Харон: Дракон в воротах

Глава 4 ЗНАКОМСТВО С ХАРОНОМ

В течение нескольких последующих дней мы прослушали цикл вводных лекций о жизни на Хароне, невыносимо скучных и понятных даже самым тупоголовым. Зато теперь мы были готовы влиться в местное общество.

Харон, по существу, был аграрной планетой, а все, что не выращивалось на плантациях и фермах, импортировалось Извне — этим словом называли все, что не относилось к Ромбу Вардена. Впрочем, и на Хароне имелись кое-какие ресурсы, которые экспортировались на другие планеты Ромба, в том числе и шкуры многих наземных животных — некоторые виды даже специально разводились на больших зверофермах. Их отправляли на Цербер, а там из них делали все что угодно — от превосходной водонепроницаемой ткани до черепицы и изоляционных материалов. В пищу шли также всевозможные морские твари, в изобилии водившиеся в океанах, богатые протеином и минеральными веществами.

Я искренне сочувствовал своему двойнику, попавшему на Лилит. Мне требовались немалые усилия, чтобы привыкнуть к отсутствию механизации на Хароне; сомневаюсь, выжил бы я на планете, где никакой техники не могло существовать в принципе.

Вероятно, «мне» было бы гораздо лучше где-нибудь на Цербере или на Медузе, где уровень технического развития все-таки гораздо ближе к привычному. Кроме кож и шкур, Харон экспортировал древесину: учитывая ее водостойкость, она использовалась даже там, где хватало своего леса.

Львиная доля экспорта отводилась Медузе в качестве платы за импортируемое оттуда сырье. Медуза контролировала горнодобывающую промышленность на астероидах и спутниках планет-гигантов. Это сырье также перерабатывалось на Цербере. В общем, торговля развивалась на взаимовыгодных условиях.

Политический режим на Хароне тоже не оставил меня безучастным. Я хорошо запомнил слова Крега насчет того, что при желании Мэтьюз могла бы стать настоящей богиней.

Подавляющее большинство одиннадцатимиллионного населения планеты составляли, разумеется, городские рабочие. Как и в любом феодальном обществе, они объединялись в замкнутые цехи и трудились на так называемые Компании — этот эвфемизм обычно обозначал плантации; те, в свою очередь, гарантировали рабам безопасность и относительную сытость. На территории, занимаемой примерно десятком Компаний, обычно возникал небольшой городок, жители которого образовывали некие Союзы по профессиональным интересам или наклонностям. Городом управлял Городской Бухгалтер — странная, но вполне логичная должность; в его офисе имелись решительно все книги, в том числе и те, которые требовались Компаниям для нормальной деятельности. Несмотря на то, что в основе торговли лежал простой натуральный обмен, на планете существовали деньги — монеты из какого-то сплава. Их было мало, и они были совсем крошечными: производство металлов строго контролировалось Медузой.

В Компаниях эти монеты служили вознаграждением за выдающиеся достижения и сверхурочную работу и считались редкостью. Однако в городах союзы устанавливали определенную заработную плату и твердые расценки, зависящие от множества факторов; деньги использовались как для оплаты товаров первой необходимости и услуг, например жилья, так и предметов роскоши, которые можно было пересчитать по пальцам. Союз Перевозчиков, разумеется, охватывал всю планету; его штаб-квартира размещалась в Хонуфе, самом большом городе Харона, где находился космопорт. Правда, еще один — грузовой — космодром был на южном континенте, но к его освоению приступили совсем недавно. В Хонуфе насчитывалось примерно пять тысяч жителей — средний городок на Хароне был раз в десять меньше.

Компании и Союзы управлялись менеджерами, благосостояние которых было довольно высоким — правда, лишь до тех пор, пока они стояли у кормила. Их деятельность контролировали Городские Бухгалтеры, а те, в свою очередь, отчитывались перед Советом Регентов. Последний держал под контролем всю производственную деятельность планеты и внешнюю торговлю. Глава Совета Регентов именовался Директором; это было высшее должностное лицо на Хароне. В общем, простая и с виду вполне эффективная система.

Однако наряду с ней существовала параллельная структура. Она объединяла горстку людей, способных управлять микроорганизмами Вардена. Именно они стояли на страже; как я и предполагал, политическая и «магическая» иерархии не совпадали.

Нижние уровни этой структуры занимали Способные — ученики странствующих магов, которых называли колдами (от слова колдун). Представители колдов имелись в любой Компании или Союзе, а также в офисе каждого Городского Бухгалтера. Они защищали людей и следили за соблюдением законов, то есть вместе со своими учениками играли роль полицейских. Они подчинялись всепланетному Совету епископов, или Синоду.

Интересно, что епископов единолично назначал и смещал Директор, и я не мог взять в толк, каким образом Мэтьюз удается отправлять в отставку столь могущественных персон и почему те проявляют такую покорность. Однако политическая система подтверждала мою основную догадку: хотя Мэтьюз, очевидно, училась у магов и обладает определенными способностями, верховной ведьмой — или кем там еще — она не является, и рано или поздно я выясню, на чем зиждется неограниченная власть Директора.

Насколько я понял, Мэтьюз купалась в роскоши и снискала всеобщее почтение. Ее с полным правом можно было бы величать "Ваше Высочество" или "Ваша Милость", если бы она не носила мужественный титул Властителя Ромба.

Похоже, она упивалась своей популярностью: ее портреты заполонили всю планету; даже в зале гостиницы я насчитал четыре, разных размеров, но все — в полный рост. Когда дождь ненадолго прекращался и мы отправлялись на экскурсии по городу, ее изображения попадались на каждом шагу, даже на некоторых монетах. Правда, с более древних смотрели мужские лица. Я не сомневался, что Мэтьюз ненавидит их всем сердцем, однако она была достаточно практичной, чтобы не изымать монеты из обращения, пока те окончательно не износятся: все-таки ближайший монетный двор — в 160 миллионах километров.

Судя по портретам, Мэтьюз нисколько не изменилась — такая же юная и прекрасная, хотя слегка отчужденная и аристократичная. Она родилась на цивилизованной планете, но в ее стандартной внешности сквозило нечто неуловимое, то, благодаря чему она достигла таких высот. Я все гадал, льстят ли ей художники, или действительно минувшие годы никак не отразились на ней.

Фауна Харона поражала разнообразием и сильно отличалась от континента к континенту. В насквозь промокшем Хонуфе в это верилось с трудом, но обитателей иссушенной пустыни даже легкий дождик мог искалечить или убить.

Для успешного выживания нужно было хорошенько уяснить, что местные животные также обладают определенными магическими способностями. Разумеется, весьма примитивными, однако хищники, например, запросто могли внушить вам, что вы видите дерево, куст или просто красивый цветок, пока они не подберутся к вам поближе. Здешняя разновидность гиен могла имитировать даже целый ландшафт, и неосторожный путник, взбираясь на гору, порой внезапно проваливался в топкое болото.

— В прямом смысле слова, — предостерегал нас Гарал, — гулять в ясный солнечный день на Хароне без соответствующей защиты — все равно что оказаться среди ночи в незнакомом лесу; ежесекундно вас подстерегает опасность.

Феодальное устройство общества только осложняло ситуацию. Никто не решался путешествовать даже из города в город, не будучи волшебником сам или без покровительства магов. Такое положение вещей как нельзя лучше подходило для диктатуры.

Однако Харон как таковой меня мало беспокоил, потому что все его ужасы в конечном итоге сводились к таким же социально-экономическим факторам, которые обуславливают развитие любой цивилизации, в том числе и Конфедерации. Я мог либо пройти необходимую подготовку, проявить незаурядные способности и пробраться наверх, либо найти достаточно могущественного покровителя и сделать карьеру. Второй путь несколько длиннее и требует большей осторожности, но тоже вполне приемлем.

Я прекрасно понимал, отчего нас так долго держат в этом проклятом отеле. Наши хозяева выжидали, когда микроорганизмы Вардена окончательно внедрятся в нас, чтобы мы продемонстрировали свои возможности. Среди нас должен был выявиться самый сильный, причем в самое ближайшее время.

Одно меня беспокоило — Зала. Я не сомневался, что все ее россказни о своем прошлом — ложь: никакой профессии, а тем более связанной с управлением, она явно не обучалась. Из наших разговоров я сразу же понял, что ее способности столь же малы, как и талия, а бизнес, система госуправления или наука ей просто противопоказаны. Она могла принадлежать только к низкоквалифицированным рабочим, которых хватало на Границе, но никак не на цивилизованной планете.

Впрочем, ложь для узников Харона в порядке вещей, меня куда больше удивляло то, что сама Зала была словно соткана из противоречий. Непреодолимая тяга к труду была базовым социальным инстинктом у людей, взращенных в инкубаторах цивилизованных планет. Каждый ревностно выполнял свои обязанности и видел в этом смысл жизни; секс носил случайный характер и служил только отдушиной. Естественно, никакой семьи не было и в помине; у каждого имелся небольшой круг друзей, но психологически все были изолированы. Лозунг "Взаимопомощь в работе, независимость в душе" прочно укоренился в сердцах людей.

Но не у Залы. Она физически нуждалась в другом человеке. Она залезла ко мне в постель, несмотря на то, что я мог оказаться маньяком-убийцей. От наших упражнений я получал некоторое удовольствие; ей же они были необходимы как воздух. Робкая и послушная, она была напрочь лишена эгоизма. Я не питал никаких иллюзий насчет своих мужских достоинств; она выбрала меня явно не из-за них. Просто я вовремя подвернулся под руку.

Но сделав выбор, она посвятила свою жизнь заботам обо мне, порой забывая о себе. Хотя это казалось мне бессмысленным и сильно беспокоило, я все-таки допускал, что в этом что-то есть. От робота-прислуги такого удовольствия никогда не получишь.

А еще меня очень интересовало, как такое существо вообще появилось на свет? К тому же на цивилизованной планете? И почему ее сослали на Ромб Вардена?

На четвертый день я впрямую обвинил ее во лжи. Реакция Залы, смущенная и нервная, мало что прояснила.

— Да… ты, конечно, прав, — согласилась она. — Я не чиновник, однако все остальное — правда. На следствии я узнала, что я — биоразвлекатель, хотя это и не совсем так. Руководство Такканы часто принимает делегации других планет, а кроме того, и самой Конфедерации. Для шишек закатывают пышные банкеты; от меня требовалось всячески ублажать их и следить, чтобы ничто не омрачало веселья.

Я хорошо знал, что она имеет в виду. Я повидал немало похожих девушек, когда вел дела о коррупции в госаппарате. Однообразие цивилизованного мира сделало людей невообразимо пресными и безликими. Все было стандартизовано — развлечения, пища, даже личные вкусы и пристрастия. Во имя равенства, разумеется, но высшему эшелону позволялось и нечто иное: необычные блюда и экзотические деликатесы, экстравагантные развлечения — например, танцы «живьем» и зрелища еще почище. Для удовлетворения этих потребностей и существовал класс биоразвлекателей. Неудивительно, что, выбравшись из Конфедерации, Зала тут же бросилась на поиски человека, благодаря которому ее жизнь вновь обрела бы смысл.

Однако это не объясняло, почему она оказалась здесь и почему соврала мне.

— Мне показалось, — попыталась она объяснить свой обман, — что так будет безопаснее. С моим послужным списком меня быстро сплавят в ближайший бордель — но я ведь не шлюха! Там, дома, наша профессия считалась уважаемой и почетной.

Из глаз ее медленно покатились слезинки, и я невольно смутился. Все-таки она чертовски хороша.

Но в остальном Зала гнула свое. Дескать, была нелегальным генетическим продуктом, высланным на Харон без объяснения, и мне ничего не оставалось, как, в свою очередь, позаботиться, чтобы она заняла достойное место в этой жизни. Однако ее прошлое по-прежнему окутывала некая тайна.

На пятый день мы убедились воочию, что же такое Харон. Несколько простых тестов провели так, что мы и не заметили. Выяснилось, что мы вполне акклиматизировались и можем взглянуть в лицо этому жестокому миру. Кстати, один из тестов имел прямое отношение к превосходному супу, который нам подавали на ужин. Он понравился всем без исключения; оказалось, это был вовсе не суп.

В конце трапезы Гарал встал со своего места.

— Сегодня нам не придется убирать посуду, — сказал он и взмахнул рукой. Словно по мановению волшебной палочки, кастрюля, тарелки и ложки внезапно исчезли. Пропали даже пятна на скатерти.

Хотя в душе я ждал чего-то подобного, боюсь, моя челюсть отвисла ничуть не меньше, чем у остальных. Эффект был поразительный. Невероятный. Мгновение назад суп казался мне таким же реальным, как и моя правая рука, которой я держал ложку.

— Надеюсь, вы поняли, что мы имели в виду, — продолжил наш гид. — Однако я хочу, чтобы вы уяснили себе все возможности местной магии. — Он указал на молодого светловолосого парня, родом явно с Границы.

— Ты, — сказал Гарал. — Взлетай и пари над столом. В тот же миг потрясенный парень взмыл со стула и, оставаясь в сидячем положении, поднялся примерно на метр над обеденным столом. В панике он замахал руками и медленно поплыл по комнате. Мы смотрели, разинув рты.

Могар — так звали детину из отдельной комнаты, — сидевший рядом с парнем, бросился к опустевшему креслу и ощупал его. Кажется, я недооценивал его интеллект — на его месте я поступил бы так же.

— Но… но тут действительно пусто! — пораженно пробормотал он и в качестве доказательства уселся туда.

— Хватит! — громко произнес Гарал, но несчастный не отреагировал. — Вниз! — приказал Гарал еще раз, щелкнув пальцами. Парень с громким треском рухнул прямо в центр стола, чуть не раздавив его. Мы ужинали не только супом, и юноша поднялся, вымазанный с головы до ног.

Сказать, что мы были потрясены, — значит, ничего не сказать. Что это было? Левитация?

— Вы же говорили, что здешняя магия не реальность, а результат внушения, — с подозрением заметил я. — Как же это назвать?

Гарал весело усмехнулся.

— Вы правильно уловили специфику восприятия действительности на Хароне, — поощрил он. — Что же здесь было подлинной реальностью? То, что человек сначала взмыл в воздух, а затем рухнул вниз? Или же он под воздействием внушения влез на стол и только потом упал в тарелки с едой? ВЫ можете ответить?

— А ВЫ? — переспросил кто-то. Гарал широко улыбнулся:

— В этом случае — да, могу. Но далеко не всегда. Только настоящий, превосходный мастер может отличить реальность от миражей — да и то любой столь же талантливый вотрет ему очки в два счета. На Хароне вы ни в чем и ни в ком не можете быть уверены. Никогда, — добавил он, еще раз щелкнув пальцами; стулья под нами мгновенно исчезли, и мы с грохотом повалились на пол. Гарал громко расхохотался:

— Ну что? Это реальность или иллюзия? Даже я воспринимаю все точно так же, как и вы, и полностью уверен только в том, что сделал это сам. Любой посторонний человек увидел бы, как вы едите суп, и почувствовал бы его запах. Почему? Не потому, что я создал эту иллюзию, а потому, что вы поверили в нее и стали ее источником.

Зала с трудом поднялась на ноги и помогла встать мне. Многих била нервная дрожь.

— Но хватит играть в бирюльки, — громогласно заявил наш гид, — теперь вы поняли что к чему. В действительности все не так уж плохо, но привыкнуть вам будет очень трудно. Заклинания и контрзаклинания, самоконтроль и самодисциплина — вот ключ ко всему, но овладеть им весьма не просто. А приручить — и того сложнее.

— Так как же распознать подлинную реальность? — спросил кто-то.

Гарал посерьезнел:

— Есть только один путь выжить и благоденствовать на Хароне. Всего один. В каждой ситуации вы должны поступать так, будто все, АБСОЛЮТНО ВСЕ ПРОИСХОДЯЩЕЕ СОВЕРШЕННО РЕАЛЬНО. Даже магия. Вы должны напрочь отринуть свое рационалистичное прошлое и жить как герои волшебных сказок. Вы попали в мир магии, где правят колдуны, а не ученые, хотя даже колдуны не брезгуют наукой. Вы попали в мир, где опыт, законы природы, даже обычная логика и здравый смысл могут быть отменены — точнее, преодолены — по чьему-нибудь капризу. Абсолютно не важно, с чем вы столкнетесь: если вам и другим происходящее кажется реальностью — все остальное не важно. Видите вон тот кувшин с фруктовым соком на столе?

Мы все уставились на кувшин, подспудно ожидая, что сейчас он исчезнет. И ошиблись. Гарал сосредоточился, полуприкрыл глаза и быстро указал на сосуд.

Желтая жидкость медленно вспенилась, закипела, многократно изменяя свой цвет, затем повалил пар, послышалось громкое шипение, и она превратилась в отвратительное варево. Я с дрожью вспомнил, что совсем недавно оттуда пил. Гарал открыл глаза и строго взглянул на нас:

— Теперь это стопроцентный сок растения НУИ — и ничего больше. Я превратил безопасное содержимое кувшина в смертельный яд — чувствуете запах?

Мы утвердительно закивали.

— Отлично. Отойдите немного назад. — Гарал подошел к столу, осторожно наклонил кувшин и несколько капель мгновенно прожгли его насквозь. Затем он поставил кувшин на место.

— Ну так как, это в самом деле фруктовый сок или все-таки сильнейшая кислота?

— Фруктовый сок, — решительно произнес кто-то, потянувшись к кувшину.

— Стоп! Ни в коем случае! — пронзительно выкрикнул Гарал. Новоявленный Фома явно заколебался. — Неужели вы еще не поняли? То, что КАЖЕТСЯ вам кислотой — на вас будет ДЕЙСТВОВАТЬ, как кислота. Прольете на себя хоть каплю — она точно так же прожжет вас. Почему? Да потому, что ваше подсознание сообщило микроорганизмам Вардена, что это кислота, и теперь ваши клетки будут реагировать на нее соответственно. Раз мы сами верим в то, что это кислота, значит, наши микроорганизмы Вардена передали это всем остальным, в том числе и находящимся в столе, и тем, не обладающим собственными датчиками, остается только, в свою очередь, поверить в это, как вы сами только что убедились. Уверяю вас, это вовсе не гипноз. — Он обвел руками зал. — Вас окружает отнюдь не мертвая материя. Здесь все живое! И горы, и деревья, и стол, и стулья, и ваша одежда — решительно все! Благодаря микроорганизмам Вардена. Точно так же, как вы или я. Сами бактерии, конечно же, неразумны, но способны воспринимать информацию — то есть ваши мысли — и претворять ее в жизнь. Ваш мозг получил определенную установку. Это гипноз. Но затем мозг передает ее микроорганизмам Вардена — а это уже нечто большее. Жидкость на самом деле становится сильнейшей кислотой.

Откуда ни возьмись появилась Тилиар в сопровождении мужчины с острым проницательным взглядом, лет сорока с виду, в длинной черной мантии, украшенной золотым и серебряным шитьем. Его волосы были совершенно седыми, но лицо — необычайно живым и румяным, как у юноши, казалось, он много времени проводит на свежем воздухе.

Гарал слегка подвинулся и поклонился мужчине; его почтительность не оставляла сомнений в высоком ранге вновь прибывшего.

Незнакомец остановился посреди зала, окинул взглядом нас, дымящийся стол и слегка улыбнулся. Без всяких видимых усилий он пробормотал что-то, повелительно указав на кувшин, и его содержимое стало быстро превращаться в прежний безобидный напиток. Когда несколько секунд спустя метаморфоза завершилась, он подошел к кувшину, сотворил стакан, налил себе сока и сделал большой глоток. Затем удовлетворенно поставил стакан на стол и представился:

— Меня зовут Корман. — Его мягкий, доверительный баритон покорял. — Можно сказать, что я — городской чародей. Кроме того, я — член Синода и в данный момент полномочный представитель правительства Харона и лично Ее Величества Королевы Эолы, Властителя Ромба. Добро пожаловать на нашу планету.

Вот так новости. Когда же она стала королевой? Отчего же не сразу богиней? Или обожествлять Властителя — чересчур даже для Синода?

— Мои помощники, — продолжал волшебник, — займутся подготовкой, а мы с вами пока побеседуем. — Он немного помолчал. — О, какая невнимательность! — Он щелкнул пальцами, и кресла появились вновь; кроме них, возникло еще одно — во главе стола. Оно было из тяжелого дерева и смахивало на трон. Его занял волшебник.

Мы недоверчиво смотрели на кресла, и это сильно развеселило Кормана.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил он, — неужели Гарал ничего вам не рассказывал? Поймите, невозможно точно сказать, стояли здесь кресла все это время и только казались отсутствующими, или их и вправду не было. Но теперь это не имеет значения. Они прочные и удобные. Ну и садитесь. Можно свихнуться, если постоянно ломать голову над тем, реальность это или нет. Доверьтесь своим ощущениям. Прошу вас!

Пожав плечами, я уселся; моему примеру последовали остальные. Корман, разумеется, прав: какая разница — настоящее кресло или нет? Однако мне показалось, что Гарал не похож на мастера по уничтожению предметов; кроме того, эти кресла стояли здесь уже четыре дня.

— Ну что же, отлично, — одобрительно произнес колдун. — Теперь к делу. Во-первых, не думайте, что вы — всего лишь заурядный человеческий материал. Мы примем участие в судьбе каждого, и поверьте, это не демагогия. Но не воображайте, что грубой физической силы для работы на полях и фермах у нас с избытком. На некоторых планетах Ромба к людям вроде вас относятся наплевательски и сразу же превращают в крестьян-рабов, чтобы побыстрее забыть о вашем существовании. У нас все по-другому. Каждый из вас попал сюда по заслугам, каждый обладает специальными навыками, для приобретения которых порой требуются десятилетия, и мы заинтересованы в ваших способностях. В настоящее время на Харон присылают мало новичков — вы первая партия за последние три года. И мы не собираемся отправлять на сбор урожая тех, кто способен на большее.

Его слова немного успокоили меня, впрочем, как и всех остальных. Никто не горел желанием батрачить; у каждого была очень высокая самооценка. Но подтекст кормановской речи был очевиден: на положение в обществе может рассчитывать только тот, кто продемонстрирует некие способности, в которых здесь нуждаются. А если при здешнем уровне технологии все наши таланты бесполезны?

— На Хароне, — тем временем вещал Корман, — ваше прошлое навсегда осталось позади и для вас начинается новая жизнь. Эти слова слышат все, кто прибывает на Харон, и ваша реакция на них позволяет нам оценить вашу искренность. Любой, кто захочет утаить свое прошлое, автоматически будет считаться бесталанным рабочим. Он получит новое имя, но его память будет полностью уничтожена. Вы имеете право выбора.

Ну, кто первый?

Все вопросительно переглянулись, но никто не издал ни звука. Зала, по-моему, хотела что-то сказать, но лишь схватила меня за руку и крепко сжала. Похоже, никто не собирался гнуть спину на плантациях под палящим солнцем.

После длительной паузы Корман утвердительно кивнул:

— Отлично. Ваше молчание я расцениваю как готовность приподнять завесу над собственным прошлым — разумеется, чуть-чуть. Сейчас по очереди я опрошу каждого из вас. Не пытайтесь лгать — я сразу пойму это и наложу на виновного заклятие вечной честности. Вы представляете последствия, не так ли?

М-да. Этого мне уж точно не хотелось. Однако такой запрет — это еще не требование говорить правду. Если я легко обманывал мощнейшие компьютеры, обвести вокруг пальца одного человека не составит труда.

— Кто хочет, может перед собеседованием задать принципиальные вопросы.

Мы молча огляделись, словно ища поддержки извне. Поскольку никто больше не решался, я осмелился спросить:

— Разрешите? Как мы научимся магии?

Волшебник с нескрываемым удовольствием посмотрел на меня:

— Хороший вопрос. Еще неизвестно, удастся ли вам это вообще. Но в любом случае, это произойдет не в одну минуту — вам требуется привыкнуть к местным условиям. Пока вы еще задаетесь вопросом, что реально, а что нет, всякое обучение бессмысленно. Только когда вы примете этот мир и его культуру такими, какие они есть, можно начинать подготовку. Всю свою жизнь вы слепо верили в науку и уповали на опыт, но факты, эмпиризм — всеобщий предрассудок, и вы не исключение. Здесь любой эксперимент приведет к произвольным, избранным мною результатам, и оглядка на опыт бесполезна. Мы сами определим, когда вы будете готовы, и лишь тогда займемся вашим обучением.

— То, что мы увидели сегодня, — спросил кто-то вслед за мной, — все воспринимали одинаково? А что увидят люди с других планет Ромба Вардена? И что получится на фотографии?

— Вы задали два разных вопроса, — ответил Корман, — и получите два разных ответа. Во-первых, о фотографии.

Действительно, фотоаппарат здесь будет работать, но сама фотография не имеет никакого значения — каждый увидит на ней то, что ХОТЕЛ БЫ. Предположим, я превратил вас в угара. Кто-то сфотографировал вас, посмотрел на снимок и увидел угара. Затем эта фотография попадает в другой город, и ее видят посторонние. Там тоже увидят угара, но только потому, что вы его видели, так что это спорный вопрос. Случайно попавший сюда робот не передаст вообще ничего, так как будет моментально уничтожен электронной бурей. Точно так же ничего не удастся получить с летающих роботов. Но даже если бы автомат мог здесь работать, он был бы лишь поводырем для слепцов, и вы никогда не смогли бы положиться на него — просто потому, что не знаете всех вопросов, которые нужно задать, чтобы получить ответ.

— А внешний наблюдатель?

— Этот случай посложнее. Местные микроорганизмы Вардена — это бактерии-мутанты, и они не могут обмениваться информацией с бактериями других планет. Так что наблюдатель, попавший сюда, скажем, с Лилит, увидит вещи такими, какие они на самом деле. Впрочем, на Хароне мы тоже должны быть хоть в чем-то уверены. Дом обязан быть домом, иначе первая же буря уничтожит вас. Он может быть не совсем таким, каким вы его видите, но все-таки должен быть зданием. Что касается живой материи, то это совсем другое дело. Если я превращу вас в угара, вы сами поверите, что вы — угар. Так же поступят и микроорганизмы Вардена в вашем теле. Мы не знаем, как им передается информация, не говоря уже об энергии, но это происходит, и иллюзия становится реальностью. Ваши клетки либо изменятся соответствующим образом, либо погибнут. Биохимические процессы вашего организма пойдут так же, как в организме угара, и спустя некоторое время вы станете самым настоящим угаром. И тогда даже наш воображаемый гость с Лилит увидит уже не вас, а угара.

Перспектива подобной метаморфозы пугала меня всерьез, однако важнее было другое. Микроорганизмы Вардена могут воспринимать невероятные массивы информации, недоступные никакому компьютеру, и обрабатывать их, создавая реальные объекты. Это стоило отметить.

Корман еще раз окинул всех взглядом:

— Ну, есть еще вопросы? Нет? Отлично, тогда начнем. Вам наверняка не терпится вступить в новую жизнь; точно так же и мы хотим поскорее вернуть гостиницу хозяевам, которых ваше присутствие здесь не очень обрадовало. — Он встал и подошел к своим ассистентам, которые уже установили в углу зала раскладные стол и кресла; на столе лежала огромная стопка толстых папок.

Волшебник сел за стол и взял верхнюю папку:

— Морис Кэйг!

Из наших рядов, явно нервничая, поднялся мужчина и, подойдя к комиссии, уселся напротив Кормана. Они сидели довольно далеко, и тихую речь мы бы не разобрали, однако разговор шел нормальным, деловым тоном и все были в курсе их беседы.

На первый взгляд процедура выглядела самой обычной, даже рутинной — имя, фамилия, возраст, образование, профессия, причина ссылки на Ромб и все такое. Однако в какой-то момент я уловил нечто в высшей степени странное — словно смотрел смонтированную запись, из которой вырезали кусок пленки. Кроме меня, этого никто не заметил или не подал вида, так что я тоже промолчал. Но это обстоятельство сильно взволновало меня, а дальнейшее обеспокоило еще больше.

Интересно, что подобное происходило со всеми, кроме Залы. Я внимательнейшим образом наблюдал за ней не только, чтобы поймать загадочный разрыв во времени, но и чтобы сравнить известную мне версию ее прошлого с тем, что она скажет Корману. К ее чести, они совпали даже в мелочах.

Чем дольше длилась эта тягомотина, тем сильнее нарастало мое раздражение, однако я услышал немало любопытного. Наш буйвол, захвативший себе отдельные покои, оказывается, был кем-то вроде диктатора на затерянной вдали от межзвездных трасс приграничной планете. Особое пристрастие он питал к зверским казням, пыткам и прочим ужасам. Хотя внешность у него была весьма красноречивая, я хорошо понимал, что большой, мускулистый, грязный и злобный — еще не значит тупой и недалекий. Человек, который подчинил целую планету и безраздельно хозяйничал на ней шесть лет, — безусловно, гений, и именно поэтому он и попал сюда. Лакомый кусок для Эолы Мэтьюз — хотя смогут ли они плодотворно сотрудничать, еще вопрос.

Меня оставили на закуску, и, когда Корман произнес наконец мое имя, я уже сгорал от любопытства: будет ли наша беседа так же "отредактирована"?

Со мной Корман был столь же корректен, как и с " остальными.

— Парк Лакош?

— Да.

— Вы не возражаете, если мы коснемся вашего прошлого?

Я выдержал достаточно длинную паузу, после чего сказал:

— Нет.

Он утвердительно кивнул:

— Мне понятны ваши опасения. Вы очень колоритная личность, Лакош, не правда ли?

— Боюсь, что там, Извне, выразились бы несколько иначе.

Волшебник холодно усмехнулся:

— Совершенно верно. Вы автор ряда жестоких убийств при вполне благополучной с виду жизни и карьере. Они немного скрасили безысходную скуку, царящую в Конфедерации. По-видимому, психиатры уже помогли вам решить вашу насущную проблему?

— Да. Меня долго лечили, как вы знаете. Я абсолютно здоров, однако моя популярность сыграла со мной злую шутку — нормальное общество для меня заказано.

— Теперь вы поняли, что я имел в виду, называя вас колоритной личностью? Да, именно вашу болезнь. Мы обратили внимание на то, что вы уже неделю живете в одной комнате с женщиной, но ведете себя в высшей степени благопристойно.

Скажите честно, можете ли вы вновь слететь с катушек? И даже в более ужасающих формах?

Я неопределенно пожал плечами:

— Боюсь, это вопрос к Господу Богу. Сейчас я совершенно здоров и не представляю, как я наломал столько дров. Но наломал ведь.

— А убийства? Можете ли вы убить кого-нибудь? Этот вопрос был полегче.

— Да, конечно. Например, защищаясь. При лечении мою психику не заблокировали; я не подвергался никакому программированию и, стало быть, полноценен.

Корман одобрительно кивнул, затем внезапно вперил в меня острый гипнотический взгляд; это длилось секунду-другую, не больше. Затем он отвел глаза, вздохнул и немного расслабился.

— Ну вот теперь мы одни, — сказал он.

— Что??? — Я подскочил от неожиданности, однако, оглянувшись, обнаружил только пустоту. Казалось, от остальных нас скрыла огромная черная стена.

— Это нетрудно, — сказал Корман, насладившись моим неподдельным удивлением. — Когда мы вернемся в обычный мир, никто ничего не заподозрит.

— Так вот в чем дело! — озарило меня. — А я-то думал, что за ерунда?

— Поразительно! Такое практически никому не удается.

Человеческий мозг не способен воспринимать скачки во времени. Вы, значит, заметили их, когда я беседовал с остальными?

Я кивнул:

— Сперва я даже испугался, не свихнулся ли по новой, однако это повторялось каждый раз, следовательно, я не ошибся.

— И такое случалось при беседах со всеми? Я улыбнулся:

— Со всеми — кроме Залы. Мне показалось, что вы ее сюда не вытаскивали…

— Совершенно верно. Похоже, я недооценил вас, Лакош. При соответствующей подготовке вы станете чрезвычайно могущественны. Вы просто рождены для Харона.

— Хотелось бы попробовать, — совершенно искренне ответил я.

— Посмотрим, посмотрим. У вас хорошие шансы сделать замечательную карьеру.

— О? Каким образом?

Меня удивил и в то же время слегка взволновал его неподдельный интерес к моей персоне. Я никак не рассчитывал привлечь такое внимание к своей скромной особе уже в начале игры.

Корман надолго задумался, словно борясь с терзающими его сомнениями. Немного погодя он вздохнул и решительно посмотрел на меня.

— Пять лет назад Хароном правил Тулио Корил, — сказал волшебник. — Этот хитрый старый лис был невероятно силен и могуществен. Обычная государственная рутина его совершенно не увлекала — ведь он чувствовал себя настоящим небожителем, а пристало ли Богу заниматься крючкотворством?

— Зачем же он стал властителем?

— По-видимому, из чувства долга. Это не сулило ему никакой личной выгоды, но он прекрасно понимал, какие возможности для произвола и злоупотреблений получат его соперники, если дорвутся до высшей власти; он решил перейти им дорогу.

— Неужели здесь встречаются столь благородные создания?

— И немало. Взять хотя бы меня. Вы такой же изгнанник, как и каждый из нас, и даже больше, ибо вы продукт того общества, которое вас отвергло. Оно поставило своей целью насадить всеобщее счастье в виде всеобщего равенства, но для этого ему потребовалось оболванить всех. Некоторые стали уголовниками без особых угрызений совести — это правда, однако многие превратились в преступников только потому, что позволяли себе роскошь мыслить иначе, нежели требовало руководство Конфедерации. В грязной истории человечества «инакомыслие» зачастую означало договор с дьяволом, хотя «инакомыслие» — это всего лишь "инакомыслие", и не более. Да если бы построенное ими общество оказалось действительно совершенным, разве потребовалось бы им столько детективов или наемных убийц? Разве появились бы мы, преступники?

На такой вопрос ответить всегда непросто, а в моем положении спорить и вовсе неблагоразумно. Я предпочел промолчать.

— Те, кто навязал землянам Конфедерацию, были вынуждены прибегнуть к помощи наемников для отстрела тех, кто не мог или не хотел адаптироваться. Это началось много веков назад, сменилось уже немало поколений, а диссиденты в Конфедерации не перевелись. Почему, Лакош? Нас убивают, подвергают ментальной чистке и перепрограммированию — а мы существуем. Творцы истории никогда не извлекают из нее уроков, иначе бы они поняли, что такие, как мы, — соль земли. Именно поэтому они периодически выдворяют нас из своего мира — чтобы в первую очередь избавиться от грозных конкурентов. Но сколько бы ни выпалывала своих врагов Конфедерация, ОНИ БУДУТ ПОЯВЛЯТЬСЯ ВНОВЬ И ВНОВЬ. ВСЕГДА.

— Мне трудно назвать режим Конфедерации тиранией, особенно если вспомнить, что творилось на Земле раньше.

— Дело не в названии. Новые способы маскируют старые, только и всего. Общество, однозначно указующее людям, что думать, есть, пить, кого и как любить, — это чистой воды деспотия, даже если она осыпана золотом и слаще меда.

— Но если люди действительно счастливы…

— Граждане сильнейших тоталитарных государств, как правило, счастливы; точнее говоря, они не несчастны. В истории еще не было тирана, который пользовался бы молчаливой поддержкой широчайших народных масс, что бы они ни болтали после его свержения. Революции вершат одиночки, избранные, с достаточно развитым воображением и интеллектом, чтобы преодолеть существующее и понять, как устроить новую прекрасную жизнь. Именно это Конфедерация отлично усвоила — вот почему люди, подобные нам с Корилом, оказываются здесь. Совершенно неважно, как долго она уже существует и сколько ей суждено просуществовать, — она подчиняется общественным законам, а в соответствии с ними все империи рано или поздно гибнут — либо от внешних причин, либо от внутренней гнильцы. Сколь бы Конфедерация ни боролась с нами, любая империя обречена. Это лишь вопрос времени.

— Вы похожи на озлобленного философа, — заметил я. Корман неопределенно пожал плечами:

— Да, я и впрямь был историком. Не одним из этих придворных болтунов, которые вдалбливали в ваши головы одобренную режимом чушь. Нет, я был настоящим ученым, имеющим доступ ко всем материалам — ибо готовил аналитические обзоры для властей предержащих. История, как известно, наука — хотя вам еще не довелось испытать на себе всю ее прелесть. Наши деятели — технари до мозга костей — всегда боялись истории до смерти и в конце концов решили считать ее разновидностью литературы, и не более того. Вот почему современные ученые упорно игнорируют историю и в результате становятся бессловесными овцами, которых можно завести куда угодно… Однако я отклонился от темы.

— Я получил огромное удовольствие, — искренне сказал я. Мне в самом деле требовалось досконально изучить врага. — Но вы говорили о Кориле.

Корман кивнул:

— Корил был редким в наше время интеллектуалом старой школы. Он прекрасно понимал, что рано или поздно Конфедерация рухнет под собственной тяжестью, и был готов поспособствовать естественному развитию событии, даже если крах наступит очень не скоро. Есть, правда, и другая теория, которая считает, что быстрый и насильственный, если потребуется, переворот спасет множество людей и приведет наконец к позитивным результатам. Человек тоже может умереть либо мгновенно, либо после долгой мучительной агонии — что приятнее? Вы уловили разницу?

Я утвердительно кивнул:

— Эволюция или революция — старая песня. Я полагаю, именно поэтому Корил больше не властитель?

— Да. Он поборник эволюции, пришедший к власти в неподходящее время.

Разговор определенно становился все интереснее.

— Неподходящее время? Значит, вопрос о революции стоит на повестке дня? Откровенно говоря, верится с трудом.

— Примерно пять лет назад, — ответил Корман, — Марек Криган, властитель Лилит, созвал конференцию Властителей Ромба. Похоже, мы установили контакт с внешней силой, которой требуется наша помощь, чтобы уничтожить Конфедерацию.

— Внешняя сила? — Я не верил собственным ушам. Пробыв на Хароне всего неделю, я узнал такие подробности, которые, как мне казалось, нужно было бы добывать годами, по крупице.

— Ну да, инопланетяне. В технологии они не слишком опередили землян, но идеология их гораздо мобильнее, а стало быть, и возможности велики, хотя численностью они, пожалуй, уступают Конфедерации. Они довольно успешно сосуществовали с другими формами жизни, однако, проанализировав культуру и систему ценностей Конфедерации, пришли к выводу, что на сей раз предстоит борьба не на жизнь, а на смерть. Им ничего не стоит уничтожить Конфедерацию, хотя они не собираются истреблять все человечество.

— А почему вы так уверены в этом? Вы же сами сказали, что их намного меньше, чем нас.

Корман задумчиво покачал головой:

— Дело не в этом. Конфедерация может стереть в порошок планету с миллиардным населением при помощи небольшого устройства, одного человека и двух роботов. Трое против нескольких миллиардов — а результат?

— Однако им придется атаковать все населенные людьми планеты одновременно, — заметил я.

— Цивилизация, достаточно мощная, чтобы вступить в контакт с Четырьмя Властителями да еще и вывезти их отсюда под носом у всех патрульных кораблей, ухитрившись при этом остаться необнаруженной, способна решать и не такие задачи.

— Четыре Властителя выбирались за пределы Ромба? — потрясенно переспросил я. Корман утвердительно кивнул:

— Правда, не все. Криган разработал общий план: пришельцы обеспечат необходимую техническую поддержку и транспорт, а планеты Ромба предоставят в полное распоряжение союзников всю свою мощь.

— По-видимому, отсутствовал Корил? Последовал еще один кивок.

— В том-то и дело. Он открыто выступил против, опасаясь, что желание пришельцев заключить союз с Властителями Ромба — это всего лишь тактический ход с целью порабощения, а то и полного истребления человечества. Конечно, все это вряд ли произойдет в сроки, сравнимые с продолжительностью человеческой жизни; мы едва ли доживем до победы, однако в этом есть некий смысл. По крайней мере пришельцы избавят человека от микроорганизмов Вардена или хотя бы стабилизируют их. Вы понимаете, что это значит?

— Побег, — уверенно сказал я.

— Гораздо больше, чем вульгарный побег! Даже мы, лично мы, окажемся там и получим свою долю. Игра стоит свеч! Однако, как я уже говорил, имеется несколько "но". Харон наверняка котируется у заговорщиков меньше всего. Большинство политических преступников и суперграбителей разных мастей попадают именно сюда, и заговор, откровенно говоря, может обойтись и без нашего участия. Скорее всего так и будет. Однако, если он по каким-то причинам провалится, нас накажут наравне с остальными: Конфедерация уничтожит Ромб Вардена — и дело с концом. А в случае успеха все лавры достанутся нашим соседям, а о нас никто и не вспомнит. Итак, либо мы сами присоединимся к ним, либо останемся в стороне и тогда в любом случае потеряем все. Вот к чему привела беспрецедентная нерешительность властителя Харона.

— Но, я полагаю, у него есть свои планы?

— Еще бы! Синод сделал все, чтобы изгнать его, но даже это не помогло. В конце концов он бежал на Гамуш, на экваториальный континент, в заранее подготовленное убежище; и теперь никто не может его выследить. Да и неудивительно — магия на Хароне практически всесильна. Самый бездарный волшебник убьет вас, кинув лишь мимолетный взгляд. Деревенский колдун сровняет с землей целый замок и превратит всех его обитателей в деревья, если только пожелает. Объединенные силы Синода в состоянии уничтожить целый континент. Но даже такая невообразимая мощь лишь отстранила его от власти, и не более того. Теперь вы поняли, какая это необыкновенная личность?

Честно говоря, понял я немного, но некоторое представление получил.

— И он все еще борется с вами? — поинтересовался я у Кормана.

— Да. Не столь эффективно, как раньше, но он по-прежнему очень опасен. В высших кругах у Корила остались сторонники, и ему удалось заслать своих агентов даже на наше совещание с пришельцами. Шпионы преодолели совершеннейшую охрану — вам такая и не снилась, — но, к счастью, их успели выследить до того, как они передали полученную информацию — и, конечно же, уничтожили — но Корил был в двух шагах от того, чтобы избавиться от всех конкурентов сразу, — да еще прикончить двух наших союзников — а ведь его самого там и в помине не было! Он в это время отсиживался на Гамуше.

Теперь наступил мой черед.

— Все это очень интересно — но почему вы рассказываете об этом мне? Кажется, это уже выходит за рамки вводной лекции, — Вы абсолютно правы. Официально мы преподнесли отставку Корила как попытку спасти Харон от его дьявольских амбиций. Мы внедрили в массовое сознание образ Корила как истинного дьявола, демона, исчадие ада. Это оказалось весьма эффективно и даже полезно — с одной стороны, позволяет контролировать толпу, а с другой — вменить в вину Корилу абсолютно все.

— Козел отпущения, мальчик для битья, — пробормотал я, подумав про себя, что на толерантность это тоже не похоже.

— Совершенно верно. Но он по-прежнему остается серьезной угрозой. Мы предпочли бы иметь дело только с мифом.

Корил использует против нас даже нашу собственную пропаганду, вербуя союзников среди недовольных нынешним режимом. Он использовал имидж "злого волшебника", чтобы создать культ оппозиции, — я имею в виду оба значения слова "культ". Мы не можем спать спокойно, пока он жив.

— То есть убрать его вам не удалось?

— Застать Корила врасплох невозможно. Поймите, никакой ненависти к нему мы не питаем — мы просто должны уничтожить его, ибо не в состоянии изменить, но убить его можно, только встретившись с ним лицом к лицу. Однако для этого прежде всего необходимо выяснить, где он прячется.

Я прекрасно понимал, к чему он клонит, но кое-что оставалось неясным.

— Почему именно я?

— Сейчас объясню. Число приверженцев его культа велико, но толку от них мало, так как они искренне верят во всю эту риторическую чушь. Однако мы нанесли ему порядочный урон, и теперь Корил нуждается в новых людях — трезвомыслящих, лишенных всяческих суеверий, а также способных восстановить его связи в Конфедерации. Ему нужны люди, умеющие возглавить войско, самостоятельно мыслить; люди, которые будут на его стороне даже если и не питают особой любви к Конфедерации.

Теперь мне следовало быть предельно осторожным.

— Другими словами, вроде меня, — закончил я.

— Да. Природа нашей атмосферы позволяет нам не опасаться тайных сношений с внешним миром, и даже местные колдуны способны бороться с отдельными разведчиками. Конфедерация имеет своих агентов на всех планетах Ромба Вардена, но здесь шпионы наименее опасны, так как лишены связи с внешним миром — она возможна только с борта космического корабля, которые прекрасно контролируются. Ваша группа — первые заключенные, присланные сюда после смещения Корила, так что вы можете совершенно естественно влиться в ряды его сторонников. Кроме того, есть множество других причин, по которым мы обратились к вам — как и к другим ссыльным. Видите ли, наделав кучу ошибок, Конфедерация осознала наконец, что мы в союзе с пришельцами вынашиваем заговор против нее. К счастью, пока им известен только сам факт, а этого недостаточно, чтобы начать действовать; надеюсь также, что уже и поздно. Однако они отнюдь не безмозглы. Нам доподлинно известно, что на Ромб Вардена направлен как минимум один террорист-убийца высочайшего класса.

— ЧТО??? — Меня мгновенно прошиб холодный пот. Неужели это конец? Как же им удалось так быстро меня вычислить?

Волшебник Корман утвердительно кивнул:

— И пока мы достоверно знаем лишь про одного, не мешает подготовиться к худшему, не так ли? К тому, что их больше.

— Зачем? — спросил я, изо всех сил сохраняя самообладание. — Вы же сами сказали, что передать информацию с планеты невозможно; и любой агент так же навечно застрянет здесь, как и мы.

— Мы на Хароне считаем — замечу, далеко не все властители разделяют наше мнение, — что Конфедерация зашлет своих агентов на все планеты Ромба, чтобы убить всех властителей. Они надеются, что ликвидация лидеров приостановит движение и начнется борьба за власть, а их преемники будут не столь уверены в себе, чтобы поддержать заговорщиков. Мне так не кажется, однако это единственное, что может предпринять Конфедерация, пока сами пришельцы еще не обнаружены.

Он попал в самую точку: я не сомневался, что погиб. Мое подсознание вопило: "ОН ЗНАЕТ! ОН ЗНАЕТ!" — однако интеллект приказывал: не сдавайся — играй до конца.

— И вы уверены, что один из нас — фанатично преданный Конфедерации террорист? — прямо спросил я.

— Да, уверен, — ответил Корман. — Уверен с той самой секунды, как встретился с ним лицом к лицу.

Он выдержал показавшуюся мне бесконечной паузу, и я внутренне сжался в ожидании неминуемой развязки. — Этот агент, — сказал он наконец, — ЗАЛА ЭМБУЭЙ.