Химеры Апокалипсиса

ГЛАВА 1

Лондон, 2066 год.

Я встретила этого примечательного англичанина в месте далеко не примечательном — подземке. После серий терактов, не миновавших и лондонское tube1, у 'приличных' граждан окончательно пропало всякое желание пользоваться метро. Теперь мир черных туннелей и грязно-серых платформ, местами выщербленных взрывами, полностью принадлежал низшему классу. Чернорабочие, беженцы, неимущие — 'трущобные крысы', как с брезгливой жалостью говорили в обществе. И хотя мой социальный статус отличался от положения этих изможденных, плохо одетых людей, я предпочитала метро. Отчасти из-за бунтарского духа, отчасти из-за странной любви к темным тайнам лондонских подземелий. Впрочем, в ту пору не я одна была охвачена духом бунтарства — новое поколение, выросшее уже на руинах прежнего мира, было головной болью общества. Аморальные, развращенные, не признававшие абсолютно никаких ценностей, рано повзрослевшие дети…

Я в который раз перечитывала невнятную статью о трагедии в 'Нью-Авалон', второй лунной колонии (строительство 'Авалона' также кончилось печально). Никак не могла вникнуть в детали странного происшествия, о котором сейчас говорил весь мир. 'Спонтанная разгерметизация защитного купола… уцелевших нет… ведется следствие… строительство третьей исследовательской станции-колонии отложено до выяснения обстоятельств…' Чушь какая-то. По одному из мнений экспертов, щит был отключен изнутри. Колония ученых-самоубийц? Халатность колонистов? Случайность? Диверсия? Вполне вероятно. Учитывая интернациональный состав поселенцев и враждебную обстановку в мире.

Продолжая пребывать в задумчивости, я было качнулась назад, намереваясь занять освободившееся место, но что-то потянуло меня за шею. Опустив газету, я недовольно уставилась на стоявшего ко мне спиной высокого худощавого мужчину. Уже тогда он меня удивил — хорошо одетый — в длинное черное пальто, кремовый вязаный шарф — и обутый в дорогие ботинки известной марки. Темные длинноватые волосы англичанина были аккуратными волнами зачесаны за уши и явно смазаны хорошим гелем. Да и пахло от него уж слишком благородно. Надо же, и в метро, с обычными смертными… Но об этом я подумала вскользь, так как обнаружилось, что один из дорогих ботинок 'джентльмена' стоит на кончике моего длиннющего разноцветного шарфа.

— Извините, — сказала я по-английски в широкую спину. Спина и не дрогнула. Ее обладатель был тоже погружен в какое-то чтиво.

Я сердито постучала кончиком пальца под лопаткой незнакомца. Мужчина вздрогнул и, наконец, оглянулся. Тут же обнаружилось, что его скорее следовало бы называть 'молодым человеком', потому как на вид ему было едва больше тридцати. Узкое выразительное лицо, глаза черные, насмешливые, с особенным прищуром, длинные пушистые ресницы. И брови вразлет, с изломом, как у Мефистофеля. Колоритный персонаж.

— Вы на моем шарфе стоите, — объяснила я и ткнула пальцем вниз.

— О, — спокойно произнес он и поднял ногу.

'О?!' — подумала я раздраженно. — 'И все? И никаких тебе 'Простите'?

Пока я оборачивала вокруг шеи злополучный нескончаемый шарф (очень популярного среди лондонской молодежи фасона), незнакомец следил за моими движениями с дружелюбным интересом и даже сделал попытку помочь, когда шарф зацепился за ворот френча. Я сердито дернулась.

— Вы не боитесь, что когда-нибудь этот шарф прищемит дверью вагона? — насмешливо спросил он на безупречном английском. — В моей практике был такой случай. Правда, тогда все обошлось небольшим растяжением…

— Шеи или шарфа? — съязвила я, чем вызвала мимолетную улыбку на его губах. 'В практике? Неужто врач? А что, похож…'

— А вы, я гляжу, не уроженка Лондона? — вопросом на вопрос ответил он. — И вообще не британка.

— И что с того?

— О, ничего. Просто хотел проверить, прав ли я.

— Зато в вас сразу видно истинного англичанина.

— Почему же? Чисто английский выговор?

— Чисто английское занудство.

— Ха-ха. Мы еще даже не знакомы, а уже начали ругаться.

— Ругаться? И не подумаю. Вы спросили, я ответила.

— Ну, хорошо. Так я могу спросить, как вас зовут?

— Можете.

— И?..

— Что 'и'? Вы спросили. Я же не обещала ответить.

Незнакомец растерянно захлопал глазами, переваривая русский юмор, потом весело хмыкнул.

— Забавная вы девушка.

Я было открыла рот, собираясь выдать нахалу достойный ответ, но язвительным словам так и не суждено было слететь с моего языка. Неожиданно вагон со страшной силой тряхнуло, что-то взвизгнуло, протяжно и оглушительно заскрипело, и пассажиров одной кучей швырнуло вперед. Многие не удержались на ногах, повалились на пол, раздались испуганные крики.

Мне повезло — я налетела на своего собеседника, пребольно впечатавшись носом в твердую грудь, и — о чудо! — мы оба устояли на ногах. Одной рукой мужчина вцепился в поручень, другой, точно тисками, обхватил мою талию и крепко прижал к себе.

— Вы в порядке? — обеспокоенно заглянул он мне в лицо, едва вагон перестал со скрежетом тормозить и мир вновь обрел четкость. Я как лягушка распласталась на широкой груди спасителя, обхватив его чуть ли не всеми четырьмя конечностями. Носки моих пыльных замшевых сапожек припечатали его дорогие, до блеска начищенные ботинки.

— Угумс, — промычала я, отстраняясь и зажимая обеими руками нос. Между пальцев сочилась кровь и капала на рукав его пальто — он продолжал поддерживать меня за плечо.

— Вот, держите, — он сунул мне аккуратно сложенный клетчатый носовой платок. Я прижала надушенную ткань к носу, чуть запрокинула голову. Вокруг ругались, охали, кряхтели. Где-то в конце вагона заходился испуганным плачем ребенок.

— Дайте взглянуть, — мужчина отстранил мою руку (сердито мыча, я пыталась его отпихнуть) и очень осторожно ощупал мою переносицу. Пальцы у него были длинные, тонкие и возмутительно холеные. Больно не было, только ноздри словно набили горячей ватой.

— Перелома нет, — успокоил он. — Жалко было бы, если б такое хорошенькое личико пострадало.

Я злобно хрюкнула сквозь платок, но незнакомец уже потерял ко мне интерес. Он с озабоченным видом смотрел за окно, за которым видно было платформу станции, с которой мы так и не уехали. Станция Святого Павла. У толпившихся на платформе людей лица были взволнованные, все смотрели куда-то вниз, на рельсы, показывали пальцами.

Двери с глухим звуком разъехались, выпуская галдящих пассажиров наружу. Нас стали толкать, потащили за собой. Незнакомец оберегающим жестом обхватил меня за плечи, пропустил вперед. Взгляд у него стал странно жестким, собранным, губы сжались в твердую линию. Едва мы вышли на платформу, как он быстрым шагом направился к головному вагону, расталкивая зевак. Я машинально засеменила следом.

— Что случилось? — тронул мой англичанин за плечо выскочившего из вагона водителя. Тот обернулся — глаза были отчаянные — махнул рукой в сторону черной пасти туннеля:

— Какой-то идиот прыгнул под поезд! Я, конечно, сразу затормозил, а толку… О, Господи…

— Полицию вызвали? Скорую?

Водитель кивнул, кусая губы.

— В диспетчерскую сообщил. Сейчас приедут. Надо взглянуть — быть может, парень еще жив…

Он неожиданно рванул с платформы, соскочил на рельсы и скрылся за вагоном.

— Постойте! — мой спутник, не долго думая, последовал его примеру, но, видимо, вспомнив про меня, оглянулся, быстро сунул мне что-то в руку и побежал догонять водителя. Опешив, я раскрыла ладонь и увидела обыкновенную визитную карточку. На прозрачном пластике переливались голографические загогулины:

МОРГАН ДЖ. ФЭЙР

ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ

— и далее следовали адрес офиса и номер контактного видеофона.

'Ни фига себе!' — я мысленно перешла на русский. Частный детектив! Морган. Чудное имя. Пиратское какое-то. Под стать хозяину.

На карточку упала крупная багровая капля, расползлась кляксой. Я покрепче прижала платок к носу и принялась притискиваться через толпу к эскалатору. Возьму кэб, так и быть.

Днем позже, когда я валялась на кушетке у себя в спальне, меланхолически кутаясь в плед и глядя на заштрихованное дождиком окно, ко мне, деликатно постучав в уже открытую дверь (такая уж у него была манера входить), заглянул мой сосед по дому, соотечественник и закадычный друг Никита Тихорецкий. Был он старше меня на пару лет, высок, тощ и нескладен, с шевелюрой почти африканских завитушек ярко-рыжего цвета, синими глазами за огромными стеклами реликтовых очков и веснушчатой картошкой вместо носа. Талантливый фотограф и просто отличный человек.

— Ваша газета, мадемуазель, — церемонно поклонился он и куда более бесцеремонно запустил в меня свернутой газетой. Я лениво выпростала из-под пледа руки и поскребла ногтем живописное масляное пятно на самой первой странице.

— Тихорецкий, у нас салфетки, что ли, кончились? Ууу, неряха!

— Гелик, так ем на бегу… Хот-дог уронил, каюсь.

— А мне купил?

— На кухне. А я пошел. У меня сегодня день убойный.

— Не разжалобишь все равно. Ужин сам приготовишь, я в кафе перекушу. И никаких 'Геликов', Тихорецкий!

— Так точно, Гелик!

Подушка полетела уже в закрытую дверь. Покачав головой, я развернула удивительно мятую Daily Express и уставилась на первую страницу, украшенную оттиском хот-дога:

АНГЕЛЫ АПОКАЛИПСИСА СНОВА АТАКУЮТ:

РЕЛИГИОЗНАЯ СЕКТА ИЛИ ОЧЕРЕДНЫЕ МАНЬЯКИ?

Далее следовала длинная, пространная и весьма запутанная статья о происшествии в метро, свидетелем которому мне отчасти довелось стать. Так-так, а вот это уже интересно… Известный вестсайдский адвокат сорока двух лет, Джордж Прайс, по-видимому, стал очередной жертвой психопатов, называвших себя 'ангелами Апокалипсиса'. Дело, как и все предыдущие, крайне непонятное. Оказывается, бедняга не сам прыгнул под поезд, а, по словам многочисленных свидетелей, был сброшен на рельсы неким высоким худощавым субъектом, облаченным в балахон монаха неохристианской церкви. Благодаря поднявшейся суматохе убийце удалось скрыться незамеченным до прибытия полиции. Впрочем, был ли он действительно убийцей? Как и в предыдущих случаях, причиной смерти мужчины, по утверждению врачей, стал обширный инфаркт миокарда в результате резкого сосудистого спазма, предположительно вызванного состоянием крайнего испуга. Что примечательно, все жертвы 'ангелов' отличались завидным здоровьем и ранее никогда на проблемы с сердцем не жаловались. Врачи недоумевали. У всех жертв на лбу наблюдались страшные ожоги в виде крестов, а на телах или в карманах убитых всегда находили записки с надписью 'возмездие ангелов Апокалипсиса', которые необъяснимым образом самовозгорались сразу после обнаружения. Сначала врачи заподозрили, что причиной поражения сердца стал чрезвычайно сильный токсин, но вскрытие отравления не показало. Загадка осталась неразгаданной.

Неохристианство как религия возникло и получило довольно широкое распространение в период после метеоритного дождя 59-го, когда была уничтожена большая часть лондонского Истсайда, а Ла-Манш значительно расширил берега. По счастью, основная масса метеоритных осколков упала в океан, иначе Британия как таковая стала бы частью мировой истории. Штаты и значительная часть территории Европы также серьезно пострадали. Год спустя на побережье Шри-Ланки обрушилось разрушительной силы цунами, унесшее не одну сотню тысяч человеческих жизней, а потом посыпалось: наводнения, пожары, торнадо, стихийные бедствия… Страшное землетрясение в Японии, с которым у меня были свои счеты… Политические конфликты, локальные войны, грозящие перерасти в глобальную… Неохристианская церковь, ссылаясь на все эти беды, якобы описанные в Библии 'знамения', провозгласила, что конец света, он же Апокалипсис, близок, и призывала верующих объединиться и должным образом подготовиться к битве за души человечества и Судному Дню.

И паства этой церкви, надо признать, была обширная. Многие всерьез верили в близкую кончину мира, хотя человечество на протяжении всего периода своего существования, кажется, ежегодно готовилось к Армагеддону. Такова уж человеческая природа — во всех мировых происшествиях искать божественную подоплеку. Однако до убийств на этой почве еще не доходило…

За месяц подобным странным образом погибло шесть человек — Патрик О'Донелл, молодой режиссер; Джеймс Коул, журналист; Саймон Томпсон, директор школы; Элизабет Лорвуд, главный редактор модного журнала; Джек Симпсон, полицейский, и Джордж Прайс, адвокат. Одних нашли мертвыми в собственных постелях, несчастную мисс Лорвуд — вот наглость! — обнаружили в кресле собственного офиса с выпученными от страха глазами, причем секретарша клялась, что в кабинет никто не входил. Вообще, газеты писали, что люди, обнаруживавшие тела, в первую очередь поражались выражению крайнего ужаса, застывших на лицах несчастных. Глаза у всех были вытаращены, рты раскрыты в последнем крике, а пальцы невозможно скрючены. Короче говоря, энигма, загадка. Интересно, за какие такие грехи так называемые 'ангелы Апокалипсиса' расправились с людьми, в основном занимавшими высокое общественное положение и на первый взгляд весьма достойными гражданами?

Мысли мои вернулись к Моргану Фэйру, частному детективу, с которым так странно столкнула меня судьба. И надо же было именно в тот момент убийце швырнуть жертву под поезд! Какое совпадение… Интересно, моему английскому знакомцу известны подробности происшествия? И почему смерть адвоката его так заинтересовала — ишь, как прытко кинулся к телу! Быть может, он расследует эти загадочные смерти? Но зачем? По собственной инициативе или по чьему-то заказу? Но кому это может быть нужно, ведь дело ведет полиция? В общем, вопросов было явно больше, чем ответов.

Надо будет расспросить Тихорецкого о деталях, он же делает фотографии для одной легкомысленной газетенки, гоняющейся за дешевыми сенсациями. Быть может, ему удалось заснять что-нибудь интересное относительно этого дела.

Пару минут я пребывала в колебаниях, но кошачье любопытство победило, и я, скрепя сердце, набрала на панели видеофона номер, указанный на визитке англичанина. Мне ответил автоответчик, а экран включил нейтральную картинку багряного осеннего леса. Разочарованная, я не последовала убедительной просьбе оставить для детектива сообщение и отключила связь. После великий детектив просмотрит запись и посмеется над глупым выражением моего лица, недовольно подумала я. Пожалуй, надо прогуляться. Обычно интуиция меня не подводила, а сейчас она говорила — нет, просто вопила! — что та наша встреча с загадочным мистером Фэйром была не последней. Что ж, проверим.

Я наскоро влезла в свой любимый растянутый свитер с широким воротом, зеленый, грубой вязки, джинсовое линялое мини и замшевые сапожки, небрежно взбила перед зеркалом короткие вихры. Сгребла в охапку рассыпанные по столу яркие браслеты, нацепила на запястья. В уши вдела пару расписных колец. То, что надо, чтобы разбавить унылый серый фон лондонских улиц.

Сбежав по узкой лестнице в кухню, я насыпала корма Клео (моей любимице, лысой кошке-сфинксу, которую Тихорецкий называл гремлином), накинула теплое пальто-френч, обвязалась шарфом, взяла сумку, зонт и вышла из дома. Дождик продолжал накрапывать, так что зонт оказался кстати.

Шуберри Стрит, улицу, на которой стоял наш домик, отстроили заново, хоть и не до конца — средств не хватило или руки не дошли. Но с транспортом повезло — метро, разрушенное метеоритом, провели заново как раз до станции Ист Хэм, ближайшей к нам. Дальше тянулись унылые пустоши да нагромождения обломков, мусорных свалок и трущоб, в которых ютились совершенные отбросы общества. Туда ходили только автобусы, да и то с промежутками в несколько часов.

До Бейкер Стрит (воистину, улица сыщиков!) я добралась без пересадок, лишь однажды сверившись с картой метро — бывала там и раньше. У выхода из здания метро замешкалась, засовывая зонт в сумку, и неожиданно столкнулась с торопящимся навстречу человеком. Я едва не упала, ушиблась плечом о стену и тихо выругалась по-русски.

— На ловца и зверь бежит, — насмешливо поприветствовал меня Морган Фэйр, все такой же элегантный и возмутительно красивый. — Какими судьбами, мисс…

Он сделал выжидающую паузу, и я буркнула:

— Ангелина. Ангелина Боголюбова.

— Энджелинэ, — переиначил он мое имя на английский лад. — Чудесное имя. Как раз под вашу ангельскую внешность. Я буду звать вас Энджи, можно? — и, не дожидаясь ответа, деликатно подхватил меня под локоть. — Идемте, по пути поговорим, я тороплюсь. Вы ведь ко мне ехали, не так ли?

— К вам. — неохотно призналась я. — У меня есть вопросы…

— У меня тоже. Ага, вот и наш поезд.

— А куда мы едем? — спросила я, слегка ошеломленная скоростью развития событий. Мы присели на угловой диванчик, причем Морган по-джентельменски отобрал у меня мокрую сумку и положил ее себе на колени.

— Вы русская? — спросил он, по привычке игнорируя мой вопрос.

Я немедленно набычилась:

— Вы не ответили!

— Ну, хорошо. В деле об 'ангелах Апокалипсиса' обнаружились новые факты. Видите ли, Энджи, я вожу дружбу со многими полицейскими, в частности с инспектором Квиком. Он позвонил мне и сообщил, что человек, предположительно причастный к убийству, час назад покончил с собой.

— Так вы все-таки расследуете это дело?

— Да. Меня никто не нанимал, но для меня это, так сказать, дело чести. Я был знаком с Элизабет.

— Элизабет?

— Элизабет Лорвуд. Она, конечно, не была ангелом и особой богобоязненностью не отличалась, но смерти такой не заслужила. А вам-то почему это интересно?

— А я вообще любопытная. Если я вам мешаю…

— Нет, пока нет. — он улыбнулся. — Я никогда не против компании хорошенькой девушки. Я возьму вас с собой, но взамен приглашу на чашечку кофе и мы познакомимся поближе. О'кей?

— Угу. — буркнула я, подумав. — Означает ли это, что я могу называть тебя 'Морган', раз уж ты называешь меня 'Энджи'?

— Конечно.

— Отлично. Тогда поехали. А почему, кстати, ты ездишь на метро? Неужели детективы сейчас так мало зарабатывают?

— О, мне так просто удобнее. Пока поймаешь этот кэб, драгоценное время будет упущено. Да и пробки…

— И взрывов ты тоже не боишься?

— Ведь ты не боишься, как я погляжу. А я — мужчина, как-никак.

Я фыркнула.

— Я догадалась. Так какая остановка нам нужна?

— Нортвик Парк. Это недалеко.

Мы действительно быстро доехали. На эскалатор нас буквально внесла куда-то торопившаяся ватага пестроволосых тинэйджеров, и мы с Морганом невольно прижались друг к другу. Едва я слегка коснулась плечом его груди, как внутренности словно кипятком обдало. У меня, в общем-то, всегда было холодное сердце, с трудом привязывавшееся не то что к мужчинам, но к людям вообще, поэтому реакция собственного тела на близость англичанина меня просто ошарашила. Я смутилась. А когда я смущаюсь или испытываю страх, то начинаю злиться и дерзить без причины. Вот и тогда, я немедленно надулась и демонстративно отодвинулась от спутника подальше, насколько позволяла напиравшая сзади толпа. Что еще больше меня уязвляло, так это полнейшее равнодушие сыщика к моему диковатому поведению. И уж конечно, сильнее всего злилась я на себя саму — за то, что как ни выискивала в Моргане недостатков и отталкивающих черт, придраться было абсолютно не к чему. Вежливый, сдержанный, привлекательный, — к тому же, настоящий джентльмен, словно 'вырванный' из викторианской эпохи. Он мне нравился, следовало это признать. Что ж, с собой можно было не лукавить, но уж скорее я язык проглочу, чем признаюсь в этом объекту моей симпатии. Морган улыбнулся, перехватив мой пристальный взгляд, и я буркнула:

— Смотри, как бы тебе карманы не обчистили. Тут это плевое дело…

— Знаю. Я же здесь вырос, — мягко напомнил он. — Не беспокойся.

Дождь наконец-то кончился, и мы бодро зашагали по мокрому тротуару, лавируя меж прохожих. В этом районе Лондона я бывала лишь раз, да и то мимоходом. Пару лет назад тут отстроили несколько ультрамодернизированных высоток с зеркально-голубыми стенами и причудливо изломанными углами — издали вся конструкция напоминала нагромождение разной величины сверкающих пирамид. Интересно, сколько стоят квартиры в этих шикарных домах, гадала я, шагая рядом с Морганом по идеально ровным плитам подъездной дороги.

Нужный нам дом мы нашли сразу по паре припаркованных у подъезда полицейских машин. Издали они напоминали сияющих металлических ос. Двери одной из них были подняты, и крепко сбитый высокий полицейский стоял рядом, раскуривая сигарету.

— Привет, Барри, — окликнул его Морган. Полицейский широко улыбнулся, двинулся нам навстречу. Мужчины обменялись рукопожатием, мне Барии приветливо кивнул.

— Что, Квик уже наябедничал? Быстро ты примчался…

— Работа такая, приятель. Он внутри?

Барри кивнул.

— Док уже уехал, тело увезли в лабораторию. Жуткое зрелище, я вам скажу… Эксперты квартиру осмотрели, но Квик и пара наших еще там. Хорошо, хоть пресса не нагрянула — да и с чего бы? Ординарное самоубийство какого-то идиота. В Лондоне ежедневно десятки людей сводят счеты с жизнью…

— Плохо, что тело уже увезли. Надо было дождаться меня. Никто, кроме вас и меня, не знает, что самоубийца причастен к этому делу?

— Нет, мы ж не дураки. Скандала нам не хватало. И так на орехи перепало всему отделу из-за всего этого дерьма… пардон, мисс.

— Этот человек… Квик сказал, он вроде выкинулся из окна?

— Ага. В лепешечку. Упал прямехонько на крышу шикарного БМВ своего соседа. — полицейский хихикнул. — Вот у того рожа была! Думаю, он был бы рад прикончить бедолагу вторично.

— Ясно… Так мы поднимемся? Квик меня ждет.

Барри с сомнением посмотрел на меня. Сигарета смешно повисла в уголке его мясистых губ.

— Не знаю, Морган. Ты-то ладно, но посторонних пускать запрещено…

— Ты про Энджи? — удивился детектив. — Так она не посторонняя. Девушка моя. Да мы на минутку, Квик не будет возражать. Если что, Энджи постоит снаружи, пока я все осмотрю.

— О'кей, — сдался после минутного раздумья тот. — Раз Квик не против…

Когда мы двинулись к подъезду, он повернулся, весело покачал головой:

— Девушка? У тебя? Кто бы мог подумать…

— Бросал бы ты курить, — невпопад ответил Морган и, к моему удивлению, покраснел.

Барри, посмеиваясь, стряхнул с сигареты пепел, подмигнул мне:

— Ничего, в наше время рак излечим. — и, посвистывая, направился к машине.

Лифт домчал нас на тринадцатый этаж за доли секунды. Выйдя, мы сразу обнаружили квартиру самоубийцы — замок был разблокирован, и дверной проем зиял пустотой. В пустоте стоял приземистый человек в штатском и задумчиво созерцал стену напротив. При виде нас он подался вперед, но тут же расслабленно улыбнулся — узнал детектива, догадалась я.

— Привет, Гарри. Где Квик? Мы по делу.

— Внутри. Осматривает вещи покойника. А девушка, э…

— Она со мной, все в порядке.

— А… ладно.

Морган вежливо пропустил меня вперед, и я осторожно шагнула в полутемную прихожую. Взгляд мой тут же остановился на сиротливо жавшейся в углу вешалке, на которой пылились один-единственный синтетический плащ и старомодная фетровая шляпа. У стены стояла пара удивительно чистых ботинок. Затем я обратила внимание на примечательное круглое панно над зеркалом — оно изображало сцену казни Христа на Голгофе. Так, мысленно отметила я, значит, покойный был религиозен… Морган тоже остановился, осматриваясь. Указал мне на старинное деревянное распятие, прибитое над входом.

— Каково? — спросил задумчиво.

Я пожала плечами.

— В наши дни многие вновь обратились к вере. Уповать-то больше не на кого…

— Спорим, окажется, что этот человек посещал неохристианскую церковь?

— Идем, Холмс. Кажется, твой приятель Квик в гостиной — там кто-то разговаривает.

Мы пересекли просторную прихожую и вошли в столь же сумрачное помещение. Из-за зеленой окраски стен и плотных штор в тон комната напоминала внутренность аквариума. Обставлена она была чрезвычайно просто, если не сказать аскетично. Рабочий стол, компьютерный терминал с видеофоном, диван, пара стульев, встроенный стенной шкаф. Стены были украшены все теми же панно с библейскими сюжетами.

В комнате гулял сквозняк. Одно из окон было распахнуто, прохладный ветер шевелил шторы. У окна пристроилась металлически поблескивавшая инвалидная коляска, а рядом стояло двое мужчин, один в штатском, другой — в черной форме полицейского. Заметив нас, они резко оборвали спор.

— А, вот и ты, Морган. — рыжеватый мужчина в штатском шагнул навстречу, пожал детективу руку и мельком взглянул на меня. — Кто с тобой? Представь нас.

— Конечно. Энджи, это мой друг Джо Квик, прекрасный полицейский… Джо, это моя, э… подруга Энджи. Ну, кто-то вроде Ватсона.

— О, — невозмутимо отреагировал инспектор. — А ты, я так полагаю, заделался Холмсом? Приятно познакомиться, мисс.

— Просто Энджи, — улыбнулась я.

— Хорошо. Итак, Морган, что тебе интересно? У тебя есть какие-то определенные вопросы или тебе вкратце обрисовать обстановку?

— Да, Джо, будь добр, объясни, что конкретно тут произошло. Кажется, покойного звали… погоди-ка… Захария Дум. Запоминающееся имя.

'Что-то знакомое…Захария… а 'doom'означает 'рок, судьба…' — подумала я.

— Это из Библии? — вырвалось у меня. Оба англичанина удивленно посмотрели на меня.

— Захария, — терпеливо повторила я. — Это, кажется, библейское имя.

— Да, правда. — кивнул Квик. — Нам это как-то не бросилось в глаза. Особого значения это не имеет, погибший был, как вы можете убедиться, крайне религиозен… Надо проверить, было ли это имя дано ему при рождении или он сам его взял.

— Он был пророком, — задумчиво добавил Морган. — Да, точно — был такой пророк, Захария. Софония, Аггей, Захария… что-то из этого периода.

Заметив, как мы с Квиком на него уставились, детектив стушевался, покраснел и стал удивительно немногословен. Продолжая коситься на друга, инспектор продолжил:

— Полицию вызвал сосед мистера Дума, Альфред Мур, в десять утра. Наш 'пророк' был инвалидом, несколько лет назад попал в автокатастрофу и повредил позвоночник. Он весь нашпигован металлическими пластинами, кости собирали по осколкам. Ходить так и не смог, несмотря на ухищрения врачей. Подкатил на коляске к окну, открыл его, подтянулся на подоконнике и прыгнул вниз. Нет, не смотри так, Морган — в нашем случае тут действительно самоубийство. Во-первых, эксперты обнаружили в квартире только два типа отпечатков пальцев — самого хозяина и приходящей прислуги, миссис Дэвори. На теле покойного при первичном осмотре не выявлено следов сопротивления, так что, скорее всего, генетических образцов убийцы для ДНК-анализа мы не получим. Подождем заключения патологоанатомической экспертизы. Согласен, очевидные факты еще ни о чем не говорят. Но миссис Дэвори вышла от покойного в девять сорок пять, а через четверть часа он выкинулся из окна. В этот промежуток к нему никто не приходил, мы опросили соседей. Старик из квартиры напротив в это время как раз чинил идентификатор голоса на своей двери и видел бы, если бы к мистеру Думу приходили посетители. Это раз. Самоубийца, как полагается, оставил предсмертное послание — это два. Хочешь взглянуть? Нацарапал на стене карандашом. Сперва мы его проглядели — ведь мистер Дум сидел в коляске и потому надпись сделал на уровне глаз, низко. Ну, а три — это то, что у покойного был веский мотив для самоубийства — чувство вины и раскаяние. Из предсмертной записки и явной набожности Дума мы предположили, что он являлся членом этой секты, 'ангелов Апокалипсиса'. Видно, совесть его заела… Но это только предположение.

— Покажи нам надпись, — напомнил Морган. Взгляд его снова стал цепким, холодным, как у безжалостной ищейки.

— Подойдите-ка. — инспектор наклонился, отодвинул развевающуюся штору и указал на едва заметную корявую надпись под подоконником. Мы с Морганом одновременно нагнулись и глухо стукнулись лбами. Извинившись, детектив посторонился, и я, беззвучно шевеля губами, прочла написанное:

ПРОСТИТЕ МЕНЯ, БРАТЬЯ. ДУХ МОЙ СЛОМЛЕН. НО СЕДЬМОЙ АНГЕЛ ГРЯДЕТ

— Какой еще седьмой ангел? — пробормотала я озадаченно.

— Видимо, один из семи ангелов Апокалипсиса, — пояснил Морган. — В Библии семь — вообще число символическое…

— Семь ангелов? Не те ли, что вострубят, после чего и начнется вся кутерьма? Ну, типа Страшный Суд? — заинтересовалась я.

— Но им предшествуют семь ангелов, снимающих семь печатей. Только после этого протрубят семь труб и будут пролиты семь чаш гнева Господня. Если я не ничего не путаю, там еще должны быть какие-то знамения или видения в промежутке… — пробормотал мой англичанин рассеянно.

Я покосилась на Квика. Видимо, вид у меня был несколько ошарашенный, потому как он вдруг улыбнулся и весело мне подмигнул.

— Да, Морган у нас тот еще умник, — кивнул он. — Ему только в семинарию идти.

— Мать была верующей, приобщала меня к Библии, — пожал тот плечами, — кое-что я запомнил. Все это странно и интересно… В общем-то, послание наводит на мысль о причастности самоубийцы к нашей секте, но как он мог убивать людей, разъезжая на инвалидной коляске?

— Быть может, он не был прямым исполнителем, — предположил инспектор. — Был, так сказать, пассивным членом группы, пособником, единомышленником. Потому и раскаялся первым и покончил с собой. Не забыв извиниться перед 'братьями'. Прямого свидетельства, конечно, нет. Мы всю квартиру перерыли — ничего.

— Вы его проверили, этого Захарию? Чем занимался, в каких знакомствах состоял? Семья, увлечения, работа?

— Да какая уж там работа с его увечьем… Впрочем, он был неплохим программистом, разрабатывал систему антивзлома для нескольких крупных компаний, торгующих электроникой. Сам был хакером, поди… Человек, по словам соседей и сослуживцев, был тихий, приветливый, хоть и замкнутый. Сирота, воспитывался у тетки в Бирмингеме, там же закончил колледж, переехал в Лондон. На момент смерти ему исполнилось тридцать три года… Холост, никаких увлечений, приятелей. Даже с миссис Дэвори неохотно разговаривал.

— А эта его набожность? Давно он такой?

— По словам той же миссис Дэвори, которая уже три года убирает его квартиру и покупает продукты, Захария и раньше интересовался религией, но помешался на ней недавно, около трех месяцев тому назад. Я, кончено, расспросил ее, не приходил ли кто к нему, не предлагал вступить в секту, и прочее. Женщина клянется, что кроме нее, никто к Думу и не заглядывал. На Рождество приезжала тетка, а всю работу он осуществлял через интернет. Зацепиться абсолютно не за что…

— А не состоял ли он в какой-нибудь неохристианской церкви? Если сам туда не ездил, быть может, посещал ее сайт?

— Мы это проверяем. У тебя-то какие успехи, Морган?

— По нашему делу — пока никаких… но, думаю, теперь кое-какие зацепки появились… надо все хорошенько обдумать. Ты не против, если я быстренько пройдусь по другим комнатам?

— Хорошо, только не трогай ничего и постарайся не оставить нигде своих 'пальчиков'.

Когда Морган удалился, мы с Квиком несколько смущенно переглянулись. Наверное, он по-другому представлял себе подругу детектива, поэтому пялился на мой наряд с откровенным недоумением.

— Я не девушка Моргана, — на всякий случай заверила его я.

— О, — кивнул он и улыбнулся. Ох, уж эти англичане!

Морган вернулся через пару минут, что-то насвистывая себе под нос.

— Да, ничего особенного. Единственное, что бросается в глаза — это аккуратность хозяина. Или профессиональность прислуги. Ни одной пылинки, не то что какой-нибудь самой паршивой улики. Джо, мы с Энджи собирались сходить куда-нибудь выпить кофе, ты как?

Рыжий полицейский вздохнул и развел руками:

— Увы, никак не могу. Служба. Тут еще не все закончено. Потом — отчет перед шефом. Ох, и проест он мне всю плешь с этим делом! А ведь повышение было так близко…

— Не унывай, Джо. Может, и ты когда-нибудь станешь начальником, — посмеиваясь, похлопал его по плечу Морган. — Я дам тебе знать, если что-то раскопаю.

— О'кей. Я тоже буду держать тебя в курсе дел. Ты еще хочешь что-нибудь здесь осмотреть?

— Нет, пожалуй. Ты мне потом сообщи результаты экспертизы…

— Без проблем. Мы собираемся еще покопаться в его компьютере, может, что и обнаружится.

— Да, и еще. Сможешь прислать мне пару фотографий этого типа? Вдруг пригодится.

— Сделаю. Счастливо, ребята.

Инспектор вернулся к своему товарищу, который на протяжении всего разговора скромно стоял в сторонке, мы же направились к выходу.

— Он ничего, этот твой Квик, — сообщила я, когда мы вышли из лифта и миновали полицейские машины. Барри помахал нам вслед.

— В смысле?

— Ну, я не про внешность. Хотя он и внешне вполне… я хочу сказать, нравятся мне такие люди — сдержанные, лаконичные, рассуждающие логически…

— Вот как? Что ж, Джо хорош. Мы давно сотрудничаем, потом подружились. Хороший парень.

— Похож на моего соседа, Тихорецкого. Такой же рыжий.

— Твоего соседа?

— Да, мы живем вместе, он снимает коттедж в Ист-Энде.

— В одном доме?

— Ну да. Мы просто друзья, — поспешно добавила я, и детектив слегка порозовел.

— Да, интересная ты особа. Мне не терпится узнать о тебе побольше. Куда пойдем? Тут недалеко есть кофейня, иногда я выпиваю там чашечку кофе. Он у них потрясающе вкусный.

— Хорошо, поверю тебе на слово. Смотри, я ведь привереда.

Он улыбнулся. Снова заморосило, и мы ускорили шаг. Я раскрыла зонт, он его у меня отобрал, подставил локоть. Пришлось взять кавалера под руку. Со стороны чистой воды идиллия — влюбленная парочка на прогулке!

Кофейня называлась 'Восток'. За высотками ее совсем не было видно, но Морган свернул в какой-то хитрый переулок, и перед нами как по мановению волшебной палочки вырос небольшой домик в виде розовой пагоды. Когда Морган распахнул передо мной стеклянную дверь, сверху мелодично тренькнуло.

Мы заняли столик в самом дальнем углу, за кустами каких-то экзотических растений, чтобы никто не мог помешать нашему разговору. Предупредительный официант-азиат положил перед нами меню и бесшумно ретировался.

— Советую выбрать фирменный кофе по-восточному, — сказал Морган, наблюдая за моими мучениями — глаза от обилия названий просто разбегались. — Есть и другие сорта, не только восточные. Но с пряностями вкуснее.

Поколебавшись, я заказала кофе с корицей и горьким шоколадом; детектив в качестве добавки выбрал ирландский ликер и, невзирая на мои протесты, велел принести восточных сладостей.

— Прощай, фигура, — вздохнула я, не слишком, впрочем, убедительно.

— Брось. Тебе бы не помешало немного поправиться.

Какое-то время мы молча потягивали действительно очень вкусный кофе из миниатюрных чашечек, наблюдая за потоками воды за окнами, потом Морган произнес:

— Значит, ты из России… Я мало что о ней знаю. Красивая, должно быть, страна?

— Очень. Но жить в ней трудно.

— Понимаю. Ты поэтому приехала в Англию?

— Да нет, так вышло. Мой отец умер, когда мне было пять лет. Сердечный приступ. Мама год назад познакомилась в Москве с англичанином, талантливым хирургом, Эдвардом Кроу. Приезжал на симпозиум. Понравились друг другу, стали переписываться, через полгода поженились. Я как раз закончила университет. Отчим увез нас в Лондон. У него уже был сын от первого брака — Питер, ему двадцать пять, старше меня на три года. Мы дружно жили, хорошо. Эд был богат, любил маму и лояльно относился ко мне. Он мне нравился. В медовый месяц они уехали в Японию — отчима как раз пригласили на научную конференцию. Решили совместить приятное с полезным — маме давно хотелось побывать в Токио. Я осталась, не хотела им мешать. Это было в марте… — я сглотнула, с тоской посмотрела в окно. Морган понял. Отставил чашку, похрустел пальцами. Лицо у него стало виноватое.

— Послушай… я… извини…

— Нет-нет, сейчас все в порядке. Мне уже не так… больно. Землетрясение в Токио… они только приехали… у меня было нехорошее предчувствие, но я от него отмахнулась. Как оказалось, зря. Эд не успел переписать завещание, решил заняться бумагами после возвращения из Токио. Брачный договор они не заключали, им это показалось неромантичным. Поэтому официально дом и все имущество перешло к Питеру. Он, конечно, предложил мне остаться, но я сама не захотела. С Тихорецким познакомилась случайно, он сын русских эмигрантов. Отличный парень, фотограф в одной газетенке… Он и позвал меня жить к себе. За дом он платил сам, но и у меня оставались кое-какие сбережения… Он работал, я одно время тоже… Следила за домом, кормила Никиту ужинами. И как только не отравила, — я заставила себя улыбнуться. — Так и жили… А сейчас решила вернуться в Россию, у меня там тетя осталась. Первое время у нее поживу, потом найду работу. Буду жить дальше, в общем.

— Жаль, что так вышло. Люди не должны оставаться одни в таком юном возрасте, — просто сказал он, внимательно глядя на меня из-под черных ресниц. — И когда ты улетаешь?

— Через две недели у меня самолет до Москвы.

— Ну, надеюсь, за это время мы с тобой успеем раскрыть дело таинственных 'Ангелов Апокалипсиса'.

— Я тоже. Вся эта муть меня сильно заинтересовала. Отдает здесь какой-то дешевой мистикой, а я в нее не верю. Должно быть рациональное объяснение этим странным смертям.

— Не веришь в божественный промысел? — с интересом спросил он, снова отставляя чашку.

Я пожала плечами:

— Раньше, когда была жива бабушка, я часто ходила с ней в церковь. С Богом у нас всегда были особые отношения: я признавала его существование как некой высшей силы, властной над нами, но предпочитала думать, что сама вершу свою судьбу, и единственное, о чем я когда-либо просила Его, так это не вмешиваться в мою жизнь. После гибели мамы я не то чтобы перестала верить в Бога, нет… Скорее, я его отвергла, возненавидела. Говорят, все, что ни случается — к лучшему, что так угодно Богу. Но знаешь, как я ни ломала голову, а ничего хорошего в смерти мамы не обнаружила. Для чего и кому была нужна эта смерть? Почему Он отнял ее у меня так рано, так страшно? Поэтому-то мне так хочется разоблачить этих свихнувшихся на религии фанатиков, которые пытаются выдать гибель людей за Высший Суд, божественное возмездие и прочую ерунду.

— Ясно. Я тоже не склонен верить в чудеса, пророчества и прочие химеры… но странные обстоятельства этих смертей, признаться, поставили меня в тупик. Когда умерла Лиз — Элизабет Лорвуд, моя знакомая — волосы у нее на голове из рыжих стали седыми, как снег. А это выражение неописуемого ужаса и нее на лице! Как у того мужчины в метро… К тому же, секретарша уверяла, что в момент смерти Элизабет находилась одна в кабинете! Как тебе это?

— Ну, мало ли как это могли подстроить… пока не знаю, что сказать. А ты, Морган? Ты набожен? Веришь в грядущий Апокалипсис?

— Я скорее неплохо ознакомлен с Библией, чем верую. Мать всячески старалась приучить меня к религии, но у меня слишком практический склад ума, — он улыбнулся, но глаза оставались печальными. — Мама умерла семь лет назад. Она была замечательным репортером, ездила в Таиланд, готовила репортаж, но заразилась неизвестным вирусом. Какая-то жуткая тропическая лихорадка, черт поймет… Врачи не сумели спасти ни ее, ни оператора. Оба скончались через несколько дней после доставки в больницу.

— Мне очень жаль, Морган. — тихо сказала я и, протянув руку через стол, легонько сжала его ладонь. Он немного помолчал, потом продолжал, все таким же спокойным, ровным голосом:

— Да, отец был сражен наповал. Он очень ее любил. Начал пить, бросил работу — он был полицейским.

— Так вот по чьим стопам ты пошел…

— Ну да. Почти. Однажды отец сел за руль в нетрезвом виде. В общем, он погиб. Выехал на встречную полосу… Мне тогда было двадцать три года. Я выучился на юриста, пробовал работать по профессии, но быстро наскучило. Как-то раз приятель попросил меня распутать одно щекотливое дельце, кое-что расследовать. Я справился с заданием и неплохо на этом заработал. Так и родилась идея стать частным детективом. Я до сих пор не жалею о выбранном пути. Эта работа мне удается лучше всего, да и денег у меня сейчас больше, чем достаточно.

— Здорово. Ты один этим занимаешься? Почему бы тебе не открыть детективное агентство? Работа станет намного проще и продуктивнее.

— О нет, я индивидуалист и не треплю компаньонов! — рассмеялся Морган. — Все люблю делать сам и своими методами. Офис, правда, у меня есть. Была и секретарша, но она, гм….

— Да-да? — я заинтересованно подалась вперед. Морган несколько сконфуженно заглянул в свою чашку, словно на дне ее вдруг увидел что-что невообразимо интересное.

— Ну… мисс Дрейк… Рози Дрейк… была особой, э… слегка легкомысленной. Она с первых же дней почему-то вообразила, что я к ней неравнодушен, и отчаянно старалась ответить мне взаимностью…

— Так она заблуждалась или ты действительно имел на нее виды?

— Да не имел я… даже в мыслях. Хотя она, что уж тут таить, была весьма… ничего. В общем, эта Рози через месяц меня так замучила своими даже не заигрываниями — домогательствами! — что пришлось ее уволить. Нанимать какую-нибудь старую ворчунью не хотелось, а терпеть еще одну вертихвостку я бы просто не смог. Вот и поставил автоответчик. Клиенты звонят, оставляют сообщения. Я перезваниваю, договариваюсь о встрече и, если дело мне понравилось, обговариваю все детали.

Я отхлебнула кофе, отломила кусочек халвы и принялась сосредоточенно ее жевать. Потом в удивлении покачала головой. Морган улыбнулся:

— У тебя такой недоумевающий вид, Энджи.

— А я и правда недоумеваю, как такой привлекательный, умный и обеспеченный человек до сих пор холост. Не то чтобы я сама принадлежала к тем девушкам, что мечтают как можно раньше выйти замуж, но я прекрасно знаю эту породу… и поражаюсь тому, что ты все еще гуляешь на свободе.

— Значит, умный и привлекательный? — хитро сощурил он глаза вместо ответа, и пришел мой черед разглядывать дно чашки.

— Я в поиске ее, единственной, — серьезно добавил он и уже совершенно легкомысленно мне подмигнул.

Я промолчала, глядя в залитое потоками дождя окно. Небо было пасмурное, хмуро-блеклое, осеннее. Ветер гонял по тротуарам мертвые листья и шевелил волосы проходивших мимо женщин. Серый город под серым небом. Грустно. И где-то под этим дождем бродили ангелы смерти…