Гусиное перо

Глава 14. Шаль с кистями

Преступник в старых подшитых валенках шел по спящему поселку. Он катил перед собой угольную тачку, в ней лежал громоздкий предмет, укрытый старым пиджаком. На некотором расстоянии за ним крался человек, словно тень. Он жался к забору, вздрагивая от тявканья собак.

Возле дома Клавы Желтоножкиной двое — высокий и низкий — поравнялись. Один из них ткнулся в калитку, она распахнулась, скрипнув ржавыми петлями. Высокий вынул из тачки поклажу и, стараясь ступать бесшумно, зашагал к дому.

— Ух-ух-ух… — простонал филином тот, что пониже. Напугал кур на насесте и сказал тихо:

— Осторожно, опять упадет…

— Это только у таких разинь, как вы, все падает… — сердито ответил высокий.

Сенная дверь распахнулась от одного взгляда высокого. Секунду ночные пришельцы постояли, прислушиваясь к тишине, которую нарушал лишь ход часов да храп дедушки Вани. Никто не мешал им в этот ночной час.

Когда кукушка высунулась из часов, чтобы прокуковать полночь, в доме никого не было.

А в душе Клавы Желтоножкиной и в эту ночь не возникло никаких предчувствий. Она спала, провалившись в пуховую перину, крепко, как в молодые годы. Ей снился цветной сон. Будто она пела в хоре. На сцене поселкового клуба шел концерт. В два ряда стояли нарядные бабы и выводили песню про ямщика. Клава запевала. Ухватившись за кисти черной цветастой шали, она выводила чистым высоким голосом печальную мелодию. В первом ряду сидела ее соседка Груша и плакала, не вытирая слез. Как кончилась песня, нарядные пионеры преподнесли ей большой букет красных георгинов, и весь зал начал хлопать в ладоши. Она подошла к самому краю сцены и кланялась. На этом баба Клава и проснулась. И долго не могла понять, почему в зале продолжают хлопать, а она лежит на пуховой перине в полумраке спальни.

Только когда все смолкло, она поняла, что это не люди хлопали, а часы били шесть раз.

Клава не стала разлеживаться, встала проворно, и во двор пошла огурцы поливать да открывать ставни. Открыв ставни в горнице и глянув, как солнечный зайчик из бочки запрыгал по обоям, она не поверила своим глазам — на пустой еще вчера тумбочке стоял… телевизор. Перекрестилась баба Клава, хотя отродясь в бога не верила. Ей не померещилось. Телевизор стоял на тумбочке как ни в чем не бывало.

Клава побежала в дом, по пути ущипнув себя за руку — не снится ли… Сморщившись от боли, подошла к тумбочке. На ней стоял не старый КВН, а телевизор с большим экраном. На нем лежал пакет. Подумав, что это Пантюшкин силком втащил ей свой «Рекорд» пока она ходила в огород, она все-таки взяла пакет и развернула серую бумагу. В ней оказались облигации и письмо. Клава поднесла листок поближе к окну и прочитала:

Клава пересчитала облигации — все на месте. Нащупала под клеенкой бумажку, где были переписаны номера, сверила — совпадают. Телевизор посмотрела — ручки блестящие, экран большой. Прямо украсил горницу. О старом и жалеть не стала. Он самого первого выпуска, зять чинить отказался. А выбросить было жалко, все-таки вещь.

Села баба Клава посреди избы и стала размышлять — плохо или хорошо, что с ней такая история приключилась… Страху натерпелась — оно конечно. Пантюшкину столько беспокойства доставила. А ведь кто-то ей внимание оказал, совсем посторонний. Подумал ведь:

«Живет, мол, такая бабушка, и телевизор у нее никудышный… Дай, мол, ее порадуем. Узнали, именины когда… Вон! Заслуживает, мол, она такого уважения — дочь хорошую вырастила. И сама — не промах. Хорошим поваром была. В войну санитаркой раненым солдатам пела. А телевизор у нее хуже всех в Гусихе… куда это годится…»

Так размышляла баба Клава, и на глаза у нее слезы наворачивались.

«А как же дверь-то с петель сняли? Да телевизор старый громоздкий, как комод, — не проходил. Не сломали ведь, а аккуратненько в сторону поставили. А я их жуликами называла…»

Баба Клава слышала, что пионеры старым людям всегда хорошее тайком делают. Проснется человек, а у него дрова наколоты. Встанет утром, а огород выполот и полит. Она в кино про это видала, а тут и с ней такое случилось. И новый телевизор ей все больше нравился. Надо бы Моте сообщить, да зачем спозаранки беспокоить — пусть поспит. Работа у него больно беспокойная.

Баба Клава ручки блестящие погладила, а потом ее осенило — не Димкина ли это работа? Ведь телевизор попал в дом через запертую дверь.

— Митьк! — позвала она. Никакого ответа.

Она подошла к раскладушке, стянула одеяло, а там только смятая подушка. Димкин след простыл…