Харон: Дракон в воротах

Глава 11 КРЕПОСТЬ КОРИЛА

Мы с Тулли отправились прогуляться вдоль берега.

— Скажи, — не в силах сдержаться, выпалил я, — так это ты — Корил? Он засмеялся:

— Ну что ты! Я ему и в подметки не гожусь! На самом деле. Парк, я довольно заурядная личность. Родись я в далекой древности, мой удел — приходской священник. Я бы ценил тишину, покой и без помех предавался своим экспериментам. Бурже был для меня просто раем — никакого начальства и простой работящий народ в миролюбивой деревушке. Там я был по-настоящему счастлив.

— Так как же тебя угораздило попасть сюда? — поинтересовался я. — Только не говори, что это случайность!

Кокул таинственно усмехнулся:

— Нет, конечно. Я как тот пацифист, что запер дом на все замки, а потом обнаружил, что вражеская армия вовсю пирует у него в гостиной. Хоть я и простой волшебник, Парк, я еще неплохой политик, и все, что творится в моей деревне и за ее пределами, для меня не секрет. Я прекрасно понимал, что в один прекрасный день идиллия кончится, хоть и старался тянуть до последнего. Конечно, жаль терять такую синекуру, но чего уж скрывать: падение Мэтьюз — теперь только вопрос времени. Ты знаешь, Парк, иногда мне кажется, что она просто сумасшедшая. Морах выгораживает ее перед Синодом, но исключительно в корыстных целях, а Мэтьюз тем временем удовлетворяет свои безумные прихоти. Она садистка и настоящая преступница с гипертрофированным воображением и неукротимыми амбициями. Пока она хоть немного себя контролировала, я честно относился к своим обязанностям и помалкивал — вплоть до последней минуты. До тех пор пока Морах не осознал, что я прекрасно понимаю, какую игру он затеял.

— Так почему бы тебе не получить новое место и вести там такую же размеренную жизнь? — удивился я. — Ведь совсем не обязательно уходить в подполье.

— К сожалению, после событий на площади это невозможно. Морах впервые был публично унижен, и Эола Мэтьюз наверняка сделает выводы. Если жители Бурже сообразили что к чему — в чем я сильно сомневаюсь, — то они уже давно бросили все и бежали, как и я. Бурже надолго останется ужасным примером того, что грозит решившемуся на открытое неповиновение городу. Держу пари, там уже хозяйничают регулярные войска и волшебники из Синода. Без высочайшего позволения в городе теперь и не пикнешь.

Я поделился с ним подозрениями относительно Мораха.

— Хм-м-м. Говоришь, он — инопланетянин? До сих пор я об этом не задумывался, однако не исключено — но при двух условиях. Первое — что пришельцы сами заражаются микроорганизмами Вардена и при этом управляют ими, как никто другой. Но если они в самом деле инфицированы, каким образом им удается покидать Ромб, как та делегация, что была здесь пять лет назад?

— У них могут быть эффективные средства защиты, — предположил я. — Я слышал, они предлагали властителям что-то такое.

— Возможно, — согласился Кокул, — но, честно говоря, все равно сомнительно. Действительно, мы ничего не знаем о прошлом Мораха, но в этом нет ничего странного. И кроме того, его необычное превращение в конце боя…

— Вы имеете в виду трехглавое чудище? Кокул задумчиво покивал:

— Ты хорошо успел разглядеть его?

— Не очень, — признался я. — Все произошло слишком быстро. Дракон, три головы — вот и все, что я запомнил.

— Уже неплохо. Но на самом деле у него было ЧЕТЫРЕ головы, и все совершенно разные. Одна — точная копия головы ящера, другая напоминала голову огромного насекомого, третья была головой морского чудовища, возможно, огромной рыбы, а четвертая смутно напоминала человеческую. Понял?

Я отрицательно покачал головой:

— Не совсем.

— Харон, Лилит, Цербер, Медуза. Знаки Четырех Властителей Ромба.

Я тихонько присвистнул:

— Символика появилась в самом конце.

— Почти в самом конце, — поправил Кокул. — Пойми: он ушел целым и невредимым только потому, что в тот момент был уже в другом месте. Думай что угодно, но это так. Когда раздались первые выстрелы, я на секунду потерял его из виду — он спрыгнул с платформы и исчез в толпе. Морах защитил себя заклинанием так быстро, что я не мог отличить его от прочих жертв.

У меня мелькнула жуткая догадка.

— Значит, сейчас он среди нас?

— Не исключено, но я опять-таки сомневаюсь. Только он в состоянии координировать действия карателей, не говоря уже о связи с правительством. Кроме того, проникни он в наш лагерь — мы уже были бы мгновенно уничтожены. Так что, я думаю, опасаться нечего. Но тем не менее зрелище было впечатляющее… Кстати, как тебя угораздило превратиться в ЭТО? Я вкратце поведал свою историю.

— Здорово. Наверное, ты правильно сделал, что укрылся в здании, так как мне, честно говоря было не до тебя. Я старался держаться подальше от выстрелов и не потерять Мораха из виду. А ведь мне еще предстояло убраться незамеченным.

— А как ты узнал, что мы здесь? Кокул широко улыбнулся:

— Вас выдали ваши микроорганизмы Вардена. Они уникальны для каждого человека. Я, конечно, не помню характерное излучение всех, с кем встречался, но ведь мы провели бок о бок не один месяц.

— И что ты скажешь об этих заклинаниях, Тулли? Это на всю жизнь?

Он остановился и внимательно посмотрел мне в глаза:

— Нет ничего постоянного, а тем более на Хароне. Но всегда проще прибавлять, чем вычитать; надеюсь, ты меня понял. Когда ты произносишь заклятие, то формируешь у себя в мозгу серию команд, а затем передаешь их своим микроорганизмам Вардена. Они воплощают твои пожелания в жизнь. Откуда они берут энергию для этого, никто не знает; ясно только, что источник ее находится Извне. Эта энергия преобразуется в вещество с невероятной скоростью и тем самым изменяет анатомию тела.

— Да, но мне нужно не просто вернуть прежний облик, — возразил я. — Моя проблема гораздо серьезнее. К новому телу адаптировались система пищеварения, всевозможные физиологические механизмы — миллионы различных биохимических систем и подсистем обеспечивают существование этого новоиспеченного кентавра. Предусмотреть все детали, по-видимому, просто невозможно. Для этого нужна подробнейшая биомедицинская энциклопедия да еще и хорошее лабораторное оборудование в придачу.

Тулли посерьезнел:

— Хочешь услышать правду? Но предупреждаю — об этом не должна знать ни одна живая душа.

— Разумеется.

— Как все это функционирует, мы не имеем ни малейшего понятия — тут ты прав. Но кое-что, и как мне кажется, самое основное, поступает от микроорганизмов Вардена самой планеты. Информация считывается и перерабатывается способом, который мы просто не в состоянии осознать, — это совершенно иная, непредставимая для человека форма жизни. То, что у тебя скопировано с бурхана, вероятно, заимствуется аналогичным образом. Микроорганизмы способны получить запрос Извне и предоставить требуемую информацию. Но когда прототип в природе отсутствует и существо создается наполовину из человека, а наполовину из бурхана, — тут все иначе. Микроорганизмы Вардена не мыслящие существа. Они больше напоминают машины, которые исполняют команды. Это очень просто, даже если рассматривать их как единый живой организм размером с целую планету. Если они не получают инструкций, то ведут себя абсолютно пассивно.

Я молча кивнул и постарался накрепко запомнить эти сведения:

— Но, как правило, оборотень остается оборотнем на всю жизнь?

— Совершенно верно. В принципе тебе можно вернуть прежний облик, однако это весьма щекотливая операция и потребуется, вероятно, год, а то и больше, чтобы ты стал таким же, как раньше. Ведь твое тело уже стало домом для сонма микроорганизмов; они не лишены инстинкта самосохранения и будут сопротивляться. Во-вторых, необходимо куда-то деть избыточную массу, а единственное приемлемое решение — опять преобразовать ее в энергию. Малейшая ошибка или поспешность — и ты превратишься в огромный факел. Гораздо проще тебя модифицировать. Думаю, небольшая поправка тебе не повредит. Глядя на вас с Дарвой, я могу сказать, что ваше заклинание уже не загадка, но, если его не проверить, могут возникнуть осложнения.

— Хм-м-м? А почему?

— Ситуация, конечно, необычная, однако нечто подобное я уже встречал. Вы оба сверхчувствительны к ВА, как, впрочем, и она к вам. Без участия интеллекта ваше подсознание, то есть звериная половина личности, неизбежно возьмет верх. Если эту тенденцию не изменить, вы оба со временем превратитесь в настоящих бурханов. Скажи, ты не сталкивался в последнее время с некоторыми… э-э-э, психологическими проблемами? Нездоровые стремления и все такое?

Стесняясь, я рассказал Тулли о наших охотничьих опытах.

— Да, — тяжело вздохнул он, — надо срочно что-то предпринимать, и для начала вас необходимо всесторонне обследовать. Но по ряду причин это довольно сложно. Микроорганизмы Вардена принадлежат своему носителю — и ВА в первую очередь будет слушаться того, кого считает своим хозяином. Раз мы будем исходить из того, что в действительности ты являешься кем-то иным, то прежде всего мы должны убедить в этом тебя.

В обратной трансформации основную роль играет мозг, хотя вначале это не только необязательно, но зачастую и вредно. Пока ты находишься среди других людей, у нас еще есть время, но если ты, не приведи Бог, потеряешься, процесс может ускориться, и за несколько месяцев ты превратишься в настоящего бурхана, и не будешь вылезать из джунглей. Так что тебе еще повезло.

Я поежился:

— Тулли, расскажи все это Дарве, хорошо? Это как раз то, чего она хотела, — а то я уже почти сдался.

Оборотни по-прежнему прибывали в лагерь, но очень маленькими группками — в основном на кораблях, но иногда и по воздуху. Раскинутая Корилом на Хароне сеть оказалась гораздо шире, нежели я предполагал.

Тулли каждую свободную минутку уделял нам. Наши дни были заполнены нескончаемой чередой крайне сложных и ужасно скучных ментальных упражнений — как правило, результатом их была невыносимая головная боль. Мы освоили все возможные методики мысленной блокировки, базирующиеся преимущественно на самогипнозе, что позволяло нам все лучше и лучше управлять таящейся внутри нас силой.

Основы этих методик очень просты. Во-первых, чтобы работать с микроорганизмами Вардена, нужно их иметь. Конечно, нельзя материализовать нечто из пустоты, однако из мельчайшей пылинки можно вырастить огромный объект, — а там уж трансформируй его как хочешь. Но вместе с тем нельзя создать живой объект из неживого. Таким образом, из одной песчинки на Хароне удалось бы выстроить что угодно, целые горы, но не крошечное живое существо. Впрочем, силой внушения можно сотворить любую куклу, например человекообразную, а затем заставить ее выполнять команды.

Дарва слегка опережала меня в учебе, ибо в далеком детстве она уже постигла азы колдовства. Но Тулли предупредил нас, что результат зависит от возраста ученика — чем раньше он начнет обучение, тем большего достигнет. Правда, однажды признался он с улыбкой, ему самому пришлось приступить к обучению примерно в моем возрасте, и это сильно меня воодушевило. Корил, кстати, тоже был исключением — он начал обучаться колдовству только в сорок лет.

Может показаться, что по мере приобретения определенных навыков становится легче, но это не так. Более сложные задания требовали передачи миллионам микроорганизмов Вардена и более сложных инструкций.

В конце концов примерно через четыре недели, когда большинство учеников отсеялось, Тулли объявил нам, что обучил нас всему, что возможно в полевых условиях. Этого, конечно, было недостаточно, однако у нас хватало воли и самоуверенности, чтобы самосовершенствоваться. Теперь мы стали настоящими волшебниками, хотя и низкого ранга.

— В ближайшие дни приготовьтесь к отъезду, — как-то сказал нам Тулли. — Я рекомендовал вас в Гамуш. Там вы встретитесь с самим боссом.

— А как же быть с нашим обратным превращением? — тревожно спросила Дарва.

— Ваше состояние стабилизировалось, и это уже неплохо. А в Гамуше вы получите любую высококвалифицированную помощь, пройдете дополнительное обучение и — кто знает?

— А как мы туда попадем? — поинтересовался я.

— Обычно связь с Гамушем поддерживается по морю, однако сейчас морские пути блокированы, и хотя мы в состоянии эффективно замаскировать что угодно, но это медленный и слишком рискованный процесс. Так что вас мы отправим по воздуху. На сегодня это наилучший способ, хотя и довольно оригинальный.

"Довольно оригинальный" было чрезвычайно сильным преуменьшением. Обычно габариты оборотней не позволяют им разместиться в пассажирской кабине, однако модифицированный паритель под управлением волшебника справлялся с этой задачей: люди садились в кабину, а оборотни подбирались парителем уже после старта — он хватал их на лету и крепко зажимал в огромных когтистых лапах.

Хотя мы с Дарвой были достаточно уравновешены, чтобы спокойно перенести подобный "полет", в такую переделку я попал впервые. Только человек с богатой фантазией мог бы назвать его комфортабельным. Однако у него было и преимущество — качки, которая доставила нам с Залой столько неприятных минут, совершенно не ощущалось. К сожалению, я не смог по достоинству оценить всех его прелестей; когда под тобой на огромном расстоянии проплывают бесчисленные мили океанских просторов, и ты понимаешь, что в любой момент можешь разбиться в лепешку только потому, что проклятой курице вдруг приспичило почесаться, — ни о чем другом думать просто не можешь.

Когда мы наконец пересекли береговую линию Гамуша, ощущения безопасности у нас не прибавилось. Столь чистого неба и такого яркого солнца я еще не видел с тех пор, как попал на Харон. Небеса над Гамушем были кирпично-оранжевыми; кое-где проплывали серые облака, и непривычная цветовая гамма производила жутковатое впечатление. Атмосфера позволяла беспрепятственно видеть светило — и оно буквально испепеляло все вокруг. Температура наших тел стала быстро подниматься, поскольку зависела от температуры окружающей среды, и я не на шутку перепугался, что кровь в наших жилах просто-напросто закипит. Помимо ужасной жары, здесь было еще и невероятно сухо. Внизу, насколько хватало глаз, тянулись раскаленные оранжево-коричневые дюны.

Ну и планетка, с удивлением подумал я. Тропические леса на севере и юге — и пышущая жаром пустыня между ними.

Но даже в этой огромной духовке кто-то жил; нас окружили странные летающие существа, похожие на цилиндры и бескрылые. Но они держались на расстоянии, и я не мог рассмотреть их подробно. На земле мне не удалось разглядеть ни животных, ни даже деревьев — ничего, кроме бескрайних зыбучих песков.

Вместо мягкой посадки перепончатая тварь зависла на несколько секунд в двух-трех метрах от земли и просто сбросила нас на песок. Я понимал, что такой способ доставки пассажиров — вынужденный: здесь не было достаточно высоких и крутых склонов, чтобы обеспечить парителю взлет. Отчаянными взмахами крыльев он быстро набрал высоту и спустя пару минут превратился в крошечное, едва различимое пятнышко; рядом с ним распустились разноцветные купола парашютов: это спускались люди и всевозможные оборотни с подходящей для пассажирской кабины комплекцией. Вскоре они рассеялись по площади в несколько квадратных километров. Скорость приземления была более чем высокой, однако благодаря микроорганизмам Вардена на сломанные конечности можно было не обращать внимания: они заживали за несколько дней.

Нас встречала небольшая группка людей — и мужчин, и женщин — в толстых мантиях желтого цвета и широкополых шляпах. Они на удивление шустро собрали парашютистов.

— Ну как ты? — участливо поинтересовалась Дарва. Я осторожно ощупал себя.

— Несколько синяков и ожоги от песка, — ответил я. — Но чувствую себя отвратительно; срочно нужна вода. А ты?

— То же самое, — откликнулась она. — Давай поищем, где можно спрятаться. Этот Гамуш сущий ад.

Я молча согласился с ней. Хотя Дарва впервые покинула промокшие джунгли, в которых прожила всю жизнь, здесь любой почувствовал бы себя, словно на сковороде.

Мужчина с небольшой папкой в руках быстро сверил наши имена со своими данными и, удовлетворенно кивнув, повел нас к бархану, абсолютно ничем не отличавшемуся от сотен других. Он огляделся, словно выискивая что-то, и внезапно я почувствовал, что тону.

Ощущение было не из приятных, несмотря на то, что воспоминания о полете еще не изгладились из моей памяти. В тот момент, когда песок достиг шеи, я инстинктивно задержал дыхание, а в следующее мгновение оказался заживо погребенным. Я испытал приступ удушья, однако тут же почувствовал, что мои ноги, а потом и все тело обдувает холодный воздух. Выплюнув песок и протерев глаза, я покрутил головой.

Мы очутились в огромном, напоминающем ангар помещении, залитом светом вполне современных ламп. Множество людей деловито суетились у разнообразных приборов — и это поражало больше всего: они были столь же современны, как и тот космический челнок, что доставил меня на Харон; казалось, с тех пор прошла целая вечность.

Мы стояли на прозрачном конце огромного поршня, медленно опускавшемся на нижний уровень зала. Взглянув вверх, я увидел, что песчаный свод ничем не поддерживается. Это настолько потрясло меня, что все переживания сразу же вылетели из головы, и мне сразу стало ясно, что никаким харонианским волшебникам, ни их союзникам-инопланетянам никогда не найти это гигантское сооружение. Да и я сам, окажись сейчас на поверхности, ни за что бы не отыскал этот лифт.

Когда мы спустились, наши сопровождающие быстро сбросили с себя желтые балахоны и остались практически без одежды. Судя по внешнему виду окружающих, напрашивался вывод, что микромини здесь самая модная одежда. Интересно, как бы к этому отнеслись фарисеи из Бурже.

К нам подошла еще одна группа людей, столь же скудно одетых; только двое были облачены в жалкое подобие медицинских халатов. Одна из них, женщина, сразу же обратилась к нам с Дарвой.

— Это вас нужно превратить в людей? — спросила она с профессиональной деловитостью. Мы молча кивнули.

— Я доктор Джассим. Пожалуйста, пройдемте. Мы миновали похожую на огромный производственный цех площадку и, войдя в большой туннель метров через сто, оказались в большой комфортабельной комнате, устланной множеством мягких ковриков.

— Приступим немедленно, — без обиняков заявила она. — В противном случае вам трудно будет обойтись без свежего мяса — впрочем, как и многого другого. Пожалуйста, присядьте на циновки.

Мы с Дарвой переглянулись и покорно выполнили просьбу.

Доктор встала к нам спиной, затем, обернувшись, внимательно посмотрела на нас и, коснувшись кончиками пальцев висков, погрузилась в легкий транс. Я уже был знаком с различными техниками колдовства, но такую встречал впервые.

Через несколько минут я почувствовал легкое покалывание: ее ВА постепенно проникала в мое тело. Казалось, что меня придирчиво рассматривают в гигантский микроскоп. Дарва, судя по всему, чувствовала то же самое. Затем женщина вышла из транса, несколько раз кивнула, бормоча что-то себе под нос, и продиктовала какие-то фразы в записывающее устройство, которое я поначалу не заметил.

— Лимик! — позвала она, и в комнате тут же появился молодой парень, тоже облаченный в подобие врачебного халата.

— Шесть литров номера сорок каждому, — с ходу заявила она, не потрудившись объяснить хоть что-нибудь.

Молодой человек кивнул и вышел, но вскоре вернулся с двумя большими кувшинами, наполненными прозрачной жидкостью. Он подошел к нам и, не выказывая ни малейшего удивления или брезгливости — это меня приятно поразило, — протянул каждому из нас по кувшину.

— Это обычная вода, в которой вы очень нуждаетесь, — сказала доктор Джассим, — с незначительным добавками. Постарайтесь выпить все до дна.

Я умирал от жажды, и меня не надо было упрашивать. Казалось, я стал рассохшейся от жары бочкой.

— Мастер Кокул уже передал нам ваши анализы, — сказала доктор Джассим, когда кувшины опустели. — Сейчас вы почувствуете сонливость и легкую слабость — не сопротивляйтесь этому. Регенерация — штука сложная, и, если она сразу не пойдет как надо, придется ее ускорить, но лучше этого не делать. Вы наверняка проголодались, но потерпите немного. — С этими словами она вышла из комнаты.

— В жизни не видела таких женщин, — с неприязнью сказала Дарва. — Мы для нее — как два подопытных кролика.

Я кивнул:

— А я с такими сталкивался. Не волнуйся. Люди этого типа обычно хорошо знают, что делают. Расслабься и доверься ей.

При помощи методик, которым нас научил Тулли, мы за несколько секунд погрузились в некое подобие сна. Сознание продолжало работать, но все окружающее окуталось призрачной розовой дымкой, и я почувствовал покой и глубокую, тихую радость. Нечто похожее я испытывал, когда старуха превращала меня в оборотня.

Стена перед нами туманно замерцала и вскоре стала совершенно прозрачной. Я увидел сидящих за непонятными приборами доктора Джассим и еще двух мужчин и трех женщин. Они то и дело поглядывали на нас.

Внезапно я почувствовал, что процесс начался. Без всяких прелюдий или каких-либо заклинаний, к которым я уже привык. Микроорганизмы Вардена, вспыхнув, ярким потоком устремились в нас. Этот поток ослеплял и подавлял, и спустя несколько мгновений я перестал понимать, что происходит. Однако мое "я", помимо воли, взбунтовалось, и хотя сопротивление было слабым, но Тулли научил нас всяким блокировкам, так что худшие опасения Джассим подтвердились.

С большим трудом я слегка повернул голову, посмотрел на Дарву и, несмотря на свое состояние, был очарован увиденным. Тело Дарвы быстро изменялось, по нему волнами шла струящаяся рябь. Очевидно, со мной происходило то же самое. Туловище Дарвы разбухало на глазах, руки уменьшались и становились короче, голова принимала совершенно новую форму.

Наши микроорганизмы Вардена яростно сопротивлялись, и, чем интенсивнее шло превращение, тем яростнее становилось их противодействие. Мы стремительно превращались в настоящих бурханов — и хуже всего, что при этом возрастала масса тела, от которой потом предстояло избавляться. Заложенная в заклинании бомба замедленного действия сработала…

Трансформация коснулась и моего зрения. Предметы стали расплывчатыми, и я не мог сфокусировать взгляд. Однако мы с Дарвой друг друга видели отчетливо. Передо мной проплыли смутные очертания собственной звериной морды, и я понял, что мои глаза отныне посажены гораздо глубже. Думать с каждой секундой становилось все труднее. Мозг медленно умирал; я ощущал это до последней секунды, но теперь эта потеря ничего для меня не значила.

Дарва превратилась в настоящего, полноценного бурхана, и это казалось естественным и правильным. Только в ее глазах еще светилась странная и уже непонятная мне человеческая грусть. Отныне у меня было лишь три желания: сон, еда и лежащая невдалеке самка…

Следующие несколько дней я не в состоянии описать. Помню, что нас поместили в просторный вольер, огороженный электрифицированным барьером; внутри, для полноты нашего счастья, имелся большой бассейн с холодной водой. Однажды нам швырнули окровавленную тушу какого-то крупного животного, и мы с Дарвой пожрали ее, тихо урча от удовольствия. Мы были хорошими породистыми бурханами и жили только самыми низменными, животными инстинктами, полностью утратив любые сколь-нибудь человеческие эмоции.

Однако постепенно ситуация изменилась. Сначала вернулась память, однако сознание еще отсутствовало, и это приобретение показалось нам бесполезным. Однако спустя некоторое время мы, неожиданно для себя, проснулись уже не в вольере, а в той самой странной комнате. И впервые за долгое время я обрел способность думать.

Откуда-то сверху донесся приглушенный голос доктора Джассим:

— Если вы слышите меня, пошевелите правой ногой. Я взглянул на Дарву — она по-прежнему выглядела как стопроцентный бурхан. Однако ее правая нога слегка шевельнулась — и я повторил этот жест.

— Отлично, — одобрила доктор. — Пожалуйста, не пытайтесь заговорить со мной или друг с другом; ваши голосовые связки еще не сформированы, и вы сможете только рычать. Вам предстоит чрезвычайно сложная и деликатная операция. Чтобы не нарушить ваше мышление, нам пришлось расщепить ваше сознание. Поверьте, другого выхода просто не было. До вас мы проводили подобную процедуру с двумя пациентами и достигли успеха только в одном случае. Будем надеяться, что вам повезет. — Она выдержала небольшую паузу. — А теперь приступим к последнему этапу. Предупреждаю сразу — процесс этот очень медленный и трудоемкий. Нам предстоит вновь сделать вас людьми. Результаты наших предварительных анализов показывают, что любая попытка вернуть вам человеческий облик насильно приведет к тому, что ваш мозг окончательно станет мозгом бурхана, и тогда даже мы будем бессильны. Вам остается только одно: научиться управлять каждым микроорганизмом Вардена в своем теле — каждым — и обрести абсолютный самоконтроль.

Хуже всего было то, что мы лишились возможности общаться — и друг с другом, и с доктором.

Это доставляло массу сложностей даже нам, а уж нашему эскулапу — и подавно. Трудно представить человека, вынужденного день за днем проводить сложнейшие занятия с парой обыкновенных бурханов. Однако эксперимент слишком много значил для нее — и несмотря ни на что, доктор Джассим относилась к нам, как к нормальным взрослым людям. Да я и сам учился с неистовой страстью — больше всего меня страшила перспектива навсегда превратиться в ящера и окончить свои дни в каком-нибудь зоопарке.

Изо дня в день я по капле выдавливал из себя зверя. Я постоянно пресекал желание зарычать, обожраться и мучился тем, что Дарве не удается то же самое. Мне было очень важно, чтобы и она добилась успеха.

Одним из самых волнующих был день, когда мы наконец занялись речью. Я все лучше и лучше управлял собой и постепенно стал самым умным и сознательным бурханом в истории Харона. Первое слово далось мне с колоссальным трудом, но под воздействием микроорганизмов Вардена гортань постепенно трансформировалась в очень примитивный, но способный издавать членораздельные звуки орган. Я понятия не имел, как он устроен и каким образом функционирует, однако радовался как ребенок, произнеся звук, который уже не был звериным рыком. Он рождался где-то в глубине тела и не был связан с движением губ; человеческим назвать его было трудно. Выговаривать слова я еще не мог. Но начало было положено.

Вскоре я с радостью заметил, что Дарва тоже делает успехи, хотя ее речь больше напоминала отрыжку сытого бурхана. Мы ненадолго задержались на этом этапе, чтобы попрактиковаться, а потом на удивление быстро научились выговаривать простые и невыносимо корявые слова и даже целые предложения. Это был огромный рывок; хотя конечная цель по-прежнему маячила в безбрежной дали.

Я видел, что Дарве гораздо труднее изживать свое звериное начало. Доктор Джассим тоже это понимала.

— Если она проиграет, у нас в запасе есть еще одна, более радикальная возможность, — однажды сказала доктор, занимаясь со мной индивидуально.

— Какая именно? — проскрежетал я.

— Вы прекрасно научились управлять своим телом, и ваша ВА очень сильна и податлива. Но попади вы сейчас в естественную среду, вам ничего не стоит вернуться в первоначальное состояние, а положение Дарвы и того серьезнее. Вы оба нуждаетесь в поддержке, но получить ее можете только друг от друга. Мы называем эту методику ВА-соединением; по-видимому, для нее это единственный шанс. Разумеется, если вы отважитесь на это.

— Видимо, это опасная процедура. Она кивнула:

— Вам, конечно, известно, что личная ВА взаимодействует со всеми ВА без исключения?

— Да. — Но сознание способно удерживать ВА и направлять; благодаря этому ВА одного человека передается другому и поддерживает его. Формируется устойчивая связь, которая сохраняется и впоследствии.

— Значит, наши сознания СОЛЬЮТСЯ?

— Нет. ВА управляется мышлением, но сама таковым не является. Сольются ваши ТЕЛА, но на уровне ВА, или метафизическом, если хотите. Все изменения одного организма будут дублироваться в другом. Но такая связь, очень эффективная в борьбе с разнообразными заклятиями, имеет и свои минусы. Она соединит вас на всю жизнь, и при этом ваша ВА станет общей для обоих. Если вы добьетесь успеха, то овладеете невероятной силой. Чудовищной. Но при этом станете абсолютно идентичны. Будете чувствовать даже боль друг друга.

— И в чем же опасность?

— Если ее инстинкты окажутся сильнее, чем ваша ВА, они просто утащат вас за собой.

— А если я откажусь?

— Тогда вы с большим трудом сможете вновь стать самим собой — но Дарва, боюсь, будет потеряна для вас навсегда. Понимаете, ее ум и воля не настолько тренированы.

— Ну что же, рискнем, — без долгих раздумий бодро сказал я.