Хирурги

ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ №

В кабинете доцента А. М. Никитина, заведующего одним из отделений института, висит групповая фотография семнадцатилетней давности. В совсем юных врачах легко узнаются теперешние известные хирурги и ученые: В. Д. Федоров, Ю. В. Дульцев, Г. И. Воробьев. А вот и хозяин кабинета Александр Максимович Никитин, год назад с блеском защитивший докторскую диссертацию.

На фотографии в центре — уже знакомые читателю Валентин Сергеевич Маят и Игорь Николаевич Рыбушкин.

— Мы все — их ученики, — говорит Александр Максимович Никитин. — Но Федоров — лучший. Это от них, своих непосредственных учителей, перенял он отношение к медицине, как служению, те качества характера, что всегда, отличали русского врача — и прославленного хирурга и безвестного сельского фельдшера. И их ненавязчивое внимание, их доброту к больному.

Александр Максимович Никитин только что вернулся с операции, и чувствуется, что недоволен. Нет, операция с точки зрения хирургии сделана чисто, и больной в хорошем состоянии. Пораженная полипозом часть кишечника удалена и станет теперь учебным экспонатом на кафедре проктологии. Но Александр Максимович подавлен тем, что пришлось наложить колостому. Ничего не поделаешь: мальчишке спасали жизнь- Тысячи полипов буквально усыпали его внутренности, из каждого полипа могла развиться раковая опухоль. Мальчик был хилым, бледным, плохо ел, сильно отставал от сверстников в росте. После операции он должен физически окрепнуть, догнать в развитии однолеток. Но этот вывод на брюшную стенку, пусть даже временно…

— Ничего другого я не мог сделать. У мальчика был диффузный полипоз, — огорченно говорит Никитин. — Эта болезнь поражает, как правило, людей в совсем молодом возрасте, детей. Единственный способ лечения — хирургический. У нас создан целый ряд оригинальных методик подобных операций, позволяющих избежать тяжелых инвалидностей. Есть несколько авторских свидетельств, около 70 исследований, в том числе докторских и кандидатских диссертаций. Научные работы в институте обобщают конкретный практический опыт, так у нас заведено.

Конечно, сделано немало. Но иногда болезнь оказывается сильнее врачей…

— Часто ли приходится прибегать к наложению колостомы? — спрашиваю я.

— Мы это делаем, когда практически нет иного пути. И рассматриваем как вынужденный, временный этап. Ведь подобные операции тяжело воспринимаются больными, отражаются на их психике.

Кроме операций диффузного полипоза, в отделении Никитина накоплен, пожалуй, самый большой опыт в мире по удалению врожденных опухолей и кист в области малого таза. Над этой проблемой работает А. М. Коплатадзе, защитивший недавно докторскую диссертацию.

В подобных случаях труден диагноз, врачи пока мало знают о проявлении болезни. Поэтому опухоли обнаруживаются в критических ситуациях. В институте разрабатывают не только технику самих операций, но и диагностику.

Смотрю истории болезней, фотографии, и передо мной проходят судьбы людей…

Несколько лет назад у молодой женщины здесь удалили кисту. Опухоль обнаружилась неожиданно во время родов. Пришлось делать кесарево сечение. А знай диагноз заранее, этого можно было бы избежать. Потом кисту удалили, и недавно пациентка без всяких осложнений родила второго сына.

В кабинет заглядывает девушка лет восемнадцати в пестром домашнем халатике.

— Заходи, Олечка, — приветливо говорит ей Никитин. И поясняет мне, что Ольга здесь уже во второй раз. Приехала на восстановительную операцию. — Ты, Оля, молодец, прекрасно выглядишь, похорошела, порозовела. А была…

— Вспомнить страшно, — подсказывает Ольга. — Намучились тут со мной. Мама говорит, с того света вытащили…

Именно так и было. Шесть месяцев шла борьба за жизнь Ольги, студентки техникума из Ставрополья. Привезли ее в клинику с диагнозом диффузный полипоз почти всех отделов толстой кишки: и слепой, и восходящей, и сигмовидной, и прямой. Да и общее состояние плохое — слабость, малокровие, сильное истощение.

Хирургическое вмешательство было необходимо. За операцию взялись Федоров и Никитин. Хотя от полипов были свободны только участки поперечной ободочной кишки, врачи не хотели идти на полное удаление толстой кишки, думали о девушке. Они сделали сложнейшую пластическую операцию на кишечнике, сохранили здоровые участки, переместив их. Хирурги знали об общем тяжелом состоянии девушки, но возлагали надежды на резервы ее молодого организма. Однако резервы эти были подорваны долгой болезнью.

Начались осложнения. Образовались нагноения, свищи, поднялась высокая температура. Не срастались швы. И, наконец, перитонит. Пришлось делать вторичную операцию. Вывели тонкую кишку в бок. В брюшной полости поставили трубки, катетеры, чтобы постоянно промывать, вливать питательные растворы… На третий день после операции разошлись все швы. Девушка умирала. В палату пустили мать…

Но за жизнь здесь борются до конца, до последнего предела. «Неужели мы допустим, чтобы девочка умерла?» — сказал тихо Федоров. Это было ночью, он приехал в клинику, и они с Никитиным сидели возле больной. Нет, не сдались врачи. На спасение Ольги был брошен мощный арсенал медицинских средств — от прямого переливания крови и всевозможных питательных растворов до антибиотиков, до новейших противовоспалительных средств. Средства эти подробно перечислены в истории болезни под определенным номером. Но не нашли в ней отражения те душевные силы, что затратили на спасение девушки врачи, не записаны там ни их бессонные ночи, ни морщинки, навсегда легшие на лица, ни рано поседевшие волосы.

Возле Ольги постоянно дежурил хирург Олег Николаевич Баранов, по 5–6 раз в сутки делал перевязки. И так почти полгода.

— Открою глаза — Олег Николаевич сидит возле меня. Ночь ли, день ли — он все здесь, — вспоминает Оля. — Выходили меня. Четыре месяца пролежала в реанимации, а домой уехала человеком.