Гурилевские романсы. Поэма

Осень. Мокрые скамейки

И шуршанье под ногами.

Я на время отлучался

И нашел по возвращенье

Все другое, все иначе.

Так всегда, везде и всюду.

Лет тому назад с десяток

Я хотел быть баритоном:

Чтобы сотни бедных женщин

В вожделении смотрели,

Как я выйду на эстраду,

Как стальною диафрагмой

Выжму ля бемоль с надрывом

И с поклоном благосклонным

Буду ждать рукоплесканий,

Истеричных криков «браво»

И с записками букетов.

А теперь — совсем иное:

Я б хотел быть фармацевтом.

И тогда б, в тиши аптечной,

Изобрел бы я таблетку,

Чтобы у моей любимой

Голова бы не болела.

В наше время (странно ль это?)

Голова болит так часто:

Трудно многое постигнуть,

А принять еще труднее,

Скрыться ж вовсе невозможно.

Ведь в саду моей поэмы

Сыро, мозгло, неуютно,

Пахнут осенью осины,

Пахнут бренностью березы;

Опадая, листья липы

Прилипают друг ко другу

И лежат бесплодной коркой,

Для чего-то прикрывая

Замерзающую землю.

А в усадьбе стынут стекла

И шаги ступают тише.

Там в окне, чужой и строгим,

Чей-то профиль с бакенбардой

Декабриста больше нету,

Что с ним, тоже неизвестно.

И она, в лиловом платье,

Прислонясь к колонне белой,

Смотрит, как редеют листья,

Как готовятся деревья

Встретить голыми ветвями

Белый и хрустящий холод.

Платья воротник высокий

Шею скрыл до подбородка,

И на лбу легла вторая,

Новая уже морщина.

Каждый жест, наклон и ракурс

Четкой линией намечен,

Словно все это рисунок,

Словно этот бархат платья —

Не взаправду, а пастелью.

Так картинкою на стенку

Предо мной моя Россия.

Той России больше нету,

Той России я не видел.

Почему ж я точно знаю,

Сколько в этом доме комнат

И которые ступеньки

Под ногой поют протяжно?

Иль с рожденьем мы теряем

Что-то очень дорогое

И к нему потом стремимся?

Говорят, что у России

Флаг был белый-синий-красный:

Красный, словно в косах ленты,

Синий, как на ниве точки

Васильков, сухих и грустных,

Белый, как поля зимою…

Очень белой и веселой,

Ноздри щиплющей зимою

Я когда-то где-то видел

Девушку в берете красном

С синей розою в петлице.

Имени я не запомнил:

Может, то была Россия?..

Мы придумали Россию,

Я придумал, ты придумал,

Он, она, оно — так надо.

Но России нет на свете.

Может быть, была — не знаю;

К сожаленью, я там не был.

Тра-та-там, тра-та-там,

К сожаленью, не был там.

Для меня она — поэма,

Грусть диагональных струек,

Рваных, — на стекле вагона,

Если за окном потемки,

Дождь и дождь и дождь и дождь и…

Где тот дом теперь и что в нем?

Канцелярия совхоза

Иль районная больница?

Это всё не так уж важно,

И не в этом вовсе дело.

Лип и клавесин подобных,

Чувств таких, переживаний

Ричардсону бы хватило

Толстых на десять романов.

Мне же это — вздох случайный

Так, вздремнулось ненароком.

Вот и кончилась поэма.

Впрочем, я забыл о главном,

О «товарищах-потомках».

Не исключена возможность,

Что потомство откопает

Рукопись моей поэмы.

На такой прискорбный случай

Нужно сочинить заране

К ним прямое обращенье,

Пальцем указав на темы,

На идеи основные,

И попутно объясняя,

Что к чему и что же автор,

Собственно, сказать желает.

Вы, не знающие больше

Войн, арестов, эмиграций,

Лагерей, бомбардировок,—

Вам наверно будет странно,

Почему в такое время,

Где вопросов неотложных —

Словно комаров в болоте,

Где проблем насущных, важных

Как в харкотине бактерий,

И когда поэт обязан

Все понять и разобраться,

Указать собратьям выход —

Почему в такое время

Выводить опять на сцену,

Что другие описали

И не раз и много лучше,

Да к тому же без сюжета,

Нету знания эпохи,

Даже просто рифмы нету.

Почему? Ответить трудно.

Только вы меня поймете,

Персонажи из поэмы,

Вы, картонные фигурки,

Что вырезывал я в детстве

И потом играл часами

На полу, в саду, на печке.

О, фигурки из бумаги,

Как уйти к вам? За окошком

Липы не шумят. Их нету.

За окном — дома и полночь.

Я готов. Рюкзак в порядке.

Обувь выдержит с неделю.

Шарф свой затяну потуже

(Иль совсем не надо шарфа)…

Вот уж позади остались

Шум шагов по тротуару

И бессонница унылых

Фонарей на перекрестках.

Как нога ступает мягко

По земле, родной опоре! —

И приветствует знакомых:

Камни, рытвины и лужи!

Скоро будут и мозоли,

Компаньоны дальних странствий!

Никогда не знал, что ночью

Так тепло и так просторно.

Только в поле есть дорога.

Только ночью светят звезды.