Марк Гордеев ПОМЕТКА НА ПОЛЯХ

Для большого города кража в автобусе — история неудивительная: часы пик, давка, теснота, люди нервничают, отвлекаются, не замечают, как вор проникает к ним в сумку или портфель.

Кража в полупустом пригородном автобусе — событие редкое. Именно в таком автобусе, следовавшем в небольшой городок Ямск, у доцента Бородина украли портфель.

Утром, сидя в кабинете оперуполномоченного уголовного розыска Глеба Горина, доцент рассказывал:

— Вчера возвращался последним автобусом из Ленинграда. Устал после занятий с вечерниками, задремал… Какой-то мерзавец этим воспользовался и стащил портфель. Я к шоферу. Тот говорит, что не видел, кто брал портфель…

— Уточните, что в нем было? — попросил Горин.

— Конспекты, рукопись статьи, две специальные книги.

— Это все?

— Нет, — вздохнул Бородин. — Там еще была шкатулка.

— Что за шкатулка?

— Видите ли, я давно собираю русскую лаковую миниатюру. Шкатулки больше всего. Вот и возил студентам показать одну такую… федоскинскую… Словом, небольшая круглая коробочка, на которой нарисована тройка лошадей с седоками… И вот — украли. Очень обидно, ведь лучшая вещь в коллекции!

Глеб задал Бородину еще несколько вопросов: на каком месте тот сидел, куда ставил портфель — на пол или на сиденье…

— Я понимаю, что сам во всем виноват, — бормотал доцент, прощаясь с Глебом, — и если б не шкатулка… — Он махнул рукой.


На следующий день он снова пришел в милицию. Не застав Глеба на месте, постучал в дверь с табличкой: «Начальник отделения уголовного розыска Н. Н. Мудров». Извинившись, Бородин сказал, что вчера сделал заявление о краже портфеля в автобусе и хотел бы кое-что добавить, но товарища Горина нет на месте.

— Я знаю о вашем заявлении, — сказал Мудров. — Горин будет к концу дня. У вас есть телефон?

— Да, да, есть…

— Я передам Горину, чтобы он вам позвонил.


Глеб же тем временем искал портфель. Еще вечером он поехал в Ленинград и вернулся в Ямск последним автобусом. Тем самым, каким накануне прибыл Бородин. Водитель автобуса рассказал, что на кольцо приехал с одним спавшим пассажиром и, когда разбудил его, тот начал искать свой портфель, но не нашел. Больше ничего шофер не знал.

В пригородном автобусе многие постоянные пассажиры знают друг друга в лицо, особенно те, кто ездит последними или первыми рейсами. Впрочем, из Ленинграда до Ямска выгоднее, дешевле, да и быстрее ехать электричкой. Автобусом пользуются чаще всего те, кому надо попасть туда, где электричка не ходит или не делает остановки. Бородин тоже пользовался пригородным автобусом редко — лишь тогда, когда задерживался на занятиях с вечерниками в филиале института, расположенном неподалеку от остановки этого автобуса в Ленинграде.

И все же Глеб отыскал одну пассажирку, которая постоянно ездила в сторону Ямска автобусом. Это была официантка кафе, находившегося на выезде из Ленинграда. Вчера она, как обычно, ехала последним автобусом. Выходила за две остановки до кольца в Ямске. Хорошо помнила, что в автобусе оставалось всего три пассажира. Один спал. В нем Глеб без труда узнал по описанию доцента Бородина. Какая-то женщина сидела на переднем месте. Ее официантка совсем не рассмотрела. И был еще мужчина — на заднем сиденье, у самой двери. Под хмельком.

— На какой остановке сел в автобус этот мужчина? — спросил Глеб.

— Точно не помню. Кажется, в Покровке.

— Попробуйте описать его. Сколько ему лет?

— Лет сорок. Или поменьше. Одет в пиджак… Да вот, заметила, что на шее у этого гражданина повязан какой-то пестрый платок вместо галстука…

— Был ли у спящего мужчины портфель? — поинтересовался Горин.

— Был, — оживилась женщина. — Портфель находился на сиденье возле него.

Итак, подводил итоги Глеб, портфель исчез в самом конце пути. Мужчина, сидевший сзади, наиболее вероятный его похититель. Кто же он? Скорее всего — житель Ямска. Но в автобусе этом ездит редко, иначе бы официантка приметила его раньше…

Розыск в Ямске на первых порах ничего не дал. Нередко в поле зрения Горина попадали люди, которые, по мнению тех, кого он расспрашивал, могли бы совершить такую кражу. Но стоило только с ними поговорить, как сомнения исчезали: люди эти вечером были дома. Их алиби не вызывало сомнений.

Усталый, продрогший и злой вернулся Глеб вечером в свой кабинет. Настроение было плохим: целый день поисков ничего не дал. На столе он нашел записку Мудрова с просьбой позвонить Бородину. Но было уже поздно, и Глеб звонить не стал, решил пойти домой. Уходя, зашел, как обычно, в дежурную комнату. Там шла своя обычная беспокойная вечерняя жизнь. Дежурил пожилой капитан милиции, которого все уважительно звали «старик». Сейчас он выговаривал молодому милиционеру:

— Зачем ты его сюда принес? Видишь ведь, человек на ногах не стоит, имя свое назвать не может. Куда его доставить надо? В медвытрезвитель. Вот забирай и вместе со своими помощниками доставь его туда…

«Вытрезвитель? Это идея. Я про него и не вспомнил, — подумал Горин. — А ведь мой подозреваемый ехал в нетрезвом виде…»

В медвытрезвителе он обратился к дежурному лейтенанту:

— Нужна помощь. Ищу мужчину примерно тридцати — сорока лет. Приехал автобусом из Ленинграда. Вышел у больницы, последним. Примет практически нет, но был выпивши. Может, к вам такой поступал? Ты, Николай Иванович, местный житель, всех знаешь…

— Но ведь у тебя примет нет. Как он хоть одет был?

— В пиджаке. А на шее вместо галстука — пестрый платок…

— Постой, постой. Платок на шее?.. А не Ефимов ли это, который в городе на стройке работает? Видел я, как сходил он с ленинградского автобуса. И шейный платок видел…

— Спасибо тебе, — обрадовался Глеб и заспешил.

Ефимов был известным выпивохой, но в кражах не замечался. Жил он в своем доме с матерью. Мать часто болела и лежала в больницах.

Дом стоял на крутом берегу речки Муги. Он потемнел от времени, осел и нес на себе следы запустения и нерадивого хозяина. Поднявшись на покосившееся крыльцо, Глеб постучал. Ему никто не ответил, но дверь оказалась незапертой, и он вошел. В прихожей не было никого, но в кухне, на лавке, кто-то спал. Из-под старой шубы высовывались крупные ступни и взлохмаченная мужская голова. Глеб разбудил спящего.

— Здравствуйте, Ефимов. Я — оперуполномоченный Горин. Узнаете?

— Узнал, — буркнул Ефимов. Он разыскал под скамейкой брюки и рубаху и начал медленно одеваться.

— Где мамаша?

— В больнице. Третью неделю уж…

В комнате, куда Горин прошел за Ефимовым, стояли сервант с посудой, полированный стол и телевизор на тумбочке. Глеб сел за стол, на котором лежала газета «Правда».

— Ефимов, где вы находились позавчера вечером?

Хозяин, стоя босиком в дверях, пил большими глотками воду из кружки. Глеб в ожидании ответа автоматически придвинул к себе газету. Она была трехдневной давности — от 13 сентября 1984 года.

— Ну, у Таськи в Покровке…

— Там и ночевали?

— Нет, я всегда ночую дома.

— Как же оттуда добирались?

— Известно как. Автобусом. А чего случилось-то?

Глеб внимательно посмотрел на Ефимова.

— Значит, автобусом. А каким? По времени каким? Последним?

— Вроде последним. Точно не помню. Домой пришел — на часы не смотрел, спать завалился.

— Значит, позавчера, тринадцатого сентября, вы возвращались в Ямск из Покровки последним автобусом и притом в нетрезвом виде.

— Это почему же так? Выпивши был, верно, но никого не обидел, никому слова не сказал…

— В этом автобусе ехал мужчина, у которого, когда он уснул, украли портфель…

— Я, что ли, украл?

— Выходит так. Больше некому было его взять.

— А кто это видел?

Помолчали.

— Никто не видел, — заключил Ефимов, — и не мог видеть, потому что ничего я не брал. Да и зачем мне портфель?

— Зачем он вам — не только я не знаю, но не знаете и вы… Просто он, как говорится, «подвернулся вам под руку», «плохо лежал…»

— Говорю же, что не брал я никакого портфеля!

— Вы вышли у больницы, за остановку до кольца. На предыдущей остановке, возле школы, вышла женщина, которая рассказала, что в автобусе оставались только вы и пассажир, который спал. Портфель, когда она выходила, был еще на месте, а на кольце его уже не оказалось. Кто же взял портфель?

— Я-то почем знаю, кто взял. Может, та баба, что на меня валит, сама и взяла.

— Не могло этого быть. Она бы вас испугалась.

— Тогда шофер взял. Сперва спрятал, а потом разбудил того мужика…

Глеб удивленно посмотрел на Ефимова: «Ишь ты, какую версию подкинул!»

— Это исключено. Шофер автобуса — солидный и проверенный человек. Портфель он взять не мог.

— Мне он тоже ни к чему, — стоял на своем Ефимов.

Глеб вздохнул. Прочел в газете заголовок: «Мы присутствуем на празднике шахмат». Статья была о матче на первенство мира по шахматам между А. Карповым и Г. Каспаровым. На полях газеты кто-то мелкими буквами написал шариковой ручкой: «Бить или отступать?»

Глеб встал и, прежде чем распрощаться, сказал:

— Придется вам завтра утром прийти ко мне. Жду к девяти. Вот повестка. И подумайте хорошенько: в портфеле находятся бумаги, которые вам совершенно не нужны, а для другого человека они большую ценность представляют…

Дома, поужинав, Глеб, как всегда, стал просматривать газеты. Увидев статью о матче между Карповым и Каспаровым, он достал шахматы, расставил фигуры и начал проигрывать отложенную партию. Добравшись до конца, подумал: «Выбор-то у Каспарова невелик. Надо или бить черную ладью, или отходить к своему королю». Глеб сказал это вслух и тут же вскочил со стула. Потом подошел к телефону, позвонил домой Бородину и спросил:

— Вы хотели меня видеть и что-то еще сказать?

— Да ничего особенного. Просто в портфеле был еще кулек слив. Конечно, это мелочь, но сливы большие, южные… Товарищ привез из отпуска.

— Спасибо. Кто знает, может быть, и это понадобится. Но у меня к вам вопрос: вы следите за шахматным матчем на первенство мира?

— Слежу. Я раньше прилично играл в шахматы. Но…

— Очень приятно, я тоже играю в шахматы.

— Вы позвонили, чтобы предложить сыграть партию? — хмыкнув, спросил Бородин.

— Сыграть тоже можно. — Глеб сделал вид, что не понял насмешки. — Но сейчас меня интересует, не читали ли вы в автобусе или вообще в тот день газету со второй партией матча и не разбирали ли отложенную позицию?

— Читал и разбирал. Видел оба хода ладьей и думал, что…

— Вы не только видели эти оба хода, но и написали о них на полях «Правды» со статьей об отложенной партии! Не так ли?

— Вы нашли мой портфель? — тихо, почти шепотом, спросил голос в трубке.

— Пока нет. Но… у нас появился шанс. Завтра жду вас.

— Неужели…

Утром первым в кабинете Горина появился Ефимов. Он был в свежей рубашке и отутюженных брюках, чисто побрит и благоухал цветочным одеколоном. Глеб ошеломил его вопросом:

— В шахматы играете?

— «Козла» с ребятами забивал, в «подкидного» иногда с маманей играл, а вот в шахматы — нет, не умею.

— Жаль, а то бы мы партию матча на первенство мира вместе разобрали… Да, а портфель-то принесли?

— Какой портфель? Говорил же я вчера, — снова начал возмущаться Ефимов.

— На столе у вас дома лежит газета из этого портфеля, — сказал Горин.

— А что газета? Она в каждом киоске есть! — возразил Ефимов.

— Что верно, то верно: газета продается в каждом киоске. Но на той, о которой речь, рукой хозяина на полях сделана запись о шахматной партии. Вы же в шахматы не играете… Вот ведь какое дело.

Крыть Ефимову было нечем. Он как-то сразу сник и забормотал покаянно:

— Отдам я портфель. По пьянке взял. Валялся он на полу, в проходе, вот я и взял. Я и отдал бы, да выходить уж надо было…

— Хорошо. Тогда поедем возьмем его и привезем сюда.

Портфель лежал на чердаке дома, забросанный тряпками. Ефимов уверил Горина, что ничего из него не вынимал, кроме слив, которые съел, а книги и тетради не трогал и не смотрел.

Глеб прихватил и газету, лежавшую в комнате на столе, составил протокол и дал его подписать Ефимову и двум соседям, которых пригласил понятыми.

В милицию вернулись снова вдвоем, но уже с портфелем. В коридоре их ждал Бородин, нервно шагавший взад-вперед. Увидев свой портфель, он застонал даже. В кабинете Горина доцент трясущимися от волнения руками открыл портфель и вынул из него завернутый в бумагу пакет, в котором оказалась блестящая круглая коробочка. Когда он положил ее на стол, Глеб даже зажмурился — яркие краски волшебно засияли на черной лаковой крышке: чудо-тройка, с храпящими конями, веселыми бубенцами под красными дугами, с нарядными санями и ликующими от восторга седоками, взлетела в гору, а за санями мчалась, заливаясь звонким лаем, собака. Кругом дома, люди, дети. И ослепительно сверкающий на солнце белый снег…

Узкая скучная комната с неистребимым запахом учреждения, в котором ежедневно бывает много разного люда, довольно-таки мрачная в этот пасмурный осенний день, вдруг словно посветлела и повеселела…

И кто знает, не испытал ли выпивоха Ефимов, тоскливо живущий при больной матери и давно брошенный женой, тот Андрюха Ефимов, который когда-то, лет сорок назад, в голодные послевоенные годы маленьким мальчишкой пас с ребятами колхозных лошадей, не испытал ли он сейчас такого полного и острого раскаяния, такой жалости к себе и такого восторга перед талантом человека, каких давно, а скорее всего никогда, не испытывал!..

Когда все пришли понемногу в себя, доцент Бородин сказал:

— Мне бы не хотелось заводить судебное дело. Я и сам немного виноват. А главное — человек все вернул и, возможно, получил хороший урок на всю жизнь. Мне бы не хотелось доводить дело до суда…

— Этого я не решаю, — сказал Глеб Горин. — Доложу начальству. Я тоже не против передать дело Ефимова в товарищеский суд…

Загрузка...