночь. Всех задержанных тут же сдавали сотрудникам Министерства юстиции — с нами ведь работали и отряды ГУИН. Они выполняли и свою непосредственную работу — сопровождали задержанных в фильтрационные пункты для выяснения их причастности к бандформированиям, а кроме того, здорово работали гуиновские снайперы, их подготовка была на высшем уровне.

Таким образом, в результате всего комплекса мероприятий район оказывался полностью занятым, и на занятую нами территорию уже никто из бандитов не мог просто так просочиться, пройти незамеченным. Если только по отдельным ходам своим подземным — и то редко. Но и в этом не было большого смысла, потому что район был полностью заполнен федеральными подразделениями. Не то что раньше — три блока поставили, а остальная территория — не наша.

А с утра мы снова начинали расширяться, брали один, два, три квартала. Опять закреплялись. За счет такой последовательности достигли динамики”.

Конечно, столь слаженные действия не могли возникнуть на пустом месте. Здесь сказалось множество факторов: и общее грамотное руководство, выражающееся в четкой постановке задач наступающим подразделениям, и устойчивая связь между всеми участвующими в штурме подразделениями. Даже этот избитый и мучительный вопрос все же был разрешен. А кроме того, и элементарные человеческие взаимоотношения, установившиеся между командирами частей Минобороны, внутренних войск, подразделений милиции. Что называется, процесс “присматривания” друг к другу протекал очень быстро. И в дальнейшем разногласий в действиях почти не было. Все работали в одной упряжке и прекрасно понимали друг друга. Это явилось мощнейшим фактором уверенности в действиях.

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

“Независимая газета ”. 19 января 2000 года

“Вторник начался с сообщений о том, что операция по освобождению Грозного от боевиков вступила в решающую стадию. Федеральные войска с двух сторон пробились к центру чеченской столицы, в разных районах города шли ожесточенные бои…

…Продвигаясь к площади Минутка, подразделения федеральной группировки взяли под контроль поселок Пригородный, 15-й военный городок и больницу. Военные, избегая слова "штурм", отвели на так называемую решающую стадию 3–4 дня. Командующий восточной группировкой федеральных сил Геннадий Трошев, говоря о событиях в Грозном, заявил об изменении тактики ведения операции в городе.

<…>

На самом же деле вчерашний день вряд ли стал переломным в продолжающейся уже много недель осаде Грозного. Можно даже сказать, что "решающая стадия" началась с первыми ожесточенными боями на окраинах города. Просто военные целенаправленно, шаг за шагом, в течение всего последнего времени пытались овладеть территорией столицы, а какая-либо "завершающая фаза" рано или поздно должна была наступить. А в том, что военное командование, несмотря на многие предостережения, ни за что бы не отказалось от планов штурма, сомневаться можно было только в начале операции.

Итак, в самое ближайшее время любой ценой над Грозным будет вывешен российский флаг. В действительности в городе не осталось ни одного более или менее приличного здания, которое могло бы быть украшено триколором. Единственным разумным аргументом в пользу овладения Грозным могло бы стать освобождение мирных жителей от гнета бандитов. Но и этот довод неубедителен, поскольку, как бы грамотно ни воевали федеральные силы, при ожесточении боевых действий существует опасность того, что "освобождать" уже будет почти некого. Сейчас же в городе еще остается немало мирных жителей, что следует хотя бы из официальных данных МЧС, согласно которым за время контртеррористической операции по гуманитарным коридорам из Грозного вышли 7768 жителей.

<…>

Но в стремлении военных овладеть руинами есть неумолимая логика войны. Армия, пустившаяся в боевые действия, не может не выполнять своих непосредственных функций — огневого подавления противника и продвижения вперед”.

Говоря о взаимодействии в ходе специальной операции, для полноты картины обозначим вкратце особенности боевого применения в Грозном подразделений Министерства юстиции и Министерства внутренних дел России. Итак.

Подразделения Министерства юстиции России[46]

Для обеспечения действий подразделений Министерства обороны России в распоряжение руководителя оперативного штаба группировки войск особого района г. Грозный были выделены специальные подразделения ГУИН Минюста общей численностью около 400 человек. Среди задач, решаемых этими подразделениями, первоочередными являлись несение службы на блокпостах и их инженерное оборудование; осуществление войсковой и инженерной разведки; участие снайперских групп в уничтожении бандформирований в полосе действий подразделений федеральных сил. Кроме этого подразделения Министерства юстиции мобильными группами совместно с комендатурой и ВАИ Ханкалинского гарнизона осуществляли задержание лиц, нарушавших паспортный режим, а совместно с подразделениями МВД, внутренних войск проводили зачистку освобожденных районов. Также они занимались конвоированием задержанных в изолятор временного содержания н.п. Чернокозово и во временный отдел внутренних дел н.п. Урус-Мартан.

В ходе выполнения служебно-боевых задач совместно с внутренними войсками и подразделениями МВД России сотрудники Министерства юстиции обеспечивали пропускной режим, контролируя проход граждан, боевой и специальной техники.

Выполняя задачи в составе федеральных сил, наиболее значительных результатов достигли снайперские группы подразделений Министерства юстиции в 1, 255, 276 и 506-м мотострелковых полках, 21-й бригаде оперативного назначения внутренних войск и в 205-й мотострелковой бригаде.

Всего личным составом оперативного штаба и отрядами специального назначения было задержано более 1000 человек, отконвоировано 3500 задержанных лиц, причастных к бандформированиям, в том числе после проведения зачисток из районов боевых действий препровождено 394 человека.

Совместно с ФСБ, МВД и военной разведкой сотрудниками оперативной службы осуществлялась проверка лиц, причастных к бандформированиям, выявлялись скопление боевиков, местонахождение штабов, боевой и другой техники в Грозном. Полученная информация способствовала успешному проведению войсковых операций.

Подразделения МВД России[47]

Для проведения специальной операции в Грозном были привлечены два мобильных отряда: сводный оперативный отряд “Западный”, в состав которого вошли более 500 бойцов ОМОН и около 350 сотрудников СОБР, а также сводный оперативный отряд “Восточный”, в состав которого вошли около 750 бойцов ОМОН и почти 60 сотрудников СОБР.

Основной задачей сводных оперативных отрядов являлось проведение оперативно-профилактических мероприятий на освобожденной военнослужащими Вооруженных сил и внутренних войск МВД России территории города вокруг выставленных блокпостов. Главной целью мероприятий являлось выявление лиц, участвующих в незаконных вооруженных формированиях, изъятие оружия, определение участков, подлежащих разминированию, уничтожение мелких групп боевиков, просочившихся в тыл штурмовых отрядов.

Непосредственной зачисткой освобожденной территории и выполнением милицейских функций ОМОН и СОБР начали заниматься только с 8 февраля 2000 г. Вопросы установления паспортного режима возлагались на временные отделы внутренних дел (ВОВД), прибывающие в Грозный в соответствии с директивой командующего ОГВ (с).

В процессе проведения операции особыми условиями являлись отсутствие четкой юридической базы в отношении задержания лиц, обоснованно подозреваемых в причастности к бандформированиям и террористической деятельности, и недостаточное количество оперативно-следственных групп, способных своевременно документировать их преступные действия.

Михаил Паньков, в 1999–2000 гг. командующий группировкой внутренних войск МВД России на территории Северо-Кавказского региона РФ:

“Организация взаимодействия и управления — вот сложнейший вопрос, который тогда очень нас волновал. Потому что одно подразделение может выйти на какой-то рубеж вперед, а другое — не успеет. Стыковки нет, фланги открыты, тыл не прикрыт — этим быстро пользовались бандиты, нанося ощутимые удары войскам именно в таких случаях. Боевики вообще не прекращали попыток найти бреши и проходы на стыках наших частей и подразделений.

Как всегда, самой острой проблемой стало обеспечение подразделений средствами связи. А конкретнее — однотипными средствами связи. Ведь, например, внутренние войска и милицейские подразделения, участвующие в штурме, в принципе имели одинаковые радиостанции. А вот части Минобороны использовали свои штатные средства связи, не совпадающие с нашими. Пришлось выходить из положения — менялись с армейцами частью радиостанций, чтобы слышать друг друга и действовать сообща”.

Вопрос взаимодействия на войне — один из главных. Потому что за каждым несогласованным действием стоит солдатская жизнь. И именно жизненную важность этого вопроса понимаешь тогда, когда в результате несогласованности гибнут люди, когда с таким трудом завоеванные позиции приходится отдавать обратно. В ходе штурма Грозного такие моменты были. Нельзя сказать, что они кардинальным образом меняли ситуацию, однако приводили к тому, что темп наступления снижался из-за необходимости устранения таких вот трагических моментов. Это отнимало время, силы, нередко и жизнь военнослужащих.

Даже на таком успешном участке штурма, каким был восточный, нечеткое взаимодействие между 506-м мотострелковым полком Российской армии и батальоном 33-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск чуть было не привело к трагедии. Хорошо, что выводы были сделаны командирами незамедлительные, и в дальнейшем подобного практически не происходило.

А в том эпизоде попавшая в окружение группа 33-й бригады во главе с командиром 2-го батальона подполковником Александром Масоном была спасена во многом благодаря виртуозному мастерству минометчиков. Командовал батареей капитан Рустам Арифуллин. Его подчиненные вели огонь, как отмечали многие старшие начальники, перекрывая все нормативы. Настолько слаженно работали. Вместе с тем в хозяйстве Арифуллина тоже были свои сложности, которые необходимо было преодолевать как можно быстрее. Для пользы дела. Дело в том, что в батарее 33-й бригады личный состав должен был уволиться в запас еще до Нового года.

Евгений Кукарин:

“Очень успешно действовала на нашем направлении минометная батарея 33-й бригады внутренних войск. Все расчеты были подготовлены на высоком уровне и выполняли задачи в интересах не только подразделений внутренних войск, но армейцев. Причем большинство минометных расчетов состояло из старослужащих солдат и сержантов. Постоянная боевая практика оттачивала и без того неплохие навыки ведения огня. Эту батарею отмечали все — от комбата до командующего группировкой внутренних войск генерала М.Панькова и самого генерала В. Булгакова. Минометчики и впрямь работали ювелирно.

Но возникла проблема с увольнением в запас. Уволить во время самых интенсивных боев наиболее подготовленных специалистов значило попросту прекратить эффективное боевое существование всей батареи. Пока пристреляются да научатся молодые солдаты! Но благодаря командиру бригады полковнику Павлу Дашкову и офицерам эту проблему удалось решить. Они просто поговорили с ребятами откровенно, по-мужски, объяснив, что батарея в настоящий момент — основная огневая мощь. Практически все остались, поняв просьбу отцов-командиров. “Дембеля” почувствовали главное: от их работы зависит, будут ли живы их товарищи или нет. Ведь пехоте без артиллерии очень тяжело. Произойди смена — и неизвестно, как бы стала развиваться обстановка на восточном направлении. А так все были полностью уверены в возможностях своей артиллерии. За счет ее работы штурмовые группы несли наименьшие потери, потому что точность поражения, открытия огня была максимальной. Случалось, что подразделения Министерства обороны, наступающие на том же участке, просили предоставить в их распоряжение минометный взвод 33-й бригады, чтобы он поработал в “армейских” интересах. И это несмотря на то, что в армейском полку есть свои два дивизиона в каждом батальоне. Но дело-то делали одно. Поэтому, случалось, приходилось минометчикам Арифуллина работать на “старшего брата”, как в шутку звали во внутренних войсках части Минобороны. В окопах между военными разногласий вообще не было. Все прекрасно понимали друг друга”.

Но возвратимся к драматическим событиям, связанным с выводом из окружения группы военнослужащих 33-й бригады внутренних войск. Вот как это было. В процессе наступления командование 506-го полка сообщило о том, что его штурмовые группы вышли на намеченный рубеж. Подразделениям 2-го батальона 33-й бригады внутренних войск поступила команда перейти на левый фланг армейского полка, для того чтобы закрепить захваченный район. Началось выставление блокпостов. Однако в реальности оказалось, что рубеж мотострелки захватить не успели, их информация была преждевременной. Район на самом деле находился под полным контролем боевиков. Именно в их засаду попала рота 33-й бригады с командиром 2-го батальона подполковником Александром Масоном. В первые же часы боя трое военнослужащих погибли, четверо получили ранения. Погибшие остались лежать посредине улицы, все попытки забрать их пресекались кинжальным огнем боевиков. Рота закрепилась в одном из полуразрушенных зданий и вела бой в окружении. Однако день близился к вечеру, кончались боеприпасы. Положение становилось отчаянным, но деблокировать окруженных не удавалось. Несколько часов основные силы 33-й бригады вели бой по выводу попавшей в окружение роты.

Вот что об этом случае рассказывает Павел Дашков, командовавший в то время 33-й отдельной бригадой оперативного назначения внутренних войск МВД России:

“Мне Масон докладывает: товарищ командир, ничего не могу понять, впереди никого нет, справа идет бой, “духи” бьют со всех сторон, невозможно поднять головы.

Мы попробовали пробиться к Масону через железную дорогу на БТРе. Я взял для поддержки из резерва санкт-петербургский ОМОН. Только выдвинулись — сразу 2 выстрела из РПГ, хорошо, что мимо. Поняли, что этот вариант не пройдет: бандиты сожгут броню. И мы перебежками, а БТР на сумасшедшей скорости преодолели простреливаемое пространство и встали за кирпичным зданием — школой. Вокруг нас частный сектор.

Я сумел закрепиться позади Масона в здании школы, оборудовал здесь свой КП. Подошло подкрепление. Ко мне подтянулись около 50 человек. Начал ОМОН выдвигаться. Подошла моя разведгруппа. По нам снайперы лупят так, что головы не поднять.

Где-то в 15 часов я принял командование на себя. У нас получился взводный опорный пункт в окружении. Что творится вокруг — непонятно, стреляют со всех сторон. Где батальоны 506-го полка — тоже не ясно. Командир полка, находящийся рядом, связь с комбатами потерял.

Я принял решение силами группы разведки во главе с капитаном Сергеем Турченковым пробиться по частному сектору и забрать группу Масона, потому что у него закончились боеприпасы, он мне по радиостанции сообщил, что больше держаться не может. До темноты час оставался. Бандиты через дорогу кричали: русские, вам конец.

Я приказал отвлечь внимание боевиков на себя. Кроме этого нам необходимо было выяснить, где располагаются их огневые точки. Вывел БТР на линию огня как приминку — бандиты сразу но нему начали бить. Мы засекли, откуда они стреляют. И по моей команде обрушили на боевиков огонь из всего имеющегося оружия, в том число и БТР. В это же время Рустам Арифуллин нанес огневое поражение двумя минометными батареями по перекрестку улиц, на которые выходили дома с засевшими в них снайперами. Они от нас были на расстоянии в 100–150 метров. Одна батарея била дымовыми минами. Сработали ювелирно, Сначала он, правда, отказывался, мол, не могу, слишком близко к зданию школы, Но я приказал открыть огонь, потому что другого варианта вытащить группу Масона не было. 12 минометов долбанули хорошо, ослепили боевиков. Мы положили их на землю, они не могли головы поднять.

Сергей Турчанков в это время со своими разведчиками незаметно прошел по дворам и пробился к окруженной группе Масона.

Когда поступил доклад о том, что группа начала выходить из окружения, я снова вывел БТР из-за здания школы, чтобы он, вызвав огонь боевиков на себя, прикрыл отход. Как бандиты не подорвали БТР, до сих пор не пойму, ведь они раза четыре в него стреляли из гранатометов с расстояния 150–200 метров.

И вот первая группа вышла из окружения — 10 человек. Я их встречал и никогда не забуду глаза бойцов. Они уже попрощались с жизнью…

Боевики, когда поняли, что мы их обманули, весь огонь перенесли на БТР. И мы никак не можем вторую группу вытащить — бьют из всех углов.

И все же под прикрытием нашего огня Масон со второй группой сумел вырваться. Вышел весь перебинтованный, в крови. Ему прострелили щеку. Ребята так измучились, что на последних метрах уже бежать не могли — еле передвигали ноги.

Не забуду мальчишку из 5-й роты. Он пока был в окружении, получил ранения в грудь, в шею. Вышел вместе с Масоном. Его сразу бросился врач из ГУИН перевязывать. У парня кровь хлещет, а он твердит одно и то же: я ничего не чувствую, ничего не чувствую. Глаза безумные. Шок”.

ХРОНИКА БОЕВ:

17 января

33 оброн выставила взводный опорный пункт на железнодорожном мосту через канал в 1 километре западнее Ханкалы.

18 января

2-й батальон 33 оброн, действуя за штурмовыми отрядами 506-го мотострелкового полка, переместил взводный опорный пункт с железнодорожного моста в школьный комплекс, остальные подразделения сосредоточились в районе депо.

19-20 января

2-й батальон 33 оброн вел бой на прежнем рубеже. Минометная батарея на позициях поддерживает огнем действия штурмового отряда и 2-го батальона бригады.

21 января

2-й батальон 33 оброн выставил взводный опорный пункт на перекрестке улиц Гойгова Абдул гамида и Исаева Абдулрашида. Уничтожено 4 огневые точки, до 10 боевиков.

22 января

3- й батальон 33 оброн сосредоточился в школьном комплексе, сменив подразделения 2-го батальона и ОМОН. 2-й батальон 33 оброн выставил взводные опорные пункты на перекрестке улиц Кундухова Мусы и Гойгова Абдулгамида, перекрестке улиц Кундухова, Братьев Носовых, перекрестке улиц Исаева Абдулрашвда, братьев Носовых. В районе полевого пункта управления развернута минометная батарея. Уничтожено 4 снайпера, 2 пулеметных гнезда, до 10 боевиков…

Запад

На западном направлении штурм города начался с некоторой задержкой, вызванной неблагоприятными погодными условиями — стоял плотный туман. Офицеры вспоминают, что в 6.00 в центре города послышались разрывы. Но они были достаточно далеко от западной группировки войск. Артиллерия обрабатывала кварталы, прилегающие к площади Минутка. И только в 8.00 началось огневое поражение противника в полосе наступления софринской бригады — штурмовых отрядов № 2 и № 3.

Видимость составляла не более 20 метров. Рассвет в этот зимний день наступал медленно. Начинать движение в таких условиях, без поддержки штурмовых подразделений огнем прямой наводкой из танков и самоходных орудий было невозможно. И вести стрельбу из танков, пока не рассеется туман, — малоэффективно. Командующий западным направлением после некоторого колебания перенес начало стрельбы прямой наводкой на более позднее время. Судя по всему, и на других направлениях ситуация с видимостью была не лучше, и все командиры просили скорректировать начало активных действий.

В 8.30, когда огневой удар артиллерии был завершен, воспользовавшись паузой, командир софринской бригады отправил одну из штурмовых групп на плацдарм перед стадионом, занятый накануне разведротой 276 мсп. Спустившись в тумане с холма, группа прошла гаражи и доложила, что боевиков там нет, и пошла дальше. Командир 2-го батальона майор Дзекало тут же отправил на этот участок еще две группы из состава штурмового отряда № 3. Они без единого выстрела заняли гаражи.

Ушедшая вперед штурмовая группа вскоре встретилась с разведчиками 276 мсп и закрепилась в глиняных сараях. Впереди тянулись постройки частного сектора. Уже около 10 утра она вступила в бой с бандитами, засевшими в частных домах.

Вскоре на командный пункт софринской бригады прибыл командующий западным направлением генерал Малофеев. Обсудив с комбригом сложившуюся ситуацию, с учетом уже начавшегося боя на левом фланге, он принял решение стрельбу прямой наводкой начать в 11.00 часов. Впереди войск не было, целей не видно, но артиллеристы и танкисты направление стрельбы знали. К тому же из штаба группировки особого района уже стали поступать настойчивые указания об активизации действий, Булгаков требовал незамедлительно вводить в город штурмовые группы.

К этому времени вступившая в бой с боевиками штурмовая группа софринцев попала в сложную ситуацию. Бандиты начали обходить ее с фланга, стараясь отрезать ей пути отхода, Командир группы, выходя на связь, просил поддержки. Стало ясно, что без скорейшего ввода в бой остальных сил штурмового отряда группа может оказаться в окружении. Чтобы разрушить замысел бандитов, командир 3-го штурмового отряда майор Дзекало развернул взвод АГС-17, который своим огнем отгонял боевиков от бьющейся пока в одиночку группы.

В 11.30 внезапно в низине начал рассеиваться туман, появились крыши многоэтажных зданий. САУ и танкам открылись цели стрельбы.

Вспоминает Геннадий Фоменко, в 1999–2000 гг командир 21-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск МВД России:

“Я доложил Малофееву, что через 20–30 минут стрельбы прямой наводкой начинаю штурм всеми силами. В это время Малофееву поступила информация, что на КП западного направления подлетает генерал Булгаков. Было понятно, что он летит, так сказать, “взбодрить” всю нашу группировку, тем более что до этого оперативный штаб особого района по радио уже высказывал крайнее недовольство промедлением с началом активных действий. Малофеев заволновался, попросил меня поскорее начинать и быстро двинулся на свой КП, откуда руководил действиями штурмового отряда № 1. Это был момент, когда я видел его в последний раз. Далее события развивались стремительно”.

Под прикрытием стрельбы прямой наводкой по зданиям и стадиону штурмовые группы 1-го и 2-го батальонов софринской бригады спустились вниз с холма в лощину и сквозь заросли стали приближаться к первой линии трех- и пятиэтажных домов. Как только бойцы появились из тумана, по ним сразу же был открыт автоматный и пулеметный огонь. Но в этот день погода все же помогла штурмовым группам. Туман позволил им подойти к домам на короткий бросок. В начале часа дня штурмовые группы 1-го батальона (ШО № 2) ворвались в двухэтажное здание и постройку, условно названную “белый дом” (в дальнейшем для удобства ориентирования и нанесения обстановки на рабочую карту многим зданиям в полосе штурма были присвоены свои условные наименования: так в рабочих документах командиров появились “зигзаги”, “комплексы”, “цитадели”, даже “клюшки” и т. д.). Бандгруппы спешно покинули эти дома и отступили, заняв оборону в зданиях напротив. Вскоре начался плотный перекрестный обстрел 1-го батальона с трех направлений. Погибли рядовой Иван Скипин и рядовой Бакытбол Коккозов. Чтобы лишить боевиков возможности вести огонь по штурмовым группам почти в упор, требовалось насколько это возможно расширить полосу действий, обезопасив фланги. Однако боевики, ведя интенсивный огонь из частного сектора, не дали командиру 1-го батальона капитану Тарасу Малашкевичу реализовать этот замысел.

С каждой минутой становилось очевидно: быстрого продвижения вперед имеющимися силами не получится. Тем не менее, и в этих непростых условиях командир бригады искал пути решения поставленной задачи.

После полудня огонь минометных батарей был перенацелен на частный сектор, который предстояло очистить от боевиков, дабы прикрыть правый фланг 1 — го батальона бригады. Эту задачу поручено было решить 8-й мотострелковой роте 3-го батальона — резерву комбрига — под командованием старшего лейтенанта Киндулина.

Тем временем в полосе действий 2-го батальона оперативного назначения ситуация зашла в тупик. Штурмовые группы остановились перед стадионом, прижатые к земле огнем боевиков с верхних огневых позиций, тем не менее, ни одну из групп бандитам не удалось отсечь от основных сил, все они вели бой на своих участках. Обстановка здесь ухудшалась: разведрота 276-го мотострелкового полка под интенсивным огневым воздействием противника вынуждена была отойти назад, в результате чего левый фланг 2-го батальона оказался абсолютно открытым, возможность обойти стадион на этом направлении была полностью утрачена. Занявшая "белый дом" другая штурмовая группа, действовавшая в соприкосновении с 1-м оперативным батальоном, также не смогла продвинуться дальше: на направлении ее движения был обнаружен хорошо оборудованный опорный пункт боевиков между стадионом и гостиницей, которые сами представляли собой настоящие долговременные укрепления. Из этих построек велся активный обстрел всех групп штурмового отряда № 3.

После часа дня, спустившись с КП западной группировки — высоты 283,3, в сопровождении одного офицера на КП 21-й бригады появился командующий группировкой особого района генерал Булгаков, немедленно потребовавший прояснить обстановку и положение штурмовых групп. Получив от комбрига подробный ответ, он стал детально вникать в положение дел на этом участке штурма.

Бой был в самом разгаре, стрельба и грохот разрывов были слышны по всему фронту. Эфир был переполнен эмоциями, командами, треском стрельбы. В таких случаях принято говорить, что сам воздух был наполнен боем. Судя по всему, “музыка боя” подействовала на командующего успокаивающе: он видел, что здесь ведутся активные действия, а бригада старается выполнить поставленную задачу. Вместе с тем Булгаков мог и лично убедиться, насколько мощным оказался оборонительный рубеж, выстроенный боевиками в Заводском районе Грозного. Он и комбриг стали активно обсуждать, как действовать на этом направлении дальше. Фоменко предлагал скорректировать направление действий штурмовых групп, закрепившись на позициях перед стадионом, сковав часть сил бандформирований, а основные усилия перенести правее, где после зачистки частного сектора (чем на тот момент как раз и занималась 8-я рота бригады) и овладения ключевыми высотами возможно было развивать наступление. Командующий, однако, не оставлял мысль об обходе стадиона с последующим его захватом и расширением плацдарма на левом фланге. Судя по всему, для него это было важным: ведь в паре километров левее действовал штурмовой отряд № 1. Между ним и софринцами оставалась свободная полоса, в которой, по данным разведки, также находились опорные пункты боевиков и которая создавала угрозу флангам наступающих подразделений как 674-го полка (ШО № 1) оперативного назначения, так и 2- го батальона 21-й бригады (ШО № 3). Захватом стадиона или хотя бы его обходом командующий, видимо, хотел эту угрозу минимизировать. Но детальнее проработать это решение на месте Булгакову помешали экстраординарные события, которые в этот момент начали разворачиваться в полосе наступления 1 — го штурмового отряда.

Рассказывает Геннадий Фоменко:

На мои предложения о корректировке штурмовых действий командующий ничего не ответил, затем, подумав, сказал: “Завтра попробуем пробить совместно с разведротой 276-го полка коридор на левом фланге. Хоть у тебя пошли вперед”, — и достал сигарету. В это время по рации стали поступать доклады от командира 8-й мотострелковой роты, которая неожиданно для боевиков вошла в кварталы частных домовладений на правом фланге нашей полосы наступления. Ей удалось вытеснить бандитов из половины частного сектора. Из других штурмовых групп стали докладывать о погибших и раненых. Мне сообщили о ранении командира взвода 1-й мотострелковой роты старшего лейтенанта Белугина. А буквально через 20 минут пришло известие о том, что ранение в грудь получил командир 8-й мотострелковой роты старший лейтенант Киндулин, а рядовой Сергей Степочкин погиб. Обоих под сильным обстрелом противника эвакуировал на БМП замкомандира 1-го батальона капитан Владимир Тумор. Но 8-я рота не остановилась и продолжала движение вперед.

Спустя пару минут после этого ко мне подошел радист, постоянно перемещающийся рядом, и доложил, что в эфире прошел доклад о гибели “Паука”. Это был позывной генерала Малофеева. Я потребовал перепроверить информацию — она подтвердилась! Подойдя к Булгакову, я сообщил ему, что, по докладу командира 674-го полка, в штурмовой группе погиб генерал Малофеев. Это известие как шок поразило нас обоих. “Куда же он залез?” — спросил командующий и нервно закурил. Через несколько минут, пожелав мне удачи, он быстро пошел вверх по склону на КП западного направления”.

Бой не прекращался ни на минуту. Спустя некоторое время на обеспечение безопасности полосы действий ушедших вперед штурмовых отрядов были нацелены 9-я мотострелковая рота и разведрота бригады. Совместными усилиями им предстояло очистить участок местности от поселка Подгорный-1 до западных скатов высоты 206,4 и частных застроек поселка Подгорный-2.

К 16.00 интенсивность боевых действий стала стихать. Наступали ранние январские сумерки. Необходимо было прочно закрепиться на достигнутых рубежах. Результаты оказались далеко не такими, какими их планировали увидеть в штабе группировки особого района. В ходе ожесточенного многочасового боя два штурмовых отряда смогли зацепиться в Заводском районе лишь за первую линию домов, захватив несколько зданий и упершись в сильный укрепрайон около стадиона в ЦПКиО им. Ленина. Тем не менее, и это можно было считать неплохим результатом при том шквале огня, который обрушили на наступающих боевики. Занятый софринцами рубеж давал возможность дальнейшего продвижения вперед. Итоги дня явно указывали на некоторую переоценку имеющихся у штурмовых групп возможностей и явную недооценку оборонительного потенциала боевиков. Вот почему на следующий день боевая задача штурмовым отрядам 21 оброн была уменьшена. Суровая реальность диктовала свои условия.

Александр Бородай, в 2000 г. очевидец боев в Грозном в составе 21-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск, журналист:

“В морозном воздухе глухо зазвучали команды, взревели моторы грузовиков, бээмпэшек, бэтээров. У старых ротных палаток строились немногочисленные, потрепанные в предыдущих боях роты и батальоны. Сегодня, 17 января, знаменательный день — начало общего штурма Грозного.

…От пятиэтажного здания, всего несколько часов назад на вид еще вполне целого, сейчас осталась лишь огромная руина, три верхних этажа которой представляют собой сплошную бесформенную развалину. В маленькой комнатке полно бойцов. На грязном топчане в неловкой, скованной позе сидит раненый боец из снайперской роты. Пуля попала ему в плечо. Повезло, ранение вроде бы не слишком тяжелое. А в батальоне уже есть один убитый. Следущая комната выходит окнами на другую сторону, поэтому она простреливается снайперами, и нам приходится стоять в дверном проеме, выходящем на лестничную площадку. Время от времени боевик, сидящий в соседней, точно такой же, как наша, пятиэтажке, посылает очередь в окно комнаты, и пули с сухим щелканьем попадают в стоящий у стены комод.

Тем временем накатывают розоватые сумерки. Мы с Валерой, командиром роты снайперов, многозначительно переглядываемся — ситуация тухловатая. Вторую пятиэтажку захватить так и не удалось, так что на ночь нам остается только эта развалюха, да еще и частично простреливаемая. Если чеченцы сумеют подтянуть подкрепление или просто пришлют из центра города смену, удержать имеющуюся позицию будет очень непросто. Особенно если учесть, что все мы уже изрядно устали.

Справа от нас что-то горит. Это третий батальон очищает от “чехов” частные дома. Там сопротивление не очень сильно, бандиты предпочитают закрепляться в высотных зданиях. Однако мы знаем: там тоже есть потери. Второй батальон, действующий по левую руку, вроде бы занял двухэтажные здания, за которыми простирается стадион, по данным разведки, превращенный чеченцами в настоящий укрепрайон.

…”Бэха” подходит к дому почти в темноте. Чумазый механик-водитель сообщает, что мне приказано возвращаться наверх, в расположение бригады — ее КНП стоит на холме. Подхватываю раненого снайпера подмышку, а его винтовку использую в качестве посоха. Он идет сам, но с большим трудом…. Механик протестует против моей попытки проехаться на броне. Как только мы выкарабкались из ямы, я по достоинству оценил его настойчивость — по стенке десантного отделения раз за разом щелкают автоматные очереди.

…Соскочив с бээмпэшки около КНП, в свете множества костров вижу, что утром еще почти девственный лесок неузнаваемо переменился. На его месте стоит техника, вырастают шатры палаток, копают землянки. Через несколько минут встречаю комбрига. Он спокоен, но кажется грустным. “Вы видите — противник еще совсем не сломлен, а сегодняшняя огневая подготовка из-за тумана оказалась недостаточно эффективной, — говорит Фоменко. — Продвигаться будем, но очень медленно”, — веско подытоживает он”.

К 18.00 часам завершил свои действия 3-й батальон оперативного назначения, полностью очистив от боевиков частный сектор в поселках Подгорный-1, Подгорный-2, а разведывательная рота заняла высоту 206,4. Чтобы надежно закрепиться на ней, разведчикам даже не пришлось оборудовать никаких инженерных сооружений — полнопофильные окопы и блиндажи были уже отрыты боевиками.

Волю и мужество проявили солдаты и офицеры штурмовой группы под командованием старшего лейтенанта Сергея Короткова, которая раньше всех вступила в бой с бандитами в районе частных построек у стадиона. Сражаясь практически весь день в отрыве от основных сил бригады, группа отбила все попытки боевиков окружить ее и своими действиями дала возможность другим штурмовым группам захватить несколько зданий. Уже в сумерках она, понеся потери, самостоятельно отошла из частного сектора к гаражам, где к этому времени закрепились основные силы 3-го штурмового отряда.

17 января в ходе ожесточенных боев в 21-й бригаде погибли 3 и получили ранения 18 человек. Таким образом, почти целый мотострелковый взвод оказался выведен из строя. Во время подвоза боеприпасов была подбита из гранатомета БМП — взрывом повредило башенную установку. А впереди предстояли еще бои. Как показало время, гораздо более тяжелые.

Обстановку, которая сложилась в первый день второго этапа операции, можно без преувеличения назвать не просто сложной, а в какой-то степени критической. Командование группировки особого района г. Грозный, следя за развертыванием всей операции, пыталось вносить оперативные коррективы в наступление, однако не всегда это удавалось сделать. При этом было совершенно очевидно, что от успеха первого дня в дальнейшем будет зависеть и успех всей операции по освобождению города.

Гибель генерала Малофеева

Следствием громадного нервного напряжения и апогеем драматических событий начала второго этапа операции по освобождению Грозного стала гибель командующего западным направлением группировки войск особого района г. Грозный генерал-майора Михаила Малофеева.

Генерал Геннадий Трошев в своей книге “Моя война” с уважением вспоминает о погибшем генерале: “Михаил Юрьевич прибыл к нам из Ленинградского военного округа. Не успев толком принять дела у бывшего заместителя командующего 58-й армией (армия входила в состав Северо-Кавказского военного округа. — Авт.) по боевой подготовке, сразу же вынужден был отправиться в зону боевых действий. С первых дней на войне проявил себя не только грамотным, знающим военное дело, но и храбрым командиром". Далее Трошев, рассказав читателям обстоятельства гибели командующего западным направлением (излагая на страницах свою точку зрения на эту трагедию), резюмирует: "Если бы тогда, на улице Коперника, солдаты и офицеры штурмовых отрядов сумели перебороть в себе страх перед озверевшими боевиками, не было бы этой трагедии. Гибель генерала Малофеева напомнила всем россиянам, какой ценой давалась победа в схватке с бандитами”[49].

Трудно не согласиться с последней фразой генерала Трошева. Действительно, война с бандитами и на этот раз (как и в прошлую чеченскую кампанию) давалась российским войскам немалой ценой.

Гибель каждого солдата — это невосполнимая потеря, это сердечная боль для его родных, близких, однополчан. Гибель генерала — это тоже боль, но это и по-настоящему чрезвычайное событие. И не потому, что генералы гибнут гораздо реже других служивых. Вряд ли эта статистика здесь уместна.

Но такая потеря — это потеря человека, который держит в своих руках нить управления действиями множества людей. От его решений зависят их жизни. В данном случае погиб не просто генерал, который проявил личную храбрость, а погиб командующий целым направлением наступления — западным. Трудно судить, что происходило в душе Михаила Юрьевича в те роковые часы, однако объективный взгляд на события позволяет сделать вывод: решение Малофеева лично возглавить атаку одной из остановившихся штурмовых групп было, скорее всего, вызвано мощнейшим эмоциональным всплеском. Наверное, в этой ситуации его можно даже назвать чрезмерным. Хотя события развивались таким образом, что сохранить ясную, трезвую голову, спокойно оценить обстановку — ему, генералу Малофееву, было очень трудно…

Но нстуипя в полемику с выслуженным и боевым генералом Трошевым, все же нельзя согласиться с его оценкой этого драматического эпизода, А уж обвинять в трусости солдат, которые не поднялись в атаку под ураганным огнем боевиков, дабы следовать за Малофеевым в здание, где он нашел свою смерть, пожалуй, будет несправедливым. Тем более что вместе с ним туда ворвалась еще одна группа — три человека: офицер и два соладта — из состава 674-го полка внутренних войск,

Сергей Грищенко, в 1999–2000 гг. офицер штаба группировки внутренних войск на территории Северо-Кавказского региона РФ, подполковник:

"У того же 674-го полка оперативного назначения, который сформировал штурмовой отряд № 1, наступающий с запада, были серьезные потери, как и у еофрннцев, еще до Нового года. Я отвечал за действия разведподразделений на том направлении. Так вот, в разведроте полка тяжелое ранение получили командир и его заместитель, было много раненых. Всего-то разведчиков в роте осталось к тому времени 12 человек. Они шли первыми и действовали на самых опасных направлениях, составляли ударную силу штурмового отряда. Ни один из них не высказал ни разу сомнений по поводу ставившихся задач”.

Вряд ли возможно говорить, что кто-то в этой ситуации струсил. Ведь продвижение остановилось из-за ожесточеннейшего сопротивления боевиков, которые засели в одном из строений. Идти на штурм этого здания, презрев страх, было можно, но вот какова была бы цена такой победы? Во что бы обернулось спасение генерала от смерти? И есть ли уверенность, что такое спасение наступило бы в том огненном капкане, который устроили боевики? Важно подчеркнуть, что Малофеев сам определил порядок действий штурмовых троек, одну из которых лично и возглавил, — об этом, кстати, Геннадий Трошев тоже написал в своей книге. Вызывает сомнение и то, что овладение одним конкретным зданием позволило бы возобновить дальнейшее продвижение на данном направлении. Ведь позиции боевиков были не только в нем. Наверное, ситуация требовала иного командирского решения, более трезвой оценки событий. Изучая обстоятельства рокового для Малофеева боя, с сожалением приходится склоняться к мысли о неизбежности произошедшего в той конкретной ситуации. В последние минуты жизни генерала всё было против него.

Кроме того, факты свидетельствуют: на данном участке уже после гибели командующего двое суток войска не то что не могли продвинуться вперед, а попросту занять промышленную постройку, в которой нашел свою смерть генерал.

Однако уйдем от вопросов и предположений. Вернемся к фактам, которые, как известно, слагают истину. Главное в этой ситуации — разобраться, не умаляя личного мужества Михаила Юрьевича Малофеева, который своим примером хотел разрешить ситуацию в пользу атакующих подразделений, что же толкнуло опытного и многое повидавшего генерала на такой, прямо скажем, отчаянный шаг.

Как мы уже упоминали, по замыслу штаба группировки особого района, штурмовой отрад № 1 в составе батальона 674-го полка и 330-го батальона внутренних войск должен был своими действиями отсечь от города Старопромысионский район по улице Алтайская. С половины восьмого утра 17 января, хотя стоял плотный туман, артиллерия западной группировки нанесла три огневых налета по ранее выявленным опорным пунктам боевиков в полосе предстоящих действий первого штурмового отряда. Для усиления огневого воздействия против запивших оборону боевиков в комплексе овощехранилища, получившем за свою характерную форму наименование “Пентагон”, были также применены тяжелые огнеметные системы TOC-1 “Буратино”. Работала в это время и фронтовая авиация. Казалось, что после такого вала огня сопротивление боевиков на этом участке должно быть сломлено. Судя по поступившим вскоре радиоперехватам, боевики действительно понесли значительные потери.

Около 9 часов утра штурмовые группы начали движение в полосе, ограниченной слева железнодорожным полотном, а справа улицей Коперника. Одной из групп удалось захватить капитальное здание овощехранилища. Впереди него тянулись промышленные постройки, корпуса завода с кирпичным забором вокруг. Другая, двигаясь по частному сектору на левом фланге, дошла до гаражного комплекса и наткнулась на опорный пункт боевиков. Дальнейшее продвижение штурмовых групп на этом остановилось. Боевики, переждав огневой налет в укрытиях и бомбоубежищах, заняли заранее подготовленные позиции (перед заводским корпусом даже были вырыты окопы с ячейками для ведения огня, оборудованы импровизированные доты) и держали под огнем все подходы к нему. Чтобы овладеть им, необходимо было преодолеть открытую площадь шириной около 50 метров. Обойти завод с флангов также не представлялось возможным — боевики отсекали огнем любые подобные попытки.

Малофеев, находясь на командном пункте, пытался повлиять на ситуацию, но безуспешно. Штурмовой отряд не мог двинуться вперед. Требовалось нанести огневой удар по позициям боевиков, чтобы подавить огневые точки боевиков, поддержать солдат перед броском. Однако на КП западной группировки детали происходящего там, на переднем крае, пока прояснить никак не могли. Это добавляло нервозности. Напряжение на командном пункте достигло пика. В это время Малофееву сообщили, что на КП прибывает командующий группировкой особого района. Генерал Булгаков, крайне озабоченный задержкой движения вперед на западном направлении, хотел лично прояснить ситуацию…

Один из авторов книги непосредственно занимался выяснением обстоятельств гибели командующего западным направлением. Занимался, несмотря на то, что сам служил во внутренних войсках, а погибший генерал был представителем Министерства обороны. Так случилось, что гибель Малофеева сразу стала не просто одним из трагических событий штурма Грозного, а послужила источником спекуляций и непонятных интриг, способствовавших раздуванию, казалось бы, уже давно исчерпанного так называемого “ведомственного подхода”. Была такая проблема в период первой чеченской кампании — частенько внутренние войска, армия, ФСБ работали с очень слабой взаимной координацией. Хотя дело вроде бы делали одно. В нынешней контртеррористической операции Верховный главнокомандующий не раз подчеркивал и давал жесткую установку: все ведомства в Чечне делают одну работу — борются с бандитами, разделения ни в коем случае не должно быть. Именно на таком принципе, кстати, и была выстроена командная вертикаль всей Объединенной группировки войск (сил).

Это вообще было характерной особенностью второй чеченской кампании — все соединения и воинские части внутренних войск входили в состав группировок, созданных на базе управлений, объединений и соединений Минобороны, имели прямое и жесткое подчинение, от них же получали всю разведывательную информацию и боевые задачи, зачастую без права принятия своего решения.

Справедливости ради стоит отметить — в окопах действительно разделения не было, в оперативных штабах тоже. Однако на каком-то этапе эта зараза снова стала проникать в чьи-то горячие головы.

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

"Красная звезда”. 26 января 2000 года

(Интервью с командующим ОГВ (с) генерал-полковником Виктором Казанцевым).

"Он (генерал Малофеев. — Авт.), к примеру, шел не с нашими войсками, а с внутренними. Те начали было топтаться на месте, и тогда он попытался повести за собой группу…".

Гибель Малофеева вдруг стала катализатором таких вот “ведомственных” настроений. В прессе в то время ряд высокопоставленных военных и гражданских деятелей обвинили в гибели генерала внутренние войска. Возможно, из-за неверной первоначальной информации, возможно, из-за незнания всех фактов, возможно, поторопились. Возможно. Однако такая спешка и безапелляционность суждений, которые высказывались на всю страну, ничего, кроме вреда для общего дела борьбы с террористами и бандитами в Чечне, не несла.

Вячеслав Овчинников, в 1999–2000 гг. главнокомандующий внутренними войсками МВД России:

“Когда я услышал в средствах массовой информации все эти накаты на войска, эти неприкрытые обвинения в трусости тех солдат и офицеров, которые бились в Грозном, мол, из-за их нерешительности погиб Малофеев — меня это сразу по сердцу резануло. Как, неужели мои ребята, с которыми мы вместе только-только прошли Дагестан и пол-Чечни пропахали, вдруг струсили? Не мог я в это поверить и принял всю эту шумиху в прессе близко к сердцу. Откровенно удручало и то, что скоропалительные выводы звучали из уст высокопоставленных военных, которые, казалось мне, должны были взвешивать свои слова, прежде чем вынести их на страницы газет, в теле- и радиоэфир. Я не поверил в эти обвинения, потому что знал, какие ребята бились в Грозном в то время. Бросился выяснять ситуацию. Мне подробно доложили, что там случилось на улице Коперника. Как и думал — вины внутренних войск в этом трагическом происшествии не было и быть не могло. Это, кстати, подтвердили и те армейские офицеры, непосредственные свидетели тех трагических событий, с кем мне удалось переговорить. Мне, как главкому, сразу стало ясно, что этот накат на войска ни к чему хорошему не приведет. Разлад в едином организме под названием “Объединенная группировка войск” играл в ту пору только на руку бандитам. В общем, так нигде практически и не был опубликован ни объективный анализ произошедшего, ни слова защиты в адрес внутренних войск, дерущихся в Грозном с боевиками. Дерущихся, кстати, плечом к плечу с армейцами. И я знаю — там у военнослужащих разных ведомств друг с другом никаких проблем не было”.

Хорошо, что солдаты, продирающиеся сквозь руины Грозного, практически не читали газет и не смотрели телевизор. Каково было бы им узнать, что это они, теряющие каждый день своих боевых товарищей и, несмотря на ожесточенное сопротивление бандитов, все же продвигающиеся к центру города, в глазах отдельных лиц оказались трусами.

Внутренним войскам приходилось оправдываться в том, к чему они не имели никакого отношения.

Приведем выдержки из докладной записки по итогам расследования (ее текст в феврале 2000 года был опубликован в войсковой газете “Ситуация”):

“17 января в Грозном в ходе операции по захвату комплекса зданий между железной дорогой и ул. Коперника бойцы штурмового отряда, встретив упорное сопротивление бандформирований и понеся потери (1 погибший и 15 раненых), были вынуждены остановиться.

Около 13.30 на КП оперативной группы “Запад” прибыл командующий группировкой особого района г. Грозный генерал-лейтенант В.Булгаков, которому генерал-майор М.Малофеев доложил обстановку. Командующий остался крайне недоволен действиями штурмовых отрядов. По свидетельству очевидцев, разговор у генералов состоялся очень нервный, на повышенных тонах.

Покинув окоп, генерал-лейтенант В.Булгаков отправился в 21-ю бригаду внутренних войск. За ним вышли генерал-майор М.Малофеев и заместитель командира 205-й отдельной мотострелковой бригады Российской армии полковник С.Стволов. Он, однако, вскоре вернулся и попросил радиостанцию для генерал-майора М.Малофеева. Через 2–3 минуты от полковника Стволова стало известно, что генерал вместе с начальником артиллерии 276-го мотострелкового полка, своим адъютантом — слушателем военной академии, личным связистом и командиром отделения артиллерийской разведки направился в 674-й полк оперативного назначения внутренних войск. Однако ни на КНП данного полка, ни на КП 245-го мотострелкового полка, где находился старший штурмового направления полковник Наседко, он не появился.

Около 14.30 командир штурмовой группы попросил перенести огонь артиллерии, сообщив, что рота 674-го полка, возглавляемая М.Малофеевым, пойдет на штурм здания, находящегося перед фронтом. После этого командир роты вышел на связь лишь спустя 20 минут и сообщил, что “Паук” (позывной М. Малофеева. — Авт.) — “двухсотый”.

Вскоре из боя вышли начальник артиллерии полка и офицер — слушатель академии, сопровождавшие генерала в бою. Последний сообщил обстоятельства случившегося. По его словам, М.Малофеев на боевой машине пехоты выдвинулся в район комплекса зданий “Пентагон”, где шел бой.

Прибыв на место, генерал-майор М.Малофеев приказал командиру подразделения готовить роту к атаке. Это распоряжение было выполнено. В первой тройке в здание вошли сам генерал, начальник артиллерии 276-го полка и радиотелефонист, за ними — командир роты, два солдата и офицер — слушатель академии.

Бандиты пропустили обе группы в дом, а остальной личный состав (около 40 человек) отсекли огнем с трех сторон. В результате перестрелки несколькими выстрелами в голову генерал-майор М.Малофеев был убит. Погиб и радиотелефонист 276-го полка. Остальным удалось спастись.

После гибели генерал-майора Малофеева представители отдельных СМИ поспешили обвинить внутренние войска в гибели генерала. Хотя объективная информация была налицо, и все предпринятые войсками действия одобрены и поддержаны руководством оперативной группы “Запад”. Не были высказаны в адрес внутренних войск упреки и обвинения и командирами мотострелковых подразделений, участвующих в данной операции.

Тем не менее, в газеты и на телевидение с чьей-то подачи просочилась искаженная информация”.

Начальником артиллерии полка, о котором говорится в документе, был подполковник Борис Цеханович. Как вспоминают о нем многие офицеры — участники штурма Грозного в 2000 году, это человек исключительного мужества и редкого везения. Кроме уверенного руководства действиями артиллерии 276-го мотострелкового полка, поддерживающего огнем штурмовые отряды западного направления, он сам зачастую ходил в качестве корректировщика артиллерийского огня в составе штурмовых групп. Так было и 17 января, когда генерал Малофеев взял его с собой, чтобы выяснить на месте, почему остановилось движение первого штурмового отряда. Цеханович был с Малофеевым до последних минут, попав в огненный мешок, устроенный боевиками в одном из промышленных зданий на улице Коперника. Воспоминания Цехановича, к слову, чудом оставшегося в живых, о том бое — ценнейшее свидетельство, не оставляющее никакой возможности для каких-либо спекуляций по поводу трагического конца командующего западным направлением.

Борис Цеханович, в 1999–2000 гг. начальник артиллерии 276-го мотострелкового полка, подполковник:

“Здание цеха находилось за дорогой в пятидесяти метрах от гаражей. В 15–20 метрах от гаража, вдоль дороги проходила канава — метра три шириной. Она была так давно вырыта, что в ней успело вырасти четырёхметровое дерево. Сам заводской цех выглядел нетронутым, лишь здорово была разбита снарядами трехэтажная пристройка, где обычно располагались раздевалки для рабочих, душевые и другие подсобные помещения. Вот и сейчас хорошо были видны разрушенные второй и третий этажи. На втором этаже отчётливо просматривались разбитые и раскиданные взрывом шкафчики и скамейки.

В течение десяти минут в гараж подошли взводный с остальными солдатами, и теперь в гараже нас собралось человек сорок, вооружённых до зубов. Все повеселели, с таким количеством солдат не так-то просто справиться даже в случае внезапной контратаки боевиков.

Командующий собрал вокруг себя офицеров и буднично задал вопрос:

— Что будем делать, товарищи офицеры?

Офицеры молчали. Да и что тут говорить: для того чтобы выполнить задачу дня, нужно пройти еще километр, а для начала надо брать “массандру”, а что там “духи” и с ними придётся схватиться, ни у кого не было сомнения.

Не довдавшись ответа на свой вопрос, генерал обвёл взглядом офицеров и суровым голосом стал ставить задачу:

— Слушай приказ. Разбиваемся на тройки и врываемся в цех втихую. Без огневой подготовки, используя фактор внезапности. Первая тройка — ротный и его солдаты, вторая группа — я, начальник артиллерии со своим связистом, третья — адъютант, мой связист.

Малофеев резко повернулся к командиру роты:

— Старший лейтенант, дашь туда своего гранатомётчика. Остальные тройки на твое усмотрение. Врываемся в цех, вон через то окно. — Малофеев показал на третье окно от пристройки, под которым был виден хорошо оборудованный окоп боевика, вроде бы пустой. — Каждая тройка прикрывает впереди идущую. Командир роты, тебе тяжелее всех — идёшь первый. Врываемся в здание и закрепляемся там. Осмотримся и определяемся, как будем действовать дальше. Задача всем ясна? — Генерал на несколько мгновений замолк, обведя взглядом офицеров. — Вижу, всем всё ясно. Отдать распоряжение и приготовиться к атаке.

(Двум тройкам, одну из которых возглавил Малофеев, удалось ворваться в цех, где они сразу подверглись обстрелу. Смертельное ранение в первые же минуты боя получил командир отделения артиллерийской разведки старший сержант Алексей Шараборин. Солдат внутренних войск из другой тройки также был ранен. Остальные, в том числе и генерал Малофеев, в разных участках цеха заняли оборону и отстреливались от наседавших бандитов. — Авт.)

Пока я занимался раненым, вокруг нас обстановка резко изменилась, боевики предприняли контратаку и сумели отбить остальных вэвэшников от цеха и окружить нас. Я завертел головой, оценивая обстановку: кругом били очереди и пули чертили красивые линии пыльных фонтанчиков на всей площади цеха, сквозь трескотню выстрелов доносились остервенелые крики “Аллах акбар”. В дальней части второй половины цеха в проемах стен и окон мелькали фигуры боевиков. Короткими очередями в два-три патрона приходилось бить по ним, не давая им возможности заскочить вовнутрь здания. Так длилось две-три минуты, и затем все потихоньку стихло, лишь изредка то там, то тут били автоматные очереди и пули хлестали по цеху, не давая поднять голову. Я посмотрел на генерала и ротного, которые, несмотря на то, что кругом шёл бой, продолжали наблюдать за двором цеха и, кажется, даже не видели, как был ранен Шараборин. Справа их от боевиков закрывала какая-то пристройка, а слева железная труба большого диаметра. И было непонятно, заметили ли они вообще, что обстановка кардинально изменилась.

Командующий и ротный что-то внимательно рассматривали через амбразуру во дворе завода. Через несколько секунд оба резко отпрянули от амбразуры, которая внезапно заклубилась от попадания автоматной очереди со двора. Малофеев внезапно дёрнулся, коротко вздохнул и тихо осел от трёх пуль попавших ему в голову. Из-под волос, из ушей, носа и рта обильно хлынула кровь, стекая на землю, но не пачкая его лица. Как он сидел на корточках у амбразуры, так и остался в этом положении, лишь правым боком опёрся на стену.

Генерал убит. Убит командующий. Убит человек, которому мы вверили свои жизни, за которым шли. И надеялись, что он сумеет принять правильное решение, в результате чего будет выполнена задача, и мы благополучно вернёмся обратно. И вот он убит. Я смотрел на него и медленно осознавал то, что для него всё закончилось — кончились бессонные ночи, бесконечные думы над картой, у него уже нет ответственности за выполнение задачи… Ему всё уже до лампочки — убьют нас или мы выживем. Ему уже всё равно. Ему уже ничего не надо….

А по ротному всё бил и бил боевик, но уже явно не со двора. Офицер сумел сгруппироваться, поджать ноги, и теперь он прикрывался от боевика толстой железной трубой диаметром сантиметров сорок. Автомат выпал из рук и лежал рядом с ним, но поднять его он не мог. В руке командир роты держал “Моторолу”, в которую что-то лихорадочно говорил — наверно, прощался…”

Всем вошедшим с Малофеевым в цех в итоге чудом под шквальным огнем боевиков удалось вырваться из огненного капкана. Всем, кроме самого командующего и старшего сержанта Шараборина. Их тела остались внутри здания.

Сергей Грищенко, в 1999–2000 гг. офицер штаба группировки внутренних войск на территории Северо-Кавказского региона:

“Только через двое суток мы Малофеева нашли. Приезжал генерал Трошев, руководил всем этим делом. Вызвал меня. А Малофеева я видел утром того дня, когда он погиб. Был туман, он сказал, мол, давай ты к внутренним войскам, а я к своим. Попрощались и разошлись.

Когда же генерал погиб, то мы его сразу не смогли вытащить. И чеченцы с нами начали торговаться за его тело. Все эти двое суток. Услышали в эфире, что генерал пропал. И вышли на нас. Говорили, мол, ваш генерал у нас. Пытались на нас давить этим, чтобы мы метров на пятьсот назад отошли, потому что в заваленном бункере их "друзья" остались. Они овощехранилище под бункер оборудовали, а мы случайно, когда из артиллерии били, завалили их. И они там из-под земли орут своим, мол, вызволите нас отсюда. И вот они с нами торговлю затеяли, пока мы не поняли, что у них нет Малофеева. А потом мы оттеснили их. Подошли к дому. Подогнали технику, плиты стали сдергивать — и под одной из них нашли Малофеева. Прямо споткнулись об него. При мне стащили плиту. Вот как был у него автомат за спиной, бушлат с генеральскими погонами, шапка, а под шапкой — вязаный подшлемник, так он и лежал. И солдатик там же рядом лежал. Погибшего Малофеева завернули в красное ватное стеганое одеяло и вывезли”.

Так что тело генерала, вернее, информация о гибели Малофеева, кроме всего прочего, стала еще и предметом торга со стороны боевиков. В этом отношении показательна цитата из российской прессы.

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

"Комсомольская правда". 21–28 января 2000 года

«Как сообщило агентство France Press, в Чечне захвачен в плен боевой генерал Малофеев. Генерал Михаил Малофеев действительно служит в Вооруженных силах РФ, занимает должность заместителя командующего северной группировкой федеральных сил в Чечне, На момент подписания номера в Министерстве обороны нам не подтвердили, что такой факт имел место. Между тем со ссылкой на зарубежных корреспондентов, работающих в Чечне, эта новость транслируется по телеканалам, и опровержений тоже пока не поступает».

С учетом рассказа Сергея Грищенко возникает вопрос, откуда у французского агентства оказалась такая информация? Да еще и столь оперативно.

Человеком, на глазах которого разыгралась эта трагедия, был генерал Михаил Паньков. Завершая рассказ о гибели Малофеева, мы приведем воспоминания Михаила Анатольевича. Они — еще одно документальное свидетельство того, что случилось на улице Коперника 17 января 2000 года.

Михаил Паньков, в 1999–2000 гг. командующий группировкой внутренних войск МВД России на территории Северо-Кавказского региона:

“Я прибыл в тот день на КНП 674-го полка. Шли тяжелые бои в районе военного городка бывшего 566-го конвойного полка, которым я сам когда-то командовал. Кругом стоял грохот артиллерии. На этом направлении шел 674-й полк, 330-й батальон. Командир полка Сергей Наседко доложил мне обстановку.

С КНП вся местность вокруг была видна как на ладони. До переднего края — метров восемьсот. Даже меньше. И тут по радиостанции докладывают, что погиб “Паук”. Я знал, что это позывной Малофеева, Незадолго до моего прибытия он доложил обстановку генералу Булгакову, который прибыл на этот участок штурма раньше меня. После чего Малофеев пошел в одну роту нашего полка внутренних войск. Взял группу и повел ее на штурм дома. Когда он с тремя или четырьмя военнослужащими ворвался в дом, то на первом этаже сразу началась вся эта бойня. Тут же на КНП доложили, что часть бойцов отошла. Малофеев в доме оказался заблокирован и был сразу же убит. Мы приняли решение прорваться к дому. Безрезультатно. Потому что фасадная сторона дома простреливалась со всех сторон, головы не поднять. Приняли решение огнем прямой наводкой танков бить по окружающим постройкам, где засевшие “духи” не давали приблизиться к Малофееву. Начали все валить вокруг этого дома. Били и по самому зданию тоже, чтобы бандиты не подошли, не забрали тело, хотя они уже начали по радиостанции выходить с нами на связь, мол, мы уже захватили генерала. Все это происходило где-то часов в 14 или 15. Два раза направляли к дому группу. Ни первая, ни вторая попытка не увенчались успехом. Появились раненые. Я понимал: на пятачке у дома так можно положить немало людей. Дал приказ отойти.

Поэтому я не считаю, что обвинения в отношении подразделений внутренних войск в этой ситуации были оправданны. Они были необъективны. Зря говорят, что мы не оказали помощь. Мы две группы направляли. Ребята шли добровольно, стремились вытащить генерала, спасти. Кроме того, никто — ни командир полка, ни я — не предполагал, что Малофеев сам пойдет во главе штурмовой группы. Да, это здание имело тактическое значение. Стояло на перекрестке. Им нужно было овладевать, чтобы захватить весь район. Но такой ценой…

А о трусости солдат… Когда они вошли в дом, часть вошли с генералом, а часть остались за пределами дома. В это время боевики выстрелили из гранатомета. В вестибюле на первом этаже прогремел мощный взрыв. Ударная волна, пыль. И некоторые наши солдаты остались живы, как ни странно, именно благодаря этому выстрелу — в пыли их не было видно. И начали выходить. А пока они выходили, там началась стрельба со всех направлений. Шквальный огонь. Поэтому естественно, сразу никто не понял, что случилось, тем более никто из солдат не видел и не знал, что генерал погиб — кругом пули свистят, пыль вперемешку с пороховой гарью…

Трошев приехал на место событий позже. Он реально не знал ситуации по Малофееву. Эту ситуацию до конца знает только Булгаков. И я частично. Потому что все произошло на моих глазах. Да, я не видел, как Малофеев шел в атаку, но ситуацию общую наблюдал — разрывы, грохот, дым. Слышал все переговоры по рации.

Малофеев мыслящий мужик был, подготовленный. Через колено не ломал людей. Умел принимать решения. Настоящий военный, хороший генерал. Может, грубо скажу, но по-простому: не дело генерала бежать впереди взвода, главное предназначение генерала — управлять войсками.

Тяжело мне вспоминать этот эпизод, если по-человечески… Жаль Михаила Юрьевича, искренне жаль. Но вот до сих пор не могу понять, почему он сам пошел. Что его толкнуло”.

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

«Независимая газета». 25 января 2000 года

"Как сообщил заместитель командующего Объединенной группировкой российских войск на Северном Кавказе генерал-лейтенант Геннадий Трошев, в минувшее воскресенье в Грозном было обнаружено тело… генерал-майора Михаила Малофеева. "Он действовал как герой, и когда замешкалась штурмовая группа внутренних войск, он личным примером увлек за собой небольшую группу для обеспечения действий основной группы“. Так охарактеризовал последний бой Малофеева командующий Объединенной группировкой федеральных сил на Северном Кавказе Викшор Казанцев, Тело генерала опознано сослуживцами, доставлено в Моздок и долм будет отправлено в Санкт- Петербург, где и будет предано земле. Малофеев будет представлен к званию Героя России» Достоверность этой информации подтвердили а Минобороны РФ,

Таким образом, утверждения боевиков, будто Малофеев жив, оказалась очередной дезинформацией, Пропагандистские службы боевиков, ранее заявлявшие, что генерал находится в их руках и начал давать показания, резко изменила тактику информационной борьбы. Теперь речь идет о том, что Малофеев ранен, «теряет сознание», вот-вот умрет или будет «уничтожен федеральными войсками». Так или иначе, удуговская машина лжи потерпела поражение, не сумев представить убедительные доказательства своих громогласных утверждений”.

Столь подробно остановившись на этом действительно драматическом моменте штурма, авторы преследовали одну, совершенно определенную цель, И она не в том, чтобы искать виновных в гибели генерала, нс тем более в том, чтобы рассуждать о цене победы, И без того ясно, что она была по-настоящему высокой, Просто на основе фактов мы хотели показать, как трудно было в тех условиях принимать правильные решения, трезво оценивать обстановку, какая ответственность лежала на каждом из командиров, отвечающих и за успех на своем участке, и за солдат, которые этот успех обеспечивали. А Михаилу Юрьевичу Малофееву пусть земля будет пухом, ом воевал честно.

Бои за каждый дом

В последующие три дня штурмовые отряды софринской бригады с огромным трудом продвигались вперед. Успехом дня считалось занятие одного-двух зданий в полосе наступления. Огневого воздействия на боевиков со стороны артиллерии западной группировки было явно недостаточно. Огонь танков и САУ, действовавших в интересах 21 оброй, пока был недостаточно эффективен: оборонительные позиции боевиков страдали от него в незначительной степени, а штурмовым группам пока приходилось рассчитывать исключительно на свои силы. Преимущества в живой силе и огневых возможностях, что в какой-то степени должно было компенсировать первую диспропорцию, у них также ие было. Вот почему с таким трудом софринцам давался захват каждого дома, строения, сооружения, укрепленных и подготовленных боевиками к длительной обороне. Чтобы более эффективно задействовать танки и БМП для подавления огневых точек противника, необходимо было хотя бы на минимально возможное расстояние расширить плацдарм, где бы они могли действовать без угрозы быть подбитыми противотанковыми средствами противника. Пока техника располагалась на склонах холмов, не спускаясь вниз. Штурмовые отряды здесь, в Заводском районе, в буквальном смысле слова вгрызались в оборону противника, при этом на всех участках штурма закономерностью стало то, что в передовых боевых порядках плечом к плечу шли командиры подразделений и рядовые бойцы. В тех условиях по-другому было нельзя.

Таким образом, снова, как и две недели назад, борьба разгоралась за каждый дом, за каждый мало-мальски важный участок местности. Задача первого дня штурмовыми отрядами 21-й бригады полностью не была выполнена. Максимальная глубина продвижения составила 250 метров. Отряды потеряли 3 человека убитыми, 17 — ранеными. В решении на очередные сутки задача штурмовым отрядам была скорректирована в сторону уменьшения ее глубины.

По-прежнему неприступной цитаделью над окружающей местностью высились постройки стадиона и здание так называемой “гостиницы”, с высоты которых боевики контролировали прилегающие кварталы.

18 января выбить их оттуда попытался сам командующий войсками группировки особого района генерал Владимир Булгаков. Прибыв с группой офицеров ранним утром на КНП 21-й бригады, он стал лично руководить действиями возвращенной на это направление разведроты 276-го мотострелкового полка и 2-го батальона оперативного назначения софринской бригады (штурмовой отряд М3). Командующий решительно взял ситуацию в свои руки, видимо, чувствуя и некоторую моральную ответственность за произошедшую вчера трагедию, связанную с гибелью генерала Малофеева. В районе улицы Коперника в то время все еще шел поиск тела погибшего командующего западным направлением, боевики там оказывали яростное сопротивление и не давали приблизиться к зданию, где он нашел свою смерть. Возможно, Булгаков рассчитывал активизацией действий у стадиона как-то вынудить бандформирования ослабить сопротивление на том участке.

Атаке на стадион предшествовала огневая подготовка, которой лично руководил командующий, определяя цели в глубине обороны противника. После чего вперед двинулись разведчики 276-го полка и штурмовые группы 2-го батальона оперативного назначения. Все они буквально сразу же подверглись интенсивному обстрелу боевиков. Разведрота 276-го полка была прижата к земле в районе частной застройки, понесла потери: в ее составе появились погибшие и раненые. Ни о каком движении вперед не могло быть и речи. Рота закрепилась на занятом рубеже и до сумерек отбивала атаки боевиков, а с наступлением темноты вынуждена была отойти на исходные позиции. Не лучше дела складывались и у 2-го батальона: он также остановился, не имея возможности двинуться дальше. Софринцы также понесли потери: погиб рядовой Алексей Варюхин, ранения получили 5 человек, в том числе отличившийся накануне командир взвода лейтенант Сергей Коротков. Генерал Булгаков был раздосадован, однако переломить ситуацию не получалось. Командующий воочию убедился, что артиллерийские удары здесь не причиняют боевикам какого-либо существенного урона, их оборонительный потенциал не падает. Далее он сосредоточился на разработке решения по отсечению Старопромысловского района в полосе действий штурмового отряда № 1.

Чуть лучше обстояли дела у штурмового отряда № 2. Воспользовавшись вчерашним минимальным успехом и опираясь на плацдарм в виде захваченной двухэтажки и строения под условным наименованием “комплекс”, штурмовые группы 1 — го батальона софринской бригады при поддержке одной из рот 3-го батальона и огневой группы, расположенной на занятой 17 января высоте 206,4, к 17 часам сумели захватить еще одно важное в тактическом отношении здание — “зигзаг-1”. При этом в бою ранения получили только четверо военнослужащих. Но, к сожалению, среди них оказался командир батальона капитан Тарас Малашкевич. Его место занял командир 1-й мотострелковой роты капитан Александр Ковалев.

Генерал Булгаков пробыл на КНП 21-й бригады до вечера и в целом был удовлетворен действиями штурмовых отрядов, несмотря на незначительный успех в их продвижении вперед. Работая рядом с командованием бригады в течение дня, он не мог не оценить тех усилий и того мужества, которые проявляли солдаты и офицеры, стараясь при таких неблагоприятных обстоятельствах выполнить задачу, фактически иди грудью на долговременные огневые точки боевиков.

Объективный анализ происходящего на этом участке штурма заставлял пересмотреть подходы к дальнейшему продвижению. Спланированный штабом группировки особого района темп наступления на деле оказался на порядок меньшим. Но другого и быть не могло: двигаться вперед здесь, в Заводском районе, возможно было, лишь захватывая каждое последующее здание и выбивая оттуда бандитов. На это, как показали двое суток операции, у штурмовых отрядов уходил весь световой день. Обойти же опорные пункты боевиков, оставив их позади штурмовых групп для последующей зачистки, было невозможно: и из-за отсутствия необходимых сил, и из-за угрозы тылу и флангам наступающих подразделений. А такая угроза была вполне реальна: в течение 18 января кочующие группы боевиков вдруг появились в уже очищенной полосе действий 1 — го штурмового отряда у высоты 206,4 и обстреляли находящиеся там подразделения 3-го батальона. Атака была отбита, а командир бригады вынужден был выставить заслоны из состава разведроты для предотвращения подобных прорывов в тыл штурмовым отрядам на этом направлении.

Покидая КНП бригады, Булгаков тем не менее не принял никаких дополнительных решений, призванных активизировать дальнейшее продвижение на этом направлении. Хотя не мог не видеть, что объективно ситуация здесь, особенно в районе стадиона, складывается отнюдь не так, как это представлял себе его штаб еще двое суток назад, разрабатывая решение на ведение штурмовых действий в Заводском районе.

19 и 20 января характер боевых действий в полосе наступления 2-го и 3-го штурмовых отрядов практически не изменился. Батальоны бригады отчаянно бились за то, чтобы занять хотя бы одно-два здания. 19 января удалось привлечь к огневой подготовке атаки приданные софринцам 6 танков 93-го механизированного полка, 4 БМП-2 и 4 расчета ЗУ-23-2. После общего огневого налета они прямой наводкой по заявкам командиров штурмовых групп обрабатывали конкретные объекты в глубине обороны, чтобы обеспечить бросок 2-го и 3-го батальонов вперед.

Кроме этого командир бригады настойчиво искал новые пути решения поставленной задачи, пытался за счет перераспределения и без того ограниченных сил каким-то образом переломить ситуацию в свою пользу. Вот почему уже 19 января для активизации действий и наращивания усилий в полосе наступления бригады он был вынужден привлечь к штурмовым действиям подразделения 3-го батальона, в задачу которого ранее входило прикрытие тыла штурмовых отрядов, зачистка освобожденной территории, выставление совместно с подразделениями СОБР и ОМОН заслонов и блокпостов. По этой же причине была организована попытка перейти к ночным действиям. Однако из-за отсутствия приборов ночного видения и крайней измотанности личного состава она оказалась безуспешной и каких-либо существенных результатов не принесла. Окончательно убедившись в том, что 2-му батальону не удастся продвинуться вперед из-за того, что он уткнулся в мощнейший укрепленный опорный пункт боевиков в районе стадиона и гостиницы, комбриг принял решение о перегруппировке сил. Позиции перед стадионом в нескольких захваченных ранее зданиях и гаражах передавались подразделениям 3-го батальона для их надежного удержания и прикрытия левого фланга наступающих штурмовых отрядов. А 2- й батальон, в свою очередь, переводился на правый фланг наступления в район высоты 206,4 и поселка Подгорный-2. Как показали дальнейшие события, это было верное решение. Кстати, его спустя некоторое время утвердил и командующий группировкой особого района, не преминув в связи с этим в очередной раз в жесткой форме потребовать активизации действий, призывая софринцев идти вперед. Только вперед!

19 января на КНП бригады прибыл главнокомандующий внутренними войсками генерал-полковник Вячеслав Овчинников. Последние несколько дней он работал на позициях 22-й бригады оперативного назначения в северной группировке, которая столкнулась с, казалось бы, непреодолимым препятствием в виде комплекса консервного и молочного заводов, удерживаемого боевиками. Но там гордиев узел все же был разрублен. Решение было найдено, и заводы пали. Как раз 19 января они окончательно перешли в руки федеральных войск. Вот и на западном направлении ему важно было на месте, в боевых порядках, увидеть воочию, что происходит на самом деле, понять причины, препятствующие более скорому выполнению софринцами поставленной задачи. Тем более что тревога по этому поводу явственно звучала из уст многих высоких начальников как в оперативном штабе особого района, так и в Объединенной группировке войск (сил). Не особо разбираясь в обстоятельствах, отдельные горячие головы говорили всякое…

Бои были настолько ожесточенными, что здания нередко в течение дня переходили из рук в руки. Именно так произошло 19 января, когда 7-я рота 3- го батальона броском сумела захватить двухэтажное кафе практически без единого выстрела. Этот успех был очень важен в тех обстоятельствах: рота таким образом надежно прикрывала фланг соседней штурмовой группы, которой предстояло овладеть двухэтажным зданием неподалеку. Однако спустя короткое время боевики пришли в себя и, сумев сосредоточить массированный огонь по кафе, которое из-за своих широких окон простреливалось насквозь и не давало возможности бойцам укрыться за его стенами, выбили из него штурмовую группу 7-й мотострелковой роты. Способствовали этому кроме всего прочего и траншеи, которые были прорыты прямо к стенам кафе, позволяя боевикам скрытно подойти к зданию на расстояние броска гранаты. В ходе боя погиб замкомвзвода старший сержант Николай Кураков. Этот скоротечный бой в итоге не позволил 2-му батальону захватить двухэтажное здание: бойцы попросту не успели добежать до него, оказались прижаты к земле сильным огнем противника и были вынувдены отойти на прежние позиции.

Однако 1-й батальон, новым командиром которого был назначен капитан Александр Ковалев, сумел к исходу 19 января овладеть объектом под условным наименованием “хвост”. Ковалев уверенно руководил действиями штурмовых групп, которые, применяя реактивные пехотные огнеметы, ручные осколочные гранаты и термобалические выстрелы к РПГ-7, с минимальными потерями выбили боевиков из здания.

На следующий день 1-й батальон продолжил развивать свой успех на широком фронте. К вечеру его штурмовые группы при активной поддержке огня 82-мм минометов, не раз подтвердивших славу наиболее эффективного оружия для боя именно в городских условиях, которые отсекали приближающиеся резервы боевиков, мешали им через дворы подвозить боеприпасы, захватили три здания. 2-й батальон поддержал своих товарищей и также занял одну из построек.

Таким образом, к исходу 20 января штурмовые отряды 21 оброн создали плацдарм для развития наступательных действий в своей полосе. Теперь можно было для огневой поддержки заводить сюда танки, БМП, САУ, обеспечивая их безопасность, и маневрировать штурмовыми группами.

Но истекшие двое суток оказались отмечены не только более организованными действиями штурмовых отрядов (в особенности 2-го) и достигнутым локальным успехом. Потери, понесенные бригадой, были весьма существенны и вызывали у комбрига вполне обоснованную тревогу за их восполнение. Резервов не было. За эти два дня в батальонах погибло 7 и было ранено более 20 человек (среди них офицер — командир 5-й роты старший лейтенант Александр Лугинин).

Численность личного состава в боевых порядках штурмовых отрядов № 2 и № 3, несмотря на их внушительное наименование в документах, была явно недостаточна для ведения атакующих действий в городе. Из-за этого перед софринцами стояла сложнейшая задача — наступать и при этом не дать боевикам втянуть штурмовые группы в огневые мешки, в засады, не дать разорвать боевой порядок. Фронт наступления оказался растянут. При этом кроме захвата необходимо было и удержать занятую территорию, оградить действия атакующих с фланга и с тыла. На все это людей катастрофически не хватало. Действовали тем, что имелось в наличии. Необходимого для прорыва обороны бандитов численного перевеса на ограниченном участке фронта не было, поэтому продвижение было крайне медленным и осторожным — от здания к зданию.

Сергей Грищенко:

“Когда перечисляешь все эти силы и средства, то вроде бы кажется, что их много. А начинаешь вникать — все не так. Поясню свою мысль. Технику в штурновых отрядах не использовали. Значит, от исходной численности отнимаем механиков и наводчиков. Техника только подвозила боеприпасы, эвакуировала раненых. Далее — минус ремонтная рота, рота материально-технического обеспечения, комендантская рота. Да еще и потери почти ежедневные в наступающих группах. Вот и получалось, что на переднем крае — сто с лишним человек — это и есть весь батальон, весь ударный кулак штурмового отряда. Всего на западном направлении из состава софринской бригады действовало три батальона. Два штурмовали кварталы Заводского района, а один закреплял территорию, выставлял блокпосты. Вот и получалось, что непосредственно бились с боевиками человек триста. Эти ребята шли и штурмовали пятиэтажки, укрепрайон вокруг стадиона.

Фоменко (командир 21-й бригады ВВ. — Авт) технику в город не посылал. Армейские танки сверху на холме стояли, в Грозный не входили. Били по домам прямо оттуда, да и то редко. Неэффективно. А наши танки чуть в город въедут — и сразу обратно, все мешками с песком обвешанные, ящиками. Мы смеемся: это наша “активная броня”. Через пушку прицелятся. Известно же, какая во внутренних войсках техника тогда была, какой износ — все время в боях. Бабахнут — и назад”.

Штаб группировки особого района не переставал требовать увеличить темп продвижения. И эти все более жесткие установки все меньше сочетались с реальным положением дел. Это было тем более непонятно, что генерал-лейтенант Булгаков, находясь в первые два дня на КП западной группировки и на КП софринской бригады, мог лично оценить и условия местности — крайне неблагоприятные, в которых действовали штурмовые отряды, и прочность обороны боевиков. Кстати, вспоминая несколькими годами позже события грозненской спецоперации, Владимир Булгаков отмечал силу сопротивления бандгрупп, при этом особенно поминая именно Заводской район Грозного:

“Дома были превращены в опорные пункты. Стены армированы изнутри бетоном. От дома к дому тянулись ходы сообщения, причем настолько скрытые, что обнаружить их можно было, только свалившись в них. Заводской район, промзоны, были вообще превращены в крепости. На вооружении боевиков был огромный арсенал самого современного оружия…”[51].

Однако в тех условиях, спустя четыре дня после начала штурма, он был неудовлетворен медленным продвижением 21-й бригады. Ежедневные потери, невозможность их восполнения, запредельная усталость солдат и офицеров, действовавших под постоянным огневым воздействием противника в условиях январского пронизывающего холода, отсутствие времени на нормальный отдых и горячую пишу в расчет снова, как и в начале всей спецоперации, не брались. Кроме того, в полосе штурмовых действий бригады уже были выявлены объекты, требующие разрушения авиационными ударами, ракетными войсками и тяжелой артиллерией: стадион, так называемые “гостиница”, “форт”, “близнецы”, “клюшка”, “дворец” и другие. Удары по ним артиллерии западной группировки особого района г. Грозный оказывались неэффективными: 122-мм снарядом или 120-мм миной не удавалось пробить толстые кирпичные стены или железобетонные перекрытия, под которыми укрывались боевики, пережидая огневой налет. Командиры штурмовых группп все же старались действовать осторожно, помня трагические события 29 декабря, не допускать образования брешей между наступающими подразделениями.

Однако в складывающейся обстановке чрезмерная осторожность командиров штурмовых отрядов, видимо, считали в оперативном штабе группировки войск особого района г. Грозный, шла вразрез с разработанным планом операции. Темп наступления, по мнению штаба группировки, на западном участке был недостаточен, низок, не позволял в стремительном броске рассечь группировку боевиков. Судя по всему, большие надежды он возлагал на действия штурмового отряда № 1, призванного отрезать Старопромысловский район от города, что позволило бы командующему перегруппировать силы и активизировать действия уже на других направлениях. Но первый штурмовой отряд, наступая по улице Коперника, к 13 часам 17 января также практически полностью остановился на северо-западной окраине Грозного.

Опасной выглядела, видимо, считали в штабе группировки особого района, ситуация, когда на одних направлениях войска продвигались вглубь города, а на других оставались на месте или вообще вынуждены были отойти на прежние позиции. На том же западном и отчасти северном направлениях стремительно меняющаяся обстановка, в которой протекали боевые действия, ломала первоначальный замысел.

Медленно и с трудом продвигаясь в первые дни, в последующем софринцы смогли наверстать упущенное и выполнить все поставленные задачи с минимальными потерями в личном составе…

Крайнюю нервозность в командах, отдаваемых с КП группировки особого района г. Грозный, отмечали в те дни многие командиры подразделений. Не всегда объективный анализ ситуации не позволял внести эффективные изменения в действия завязших в грозненских кварталах штурмовых групп. Хотя нельзя не учитывать и то, что на подобные действия командования группировки влияла огромная ответственность за результат всей операции. Не стоит при этом сбрасывать со счетов и политический фактор. Ведь осада Грозного шла уже три недели, и уверенный оптимизм в оценке операции со стороны политического руководства, российской общественности мог вполне обоснованно смениться разочарованием, при условии затягивания решения "грозненской” проблемы. В такой ситуации овладение Грозным стало поистине моментом истины всей дагестано-чеченской кампании. Наверное, это понимали и в штабе группировки, воинские части которой штурмовали в те январские дни чеченскую столицу. Наверное, это предельно ясно осознавал и глава государства, к которому шли доклады о ходе всей операции.

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

Интернет-издание “Лента”. 18 января 2000 года

“Российские войска установили во вторник контроль над рядом важнейших объектов в Грозном.

Как сообщает Агентство военных новостей со ссылкой на оперативную группу внутренних войск при штабе Объединенной группировки, <…> подразделения внутренних войск и ОМОНа начали прочесывать консервный завод, откуда примерно к полудню были выбиты боевики.

Кроме того, российские подразделения, продвигаясь к площади Минутка, освободили поселок Пригородный, 15-й военный городок и больницу, передает РИА “Новости” со ссылкой на пресс-службу Министерства обороны России.

<…>

Вообще же, по плану командования федеральных войск, на завершение операции по освобождению Грозного от боевиков отведено двое суток, сообщил АВН высокопоставленный источник в штабе Объединенной группировки.

По его словам, войска, несмотря на ожесточенное сопротивление боевиков, успешно продвигаются на всех направлениях и уже пробились в центр города. Боевики несут большие потери. Есть потери и со стороны федеральных сил”.

На севере на втором этапе спецоперации в Грозном штурмовому отряду 22-й бригады была поставлена задача по овладению автомобильным мостом через Сунжу. Однако из-за недостаточной огневой поддержки атаки и сильного противодействия со стороны боевиков выполнить ее не удалось. Кроме этого оставалась и не менее важная цель: комплекс консервного и молочного заводов, без овладения которыми дальнейшее продвижение на этом направлении было невозможным. Заводы нужно было взять во что бы то ни стало. Чтобы переломить ситуацию в максимально сжатые сроки, генерал-лейтенант В.Булгаков принял решение о вводе в состав северной группировки в качестве штурмового отряда подразделений 242-го мотострелкового полка Министерства обороны. Руководство действиями войск на данном направлении по-прежнему возлагалось на полковника Игоря Груднова.

17 января на позиции, занимаемые 22-й бригадой внутренних войск, прибыли подразделения 8-й бригады оперативного назначения, совершившие практически за сутки марш из североосетинского поселка Чермен в Грозный. Причем до этого в течение месяца бригада находилась в Черкесске, где обеспечивала правопорядок после того, как в столице Карачаево-Черкесии вспыхнули беспорядки в связи со сменой президента республики, проигравшего выборы. Вот уж действительно из огня дн в полымя: многие офицеры и солдаты бригады таким вот образом, не возвращаясь н пункт постоянной дислокации, из одной боевой командировки попали в другую. В Грозном им предстояло сменить измотанные и сильно поредевшие из-за понесенных потерь и увольнения значительного числа солдат и сержантов в запас роты калачевской бригады. Но на первых порах нальчикцам предстояло провести перегруппировку, так сказать, осмотреться, врасти в обстановку. Прояснять ситуацию им помогал сам главнокомандующий внутренними войсками генерал-полковник Вячеслав Овчинников, работающий в те дни в группировке особого района г. Грозный. Первое, на что он обратил внимание вновь прибывших солдат и офицеров, это проведение антиснайперских мероприятий. Позиции внутренних войск перед молочным и консервным заводами простреливались снайперами боевиков постоянно, именно от их огня практически ежедневно были потери.

Боевики, контролирующие с высоты корпусов заводов всю близлежащую территорию, сумели сковать здесь силы наступающих подразделений внутренних войск и Минобороны.

Вячеслав Овчинников, в 1999–2000 гг. главнокомандующий внутренними войсками МВД России:

“В те дни в каком-то полуразрушенном здании я инструктировал вновь прибывших на смену 22-й бригаде офицеров 8-й бригады оперативного назначения. Дело было в одной из комнат, более-менее сохранившейся. Сам я стоял спиной к окну и очень подробно остановился на противоснайперских мероприятиях, которые в этом районе нужно было проводить регулярно. Снайперы здесь действительно просто одолевали. Засевшие в корпусах консервного и молочного заводов, они простреливали всю территорию в округе. Я прямо говорил офицерам: если только удастся засечь место, откуда произошел выстрел, моментально подавлять его выстрелом из гранатомета, БМП, танка. Не жалеть боеприпасов. Полковник Груднов попросил меня отойти от окна, и как только я сделал пару шагов в сторону — в этот же самый момент в окно влетела пуля и ударилась в стену напротив того места, где я только что стоял. На мгновение все замерли. Я же, уж не знаю как, в этот момент собрался и, видимо, в шоковом состоянии, очень спокойно прокомментировал ситуацию: мол, видите, это то, о чем я вам только что говорил. И только потом у меня по всему телу прошла дрожь. Ведь это мог быть мой последний инструктаж в жизни. Офицеры спрашивали: вы что, товарищ главнокомандующий, это специально подстроили? Я не знал, что им ответить…”

Чтобы положить конец этому снайперскому террору со стороны боевиков, генерал-лейтенант Владимир Булгаков направил в северную группировку антиснайперское подразделение группы “Вымпел” ФСБ России. Спецназовцы действовали абсолютно автономно, не привлекая к себе особого внимания, однако уже через несколько дней обстановка здесь существенно нормализовалась. Бандиты быстро поняли, что против них действуют профессионалы экстра-класса, и уже сами не знали, как укрыться от безжалостного и неумолимого снайперского огня “вымпеловцев”.

В лоб идти на корпуса было бессмысленно — потерь не оберешься. И Груднов в сложнейших условиях все же нашел верное решение.

Мощный ударный кулак из военнослужащих 242-го мотострелкового полка 20-й дивизии Северо-Кавказского военного округа и 22-й бригады оперативного назначения внутренних войск 19 января, совершив обходной маневр, при активной поддержке танков и артиллерии выбил бандитов из заводского комплекса. Крепости боевиков пали. Бой шел двое суток. Боевики держались зубами за свои позиции, понимая, что, потеряв их, существенно ослабят свои возможности по дальнейшему сопротивлению на северном направлении.

То, что территория заводов представляет собой мощнейший оборонительный район, удалось увидеть после овладения ею. На территории комплекса находилось несколько бомбоубежищ, где боевики укрывались от ударов артиллерии и танков. Везде были прорыты окопы, ходы сообщения, многие подходы к зданиям заминированы. Забежим несколько вперед и отметим, что даже после овладения комплексом заводов саперы в течение нескольких дней проводили разминирование зданий и территории, буквально нашпигованных взрывчаткой. Так, 22 января при проведении инженерной разведки в административном здании молочного завода было обнаружено около 180 килограммов пластита (от неразорвавшегося заряда УР-77), из которого были подготовлены заряды под несущие конструкции здания и опоры перекрытий; на огневой позиции в том же здании лежал матрац, забитый пластитом, имелись три линии управления взрывными устройствами — строение было подготовлено к подрыву при занятии его подразделениями федеральных войск; перед самим зданием большинство огневых позиций также были заминированы.

Такой укрепрайон без мощной артиллерийской поддержки взять было нереально. Для надежного поражения бандитов в их укрытиях требовалось применить крупнокалиберные мощные боеприпасы. Булгаков дал добро на ведение огня из 240-мм самоходных минометов “Тюльпан”, использующих в том числе и корректируемые высокоточные мины “Смельчак” с лазерной подсветкой. С их помощью удалось уничтожить бомбоубежище. Прямым попаданием двух мин бетонные перекрытия были пробиты, более 30 боевиков уничтожены. Также существенную роль в поддержке атакующих подразделений сыграли тяжелые огнеметные системы “Буратино” и 152-мм самоходные артиллерийские установки “Мета”.

Овладев важнейшим стратегическим узлом обороны боевиков на севере Грозного, подсчитали: огнем уничтожено 6 дотов, подавлено 32 огневые точки, у боевиков убитых и раненых — около двухсот человек. А 23 боевика, не выдержав напора штурмовых групп, сдались в плен. Но и для самих штурмующих бой оказался нелегким. Успешные поначалу действия мотострелков 242-го полка в итоге привели к потере двух танков, которые были подбиты боевиками. Армейцы, находящиеся на острие атаки, также потеряли в бою 17 человек убитыми, многие получили ранения.

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

Интернет-издание “Лента". 20 января 2000 года

"По данным ИТАР-ТАСС, полученным в пресс-центре Объединенной группировки войск на Северном Кавказе, минувшей ночью федеральные силы взяли под контроль городской профилакторий. А ранее — в среду в течение дня — они полностью овладели молочным и консервным заводами, а также железнодорожным депо.

Как сообщил заместитель начальника штаба группировки генерал-майор Вадим Тимченко, два завода, которые расположены рядом друг с другом, взяты с минимальными для федеральных сил потерями…

По его словам, в Грозном применяются самые современные виды оружия. Дело в том, что каждый дом в городе превращен боевиками в Многослойную крепость”. Первые этажи практически каждого жилого корпуса представляют собой хорошо оборудованный дот, в котором находятся снайперы бандитов. Именно они, отметил генерал, являются главной угрозой для российских военных.

Командующий группировкой внутренних войск МВД России полковник Игорь Трудный (так в источнике. — Авт.) подтвердил, что обороняющиеся боевики находятся в хорошо укрепленных бункерах. По его словам, помимо автоматического оружия, у них имеются минометы, гранатометы, противотанковые управляемые ракеты и другое оружие.

В пресс-службе Министерства обороны РИА “Новости” уточнили, что за минувшие сутки уничтожено около 80 бандитов, одна база их дислокации и 5 опорных пунктов.

В штабе Объединенной группировки также отметили, что из-за интенсивности боевых действий сократилось число мирных жителей, покидающих Грозный. Так, за минувшие сутки из города вышли лишь 59 человек. А за эту неделю город покинули более 300 местных жителей. Всего с начала контртеррористической операции в Чечне из Грозного вышли 7,8 тысячи мирных жителей, сообщили в штабе”.

Потеря заводов существенно ослабила возможность боевиков перегруппировывать свои силы, проводить замену обороняющихся групп, снабжать их боеприпасами, особенно в северной и северо-западной частях города. Также это открывало дорогу войскам северной группировки для дальнейших успешных действий в Ленинском районе города и последующего захвата плацдарма по берегам Сунжи, продвижения к центру чеченской столицы. Именно эти задачи решались на втором этапе спецоперации, в ходе которого армейские части принимали более активное участие в штурме Грозного.

В дальнейшем комплекс консервного и молочного заводов стал базовым местом расположения частей внутренних войск на северном направлении штурма.

20 января подразделения 22-й бригады были окончательно заменены на своих позициях ротами 8-й бригады оперативного назначения внутренних войск. Калачёвцы действовали на заключительном этапе спецоперации во втором эшелоне штурмовых отрядов. Занимались перегруппировкой и восстановлением боеспособности. Из района проведения спецоперации 22-я бригада выведена не была, правда, находящиеся на передовой подразделения ввиду их малочисленности после увольнения значительного числа солдат и сержантов по призыву, выслуживших к тому времени установленные сроки, были переформированы: из двух батальонов создали один — сводный, военнослужащие которого честно сражалась до самого окончания штурма.

После овладения консервным заводом решением командующего группировкой северного направления подразделения 242-го мотострелкового полка, сыгравшие основную роль в штурме, должны были быть заменены на только что занятых позициях свежими ротами 8-й бригады оперативного назначения внутренних войск. Учитывая необстрелянность подразделений 8-й бригады, штаб группировки принял решение усилить каждое отделение нальчикцев для придания им уверенности в действиях двумя омоновцами. 242-му полку предстояло восстановить боеспособность и готовиться к последующим операциям.

Утром 20 января для проведения рекогносцировки на консервный завод прибыла группа офицеров, в состав которой входили полковник Игорь Груднов и заместитель командира 20-й мотострелковой дивизии полковник Сергей Чепусов. Спустя некоторое время, завершив изучение местности и поставив подразделениям необходимые задачи, офицерам пришлось перебежать по простреливаемой дороге на молочный завод. Он к тому времени полностью еще не был взят, так как боевиками удерживалось последнее здание, овладеть которым пытались подразделения 242 мсп и бойцы красноярского ОМОН. Груднов и Чепусов немедленно включились в управление боем. К 16.00 часам молочный завод был окончательно освобожден от бандитов.

Роты 8-й бригады внутренних войск к вечеру полностью сменили подразделения 242-го полка на консервном и молочном заводах.

21 января на связь со штабом северной группировки по радиостанции вышел командир 8-й бригады оперативного назначения и доложил, что в двадцати метрах от позиций на консервном заводе чеченский снайпер ранил двух женщин-чеченок, которые шли к солдатам, наверное, попросить хлеба и воды. Командир спрашивал, что делать в такой ситуации.

Вспоминает Игорь Груднов, в 1999–2000 гг. командующий группировкой войск особого района г. Грозный на северном направлении:

“Тот случай врезался в память. Мне лишний раз пришлось убедиться в патологической жестокости бандитов. Я, помню, ответил командиру бригады, что мы не звери и женщин надо вытаскивать. Снайпер, кстати, скорее всего, рассчитывал именно на такую нашу реакцию, поэтому этих двух пожилых женщин он хотел использовать в качестве приманки. Но его замысел не удался. Бойцы 8-й бригады сработали профессионально: задымили местность, затем вперед выдвинулась БМП, а под ее прикрытием быстро побежали бойцы, которые вынесли раненых женщин. Потерь с нашей стороны не было, несмотря на то, что боевики вели интенсивный огонь. У одной из женщин был перебит позвоночник, и она скончалась по дороге в станииу Червленная, где находился медицинский отряд специального назначения, у другой оказались перебиты лодыжки, ей пришлось ампутировать ступни обеих ног. Подобная ситуация повторилась неделей позже в промышленном районе — так называемой “сувенирке”, где бойцы 8-й бригады снова оказались на высоте, успев спасти из-под огня боевиков местных жителей”.

Не менее важным в тактическом отношении был автомобильный мост через Сунжу, который выводил на крупную магистральную улицу — Жуковского и делил правобережные кварталы Ленинского района на две почти равные части. Контроль над мостом и прилегающей к нему территорией пока находился у боевиков. Войска северной группировки, действуя с 26 декабря на левом берегу Сунжи вдоль Петропавловского шоссе и в промышленной зоне на окраине Грозного, не имели возможности развить свое наступление, переправившись на правый берег. Захват моста и плацдарма вокруг него на правом берегу Сунжи был одним из важных условий дальнейшего выполнения задачи по уничтожению бандгрупп в Ленинском районе города.

Штурмовой отряд, состоящий из подразделений 242-го полка, выполнив задачу по овладению комплексом консервного и молочного заводов, спустя четыре дня — 24 января — предпринял попытку, так сказать, на волне успеха захватить мост через Сунжу (его длина около 150 и ширина 10 метров) и прилегающий к нему участок местности. Через реку перейдя под покровом ночи успели переправиться только два взвода, они сразу вступили в бой на улице Жуковского. И поплатились: боевики обрушили на него шквальный огонь. Артиллерийский удар, призванный поддержать атакующих, оказался крайне неудачным: из-за неверной привязки орудий к местности он принес больше вреда штурмовым подразделениям, нежели бандитам — их боевые порядки остались практически нетронутыми. У армейцев же появились потери, а шестеро раненых бойцов остались лежать на мосту. Все попытки их сослуживцев вытащить истекающих кровью солдат натыкались на яростное сопротивление боевиков. Ситуация складывалась критическая.

Дмитрий Касперовскнй, в 1999–2000 гг. командир батальона 242-го мотострелкового полка:

“Нам там сказали, что все нормально, боевиков мало, разведка впереди, огонь артиллерии подготовлен. А потом… Командиру взвода — Героя России бы дать этому парню надо было. Он четыре часа прикрывал, лежа на мосту, отход раненых, обложился трупами, солдаты отходили, вел огонь, по нему вели огонь, и он вел. Потом у него ноги отказали. На нервной почве”.

Вспоминает Игорь Груднов:

“Когда армейцы из 242-го полка бросились в бой на улице Жуковского, я находился в 8-й бригаде оперативного назначения, где доводил порядок предстоящих действий по захвату промышленных объектов в районе “сувенирки”. В 11.00 часов по радиостанции на меня вышел генерал-лейтенант В. Булгаков и поставил задачу выдвинуться в район консервного завода, чтобы разобраться в складывающейся там ситуации. Из тех докладов, что шли по радиостанции с места событий, понять было ничего невозможно. Какая-то каша. Что там случилось? Какие потери? Почему атака захлебнулась? Генерал Булгаков, судя по всему, тоже остался крайне недоволен полученной информацией, а главное, не мог себе ясно представить картину произошедшего.

Я немедленно отправился на плацдарм у моста через Сунжу вместе с командиром 255 мсп полковником Валерием Рыбаковым. С высоты командного пункта на кирпичном заводе нам предстала следующая картина. Прямо на мосту через Сунжу — на открытом пространстве, истекая кровью, лежали шесть бойцов без признаков жизни. Атака там полностью захлебнулась. Встретил командира 242-го полка, люди которого попали под обстрел. Общение мое с ним было недолгим — командир был откровенно растерян, а главное, что мне не понравилось в его докладе, это какое-то чувство безысходности. Я спросил его прямо: почему не вынесли раненых? Где медицинская БМП для их эвакуации? Внятного ответа не услышал, он ответил, что им, мол, уже ничем не поможешь.

Пришлось взять ситуацию в свои руки. Времени на разговоры-то не было. Я вызвал командира пермского ОМОН и сказал ему, чтобы он немедленно подготовил 12 человек, как раз по два бойца на раненого. Омоновцы быстро собрались, им долго объяснять ничего не пришлось. Бойцы 255-го мотострелкового полка поставили дымовую завесу. И омоновцы буквально на одном дыхании стремительно добежали до лежащих солдат, подхватили их за руки, за ноги и всех вытащили к своим. На все про все ушло несколько минут. Боевики даже опомниться не успели — они, похоже, от такой стремительности и наглости ошалели и только вдогонку пытались стрелять, но было поздно.

Оказалось, что среди эвакуированных один был убит, а остальные пятеро были живы, как я и предполагал, не подавали признаков жизни, потому что просто замерзли”.

Таким образом, взять под контроль мост и закрепиться на правом берегу Сунжи не удалось. Операцию пришлось отменить. Чтобы выправить положение и предотвратить возможный подход резервов бандформирований на этот участок города, командующий группировкой особого района дал команду на начало наступательных действий 1393-му отдельному мотострелковому батальону 205-й мотострелковой бригады и 423-му мотострелковому полку, которые занимали позиции в Старопромысловском районе Грозного и на его окраине, блокируя город с севера. Также по решению генерал-лейтенанта В.Булгакова подразделения 242-го полка, как основа штурмового отряда на северном направлении, были заменены их коллегами из 255-го мотострелкового полка. Именно ему предстояло выполнить важнейшую задачу по захвату плацдарма на противоположном берегу Сунжи. Весь вечер и часть ночи штаб северной группировки и командование полка готовили предстоящую операцию, настраивали людей, проверяли оружие, технику, накапливали боеприпасы и материальные средства.

255-й мотострелковый полк под командованием полковника Валерия Рыбакова — высокоподготовленный сплоченный воинский коллектив — вместе с подразделениями 8-й и 22-й бригад оперативного назначения внутренних войск сыграл значительную роль в прорыве обороны боевиков в городских кварталах на правом берегу Сунжи, дальнейшем успешном продвижении к центру Грозного, уничтожении нескольких крупных бандгрупп в Ленинском районе чеченской столицы.

Отрезанный ломоть

Однако вернемся на западное направление спецоперации. Здесь после гибели генерала Малофеева исполнение его обязанностей было возложено на полковника Сергея Стволова[53] (его штатная должность на то время — заместитель командира 205-й отдельной мотострелковой бригады). В то время как батальоны софринской бригады вели упорные бои в окраинных кварталах Заводского района и в окрестностях стадиона в парке имени Ленина, с трудом продвигаясь вперед, на направлении действий первого штурмового отряда, отсекающего Старопромысловский район, к 20 января наконец наметился успех.

Несмотря на то, что здесь 17 января произошли столь трагические события, они не сказались негативным образом на моральном настрое военнослужащих. Штурмовой отрад № 1 в составе 674 пон и 330 обон с 19 января уверенно продвигался по улице Алтайской, отрезая Старопромысловский район — этот длинный “отросток” Грозного, протянувшийся на несколько километров в направлении с юго-востока на северо-запад. На рубеже улицы 9-я линия в Старых Промыслах с начала января стояли подразделения 205-й отдельной мотострелковой бригады Миноброны, она же должна была полностью заполнить отрезанные штурмовым отрядом № 1 кварталы.

В первые дни отряд встретил ожесточенное сопротивление боевиков. Этому способствовали условия местности — множество нежилых построек, промышленных зданий, железная дорога, выходящая из города. Однако благодаря грамотным действиям командира 674-го полка полковника Сергея Наседко и мужеству военнослужащих штурмового отряда в максимально сжатые сроки Старопромысловский район удалось отсечь от города. Это существенным образом повлияло на общий ход спецоперации в Грозном. Промышленный район, который мог быть использован боевиками для организации сопротивления и выхода во фланги наступающим с других направлений федеральным войскам, напичканный всевозможными укрытиями, инженерными укреплениями, ходами сообщения, перестал быть головной болью для командования группировки. Появлялась реальная возможность сосредоточить силы на других важных направлениях штурма, усиливая давление на все более зажимаемых в тиски боевиков. Это и было сделано.

Андрей Прозов, в 1999–2000 гг. командир взвода войсковой разведки 330-го отдельного батальона оперативного назначения внутренних войск, старший лейтенант:

“Самый тяжелый день, вернее, ночь была с 19 на 20 января. После ожесточенного боя моему взводу несколько часов полряд приходилось вытаскивать с поля боя трупы наших пацанов. Причем прямо под носом у боевиков, которые не прекращали поливать нас огнем. Но мы не оставили ни одного нашего солдата. Потому что знали, что “чехи” делают с нашими ребятами, даже с теми, которые уже мертвы…

Когда начался штурм, к нам в расположение приезжал генерал Булгаков. Нас поразило, насколько жестким был спрос с начальников за своих подчиненных. Персональная ответственность за каждого раненого, не говоря уж об убитых. Может, поэтому мы так долго и трудно шли по Грозному. Боевые действия ведь как строились — город знали плохо, разведданных достоверных о боевиках тоже практически не было. Поэтому мой взвод постоянно был на передке, мы же разведка. Так и действовали — прощупывание, отход назад. На рожон старались не лезть. Чуть что, вызывали артиллерию, вертушки. Те долбили яростно”.

Михаил Коломнин, в 1999–2000 гг. начальник группы по работе с личным составом 330-го отдельного батальона оперативного назначения внутренних войск, капитан:

“Наш батальон прибыл в Чечню еще 16 декабря 1999 года. Сначала проводили зачистку сел, обеспечивали прохождение колонн под Горагорском. А 26 декабря вместе с 21-й софринской бригадой входили в Старые Промыслы. Командир наш всячески старался беречь людей. Действовать мы старались грамотно, осторожно. Но направления, на которых мы наступали, у нас были важные. Там и сопротивление боевиков было соответственным — ожесточенным, подготовленным. Что в Старых Промыслах в декабре 99-го, что потом, когда мы с 17 января наступали вместе с 674-м полком по Алтайской улице, отрезая Старопромысловский район от города. В общей сложности за весь штурм мы потеряли 13 человек погибшими, почти 50 — ранеными. Но держались все как один. За все время ни один солдат из батальона не отказался от выполнения поставленных задач, никто не проявил трусости. Были неумелые — это да. Учили. Но батальон достойно прошел Грозный, хотя действовал на самых трудных участках”.

ХРОНИКА БОЕВ

17 января

1-й батальон 674 пон, 330 обон достигли рубежа: садовый участок, ул. Коперника — 100 м западнее ж/д моста, ул. Бородина, перекресток ул. Бородина и ул. 2-я линия, далее на запад до Т-образного здания.

18 января

330 обон, используя результаты действий штурмового отряда 1-го батальона 674 пон, выставил ротный опорный пункт: группа зданий и высотное здание. 1-й батальон 674 пон на достигнутом рубеже производил перегруппировку сил.

19 января

330 обои в ходе боев вышел на рубеж железнодорожного полотна — переулок Аргунский, ул. Алтайская; 2 мср выставила ротный опорный пункт на улице I-я линия. 1-й батальон 674 пон в ходе боев вышел на рубеж; железнодорожное полотно — мост,

20 января

330 обон, в ходе боев продвигаясь вдоль железнодорожного полотна и ул. Алтайской, был остановлен сильным огнем. 1 бон 674 пон в ходе боев вышел на рубеж по улице Заветы Ильича и занял два Г-образных здания.

21 января

330 обон вел бой на прежнем рубеже. Уничтожено 2 наблюдательных пункта боевиков. 1 бон 674 пон вел бой на рубеже за железной дорогой от ул. 1-я линия до улицы 2-я линия. Уничтожено 3 огневые точки, 5 боевиков.

22 января

330 обон вел бой на прежнем рубеже. К исходу дня провел перегруппировку и сосредоточился за боевыми порядками 21 оброн. В ходе боев уничтожено 6 боевиков. 1-й батальон 674 пон вел бой на рубеже: отм. 151,5 — отм. 150,0, за железнодорожной линией от улицы 1 — я линия до ул. 2-я линия. Уничтожено 3 огневые точки, 5 боевиков. К исходу дня осуществил перегруппировку и сосредоточился в районе действий 33 оброн (восточное направление).

Трудное продвижение

20 января, ближе к вечеру, на КП софринской бригады прибыл новый заместитель генерала Булгакова по внутренним войскам полковник Владимир Манюта, сменивший на этом посту генерала Ивана Ивлева. Командующий направил его для оказания помощи командиру бригады в руководстве действиями штурмовых отрядов. Манюта обладал огромным боевым опытом, имея за плечами участие в боевых действиях в Афганистане, в первой чеченской кампании, на которой он получил тяжелое ранение. Он оставался с софринцами до конца штурма. Являясь, по сути дела, старшим начальником, входя в оперативный штаб группировки особого района, он, тем не менее, в ходе всех последующих дней в большей степени помогал советом и не вмешивался в непосредственную деятельность командира бригады по руководству своими подразделениями. Полковник Манюта сразу включился в работу и уже 20 января принял участие в совещании с офицерами 21 оброн. Одним из основных вопросов на нем был: кем закрывать тылы? 3-й оперативный батальон, предназначенный первоначально для этой задачи, уже находился в боевых порядках, из его рот были сформированы штурмовые группы. Сотрудников ОМОН и СОБР для надежного закрепления освобожденных объектов было явно не достаточно.

21 января боевые действия не принесли существенного результата. Заняв накануне новый рубеж, командиры штурмовых отрядов с рассветом принялись изучать местность впереди. Все это время — почти до полудня работали разведчики, выявляя оборонительную линию боевиков, их узлы сопротивления и опорные пункты, куда они отошли, выбитые из захваченных накануне зданий. Кроме этого им была поставлена задача определить, где находятся соседние подразделения, какие рубежи они достигли накануне, чтобы возникшими между ними брешами не воспользовались бандиты.

Только к обеду стало понятно, в каком направлении действовать дальше, какие сооружения необходимо занять в первоочередном порядке, какие — в дальнейшем.

В ходе боя за здание школы тяжелое ранение получил командир 2-го батальона майор Василий Дзекало. С группой прикрытия он перемещался в пятиэтажке, где практически лоб в лоб столкнулся с такой же группой боевиков, до этого укрывавшихся в стоящем напротив недостроенном коттедже. Боевики, как и софринцы, стремились выбрать удобную позицию для атаки или отсечения с фланга одной из штурмовых групп 21 оброн. Завязался короткий бой. В таких условиях побеждает тот, у кого быстрее реакция и кто точнее стреляет. Группа Дзекало первой открыла огонь, один боевик упал, второй его подхватил, остальные стали стрелять в ответ. Краем глаза майор Дзекало заметил на верхней лестничной площадке еще одну группу: боевики перемещались по зданию параллельно (стены квартир были проломлены), но выше этажом. Резко повернувшись и вскинув автомат, комбат успел дать очередь, но и в него тоже выстрелили. Одна пуля сверху попала в бронежилет, вторая зашла в неприкрытое пространство в плечо. Дзекало сумел выйти на связь и доложил командиру бригады о своем ранении и об обстоятельствах боя, грохот стрельбы которого, переговоры командиров штурмовых групп были хорошо слышны в эфире. Его успели вытащить из-под обстрела, вколоть промедол. После чего от большой кровопотери комбат потерял сознание. Командование батальоном принял на себя его заместитель капитан Вадим Чирикин. Захватить в этот день школу не удалось.

Утром заслон от СОБР на правом фланге 2 бон в двухэтажном здании обнаружил в полутора километрах, на территории нефтеперерабатывающего завода передвигающуюся группу боевиков численностью до 40 человек, другая в это время переходила улицу Химиков, направляясь на нефтеперерабатывающий завод им. Шерипова. Эта территория на правом фланге не входил в полосу действий штурмовых отрядов 21 — й бригады, никем не была занята и представляла просто дыру, по огромной территории которой можно было беспрепятственно скрытно выходить из Грозного и уходить через поселок Кирова и Алхан-Калу по реке Сунже в горы.

Заняв огневые позиции на высоких сооружениях завода, боевики огнем из крупнокалиберного оружия могли держать в напряжении весь правый фланг 2-го батальона и заслоны от СОБР и ОМОН. Для предотвращения атаки боевиков с этой промышленной территории во фланг наступающим подразделениям бригады на огневой позиции был выставлен танк, который стал обстреливать все объекты, откуда могли вести огонь боевики. Это была постоянная, долговременная позиция, на которой в последующем посменно дежурили танки, реагируя прицельным огнем на любое движение на территории завода. Не один боевик был ими уничтожен прямо на огневой точке.

В течение 21 января все штурмовые группы вели разведку боем на своих направлениях, пытаясь найти слабое место в обороне бандгрупп. По всему фронту шла стрельба, везде разведчики натыкались на огневое сопротивление. Особенно активизировался огонь боевиков со стороны стадиона, спортзала, частного сектора и гостиницы. При этом все командиры групп, подводя итоги дня и анализируя обстоятельства дневных боевых действий, в один голос подтверждали, что, по их ощущениям, плотность бандгрупп перед боевыми порядками штурмовых отрядов существенно увеличилась.

Это ощущение вскоре подтвердилось.

Дело состояло в следующем. Батальон 674-го полка оперативного назначения и 330-й отдельный батальон, составлявшие штурмовой отряд № 1, после двухдневного простоя, вызванного гибелью 17 января генерала Малофеева и последующими за этим попытками обнаружить его тело, снова двинулись вперед. При поддержке артиллерии уже 21 января им удалось полностью отсечь Старопромысловский район по улице Алтайская. Видимо, вдохновленные столь скорым успехом одного из шести штурмовых отрядов, штаб группировки особого района, а за ним и ОГВ (с) стали требовать столь же активных действий и на других направлениях. Но ни одно из них не было похоже друг на друга. Каждое требовало индивидуального подхода.

Бандгруппы, выбитые из кварталов Старых Промыслов, перешли на другие направления: кто-то на север, кто-то в район площади Минутка, но судя по всему, основная их масса — на позиции в Заводской район Грозного. Эту перегруппировку сразу почувствовали софринцы. К слову сказать, командир бригады, узнав о том, что 1 — й штурмовой отряд выполнил поставленную задачу, очень рассчитывал на то, что Булгаков передаст в его оперативное подчинение высвободившиеся подразделения 674-го полка и 330-го батальона, которые были нужны ему как воздух. Однако командующий принял другое решение, имея свой, сформировавшийся замысел дальнейших действий в Грозном. 674-й полк он перевел на восточное направление, в помощь штурмовым отрядам 506-го мотострелкового полка. К софринцам был направлен лишь кировский 330-й батальон. Таким образом, 21 оброн усилились пятью БТР-70 и сотней бойцов и офицеров. Хотя бы это снимало проблему прикрытия тыла штурмовых отрядов.

За 5 дней боевых действий (с 17 января) в 21-й бригаде погибли 13 и получили ранения 58 военнослужащих. Всего 71 человек. А так как численность штурмового отряда немногим превышала сотню солдат и офицеров, это были ощутимые потери, которые надо было как-то восполнять, чтобы не утратить боеспособность. При этом в большой степени на нее влияли потери именно командного состава. К 22 января выбыли из строя командиры 1-го батальона капитан Малашкевич и 2-го батальона майор Дзекало, командиры рот старшие лейтенанты Киндулин и Лугинин, командиры взводов старшие лейтенанты Белугин и Редькин, лейтенант Коротков, а также трое заместителей командиров взводов и 14 сержантов. Все с боевым опытом. Равноценную замену им найти не всегда удавалось. А ведь от компетентности командиров во многом зависело и выполнение поставленных задач, и жизни их подчиненных. Проблем добавляло и то, что более 230 военнослужащих в течение последующих нескольких дней должны были быть уволены в запас. И они, зная, что их служба должна закончиться со дня на день, тем не менее, шли в бой, рисковали жизнью, стараясь не уронить честь воюющей бригады.

22 января выдалось морозным и снежным, на КП с раннего утра все забегали в поисках маскхалатов, бинтов для обматывания оружия и теплых рукавиц.

К полудню штурмовые группы 3-го батальона заняли четрыехэтажку. Получасом позже подразделения 1-го батальона овладели еще одним похожим зданием. В нем было обнаружено 12 противотанковых мин. Сам дом был заминирован, а в подвале прятались 14 мужчин. Всех их передали в ОМОН (СОБР) для последующих разбирательств.

2-й батальон попытался выбить боевиков из здания школы. Однако сделать это ему не удалось. Батальон закрепился на занятом рубеже перед школой, поражая огнем выявленные цели внутри здания и вокруг него.

Некоторое облегчение принесло прибытие личного состава на пополнение бригады и смену выслуживших положенные сроки. Всего бортом из Москвы в Моздок было доставлено чуть более 110 солдат и офицеров. Их сопровождал выпускник Академии им. Фрунзе 1999 года подполковник Олег Закупнев, только-только назначенный в бригаду начальником отделения боевой подготовки. Он же сопровождал их из Моздока на КНП бригады на окраине Грозного и представлял новую смену полковнику Фоменко. Именно Закупнева комбриг назначил командиром 2-го батальона. Он быстро сориентировался и достойно командовал батальоном в ходе дальнейших штурмовых действий.

22 января обошлось без погибших. Ранения различной степени тяжести получили 14 военнослужащих. И снова в их числе два командира взвода и шесть сержантов. Как и все дни до этого, на острие штурмовых групп находились именно офицеры и сержанты. Особенно старались беречь вновь прибывших, необстрелянных солдат. Это негласное правило, пожалуй, стало отличительной особенностью ведения боевых действий на всех направлениях штурма. Наибольшие потери при этом понес 3-й батальон: к концу дня их оказалось 7 человек. В какой-то момент убыль младшего командного состава в штурмовых отрядах начала приобретать угрожающий характер: пополнения не было, а оставшиеся офицеры валились с ног от усталости, фактически выполняя обязанности за двух, а то и за четверых своих боевых товарищей. Запредельная нагрузка на них и имеющий боевой опыт сержантский состав возрастала и еще по одной причине: решая проблему замены выслуживших положенные сроки солдат и сержантов, командир бригады принял решение о выводе их с переднего края, где каждый час был сопряжен с риском для жизни, и назначении в состав подразделений второго эшелона, закрепляющих освобожденную территорию и прикрывающих тыл и фланги наступающих подразделений. Находясь в заслонах и на блокпостах, они дожидались замены. Что ж, это правило, помнится, еще свято выполнялось в Афганистане: дембелей на боевые старались не посылать.

23 января было отмечено попыткой смены тактики действий штурмовых групп.

Понимая, что по-другому темп продвижения увеличить никак не удастся, командир бригады принял решение о том, чтобы батальоны перестали штурмовать отдельные объекты и начали наступать вдоль улиц, обходя по возможности узлы сопротивления. Появление в группировке 21-й бригады 330- го батальона сделало возможным этот маневр. Именно на кировчан была возложена задача по выставлению заслонов. Они усиливались БТРами и группами СОБР или ОМОН. Это обеспечивало необходимую устойчивость такого заслона и не давало бандгруппам свободно маневрировать, обходя штурмовые группы бригады.

С половины одиннадцатого, когда, наконец, рассеялся туман и видимость стала более-менее приемлемой, 2-й батальон начал свое движение по улице Ермоловская. Спустя два часа после перегруппировки движение вперед по улице Крекинговая начали штурмовые группы 1 — го батальона, а практически одновременно с ними по улице Абульяна — и 3-го батальона оперативного назначения. Все группы при продвижении вглубь кварталов подверглись с флангов яростному обстрелу боевиков и вынуждены были вступить в бой. Те поначалу, видимо, ожидали повторения вчерашних действий, когда софринцы штурмовали здания. Однако здесь этого не произошло, и боевики, оправившись от неожиданной смены тактики штурмовых отрядов, открыли по ним огонь. Пока батальоны софринцев двигались вперед, подразделения 330 обон и группы ОМОН и СОБР проводили зачистку квартала, оставшегося позади штурмовых отрядов, в этом им помогала и разведрота 21 оброн.

На КП бригады в этот день снова находился генерал-лейтенант Владимир Булгаков. Вместе с ним приехал и командующий группировкой внутренних войск генерал-лейтенант Михаил Паньков. Булгаков волевым усилием старался переломить ситуацию здесь, на западном направлении, видимо, держа в поле зрения в качестве примера успешное отсечение первым штурмовым отрядом Старопромысловского района сутками раньше. Булгаков активно руководил действиями группировки западного направления, казалось, сама атмосфера, царившая на КП, была наэлектризована до предела. Особенно напряженной она стала, когда батальоны прекратили движение, вступив в бой с бандгруппами. Командующий требовал во что бы то ни стало идти вперед и держать темп. В таких условиях командиру бригады стоило больших усилий сохранять хладнокровие и продолжать с трезвой головой командовать батальонами. Генерал Паньков, находившийся все это время рядом с Булгаковым, также очень переживал по поводу разворачивающихся событий, но сдерживал себя, при этом очень внимательно расспрашивал комбрига о каждом штурмовом отряде, ища способ воздействия на командиров и войска для более эффективных действий.

В 13.40 поступил доклад о том, что в ходе боя ранен командир 3-го батальона капитан Геннадий Гредычан. Командование взял на себя начальник штаба батальона майор Игорь Лобастов, самостоятельный, выдержанный и опытный офицер, способный на должном уровне организовать боевые действия штурмовых групп.

Ранение третьего командира батальона за семь дней (начиная с 17 января) боевых действий произвело впечатление и на генерала Булгакова. Выслушав комбрига, который доложил ему об общих потерях бригады с начала всей спецоперации, а также о ситуации с увольняемыми в запас военнослужащими, командующий уже в более спокойном состоянии наблюдал за развитием событий и спустя некоторое время покинул КП, отправившись на другое направление штурма города.

На КП остался генерал Паньков. Он хорошо понимал все проблемы, с которыми столкнулись софринцы, тем более что во многом они были аналогичны тем трудностям, которые испытывали практически все воинские части внутренних войск, да и Российской армии, участвующие в спецоперации в Грозном. Везде не хватало людей, везде глубина боевого порядка штурмовых отрядов была недостаточна, везде необходимо было в срочном порядке решать вопрос с увольняемыми в запас и прочее, прочее.

Вспоминает Геннадий Фоменко:

“Разобравшись с обстановкой на КП бригады, генерал Паньков поинтересовался, какие мои дальнейшие планы. Я ответил: “Выдвигаюсь на ПКП бригады на высоту 206,4 и оттуда управляю боем”. “Я с тобой”, — сказал командующий. Я попытался объяснить, что это не так близко, два километра вниз под горку, да ещё по снегу, и небезопасно. “Я же сказал, с тобой”, — отрезал командующий.

По пути движения по склонам высоты 234,1 я показал огневые позиции двух батарей САУ и танковой роты 276 мсп, которые семь дней стояли, не меняя своего положения. Бригада ушла далеко в населенный пункт. Ей огневая поддержка нужна в боевых порядках, а командование группировки на это разрешение не даёт. КПД этих огневых средств, прямо скажем, нулевой. Зря расходуют снаряды. “А где твои минометные батареи?” — спросил командующий. Я указал направления, где находились их огневые позиции, и сказал, что запас по дальности стрельбы ещё 3 километра. Но мы предусмотрели их перемещение вперед, когда возникнет необходимость.

“А где танковая рота 93-го мехполка?” — вновь поинтересовался генерал Паньков. Я пояснил, что танки применяются как кочующие огневые средства. Осталось боеспособных шесть Т-62. Один танк постоянно находится на горе Лысая, там, где ПКП. Два танка по заявкам командиров штурмовых отрядов выходят к ним в боевые порядки для поражения конкретных целей, но для их прикрытия нужен мотострелковый взвод. Один танк постоянно нацелен на нефтеперерабатывающий завод, сбивает всех “кукушек” на правом фланге. Один танк обстреливает высотные дальние объекты.

Так разговаривая, спустились по снегу вниз. Навстречу поднимали носилки с ранеными. Командующий подошел к ним, пожал каждому руку. “А что БМП?”. Он имел в виду, почему раненых несут на руках. Пришлось объяснить, что бронемашины спуститься могут, а подняться — нет, слишком крутой подъем и скользкий плотный снег. Были попытки подняться — все безуспешные.

Вскоре мы дошли до ПКП на Лысой горе, оттуда открылся обзор, позволяющий воочию наблюдать за действиями войск. Отсюда кратчайшим путем можно было пройти в батальоны. Сюда сносили раненых, отсюда забирали боеприпасы и по снегу с наступлением темноты, как на салазках, тащили в боевые порядки кухонные баки с горячей кашей. Отсюда уже по-другому виделись полоса наступления штурмовых отрядов и их проблемные вопросы. Я доложил командующему о недостаточном количестве войсковых радиостанций, многие из которых пострадали от пуль и осколков, были разбиты и вышли из строя, а восполнения нет. На портативных радиостанциях “Эрика” аккумуляторные батареи разряжаются через три часа. А где их подзаряжать в ходе боя? Малогабаритных бензо- электроагрегатов у нас не предусмотрено. Радиостанций типа “Моторола”, как у боевиков, с маскиратором речи вообще нет. Практически все переговоры ведутся в открытом режиме. Боевики, это мы уже многократно почувствовали на себе, внимательно слушают эфир и мгновенно реагируют на наши переговоры, вовремя уходя с линии огня, укрываясь от него в подвалах или бомбоубежищах.

Наступили сумерки, стала затихать стрельба. Я доложил командующему о потерях за 23 января: погибло пять человек, ранено тринадцать. Он спросил: “И сколько за семь дней?” Погибло восемнадцать, ранено 85. Генерал Паньков тяжело вздохнул.

Вернувшись на КП бригады, провели уточнение задач. Командующий дал оценку наших действий и пояснил, как мы выглядим на фоне других частей группировки. Подчеркнул, что действия внутренних войск подвергаются критике со стороны командования ОГВ (с), и если говорить откровенно, он прибыл дать нам нагоняй. Но, проработав в бригаде весь день, побывав в батальонах и увидев измотанных, смертельно уставших офицеров и солдат, а главное — условия, в которых им приходится вести боевые действия, при этом ни один из них ни разу не пожаловался на эти неимоверные трудности, ни слова упрека в наш адрес он не высказал. Объявил, что остается ночевать в бригаде, но не в тыловом районе, а здесь, на КП бригады.

Вообще это был очень тяжелый, даже по сравнению с предыдущими, день. И завершился он не на радужной ноте: уже ближе к полуночи пришла телеграмма об отставке главнокомандующего внутренними войсками МВД России генерал-полковника Вячеслава Овчинникова и назначении новым главкомом генерал-полковника Вячеслава Тихомирова, командовавшего до этого войсками Уральского военного округа”.

Следующий день прошел в боях. Еще до рассвета, под покровом темноты, 1-й и 3-й батальоны принялись улучшать свое положение и укреплять передний край. Наибольшую активность и выдумку проявил командир 1-го батальона капитан Ковалев. Он искал любые возможности перехитрить боевиков. На этот раз ему удалось осуществить задуманное. В 5 утра сосредоточив штурмовую группу в одном из занятых ранее зданий, он спустя пятнадцать минут захватил детский сад, выбив оттуда еще дремавших на позициях боевиков.

Но и бандиты не замыкались лишь на оборонительных действиях. Они активно перемещались перед фронтом наступающих штурмовых отрядов, постоянно пытаясь обойти их с флангов и выйти им в тыл. При этом они четко отслеживали положение войск, не оставляя попыток вернуть утраченные позиции и объекты, периодически контратакуя штурмовые группы софринской бригады. В 7 утра они произвели минометный залп по ПКП бригады на высоте 206,4. Одновременно позиции на высоте были обстреляны снайперами из близлежащих развалин и зарослей. Только ответным огнем из Т-62 удалось отогнать боевиков.

Войдя в соприкосновение флангами, 1-й и 2-й батальоны с рассветом начали наступление по параллельным улицам Крекинговая и Ермоловская, имея задачу выйти на рубеж по улице Индустриальная, за которой тянулась ветка железной дороги и начинался обширный район промышленных сооружений нефтеперерабатывающего завода и завода им. Шерипова. Но, не пройдя и ста метров, оба штурмовых отряда встретили ожесточенное сопротивление боевиков и остановились. Завязался позиционный бой, который продолжался до темноты.

Около двух часов дня ПКП бригады снова подвергся нападению. В начале по командному пункту был открыт огонь из АТС-17 и снайперского оружия, затем группа боевиков, одетая в белые маскхалаты, подобралась через развалины к крайним домам и произвела два выстрела из РПГ-7 по танку. К счастью, гранаты пролетели мимо и самоликвидировались. Однако шума наделали немало. Ответным огнем боевиков отогнали. С середины дня начал крепчать мороз, видимость стала резко ухудшаться.

В этот день на КП западного направления прилетел генерал Геннадий Трошев, в то время уже заместитель командующего ОГВ (с) генерал-полковника Виктора Казанцева. Его приезд был обусловлен появившейся у командования группировки информацией о том, что главари незаконных вооруженных формирований готовят отход из Грозного. Точного места прорыва пока установить не удалось, как и предполагаемое количество желающих покинуть город боевиков.

Однако опыт таких прорывов предыдущей кампании указывал два направления. Первое, и основное — через территорию нефтеперерабатывающих заводов имени Шерипова и Ленина, поселок Кирова по реке Сунже в направлении на Алхан-Калу и Алхан-Юрт и далее в горы. Второе возможное направление было южнее — через населенный пункт Алды и Чернореченский лес на Урус-Мартан и далее также в горы.

Между тем ситуация складывалась непростая. Западное направление за районом боевых действий прикрывал 276-й мотострелковый полк. Причем сплошного блокирования не было. Полк стоял взводными и ротными опорными пунктами на выгодных участках местности, при этом обойти их в условиях плохой видимости и ночью не составляло для боевиков особого труда.

Это и волновало генерала Трошева, ответственного за надежное блокирование направлений возможного выхода боевиков.

Работал Геннадий Николаевич и на КП 21 оброн. Выслушав начальника штаба бригады полковника Ходакова, он попросил уточнить, где проходит передний край бригады и какими силами прикрыт ее правый фланг, соприкасающийся с территорией нефтеперерабатывающего завода. Кроме 21 оброн из боевых воинских частей никто этот участок не контролировал.

24 января погибших в бригаде не было, ранения получили 7 военнослужащих.

Погода продолжала преподносить сюрпризы. Начавшиеся было сутками раньше морозы сменились оттепелью, моментально сделавшей все окрестности непролазным грязным полем. Снег превратился в кашу. Что в принципе было благоприятным фактором для боевиков, которые могли, не оставляя следов, покинуть город. Тем более что туманы, как и прежде, накрывали Грозный, будто по расписанию.

Но туман помог 25 января найти тело рядового Туракова, погибшего трое суток ранее в бое за здание, в котором когда-то располагалось кафе.

1 — й и 2-й батальоны продолжали вести бои на своих направлениях. Спустя некоторое время штурмовая группа 2-го батальона обошла с фланга школу и овладела ею, выбив оттуда группу прикрытия боевиков. Этот успех позволил взять под контроль целый квартал.

Около двух часов дня на стыке 2-го и 3-го батальонов в тумане проехал автомобиль ЖЗ с боевиками, нагруженный боеприпасами, остановился во дворе у дома, где ещё час назад группа боевиков занимала позиции. Видимо, подвезли боеприпасы. Двое боевиков вышли из машины и стали на чеченском языке звать своих товарищей. С двух направлений из этого дома бойцы 2 бон уничтожили весь экипаж “уазика" и захватили радиостанции, машину, боеприпасы.

Второй день подряд в бригаде обошлось без погибших, четверо военнослужащих получил ранения, причем трое из них — сержанты.

26 января продолжились позиционные бои. Все попытки штурмовых групп продвинуться вперед натыкались на упорное сопротивление боевиков. Только 3-му батальону удалось захватить здание перед объектом “клюшка". К сожалению, бой за трехэтажку унес жизнь одного солдата. Остальные штурмовые группы к вечеру закрепились на достигнутых ранее рубежах.

Кольцо сжимается

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

«Комсомольская правда», январь 2000 года

«Интенсивность боев в Грозном с момента его осады (начало декабря) достигла пика: штурмовые отряды федеральных сил с разных направлений рвутся к центру города днем и ночью…

Огневые стычки часто ведутся нос к носу с противником. А войсковые командиры, хорошо наученные тупым и многожертвенным штурмом Грозного в январе 95-го, БТРы и танки в город не вводят

Кольцо окружения укрепрайона бандитов в центре Грозного медленно, но сужается. Воины Аллаха все чаще группами и поодиночке сбегают из города преимущественно на юг республики. Взятый в плен араб признался контрразведке, что засевшие в Грозном боевики уже заготавливаца-… все таки падет»

Сопротивление боевиков на всех направлениях, даже несмотря на массированное применение артиллерии, не ослабевало. Они дрались за каждый дом не только с фанатичным упорством, но и с умением, стараясь не давать войскам наращивать темп наступления.

Генерал-лейтенант Владимир Булгаков, определив направление главного удара — с восточной окраины Грозного на площадь Минутка, сконцентрировал на нем максимально возможное количество сил и средств, при этом отчетливо понимал, что никаких резервов или иного подкрепления ждать неоткуда. Воевать приходилось теми силами, которые имелись в наличии. Чтобы не снижать наметившегося темпа наступления на восточном направлении, ему было важно сохранить давление на боевиков на других участках штурма, минимизировав возможности бандформирований вести перегруппировку сил. В частности, не удавалось оказать западной группировке более эффективную помощь артиллерией, авиацией, другими мощными огневыми средствами — почти все они были задействованы на подавлении оборонительных рубежей на подступах к площади Минутка.

Как бы трудно ни шло движение войск на всех направлениях штурма, тем не менее, штабу группировки особого района удалось навязать бандитам свою волю, инициатива у них была перехвачена. Если в первую неделю штурма бандиты еще могли оперативно перебрасывать свои силы на те направления, где обстановка требовала усиления их боевых порядков, то уже после 25–26 января делать это им становилось все труднее.

Глубже всех в город продвинулись подразделения группировки “Восток”. Наступающие по параллельным улицам, центральной из которых являлась улица Гойгова Абдулгамида, выходившая в район площади Минутка, войска отбирали у боевиков квартал за кварталом.

В начале 20-х чисел января в группировке произошло несколько кадровых изменений. В частности, на восточном направлении старшим всей группировки сил был назначен командовавший здесь, на востоке Грозного, подразделениями внутренних войск полковник Евгений Кукарин, сменивший генерала В.Михайлова. Такое решение принял командующий группировкой особого района г. Грозный генерал В. Булгаков. Спросил только поначалу сомневающегося Кукарина, какую академию тот оканчивал. Оказалось, бронетанковую, командный факультет. После этого у Булгакова больше вопросов не было. Да и в Кукарина командующий вселил уверенность — “будем помогать, поддерживать”.

Безусловно, этот факт свидетельствовал о положительном отношении генерала Булгакова к действиям внутренних войск, его оценке их боевой работы на восточном направлении. Кроме того, в процессе проведения операции командующий смог по достоинству оценить командирские, управленческие качества Кукарина, раз доверил ему в самый ответственный момент командовать всеми силовыми подразделениями, штурмующими кварталы Октябрьского района Грозного. На Кукарина легла огромная ответственность. Евгений Викторович не просто оправдал доверие командующего, он проявил себя в новом качестве с лучшей стороны. Спокойный, рассудительный, внимательно прислушивающийся к доводам других, но в то же время твердый и хладнокровный в любой ситуации, он достойно руководил всеми вверенными ему подразделениями — и Министерства обороны, и внутренних войск, и Минюста, и МВД.

Задача перед восточной группировкой была ясной — взять Минутку. А продвигаться по мере приближения к ней становилось все труднее и труднее. Эта часть города характеризовалась тем, что здесь было большое количество кирпичных зданий, домов, а весь район поделен на ровные кварталы, улицы при этом пересекались под прямыми углами. Боевики подготовили множество укреплений, организовав узлы обороны с дотами, вырытыми траншеями, оборудованными в зданиях огневыми точками. Группировка боевиков на этом направлении была достаточно мощной. Для продвижения вперед брать нужно было эти кварталы, сбивая опорные пункты боевиков и немедленно заполняя район и проводя его зачистку. Однако боевики действовали также очень активно, мелкими группами выходя во фланги штурмующих, пытаясь отрезать наступающие подразделения друг от друга.

Замысел нашего командования здесь заключался в том, чтобы рассечь группировку боевиков на несколько частей, отрезать их друг от друга и вытеснить на Минутку. Действия велись всеми подразделениями, участвующими в штурме как с севера от улицы Гойгова Аблулгамида в направлении на консервный завод вблизи площади Минутка, так и с юга по улицам Козлова, Кундухова Мусы в направлении на улицу Ханкальская.

Александр Масон, в 1999–2000 гг. командир 2-го батальона 33-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск, подполковник:

“22 января нам поступил новый приказ. Всеми имеющимися силами вдти на помощь 1-му батальону 506-го полка Миноброны, который удерживал консервный завод (в нескольких кварталах от площади Минутка в Октябрьском районе Грозного. — Авт). На этот раз собрали 32 человека, в подмогу дали 50 собровцев из Якутии, Красноярска и еще нескольких сибирских городов. С ними поделились сухпаем, боеприпасами. Выдвинулись к месту назначения, где батальону определили под оборону часть завода. Здесь подразделение закрепилось вместе с десятью якутскими собровцами, остальным поставили задачу удерживать единственный квартал, который связывал обороняющихся с основными силами.

Уже к исходу первого дня один из командиров СОБР был ранен. Раненого унесли в тыл… А потом получилось так, что с нашим батальоном остались только якутчане.

Этим немедленно воспользовались боевики. Заняли квартал, и все, кто удерживал консервный завод, оказались в окружении. На помощь выдвинулась маневренная группа под командованием капитана Бесчастных. Но пробиться им не удалось. Погиб рядовой Колмогоров, еще двое были тяжело ранены. Группа закрепилась лишь в трехстах метрах от завода.

Оказавшись отрезанными, мы вскоре стали испытывать трудности с боеприпасами и продовольствием. Мало того, что собровцы нас вот так бросили, так они еще и унесли с собой все то, чем мы с ними вначале поделились. Пришлось экономить. А противник все наседал.

На самом опасном направлении с одиннадцатью бойцами обороной руководил капитан Цыганов. Здесь было больше открытых участков и недостаточно укрытий. Поэтому боевики несколько раз пытались овладеть позициями, чтобы расчленить обороняющихся. Им это не удалось сделать.

В разгар боя рядом с позициями батальона был подбит армейский МТЛБ, в котором находилось 50 огнеметов “Шмель”. Экипаж машины погиб на наших глазах, тягач заполыхал огнем. Если бы огонь добрался до огнеметов, то от взрыва могло бы разнести все близлежащие постройки. Наш боец — старший сержант Колянда — под огнем боевиков вместе с двумя солдатами бросился забрасывать машину снегом. Тягач мог при этом взорваться в любую минуту. Но огонь удалось сбить, все закончилось благополучно.

К нам прорвались только через несколько дней. Бойцы санкт-петербургского ОМОН выбили боевиков из захваченного дома, и сообщение с основными силами было восстановлено. Потом пришло пополнение и к армейцам, да и натиск боевиков к этому времени немного снизился. А потом нас с завода сняли”.

Интенсивность боев в Грозном нарастала день ото дня. В этот период артиллерия группировки работала практически не переставая, огнем поддерживая наступающие штурмовые отряды, нанося удары по опорным пунктам боевиков, огневым точкам, скоплениям бандитов. Это было вызвано все тем же желанием сохранить жизнь солдат и офицеров, штурмующих кварталы города.

Евгений Кукарин, в 2000 г. командующий восточной группировкой войск особого района г. Грозный:

“Когда Булгаков почувствовал, что с этого (восточного. — Авт) направления мы решим задачу, он вообще ни в чем не отказывал. Поддерживал всеми видами огня.

А когда пошла динамика у нас, к нашим просьбам стали прислушиваться. Нам же на местах виднее было. К примеру, были тогда общие мероприятия. Это когда вся артиллерия группировки с семи утра до восьми бьет по позициям боевиков. Ну а мы стали просить у Булгакова: мол, пусть работает только ваша артиллерия, а наша молчит. Он с удивлением спрашивает: а почему? Мы объясняем, что наша вступит в дело, когда мы двинемся вперед. Для того, чтобы у нас боеприпасы были на день, и все как положено. Ну что толку молотить по Грозному из гаубиц и “Градов”, когда отсутствует как таковое понятие “передовая”. Ну не было у боевиков никакой передовой — они оборонялись очагово, мобильно. При начале артиллерийского огня просто уходили в глубь города, в бомбоубежища, укрытия, оставляя на ранее занятых позициях огневые средства. Артналет кончался — они немедленно занимали свои позиции и ждали начала движения войск. Он согласился. К трезвым аргументам умел прислушиваться. Но от своей линии тоже не отклонялся.

Что же касается чеченского ополчения… После Старой Сунжи с гантамировцами мы расстались. Они смелые, конечно, парни, надо отдать им должное, но одной смелости мало в таком деле. Помню, те, которые шли в нашей группировке, все нас упрекали, почему, мол, стоите перед микрорайоном, почему не идете вперед. И вот я сейчас по прошествии времени думаю, а не провокация ли это была — распалить русское самолюбие, чтобы мы своими мизерными силами влезли в кварталы многоэтажек. Были бы тогда и откаты, были бы и потери, и пропавшие без вести, и все остальное. Ну заняли бы мы батальоном два дома, а потом война началась бы как в тире. А в таком “тире” боевики нас перестреляли бы. Они ведь столько воюют, у них наемники сплошь — не то что наш девятнадцатилетний солдат…”.

По-прежнему эффективно действовала минометная батарея артиллерийского дивизиона 33-й бригады внутренних войск, оказывая в этом продвижении существенную помощь штурмовым отрядам. Так, 23 января огнем минометчиков была уничтожена 21 цель в боевых порядках боевиков.

К 24 января 2-й батальон петербургской бригады вместе с подразделениями ОМОН полностью “зафиксировал” освобожденные в результате штурмовых действий 506-го мотострелкового полка кварталы, выставив по всему периметру захваченного района 8 взводных опорных пунктов. 3-й батальон бригады, двигавшийся за 674-м полком, по результатам его действий выставил 4 взводных опорных пункта. Минометная батарея, развернутая в районе полевого пункта управления, поразила 12 целей.

К 25 января после продолжительного огневого воздействия по противнику штурмовой отряд 506-го полка овладел рубежом по улице Козлова. Это примерно на полпути от окраины города до площади Минутка. Полпути пройдено, но впереди было еще столько же. И преодоление оставшегося расстояния требовало еще больших усилий. Чем ближе к Минутке — тем ожесточенней было сопротивление.

Именно на восточное направление для наращивания усилий был спешно переброшен 674-й полк оперативного назначения внутренних войск, ранее выполнивший задачу по отсечению Старопромысловского района. С 22 января, после переброски на восток, моздокцы действовали в кварталах, примыкающих к улице Ханкальской, самостоятельно.

Чуть позже сюда же был направлен прекрасно подготовленный полк Минобороны — 245-й, до этого занимавший рубеж блокирования на западе Грозного.

Оба полка — 245-й и 674-й — последовательно 25 и 27 января были введены в полосу наступления 506-го мотострелкового полка для ее расширения и наращивания усилий по продвижению к площади Минутка.

Мощный кулак в составе батальонов двух армейских полков, батальонов 674-го полка и 33-й бригады внутренних войск уверенно продвигался вперед.

За счет такого перераспределения участвующих в штурме сил в общей обстановке стал намечаться успех. Сосредоточив усилия на восточном направлении, командующий группировкой особого района г. Грозный генерал-лейтенант Булгаков добился того, чего практически не было на первом этапе спецоперации: динамики. Динамика продвижения вселяла надежду на то, что с востока боевиков вскоре дожмут окончательно.

Вспоминает Евгений Кукарин:

“Сопротивление боевиков по мере продвижения оставалось неизменным до Минутки. При этом они не могли не чувствовать, что их правильно вытесняют, планомерно, уверенно. Поэтому я не удивляюсь, почему на направлении 21-й бригады с запада было особо ожесточенное сопротивление. Боевики на нашем направлении видели, что сопротивляться федеральным войскам здесь затруднительно, вот и уползали на другие участки. Но до Минутки они, конечно, сильно держались. Причем чем ближе, тем отчаянней дрались.

Почему нам так нужна была эта проклятая Минутка? Да потому же, почему и боевикам. Если взглянуть на карту Грозного, то видно — через площадь проходят все основные транспортные нити — городские магистральные улицы: Ханкальская с Гудермесской, Павла Мусорова, Сайханова, проспект Ленина, Краснофлотская. Это мощнейший стратегический узел и своего рода перевалочная база. Отсюда можно выскочить в любой район города за несколько минут. Кроме того, вблизи площади выход через мост в сторону вокзала. Потом Минутка — она ведь располагается на возвышенности, то есть при контроле района вокруг площади возникает контроль всех прилегающих к ней районов. Поэтому боевики и не хотели Минутку сдавать. Чтобы мы не заняли господствующее положение. На запад от Минутки — почти сплошной частный сектор. То есть он просматривается в глубину на дальнее расстояние. Фактически до окраин города. Долби сверху, сколько сможешь, — все видно”.

Боевики цеплялись за каждый дом, строение, всячески стараясь найти в боевых порядках наступающих федеральных подразделений уязвимые места, нанося порой жестокие удары.

В очень сложную ситуацию попал буквально в первый же день своих действий на восточном направлении 245-й полк, переброшенный с западных окраин города и буквально с колес введенный в полосу наступления на этом направлении. Ни командир полка Сергей Юдин, ни его штаб еще толком не успели врасти в обстановку, как получили от командующего категоричный приказ немедленно приступать к штурмовым действиям в городских кварталах. Командующему важно было развить успех, не дать боевикам опомниться и перегруппироваться после того, как их изрядно потрепали штурмовые отряды 506-го полка и мощные удары артиллерии и авиации. Но эта поспешность в итоге привела к трагическим последствиям, которых вполне можно было бы избежать, но война, как и история, не терпит сослагательного наклонения.

Совершив марш по северному обводу Грозного, 24 января полк сосредоточился на восточной окраине города между населенными пунктами Ханкала и Примыкание. Два батальона 245-го полка — человек по 200 в каждом — должны были после артиллерийской подготовки атаки приступить к штурмовым действиям. Булгаков лично ставил задачу командиру полка на захват пятиэтажного здания и кинотеатра на правом фланге полосы наступления на этом направлении штурма. До Минутки отсюда оставалось совсем немного.

Времени на подготовку к штурмовым действиям практически не было. Свой КП Юдин разместил в железнодорожном депо, том самом, в котором неделю назад были сосредоточены штурмовые группы 506-го полка и поддерживающие их подразделения 33-й бригады оперативного назначения внутренних войск. Сейчас они уже вели бои в глубине кварталов Октябрьского района.

Чтобы достичь указанных Булгаковым объектов, штурмовым группам было необходимо преодолеть частный сектор, после чего выйти на открытое пространство площади, на которой стоял бывший кинотеатр “Родина”. Рядом вдоль трамвайной линии располагались кирпичные многоэтажки, наверняка занятые боевиками. С их высоты простреливалась вся окружающая местность. Было принято решение осуществить захват кинотеатра и пятиэтажки под покровом ночи.

Вот как об этом драматичном моменте штурма писал военный журналист Константин Ращепкин:

“Около 2 ночи Булавинцев с 5-й ротой занял кинотеатр. Заврайский со своей 4-й — пятиэтажку. "Духи" то ли спали, то ли специально подпустили наших поближе. Едва Заврайский вошел в дом, боевики открыли сумасшедший огонь по обеим ротам. Через три часа ситуация стала критической. Булавинцев лежит в кинотеатре — не поднять головы: здание с огромными оконными проемами хорошо простреливается. Заврайского и вовсе крепко прижали. И у того, и у другого уже и раненые, и убитые… Роту надо спасать, понимает Юдин. Выход один — ничего не докладывая командующему, который точно не даст на это “добро”, вытащить роту Заврайского из пятиэтажки! 8-10 минут интенсивного артиллерийского огня своего и приданного дивизионов — и пока боевики очухаются, попытаться вывезти раненых и погибших…

Рассчитали. Перекрестились. Ну, с Богом! Два дивизиона ударили внакладку по пятиэтажке и за ней. Три снаряда рвутся прямо на крыше. Здорово! Перекрытия рушатся. “Духи” в замешательстве. БМП из-за кинотеатра рванула к Заврайскому. Булавинцев, к которому к этому времени подошла еще одна — 6-я рота, ведет огонь по боевикам в одиннадцатиэтажке, прикрывая спасательную операцию. Получилось! Удалось вытащить роту, не понеся при этом потерь. Суммарные же ночные потери были ужасными — 19 убитых, 58 раненых. Эта кровь, понимал Юдин, на совести тех, кто подгонял Булгакова, который не дал ему еще хотя бы сутки на подготовку штурма, но легче от этого понимания не становилось. Особенно тяжело было осознавать, что ничего по большому счету не изменилось бы, начни он наступление на следующий день. Тяжкая командирская доля”.

Тот бой навсегда остался в памяти Сергея Булавинцева, командира 2-го батальона 245-го мотострелкового полка. Спустя два года после описываемых событий — в феврале 2002-го — он вспоминал о том, как сражался в течение двух суток практически в окружении, в мельчайших подробностях рассказывая журналистам о драматических моментах штурма Грозного[56]:

“В 3.00 25 января командир полка вновь уточнил мою задачу. Используя темное время суток, батальон должен был овладеть гаражным комплексом, после чего действовать по обстановке. Как потом оказалось, фактор внезапности — а для боевиков наши ночные действия явились полной неожиданностью — сыграл решающую роль в захвате площади.

Выдвинувшись на передний край, я обнаружил… отсутствие объекта атаки: на месте гаражного комплекса находился большой котлован. Тогда, сориентировавшись на местности, решил овладеть ключевыми объектами в этом районе — торговым центром и кинотеатром “Родина”. Командир полка мой замысел утвердил.

В 3 часа 30 минут батальон приступил к выполнению боевой задачи. Вскоре командир одной из штурмовых групп доложил о том, что уже находится в торговом центре и ни в этом здании, ни в кинотеатре боевиков нет. Чтобы упредить противника и занять выгодное положение для дальнейшего наступления, я скрытно выдвинул вперед основные силы батальона. В результате к 5 часам в кинотеатре "Родина" сосредоточились две штурмовые группы (5-я и 6-я роты), управление батальона и гранатометный взвод. Одна штурмовая группа (4 мср без мотострелкового взвода) осталась в исходном положении.

<…>

Наступило утро, и боевики, разобравшись в обстановке, с остервенением стали обстреливать из всех видов оружия занятые штурмовыми группами здания. Единственное, что можно было сделать в этих условиях, чтобы не быть уничтоженным, — лечь на пол, укрывшись за стенами. Руководитель обороны Грозного Шамиль Басаев, понимая важность сохранения целостности обороны в этом секторе города, бросил все силы на то, чтобы выбить русских с площади, обещая суровую кару тем боевикам, кто смалодушничает. Однако с ходу отбросить назад подразделения штурмового отряда им не удалось.

Создавшаяся ситуация поставила батальон в тяжелое положение. Соседи с левого фланга нас не поддержали и остались на прежних позициях. Соседи справа тоже не смогли продвинуться вперед. Так штурмовой отряд оказался в окружении. Для того чтобы не упускать инициативу, я решил продолжить наступление и овладеть наиболее уязвимым в обороне противника объектом. По моей оценке, им являлось 4-этажное здание, из которого простреливались все близлежащие дворы. Взяв его, можно было контролировать ситуацию не только в квартале, но и на площади в целом. Чтобы избежать лишних потерь, штурм назначил на ночное время. До начала атаки приказал стрелять пореже, экономить боеприпасы.

Вплоть до наступления темноты (в течение двух часов) противник в основном вел интенсивный огонь из минометов, автоматических и подствольных гранатометов, автоматов, а потом в дело вступили его снайперы. У боевиков они входили в мобильные отряды — как свои, так и из наемников, последние распознавались малокалиберными винтовками. Тактика вражеских снайперов была весьма изощренной. Позиции оборудовались в глубине домов, и огонь велся через пустые комнаты. Бойницы проделывались не только в стенах, но и в стыковых плитах. Лежки устраивались даже под бетонными плитами, которые поднимались специальными домкратами, открывая щель для наблюдения и стрельбы.

В 23.00 25 января средняя подгруппа 4 мср во главе с командиром роты изготовилась к бою. Через два часа эти бойцы без единого выстрела проникли в четырехэтажку. Оценив обстановку, командир роты решил подорвать стену дома, преграждавшую выход во фланг и тыл противнику, но у саперов ничего не получилось. Оставался еще один путь — через подвальные помещения — не самый легкий, однако единственно возможный.

После выстрела огнемета и бросков гранат штурмовая группа ворвалась в подвал и стала уничтожать боевиков, которые буквально заметались в панике. Некоторые из них попытались спастись бегством. Часть штурмовой группы устремилась следом, но вскоре нарвалась на подходившее подкрепление. У нас вновь появились раненые. Пришлось прекратить преследование и занять круговую оборону как в подвале, так и на этажах.

Вскоре присланные Басаевым боевики при поддержке минометов и гаубицы бросились в контратаку, чтобы вернуть утраченные позиции. Группа была вынуждена оставить подвал. По моей команде она начала перемещаться в другой конец здания одновременно по всем этажам. Действия мотострелков поддерживались огнем самоходно-артиллерийского дивизиона и противотанковой батареи полка. Самоходчики выполнили важную огневую задачу — “перерубили” четырехэтажку пополам, чем помогли уничтожить очень досаждавшую нам огневую точку врага в подвале. Помимо этого, дивизион довольно эффективно окаймлял разрывами своих снарядов удерживаемые батальоном позиции. Противотанкисты поражали огневые точки противника ПТУРами с крыш домов.

Бой не прекращался всю ночь. Только с рассветом (на время утреннего намаза) боевики ненадолго затихли. Нам это дало возможность подготовиться к очередному штурму. И тут противник применил средство психологического воздействия. В глубине его обороны была поставлена передвижная громкоговорящая установка. Вещая через нее, Басаев предлагал нам сдаться по-хорошему. В противном случае было обещано: “командирам — отрезать головы, контрактникам — мучительная смерть, срочникам — расстрел”. К речи по громкоговорителю присоединялись угрожающие выкрики боевиков.

Ко всему прочему, в дело вмешалась погода. Температура воздуха опустилась ниже минус 25 градусов. Нужно было срочно принять меры против обморожения. Но упадка духа в батальоне не наблюдалось, несмотря на, казалось бы, отчаянное положение. Мы стали готовиться к рукопашной: более крепкие и выносливые бойцы расположились у оконных проемов и дверей, остальные в непосредственной близости от них. По моему приказу каждый отложил один патрон и гранату для себя, чтобы не попасть в плен. Все решили стоять до конца.

Ближе к полудню 26 января противник вновь активизировался. Позиции батальона обстреливались из стрелкового оружия, минометов, артиллерийских орудий. Под ураганным огнем боевиков находились и другие подразделения российских войск. Стало трудно использовать боевые машины пехоты и танки для поддержки мотострелков. Как только бронемашины появлялись на огневом рубеже, боевики сразу же начинали бить по ним. Особенно досаждали ручные гранатометы: противник стрелял из них из-за укрытий по навесным траекториям на звук работающих двигателей. Случалось, по БМП или танку за минуту выпускали до 5 кумулятивных гранат.

4 мср продолжала оказывать упорное сопротивление врагу. Однако силы были неравны. Вскоре боевикам удалось взять роту в полукольцо. Создалась угроза ее уничтожения. Я решил вывести подразделение в район кинотеатра. Согласился со мной и командир полка. Но оставить здание было не так-то просто, все подходы к нему простреливались насквозь.

Пришлось вызвать огонь артиллерии на себя. Кроме того, для маскировки я попросил поставить дымовую завесу на двух рубежах. Заместитель командира батальона в это время организовал подготовку БМП для эвакуации раненых и убитых. Наши артиллеристы били очень точно, и снаряды ложились ювелирно, так что большая часть осколков летела в сторону боевиков.

К этому времени вся 4-я рота сосредоточилась в левой части здания и по команде начала выход из него. Бойцы уже практически не отстреливались, так как не было патронов. Для обмана противника приходилось чередовать бросок ручной гранаты с броском обыкновенного камня. Под прикрытием брони мотострелки отошли к кинотеатру.

После того как 4 мср ушла из развалин четырехэтажки, противник вроде бы успокоился. Выбивать штурмовой отряд из других захваченных зданий ему, видимо, было уже невмоготу. К вечеру наступило затишье. Только снайперы не позволяли нам расслабиться".

На восточном направлении 27 января произошла частичная перегруппировка сил и средств. Батальоны 33-й бригады, до этого двигавшиеся во втором эшелоне штурмовых отрядов, по решению командующего были перенацелены на ведение штурмовых действий, передав при этом часть ключевых опорных пунктов на перекрестках улиц подразделениям 506-го мотострелкового полка Миноброны, которому требовалась поддержка. Полк в течение 10 дней непрерывно шел вперед, штурмуя кварталы чеченской столицы, естественно, нес потери. Также часть опорных пунктов 33-й бригады (в том числе и на северо-востоке вблизи Минутки) была передана разведбатальону Миноброны и одной из рот 245-го мотострелкового полка. До площади на этом направлении оставалось один-два квартала…

Бросок через Сунжу

После взятия молочного и консервного заводов и выхода к Сунже для северной группировки открывалась прямая дорога к центру города — к резиденции Масхадова. Но для этого нужно было перейти на правый берег.

Сменив подразделения 22-й бригады, личный состав 8-й бригады внутренних войск с 22 января, заняв передний край обороны, вел непрерывные боевые действия с бандитами, пытавшимися отбить потерянные позиции на молочном и консервном заводах.

На северной окраине города, в промышленной зоне (так называемой “сувенирке”), все еще оставались достаточно крупные группы боевиков, покинувшие позиции на консервном заводе. Оставлять их в тылу продвигающихся к центру Грозного войск было нельзя.

Вот почему 8-я бригада силами одной из рот совместно с подразделениями 255-го мотострелкового полка предприняла активные действия против боевиков в районе этого промышленного комплекса. Там в течение нескольких суток были проведены интенсивные разведывательно-поисковые мероприятия, в результате которых к исходу 24 января войска закрепились на рубеже по ул. Тверская.

Именно 24 января нальчикцы понесли первые потери. При штурме здания в промышленной зоне пулей снайпера был смертельно ранен рядовой Евгений Григорьев. В этом же бою интенсивным огнем боевикам удалось вывести из строя одну из БМП. От детонировавшего боезапаса она полностью сгорела.

Роте 8-й бригады командующий северной группировкой полковник Груднов поставил задачу занять рубеж по улице Тверская общей протяженностью около километра. Здесь накануне велись интенсивные боевые действия, в которых принимали участие подразделения 255-го мотострелкового полка, понесшего потери. Нальчикцы тремя взводами приступили к выполнению поставленной задачи. Растянувшись по фронту, на который выходили пять параллельных улиц, штурмовые группы медленно продвигались вперед, стараясь держать условную линию, не позволявшую боевикам совершить обходной маневр и выйти группам во фланг.

Командованию северной группировки всегда приходилось тщательно обдумывать каждый шаг, прогнозировать вероятный характер действий противника, буквально что-то в прямом смысле изобретать. Так, сводная рота 8-й бригады, начав захват объектов в промышленной зоне, которыми не удалось овладеть еще 26 декабря, в необычное время, в 16.00 часов, уже к 17.00 часам выполнила поставленную задачу, а когда боевики опомнились и попытались отбить захваченные объекты, было уже поздно…

Вот что вспоминает об этом бое Роман И., в 2000 г. командир роты 8-й бригады оперативного назначения внутренних войск, капитан:

“Я со взводом был на правом фланге, со мной был замполит роты. А на левом фланге были командиры взводов и пара прапорщиков, направленных к нам из других рот, чтобы возглавить каждое отделение на штурм. Начался штурм, первым ранение получил прапорщик, затем вышел из строя командир штурмовой группы. В этом бою выяснилось, что боевики легко общаются на наших частотах, нормальным голосом, по-русски и вносят дезорганизацию в ведение боевых действий.

Потом тяжело ранило одного бойца по фамилии Григорьев (рядовой Евгений Григорьев. — Лет.), царство ему небесное. В спину. Сначала не поняли вообще, что произошло, потому что были в бронежилетах. Лично я считаю, что они не нужны вообще в ближнем бою, в городе, когда идет в упор перестрелка, они просто мешают двигаться. Да, они защищают от осколков. Но осколков там немного со стороны боевиков. В основном это стрелковое оружие. Тем более в ближнем бою, если пуля проходит через стенку бронежилета, она во второй стенке разворачивается через тело и начинает там гулять, что и получилось с этим бойцом. Там каша просто. Вот он упал, этот Григорьев, начал кричать: “Помогите, мама, папа”. Местность задымили. Ну там были такие снайперы, что кидаешь дымовую шашку, а она на лету пулей разбивалась. И снайперы все этого бойца отслеживали, кто подойдет — начинают обстреливать. Подойти не получилось, туда выдвинулась резервная БМП во главе с офицером. Залетела в этот дворик, развернулась. Григорьева затащили в БМП, начали уже уезжать. Видимо, у боевиков не было гранатометов, они стали просто обычным стрелковым оружием стрелять в БМП. Ничего не происходит за исключением того, что они пробили сзади баки, потекла солярка. Солярка течет, но не вспыхивает. Попали в боеприпасы, которые лежали сверху, на броне. В БМП этих боеприпасов на роту было. Вот, они как-то сдетонировали, вспыхнуло все. Единственное, что, слава богу, они все успели эвакуироваться. БМП сгорела. Бойца затащили, но он уже все, застыл.

На правом фланге, где я непосредственно командовал взводом, там тоже много интересных историй. Ну, перемешанных с подвигом личного состава. Конкретно. Заняли мы рубеж. Каждая улица — это позывной, например Волна-1, Волна-2, Волна-3, Волна-4. Я же не вижу, что происходит слева на фланге, потому что там расстояния, заводы и заборы. Я только по радиостанции ориентируюсь. Цепь разорвать по идее нельзя. Потому что нас могут обойти с фланга, справа, слева. Слева двумя взводами командует командир бригады, исполняющий обязанности, а справа я, ротный, и со мной замполит. И я на них ориентируюсь. Они там застряли, начался этот бой, где БМП сгорела, и мне пришлось остановиться, чтобы не разрывать фланги. Зима, темнеет быстро, и часов в 17 я решил проверить свой правый фланг, где у меня с одним отделением остался замполит роты. Ну замполит роты не кадровый офицер, но я его уважаю очень за смелость и мужество. Но некоторых знаний, конечно, ему не хватало, тактических. Пошел я проверить правый фланг, потому что я дал команду остановиться, а никто мне в ответ ничего не ответил. Радиостанции были не совсем современные. А резерва у меня нету. Я взял одного бойца, по-моему Мустафина. Потому что он с тех пор, как мы уехали в Чечню, был рядом со мной, с пулеметом. И мы пошли вдвоем на правый фланг. Правый фланг закачивается, я спрашиваю правофлангового: где отделение соседнее? — Да чего-то не видно. Я думаю: не хватало еще потерять отделение целое. Сами понимаете, промзона, заводы. Снег. Пошли по правому флангу вдвоем. Вдвоем лазить по горолу в ночное время в период ведения боевых действий не совсем целесообразно. Ну вынужденная мера. Значит, идем, отделения нету. У меня такие мысли, в общем, испугался, дезертировали, что ли, целым отделением? Ну быть не может. Потом по следам вышли, смотрим, что они пошли вперед. Видимо, связь прервалась, и он не понял, что надо остановиться, и они пошли вперед. Я понимаю, что у меня два отделения лежат в цепь и впереди для них враг, и если они увидят какие-то тела в вечернее время, зимой, ну перед фронтом, они просто начнут их уничтожать. На связь не получалось выйти.

И мы пошли по их следам, тоже ощущения такие, веселые. Идти в атаку вдвоем (смеется). По следам. Чьи следы, тоже не понятно. Видно, что военные. Потом я смотрю, уже через улицу, где у меня был конечный рубеж, что я должен был ротой выполнить, вижу в конце это отделение. Значит, замполит мой там с флагом (смеется), хочет победный флаг воткнуть.

Я ему начал потихонечку: иди сюда. Подходит и говорит: Рома, мы победили.

Я говорю: ты чего тут делаешь? — Как чего, мы же штурмуем Грозный. Я говорю: а чего со связью? — Ну там батарея чего-то села. Я говорю: а почему ты не держишь стыки на флангах? Мы остановились, ты вообще находишься у меня перед фронтом. Слава богу, у моих бойцов перед глазами забор, они не видят тебя. Он отвечает: ну мы уже заняли рубеж, все, можно флаг цеплять. Я говорю: давайте быстро назад, ночуем на том рубеже, потому что левый флангу нас завяз. А он мне показывает дверь, за которой зеркальный цех, кругом зеркала стоят, хрусталь и все такое. И прямо в дверном косяке, над головой висят бутылки тротиловые. Несколько килограммов тротила и привязанная к нему граната Ф-1. Веревка крепкая, скрученная, порваться она никак не могла. Но как-то лопнула. Когда он дернул дверь, веревка оборвалась, и тротил не взорвался. Он мне говорит: Аллах меня любит!’[57]

Буквально через сутки батальон 255-го мотострелкового полка, наконец, сумел переправиться через Сунжу на правый берег в районе СПТУ № 12.

Здесь, в здании профтехучилища, на третьем этаже с 7 утра 25 января был развернут подвижный командный пункт. В 9.00 подразделения полка переправились на противоположный берег Сунжи и в течение всего светлого времени суток вели бой на занятом ими плацдарме. Офицеры, прапорщики, сержанты и солдаты поистине проявили массовый героизм, в результате были захвачены трехэтажная русская школа и стоящая рядом с ней одноэтажная мусульманская, гаражи и ряд частных домов по улице Мичуринская. Чтобы закрепить успех и оказать помощь сражающимся в полуокружении мотострелкам, в 15.00 удалось навести переправу, по которой на правый берег были переправлены три БМП, немедленно вступившие в бой для поддержки действий пехотинцев.

Захват плацдарма на правом берегу создавал благоприятные условия для развития успеха наступательных действий на этом направлении. В течение двух дней подразделения 255-го полка отбили несколько отчаянных контратак боевиков, пытавшихся вернуть потерянные позиции. Главари боевиков прекрасно понимали, чем им грозит расширение плацдарма на правом берегу Сунжи. В случае успешных действий войск бандформирования здесь оказывались отсеченными от основных сил, держащих оборону в центре города. И боевики дрались здесь жестоко. Совсем скоро там развернутся драматические события, которые станут переломными в тяжелейшем январском противостоянии на этом направлении…

По направлению к центру

27 января стояла тихая мягкая погода, шел обильный снег, но видимость была хорошей. Софринская бригада в Заводском районе продолжала попытки взломать оборону боевиков. Штурмовые группы 1-го батальона смогли пересечь улицу Социалистическая и сразу вступили в бой, но продвижение здесь быстро застопорилось. Лучше обстояли дела у их товарищей из 2-го батальона. Броском они смогли выйти на важнейший рубеж — улицу Индустриальную, с юга ограничивающую весь район, в котором вот уже 11 суток софринская бригада вела непрекращающиеся штурмовые действия. Это был долгожданный, выстраданный успех. По улице открывался прямой путь на железнодорожный вокзал.

Однако такие объекты, как “стадион”, “гостиница”, “форт”, “клюшка”, “спортзал”, штурмовые группы 1 и 2 бон вынуждены были обойти, при этом 3 бон оказался скован на левом фланге, блокируя эти объекты, занятые бандитами. А оставлять они их не собирались, тем более что с севера, с улицы Алтайская, на боевиков никто не давил. Там занимали позиции воинские части Министерства обороны, входившие в группировку западного направления, которую после гибели генерала Малофеева возглавлял полковник Сергей Стволов. Сосредоточившись на этом рубеже и удерживая под своим контролем Старопромысловский район, эти части пока не предпринимали активных штурмовых действий.

Прямую угрозу после выхода 2 бон на улицу Индустриальную почувствовали главари незаконных вооруженных формирований, отвечавшие за оборону этого направления. Поэтому с занятием софринцами этого рубежа сразу же активизировались резервы боевиков, укрывавшиеся на территории нефтеперерабатывающего завода. Через некоторое время в двухэтажном доме, выходящем на перекресток улиц Строительная и Индустриальная, был атакован заслон, выставленный из числа сотрудников СОБР и ОМОН. Шквал огня из стрелкового оружия и ручных противотанковых и подствольных гранатометов обрушился на дом. Как потом делились впечатлениями бойцы СОБР, это был настоящий кошмар, до этого они ни с чем подобным не сталкивались. Дом трещал, стены разлетались в щепки. Во дворе был бетонный гараж, где укрылись все, кроме тех, кто отвечал за дежурные огневые средства. Но дом боевикам отбить не удалось.

Активный обстрел шел вдоль улицы Индустриальная по всем группам 2-го батальона. Но к этому времени командиры подразделений уже хорошо изучили тактику боевиков, а у рядовых бойцов появилось то хладнокровие, которое помогает принимать верные решения даже в такой горячей обстановке, когда воздух сотрясается от грохота автоматных очередей и разрывов гранат. Софринцы старались не отвечать до поры на этот вал огня. Они ждали, пока боевики израсходуют большую часть своего носимого боекомплекта. А он у боевиков был ограничен — на себе много не унесешь, а подвоз боеприпасов у них был все же не в пример хуже (особенно в последние несколько дней), чем у федеральных войск. До поры боевиков спасали те тайники, которые они загодя устроили в зданиях на направлении предполагаемых штурмовых действий федеральных войск. Но и они иссякали.

В этот день весь район, ограниченный улицами Строительная, Абульяна и Индустриальная, был освобожден от опорных пунктов боевиков. Пока это нельзя было назвать переломом, но стало явным и неоспоримым успехом, который создавал хороший задел для развития наступательных действий в направлении железнодорожного вокзала.

За день боев в бригаде погиб один и было ранено 7 человек.

С утра 28 января командующий группировкой войск особого района г. Грозный генерал-лейтенант Владимир Булгаков потребовал от всех командующих направлениями, в том числе и западного, перейти к решительным действиям. Максимально использовать возможности огневых средств и не жалеть боеприпасов.

Для 21 оброн эти действия по его устному приказу должны были начаться в 7.15 утра. Никаких возражений командующий не принимал. При этом ни общей обстановки, ни сведений о противнике и его намерениях, ни информации о действиях соседей штаб группировки особого района не сообщал. Командирам частей оставалось лишь строить предположения по поводу столь жесткого требования Булгакова. С чем оно было связано: с генеральным наступлением или с отвлекающим маневром — понять было непросто. Хотя некоторые догадки все же имелись. И связаны они были в первую очередь с пока неявным, но все более ощущавшимся изменением в характере действий боевиков. И речь идет не об ослаблении их сопротивления. Напротив. К примеру, в полосе наступления 21 оброн, по воспоминаниям офицеров штурмовых групп, как раз к 27–28 января стало ощущаться особенно ожесточенное сопротивление. Бандиты как могли пытались удержать под своим контролем коридор по улице Индустриальная, засылая на фланги 1 — го и 2-го батальонов мелкие группы. Те дрались отчаянно, а порой и безрассудно, чего до этого себе не позволяли. Боевики старались отбить каждый ранее занятый софринцами объект, не пустить их дальше. Секрет этого отчаянного противостояния открылся спустя сутки, а пока, 28 января, штурмовым отрядам 21 оброн предстояло продолжить свое движение вперед по кварталам Заводского района. Боевую задачу необходимо было выполнять.

Видимость с утра была очень плохая, в пределах ста метров. Но кроме погоды, бригаде пришлось столкнуться в этот день с другими, непредвиденными, трудностями. В 11 часов полковник Стволов снял с огневых позиций два дивизиона 99-го самоходного артиллерийского полка, реактивную батарею “Град” и перевел их на свое направление, где планировал перейти к более активным действиям, как того требовал генерал Булгаков.

Таким образом, 21 оброн в этот день оказалась лишена поддержки закрепленный за ней артиллерии. Дальше — хуже. Во второй половине дня батарея САУ 276-го мотострелкового полка также покинула огневые позиции, с которых она все это время наносила удары по объектам в полосе наступления софринской бригады. 21 оброн должна была рассчитывать только на свои пять 120-мм минометных батарей и танковую роту 93-го мехполка внутренних войск. И до этого командующий группировкой особого района не баловал софринцев мощной огневой поддержкой. За все время штурма на этом направлении по сильно укрепленным, из кирпича и бетона, объектам, в которые мертвой хваткой вцепились боевики, так и не было сделано ни одного залпа крупнокалиберными реактивными системами и минометами, на них не упала ни одна авиационная бомба. Все здания приходилось штурмовать только с помощью стрелкового оружия и гранатометов. При этом на восточном направлении подступы к площади Минутка подвергались массированному огневому воздействию артиллерии, авиации, крупнокалиберных минометов и реактивных систем залпового огня.

Штурмовая группа от 6-й мотострелковой роты стала проверять квартал между улицами Строительная и Муради Фидарова, где натолкнулась на большую группу боевиков, которая зашла в этот квартал. Завязался бой. Командир 2 бон подполковник Олег Закупнев для отсечения проникновения бандгруппы вглубь квартала перенацелил туда 5-ю роту, которая тоже ввязалась в бой. Бандгруппы поддерживали огнем с заводской зоны, располагавшейся в нескольких десятках метров за полотном железной дороги. Расстояние здесь позволяло вести прицельный огонь.

Первый батальон, получив задачу расширить свою полосу влево до улицы Парафиновой, перегруппировав штурмовые группы, начал движение по кварталу и тоже обнаружил группы боевиков. Вступил в бой. Командир артиллерийско-зенитного дивизиона майор Савин срочно перезакрепил по две батареи 120-мм минометов за обоими штурмующими квартал батальонами.

За день ранения получили 4 военнослужащих, среди которых — снайпер рядовой Сергей Ситников. Он воспоминает:

“Наша рота вклинилась вглубь квартала в Заводском районе метров на сто. Заняли несколько домов. Одерживали их несколько дней, не продвигаясь вперед. Боевики постоянно наседали. В светлое время практически беспрерывно долбили по окнам из автоматов и гранатометов из прилегающих домов — “клюшки” (Г-образное здание), полуразрушенного кафе, двухэтажек. Там и расстояние-то между нами и “духами” было всего ничего — десяток метров. Ас наступлением темноты “чехи” вплотную подходили к нам и бросали гранаты… Но выбить им нас никак не удавалось. По-моему, они долго не могли понять, как у нас построена оборона, откуда мы стреляем, а где отдыхаем. Потому что мы ответный огонь открывали только с верхних этажей. И, немного постреляв, сразу же спускались вниз. И боевики, не жалея боеприпасов, заливали огнем верхние этажи. Это все повторялось несколько дней подряд.

В один из таких дней по нашему окну, которое было заложено кирпичами, боевик, похоже, выпустил весь автоматный рожок. Несколько пуль влетело в комнату через бойницу. В мою комнату забежал старшина, сказал, чтобы я пошел наверх, разобрался с этим стрелком. Я побежал по лестнице на верхний этаж.

На третьем этаже в комнате изготовился к бою, стал наблюдать за местностью. Понял, что этот боевик стреляет из дома напротив. Из той самой комнаты, куда совсем недавно один из наших парней засадил из гранатомета. И вот снова там засел “дух”.

Сквозь прицел мне было хорошо видно нутро квартиры — оно все было закопчено — еще вчера там все полыхало огнем. Увидел я и боевика. Он продолжал стрелять. Я прицелился и нажал спусковой крючок. Стрельба с той стороны прекратилась. Я выстрелил еще раз и быстро уполз в глубь комнаты, потому что боевики обычно быстро ориентировались и сразу открывали огонь из всех видов оружия по тому месту, откуда звучал выстрел. Примерно полминуты была тишина. Я боковым зрением увидел, что ствол моей винтовки на какие-то секунды попал в створ окна, и его было видно с улицы. Я вытянул руку, схватил СВД за цевье, чтобы подтянуть к себе. Тут же правую кисть и грудь пронзила резкая боль. Под бушлатом сразу стало мокро и тепло. Приложил к нему левую руку, нащупал — кровь. Сразу понял, что ранен. Снайпер, замаскировавшись где-то в здании, расположенном слева по диагонали, все-таки меня достал. Пуля пробила цевье моей винтовки вместе с кистью и впилась в грудь.

В это время в соседней комнате раздался взрыв. Боевики стали стрелять из гранатомета по нам. Я сумел выбраться из комнаты сам. Вниз мне помогли спуститься ребята. Винтовку отдал одному из наших пацанов.

Уже в комнате старшины мне оказали первую медицинскую помощь, вкололи промедол, перевязали. Хотели погрузить меня на носилки, но я отказался. Вышел из здания сам. Только вышли из подъезда, непонятно откуда взявшийся боевик стал долбить из снайперской винтовки. Причем откуда-то совсем рядом. Стас Вольман, рядовой, он шел рядом со мной, метнул на звуки выстрелов гранату. После взрыва с той стороны был радостный вопль: “Не попал! Не попал!”. Стас тут же бросил еще одну гранату. Больше криков не было.

Увезли меня на “горку” — в медсанбат — на БМП. Ждать, правда, пришлось за тем домом, который удерживал первый взвод, минут десять. Но дождались. И скоро меня уже перевязывали в нашем медсанбате. А потом на вертушке в Моздок”.

Анализ обстановки, складывающейся в этот день, активизация боевых действий на всех направлениях подсказывали, что близится скорая развязка. Главари бандформирований отчетливо понимали, что войска в ближайшее время рассекут город, и тогда шансов уйти из него уже не будет. В штабе бригады осознавали всю ответственность: если прорыв произойдет через боевые порядки бригады, позора не оберешься! Поэтому стремились, чтобы фронт бригады был всегда непрерывным. Даже если с наступлением темноты где-то не смыкались фланги, в промежутках обязательно выставлялся заслон.

Появление боевиков на территории нефтеперерабатывающего завода, их стремление держать коридор по ул. Индустриальная, что подтверждали их действия, засылкой многочисленных мелких групп на фланги бригады, сковывая её продвижение, — все это свидетельствовало, что здесь ими что-то планируется. Свои выводы и предложения на эту тему штаб бригады немедленно доложил в Ханкалу. Оттуда последовали распоряжения: усилить контроль, не проморгать действия бандгрупп.

Боевики готовят прорыв

Конечно, все это время в оперативном штабе группировки особого района велась непрерывная аналитическая работа. Информация из частей и подразделений сводилась воедино, проверялась и перепроверялась, а уже после этого подвергалась тщательному анализу, на основе которого командующий принимал решения на дальнейшие действия. К этому времени о боевиках было известно уже очень многое. К концу января стали поступать сведения о новых замыслах бандитов. В складывающейся ситуации они искали любые методы, чтобы каким-то образом повлиять на ход боевых действий, замедлить темп наступления войск в Грозном. Одного сопротивления в домах, укрепленных сооружениях было мало. В это время появилась информация, что в ближайшее время бандформирования планируют провести акцию по отравлению источников водоснабжения, которыми пользуются военнослужащие федеральных сил. Командование группировки войск незамедлительно приказало осуществить комплекс мер по недопущению отравления водой личного состава группировки, обеспечить охрану и безопасность источников водоснабжения, особое внимание уделить маршрутам передвижения автоматических разливочных станций.

Кроме того, именно в этот, переломный для всей операции момент боевики планировали дестабилизировать и общую ситуацию в республике. Она и без того оставалась сложной. В зоне безопасности — освобожденных от незаконных вооруженных формирований районах Чечни командование ОГВ (с) вынуждено было держать значительную часть сил. По все тем же оперативным данным, поступающим из различных источников, командованию группировки было известно о намерениях одного из бандглаварей Турпал-Али Атгериева захватить Гудермес. Источники утверждали, что цель Атгериева — отрядом в 600–700 человек на 6 суток овладеть городом, дабы спровоцировать федеральное командование на максимальное использование артиллерии и авиации по городу. Для взятого практически без боя Гудермеса, в котором не было значительных разрушений, а жители не знали, что такое прятаться неделями в подвалах и укрытиях, такие бомбардировки могли стать шоком. Это могло вызвать недовольство жителей, дестабилизировать обстановку в городе и вокруг него. Кроме того, это отвлекло бы часть сил и средств от Грозного, что было так необходимо державшимся там боевикам. Им нужна была передышка. И не только для продолжения сопротивления, а скорее, для поиска брешей и щелей в кольце окружения, чтобы выйти из Грозного. Подобные террористические и диверсионные акции боевики планировали провести в ряде других населенных пунктов — Урус-Мартане, Алпатове, Ищерской, Сержень-Юрте, Знаменской.

Командование понимало серьезность и опасность такого развития событий, кроме того, нечто подобное 9 и 10 января боевикам уже удалось совершить, когда в Аргуне и Шали войска понесли значительные потери, а боевики кровавым рейдом прошлись по нескольким населенным пунктам. Вероятной датой проведения акции мог стать промежуток между 20 и 25 января. Все это, конечно, держало в сильном напряжении и оперативные штабы, и войска, занимающие свои зоны ответственности.

Чем труднее становилось дышать боевикам в Грозном, тем более активно шевелились они в других частях республики. Это кроме всего прочего свидетельствовало и о том, что связь между отрядами незаконных вооруженных формирований пока сохранялась. Сохранялось и общее руководство.

Не менее серьезную угрозу в этой ситуации могли представлять снайперы и мобильные диверсионные группы боевиков, задачей которых было физическое устранение командного состава войск. Такая информация также постоянно поступала в пункт управления группировки.

Мелкие группы боевиков, в том числе и одиночки, в основном снайперы, нередко продолжали действовать в глубоком тылу штурмующих город подразделений. Так, в Старой Сунже, казалось бы, полностью очищенной от боевиков в декабре 1999 года, в течение суток из нескольких одноэтажных зданий велся интенсивный огонь по позициям подразделений 33 оброн. В одном из зданий при проведении инженерной разведки в этом же населенном пункте была обнаружена карта снайпера и его личное имущество.

Следует обратить особое внимание на то, что к исходу 20-х чисел января, спустя месяц практически непрерывных боев, сопротивление боевиков на всех направлениях продолжало оставаться ожесточенным, и накал боев не спадал. Да, боевики несли большие потери, но, тем не менее, у них оставалось достаточно сил и средств, чтобы вести боевые действия с большей интенсивностью. Это лишний раз подчеркивало, сколь тщательной и продуманной была первоначальная подготовка города к обороне. По-прежнему сохранялось общее руководство всеми отрядами НВФ на каждом из тех направлений, где велись бои. Участвующие в штурме солдаты и офицеры армии и внутренних войск отмечали слаженность действий боевиков, их четкое взаимодействие. Хорошо налаженная организация огня, заранее подготовленные укрепленные позиции, отличное знание города, его коммуникаций позволяли сепаратистам до поры до времени успешно сопротивляться “на всех фронтах”. При этом было ясно, что и катастрофического недостатка боеприпасов у боевиков не было. В течение длительного времени накануне штурма они устроили множество складов и схронов с боеприпасами по всему городу.

Оборона на наиболее важных участках оставалась хорошо укрепленной и подготовленной и, как правило, строилась в два эшелона. При этом во втором эшелоне располагались радикальные ваххабиты, которые принуждали остальных боевиков к активному ведению боевых действий, в связи с чем между ними и представителями традиционного ислама стали возникать стычки и конфликты. Возможно, этим объясняется то ожесточенное сопротивление, которое встречали войска по мере продвижения по городу. Боевики, бьющиеся на переднем крае, были зажаты меж двух огней, и в их действиях нередко просматривалась обреченность, которая бывает у людей, поставленных в безвыходное положение.

Михаил Паньков, в 1999–2000 гг. командующий группировкой внутренних войск на территории Северо-Кавказского региона РФ:

“Судя по тому, что было такое длительное сопротивление, можно сделать однозначный вывод: подготовка к обороне была заблаговременная. Боевики надеялись нанести большой урон федеральным силам в городе, как это было в первую кампанию, чтобы подавить моральный дух солдат, показать себя. Система обороны была организована, управление налажено, боеприпасами бандформирования были обеспечены, не говоря уж о средствах связи. Но, изменив тактику, отказавшись от массированного применения техники при штурме города, действуя штурмовыми отрядами, мы сломали все их планы. Для боевиков это стало неожиданностью. Они сразу почувствовали себя неуютно. Они-то готовились уничтожать именно технику, жечь ее. Им нужно было показать себя, что они чего-то стоят. Но у них не получилось. Да, они настойчиво и жестко держались за каждый дом. Каждое направление, где мы наступали, было ими перекрыто, подготовлено. Но мы продвигались по городу, выдавливали их”.

Боевики активно использовали режим переброски своих сил на наиболее опасные участки, где натиск наступающих федеральных войск становился наиболее сильным. Так происходило на подступах к Минутке. Именно в непосредственной близости от площади сопротивление боевиков резко возросло. По разведданным стало известно, что именно сюда, а также на север города из центральных районов были переброшены наиболее подготовленные отряды боевиков, большую часть которых составляли арабские наемники и ваххабиты. Также у командования группировки имелась информация, что боевики по-прежнему имеют возможность производить частичную замену подразделений на позициях. Так, одна из групп, подчиненных Шамилю Басаеву, вышла из города, предположительно 22 января. И напротив, несмотря на блокирование города, отдельным группам боевиков удается проникать в Грозный. На северном направлении, например, 25–26 января было отмечено появление нового отряда боевиков, предположительно — подразделения специального назначения “Борз”, боевики которого были одеты в белые маскировочные костюмы. На вооружении они имели 120-мм миномет. Тактика действий отряда отличалась от действий других групп: бандиты “Борза” действовали по 2–3 человека, при этом отряд располагался цепью вдоль всей линии обороны, обеспечивая тем самым огневую поддержку друг друга, в то время как на остальных направлениях противник продолжал действовать мелкими группами, быстро перемещаясь с одного рубежа на другой, ведя огонь из стрелкового оружия и гранатометов, широко используя снайперов.

По имеющимся сведениям, к концу января общее руководство обороной города было возложено на Асланбека Исмаилова (Асланбек Маленький). При этом к концу января все отчетливее стал ощущаться разрыв системы взаимодействия между действующими в городе отрядами.

И тем не менее, несмотря на подготовленную оборону, в результате огневого поражения в столице Чечни боевики несли значительные потери в живой силе. К концу января положение со снабжением их боеприпасами, продовольствием, медикаментами и материальными средствами стало значительно ухудшаться.

Вместе с тем, получив информацию о решении Совета Европы по “чеченскому вопросу” (а он не принес боевикам долгожданной передышки, Россия сумела отстоять свою жесткую и принципиальную позицию, никаких конкретных мер после заседания в отношении нашей страны принято не было) и убедившись в бесполезности своих ожиданий, лидеры бандформирований приступили к непосредственной подготовке прорыва основной части сил из города. При этом боевиками делался расчет на активную помощь бандитов из горной части республики, силами которых планировался встречный удар через Урус-Мартановский, Шалинский и Курчалоевский районы.

В период с 20 по 25 января командование группировки особого района все чаще стало получать информацию о том, что боевики настойчиво ищут пути выхода из города. Оценивая возможность такого прорыва, оперативный штаб старался смоделировать развитие ситуации. Наиболее выгодным направлением можно было считать именно западное. Здесь, в районе Черноречья, боевые действия не велись, лишь по периметру города проходило кольцо блокирования. Здесь же проходило русло Сунжи и железной дороги. Здесь можно было скрытно попытаться вырваться из захлопывающейся мышеловки в направлении на Алхан-Калу, Кулары, Лермонтов-Юрт с последующим выходом на Шалажи, Гехи-Чу, Рошни-Чу. Не исключалось также, что боевики могут предпринять и отвлекающий маневр, поцдя на прорыв из города на востоке в направлении Чири-Юрт, Сержень-Юрт, Бачи-Юрт. В связи с этим всем федеральным подразделениям, прикрывавшим эти направления, было приказано быть в полной готовности предотвратить прорыв, а также обратить особое внимание на малочисленные опорные пункты. Организовать с ними непрерывную радио- и проводную связь. Прикрыть все подступы огнем артиллерии. Перед передним краем и в промежутках выставить минные поля. Усилить наблюдение и ведение разведки, особенно ночью.

Настойчивое желание боевиков выбраться из адского котла, в который уже давно превратился Грозный, было вполне понятно. Дальнейшее сопротивление федеральным войскам, теснящим бандитов на всех направлениях и двигающимся вперед все более уверенно, становилось бессмысленным. Перебои с боеприпасами, продовольствием, медикаментами в стане боевиков становились ощутимее. Они несли большие потери. Так, 26 января по выявленным объектам незаконных вооруженных формирований в районе Черноречья был нанесен бомбово-штурмовой удар, в результате которого погибло около 50 человек из бандгруппы, возглавляемой Ахмедом Закаевым. Еще раньше, 23 января, в районе 15-го военного городка был уничтожен командир полка “Борз” Пацаев с группой боевиков.

Тревожила командование группировки и информация о том, что с осуществлением прорыва бандформирований возможен их рейд по тылам федеральных войск с целью нанесения максимально возможных потерь, поднятия духа бандформирований и настроя общественного мнения против военнослужащих.

Таким образом, сведенная воедино информация о готовящемся прорыве свидетельствовала о главном: боевики готовы сдать город, не видя дальнейшей перспективы оборонять его. Нанести катастрофический урон войскам, как в прошлой кампании, не удалось, сломить боевой дух солдат и офицеров — тем более. Ввязаться в политический шантаж, используя пример длительного сопротивления в городе, нанесения войскам серьезных ударов, тоже не удалось — информационная война боевиками была проиграна еще в начале всей кампании.

Выбранная федеральным командованием тактика действий войск стала приносить плоды.

В штабе бригады оперативного назначения. Идет разработка решения на предстоящие боевые действия

Перелом

Накал боев на северном направлении штурма 25–27 января был очень высоким. И отдельные эпизоды, имеющие зачастую драматические по своему внутреннему напряжению сценарии, складывались в общую картину тяжелейшего противостояния в столице Чечни в последние январские дни 2000 года. Именно эти локальные боестолкновения отличались особой ожесточенностью. В разрушенном городе боевикам уже нечего было терять. Вряд ли в этот период они рассчитывали на какую-то общую победу. Финал близился. Давление российских войск на всех направлениях нарастало. Однако боевики дрались до последнего. Наверное, это можно было бы назвать агонией, но эти конвульсии слишком больно отражались на солдатах и офицерах, штурмующих Грозный. Лишь высочайшее мужество и упорное стремление победить в каждой конкретной схватке помогали нашим солдатам бить бандитов и двигаться вперед. И они били и выходили победителями, порой в совершенно безвыходных, как казалось на первый взгляд, ситуациях.

ХРОНИКА БОЕВ

26 января

22 оброн произвела смену 1 — й и 3-й мотострелковых рот 8 брон на позициях на консервном и молокозаводе. Роты в дальнейшем будут действовать в интересах 255-го мотострелкового полка Минобороны. 2-я мотострелковая рота 8 брон, передав в промышленном комплексе позиции 423-му мотострелковому полку, во взаимодействии с ротой 255-го полка ночью переправилась через р. Сунжа и заняла два здания школы. В ходе боев уничтожены 4 огневые точки.

27 января

1-я и 3-я мотострелковые роты 8 брон вслед за 2-й ротой переправились через р. Сунжа и в полном составе сосредоточились совместно с 1-й мотострелковой ротой 255-го полка Миноброны в школьных зданиях. В ходе дня отбита контратака боевиков.

28 января

Подразделения 8 брон совместно с 1 — й мотострелковой ротой 255-го полка в ходе боя овладели рубежом по ул. Тельмана, ул. Дарвина и до двух школьных зданий. Мотострелковый взвод 3-й роты 8 брон занял взводный опорный пункт в 150 метрах восточнее пересечения ул. Богдана Хмельницкого с ул. Тверской.

29 января

Подразделения 8 брон совместно с подразделениями 255-го полка Минобороны вели бои на рубеже: пересечение ул, Димитрова и ул. Мичурина до пересечения ул, Мичурина с ул, Тургенева,

Игорь Груднов, в 1999–2000 гг. командующий группировкой войск особого района г. Грозиый на северном направлении:

"Здания школ, которые 25 января сумели захватить подразделения 255-го полка, переправившись через Сунжу, стояли по соседству, буквально в 50 метрах друг от друга. Одна школа — трехэтажная в форме буквы "П" была русской, другая — в один этаж, обнесенная двухметровым толстым кирпичным забором, — мусульманской. Стояли они на пустыре на углу улиц Тургенева и Дарвина. Вокруг тянулись кварталы частного сектора. Таким образом, здание русской школы доминировало над окружающей местностью и позволяло контролировать прилегающую территорию. До 25 января эти школы занимали боевики. Днем к ним было не подступиться. Они настолько были уверены в крепости своих позиций, что на ночь оставили только дежурные огневые средства — несколько человек, которые время от времени вели беспокоящий огонь, дабы создать видимость присутствия в здании значительных сил. Но здесь они просчитались. Разведчики вычислили эту их уловку и в пять утра под покровом темноты, переправившись через Сунжу, выбили боевиков из школ. Тут же в здания подтянулась мотострелковая рота. Только с рассветом бандиты очухались и, понимая, какой важный объект потеряли, предприняли отчаянную попытку вернуть школы под свой контроль. Но это им не удалось. Мотострелки сражались храбро и грамотно. В общем, в течение суток они отбили несколько атак. Естественно, в таком напряжении они долго бы не продержались, боеприпасы тоже были на исходе. Требовалась замена.

А буквально накануне я просил Булгакова помочь мне спрямить фланги, чтобы надежно войти встык с соседями справа. И к 16 часам на фронте в 2 километра решительным броском двумя ротами 8-й бригады оперативного назначения нам удалось выровнять фронт и замкнуть фланги. Все. У боевиков возможности обойти нас и выйти в тыл больше не было. Я говорю Булгакову: мне нужно снять с "сувенирки” роту 8-й бригады, чтобы заменить подразделения 255-го мотострелкового полка, которые смертельно устали, больше суток вели бой, отбивая отчаянные атаки боевиков, пытавшихся вернуть утраченные ими выгоднейшие позиции в обеих школах. Командующий дал добро, и на позиции 8-й бригады в промышленном секторе на северной окраине города 26 января встали подразделения 423-го мотострелкового полка.

А своих (8-ю бригаду оперативного назначения внутренних войск. — Авт.) я в ночь на 27 января перевел через Сунжу. Заменил в школах 255-й полк. В частный сектор на этом плацдарме направил омоновцев. Каждую группу инструктировал и провожал лично, обращал особое внимание на наличие боеприпасов, гранат, воды, хлеба и консервов, понимая, что им предстоят серьезные испытания.

И рано утром 27 января туда заходит отряд Басаева. Они все были в маскхалатах. Бороды заклеены. И мне, помню, как снег на голову, поступает доклад из штаба армейцев: Игорь Сергеич, твои проспали школу. Я поверить в это не мог, но информации точной пока никакой не было. Было понятно, что в школах сейчас разворачиваются какие-то драматические события. Но какие конкретно — никто пока не знал.

В 7 часов 15 минут я уже был на ПКП 255 мсп. Как назло, связь пропала: в рациях сели батарейки. Для выяснения обстановки на противоположный берег отправился командир 8-й бригады с группой офицеров и солдат, и уже в 10.00 часов он доложил обстановку по радиостанции. Как оказалось, первоначальный тревожный доклад был неверен. Школу не проспали. В ней шел жестокий бой”.

Тот самый бой 27 января в зданиях русской и мусульманской школ на правом берегу Сунжи — один из самых ярких примеров мужества наших бойцов. Он заслуживает подробного рассказа, потому что в нем горстка российских солдат вышла победительницей в схватке с десятком бандитов, для которых война стала профессией, а убийство и террор — смыслом жизни.

Этот бой потом назвали кульминацией событий, разворачивающихся на данном плацдарме, захваченном частью сил 8-й бригады внутренних войск и армейскими подразделениями. После этого боя организованное сопротивление в Ленинском районе города и на подступах к 1 — му микрорайону Грозного ослабло. Но это было потом. А тогда, 27 января, боевики, потерявшие столь выгодный участок, во что бы то ни стало пытались выбить оттуда российских солдат. Иначе они оказывались рассеченными на несколько плохо управляемых групп, лишенных единого командования. За тот бой, в котором неполная рота солдат-срочников 8-й бригады уничтожила отменно вооруженный отряд боевиков, по некоторым сведениям, находящийся в прямом подчинении у Шамиля Басаева, один из бойцов получил звание Героя России. Его имя — Раис Мустафин.

Раис Мустафин, в 1999–2000 гг. рядовой 8-й бригады оперативного назначения внутренних войск, Герой России:

“Мы заняли оборону в зданиях школ. Все началось на рассвете. Боевики подкрались к зданию с трех сторон, прикрываясь туманом. Да еще и темновато было, не рассвело окончательно. Они, наверное, рассчитывали на то, что на постах у нас пацаны будут дремать, потеряют бдительность. Но у нас никто не спал, а командир буквально перед их атакой произвел смену на постах”.

Командир 2-й роты 8-й бригады оперативного назначения действительно организовал грамотную оборону этих двух важнейших объектов. Основные силы он сосредоточил на втором и третьем этажах русской школы, резонно полагая, что, во-первых, это позволяло контролировать с высоты подступы к зданию, а во-вторых — выбить солдат и офицеров с верхних этажей боевикам будет непросто. Конечно, наиболее уязвимыми и опасными были позиции на первых этажах обеих школ. В мусульманской школе закрепился один взвод, при этом ему было легче из-за того, что здание окружал, как крепостной стеной, тот самый мощный кирпичный забор. А вот в русской школе было сложнее. На первый этаж вело широкое крыльцо с большими дверями, в обоих крыльях здания также располагались черные выходы. В классах — хоть и зарешеченные, но очень широкие окна, укрыться от гранат или от автоматического огня сложно. Таким образом, на всем первом этаже в классах остались не более 15 человек. До позднего вечера командир роты расставлял посты, инструктировал бойцов по поводу дальнейших действий, особенно акцентируя внимание на организации стрельбы гранатометчика, пулеметчика и снайпера. Им он назначил позиции на третьем этаже, с которого прекрасно просматривались окрестности. Для себя командирское место определил в русской школе с основными силами на втором этаже.

Уже глубокой ночью, убедившись, что все находятся на своих местах, а ночное дежурство организовано как нужно, он отправился в соседнее здание мусульманской школы, чтобы проверить, как там обстоят дела с организацией обороны. Разделявший школы кирпичный забор преодолел через узкий пролом, который специально сделали еще днем, потратив не один килограмм тротила.

Буквально через час после того, как ротный зашел в мусульманскую школу, ночную тишину вспороли грохот автоматных очередей и взрывы гранат. Мощнейший огневой налет длился несколько минут, стрельба велась практически со всех направлений. Ранение получил находившийся рядом с ротным начальник штаба батальона. Он как представитель вышестоящего командования был направлен в школы для усиления так сказать командирской вертикали, чего впрочем не понадобилось. Командир роты и без этого уверенно и грамотно управлял подразделением.

Необходимо было срочно прояснить обстановку. И буквально через несколько минут после начала стрельбы на частоте батальона в эфир вышли боевики, уверенно оперировавшие радиопозывными роты. Стало понятно, что произошло самое неприятное: в руки боевиков попала рация, а значит, и сам радист. Живой он или мертвый — пока было неизвестно. Боевики кроме этого развернули в эфире психологический прессинг, призывая солдат сдаваться, не слушать команды офицеров. Первое, что предпринял командир роты, — запретил все переговоры по рации, а сам стал управлять действиями подчиненных только голосом. Принял он и другое решение — немедленно возвращаться в русскую школу, правда, абсолютно не имея представления о том, что в ней сейчас происходит. Но надежда на то, что боевики не могли захватить ее полностью, все же теплилась.

Вспоминает Роман И., в 1999–2000 гг. командир 2-й роты 8-й бригады оперативного назначения внутренних войск, капитан:

“Я взял с собой бойца, нагрузил на него боеприпасы, оружие, сам взял вещмешок с боеприпасами. В общем, набрали столько, сколько вдвоем могли унести. И мы побежали. Хотя бегом это назвать, наверное, нельзя. Эти 50 метров, что разделяли обе школы, я надолго запомнил. Вообще я не знал, куда бегу. Если первый этаж захвачен и там мои бойцы уже в заложниках, а все офицеры убиты, то что делать в этой ситуации, я пока не представлял. На второй этаж мне не попасть, я же летать не умею. Но я чувствовал, что идти надо. Меня перед выходом на 5 минут задержал начальник штаба батальона. Он хотел прояснить обстановку, узнать получше, что же произошло. При мне он по радиостанции доложил в группировку о произошедшем, о том, что у нас идет бой, необходима помощь. В этот промежуток времени я успел пообщаться с сержантом Яриным, который находился на втором этаже русской школы. Я приказал радиостанции отключить, общение вести только голосом. Сказал, чтобы Ярин заблокировал второй этаж и никого туда не пускал — ни своих, ни чужих. Ну потому что понял, что наши солдаты в заложниках у боевиков, там всякое может случиться…

И мы побежали. Как тушканчики. Несколько метров пробежим — упадем, еще немного пробежим — снова упадем, потому что прямо в нас боевики стреляют из окон. И так до самой школы. Каким-то чудом добрались до нее. И самый радостный для меня момент в этот день был, когда я увидел своего бойца с пулеметом в руках, стоящего спиной ко мне, на крыльце этой школы. Он внимательно следил за обстановкой в правом крыле, которое было захвачено боевиками. Мне сразу полегчало: я понял, что бандиты захватили не всех моих бойцов, что не все так плохо, как казалось с первого взгляда. Уже можно было обдумывать дальнейшие свои действия”.[58]

Обстановка быстро прояснилась. Оказалось, что под покровом темноты крупный отряд боевиков скрытно подошел к школе и, обрушив на позиции нальчикцев шквал огня, броском ворвался на первый этаж. Конечно, эта без преувеличения психическая атака оказалась совершенно неожиданной для тех солдат, которые располагались на первом этаже. Буквально сразу же погибли командир взвода старший лейтенант Александр Комаров, старшина роты прапорщик Ахмат Гурдзибеев и медик батальона. Тяжелое ранение получил замполит роты. Кроме этого бандиты сумели захватить трех бойцов — сержантов Алексея Морокова, Федора Кандибулу и связиста рядового Виктора Шилова. Именно его рацией они тут же воспользовались, пытаясь внести дезорганизацию в боевые порядки роты. Однако на этом успехи бандитов закончились. Под их контролем оказалось лишь одно крыло на первом этаже школы. Дальше они пройти не смогли, второй и третий этажи также находились в руках 2-й роты. Везде боевики получили достойный отпор. Поняв, что силой уже вряд ли чего-нибудь добьются, они начали давить на психику солдат-срочников, шантажировать их, прикрываясь заложниками. Именно так они пытались склонить на свою сторону рядового Раиса Мустафина, который на первом этаже школы оказался ближе всех к боевикам, укрывшись в одном из классов. И вот он, вооруженный мощным оружием — пулеметом Калашникова, представлял для них большую проблему. Мустафин хорошо подготовился к ведению боевых действий: в рюкзаке у него было около 2 тысяч патронов, заранее снаряженных в ленты. Он фактически запер бандитов в правом крыле школы, не давая двигаться дальше по этажу. Все попытки боевиков выбить солдата из класса оказались тщетными. Они закидывали его гранатами, пытались влезть через окна первого этажа — ничего не помогало. Мустафин держался и сам, периодически выскакивая в коридор, очередями стрелял в гущу бандитов, которым и укрыться от его огня было негде. Так продолжалось несколько часов, пока у Раиса не заклинило пулемет. Наступила тоскливая тишина.

Рассказывает Раис Мустафин:

“Когда боевики подобрались поближе, то открыли огонь из всего, что только у них было. Пытались всей огневой мощью нас подавить. Грохот сплошной, стреляют, казалось, отовсюду. Шквал огня. И поперли на нас всей своей мощью. Трудно сказать, сколько их было, но, судя по всему, отряд очень большой — несколько десятков человек. И поначалу им удалось нас выбить из первого этажа, а потом и занять все правое крыло школы. Они прикрывались захваченными ребятами и пытались пройти дальше по коридорам к центру школы. Шилов же кричал нам, чтобы мы стреляли по боевикам, а его не жалели. Потом затихло все на некоторое время. “Духи” начали давить нам на психику, кричать, мол, сдавайтесь, все равно живым никто не выйдет, если будем и дальше сопротивляться. Мы, конечно, ответили все, что думаем про боевиков… Они в ответ снова стали стрелять по нам. Остервенело так, патронов не жалели.

Я сам, когда “духи” поперли со всех сторон, был на первом этаже. Они шмаляли из всех видов оружия — автоматов, гранатометов, даже “Шмелей”. В общем, голову не поднять. Орали отовсюду “Аллах акбар”. Мы отступили.

Когда немного затихло, я выглянул в коридор и шарахнул длинной очередью. Послышались крики, ругательства. “Духи” начали закидывать классы гранатами. Грохот страшный. От пыли глаза разъело до слез. Я еще стрелял несколько раз, а потом у меня, как назло, заклинил пулемет. Вообще удивительно, что это не произошло раньше — я ведь выпустил по боевикам, наверное, в общей сложности тысячи полторы патронов. У меня ствол в пулемете перегрелся. Ведь по инструкции ствол на ПК после интенсивной стрельбы положено менять после 500 выстрелов или охлаждать водой или снегом. А где их взять? Забежал в комнату, думаю, что же делать? И вариантов, главное, никаких. На окнах решетки — не выскочишь. По коридору к своим бежать — тоже нет смысла, первой же очередью срежут. Но и выходить с поднятыми руками — это не для меня. В общем, спрятал пулемет под пол — там дыра была, присыпал землей, мусором каким-то. Сам сел в углу комнаты напротив двери.

Минуты через две в класс заскочили двое или трое боевиков, не помню, схватили меня, повели к своим. Завели в класс. Везде “духи”. Все в белых маскхалатах — видно, здорово к бою готовились, экипировались отлично. Один из них ко мне подошел, нож к лицу поднес и говорит: “Уши тебе, что ли, пообрезать?” А мне уже все равно, что дальше будет. Страх куда-то улетучился, да еще и несколько трупов боевиков на полу увидел. Наверное, моя работа. Ну, думаю, все — хана мне. Вот тогда будто все у меня прояснилось — терять-то ведь уже нечего. Правой рукой в кармане гранату нащупал. Я-то в горячке о ней совсем забыл. А тут словно рефлекс сработал. Решил, взорвусь, так взорвусь, все лучше, чем с отрезанной головой лежать…

Чеку я осторожно выдернул. Одним указательным пальцем. Сколько потом пытался повторить этот способ не получалось. Они щелчка не услышали. Стояли вокруг меня, совещались, что со мной делать. А я в это время вытащил гранату и подкинул вверх прямо над ними. Они в ступор какой-то впали, а я бросился прочь. Зацепился за какой-то гвоздь, упал. Сразу взрыв. Я вернулся — смотрю боевики мертвые лежат, их по стенам размазало, схватил автомат, разгрузку и побежал в другой класс. Там в дырку в полу залез — какая-то вентиляционная шахта была — и пополз под деревянным настилом. Получилось аж в соседний класс доползти. Боевики заметили, куда я вбежал, потому что через несколько минут там стали взрывы раздаваться. Они гранатами комнату закидывали. Я оглох совсем. Дышать нечем. Потерялся и во времени, и в пространстве.

Не знаю даже, долго ли я в таком состоянии был. Но потом очухался и снова пополз по тоннелю этому — гляжу, ноги в кирзовых сапогах, а потом еще одни — в кроссовках. Сразу насторожился — свои или бандиты? И тут сквозь туман слова русские услышал. Да и голос вроде знакомый это Серега Ярин оказался. Я его зову, а он не может понять, откуда голос доносится. Он подумал, что тут где-то под полом боевик укрылся и стал стрелять. Слава богу, не попал. Пришлось на чистом русском языке ему объяснить, чтоб он не дурил. В общем, еле вытащили меня из дырки этой. Они, оказывается, меня искали. Слышали взрывы. Видели и тот взрыв моей гранаты, который несколько боевиков уложил. Думали, что я в плен к боевикам попал.

А скоро к школе наши подошли, подкрепление. Выбили боевиков и положили их там немало. Как мы потом узнали, это был отряд, что-то типа спецназа басаевского. Поэтому у них и маскхалаты были, и вооружение отличное, и, кстати, одеты они были в камуфляжную форму. Они рассчитывали на внезапность, на свой опыт. Но и мы к тому времени тоже повоевали немало”.

Подкрепление подошло вовремя. Когда полковник Груднов окончательно разобрался в ситуации, он принял решение немедленно перебросить на правый берег Сунжи для помощи державшим оборону в школе нальчикцам подразделения 8-й бригады, усиленные гранатометчиками 255-го мотострелкового полка, расчетами АГС-17. Сам отправился вместе с резервом. Заняв позиции возле обоих зданий и закрепившись на первом этаже в не захваченном бандитами левом крыле русской школы, подоспевшие на помощь бойцы обрушили на бандитов всю мощь огня. Это был бой, что называется, окно в окно. Боевики пытались отстреливаться, но вскоре поняли, что еще несколько минут — и они все останутся здесь в школе навсегда. Побросав своих убитых, уцелевшие бандиты вырвались из школы. И пока они отходили в частный сектор, по ним также велся интенсивный огонь. Басаевский отряд понес значительные потери. Хотя еще сутки назад он рассчитывал совсем на другое. К сожалению, с собой боевикам удалось увести трех захваченных ими ранее военнослужащих бригады.

Вспоминает Роман И., в 1999–2000 гг. командир 2-й роты 8-й бригады оперативного назначения внутренних войск, капитан:

“И вот подошел резерв во главе с комбатом. Мы со второго этажа закидывали боевиков гранатами, я стрелял “черемухой”. То есть боевики чего только не наелись — из гранатометов по ним стреляли, с АГС-17 по ним стреляли, слезоточивым газом травили.

Потом я начал спускаться со второго этажа, уже не рассчитывая, что кого-то здесь, в правом крыле найду живым. Ну, по правилам тактики, перед тем, как, значит, заскакивать в какое-нибудь помещение, нужно кинуть гранату. Так я и шел: из класса в класс. Граната, забегаем, стреляем, осматриваем. И оказалось, что в каждом помещении, в которое мы заходили, — везде лежали трупы бандитов. Где трое, где двое. Я уже был готов, к тому, что живыми я никого из тех, кто держали оборону здесь на первом этаже, не встречу. Тем более что погибшего командира взвода Комарова я уже увидел — он лежал в проходе перед классами. В класс, куда мы зашли, на пробитом пулями одеяле лежал погибший старшина, рядом — убитые боец и медик. Были еще и трупы боевиков. В общем, зрелище тяжелое. Но вот то, что произошло дальше, заставило меня по-настоящему оторопеть. Я аж холодной испариной покрылся. Слышу вдруг откуда-то из-под земли слабый голос моего замполита, мол, не стреляйте. У меня мурашки по коже, я заорал всем: прекратить стрельбу! А она со всех сторон — бой в самом разгаре. Еле-еле мы это все остановили. А я понять не могу, откуда его голос звучит. Я говорю: ты где? Он отвечает: здесь. Ну мы откинули доски, матрас и нашли его. Он подполами оказался, накрытый доской. Как он сам себя накрыл, я не знаю, лежит боком, белый весь. Я думал он поседел, оказывается, это его присыпало штукатуркой. Достали мы его — а на нем живого места нет. Голова пробита, ранение в руку, в живот. Как он живой остался — ума не приложу, ведь он полдня там, под полом пролежал. Боевики его не нашли. Он у меня покурить попросил. И почему-то мне запомнилось, что у него из живота дым шел. Я не знаю, возможно это или нет, но этот дым я запомнил. Может, у него диафрагма была пробита — не знаю. Я говорю: куда ты куришь, Магомедыч? У тебя, говорю, из живота дым уже идет. Куда ты куришь? А он будто прощаться со мной стал, мол, родителям передай, что все нормально… Я его начал успокаивать, дескать, рановато прощаешься, еще шашлыков поедим в Нальчике. Вколол ему 5 тюбиков промедола — все, что у меня было. Как выяснилось потом, это ему жизнь спасло. Его эвакуировали. У нас, кроме четверых погибших, было 12 раненых. А вот этих троих — Кавдибулы, Шилова и Морокова — мы не нашли. И неизвестно тогда было, где они, что с ними.

А на следующий день боевики переговоры устроили. Вышли на командующего группировкой. Вот только тогда мы узнали, с кем имели дело, кого и сколько уничтожили. На связи был какой-то боевик, просил похоронить тех, кто в школе у них остался. Командующий говорит: ну давайте, похороним, только вы наших заложников верните. А он отвечает, что в школе действовал отряд Басаева, который ушел и увел с собой заложников. А повлиять на то, чтобы басаевцы вернули захваченных солдат, он не может. В общем, договориться не получилось. Единственное, что удалось полезного узнать в ходе этих переговоров, это то, что басаевцы потеряли около 20 человек, больше 30 были у них ранены.

Своих бойцов — Кандибулу и Шилова — мы нашли ближе к весне, они без голов были. Опознали их по камуфляжу, по личным номерам, потом и экспертиза была. А Мороков, когда его с собой боевики из школы уводили, получил ранение. Они его оставили в Грозном у какого-то чеченца. Тот за ним ухаживал, но у Морокова началось заражение, его каким-то образом переправили в Моздок, но уже спасти было невозможно, он умер”.[59]

Этот плацдарм вокруг двух школьных зданий стал в последующие дни отправной точкой в развитии наступления здесь, в Ленинском районе на правом берегу Сунжи. После этого боя моральное преимущество полностью перешло к войскам северной группировки. Боевики были подавлены. Достаточно сказать, что буквально через день здесь, на северном направлении штурма к полковнику Груднову вышли более 30 боевиков. Они сложили оружие и предпочли сдаться, понимая, что никаких дальнейших перспектив, кроме того, что быть уничтоженными, у них не осталось.

Еще один тяжелый день

На западном направлении софринская бригада по-прежнему вгрызалась в кварталы Заводского района Грозного. Утро 29 января было привычно плохим. Видимость из-за плотного тумана не превышала 50 метров. Только в половине десятого погода позволила артиллерии начать работать. Примерно в это же время связистам бригады удалось перехватить радиообмен между боевиками, из которого стало ясно, что на нефтеперерабатывающем заводе в районе ТЭЦ сосредоточилась большая группа бандитов с кем-то из их главарей. Эту новость немедленно сообщили в штаб группировки особого района. Там к ней отнеслись со всей серьезностью, тем более что всю прошедшую ночь специалисты следили за вдруг заметно активизировавшимися переговорами боевиков. Спустя час по району ТЭЦ был нанесен массированный огневой удар, который, как показали дальнейшие события, сыграл свою роль.

Как только позволила погода, к боевым действиям приступили штурмовые группы 1 — го и 2-го батальонов, продолжив выбивать мелкие группы боевиков. Активно работали минометные батареи бригады, подавляя цели в глубине обороны боевиков и перед фронтом штурмовых отрядов. Командиры батальонов в один голос докладывали, что количество бандгрупп на направлениях их действий заметно увеличилось.

К половине первого туман окончательно рассеялся и противоборствующие стороны смогли воочию наблюдать друг друга. Бандиты, кажется, только этого прояснения и ждали. Потерявшие за истекшие сутки ряд ключевых объектов и оттесненные из кварталов вглубь района, боевики предприняли яростную попытку вернуть утраченные позиции, перейдя в контратаку сразу на нескольких направлениях.

Плотный огонь они обрушили на позиции 2-го батальона, сутками раньше достигшего рубежа по улице Индустриальная. В бою от разрыва гранаты, выпущенной из подствольника, получил ранение командир 2-го батальона майор Олег Закупнев. Ему на смену был срочно направлен начальник разведки бригады подполковник Тимофеев. Но Закупнев остался после перевязки в боевых порядках, продолжая управлять действиями подчиненных, и только вечером, когда его батальон закрепился на занятых рубежах, передал должность прибывшему офицеру и был эвакуирован в госпиталь. С начала штурма — 17 января — в батальоне это был уже второй командир, получивший ранение.

Одновременно с атакой на 2-й батальон, боевики попытались выбить сотрудников ОМОН и СОБР из двухэтажки и “дворца” на левом фланге полосы действий бригады, там же личный состав 3-го батальона вступил в жестокий бой с еще одной бандгруппой в районе спортзала.

Атаковали боевики и позиции 1-го батальона. В середине дня на всех направлениях действий бригады шли бои, причем боевики использовали кроме ручного стрелкового оружия 82-мм минометы, зенитные установки ЗУ-23 и даже неуправляемые реактивные снаряды (НУРС). Штаб бригады напряженно следил за развитием обстановки, одновременно анализируя действия своих штурмовых отрядов и боевиков. Становилось очевидным, что невиданная доселе активизация атакующих действий бандгрупп неслучайна. Выросшая на порядок интенсивность их переговоров в эфире, увеличение численности бандгрупп перед фронтом бригады и на территории соседнего нефтеперерабатывающего завода, демонстративная активизация боевых действий в полосах штурма батальонов бригады (что, кстати, было расценено штабом бригады и ее командиром как отвлекающие действия, хитроумный маневр, призванный сковать федеральные войска на конкретном участке города) — все это наводило на мысль, что главари бандформирований в Грозном замыслили нечто серьезное. Возможно — прорыв.

Опасений комбригу добавил доклад командира разведроты, которая вела пристальное наблюдение за территорией нефтеперерабатывающего завода. Он сообщил о появлении там новых групп боевиков, зенитной установки ЗУ-23 и БТР.

О сложившейся обстановке и действиях бандгрупп командир бригады проинформировал штаб группировки особого района. Там к его словам отнеслись более чем серьезно. Сегодня мы уж знаем, что Булгаков в те дни также внимательно анализировал ситуацию с возможным прорывом боевиков. И стекавшиеся в штаб доклады разведчиков, командующих направлениями, командиров воинских частей сформировали вполне определенную картину, когда стало ясно, что исход боевиков из города неизбежен. Ханкале важно было не ошибиться со временем и с направлением прорыва. Доклад Фоменко, думается, добавил определенности в эти предположения.

В середине дня на связь с бригадой вышел генерал Булгаков. Командующий волновался по поводу происходящего на направлении ее действий. И судя по всему, у него были на то основания.

Итак, 29 января к двум часам пополудни штурмовые группы 2-го батальона при поддержке огня минометных батарей начали теснить боевиков. Разведывательная рота отсекла им возможность рассредоточиться.

В три часа дня с территории заводской зоны по штурмовым группам 2-го батальона открыли огонь четыре 82-мм миномета боевиков, а по танкам ими был произведен пуск НУРС. По докладам командиров штурмовых групп, появились проблемы с эвакуацией раненых, их некому было выносить с передовой, не оголяя боевые порядки. Интенсивность боя просто не позволяла это делать. Раненых по сравнению с прошлыми днями было значительно больше.

Тогда вглубь района, в боевые порядки, с носилками пешком двинулись военнослужащие санитарной роты, которая располагалась на ШЩ бригады на высоте 206,4. Сопровождать их отправился старший лейтенант Сергей Кузенный, помощник комбрига, хорошо знавший местность и все проходы, ведущие к штурмовым отрядам. Задача для него была привычной, он и до этого уже не раз занимался эвакуацией раненых, в том числе и прямо с поля боя.

Вспоминает Геннадий Фоменко:

“Мне сообщили, что приближается первая цепочка с носилками. Буквально съехав по грязи на обратные скаты высоты, я подошел к раненым. Их было человек десять. Почти все лежали на носилках, под которые навалили срубленные кусты, некоторые сидели и курили. Увидев меня, пытались встать, кто-то стал виновато оправдываться, мол, зацепило случайно. Я с трудом сдержался, комок к горлу подступил. Подумал: вот люди — им бы о себе подумать, а они за бригаду переживают, оставаясь душой ещё там, в боевых порядках, и ведь на самом деле испытывают чувство неловкости и внутреннего неудобства из-за того, что вынуждены оставить своих товарищей. Поблагодарив всех, я попросил медиков побыстрее эвакуировать раненых в полевой госпиталь.

За нефтеперерабатывающим заводом вела наблюдение рота разведки, рассредоточив свои секреты на значительном расстоянии. К шести вечера, суммировав все наблюдения, разведчики подсчитали, что на заводской территории находятся до 10 грузовиков и столько же легковушек, а также зенитная установка ЗУ-23-2 на автомобиле ГАЗ-66, четыре 82-мм миномета, от двух до четырех АТС-17 и около сотни боевиков. Я сразу же доложил эту информацию в штаб в Ханкалу.

К этому времени подошла очередная цепочка эвакуаторов с носилками. Теперь уже бойцы несли на носилках раненых санитаров и лейтенанта Кузенного. Перемещаясь между штурмовыми группами, все они получили пулевые и осколочные ранения. Так я остался без своего верного и мужественного помощника.

С наступлением сумерек раненых стали вывозить в полевой госпиталь на “Уралах”, которые попали под обстрел. Но обошлось без потерь.

По напряженности, динамичности действий, шквалу огня по всему фронту — этот день был одним из самых напряженных не только за последние две недели, но и за все время, что бригада принимала участие в спецоперации в Грозном. Пожалуй, только месяц назад, 29 декабря, мы воевали с такой же интенсивностью, а враг проявлял похожее ожесточение. Но на этот раз над нами висела еще и колоссальная ответственность: ведь боевые действия шли на фоне предположений о возможном прорыве бандгрупп. Бригада выстояла.

Всего в этот тяжелый день мы потеряли четверых человек погибшими и двадцать одного — раненым. Двое пропали без вести: начальник медицинского пункта 2-го батальона майор Александр Суховей и рядовой Алексей Семилетов.

Потери существенные. Ситуация крайне напряженная, и в конце дня я мучительно размышлял над тем, как, какими силами закрыть бреши между подразделениями, чтобы не допустить разрыва фронта, кого выставить на флангах. Угроза прорыва боевиков на нашем направлении была абсолютно реальна. Пропустить их через свои боевые порядки значило покрыть и бригаду, и внутренние войска несмываемым позором.

Между моими штурмовыми группами образовалась брешь. Ее срочно нужно было заполнить, выставив заслон, тем более что приближались сумерки и боевики могли этой “дырой” воспользоваться. Но сложность заключалась в том, что резервов для заполнения бреши у меня не было. Ни одного человека. Пришлось принять нестандартное, но единственное верное в той ситуации решение.

Вызвал к себе моего заместителя по вооружению майора Дмитрия Харина. Поставил ему задачу собрать из числа солдат ремонтной роты, которая располагалась в тыловом районе, группу для выставления опорного пункта. Через некоторое время он привез бойцов, им к тому времени уже выдали оружие. Построил. Вышел я к ним, смотрю на этот мой последний резерв, а в душе все переворачивается. Стоят они, мои ремонтники, чумазые, перепачканные с ног до головы машинным маслом, солярой, в копоти, в замусоленной форме. Стоят и молчат, видно, что переживают, но вида не показывают. Ведь им, по сути, в бой идти. Опыта боевого — никакого. Их задача другая — без сна и без отдыха латать, чинить, возвращать в строй нашу сильно заезженную, далеко не новую технику. И они добросовестно ее выполняли: порой проявляя настоящие чудеса только ради того, чтобы бригада без колес и без брони не осталась. Я им вкратце объяснил ситуацию, поставил задачу. И прямо сказал, кто откажется — пойму, отправлю обратно в ремроту. Никто не отказался. Опорный пункт мы выставили. Они всю ночь провели на позициях, даже постреляли немного. И как оказалось — это потом мы узнали — боевики подходили к позициям именно на этом участке, постояли ночью, но увидев, что здесь идет стрельба, тихо свернулись и ушли. Так что через наши боевые порядки бандиты не прошли. Утром я ребят с позиций снял, потому что мои штурмовые группы вперед пошли, положение в полосе наступления изменилось. Каждого поблагодарил, отправил обратно в тыловой район. Надо было видеть их лица: счастливые, на эмоциональном подъеме — как же, выполнили боевую задачу на передовой… Что там говорить, золотые парни, ведь спасли тогда ситуацию”.

В ночь на 30 декабря командир 1-го батальона попытался небольшими группами под покровом темноты захватить два важнейших объекта, которые не давали покоя бригаде уже третью неделю: “дворец” и “школу”. Однако штурмовые группы напоролись на боевое охранение боевиков, были обнаружены и обстреляны. Бандиты, как и софринцы, пребывали в напряжении, грамотно организовав оборону своих позиций. Ночные действия успеха не принесли — более того, в перестрелке получили ранения два офицера, оба командиры взводов 1-го батальона. Под огнем противника их пришлось эвакуировать с поля боя.

Информация о ранении двух офицеров стала крайне неприятным известием для командира бригады. Без преувеличения можно сказать, что по завершении второй недели активных штурмовых действий в бригаде сложилось катастрофическое положение с укомплектованностью штурмовых групп офицерским составом. В 1-м батальоне в штурмовом отряде осталось в строю 4 офицера. Во 2-м батальоне таковых набралось побольше — 6 офицеров. В третьем батальоне — семь. В ротах осталось по одному, редко где — по два офицера, почти все в звании лейтенантов и старших лейтенантов. Взводами за редким исключением командовали сержанты. И снова во весь рост перед комбригом встала старая проблема: 30 и 31 декабря из боевых порядков он должен был уволить в запас в первом батальоне — 40, во втором — 59, в третьем — 75 человек, а замены им нет. В артиллерийско-зенитном дивизионе таких набралось 76 солдат и сержантов! В разведывательной роте, роте связи, комендантской, роте материального обеспечения, авторемонтной, медицинской ротах — ещё 72 человека.

Мы специально так подробно останавливаемся на этих фактах, чтобы читатель смог почувствовать, в каких условиях приходилось воевать бригаде, с какими трудностями, кроме собственно боевых действий, ежедневного риска, она сталкивалась.

Утро 30 декабря началось как раз с этого — командир бригады в штабе, что называется, в полный рост обозначил проблему, решать которую надо было немедленно. И какого-либо волшебного выхода из тупика не было. Был один уже не раз испытанный способ: офицерам управления идти в боевые порядки и убеждать личный состав продолжать выполнять задачу. При этом командиры штурмовых отрядов получили указания увольняемых в запас сержантов и солдат ставить на заслоны и охрану тыла. В связи с этим штурмовым группам предстояла перегруппировка, которую необходимо было провести также без последствий, и не ухудшая положение на своих участках.

Бои 29 января и понесенные потери повлияли на морально-психологическое состояние сержантов и солдат, у которых подошли сроки увольнения в запас. Некоторые из них надломились, были такие даже среди заместителей командиров взводов. Наиболее сложная обстановка была во 2-м батальоне, и не случайно. Тому были причины. На глазах солдат были ранены два командира батальона, всего за время боев ранения получили 7 офицеров. В батальоне погибло 10 и было ранено 50 человек. Завершалась вторая неделя беспрерывных боев, а людей из-за крайнего напряжения боевых действий и отсутствия необходимых резервов ни разу не выводили на отдых, помывку. Ели, спали, передвигались они под обстрелом в постоянном нервном напряжении. Немытые, грязные, в порванном обмундировании и обуви, в условиях холодной зимней погоды, они не видели окончания этого наступления. Пришло время увольняться в запас — из окопа, из боевого порядка, а их никто не меняет, замены нет. И это та правда, которую не скроешь. Комбриг прекрасно понимал, что у солдат и сержантов есть предел прочности, упрекнуть их в малодушии, трусости, нежелании выполнять поставленные задачи он не мог. Слишком много вместе с ними испытал, слишком много перетерпел, слишком трудный путь прошел плечом к плечу со своими бойцами. И ведь до этого его ни разу не подвели они — честные труженики войны. Его солдаты. Его сержанты. Софринцы. Но вот, похоже, кто-то из них все-таки дошел до предела.

Именно с такими мыслями Фоменко отправился в боевые порядки 2-го батальона. Спускаясь по жирной чеченской грязи с высоты, где располагался его ПКП, уже знал, что разговор предстоит непростой. Ближе к переднему краю перемещаться между домами в тыловой полосе 2-го батальона приходилось перебежками, укрываясь от разрывов гранат автоматических гранатометов, которыми время от времени боевики обстреливали район. Вокруг беспорядочно трескались о стены пули, выбивая мелкие осколки и пыль. Вместе с комбригом отправился и военный публицист журнала “На боевом посту” полковник Борис Карпов, работавший в это время в группировке внутренних войск, штурмующей Грозный, собиравший материал для публикаций. В своей книге “Кавказский крест-2” он без прикрас описал то, что увидел в этот день:

“ — А правда, что был приказ воевать до последнего солдата?

Вопрос ефрейтора Анохина — комбригу в лоб. Стоим перед двумя десятками чумазых, прокопченных “дембелей” в развалинах дома. Оконные проемы заложены обломками этих же стен, в прорехи задувает ветер и летит крошево штукатурки, когда “духовские” пули и ВОГи попадают в косяки. Пол под костерком, разведенным тут же, в непростреливаемом закутке, почти прогорел, и его забрасывают черным крупчатым снегом, принесенным с улицы в дырявом ведре.

— Мы не последние солдаты. — Комбриг, умеющий вести диалог и с министром, и с командующим, и с чеченцами, сейчас подбирает несколько правильных слов для честного ответа своим героям-окопникам. — Мы, софринцы, всегда были первыми, разве не так? А первому труднее. Приказ нам был один — выбить бандитов из Заводского района. И мы приказ выполним. Штурмовать не заставлю, но на “блоках” сидеть будете — во фланги и в тыл нам враг ударить не должен. Вы слишком много сделали, чтобы я с вами говорил грубо и неуважительно. Но если вы пойдете против закона, то и я перешагну через себя — уйдете без государственных наград, без “боевых” денег, с позором. Вот все, что могу вам сказать…

Комбриг говорил негромко, но внятно, делая паузы только во время ухающих слева и справа разрывов. Полковник Фоменко оказался перед трудной дилеммой. Его бригада ведет бои в Грозном. Несет потери. Людей не хватает. Для нескольких десятков солдат и сержантов настал срок увольнения в запас. А по заведенному еще в Афгане негласному правилу “дембелей” в бой не посылали — берегли. Хотя сами солдаты-“старики” на этот счет были противоположного мнения: рвались на передовую…”[60]

К полудню обстановка в полосах 1-го и 2-го батальонов стабилизировалась. Попытки бандгрупп контратаковать боевые порядки софринцев прекратились. С обеих сторон шел обстрел позиций.

Ближе к вечеру КП бригады на высоте 234,1 и КП западного направления были обстреляны из минометов со стороны улицы Фасадной. Она располагалась как раз в том районе, который с самого начала штурма разделял штурмовые отряды 674 пон и 21 оброн и остался совершенно незатронутым боевыми действиями, Боевики там, судя по всему, чувствовали себя вольготно и имели возможность свободно перемещаться, подпитывая своих подельников, удерживающих стадион и позиции вокруг него и постоянно воздействуя огнем на левый фланг бригады. Спустя несколько минут к обстрелу командных пунктов подключились БМП-2 и зенитная установка боевиков. Подавлением этих огневых точек занималось командование западного направления, у которого было достаточно огневых средств, чтобы заставить замолчать любого стрелка. Практически в это же время на позиции артиллерийско-зенитного дивизиона 21-й бригады боевики обрушили залп НУРСами. Спустя пару дней штурмовые группы, выбив боевиков с их позиций и погнав их из города, обнаружили эти установки. Они состояли из примитивно сваренных металлических направляющих, по которым запускались неуправляемые реактивные снаряды в выбранном направлении. Как это ни странно, многие из снарядов достигали цели. Видимо, в рядах боевиков были хорошие специалисты, способные производить такие непростые расчеты.

Вспоминает Геннадий Фоменко:

“Возвращаясь после обхода штурмовых групп 2-го батальона на командный пункт, я поднялся по скользкому подъему наверх к БМП № 111 — моей командирской машине. Увидел экипаж, при этом все как-то необычно стояли возле машины. Еще находясь под впечатлением эмоций от встреч с личным составом 2-го батальона, не сразу обратил на это внимание, залез через люк на командирское место, оглянулся и спрашиваю: "Где Алексей?". Алексей Зуев — пулеметчик, он всегда сопровождал меня при движении в пешем порядке, а на БМП находился всегда рядом. На этот раз группа со мной была большая, и я его оставил. Командир экипажа подавленно сообщил, что Алексея больше нет. Во время минометного обстрела командного пункта осколок мины попал ему в голову. Я, онемевший, скатился с машины. Минут пять молча переживали эту нелепую гибель. Алексей был рядом со мной больше четырех месяцев.

В этот день в бригаде погиб один, а ранения получили пятеро военнослужащих”.

И все же этот день — 30 января — закончился на приятной ноте: на КП бригады на восполнение некомплекта прибыли офицеры 21 оброн.

31 января завершилась перегруппировка в 1-м и 3-м батальонах. Все увольняемые в запас были выведены на более-менее безопасные участки. После всех организационных мероприятий в 1-м батальоне штурмовой отряд насчитывал 99, а в 3-м батальоне — 73 человека. Без пяти минут “запасники” тоже почувствовали, что для них в данной ситуации командование бригады сделало все что могло, и терпеливо выполняли задачу. Конечно, большую роль в нормализации душевного состояния бойцов сыграло умение комбрига при сохранении твердости в своих решениях выбрать верный тон и нужные слова, которые даже в такой непростой обстановке нашли отклик в сердцах смертельно уставших, измотанных людей.

Позиции 3-го батальона все время подвергались обстрелу. Своими боевыми порядками он держал весь левый фланг бригады и сковывал резервы боевиков.

При том, что штурмовые группы 1-го и 2-го батальона, действовавшие правее, за две недели интенсивных боев смогли продвинуться на несколько сот метров и очистить несколько кварталов Заводского района, достигнув улицы Индустриальная, в полосе действий 3-го батальона в руках боевиков оставались наиболее прочные и укрепленные здания — гостиница, “форт”, стадион, “клюшка”, спортзал, “близнецы”. К сожалению, удары по ним силами артиллерии западной группировки были недостаточны, чтобы подавить устроенные там опорные пункты боевиков. Без надежного подавления или разрушения зданий более мощными огневыми ударами захватить их штурмом было невозможно.

Со стороны оперативного штаба особого района г. Грозный не прекращалось давление на командира бригады, которого укоряли за медленное продвижение, за то, что “бригада уже вторую неделю топчется на месте, не может идти вперед, несмотря на то, что на других направлениях войска уже к Минутке подходят”. В трудной ситуации, в которой находилась тогда бригада, сохранить выдержку и трезвый расчет было очень непросто. Излишняя суетливость и нервозность в действиях командования бригады только сыграли бы на руку боевикам. Вместо суетливости нужны были взвешенные, продуманные решения, которые бы способствовали не только выполнению поставленной задачи в данных конкретных условиях, но и сохранению жизни солдат и офицеров.

В этот день вся мощь артиллерии группировки особого района г. Грозный была сосредоточена на подавлении оборонительных порядков боевиков, удерживающих площадь Минутку. Разрывы в центре города были хорошо слышны здесь, в Заводском районе. Штаб бригады получил информацию о том, что штурмовые подразделения восточной группировки начали штурм Минутки, однако, по воспоминаниям офицеров 21-й бригады, находившихся в это время в боевых порядках, ослабления действий боевиков на западном направлении пока не ощущалось.

Флаг над Минуткой

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

«Независимая газета». 28 января 2000 года

“Вчерашний день выдался щедрым на бодрые заявления высших руководителей относительно ситуации в Чечне и скорого окончания боевых действий. “В ходе операции в Грозном близится перелом”, — заявил министр обороны России маршал Игорь Сергеев. По его словам, на сегодня у федеральных войск в Чечне две основные задачи — освобождение чеченской столицы и горных районов республики. "Успешные действия войск на юго-восточном направлении и в Дуба-Юрте создают условия для успешного завершения операции”, — заверил глава военного ведомства. Представитель МВД вчера в своих высказываниях был более конкретен в сроках. «Взятие Грозного и операция на юге Чечни в любом случае завершатся в феврале, хотя боевики надеются на повторение событий 1996 года, когда боевые действия в республике были приостановлены» — заявил командующий Московским округом внутренних войск МВД РФ генерал-полковник Аркадий Баскаев. Спикер Совета Федерации Егор Строев высказал менее оптимистический, зато более конкретный прогноз, связав его с предстоящими президентскими выборами. По его мнению, конфликт в Чечне будет завершен к 26 марта. Спикер верхней палаты парламента полагает, что главный конфликт на сегодняшний день — это Грозный. Все остальное можно будет разрешить политическим путем“.

А о том, как разрешать политическим путем и что предпринимать для восстановления разрушенной уже практически до основания экономики Чечни, и.о. президента докладывал вчера вице-премьер Николай Кошман. Как заявил журналистам полномочный представитель правительства, в равнинных районах Чечни имеются «громадные разрушения, которые были сделаны по указанию Аслана Масхадова, в частности, демонтированы линии электропередачи». По словам Николая Кошмана, чтобы подать электроэнергию в Шали и Урус-Мартан, придется заново построить 86 км линий электропередачи. Как полагает вице-премьер, электроэнергию в эти районы можно будет подать к 10–15 марта.

Подтверждать же заявления политиков и высокопоставленных военных, как всегда, приходится солдатам, Штурмовые подразделения «федералов» с отрядами чеченской милиции с переменным успехом продолжали вчера продвижение к центру Грозного, проводя зачистки и закрепляясь в освобожденных кварталах. По данным военных, наиболее ожесточенные бои по-прежнему проходили в районе площади Минутка, Особую опасность представляют снайперы, засевшие на крышах и верхних этажах домов, действующие парами и в одиночку. Для их уничтожения наиболее эффективен огонь артиллерии и танков. Также боевые действия продолжались в Ленинском и Октябрьском районах Грозного. Отмечается ожесточенное сопротивление боевиков и их умелое использование излюбленной тактики в городских условиях — проходы в тыл «федералам» по подземным коммуникациям. За минувшие сутки одержана очередная победа — войсками взят под контроль поселок Мичуринский”.

Наиболее горячей была обстановка вокруг площади Минутка. 28–29 января действовавшие на этом направления федеральные войска вели здесь тяжелые бои. Боевики будто чувствовали свою обреченность и бились отчаянно. Понимая, что на данном направлении ситуация достигла своего пика, еще немного — и враг будет сломлен, командование провело перегруппировку сил. 2-й батальон 33-й бригады, до этого действовавший во втором эшелоне за наступающим 506-м полком Минобороны, 28 января был переориентирован на штурмовые действия. Задача ему была поставлена конкретная: овладеть четырьмя кварталами, выйти на улицу Ханкальская и тем самым отсечь южную группировку боевиков от северной. По соседству с батальоном действовали и штурмовые группы 674-го оперативного полка внутренних войск, которые также вели наступательные действия в этом направлении. По мере приближения к Ханкальской улице двигаться вперед было все труднее и труднее. Здесь в переулках и на улицах, в подвалах домов была устроена сеть мощнейших укреплений. Бетонные укрытия, доты, траншеи в полный рост — все это было подготовлено задолго до начала штурма Грозного.

Александр Масон, в 1999–2000 гг. командир 2-го батальона 33-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск:

“Из 78 человек сформировали штурмовые группы. Но возникла небольшая заминка. Прибыл борт с очередной сменой, а в составе наших штурмовых групп 63 бойца уже отслужили установленные сроки. Всем было ясно, что штурм будет тяжелым. Понятно было и то, что пацанам совсем не хотелось погибать, когда вот он, долгожданный борт, стоит и ждет их, чтобы увезти домой… Трудная была ситуация. Но в бой пошли все “старики”. Никто не отказался, понимая, что молодым, необстрелянным, прибывшим им на смену солдатам предстоящий штурм может куда как дороже даться.

Тремя кварталами мы достаточно уверенно овладели. Здорово помогла артиллерия — она накрывала позиции боевиков массированным огнем, а потом уже вперед шли штурмовые группы. Мы просто сминали боевиков. Но дальше атака захлебнулась. Наш сосед справа — 674-й полк внутренних войск свой третий квартал взять не смог. Столкнулся с хорошо оборудованной линией обороны, против которой даже артиллерия бессильна была.

Наше дальнейшее продвижение оказалось бессмысленным. Если бы пошли дальше и захватили четвертый квартал, то оказались бы практически окруженными боевиками. Поэтому пришлось помогать моздокцам.

Укрепрайон боевиков дался нам непросто. Было много раненых. Мы не могли идти в лоб на доты боевиков, не могли и обойти с флангов — пулеметы противника полностью простреливали окрестности. Ситуация — ну прямо как у Александра Матросова, пулемет надо заставить заткнуться во что бы то ни стало, а то так и будем стоять здесь до потери пульса… Нашлись у нас смельчаки — брали гранатометы и под прикрытием развалин подползали к дотам, вскакивали и практически в упор — с 15 метров лупили по амбразурам. Так ползали неоднократно лейтенант Миллер, сержант Виноградов, рядовые Трофимов, Кузьмин, Виноградов. Почти все, кто делал такие вылазки, оказались ранеными. Все они — мужественные, настоящие люди, настоящие бойцы. Они действительно совершили подвиг.

После того как амбразуры были завалены выстрелами из гранатометов, штурмовые группы под командованием майора Ларионова и капитана Сахарова получили возможность зайти в тыл укреплениям боевиков и закидать доты гранатами. Сопротивление бандитов резко ослабло, и четвертый квартал наш батальон взял практически без боя”.

За все время штурма огромная нагрузка ложилась на плечи саперов, инженерных служб воинских частей. Минирование боевиками зданий, подходов к ним, систем городских коммуникаций стало обыденным явлением. Эта была незримая война. Бандиты использовали самые хитроумные способы закладывания фугасов, а саперы группировки войск напротив, пытались разгадать адские головоломки боевиков: минирование тел военнослужащих, складов амуниции и боеприпасов, НЗ, изготовление всевозможных мин-ловушек и мин-сюрпризов. Перерывов в этом противостоянии не было, оно длилось все время, пока в городе велись боевые действия. К слову сказать, наши специалисты не отставали от боевиков, и на искусно расставленных минных полях бандитов подрывалось тоже немало. Бандиты для выявления минных полей в этот период нередко использовали собак. И не оставляли настойчивых попыток найти бреши в кольце блокирования, чтобы выйти из города.

В городе велась настоящая минная война. В окраинных кварталах Грозного регулярно появлялись все новые закладки фугасов.

В 3-м микрорайоне Грозного — на восточной окраине города — 28 января при проведении инженерной разведки были обнаружены и уничтожены 3 управляемых фугаса, склад боеприпасов боевиков в подвальном помещении (выстрелы к АТС-17, патроны к стрелковому оружию, гранаты), подорвано трехэтажное здание, в котором были оборудованы позиции снайпера, пулеметчика, стрелков. 29 января при проведении инженерной разведки по маршруту, проходящему по улице Хмельницкого и далее через перекресток на улице Маяковского (на севере Грозного), были обнаружены и уничтожены 5 противопехотных минных полей, установленных боевиками.

В штабе группировки понимали, что ночь — это самое опасное время, которое активно используется боевиками для проведения диверсий и попыток нанести максимальный урон подразделениям, поэтому в освобожденных кварталах позиции федеральных войск прикрывались минными полями, все подходы к блокпостам минировались (использовались мины как в управляемом, так и в неуправляемом вариантах). При этом активные действия инженерной разведки позволяли выявлять те здания вокруг позиций войск, которые в ночное время использовались боевиками в качестве удобных огневых точек. Так, на позициях 33-й бригады 28 января в ходе инженерной разведки в четырехэтажном здании были обнаружены подготовленные позиции снайпера и пулеметчика, именно из этого здания ночью боевики вели интенсивный огонь по расположению одного из подразделений бригады. Здание было подорвано.

К огромному сожалению, в этой минной войне российским солдатам не всегда сопутствовала удача, не всегда они выходили победителями. Тяжелый трагический случай произошел в конце января как раз в боевых порядках 33 оброн. Таких одномоментных потерь бригада не несла с начала января, с событий в Аргуне и его окрестностях. После этого на протяжении всего продвижения к площади Минутка цена побед бригады была минимальной. Но война есть война — и смерть здесь поджидает даже там, где ее совсем не ждешь…

Александр Масон:

“Это случилось как раз тогда, когда мы вместе с 674-м полком уже почти дошли до рубежа на Ханкальской улице (28 января. — Авт). До этого три квартала взяли очень уверенно. Перед четвертым, последним, пришлось встать — мешали доты, да и 674-й полк за нами не успевал — он был соседом справа. Но потом с дотами разобрались, героически прорвались через линию обороны боевиков. И на одном участке боевики специально отошли, подготовив в одном из домов управляемые фугасы. Первым в него вошла группа под командованием старшего сержанта Пасечного. Вместе с ним было еще 8 человек. Только они вошли, как раздался мощнейший взрыв. Дом рухнул на наших глазах. Под обломками здания остались все девятеро. Николай Логинов, Александр Пасечный, Евгений Залыгин, Виталий Керин, Артем Слюсарев, Сергей Онохов, Дмитрий Платонов, Андрей Иванов, Сергей Шутов.

Этот день вообще был очень тяжелым. Задачу дня мы выполнили, но помимо девяти погибших наш батальон потерял еще 24 человека ранеными”.

К 30 января положение незаконных вооруженных формирований в городе стало очень сложным. Мощнейшее давление “на всех фронтах”, потеря все большего количества территории города заставляли боевиков уже в большей степени думать о том, как сохранить хотя бы те боеспособные группы, которые уцелели в Грозном к тому времени. На восточном направлении федеральные войска 30 января вплотную подошли к площади Минутка и заняли наиболее выгодные позиции на северо-востоке от площади (подразделения 245-го полка Миноброны и 674-го полка внутренних войск), и на юге от нее (подразделения 506-го полка Минобороны и 33-й бригады внутренних войск). Минутка была совсем рядом.

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

“Огонек”. 1 февраля 2000 года, специальный выпуск

"…Всю ночь ревут взлетающие “сухие”. Что творится в Грозном, представить страшно. По вечерним "Новостям" сообщили, что бои уже в районе площади Минутка, значит, наши начали настоящий штурм…

…Колонна вползает на гору по полностью разбитой дороге и останавливается. Справа что-то большое, фабрично-заводское, с проломами в стенах и пустыми окнами, а впереди, через поле — Грозный. До закопченных многоэтажек километра два, и с нашей стороны на них заходит самолет, в упор выпускает заряд и, сверкнув колпаком кабины, отваливает влево. На его месте тут же зависают две вертушки, отстреливаются и тоже уходят. Уже больше десяти часов, и это последняя атака с воздуха. Немедленно, без перерыва начинают долбить минометы… над многоэтажками стоит столб густого дыма. Будто трехлетний ребенок войну нарисовал. Только это вот ненарисованное…

…Грозный горит, хотя беженцы, чудом выбравшиеся из этого ада, утверждают, что гореть там уже нечему. Впрочем, при такой плотности огня может гореть и металл…

Боевикам в Грозном каюк. Это видно просто по настроению наших ребят, идущих на штурм… и вдруг понимаешь — ведь через полчаса они действительно пойдут стрелять из всех видов, пускать очереди от живота и навскидку и продвигаться короткими перебежками под настоящим, а не учебным огнем, под настоящими пулями. За что?

— За что? — машинально повторяю вслух последнюю мысль.

— Как за что? За Родину! — на меня смотрят как на слабоумного. — Здесь вам никто по-другому не ответит".

Последний январский день стал кульминацией многодневного тяжелейшего противостояния в чеченской столице. Ряд важных изменений в обстановке, произошедших в это время, сыграл в конечном итоге существенную роль в том, что Грозный был освобожден от незаконных вооруженных формирований.

Одним из первостепенных событий, предопределивших падение Грозного, стало прекращение сопротивления боевиков в районе площади Минутка. Яростные и ожесточенные бои, которые велись здесь в самом конце января, завершились тем, что 31 января силами 245-го полка Минобороны и 2-го батальона 674-го полка внутренних войск была захвачена северо-восточная оконечность площади, чуть позже на южную окраину Минутки вышел 506-й полк Минобороны и 2-й батальон 33-й бригады внутренних войск. Командир 6-й роты 245-го мотострелкового полка старший лейтенант Сергей Новичков первым поднял российский флаг на крыше уцелевшей девятиэтажки на площади Минутка.

Павел Дашков, в 1999–2000 гг. командир 33-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск, полковник:

"Перед самой Минуткой ранение получил командир 1-го батальона Эмом-Али Насрединов. У него тогда ситуация сложилась почти такая же, как неделей раньше у Масона, когда мы его вытаскивали из окружения. Группа Насрединова вышла на своем направлении прямо во фланг мощному опорному пункту боевиков. Те наших прижали огнем. Да так, что Насрединов выходит со мной на связь и просит о помощи: говорит, мол, двинуться вперед не получается — головы поднять не могу. У него раненые уже пошли, его самого тоже зацепило. И боевики со своих позиций ведут ожесточенный огонь. Насрединов просит меня: прошу накрыть. Фактически вызывает огонь на себя — там несколько десятков метров его с боевиками разделяло. Но у наших минометчиков опыт уже колоссальный был к тому времени. Они виртуозы своего дела. Батарея сделала залп — все вокруг запылало. Группу Насрединова удалось вытащить.

Наша бригада сначала во втором эшелоне действовала, а потом, когда в 506-м мотострелковом полку потери пошли серьезные — у них снайперским огнем младший офицерский состав просто повыбивало, Булгаков поставил нам задачу подключиться к штурмовым действиям. Так мы и шли: метр за метром, медленно, но все время вперед.

Таким образом, доползли до Минутки. Я не думаю, что на нашем направлении войскам было легче, чем на других. Но динамика у нас была постоянно. И когда мы вышли на Минутку, ощущение того, что значительное дело, наконец завершено, было. Радость от победы была.

Помню яркий эпизод того дня. Только мы взяли Минутку, как буквально часа через два прямо на площадь подъехала большая группа военных и гражданских: начальник управления кадров Главкомата внутренних войск генерал-лейтенант Петр Иванович Ермаков, несколько офицеров с ним и большая группа журналистов. Он нашел меня и пояснил цель своего прибытия — лично наградить наиболее отличившихся при штурме этого укрепрайона военнослужащих. А кроме того пояснил, что корреспонденты хотят убедиться, что войска взяли Минутку, а то некоторые средства массовой информации сообщают, что она еще под контролем боевиков. Понятно, что о таком успехе необходимо было срочно сообщить стране. Пришлось встать под прицелы видеокамер и сказать два слова корреспондентам. Я и сказал: “Вот, можете убедиться сами, мы на Минутке”. А вокруг картина — залюбуешься: дымятся развалины, в небе то и дело проносятся самолеты армейской авиации, техника рычит. Вид, конечно, у меня был тогда не для видеосъемки: в кирзачах, в потертой шапке, закопченный весь после двух недель боев.

А генерал Ермаков тут же, на площади, вручил нескольким нашим офицерам и солдатам знак “За службу на Кавказе” — он как медаль выглядел. И написал прямо в корочке удостоверения к нему: “Вручен полковнику Дашкову на площади Минутка”.

Важнейший стратегический узел в обороне незаконных вооруженных формирований был разрублен. Здесь были разгромлены главные силы боевиков и их резервы. Восточная группировка войск особого района г. Грозный 31 января выполнила поставленную ей задачу.

Евгений Кукарин, в 2000 г. командующий группировкой войск особого района г. Грозный на восточном направлении:

“На Минутку мы с КП вышли первого февраля. Сутками ранее ею овладели наши штурмовые отряды. Когда взяли площадь, то сопротивление резко прекратилось. Боевики, очевидно, уходя из города, пооставляли там только группы прикрытия. Практически вся Минутка была заминирована, все эти высотки. В подвалах лежали десятки килограммов тротила, провода. Они просто не успели все это подорвать, хотя, видимо, готовились к этому основательно. 245-й полк под командованием полковника Сергея Юдина стремительно выбил бандитов. Настолько они не ожидали от нас броска этого. Буквально за день мы площадь и весь район вокруг нее взяли. Сразу какое-то облегчение наступило. Удовлетворение от сделанной большой работы. Там многие ребята на стенах домов расписывались, я тоже свой автограф куском красного кирпича оставил, поднялся на крышу уцелевшей многоэтажки, водрузил российский флаг и дал в воздух длинную очередь из Калашникова. Такой подъем духовный был”.

У поднятого Кукариным российского флага весьма примечательная история, которая заслуживает того, чтобы о ней рассказать. Флаг этот в Чечню привезла сотрудник пресс-службы УВД Алтайского края Вера Кулакова. Ее муж, офицер, погиб в Грозном в августе 1996 года. Тогда его сослуживцы, прошедшие через пекло августовских боев, сохранили российский флаг, который развевался над зданием Главного управления оперативных штабов МВД РФ в Чеченской Республике (ГУОШ). А вернувшись в Барнаул, передали пропахший порохом триколор вдове погибшего. Вера бережно хранила трехцветное полотнище, а отправляясь в 1999 году в служебную командировку в Чеченскую Республику, взяла его с собой. Взяла, потому что верила, что попадет на то место, где погиб ее муж, верила, что этот флаг снова поднимется над Грозным. Многие офицеры группировки особого района хорошо запомнили в те трудные дни эту мужественную женщину и всякий раз искренне удивлялись ее непоказному бесстрашию. Вооруженная видеокамерой, она вела хронику разворачивающихся в чеченской столице и ее окрестностях событий, нередко работая прямо в боевых порядках штурмовых отрядов, буквально под пулями. Эта съемка сегодня — бесценное и честное свидетельство того, как федеральные войска освобождали Грозный от боевиков. Нам, авторам книги, о Вере Кулаковой рассказывали и Евгений Кукарин, и Игорь Груднов, и Павел Дашков. Все — с искренним уважением. Именно Кукарину Вера передала сохраненный ею российский флаг, когда узнала, что войска восточной группировки взяли Минутку. Сама приехала на еще не остывшую от яростного боя площадь. Вместе с Кукариным поднялась на высотку. Конечно, с видеокамерой. А когда Евгений Викторович полоснул длинной очередью грозненское небо, не выдержала слезы сами потекли из глаз. Свое обещание, данное друзьям погибшего мужа, она сдержала. К слову сказать, кадры этой съемки попали на центральные телеканалы. Реющий в сером промозглом февральском небе флаг стал зримым символом победы над бандитами.

Евгений Кукарин, вспоминая тот эпизод, заметил: “Не ожидал, что видеоматериал пройдет по центральному телевидению, и его увидит моя жена, которой я в начале штурма Грозного позвонил и сказал, а потом ещё пару раз подтверждал, что сижу в Моздоке и карты рисую”.[61]

Выбитые с Минутки бандиты, оставляя после себя брошенные позиции, склады вооружения и заминированные по всему периметру площади здания, бежали в юго-западном направлении — в Заводской район Грозного, где у них к тому времени был определен район сосредоточения для прорыва.

Уже 30 января в оперативном штабе особого района г. Грозный знали о том, что для сопровождения боевиков из города по найденному маршруту к одному из полевых командиров прибыл специально подготовленный человек. Справедливости ради стоит отметить, что все время, пока шел штурм, каналы, по которым в город могли проникать новые группы боевиков и отходить старые, продолжали функционировать — тотального блокирования Грозного достичь не удалось. Но вместе с тем, эти каналы не позволяли большому отрядy боевиков выйти из города. Им требовалась гораздо более широкая дорога, чем эти небольшие троиинки, опасные и ненадежные. Боевики искали такую дорогу и, казалось, нашли.

В последних числах января главари бандформирований предпринимали неоднократные попытки прорваться из города в юго-западном направлении, К 31 января боевики возобновили свои действия в направлении Заводской район — Алхан-Кала, имея дальнейшую цель вырваться из города и двигаться в направлении н.п. Гойты. Если же анализировать ситуацию, то становится понятно, почему сопротивление боевиков в Заводском районе в течение всей второй половины января было столь серьезным и ожесточенным, не позволявшим софринской бригаде развить успех на этом направлении. Именно здесь и немного южнее района боевики пытались держать окно для выхода из города в случае неудачи по обороне Грозного. Стратегически важное направление необходимо было держать во что бы то ни стало. Это вплоть до 31 января боевикам удавалось делать. Силы софринской бригады были скованы в районе н.п. Подгорный-3 и на подступах к стадиону, в северных окраинах Заводского района.

А то, что в ближайшие сутки или даже часы боевики планируют покинуть Грозный, было понятно и по ряду косвенных признаков, которые внимательно отслеживались в штабе группировки особого района г. Грозный. Помимо оперативной и разведывательной информации о готовящемся прорыве, были и другие факты, свидетельствующие, что бандиты готовятся покинуть город. Одним из них стало значительное количество сдающихся в Грозном в плен боевиков в течение нескольких дней в самом конце января. Но что это была за сдача? Используя шанс попасть под амнистию, боевики, по сути дела, освобождались от ненужного им в условиях предстоящего прорыва и намерения продолжать дальнейшее сопротивление, только уже в горах, балласта. “С поднятыми руками”, в гражданской одежде и без оружия сдавались раненые, больные бандиты. Практически ни одного вооруженного и здорового боевика в те дни в плен не сдалось. Напротив, к 31 января они все стекались из разных районов города в южную часть Грозного, где готовился прорыв. Кроме этого красноречивого факта, еще одним косвенным подтверждением того, что прорыв становится неминуемым, стала поступившая в оперативный штаб группировки особого района г. Грозный информация о том, что Руслан Гелаев отдал приказ подчиненным бандформированиям не реагировать на недовольство населения по поводу ведения боевых действий в тех населенных пунктах, через которые пройдет маршрут боевиков по пути из Грозного в горы, а также там, где боевики активизируют свои действия для сковывания части федеральных сил во время прорыва из Грозного.

Ночной прорыв

РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ

«Комсомольская правда». 23 февраля 2000 года

«Генерал-полковник Виктор Казанцев, командующий Объединенной группировкой войск (сил):

— Операция заключалась в простых вещах: мы создали внешнее кольцо окружения, потом искусственно организовали коридор, о котором все трещали. И однажды по нему даже прошел Арби Бараев. По радиоперехвату мы услышали, что они клюнули. В самый последний момент мы закрыли коридор, установили несколько рядов минных полей, и они попали в западню. Боевики приехали на окраину Заводского района на 94 машинах, а потом облили их бензином и сожгли. До того они были уверены в этом проходе, что даже Шамиль Басаев шел пешком. Что из этого вышло, вы знаете…»

Боевики долго готовились к прорыву. И кроме тех действий, что они предпринимали для этого в самом Грозном, бандиты очень рассчитывали на помощь своих подельников, находившихся вне чеченской столицы. Планируя пройти по кратчайшему пути из Грозного в горы, где им можно было бы укрыться от преследования федеральных войск, боевики кроме “выхода” из Грозного настойчиво искали еще и “вход” в горы. Там, в горах, их ждали подготовленные лежки, там были спрятаны склады боеприпасов, находились схроны с продовольствием и медикаментами, там боевики, арабские наемники очень рассчитывали сделать передышку после грозненской мясорубки. Там же в горах продолжали находиться многочисленные банды, не принимавшие участие в боях в чеченской столице.

И решить эту проблему — изоляцию горной части бандитов от "грозненской" нужно было в обязательном порядке. Вот почему, несмотря на нехватку в то время сил и средств, достаточных для полной ликвидации боевиков в горах, войска все же не давали бандитам в горах спокойной жизни. Тяжелейшие бои развернулись в зоне ответственности группировки федеральных войск “Западная”, командовал которой генерал В.Шаманов, под Дуба-Юртом. Именно здесь находились так называемые Волчьи ворота — два ряда вершин, между которыми начинался вход в ущелье, по которому было очень удобно входить в горы. Именно отсюда до Грозного по прямой дороге — около двадцати километров. И “грозненские” очень надеялись на то, что именно отсюда к ним придет помощь, когда начнется прорыв. Но рейда по тылам войск, блокирующих Грозный с юга, не случилось. Несмотря на то, что боевики, наемники-арабы остервенело пытались отбить у войск Волчьи ворота, не считаясь с катастрофическими потерями, которые им наносили артиллерия, боевые вертолеты и штурмовые отряды группировки федеральных войск “Западная”, сделать им это не удалось. Ущелье было наглухо закрыто войсками.

В том же ключе — с постоянным прессингом боевиков, у которых не было ни минуты передышки, — шли боевые действия по всему "фронту” на территории Чечни, Боевики, лишенные иницинтины и подпитки с равнины, безуспешно пыгалиеь атаковать заставы и опорные пункты войск, расположенные вдоль гор.

К выходу из Грозного бандформирований готовились и наши войска. С запада, как мы уже упоминали, город блокировали подразделения 27б-го мотострелкового полка, располагаясь взводными опорными пунктами на наиболее выгодных высотах, он держал оборону на протяжении 17 километров — от Старонромысловского района до реки Сунжи. Южнее располагался 15-й мотострелковый полк. Однако сплошного кольца блокирования создать не удалось — на это просто не было сил.

Штаб 376-го полки, с боями занявшаго выгодные высоты вокруг Грозного еще и декабре 1999 года, с первых же дней своего "стояния” на окраине чеченской столицы пытался определить наиболее уязвимые места в кольце блокирования, через которые могли прорваться бандиты. Одним из таких мест с большой долей вероятности можно было считать участок, примыкающий к промышленной застройке нефтеперерабатывающего комплекса вдоль железнодорожного полотна и по реке Сунже. Именно здесь, в естественной долине шириной в несколько сот метров, саперы 270-полка с конца декабря 1999 года методично выставляли минные поля, которые удалось дотянуть практически до окраин близлежащей к Грозному Алхан-Калы. Минами также было закидано и русло Сумжи, Кроме того, участок возможного прорыва был пристрелян полковой артиллерией. На высотах по обеим сторонам долины располагались взводные опорные пункты 276-го и 15-го мотострелковых полков, между которыми было около полутора километров. Понимая, сколь опасным является этот участок местности, командир 276-го полка усилил свой опорный пункт помимо имевшихся на нем трех БМП еще танком Т-72 и зенитной установкой ЗУ-23для ведений огня прямой наводкой. Ежедневно от опорного пункта на скрытые позиции впереди выдвигались разведчики, ведущие наблюдение за местностью.

Как показали дальнейшие события, участок прорыва был определен правильно — вдоль железнодорожного полотна в направлении на Алхан-Калу.

Именно в том направлении еще 3 января из города удалось пройти Арби Бараеву, здесь же после диверсионной акции в Алхан-Квле и Краснопартизанском он сумел вернуться обратно. В конце января из всех возможных участков прорыва штаб группировки особого района г. Грозный именно этот участок считал наиболее вероятным местом исхода боевиков из города. И они в самых последних числах января выползали именно здесь, А потом в течение нескольких дней кровавым рейдом прошли по нескольким чеченским селам. Полностью уничтожить вырвавшуюся группировку не удалось, и населенные пункты Алхан-Кала, Ермолинский, Лермонтов-Юрт, Валерик, Шаами-Юрт, Закан-Юрт, Катыр-Юрт, Гехн-Чу, в которые как тараканы расползлись после прорыва бандиты, стали зоной ожесточенных боев.

Борис Цехамович, и 1999–2000 и, начальник артиллерии 270-го мотострелкового полка:

“Ночь с 31 января на 1 феврали началась во взводном опорном пункте, как обычно. Наблюдатели, проинструктированные командиром взвода, добросовестно вглядывались в темноту, разрываемую раз в пятнадцать минут осветительным снарядом. (Уменьшить интервал мешал недостаток в такого рода боеприпасах. Это в итоге сыграло на руку прорывающимся боевикам, — Авт.) Пытались вслушиваться в темноту, но периодически заводились БМП, танк и “Урал” с установленным на них ЗУ-23-2У для подзарядки АКБ (аккумулятора ных батарей. — Авт.) и ничего не было слышно. А в это время боевики уже втягивались в стык между полками. Когда высоко в небе вспыхивал осветительный снаряд, боевики ложились на землю и сливались с местностью. Как только свет гас, они подымались и шли вперёд. Уже начали подрываться первые боевики, но наблюдатели не слышали слабых звуков взрывов мин ПФМ. В 23.30 к командиру взвода старшему лейтенанту Александру П., в землянку зашёл наблюдатель и доложил, что большое количество боевиков двигается по полю в сторону Алхан-Калы. Командир взвода и командир роты выскочили в траншею и в ночной прицел стали вглядываться в темноту. В зелёном свете ночника поле на большом пространстве как будто шевелилось от множества боевиков. Боевики пока находились на участке первого минного поля. Они были совсем близко: в трёхстах-четырёхстах метрах от позиции взвода. Первыми открыли огонь мотострелки: командир взвода очередями трассеров указал, куда надо стрелять. Через несколько минут открыли огонь и расчёт зенитной установки и танк. А ещё через несколько минут огонь миномётной батареи и второго дивизиона первым же огневым налётом нанёс поражение боевикам. Сразу же о боевиках было сообщено командирам батальона и полка. Командир полка подполковник Андрей У. поднял по тревоге командный пункт полка, взял с собой танк, взвод разведчиков и КШМ из роты связи и убыл на участок прорыва. Перед убытием командир полка приказал отправить во взводный опорный пункт из первого батальона один мотострелковый взвод, три автоматических гранатомёта АТС и 23-мм зенитные расчёты”.

Все, кто находился в это время на взводном опорном пункте, вели непрерывный огонь из всех видов оружия по боевикам. Это напоминало сюрреалистическую картину: темноту ночи разрезали вспышки автоматных очередей и огненные сполохи выстрелов из автоматических гранатометов, танков и зенитной установки. В свете ракет, осветительных мин и танковых прожекторов было хорошо видно, как на минном поле подрывались боевики, а на место упавшего в грязный снег тут же вставал другой. И тоже падал, сраженный пулей или осколком. Вся эта кишащая, избиваемая огнем из автоматического оружия, артиллерии и танков копошащаяся масса упорно ползла в сторону Алхан-Калы, Запас осветительных ракет кончился быстро. Осветительные снаряды тоже оказались на исходе. Когда бой был на пике, боевики поняли, что, не уничтожив взводный опорный пункт, им прорваться не удастся. Будто по чьей-то команде несколько сотен боевиков повернули и двинулись на взводный опорный пункт, Это была атака отчаяния. Но она захлебнулась. Сыграла свою роль зенитная установка, которая била непрерывными очередями по наступающим бандитам до того, что ее стволы опасно раскалились, а солдаты с трудом успевали подтаскивать короба с боеприпасами. Боевики повернули обратно, оставив на подступах к опорному пункту десятки трупов.

Единственным выходом для себя боевики посчитали русло реки Сунжи. Они прыгали в ледяную январскую воду, пытаясь таким образом уйти из-под обстрела. Но берег и дно реки были также напичканы минами. Боевики подрывались, тонули, их тела уносило течение, но некоторым удалось все же уйти в село. Вскоре к месту прорыва подоспели мотострелковый взвод, расчёт зенитной установки, три расчёта АГС, которые сразу же включились в бой. Выходя на изгибе реки на берег, они снова попали под кинжальный огонь и вновь вышли на очередное минное поле. Снова начали греметь взрывы. Здесь ряды боевиков поглотил настоящий хаос, среди них началась паника, остатки дисциплины рухнули, и они стали спасать свои шкуры, буквально перелезая через своих подельников, лишь бы вырваться из этой долины смерти.

Борис Цеханович завершает свой рассказ:

“После боя командир полка и начальник инженерной службы под прикрытием разведчиков начали осторожно в сопровождении сапёров спускаться в поле к убитым боевикам и собирать трофеи. Сказать, что трофеи были богатые, в смысле много, было бы неправильно. Их было навалом. Но самое главное — это документы. На поле боя боевиками был брошен практически весь архив. Начиная с обычных рабочих документов, журналов боевых действий участков обороны Грозного, карт, а самое главное — это списки боевиков — с адресами и другими установочными данными. И много, много других не менее ценных документов. Только на этом небольшом пятачке насчитали около восьмидесяти трупов. Вторая группа, которая спускалась на поле слева насчитала около шестидесяти трупов. Остальное подсчёту не поддавалось. Так как обследовать многие участки, не просматриваемые с позиций, было невозможно.

А ведь полк без чей-либо помощи уничтожил ночью более 600 боевиков. (Позднее нашими сапёрами, на окраине поселка Кирова, в штольне было обнаружено: по одним источникам более сотни трупов боевиков, а по другим — более двух сотен. Штольня была заминирована.) 300 раненых боевиков было взято в плен в Алхан-Кале. Хочу сразу сказать, что боя при зачистке села не было. Они были взяты в плен без единого выстрела — психологически сломленными. То есть из полутора тысяч боевиков 900 бандитов — более половины были уничтожены или ранены”.

Вся страна узнала о результатах прорыва боевиков из Грозного из уст командующего группировкой “Западная” генерала Владимира Шаманова.

Лицо командующего в те первые февральские дни не сходило с экранов телевизоров, его слова цитировала многочисленная пишущая журналистская братия. Командующий был эмоционален, о прорыве рассказывал образно: “Я был искренне удивлен результатами нашей спецоперации. Сотни погибших и тяжело раненных бандитов. Они же побежали за своими вожаками, как стадо баранов, пошли по минам, напролом. По нашей информации, Шамилю Басаеву в том прорыве оторвало ногу”.

Известный российский историк и публицист Рой Медведев, давая оценку боевым действиям в чеченской столице, в частности, приводит яркий пример того, как в западной прессе освещалась операция по ликвидации прорвавшихся из Грозного боевиков: “Британская журналистка Джанин ди Джованни оказалась единственной западной журналисткой, которая непосредственно наблюдала попытку прорыва нескольких тысяч боевиков через деревню Алхан-Кала из Грозного и разгром этой армии, которую Шамиль Басаев повел прямо на минные поля и под кинжальный огонь российских войск. Джанин ди Джованни с сочувствием и болью описывала гибель молодых боевиков, но не скрывала масштабов постигшей их катастрофы. Ее репортаж под заголовком “Разбитая повстанческая армия бежит из поверженного Грозного” был опубликован во многих западных газетах, опровергая утверждения Масхадова и части российских газет о планомерном и успешном отходе”.

Вот что опубликовала Джанин ди Джованни в крупнейшей британской газете “The Times” (перевод статьи размещен 3 февраля 2000 года в газете “Коммерсант” под рубрикой “Без комментариев”):

“Чеченская столица Грозный пала. За две последние драматические ночи около 4 тысяч бойцов прорвались через русское окружение и вошли в деревушку Алхан-Кала, расположенную за кольцом блокады.

По всей видимости, около 1 тысячи бойцов продолжают оставаться в городе. Но массовое отступление означает конец чеченского сопротивления в Грозном.

Многие бойцы, уходившие по коридору шириной около 60 метров, получили ранения, попав на недавно установленные русскими минные поля, и их моральный дух падает, а бравада улетучивается.

Вчера многие узнали о смерти своих товарищей, с которыми воевали с октября. Говорят, что Маленький Асламбек, один из главных командиров в Грозном, был убит, когда повел в атаку своих бойцов, и что несколько других известных командиров, в том числе и мэр Грозного, убиты или ранены.

Начало конца стало очевидным к полуночи в понедельник, когда эта деревушка содрогнулась от ужаса. Русские начали яростный артиллерийский обстрел окраин города.

<…>

В пять утра в холодной темноте колонна бойцов, растянувшаяся на несколько миль, пошла через деревню, направляясь в безопасные районы. Большинство бойцов были измучены сражением, и, глядя на них, я просто не могла себе представить, что многие из них были чуть старше подросткового возраста: у них были глаза пожилых людей.

Один молодой боец возмущался тем, что чеченцы так долго воевали, а теперь им даже “не дают поубивать русских во время отступления”. Другие утверждали, что победа русских временная: “Русские говорили, что поймают нас в Грозном в ловушку и уничтожат нас, но не смогли. Мы вышли, мы прошли сквозь русское кольцо окружения и сумели уберечь своих бойцов”.

Но вопрос в том, скольких удалось сохранить: сейчас невозможно точно установить количество убитых и раненых в ходе отступления, но каждый из тех, с кем я переговорила, потерял кого-нибудь из боевых друзей”.

Генерал Шаманов достаточно подробно рассказал о том, как все было и в чем состояла задумка командования Объединенной группировки, чуть позднее его слова подтвердил и командующий ОГВ (с) генерал-полковник Виктор Казанцев. Прорыв боевиков, по его словам, был частью хорошо продуманного плана, в подробности которого было посвящено минимальное количество лиц, дабы предупредить любую утечку информации. Учитывая, что на этом участке ранее Арби Бараеву удалось пройти через кольцо блокирования, в штабе предположили, что рано или поздно этим окном воспользуются теснимые на всех направлениях в городе боевики. Перед основным прорывом по коридору прошли небольшие группы боевиков, которых беспрепятственно пропустили наши войска. Бандиты расползлись по нескольким селам, трогать их не стали, дабы не спугнуть “более крупную дичь”. Вырвавшиеся из котла радостно сообщили основным силам бандитов, что путь свободен. И в ночь с 31 января на 1 февраля большая группа бандитов, в рядах которой были практически все полевые командиры — Шамиль Басаев, Турпал-Али Атгериев, Хункар-Паша Исрапилов, Асланбек Большой, по некоторым сведениям, Руслан Гелаев, Ахмед Закаев и Арби Бараев — пошла на прорыв. Дабы поторопить выход боевиков из города, по Грозному нанесли массированный удар авиация и артиллерия. В это время минные поля, которыми был полностью закрыт коридор, уже были взведены в боевое положение. Боевики попали под перекрестный огонь на мосту через Сунжу, а разбегаясь в разные стороны, рвались на минах, но желание вырваться из города пересилило все другие чувства, в том числе и самосохранения. Вырвавшиеся из города бандиты в буквальном смысле вышли из Грозного по трупам своих товарищей. После чего заполнили близлежащие к Грозному села. К селам немедленно были стянуты подразделения федеральных сил, в населенных пунктах развернулись бои, прошли жесткие зачистки…

Константин Ращепкин, корреспондент газеты Министерства обороны РФ “Красная звезда”:

“Оказавшись на КП “Запад”, узнаем о прорыве бандитов из Грозного. В Алхан-Кале засела крупная банда. Там же, в больнице, говорят, и потерявший ногу Басаев.

Все-таки они прорвались! Но на лице генерала Шаманова, чья обращенная фронтом к горам и лишенная большинства армейских частей группировка вроде бы совсем не готова к удару в спину, не видно смятения. Командующий, напротив, кажется, даже рад их прорыву.

— Отвоевался, тварь. Взять бы гада живым или мертвым, но главное, Виктор, не положить людей, — говорит командующий своему заместителю по внутренним войскам генералу Виктору Барсукову.

Полдень. Мы на северо-востоке Алхан-Калы, на КП руководящего операцией командира дивизии внутренних войск генерала Якова Недобитко. Поселок окружен силами нескольких батальонов его дивизии, СОБРами и ОМОНами. Местные жители начали исход из Алхан-Калы еще накануне вечером. И сейчас по центру села, где заняли оборону бандиты, работают штурмовики, вертолеты, танки и “Град”. Кто-то из боевиков, конечно, успевает укрыться в подвалах. Но большинство, без сомнения, попадают в кровавую мясорубку…

Опускаются сумерки. Всю ночь боевики пытаются прорвать окружение. Их крепко накрывают “Градом” и артиллерией.

2 февраля. Утром на местах прорыва боевиков валяются брошенные автоматы и окровавленные маскхалаты. Но ни одного трупа. 10.00. Вот-вот вновь должна начаться зачистка, но сверху поступает команда “Отставить”. 80 боевиков изъявили желание сдаться подъехавшему к южной окраине села Гантамирову. Бандиты просят лишь подождать час-другой, пока они похоронят своих погибших. 15.00. Сдачи так и нет. Прилетевший на КП генерал Шаманов скорее по инерции ругает комдива за то, что тот не начал спецоперцию. Оба генерала хорошо понимают, что боевики тянут время, но свыше приказывают ждать. Два автобуса с ранеными боевиками и тремя автоматами на всех Гантамиров заворачивает назад. Бандиты тщетно пытаются объяснить, что, пока они хоронили погибших, оружие растащили местные жители. Начинается штурм, в результате которого освобождена часть села, устланная телами погибших бандитов. 126 боевиков сдались. Только не Гантамирову, а коменданту Урус-Мартана генералу Юрию Наумову.

3-4 февраля. С трудом успевая догонять и окружать бросившихся врассыпную боевиков, войска западной группировки проводят спецоперации в Лермонтов-Юрте, Шаами-Юрте и Закан-Юрте. В каждом поселке уничтожают больше сотни боевиков.

5 февраля. Последний день нашей командировки. Внутренние войска, милицейские отряды и подоспевшие на помощь мотострелки окружили Катыр-Юрт — еще одно село, в котором засели боевики. До гор не больше 5 километров”.

В Катыр-Юрте, последнем населенном пункте на пути боевиков из Грозного в горы, развернулись, пожалуй, самые драматичные события из тех, что последовали за прорывом из столицы Чечни. По ожесточенности боев в небольшом селе эти события можно поставить в один ряд с предшествовавшими событиями в Аргуне, Шали, Алхан-Кале и с последующими — в Комсомольском. В Катыр-Юрте засело значительное количество боевиков, большинство из которых были наемники, брошенные своими “эмирами” — Басаевым и другими. К селу были стянуты большие силы — части дивизии внутренних войск, отряд спецназначения “Росич”, армейские подразделения, артиллерия, танки. Штурм Катыр-Юрта — это, по сути, уменьшенная модель штурма Грозного. Село было сильно разрушено, однако в развалинах уцелело много боевиков, и они продолжали оказывать ожесточенное сопротивление, чувствуя, что конец их совершенно ясен — прорваться в горы им вряд ли удастся. Российские подразделения, к сожалению, тоже понесли значительные потери при штурме села, но выполнили главную задачу: в течение трех дней группировка боевиков в Катыр-Юрте была уничтожена. Незначительной части их удалось уйти в горы или раствориться в других селах. Большинство же нашли смерть на руинах села. Так закончилась вся многодневная операция по ликвидации прорвавшихся из Грозного боевиков.

Владимир С., в 1999–2000 гг. командир группы отряда специального назначения “Росич” внутренних войск, капитан:

“Наш отряд преследовал боевиков во всех селах, куда они после прорыва заползали. В Алхан-Кале мы заглянули в подвал школы и обомлели — я раньше не видел столько раненых бандитов! Несколько десятков вповалку лежат. Их просто бросили в этом подвале, потому что мы так давили, что у “духов” не было возможности забрать раненых с собой. Но, видимо, в селах боевиков ждали, потому что в другой школе мы обнаружили склад оружия и боеприпасов. Весь первый этаж под завязку был забит. Мы прикинули: посади нас здесь обороняться, можно было бы без проблем месяц продержаться.

Последним пунктом нашего пути по следам уходящих боевиков стал Катыр-Юрт. Мы подошли к нему 5 февраля. Он к тому времени уже был окружен со всех сторон. Стали проводить спецоперацию. Несколько дней бились там с “духами”. Тяжело Катыр-Юрт нашему отряду дался. Около 30 погибших и раненых в один день — у нас раньше таких потерь не было. Моральный удар, конечно, страшный по отряду. Но никто не сломался. Наоборот все, даже молодежь, рвались в бой. Да, потери большие, но это не значит, что мы воевать не умеем. Просто бывают такие ситуации, когда без потерь не обойтись. Так в Катыр-Юрте и было. По нему же и артиллерия работала, и авиация. Не село — одни развалины. Но “духи” в подвалах пересидели, и большинство остались живы. Кто смог, все поуползали в горы, в другие села. А в Катыр-Юрте остались одни наемники и смертники, им терять нечего было. Это и не их село было, поэтому они ни нас, ни мирных жителей, ни дома — ничего не жалели. Половина из них — под наркотой. Вот мы их и давили. Надо было просто идти и воевать, давить и еще раз давить, чтобы они поняли: для них здесь земли нет и не будет. Чтобы они, как тараканы, из села выползали.

Они и выползали. Когда на следующие дни засады ставили на пути их отхода из села — а они пытались уйти в горы — сколько мы их покрошили! Я помню, на нас вышла по сухому руслу реки банда. Мы их в упор расстреливали, гранатами закидывали. А они, вместо того чтобы отходить, лезли вперед, по трупам своих же. У них одна цель была — горы, горы”.

Сергей Т., в 1999–2000 гг. пулеметчик отряда специального назначения “Росич” внутренних войск, сержант:

“Приехали на окраину Алхан-Калы, все группы распределили. Первыми пошли в дозор опять я и еще двое пацанов. На одной из улиц встретили одного местного жителя, а может, это боевик был переодетый — не знаю. Остановили его, допросили, он и сказал, что в село вошло около 2 тысяч боевиков. Ни фига себе, думаю, — 2 тысячи. Да здесь одним нашим отрядом ничего не сделать. Тут поступил приказ отойти, передали, что сейчас будут работать минометы. Мы отошли в сторону — чуть на растяжку не напоролись, эти боевики там все вокруг заминировали.

Переночевали на окраине села, а с утра опять зашли в село, дошли до больницы. Там в это время уже артиллерия работала, авиация.

Потом уже и переговоры начались о передаче пленных, раненых. Возле больницы, до которой мы дошли, два “пазика” стояли, полные раненых боевиков.

А подвалы больницы, до которой мы дошли, были забиты ранеными. Это они, когда выходили через минное поле — у кого ступни оторваны, у кого ноги. В самой больнице при входе лежал какой-то наемник, видно, матерый был — такая борода у него здоровая. Держался рукой за живот. Все под разгрузкой было у него забито тампонами, видно, долго мучался. А в самой больнице кругом валялись ветровки всякие, разгрузки, снаряжение, оторванные ботинки, все стены были в крови, все матрасы были в крови. И смрад страшный стоял. Жутко. Вся больница в крови. Круто им на выходе из Грозного досталось. Потом уже подъехала машина, мы стали оружие сгружать на наш БТР, пересчитывали его. И снова вечер — и команда поступила выходить из села. Обидно, что боевики сумели выйти из Алхан-Калы. Кто мелкими группами, кто в одиночку — через Сунжу ушли в направлении гор. Если бы мы с юга стояли, мы бы много их там положили. А они ушли с другой стороны.

Конечно, мало людей на такое село было, чтобы блокировать его полностью. Алхан-Кала — довольно крупный населенный пункт. И хоть даже с нашей стороны было фактически два отряда специального назначения, ОМОН, СОБР, а на деле получалось, что человек 30 по улицам идет полосой. Этого мало. Потому что боевики нас останавливали огнем с заранее подготовленных позиций. Трудно было идти вперед. Боевики оставили прикрытие, задача которого была задержать нас, бросили раненых и вышли из села. Так вот нам и пришлось за ними потом по пятам идти — Валерик, Закан-Юрт, Шаами-Юрт, Катыр-Юрт, Гехи-Чу”.

Результат операции по ликвидации прорвавшихся из Грозного боевиков известен: несколько сотен их нашли смерть на минных полях под Грозным, немалое число погибли в селах предгорной Чечни. Ранения получили Шамиль Басаев, Турпал-Али Атгериев, Ахмед Закаев. Погибли одиозные личности чеченского сепаратизма Хункар-Паша Исрапилов, Леча Дудаев, немало более “мелких” полевых командиров, “бригадных генералов” и иже с ними.

Виктор Барсуков, в 1999–2000 гг. заместитель командующего группировкой федеральных войск “Западная” по внутренним войскам:

“Под Гехи-Чу можно было подвести итог операции, начатой в Алхан-Кале. Более 150 задержанных бандитов, 548 трупов было изъято. Всё остальное чеченцы успели закопать в Алхан-Кале, а эксгумировать мы, естественно, не стали. Там огромное количество зарыто в ямах или прикопано. А в Шаами-Юрте и Катыр-Юрте их и не вывозили, просто уже сил не было. Как правило, после нас там проводились милицейские операции с привлечением подразделений Минюста… В войсках и техники-то столько нет, чтоб столько тел вывезти. Остановились на этой цифре, не было желания завышать — 548 трупов боевиков. По нашей оценке, и это было подтверждено радиоперехватами, в общей сложности за этот рейд, “рейд смерти” в “долине смерти” (это их эпитеты), они потеряли только убитыми свыше полутора тысяч”.

Вместе с тем трезвая оценка этого драматичного эпизода “грозненской битвы” рождает все же не очень оптимистические выводы. Значительная и весьма многочисленная часть группировки бандитов, более месяца державших оборону Грозного, сумела вырваться из блокированного города и, оставляя кровавый след, ушла в горы. Объективный взгляд на прорыв и последующий бандитский рейд не оставляет сомнений: как бы ни готовились войска, отвечающие за блокирование Грозного, столь крупный прорыв бандитов на узком участке, их отчаянный напор в стремлении вырваться из мышеловки стал неожиданностью и для солдат, стоящих на блокпостах, и для командования группировки российских войск. Какой бы крупный и ощутимый урон ни был нанесен басаевским ордам, не удалось сделать главного — вовремя создать на участке прорыва мощную заградительную группировку войск, способную нанести решающий (именно решающий) и окончательный удар по бандформированиям. Причины можно найти разные: и объективные, и субъективные, но факт остается фактом: около тысячи боевиков, среди которых были как раз наиболее подготовленные и фанатично настроенные наемники, ваххабиты, сумели уйти в горы вместе со своими главарями, которые не пойманы до сих пор… А ведь это был реальный шанс уже тогда окончательно переломить хребет террористическому интернационалу в Чечне.

Михаил Паньков, в 1999–2000 гг. командующий группировкой внутренних войск на территории Северо-Кавказского региона РФ:

“Я помню тот момент, когда Басаев пошел по минным полям. Пошел он на южном направлении. Можно, конечно, оптимистично оценивать ту нашу операцию. Боевики действительно понесли ощутимые потери, но остается много вопросов. Там выполнял задачу по блокированию армейский полк. И, несмотря на значительные потери, многим бандитам удалось выйти из кольца практически на том направлении. И пошли на Алхан-Калу и так далее… И потом началось… Сколько сил мы потратили на то, чтобы добить этих вырвавшихся боевиков, среди которых было огромное количество фанатичных ваххабитов, наемников-арабов! Им ведь нечего было терять, они в тех селах потом бились со звериной жестокостью. Мы несли значительные потери, мирные жители очень страдали. Трудно сейчас говорить, но если бы мы полностью уничтожили ту прорывающуюся из Грозного группировку боевиков, ситуация в дальнейшем была бы совсем иной.

А бандиты к прорыву готовились тщательно. В этом им не откажешь — перед тем, чтобы что-нибудь осуществить, они проводит тщательнейшую подготовку. Любую операцию очень серьезно планируют, готовят, обеспечивают и разведкой, и всем остальным.

Нам, к сожалению, не удалось столь тщательно подготовиться к этому прорыву. Здесь есть и объективные причины. Ведь что такое заблокировать Грозный? Мы ж не могли через каждые 20 метров посадить бойца. Большие силы воевали непосредственно в городе, вели бои на подступах к горам. Поэтому блокирование проходило, как правило, опорными пунктами. Вот в чем дело. А ночи длинные зимой. Ничего не видно, электричества нет. Тем более там железнодорожное полотно было, лес, река”.

Подробности того ночного прорыва боевиков вообще достаточно противоречивы, вплоть до того, что в российской печати появились сведения о причастности к исходу боевиков из Грозного опального российского олигарха и бывшего замсекретаря Совета безопасности Бориса Березовского. Ряд газет сообщили, что он якобы еще в декабре 1999 года предложил выпустить боевиков из блокированного Грозного или договориться с ними о сдаче города без штурма. По данным журналистов, такие переговоры с осажденными в январе 2000 года велись через Бислана Гантамирова и боевикам предлагали несколько миллионов долларов. Однако затем переговоры объявили хитрым обманом бандитов, которых удалось заманить в “безопасный коридор” на минное поле. Насколько можно верить такой информации — трудно сказать, учитывая скандальную репутацию Березовского, не упускающего возможности дискредитировать российскую власть любыми способами.

Мы же можем привести лишь версию самого выхода бандитов из города. По некоторым данным, первым в колонне на этом участке шел Шамиль Басаев с небольшой группой приближенных боевиков. Он нарвался на минное поле, где ему и оторвало ногу, часть его “сподвижников” погибли, однако им удалось пройти сквозь блокпосты российских войск и укрыться в н.п. Ермоловский. Гремевшие ночью по мере прохождения басаевской группы по минному полю взрывы были немногочисленны (группа была небольшой), поэтому серьезного внимания со стороны стоявших в оцеплении военнослужащих не привлекли. Басаев сумел уковылять с этого поля смерти. А уже за ним через заминированный участок блокирования пошла основная масса боевиков. И вот тут уже грохотало без остановки! Кроме того, бандиты попали под перекрестный огонь российских военных, много бандитов утонуло в Сунже. Среди боевиков была очевидная паника, они бежали по трупам своих соратников, но значительная часть сумела уйти из западни.

И видимо, именно тот временной зазор, который возник между первой и второй волной бандитского бегства, позволил успешно прооперировать Басаева и вывезти его в безопасное место.

Вырвавшиеся боевики дорогой ценой отплатили за свое “чудесное спасение” — российские войска только в результате преследования бандитов потеряли несколько десятков солдат и офицеров. А потом было Комсомольское, Улус-Керт, тяжелые бои в горах, а спустя два года — рейд Гелаева по Абхазии, попытка прорыва на российскую территорию со стороны Панкисского ущелья Грузии, тяжелые бои под ингушским селом Галашки. И везде боевики оставляли после себя трупы — солдат, офицеров, мирных жителей…

Заразу нужно было уничтожать в ту январскую ночь на корню, обязательно нужно было уничтожать… К огромному сожалению, сделать этого до конца не удалось.

Оборона в Заводском районе сломлена

1 февраля по всему фронту 21-й бригады внутренних войск по-прежнему велась стрельба. Боевики со своих позиций здесь не ушли и оказывали ожесточенное сопротивление.

Около полудня разведывательная рота в районе гаражей обнаружила тела пропавших без вести в ходе боя 29 января начальника медпункта 2-го батальона майора Александра Суховея и рядового Алексея Семилетова. Суховей был изуродован и обезглавлен.

К двум часам дня на позиции 1 — го батальона удалось завести 3 танка Т-62, которые прямой наводкой начали разрушать огневые точки боевиков в зданиях, условно именуемых “дворец” и “школа”.

Борис Карпов, военный журналист, в 2000 году начальник отдела военного очерка и публицистики журнала “На боевом посту” внутренних войск МВД России:

“А севернее, ближе к центру, работает авиация — комбриг даже считает отделившиеся от самолета бомбы: “Вон они — раз, два, три, четыре, пять, шесть…” В подтверждение правильности счета один за другим в городских кварталах ухают шесть взрывов. А кто сказал, что весь Грозный уже взят, что только софринцы топчутся…

Вечером разведчики сумели вытащить тела погибших два дня назад в этих кварталах рядового Семилетова и майора медицинской службы Суховея. В горячке боя офицер кинулся спасать солдата, еще не зная, что тот убит, и сам попал в руки “духов”. Смотреть страшно — с отрубленной головы майора снят скальп.

На лице комбрига, а он умеет скрывать эмоции и переживания, проступает нестерпимая душевная боль, боль, которая любого другого может свести с ума. Ему же предстоит работать…”

2 февраля и на западном направлении наконец стало ощущаться, насколько поредели боевые порядки бандгрупп. Утром начали движение стоявшие до этого на рубеже по улице Алтайская армейские подразделения западной группировки — 1393-й отдельный мотострелковый батальон 205-й мотострелковой бригады и роты 276-го мотострелкового полка. Под их натиском оставшиеся боевики стали быстро покидать свои позиции.

Штурмовые отряды софринской бригады также пошли вперед, преследуя отходящего противника, темп наступления по сравнению с прошлыми днями заметно возрос.

В этот же день в бригаду прибыли с группой офицеров начальник штаба Московского округа внутренних войск генерал-лейтенант Александр Будников и заместитель командующего по работе с личным составом генерал-майор Георгий Веренич. Чуть позже прибыл заместитель главнокомандующего внутренними войсками по технике и вооружению генерал-лейтенант Петр Ровенский.

Столь внушительный состав помощников комбрига 21-й, по мысли оперативного штаба группировки особого района г. Грозный, должен был, видимо, подвигнуть софринцев резвее двинуться в кварталы Заводского района. К чести “высоких гостей”, подстегивать комбрига они не сочли нужным, помогали советом, товарищеской поддержкой, опытом.

Напряжение на этом участке уже давно находилось в пиковой фазе, равно как и тяжелейшая усталость от боевых действий, которые бригада практически без перерыва вела с самого начала грозненской спецоперации. И, несмотря на сохраняющееся упорное сопротивление бандитов, штурмовые группы софринской бригады к исходу дня последовательно заняли все ключевые объекты в полосе своих действий и провели тщательную зачистку освобожденного района.

В связи с тем, что началось движение вперед всех подразделений особого района, было уточнено направление действий 21 оброн на последующие дни. 3 февраля батальоны, срочно перегруппировавшись, выходили в новую полосу, определенную штабом группировки особого района.

В три часа дня первой моста через Сунжу достигла разведрота бригады, войдя в соприкосновение с воинской частью Минобороны, дошедшей до реки с противоположной стороны.

С полудня 1 — й и 2-й батальоны начали движение вперед и, не встречая сопротивления, уже к четырем часам дня также вышли к реке Сунже, а 3-й батальон занял жилой квартал между улицей Поповича и железнодорожным полотном.

Однако, несмотря на кажущееся спокойствие — особенно по сравнению с предыдущими неделями беспрерывных боев — и в этот день не обошлось без потерь. В ходе боестолкновения с мелкими группами боевиков были ранены четыре человека, один из них офицер.

Теснимые всю прошедшую неделю на других направлениях, боевики мертвой хваткой держали свои позиции в Заводском районе, обеспечивая коридор для своего выхода из города. Постоянные активные действия штурмовых отрядов софринской бригады, их неослабевающее давление — даже несмотря на острую нехватку личного состава и эффективной огневой поддержки — на позиции боевиков имели очень важное значение. Они сковали на этом рубеже значительные силы боевиков, давая возможность штурмовым отрядам северной и восточной группировок методично продвигаться вперед на своих направлениях.

4 февраля подразделения софринской бригады уверенно продвигались вперед. Это был первый день без боестолкновений с бандитами. Резко увеличив темп движения, бригада оставляла позади себя обширную территорию, которую было необходимо тщательно досмотреть. В зданиях, подвалах могли укрываться оставшиеся в городе бандиты, кроме того, дома требовалось проверить на предмет наличия в них взрывчатки — боевики активно минировали сооружения, коммуникации.

330-й кировский батальон оперативного назначения, двигавшийся во втором эшелоне бригады, задачей которого было закрепление освобожденных от боевиков кварталов, был снят с блокпостов и получил задачу на проведение проверки жилых домов вдоль улицы Чичерина, тянувшейся двумя кварталами севернее железнодорожного вокзала от парка имени Ленина до самой Сунжи.

3-й батальон бригады с утра шел параллельным с 330-м отдельным батальоном курсом, проверяя территорию вдоль железнодорожного полотна в направлении на вокзал.

Все подразделения СОБР и ОМОН, действовавших вместе с 21-й бригадой, также покинули занимаемые ими блокпосты и передали контроль за ними подразделениям 276-го мотострелкового полка. Около полудня собровцы и омоновцы начали зачистку заводской зоны.

Уже к середине дня все подразделения выполнили поставленные задачи и закрепились на достигнутых рубежах вдоль левого берега Сунжи. Во время досмотра зданий около двух часов дня софринцы в подвале Дома культуры на улице Артинцева обнаружили штаб боевиков, из которого, судя по всему, осуществлялось управление действиями бандгрупп в Заводском районе Грозного, и госпиталь. Здание стояло абсолютно целым, разведке группировки не удалось вычислить его, чтобы артиллеристы или авиаторы могли нанести по нему разящий удар.

В этот вроде бы такой тихий день не обошлось без потерь. Как только с противоположного берега ушли армейские подразделения, достигшие Сунжи после овладения площадью Минутка, позиции 1-го и 2-го батальонов 21-й бригады были обстреляны. Ранения получили двое солдат. Это лишний раз показало, что расслабляться рано и в городе остались пусть немногочисленные, но вполне боеспособные бандгруппы.

Вот почему необходимо было без излишней торопливости провести тщательный осмотр каждого здания, квартиры, подвала с целью обнаружения брошенного оружия и боеприпасов, а может быть, и оставленных в них раненых боевиков. Все-таки уходили масхадовско-басаевские отряды поспешно.

5 февраля личный состав батальонов продолжал проверять жилые дома в зонах своей ответственности. В ходе этой проверки было обнаружено бомбоубежище на 40 человек с запасами продовольствия. Чуть позже — еще одно такое укрытие емкостью на 50 человек. Оба бомбоубежища стояли абсолютно целыми, было видно, что боевики ими активно пользовались.

После выполнения поставленных задач бригада наконец-то убыла в пункт временной дислокации на окраине Грозного для восстановления боеспособности и отдыха.

Вернулся в пункт временной дислокации и честно выполнивший свою работу 330-й отдельный батальон внутренних войск, все эти дни идущий плечом к плечу с софринской бригадой. Он делал очень важную работу — прикрывал фланги штурмовых отрядов, выставлял взводные опорные пункты в тех кварталах, которые освобождались софринцами.

6 февраля для 21-й отдельной бригады оперативного назначения внутренних войск завершился этап участия во взятии Грозного и начался новый — охрана двух районов чеченской столицы от проникновения туда бандгрупп. В зону ответственности бригады вошли Заводской и Старопромысловский районы, где необходимо было выставить 21 взводный опорный пункт. На несколько последующих лет район Газгородка в Старых Промыслах стал привычным местом временной дислокации 21 оброн. Ее подразделения были окончательно выведены из Чеченской Республики только в 2006 году.

Бригада потеряла в боях за Грозный 46 человек погибшими, 203 военнослужащих были ранены.

23 февраля в Кремле проходила торжественная церемония вручения государственных наград. Среди тех, кто в этот день стоял в Георгиевском зале, был и командир 21-й бригады Геннадий Фоменко, недавно получивший воинское звание генерал-майора. Прикрепив на китель комбрига Золотую Звезду Героя России, исполняющий обязанности Президента России Владимир Путин негромко поинтересовался, будут ли у награжденного какие-то личные просьбы к нему. Фоменко попросил лишь об одном — ускорить прохождение наградных листов на военнослужащих бригады. “А то мне, уже получившему высокую награду, к ребятам с пустыми руками возвращаться будет неловко”, — добавил комбриг. Путин внимательно посмотрел на офицера и коротко ответил: “Я вас понял, Геннадий Дмитриевич. Не беспокойтесь”. Спустя несколько дней в Грозном солдаты и офицеры 21-й бригады получали заслуженные ими в жестоких боях ордена и медали.

Вспоминает Михаил Паньков:

“На западном направлении боевиками была очень хорошо организована оборона. Западное направление — это огромный промышленный район — Заводской. Там солидные коммуникации, там каждый дом — опорный пункт. И каждое здание приходилось брать с боем. А бандиты воевали грамотно — одна группа отвоевала, приходит вторая, идет замена.

Особенностью действий в Грозном во второй кампании, конечно, можно было назвать то, что к участию в этой операции были привлечены местные жители из числа оппозиции бандитам. Хотя они не на всех направлениях действовали удачно, какие-то результаты это, конечно, дало. Эти люди тоже несли потери. Порыв у них первоначальный был очень большой, а потом получилось так, что пришлось некоторых и искать. И когда говорят, что главная заслуга во взятии Грозного — за чеченским ополчением, я могу однозначно сказать, нет. Да, оно помогало. Но основная тяжесть легла на плечи федеральных войск”.

“Поставили точку”

На севере основной задачей действовавшей в кварталах Ленинского района группировки войск после переправы на правый берег Сунжи и разгрома в районе русской и мусульманской школ крупного отряда боевиков стало расширение прибрежного плацдарма и продвижение в направлении 1-го микрорайона Грозного и вдоль русла Сунжи к автомобильному мосту через нее.

Подразделения 22-й бригады внутренних войск надежно удерживали стратегически важный узел в районе молочного и консервного заводов, а штурмовые группы 255-го полка Минобороны вместе с подразделениями 8-й бригады внутренних войск продолжали развивать успех на правом берегу р. Сунжа, ведя тяжелые бои в районе улицы Мичурина. В одном из подвалов военнослужащие 8-й бригады захватили обширный архив, принадлежавший министерству шариатской безопасности Ичкерии. Огромное количество документов, многие из которых несли на себе гриф “секретно”, прямо свидетельствовало о том беспределе, который творился в республике в короткий период “независимости” с 1997 по 1999 год. Весь архив был передан в руки офицеров ФСБ д ля изучения и дальнейшего использования в оперативной работе.

После 1 февраля, когда основные силы незаконных вооруженных формирований бежали из Грозного и понесли тяжелые потери на выходе из города, сопротивление в городе значительно ослабло. Хотя сказать, что с уходом большей части боевиков город опустел и федеральные войска шли по пустым кварталам, конечно, нельзя. Оставшиеся мелкие группы прикрытия старались сражаться на отдельных участках города, но их сопротивление стало носить ярко выраженный локальный характер и уверенно подавлялось федеральными войсками, быстро продвигающимися на своих направлениях.

Михаил Паньков:

“Я хорошо помню тот момент, когда мне стало ясно, что мы Грозный возьмем. Конечно, чувствовалось. По дате я не скажу, а вот по обстановке — вспомню. Это было, когда я вечером прилетел в 21-ю бригаду. Комбриг мне докладывает: вышли на дорогу. И потом со всех сторон движение началось. Все. Это как нарыв лопнул, очень быстро как-то. Словами это не описать. Это интуитивно чувствуешь. Понимали, что дожимаем уже. Если в первые дни с трудом шло все — пока не развалишь дом, не продвинешься, то потом это страшное напряжение стало резко спадать”.

Обороняющиеся в этот период группы боевиков в основном использовали снайперский огонь. Численность таких подвижных групп, кочующих вдоль позиций федеральных войск, не превышала 4–5 человек. Основные силы бандитов отводились из северо-восточной и восточной частей Грозного, а также от площади Минутка к центру города.

Поскольку наметившийся в эти дни успех приобрел устойчивость, продвижение приняло уверенный характер, командование группировки особого района г. Грозный имело возможность отвести часть подразделений, вымотанных за долгие недели штурма почти непрерывными боями для перегруппировки, пополнения боеприпасов и восстановления боеспособности. Даже такой кратковременный перерыв положительно сказывался на моральном климате в подразделениях, физическом здоровье военнослужащих. Да и общая ситуация в городе внушала оптимизм: люди, которые так долго и так тяжело двигались к победе, наконец-то почувствовали, что она не за горами. До нее оставалось совсем чуть-чуть.

Моральное же состояние боевиков в первые дни февраля имело совершенно обратный характер. Ошеломленные тяжелейшими потерями, которые они понесли во время прорыва, теснимые со всех сторон федеральными войсками, испытывающие огромные трудности из-за недостатка медикаментов, обремененные многочисленными ранеными, боевики все больше теряли единство и сплоченность, в их рядах явственно обозначались растерянность и дезорганизованность.

По многочисленным радиоперехватам и оперативной информации, поступающим в штаб группировки федеральных войск, картина моральной, военной и политической катастрофы, постигшей боевиков в Грозном, становилась совершенно отчетливой. Многие рядовые члены незаконных вооруженных формирований высказывали открытые опасения, что главари боевиков собираются бросить своих подчиненных и скрыться за границей. Большая часть бандитов напрямую обвинили Масхадова, Басаева, Гелаева в том, что они фактически бросили на произвол судьбы оставшиеся в Грозном и в селах, прилегающих к городу, вверенные им подразделения и скрылись в горах. Кроме того, и между наиболее авторитетными чеченскими лидерами незаконных вооруженных формирований стали усиливаться разногласия. Сторонники Аслана Масхадова напрямую объявили главным виновником сдачи чеченской столицы Шамиля Басаева. В частности, в вину ему вменялось невыполнение распоряжения Масхадова о необходимости удержания Грозного до 23 февраля — годовщины депортации чеченского народа. Зная, насколько чеченские лидеры НВФ любят “приурочивать” свои громкие кровавые дела к какой-нибудь знаковой дате, можно с уверенностью сказать, что в этот раз извлечь политические и военные дивиденды из представившегося удобного момента и “отпраздновать” 23 февраля демонстрацией упорного сопротивления российским войскам в Грозном им не удалось. В целом в начале февраля становилось ясно, что до окончательного уничтожения группировки боевиков в городе остались считанные дни.

С 1 февраля на северной окраине города после проведенной перегруппировки сводные роты 22-й бригады, до этого державшие оборону в районе консервного и молочного заводов, также перешли к наступательным действиям по направлению к центру города, освобождая кварталы вдоль улицы Богдана Хмельницкого.

В период с 30 января по 3 февраля штурмовой отряд 255-го полка совместно с ротами 8-й бригады внутренних войск продолжали развивать успех на правом берегу Сунжи, захватывая рубеж за рубежом в кварталах, прилегающих к набережной. Хроника тех дней показывает стремительное движение северян: 31 января вышли на рубеж по улице Мичурина от улицы Тургенева до улицы Баумана и далее до улицы Джамбула. 1 февраля достигли рубежа по улице Жуковского, вплотную подойдя к 1-му и 2-му микрорайонам Грозного. 2 февраля, преодолев несколько кварталов, вышли к реке Сунже в районе автомобильного моста и достигли улицы Старосунженская.

3 февраля этот штурмовой отряд работал уже на левом берегу Сунжи, заняв выгодный рубеж в центральных кварталах города по улице Первомайская от улицы Грибоедова до улицы Чехова.

Здесь, в административном центре Грозного, стремительно прорвавшись по улице Мира, командующий северной группировкой особого района г. Грозный полковник Игорь Груднов наконец исполнил то, о чем мечтал все сорок бессонных суток, что длилась спецоперация. 3 февраля он лично поднял российский государственный флаг над резиденцией Масхадова — четырехэтажным особняком, в который “президент Ичкерии” заселился лишь год назад — в январе 1999 года. Здание предоставила ему единственная более-менее успешная на тот момент в Чечне компания “Грознефть”. Но обжиться в своей резиденции Масхадов не успел. Он бежал из Грозного, сменив президентские апартаменты на сырой подвал-схрон в одном из горных сел и возложив ответственность за оборону города на Басаева и его подельников.

Вспоминает Игорь Груднов, в 1999–2000 гг. командующий группировкой войск особого района г. Грозный на северном направлении:

“Было 3 февраля. Этот день я на всю жизнь запомнил. Мы с 8-й бригадой рывком вышли на улицу Первомайская — до центра города, где комплекс административных зданий, пара кварталов оставалась. И события дальше развивались стремительно.

В это время со мной связался командир 20-й мотострелковой дивизии и попросил поставить его 255-й полк в центр направления штурмовых действий. У всех тогда большое желание было жирную финальную точку поставить после таких тяжелых боев. Уже было ясно, что вот-вот город будет наш окончательно. И я это желание прекрасно понимал. Тем более что 255-й полк на втором этапе спецоперации самую активную роль в разгроме боевиков на нашем направлении играл.

Спустя короткое время на меня вышел и генерал Булгаков, спросил, где я нахожусь. Я доложил. Он мне предлагает подключить к рывку в центр города подразделения 205-й отдельной мотострелковой бригады, которые к тому времени занимали позиции в нескольких кварталах северо-западнее. Я Булгакову отвечаю, что со мной, мол, уже армейский 255-й полк и мы начинаем движение. Он все понял и не настаивал на своей первоначальной просьбе.

Я, конечно, немного поторопил события, тут же связался с командиром 255- го полка и попросил выделить мне батальон мотострелков, тем более что я уже доложил наверх о том» что полк находится со мной.

Буквально через пятнадцать-двадцать минут ко мне приходит батальон на БМП, танки. Я нарезаю мотострелкам задачи по разведке флангов и моста через Сунжу. Определяю» на какие позиции необходимо поставить роты, чтобы занять круговую оборону.

Тут же вызываю командира батальона 8-й бригады майора Игоря Макеева. Даю команду на выезд на командирском БМП. Беру автомат, досылаю патрон в патронник и с комбатом забираюсь на броню. Механика, помню, Володей звали. Он меня спрашивает: иКуда, товарищ полковник?” Я говорю: давай, Володя, включай двигатель на всю катушку и вперед — мы здесь на своей земле. В общем, на полной скорости вылетели на улицу Мира прямо к резиденции Масхадова. Боевиков там уже не было.

И вот оттуда я уже связался с Булгаковым, у него позывной был “Ноль-ноль-первый”, чтобы доложить о выполнении северной группировкой основной задачи. Он когда от меня услышал, что я у дворца Масхадова стою, искренне удивился: мол, как ты там оказался? Да так, отвечаю, чтобы вы не говорили, что мы плохо воюем. Булгаков, конечно, обрадовался такому неожиданному — и редкому по стремительности за все эти 40 дней противостояния — успеху. Рассмеялся, похвалил нас: “Понял тебя, Север-1, молодец! ” Вот так мы Грозный взяли”.

На следующий день развевающийся над домом правительства Ичкерии российский триколор увидела вся страна. С места событий свой репортаж передавал корреспондент телеканала ОРТ Евгений Агошков: Сегодня в Грозном соединились три российские группировки, и сегодня город практически под контролем наших военных. Я в самом центре Грозного. За моей спиной дом правительства, резиденция Аслана Масхадова. Российский флаг на здании — символ того, что центр города полностью очищен от террористов. На стенах автографы российских военных. Это они первыми вошли в резиденцию Масхадова и водрузили над ней российский флаг”. Камера запечатлела этот исторический момент: в кадре крупно показан флаг России, потом она выхватывает лица солдат, офицеров, плотной группой обступивших журналистов. Небольшой — всего на пару минут — сюжет неуловимо передает и атмосферу, и настроение, царящие в этот момент здесь, на улице Мира. Камера выхватывает лица, на которых, конечно, усталость и одновременно радость, спокойствие и уверенность. Уверенность людей, завершивших неимоверно трудную работу. Здесь же, никак не отличимый от других — потертый армейский бушлат, свитер цвета хаки, серая потрепанная шапка-ушанка — стоит генерал-лейтенант Владимир Булгаков, командующий группировкой, сломавшей в Грозном хребет ичкерийскому волку. Командующий на то и командующий, что, разделяя со всеми радость победы, уже задумывается о перспективе. Город взят хотя мелкие группы боевиков еще огрызаются в кварталах. Их, конечно, добьют, а сейчас нужно думать о том как наводить в чеченской столице порядок, как возвращать сюда, в разрушенный город, людей, как обеспечивать их безопасность. Корреспонденту центрального телеканала, конечно, важно услышать мнение Булгакова о совершенном. Слова командующего, обращенные в камеру, разносятся по всей стране: “Российский флаг над городом — это символ того, что мы пришли сюда навсегда. И больше ни один бандит здесь жить не будет и пакостить. Не только нам. Но и всему народу. Хватит. Поставили точку”.

На улице Мира — мир. Но в некоторых районах Грозного еще кое-где слышны выстрелы. Войска добивают мелкие группы боевиков. Немного севернее улицы Татарская в поддержку действий 255-го полка и 8-й бригады стала наступать сводная рота 22-й бригады внутренних войск. Боевики стремительно теряли позиции в центральных кварталах города. Далее в течение нескольких дней, с 5 по 7 февраля воинские части северной группировки заканчивали разгром отдельных бандгрупп в центре города, выставляли опорные пункты на важных городских магистралях, мостах через реку Сунжа, проводили поиск и уничтожение боевиков на юго-западе Грозного — в районе н.п. Черноречье.

К 7 февраля после выполнения поставленных задач, передачи освобожденных кварталов и занятых рубежей подразделениям Министерства обороны воинские части внутренних войск северной группировки были выведены в пункты временной дислокации для восстановления боеспособности и отдыха. Вернувшиеся после выполнения задачи на молочный и консервный заводы сводные роты 22-й бригады увидели на крыше одного из корпусов развевающийся российский флаг.

Подразделения внутренних войск, входившие в состав восточной группировки, после выполнения основной задачи по овладению площадью Минутка и короткого отдыха в пункте временной дислокации снова подключились к действиям в городе по поиску и ликвидации боевиков. К 4 февраля батальоны 33-й бригады внутренних войск уверенно продвигались на запад от площади Минутка, занимая рубежи вдоль улицы Сайханова — одной из важнейших автомобильных магистралей Грозного. Штурмовой отряд 245-го мотострелкового полка вместе с батальоном 674-го полка внутренних войск к 4 февраля, практически не встречая сопротивления, вышел на рубеж по улицам Цимлянской и Хоперской — это уже была юго-западная окраина Грозного на стыке с его пригородом — населенным пунктом Алды. Отсюда были хорошо видны позиции частей Российской армии, блокирующих город с юга.

33-я бригада, на долю которой выпало не меньше испытаний, чем на любую другую воинскую часть, участвовавшую в штурме Грозного, 5 февраля вернулась в пункт временной дислокации в Старую Сунжу. С декабря 1999-го петербуржцы потеряли 40 человек. 15 — в Грозном, 25 — под Аргуном.

Михаил Паньков, в 1999–2000 гг. командующий группировкой внутренних войск МВД России на территории Северо-Кавказского региона:

“На севере было сложно. Консервный и молочный заводы долго брали. Но была жесткая установка: беречь людей. Бои были тяжелые. Такой там район — мы предполагали, опираясь еще на опыт первой кампании, что боевики будут за эти заводы держаться до последнего. Так и вышло. Еще раз повторю — можно были бы быстрее задачу решить, ио берегли людей, Полковник Игорь Годной, командовавший на том направлении, был первым, кто вошел а центр города.

На восточном направлении уверенно командовал полковник Евгений Кукарин, Причем и внутренними войскнми, и армейцами, Показал себя с еимой лучшей стороны,

И когда задачу выполнили по Грозному, у меня не было никаких сомнений в том, что эти люди заслужили звание Героя Российской Федерации. Я лично подписывал представлении и на Груднова, и на Кукарина, Потому что они постоянно были на передке, сами рисковали жизнью, ио берегли людей, Принимали нормальные, грамотные, оптимальные в той обстановке решения, Я горжусь, что такие люди у нас были там. Спокойные, уверенные, думающие”.

6 февраля 2000 года в 11.45 командующий группировкой особого района г, Грозный генерал-лейтенант Владимир Булгаков доложил командующему Объединенной группировкой войск (сил) генерал-полковнику Виктору Казанцеву о том, что от бандитов освобожден последний дом в чеченской столице.

Датой освобождения города считается 7 февраля 2000 года. Именно в этот день было сделано официальное заявление министра обороны о завершении контртеррористической операции в чеченской столице.

Об окончании спецоперации объявил на всю страну и исполняющий обязанности Президента России Владимир Путин. В интервью российскому телеканалу ОРТ он отметил, что войска заняли последний оплот чеченских формирований — Заводской район города. “Так что можно сказать, что операции по освобождению Грозного закончена", — заключил глава государства.

Общие потери внутренних войск за весь период операции непосредственно в Грозном, по официальным сведениям, составили 731 человек, из которых 148 — погибшие и 583 раненые.

В результате боевых действий в Грозном соединениями и воинскими частями внутренних войск было уничтожено около 800 боевиков, 367 огневых точек, 6 минометов с расчетами, 12 взрывоопасных предметов, 2 склада с боеприпасами и ГСМ, задержано 68 бандитов,

Анализируя проведенную в Грозном операцию, эксперты Генерального штаба ВС РФ отмечали, что на этот раз был учтен опыт использования бронетанкового вооружения и техники, накопленный в 1995–1996 гг. Танки использовались только для непосредственной поддержки пехоты. Они применялись для подавления огневых точек противника и разрушения зданий, где имелись позиции снайперов. Таким образом, за период проведения операции по освобождению фазного в группировке особого района от воздействия огневых средств боевиков полностью разрушенными оказались 21 единица, в том числе 3 танка, 14 БМП, 2 БТР, 2 БРДМ. Кроме этого еще 32 машины получили повреждения, из них 28 были технически восстановлены, а 4 единицы требовали капремонта[65].

21 февраля на летном поле грозненского аэропорта “Северный” прошел исторический парад воинских частей Объединенной группировки войск (сил) на территории Северо-Кавказского региона РФ. В нем приняли участие и те подразделения, которые двумя неделями раньше освободили Грозный от бандформирований. Принимавший парад министр обороны маршал Игорь Сергеев сказал слова, которые запомнились многим. Их услышала и вся страна: “Общество поддержало вас и гордится вами. Российский солдат был, есть и будет лучшим солдатом в мире. Чтобы на этой многострадальной земле России наступил мир, надо одержать полную победу. Уверен, это сделаете вы”.

Освобождение Грозного от бандформирований стало наиболее масштабным событием активной фазы контртеррористической операции, или, как ее принято называть сегодня, второй чеченской кампании. Оно имело не только значительное военное, но и исключительное политическое значение, став переломным моментом в ходе восстановления на территории Чеченской Республики российского законодательства, возвращения ее в лоно российской государственности, а главное — по антироссийскому, террористическому масхадовскому режиму был нанесен сокрушительный удар. Для тысяч же ее участников грозненская спецоперация стала, пожалуй, наиболее ярким, значительным событием в их военной карьере и человеческой судьбе. Во всяком случае те десятки людей, выжившие и многое преодолевшие, с кем нам довелось поговорить, работая над книгой, мысленно переносясь в разрушенные кварталы Грозного, вспоминая неимоверную тяжесть боев, боль от потери товарищей, грязь, кровь, все же ощущали, что участвовали в имеющем большое значение для современной истории России событии. Это было то испытание, которое меняет человека. Делает его другим.

Переоценивая всю прожитую до этого жизнь, смотря на ежедневные будни другими глазами, они и сегодня волей-неволей соизмеряют их значение, масштаб с теми сорока днями боев в Грозном. Особенно остро это чувство было 7 февраля 2000 года, когда было объявлено о победе над бандформированиями в чеченской столице.

В стане врагов были кроме этнических чеченцев представители других национальностей, не имеющих никакого отношения к той земле, на которую они пришли проливать кровь других людей в желании принести сюда чуждую чеченскому народу идеологию радикального ислама. Эта идеология была антиподом не только российского законодательства, но и общего уклада жизни в республике. О ее крайней нетерпимости свидетельствует та жестокость, ярость, с которой наемники в отрядах боевиков сражались с российскими войсками, те звериные, не имеющие никакого оправдания методы, которые они применяли к захваченным ими солдатам и офицерам, мирным жителями, не желающим принимать их взгляды.

Восстановленный через 10 лет город в какой-то мере можно считать искуплением той жертвы, которую принесли и местные жители, ставшие заложниками преступного масхадовско-басаевского режима, и российские ж ичшоол ужайше, шшжшшш свои головы в кварталах чеченской столицы. Сегодня, гляди на восставшие из руин кварталы Грозного, можно заверить души павших воинов: ваша кровь была пролита не зря. Но очень хочется, чтобы эти жертвы остались в памяти не только их сослуживцев, но и чеченского народа. В 2000 году он получил новый шанс на возвращение к мирной жизни, в которой есть место для надежды и уверенности в завтрашнем дне. При этом особенно ценно то, что победу над бандформированиями солдаты и офицеры Российской армии, внутренних войск завоевали плечом к плечу с самими чеченцами.

Сегодня, спусти десять лет, при сохраняющихся в республике проблемах, в том числе н с обеспечением безопасности, невозможно отрицать того, что этим шансом чеченский народ воспользовался, У него хватило мудрости выбрать мир и созидание, выбрать будущее для своих детей, У него хватило решимости покончить с беззаконием, с многолетним кровавым мороком, с тем безумным путем, который чуть было окончательно не привел Чечню в яму безвременья. И самое главное; спусти 10 лет после начала епецоперации Грозный смог восстановиться, с его улиц практически убраны следы войны. Но загладятся ли рубцы в сердцах тех, кто прошел через эти кровавые, полные горя и невзгод годы? Говорят, что человеческая психика подвижна и время лечит любые раны — телесные и душевные. Пусть так. Важно, чтобы время не затянуло ряской повседневности те жестокие уроки, которые наша страна, наш народ — будь то в Чечне, Дагестане, любом другом регионе России — получил в эти трудные годы…

Рассказывая о 43 днях грозненской специальной операции, мы старались избегать лишнего пафоса, акцентируя внимание читателя на фактах и документально подтвержденных событиях тех дней. Однако завершая книгу, хочется повысить ноту нашего повествования — ровно до того уровня, который соответствовал бы высоте подвига, совершенного солдатами и офицерами нашей страны в два самых трудных года последнего десятилетия XX века — в 1999-м и 2000-м. Очистив Грозный и всю Чеченскую Республику от бандформирований, они ведь не только сломали хребет бесчеловечному террористическому режиму, прикрывавшемуся знаменами ислама, они, прежде всего, ОСТАНОВИЛИ РАСПАД РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА.

Да, и сегодня бандподполье не дает покоя мирным гражданам северо-кавказских республик. Террористов ловят. Их уничтожают. С ними ведут ежедневную, ежечасную борьбу. Когда она закончится — увы, никто не решится дать точный прогноз, Но все равно мирная жизнь мирных людей сильнее любых экстремистов.

Победу над террором в Грозном одержали солдаты и офицеры — молодые, в сущности, мужчины, многие из которых в то время еще мало что повидали в жизни, но с достоинством и честью перенесли тяжесть жестоких боев в городе. Они в этих труднейших условиях проявили лучшие качества воинов: огромную волю, непоказное мужество и упрямство уверенных в своей правоте людей, без чего не завершить ни одно мало-мальски значимое дело.

Они свою работу сделали. И остались живы. Низкий поклон им за это.

А тем, кто погиб в боях на улицах Грозного, — светлая память.