Гусси. Защитница с огненной скрипкой

Глава 1

Моё любимое время – это когда мы со Сверчком тушим Последние Огни, завершая дневной Ритуал: все дела закончены и защита на месте. На песке нарисованы волк и звезда, перья кардинала развешаны на деревьях, как язычки пламени по четырём углам ограды посёлка, а куриная лапка закопана в пустыне как раз перед воротами. Это время перехода, короткий промежуток после заката: дневной свет ещё не погас полностью, сопротивляясь ночи. Это первые минуты моего настоящего отдыха и самое чудесное время дня: мы со Сверчком, довольные жизнью, сидим на крыльце, а дедушка Вдова курит трубку и рассказывает нам истории. Никогда больше я не чувствовала себя в такой безопасности. Ночью, когда в пустыню приходит Погибель, ветер может яриться и реветь сколько угодно, звёзды меркнуть сами собой, а луна кататься вверх-вниз по небосклону, – я знала, что нашему посёлку ничего не грозит, потому что безукоризненно выполнила Ритуал. Я сама за этим следила, а вместе со мной дедушка Вдова и даже Сверчок.

Сверчок – это мой пёс, он у меня уже много лет. Однажды он явился из пустыни, облезлый и еле живой от голода, и дедушка Вдова позволил мне его оставить. Понятия не имею, откуда взялась эта кличка – Сверчок, просто он хотел, чтобы его так звали, это было ясно с самого начала. Да вы и сами бы это поняли, если бы увидели умильную улыбку у него на морде, когда он слышит свою кличку. Вообще-то он очень весёлый, любит гавкать, скакать вокруг сломя голову и совать нос куда не следует, но к Ритуалу относится серьёзно, совсем как я. Потому что от нас зависит весь посёлок.

Стоит только подумать про Погибель там, за оградой в пустыне, как она вертится у ворот и воет над бескрайними песками и камнем, и носится на крыльях дикого ветра… ничего не могу с собой поделать – меня пробирает дрожь. Погибель всегда старается пробраться к нам с ветром, ищет и ищет малейшую щёлочку, ошибку в Ритуале, ждёт, что я нарушу правила. Но пока ворота на запоре, Погибели к нам не проникнуть. И если вы думаете, что имеете дело с какой-то перепуганной до смерти малявкой, плохо вы меня знаете.

Просто поверьте мне. Когда приходит ночь, вы сами не захотите остаться там, снаружи, за нашими воротами.

Но в тот день, едва мы потушили Последние Огни, всё пошло немного по-другому. Так вот и начались те неприятности, из-за которых пришлось измениться и нам со Сверчком, и дедушке Вдове, и всему нашему посёлку. Да-да, как раз с последними отблесками дня, когда Большой Гордо совсем уже собирался запереть ворота на ночь, я заметила на горизонте тёмную точку. Поначалу маленькая и странная, ни дать ни взять летучая мышь, перепорхнувшая через бархан, она мелькала в сумрачном свете. Но вскоре стало видно, что это одинокий всадник, – наверное, какой-то запоздалый вестник мчался наперегонки с ночной тьмой.

– Ты видишь? – спросила я.

Дедушка Вдова пробурчал что-то мрачное. Конечно, ему это нравилось не больше, чем мне. Всадник на закате дня никогда не приносит добрые вести. Честно говоря, я не понимала, как мы до сих пор его проглядели: обычно отсюда был отличный обзор на многие мили вокруг и никто не мог бы подкрасться к посёлку незамеченным. Это была ещё одна загадка пустыни, её тайная игра со светом и тенью.

– Вот что я тебе скажу, – наконец произнёс дедушка Вдова. – Этому всаднику лучше поспешить, потому как мы закроем ворота с последним светом, что бы ни случилось.

Наш посёлок расположен в распадке посреди пустыни – в Хмурой долине, названной так из-за пыльных голых холмов вокруг, уходящих вдаль на многие мили. Это укромный пятачок, оазис в бескрайнем мёртвом ничто. Я сказала «ничто», имея в виду, что здесь нет следов других людей. Вообще-то тут полно самых разных тварей, обычно населяющих пустыню: змей, пауков, ящериц и диких котов, и орлов – и всех, кого вы только могли бы себе представить. Им хватает смекалки, чтобы выжить в песках, а это, смею заверить, далеко не всегда можно сказать о людях. Были бы мы хоть наполовину такие же ушлые, как эти твари, жили бы себе припеваючи.

Не то чтобы в пустыне не бывает путешественников, время от времени мы видим тут всяких-разных пришлых: гонцы, мелкие торговцы, бродяги и охотники, – да кому только не сидится на месте, вот и носятся мимо, как перекати-поле. Но даже им обычно хватает ума не пускаться в путь на ночь глядя, когда подступает время разгуляться Погибели. Хотя бывает и так, что проснёшься посреди ночи и замечаешь, как по дороге движутся огни: это факелы горят на фургонах. Я слышала тогда отголоски пения: своими гимнами и молитвами они надеются спастись от Погибели. И я сама начинала молиться, если видела их там, и когда ветер завывал особенно жутко, благодарила судьбу за то, что нахожусь в безопасности, в посёлке, под защитой.

– Но ты ведь не закроешь ворота перед всадником, правда? – спросила я, потому что знала, что ближайшее к нам поселение в трёх днях пути. – Ты не бросишь его там на ночь?

Дедушка Вдова сплюнул на песок.

– Я сделаю, как будет лучше для посёлка, – сказал он. – И ты отлично знаешь, что это наша первая обязанность.

На вид дедушка Вдова – ветхий столетний старичок, однако я не видела в жизни никого крепче. Могу поспорить, что половину мужчин из нашего посёлка он запросто уложит одной левой. Не то чтобы он стал это делать, вот что я скажу. Дедушка Вдова никакой не драчун.

– Послушай-ка, Гусси… – Это дедушка Вдова так меня зовёт – Гусси, или просто Гус, хотя моё полное имя Густавина Митридатес Перл – а это явно перебор. В общем, он бы сказал: – Жестокость всегда ошибочна. Даже если необходима.

Я не очень-то разбираюсь, что это значит, потому что если ошибка – то зачем её совершать? Но таков уж наш дедушка Вдова. Любит выдать что-нибудь этакое, а ты потом сиди да ломай голову. И я прямо вам скажу: эти размышления над значением какой-то вещи иногда гораздо важнее самого значения. Правда, иной раз меня это жутко бесит – не без того, конечно.

Да только на дедушку Вдову долго сердиться невозможно. Ведь это он меня вырастил и научил тому, как сохранить нас в безопасности. Он главный, кто отвечает за то, чтобы не впустить к нам Погибель, и не даёт ей всё тут заразить, выполняя Ритуал. Уже много лет прошло с того дня, как через посёлок прошёл Защитник и научил Ритуалу дедушку Вдову. Он был здесь больше пятидесяти лет назад. Потому что если Погибель прорывается внутрь: через щель в воротах, или плохо привязанное перо кардинала, или если какая-нибудь собака в пустыне выкопает куриную лапку – словом, стоит что-то сделать не так, тут-то она и сеет свою заразу. А уж если в доме поселилась зараза, хуже и быть не может, потому как эта нечисть разносится быстрее пожара. Дедушка Вдова может вылечить дом – насколько я знаю, он может вылечить кого угодно и что угодно, но только это ужасно тяжёлая работа, особенно для такого старика, как дедушка Вдова. Вот потому он и учит нас со Сверчком. Нам придётся его заменить, когда он совсем состарится.

Мне сделалось не по себе, пока я следила за этим всадником, так и остававшимся слишком далеко от посёлка. Поторопился бы он, что ли. В пустыне всегда так: ждёшь – не дождёшься. Даже если и видишь, как кто-то едет, целая вечность пройдёт, пока он доедет до нас. Я не хотела, чтобы его бросили за воротами и он достался Погибели.

Вот только и Большому Гордо, как пить дать, тоже было не по себе. Его ведь недаром так прозвали. Высоченный, лысый, как луна, он говорил гулким низким басом, и кроме него, никто в посёлке не смог бы в одиночку ворочать створки ворот. Да у него рука была толщиной с мою голову. Но Большой Гордо не был злым – стоит лишь узнать его получше. Начать хотя бы с того, что он читает днями напролёт. Я вечно втихаря таскаю ему книги из библиотеки дедушки Вдовы – всё лучше, чем если бы он просто сидел да пялился в пространство в ожидании какого-то неведомого чуда. Глаза у него голубые, светлые и блестящие, как градины, и ещё он умеет свистеть, как птица. А кроме того, он поэт, вот только об этом я никому не должна рассказывать. Больше всего стихов у него про какие-то невероятные цветы, про снежные бури и целые горы льда, которые он называет ледниками. Он уверяет, что они движутся, только очень медленно, как самые древние твари, и сносят всё на своём пути.

– Ну почему бы тебе хоть раз не написать стихи о том, что ты видишь вокруг себя? – однажды спросила я. – Типа, почему бы тебе не написать оду сухой траве, или грифам-индейкам, или коровьему черепу с цветком в глазнице, или чему-то в этом роде?

Он пожал плечами, как будто я сморозила глупость:

– Я люблю путешествовать, малышка.

Я подумала, что этот ответ не хуже других.

А всадник тем временем был всё ближе и ближе, и конь под ним нёсся во весь опор. Лучше бы мы сейчас сидели в Приюте и ели неповторимый супчик дедушки Вдовы. Я бы играла на скрипке самые любимые его баллады. Он обожает баллады, особенно про то, как все корабли потонули и юноши пошли ко дну, а девы слагали лодки из собственных тел, чтобы вернуть их домой, и все непрерывно плакали и рыдали.

Я-то больше люблю песни про приключения, и про морских чудовищ, или вообще про океан, который я так никогда и не увижу, – если помнить, какая огромная пустыня окружает нас каждый день. Настоящее море из песка и скал и несчастных скрюченных растений, это верно, но при этом песок не так-то прост. Я о том, что в каждой норке и ложбинке здесь таится разная живность: то пробежит по песку паучок такого же жёлтого цвета, то змея свернётся смертельно опасными кольцами. Хотите верьте, хотите нет, но иногда вылезают даже жабы – хотя этих можно встретить только после дождя. Я обожаю, когда в пустыне выпадает дождь – вы не думайте, не бешеная буря, от которой никому не поздоровится, а просто хороший ливень, такой короткий, что и оглянуться не успеешь, а он прошёл. Зато после него песок расцветает пурпурными бутонами, до поры укрытыми под землёй, где они ждут своего часа. Мне кажется, что и мы со Сверчком такие же. Однажды нам выпадет шанс показать, на что мы способны. Чтобы помочь всаднику скакать быстрее, я замурлыкала специальную тревожную песню: «Солнце садится, лошадка к нам мчится». Я стиснула кулаки и помолилась Тому, Кто Слышит, чтобы и он поторопил коня. Большой Гордо аж губу закусил, а Сверчок поскуливал от нетерпения. Только дедушка Вдова оставался непоколебимым: настоящий каменный утёс. Такие торчат повсюду, как макушки колоколен, неподвижные и равнодушные ко всему.

Всадник влетел в ворота ровно в тот миг, когда свет погас и земля окунулась во тьму. Большой Гордо захлопнул створки и запер их крепко-накрепко, а мы с дедушкой Вдовой прошептали короткий наговор, который повторяем каждый раз на закате, когда появляются луна и звёзды. Сверчок с облегчением взвыл, и этот долгий одинокий вой был для меня знáком, что этой ночью мы в безопасности. Ветер может беситься сколько угодно, ему не протиснуться в посёлок с Погибелью на крыльях: ни за что и никогда. Это было приятно: знать, что все здесь в безопасности благодаря нам.

Всадником оказалась женщина с длинными каштановыми волосами, вся покрытая пылью. Больше я ничего сказать про неё не могла. Задыхаясь, она рухнула лицом на холку коню и была такой мокрой от пота, будто из реки вылезла. Коню тоже пришлось несладко – у обоих был измученный вид. Ещё бы, нестись целый день наперегонки с закатом. Дедушка Вдова помог ей спешиться, а я побежала за водой. Большой Гордо повёл коня в конюшню, чтобы позаботиться о нём. Могу поспорить, что бедолаге пришлось вдвое горше, чем его всаднице.

Пока всадница приканчивала уже десятую по счёту кружку воды, дедушка Вдова терпеливо ждал, опираясь на палку. Я чуть было не сказала, что не стоит столько пить – того и гляди лопнешь и будет конфуз, – но подумала, что если человек в одиночку сумел пересечь верхом всю пустыню, он и сам знает, что делает. Вот она и пила, сколько хотела, пока наконец не оторвалась от кружки и посмотрела на нас.

– Кто тут у вас дедушка Вдова? – спросила она.

Дедушка Вдова так на меня глянул, что я едва не рассмеялась.

– Это я, – сказал он.

– Оно и видно, – кивнула она, – вот только на вдову ты не очень похож. Где ж это слыхано, чтобы мужчина оказался вдовой?

– Если проживёшь с моё, – ответил дедушка Вдова, – то поймёшь, что можно услышать что угодно.

И это было правдой: я и то не знала отгадки его имени. Он говорил лишь, что так кто-то прозвал его давным-давно и что мне не следует слишком глубоко зарываться в прошлое, а то ещё как выскочит и цапнет меня за задницу. Он всегда говорил что-то в этом роде, когда я начинала расспрашивать, что было до того, как я появилась на свет. Проклятье, я даже понятия не имею о том, как здесь очутилась. Всё, что я знала, – что я родилась не в посёлке. Только иногда во сне я слышала размеренный грохот и чувствовала, как воздух пахнет солью.

– Это тебе приснился океан, – каждый раз отвечал дедушка Вдова, загадочно блестя глазами.

– Но откуда мне знать про океан, если я там не была ни разу? – удивлялась я.

– Это знание у тебя в крови, – отвечал он. – Твоё тело получило все знания ещё при рождении. И твой мозг тоже. Если мы проследим за всем, что нам известно, то закончим нашим первым днём на земле.

Наверное, он был прав, вот только я бы очень хотела наконец узнать, как я сюда попала и вообще откуда я взялась. Иногда я додумывалась до того, что дедушка Вдова просто плюнул на песок и сам вылепил меня из глины. И честно говоря, меня это совсем не волновало, потому что в таком случае я просто оказалась бы ходячим чудом, верно? Волшебным творением, отпущенным на землю, чтобы дурачить и водить за нос. Ведь я была прирождённой Защитницей, а посёлок был моим домом. И я гордилась тем, что готова защищать его, не жалея жизни.

Простите, я что-то отвлеклась от самой истории. Со мной так бывает иногда. Забываюсь и уплываю мыслями куда-то, как перекати-поле по высохшей мёртвой канаве.

– Это тебе, – сказала всадница и протянула дедушке Вдове скатанный в трубку лист пергамента.

– Ты уже прочла его сама? – поинтересовался дедушка Вдова

– Нет, я его не читала, – ответила всадница. – За кого ты меня принимаешь? Я же знаю, что на письме волшебная печать, и если я его вскрою, у меня тут же отсохнет язык. Или письмо просто загорится у меня в руках, и Погибель будет терзать меня вечной пыткой.

– Пожалуй, ты угадала. – Дедушка Вдова едва заметно ухмыльнулся.

– Чёрт, это было непросто – успеть сюда до заката. Целых две недели не вылезала из седла с утра до ночи, чтобы только добраться к вам в срок. Мы с моей лошадью Дарлой привыкли к ночёвкам под звёздами, нам нравится под открытым небом. Пожалуй, больше ничего не доставляет мне такого удовольствия: только мы с Дарлой, и никого вокруг. Можно даже спокойно достать мой казу и сыграть песню-другую – просто чтобы отпугнуть змей. Но я ни за что не останусь на ночь в этой долине – спасибо, сэр, это же верная смерть. Наверное, ваш посёлок – последнее безопасное место во всей пустыне.

– Мудрая женщина, – заметил дедушка Вдова.

– Иначе я бы не прожила так долго, – ответила она.

– Как тебя зовут? – поинтересовался дедушка Вдова.

– Всадница – и точка, спасибо, что спросил. Назовёшь кому-то своё имя – и сам не заметишь, как он приберёт тебя к рукам. А я такого не люблю.

– И правда мудрая женщина, – улыбнулся дедушка Вдова.

– У вас тут есть трактир? – спросила Всадница. – Место, где путник может отдохнуть и развлечься? Может, даже перекинуться в картишки?

– Дальше по улице найдёшь заведение Старой Эсмерельды, – сказала я. – Кормят прилично и подают такой чай с жасмином, вкуснее которого ты вряд ли пробовала. Я бы сделала его своим любимым местом в мире, если бы могла там проводить времени побольше. А я не могу, конечно, потому как Защитница и всё такое. Не положено – и всё.

Но Всадница уставилась на меня, как на ненормальную:

– Ты сказала Старая Эсмерельда?

– У нас это лучшая таверна, – заверил дедушка Вдова.

– У нас в посёлке это единственная таверна, – уточнила я, и он весело сверкнул глазами. Это была старая шутка, и не очень умная, но дедушка Вдова всегда ей смеялся.

– По мне так сойдёт. – И Всадница встала на ноги. – Пожалуй, задержусь на пару дней, чтобы мозги проветрить. Устрою себе выходные. У тела свои запросы: оно не может с риском для жизни нестись через пустыню, когда Погибель хватает за пятки, и снова отправляться в путь на следующее утро. Если тело так рисковало, оно заслужило по меньшей мере горячую ванну. А если моему боссу в гильдии гонцов это не по вкусу, то пусть ищет себе новых Всадников – мне плевать.

Разъяснив всем свои стремления, Всадница направилась по улице, на которой стоял трактир Старой Эсмерельды. Я была бы не прочь проследить за нею, может, даже залезть в окно на кухню и малость осмотреться, да только дедушка Вдова не любит, когда я туда захожу. Он считает, что это злачное место не для таких малолетних, как я, но вы же понимаете – это только разжигало мой аппетит.

– Мы должны соблюдать дисциплину, – утверждал он, – выполнять правила и приказы. Мы – те, кто хранит Ритуал.

И конечно, дедушка Вдова во всём прав. Это большая ответственность – всё, что мы делаем у ворот. Весь посёлок от нас зависит. И нечего мне шататься по ночам, если этим я только подвергну опасности всех в посёлке.

Когда мы вернулись в Приют, дедушка Вдова сел у огня, так и держа в руках этот пергамент. Он не сломал печать, не раскрыл его – вообще ничего не сделал. Он просто смотрел в огонь и молчал. Я хотела было достать скрипку и сыграть псалом или ещё что-нибудь медленное и грустное, но сразу поняла, что дедушке Вдове сейчас не до того. Сверчок тихонько покрутился на месте три положенных собаке раза и свернулся у моих ног уютным клубком. Я достала книгу о том, как исцелить поражённый заразой дом, и прочла по порядку все шаги, а потом повторила ещё раз. Нет ничего хуже заражённого дома, особенно в таком отдалённом мелком посёлке, как наш. Ну разве что появится заражённый человек, но таких уже сто лет как не бывало, с того дня, как сюда пришёл дедушка Вдова. (У нас до сих пор пересказывают эту страшилку для маленьких детей.) Да уж, ничего хуже и не придумаешь. Тут придётся вытянуть из больного всю Погибель, выкинуть её отраву в ночь, как высасывают и сплёвывают яд от укуса змеи. Это очень опасный и сложный Ритуал, а я снова и снова удивлялась, отчего же дедушка Вдова всё тянет: он вообще собирается читать это письмо?

– Нет, только после того, как ты заснёшь крепко-накрепко, так и знай, – сказал дедушка Вдова.

– Как ты узнал, о чём я думаю? – удивилась я.

– Потому что ты уже пятнадцать минут назад перевернула последнюю страницу.

И он был прав. Такой он у нас. Дедушка Вдова. Знает всё, что нужно: о людях, о волшебстве, о Ритуалах, чтобы нас защитить. Он самый мудрый человек в мире. По крайней мере, я так думаю. Он даже спит с открытыми глазами. Я не удержалась и как-то проверила его, когда думала, что он заснул. Он всё равно следил, как я хожу по комнате, хотя и храпел как ни в чём не бывало. И если слишком долго об этом думать, можно самому испугаться не на шутку. Надеюсь только, что когда-нибудь я вырасту и стану хотя бы наполовину таким же хорошим Защитником, как он, пусть даже непонятным и странным.

– Хватит время тянуть, – сказал дедушка Вдова. – Ступай в постель. Уже поздно, а завтра дел полно.

– Я ещё немного почитаю, – сказала я.

– Как хочешь.

Но огонь был таким тёплым, а Сверчок так сладко сопел у меня в ногах, наверняка гоняясь во сне за луговыми собачками, что и я очень скоро задремала прямо в кресле.