Хогвартс до начала времен

Глава двенадцатая

Графство Аргайлшир, школа чародейства и волшебства Хогвартс, 997 год.

Хотя мы и смертны, мы не должны подчиняться тленным вещам, но насколько возможно подниматься до бессмертия и жить согласно с тем, что в нас есть лучшего. (с) Аристотель.

Солнце едва поднялось над горизонтом, проникнув своими тусклыми лучами в темную комнату наверху гриффиндорской башни и осветив фигуру сгорбившегося в кресле человека. Длинные спутанные рыжие волосы падали на его плечи, густая борода доставала почти до груди. Некогда зеленые глаза в обрамлении глубоких морщин потускнели от переполнявшей их печали.

С момента гибели одной из волшебниц, ставших Хогвартсу опорой и надеждой, прошли два – почти два с половиной – года. В первый год в замке прочно поселилась грусть: все ученики и преподаватели оплакивали их невосполнимую потерю. Но тяжелее всего приходилось Годрику и Салазару. Первые месяцы они держались, как могли – ради своих подопечных, а после наступил разлад. Будучи не в силах находиться рядом с учениками маглорожденных, Салазар уехал обратно в Девоншир. Кандида каждую неделю писала ему письма, но ответы не доходили до них. Либо он попросту не хотел отвечать.

Годрик же после отъезда друга сдал окончательно. Все чаще леди Когтевран находила его сидящим возле камина с кубком вина. Затуманенные глаза были подернуты дымкой слез, золотой кубок грозил выпасть из ослабевших пальцев. В такие часы Кандиде стоило больших трудов просто довести троюродного брата до спальни. Позже Годрик стал чаще запираться в своих покоях, проводя там все свободное от занятий время. Как ни пытались женщины из числа Основателей вытащить затворника, Годрик был непреклонен, полностью отдавшись на волю своего горя.

А спустя год горечь утраты накрыла его снова. Взъерошенный Эпистол однажды звонко царапнул по стеклу и вытянул лапу с привязанным письмом. Писали их соседи по Годриковой впадине.

Розмари Гриффиндор похоронили рядом с мужем Альфредом. Потеря Розиты сказалась и на ней: женщина всю жизнь с особым трепетом относилась к своей единственной дочери, и ее утрата оказалась чересчур тяжелым испытанием, которое ее большое, полное любви сердце не выдержало.

Откинув лезшие в глаза волосы, мужчина потянулся за очередным кубком, но промазал, и золото, противно загромыхав по мраморному полу, укатилось под стол. Недовольно вздохнув, Годрик поднялся на ноги и прошел вглубь комнаты.

На деревянной подставке стоял пергаментный холст, с которого на мужчину смотрела Розита. Когда волшебник был в здравом уме, то пытался найти выход своей скорби. Нарисовать портрет сестры, отдавшей свою жизнь ради всех них, показалось ему правильным. Годрик, сжав зубы, мягко провел по глади холста кончиками пальцев и взял в руки кисточку. Темно-розовая краска ложилась аккуратными слоями, образуя контур платья. Судорожно сглотнув, Годрик вгляделся в нарисованное лицо сестры. На мгновение ему показалось, будто она с легкой улыбкой на устах наблюдает за ним. В голове мелькнула и почти сразу угасла мысль о том, что портрет можно оживить, как вдруг резкий стук в дверь прервал его размышления. Годрик вздрогнул, кисть съехала почти на дюйм, оставив за собой толстый след. Настойчивый стук повторился.

- Годрик! – позвал уставший женский голос, в котором на сей раз сквозило волнение. – Годрик, спустись.

- Уходи, Канди, – отозвался мужчина, оглядывая последствия своей ошибки. Край платья изрядно съехал в сторону, отчего создавалось впечатление, что девушка на портрете намного полнее погибшей Розиты. Разочарованный Годрик вытер кисть о парчовую салфетку, когда Кандида вновь заколотила в дверь.

- Годрик, Салазар вернулся, – она на миг замолчала, ожидая ответа, но его не последовало. – Как будешь готов, спустись, пожалуйста, мы ждем тебя.

За дверью послышались быстро удаляющиеся шаги. Годрик продолжал стоять возле холста, кисть задрожала в его непослушных руках. Бросив ее на стол, мужчина вытер руки о ту же салфетку, отодвинул засов и выскочил из комнаты, хлопнув дверью.

Перепрыгивая через две ступеньки, Годрик спустился на первый этаж и уже ступил наверх последней лестницы, соединявшей площадку и первый этаж, как вдруг застыл на верхней ступеньке, глядя на друга.

Прежнего Салазара было не узнать. Темные волосы сменила гладкая блестящая лысина, до груди доставала тонкая, уже тронутая сединой борода. Лишь зеленые, чуть светящиеся хитрые змеиные глаза остались прежними. Рядом с другом стояла молодая женщина. Пока Салазар о чем-то тепло разговаривал со стоящими здесь же Кандидой и Пенелопой, гостья повернула голову и посмотрела прямо на рыжебородого волшебника.

Годрик остолбенел. Стоящая перед ним женщина была необычайно похожа на Розиту: та же фигура, те же манеры держать себя, даже контур губ и разрез глаз. Но все же это была не она. В фигуре виднелась чуть большая стройность, зелень в глазах была недостаточно яркой, а уголки губ казались несколько жесткими. Выдержав пристальный взгляд Гриффиндора, женщина тронула Салазара за рукав и что-то тихо прошептала. Со стороны было отлично видно, как напрягся мужчина, однако он спокойно кивнул и обернулся к Годрику. На его груди звякнул старинный янтарный медальон.

- Годрик… – воскликнула Пенелопа и тут же замялась, бросив взгляд на гостью.

- Годрик, – глубоким, с ноткой печали голосом приветствовал друга Салазар. – Рад тебя видеть, старый друг.

- Я тоже, – почти неслышно шепнул Годрик, не сводя глаз с гостьи. Салазар кашлянул.

- Разреши тебе представить – леди Розалия Сентбери, теперь уже леди Слизерин. Моя супруга.

- Можете называть меня просто Рози, – мелодичным голосом попросила леди Слизерин.

Годрик дернулся как от пощечины. Зеленые глаза вновь обратились к женщине, на сей раз окинув ее более внимательным взглядом. Заметив, как на ее руке сверкнуло серебряное кольцо, мужчина с трудом сглотнул. Он знал, что по ободку кольца вьется латинская надпись «Вопреки и навеки». Розита считала ее негласной клятвой их с Салазаром любви. Салазар эту клятву не сдержал.

Так и не проронив ни слова, Годрик бросил на друга ненавистный взгляд и взлетел по лестнице. Пенелопа виновато посмотрела на Розалию и робко улыбнулась.

- Простите его, – шепнула волшебница. – У него сейчас большое горе…

- Вы идите, а я вас догоню, – сказал Салазар, когда Кандида предложила провести Розалию по замку. Леди Когтевран согласно кивнула. Проходя мимо друга, женщина замедлила шаг.

- Он в гриффиндорской башне.

Дождавшись, когда женщины скроются из поля его зрения, Салазар направился к лестнице. Количество пройденных ступеней уже давно перевалило за полторы сотни, сменились несколько коридоров, когда он, наконец, остановился перед дверью, ведущей в покои Годрика. Глубоко вздохнув, Салазар поднял руку и постучал.

- Годрик, нам надо поговорить.

Ответом ему послужило молчание, но дверь спустя мгновение открылась, и Салазар вошел. Годрик стоял возле стола, рядом с укрытым светлой тканью холстом. Лорд Слизерин заметил разложенные на столе кисти и едва заметно улыбнулся.

- Не знал, что ты увлекаешься искусством рисования.

- Ты хотел поговорить, – холодно напомнил Годрик. Салазар вздохнул. – Говори.

- Я знаю, ты не рад мне. Ты злишься за то, что я оставил Хогвартс, за то, что ни разу не написал, что вернулся сейчас с Розалией…

- Последнее прямо в точку, – едко проговорил Годрик. – Мне абсолютно все равно, писал ты нам или нет. Мне все равно, что ты уехал, бросив нас одних в тяжелые времена. Но предательство моей сестры я тебе никогда не прощу!

- Розита мертва, – жестко прервал его Салазар. – Ее уже не вернуть. Всем нам нужно двигаться дальше.

- Быстро же ты забыл ту, что так горячо любил, – съязвил Годрик и сдернул полотно с холста.

Салазар замер, не сводя глаз с картины. Словно живая, Розита смотрела на него с холста: зеленые глаза были полны счастья, рыжие волосы будто развевал ветер, на губах играла легкая полуулыбка. В змеиных глазах вспышкой мелькнула боль, и Салазар опустил взгляд. Годрик неотрывно следил за другом.

- Ты не понимаешь… – прошептал Салазар.

- Не понимаю, – согласился Годрик. – И потому не могу простить.

- Мне не нужно твое прощение! – вскинулся змееуст. – Но все же задумайся хоть на мгновение: такой ли судьбы хотела для нас Розита? Чтобы ее брат после ее смерти пьянствовал, а так и не ставший мужем человек работал в месте, где все напоминает ему об ее убийцах? Даже сейчас я не уверен, что смогу нормально работать в Хогвартсе.

- Тогда зачем ты вернулся? – ткнул в его сторону Годрик. – Зачем ты привез сюда… ее?!

- Затем, что именно она стала мне напоминанием, – крикнул Салазар, сорвав голос. Звенящее эхо повисло в комнате. – Ты не знаешь, что значит в одночасье потерять почти все! Свою семью, дом, а потом и любимую женщину! Мне нужно было уехать… А потом, когда я встретил Розалию… во мне будто что-то надломилось. Я вспомнил, как ввязался в затею со школой, я вспомнил Розиту, и… Знаешь, после смерти отца я держался только мыслью о том, что рядом со мной есть еще родные и любимые люди. Одной из них была Розита, именно ради нее я столько сделал… В тот момент я подумал, что встретил Розалию не просто так. Потеряв Розиту и бросив все это, – он обвел стены рукой, – я не сознавал, что Розита ждала от меня другого. Она бы хотела, чтобы мы продолжали. Я привез сюда Розалию, чтобы помнить, что я здесь не просто так. А ради Розиты.

- А женился ты тоже ради Розиты?

- Нет… я попросту решил, что смогу заполнить пустоту. Смогу начать все сначала, попробовать заново. – Салазар замолчал, не в силах продолжать.

- Ты ее любишь? – вдруг спросил Годрик. Слизерин грустно улыбнулся и посмотрел на портрет.

- Я люблю только одну женщину. Ту, которую никто и никогда не сможет заменить, как бы мне этого не хотелось…

Опустив глаза, Гриффиндор едва заметно кивнул. Салазар воспринял это как знак и медленно направился к двери. Когда он уже повернул ручку, Годрик вдруг окликнул его, и змееуст обернулся. Рыжебородый волшебник стоял все на том же самом месте, но что-то почти неуловимо изменилось в нем: то ли блеск глаз, то ли мелькнувший и так же быстро исчезнувший намек на слабую улыбку.

- Я рад тебя видеть, – наконец сказал Годрик. Салазар улыбнулся.

- Я тоже, Годрик. Я тоже…

Что бы ни говорил Гриффиндор, отношение его к новоиспеченной леди Слизерин почти не изменилось. При виде Розалии глаза мужчины подергивались дымкой слез, лицо перекашивало от боли и разочарования. И хотя вел себя с ней волшебник предельно вежливо, принять ее он не мог.

Розалия уехала, когда начался учебный год. Ученики – в особенности слизеринцы – необычайно обрадовались возвращению Салазара, однако это был не единственный сюрприз, с которого начался новый год в школе Хогвартс.

Новых учеников до школы Александр теперь сопровождал один. Встретив прошедших сквозь портал ребят, волшебник повел их в замок. В этом году новых учеников встречала Пенелопа. Произнеся небольшую вступительную речь, женщина окинула взглядом детей, встретилась взглядом с темноволосой девочкой и улыбнулась ей, после чего повела их в Обеденную залу.

Распределение проводила Кандида. Поставив перед детьми стул, волшебница взяла в руки список ребят и зачитала первое имя.

- Фредерик Джеймс.

Вперед вышел молодой парнишка. С первого взгляда Основателям стало ясно, что он происходит из знатной семьи: темно-синий кафтан мальчонки был расшит тонкой посеребренной нитью, а сам мальчик держался невероятно уверенно, с гордо поднятой головой оглядываясь по сторонам. Подойдя к стулу, он сел, и Кандида одела ему на голову Распределяющую Шляпу.

- Слизерин! – громко провозгласила Шляпа. Фредерик отдал ее Кандиде, повернулся к столу Основателей и слегка поклонился Салазару, после чего проследовал к столу слизеринцев. Салазар выразительно выгнул бровь.

- Интересный юноша, – задумчиво протянул он. Годрик коротко усмехнулся и ничего не сказал, чему Салазар удивился. Между тем Шляпа успела отправить двух человек в Пуффендуй и одного в Гриффиндор. Кандида подняла список.

- Елена Когтевран.

По залу, словно легкий ветер, прошел шепоток. Самые первые ученики Основателей с любопытством вытянули шеи, чтобы хоть одним глазком увидеть дочь их самой мудрой наставницы.

С того дня, как Елена Когтевран впервые пересекла порог Хогвартса, прошло чуть меньше пяти лет. Кандида сама не заметила, когда ее маленькая дочурка-проказница превратилась в настоящую леди. Когда прозвучало ее имя, Елена осторожно приподняла подол платья и медленно пошла к матери, проявляя при этом такое изящество, что позавидовала бы самая знатная графиня. Присев на стул, девочка легко поправила волосы и приняла из рук Кандиды Шляпу, которую тут же и надела.

Мгновение Шляпа молчала. Весь зал замер, затаив дыхание, как вдруг глубокая складка дрогнула, и Шляпа провозгласила:

- Когтевран!

Ученики Кандиды громко захлопали. Лучезарно улыбнувшись, Елена отдала матери Шляпу, присела в реверансе перед отцом и пошла к столу своего факультета. От Салазара не укрылось то, каким заинтригованным взглядом проводил девочку Фредерик, но он благоразумно оставил свои выводы при себе.

Распределение понемногу подходило к концу. Годрик с нетерпением постукивал вилкой по столу, хотя мысли рыжебородого мужчины были далеко. Ему было трудно находиться в Хогвартсе, зная, что его сестра уже никогда не переступит порог Обеденной залы, никогда не ответит на его насмешку, никогда нарочито театрально не надуется в ответ на его любимое «Рози». Его Рози больше не было.

Когда пир был почти окончен, и последний ученик устало отодвинулся от стола, Годрик поднялся. Все разговоры в зале тут же стихли. Мужчина откашлялся.

- Мне бы не хотелось заканчивать наш вечер на такой ноте, но я чувствую, что теперь, когда Салазар снова с нами, должен сказать об этом… Большинство из вас знает, что два года назад нас постигло несчастье. Вы потеряли одну из наставниц, мы – любимую подругу и сестру. – Салазар, до этого смотревший на друга, опустил глаза. – За эти два года мы все изменились. Все вы стали чуть старше, немного мудрее и талантливее. И мне жаль, что я эти годы был так далеко от вас – душевно. Вместе с сестрой я потерял и веру в наше дело. – Пенелопа смотрела строго перед собой, Кандида рядом с ней, не скрываясь, тихо плакала. – И лишь теперь понимаю, насколько я был не прав. Я осквернил не только память сестры – я чуть было не предал то, что было для нее самым главным. Вера в добро, желание помогать и быть примером для тех, кто стремится стать лучше – все это Розита чрезвычайно высоко ценила в людях. Как ценю и я. Хотя теперь ее нет с нами, я могу с уверенностью сказать, что вы стали теми, кем она хотела вас видеть. И она сама знает это, – сидящая за столом когтевранцев Мелюзина всхлипнула и прижала руку ко рту, чтобы не разрыдаться в голос. – Я прошу всех вас поднять кубки в память о моей сестре. В память о той, что отдала жизнь во имя нашего дела. В память о Розите Гриффиндор.

- В память о Розите Гриффиндор, – эхом отозвался весь зал, голоса ребят были полны печали и глубокой скорби. Когда стих последний голос, Годрик продолжил:

- Сегодня, когда все люди, знавшие мою сестру, находятся здесь, я прошу вас – как учеников, так и Основателей, подняться к гриффиндорской башне.

Зал наполнился шумом отодвигаемых скамей. Кандида и Пенелопа молча смотрели на Годрика, и только Салазар отводил взгляд. Слова друга затронули в его душе то, что змееуст так старательно пытался забыть – чувства. Счастья, утраты… Любви. Он сказал Годрику правду, тогда в башне. Как бы Розалия не была похожа на Розиту, Салазар любил только сестру Гриффиндора.

Тихонько перешептываясь, ученики поднимались по главной лестнице все выше и выше, пока не остановились перед дверью, за которой скрывался вход в гриффиндорскую башню. Основатели подошли самыми последними. Пенелопа, Салазар и Кандида встали во главе своих факультетов, с грустью глядя на Годрика, который прошел между учениками к самой двери, занавешенной темно-красной тканью. Ребята замерли.

- Все эти два года я не мог смириться с мыслью, что Розита больше не пройдет по коридорам школы, создательницей которой она была наравне со всеми нами, – промолвил Годрик и вынул из рукава волшебную палочку, слезы уже вовсю бежали по его щекам, теряясь в густой бороде. – Именно она нашла место для постройки школы, она была организатором самой идеи Хогвартса. И то, что она не сможет увидеть ваших успехов, казалось мне несправедливым. Лишь недавно я понял, что Розита всегда будет с нами – в сердцах тех, кто беззаветно любил ее. А ее душа навеки останется здесь. Она продолжит жить в Хогвартсе.

Прикрыв глаза, Годрик повел палочкой. Алая ткань соскользнула с двери, в мгновение ока обернувшись прекрасным фениксом, который, приоткрыв клюв, коротко пропел свою жалобную песню и исчез в вихре пламени. А когда последняя искра погасла, ребята увидели на двери башни портрет.

Розита смотрела на них и улыбалась. Темно-рыжие волосы, как и при жизни их владелицы, струились по округлым плечам, изумрудные глаза тепло и как-то немного грустно всматривались в лица учеников и Основателей. От настоящей волшебницы ее отличала только немного полная фигура, но это было мелочью по сравнению с тем, что портрет был живым. Подняв руку, Годрик коснулся картины кончиками пальцев, и Розита осторожно протянула руку и ему. Живительного тепла не почувствовал ни один из них, но обоим стало немного легче. Теперь они могли двигаться дальше.

Глядя на портрет, Салазар почувствовал, как к горлу подступает ком. Девушка была настолько реальной, что казалось можно протянуть руку и дотронуться. Но разумом Салазар понимал, что это лишь портрет. Что от настоящей Розиты остались лишь воспоминания. Оглядевшись по сторонам, волшебник задержал взгляд на друге и незаметно скользнул вниз по лестнице. Лишь портрет Розиты проводил его печальным взглядом.

На следующее утро Салазар привел Основателей в свои подземелья. Мужчины и женщины шли по отделанным темным мрамором коридорам в направлении лаборатории Салазара, но сам Слизерин не торопился с объяснениями. Толкнув тяжелую дверь, волшебник прошел вглубь комнаты и остановился возле стола. Остальные встали вокруг него.

- Салазар, может, ты все же объяснишь, что происходит? – устало попросила Кандида, под глазами волшебницы залегли глубокие морщины.

- Это касается эликсира жизни, – ответил змееуст. – Я поделил его на четыре части, на каждого из нас.

- Почему именно сейчас? – вопросила Пенелопа. – Что-то случилось с камнем?

- Пока нет. Но я прошу у всех вас разрешения на то, чтобы уничтожить философский камень.

В комнате повисла напряженная тишина. Кандида во все глаза смотрела на друга, словно не узнавая в этом облысевшем мужчине с тонкой бородкой Салазара Слизерина. Медальон на его груди показался ей насмешкой. Сколько леди Когтевран знала род Слизеринов, он всегда старался доводить свои дела до конца. Сейчас Салазар Слизерин готовился сдаться.

- Но… почему, Салазар? – прошептала Кандида. Годрик молчал.

- Потому что теперь это не имеет смысла, – сказал мужчина. – Золота у нас достаточно, школа тоже не будет нуждаться в ближайшие несколько сотен лет. Эликсир жизни у нас тоже есть. Философский камень нам больше не нужен.

- Ты понимаешь, что хочешь уничтожить единственный экземпляр легендарного минерала? – уточнила Пенелопа. Салазар кивнул.

- У меня есть к вам одна просьба, – добавил Слизерин и на секунду замялся. – Розалия ничего не знает о камне. Пусть так и останется.

- Почему? – недоуменно переспросила Пенни.

- Потому что он создавался не для нее, – хриплым голосом ответил за друга Годрик. Салазар бросил на него быстрый взгляд. – Это и есть главная причина, почему он хочет его уничтожить. Разве не так?

- Так, – согласился Салазар. Кандида сжала руки.

- Тогда я согласна. В память о Рози.

- В память о Рози, – эхом откликнулась Пенелопа. Годрик мог лишь просто кивнуть.

Повернувшись к шкафам, Салазар открыл одну из створок и вытащил бархатный мешочек, развязав тесемки. На свет показалась ярко-красная рубиновая поверхность философского камня. Блики солнца тут же заиграли в его острых гранях, отчего казалось, будто льется кровь. Кандида вздрогнула, не понимая, как не замечала этого раньше. Салазар осторожно достал из-под стола заранее приготовленный котел с иссиня-черной жидкостью.

- Что это? – спросил Годрик.

- Кислота, – отвечал Салазар.

Осторожно подхватив камень щипцами, змееуст опустил его в котел и отдернул руку. Жидкость тут же зашипела, расплавляя минерал, а когда шепот стих, Салазар аккуратно перелил зелье в другой котел, проверяя, полностью ли расплавился камень, после чего достал склянку и вылил кислоту в нее.

- Помните, Рози не должна ничего знать.

- Не Рози, а Розалия, – вдруг прорычал Годрик. – Зови ее полным именем.

- Она не узнает, Салазар, – поспешно пообещала Пенелопа. Слизерин благодарно кивнул и протянул склянку Кандиде.

- Держи. Пусть будет у тебя.

- И что мне с ней делать? – Кандида задумчиво покрутила склянку в руках.

- Лучше ее уничтожить, – предложил Годрик. – Чтобы никто не воспользовался остатками камня.

- Я этим займусь.

- Тогда, если вы не против, я откланяюсь. – Годрик быстро вышел, Салазар даже не успел его остановить. Кандида, взглянув на мужчину, вышла вслед за братом.

- Дай им время, – попросила Пенелопа. – Кандида не ожидала такого. А Годрик… он все еще переживает.

- Он уже не будет прежним, – промолвил Салазар. – Слишком много всего случилось после того, как мы создали Хогвартс.

- Никто из нас не будет прежним, – сказала Пенни. – Розита изменила это навсегда.

И она ушла, оставив Салазара с глубоким ощущением пустоты и разочарования.

Глава тринадцатая

Графство Аргайлшир, школа чародейства и волшебства Хогвартс, 998 – 1004 год.

Очередная осенняя пора накрыла землю своим желтым одеялом. С севера потянуло холодом приближающейся зимы, почувствовав который, лесные животные начали готовить свои запасы. В очередной раз деревья зябко покачивали ветвями, обдирая с них изношенную кору и старые листья. Приход снега и первых морозов был не за горами.

За окном едва забрезжил рассвет, когда башня Когтевран очнулась ото сна. Полусонные ученики, сладко позевывая, торопились в Обеденную залу, чтобы после утренней трапезы заняться своими делами в воскресный день.

Когда Елена вошла в залу, за столом уже сидели все Основатели. Годрик и Салазар о чем-то негромко переговаривались, Пенелопа, поглаживая большую сипуху по спине, читала письмо из дома – годовалые близнецы Магдалина и Максим доставляли Ричарду много хлопот. И лишь Кандида внимательно наблюдала за своими учениками, изящно покручивая в тонких пальцах кубок виноградного сока. Завидев дочь, Кандида с легкой улыбкой слегка кивнула девочке. Заулыбавшаяся Елена поспешила к столу своего факультета.

- У нее талант, – заметил Годрик. Леди Когтевран улыбнулась.

- Она очень умная девочка. Но иногда ведет себя чересчур взбалмошно – должно быть, это ей досталось от троюродного дяди. – Годрик усмехнулся в рыжие усы.

- Все в порядке? – вдруг поинтересовался Салазар у Пенелопы. Та с улыбкой кивнула.

- Патрик мечтает быстрее приехать в Хогвартс. Ричард пишет, что он целыми днями тренирует самые простые заклятия, а Магдалина и Максим не понимают, как он заставляет предметы летать по комнате.

- Скоро они поймут, – промолвила Кандида. – Тогда в этих стенах появятся дети еще одного из Основателей.

Салазар как-то странно дернулся в ответ на ее слова, отчего Годрик смерил друга недоуменным взглядом, но ничего не сказал. Громко стукнув по столу кубком, лорд Слизерин отодвинул тарелку и поднялся.

- Мне пора. Скоро занятия, – он взглянул на Кандиду. – Посмотрим, не забыла ли Елена рецепт зелья забывчивости.

Занятие зельеварения проходило совместно у когтевранцев и слизеринцев. Присев вместе с подругами, Елена вынула из сумки листы пергамента с пером и чернильницей. Ингрид рядом с ней что-то тихо прошептала, но девочка ее уже не услышала – в комнату вошел Салазар. Оглядев ребят, он задержал свой взгляд на Елене и улыбнулся.

- Сегодня мы повторим кое-что с прошлого года. Для начала кто назовет мне основные составляющие зелья забывчивости? – в воздух взметнулись несколько рук, в том числе и рука мисс Когтевран. – Елена.

- Вода из реки Лета и корень валерианы, – ответила девочка. Салазар улыбнулся.

- А еще?

Улыбка медленно исчезла с ее лица, пока Елена судорожно вспоминала последний ингредиент. На ум приходила лишь всякая чепуха, как девчушка не старалась воскресить в памяти что-то стоящее. Спустя пару мгновений молчания в воздух взметнулась еще одна рука.

- Давай, Фредерик.

- Ягоды омелы, мастер Салазар, – сказал юный Фредерик.

- Верно. Фредерик, молодец, Елена тоже неплохо, – промолвил Слизерин. – Продолжим…

Елена зарделась и бросила быстрый взгляд на Фредерика. Тот слегка склонил голову, и девочка благодарно улыбнулась.

- Прошлой весной мы разбирали состав противоядия от обычных ядов. Разбейтесь на пары и попробуйте приготовить его. Если возникнут какие-нибудь вопросы, обращайтесь.

- Милорд, могу я взять несколько безоаров? – попросила Ингрид. При взгляде на нее Салазар помрачнел, лицо превратилось в серую гримасу, змеиные глаза полыхнули презрением.

- Елена одолжит тебе все, что понадобится, – сквозь зубы проговорил он, стремительно отходя в сторону.

- Что это с ним? – недоуменно спросила Ингрид. Елена растеряно пожала плечами.

Когда зелье было приготовлено, и Салазар похвалил Елену, Фредерика и еще нескольких человек, ребята покинули подземелья. Разношерстная толпа учеников Когтеврана и Слизерина спешила в сторону Обеденной залы. Елена сама не заметила, когда поравнялась с Фредериком. Взлохматив светло-каштановые волосы, мальчик улыбнулся.

- Спасибо, – немного смущенно поблагодарила его Елена.

- Ерунда. Для этого и нужны друзья, верно? – усмехнулся Фредерик. Девочка, засмеявшись, кивнула.

В Обеденную залу они вошли вместе. О чем-то весело переговариваясь, они дошли до стола Когтевран, и Фредерик, вежливо кивнув на прощание, поторопился к столу своего факультета. Проводив его внимательным взглядом, Елена потупила взгляд и поспешно завела разговор с Ингрид. Наблюдавшая за дочерью Кандида прищурилась, поглядев на мальчика, но решила оставить все наблюдения при себе.

Семью Фредерика Джеймса Кандида лично не знала, но была наслышана. Чистокровные волшебники, превосходные чародеи, предсказатели и зельевары, к тому же титул баронов. Сам Фредерик производил довольно приятное впечатление: воспитанный, образованный, талантливый… Но что-то в нем напрягало Кандиду. Только объяснить свои опасения женщина, увы, не могла.

С каждым днем Елена и Фредерик сближались все больше. Юный слизеринец пусть и не сразу, но сумел вписаться в компанию когтевранцев. Кандида хоть и была этому рада, не могла отделаться от настороженности в отношении к мальчику. А вот Салазару откровенно не нравилось, что его лучшие ученики столь близко общаются с маглорожденными. С каждым часом его ненависть к детям маглов росла, а отношение к Фредерику ухудшалось.

Сам Салазар тоже мрачнел не по дням, а по часам. Письма от Розалии приходили каждую неделю, и, получая очередное послание, волшебник будто закрывался в себе. Оставшиеся в замке Мерлин и Мелюзина по мере сил старались разговорить лорда Слизерина. Но даже от своего самого любимого ученика мужчина не желал слышать слов утешения. Равно как и от друзей. На все вопросы Салазар отвечал кратко и словно бы нехотя, и женщины вскоре перестали спрашивать. Но Годрик об этом не забыл.

Когда во время вечерней трапезы из поместья Розалии прилетела сова с новым письмом и приземлилась перед Салазаром, Годрик напрягся. Едва мужчина отвязал пергамент, и сова улетела, Годрик склонился к другу, предварительно вырвав у него из рук письмо.

- Что происходит? – без обиняков спросил он. Лицо Салазара стало похоже на непроницаемую маску.

- О чем ты?

- О твоих секретах. – Годрик потряс пергаментом. – Ты никогда ничего не скрывал от нас – философский камень не в счет. Мы всегда были одной семьей, делили и радость, и горе, вместе решали все проблемы. В этом плане и сейчас ничего не изменилось. Поэтому спрошу еще раз – что происходит?

Салазар вздохнул и прикрыл глаза. Кандида и Пенелопа, до этого пытавшиеся вразумить Гриффиндора, настороженно ждали его ответа.

- Розалия, – наконец выдохнул он. – Она родила мальчика.

- У вас родился сын? – восторженно воскликнула Пенелопа. – Это же прекрасно!

Но Салазар будто не слышал ее слов. Он смотрел на Годрика. Рыжебородый волшебник выпрямился, показав гордую осанку, отдал другу письмо и выдавил улыбку.

- Поздравляю.

Но радости в его зеленых глазах Салазар не увидел. Лишь печаль и скорбь.

- Как вы его назвали?

- Сертимус.

- Мы рады за тебя, Салазар, – тепло проговорила Кандида. – Поверь мне, твой сын – это тот человек, ради которого стоит жить. Ради его слов, дыхания, поступков… Я уверена, он станет достойным волшебником.

Салазар успел лишь кивнуть. С громким стуком Годрик отодвинул свой стул, извинился перед остальными и спешно покинул Обеденную залу. Слизерин проводил его полным боли взглядом. Он точно знал, что Годрик пошел в гриффиндорскую башню. С тех пор, как портрет Розиты увенчал вход в нее, последний Гриффиндор частенько проводил там свое свободное время. Салазар не раз видел, как Годрик советуется с Розитой, рассказывает ей об успехах детей или просто вспоминает прошлое. Портрет хоть и отвечал ему, не мог заполнить пустоту в сердце мужчины. И изгнать чувство раскаяния из души Салазара он тоже не смог.

Дни летели за днями, облетала и вновь вырастала листва. Перистые облака бежали по небосклону, обгоняя луну и солнце, а деревья темного леса вытягивались все выше и выше, стремясь дотянуться до звезд.

Сидя в Обеденной зале, Елена наблюдала за очередной церемонией распределения. Ей довелось увидеть уже четыре таких церемонии, но сегодняшняя была особенной – в Хогвартс поступал ребенок еще одного из Основателей.

Стоя в толпе детей, Патрик Пуффендуй взволнованно теребил край камзола, ожидая своей очереди. Глядя на него, Елена не могла сдержать улыбку. Ей не верилось, что пять лет назад она с таким же волнением ждала, когда мать назовет ее имя, и ей придется надеть Распределяющую шляпу. По иронии судьбы сегодня распределение проводила мать самого Патрика – Пенелопа. Голос волшебницы в очередной раз прервал тишину, и все ученики затаили дыхание.

- Патрик Пуффендуй!

Одиннадцатилетний мальчонка, спотыкаясь и нервничая, вышел вперед. Распределяющая шляпа упала ему на глаза, когда Пенелопа одела ее, но Патрик остался сидеть, гордо выпрямившись и пытаясь не показать своего волнения.

- Пуффендуй! – выкрикнула Шляпа. Зал зааплодировал так, что Елене показалось, что она оглохнет. Со счастливой улыбкой Патрик отдал Шляпу матери и помчался к столу своего факультета. Пенелопа, гордо улыбаясь, смотрела ему вслед.

Сама Елена тоже улыбалась. Ее мать всегда говорила, что они – одна семья. Годрик, Салазар, Пенелопа, их дети… Они были одной большой семьей. Семьей Хогвартса. Еще шире улыбнувшись своим мыслям, девушка медленно окинула взглядом зал. Ее глаза наткнулись на пристальный взгляд со стороны стола Слизерина, и Елена радостно замахала его обладателю. Криво усмехнувшись, Фредерик слегка кивнул в знак приветствия. Юную мисс Когтевран всегда удивляла эта его черта: в любой ситуации Фредерик старательно сохранял чувство такта, хотя иногда вежливость изменяла и ему.

В последние годы он и Елена сильно подружились. Однажды девочка даже гостила в поместье своего друга, успев познакомиться с его родными. Но с каждым часом, проведенным вместе с Фредериком, юная волшебница замечала, как менялось его к ней отношение. И Елену это пугало. Она привыкла видеть в юноше близкого друга, почти брата, такого же, каким был для нее Джонатан. Но отчего-то ей казалось, что Фредерику этого мало.

Теплым воскресным вечером Кандида прогуливалась вдоль берега озера. Темная гладь манила женщину с тех самых пор, как она впервые увидела эту долину. Ей нравилось приходить сюда в одиночестве и думать, вспоминать прошлое. В такие минуты обитавший в озере гигантский кальмар служил ей немым собеседником. Волшебница могла часами рассказывать ему о проблемах школы, переживаниях за друзей или о своих личных радостях. После этого ей становилось легче найти выход из ситуации.

В тот день она с грустью думала о прошлом. Тоска сжимала ее сердце, когда Кандида вспоминала, какими беспечными они были во времена становления школы чародейства и волшебства. Все они были такими счастливыми, в их душах горел азарт. Они были молоды и полны желания привнести что-то свое в этот волшебный мир. Кандида вздохнула. В большинстве своем их желания исполнились, но это стоило им слишком многого. Да и новое поколение доставляло своих хлопот…

Послышавшиеся неподалеку голоса заставили Кандиду поспешно вскочить на ноги и отойти под густую тень деревьев. Волшебница не хотела, чтобы ее заметили – ей хотелось побыть одной. Потому женщина притаилась среди листвы, когда к озеру вышла ее дочь.

Оглянувшись на Фредерика, Елена заливисто засмеялась. Мгновение спустя юноша, отряхивая прошлогоднюю листву и тихонько ругаясь, вышел на опушку. Потемневшие от времени и зимней влаги листья оставляли грязные следы на его камзоле, и Фредерик бросил свои тщетные попытки смахнуть траву и грязь и недовольно посмотрел на Елену.

- Что? – нарочито непонимающе спросила девушка. Молодой чародей покачал головой и вдруг бросился вперед, подхватив Елену на руки. Та закричала.

- Вот зачем надо было бросаться прелой листвой? – приговаривал Фредерик, быстро кружа девушку. Елена закрыла глаза.

- Затем, что впереди лето, и мы долго не увидимся. Должна же я как-то компенсировать ущерб.

Что-то негромко пробурчав себе под нос, юноша опустил Елену. Оправив платье, волшебница широко улыбнулась и вытащила из рукава волшебную палочку.

- Экскуро! – воскликнула она, взмахнув палочкой. Следы от травы и листья исчезли. Довольно улыбнувшись, девушка спрятала палочку и присела на берегу озера. Фредерик мгновение помедлил, после чего сел рядом.

- Так этим летом ты к нам не приедешь? – небрежно спросил волшебник, глядя на воду. Елена бросила на него быстрый взгляд.

- Я обещала Ингрид, что приеду к ней. А осенью вернусь сюда уже просто помогать матери.

- Сомневаюсь, что ее маглы-родители смогут тебя достойно принять, – насмешливо протянул Фредерик.

- Не надо так, – устало попросила Елена. – У нее чудесная мама. Да, возможно, ее семья не такая, как у нас с тобой, но сути это не меняет. Ингрид – волшебница и моя подруга.

- Я знаю. Просто мастер Салазар всегда говорит, что дети маглов – это ненастоящие волшебники. Им не место в Хогвартсе.

- Они такие же, как мы, – отрезала девушка. – Или ты хочешь сказать, что волшебники, рожденные среди маглов, должны оставаться с ними? – Фредерик после секунды раздумий кивнул. – А как быть с сквибами? Они не волшебники, но живут в нашем мире. Почему тогда мы не презираем их? Ведь они тоже отличаются от нас.

- Хорошо, я все понял, – поднял руки Фредерик. – Больше не скажу ни слова насчет происхождения Ингрид или кого-то еще.

- Лучше бы ты просто изменил свое мнение на счет маглорожденных, – вздохнула Елена.

- Давай поговорим о чем-нибудь другом?

Молодые волшебники сменили тему. Незаметно для них Кандида покинула свое убежище и медленно, тяжело дыша, направилась в замок, обдумывая то, что невольно услышала. Ей было больно от того, что Салазар так сильно возненавидел детей маглов. И хотя она понимала причины его ненависти, принять этот выбор она не могла. На вершине холма Кандида остановилась. Она оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Фредерик немного нерешительно берет ее дочь за руку. Смущенно улыбнувшись, Елена отвела глаза и поглядела на воду, но своей руки не отдернула. А Кандида, еще немного поглядев на них, отвернулась. Принять выбор дочери она, к сожалению, тоже не могла.

Глава четырнадцатая

Область Шкодер, Албания, 1009 год.

В вечернем сумраке Хогвартс походил на сказку. Мерцающие светом тысячи свечей окна манили к себе мотыльков, освещенные лунными лучами остроконечные башни напоминали верхушки гор. Редкие звери, осмелившиеся сунуть нос на опушку леса, с изумлением смотрели на замок, и лишь гигантский кальмар все так же лениво рассекал темную гладь озера, безразлично поднимая на поверхность свои длинные щупальца.

С каждым годом школа чародейства и волшебства становилась все более известна – слухи разносятся быстро. Замок наполнялся новыми учениками, и Основателям становилось все труднее. Но у них была опора и поддержка.

Их первые ученики все еще оставались с ними. Многие из них, опробовав свои силы в магическом мире, решили вернуться туда, где для них все началось. Такими были Маркус и Шарлотта. Выпускник Пуффендуя долгие семь лет странствовал по свету, но так и не нашел себя. Шарлотта же обрела свое предназначение в исцелении людей. Памятуя о поступке своей погибшей наставницы, девушка старалась не дать обнаружить себя, но тихонько помогала людям, будь то волшебники или простые маглы.

Мерлин, Мелюзина и Астрит все это время оставались в Хогвартсе, помогая обучать юных волшебников. С возвращением их друзей у троицы появился шанс попытать счастья самим, которым они и воспользовались: Мерлин и Мелюзина, после долгих раздумий, отправились к друидам, где юноша надеялся узнать больше о прорицании и искусстве зельеварения. А Астрит уехала к давнему другу детства и сыну троюродной сестры своего наставника – Джонатану Когтеврану.

Лишь Елена не знала, куда ей податься. Молодой волшебнице хотелось приключений, а Хогвартс из привычного дома уже несколько лет как превратился в клеть. Все чаще Елена оказывалась в немилости у матери, но если ее ссоры расстраивали, то из Кандиды выкачивали последние силы.

Женщина слабела день ото дня. Временами ей становилось тяжело просто выйти к ученикам и провести занятие – тогда ее заменяла Елена. Но Кандида не могла не признать тот факт, что ее дочь, будучи талантливой волшебницей, не до конца справляется с возложенными на нее обязанностями. Со дня ее рождения Кандида была твердо уверена, что Елена станет ей достойной заменой, что именно ей она сможет передать бразды правления в Хогвартсе. Но она не учла одного – что рано или поздно Елена может разочаровать ее.

В один из весенних вечеров, когда студеные ветры уже почти утихли, и с юга потянуло теплым воздухом, Кандида сидела в гостиной возле камина и читала письмо из дома. В их старом поместье в Глен Александр теперь жил только с сыном. Да и Джонатан редко бывал дома: молодой волшебник все чаще ездил во Францию, к родителям отца, но отнюдь не потому, что туда его звала душа. Нет, туда его манило сердце. Молодой граф Когтевран обручился с француженкой из хорошей семьи и собирался привезти свою невесту, чтобы сыграть свадьбу в Великобритании. Александр надеялся, что их брак будет таким же счастливым, каким был его собственный, и Кандида, прочитав эти строки, с мысленной улыбкой поддержала его.

Когда в коридоре послышался шум, женщина свернула письмо и едва успела положить его на стол, как дверь со стуком распахнулась, и в комнату влетел Салазар. Разъяренный Годрик шел за ним попятам.

- Не уходи от ответа! – вскричал Гриффиндор, рыжая борода опасно колыхнулась. – Ты переходишь все границы, Салазар!

- Ты меня не переубедишь! – рявкнул в ответ змееуст. – Я останусь при своем мнении, если тебе оно не нравится, можешь уходить!

- Что происходит? – не выдержала Кандида.

- Он требует, чтобы мы исключили всех маглорожденных, – пояснил Годрик, не сводя с друга грозного взгляда зеленых глаз. Салазар невозмутимо смотрел на него в ответ.

- У нас школа чародейства и волшебства. Добрая половина школы не имеет к волшебникам никакого отношения. Им не место здесь.

- Салазар, но ведь мы это уже обсуждали, – устало проговорила Кандида. – Ты же согласился обучать всех ребят, без исключения…

- Это было до того, как я потерял Розиту! – процедил Салазар. Лицо Годрика превратилось в непроницаемую маску.

- Не смей прикрываться ее именем. Она первая была бы против всего этого…

- Ты не понимаешь! Я не могу отделаться от мысли, что кто-то из этих детей может быть ребенком тех, кто убил ее.

- Но ведь дети не причем, – умоляюще сказала Кандида. – Салазар, пожалуйста. Нам и так сейчас очень тяжело. Ребят много, мы не справляемся, да и помощников почти нет. Нам нужно действовать сообща. Хотя бы в память о Розите.

Салазар бросил на нее недовольный взгляд и нехотя кивнул. Годрик молчал, хотя от переполнявшего гнева волшебника перекосило. Взглянув на него, Слизерин поджал губы.

- Мы еще вернемся к этому разговору. Не сейчас, но когда все вернется в норму.

Он быстро вышел, по пути задев друга плечом, и хлопнул дверью. Годрик и Кандида остались вдвоем. Присев напротив троюродной сестры, мужчина тяжело вздохнул, широкие плечи его беспомощно опустились.

- Что с ним делать?..

- Ничего, – просто ответила волшебница. – Салазар потерял все, что у него было в этой жизни. И прежним он уже не будет. Он будет ненавидеть маглов и все, что с ними связано, будь то даже маглорожденные волшебники.

- И с этим ничего нельзя поделать? – с надеждой поинтересовался Годрик. Когда Кандида покачала головой, загоревшийся в зеленых глазах огонек погас. – Тогда мы его потеряли…

Поднявшись на ноги, Годрик тихо прошептал что-то на прощание и ушел, но женщина недолго оставалась одна.

Как вошла Елена, Кандида, погруженная в свои мысли, не слышала. Очнулась волшебница лишь, когда девушка тронула мать за плечо.

- Ты хотела о чем-то поговорить? – тихо спросила Елена. Женщина кивнула.

- Да, хотела… Присядь, пожалуйста. – Елена села в кресло, в котором еще несколько минут сидел Годрик. – Я знаю, ты помогаешь нам уже несколько лет. У нас сейчас тяжелые времена, ребят очень много, мы не справляемся со всеми… Ты знаешь, я всегда гордилась тобой, но то, что ты делаешь сейчас… Пойми, этого недостаточно.

- Недостаточно? – переспросила Елена. – Я из кожи вон лезу, чтобы хоть чем-то быть полезной, а ты говоришь, что я не стараюсь?

- Ты не понимаешь всей сути, – сказала Кандида. – Ты еще слишком молода, ты не знаешь жизни. Ты думаешь, что невероятно умна – и это действительно так – но есть люди, умнее тебя.

- Ты, например? – язвительно вскинулась девушка. Леди Когтевран выше подняла голову.

- Хотя бы. Салазар, Годрик, они тоже умнее тебя. И они знают, что значит идти к своей цели, радоваться, когда она достигнута, печалиться или скорбеть, когда потеряно что-то очень дорогое. Тебе это еще неведомо. Ты еще так юна, Елена. Поэтому не надо делать вид, что ты повидала все на этом свете. Это далеко не так.

- Знаешь, – Елена встала и смотрела на мать сверху вниз, – если бы мне это сказал Годрик или Салазар, я бы их еще поняла и простила. Но услышать от тебя, что я ничего не стою и не смыслю… Может быть, ты и умнее меня, но после какого опыта ты стала такой? Или ты не ошибалась, а весь опыт получила от своей драгоценной диадемы?

- Ты знаешь, диадема не дает тебе больший ум, а лишь усиливает твои собственные способности…

- Не важно, что она делает, важно то, что ты считаешь себя самой мудрой волшебницей в истории нашего мира, но ты так же глупа и недальновидна, как и все мы, – бросила Елена. Кандида посмотрела на дочь долгим, полным печали взглядом. Фыркнув от обиды и разочарования, Елена выскочила за дверь.

Она бежала по коридорам, петляла по лабиринтам Хогвартса, почти не разбирая дороги. Проскользнув под очередной лестницей, девушка свернула в тонкий коридор, толкнула тяжелую дверь с головой орла и вошла в башню Когтеврана.

Округлое помещение было наполнено светом луны, на куполе потолка под синими шелковыми занавесями мерцали звезды. Напротив входа в высокой нише стояла статуя Кандиды. Взглянув в лицо матери, Елена еще сильнее сжала ладони в кулаки и метнулась к статуе, пробралась в нишу за ней и коснулась одного из камней. Часть стены отъехала в сторону, открыв взору девушки потайную полку. На синем бархате покоилась старинная диадема из черненого серебра. Мелкие бриллианты таинственно переливались, над огромным топазом сверкала голова орла. Закусив губу, Елена, словно в раздумьях, оглянулась на статую матери, после чего подхватила диадему. Стена молчаливо скользнула на свое место, скрыв свой тайник.

Незаметно выскользнув из замка, Елена направилась к озеру. На темной глади отражалось звездное небо и тысячи огней, сияющих в окнах Хогвартса. Остановившись у самой кромки воды, девушка оглянулась, в последний раз окинула взглядом замок и тихо растворилась в ночи.

На заре следующего дня во внутреннем дворе замка послышалось конское ржание. Гордый вороной жеребец, неспешно перебирая стройными ногами, приблизился к лестнице и остановился. Темноволосый всадник поспешно спешился, когда на лестнице появился Годрик. Рыжебородый мужчина неторопливо спустился по ступеням и, улыбнувшись, остановился.

- Рад вновь видеть тебя, Фредерик.

- И я рад, милорд, – молодой волшебник с улыбкой поклонился.

Вдвоем они поднялись по лестнице и вошли в Обеденную залу. Ученики проводили гостя удивленными взглядами, Основатели, завидев бывшего воспитанника, встали. В зале наступила почти полная тишина.

- Фредерик, – приветливо сказала Пенелопа. – С возвращением.

- Спасибо, миледи, – откликнулся Фредерик. – По правде сказать, я ненадолго, – он посмотрел на Кандиду. – Мне нужно поговорить с Вами, миледи.

Кандида недоуменно приподняла тонкую бровь, но все же обогнула стол и жестом пригласила юношу следовать за ней. Вежливо кивнув остальным Основателям, Фредерик последовал за ней.

Они поднялись по главной лестнице на шестой этаж, свернули в сторону восточного крыла и очутились перед гостиной Основателей. Толкнув дверь, Кандида вошла в нагретую огнем камина комнату и присела в кресло. Фредерик остался стоять.

- Я слушаю, Фредерик.

- Миледи, Вы знаете меня уже много лет, – начал юноша. – Знаете, что пока я учился здесь, мастер Салазар хорошо отзывался о моих успехах, знаете, что я все эти годы дружил с Вашей дочерью. И Вы наверняка знаете, ради чего я приехал. – Кандида спокойно слушала его. – Я люблю Елену и прошу у Вас позволения взять ее в жены.

- Это решать не мне, – откликнулась волшебница. Фредерик нахмурился.

- Но Вы ее мать. И Вы можете либо благословить наш союз, либо отказать в нем.

- Я не буду препятствовать своей дочери, – промолвила Кандида. – Решать ей и только ей. А что касается благословения… если Елена согласится, я благословлю Ваш брак.

Тень, упавшая на лицо юноши, разгладилась, и Фредерик улыбнулся. Поглядев на него, Кандида вздохнула. Мыслями женщина понимала, что, возможно, совершает ошибку. Но Елене стоило сменить обстановку. Юная девушка не могла провести в замке всю свою молодость. Этого Кандида точно не могла допустить.

Женщина хлопнула в ладоши. Спустя мгновение раздался громкий хлопок, и перед волшебниками появилась старая эльфиха. Коротко поклонившись Основательнице, Матильда одернула подол полотнища, завязанного в виде сорочки, и подняла на женщину свои огромные, подслеповатые глаза.

- Что будет угодно, миледи?

- Матильда, будь добра, найди мою дочь, – попросила Кандида. – Скажи, что я жду ее в гостиной, нам с ней надо поговорить.

Матильда послушно кивнула и исчезла все с тем же тихим хлопком. Фредерик улыбнулся и решительно опустился в одно из кресел у камина.

- Я обещаю, миледи, я смогу сделать Елену счастливой. Она ни в чем не будет нуждаться…

- Меня не волнует, что Ваша семья богата, – прервала его Кандида. – Каждый барон имеет достаточно золота, чтобы доказать право на свой титул. Но не у каждого есть человеческое достоинство и гордость, чтобы в час нужды сделать правильный выбор. Вы говорили, что Салазар высоко ценил Вас, пока Вы учились. Но изучал Вас не только он, но и я.

- И какой вывод сделали Вы? – поинтересовался Фредерик. Кандида отвела глаза.

- Я сделала выводы для себя. От Вас зависит, права я была или же ошиблась.

В коридоре послышался громкий хлопок, раздались торопливые шаги. Дверь с тихим скрипом отворилась, и на пороге возникла Матильда. При виде эльфихи на сердце Кандиды стало неспокойно.

- Что случилось? – упавшим голосом вопросила она. Эльфиха пыталась перевести дыхание от быстрой ходьбы и волнения.

- Леди Елена… ее нет в замке…

- Как нет? – переспросил Фредерик, темные глаза юноши полыхнули в свете каминного пламени. – А где она?

- Найди остальных Основателей, – распорядилась Кандида. – Они должны знать. Пусть идут сюда.

В комнате повисло напряженное молчание. Фредерик встревожено мерил шагами комнату, Кандида молчала, неотрывно глядя в огонь. Беспокойство словно витало в воздухе, грозя перерасти в настоящую бурю. Напряжение достигло своего пика, когда в комнату быстрым шагом вошли Годрик и Салазар.

- Канди, что случилось? – вопросил Годрик. – Матильда что-то говорила о Елене…

- Она сбежала, – ответила Кандида. Салазар остолбенел.

- Сбежала? – переспросил змееуст. – Я знал ее еще девочкой, что на нее нашло?

Кандида не ответила, но ее красноречивое молчание послужило волшебнику лучше любых слов.

- Ясно…

- Должно быть, я была слишком строга. Мне не следовало говорить и половины того, что я ей наговорила. Это моя вина.

- Не вини себя, – попросила вошедшая Пенелопа. – Елена сделала свой выбор.

- Но и я сделала свой…

- Куда она могла пойти? – вмешался Фредерик. Салазар пожал плечами.

- Кандида, вспомни, о чем вы вчера говорили? Может, она упоминала, куда собирается, хоть что-то?

Женщина покачала головой, как вдруг страшная догадка пронзила ее. Поднявшись с кресла, Кандида быстро вышла из комнаты, что-то проговорив в качестве извинений, и поднялась на этаж выше, где толкнула дверь с головой орла. Статуя волшебницы с ее собственным ликом встретила ее каменным, укоряющим взглядом, и Кандида поспешно отвела глаза и открыла тайник. Вид пустой полки наполнил ее сердце болью.

- Елена… – почти неслышно шепнула волшебница. – Что же ты наделала…

- Кандида? – голос Годрика послышался совсем близко от гостиной Когтевран. Кандида едва успела закрыть тайник и выйти из-за статуи, когда волшебник вошел в башню. – Канди, все в порядке? Ты так быстро ушла.

- Все нормально. Я просто проверила, все ли мои вещи на месте.

- Вещи? – лицо рыжебородого волшебника озарила догадка. – Диадема? Она ведь на месте? – Кандида взволнованно сглотнула, мгновение помедлив с ответом.

- На месте, – наконец выдавила она. – Все в порядке.

- Канди, мы найдем ее, слышишь? – подойдя к сестре, сказал Годрик. Кандида подняла на него карие глаза, и мужчина обнял ее. Спрятав лицо на его плече, волшебница вцепилась пальцами в красный бархат его камзола, чувствуя, как вращается перед глазами комната. – Не вини себя.

- Я не могу, Годрик… – устало откликнулась она. – Я не могу…

Гостиная будто погрузилась в полумрак, руки обессилено упали. На душе было так тяжело, что бороться с этой тьмой просто не было сил. Последним, что успела увидеть Кандида, было обеспокоенное лицо Годрика, едва успевшего поддержать ее, когда она внезапно упала без сил. Она услышала отголоски его крика, когда он попытался позвать Салазара, но ответить уже не смогла, полностью погрузившись в объятия окутавшей ее темноты.

С каждым днем Кандиде становилось только хуже. Лихорадка уносила все ее силы, женщина слабела час от часа. Основатели проводили рядом с ней все свое время, отчего бремя управления школой на себя пришлось взять их бывшим ученикам. Шарлотта, Маркус и четырнадцатилетний Патрик по мере сил проводили занятия, но Хогвартс был насквозь пронизан напряжением и тревогой.

Волнение достигло своего накала, когда в школу прибыл Джонатан. Оставив возле замка своего коня, юноша сразу же направился к матери, в то время как Астрит поспешила на выручку своим друзьям. Все понимали, что если в замок начинают приезжать близкие Кандиды Когтевран, то дело совсем плохо. Но вслух об этом старались не говорить – слишком сильна была надежда учеников и их вера в то, что все еще может наладиться.

Спустя неделю после пропажи дочери Кандида позвала к себе Фредерика. Молодой барон пришел сразу же. Как и все, состояние леди Когтевран тревожило его, но больше всего он волновался о Елене, от которой не было никаких вестей. Джонатан не отходил от матери ни на шаг, мимоходом сказав, что Елена сделала свой выбор, и когда она захочет, она вернется. Но Фредерику этого было мало. Он хотел убедиться, что с девушкой все хорошо, а для этого необходимо было найти ее. Но ни Основатели, ни Джонатан поиски не предприняли. Ни сами, ни кто-либо еще.

Кандиду Фредерик застал в постели. После побега Елены женщина почти не вставала – не было сил. Кандида будто истончалась на глазах, напоминая бледное подобие самой себя – красивой, умной и воистину великолепной волшебницы. Прикрыв за собой дверь, Фредерик кивнул Джонатану и присел рядом с кроватью. Кандида подняла на него потускневшие от горя и болезни карие глаза.

- Ты говорил, что любишь ее… – едва слышно прошептала она и закашлялась, чувствуя, как терзает боль пересохшее горло. Фредерик наклонился чуть ближе. – Если твоя любовь настоящая…

- Она настоящая, – горячо прервал ее юноша. Кандида на миг прикрыла глаза в знак согласия.

- Тогда найди ее, – попросила Кандида. Кашель вновь заставил ее вздрогнуть от боли, женщина прижала к губам платок, и Фредерик увидел, как на белой ткани осели капли крови. – Прошу тебя… Я… я должна увидеть ее… до того, как…

- Ты увидишь, матушка, – ответил Джонатан, подходя к ним и беря мать за руку. Горячая кожа неприятно обожгла его ладонь. – Елена вернется к нам. Обязательно.

Кандида грустно улыбнулась, карие глаза медленно закрылись, когда она погрузилась в неспокойную дрему. Поправив одеяло, Джонатан поманил Фредерика и первым вышел из комнаты. За дверью их уже ждала Пенелопа. Как только волшебники вышли, Джонатан прикрыл дверь, оставив тонкую щелку, и наклонился к женщине.

- Она уснула, но вряд ли это надолго. Ее вновь мучает кашель…

- Я знаю, – вздохнула Пенелопа. – Салазар приготовил отвар из болиголова, бадьяна и крапивы, ей должно стать легче.

- Насколько легче? – спросил Джонатан. Пенелопа скорбно посмотрела на него, в зеленых глазах появились слезы, и юноша опустил голову. – Понятно…

- Я присмотрю за ней, – напоследок сказала женщина и, ободряюще коснувшись его плеча, скрылась в комнате. Фредерик проводил ее внимательным взглядом.

- Я постараюсь найти Елену как можно скорее. Чтобы они могли… – он запнулся, – попрощаться.

Джонатан кивнул. Когда Фредерик уже хотел уйти, граф Когтевран вдруг схватил его за руку, и юноша оглянулся. В глазах Джонатана стояла немая мольба.

- Верни ее домой, – тихо попросил он. Фредерик склонил голову и быстро ушел, чувствуя взгляд мужчины, обреченно глядящего ему вслед.

Темные воды Дрина омывали каменистые берега, наполняя албанские леса журчанием капель. Редкие птицы, пролетая в небесах, недоуменно поглядывали вниз, туда, где под деревом на расстеленном плаще дремала светловолосая девушка. Налетевший холодный ветер заставил ее поежиться и открыть глаза.

Елена скрывалась в лесной чаще уже больше пяти недель. Из окраин Хогвартса девушка трансгрессировала в имение своих бабушки и дедушки во Франции, после чего отправилась дальше, в Византию. Маленькая Албания располагалась совсем рядом, простирая на юг свои леса и равнины. Там и решила укрыться Елена.

В глубине леса молодая волшебница создала себе вполне пригодное жилье, но ночевала там редко, предпочитая спать под звездами, независимо от законов и наставлений. Ей нравилось просыпаться по утрам под пение птиц или дуновения ветров, но мысли о матери и оставленных близких терзали ее душу. В такие мгновения Елена доставала из сумки диадему Кандиды и подолгу разглядывала ее, наблюдая, как переливаются в солнечных лучах драгоценные камни. В сердце девушки с каждым днем росла тоска по дому, но возвращаться Елена не собиралась. По крайней мере, не сейчас.

Сладко потянувшись, волшебница поднялась на ноги и прошла к протекавшей рядом реке. Холодная вода взбодрила ее, и Елена, стряхнув осевшие капли с рук и подола платья, вернулась к месту ночлега, свернула свой плащ, подхватила сумку и медленно побрела между деревьями.

Под хвойной листвой кое-где виднелись грязные, уже почти растаявшие шапки снега. По темным от дождей веткам сновали белки, неподалеку слышалась перекличка оленей. Свернув на небольшую полянку, Елена приподняла нависшую над тропой колючую еловую ветвь и присела в траву, как вдруг ей показалось, что лесную какофонию звуков нарушил человеческий голос. Девушка насторожилась. Вскоре зов повторился, послышались тяжелые шаги, отчего пожухшая трава обиженно захрустела. Вскочив на ноги, Елена хотела было применить дезиллюминационные чары или трансгрессировать, но передумала, когда голос раздался совсем рядом. Паника захлестнула ее с головой, и Елена спряталась за широким стволом дуба, судорожно сжимая в руках свою сумку. Шаги стихли на другой стороне поляны, наступила тишина, волшебница затаила дыхание.

- Я знаю, что ты здесь. Выйди, пожалуйста.

Елена прерывисто выдохнула. На глаза ей попалось дупло, и девушка, приподнявшись на цыпочки, сунула в него свою ношу, оправила платье и медленно вышла из-за дерева.

Посреди поляны стоял Фредерик. Каштановые волосы отросли почти до плеч, серый камзол под темным плащом был запачкан листвой и талой водой, на поясе сверкал охотничий кинжал. Подняв глаза, Елена встретилась с пронзительным взглядом стальных глаз.

- Как ты нашел меня?

- Твои родные говорили о местах, в которых ты хотела побывать. Они рассказали, что ты всегда мечтала о Византии. Вот только в Константинополе особо негде спрятаться. Албанские просторы совсем другое дело.

- И зачем ты здесь? – тихо спросила девушка. Фредерик нахмурился.

- Ты знаешь. Хочу вернуть тебя домой.

- Я не вернусь туда, – ответила Елена. – Я достаточно времени провела в Хогвартсе и не хочу возвращаться в эту клетку.

- Ты нужна своей матери, – попытался образумить ее юноша. – Леди Кандида совсем сдала после твоего отъезда.

- Побега, ты хотел сказать? Не сомневаюсь, матушка сделала все, чтобы выйти из этой ситуации с достоинством. А я… я – всего лишь беглая дочь, которая не оправдала надежд матери и опозорила всю семью.

- Елена, не надо. Ты нужна ей, – настойчиво повторил Фредерик и сделал к ней несколько шагов. Елена гордо вскинула голову.

- Я не вернусь, – твердо заявила она. Волшебник сжал челюсти, на его скулах заиграли желваки.

- Ты должна, – барон немного помолчал, затем продолжил: – Я приехал в Хогвартс просить твоей руки, и Кандида одобрила наш союз. Мы поженимся, как только ты вернешься.

- С чего ты взял, что если матушка одобрила этот брак, то на него соглашусь и я? – резко вопросила Елена. Фредерик замер. – Она всю жизнь решала все за меня, теперь хочешь и ты? Что мне делать, как вести себя, как жить… Все те годы, что мы учились, мне казалось, что ты мой друг, что ты поддержишь меня. Но сейчас я вижу, что это не так. Ты тоже помыкал мной, пусть и не так явно навязывая свою волю. Все эти разговоры о том, что для меня лучше, о маглах, о будущей жизни – все было лишь пустой болтовней! – она вдруг подошла к нему и яростно ткнула в грудь пальцем. – Я скорее проведу здесь всю свою жизнь, чем вернусь, чтобы вновь стать заложницей.

- Не заложницей, а моей супругой, – откликнулся Фредерик, по пылающим гневом серым глазам было видно, что спокойствие дается ему большим трудом. Елена усмехнулась.

- Для меня это одно и то же. Я всю свою жизнь мечтала увидеть мир, но все, что я видела, были лишь каменные стены. Сначала дома, потом Хогвартса. Моя жизнь началась только сейчас, когда я сбежала. И я не изменю своего решения, что бы моя матушка тебе не пообещала.

- Стало быть, ты отказываешь мне? – переспросил Фредерик, в голосе юноши прозвучали гневные нотки, но Елена их не заметила, еще выше приподняв подбородок.

- Да. Твоей женой я не стану никогда.

На полянке наступила тишина. Бросив на юношу немного презрительный взгляд, Елена отвернулась и не заметила, как гримаса бешенства исказила лицо барона, а левая рука легла на эфес кинжала.

- В таком случае, мне придется тебя заставить.

- Я больше не буду ничьей марионеткой. Так что все свои угрозы и приказы прибереги для будущей супруги, – с неприкрытой насмешкой отозвалась Елена. Светлые глаза вдруг загорелись стальным огнем, когда Фредерик с яростью схватил девушку за руку и резко развернул к себе лицом. Елена тихо вскрикнула.

Серые очи в обрамление темных ресниц медленно опустились, в изумлении глядя на подернутое красным лезвие. Елена судорожно задышала и как-то странно осела в его руках, посмотрела на молодого барона и подняла было руку, но тонкие пальцы так и не коснулись его искаженного лица. Стальные глаза полубезумно глядели в ее угасающее лицо, когда серые очи девушки дрогнули в последний раз и медленно закрылись.

Фредерик нерешительно коснулся ее светлых волос, провел по ним рукой, дотронулся до похолодевшей кожи. Пальцы окрасились алой кровью, и юноша словно впервые заметил кинжал. Он не помнил, как достал его, как нанес удар, но в голове медленно прояснялось. Ярость уходила на второй план, уступая место осознанию совершенного преступления.

- Елена… – тихо позвал Фредерик, но девушка уже не ответила. – Нет… нет, пожалуйста, нет…

Из зияющей раны на груди нещадно хлестала кровь, заливая светлую ткань и руки волшебника. Мужчину пробила дрожь. Он опустился на мокрую от снега и крови траву, баюкая тело любимой девушки в своих руках и отчаянно зовя ее по имени. Разум упорно отказывался признавать тот факт, что он сам стал ее погибелью. Но все же Фредерик понимал это.

Солнце уже успело перейти зенит, когда юноша очнулся от состояния потрясения и медленно поднялся. На негнущихся ногах он прошел к дереву, туда, где Елена бросила свои вещи, и поднял с земли ее светло-серый плащ. Девушка всегда любила этот цвет, и Фредерику казалось, что она одобрила бы такой саван. В следующую секунду он покачал головой, словно отгоняя настойчивые мысли, и вынул из рукава волшебную палочку.

В аккуратно выкопанную могилу Фредерик и опустил Елену. Серый саван окутывал ее фигуру, словно кокон, открытым оставалось лишь ее лицо – бледное, с потускневшей кожей, но невыразимо прекрасное даже под ликом смерти. Склонившись над телом девушки, Фредерик в последний раз коснулся белой щеки. Прикосновение его губ к ее холодным губам оставило обжигающий след на его сердце. Долгие годы он мечтал лишь об одном – чтобы она была его женой. Она будет. Не в этом мире, так в ином.

Встав, Фредерик повел палочкой. Молодой волшебник думал о содеянном, сознавая, что только что потерял не просто любимую женщину – он потерял смысл жизни. А без него… Грустно усмехнувшись, он вновь поднял палочку.

- Экспекто патронум!..

По воле тихого шепота из острого кончика палочки вырвался серебряный медведь. Грозно взревев, Патронус обернулся к волшебнику, склонил голову и помчался сквозь деревья. А Фредерик задумчиво махнул рукой.

Тихий перезвон отвлек его от созерцания свежей могилы и заставил взглянуть на высокую осину. Толстую ветвь оплетала петля цепи, при виде которой лицо мужчины искривила усмешка. Волшебная палочка выскользнула из его руки, едва юноша сделал первый шаг к дереву. Он думал о простой веревке, но цепи – это в разы символичнее. Груз его утраты и его же преступления. «Ирония…» – подумал Фредерик, встав на самом верхнем корне дереве и обвивая свое тело грузом цепей…

Пролетавший высоко в небесах сокол издал громкий крик, когда что-то внизу вдруг привлекло его внимание, заставив резко спикировать и приземлиться на одну из ветвей. Полянка в чаще леса могла бы показаться идеальной, если бы не черный прямоугольник свежей земли в самом ее центре. И висящий в объятиях цепей молодой мужчина прямо за ним, в распахнутых стальных глазах которого сияло раскаяние. То самое, от которого не спастись даже в смерти.

Глава пятнадцатая

Графство Аргайлшир, школа чародейства и волшебства Хогвартс, 1009 - 1012 год.

Лес спал. Темная чаща казалась абсолютно пустынной и безжизненной, когда внезапно мелькнувший огонек, невидимый глазу магла, рассеял предрассветную темноту. Серебряный медведь, пролетая сквозь деревья, мерцал во тьме подобно лунному свету. Безмолвной светлой тенью Патронус летел все дальше, держа путь на север.

Граница между двух графств появилась неожиданно. Перелетев через незримую черту, медведь помчался дальше, скользя между домами и приближаясь к большому особняку из светло-серого гранита. Однако у самого дома Патронус вдруг свернул и метнулся к церкви.

На церковном кладбище было тихо. Рваные ряды могильных плит навевали тоску, но большую грусть внушали стоявшие у свежей могилы семь человек. Низко опустив головы, они смотрели на белоснежное, будто светящееся изнутри, надгробие с выбитым в камне гордым орлом.

Кандида Когтевран. 6 января 961 года – 18 апреля 1009 года.

Ума палата дороже злата.

Глядя на надгробие, Пенелопа прижимала ко рту платок, из последних сил стараясь не разрыдаться. Стоявший рядом с ней Ричард рассеянно поглаживал ее по плечу – смерть одной из самых сильных волшебниц и близкой подруги их семьи ударила и по нему. Салазар стоял с идеально прямой спиной, но зеленые змеиные глаза словно потускнели, на лице прибавилось морщин, как если бы он вдруг постарел на несколько лет. Кандида была его самым близким человеком после отца и Розиты. Теперь не стало и ее… Годрик в своей молчаливой скорби лишь с отчаянием сжимал кулаки – свои слезы он выплакал в тот день, когда, сидя у постели Кандиды и держа ее за руку, умолял ее не оставлять его одного. Кандида в ответ лишь печально улыбалась…

Александр и Джонатан стояли рядом. Мужчины Когтевран предпочитали не показывать своих слез, и все же глаза обоих чересчур ярко сверкали в рассветных лучах. Немного в отдалении неловко переминалась с ноги на ногу и шмыгала носом молодая темноволосая девушка. Услышав о болезни леди Когтевран, Мари тут же прибыла из Франции, чтобы поддержать Джонатана. Но немного опоздала. Сердце Кандиды Когтевран перестало биться за мгновение до того, как конь девушки влетел во внутренний двор замка.

Когда солнце ударило скорбящим в глаза, слезы на их щеках уже почти высохли. Слишком много не было сказано, слишком много не сделано… Самая мудрая волшебница ушла чересчур рано.

Когда светлые лучи заскользили по стоптанной траве и серым плитам, Александр медленно направился прочь с кладбища. Остальные последовали за ним. Все они молчали, отдавая последнюю дань той, ради которой много лет назад собрались в Годриковой впадине и которую любили всем сердцем, когда мелькнувший в воздухе серебряный луч заставил их остановиться. Материализовавшийся медведь на миг завис перед ними, потом приоткрыл грозно оскаленную пасть и заговорил:

- Меня отправила на поиски Елены Когтевран ее мать, – проговорил Патронус. – Мне было велено вернуть ее домой. Но я не сдержал своего обещания, равно как и своей клятвы. Елена уже не вернется, и виновен в этом только я… Жить с этим грузом я не смогу, и просить прощения перед смертью не стану, ведь такое простить невозможно. Я отправил этого Патронуса с одной целью – чтобы вы знали, что мои поиски закончены. Закончены неудачей…

Договорив, зверь медленно растаял в воздухе, оставив волшебников в полном недоумении. Основатели взволнованно переглядывались между собой, Мари изумленно хмурилась. И только Джонатан и Александр чувствовали, что случилось что-то ужасное. Тревога душила их изнутри, а неизвестность распахивала свои объятия, приглашая сделать шаг в затягивающую бездну страха.

Вечером, когда Основатели отправились обратно в Хогвартс, Джонатан выскользнул из дома. Сумрачная прохлада приятно холодила разгоряченную кожу, пока юноша медленным шагом брел по улицам туда, где стоял этим утром. Он не мог объяснить даже самому себе, почему шел именно туда – ноги сами вели его к месту последнего приюта его матери. Осторожно ступая меж могильных плит, волшебник приближался к дальнему концу кладбища, когда внезапно замер, глядя на могилу и не веря своим глазам.

У надгробного камня на коленях сидела девушка. Светлые волосы падали ей на лицо, настолько сильно она опустила голову, кожа казалась чересчур бледной и какой-то полупрозрачной. Девушка что-то тихо шептала, но, услышав шаги, на секунду словно застыла и неторопливо подняла голову. Джонатан выдохнул.

- Елена?..

Елена печально улыбнулась и поднялась с колен, по привычке отряхнув платье, но холодные пальцы так и не коснулись ткани. Джонатан неверяще взирал на свою сестру, не желая признавать очевидное.

- Что случилось?.. – шепотом спросил он. Девушка качнула головой и отвела в сторону ворот платья, обнажив глубокую рваную рану на груди.

- Он убил меня, – так же тихо ответила Елена. Юноше показалось, что прошелестел ветер – так тих и печален был ее голос. – Фредерик… я отказалась идти с ним, и он будто взбесился. Наверно, он не понимал, что делает.

- Но… почему ты здесь?

- Потому что у меня было незавершенное дело, – приведение оглянулось на надгробие и вздохнуло. – Я виновата перед ней. Если бы я только знала, я бы вернулась… и Фредерик… он пытался сказать мне, говорил, что я нужна матери, только я не желала слушать… Она была права, когда сказала, что я не так умна, как думаю. Самой мудрой была она… А я так и не успела сказать ей этого…

- Но если вернулась ты, то, может… – Джонатан неуверенно посмотрел на могилу матери, но Елена покачала головой.

- Она пойдет до конца.

- Что значит до конца? – переспросил юноша.

- Мама наверняка сделала свой выбор. Она отправится в новый мир. А я застряла меж этим миром и тем. И Фредерик тоже.

- Хочешь сказать, он тоже… призрак? – запнулся Джонатан. – Где он?

- Мы разминулись, – ответила Елена. – Я решила вернуться сюда, а Фредерик направился в Хогвартс.

- У него тоже было незаконченное дело?

- Нет. Он просто не смог уйти из-за чувства вины.

Они замолчали. Налетевший ветер взъерошил темные волосы молодого волшебника, бросил ему в лицо листву. Елена все так же невозмутимо парила в нескольких дюймах над землей, не чувствуя ни холода, ни прикосновений травы и дождя. Ей изо всех сил хотелось обнять брата, взглянуть в глаза отцу… Но этому не суждено было случиться. Теперь не суждено.

Словно почувствовав, о чем она думает, Джонатан поднял на нее глаза и пальцами пригладил волосы. Пронзительные глаза сощурились.

- Ты не останешься, верно? – проницательно сказал маг. Призрачная девушка перед ним потупила глаза.

- Я не могу встретиться с отцом, что уж говорить о том, чтобы остаться… – Елена посмотрела на брата. – Я сделала свой выбор, и буду жалеть о нем вечность. Но исправить что-либо уже невозможно, – она на миг замолчала, словно обдумывая свои дальнейшие слова. – Я прошу тебя… позаботься об отце, ладно? Он наверняка тяжело воспринял смерть мамы, а если он увидит меня такой, это подкосит его окончательно. Прошу, побудь с ним. Ты единственный, кто у него остался.

- Мы уедем во Францию, – пообещал Джонатан. – Наши бабушка с дедушкой все еще живут там, они смогут облегчить его боль, я уверен. К тому же, Мари в Великобритании теперь ничего не держит…

- Мари – твоя невеста? – спросила Елена. Юноша кивнул. – Я с ней так и не познакомилась… Скажи ей, что мне жаль… Всем скажи…

Она отвернулась и направилась было прочь с кладбища, мерцая между могильных плит, когда Джонатан вдруг окликнул ее. Елена оглянулась. Юноша с печалью смотрел ей вслед, словно сомневался в том, что хотел сделать, потом быстро зашагал к ней.

- Куда ты отправишься? – тихо поинтересовался он.

- Туда, откуда так отчаянно хотела сбежать. В Хогвартс. Мое место там.

Волшебник нерешительно кивнул. Глядя на него, Елене отчаянно захотелось вновь коснуться его. Словно зачарованная, девушка подняла бледную, полупрозрачную руку. Джонатан в ответ протянул ей ладонь, но пальцы так и не обнаружили живительного тепла, наоборот, юноше показалось, что он опустил руку в ледяную воду. Заметив, как он вздрогнул, призрак опустил голову, торопливо отдернул руку и вздохнул.

- Обещай, что будешь помнить о нас, – попросил Джонатан. Елена улыбнулась уголками губ, в некогда серых глазах засиял намек на нежность.

- Я всегда буду вас помнить. Ведь мы одна семья, – волшебник вдруг вспомнил, что так частенько про Основателей говорила их мать. Еще раз улыбнувшись, девушка медленно отлетела в сторону выхода с кладбища. – Всегда…

И она растворилась в темноте, оставив Джонатана наедине с их общим горем и бременем, груз которого вдруг стал словно немного легче.

В Хогвартсе вновь поселилась печаль. Со смертью Кандиды из замка будто ушла вся радость: в коридорах уже не звучал смех, а на лицах ребят редко появлялись улыбки. Несмотря на множество учеников, замок опустел, казалось, что не стало его души. Потеря самой мудрой Основательницы больно ударила по всем.

Тяжелее всего приходилось Пенелопе. Со смертью подруги ее бремя легло на плечи леди Пуффендуй, но школа была не единственным, с чем приходилось сталкиваться волшебнице. Годрик и Салазар с каждым днем ссорились все больше, пропасть между лучшими друзьями росла, и Пенелопе казалось, что однажды один из них упадет в эту зияющую дыру и уже просто не сможет выбраться. А время ничуть не помогало.

Очередная осенняя пора едва накрыла Хогвартс своим листопадом, когда новая ссора разрушила тот устоявшийся хрупкий мирок, что наступил между волшебниками. Раздававшиеся на лестнице крики долетали до Обеденной залы, заставляя учеников удивленно переглядываться. Крики и брань постепенно приближались. Пенелопа резко поднялась из-за стола и, стараясь не обращать внимания на провожающих ее взглядами учеников, направилась к дверям.

Годрик и Салазар стояли на лестничной площадке и буквально кричали друг на друга. Сверкнув голубыми глазами, женщина поспешно поднялась к ним.

- О ваших склоках знает уже весь Хогвартс, – укоризненно сказала она, одергивая темно-коричневое платье. – Неужели нельзя решить все разногласия мирным путем?

- Эти – нельзя, – отрезал Годрик и ткнул пальцем в сторону змееуста. – Сегодня он довел маглорожденную девочку до слез, заявив, что у нее недостаточно мозгов для того, чтобы постичь все грани столь тонкой науки, как зельеварение! Когда она попыталась оправдаться, он сказал, что маглорожденные всегда были лишь подобием настоящих волшебников, и ей абсолютно нечего бояться, ведь из нее волшебницы все равно бы не вышло! И ты хочешь, чтобы я успокоился?

- Салазар, это правда? – выдохнула Пенелопа. Мужчина равнодушно пожал плечами.

- Я сказал то, что считаю верным. Они никогда не были такими, как мы, и никогда не будут. Им не место здесь. Я говорил об этом Кандиде и говорю тебе.

- Но ты пообещал, что будешь учить всех, – воскликнула волшебница.

- Я обещал это Кандиде, но ее больше с нами нет, – резко ответил Салазар. – Я обещал это Розите, но ее убили маглы – те самые, детей которых мы сейчас учим магии. И ты хочешь, чтобы я держал свои эмоции в узде? – последние слова он почти прошипел, едва не брызгая слюной.

- Салазар, нам всем сейчас тяжело, – попыталась вразумить его Пенелопа. – Годрик потерял сестер, я – подругу, ребята – одного из наставников. Пройдет время, и станет легче…

- А кто-нибудь из вас подумал, что потерял я? – вдруг спросил Салазар, горькая усмешка искривила его губы. – Я потерял все, что у меня было, в тот день, когда согласился на эту авантюру. Дом, отца, любимую женщину, все! Но от своих принципов я не отступлюсь. Детям маглов здесь не место.

- Ты не можешь выгнать их на улицу, – распаляясь, прорычал Годрик, вышитый на его груди золотой лев грозно оскалил зубы, отражая бушующую в душе волшебника ярость. Салазар холодно поднял бровь и поджал губы.

- Тогда уйду я.

Пенелопа в ужасе отступила на шаг. Скользнув по ней взглядом, Слизерин отвернулся и ступил на первую ступеньку ведущей в подземелья лестницы, когда Годрик с ледяным спокойствием вдруг бросил ему вслед:

- Знаешь, сейчас я даже рад, что Розита не дожила до вашей свадьбы. Ты ее не достоин. И никогда не был достоин.

Салазар замер, так и не дойдя до площадки нескольких шагов. Змеиные глаза загорелись лютой ненавистью, когда он повернулся к другу лицом. Годрик с нескрываемым презрением смотрел на него, Пенелопа маячила где-то позади, не зная, что сказать и сделать. Салазар криво усмехнулся и быстрым движением выхватил палочку.

- Экспульсо!

- Эварте Статум!

Два заклинания столкнулись в воздухе и срикошетили, ударив в стены, на пол посыпались куски камня и мрамора. Но, не смотря на это, Годрик увидел, как покачнулся Салазар от силы удара его заклятия. Широко распахнув глаза от волнения и тревоги, Пенелопа оттолкнула рыжеволосого мужчину в сторону и встала между волшебниками.

- Довольно!

Мужчины неровно дышали, словно пробежали несколько миль, но по-прежнему стискивали в напряженных пальцах волшебные палочки. Услышав позади обеспокоенный шепот, Пенни оглянулась. Из залы неуверенно выглядывали ученики, самые смелые даже подошли почти к основанию лестницы, во все глаза глядя на своих наставников. Волшебница вздохнула.

- Возвращайтесь в Обеденную залу или в свои спальни, – велела она, и сталь в ее голосе убедила детей последовать ее приказу. Последним в залу вернулся Патрик. Приподняв бровь в немом вопросе, юноша бросил быстрый взгляд на мужчин и исчез за дверями. Взмахнув рукой, женщина захлопнула двери и повернулась к волшебникам. – Прекратите вести себя, как неотесанные дикари.

- Ко мне все это не имеет уже никакого отношения, – отрывисто сказал Салазар и, перепрыгивая через две ступеньки, скрылся в подземельях. Послышавшийся грохот известил о захлопнувшейся двери, и все стихло. Пенелопа с укоризной посмотрела на Годрика.

- Что? – взвился тот. – Думаешь, я не прав?

- Думаю, что если мы ничего не изменим, то завтра останемся в этом замке вдвоем, – печально заметила Пенелопа. Годрик скривился.

- Он сделал свой выбор.

Не став дожидаться ответа, Гриффиндор метнулся вверх по лестнице и исчез из вида. Оставшись одна, Пенелопа устало опустила голову. Женщина не понимала, как Кандида справлялась с их постоянными размолвками. Но им нельзя было расходиться. Только не теперь. Пенни надеялась, что Салазар образумится, но надежда эта была слишком призрачна.

Дождавшись наступления ночи, Салазар осторожно вышел из своих комнат и зашагал по темным коридорам. Полумрак и холод окружали его со всех сторон, но волшебнику было все равно. Выйдя на главную лестницу, мужчина, крадучись, вышел из замка, свернул в сторону озера и побрел к скалам.

У самой воды он толкнул водосточную решетку, поудобнее перехватив свою ношу, и вошел. В подземельях было невыносимо влажно и сыро, пахло затхлостью. Салазар же упорно продвигался вперед, спускаясь по скользким от времени и влаги камням все ниже. Когда же камень стал чуть ровнее, волшебник поднял над головой палочку.

- Люмос!

Тусклый огонек выхватил из темноты массивную, кованую железом дверь с двумя извивающимися змеями. Подойдя к ней, Салазар еще выше поднял палочку и зашептал слова, понятные лишь ему и глядящим на него с двери змеям.

- Откройся!

Что-то громко звякнуло, изумрудные глаза змей загорелись живым блеском, и створки двери плавно скользнули в стороны. Помедлив мгновение, змееуст вошел внутрь.

Эту комнату он задумал как потайное убежище, где он мог проводить свои опыты в попытках создания философского камня. Но сырость и мрак помешали его планам – для такого эксперимента требовалось больше тепла и света. После этого тайная комната стала его личным прибежищем. Она же станет последним приютом для того, кто останется после него.

В сверкающем зеленоватом полумраке Салазар шел мимо увитых каменными змеями колонн, его шаги отдавались гулким эхом по всей комнате. Достигнув конца коридора, мужчина остановился напротив огромной статуи, чья каменная макушка терялась где-то под потолком, и всмотрелся в черты, так похожие на его собственные. Когда-то давно он поставил в этой комнате свою статую – знак самолюбия, не более. Но что-то толкнуло волшебника заколдовать эту статую так, что она старела и менялась вместе с ним. Спустя годы застаревшие амбиции все еще не покинули мужчину. Салазар хотел, чтобы, когда спустя столетия кто-то найдет эту комнату, этот человек понял, насколько велик был один из Основателей.

Подойдя к основанию статуи, Салазар опустился на колени и осторожно открыл свою сумку. Внутри обнаружилось куриное яйцо, на котором восседала темно-зеленая пупырчатая жаба. Посмотрев на волшебника влажным глазом, жаба громко квакнула, и мужчина усмехнулся, аккуратно положив яйцо на сырой мраморный пол. Он оставит в Хогвартсе частичку себя. Того, кто будет так же ненавидеть маглорожденных, как и он. Встроенные в стены трубы помогут ему в его ненависти.

- Отомсти за нас, – прошептал Салазар, глядя на яйцо. – Отомсти за Розиту…

Сказав это, волшебник, не оглядываясь, пошел прочь и так и не заметил, как яйцо, будто в ответ на его слова, незаметно качнулось из стороны в сторону.

Глава шестнадцатая

Графство Дорсет, Дорчестер, 1018 - 1031 год.

В поместье пахло сгнившими ростками клещевины. Быстро размешивая ядовито-оранжевую жидкость, Сертимус лихорадочно листал страницы книги. Терпкий серый дым распространялся по комнате, проползал в щели, испуская нестерпимую вонь. Когда дверь подвала распахнулась, серые клубы дыма лениво упали в коридор, а в комнату, поминутно кашляя, вошел абсолютно лысый мужчина с длинной тонкой бородкой. В пламени свечей сверкнул янтарный медальон.

- Похоже, что-то пошло не так? – устало заметил Салазар, закрыв дверь. Юноша угрюмо кивнул.

- Иглы дикобраза. Видимо, рано добавил…

- Мешай в обратную сторону, – посоветовал Салазар. Цвет зелья медленно менялся от оранжевого к желтому.

Молодой Сертимус бросил на отца пытливый взгляд.

- Как мама? – тихо спросил он. Салазар изменился в лице.

- Хуже, – прохладно ответил змееуст. С громким звоном Сертимус бросил черпак.

- Почему ты делаешь вид, что тебя не волнует ее болезнь?

- Потому что меня больше заботит твое состояние. – Слизерин тяжело вздохнул. – Я знаю, что такое расти без матери. Ты в этом плане счастливее – я свою мать не знал. Когда ее не станет, ты должен быть готов продолжать жить. Ты будешь опустошен, разбит и потерян, но нельзя опускать руки. Ее жизнь оборвется, но твоя продолжится. Вот что важнее.

Они замолчали. В наступившей тишине треск пламени казался неестественно громким. Когда крохотный свечной огарок мигнул и погас, Сертимус поднял голову.

- Ты ее не любишь, да? – Салазар удивленно поднял бровь. – Матушку.

Салазар отвел глаза, взгляд потускневших змеиных очей ухватился за особо юркий язычок пламени в очаге и теперь пристально следил за ним.

- Я любил однажды, – наконец шепнул он. – Она была необыкновенным человеком и потрясающе талантливой волшебницей.

- Что произошло? – так же тихо спросил Сертимус. На расслабленное лицо Салазара набежала привычная маска безразличия.

- Все плохо кончилось, – жестко отрезал он.

- Матушка не смогла заменить ее, да? – отец юноши кивнул. – Ты еще и поэтому не отвечаешь на письма из Хогвартса?

- Отчасти, – печально усмехнулся Салазар.

Правдой это тоже было отчасти. Посланные Пенелопой совы прилетали пару раз в месяц, принося с собой свернутые в трубку длинные послания. Волшебница рассказывала о молодых волшебниках, новых учениках, успехах слизеринцев. Иногда Пенни упоминала своих детей и их достижения: Патрик все еще помогал в Хогвартсе, а близнецы избрали другие пути – Магдалина помогала отцу, а Максим промышлял купечеством. В одном из писем волшебница даже вспомнила их первых учеников. Читая о молодом короле – подопечном Мерлина, Салазар не скрывал улыбки. Ему не хватало всего этого. Но на просьбы Пенелопы вернуться, о которых она писала в своих первых письмах, он не отвечал. Он вообще отвечал очень редко, но она продолжала писать – знала, что ему будет приятно.

Годрика она старалась не упоминать. Его имя прозвучало лишь несколько раз в самых первых посланиях, когда Пенни рассказывала о ссоре меж двумя факультетами. После ухода Салазара между слизеринцами и гриффиндорцами словно пробежала черная кошка: маги в зеленом винили в отъезде их наставника волшебников в красном, а те в свою очередь защищали своего учителя. Салазар на то письмо не ответил, но испытал какое-то мрачное удовлетворение. А вместе с ним пришла и горечь.

От Годрика за эти годы не было ни одного письма.

- Что тогда произошло? – поинтересовался у отца Сертимус. Тот медлил с ответом. – Отец, я уже не тот одиннадцатилетний мальчик, который не понимал, почему его отец не хочет отправить его в Хогвартсе, – вдруг тихо сказал Сертимус. – Я вырос. Я знаю, что ты поссорился с остальными и поэтому ушел, – понял несколько лет назад. Поэтому ты не отвечаешь на письма и не ездишь туда.

- Я всегда был бойцом, – промолвил Салазар. – Я знал, что мне будет трудно, и готовился к этому. И Хогвартс… там тоже было нелегко. Я не рассказывал, почему ушел, потому что не уверен, что это было правильно. Возможно, это моя самая большая ошибка. Но, даже если так, теперь у меня другая жизнь. Я должен быть бойцом. И ты должен.

Тихий кашель у дверей отвлек их от разговора, и они оглянулись. На пороге тихо притаился эльф-домовик. Судорожно комкая в руках край простыни, домовик подошел на пару шагов ближе.

- Милорд, леди Розалия… – он замялся. – Она скончалась, милорд…

Салазар оглянулся на сына. В глазах юного Сертимуса сверкали слезы, но он держался, крепко стиснув зубы. И глядя на него, Салазар почувствовал гордость. Он не должен быть сильным. Он уже такой.

С каждым днем Сертимус напоминал Салазару самого себя. В молодом волшебнике была та же страсть, тот же азарт. Салазар лишь надеялся, что судьба его сына окажется лучше, чем была у него.

День сменялся новым днем, новый месяц заменял другой. Салазар потерял счет этим месяцам – то ли девятнадцать их было, то ли двадцать. Но волшебник вдруг неожиданно для себя обнаружил, что его сын вырос. Случилось это в тот день, когда юный лорд Слизерин сообщил отцу о своем намерении жениться.

Амелия Норанд была чистокровной волшебницей, к тому же, из достойной семьи. Отец девушки занимался торговлей и был не последним человеком при дворе, мать же была дочерью чародея и известной волшебницы. Салазар с радостью принял девушку, за что Сертимус был ему благодарен.

Тихую свадьбу сыграли осенью, на окраине Девоншира. Вопреки ожиданиям Салазара на торжество приехала Пенелопа, хотя змееуста грызла совесть – сам он на свадьбу Магдалины, куда его приглашала Пенни, не поехал. Понимал, что на празднестве будут его бывшие ученики, может, даже Годрик, и видеться с ними, не смотря на тоску, не хотел.

Пенелопа в свою очередь не стала уговаривать его вернуться. Медленно седеющая волшебница понимала, что прошло уже слишком много времени, и если первая горечь прошла, то слова не забудутся никогда.

Спустя два года поместье в Дорсете, в которое переехала новая семья, огласилось детским криком. Родившегося мальчика нарекли Антиохом. Салазар души не чаял во внуке, позволяя ему различные шалости и проказы. Амелия, как могла, держала сына в узде, но маленький Антиох то и дело норовил вытворить что-нибудь эдакое.

Вскоре после этого Сертимус стал отцом еще двум мальчикам. Молодое поколение не могло нарадоваться на своих детей, что грело Салазару душу. Змееуст предвкушал, как будет воспитывать внуков, рассказывать им о легилименции, показывать, как нужно варить зелья… Уже сейчас он верил, что трое маленьких Слизеринов вырастут превосходными волшебниками. Может, даже он успеет увидеть правнуков – эликсира жизни хватило бы еще на несколько десятков лет. Он хранил его в маленьких колбочках и носил на цепочке, как медальон.

Он не ошибся: дети его сына росли действительно очень талантливыми волшебниками. Для осознанного колдовства троица была еще очень мала, но то непроизвольное волшебство, что они творили, было поистине чудесным.

В один из дней Сертимус уехал из дома – поручение отца Амелии вело его далеко в Шотландию. Был солнечный, но довольно холодный день, от которого спасало лишь тепло камина да горячая вода. Салазар по привычке проводил время в своих подвалах, Амелия играла с детьми в одной из комнат. Казалось бы, обыкновенный день.

Когда повеяло запахом дыма, Салазар не понял: в одно мгновение в комнату просочился едкий запах, а под дверью начали клубиться серые дымные тени. Как во сне Салазар бросил пучки трав и кинулся к выходу, за которым уже кружились в танце пламенные языки.

Огонь завладел большей частью лестницы, пробиваясь к верхним этажам и комнатам. Перепрыгивая через несколько ступеней, стряхивая пламя с одежды и щуря глаза от едкого дыма, змееуст пытался опередить пожар, но волшебство почти не помогало – огонь был чересчур сильный.

Краем глаза заметив движение где-то слева, Салазар метнулся туда. Непрерывно кашлявшая Амелия пыталась найти безопасный путь, чтобы вывести из дома детей. Волшебник поспешил к ней, схватил за рукав маленького Игнотуса и потащил к выходу, на ходу прокричав невестке вывести остальных детей. Ответа за ревом пожарища он не услышал, но девушка скрылась.

На первом этаже пламя почти стихло, но густой дым укрывал все плотным облаком, а пепел и зола, казалось, были везде. Покосившись на опасно накренившуюся колонну, Салазар обошел внука, закрыв его собой, и осторожно вывел его из дома. Перепуганные эльфы-домовики стояли неровной толпой неподалеку от дома, и волшебник заторопился к ним, чуть ли не волоча за собой Игнотуса.

- Присмотри за ним, – резко приказал он Фергусу и ринулся обратно в дом.

Амелию он нашел на лестнице. Кадма она несла на руках, старший Антиох шел следом, цепляясь за ее юбку и старательно обходя мелкие языки огня. Салазар перехватил у нее мальчика и вновь заторопился к выходу.

Тоненький вскрик змееуст услышал лишь каким-то чудом. Обернувшись, Салазар увидел, как обгоревшие доски подломились под Амелией, отчего волшебница по щиколотку провалилась в образовавшийся капкан. Антиох испуганно дергал мать за руку, пока та морщилась от боли и безуспешно пыталась вытащить ногу. На секунду Салазар оглянулся на прямоугольник света за распахнутой входной дверью, затем решительно опустил Кадма на пол и подозвал Антиоха.

- Выведи его отсюда, – твердо велел змееуст. Мальчонка, размазывая по щекам слезы, всхлипнул.

- А мама?..

- Я ее вытащу, – пообещал Салазар и вдруг снял с шеи свой медальон и три маленьких пузырька. – Пусть будет у тебя. Выведи брата, – еще раз повторил он.

Сжав ладошку мальчика, Антиох побежал в сторону выхода, пока Кадм надрывно и испуганно звал мать и сжимал врученный дедом медальон. Амелия плакала от боли и бессилия: чем больше она пыталась освободиться, тем больше проваливалась в западню, а пламя, до этого спокойно бушевавшее на втором этаже понемногу снова спускалось по стенам и полу. Как ни старался Салазар вытащить невестку, у него не получалось.

- Подожди, не шевелись, – мужчина вынул волшебную палочку и нацелился ей на край досок. – Редукто!

Доски разлетелись на мелкие щепки, в лицо бросило пылью, золой и пеплом. Подхватив Амелию под руку, Салазар втянул ее на целую часть пола, когда совсем рядом вдруг послышался какой-то грохот, словно что-то падало.

За секунду до того, как колонна рухнула, Салазару показалось, что в приближающемся пламени пожара он видит тень своего отца. Сертериус улыбался, протягивал к нему руки…

А потом этаж обвалился.

Стоя в толпе домовиков, три маленьких мальчика с недоумением и страхом глядели, как их дом медленно осел, крыша провалилась, а в воздух взметнулись облачка искр. А потом все как будто стихло. Исчез рев пожара, замолчали растревоженные птицы, даже домовиков не было слышно.

Лишь стук трех сердец был неестественно громким и быстрым.

Глава семнадцатая

Графство Аргайлшир, школа чародейства и волшебства Хогвартс, 1031 - 1073 год.

Теплица была полна шорохов и множества запахов. На разных полках виднелась калган-трава, клещевина и болиголов, под длинным рядом столов стояли ящики с мандрагорой. На столах стояли несколько горшков с растениями с тонкими длинными стеблями и разномастными листьями, которыми Пенни всегда восхищалась. С одной стороны лист был светло-зеленый, с внутренней – темно-красный. И эти листья дети сейчас обрезали в аккуратные корзинки для занятий зельеварения.

Пенелопа медленно ходила между детьми и наблюдала. Волшебнице нравилось наблюдать за работой своих учеников, помогать им, что-то подсказывать. Это придавало ей сил – то, что она была полезна.

После ухода Салазара стало еще тяжелее. Уроки приготовления зелий теперь вела Шарлотта. Патрик Пуффендуй взял на себя все занятия, которые вела Кандида, а Маркус стал преподавать прорицание.

Сказать по правде, Пенелопа скучала по змееусту. Волшебнице не хватало его извечных насмешек, язвительных замечаний, даже его перебранок с Годриком. Без Салазара Хогвартс словно потерял еще одну часть своей души, стал тихим и каким-то не живым.

Годрик же, вопреки своим убеждениям, после отъезда друга все больше времени проводил в одиночестве. Пенелопа чувствовала, что ему тоже не хватает придирок Слизерина, но рыжебородый мужчина лишь отмахивался от ее подозрений и скрывался за маской напускной радости. А по вечерам, после трапезы, запирался в своих комнатах с кубком вина. Пенелопа была почти уверена, что Годрик скучает по Салазару, и проклинала гордость Гриффиндора, не позволявшую волшебнику написать и слова змееусту.

Солнце медленно приближалось к зениту. Близился полдень, занятие подходило к концу. Пенелопа уже хотела отпустить ребят, когда где-то рядом раздался громкий хлопок, и она обернулась. У ящиков с побегами смоковницы, теребя грязную, испачканную золой простыню, служащую одеждой, стоял домовик.

- Фергус?

На душе женщины внезапно стало тяжело, сердце будто упало и резко забилось где-то в желудке. Властным взмахом руки волшебница велела детям разойтись, потом достала волшебную палочку и коротко рассекла ей воздух. Серебристый барсук, сверкая полупрозрачной шкурой, мелькнул между детьми, просочился через стену и исчез.

Дождавшись, когда ученики покинут теплицу, Пенелопа медленно опустилась на скамью и подняла на эльфа-домовика тяжелый взгляд.

- Что случилось? – упавшим голосом спросила она. Домовик еще сильнее вцепился в свою простыню.

- Милорд Салазар, миледи…

- Пенни! – в теплицу, тяжело дыша после быстрого бега, ворвался Годрик. Скользнув по эльфу быстрым взглядом, мужчина подошел к поднявшейся волшебнице и пытливо вгляделся в ее лицо. – Я примчался, как только получил твое послание. Что стряслось?

- Салазар, – коротко ответила Пенелопа. Годрик сжал челюсти, лицо мужчины стало похоже на высеченную из камня статую, безжизненную и холодную. Пенни мягко коснулась его руки и посмотрела на домовика. – Говори, Фергус. Где он?

- Милорд Салазар… он… – Фергус всхлипнул. – В особняке леди Амелии случился пожар…

Годрик застыл. Пенелопа так крепко сжала его руку, что кончики пальцев неестественно побелели.

- Говори, – тихо, но твердо приказала она. Фергус прерывисто вздохнул и маленьким кулачком размазал по щеке слезы.

- Милорд Салазар пытался вытащить сыновей мастера Сертимуса, пока пожар не распространился далеко. Но когда он и леди Амелия были уже у самого выхода, особняк не выдержал…

- Нет… – выдохнула Пенелопа, покачнулась от внезапно нахлынувшей слабости и непременно упала бы, если бы вовремя не ухватилась за край стола. Годрик молчал, невидящим взором уставившись в стену. – Нет, этого не может быть… Скажи, что этого не может быть, Фергус!..

- Милорд Салазар и леди Амелия… они… они… – Фергус вдруг затрясся всем телом.

- А его сын? – вдруг спросил Годрик. – Сертимус, где он?

Домовик стал еще печальнее, руки грозили порвать тонкую ткань его незамысловатой одежки, так сильно сжал он ее в тонких пальцах.

- Мастер Сертимус не добрался до нас, – вконец удрученным голосом сообщил домовик. – Он ехал напрямик через лес после ярмарки в Западном Уэльсе, когда на него напали разбойники…

- Через Западный Уэльс? – переспросил Годрик. – Корнуолл?

- Милорд хотел срезать путь и угодил в засаду. Когда до нас дошли эти известия, сделать было уже ничего нельзя… – Фергус повесил голову, на грязную ткань закапали слезы.

- Прямой тракт до Корнуолла всегда подвергается набегам и грабежу, только полный дурак поедет по нему в ночь, с деньгами и товаром, – взорвался Годрик и нервно заходил по теплице. Пенелопа, до этого со слезами смотревшая в землю, подняла глаза.

- А дети? Внуки Салазара?

- Они выжили, миледи. Когда стало известно о гибели мастера Сертимуса, мы отвезли их в Ирландию к родственникам леди Амелии, Певереллам.

- Хорошо, – вымолвила женщина. – О них позаботятся…

- Мы хотели похоронить милорда Салазара, но не знали где, – вдруг сказал Фергус. – Поэтому мы решили обратиться к Вам…

- Отвезите его в Девоншир, – тихим голосом велел Годрик. – Его дом там. Он всегда был там…

Фергус снова коротко всхлипнул, потом поклонился и уже хотел было трансгрессировать, когда Пенелопа вдруг окликнула его.

- Когда вы хотели его похоронить?

- Завтра.

- Мы будем, – кивнула Пенелопа.

Домовик еще раз поклонился и исчез.

Когда наступило время обеда, Хогвартс уже обо всем знал. Дети сидели за длинными столами, погруженные в свою скорбь. За столом Слизерина было особенно тихо: многие не скрывали слез и негодования, некоторые с ненавистью проглядывали на Годрика и бормотали проклятья. И хотя многие из нынешних учеников не знали Салазара, о великом чародее, искусном зельеваре и верном друге скорбели все.

В какой момент Годрик выскользнул из Обеденной залы, Пенелопа не знала. Всего секунду назад он сидел рядом с ней, как вдруг его уже не было, лишь коротко мелькнул за дверью красный камзол. Отчего-то женщине стало совсем грустно: волшебница представила те дни, когда они попрощаются и друг с другом. Кандиды и Салазара с ними уже не было, Розиты тоже. Каково будет ей, если она потеряет еще и Годрика? Или он потеряет ее?

После вечерней трапезы вопреки своей привычке Пенни свернула не в сторону кухни, а к лестнице. Она не любила подниматься на верхние этажи – слишком многое там напоминало о Кандиде и Розите. После смерти леди Когтевран она перестала бывать в башнях, предпочитая проводить время у плиты или в теплицах. Там ей было спокойно. Но сегодня… сегодня покой требовался другому.

Пенни замерла на ступеньке, не дойдя до этажа один пролет. На лестнице раздавались тихие голоса, и женщина прислушалась. Мелодичный голосок заставил ее отступить в тень и закрыть глаза, чтобы не дать слезам пролиться.

- У вас всегда были непростые отношения. Помнишь, с чего началось ваше знакомство? Вы стоили друг друга. И в том, что все сложилось именно так, ты не виноват. Ты сам это знаешь…

- Я знаю, – глухо ответил Годрик. – Но знает ли он? Знает, что все эти годы мне не хватало его? Что с его уходом словно ушла часть меня? Что я винил его во всех смертных грехах, что в твоей смерти я тоже винил его, лишь бы не думать, что это я должен был предотвратить тот поход?

- В этом нет ни твоей вины, ни его, – возразила Розита. – Это я уговорила вас пойти в ту деревню, я и только и я. А Салазар…

- Вряд ли он забыл мои последние слова…

- Может, и не забыл. Но он понял, почему ты так сказала, я уверена. И он знал, что тебе его не хватает.

- Почему ты так в этом уверена? – с грустной усмешкой спросил Годрик. Рыжеволосая девушка на портрете слегка изогнула уголки губ в полуулыбке.

- Потому что ему тоже не хватало тебя. Поверь, я знала Салазара лучше, чем кто-либо другой. Он был сложным, недоверчивым, очень самоуверенным и насмешливым человеком, но я любила его, – она на мгновение замолчала. – Вы с ним похожи больше, чем тебе кажется, Годрик. Твоя язвительность, это все всего лишь напускное, маска. Салазар так же прятался за своими колкостями, а когда никто не видел, плутал в омуте своей печали и боли. Он не показывал своих чувств, но мне довелось их увидеть, и я полюбила его за то, что увидела. Салазар во многом ошибался, но он был честным, смелым и благородным.

- Да, моментами он был и таким, – усмехнулся волшебник. Розита всхлипнула, по нарисованному лицу скользнула светло-голубая слезинка.

- Ты точно такой же, Годрик. Ты тоже прячешься за маской, даже сейчас. Не надо, Годрик. Отпусти свою боль, отпусти тех, с кем жизнь уже развела тебя. Не стоит жить прошлым, оно осталось позади уже давно. Не вини себя за то, в чем не виновен, как и за то, что случилось вопреки твоим желаниям. Это наша жизнь.

Они замолчали, над лестницей повисла гнетущая тишина. Стоя в тени, Пенелопа прижимала ладонь ко рту и тихо плакала, стараясь не выдать своего присутствия. Женщина не подозревала, что творится в душе ее последнего друга, а его сестре понадобился только лишь взгляд, чтобы все понять. Только теперь, спустя столько лет дружбы и совместной жизни в школе, Пенелопа осознала, что совсем не знает Годрика Гриффиндора.

- Годрик, обещай мне кое-что, – вдруг со слезами в голосе попросила Розита. – Когда будешь прощаться с Салазаром… Скажи, что я буду ждать его.

- Откуда ты знаешь, что я поеду? – вскинул голову Годрик.

- Потому что ты мой брат, – просто отозвалась девушка с портрета. – И.. скажи все то, что хотел ему сказать все эти годы. Пусть он ушел, но с тобой он будет столько, сколько ты пожелаешь. В твоем сердце.

Пенелопа больше не могла скрываться в тени. Женщине хотелось разрыдаться в голос – от скорби по Салазару, от жалости к Годрику. Тихонько скользнув по ступеням вниз, волшебница свернула к кухне, пересекла длинный коридор и вошла в комнаты.

Покои леди Пуффендуй располагались неподалеку от кухонь. Округлое помещение с невысокими потолками и такими же круглыми окнами было выполнено в желто-черных тонах. Тут и там на полках и столах были расставлены всевозможные растения, а на овальном постаменте из медового дерева стояла золотая двуручная чаша – Пенелопа не смогла оставить ее дома и увезла в Хогвартс частичку своей семьи и мужа.

Ей не хватало этого. Не хватало детей, Ричарда. Но они были лишь частью семьи волшебницы. Второй ее семьей были Основатели. Розита, ушедшая так рано. Кандида, вложившая в Хогвартс всю себя. Салазар, долгое время не доверявший их планам и не веривший в успех. Они стали ее семьей – Кандида не уставала это повторять.

Теперь их семья распадалась.

Их осталось всего двое, не смотря на многочисленных учеников. Им нужно было держаться вместе, чтобы хоть как-то сохранить остатки наследия Основателей. Но с каждым днем это становилось все труднее, случайно услышанный разговор это подтверждал.

И хотя Годрик все еще был рядом с ней, из плоти и крови, Пенелопа боялась, что его она тоже уже потеряла. Или была близка к этому.

На поляне в темной лесной глуши Девоншира было тихо. У темного прямоугольника, вырытого в мерзлой земле, в несколько рядов стояли люди, всего человек двадцать. Большинство из них Пенелопа знала в лицо: бывшие ученики Салазара, их с Кандидой знакомые, седовласый мужчина, чем-то похожий на Мерлина, несколько домовиков.

В руках у всех волшебников были палочки. Когда серебристо-зеленый саван медленно опустили в землю, лесная темнота словно стала еще гуще, и зажегшиеся кончики палочек стали одним из тех немногих источников света, что проникал на поляну.

Пенелопа понимала, почему Салазар так любил это место. Здесь было спокойно, тихо и очень красиво. Здесь Салазар и Розита вполне могли бы жить вместе, растить своих детей и просто быть счастливыми. Пенни почти могла представить их в разрушенном доме отца лорда Слизерина. Все могло бы быть совсем иначе… От всего этого на глаза волшебницы навернулись слезы.

Когда церемония подошла к концу, и зеленый саван оказался погребен под землей, люди начали расходиться. Вскоре у черного прямоугольника земли остались лишь несколько человек и домовиков. Опустившись на корточки, Пенелопа коснулась холодной земли и слегка повела палочкой. У дальнего конца могилы медленно поднялся светло-серый, почти белый обелиск. Каменные змейки обвивали его с двух сторон, а в центре обелиска сияла табличка с высеченными на ней словами.

Салазар Слизерин. 19 декабря 958 года – 13 сентября 1031 года.

Во имя волшебного мира я предаю себя вечности.

- Ты сделал все, что мог, чтобы сделать этот мир лучше, – шепнула Пенелопа, поднявшись с колен. – Тебя будут помнить, я обещаю…

Последний раз окинув обелиск взглядом, волшебница отвернулась и пошла прочь с поляны, по пути мягко коснувшись плеча Годрика. Всю церемонию мужчина не проронил ни слова, лишь стоял и неотрывно смотрел на могилу своего друга, словно боясь поверить в то, что его больше нет.

Все это казалось каким-то нереальным, бредом. Но Годрик понимал, что этим всего лишь успокаивает себя.

Подождав, пока Пенни отойдет под деревья, рыжеволосый волшебник подошел ближе к надгробию и замер, крепко сжав руки в кулаки и нахмурившись.

- Прости, что не приходил раньше, – начал он. – Знаешь, я винил тебя во всем, в чем только мог. В смерти Розиты, в наших с тобой размолвках. Мне было проще обвинить тебя, чем взять всю ответственность на свои плечи. Я просто не хотел верить в то, что сам во многом повинен. – Годрик перевел дух и закрыл глаза. – Наверно, я никогда не понимал тебя так, как она. Я считал твои эксперименты обычным чудачеством, но она видела в них будущее. Наверно, ты не знаешь, но я долго не мог смириться с тем, что она тебя полюбила. У меня столько раз чесались руки, я даже со счета сбился. А потом я увидел, как она расцветает рядом с собой… Я долго не мог смириться, хотя любил вас обоих. Но потом понял, что так будет неправильно, что я не должен стоять на вашем пути. Но пришел я к этой мысли слишком поздно… Слишком долго я был для вас помехой, слишком долго вы с Рози скрывали свои чувства, не желая ранить меня. И все это моя вина. Я виноват в том, что произошло. Только я…

Где-то неподалеку закричала выпь, отчего Годрик вздрогнул. По щеке скатилась и затерялась в отросшей бороде одинокая слеза.

- Знаешь, я так много тебе не сказал… Прости меня, за то, что вынудил тебя уйти, за мои слова. За то, что ни разу не написал и не приехал… Розита не раз уговаривала меня извиниться, говорила, что ты услышишь меня, даже теперь. Прости, что делаю это только сейчас… Прости меня, Салазар, друг. Мне, правда, очень жаль…

С потемневших небес вдруг закапал дождь, как если бы природа тоже скорбела о безвременно ушедшем волшебнике. Еще мгновение Годрик стоял в полном молчании, под набирающим силу дождем, потом выпрямился, кивнул, глядя на обелиск, и медленно направился прочь. А каменные змейки печально смотрели ему вслед, и осевшие на них капли дождя напоминали горькие слезы.

- Аккуратно обрезайте только верхние листочки, – распоряжалась Пенелопа, проходя между столами. Ученики старательно выполняли задание, пытаясь дотянуться до макушки самого высокого куста. – Старайтесь, чтобы листья и сок не касались вашей кожи – не забывайте про яд алихоции. Кто мне скажет, в чем опасность алихоции?

В воздух взметнулись несколько рук.

- Николас!

- Сок алихоции вызывает нервный смех,– ответил мальчонка с русыми волосами. – Иногда он может перерасти в депрессию и хроническую истерию, тогда от него помогает только патока ипопаточника.

- Все верно. Но мало кто знает, что и сам ипопаточник не так прост: патока, которую он производит, в неверной пропорции лишь усугубит истерию и добавит к ней уныние и меланхолию. Но об этом вам лучше расскажут на уходе за волшебными существами. Все надели перчатки? Тогда продолжайте.

Уроки были отрадой Пенелопы. Ей нравилось наблюдать за детьми, видеть их полные восхищения лица и знать, что она приносит пользу. Да и самим детям нравилось изучать растения: от простых бубонтюберов до ядовитой тентакулы.

Конечно, теперь все было совсем иначе. В Хогвартсе стало намного тише, больше не слышались перебранки двух старых друзей, не было насмешек и язвительных замечаний. Лишь тишина и мелкие стычки между двумя некогда дружными факультетами, которые с каждым днем становились все чаще.

Когда в комнату вошел Годрик, Пенелопа не заметила. Вид у рыжебородого волшебника был до крайности подавленный, отчего у женщины сразу защемило сердце. Что-то было не так, но что, она не знала. И, по правде сказать, знать и не хотела.

Бросив на детей быстрый взгляд, Годрик выразительно поднял бровь. Пенни кивнула.

- Ребята, оставьте перчатки при выходе, кусты не трогайте. Можете идти в Обеденную залу.

С интересом поглядывая на Гриффиндора, ученики потянулись к выходу, собирая листы пергамента и книги. Терпеливо подождав, когда последний ученик выйдет из теплицы, Годрик аккуратно прикрыл дверь и обернулся к волшебнице. В зеленых глазах мужчины блестело отчаяние.

- Пенни… присядь, пожалуйста.

Пенелопа, чуя недоброе, села на краешек стула.

- Что случилось? – вмиг севшим голосом поинтересовалась она.

- Ты только не нервничай… – забормотал Годрик. – Мне написала Магдалина.

- Почему она написала тебе? – недоуменно переспросила женщина.

- Не хотела тебя сходу волновать, решила сначала все рассказать мне… Пенни… – он вновь замялся. – Ричард… он скончался сегодня ночью… Мне жаль…

Пенелопе показалось, что в груди вдруг что-то оборвалось, сердце остановилось, а легкие сжались настолько сильно, что было невозможно продохнуть. Годрик присел на корточки рядом с ней, взял волшебницу за руку и сжал ее.

- Этого не может быть… – наконец выдохнула Пенни. – Нет, я не верю… нет…

Годрик долго не мог ее успокоить – весть оказалась настолько неожиданной, что почти довела Пенелопу до истерики. В конце концов, мужчина поднял волшебницу на руки и отнес на кухню, где домовики принялись отпаивать ее чаем с корнем валерьяны. Сам Годрик еще немного посидел рядом с женщиной и, лишь убедившись, что ей стало немножко лучше, тихонько вышел в коридор, где и остановился в нерешительности. Идти в башню волшебнику не хотелось, рассказывать все Розите тоже. Еще мгновение постояв, Годрик быстрым шагом прошел по коридор, взлетел по лестнице и вышел из замка.

Он шел, погруженный в свои мысли, почти не разбирая дороги, не обращая внимания ни на встречных учеников, ни на кружащих неподалеку птиц. От раздумий его отвлек лишь яркий блеск, и Годрик огляделся.

Он сам не знал, почему пришел именно к озеру, ноги сами его привели. Годрик вспомнил, как Рози, Кандида и Пенелопа любили устраивать здесь посиделки, пока он и Салазар тренировались в бою на мечах: от сильных ударов и тяжести его серебряного меча у него потом долго болела рука. Как давно это было… Они были молоды, импульсивны, немного наивны и полны желания привнести в магический мир что-то лучшее. Кто из них знал, что на пути к исполнению их мечты они потеряют так много?

Волшебник пошел вдоль кромки воды, глядя на легкую рябь и мелкие гребешки волн от щупалец кальмара. Он помнил, как они впервые наткнулись на это место. Не верилось, что с тех пор минуло столько лет. А еще он не хотел верить в то, что людей, с которыми он начал этот путь, больше не было.

- Салазар… – прошептал Годрик. – Ты не представляешь, как мне тебя не хватает. Ты бы точно нашел выход, понял бы, как лучше поступить, а я… Знаешь, мне начинается казаться, что я проклят, что все, кого я знаю, кем дорожу, умирают из-за меня. И самое страшное, что исправить это я не могу… Что если это действительно так? И Рози, Канди и ты сам погибли по моей вине? Я не могу перестать винить себя, пусть во всем этом больше обстоятельств, чем моего вмешательства… Тогда почему я продолжаю винить себя? Даже сейчас?

Где-то совсем рядом с ним громко хрустнула ветка, и Годрик схватился за волшебную палочку. В нескольких футах от воды, в тени деревьев стоял белоснежный единорог и внимательным взором наблюдал за мужчиной. Голубые глаза в свете дня казались почти бездонными, а взгляд был настолько осмысленным, что Годрик невольно удивился мудрости этого животного.

Еще немного поглядев на волшебника, единорог коротко всхрапнул, склонил голову и медленно скрылся за ветвями. Мужчина припомнил, как Пенелопа отпустила жеребенка единорога – подарок Розите и Салазару на их помолвку.

- Розита была права… – шепнул Годрик. – Ты действительно меня слышишь…

Отчего-то на душе у волшебника стало немного легче.

Рождество проходило в тишине. Не было ни праздничного бала, ни веселого смеха, ни даже гостей – лишь несколько волшебников приехали поблагодарить Основателей и повидать своих детей. Замок погрузился в странную атмосферу напряжения и тягостного ожидания. Настроение не поднимали даже рождественские украшения: ученики понимали, что их наставники, не смотря ни на что, пытаются устроить для них праздник. Но обстоятельства были не на их стороне.

Приехавших на праздничный пир гостей Годрик встречал в одиночестве. На все вопросы мужчина вежливо отвечал, что Пенелопа себя плохо чувствует, но обязательно выйдет к ним ближе к концу вечера, а в глубине души надеялся, что волшебница найдет в себе силы хотя бы просто показаться вне своих покоев.

После смерти Ричарда женщина сильно сдала. Патрик, как мог, поддерживал мать, но Пенни угасала на глазах. На занятиях Пенелопа держалась из последних сил, даже успехи подопечных ее не радовали. Здоровье волшебницы тоже пошатнулось – она все чаще уставала, все реже покидала свои комнаты и все больше проводила время в одиночестве. К себе в покои она пускала только сына. Иногда Годрик все же умудрялся навестить ее, а потом долго не мог прийти в себя от потерянного вида подруги и ее удрученного состояния.

Когда гости скрылись в Обеденной зале, Годрик с облегчением вздохнул. Пора было начинать вечер, но рыжебородый волшебник все еще с надеждой поглядывал на лестницу – вдруг там появится Пенелопа? Когда мимо него прошел светловолосый юноша, Годрик проворно схватил его за край рукава.

- Как Пенни?

- Плохо… – честно ответил Патрик. – Она почти ничего не ест, не встает, плохо спит. Я дал ей настойку бадьяна и валерьяны, но пока все безрезультатно.

- Она очень его любила, – промолвил Годрик. – Знаешь, пожалуй, из всех нас она была той, кто был счастлив и здесь, и дома. Ей и Кандиде удавалось быть и Основателями, и самими собой, у них были семьи, дети, все то, что должно быть у человека. Мы с Салазаром так никогда не могли.

- Мама всегда ставила семью превыше всего остального. Дети и ее ученики – вот что всегда было для нее важно. За это ее и любят.

- Она спустится? – Патрик пожал плечами.

- Не знаю…

Печально глянув на своего наставника, юноша скрылся в Обеденной зале. Годрик еще долго провожал его взглядом, шагнул к дверям и остановился, прислонившись плечом к косяку. Вид почти полностью пустого стола Основателей заставил его печально вздохнуть. Куда делись те дни, когда они вчетвером разговаривали за этим столом за вечерней трапезой, обсуждали совместные планы и успехи их учеников?

Резко повернувшись, Годрик свернул на лестницу, спустился на цокольный этаж и, пройдя по коридору, остановился перед жилыми комнатами. Темная дверь из медового дерева с латунной ручкой была накрепко закрыта, это Годрик знал наверняка. Мужчина мгновение постоял в тишине, собираясь с мыслями, потом взялся за ручку, на всякий случай попробовал открыть дверь – неудачно, а затем коротко постучал.

- Пенни! Открой, пожалуйста, – попросил он. Ответа он не услышал. – Пенни, я знаю, ты не хочешь никого видеть. Я помню себя после того, как потерял Розиту. Я закрылся от всех, не желал ничего слышать и видеть, лишь бы просто забыть эту боль, ты же помнишь? Но правда в том, что в одиночку от скорби не избавиться. В конце концов, однажды она может затопить тебя с головой, слышишь? Я прошу тебя, позволь помочь. Тебе не нужно переживать это одной, когда рядом есть люди, которые могут тебя понять.

Пенелопа не ответила. Годрик прислушался, но за толщей двери было тихо и как-то холодно, словно все окна были открыты нараспашку, и камины не справлялись с обеспечением тепла. Годрик еще раз подергал ручку. Заперто.

- Пенни? Пенелопа, открой!

Позади волшебника вдруг раздались шаги, и он обернулся. К нему направлялся Патрик. Завидев Годрика, юноша напрягся и ускорил шаг.

- Что случилось?

- Она не открывает, – сообщил Годрик, выхватывая из рукава волшебную палочку и наставляя ее на дверной замок. – Алохомора!

Дверь щелкнула и медленно отворилась наружу. Быстро потянув на себя створку, Годрик ворвался внутрь.

Окна и впрямь были открыты настежь. Огонь в камине потух от гуляющего по покоям ветра, светлые шторы взметались от ледяных порывов, зеркала и стекла покрылись морозной дымкой, а растения на полках зябко тянули друг к дружке замерзшие листочки и веточки.

Пенелопа лежала в постели, укутавшись в бежево-черное одеяло, как в кокон. Годрик быстро преодолел разделявшее их расстояние и присел на краешек кровати. Перина жалобно скрипнула, но волшебница даже не обратила внимания на мужчину. Закрыв все окна, Патрик в замешательстве замер неподалеку от двери.

Осторожно протянув руку, Годрик коснулся ладони Пенелопы. Горячие пальцы буквально обожгла ледяная кожа, но маг не отдернул руку, лишь крепче сжал ее запястье и слегка потряс женщину.

- Пенни!..

Годрик понял, что было не так, когда не почувствовал под своими пальцами биения жилки, той, что в основании запястья. Зеленые глаза волшебника изумленно расширились, Годрик наклонился ближе, коснулся холодного женского лица… Патрик у дверей все понял раньше, чем это признал сам Гриффиндор.

- Так не должно было быть… – зашептал он, горячие слезы побежали по его щекам и закапали на покрывшийся инеем ковер.

- Пенни… – тихим шепотом позвал Годрик, но надежда мужчины уже угасла. Глубокая складка залегла между его бровей, ладони сжались в кулаки – волшебник изо всех сил сдерживал свои эмоции и слезы. – Я знаю, ты еще слышишь меня… Не бросай меня, Пенни. Только не ты. Вернись ко мне, слышишь? Вернись ко мне…

Крупные хлопья снега, медленно кружась в холодном свете звезд, опускались на обледеневшую землю, неся с собой дыхание зимы и рождественское волшебство, которое Пенелопа Пуффендуй уже не могла увидеть.

- Вам необязательно уезжать, – почти умоляюще проговорил Патрик. – Вы нужны нам как никогда. Ребята Вас очень любят, да и никто из нас не знает магическую защиту лучше, чем Вы. Может, все же останетесь?

- Я не могу, Патрик. – Годрик подхватил с земли сумку, закрепил ее у луки седла и повернулся к юноше. – Мое время прошло, время Основателей прошло. Мы положили начало этой школе, отдали самих себя ее созданию. Теперь твой черед.

- Что, если я не справлюсь? – спросил молодой волшебник. – Я не просил об этом…

- Мы тоже не просили, – тепло и как-то немного грустно улыбнулся Годрик. – И все же это была наша судьба. И мы тоже не были готовы. Но именно это означает, что ты справишься. Просто верь в себя и своих учеников. Верь в Хогвартс.

Он пошел прочь, туда, где стоял уже готовый к дальней дороге конь. Патрик с печалью смотрел вслед волшебнику. Все было кончено. Основатели распались, и последний из них покидал замок, ибо тяжесть воспоминаний была слишком велика. И Патрик не мог его винить.

С похорон Пенелопы прошли неполных две недели, но Хогвартс все еще скорбел. Юноша подозревал, что эта скорбь не пройдет быстро, и кто-то должен будет поднять школу с колен. Что ж, если таково последнее желание Годрика Гриффиндора, этим кем-то будет он.

Когда рыжебородый волшебник забрался в седло, Патрик вдруг понял, чего ему не хватало в его облике.

- Ваш меч. Вы оставили его здесь?

- Каждый из нас оставил в Хогвартсе частичку себя, – промолвил Годрик. – Если случится так, что Хогвартс будет в опасности, этот меч пригодится тебе и ребятам больше, чем мне. У меня только одна просьба – когда этот меч окажется в чьих-то руках, не сомневайтесь в том, что этот человек может быть недостоин. Им сможет владеть только истинный гриффиндорец.

- Но где Вы его спрятали?

Годрик лукаво улыбнулся, и на секунду Патрик увидел того веселого и насмешливого мужчину, каким он был в их первую встречу.

- Береги наше наследие. Особенно Распределяющую Шляпу. Она куда ценнее, чем может казаться на первый взгляд.

Кивнув на прощание, Годрик развернул коня и тронул его с места неспешной рысью, оставив позади все то, что любил больше всего на свете. Потому что он знал: так будет правильно. Что Розита обязательно гордилась бы им. И что он сделал все, что должен был. Потому что он – Основатель.