Характеристика

ВЫЯСНЕНИЕ

Сборник, которому предпосылаются эти слова, может быть сочтен обзорным в двух смыслах: и относительно показа того, каков нынче молодой болгарин, и касаемо того, каков собою сегодняшний молодой болгарский писатель. Свидетельство дается самое современное: в книгу отбирались прозаические творения, увидевшие свет в восьмидесятые годы, вплоть до 1985-го, отбирались те, что принадлежат перу авторов, родившихся в сороковые-пятидесятые годы, если не дебютантов, то не позабывших еще свой дебют, а значит — полных надежды на будущее развитие.

Вот и видится нелишним предпослать сборнику два взаимосвязанных суждения: о современных молодых болгарах, какими они встают на литературных страницах, и об их соотечественниках и сверстниках, ставших на писательскую стезю. Знание предмета изображения доказуемо само собою. Что же мы можем разглядеть в коллективном сем слове?

Те герои, что изображены в повестях и рассказах, родственны друг другу многими чертами, вместе дают и очерк и портрет поколения. Поколению этому, как читаем мы, свойственна подчеркнутая жадность к жизни. Жадность познать ее, сориентироваться в ней и пригодиться ей. Приискание не местечка, а места в этой жизни — первейшая задача, ведущий душевный мотив, основа, на которой ткется характер в своих уже индивидуальных чертах. Внутренний непокой, стремление — по-болгарски стремеж — определиться в действительности, определиться личностно зовет к людям, в прозу житейскую и к пафосу совершенствования общества. Это основа сюжетов произведений, это главенствующий сюжет реальной жизни. Не станем в предисловии пересказывать сюжеты, читатель сам разберется, что тут к чему, однако подоплеку, самобытность их хочется подчеркнуть. Не станем забывать, нынешняя молодежь Болгарии врастает в уклад, определившийся за десятилетия социалистического преобразования, не говоря уж о славных и нелегких предшествующих веках, то есть приходит на ниву разработанную, если не на готовенькое, во всяком случае, на конкретное, на уровень достигнутого, давшегося немалыми трудами предшествующих на этой земле людей.

И жадность к жизни прежде всего выливается в тягу постичь то национальное достояние, которое передается по наследству. Ограничиваться наследством молодые люди не желают, но и двинуться далее, не пережив в душе и разуме свою предысторию, тоже нельзя. Оттого во многих вещах читаемого сегодня сборника сюжет на том и строится: нетерпеливое желание утвердить себя наказывается — иногда матерински мягко, иной раз отечески сурово — основательными уроками народной основательности, грамотной жизнедеятельности. Чего скрывать, запросы молодого поколения высоки и масштабны, обгоняя высоту духа и сомасштабность собственного вложения. И не так-то оно дурно, пускай даже кто-то из старших раздражается сим дисбалансом, юный максимализм естествен и потенциально плодотворен, если, правда, только обратишь себе на пользу родительские уроки действительности, возмужаешь не в противоположении ей, а согласно основному ее чистому течению. Максимализм пособит воздержаться от приспособленчества, от ленивого и своекорыстного поиска тихой пристани. Когда жажда утвердить себя синонимична жажде познать наличествующее в его движении от былого к будущему, познать ради обретения позиции борца, созидателя, непременного участника истории отечества, тогда все прекрасно: жажду такую никогда не утолить, и жизнь твоя будет в радость тебе и другим. И права литература, смолоду утверждающая подобные ориентиры.

У всякого поколения они в чем-то свои особенные. Ведущий публицист, исследователь народной характерологии Ефрем Каранфилов отмечает: «Наше национальное своеобразие не статично. Оно всегда в процессе движения, хоть и связано всегда с конкретным историческим моментом. Новые революционные фигуры раскрывают новые страницы нашей истории и новые стороны нашей народностной характеристики… И вот что еще: любовь к родине у нашего народа на редкость застенчивая. Надо уловить ее дух, а не яркие краски развевающихся знамен или шум лозунгов. Надо приступать к основе этого старого и благородного чувства через постижение, вживание в него, через бегство от всяческих штампов, и с разборчивой любовью». Что ж, в предлагаемом сборнике мы видим достаточное соответствие таковой программе действий в конкретности восьмидесятых годов.

Эти соображения мы сознательно высказываем именно в разговоре о коллективном портрете, а не об авторских индивидуальностях — не станем спешить с похвалами, что-де с первых шагов писатели добираются до открытия решительных обобщений. Но ежели произнести, что поиск ведется в том направлении, такое получится справедливым. Герои бытуют не в гладкости, не в застылости, они могут быть наивны и даже поверхностны, а не то амбициозны сверх меры, но спрятаться от реальности не в их духе и не в их силах. Жадность постижения и достижения ведет их к самоопределению, к отталкиванию жадности как таковой — мещанского скупердяйства в сердце и в доме, В социальных своих предпочтениях. Естественно, показ этого хотя бы противоположения влечет за собой не благостные картинки взаимодовольства, а резкое обозначение нравственных разноречий, недостатков, как говорится.

Герои чуть ли не всех собранных здесь произведений настоятельно выясняют отношения. И лирические — между влюбленными, и производственные — по месту работы, и вообще отношения межчеловеческие, свои и других к себе. Иначе как в жизнь-то вписаться! Инициативность и дает тебе путь к познанию жизни в ее противоречивой полноте. Ну, инициатива наказуема, порой утверждают и доказывают, и за битого двух небитых дают, и это рассказы и повести отмечают. Скажем, «Вина» — вроде бы о губительном вреде ревности, точнее ревнивости, но приглядитесь: ревнивцу мы и сочувствуем в его поглощенности эмоцией, а больший напор негодования нашего направлен в иную сторону — против бестолковых, равнодушно-злых сплетников. Или вот в «Киноправде» вторжение деятелей искусства оказывается отравляющим для атмосферы рыбачьего поселка — туда они заносят безоглядное самомнение, заменяющее им честное изучение и воплощение живого человека. Максималистски, на крайнем, может, пределе достоверности, написана «Чука», написана против стылости сердечной, вялости духовной, пресса будничности. И наоборот, как ни естественны слезы одураченного персонажа в рассказе «Горько!», простецкая безалаберность подзагулявшего молодого человека отнюдь не станет ему в похвалу. Да-с, выясняются отношения, изъясняются истинные ценности и подлинные характеристики сегодняшнего дня. В заглавной повести сборника это выяснение отношений, столкновение мировоззрений, пожалуй, обнажено и увеличено в особенности. Но ведь только через выяснение обретаешь уяснение себя и других, прояснение перспективы. Ясность.

Не будем, впрочем, с нею торопиться. Различны и разнонаправленны влияния бытия текущего и исторического. Опять же и это заметно в коллекции прилагаемых сочинений. Вот «Хитрая» и «Трус» заметнее других отражают народную укорененность характера и вообще морального климата, в раздумьях героя «Комнатной температуры» активны воспоминания о народных героях и народном героизме, хотя такая родословная — предмет умственной гордости, сам-то человек не точка в точку соответствен предкам. В «Желтом шезлонге» прозрачность деревенской атмосферы знаменательно отделяется забором от виллы, чья обитательница отдает предпочтение наносным ужимкам и иным мерилам совести и достоинства. Нелады с совестливостью и у некоторых персонажей «Грешников». Хладнокровие переходит в холоднокровность, в равнодушие к страху и радости — это мы о враче в рассказе «Страх и радость». Зыбки моральные критерии, поверхностны переживания молодых людей, изображенных в рассказе «Шли парень и девушка». То есть сложение и явление духовного мира личности отнюдь не благолепно, а конфликтно, составляет собою переплетение узлов проблем.

Видимо, один из прочных узлов подмечен в высказывании другого известного публициста, Тончо Жечева: «Отсталые по той или другой причине народы потом развиваются в ускоренном темпе. У их культур слегка повышена температура, в ней есть некая лихорадочность, ненасытность. Это создает психологический климат для заимствования готовых решений — будто кто-то где-то решил предварительно наши собственные проблемы, и нам остается только позаимствовать то решение, и оно выведет нас на высший уровень. Снова мы утыкаемся в различие между цивилизацией и культурой. Можно заимствовать изобретение, лицензию, даже вещь какую-то… но по рецептам, притом чужим, ничего не создашь в области культуры и духовных ценностей. Надо, давно надо осознать вековую каменную суровость этой проблемы, чтоб не платить дорогую цену за заблуждения и ошибки, порожденные вертлявыми реверансами перед чужими модами и образцами». Нельзя отрицать, нелегко и по историческим меркам совсем недавно вновь достигнутая национальная независимость, государственная самостоятельность — в чем-то объяснение той самой лихорадочности. И появилось тяготение поскорее взобраться на некий «среднеевропейский» уровень, а выразилось оно, в частности, в увлечении прописями буржуазно-мещанского, еснафского по-болгарски. Это и на культуру личности влияет, и на пути самой культуры. Нельзя сказать, что и литература болгарская от этого свободна; правда, при составлении нынешнего тома подобные тенденции старались не отражать. И верно, вторичны они, реверансы, противостоят опоре на народные идеалы, личностные устремления, эстетические вкусы. И наказывают — бездуховностью, суетностью, — ибо лежат отнюдь не на магистрали подлинного общественного развития, действительных достижений и перспективных судеб страны.

Воспитующая роль здравой литературы, ее воздействие на состояние умов в такой ситуации несомненны. И самое нам время сделать обещанный переход от речи о героях к слову об авторах. Несомненно, они с достаточным единодушием утверждают этот здравый подход к человеку, к себе и окружающим, к окружающему. Конечно, молодые писатели сами состоят в молодом поколении, отражают его черты с многоликостью, пестротой, поисковостью, одначе коль подался в писатели, будь любезен стать водителем сверстников, видеть правду не на вытянутую руку, а вширь и вперед. Зовется это качество — гражданская зрелость. Она — во-первых. А во-вторых, с не меньшей категоричностью потребна адова работа по реализации той зрелости в воистину художественном, убедительно-доходчивом и пронзительно-свежем обличье. Не станем наперед захваливать привлеченных авторов, но обещание подобного сплава слышится в их сегодняшних трудах. Если разбираться персонально, находятся наши авторы на разных ступенях признанности в профессиональных и читательских кругах своей страны — одни успели проявить себя в нескольких жанрах, составить себе имя, опубликоваться основательно, другие только входят в печатный оборот и еще не выработали, так сказать, на библиографическую справку. Но воздержимся от подсказок, кто есть кто, пусть уж в нашем сборнике все будут равны перед читательским оком, пусть содружно свидетельствуют о состоянии нынешней молодой генерации в болгарской литературе.

При одной оговорке. Тематическая определенность читаемого вами сборника накладывает, натурально, свои ограничения на выбор. А для полноты картины следует сообщить, что пишущая молодежь не только свой возраст отражает, даже, пожалуй, ярче смотрятся порой у них герои постарше, ну да там и биография попространней, и характер устоявшийся, и традиция народного духа зримей. И не одной современностью увлечены литераторы, заглядывают в историю ближнюю и дальнюю, воссоздают на своих страницах тернистый и достославный путь страны и народа, ищут подсказки на сегодня в историческом опыте борьбы и созидания. А значит, и молодое поколение рассматривают не как эдакую автономию, а как должное продлить и развить славу и облик отечества. Чем больше будет звучать и выясняться такая требовательность к себе, тем лучше прогнозы на роль литературы в преобразуемом обществе.

Вопрос о мастерстве стоит остро, но и находит-таки решение. Взять для примера рассказ «Чемпионы всегда поодиночке»: тут автор и материалом владеет со свободою, и вместе с тем рассказ не «про спорт», за будничной хроникой футболистов проглядывает беспокойная совестливость, мечта, выразимся так, о командной игре — доказанном ощущении своего родства с тружениками. Иначе говоря, локальная тема ведет к выводам генерального характера, что и позволяет в положительном смысле судить о писательском мастерстве. Естественно, его уровень не везде по книге безусловен, молодость авторская дает о себе знать, хотя зачастую это и знак щедрости, обещания на дальнейшее. Допустим, сюжет «Декабрьских дождей» оригинален и запоминается, спору нет, но потом задумываешься, что в расцвете или на склоне творчества литератор такую благодатную придумку мог бы преотлично развернуть в повесть, киноповесть: ситуация и ее участники позволяют легко нафантазировать разнообразнейшие людские коллизии и линии поведения, взаимодействия. Да не будет это наблюдение сочтено за настойчивое пожелание. Взрослому писателю самому и решать. А то иногда стремеж отличиться заметным объемом толкает именно на разгонку текста, повторы, продиктованные дебютанту чаще всего опасением, что читатель не ухватил намек, не упомнит чего-то; притом хочется скорее поделиться своим мнением по поводу всего подряд, вот и включаются в текст добавочные, довесочные фразы, сами по себе недурственные, но к психологическому рисунку и к структурному предмету рассмотрения не имеющие разумного отношения. Да та же «Комнатная температура», несущая интересную картину университетской и научно-институтской жизни, одновременно несет в оригинале и черты избыточности, нестройности характеров, и ежели переводчица позволила себе попутно редактировать маленько повесть в части борьбы с многословием, то этот случай представляется оправданным. В общем, когда говоришь о мастерстве молодого писателя, всегда подразумеваешь возможность роста, совершенствования.

И тут, пользуясь самыми лучшими эпитетами о становящемся, занимающем свое место в национальной литературе поколении, нельзя упустить из внимания еще одну черту болгарской действительности: дружные успехи, всходы, побеги, первоцветы не ненароком взросли, их лелеяли, забота о них была обстоятельная, партийно-государственная. Забота эта планомерна. В сборнике использованы произведения, выпущенные издательством «Народна младеж» в серии первых книг — «Смена», варненским издательством имени Г. Бакалова — в подобной серии «Ростки», в повременном сборнике Профиздата для молодых авторов — «Романтика». Регулярны и общенациональные конференции молодых авторов: обсуждают вышедшее, ставшее публичным фактом… Может, порой вниманием читателя пользуются с излишней решимостью, может, и перетерпеть бы ему без оного текста. Но и писатель без реального контакта со своим адресатом не в состоянии нормально развиваться. Риск оправдан, оправдан и отсев, ибо укрепляются в собственной всхожести полновесные семена! Еще одна особенность болгарской ныне действующей политики по становлению младых талантов — повсеместное к ним внимание. Ясное дело, притягательна София, чуть не десятая часть нации проживает в столице, зато в местах иных, не только в Великом Тырнове, старинном культурном центре, но и в небольших сравнительно городах без собственных фаланг творцов-предшественников, пишущий человек получает сочувствие, поддержку, простор для выявления себя и окрестной реальности. Стране нужны летописцы, история народа творится повсеместно — и повсеместно нужны достойные ее толкователи. Участникам нынешнего коллективного сборника мы потому желаем мужать и матереть содружно со своим поколением, открывать правду времени и утверждать ее вдохновенно, убедительно до восторга и непререкаемости. Да пусть притом начало пути помнится им как светлое и дельное. Равно как и читателю.

Есть, однако ж, категория читателей, которыми этот сборник будет читаться со вниманием своеобразным. И сказать, сколь многочисленны таковые читатели в нашей стране, в достаточной степени затруднительно. В виду я имею начинающих писателей. Сколько их? Сколько потенциальных дебютантов? Сколько тех, кто лишь начал и стремится твердо стать на литераторские ноги? Поверьте, вопросы не досужие. А коль скоро книга нынешняя выпускается как раз к сроку XX съезда ВЛКСМ, то не прокомментировать ли в двух словах существующую ситуацию плюс возможную активизацию комсомольской заботы о подрастающей писательской братии? Поводом для озабоченных и надеждообразных суждений было проведенное именно под знаком подготовки к комсомольскому съезду свидание — провозглашенное даже форумом — молодого авторского актива Москвы. Оговоримся, что параллельно свиделись по соседству столичные сверстники, иные виды искусства исповедующие, то есть проблема устойчивого контакта комсомола и становящейся творческой интеллигенции формулируется во всяком случае широко. Оговоримся, мероприятие было городское, горкомовское, и хоть между Москвой и Софией в вышеупомянутом смысле процентного равенства нет, какие-то перекликающиеся мотивы да и уловятся. Впрочем, ряд выступавших на форуме, о котором я рассказываю, явственно отказывались от прозвания «московский писатель», памятуя о национальной, а не местной, урбанной форме любого живого искусства, тянущегося вернуть себя народу. Ответственность перед народом, страной, идейностью — идейным накалом современной общественной перековки — это, конечно, и должно быть на первом плане. И звучавшие попутно высказывания иной тональности, когда речь заводилась о некоей специальной сфере обслуживания для начинающих авторов, оранжерейной их выделенности в естественном и естественно непростом литературном процессе, эти призывы получили отпор тут же, отпор коллег-сверстников. Но добрее быть к молодым, найти способы показать их силу и их нужность — назревает оно, назрело. И вот здесь болгарский опыт, думается, может приободрить способных литераторов, подсказать какие-то формы умного содействия. А там, глядишь, наберется произведений для целого сборника наших молодых, который и в Болгарии сможет полноправно представить абрис современной проблематики и стилистики нашей литературы…

СВЯТОСЛАВ КОТЕНКО