Группа Векслера

Глава 6. Десятая линия

Строй почетного эскорта занимал место справа, сразу за большой группой милицейского начальства, военных, партийных и советских руководителей. Впереди стояли два гроба, рядом — вооруженный почетный караул и знамена.

Перед закрытым, с синей фуражкой на крышке, где находился Владлен, на груди пожилого майора с фронтовыми медалями на армейском кителе замерла небольшая женщина с короткой стрижкой. Возле открытого, с телом Узлова, во всем черном, возвышалась статная вдова с опрокинутым внутрь взглядом, с потемневшим лицом и сцепленными большими кистями рук.

Военный оркестр ждал отмашки дирижера левее. Перед ним застыл строй сотрудников кинологической службы областного управления МВД. Начальник, пожилой капитан, не таясь, вытирал слезы левой рукой. В правой, чуть позвякивая наклепанной стальной чешуей, темнел ошейник Фроси.

Строй личного состава милиции, разбившись по коробкам представителей областных, городских и районных отделов и служб, занимал весь центр площади.

Когда зазвучал гимн, Векслер, тяжело опираясь на руки Туманова и Плакиды, неловко поднялся с инвалидного кресла, отставляя вперед загипсованную выше колена ногу.

Литаврист отбил начало и конец минуты молчания, руководители сказали положенные слова, сухо рявкнул тройной залп карабинов эскорта. Оркестр исполнил траурный марш.

Собаки прядали ушами и тревожно озирались...

На перроне вокзала у поезда Ворошиловград — Москва, как всегда, бурлил людской поток. Кто-то грузил вещи, другие обнимались и в который раз диктовали поручения и наказы «на дорожку». Какой-то мужик с двумя большими белыми арбузами под мышками, переминаясь у вагона, кричал вдаль: «Люся, быстрее! Опоздаем».

Два капитана — Туманов и Дробот — отошли чуть в сторону от этой толчеи.

— Ты не понимаешь, Никита... Что значит «родина»? Вперед — Москва зовет, потом в отпуск приедешь, всех вдумчиво расцелуешь по очереди. Где Чебоксары и где столица?! — горячился начальник отделения участковых инспекторов Каменнобродского РОВД.

Он внешне, казалось, абсолютно не изменился, однако чуть скособоченная к правому плечу голова говорила, что ничего в этой жизни просто так не проходит.

— Да все нормально, Валек. Приеду, маму обниму, а там видно бу-

дет — Москва, Астрахань, Казань... Союз — большой!

— И шо тебе лично с этих просторов? А девкам твоим?! Вот я тебе историю расскажу... Знаешь, в городе, откуда я родом, был такой район — шахтный поселок Верочка. И жила там в тридцатых знатная красотка Раечка Клейнерман. Что это за дева была! Словами не передать... Стройная, тонкая, с точеной фигурой и правильными округлостями в нужных местах. А глазища — царица Савская от жабы слюной бы захлебнулась. По ней вздыхало полгорода, но решительно подступиться к такой мамзели не решался никто. В двадцать лет ее, в конце концов, поимел Яша Ассириец. Опылил без спросу маменькин цветочек. И даже не женился потом. Вот так! А кто там за ней воздыхал душевно — никто уже и не упомнит...

— Ты к чему это?

— Да к тому. Появилась малейшая возможность — хватай! Плюнешь на дар, судьба глянет на такое твое небрежение и обидится. Потом хоть извернись и за жопу себя кусай — все без толку будет! — Он вдруг взял капитана за предплечье. — Смотри, Палыч...

В голубовато-серой тройке и на полтона более темной шляпе Векслер выглядел, как всегда, немного франтовато, невзирая на седину, палочку и еще более заметную хромоту.

— Думал, не дождетесь, — приветствовал он коллег.

— Как же мы без тебя, дядь Жень, я бы поезд тормознул на крайний пожарный, — хохотнул Дробот.

— За тобой не заржавеет... — улыбнулся Евгений Павлович.

И, повернувшись к Туманову, спросил:

— Все-таки решил вернуться?

— Да, вначале домой, там видно будет... Ты-то сам как? Как нога?

— Да прям не знаю. Надо либо святой водой ее окропить, либо куда-то к старцам ехать на отчитку. Сколько можно-то — в одну воронку? — улыбнулся Векслер.

— Ну а делать-то что собираешься? — пытливо вглядываясь в старшего товарища, спросил Никита.

— У-у... Хороший вопрос. Годик отдохну, там видно будет. Может, приму одно из предложений, может, преподавать пойду, а то и заведу себе участок: курочки там, козочки... — И, подмигнув, добавил: — «Участок Векслера» — звучит?!

Милиционеры засмеялись.

Посадка заканчивалась.

— Ладно, Туманов. Давай прощаться. Вот это — тебе. — Он протянул капитану картонную коробку и на слабые попытки возражения достаточно жестко ответил: — Даже слушать не стану!

Из вагона спустилась привлекательная молодая женщина и, подойдя к офицерам, ласково взяла Туманова за руку. Офицеры обнялись, и Никита направился к вагону.

Женщина подошла к Векслеру, обняла его, прижав на мгновение к груди, и ласково поцеловала в щеку. Потом погладила, как бы сглаживая ладошкой невидимый поцелуй, и пошла следом за мужем к ступенькам тамбура.

Мужчины внимательно посмотрели ей вслед.

Паровоз дал последний сигнал и дернул состав. К вагону бежал опаздывающий молодой парень со свернутым пакетом из промасленной бумаги в руках.

Озорно улыбнувшись, Дробот резко развернулся и крикнул проводнице:

—С беляшами не впускать! И не спрашивать почему!

Войдя в купе и перекинувшись с женой парой фраз, Туманов аккуратно положил на столик и раскрыл коробку. Там лежала в рыжей кобуре «пушка» Векслера, две полные обоймы и картонная упаковка с надписью на этикетке «50 patronier 9х23 mm Steyr». Капитан отстегнул кнопку на полированной коже и достал массивный пистолет. Видно, что он прошел и Крым, и рым: воронение стерлось по всем выступающим деталям, а на ромбообразной насечке деревянных щечек рукоятки остались многочисленные отметины.

Дверь тамбура открылась.

— Вот и ваш сосед — думала, не успеет! — Проводница пропустила вперед старшего лейтенанта с танковыми эмблемами на погонах. На груди офицера располагалась наградная планочка, где ленточки нескольких медалей однозначно указывали на его фронтовое прошлое.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — приветствовал он милиционера, с ходу поймав глазами пистолет на столе.

— Милости просим, — по-цивильному ответил ему Туманов, убирая подарок товарища.

— Хороший ствол, надежный. Правда, тяжелый, собака, и не очень удобный в перезарядке, — как бы извиняясь, проговорил старлей, забрасывая объемный брезентовый ранец под нижнюю полку.

— Ну, все... Зацепились мужики языками за оружие, — засмеялась супруга Туманова.

В дверях вновь показалась проводница.

— У вас еще один сосед будет, но тот уже в Валуйках сядет. Я вам пока чайку заварю... С лимоном! — добавила она.

— Дмитрий, — разобравшись с вещами, протянул капитану руку танкист.

Мужчины познакомились. Старлей оказался земляком, ехавшим домой после демобилизации.

— Вам хорошо, прямо до Чебоксар доедете. А мне от Канаша еще день на подводе плестись до Цивильска, если попутки не поймаю, — смеялся он.

— Чем займешься дома?

— Не думал еще, учиться надо. Что эти лейтенантские курсы, не трактористом же в совхоз...

— Так давай к нам? В УГРО... — испытующе посмотрел на собеседника капитан, еще раз пробежав глазами по наградным ленточкам.

— Да тоже думал, но не знаю пока...

— Да-да, Т-34 потянул, как направили, а тут «не знаю»?

— Так там приказали, а тут самому надо выбрать — на всю жизнь.

— Это точно, — подтвердил Туманов. — На всю жизнь, не поспоришь...

Подходя к зданию областного УВД на улице 10-я линия, Векслер обратил внимание на милиционеров в фартуках, красящих забор, который закрывал боковой проход к зданию.

Поздоровавшись с командовавшим работами Сретенским, поинтересовался:

— Где вы такую краску берете? — Он кивнул головой на глубокий, с явным фиолетовым отливом шоколадный цвет свежевыкрашенных плоскостей. — Половина Камброда с такими ставнями и палисадниками...

Областник в ответ хитро улыбнулся.

— Ты, Женя, просто человек непрактичный. Что ты будешь на гражданке делать — ума не приложу! Смотри. Берешь десятилитровое ведро сурика с паровозостроительного. Смешиваешь с литром эмали кобальта с лакокрасочного... Готовченко!

— Ну ты даешь! — хмыкнул отставник.

— Только полковнику не рассказывай, — засмеялся вслед майор.

Поднявшись на второй этаж, Евгений Павлович по привычке без стука вошел к криминалистам.

— Всем привет, астрономы!

Его радостно встретили и усадили за стол напротив Эдуарда Константиновича. От чая Векслер отказался, внимательно приглядываясь к привычной обстановке.

Эдик, по обыкновению, тут же зарылся в бумаги. Зоя сидела за микроскопом. Рядом с мученическим выражением лица страдал над учебником ее одиннадцатилетний сын Коленька. В глубине за дверью лаборатории возилась Зинка.

— Что учишь? Математику? — спросил он у мальчика.

— Если бы, — ответил тот и показал раскрытую хрестоматию. — Отсюда и досюда, — ткнул он пальцем в разворот.

— ...Под ним сидел, и кот ученый свои мне сказки говорил», — прочел милиционер. — Это очень легкие стихи. Ты умеешь что-либо более сложное?

Коленька два раза неопределенно пожал плечами и с надутыми губами продолжил пытку зубрежкой.

— Ну стрелять, например, ты умеешь?

Зоя хмыкнула, озорно глянула на майора и снова нырнула в свои окуляры. Эдик, чуть приподняв бровь, отложил раскрытое дело и потянулся за бумагами в углу стола.

Мальчик, не сводя удивленного взгляда с милиционера, отрицательно помотал головой.

— Если хочешь, могу тебя научить, — продолжил Векслер.

— Дядь Жень, ты ж пистолет должен был сдать, — хихикнула, не отрываясь от своего микроскопа, криминалист-биолог.

— Ничего страшного, в нашем тире есть из чего выбрать, или у мамы ее ТТ возьмем...

— Зоя, я к Сретенскому, буду через полчаса... — кинул на ходу начальник криминалистической службы и, подхватив папку, ловко выскользнул из кабинета.

Та кивнула и подкрутила шкалу.

— Мама не даст... Велика радость — после работы переться в тир, а потом еще эту железяку чис... — Она вдруг, замерев на неуловимое мгновение, осеклась на полуслове. Наконец оторвавшись от окуляров, женщина ошарашенно уставилась на отставника: — Дядя Женя, ты серьезно?!

— Конечно. Постреляем, потом сходим куда-нибудь поужинаем. Не всю жизнь ведь в кабинетах чахнуть. — Он подмигнул мальчику. — Пойдем, Николай. На свежем воздухе маму обождем...

Когда они вышли, Зоя неподвижно просидела почти минуту, а потом, резко вскочив, заметалась по просторному помещению. Схватив вещи, кинулась к двери, но остановилась. Вернулась, открыла сейф, достала ремень с кобурой и портупеей, сунула все в сумку и, подскочив к дверям, крикнула в сторону лаборантской:

— Зина, я убежала!

— Хорошо, Зоя Михайловна!

Она еще мгновение постояла, потом, беззвучно шевеля губами, три раза подряд быстро-быстро перекрестилась на пустой угол напротив входа и выскочила за дверь...