Гусиное перо

Глава 11. Хромой Рыков

Таких неудач милиционер Пантюшкин не терпел ни разу в жизни. Версии отпадали одна за другой, пострадавшая Клава Желтоножкина каждый день наведывалась в милицию и грозилась пожаловаться в Москву. К тому же происходили фантастические вещи. Пантюшкину постоянно кто-то мешал. Вчера он вытащил из выхлопной трубы клок сена, а сегодня — чуть не упал с крыльца. Сунул ноги в ботинки, а ботинки оказались к полу прибитыми. Пришлось гвоздодером отковыривать.

— К нам никто не приходил, пока я спал? — грозно спросил он Кларису.

— Никто… — пожала плечами Клариса. — Только Клавин внук с каким-то пареньком. Старую радиолу спрашивали. Все какое-то старье собирают. Недавно я им старый приемник с подловки отдала.

Совершенно ясно, что кто-то чинит Пантюшкину препятствия. И потерпевшая хороша — внука на разведку засылает, не иначе…

Клариса видела, что Пантюшкин ходит, как в воду опущенный. Осторожно тронула его за плечо и спросила:

— Моть, а не отдать ли тете Клаве наш телевизор? Мы себе другой купим — цветной… По цветному, знаешь, как хорошо футбол смотреть — сразу видно, где чья команда. Дешевле уж новый купить, чем терпеть такое…

Матвей Фомич оживился. Может, и правда отдать? Закроется дело по краже и примется он за работу с новым настроением.

— А тебе не жалко?

— Мне тебя, Мотя, жалко… — прослезилась Клариса. — Таешь, как кусочек сахару в чае, прямо на глазах…

И Клариса свой «Рекорд» тряпкой вытерла.

Погрузил Матвей Фомич свой телевизор в люльку мотоцикла, брезентом укрыл и поехал медленно, чтоб не тряхнуть на кочке.

Клава Желтоножкина милицейский мотоцикл из окошка увидела, ко двору выскочила и кричит:

— Мотя, яблочек ты мой садовый! Неужели жулика настиг?!

Пантюшкин молча с мотоцикла слез, брезент откинул. Клава телевизор увидала и заголосила еще пуще:

— Что же ты, Ванюшка, в сарае копаешься? Телевизор вернулся, будем в избу заносить!

А уж как Пантюшкин доволен, что бабе Клаве угодил. Уж как рад, что поставит его сейчас на тумбочку, и дело с концом. Но баба Клава в люльку заглянула и, сделав губы сковородником, говорит:

— Мо-тя… Этот не наш. Этот у кого-то другого украли!

— Это мой… — заулыбался Пантюшкин. — Я вам его подарю. Тут экран больше, изображение крупнее. Скучно вам без телевизора. На пенсии это первое развлечение… Берите!

Клава Желтоножкина как зашумит на всю улицу Поперечную:

— Мы не бедные! Нам чужого не надо! И точно такой, как мой, тоже не возьму. Мне мой надо! Тот, что на тумбочке стоял. Он не работает три года, но я его даже на кино с буфетом не променяю! Надо тебя, Мотенька, пропесочить! Не умеешь ты жуликов ловить. В Москву пожалуюсь!

И Клава калиткой хлопнула. Пантюшкин, жутко расстроенный, на сиденье рухнул и мотоцикл завелся — ни с того ни с сего. Только хотел Матвей Фомич с места тронуться, как увидел, что ему наперерез идет черная кошка и несет во рту куриную шею. Он вспомнил Кларису и решил подождать, пока прежде него кто-нибудь пройдет. Когда неприятности полосой, поневоле начнешь бояться черных кошек.

Из переулка вывернулся хромой человек. Одна нога в ботинке, другая — в белых бинтах. На тихой скорости поехал Пантюшкин за хромым и узнал в нем стрелочника Рыкова, мужа тестомеса Капы.

«Не он ли следит за мной? — подумал Пантюшкин. — Не он ли выхлопную трубу сеном заткнул и прибил к крыльцу ботинки?»

Показалась странным Пантюшкину и то, что первой и единственной пришла по объявлению жена хромого Капа. Как возмущалась, как рассказывала про бедного дяденьку Васяньку, воду на столе разлила, кулаками стучала… Не отводила ли она таким образом подозрения от собственного мужа?

Милиционер буравил взглядом спину хромого и тот явно нервничал. Спина у него была широкая. Голову венчали черные кудри. Расческа вполне могла принадлежать ему. И телевизор такому под силу, и дверь. Пантюшкин прибавил газу, поравнялся с хромым и крикнул:

— Товарищ Рыков!

От окрика тот вздрогнул, остановился и сказал растерянно:

— Здорово, Матвей Фомич!

— Торопишься?

— Есть маленько…

— Садись, подвезу!

— Нет! — замахал руками Рыков. — Не трудитесь, тут рядом, доковыляю…

Явно испугался встречи с милиционером.

— Нет, уж садись! — сурово сказал Пантюшкин и Рыков послушно сел, пристроив на подножке забинтованную ногу.

— Где это тебя так угораздило?

— Да… гирей пришиб…

Пантюшкин опешил от чистосердечного признания и повез Рыкова не сразу в отделение, а к нему домой.

Возле дома Рыков спешно слез с мотоцикла и не успел милиционер рта раскрыть, как он бросился к канаве.

— Стой! — закричал Пантюшкин с ужасом глядя, как Рыков нырнул под мосток и скрывается в пыльных зарослях репейника. В два прыжка Пантюшкин настиг его, хотел ухватить за воротник, но Рыков спокойно поднял голову и сказал:

— Ох и вредная женщина эта Капка… Гляди!

Рыков отогнул куст репейника и Пантюшкин увидел две десятикилограммовые спортивные гири…

— Это пока я на перевязку ходил, она их в канаву выставила. А ведь и ногу пришиб этой гирей из-за нее… Я зарядку делал, а она как ставней ударит… Я от неожиданности гирю на ногу и поставил… Ну, что за человек?!