Гвендолин и Лили. Наперекор судьбе

Глава вторая. Лили

Пропасть… На месте выжженного счастья осталась черная бездонная пропасть. В нее падали осколки разрушенного мира, который еще вчера казался, пусть и не безупречным, но все же знакомым и родным.

Теперь я в одночасье перестала узнавать окружающую меня реальность.

Люди варвара с Непримиримых Земель тащили меня за руку куда-то, а я все смотрела на распростертое на полу тело отца, силясь поверить в происходящее. Пыталась понять… но не могла. Подняла взгляд, в тщетной надежде, что все это окажется сном, иллюзией – и натолкнулась на белое, как маска, лицо Гвендолин. Мысль, промелькнувшая молнией: я никогда не думала, что у живых людей бывают такие мертвенно-бледные лица. И еще одна мысль, первую опередившая: все это правда. Это действительно произошло.

Холодная ярость в глазах сестры подействовала на меня как вылитый на голову ушат ледяной воды. Мир стал темнее, а боль в груди – невыносимее. Из глаз брызнули слезы.

Я сначала пыталась вырываться, даже куснула кого-то сгоряча, но моего запала надолго не хватило. Кто-то ударил меня по лицу, и… меня повели прочь. Прочь из родного дома, ставшего вдруг таким незнакомым и чужим. Дома, где сам воздух, казалось, пропитался болью, кровью и отчаянием.

Гвен что-то кричала мне вслед, но я уже не слышала – грохот тяжелых сапог солдат и магов заглушал звуки. Или мне лишь так казалось – голову словно набили ватой. Ватными стали и ноги – я едва шевелила ими, и солдатам варвара – кажется, Арес назвал его Корасом, – приходилось практически тащить меня на себе. Пару раз меня грубо толкнули в спину, чтобы шла быстрей, но я осталась безучастной ко всему происходящему.

«Папа умер. Папы больше нет», – это все, о чем я могла сейчас думать. И когда боль, острая как лезвие ножа, грозила разорвать мне надвое сердце, на меня обрушились два ментальных удара. Удар. Нас разлучили с Гвендолин. Удар. Меня везут на невольничий рынок. Мир вокруг меня рушился, хотя внешне и казался цельным.

Смириться с этим было невозможно. Сопротивляться – бессмысленно. И я просто отдалась этому чувству, поглотившему меня, без остатка. Нырнула в пучину отчаяния и захлебнулась в его волнах. Благодарная за выпавший мне шанс хотя бы недолгого забвения, я потеряла сознание.

…Путешествие до Тскаваны – столицы Непримиримых Земель, заняло несколько часов. Меня осмотрели, несмотря на то, что на мне было платье из тонкой ткани. Затем Корас посадил меня на коня и сам сел спереди, связав мне руки бечевкой у себя на груди. Подумать только – я всегда так мечтала побывать за пределами родного дома. Но сейчас мой взгляд лишь отрешенно скользил по простирающимся вокруг необжитым землям – голые деревья, хилые кустарники и практически высохшая река.

Когда мы прибыли в Тскавану, меня ошеломил вид столицы. Огромные высокие дома со стеклянными витражами, разнообразные клумбы, разбитые по всему городу, тенистые аллеи. Через некоторое время мне пришлось опустить взгляд из опасений посмотреть в глаза кому-нибудь из проходящих мужчин. Увы, родной край остался позади. Жестокая судьба закинула меня в чужие земли, в которых действовали свои законы. Не стоило усугублять мое и без того печальное положение.

Я не могла не чувствовать обжигающих взглядов, направленных на меня. Сцепив зубы, терпела липкость и приторность этих взглядов, пытаясь не терять присутствия духа. Наша процессия остановилась. Стало ясно – мы прибыли на центральную площадь. Корас развязал мне руки и даже помог спуститься с коня. Не из вежливости, конечно, а из соображений безопасности – вдруг я упаду с лошади и порву платье, или заработаю царапину. На невольничьем рынке такая мелочь могла сильно сказаться на стоимости рабыни, вот Корас и подстраховывался.

Меня провели на небольшой помост, на котором я увидела деревянные шесты. Рабынь ставили возле них и привязывали им за спиной руки, лишая возможности побега и давая покупателям оценить по достоинству живой товар. Та же участь постигла и меня. Когда мне завязали руки, я рискнула немного оглядеться по сторонам. Почти все шесты были заняты рабынями разных возрастов и назначений.

Из книг и рассказов отца, я в самых общих чертах знала, как устроены законы элькхе. Рабыни делились на гостевых, личных, детородных, поварих и служанок. Самые привлекательные, служили «гостевыми», то есть были призваны развлекать и выполнять прихоти гостей дома, а также «личными», предназначенными для всех мужчин дома или только для его главы. Для того, чтобы стать личной или гостевой, рабыня должна была обладать яркой внешностью, детородной – отменным здоровьем, поварихами брали только тех, кто хорошо готовил, а все остальные обычно становились простыми служанками. Я подходила под все категории, чему Корас определенно был рад – это увеличивало его шансы заработать на мне кучу золотых монет.

У торговли рабынями был свой заведенный порядок. Распорядитель торгов называл сначала самых ценных рабынь, тех, кто подходил на роль личных и детородных. Затем начинались торги и те, кто назначал самую высокую цену, забирали рабынь в свой дом. Главы самых бедных домов обычно ждали до последнего, забирая самых неказистых, старых или неумелых.

Несмотря на то, что Непримиримые Земли славились бесконечной враждой глав домов, а на площади находились многочисленные их представители, драк или тем более убийств во время их пребывания в Тскаване никогда не возникало. Объяснялось это несколько неоднозначным законом правителя Непримиримых Земель Парлута Гоцара, вполне лояльно относящегося к междоусобным войнам, но строго карающего тех, кто завязывал войны непосредственно в Тскаване или на несколько лиг вокруг нее.

Я осторожно посмотрела вдоль рядов стоящих на площади мужчин, ожидающих начала торгов. Мой взгляд не поднимался выше их шей, но этого и не требовалось - я чувствовала предвкушение и нетерпение, исходящее от них. Ощущала все те же мерзкие взгляды, от которых все внутри переворачивалось. Они ждали, когда можно будет приобрести живое существо, которое будет беспрекословно подчиняться любым их приказам.

И дождались - вышедший на помост распорядитель объявил начало торгов.

Меня объявили третьей. Двух рабынь передо мной продали в наверняка обеспеченные дома, если судить по деньгам, которые за них заплатили. Десять и пятнадцать золотых - довольно внушительная сумма.

Я пыталась думать обо всем угодно, только не о том, что в данный момент решалась моя судьба. Естественно, это у меня плохо получалось. Первым ко мне подошел мужчина в сером балахоне - очевидно, Слепой. Прикоснувшись ладонями к моему животу, он пробормотал себе под нос:

- Слишком слаба, еле выносит ребенка.

Видимо, ему, или тому, на кого он работал, была нужна именно детородная, поскольку Слепой быстро потерял ко мне интерес. Следующим подошел человек, облаченный в зеленый балахон с золотыми нитями, означающими принадлежность к довольно обеспеченному дому. Он, взяв меня за подбородок, стиснул пальцы так, что я поняла - синяков не избежать. Незнакомец вертел мое лицо, стараясь рассмотреть его со всех сторон, и мне приходилось каждый раз закрывать глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом.

В конце концов, видимо, удовлетворенный осмотром, он озвучил свою цену:

- Даю за нее два золотых.

Я нервно сглотнула. Происходящее все еще тонуло в некоей дымке неверия. Осознать, что все это - явь, а не сон, я еще до конца не могла. Слишком быстро разрушился мой привычный мир, оставив после себя только жалкие руины. Слишком силен был шок от смерти отца и разлуки с Гвендолин. Но страх уже заползал ледяной змеей в мое сердце, сворачиваясь там в клубок, готовый в любое мгновение пролить на него свой жалящий яд.

Незнакомец сошел с помоста, уступая место другому. Когда я увидела его одеяние, то похолодела. Черный балахон с низко надвинутым капюшоном и - я не видела, но знала - черная повязка, закрывающее лицо до самых глаз. Немой. Его народ - один из самых жестоких людей в Эйосе.

И причина для этой жестокости была не одна. Немые считали унизительным объяснение с другими с помощью жестов, а не собственного языка. Они часто вымещали свою злобу на тех, кто этот язык не сумел выучить, ведь это ставило Немых в неловкое положение, делая невозможным нормальное общение. Второй причиной был дар, данный Немым Дорейном - богом, которому поклонялись жители Земель Лишенных. Телепатия. Она позволяла им читать мысли других жителей Эйоса, зачастую не самых лестных. Тогда за свои мысли они расплачивались сполна.

Боги, я боялась даже представить, что делают Немые с неугодными им рабынями. Только не плакать, умоляла я себя. Одна слезинка все-таки скатилась по щеке, скрытой от глаз мужчин. Никто ничего не заметил.

Немой долго стоял возле меня, то ли осматривая, то ли читая мысли. Я же изо всех сил старалась думать о чем угодно, только не допускать мыслей о том, как я ненавижу Немых. Возможно, у меня получилось. Мужчина в черном балахоне отошел от меня, и боковым зрением я увидела его взметнувшиеся вверх руки. Он рисовал пальцами в воздухе, объясняя что-то советнику императора.

Наконец тот провозгласил:

- За эту рабыню только что было предложено восемь золотых монет.

Повисла тишина. Желающих выложить за меня такую внушительную сумму не было. Восемь монет в копилку Кораса, и я буду принадлежать Немому. Накатила сильная слабость, граничащая с дурнотой. Только не это, пожалуйста, только не это.

В тот момент, когда я услышала громкий крик со стороны площади, я подумала, что светлые силы услышали мои молитвы и ринулись на помощь мне.

Боги, как же я тогда ошибалась.

- Подождите, - громко заявил властный голос, - я хочу на нее посмотреть.

Позабыв о правилах, я вперила взгляд в образовавшийся проход, стремясь разглядеть говорившего. На губах смуглокожего элькхе застыла холодная усмешка, в глазах - сама тьма. Незнакомец проводил по моему телу руками, заставляя меня сжимать челюсти от страха, ненависти и отвращения.

- Слишком худа, - недовольно заметил черноволосый.

Не успела я вздохнуть с облегчением, как он добавил с усмешкой:

- Но красива.

Его сильные пальцы развернули мое лицо на него. Я привычно опустила глаза вниз.

- Посмотри на меня, - внезапно приказал ледяной голос.

Я похолодела - не от тона элькхе, а от его слов. В Непримиримых Землях женщинам строго запрещено смотреть на мужчин, а любое неповиновение карается очень жестоко.

- Я сказал - посмотри на меня. Я хочу увидеть твои глаза.

Закусив губу, я пыталась собраться с силами. Я знала, что не могу ослушаться приказа, как и знала то, что последует за его выполнением. Резко вскинув глаза, я встретилась взглядом со взглядом элькхе, ужаснувшись тому, какими черными, словно сама бездна, были его глаза. И тут же правую щеку обожгло резкой болью - нет, элькхе стал применять ко мне магию боли, он просто ударил меня изо всех сил.

Почувствовав во рту металлический привкус крови, я поняла, что от удара прикусила язык. Не выдержав, сплюнула кровь прямо на площадь, ожидая нового удара. Странно, но его не последовало. Вдруг элькхе наклонился к моему уху и издевательски прошептал:

- Считаешь себя сильной? Я это исправлю.

Он ошибался. Сейчас я чувствовала себя слабой как никогда. Гвендолин... Старшая сестра, Искра, магесса - она всегда защищала меня от любых бед - или порывалась защищать, даже если в этом не было необходимости. Она считала меня слабой, неспособной постоять за себя... и была совершенно права.

Отец... Он защищал меня до последнего вздоха, до последнего биения сердца в груди. Сердца, которое потом безжалостно пронзил Арес Светорожденный.

Краем глаза я увидела, как элькхе, отодвигаясь от меня, поворачивается к распорядителю.

- Я даю за нее десять золотых.

- Забирайте, - немедленно отозвался советник, зная, что больше за меня никто не даст.

Я почувствовала, что от моего самообладания не осталось ни капли, силы тоже меня покинули. Скользнув по шесту вниз, я упала на колени.

- Поднимись, - приказал голос, по холодности сравнимый лишь с ужасающими ветрами Северных Земель.

Я продолжала сидеть на деревянных досках помоста. Внезапно стало так все равно... Упоительное ощущение безразличия, пришедшее на смену страху.

- Я сказал, поднимайся!

С трудом, но я послушалась - ноги дрожали, отказываясь меня держать. Мне пришлось подчиниться - теперь я принадлежала ему. Элькхе. Варвару. Устремив взгляд в пространство, я ожидала заслуженного наказания за свое промедление.

И тут пришла боль.

Казалось, чьи-то темные руки, неся страдание, проникают в самую душу и переворачивают, кромсают ее. Мучительная боль распространялась по телу, но, что хуже всего - она была внутри. Собственное биение сердца, ток крови и прерывистое дыхание - все приносило страдание и было окрашено в черный цвет.

Я закричала, падая на пол. Мой крик все не затихал, пока моему новому хозяину не надоело мучить меня. Магия боли и темноты ушла из меня, а элькхе презрительно произнес:

- Запомни - отныне ты моя рабыня, и вести себя ты должна соответствующе, иначе... - ухмылка исказила его и без того отталкивающее лицо, - думаю, не стоит продолжать.

Он был прав - не стоило. Боль была лучшим объяснением того, что будет со мной при неповиновении. Униженная прилюдно, не имеющая возможности даже взглянуть в глаза своему мучителю, чтобы не получить новое наказание, я стиснула зубы так, что они заскрипели. Стояла, невидяще глядя перед собой. Обжигающие слезы, стекающие по лицу, будто забирали с собой частичку моих страданий, принося желанное облегчение.

Боли больше не было, внутри меня осталась лишь пустота.