Ванда Белецкая ХИРУРГИ

«Все отдать, чтоб побороть недуг,

цель свята, но святость этой мысли

требует предельно чистых рук

в прямом и переносном смысле».

Из девизов конкурса в НИИ проктологии Минздрава РСФСР на лучшую сестру милосердия

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Книжку эту меня побудили написать письма совсем разных людей, пришедшие в редакцию после опубликования в журнале «Огонек» моего очерка, где кратко рассказывалось о работе НИИ проктологии. Возглавляет институт молодой член-корреспондент Академии медицинских наук профессор В. Д. Федоров. Среди многочисленной редакционной почты было и письмо из Волгограда, которое мне хочется привести почти полностью:

«В журнале „Огонек“ я прочла статью, где говорилось о директоре института проктологии тов. Федорове Владимире Дмитриевиче. Вот уже месяц хожу под впечатлением. Я не могу молчать о таком чутком человеке, как Федоров В. Д.

Живу я в г. Волгограде, и к Федорову В. Д. 19 лет назад привело меня несчастье.

Был у меня тяжелейший приобретенный сердечный порок, и так получилось, что в Институт грудной хирургии меня не положили. Я поехала еще в одну больницу, где почему-то забыли, что я ожидала приема, и лишь в конце рабочего дня направили в 5-ю городскую больницу. Я уже собиралась ждать и здесь часами, как вдруг буквально через 10 минут вышел Федоров В. Д. и пригласил меня. Почему, не знаю, но я сразу почувствовала доброту его сердца и поверила ему. Я буквально ходила за ним по пятам (попала не в его палату). И вот 26 декабря 1963 года Федоров сделал мне операцию! Первое, что я увидела и услышала после операции, — это множество трубок, прослушивающих мое сердце, и слова: „Поздравляем, Владимир Дмитриевич, если бы мы не знали эту больную, не поверили бы, что здесь был такой порок, поздравляем“.

На протяжении всего послеоперационного периода я чувствовала теплую заботу Владимира Дмитриевича, хотя он делал это незаметно. И когда 31 декабря мне стало плохо, придя в себя, я вновь увидела склонившегося надо мной Федорова, а было 4 часа утра, он просидел в палате всю новогоднюю ночь!

Потом несколько лет я приезжала в больницу на консультацию и каждый раз чувствовала чуткость Владимира Дмитриевича. Был такой случай: приехала я в 5-ю городскую больницу Москвы — Владимир Дмитриевич назначил час консультации. Я пришла, сижу, ожидаю приема, и вдруг выходит молодой доктор и говорит: „Кто к Федорову? Он просил передать, что примет вас позже, операция у него затягивается“.

Разве можно забыть такое внимание и чуткость? Нет, никогда, я это помню уже 19 лет!

Когда после операции меня направили в сан. Лунево, под Москвой, пришла ко мне врач Валентина Александровна и говорит: „Вы знаете, что вас с другого мира вернули золотые руки хирурга?“. Вот уже скоро 20 лет я слышу это.

Была в санатории не раз, и мне всегда говорят: „Вам делали операцию золотые руки“. А мой лечащий врач-ревматолог студентам так и объясняет: „Здесь была операция, но ее делали золотые руки“.

Все не опишешь. И таких, как я, не одна: живут и в Ульяновске, и в Смоленске, и в Киргизии, которых спас 20 лет назад Владимир Дмитриевич, а мы все были обречены, и нам везде отказывали в операции. Я воспитала сына, сейчас уже бабушка, а ведь когда меня оперировали, сын только пошел в 1-й класс. Я не нахожу слов, которыми можно выразить благодарность этому доброму человеку с золотыми руками (не мои слова, так говорят врачи, где бы я ни показывалась).

Все эти годы я работаю, никакой группы не имею…

С уважением Суслина М. Ф. г. Волгоград».

После этого письма мне захотелось рассказать подробнее о хирурге, его учителях, о том, как сегодня работают коллеги и ученики профессора Федорова, люди, сама профессия которых «требует предельно чистых рук в прямом и в переносном смысле»…

Владимир Дмитриевич Федоров встретил меня сурово.

— Давайте сразу договоримся. То, что сделано в нашем институте, — плод работы всего коллектива, поэтому…

— О вас не писать, — закончила я за профессора, уже немного представляя его характер.

— Да, пожалуйста, не надо.

— И не упоминать.

Владимир Дмитриевич не принял шутку.

— Упомянуть можно. — Вежливой улыбкой он пытался смягчить категоричность своего решения. — Пишите об институте, о сотрудниках, у нас работают замечательные люди…

Я пришла в НИИ проктологии Минздрава РСФСР в день, когда здесь был праздник — накануне Владимира Дмитриевича избрали членом-корреспондентом Академии медицинских наук. Не многие советские врачи удостаивались столь высокой чести до пятидесяти лет: ведь надо иметь исследовательские работы, книги, внести крупный вклад в медицину, пользоваться высоким научным авторитетом. А хирургам, как известно, книг писать некогда, — они лечат, они спасают людей.

Впрочем, работа в институте шла, как всегда. О том, что здесь радостное событие, можно было догадаться лишь по обилию телефонных звонков. Мягкая, неторопливая Наталья Карповна — секретарь директора своим сердечным, теплым голосом ежесекундно отвечала на поздравления. Сам же профессор Федоров к телефону подойти не мог: утром он проводил ежедневную институтскую конференцию, консультировал больных, с десяти — оперировал, потом читал лекцию врачам на кафедре проктологии Центрального института усовершенствования врачей. А сотрудники были твердо убеждены, что их «В. Д.» — так зовут они между собой Владимира Дмитриевича Федорова — давно достоин этой высокой чести. Им лучше, чем кому другому, на деле известен его «научный вклад в медицину», цена которому — возвращенное людям здоровье. Не только каждая его операция, но и каждая научная работа, каждая монография спасают людей. В его работах сосредоточен уникальный опыт. Их ждут с нетерпением и врачи и больные.

Известие, что я собираюсь писать очерк о работе института, врачи приняли удивленно и несколько настороженно. Искренне пожалели меня: «О нас мало писали, и вам трудно придется. Оперируем мы не сердце или хотя бы легкие, а разные там неполадки на кишках и промежности. Названия заболеваний неэстетичные. Ничего сенсационного. Да и больные здесь особые: замкнутые, ранимые. Каждому не станут распространяться о своей болезни. Общение с ними требует особого такта, внимания, чуткости, доброты…»

Однако, выслушав мои возражения, выдали белоснежный халат, шапочку, тапки, показали расписание конференций, врачебных обходов, операций. Ходить по институту могу везде, говорить, с кем понадобится. И врачами, и сестрами, и больными. Разумеется, при строгом соблюдении дисциплины и гигиены, обязательных здесь для всех. Для журналиста — замечательные условия, свобода и доверие. Только вот одно «но»… тот разговор с В. Д. Федоровым. Получается, что я должна писать об институте и не говорить о его директоре, рассказывать о работах учеников и молчать о трудах учителя, говорить об успехах советской проктологии и не заикаться о жизни того, кто стоит сегодня во главе ее. Задача не из легких… Впрочем, попробую…

Загрузка...