Хаос

Он улыбнулся и игриво дёрнул Анну за поводок. Если бы это был кто-то другой, ножи Анны были бы уже воткнуты в его мягкие места, но Анна наградила Такеши взглядом, достаточно горячим, чтобы заставить меня покраснеть.

Я закуталась в плащ и спрятала кончик заплетённых в косу волос под тунику, борясь с желанием потянуть жёсткий воротник на шее.

— Куда мы идём?

Такеши подвёл нас к одной из дверей.

— Площадь, центральное место встречи. Это как раз к югу от Костяного дворца, и именно там они проводят лотереи и… другие мероприятия, свидетелями которых хотят видеть публику.

— Лотереи? — спросила Анна, убедившись, что её собственные волосы полностью скрыты под капюшоном плаща.

— Так они решают, кто из них пройдёт через портал. Фавориты Королевы могут идти по её приказу, но остальные идут по жребию. Они вводят свои имена и соперничают за возможность обладать человеческим телом, чтобы сбежать отсюда. Розыгрыши проходят каждую ночь. Даже Мазикиным нужна надежда, — он стиснул челюсти. — Нам придется пройти несколько часов пешком.

Склонив голову, я последовала за ним на дорогу, Анна тащилась рядом со мной, её мощный шаг был сдержан. Внезапно раздался рычащий, искажённый голос из какой-то системы общественного оповещения, эхом перекрикивая уличный шум, и я вздрогнула. Такеши остановился как вкопанный, прислушиваясь, а затем продолжил свой путь. Анна тихо выругалась.

— Что это?

— Они призывают всех граждан явиться на площадь в «Чёрный час», — перевела она.

— Это самый холодный час в тёмное время суток, — сказал Такеши. — Считай это полночью.

— Для лотереи? — спросила я.

— Нет.

Анна потянулась к моей руке, и я позволила ей взять её в свою. Это был не столько ласковый жест, сколько попытка удержать меня на месте.

— Королева принимает у себя нового жителя города, — сказала она глухим голосом.

Я сосредоточилась на давлении её пальцев, чтобы не закричать, не разлететься на части. По мере того, как рычащая речь продолжалась, хватка Анны неуклонно сжималась вплоть до того, что она едва не раздавила мою руку, но она больше не переводила для меня. Я уже собиралась спросить её, когда голос оборвался взрывом визгливой обратной связи, позволив мне услышать шум улицы, звуки, вырывающиеся из зданий вокруг нас. С момента нашего проникновения в город, здесь было почти тихо, если не считать отдалённого шума промышленных предприятий. Но теперь вокруг меня гудели и рычали Мазикины. Ревели моторы. Металл гремел и лязгал.

Люди кричали и стонали.

В серых сумерках начали мигать электрические лампочки, и этого света хватало лишь для того, чтобы указывать нам путь. На чёрном тротуаре плясали тени — силуэты морд и округлых ушей, бочкообразных туловищ и когтистых рук. И ещё больше человеческих фигур — сгорбленные спины, дрожащие плечи. Мазикины и их рабы.

— В городе больше людей, чем Мазикинов, — Такеши погладил меня по голове, как будто я была его немым и преданным псом. — Примерно в два раза больше.

— Если их больше, чем Мазикинов, то почему они рабы?

— Я бы начала с того, что почти все они родом из тёмного города, — сказала Анна. — Они же не были в боевой форме, когда оказались здесь. Они и так были достаточно безнадежны, чтобы покончить с собой.

— А тех, кто сражается, наказывают ужасными способами, — добавил Такеши. — В таком месте, откуда нет выхода, где ты бесконечно продолжаешь и продолжаешь страдать, это ужасная перспектива.

— Но не все они сдались, — сказала я, подумав о той женщине в телеге, прикованной цепью на пути к мясокомбинату, которая глядела на меня так, словно я могла спасти её.

Я пришла сюда не ради этой женщины, и она не была частью моей миссии, но я не могла не желать быть достойной этой надежды в её глазах.

Такеши холодно оглядел меня и потянул за поводок, когда мы пересекли улицу. Я содрогнулась от холодного воздуха, проникшего под мой плащ; теперь, когда солнце опустилось за горизонт, температура падала так же быстро, как и поднималась. Я вытащила перчатки из-за пояса и надела их.

Позади нас раздалось ворчание, и Такеши ответил яростным рычанием и взмахом когтистой руки. По мере того, как Мазикины выходили играть, на улицах становилось всё теснее. Острый мускусный запах их меха и более глубокий запах человеческого горя — пота и крови — окутал меня, когда я столкнулась плечами с другими рабами на поводках и покорно отпрянула от Мазикина в плаще, который шагал посередине тротуара. Я почти могла сказать, какие из них побывали в человеческих телах. Некоторые из них прыгали вверх по улице на четвереньках, в то время как другие шли прямо. Некоторые носили украшения и укладывали пучки волос на своих мохнатых головах, а другие вообще не носили украшений, но все они носили какую-то одежду. И с их человеческими руками и способностью говорить, с жутким умным блеском в глазах, их нельзя было спутать с обычными животными.

— А нет Мазикинов детёнышей? — спросила Анна.

Мы не видели ни одного с момента входа в город.

— Они держат их под землей, что ли?

Такеши издал звук отвращения.

— Нет, детёнышей держат в одном детском убежище, пока их не выпустят в город, — он залаял и бросился на Мазикина, который подошёл обнюхать Анну, в итоге существо взвизгнуло и убежало прочь. — Сейчас самое время помолчать, — пробормотал он. — Здесь слишком людно.

Пока мы шли на север, Такеши играл свою роль властно, никому не уступая на пути. Его плащ скрывал большую часть лица, но маска была выполнена в злобном оскале, что делало его плохим выбором для кого-то, кто искал драки. И это было хорошо, потому что другим повезло меньше. Драки вспыхивали через каждые несколько кварталов. Мы прошли мимо одного Мазикина, который лежал у стены, держа порванный поводок и истекая кровью из глубокой раны на груди. Его быстрое, неглубокое дыхание клубилось красноватыми облаками. Кто-то захотел его раба и взял человека силой, оставив проигравшего тонуть в собственной крови. Такеши укоротил верёвку на наших поводках, и через ошейник я почувствовала, как он напрягся.

Механизированные телеги, грузовики и машины — их огромные неуклюжие двигатели были открыты и шипели, а выхлопные трубы выпускали маслянистые чёрные пары — грохотали вверх и вниз по ухабистым дорогам, иногда царапая друг друга, пытаясь протиснуться по каменистой, осыпающейся местности. Технологии в городе выглядели примерно на сотню лет отстающими от Род-Айленда, ничего гладкого, ничего тихого. Всё было шумным и воняло, громким и свирепым. Равно, как и сами Мазикины. Казалось, не было никакого разделения между публичным и частным. Не раз мы проходили мимо пар или групп Мазикинов, которые прижимаясь к машинам или стенам, или лёжа на тротуаре, совершали действия, от которых у меня сводило живот. Секс. Смерть. Боль. Удовольствие. Абсолютно всё отвратительно.

И эти существа держали Малачи в плену.

И где-то среди всего этого было несколько моих одноклассников, которым не очень повезло встретиться с Мазикиными, вторгшимися в мой родной город. Где-то там Айден, звезда бейсбола, и Эван, торговец наркотиками, были порабощены и страдали. Некоторые из тех, кого я встретила в лагере для бездомных в Провиденсе, тоже были здесь. И где-то в этом кипящем аду моя мать была потеряна и страдала. Даже если я освобожу Малачи и выполню эту миссию, каково будет бежать из города, зная, что они всё ещё в ловушке?

— Осталось всего несколько кварталов, — тихо сказал Такеши, ведя нас сквозь толпу.

Теперь он двигался медленно, потому что улицы были полны существ и людей. И большинство из них шли в том же направлении, что и мы. В сторону площади.

Такеши резко остановился, и я врезалась головой о его спину.

— Сюда, — прошипел он, дёрнув мой поводок в сторону достаточно сильно, и я споткнулась.

Потом он зарычал и залаял на что-то рядом со мной. Я подняла голову и увидела в нескольких шагах от себя большого Мазикина. Его тело было покрыто черными пятнами, а одно ухо было оторвано. Он держал в кулаке капюшон Анны и смотрел на неё с жадным нетерпением. Анна стояла очень тихо, сжав рот в тонкую серую линию. Её рук не было видно, они были спрятаны под плащом, вероятно, она уже схватила ножи и приготовилась защищаться.

С разрывающим перепонки звуком система громкой связи снова ожила, и глубокое ворчание диктора-Мазикина эхом отразилось от цементных зданий. И пока Такеши продолжал спорить с Мазикиным-рваное-ухо, толпа сдвинулась к открытой площади впереди, освещённой высокими огнями стадиона. Вход на площадь находился всего в нескольких автомобилях, и тела буквально стекались на неё. Мазикины запрокидывали головы, их взгляды были сосредоточены на чем-то выше уровня улицы. Мазикины даже стояли на крышах домов, глядя вниз на площадь, в то время как те, кто был на улицах, пробирались вперёд, пытаясь разглядеть что-нибудь. Я сделала несколько шагов и поняла, что Такеши настолько поглощён разговором с другим Мазикиным, что отпустил мой поводок. Я повалилась вперёд, когда три женщины на поводках с запавшими лицами попытались протиснуться мимо, и мне пришлось резко сменить направление, чтобы не быть затоптанной.

Затем я услышала это — среди рычания по системе общественного оповещения, одно лишь слово на английском языке, вклинившееся между гудками и скулежом. Одно слово, которое заставило моё сердце сжаться.

Капитан.

Едва дыша, я позволила толпе нести меня, не обращая внимания ни на кого, будь то человек или Мазикин.

Всего несколько десятков шагов и я добралась до площади.

И всего несколько секунд мне понадобилось, чтобы сокрушиться.

На противоположном конце площади, на многоярусной платформе, с раскинутыми руками, в кандалах вокруг лодыжек, запястий и горла, с цементной стеной за спиной, покрытой красновато-коричневыми пятнами, облачённый лишь в свою собственную кровь, стоял Малачи.

Я рванула вперёд. Отчаянный, душераздирающий крик зародился из глубины моей души. Но затем когтистая рука сомкнулась на моём плече, и мохнатая конечность обвилась вокруг моей шеи, оборвав мой крик раньше, чем он вырвался из моего горла.

ГЛАВА 8

Я оторвала ноги от земли и вжала шею, пытаясь вывернуться, но Мазикин обхватил меня рукой за талию и попятился назад, пока я не перестала видеть Малачи. Впрочем, это уже не имело значения. Этот образ отпечатался в моей голове. Глаза его были закрыты, но лицо…

Подошвы моих ботинок заскрежетали по тротуару, когда Мазикин потащил меня обратно тем же путём, каким я и пришла. Никто в толпе, казалось, не интересовался нами; все глаза были прикованы к зрелищу на площади. А если никому нет дела, то, может быть, они и не заметят, если я перережу горло этому Мазикину. Я уже потянулась за ножами, когда тварь швырнула меня на тротуар. Я сильно ударилась, сначала коленями и локтями. Надо мной завис мой похититель-Мазикин и стал тыкать когтистым пальцем в грудь Такеши. Кожаным ботинком до колена он легонько пнул меня в бок и перешагнул через меня, втиснувшись между Такеши, чей капюшон был низко надвинут на маску Мазикина, и Мазикиным-рваное-ухо, с которым он спорил. Мазикин, который схватил меня, был ниже ростом Такеши, но его когти были длинными, изогнутыми, блестящими и окрашены в ярко-розовый цвет. Рычание вырвалось из глубины его бочкообразной груди, когда он провёл этими когтями перед лицом существа с рваным ухом, и хотя он был больше, «Рваное ухо» попятился назад. Через секунду Анна плюхнулась на тротуар рядом со мной.

— Ты в порядке? — спросила она, как только увидела моё лицо. — У тебя такой вид, будто ты увидела… — она поморщилась. — Мы вытащим его, Лила. Но сначала Такеши должен убедить урода, что я не стану его новой рабыней.

Она дёрнула подбородком в сторону «Рваного уха», который сделал ещё один осторожный шаг назад от Такеши и маленького Мазикина с розовыми когтями, утащившего меня с площади.

Я должна была бы попытаться понять, как помочь, но я была нема ко всему, кроме воспоминаний о Малачи, о багровых рубиновых шрамах, которые покрывали его ноги и ребра, о следах укусов на икрах, бёдрах и руках. И его лицо…

— Малачи, — выдохнула я, стараясь не потерять сознание.

— Останься со мной, Лила, — Анна придвинулась ближе, говоря прямо мне в ухо, каким-то образом проникая сквозь водоворот паники. — Я не знаю почему, но этот маленький Мазикин, который схватил тебя, утверждает, что Такеши — её пара. Она настаивает, чтобы мы все пошли с ней, потому что она испробовала своё право крови.

— Её что?

— Я думаю, она имеет в виду, что мы все её собственность, — быстро сказала Анна, когда Такеши схватил её за плечи и рывком поднял.

Маленький Мазикин с розовыми когтями проделал то же самое со мной, и прежде чем я успела вытащить ножи, Анна едва заметно покачала головой. И вот я позволила существу практически нести меня назад по кварталу, вглубь по переулку, который вонял сырыми нечистотами, а затем через узкое пространство между двумя зданиями. Я взглянула на существо, которое завладело нами. У неё был шрам в форме полумесяца рядом с глазом, который создавал ощущение, что она сражалась и выживала не единожды. Её ворчание вибрировало у меня за спиной, пока она тащила меня через дверной проём, а затем через лабиринт комнат, которые разили мокрой шерстью.

Спотыкаясь, я поднялась на несколько пролётов бетонных ступенек, цепляясь носками ботинок за что-то, пытаясь не отставать, а мои мысли были окрашены в красный цвет видениями Малачи. Мазикин подошла к металлической двери и рывком распахнула её, открыв вход в небольшую комнату с тремя окнами, выходящими на улицу. Мазикин с розовыми когтями захлопнула металлическую дверь, задвинула засов и посмотрела на меня сверху вниз, её клыки были всего в нескольких дюймах от моего лица.

— Лила, — прорычала она. — Лила… девочка.

У меня перехватило дыхание, когда я посмотрела в её чёрные глаза.

Такеши сорвал маску с лица, уронил её на пол и подошёл к нам.

— Лила, это Зип.

— Что… что…

Я заикалась, пытаясь понять, почему Такеши разговаривал с этим существом, и почему она знала моё имя.

Зип повернулась к Такеши и заговорила своим отрывистым рычанием, и Такеши кивнул, а потом вновь внимательно посмотрел на меня.

— Она говорит, что знала тебя. В мире живых. Когда она…

Он обеспокоенно посмотрел на Анну, и та подошла ко мне. Анна наклонилась так, что я могла видеть только её лицо.

— Она говорит, что она та самая Мазикин, которая вселилась в твою мать.

Мазикин отпустила меня, и у меня подогнулись колени. Я рухнула на пол, раскинув бескостные конечности, не в силах расшифровать все образы, слова и мысли в своей голове. Я взглянула на Зип, ту самую Мазикиншу, которая похитила мою мать.

— Ты…

— Tu mamá te ama a tí, Лила, — тихо сказала она. (примеч. с испанского: — Твоя мама любит тебя.)

— Ты видела её? — спросила я, вглядываясь в тёмные углы комнаты, как будто надеялась найти её там.

Зип и Такеши обменялись несколькими словами, а потом он опустился на колени рядом со мной.

— Она в безопасном месте. Не здесь. Ты скоро увидишь её.

— В безопасном месте?

Мой смех был хриплым и прерывистым, а голос срывался на каждом слове, когда я перекатилась на четвереньки. В этом городе не было такого понятия, как безопасное место. Я уставилась на Такеши тяжёлым взглядом.

— Почему она здесь? Почему мы здесь? А Малачи где-то там. Я только что видела его.

— И ты ничего не можешь с этим поделать прямо сейчас, — сказал Такеши. — Эта площадь кишит Мазикиными, и если ты не хочешь быть прикованной рядом с ним, нам придётся подождать лучшего времени.

Я сделала глубокий вдох. Влажный бетонный пол охладил мою кровь и замедлил сердцебиение, расслабив мышцы и позволив мне встать.

— Я всё ещё не понимаю, почему эта Мазикинша ведёт себя так, будто она наш друг. Она виновата в том, что моя мама вообще здесь оказалась. С чего бы ей беспокоиться о её безопасности? Или нашей, если уж на то пошло?

— Я не совсем уверен, — Такеши перевёл взгляд на Зип, которая смотрела на меня с полной сосредоточенностью. — Лила, в твоей маме есть что-то необычное? Что-то…

— Ничего, кроме того, что она совершенно ненормальная, — с горечью сказала я

Он кивнул.

— Ах. Ну, Зип молодая Мазикин, а твоя мать, вероятно, была первым и единственным человеческим телом, которым она овладела. Думаю, возможно, она немного заблудилась в голове твоей матери.

— Так сказал мне Сил, — пробормотала я, вспоминая миг перед тем, как он перерезал горло моей матери.

Из горла Зип вырвалось рокочущее рычание.

— Сил.

Она оскалила зубы. Её изогнутые когти щёлкнули вместе.

— Она всё ещё кажется немного растерянной, — сказала Анна, глядя на Зип. — У неё сильные чувства к тебе и твоей матери, как будто она часть твоей семьи.

Руки Анны снова исчезли под плащом, и я не сомневалась, что она желала и была готова убить Зип, если понадобится.

— Моя мать, на самом деле, не моя семья, — сказала я, обхватив себя руками.

Я хотела оцепенеть, по-настоящему оцепенеть, чтобы больше ничего не болело. Но как бы я ни старалась забыть её, Рита Сантос была открытой раной, причиняющей мне боль изнутри. Мать бросила меня, когда мне было всего четыре года. Она позволила системе забрать меня, сжевать и выплюнуть. Я отстранилась от Зип, когда из толпы донёсся крик. Зип тихонько заскулила, потом повернулась к Такеши и снова заговорила.

— Она заботится о твоей матери, — сказал Такеши, когда она закончила. — Когда Зип вернулась в город, она была полна решимости найти её. Она спасла твою мать от телеги, едущей напрямик к потрошению, и взяла её в рабство. Но у меня такое чувство, что она относится к ней скорее как к домашнему животному. Это лучшая судьба, чем у многих здесь.

— Ну, спасибо, — прошептала я, не желая думать о том, сколько раз моя мать ездила в этой телеге, прежде чем Зип спасла её.

Я встала и подошла к окну.

Как удар в живот, зрелище сильно поразило меня, мы были прямо над площадью, около верхнего этажа одного из соседних зданий. Примерно этажом ниже, всего в нескольких метрах справа от меня, Малачи был прикован цепью к окровавленной платформе.

Я руками вцепилась в грубый цемент подоконника, увидев кровь, ужасную, едва зажившую рану прямо под его грудной клеткой и тяжёлые кандалы, прижимающие его к бетонной стене позади него. Мои пальцы сжались в дрожащие кулаки, когда я посмотрела на его суровое красивое лицо. Они пытались полностью изуродовать его. Или, по крайней мере, наполовину. Его правая щека представляла собой лабиринт следов когтей, но левая казалась нетронутой. Но, тем не менее, хуже всего было видеть его глаза. Они были открыты, и агония в их чёрно-коричневых глубинах была на много миль глубже. Он смотрел на чёрную дымку, висящую над огнями стадиона так, как в те минуты в тёмном городе, когда он смотрел на дикий лес за городской стеной. Он спасался единственным доступным ему способом.

Пронзительный взрыв музыки разорвал холодный ночной воздух, и толпа взревела, размахивая своими чёрными когтистыми Мазикинскими руками. Люди на площади тоже зааплодировали, как будто они были такими же кровожадными. Какого чёрта? Малачи провёл годы, защищая жителей тёмного города… но, конечно, это были люди, которых он подвёл, и у него здесь не было никакой власти. А Мазикины были хозяевами. Утверждение Такеши о том, что Сопротивление было мифом, имело полный смысл, поскольку человеческие крики смешивались с рычанием и улюлюканьем Мазикинов. Но тут моё внимание привлекло какое-то движение слева от меня, и я высунулась из окна и посмотрела вниз на переулок рядом с нашим домом. Я мельком увидела светлые волосы, развеваемые холодным ветром, молочно-белую кожу, когда рука натянула капюшон, человека в тёмном плаще, погружающегося обратно в тень. Затем фигура исчезла, и толпа возле переулка вновь собралась вокруг человека, который только что был там.

Все взгляды на площади были теперь прикованы к арке из огромных цементных блоков, на которой было выбито изображение Мазикина, ухмыляющегося, клыкастого лица, наблюдающего за площадью. Арка находилась сбоку от платформы, где был прикован Малачи, и сквозь неё виднелось тёмное, огромное здание, частично скрытое дымкой. Когда зазвучала музыка, нестройная и оглушительная, к ней присоединился рёв мощного двигателя. Толпа расступилась, и под арку въехала механизированная телега, открытые витки её двигателя блестели в свете фонарей стадиона. На повознике была чёрная кожаная кепка с прорезями для ушей, которая дёргалась, пока он вёл телегу в центр площади. Сзади показалась телега с длинной открытой спинкой, похожая на лимузин без жёсткой крыши.

А в задней части блестящей серебряной телеги, на широком, замысловато сваренном кованом железном троне, лежал покрытый медным мехом Мазикин. Он приподнял голову на локтях, как собака на кровати, одетый в развевающееся чёрное кожаное платье и корону из кремового бивня… Нет, в городе не было слонов… Это была кость. Так и есть. Существо носило корону из кости.

Королева Мазикинов.

Её чёрные глаза скользнули по площади, когда она подтолкнула себя и села. Она подняла руку в воздух, показывая длинные, прямые когти, которые выглядели так, будто их окунули в серебро. Они испускали стальной блеск, когда она махала толпе, которая приветствовала её, разинув рты, высунув языки и сверкая зубами. Позади Королевы стояли два больших чёрно-пятнистых Мазикина с изогнутыми чёрными когтями. Гладкие кожаные плащи с чёрными треугольниками свисали с их широких плеч, а тупые морды выглядывали из-под широких капюшонов.

Когда телега грохотала и подпрыгивала на неровной мостовой, их плащи поднимались и раскачивались, обнажая кинжалы, заткнутые за пояс.

— Сил и Ибрам, — сказал Такеши позади меня. — У Джури тоже есть место в окружение Королевы, когда он обитает в своём собственном теле. Он один из её любимых спутников.

Я уставилась на двух Мазикинов. Тот, что справа, смотрел на толпу с холодным, надменным безразличием, но у того, что был слева — с глубоким шрамом на верхней части морды — глаза с опаской метались, никогда не переставая блуждать по толпе. Кончик его носа подёргивался и дрожал, как будто он улавливал запахи в воздухе. Когда телега приблизилась к приподнятой платформе, он глубоко вздохнул, и его уродливое пятнистое лицо расплылось в широкой злобной усмешке. Его взгляд плавно скользнул вверх по цементным ступеням и остановился на Малачи. Я была готова поспорить почти на что угодно, что Мазикин, со шрамом на морде, был ни кто иной, а Сил. Выражение его лица было очень похоже на то, как он смотрел на меня, когда был в своём человеческом теле, когда он знал, что побеждает, даже когда я ещё не понимала этого.

Повозник телеги остановился перед постаментом. Королева медленно сползла с трона и встала на задние лапы. Она указала острым, как бритва пальцем на небо, и толпа внезапно затихла.

На середине широкой цементной лестнице, ведущей к возвышению Малачи, стоял диктор-Мазикин. Тяжёлые серебряные петли свисали в ряд с каждого уха. Его зубы были окрашены в ярко-красный цвет, как и когти. Его мохнатые руки были коричневыми, а лицо — белоснежным. Он что-то проворчал в микрофон, затем издал улюлюкающий рык и указал на Королеву.

Толпа — включая рабов-людей — захлопала в ладоши и зааплодировала, когда Королева тяжело сошла с телеги, сопровождаемая Силом и Ибрамом. Складки платья туго обтягивали её странно раздутый живот. Она приложила к нему руку, когда ступила на лестницу, ведущую на платформу. Вместе с Силом и Ибрамом она подошла к диктору, который низко поклонился и отошёл в сторону, чтобы дать ей возможность занять его место. Диктор опустился на четвереньки, чтобы расправить юбки Королевы, аккуратно разложив чёрную кожаную ткань вокруг её ног. На мгновение взгляд королевы скользнул вверх по фасаду нашего здания, и я быстро отпрянула в тень, когда железный холод пробежал по моему телу.

Сил, Ибрам и диктор спустились по ступенькам, оставив королеву одну на возвышении. В нескольких шагах над ней на платформе стоял прикованный Малачи. Его тёмные глаза всё ещё были устремлены в небо, как будто он не замечал окружающего. Выражение его лица ничуть не изменилось. Мне хотелось закричать, позвать его. Мне хотелось выпрыгнуть из окна и освободить его. Ужас почти душил меня.

Королева заговорила в микрофон, и её низкий рокочущий голос прокатился над толпой. Такеши наклонился ближе и заговорил мне на ухо, переводя:

— Граждане, вы знаете о моей преданности вам. Я ваша кормилица, та, кто прокладывает путь. Я ваша любовница, та, кто дарит вам молодость.

Я вздрогнула от звука её голоса, и его рычания с шёпотом, и от того, как она похлопала себя по животу, продолжая говорить, пока Такеши переводил.

— Я ваша мать, а мать защищает своих детёнышей. Я ваша Королева, а Королева уничтожает своих врагов.

Она оскалила зубы, и мой желудок сжался. Она указала серебряным когтем на Малачи и прорычала что-то, что заставило толпу взорваться. Рука Такеши сомкнулась на моём плече, и он начал тянуть меня назад.

— Лила…

Я отдёрнула руку и прижалась ближе к окну. Королева поднялась по ступенькам на задних лапах, медленно сокращая расстояние между ней и Малачи. Моё сердце сжималось, я видела, как в тот самый миг, когда он пришёл в себя, побег был уже невозможен. Его глаза метнулись к Королеве, когда она достигла верхней ступеньки, и он крепко зажмурился. С тяжёлым наручником на шее он не мог даже повернуть голову, но каждый мускул его тела напрягся. Я прикусила губу изнутри, чтобы не закричать. Рядом со мной Такеши что-то говорил, всё ещё дергая меня за руку, но его голос был просто жужжанием в моём ухе. Королева встала перед Малачи, её платье развевалось позади неё, я могла слышать только голос Кларенса, Мазикина, которого я допрашивала в мире живых, говоря шесть слов о том, что его Королева сделает с ним, если он предаст её.

Шесть ужасных слов.

Королева положила одну руку на щеку Малачи, и внезапно я поняла, почему у него там были шрамы, почему они были только с той стороны. Она наклонилась вперёд и прошептала ему что-то на ухо, нежно, как любовница, и лизнула неповрежденную сторону его лица своим чёрным языком. Даже со своего места на другой стороне площади я почувствовала, как он вздрогнул. А потом её когти впились ему в щёку, а другая рука — когти с серебряными лезвиями, — внезапно метнулась вперёд, прямо в центр тела Малачи, чуть ниже грудной клетки.

Его глаза распахнулись. Вены на висках посинели на фоне покрасневшей кожи. Кровь хлынула и потекла из уголков его рта, который открылся в беззвучном крике. Я вскочила на подоконник, слова Кларенса оглушили меня, уничтожили.

«Она съест моё сердце на площади».

Я была уже на полпути к окну, когда меня резко дернули назад, и я ударилась о пол с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Мозолистая ладонь шлёпнула меня по губам. Стальные руки удерживали меня. Я боролась, кусалась и пиналась, и каждая частичка меня кричала: Малачи, Малачи, Малачи. Ничего, кроме его имени в бесконечной петле, и, прокручиваемой картинке ужаса в моей голове, вида моей любви, разрываемой на части, осознания того, что сердце, которое билось для меня, было вырвано стальными когтями.

Я схватилась за ножи. Ничто не помешает мне добраться до него. Мои пальцы сомкнулись вокруг их рукоятей, и я вытащила своих единственных союзников из ножен, готовая опустошить всё, что встанет на моём пути.

Но затем внутренности моего черепа взорвались миллионами булавочных уколов света, и тьма поглотила меня.

ГЛАВА 9

Я открыла глаза, а потом зажмурилась от яркого света над головой. Над тем местом, где я лежала, висела лампочка. Каменистый пол подо мной был устлан тонким одеялом из козьей шкуры, судя по резкому и острому запаху. Рядом со мной я услышала шёпот Анны:

— Она просыпается.

Я медленно подняла руку, чтобы прикрыть глаза. Мои мышцы ныли, как после тяжёлой тренировки. В животе у меня тревожно заурчало. Я перекатилась на бок и подтянула колени к груди, свернувшись калачиком, желая защититься от нахлынувших на меня воспоминаний о том, как я лежала в темноте с горячими слезами, дождём падающими на лицо, о колючем одеяле под подбородком и потрёпанном плюшевом мишке в руках, о дрожащих пальцах, которые гладили мои волосы.

— Mi bebé, mi bebé, — повторял голос. (примеч. с испанского: — Моя девочка, моя девочка.)

Это была моя мать.

Чья-то рука погладила меня по плечу, и я отпрянула, затем меня вырвало, когда это движение раскололо мой мозг прямо надвое.

— Лила, это Анна. Ты в безопасности.

— Где мы?

Я вздрогнула, когда звук вырвался из моего саднящего горла.

— Зип привела нас на нижний уровень её логова. Мы находимся ниже площади.

Площадь… Я покопалась в своём мозгу в поисках чреды событий, которые привели меня сюда. Я вспомнила, как была на площади и видела Малачи…

Я резко села, моё сердце бешено колотилось о рёбра. Я находилась в комнате без окон с цементными стенами и стальной дверью. Козьи шкуры были свалены в углу и разложены на широких бетонных стульях. В другом углу стоял бетонный стол, а в третьем — ряд вёдер. Помещение провоняло мокрой шерстью и козами.

Зип сидела в углу, склонившись над раскачивающимся и что-то бормочущим человеком, поглаживая растрёпанные вьющиеся волосы женщины. Моя мать.

Я уже наполовину поднялась с пола, когда передо мной возник Такеши. Он схватил меня за плечи с мрачным выражением лица.

— Оставайся на полу. Или, скорее всего, ты упадёшь.

От головокружения стены из шлакоблоков извивались, как змеи, и я позволила Такеши усадить меня обратно на пол.

— Малачи, — вымолвила я скрипучим шёпотом. — Она убила его.

— Нет, не убила, — Анна подвинулась к козьей шкуре, на которой я лежала. — Очевидно, чтобы убить кого-то здесь, требуется нечто большее.

Я потёрла грудь рукой.

— Она вырвала ему сердце, ведь так?

Глаза Анны были полны печали, когда она кивнула.

— Но, по словам Зип, она проделывает это с ним каждую ночь, с тех пор как он оказался здесь.

Я сморщилась в попытке сдержать слёзы. Вот почему у него была едва зажившая рана в центре груди. Именно там её серебряные когти разрывали его сердце и забирали добычу.

— Как это может не убить его?

— Я же говорил тебе, что здесь трудно умереть, если ты человек, — тихо сказал Такеши. — Тебя должны обезглавить, или твоё тело должно быть полностью уничтожено. Но если ты ранен, даже если это смертельно в любом другом месте, ты исцелишься. Хотя и крайне плохо. Ты уже никогда не будешь прежним. Я видел это много раз. Я это пережил.

Анна взяла его за руку, и, увидев эту связь между ними, я почувствовала, что моё собственное сердце вырвали из груди.

— Что с ним будет? — задыхаясь, спросила я.

— Его сердце регенерирует. Оно регенерирует каждый день. И каждую ночь, Королева…

Я подняла руку, и он закрыл рот.

— Как долго мы здесь?

Он опустился на койку рядом с Анной, весь такой в изящной животной грации. Он утверждал, что пережил эту ужасную рану, но по мне так казалось, что он вполне себе здоров.

— Недолго. Мы привели тебя сюда, когда ты…

— Когда я потеряла контроль. Ты ударил меня, не так ли?

Он кивнул.

— Это был единственный способ остановить тебя от самоубийства.

— Я не пыталась убить себя.

— Это уж точно. Но ты пыталась убить нас, лейтенант, — произнесла Анна твёрдым голосом, потирая весок. — А ещё ты пыталась броситься с четвёртого этажа здания прямо во враждебную толпу, которая, вероятно, была бы рада видеть, как тебя потрошит их Королева.

Она была права. Но я не собиралась благодарить её. Шишка на моей голове пульсировала от горячих, болезненных ударов моего сердца, посылая ещё одну волну головокружения, накатывающую на меня. Из угла послышалось ещё какое-то бормотание по-испански, потом шарканье ног и рук. Моя мать ползла ко мне, взгляд её янтарных глаз был прикован к моему лицу. Она остановилась в нескольких метрах от меня и склонила голову набок. Её волосы были расчесаны и собраны в густой хвост. Её щёки ввалились. Её пальцы дёрнулись, как будто она хотела прикоснуться ко мне.

Именно тогда я поняла — вот эта женщина и была моей настоящей матерью, она не видела меня с тех пор, как мне исполнилось четыре года. Я же встретилась с ней совсем недавно, но вот только её тело было занято Зип. Настоящая Рита Сантос уже побывала здесь, запертая в городе Мазикинов, очевидно, послужив возобновляемым источником пищи для этих существ. Я молча наблюдала, как она ползет ближе. Несколько слезинок упало на голый бетонный пол. Её, не моих. Я была слишком опустошена, чтобы плакать, даже когда она прижалась к моей руке и положила голову мне на плечо, тихо всхлипывая.

— Привет, — сказала я, ненавидя то, как все глаза в комнате были устремлены на меня. — Как ты?

Я понятия не имела, что сказать ей. Когда-то мы говорили на одном языке, и она любила меня. Я тоже любила её. Для меня она была твёрдым оплотом, пока не рассыпалась и не развалилась на части, оставив меня без опоры. Теперь она была незнакомкой со знакомыми глазами. Нам нужен был переводчик, чтобы понимать друг друга. И глядя на неё, я даже не была уверена, что этого будет достаточно. Она снова начала покачиваться, рассеянно напевая под музыку, которую могла слышать только она. Наконец, она зашептала, не обращаясь ни к кому конкретно, скороговоркой бормоча что-то по-испански.

Анна попыталась перевести приглушённым голосом, но через несколько секунд покачала головой.

— Я не могу… Лила, это не имеет смысла. Я не уверена, как…

— Не беспокойся.

Я закрыла глаза и опустила голову на колени. Мама осторожно погладила меня по руке, пока я боролась с желанием отстраниться.

— Моя мама психически больна. Шизофрения. Слышала о таком?

Из угла раздался тревожный вой Зип. Анна и Такеши замолчали. Они были из разных времён и мест, и я не ожидала, что этот термин будет иметь для них смысл. Это едва ли имело смысл для меня. Всё, что я знала, это то, что моя мама потеряла контроль над реальностью, и её мир был хрупким и нечётким. Она не могла позаботиться о себе, не говоря уже о дочери. Сил рассказывал мне, что когда Мазикин овладел её телом, душа моей матери вырвалась на свободу без борьбы, потому что она висела на волоске. И теперь она была здесь, ещё одна душа, о которой я должна была беспокоиться.

Я подняла голову и посмотрела на неё, испытывая горькое сожаление о том, что должно было случиться. В тот момент я так сильно скучала по Диане, что тоска причиняла мне физическую боль. Если бы она была здесь, то не прижималась бы к моей руке, напевая себе под нос. Она бы стала суетиться вокруг меня в той манере, которую я раньше ненавидела, но теперь привыкла на это рассчитывать.

Рита, с другой стороны, казалось, была единственной, кто нуждался в заботе. Она выглядела несчастной и потерянной. Костлявыми пальцами она коснулась тыльной стороны моей руки. Она прищурилась, наклонилась вперёд, и положила свою ладонь на мою, выравнивая наши руки. Анна встревожилась, вероятно, потому, что не раз видела, как я уклоняюсь от прикосновений. Теперь я была более вынослива терпеть это, но не без некоторого усилия. Единственный человек в мире, чьих прикосновений я жаждала, был… Я выдернула свою руку из маминой и потёрла ладонь о штаны.

— Прости, — сказала я, когда её глаза впервые встретились с моими.

— Лила? — прошептала она.

— Да.

И… я ничего не могла поделать с собой… услышав, как она произносит моё имя, я почувствовала странные колебания в своём сердце.

Она пробормотала что-то ещё и прижалась ко мне, вновь погружаясь в себя.

Я сделала медленный, решительный вздох.

— Кто-нибудь скажет мне, как нам вытащить Малачи с этой площади? — я не могла вынести мысли о том, что он будет страдать больше, чем необходимо. — И как мы потом доберёмся до портала?

Такеши искоса взглянул на Анну и отвернулся.

— Что это было? — спросила Анна.

— Я хочу освободить Малачи так же сильно, как и вы. Если бы вы не появились, я бы сделал это сам. Но уничтожить портал и убить Королеву? Это невыполнимая миссия, — сказал он. — Со стороны Судьи было жестоко посылать вас сюда, но меня это нисколько не удивляет.

— Она не заставляла нас, — сказала я. — Мы очень хотели получить шанс попасть сюда.

— Это не значит, что вы что-то должны Судье.

— Ты пытаешься сказать, что хочешь, чтобы Мазикины продолжали овладевать людьми? — я уставилась на него.

— Я хочу сказать, что меня не особо интересует, чего хочет Судья.

— А как же мы? — прошептала Анна. — Если мы сделаем это, то сможем выбраться, Так. Мы могли бы быть свободны.

Он рассмеялся.

— С чего ты решила, что Судья когда-нибудь освободит тебя, любимая?

Анна стиснула зубы, и Такеши притянул её к себе и поцеловал в лоб.

— Мне очень жаль, — пробормотал он. — Я помогу тебе, — он обхватил её лицо руками и заглянул ей в глаза. — Я помогу тебе.

Я отвернулась от них. Как только мы вернём Малачи, он нам поможет. Я знала это наверняка. Не из-за его чувств ко мне, и не потому, что так приказала Судья. А из-за его чувства справедливости. Малачи волновало гораздо большее, чем только своя участь. В этом была вся его суть.

— Раз уж ты ненавидишь Судью и, судя по всему, наша миссия тебя не волнует, — сказала я Такеши, — скажи мне, что значит для тебя Малачи. Мне нужно услышать это.

Он вздохнул, сжав и отпустив руку Анны, а потом присел на корточки передо мной. Он приподнял мой подбородок пальцами, и я была так захвачена его мрачным выражением, что не отстранилась, когда он начал говорить:

— Единственное, что удерживало меня в здравом уме, когда я впервые попал сюда, это знание, что Малачи позаботится об Анне, что он защитит её, когда овладевший мной Мазикин пойдёт за ней. Если бы я был на той площади, а он здесь, он бы планировал моё спасение, так же как я планирую его. Он один из самых сильных, лучших людей, которых я когда-либо встречал, и тот, кого я хотел бы видеть рядом со мной, если бы пошёл в бой. Я люблю его, как родного брата, и использую всё своё умение и знания, чтобы помочь тебе освободить его, и сохранить тебя целой, пока мы занимаемся его спасением. Ведь если то, что говорит Анна, правда, Малачи чувствует к тебе тоже, что и я к ней. Так что если я случайно ударил тебя по голове в процессе, мне очень жаль, но я сделаю это снова, если это убережет его от потери тебя навсегда.

— Он никогда не потеряет меня навсегда, — хрипло сказала я. — Но я ценю твою помощь.

Анна положила руку на плечо Такеши, и он поднялся на ноги, когда она сказала:

— Мы попытаемся добраться до Малачи на рассвете, когда Мазикины разбегутся по своим логовищам. Возможно, его всё ещё будут охранять, но толпы уже не будет.

Такеши бросил на неё тревожный взгляд.

— Это всего в нескольких часах ходьбы отсюда.

Зип подползла ближе и положила свою когтистую руку на плечо моей матери.

— Le ayudaremos, — сказала она, когда моя мать снова забралась в защитный круг лохматых рук Зип. (примеч. с испанского: — Мы поможем вам).

Мазикин обратилась к Анне по-испански, и та перевела:

— Заберите капитана и приведите его сюда. Мы позаботимся о нём.

— Что-то мне подсказывает, что это будет не так просто, — сказала я.

Такеши указал на тёмный коридор в дальнем конце комнаты, напротив стальной двери.

— У Зип есть несколько выходов. Она довольно изобретательна, и у неё есть кое-какие средства. Она сказала, что работает в Костяном дворце, на кухне, так что, как только мы получим Малачи, возможно, она поможет нам войти, — он жестом указал на дверь. — Этот проход соединяется с подземным туннелем под площадью, но есть ещё несколько проходов, которые ведут в другие логова и туннели. Мы находимся в каком-то лабиринте, и, насколько мне известно, ни один из них не нанесён на карту. Вот так и живут Мазикины. Мало планирования и никакого контроля. Королева правит страхом и обещаниями, а отряды принуждения жестоки, но неорганизованны. Это одна из причин, почему я оставался свободным все эти годы.

Я посмотрела на Зип, а она тихонько позвала меня.

— Как мы можем доверять ей?

Анна пожала плечами.

— Мы и не можем, не на все сто процентов. Но она уже несколько раз рисковала собой, чтобы помочь нам. Мазикин «Рваное ухо» собирался драться с Такеши, просто решив сделать меня своей рабыней, а Зип спасла нас. И она привела нас сюда после того, как ты слетела с катушек. Я готова поверить ей на слово. Если это не сработает…

Из-под её плаща я заметила тусклый блеск одного из её клинков.

— Это место безопасно, чтобы привести сюда Малачи?

— Это хорошее место, чтобы остановится здесь на первое время, — тихо сказал Такеши. — Отсюда мы сможем спланировать нападение на дворец.

Я заставила себя встать на колени, уже потянувшись за оружием.

— Тогда пойдём прямо сейчас.

Анна покачала головой.

— Мы не можем просто взять и пойти на площадь, не подготовившись. Дело не только в том, чтобы сражаться со стражами. Он в цепях.

Я посмотрела на свои тупые, сломанные ногти, на свои обычные, слабые, человеческие руки. Если бы сила моих чувств была единственным, что имело значение, я была бы в состоянии разорвать эти кандалы, как бумагу. Но поскольку мои чувства почти ничего не значили, нам нужно было что-то придумать получше. Я посмотрела на Такеши.

— Когда ты отпирал ту безопасную комнату, сразу после того, как нашёл нас, ты использовал отмычку. Где ты её взял?

Такеши криво усмехнулся.

— Украл у Кузнеца, — он вытащил её из кармана и поднял вверх. — Он управляет металлургическим заводом в восточной части города.

— Он Мазикин или человек? — спросила Анна, беря у него ключ и рассматривая его.

— Человек. Но он здесь уже очень давно. Он и его рабы-люди делают всё оружие для стражей-Мазикинов, — он бросил на меня осторожный взгляд. — Это он сделал стальные когти Королевы. И если мы хотим отпереть цепи Малачи, нам нужно получить ключ от него.

Я поднялась на ноги.

— Звучит неплохо, — сказала я, развлекая себя мыслями о том, чтобы окунуть этого Кузнеца лицом в чан с расплавленным металлом.

— Он продает свои товары на рынке к западу от завода. Нам нужно будет выкрасть его главный ключ, но он очень хорошо защищён. На данный момент самое лучшее, что мы можем сделать, это провести разведку и посмотреть, каковы наши шансы проскользнуть в святая святых.

— С ним нельзя торговаться? — спросила я.

Такеши покачал головой.

— Он не наш друг.

— Подожди, — сказала Анна. — Ты сказал, что все люди-рабы. Но этот парень управляет заводом и продаёт вещи?

Что-то холодное мелькнуло в глазах Такеши.

— Он их союзник, поэтому у него есть особые привилегии, пока он им подчиняется. То же самое касается Кожевника в западной части города, который отвечает за одежду всего города. У Кожевника и Кузнеца есть опыт, который был полезен Мазикиным, да и те с радостью согласились сотрудничать с этими существами, — он поднялся с пола одним плавным движением. — Они такие же враги, как и Мазикины.

— Но ты никогда не пытался остановить их? — спросила я. Когда он снова покачал головой, я продолжила: — Но ты же сам говорил, что доставлял им неприятности.

— Просто привычка. Ничего больше.

— Значит, ты просто выводишь их из себя, — огрызнулась я. — И на что ты делаешь ставку, что они выместят часть этого на Малачи?

— Малачи и сам доставил им достаточно хлопот, Лила. Насколько я помню, у него это очень хорошо получалось.

— Но неприятности, которые он причинял, всегда были направлены на то, чтобы помочь людям, которых он должен был защищать.

— Я здесь Страж, Лила? Кому я должен служить?

— Я…

Тёмные глаза Такеши вспыхнули внезапной яростью.

— Так меня здесь называют. Стражем. Меня уже много лет не называли по имени, вплоть до вчерашнего дня, когда услышал его из уст Анны, — он наклонился ближе ко мне, от него исходило напряжение. — Я был оставлен Судьёй после ста сорока лет службы у неё, как раз тогда, когда меня должны были отпустить в Элизиум. В отличие от того, что она, очевидно, сделала для Малачи, наша всемогущая Судья никого не посылала сюда, чтобы спасти меня. В течение десяти лет я был одним человеком среди миллиона рабов и миллиона плотоядных врагов, не имея абсолютно никаких средств, чтобы избежать этого ада, включая смерть.

— Так… — начала Анна.

— Нет, — он поднял руку, прерывая её, и посмотрел прямо мне в лицо. — Прости меня, если я не пытался изображать героя, — сказал он тихим голосом. — И я прощаю тебя за то, что ты делаешь выводы, ничего не зная обо мне и о том, что я пережил за последние полтора столетия.

— Тогда скажи мне, что я должна знать, — сказала я, игнорируя предостерегающий взгляд Анны.

Такеши откинулся назад и задрал рубашку, обнажив толстый диагональный шрам на животе.

— Судья не первая из моих хозяев, кто предал меня.

Я уставилась на ужасный шрам.

— Это сделал с тобой твой хозяин?

Он разразился лающим смехом.

— Нет, Лила, это моих рук дело. Там, откуда я родом, самоубийство иногда было единственной почётной смертью — гораздо менее позорной, чем признание поражения. Но со мной всё было иначе, — он прикрыл шрам рубашкой. — Я был воином и хорошо служил своему хозяину. Вкладывая все, что у меня было, с самого детства. Когда он приказывал мне убивать, я убивал, и у меня это очень хорошо получалось. Возможно, даже слишком хорошо. Когда он послал меня помочь другому господину защитить его земли от разбойников, я так и сделал. Но вместо того, чтобы быть благодарным, этот господин отвернулся от моего хозяина.

— Я так понимаю, твой хозяин не был снисходителен.

Такеши провёл рукой по животу.

— Всё было гораздо хуже. Когда я увидел, что этот соперничающий господин пытается уничтожить моего господина, я послал сообщение и получил в ответ приказ об убийстве. Я убил этого господина — разбойника, что позволило моему хозяину захватить его земли, — он склонил голову. — Я думал, он будет польщён. Но мёртвый господин был очень любим своим народом, и они восстали против своего нового господина. Они жаждали крови.

Он посмотрел на меня.

— Меня вызвали к моему хозяину. Перед всеми своими людьми и подданными своего мёртвого соперника он спросил меня, почему я так поспешно и несправедливо казнил господина. У меня был выбор: предать своего хозяина, признавшись, что он приказал убить его, или взять вину на себя, — он сжал кулаки. — Я сделал то, что требовала моя честь, и надеялся на помилование.

— Но ты его не получил, — мягко сказала я.

Он легонько коснулся живота ладонью.

— Сеппуку — это ритуал. Как только ты делаешь разрез, твой кайшакунин — твой помощник — прекращает твои страдания, отрезав тебе голову. Это быстро, — его голос был приглушён, а глаза остекленели. — Мой учитель сказал мне, что он будет моим кайшакунином. И я помню, как подумал: «я готов умереть за этого человека. Быть жертвой, которая умиротворит его новый народ». Я думал, что он делает мне честь, оказывая эту услугу, что это его последнее признание того, что я хорошо служил ему. Поэтому я встал перед ним на колени, вонзил нож себе в живот и вот так разрезал себе внутренности.

Он провёл пальцем поперёк шрама, от нижней левой стороны живота вверх по животу направо.

Анна вздрогнула и убрала его руку от тела. Он понаблюдал, как переплетаются их пальцы.

— Как ты думаешь, Лила, он оказал мне честь? — прошептал Такеши. — Как ты думаешь, он отплатил мне за верность, прекратив мою боль?

Я скрестила руки на груди и покачала головой.

— Он стоял надо мной с мечом в руке. Но он не довёл дело до конца. Вместо того чтобы прекратить мою боль, он наблюдал, как я страдаю. И это причиняло такую же боль, как и рана, сознание того, что он бросает меня, что я всего лишь инструмент, который можно выбросить, когда задача выполнена. Он позволил мне умереть вот так, у его ног. Он даже произнёс: «Милость слишком хороша для тебя», громко, чтобы все слышали. Чтобы укрепить их преданность, он обрушил позор на мою голову. Я умер, зная, что ничего не стою для него.

Такеши указал на шрамы на своём лице, оставленные когтями вместо клинков.

— Когда я оказался в этом городе, у меня хватило глупости надеяться. Но время шло, а за мной никто не приходил, и я всё понял. Это случилось снова. Годы службы. Годы страданий. И всё же я ничего не стоил для хозяина, которому так верно служил.

Анна обняла Такеши за талию и положила голову ему на плечо. Её глаза были крепко зажмурены, казалось, она пытается не заплакать. Мои собственные глаза защипало, пока я наблюдала за их болью.

— Прости меня, Такеши.

Я понятия не имела, что ещё сказать.

— Спасибо, — пробормотал он.

Затем резко отвернулся и подошёл к своему костюму Мазикина, который был прислонён к стене с оскаленным и покрытым шрамами лицом. Впервые я подумала о том, что он должен был совершить, чтобы пройти через это. Его грациозная, элегантная внешность была просто ещё одной маскировкой, которая делала его ещё более опасным, потому что было легко забыть, что это был человек, который обучил Малачи и Анну убивать, и которые действительно хорошо справлялись с этим. Но когда придёт время, действительно ли он поможет нам завершить миссию? Осталось ли в нём что-то от того мужчины, каким он был, после всего что случилось?

Он засунул свою маскировку в сумку.

— Нам нужно идти, если мы хотим сделать это сегодня. Владения Кузнеца совсем недалеко. Может быть, в десяти кварталах отсюда, в районе заводов. И все ещё на площади. Они устраивают лотерею.

— Чтобы узнать, кто попадёт в мир живых, — и завладеет телом бездомного. Или кем-то из моих одноклассников. — Если мы убьём тела Мазикинов здесь, пока их духи находятся внутри людей там, это положит им конец навсегда?

— Может быть, — сказал Такеши, бросив настороженный взгляд на Зип.

Она вытащила гребень, сделанный, по-видимому, из полированной кости, и начала расчёсывать волосы моей матери, тихо воркуя с ней. Казалось, они обе пребыли в своём странном маленьком мире, и я была счастлива, что ни одна из них не понимала ни слова из того, что мы говорили.

— У Мазикинов нет вечных душ, как у людей. Насколько я знаю, как только их тела умирают, они покидают мир. Они не появляются во вратах и не входят снова. Они крепкие создания, и их трудно убить, но в отличие от нас, они остаются мёртвыми. Если умирают их физические тела, то умирают и их духи, те их аспекты, которые владеют людьми. Я уверен, что тела Мазикинов, которые в настоящее время владеют людьми, хранятся в защищённом месте. Вероятно, рядом с порталом, который, скорее всего, находится в Костяном дворце.

— Значит… Костяной дворец?.. — Анна скорчила гримасу.

— Всё именно так, — сказал Такеши ровным голосом. — Я никогда не был внутри, но другого места, где мог бы быть портал, нет.

— Тогда мы проверим эту теорию после того, как приведём Малачи в безопасное место, чтобы он мог прийти в себя, — сказала Анна.

Я потянулась за своим плащом и перчатками, которые были сложены и оставлены на голом камне рядом с козьей шкурой, на которой я лежала. Если я дам себе волю подумать о Малачи и о том, что он сейчас чувствует, я начну кричать и никогда не успокоюсь. Поэтому я натянула перчатки на руки, завязала плащ на шее и пристегнула ножи к бёдрам.

Анна смутно объяснила Зип и Рите, куда мы направляемся, но на всякий случай не стала рассказывать им о нашем главном плане. Зип пообещала остаться в логове и быть наготове, когда мы явимся позже, а потом она утешила мою мать, которая разрыдалась, когда ей сказали, что я ухожу. И хотя она, казалось, едва замечала меня последние несколько минут, она подошла ко мне и взяла моё лицо в свои руки, глядя на меня янтарно-карими глазами, полными беспокойства и поразительной ясности.

— Cuidado con los monstruos. No deja que te roban los dientes, — прошептала она, наклоняясь вперёд и целуя меня в щёку. (примеч. с испанского: — Остерегайтесь монстров. Не позволяйте им впиться в вас зубами)

Я осторожно высвободилась из её цепких рук, хотя часть меня хотела закричать на неё — слишком поздно, как мёртвому припарка. Я не знала, как быть её дочерью. Я не знала, как принять эти слова любви или встревоженные взгляды, особенно когда они звучали так внезапно, поднимаясь из тумана её болезни и так же быстро погружаясь обратно. Поэтому я помахала ей рукой, натянула капюшон на лицо и последовала за Такеши, который повёл нас по каменистому пустынному проходу на улицу.

На этот раз он не заставил нас надевать поводки или ошейники. Они были надёжно спрятаны в его сумке. Такеши велел нам держаться поближе к нему и не высовываться, а потом вывел нас в предрассветный холод, который обжигал мои щёки и заставлял моё дыхание вырываться белыми облачками перед лицом. Вдали толпа на площади хрипло аплодировала.

— Они делают ему больно? — спросила я, сквозь саднящее горло.

— Не знаю, — ответил Такеши. — Он, наверное, сейчас не очень хорошо себя чувствует. Ему потребуется какое-то время, чтобы прийти в себя, чтобы его регенерированное сердце вновь получило достаточно кислорода, и чтобы мозг мог чувствовать боль.

Меня чуть не вырвало прямо на крошащийся под ногами бетон. Анна толкнула меня плечом, давая понять, что она рядом. Это было скорее утешением, чем предупреждением держать себя в руках, напоминанием о том, что я не могу позволить себе роскошь вести себя жалко.

— Здесь есть что-нибудь, что не сделано из бетона или стали? — спросила Анна, вероятно, пытаясь отвлечь меня от мыслей о Малачи.

Интересно, будет ли его сердце биться так же, как раньше, после того, как его неоднократно вырывали из груди, выживет ли его разум после того, как его тело подверглось такому ужасному насилию.

— Вообще-то это единственный строительный материал, который у них есть, — ответил Такеши. — Если не считать кости.

Анна поморщилась.

— Фу.

Мы пересекли пустынный перекрёсток. В конце квартала послышались стоны и визг, но я не повернула голову. Впереди замаячили заводы, яркие огни, затуманенные чёрным дымом. Воздух здесь был немного теплее, но зато был наполнен едким металлическим запахом, который обжигал мои глаза.

— Древесины нет? — спросила она.

Такеши рассмеялся.

— Здесь нет деревьев. Но полно песка. Между этими заводами и городскими вратами находится зона добычи полезных ископаемых. Соль, песок, известняк и железо. И нефть тоже. Эти материалы доступны им, и поэтому они делают бетон и сталь, и они очищают нефть для топлива. Под городом протекает река, и это единственный источник воды. Это очень трудное место, — его взгляд переместился с улицы на массивные дымовые трубы, маячившие перед нами. — Разве можно винить их за то, что они хотят сбежать?

— Да, — ответили мы с Анной одновременно.

Я врезалась в спину Такеши, когда он резко остановился.

— Что такое? — спросила я.

— В переулке, — тихо сказал он.

Он принюхался к воздуху.

Я посмотрела в ту сторону, куда он смотрел, вниз по боковой улице слева от нас. Может быть, это была вспышка белой кожи и тёмного плаща?

— Я могу пойти…

— Нет. Ждите здесь, — сказал Такеши и нырнул в переулок.

Он почти сразу же исчез из виду.

— Я уже дважды видела эту фигуру в плаще, — сказала я Анне, глядя на вход в переулок.

— Это наименьшая из наших проблем, — голос Анны был напряжён от беспокойства.

Я обернулась и увидела, что она стоит одна на перекрёстке, широко раскрыв глаза.

— Что?

— Бродить по улицам без хозяина противозаконно, — раздался голос из тени.

Моя кровь застыла в жилах, когда не менее десяти человек вышли из зданий и переулков, окружив нас и держа ножи наготове. В тот же миг я почувствовала лезвие у своего горла и услышала резкий крик, который дал мне понять, что Анна была в таком же положении. Мой похититель притянул меня к себе. От него несло потом и козлятиной. Я с трудом сдерживала свою панику.

— У вас есть разрешение на прогулку? — потребовал мужчина.

— Ага, — сказала я. — У меня есть разрешение прямо здесь.

Но прежде, чем я успела дотянуться до ножей на бёдрах, острая боль в горле заставила меня задохнуться. Хриплый голос моего противника загремел у меня в ухе.

— Попробуй, и я оторву твою хорошенькую головку.

Тёплая струйка крови, потекшая по вырезу моей туники, подсказала мне, что он серьёзно настроен.

Насколько это было возможно с ножом у моего горла, я посмотрела на Анну рядом со мной. Её руки были раскинуты в стороны, а горло было липким и красным, но её лицо было пустой маской. Я не могла сказать, знала ли она о том, что происходит, больше, чем я. Где же Такеши? Знал ли он, что за нами следят?

Я почувствовала, как лезвие немного сдвинулось. Вместо него толстые пальцы обхватили мою шею и приподняли голову. Темнокожий бородатый мужчина, на вид лет тридцати, встал передо мной, в то время как мужчина позади меня держал нож близко к моей коже. Пока моё внимание было сосредоточено на бородатом парне, один из его друзей вырвал клинок из ножен на моём бедре и поднёс его к своему фонарю.

— Это сделал не Кузнец, — прорычал мой бородатый противник.

— Кто же тогда это мог сделать, Назир? — спросил другой мужчина, с острым любопытством, разглядывая лезвие.

— Кто-то снаружи, — прошипел Назир.

Рот другого мужчины приоткрылся, когда его взгляд вспыхнул, остановившись на мне.

— Снаружи?

Мужчина позади меня ослабил хватку на моей шее, когда Назир сказал:

— Снимите с них оружие.

Ножны на бёдрах были сорваны с моих ног, и лезвие отодвинулось от моего горла, давая мне возможность осмотреться. То, что я увидела, заставило моё сердце ёкнуть. Руки Анны были связаны за спиной. Единственным оружием, которое у нас ещё оставалось, были гранаты, привязанные к её груди, но, учитывая, что наши руки теперь были грубо связаны, они не могли принести нам много пользы в данный момент.

— Четверо из вас останутся следить за рынком, — приказал Назир, схватив меня за руку и потянув вперёд. — Остальные пойдут со мной. Кузнец будет рад познакомиться с этими двумя.

ГЛАВА 10

Отряд людей повёл нас вниз по улице. Шестеро мужчин, относительно не горбатые и подтянутые, хотя у многих были ужасные шрамы, в основном следы когтей или укусов и язвы от волдырей. По тому, как они держали своё оружие, я могла сказать, что они знали, как обращаться с ним, но они не были воинами. Их взгляды метались из угла в угол, как будто они боялись, что кто-то в любой момент может выскочить и напасть. Несмотря на то, что большинство зданий в этом районе были освещены, их первые этажи были в основном пусты, а дороги были тихими, за исключением криков и приветствий, которые можно было услышать в нескольких кварталах от главной площади. Каждая волна шума ощущалась как празднование боли Малачи, поднимая мою ярость и разочарование на ступеньку выше. Мы зря теряли время. Каждая минута, проведённая нами в плену, была очередной задержкой в нашем плане спасения.

И куда делся Такеши? Неужели та фигура в плаще добралась до него? Может быть, это была ловушка, чтобы увести его? Казалось, что одному человеку будет не под силу остановить его. Но если это было так… почему он не остался сражаться? Втроём мы могли бы победить этих парней. Следит ли он за нами? Планирует ли спасти нас? Или просто ускользнул? Найдёт ли он способ проникнуть в логово Кузнеца, как и планировал? Все эти вопросы и предположения неслись в моём мозгу так быстро, что у меня чуть не закружилась голова.

Мы с Анной шли плечом к плечу, но это было не самое безопасное время для разговора. Теперь, когда с нами осталось всего шесть человек-стражей, ситуация всё больше походила на возможность, которую Такеши мог бы использовать для спасения. Но с каждым шагом по направлению к трёхэтажной стальной арке, обозначавшей вход на завод, моя надежда на засаду Такеши угасала.

Мы дошли до последнего квартала перед аркой, до ряда зданий, где открытые первые этажи гудели активностью. Всё, как и описывал Такеши, это была рыночная площадь, полная сверкающего металла. Мебель в одном здании, механизированные телеги в другом, инструменты различных типов в следующем, оружие в ближайшем к заводу ларьку, который маячил перед нами, испуская чёрный дым в ночное небо. На рынке работали люди в ошейниках, что указывало на их статус рабов. Они кружили возле товаров, переговариваясь с Мазикиными, которые рассматривали товары в каждом ларьке.

Когда мы проходили мимо места, где были выставлены инструменты, один из клиентов Мазикина зарычал и хлестнул своими длинными когтями по горлу хрупкого человека. Бедный мужчина закричал и упал на землю, схватившись за шею, а его кровь хлынула на бетонный пол. К нему подбежали ещё двое мужчин, но вместо того, чтобы помочь, они, как ни в чём не бывало, оттащили его за стенд с инструментами и бросили там, после чего поспешили обратно на свои места.

Один из наших похитителей, человек с ужасными шрамами от ожогов по всему лицу, прочистил горло:

— Это Карло.

— Позаботиться о нём надо? — спросил другой пижон с огромной покрытой волдырями лысиной и узловатым шрамом, спускающимся по щеке.

Его тёмные глаза были прикованы к Карло, когда мы проходили мимо витрины, скрывавшей его от глаз покупателей. Раны от когтей всё ещё сочились кровью. В любом другом месте он бы истёк кровью. Но здесь… Такеши говорил, что раны заживают плохо, но не убивают.

— Тебе придётся подождать, пока один из наших агентов не вернётся к вратам, Фил, — отрезал Назир, слегка подтолкнув меня. — Иначе его могут отправить на мясокомбинат.

— Тогда пусть его раны заживают сами, — проворчал парень, который держал Анну сзади за шею, слегка прижав кончик клинка к её лопаткам.

Фил, парень, который хотел «позаботиться» о Карло, только хмыкнул. Я не могла понять, хотел ли он предложить Карло милосердие или пытался выяснить, как сохранить его достаточно функциональным для дальнейшей работы.

Наконец нас провели под массивной металлической аркой вдоль фасада здания самого завода, а затем по длинному коридору. Покрытый шрамами отряд провёл нас через длинную узкую комнату, в которой доминировали бетонный стол для совещаний и стальные стулья с высокими спинками, затем по другому коридору, который привёл нас в помещение, похожее на демонстрационный зал для оружия. На стенах висели тяжёлые боевые топоры, длинные посохи и копья, а также изогнутые лезвия с зазубринами, которые выглядели так, будто могли вырвать человеку кишки простым поворотом запястья, оружие, сделанное для Мазикина предателем-Кузнецом, чтобы ранить таких людей, как мы. Мои собственные ножи вдруг показались мне бесполезными, их действие было подобно укусу комара по сравнению с укусом большой белой акулы.

К тому времени, как мы добрались до ниши, где стояли обитые козьей кожей стулья и изогнутые стальные столы, я поняла, что наш план проникнуть внутрь был довольно несбыточным. Это место тщательно охранялось лабиринтом, и каждый человек здесь был осторожен и бдителен, и все они, казалось, знали друг друга. Назир и его люди втолкнули нас в маленькую комнату. На одном из стульев в дальней стороне комнаты сидел невысокий мужчина. Несмотря на то, что он сидел, я могла бы сказать, что ему повезёт, если он перемахнет за полтора метра с такой подошвой на ботинках. Его толстые ноги были скрещены, а ботинки с острыми носками были тёмно-коричневого цвета, хотя и казались несколько поношенными. Он смотрел на нас из-под самых густых бровей, которые я когда-либо видела, но они не могли скрыть расчётливого блеска в его глазах. На вид ему было лет сорок, крепко сложенный, с квадратными плечами. Его чёрные волосы были гладко причёсаны и смазаны гелем, а кожа приобрела тёмно-оливковый оттенок.

— Что вы мне привели? — спросил он низким мелодичным акцентом.

Наверное, итальянский? А может греческий? Его брови подёрнулись, когда его взгляд скользнул по нашим лицам и телам без шрамов.

— Вы привели их прямо от врат? Это их первый обход?

Назир бросил один из моих набедренных ножей Кузнецу, который поймал его своей мясистой рукой.

— Схватили их всего в нескольких кварталах от рынка, направляясь в этом направлении. При них было это.

Кузнец вытащил один из моих ножей из ножен и поднёс его к свету. Его глаза широко распахнулись.

— Где ты это взяла? — прошептал он, когда его взгляд вернулся ко мне.

— Нашла на улице, — сказала Анна.

Пухлые губы Кузнеца изогнулись в улыбке.

— Лгунья.

— А это её ножи, — сказал Фил, бросив ножи Анны на низкий стальной столик перед Кузнецом.

Металл с ужасным грохотом ударился о металл, но Кузнеца, похоже, это не беспокоило. Он пробормотал что-то на каком-то иностранном языке, окидывая Анну заинтригованным взглядом.

— Метательные ножи? Ты умеешь ими пользоваться, дорогуша?

— Если ты развяжешь мне руки, я попробую, — ласково сказала Анна.

Кузнец фыркнул.

— Может быть, позже.

— Они явились извне, — сказал Назир ему. — Я уверен в этом.

— Как и я в этом уверен, — Кузнец посмотрел на свой покрытый шрамами отряд. — Мы были здесь так долго, — сказал он с оттенком грусти в голосе. — Но никто из нас не забыл, что за пределами этого купола есть миры. А это значит, что мы не забыли, что нас забыли… и всё это время мы страдаем, — он бросил нож Анны на стол, — мы покрываемся волдырями, — он указал на человека, всё лицо которого было сильно обожжено, — мы царапаемся и трудимся, чтобы избежать режущих когтей, — он указал на человека с узловатым шрамом сбоку лица, — и мы умираем.

Его ноздри раздулись.

— Знаешь ли ты, Назир, кто сейчас развлекает на площади наших хозяев Мазикинов?

— Кто-то, кого они называют «Капитан», — ответил Назир. — Всё, что я знаю.

Я стиснула зубы, когда Кузнец усмехнулся.

— Что ж, позволь мне просветить тебя. Капитан на площади не первый в своём роде, кто явился в наш город. Есть ещё один. Он причинил больше разрушений, чем любой другой под этим куполом.

Глаза Назира расширились.

— Страж?

Кузнец кивнул.

— Они смертельные враги наших правителей Мазикинов. Ибрам сам лично говорил мне, сколько боли и страха причинили эти Стражи. И мы все знаем, что Страж нам не друг. Он прячется в городе, пока мы расплачиваемся за его преступления. Так что нет, этот «Капитан» не первый, кто попал сюда, — его глаза злобно сверкнули, когда он повернулся ко мне и Анне. — И, похоже, не последний.

Люди позади нас начали что-то бормотать друг другу, но Кузнец остановил их свирепым взглядом, а потом снова обратить своё внимание на нас.

— Как вы сюда попали, дорогуши? Вы ведь не были одержимы, правда?

Мы обе молча уставились на него.

Он ухмыльнулся.

— И почему вы здесь?

И снова никто из нас не ответил. Честно говоря, я понятия не имела, каков правильный ответ. Если мы скажем, что пришли сюда, чтобы спасти Малачи и убить Королеву, это окажется самым быстрым способом быть прикованными рядом с Малачи, и, возможно, ещё одной причиной для того, чтобы они причинили ему боль. Но не было никакой лжи, которая казалась бы разумной. Кузнец знал, кто мы такие, и он знал, что мы пришли извне.

— Вы здесь, чтобы спасти своих товарищей? — спросил он тихим голосом.

Анна взглянула на меня.

— Нет, мы просто туристы.

Я знала, что она ожидала поддержки от меня, но я не могла отделаться от чувства, что её шутливая ложь только навлечет на нас неприятности.

— Мы здесь, чтобы спасти всех, — выпалила я, и глаза Анны сузились от гнева.

Она была моим капитаном, и мой выпад был на грани нарушения субординации. Но во мне росла уверенность, что именно это мы и должны сделать. Мне оставалось только надеяться, что Анна воспримет это именно так… скорее раньше, чем позже.

— Мы можем вытащить и вас, если вы нам поможете.

Что бы он ни ожидал услышать от меня, оказалось явно не тем, что я сказала. Он моргнул, его лицо покраснело, а затем он снова начал смеяться. Звук отскакивал от стен, от столов, беспощадно отдаваясь эхом. Он хлопнул себя ладонью по бедру, слёзы потекли из уголков его глаз. Из его ноздрей потекли сопли, и он провёл рукавом под носом. Мужчины вокруг нас молчали, слишком испуганные или слишком ошеломлённые, чтобы смеяться. А может, они вообще понятия не имели, почему он смеётся.

— Ах, это невозможно, — сказал он. — Судья отправила вас на самоубийственную миссию.

Я почувствовала, как Анна застыла рядом со мной. Кузнец тоже заметил это.

— Ты думала, что я не знаю Судью? Я не родился здесь, Страж. Никто из нас. И почти у каждого из нас есть небольшой опыт общения со смертью до того, как мы оказались здесь, — его голос стал громче, злее. — Я здесь уже сотни лет, хотя и понятия не имею, сколько пробыл в тёмном городе, прежде чем меня забрали Мазикины. Но я видел Стражей на улицах. А ещё я видел Святилище. И я слышал о Судье, которая там правит всем. В первые годы моего пребывания здесь я надеялся, что справедливость восторжествует. Разве не это должна гарантировать Судья? Но, ни разу ваша драгоценная Судья не посылала сюда никого, чтобы спасти меня, не говоря уже о других беспомощных несчастных в этом городе.

У них с Такеши было гораздо больше общего, чем они могли себе представить.

Внезапно он вскочил на ноги и пинком отшвырнул металлический стол в сторону, отчего ножи Анны разлетелись, а его люди разбежались в разные стороны в попытках уклониться от ножей. Он заковылял ко мне, и остановился, только когда его живот едва ли не коснулся моего.

— Я ни на секунду не поверю, что ты пришла сюда только для того, чтобы позаботиться о своих, — прорычал он.

— Хорошо, — отрезала Анна. — А что с того, если это правда? Мы пришли сюда, не для того, чтобы причинить тебе вред, так как насчёт того, чтобы отпустить нас?

Кузнец покачал головой.

— Вам следовало держаться подальше отсюда. Если я захватил двух Стражей, а потом отпущу их, я и мои люди окажутся на площади рядом с вашим капитаном.

— И что ты собираешься делать с нами? — спросила я, стараясь сохранить голос ровным.

Кузнец ухмыльнулся.

— Я использую вас, чтобы выманить Стража. Того, кто терроризирует наш город уже десять лет. И как только я получу вас всех, я подарю вас моей Королеве.

— Он не придёт, — выпалила Анна. — Он не допустит, чтобы его забрали.

В тот момент мне никогда не хотелось пнуть кого-нибудь сильнее, чем Анну. Кузнец, конечно, выглядел весьма довольным её ответом.

— Ну, тогда. Я с удовольствием попробую его выманить, — он повернулся к Назиру. — Отведите их в камеру, а мы пока подготовим двор.

Я скорчилась в углу камеры, прислонившись спиной к стене, не сводя глаз со стража, расхаживающего по коридору перед нами. Анна сидела в соседней камере и делала то же самое. Я понятия не имела, как долго мы здесь пробыли, но этот парень, с выставленным вперёд заострённым, покрытым волдырями носом, проходил мимо уже девяносто семь раз. Он начинал скучать.

Нас впихнули сюда со зловещим обещанием, что Кузнец придёт за нами, как только будет готов. Я слышала отдалённые звуки стройки, лязг металла о металл, рёв двигателей. Вибрация от перемещаемых и падающих тяжёлых предметов сотрясала пол. Я представила себе, что они строят, вероятно, платформу, подобную той, на которой был прикован Малачи. Может быть, Кузнец оповестит своих друзей Мазикинов? Что с нами будет, если он это сделает?

Теперь страж особо не торопился. Мы не двигались с тех пор, как нас поместили в эти зарешеченные камеры с бетонным полом, и он, вероятно, думал, что мы не представляем угрозы. Наконец, я услышала, как он тяжело опустился в коридоре, возле открытого окна, откуда он мог видеть стройку. Судя по тому, что я знала об этом городе, скоро наступит «Огненный час», так что я готова была поспорить, что им придётся сделать перерыв и спрятаться от жары. И, возможно, нам удастся сбежать, пока они это делают. Я была готова бросить вызов пожару, если это означало вернуться к спасательной операции.

— Анна, — прошептала я, придвигаясь поближе к решётке, отделявшей мою камеру от её. Когда она повернулась ко мне, я провела пальцем вдоль груди по диагонали.

— Гранаты? — произнесла я одними губами.

Один бросок по коридору — и у нас будет грандиозный хаос. И, надеюсь, достаточно большая дыра в стене здания, чтобы мы могли выбраться наружу.

Анна отвела взгляд.

— У меня их нет.

У меня свело живот.

— Что?

Она пальцами крепче сжала прутья решётки.

— Когда мы собирали вещи, чтобы прийти сюда, Такеши предложил положить их в его сумку.

Я ухватилась за прутья решётки между нами.

— Ты же говорила, что сама понесёшь их.

— Я передумала, лейтенант.

Костяшки моих пальцев побелели.

— Значит, теперь Такеши исчез вместе с нашими гранатами, — прошипела я. — Он выглядел чертовски заинтересованным ими, не так ли?

Она медленно повернула голову.

— Что ты пытаешься сказать?

— Я не знаю это парня, но давай сложим картину воедино. Он сказал, что они могут сулить отличную прибыль на чёрном рынке, и он точно сказал, что больше не считает себя Стражем. Он никогда не казался заинтересованным в том, чтобы помочь нам уничтожить портал, и он сказал, что это было бы самоубийством. А ты взяла и отдала ему наш единственный способ спастись! — я замолчала, когда услышала, что страж пошевелился и снова встал. Я прижала своё лицо ближе. Анна стиснула челюсти. — Откуда ты знаешь, что он не пошёл своей веселой дорогой, чтобы использовать их для торговли? Или вызвать ещё больше разрушений, которые только усилят решимость Мазикинов причинить вред Малачи?

Она наклонилась ко мне.

— Ты права, — сказала она. — Ты не знаешь Такеши.

— Ты уверена в том, что говоришь? Такеши не было десять лет. Люди меняются. Ты думала, что он явится неким благородным лидером движения Сопротивления, а вместо этого он всё время был сам по себе.

— Что бы ты сделала на его месте, Лила? Скажи мне, раз уж ты явно знаешь лучше всех нас.

Я отступила, побеждённая и прислонилась лбом к тёплым металлическим прутьям.

— Без понятия. Я просто не понимаю, почему он исчез. И почему он не пытался спасти нас.

— Я не знаю, — прошептала она. — Но я точно знаю, что он любит меня. И он любит Малачи. Он не позволит продолжать ему страдать.

— Оставив нас здесь, он именно это и делает.

Я хотела сорвать прутья со стены. Мне хотелось снести здание голыми руками. Где-то там Малачи собирался пережить «Огненный час». Закованный в цепи посреди площади, с хлипкой металлической крышей над головой. Кандалы станут такими горячими, что обожгут кожу. Лишь мысль об этом заставляет меня хотеть закричать.

— Тебе следует больше беспокоиться о том, что они собираются с нами сделать, — мягко сказала она. — Мы должны попытаться вырваться отсюда, прежде чем они закуют нас в цепи. Нам нужно придумать план.

Я опустилась на бетон, мои руки упали с прутьев.

— Я пыталась это сделать.

Я опустила голову на колени, внезапно почувствовав такую усталость, что больше не могла её держать. Ни гранат. Ни союзников. Ни выхода. За несколько часов до того, как мы станем публичным зрелищем.

— Есть идеи, капитан?

Анна вздохнула.

— Прямо сейчас, никаких.

— Дай мне знать, когда ты что-нибудь придумаешь.

Она не ответила. Если нам повезёт, они обезглавят нас. Может быть, если мы появимся у городских врат, у нас будет ещё один шанс сбежать. Я мрачно усмехнулась про себя. В царстве Мазикинов слово «повезло» приобрело совершенно новый смысл.

Когда грохот и рёв снаружи стихли, я погрузилась в мечты о Малачи, надеясь, что где-нибудь в этих зыбучих песках я найду наш путь к спасению.

ГЛАВА 11

Я проснулась от звона цепей. Рядом со мной Анна поднялась на ноги.

— Лила, — прошептала она. — А вот и они.

Я скользнула вверх по цементной стене, моё сердце начало колотиться. Воспоминания о Малачи, покрытом собственной кровью, с маской боли на лице, нахлынули снова. Так вот что нас ждёт впереди?

— Приказы? — спросила я, когда в коридоре послышались тяжёлые шаги.

— Мы должны посмотреть, что они устроили, — ответила она тихим голосом, затараторив. — Если ты сможешь схватить оружие, действуй. Я сделаю то же самое.

— Звучит неплохо, — прошептала я, когда двое мужчин подошли к нашим камерам.

Я подумывала о том, чтобы взять их на себя, как только они откроют наши двери, но по шарканью сапог я могла сказать, что они привели отряд помощников. Из этого коридора был только один выход, не считая зарешеченного окна, и без оружия мы с Анной вряд ли сможем прорваться через них всех.

Похожий на медведя человек с бледно-серыми глазами поднял пару кандалов.

— Кое-какие красивые украшения для тебя, — сказал он, ухмыляясь.

Стоя рядом с ним, Назир не выглядел удивлённым.

— Выпусти их и надень цепи, Холлоран. Не разговаривай с ними.

— Что вы собираетесь делать с нами? — спросила я.

Глаза Назира встретились с моими, и в них я увидела только сожаление и боль, никакой мягкости. Как будто всё доброе и сострадательное в нём окаменело много веков назад, оставив только каменную отрешённость.

— Ты послужишь примером. Он устроит представление Мазикиным. И он не успокоится, пока не получит то, что хочет.

То есть Такеши, который бросил нас. Ну ладно бы бросил меня, это я ещё могла понять. На самом деле я ничего для него не значила и никогда полностью ему не доверяла, как бы мне этого ни хотелось. Но мне было трудно понять, как он мог оставить Анну на произвол судьбы. Я видела, как он смотрел на неё, его глаза отражали тайные общие моменты и годы желания.

Назир вытащил одну из этих замысловатых отмычек из кольца, прикреплённого к его поясу, и открыл мою камеру. Я стояла неподвижно, пока Холлоран сковывал мои руки перед собой и лодыжки. Как только я была закована, они с Назиром сделали то же самое с Анной, которая смотрела на них с такой сильной ненавистью, что было удивительно, как их лица не испепелились.

Назир взял меня за руку и вывел в коридор. Его хватка была твёрдой, но не болезненной. Вооружённые мужчины и женщины, покрытые шрамами и волдырями, одетые в светлые кожаные плащи, стояли по обе стороны зала. Каждый из них держал оружие, ножи различных форм и размеров, некоторые крючковатые и зазубренные, некоторые длинные и широкие, некоторые изогнутые и узкие. Всё смертельно опасно. Они не хотели рисковать с нами. Холлоран шёл позади Анны, его мясистые пальцы сомкнулись на её затылке. Она была напряжена, как тетива лука, несмотря на то, что её шаги были затруднены цепями. Все дружно повернулись к широкой двери, и один из них придержал её для нас.

Когда мы вышли из коридора и прошли через массивные металлические двери, я ждала своего шанса. Назир отпустил мою руку, как только мы достигли огромного огороженного пространства, заполненного людьми и несколькими Мазикиными, одетыми в плащи с чёрными треугольниками, которые, как я теперь предположила, придавало им отличительную черту, как членов команды принуждения. Они смотрели на нас с хитрым нетерпением. Вероятно, никто из них не узнал нас, но Кузнец пригласил их в надежде выманить человека, который был карой для города в течение десятилетия, и они были здесь, чтобы убедиться, что он не оставит на свободе этого мужчину. В толпе было более двадцати человек с оружием за поясом и оскаленными зубами. Люди держались от них подальше, словно боялись привлечь их внимание. Только Назир и Холлоран держали головы высоко, когда мы проходили мимо.

Команда провела нас через проход в толпе, и когда Холлоран отошёл в сторону и толкнул Анну рядом со мной, наш пункт назначения появился в поле зрения. Судя по всему, мы находились в южной части завода. Справа от нас виднелась городская стена и туманный купол над нами, на поверхности которого клубился смог, освещённый огнями внизу. Пока мы сидели в тюрьме, наступила ночь, и это, вероятно, означало, что где-то в городе у моего любимого снова вырвут сердце. Я хотела спасти его от этого, но потерпела неудачу. Но я не собиралась сдаваться. Я буду терпеть всё, что они сделают с нами, и воспользуюсь любой возможностью сбежать. Я полагала, что одним из преимуществ невозможности умереть было то, что у меня были бесконечные шансы попробовать. Это также означало бесконечные шансы пострадать, но я и раньше переживала боль. И у меня никогда не было лучшей причины продолжать.

«Двор» как его назвал Кузнец, был окружён высоким прочным металлическим забором, по верхнему краю которого была натянута колючая проволока, а сверху на нас светили большие огни стадиона. Пространство было размером с футбольное поле, а впереди виднелись леса с площадкой наверху и металлическими ступенями, ведущими к ней. Как я и боялась, обстановка напомнила мне платформу Малачи на площади, и я готова была поспорить, что у Кузнеца были очень похожие планы на меня и Анну.

Он стоял на платформе, все его метр сорок при нём, щеголяя чёрным плащом. Он с мрачным лицом наблюдал за нами, а затем перевёл взгляд на низкий столик рядом с собой, его пальцы коснулись предмета, лежащего на нём. В другой руке он держал самодельный громкоговоритель, прикреплённый к проводу, который соединялся с огромными динамиками на металлической крыше над его головой. Когда мы спустились по ступенькам, он поднёс прибор к губам.

— Снимите с них кандалы на лодыжках. Пусть они сами приближаются к своей судьбе.

Его голос гремел из динамиков, установленных у здания завода и на верхушках металлических колонн между рядами ограждений.

Назир снял с меня кандалы и опустился на колени у ног Анны. Как только он расстегнул цепи Анны, Холлоран подтолкнул нас вверх по лестнице.

Огромная круглая голова Кузнеца снова появилась в поле зрения. Пока мы поднимались, наши ботинки мягко стучали по металлическим ступеням. На верхней площадке перил не было. Одно неверное движение и кто-нибудь может провалиться вниз, футов на двадцать. Интересная перспектива, хотя, похоже, чтобы сбить Кузнеца больше чем на несколько дюймов, потребуется грузовик «Мак»; он был сложен как танк и имел низкий центр тяжести, будучи таким маленьким. Я огляделась, пытаясь наметить возможный маршрут побега. Мы были примерно в десяти метрах от высокого колючего забора, который отмечал границу между заводом и городом на другой стороне. Блоки трёхэтажных цементных зданий были всем, что лежало за пределами. Где-то в полутора километрах отсюда Малачи стоит на своей платформе. Я подумала, не мерещатся ли мне далёкие приветственные возгласы.

— Добро пожаловать, — пробормотал Кузнец, окидывая взглядом меня и Анну.

Его толстые пальцы теребили связку ключей на поясе. В этом кольце, вероятно, был ключ, который мог отпереть цепи Малачи, но кольцо было вне досягаемости, хотя и было всего лишь на расстоянии вытянутой руки. Кузнец повернулся к Назиру и Холлорану.

— Поставьте их на место.

Назир резко схватил меня и закинул связанные руки за голову. Что-то в этом движении окатило меня ужасными чёрными воспоминаниями, и прежде чем я смогла остановиться, моё колено дёрнулось вверх и ударило его в пах. Он застонал и упал на колени.

— Мужчины! — закричал Кузнец, и грохот шагов подсказал мне, что мы недолго будем здесь одни.

Слева от меня послышалось хриплое ворчание и, оглянувшись, я увидела, как Холлоран свалился с края платформы, став жертвой резкого бокового удара Анны. Вопли снизу сказали мне, что он приземлился на испуганных зевак.

Я развернулась, готовясь сбросить с платформы как можно больше людей, но боль пронзила мою спину. Я посмотрела вниз и увидела кончик металлического лезвия, торчащего из середины моей кожаной туники. Кто-то проткнул меня насквозь. Когда липкие капли крови тяжело упали на мои ботинки, я опустилась на колени. Анна окликнула меня по имени, но я не смогла ответить. А потом горячее дыхание Кузнеца коснулось моего лица.

— Мне это не доставляет никакого удовольствия. Но ты не оставила мне выбора, Страж.

Он выдернул клинок из меня, вырвав влажный крик из моих лёгких.

Я начала наклоняться вперёд, но была поймана женщиной на верхней ступеньке лестницы.

— Поставьте её на место, — крикнул Кузнец.

Женщина что-то проворчала, поднимая меня.

— Не сопротивляйся ему, — прошептала она.

Потеряв сознание от боли, я была прижата к холодной металлической поверхности, мои руки были подняты над головой. Двое мужчин удерживали меня на месте, их пахнущие потом тела придавали мне вертикальное положение, в то время как третий мужчина привязал мои запястья к стене. А потом я осталась висеть, задевая пальцами ног поверхность платформы. Анна, всё ещё сопротивлявшаяся, через мгновение была прикована рядом со мной.

— Ты в порядке? — спросила я, едва в силах говорить громче.

Внизу толпа приветствовала наше представление.

— Лучше, чем ты, — сказала она.

Я посмотрела наверх — я не была привязана к платформе. Мои кандалы просто висели на крюке в стене. Если бы у меня были силы, я могла бы освободиться. Но я этого не сделала, я не могла пошевелить ногами. Неужели меня парализовало? Я не думала об этом, будучи живой, но неспособной бежать.

— Анна, — прошептала я срывающимся голосом.

Я снова была бесполезна, и это знание усилило мою боль до невыносимого уровня.

— Посмотрите, что происходит с врагами наших хозяев! — крикнул Кузнец. — Смотрите, что происходит с теми, кто создаёт проблемы в нашем городе!

Говорящая система передавала его гулкий голос через размахивающие руками толпы, заглушая их крики и приветствия. Он оглянулся на меня через плечо, сосредоточившись на кровавом месиве моего торса. Клянусь, я увидела вспышку сожаления, но это длилось недолго, он ухмыльнулся и повернулся к своим людям.

— Как же мне их наказать?

Он посмотрел на Мазикинов, которые были единственными, кто не аплодировал. Они выглядели настороженными, их круглые уши подёргивались, чёрные носы дрожали. Улыбка Кузнеца дрогнула, но тут же превратилась в решительную гримасу. Его толстые пальцы сомкнулись на кривом ноже, лежавшем на столе, который был завален орудиями пыток: плоскогубцами, лезвиями, инструментами, которые я даже не могла идентифицировать, все они, казалось, были предназначены только для того, чтобы причинять боль. Я закрыла глаза. Если у нас и был хоть какой-то шанс, то это была Анна. Если бы я могла привлечь его внимание, она могла бы остаться сильной и, возможно, сбежать. Я выдавила смешок из своего сдавленного горла, и Кузнец с удивлением повернулся ко мне.

— Тебя это забавляет?

Я проглотила металлический привкус крови на языке.

— Просто смешно, всё это. Какой же ты жалкий.

— Заткнись, лейтенант, — рявкнула Анна.

Внимание Кузнеца по-прежнему было приковано ко мне.

— У тебя странное чувство юмора.

— Нет, я просто поняла, что банальное клише… ну, правда.

Когда он вопросительно посмотрел на меня, я продолжила, заставляя свой голос звучать ровно:

— Ты всего лишь маленький человечек, который вытянул короткую соломинку, — я позволила своему взгляду скользнуть к его брюкам. — И ты упорно работаешь, чтобы компенсировать это, — я снова усмехнулась, хотя усмешка и вызвала волну агонии. — Не позволяй мне остановить тебя, чувак.

— Ты не сможешь, даже если попытаешься, — прорычал он.

Он поднял свой изогнутый клинок и подошёл ко мне, и я снова закрыла глаза, желая оказаться в другом месте.

— Но, может быть, я смогу, — раздался голос, искажённый визгом обратной связи аудиосистемы.

Кузнец вздрогнул, и толпа притихла.

— Кто это?

— Ты сам пригласил меня сюда, — откликнулся голос.

— Покажись, — прорычал Кузнец.

Он быстро подошёл ко мне и прижал клинок к моему лицу. Мой глаз дёрнулся, когда лезвие ножа врезалось мне в кожу, но я промолчала.

— Отпусти их, и я не причиню вреда никому из вас.

Бестелесный голос произвёл на толпу поразительное впечатление. Многие из присутствующих пригнулись, их глаза метались от одного громкоговорителя к другому, как будто претендент действительно прятался внутри одного из них. Мазикин опустился на четвереньки и двинулся к краю двора, к забору, лихорадочно оглядывая толпу, сверкая клыками и скрючив когти.

Кузнец засмеялся.

— Если ты тот, за кого я тебя принимаю, то ты один. Просто ещё один человек. Твои угрозы пусты.

Голос цокнул.

— Я один, — усмешка. — Но я всегда считал себя особенным. Отпусти их.

Лезвие Кузнеца прочертило резкую линию боли на моём лице, и я закричала.

— Покажись, и тогда мы сможем поговорить, — сказал Кузнец скучающим голосом.

Но его рука дрожала, когда он вытирал окровавленный нож о мою тунику.

— Ну, ладно, Кузнец. Я здесь.

На этот раз голос исходил не из громкоговорителя.

Он раздался всего в нескольких метрах над нами. Мужчина спрыгнул с металлической крыши нашей платформы, заставив нескольких других людей упасть на землю, пока он расчищал путь к Кузнецу, используя свои кулаки и ноги. Он скинул капюшон и ухмыльнулся, когда Кузнец попятился к столу с орудиями пыток.

Чёрные волосы Такеши торчали во все стороны, когда он наклонился над Кузнецом и вскинул брови.

— Приятно, наконец, с тобой познакомиться.

ГЛАВА 12

Двое из приспешников Кузнеца схватили Такеши за руки и оттащили его от своего босса, но ему потребовалось всего мгновение, чтобы расправиться с ними. Его глаза вспыхнули тёмной яростью, когда он перепрыгнул через Кузнеца и вскочил на стол. Он поднял руку над головой.

В руках он держал гранату.

— Я принёс тебе подарок, — тихо сказал он Кузнецу, который прижался к металлической спинке платформы рядом с Анной. — Созерцай.

Такеши метнул гранату над головами толпы. Она приземлилась рядом с группой Мазикинов, которые стояли у забора. Они отпрянули, но затем подошли ближе к маленькой чёрной сфере. Их носы подёргивались, когда они принюхивались к ней.

Я повернула голову, но оглушительный взрыв прижал меня к металлической стене и мои цепи загремели. Открыв глаза, я увидела, что Такеши стоит передо мной и Анной, в одиночку сражаясь с тремя мужчинами. Кузнеца нигде не было видно. Крики и вопли сливались в приливную волну шума.

Тощий мужчина с узловатыми пальцами скользнул за спину Такеши и потянулся к нему, но Анна вывернула ноги и обвила его шею раньше, чем тот успел сделать что-либо. С тошнотворным треском он рухнул на пол платформы.

— Спасибо, — поблагодарил Такеши, не оборачиваясь.

— Отойди немного назад, — сказала Анна.

Он тут же повиновался ей. Она обвила ногами его талию, пока он продолжал бороться, и в одно мгновение сняла свои скованные запястья с крюка над головой. Она спрыгнула на платформу. Её тёмные глаза скользнули по мне.

— Держись крепче.

— Очень смешно, — пробормотала я.

В одно мгновение она завладела столом пыток. Даже со скованными руками во все стороны летели заточенные орудия, сбивая противников, которые с криками и удивлёнными воплями падали с нашей возвышенной сцены.

— Мы должны добраться до той бреши в заборе, — сказала она задыхающимся голосом.

— Или я могу сделать ещё одну, — сказал Такеши, расправляясь с очередным противником.

Он сунул руку в карман брюк и вытащил ещё одну драгоценную гранату. Он швырнул её в ближайшую к нам секцию забора, потом сбил с платформы ещё одного человека и повернулся ко мне лицом.

— Пора идти, Лила, — тихо вымолвил он, затем обхватил меня за талию и поднял.

Мои руки соскочили с крюка и безвольно упали передо мной. Жгучая боль исходила из раны в животе, заставляя меня спотыкаться.

— Прости, что не смог воспрепятствовать ему раньше, — сказал Такеши. — Я не ожидал, что ты будешь драться с ними.

— Инстинкт, — выдохнула я, когда он потащил меня к ступеням платформы.

— Анна, — позвал Такеши.

— За вами. Я прикрою вас, — ответила она.

Бум. И мы были отброшены назад, когда забор перед нами взорвался в ослепительной вспышке, сотрясая ступени под нашими ногами. Люди завизжали и бросились врассыпную, и теперь площадь была усеяна лишь несколькими Мазикиными и горсткой гвардейцев Кузнеца. Я понятия не имела, куда убежал их предводитель, хотя и жалела, что он не остался сражаться. Я бы с удовольствием посмотрела, как Такеши даёт ему почувствовать, каково это, когда лезвие вонзается ему в живот.

Мы слышали, как Мазикины рычат и огрызаются у нас за спиной. Они быстро приближались. Такеши потащил меня к широкой секции, которая была пробита в заборе, но краем глаза я увидела, что к нам на четвереньках галопом мчится охрана правопорядка.

— Так… — начала я, но тут Анна свалила Мазикина ударом ножа в череп.

На полпути вниз по ступенькам она указала нам в сторону улицы и повернулась лицом к другому нападающему существу.

Сбитые Мазикины были разбросаны по двору, орудия пыток вонзились им в горло и грудь. Такеши вытащил меня на дорогу за оградой и бросил там.

— Анна, — только и сказал он в качестве объяснения.

Я лежала на грубом бетоне, глядя на его осыпающуюся поверхность и прислушиваясь к животным крикам боли, доносящимся со двора. Затем появились Анна и Такеши. Они схватили меня под руки, и мы помчались, мои пальцы скользили по земле, пока мы бежали по почти пустым улицам. Мы несколько раз сворачивали в тёмные переулки, прежде чем шмыгнули в какую-то нишу, где пахло мусором и мочой. Когда мы остановились, я снова услышала отдалённые аплодисменты. Анна выругалась и что-то сказала Такеши по-испански. Он ответил, и она замолчала.

Такеши наклонился поближе и внимательно осмотрел моё лицо в тусклом свете ламп, лившемся из окон над нами.

— Я воспользовался первым же шансом, чтобы вытащить вас оттуда.

Я хотела спросить у него, куда он исчез, но у меня не было ни дыхания, ни сил.

— Всё в порядке, — сказала Анна. — Кроме… — она прижалась к нему и пристально посмотрела мне в лицо. — Ты такая глупая, — сказала она, слегка встряхнув меня. Но её голос звучал мягко.

— Она исцелится, — сказал Такеши. — Хотя не совсем и не очень хорошо.

Выражение лица Анны исказилось.

— Есть ли что-нибудь, что может ей помочь?

Такеши поджал губы.

— На ум приходит только одно, но Лиле это может не понравиться. Теперь у нас есть выбор: идти в мои безопасные покои или…

— Всё, что угодно, — сказала я слабым голосом. — Я должна быть способна драться.

— За все годы, что я провёл в городе, — сказал Такеши, — я видел много странностей. Но самое странное это ключ к выздоровлению Лилы. Это редкость, но я видел, как это работает. Лила — один из немногих людей в городе, кто может иметь к нему доступ.

— И что же это? — спросила Анна.

— Идёмте, — сказал он, снова поднимая меня. — Я расскажу вам, как только мы доберемся до места.

— Куда мы направляемся?

— Обратно к Зип. Лиле нужно побыть с матерью.

* * *

Такеши и Анна поддерживали меня, пока мы ползли по переулкам и карабкались по улицам, приближаясь к площади.

— А что насчёт Кузнеца? — спросила Анна, пока мы шли. — Он не предупредит Мазикинов о нашем присутствии? Он знал, что мы здесь из-за Малачи, хотя и не понимал всего плана.

— О, он их предупредит. Но мы позаботились о том, чтобы никто из Мазикинов во дворе не дожил до того, чтобы рассказать об этом, и большинство людей и существ, вышедших сегодня вечером, уже были возле площади, где Королева устраивает своё шоу. Только те, кто был верен Кузнецу и его дружкам Мазикиным, пришли посмотреть, кого он схватил. За ним числится история пыток нарушителей в его дворе, и я подозреваю, что никто и не думал, что вы сильно чем-то отличаетесь.

— Но он знал, что мы такие же, как ты, — сказала Анна. — И он был в ярости. Он хотел поймать тебя.

— Он хотел угодить своим хозяевам, — ответил Такеши напряжённым голосом.

— Он сказал, что ты причинил много неприятностей, — пробормотала я.

Я ненавидела Кузнеца и ненавидела то, что он сделал, но в каком-то смысле его слова имели смысл. Такеши был одержим желанием спровоцировать Мазикинов, но мне было интересно, подумал ли он о последствиях для обычных людей в городе. Кузнец сказал, что их наказывали за преступления, совершённые Такеши. Неудивительно, что они его ненавидят.

— У нас есть немного времени, прежде чем они поднимут тревогу.

Такеши затащил меня в очередной переулок, едва успев избежать столкновения с проезжавшей мимо телегой, которая изрыгала чёрный дым на освещённую фонарями дорогу.

— Мы оставили Кузнецу настоящий беспорядок, да и к рассвету на улицах никого не будет. Но как только солнце зайдёт, он пошлёт кого-нибудь предупредить Королеву.

— А это значит, что мы должны спасти Малачи до этого, — тихо сказала Анна. — Если Мазикины узнают, что мы здесь и намерены спасти его, они постараются сделать это невозможным. Может быть, сегодня наш единственный шанс вытащить его оттуда.

— Согласна, — сказала я сдавленным голосом.

— Согласен, — эхом отозвался Такеши. — Вот мы и пришли.

Они повели меня вниз по узкой лестнице в каменистый туннель. Мои штаны были жёсткими от крови и Бог знает чего ещё, просачивающегося из зияющей раны в животе, и мне казалось, что половина моего лица была оторвана. Мы подошли к закрытой металлической двери. Такеши поцарапал её, заскулил и закашлялся, без сомнения говоря что-то на языке Мазикинов.

Дверь быстро открылась, и появилась Зип, одетая в козье платье. Теперь её когти были накрашены чем-то белым. Когда они внесли меня в её берлогу, я услышала путаницу разных языков, смысла которых не понимала. Такеши разговаривал с Зип на языке Мазикинов. Анна говорила с ними обоими по-испански. Такеши и Анна говорили друг с другом по-японски. Я позволила им опустить меня на козью шкуру, окрасив её в красный цвет. Боль была бездонной. Я тонула в ней.

Кто-то ткнул меня пальцем в лоб.

— Qué se robaron los dientes? — прошептал голос, который, как я знала, принадлежал моей матери. (примеч. с испанского: — Зубы вырвали?)

Анна ответила ей по-испански, и что бы она ни сказала, моя мать заплакала. Она перевернула меня и притянула к себе. Янтарные глаза внимательно изучали мои глаза. Они снова были в сознании, полны беспокойства. Она прищурилась, глядя на мой рот, игнорируя мои попытки уклониться.

— Me alegro que todavía tienes los dientes. Pero si te los hubieran robado, te daría los míos. (примеч. с испанского: — Я рада, что у тебя всё ещё есть зубы. Но если бы их украли, я бы отдала свои).

— Почему она всё время спрашивает о зубах Лилы? — спросила Анна.

Такеши рассеянно пожал плечами, полностью сосредоточившись на мне и моей матери.

— Я не знаю, сработает ли это.

Мама принялась гладить меня по волосам.

— Прекрати, — хрипло сказала я.

Это было уже слишком. Слишком странно. Слишком больно. Но я была чересчур слаба, чтобы двигаться, поэтому всё, что я могла сделать, это умолять её словами, которых она даже не понимала. Слёзы обожгли мои глаза, когда я взглядом отыскала Анну.

— Пусть она оставит меня в покое.

Я слабо отмахнулась от её рук, когда мама принялась убрать локоны с моего лба.

Надо мной нависло лицо Такеши.

— Мы не можем, Лила. Если ты хочешь исцелиться.

— Разве я не могу исцелиться без того, чтобы она не сжимала меня вот так?

Я едва могла дышать.

Он покачал головой.

— Прости. Она должна касаться тебя, — он слабо улыбнулся мне и объяснил: — Много лет назад когда я прятался в заброшенной берлоге, я услышал шум снаружи. Я выглянул наружу и увидел мужчину, несущего женщину, которую сильно покалечил Мазикин. Он опустил её на землю, они оба слишком устали и были ранены, чтобы идти дальше. И там, прямо в этом тихом туннеле, я увидел единственное чудо, которое когда-либо видел в этом ужасном месте. Он поцеловал её в лицо и прижал к себе. Он плакал. Хотя я видел здесь много слёз, большинство людей испытывают слишком сильную боль, чтобы плакать о ком-то, кроме себя. Но он плакал по ней.

— Значит, тот факт, что он любил эту женщину, был чудом? — спросила Анна без особого энтузиазма.

Мама принялась меня укачивать. Она пела какую-то песню, которая неприятно отдавалась эхом в моей голове, царапая стенки моего черепа, не давая мне оторваться от себя. Её сердце громко билось у меня в ушах.

— Если бы ты понимала, что здесь происходит, то осознала бы, что это настоящее чудо, — тихо сказал он, поворачиваясь к Анне и проводя пальцами по её лицу и шее, а затем вниз по руке. — А ещё и то, что это было больше, чем забота, и больше, чем просто доброта. Это единственная причина, по которой я могу думать о том, что произошло дальше. Женщина исцелилась. Так быстро, что я не мог поверить своим глазам, так хорошо, что в течение часа она поднялась на ноги, несмотря на то, что её почти выпотрошили. Её кожа срослась и…

Такеши наклонился и задрал мою тунику. Я машинально схватила его за запястье, и он ухмыльнулся.

— В твоей хватке снова появилась сила, — он посмотрел на Анну. — Это определённо работает.

Я отпустила его руку, встретившись с ним взглядом, и он кивнул мне.

— Твоя рана затягивается.

Ошеломлённая, я посмотрела на свой живот, измазанный кровью, но уже не кровоточащий. Мама не разжала объятий и продолжала петь, мечтательно улыбаясь, прижимаясь щекой к моей щеке, прям как семнадцать лет назад, когда я была ещё её ребёнком, а она — самой собой.

— Любовь, — прошептал он. — Ты одна из немногих людей в этом городе, кого любят, Лила.

Я моргнула, глядя на него, заметив, как боль отступает, как мой живот покалывает, и всё моё тело становится тёплым. Это было намного лучше, чем исцеление, которое я испытала от рук Рафаэля, чей метод больше походил на сжигание заживо. Это было… прекрасно. Это успокаивало. И пока я лежала там, незнакомые руки моей матери обвились вокруг меня, истина кровоточила во мне и спиралью прокладывала свой путь вдоль моих конечностей. Рита Сантос, моя мама — любила меня. Она, может, и бросила меня. Подвела меня. Но, несмотря на это, её любовь была настоящей. Несовершенна, да, но глубока и прочна. Это было большое чувство, давящее на крепость вокруг моего сердца. Я сильно зажмурилась.

Такеши и Анна устроились у стены рядом с нами, ища покой и прибежище друг в друге.

— Мы выйдем на рассвете, — сказал Такеши. — Перед «Огненным часом». А до тех пор отдохнём.

— Малачи, — прошептала я. — Мы так и не получили того, что нам было нужно, чтобы снять с него цепи.

Такеши усмехнулся.

— Ты думаешь, я оставлю твою жертву без награды?

Он сунул руку в карман и вытащил красивое, замысловатое металлическое сокровище.

— Именно поэтому мне пришлось ждать подходящего момента, чтобы спасти тебя. Мне нужно было выхватить главный ключ Кузнеца.

Ещё несколько часов, и мы спасём Малачи. С этим знанием я погрузилась в мамины объятия, позволяя её невероятной, ущербной любви снова сделать меня прежней.

ГЛАВА 13

Я пряталась в переулке в квартале от площади, пот стекал по моему лицу.

Анна присела на корточки рядом со мной, вглядываясь в обожжённый солнцем бетон.

— На площади, наверное, как в печке. Такеши сказал, что уже почти наступил «Огненный час».

— Так что, думаю, нам лучше поторопиться, — я посмотрела в её тёмные глаза.

— Эй, кто здесь капитан? — спросила она, но без лишней колкости.

Я знала, что она хочет вытащить Малачи оттуда. Она просто не хотела быть сожжённой в процессе, и я не могла винить её.

Такеши бесшумно появился позади нас.

— На площади всего два стража, по крайней мере, те, которых мы видим. Вероятно, в зданиях по периметру есть ещё несколько таких же. Очень скоро они все будут внутри, когда наступит «Огненный час», но это также будет самое опасное время для входа на площадь. Малачи стоит под навесом, потому что они не хотят солнцу дать полностью уничтожить его тело.

Не желая предложить ему даже несколько часов целостности, они не хотели, чтобы он умер и снова появился у городских врат. Вместо этого они держали его едва живым и постоянно страдающим. Моя ярость переполнила меня, сильнее и горячее любого пламени.

— Мы не можем позволить никому из них сбежать и поднять тревогу, — сказала Анна.

— Тогда мы должны идти сейчас. — Такеши поднял капюшон, а затем сунул руку в карман плаща и вытащил главный ключ Кузнеца.

— Ты хочешь, чтобы я это сделала? — спросила я.

Анна подтолкнула меня локтем, убеждая взять его.

— Я думаю, что ты лучше всех подходишь для этой задачи.

Я приняла ключ.

— Вы двое справитесь со стражами?

Анна кивнула, глядя на пояс с гранатами, висевший на груди Такеши. Мы не хотели использовать их, если не будет на то необходимости. У нас осталось только шесть, благодаря усилиям Такеши во дворе Кузнеца. Но если бы они нам понадобятся, то «Огненный час» станет идеальным прикрытием, так как взрывы были обычным делом в это время дня и не вынудят Мазикинов бежать на разведку.

— Мы позаботимся о них, — она повернулась ко мне. — Малачи нужно будет услышать твой голос, Лила. Обязательно поговори с ним. Ему понадобится любая мотивация, которую ты сможешь дать ему, чтобы спуститься с той платформы, — она посмотрела на меня печально и серьёзно. — Он в плохом состоянии, и…

— Я знаю, Анна. Давай просто заберём его, ладно? Зип ждёт?

— Да, — сказал Такеши. — В одном из коридоров над её берлогой открывается вид на площадь. Она наблюдает и готова.

— Тогда это всё. Спасибо вам обоим, — тихо сказала я, сжимая ключ в кулаке.

Я последовала за Такеши по переулку. Жара усиливала зловоние города: жареное мясо, бензин, кровь, дерьмо и пот. «Вот так, — подумала я, — пахнет ад». Я натянула капюшон на волосы, когда солнечный свет ударил в меня, обжигая кожу. Удивительно, но я чувствовала себя сильной, готовой прорваться сквозь цепь своих врагов. Любовь исцелила меня, и теперь моя любовь спасёт Малачи. Всё так и будет.

Мы стояли в углу площади и смотрели вдаль. Мне придётся бежать прямо через неё и подниматься по ступенькам, чтобы добраться к Малачи, который стоял под широким куском рифлёного металла. Его пот струился тонкими ручейками сквозь кровь, покрывавшую кожу. Его глаза были закрыты. Под грудной клеткой виднелась страшная огромная рана. Слёзы защипали мне глаза, пока я смотрела на него. Я снова задумалась о том, что все эти травмы могли сделать с ним. Неужели он всё ещё там?

Я отогнала страх прочь. Он станет тем, кем был, и единственное, что имело значение — это спасти его от новых страданий.

— Вон те стражи выглядят довольно жалко, — прошептала я, указывая на грязных существ, которые сидели по обе стороны ступенек с низко надвинутыми капюшонами, даже их морды не высовывались наружу.

Такеши, стоявший рядом со мной, кивнул в сторону широкого здания, занимавшего большую часть квартала рядом с огромной цементной аркой, которая отмечала дорогу к Костяному дворцу.

— Остальные стражи, наверное, уже там. Единственная угроза, которую они ожидают, исходит от самого Малачи, но они так же хорошо, как и мы, видят, что теперь он никуда не денется.

— Хорошо, — хрипло сказала я, засовывая ключ в карман брюк. — Я могу убить одного из тех стражей у платформы, но не обоих.

Я вытащила нож и зажала его в правой руке. Твёрдый, желанный вес был продолжением моего тела.

— Я возьму того, что слева, ближе к арке, — сказала Анна.

— А я займусь теми, что в здании, — сказал Такеши. — Они будут спать. Анна поможет мне, когда покончит со своими. Лила, когда ты освободишь его, вход в логово Зип вон там, — он указал на переулок в противоположном конце квартала от нас. — Она будет ждать, чтобы отвести вниз до того, как кто-нибудь узнает, что происходит.

— Поняла.

В нескольких кварталах от нас земля содрогнулась от ударного гула. Начинался «Огненный час»

— Сейчас! — крикнула Анна.

Мы бросились на площадь. Мой плащ развевался позади меня, а мои ноги стучали по бетону. Мои ботинки на мягкой подошве были настолько бесшумны, что страж-Мазикин не заметил моего приближения, пока я не оказалась менее чем в двадцати метрах от него. Он громко тявкнул и встал на задние лапы, но я оказалась на нём до того, как он успел вытащить кинжал из-за пояса. Я использовала его движение против него, низко пригнувшись и выкинув вперед руку с ножом, погружая свой клинок в живот стража и выкручивая его внутри. Кровь потекла по моим рукам, когда Мазикин дёрнулся. Я быстро выдернула нож и обхватила руками его бьющееся конвульсиями тело, затем швырнула его на землю. На другой стороне площади визг стража-Мазикина резко оборвался. Анна сделала своё дело. Мой противник всё ещё брыкался и задыхался. Его когти вцепились в мой плащ, но не порвали его, и я позволила ему сопротивляться, когда выпрямилась и ударила изо всех сил прямо в горло Мазикину. Он булькнул и обмяк.

Я прыгнула на ступеньки, всё ещё слыша звуки отчаянной борьбы, доносящиеся из здания, где Такеши сражался с оставшимися стражами. Но я не остановилась и даже не посмотрела в его сторону, моей миссией был Малачи, и я смотрела только на него. Малачи, казалось, не обращал внимания ни на шум, ни на драку, ни на жару. Его глаза оставались закрытыми, когда я добралась до верха платформы и вытащила ключ из кармана брюк.

Моё сердце мучительно сжималась при виде его, такого близкого, такого изодранного.

— Малачи, — тихо сказала я, вкладывая всю свою надежду в это драгоценное слово. — Малачи, это Лила.

При звуке моего голоса его глаза распахнулись и остановились на мне. Он попытался заговорить, но из горла вырвался лишь тихий стон. Его губы шевелились, но он, казалось, не мог выдохнуть ни слова. Я осторожно коснулась одного из немногих неповреждённых мест на его груди. Он вздрогнул, и я одернула пальцы, скользкие от его пота и крови.

— Шшш, я здесь.

Кандалы на его шее были сняты первыми. Я вставила ключ в замок и мысленно вознесла благодарственную молитву небу, когда он легко повернулся и позволил тяжёлым железным манжетам соскользнуть с его шеи. Он застонал, и его голова упала вперёд. Я опустилась на колени у его окровавленных, покрытых волдырями ног и сняла кандалы с его лодыжек. Я освободила его правую руку, которая тяжело упала на бок, обнажив глубокие раны на запястьях, где он пытался освободиться. Прижав его тело к своему, отводя глаза от едва прикрытой раны, покрывающей его восстанавливающееся сердце, я сняла наручники с его левого запястья.