Хочешь жить - умей вертеться

Глава 5. Великий Светлый

Когда нас вынесло из камина в «Кабаньей голове», бедная матушка, едва осмотревшись, тихо сомлела и осела на моих руках. Да, наш Паучий тупичок немного поприличней будет. Хотя она из дома-то почти не выходит. Едва дотащил ее до лавки, где сидел сам Великий Чародей. И ведь тот даже пальцем не шевельнул помочь, зараза! Надеялся, что у меня пупок развяжется, что ли? А если бы она одна была? И я не выдержал…

Размахивать руками и долго от души возмущаться мне дали.

— Я рад, что ты так переживаешь за мать, — остро сверкнули очки-половинки. — Но у меня нет времени, — буквально припечатал Великий Светлый, а у меня аж челюсть отпала.

Это магу, владеющему аппарацией и еще бог весть чем, выбрать место поприличней — некогда? И я сдуру уставился ему прямо в глаза…

Когда понял, что сделал, едва не покрылся холодным потом. А вот потом… фигу, не читает он мысли! Недоумение, мелькнувшее на лице директора сказало о многом. Но еще больше — то, что он сразу меня по натюрморту не размазал. Потому что, прочитай он, что я сейчас думал, это было бы совершенно естественным. Или он просто не хотел? Или эта процедура затратная и не самая простая?

— Вы хоть воды ей дайте, что ли! — продолжал возмущаться я, но на всякий случай уже осторожнее.

— Агуаменти, — директор наполнил и протянул Эйлин относительно чистый стакан и повернулся ко мне. — Да ты настоящий защитник, Северус?

— Спасибо. Это же мама, — я аж опешил. Чего это он так иронично-то? Мой предшественник вел себя совсем не так? Плевать, кстати, потому что с этого я как раз собирался начать.

Я наконец абстрагировался от окружающего трактирного бардака и рассыпался в извинениях. По поводу чего? А всего подряд. И что я на него только что волну нагнал, и что вообще приперся, куда меня не приглашали. А что, извиниться мне не трудно, а лишним не будет. Кажется, мне удалось его удивить, и я тут же плавно перешел к самому главному:

— Директор, что со мной? Я… — я сделал паузу и взволнованно вздохнул. — Я сам себя не узнаю! Маму узнал, отца, — я на всякий случай скривился, а потом состроил мечтательную мордочку, — Лили Эванс тоже узнал, и сестрицу ее. А некоторые вещи, которые в школе учил, не помню. Так трудно летние задания делать! А еще в голове самое странное… какие-то вещи знаю, о которых раньше понятия не имел.

— Например? — очочки заблестели.

— Растения разные, не все, правда. Грибы. А еще как еду готовить.

— Это все?

— Ну, не знаю, — я пожал плечами. — Заклинания почти все забыл. Мама помогла.

Я задержал дыхание, отчего мне удалось немного покраснеть, и отвел глаза. Да, я все это время по-гриффиндорски честно смотрел на дедушку, и он меня не читал, только попытался! Хотя и пусть бы себе, я же чистую правду говорил. А понял я это потому, что в голове опять полоснуло адской болью и я схватился за лоб, после чего директор отвернулся, сделал какой-то жест пальцами, почти что фигу, и все прошло.

— Это не мой сын! — услышал я за спиной удивительно твердый голос мамы Эйлин. — Что вы сделали, директор?

Ай, молодца, не зря я ее столько времени обрабатывал, особенно последние дни, что я какой-то не такой. Только директор сделал ей знак пока помолчать и уставился на меня. Изучающе. Бррр.

— Ага, — поддержал я ее. И снова покраснел.

— И кто же ты, Северус? — любопытство директора можно было ложкой черпать, но говорить он, как ни странно, предпочел со мной, а не с матерью.

— Я… — я снова сглотнул, мол, смотрите, как волнуюсь, — иногда мне кажется, что я девочка, директор, сэ-эр…

Вот тут Верховный Чародей уронил челюсть. Да, вот такой я странный зверек… Луп-луп глазками и голову наклонить, как Лиля. Йес…

Тут можно было бы просто дать занавес, но жизнь продолжалась, и весьма активно. Во-первых, мать аж подскочила, видимо, в ее голове сопряглись наконец мои домашние успехи «по хозяйству» с тем, что я только что «рассекретил». И выдала… прямо как настоящая ведьма. Нет, даже Ведьма с большой буквы!

Там было много слов (я почти все не понял), какие-то, похоже, ритуальные взмахи руками (хотя, может, и просто истерика), воздух то холодил, то обжигал, где-то что-то грохнуло, но… главное, что я понял — теперь мы доброму дедушке ничего не должны. Дедушка, правда, теперь отнюдь не добрый, но я продолжаю смотреть ему в рот честными гриффиндорскими глазами, мол, на него вся моя надежда. И его, кажется, пронимает.

— И как же вас зовут, мадмуазель? — он аккуратно берет меня за подбородок.

— Джинни, сэр…

И чувствую, словно в голову кто-то осторожненько так стучит… В ответ радостно представляю давно уже сложившийся у меня образ: что-то среднее между Джинни и Молли.

Голубенькие глазки стекленеют. Дамблдор смотрит на меня, как на тяжело больного, и… подтверждает материн отказ от обязательств. Она всхлипывает и утыкается в платок в молчаливых рыданиях, только плечи трясутся. Я так не могу! Мне ее жалко!

Присаживаюсь рядом, обнимаю, утешаю, как могу. Не отталкивает, ревет у меня на груди. Ну да привыкла же ко мне такому за все это время, и вообще я полезный. Дамблдор смотрит совершенно нечитаемо и едва ли не чешет себе затылок. Кажется, он тоже немного не в себе. Ха, а мне-то каково было? Да уж, поработал так поработал, спасибо, дедушка.

— Где мой Северус? Где мой сын? — Эйлин едва произносит это между всхлипами.

— Я тоже здесь, — отвечаю я, — кажется… Как бы я иначе тебя узнал?

— А… ну да, наверное, — меня наконец сгребли в объятия. — Северус!

Не знаю, сколько бы продолжался этот разлив бразильского сериала, но уважаемый директор очень вовремя, на мой вкус, покашлял. Посмотрел на него с благодарностью. Тот немного вздрогнул, видимо, понял, что да, и от Северуса все же кое-что осталось. И вот я уже почти чувствую, как ему хочется как следует во мне покопаться! Отчего боязно, конечно, но после всех уже совершенных признаний терять мне особо нечего.

— Директор, — робко так, — а вам бы не хотелось бы, э-э, разобраться, что там со мной?

Опачки, ребята, это гол! Да, с моей стороны это была демонстрация Гриффиндора головного и спинного мозга разом. Старик аж глазки прикрыл от удовольствия.

— Ты хочешь, чтобы я тебя обследовал, мой ма… кхм.

А вот так тебе…

— Ну… — мнусь, только что носочком грязный пол не ковыряю, смотрите, мол, как мне неудобно, — у Великого Чародея, наверное, кроме меня много дел…

Дамблдор вздыхает, уже по-отечески похлопывает меня по плечу и я вскидываю на него полные надежды и веры глаза:

— Но ведь интересно же, что в конце концов получилось? Чары мне, кстати, стали уже совсем хорошо удаваться!

— То есть, ты помнишь, как было трудно, а теперь стало лучше?

Так-так, а теперь осторожней, а то он Эйлин снова на долги разведет, еще и меня зацепит, не дай Мерлин.

— Понимаете, я пока не совсем хорошо осознаю, что и как было раньше, даже вспоминается не все. Но я стараюсь! — вот так, и честными глазками поморгать. А, и не забыть что мне тринадцать. — А про чары мама сказала.

— Видишь ли, мой маль… кхм… у тебя стоит удивительно прочный ментальный блок. Я не могу пройти его, не повредив твой мозг. А если я его поврежу, то…

«Толку от тебя больше не будет совсем никакого», — договорил я про себя, но сказать надо было совсем другое.

— А что это? — поинтересовался я на фоне ахов и охов маман.

— Думаю, этот блок — часть той, другой личности. Вот что интересно, я, кажется, вижу в твоей девочке некоторые знакомые черты, но… Надо будет навести справки в Мунго, не находится ли там твоя Джинни. Полное имя, кстати, ты не знаешь?

— Знаю, конечно. Джиневра Уизли.

Голубые глаза за очками аж увеличились. И хорошо, что я на Эйлин пока не смотрел… Я вдруг подумал, не являюсь ли вот прямо сейчас причиной того, чтобы директор свел Молли и Артура, и мне поплохело.

— Нет, таких я точно не знаю. Но… Северус, ты себя как чувствуешь?

— Знаете, так сложно описать… Я вообще запутался. Может, пока попробовать вести дневник? Вы почитаете? Я все-все постараюсь описать!

А что, историю доктора Джекила и мистера Хайда я знал неплохо, да и фильмами о раздвоении души и личности одно время увлекался… Должно получиться интересно. И еще надо сказать кое-что, в конце концов, должен же я больше походить на ребенка.

— Кажется, Джинни хорошо на метле летает. Можно мне будет попробовать?

— У второкурсников нет полетов.

— Так я потому и спрашиваю. Видите ли, своей метлы у меня, конечно, нет…

Старик задумался, прямо видно, как у него «шестеренки закрутились», но пообещать ничего не пообещал. На том мы и расстались. Ну и перед матерью он даже извинился, и что-то там еще пообещал.

Фу-у-ух.

Альбус Персиваль и так далее Дамблдор весь день провел в задумчивости. Да, с ритуалом что-то явно пошло не так. Где сделал ошибку, он, конечно, нашел. Действительно, она могла бы стать фатальной, но не стала же. А интересное получилось существо! Где-то ему попадалась информация об андрогинах… Он перероет все, но найдет! Удивительно, просто удивительно. А если еще хоть какие-то способности будут явно выделяться на общем фоне, можно будет попытаться снова нажать на Эйлин и стребовать если не долг, то хотя бы несколько зелий. Варить самому совершенно не хотелось, да и навык был давно утрачен без практики.

Эх, нужен, нужен был ему свой зельевар! А кроме Принцев, кандидатов не было. К аристократам не подберешься. Не магглорожденных же натаскивать с нуля? Нет у него на это ни времени, ни желания. А доверять некоторые, самые важные зелья Горацию тем более не стоит — чуть запахнет подозрительно, тот все растреплет. Память стирать — тоже много раз нельзя, человек деградирует. Вон, как раз Эйлин тому пример: когда на старших курсах девочка варила ему Веритасерум, пришлось воспользоваться Обливиейтом, результат очень так себе. Была талантливым зельеваром, осталась просто неплохим, а про остальное лучше и не говорить.

Два десятка лет назад старый друг и старый же враг, но, тем не менее, все равно любимый человек подкинул ему удивительную вещь — дневниковые записи барона фон Гольштейна, мол, и интересно, и пользу может принести, и хорошо оживит язык. Дневник стал тогда его настольной книгой на долгие годы, впрочем, как и сейчас.

Разбирая записи на немецком, Альбус не на шутку увлекся — так красиво и изящно вел свои многочисленные партии серый кардинал Германии, который, не занимая сколько-нибудь заметных должностей, определял курс внешней политики страны конца прошлого века. Захотелось так же… И чем дальше, тем больше.

Наблюдая за собой со стороны, Альбус, несомненно, заметил бы эту странность, но, как известно, лягушка, которая находится в медленно нагревающемся котле, ведет себя более чем беспечно. Впрочем, как и мы все.

Так что он решил позаниматься с обновленной версией молодого полу-Принца и выжать из полученного максимум пользы. Да, это было правильным решением для настоящего политика — ставить себе на службу собственные (он поморщился, вспомнив про Эйлин) неудачи.

Тем более, мальчик сам предложил, и теперь он может вылепить из него что угодно, лишь бы материал позволил. От злого и недоверчивого волчонка Северуса в нем действительно почти ничего не осталось. Открытый, хороший, светлый мальчик! Эта душа или ее кусочек просто не мог быть крестражем, да и вообще так чудесно изменить того, кто был Северусом Снейпом, темное колдовство не могло, в этом Альбус был уверен. И он сам до темного колдовства никогда не опустится, он проводил светлый ритуал! Мальчикодевочка… нет, все-таки мальчик. Все же надо будет с ним поговорить, что лучше всего следовать тем условиям, которые они имеют — то есть мужскому телу. Да еще и ему, директору, кажется, благодарен и полностью доверяет. Нет, все получилось отнюдь не плохо.

Хотя… Эйлин за сына, как ни странно, в горло готова вцепиться. Видимо, от потрясения у нее закладка слетела, та, что на равнодушие. И выглядеть стала намного лучше, с новой прической, но это как-то даже приятнее. Ладно, пока не мешает. Главное, что назад к волшебникам она не собирается, и этого довольно. До него последняя Принц все равно не дотянется. Хотя, в нервах-то, возможно и дотянется. Ладно, придется работать аккуратнее. В конце концов, получить зависимых от него помощников, «расширить штат», так сказать, определенно в его интересах. Так что это даже не ошибка была, а достижение!

Он улыбнулся и огладил бороду. Надо же, из юного Снейпа получился истинный гриффиндорец! Любопытно, каково ему теперь придется в школе на факультете змей? Может, перевести? Но сначала он понаблюдает…

— Только отцу ничего не говори! — синхронно потребовали мы с Эйлин друг от дружки, едва нас перестало штормить после аппарации на Косую аллею.

Мать погладила меня по голове и слегка улыбнулась.

— Все-таки ты — мой Северус.

— Ну конечно! Только внутри эта девчонка иногда возникает, понимаешь? Но ведь она вроде очень даже ничего, а, мам?

— Хорошая девочка. Джинни, говоришь?

— Только меня так не зови, пожалуйста! А пользы от нее сколько, правда? Ты дочку никогда не хотела?

Кажется, мать перевела дух и кивнула, теперь можно тему о девочке больше не поднимать.

И мы пошли по магазинам. Плевать, что закупаются все в последние дни августа, светиться лишний раз перед толпой не хотелось ни ей, и мне. Эйлин никто не узнавал, а я порадовался, что посоветовал ей накрутить букли — с пышной прической из кудрей ее выдающийся нос несколько терялся, а жестковатые черты лица смягчались. Папаня под капюшоном не просек, а мать чуточку похорошела.

Последним делом зашли в книжный, где я радостно зарылся в заманчивые переплеты. Потом пришлось выслушивать материны сожаления о библиотеке Принцев после того, как она отложила обратно с десяток выбранных мною книг. Денег на них не хватало.

Тут-то она и попалась… Я начал продавливать мысль по поводу нашего похода к предкам. А что, я должен учиться на лучших примерах и лучших книгах, или как? А еще мне надо открыть счет, буду туда складывать то, что заработаю. И пусть, что сначала по мелочи.

Так, снова ступор, здравствуйте, давно не виделись. Когда мать отмерла, спросил, почему бы ей на продажу зелья не варить, раз умеет. Я помогу. Кажется, это ее добило. По крайней мере, до самого дома она со мной больше не разговаривала. Боялась, что ли, что еще что-нибудь придумаю? Ну… тогда правильно.

Да, рабочий день мимо прошел, один галлеончик уплыл. Может, правда, раскрутить мать на зелья, мне, наверное, выгоднее будет ей помогать? Если честно, тупая работа на складе уже приелась. Тем более, как раз конец месяца.

Дома после сытного ужина устроил что-то вроде семейного совета. Изложил свои мысли по поводу зелий, упирая на выгоду, конечно. Мать по-прежнему ступорила, потом отмерла и изложила популярно, почему не хочет соваться на Косую и вообще не желает общаться ни с кем из волшебников. Ага, мезальянс.

Чуть сам себе в бороду не наплевал: надо было это выяснить, пока отец отсутствовал. А теперь…

— Ты что же, Эйлин, стыдишься меня? — грохнул он кулаком по столу, тот аж подпрыгнул.

Ой, как мне это не понравилось… Пришлось встревать и все валить на воспитание. Мол, батя, ты же мужик умный, но раз тебе аристократка в жены сплющилась, потерпи, сделай скидку, чему ее с детства учили, погоди, пока она оклемается, глядишь, и человеком станет. Насилу успокоил. Сошлись на том, что когда простой работяга женится на аристократке, то это как минимум очень крутой работяга. А, да, и мужчина потрясающий, точно. Мать потупилась и покраснела. Тоби расцвел…

К деду и прочим, кто там Эйлин воспитывал, счет у меня еще подрос. А вот на лице отца было написано кое-что довольно интересное, особенно когда он на Эйлин смотрел. С новой прической и в новом платье, мантию-то она дома первым делом сняла. Намекнуть, что ли, что настоящий мужик дитя, то есть женщину, не обидит? Но он вроде бы уже… Спокойной ночи, дорогие мама и папа… хе-хе. Про зелья завтра поговорим, не надейтесь, что забуду.