Глава 4


В дверь громко забарабанили. Мне всё же удалось заснуть на несколько часов: дрова в очаге превратились в кучку углей, золотистых, как сокровища. Я едва расслышала стук из-за ужасного шума. По крыше барабанил дождь, а гром грохотал непрерывно, как будто у себя наверху Тот, Кто Слушает, швыряется стульями и громит мебель. Сверчок вскочил на ноги и завыл.

Стоило мне отпереть дверь, и ветер распахнул её настежь. В комнату ворвался ураган, и струи дождя лупили с такой силой, что лицу было больно.

На пороге стоял Большой Гордо: чёрная гигантская тень, зловеще подсвеченная молниями у него за спиной.

– Что случилось? – мне едва удалось перекричать бурю.

– Сама посмотри, – ответил он.

– Да что там такое?

Но Большой Гордо лишь покачал головой и махнул рукой в ночь.

Тоскливо вздыхая, я натянула плащ и башмаки и вышла в шторм. Никогда я не видела ничего подобного. Тучи над головой кружились и корчились, словно варево в ведьмином котле, то и дело под ними проносились кривые воронки смерчей, исчезавших над защитными заклятьями над посёлком. Я могла лишь молиться, чтобы защита устояла. Молнии сверкали ярче, чем дневной свет, сопровождаемые ужасными раскатами грома. У меня поднялись дыбом все волоски на руках, а чтобы ветер не сбивал с ног, мне пришлось идти, пригнувшись к самой земле.

Большой Гордо повёл меня сквозь бурю к своей сторожке, где в стене имелся потайной глазок: вы могли выглянуть наружу, отодвинув небольшую заслонку.

– Видишь? – сказал он.

Я всмотрелась в ночь.

Под дождём и ветром маячила тщедушная фигурка – даже ниже меня. Поначалу я приняла её за какое-то животное, просто чёрный силуэт посреди бури. Но нет, она передвигалась на двух ногах, пригнувшись, и волосы развевались за её спиной, как чёрные языки пламени.

Снова полыхнула молния, и я разглядела её лицо. Это была девочка, в насквозь мокром драном платье, облепившем её на ветру. Как ей удалось выжить в такую бурю? Однако шаг за шагом она продвигалась к нам против ветра, сложившись почти пополам. Она ударила кулаком в ворота. Она как будто знала, что мы её видим, что кто-то следит за её приближением.

– Помогите! – закричала она, и её голос был едва слышен в ночи. – Пожалуйста!

Я не знала, что делать. Дедушка Вдова особенно строго запретил открывать ворота после заката. Потому что, сделав это, я навлеку опасность на весь посёлок. И мой долг Защитницы – держать ворота на замке, что бы ни случилось. И вдобавок, это могла быть сама Погибель, принявшая облик ребёнка. Не об этом ли предупреждал меня дедушка Вдова?

Сверчок посмотрел на меня и заскулил. Я почесала его за ушами. «Знаю, знаю», – мысленно обратилась я к нему, а он кивнул так, словно всё понял.

– Я открою ворота? – спросил Большой Гордо.

– Мы не можем, – сказала я. – Это против правил.

– Но это же всего лишь девочка.

– Верно, – кивнула я. – Но для меня это ничего не значит. Ты же помнишь, что говорил дедушка Вдова. Не отпирать ворота после заката. Ни за что, никому. У нас есть правила, и это моя работа Защитницы – их соблюдать.

– Но ты не можешь просто бросить её там, – возразил Большой Гордо.

Он был прав. Ливень превратился в град, и на нас посыпались твёрдые и острые ледышки. Они усыпали пустыню сверкающим слоем. Девочка скорчилась, безуспешно пыталась закрыться от них руками. Ну почему я не могу устроить ей какое-то укрытие там, снаружи, не отпирая ворота и не нарушая правила? Но никакого способа сделать это у меня не было.

– Пожалуйста! – взмолилась она. – Прошу вас, впустите!

Я понимала, что если она там останется, то не выживет. Но ведь я давала клятву. Я несу ответственность. От меня зависит весь посёлок. Что, если я нарушу правила и открою ворота, а Погибель проберётся внутрь следом за ней? Что, если она заразит дом или, ещё хуже, человека? Я не знала, как поступить. И никто не смог бы заранее предупредить тебя об ответственности, когда вроде бы правильный поступок чреват серьёзными неприятностями и нет и не может быть стопроцентно правильного решения? Я зажмурилась, спрятав лицо в ладонях, и вознесла молчаливую молитву Тому, Кто Слушает: может, хоть на этот раз он не ограничится слушанием и снизойдёт до меня, указав, что мне следует делать?

И тут Сверчок выскочил из сторожки. Он подбежал к тому месту, где по другую сторону ворот стояла девочка, и принялся копать.

– Нет, Сверчок! – закричала я. – Нельзя, стой!

Однако он не послушался. Он просто копал и копал, как будто собирался вырыть туннель и затянуть через него девочку.

Я схватила Сверчка за шкирку, чтобы оттащить от ворот, но он огрызнулся.

Я не могла в это поверить. Чтобы на меня огрызался мой собственный пёс? А он уже вернулся к выкопанной яме.

Ну что ж, значит, так тому и быть. Мы со Сверчком – одна команда. И если он решил, что так правильно, – я ему доверяю.

– Ладно, – крикнула я Большому Гордо. – Отпирай!

Мне в руку попала здоровенная градина. Она чуть не поранила меня до крови, но, наверное, я это заслужила. Пока мы возились с воротами, девочка повалилась в лужу, как будто испустила дух или потеряла сознание.

Я не могла не обратить внимания на то, что обереги в виде волка и звезды, так старательно нарисованные совсем недавно, начисто смыло: на их месте осталась одна грязь.

Я сама затащила девочку за ограду (Большой Гордо ночью наружу и шагу не ступит), и великан захлопнул ворота. Вдвоём мы подняли её и понесли в Приют. Она не говорила и не двигалась, а на виске у неё была большая ссадина от удара градом. Я испугалась: а вдруг уже поздно её спасать и она скончалась, пока мы решали, что делать? Мы закутали девочку в одеяла и устроили возле очага. В его свете я разглядела, какие рыжие у неё волосы.

Я сидела и смотрела на неё, повторяя мысленно короткую молитву о том, чтобы она очнулась и исцелилась. А вдруг, пока мы старались её спасти, за ворота успело просочиться щупальце Погибели?

Большой Гордо посматривал на меня, и в его взгляде я читала страх и неуверенность: было ясно, что он думает о том же, о чём и я. Сверчок то и дело начинал скулить, и мне приходилось успокаивать его, потрепав по шерсти.

– Как бы то ни было, – обратилась я к ним обоим, – об этом никому нельзя говорить. Если она выживет, скажем, что она пришла на рассвете. Никто не должен знать, что мы отпирали ворота ночью. Особенно мэр Беннингсли.

Большой Гордо кивнул, а Сверчок вывалил язык, и я знала, что наша тайна не выйдет за стены этого дома. Хотелось бы ещё верить, что я поступила правильно. Только бы дедушка Вдова на меня не рассердился!

И кто, кстати сказать, эта девочка? Очередная одинокая путница, забредшая в наши края? Кому вообще может прийти в голову бродить по пустыне ночью, да ещё в такую бурю? Очередная странность ко всему, что уже приключилось за этот день. И я понятия не имела о том, что всё это значит. Пророчества Ласло Дунца. Лулу под окнами у старой Эсмерельды. Мистер Майелла, вышедший в шторм. Что творится в нашем посёлке? Как я смогу защитить его так, чтобы дедушка Вдова был доволен? Или я уже утратила контроль над событиями?

Гром ударил особенно близко, и в свете очага я увидела, как девочка улыбается.

Этой ночью я увидела сон. Я стояла на скале, но это была не скала в пустыне, а какие-то огромные окаменелости, словно останки древних богов, выбеленные песком. Это было дикое место, в воздухе висела влага, а уши закладывало от гула прибоя. Долетавшие до меня брызги были тяжёлыми и солёными на вкус, и вскоре я промокла насквозь. Океан подо мной (потому что это не могло быть что-то иное) ярился и ревел, и белые барашки волн долетали до самых туч. Я почувствовала, что меня влечёт в эти воды, словно какой-то зов доносится из зловещей темноты. Как будто сами волны бьются о камни, призывая меня, повелевая вернуться.

Предупреждая меня.

Загрузка...