Гвиневера. Дитя северной весны

37 ПАЛОМИД

— Как приятно, что сегодня не надо раскачиваться в паланкине, — с улыбкой сказала Бригит за завтраком на следующее утро. — Не верится, что бывает так хорошо проснуться и знать, что никуда не надо ехать!

Мы с Винни охотно с ней согласились, и все пришли к выводу, что поздний утренний сон является честно заработанной роскошью.

— Кроме того, — вздохнула матрона, рассматривая оставшиеся кучи вещей, — будет справедливо дать нам отдохнуть, пока есть возможность. Понадобится много дней, чтобы все это разобрать.

— Ровно столько, чтобы к воскресенью разыскать мое платье, — поддразнила ее я, лениво потягиваясь и трогая пальцами ног стебли камыша под столом. Если вспомнить время и труды, потраченные на шитье свадебного платья, можно было не сомневаться в том, что Лавиния точно знает, где оно.

Еще тогда, когда о браке только договорились, Винни требовала, чтобы на церемонии бракосочетания я появилась в белом платье. Это платье когда-то было свадебным нарядом ее матери, и за многие годы ткань приобрела нежный оттенок слоновой кости, но сохранила блеск шелка. Оно оказалось мне слишком коротко, и бесчисленные сборки его допотопного фасона повисли на моей долговязой фигуре, как складки шатра, но Винни с Бригит полностью распороли его и сотворили совершенно новый наряд. Были извлечены на свет божий и пришиты шнурки и пряжки, кусочки парчи и кружева, которые Винни сохранила от красивых платьев своей матери. Немало часов потратили на вышивку нижней юбки цветами, птицами и прочими символами плодородия. В результате получилось платье невообразимой красоты. Я вспоминала решимость Винни превратить меня в «настоящую королеву, достойную любого двора» и радовалась, что она настояла на своем.

Мы по-прежнему болтали о свадебных планах, когда пришел Бедивер и пригласил нас посмотреть, как Паломид демонстрирует мастерство верховой езды. Винни не выразила интереса, Бригит отказалась под предлогом, что у нее очень много работы, а я одним махом натянула платье и через мгновение была готова.

Плоская вершина Сарума довольно велика, и, когда мы миновали сбившиеся вместе дома и огороды, перед нами распростерся большой зеленый луг.

— В главном зале не хватает места на всех, — заметил Бедивер, когда мы подошли к поставленным в круг шатрам на дальнем конце луга. — Поэтому некоторые рыцари стоят лагерем здесь — достаточно близко, чтобы быть под рукой, если понадобятся Артуру, но довольно далеко, чтобы не путаться под ногами. Не забывай, воины и придворные — разные создания. Они похожи на собак и кошек, потому что воин мечтает оказаться на поле боя, а придворный ищет теплое местечко у костра. Вот почему лучше отдать зал королевским особам, а воины пусть живут как обычно.

В Регеде воин и придворный были равны, и я подчеркнула, что, по-моему, такой порядок гораздо справедливее.

— Вполне согласен, — торопливо ответил мой сопровождающий. — Именно так растили и нас с Артуром. Но здесь, на юге, образовался класс привилегированных вождей, оставшихся в наследство от чиновников империи, которые сражаются между собой в политике, но не берут в руки оружия, чтобы защищать общие интересы. Они считают себя правителями, а не воинами, и все южные короли вынуждены терпеть их. Эти люди рассчитывают на поддержку остальных, пытаясь как можно больше укрепить собственную власть. Артур же старается сплотить всех и убедить в том, что общее благо гораздо важнее личной выгоды. Но придворным это непонятно.

Я кивнула, подумав, что Артур просто создан для такой миссии: приручать свободолюбивых северных кельтов и взывать к общественному сознанию распущенных южан.

Рощица за палатками указывала на близость воды, и в ее тени уже собралась небольшая толпа. Горожане пришли пешком, но короли и воины из лагерей на равнине прибыли на лошадях и сейчас разворачивались вокруг грязного клочка земли, который явно использовался в качестве плаца для защитников Сарума.

Мы прошли сквозь толпу и направились к возвышению, где усаживался Артур со своими рыцарями.

— Рад, что ты смогла прийти, — просиял мой жених, указав на место на скамье рядом с собой, потом посмотрел на Бедивера: — Почему бы тебе не представить мальчишку? Ты лучше всех знаешь, на что он способен.

Бедивер кивнул и пошел искать Паломида, а Артур продолжил разговор с Гавейном, пока я рассматривала собравшихся.

Они являли собой пеструю картину: от разодетых щеголеватых вождей с юга до закутанных в пледы мужчин с высокогорий. В широком разнообразии были представлены шелковая парча, полотно, домотканые материи и старая кожа. Лошади их тоже были разными: приземистые кельтские лошадки с севера, большие широкие кони с Пеннин и изящные скакуны с гор Уэльса, с восточных конюшен Цезаря, какой была моя Быстроногая.

Среди нарядных воинов мелькали простолюдины, одетые в домотканое платье всех цветов, на некоторых были яркие шарфы или щегольские шапки. Молочница с хриплым голосом выставила перед собой круги сыра и вела бойкую торговлю. Старуха, седые волосы которой неряшливо выбились из пучка на макушке, пробивалась сквозь толпу с подносом, надоедливо расхваливая свои булки и хлеб, нарезанный ломтями. Двое мальчишек, которые сновали в толпе, предлагая луковицы, судя по всему, были из той же семьи, потому что их оборванный вид и ослепительные улыбки очень походили на старухины.

Бедивер и Паломид выехали в центр овальной площадки, и Бедивер поднял руку, прося тишины.

— Я представляю вам Паломида из Рибчестера, — выкрикнул приемный брат Артура; его голос раскатисто зазвучал в теплом весеннем воздухе. — Там, откуда он родом, лошадники пользуются особым видом сбруи, и это новшество, простое, но такое полезное, дает всаднику значительное преимущество. Посмотрите, что он может делать.

Паломид нервно оглядывал собравшихся, — было видно, что он очень волнуется. Молодой чужестранец, не привыкший к жизни при дворе, оказался в центре всеобщего внимания, и я подумала, не оказываем ли мы ему дурную услугу, так резко изменив его судьбу.

Он по всем правилам приветствовал Артура, и верховный король кивнул в ответ, но не прервал беседы с Гавейном. Поэтому я подняла руку и помахала шарфом, а когда он заметил меня, показала ему старый римский знак, подняв вверх большие пальцы, и широко улыбнулась.

Его лицо расплылось в ослепительной улыбке, он откинул голову назад и осмотрел толпу, напоминая орла, готового взлететь. По команде его лошадь пошла вскачь, а Паломид поднялся на стременах и добрую часть площадки проехал, стоя в полный рост. Толпа загудела. Люди с любопытством следили за ним, обсуждали его действия, а паренек развернул лошадь и возвратился назад, на этот раз низко свесившись на одну сторону седла, по-прежнему используя стремена в качестве опоры.

По толпе пробежал шумок, и даже Артур оторвался от разговора с Гавейном, чтобы посмотреть на представление. Мальчишка продолжал выполнять привычные приемы, и с каждым новым трюком толпа возбуждалась все больше, хлопая в знак одобрения, когда он проезжал мимо.

Потом на поле выехал Бедивер с двумя щитами и парой копий из Рибчестера. Подъехав к Паломиду, он передал ему щит и копье. Толпа стихла, когда два конника разъехались на противоположные стороны площадки и, развернув лошадей, понеслись навстречу. В первый раз всадники проехали мимо, не задев друг друга, их лошади шли по прямой и ни одна из них не шарахнулась, хотя расстояние между ними не превышало и фута. Это было проделано очень четко, и я заподозрила, что всадники втайне тренировались.

Когда каждый из них доехал до дальнего края, оба развернулись и поскакали навстречу друг другу галопом. Зрители с оживлением наблюдали, как противники взяли копья наперевес. Стук копыт был подобен грому, и, когда они встретились, раздался удар, от которого, казалось, затрещали кости. Каждый всадник принял удар на щит, но Паломид сохранил равновесие, а Бедивер, у которого стремян не было, отнюдь не изящно слетел через крестец своей лошади.

Толпа ахнула, увидев, как быстро он потерпел поражение, и среди зрителей на мгновение возникла напряженность, когда Паломид вернулся к центру овала и, освободив ноги от стремян, легко спрыгнул на землю около своего упавшего друга. Первый рыцарь Артура неловко встал, обнял мальчишку, похлопав его по спине, и усмехнулся, когда оба повернулись лицом к возвышению. Потрясенные зрители одобрительно заревели, а Паломид, отвесив глубокий поклон, вернулся к лошади и легко запрыгнул в седло.

Этот прыжок вызвал у зрителей удивление, и по просьбе Бедивера Паломид повторил его, а потом спешился без посторонней помощи.

Среди зрителей началось столпотворение. Громко и возбужденно обсуждая увиденное, все устремились к лошади Паломида рассматривать стремена, и Бедиверу пришлось приказать горнисту подать сигнал, чтобы Артур смог говорить.

— Мы уже переделали несколько седел, — объявил верховный король, явно довольный тем, как воспринято новшество. Я приглашаю каждого воина опробовать их. Переделать сбрую просто, но сначала надо убедиться, что вам это понравится.

Большинство воинов спешились, и все сразу пожелали испытать стремена. Гавейн коротко переговорил с Паломидом и первым попробовал их в деле.

— Если бы они приняли это, — сказал Артур, обращаясь как к себе, так и ко мне, — мы бы сохранили Британию для британцев!

Он повернулся, с ухмылкой посмотрел на меня и показал на рощу, где бродил Грифлет с собаками.

— Погуляем? — предложил он, беря меня за локоть и помогая сойти с возвышения.

— Конечно, — ответила я и, когда мы зашагали через луг, махнула рукой сыну Ульфина. Мальчишка прислонился к дереву, рассеянно ковыряя что-то кинжалом, и помахал в ответ.

— Как дела? — спросил Артур, кивая пареньку, присаживаясь на корточки и ероша шерсть на головах у щенков. Они виляли хвостами и наперегонки жались к нему.

— Лучше не бывает, — заявил Грифлет, разрезая луковицу, которую держал в руке. Подцепив кусок на кончик кинжала, он сунул его в рот и с довольным видом начал жевать. — Может быть, здесь не так красиво, как в Винчестере, но все равно место для гулянки отличное.

Артур засмеялся и встал на ноги, а щенки весело запрыгали и бешено закрутили хвостами. Мы забрали у Грифлета его подопечных и, распутав поводки, пошли через лес.

— Как прошла встреча с королевой-матерью? — спросил Артур, когда деревья остались позади.

— Прекрасно, — уверила его я, останавливаясь, чтобы подождать Кабаль, прижавшуюся к траве. — Она очень милая женщина. Жаль, что у вас не было возможности лучше узнать друг друга.

Артур сощурился на солнце и, казалось, определял направление ветра.

— Хмм, — промямлил он, явно уклоняясь от ответа.

Вот так это и было. Мы шли и шли, собаки продолжали все обнюхивать и везде оставлять свои отметины, разговор соскользнул на тонкий лед болезненной темы, и я зареклась соваться в семейные дела Пендрагонов, слишком сложные и непонятные для моего восприятия. Казалось, Артур отдалялся от меня, когда я касалась их.

— А как у тебя дела? — спросила я, беря его под руку и позволяя себе поддаться праздности, которой окутывал нас день.

Он усмехнулся, вздохнул и бросил на меня один из своих косых взглядов.

— Ну, если не считать того, что полстраны собралось у нашего порога, все остальное прекрасно. — Тут Артур засмеялся и посмотрел на меня: — Они думают, что свидетельствуют нам свое почтение, но сколько же из-за них хлопот!

Я засмеялась вместе с ним, оценив комизм положения. Мы спустили собак с поводков и нашли подходящее местечко для отдыха. Я села на траву, прислонившись спиной к пню, укрывшему меня от ветра, и наслаждаясь солнечным теплом. Артур растянулся рядом, потом повернулся, положил голову мне на живот и продолжил рассматривать небо.

Над нами величественно плыли белые, как жемчуг, сказочные облака, и я рассказывала ему о купеческом корабле, который застрял в песках Моркама, когда я была ребенком.

— Похоже на корабли, которые обычно приплывали в Лондон, — задумчиво сказал он. — Я слышал, что саксы не торгуют со странами Средиземного моря, поэтому большие суда теперь не заходят в Темзу, но в старые времена их было столько, что они швартовались к пристани по три в ряд. И сейчас такие корабли иногда заплывают к состоятельным королям на побережье Уэльса.

Я постаралась представить несколько громадных кораблей, собравшихся в одном месте, но это показалось мне совершенно неправдоподобным. Я вздохнула, легко провела рукой по лбу Артура и, пока мы болтали, медленно гладила его волосы.

Собаки подбежали и улеглись рядом, по одной с каждой стороны. Кабаль устроилась под локтем Артура, уютно свернувшись калачиком, а Цезарь сел рядом со мной в сторожевой стойке, охраняя меня, как когда-то Эйлб. Даже большой и шумный шмель не смог отвлечь его внимание; щенок только раз тявкнул и озадаченно потряс головой. В общем это была мирная летняя идиллия, и я лениво думала о том, что не прочь много дней и лет провести в подобной неге, как будто такое было возможно.

Когда мы вернулись на плац, Артур отдал мне поводки собак, что-то пробормотал насчет совместного обеда и исчез в направлении лагеря рыцарей. Большинство всадников уехали с поля в свои лагеря, чтобы рассказать о стременах, а вольные люди по тропинке через луг возвращались в город. Я посмотрела на оставшихся возле деревьев и увидела, что пышная торговка сыром напропалую кокетничает с Грифлетом, складывая свой товар.

— Если ты присмотришь за собаками, госпожа, я помогу Фриде нести вещи, — сказал он с надеждой, когда я подошла к ним.

Светловолосая девушка посмотрела исподлобья, явно задетая моим вторжением, но, услышав просьбу Грифлета, взглянула на меня с явным любопытством.

— Ты из тех знатных, что приехали на свадьбу? — спросила она.

— Она невеста, — быстро сказал Грифлет, смущенный ее неведением, но, тем не менее, пытаясь произвести впечатление знакомством с важной персоной.

Девушка покраснела и присела в поклоне, а я ухмыльнулась и взяла небольшую корзину из кучи вещей, с которой она безуспешно пыталась справиться.

— Все в порядке, Фрида, ты не могла меня знать. У тебе красивое имя… ты саксонка? — спросила я, проявляя не меньшее любопытство, чем она.

— Да, — подтвердила девушка, поднимая остальные сыры на бедро, пока Грифлет собирал ее складной столик. — В этих краях много саксов, — заметила она.

— А саксонские женщины известны своей красотой, — продолжала я, припомнив историю о женитьбе Вортигерна на дочери вождя наемников, которого он пригласил в Британию. — Даже старый тиран был без ума от Ровены и сделал ее своей королевой.

— Я не высокого происхождения, — торопливо вставила девушка. — Мы добрая, крепкая семья федератов и всегда были верны верховному королю, — добавила она гордо.

Мы шли цепочкой мимо зарослей крапивы, а когда тропинка стала шире, Фрида пристально посмотрела на меня.

— Простите мою грубость, госпожа… но каков он, верховный король? — неожиданно спросила она.

Такая откровенность застала меня врасплох, и мне вдруг захотелось ответить ей так же откровенно, признавшись, что я знаю Артура не больше, чем она, по крайней мере в том, что касается его души. Но я пожала плечами и ответила, как мне кажется, в какой-то мере правдиво:

— Он преданный и справедливый человек и всегда в первую очередь думает о своем народе.

— И тебе с ним не скучно? — спросила она, к ужасу Грифлета.

«Нет, если тебя воспитывали для того, чтобы стать королевой», — подумала я, вспоминая слова Игрейны.

Мы остановились у начала улицы, и я, взглянув на свою светловолосую спутницу, улыбнулась. Она неподвижно стояла под лучами полуденного солнца, пытаясь понять, что же из себя представляют молодые король и королева, и мне понравилась ее прямота.

— Скучно? — повторила я. — Вовсе нет, потому что он постоянно стремится улучшить и положение в стране, и жизнь каждого человека. И, — добавила я, видя, что недоверие на ее лице становится все более откровенным, — веселиться он тоже умеет.

Это было ей понятно, и девушка удовлетворенно усмехнулась. На прощание мы все рассмеялись, и я забрала собак с собой, потому что руки Грифлета были по-прежнему заняты столом и корзиной Фриды.

Фрида низко поклонилась и пожелала удачи на свадьбу, а я поблагодарила ее, подумав, что она совсем не такая, какими мне представлялись саксы.

Чем больше я узнавала Артура и его земляков, тем интереснее они мне казались, и я взбежала вверх по ступенькам со счастливой убежденностью, что быть верховной королевой Британии гораздо приятней, чем я предполагала.