Холодный Лунный Смайлик (Сказка-нуар)

— …да!? Алё! Да, Светик, это я! Слушаю… да, я слушаю!.. Ага. Между Инженерным, Невским и Фонтанкой… Нет, все нормально пока… Но ты точно до них дозвонишься? Да я и не боюсь особо, просто… соскучился, типа того, плюс депрессую помалу. А сейчас подъехать не можешь? А то у меня тут кое-какие… Жалко!.. Что, что у меня?.. А-а… Тут вот какая тема: нашел я на улице, прямо на тротуаре, трубку, мобилу старую, а в ней джинн сидит… Слышишь меня?.. Вру, не джинн, а дух, зовут его… — Светка ойкнула в трубку, словно бы пытаясь перебить Мишку, пресечь недосказанные слова, и Мишка вдруг вспомнил, что имя порабощенной нечистой силы — опасная ценность и всуе называть ее тоже опасно… — А я и не называю! Что ты сразу кричишь, я сам вспомнил, что называть нельзя, что я, совсем дурной, что ли? Ну, короче, это имя я знаю, и он теперь мне служит, да, но что с ним делать я не в курсе, потому что пока не изучил его спосо… что?.. Ага, понял! Все понял, въехал, да, да, плюс один, это ты своевременно, я согласен. Как?.. Вслух сказать?.. Именно так сказать?.. Я говорю — именно теми словами сказать, что ты сказала, дословно, или по смыслу? Ок, щас сделаем. Ок, жду твоего звонка, я тут в центре, так и буду болтаться по кругу, чао. Да, отныне предельно осторожен, бай!

Мишка спохватился, зырк-зырк по флангам… А сзади? Нет, на фиг он никому не нужен, толпы гуляют туда-сюда, на него ноль внимания… И вообще — мало ли кто чего по укурке или спьяну в трубку орет… Главное, что он и раньше умудрился имя Увалая только мысленно произносить, или вполголоса, когда рядом никого не было.

Инженерный замок показался Мишке мрачным, даже зловещим, словно бы не в оранжевое и зеленое одет, а… из мрака, типа, соткан, как в той манге… Очень в тему, что дождя нет, и не жарко родному организму, и не холодно… И Светик ему позвонила, наконец, первая позвонила, не бросает его, поддерживает…

— Так! Увалай!?

— Я здесь, мой господин Мишель.

— Слушай мой приказ. Стоп. Сначала вопрос: как твою трубку заряжать? Она вообще в зарядке нуждается?

— Я понял смысл вопроса, мой господин Мишель: силы в предмете поддерживается, но иначе, нежели э-э… человеческими способами… Об этом не беспокойся, сила в нем постоянно пополняется.

— Хорошо, тогда приказ, от меня к тебе! Трубку твою выключаю, наш разговор и связь прерываю до особого моего распоряжения! Как только скажу вслух: 'Увалай, ко мне!' — все восстанавливается, даже если я трубку не сумею кнопкой включить, до того момента — молчок и невмешательство. Понял?

— Да, мой господин Мишель.

Мишка нажал на кнопку, экран потемнел, глазок индикатора выключился, голос духа мобилы в голове у Мишки тоже будто бы исчез… секунда прошла, и другая, и третья… Но сердце у Мишки словно лютым холодом обдало: похоже, Светик правильно предупредила его насчет коварства нечисти…

— Выполняй!

Старый кнопочный мобильник почернел на мгновение, словно бы 'вспыхнул наоборот', мраком мигнул — и… смолк… погас… замер. Бемс! Точняк, мама дорогая! И там ведь была тишина, после слова 'понял', и сейчас тишина, после команды 'выполняй!', но они — ощутимо разные… Вот ведь сукин сын этот Увалай, напарить хотел Мишку, притворно затих, в надежде, что Мишка забудет закончить формулировку волшебного приказа! А может это в нем так заложено — до последней возможности служить хозяину, защищать его даже вопреки его желаниям?.. Ладно, можно будет потом уточнить. Очевидно, что отныне волшебства на его век с избытком хватит, спешить незачем и некуда, тут ночь бы пережить. Хотя… с Увалаем наперевес… А того, который 'кудыкинец' в шерстяных штанах — без оглядки и без пощады! Наглухо мочить!

Кленовая улица, по которой шел Мишка, упиралась прямо в игрушечный крепостной ров, в декоративный трехпалый мост, перекинутый через мутно-зеленую лужу, заполняющую прямоугольный псевдозащитный ров вдоль входа в недра Михайловского замка. Мишка прогулялся влево вдоль лужи-рва, потом вправо, без цели, только чтобы на месте не стоять… Хорошо бы заранее определиться — куда потом пойти, стопы свои направить? Только бы мысли и страхи свои отвлечь, только бы не вспоминать… Может, в Эрмитаж, если не поздно по времени? Или в Русский музей, он ближе? Нет, в Русском музее он уже был… один раз… а в Эрмитаже ни разу, если не считать школьную экскурсию в каком-то давно забытом году… скорее всего, в позапрошлом…

Мутно-зеленая вода во рву шевельнулась мелкой рябью, и оттуда повеяло в сторону Мишки чем-то таким… гнилым и страшноватеньким… снизу, из воды… Тут и к Увалаю не ходи — угроза, опасность, типа… Взгляд! Мишка был готов поклясться, что некое чудище всплыло из невеликих глубин рва к самой поверхности — и ощупывает его голодным злобным взором! Мишка цапнул рукою трубку с Увалаем, но переборол страх и всмотрелся: да, какое-то невнятное страшилище, похожее на бурую швабру или медузу… Глазастая, сволочь! Справа и слева от Мишки загомонили туристы, засмеялись, стали фоткать чудище, напугавшее Мишку — они что, тоже могут его видеть? Как и Мишка?..

— Ой-ой-ой! Ой, какое вау! Прелесть! Рыбки, рыбки, ты только посмотри!

— Ага! И как они тут живут, давай им чипсов бросим!?

Мишка сморгнул — а бурая швабра уже имидж поменяла: теперь она густой косяк из мелких рыбешек, туда-сюда шустрит, а туристы радуются этому зрелищу, фотографируют его… Все просто. Но Мишка недаром учился в крутом и строгом лицее, мечтая стать ученым с мировым именем, да таким, чтобы даже простые люди на улицах его узнава… Й-йё!.. лы-палы!.. Уй, кошмар!.. Чтобы перепроверить впечатление, Мишка попристальнее вгляделся в беспокойную рыбёшковую стаю, прикоснулся пытливым разумом к себе, к своим внутренним, намедни обретенным свойствам — ни-и-и хре-ена себе! Прав он, а не туристы: никакая это не стайка рыб, а эта… как бы медуза Горгона: клубок червей, из которого торчит зубастая пасть, а над пастью в клубке запутались глаза… три или даже четыре глаза… и все на Мишку смотрят! Надо срочно Светику звонить!

Мишка полез в карман за смартфоном, но опять преодолел искус прибегнуть к посторонней помощи, на голом упрямстве заставил себя остановиться. Светик здорово там занята, четко по голосу ощущалось, что вся в проблемах, но при этой своей озабоченности Мишку не забыла, сама перезванивала, беспокоилась, обнадежила… Да, он ей верит, но только ей, а всем остальным не верит! А кому это всем остальным??? А… не важно… к примеру, мохноногому с Кудыкиных гор, даже Увалаю из мобилы не верит! Нет смысла сиюминутно грузить Светика дополнительными траблами, лучше он потом ее как можно подробнее расспросит… Ну, не фига себе дворец, Инжене… нет, Михайловский замок! Прикольно было бы: архитектурный памятник имени Мишки Лескова! Ладно, тогда стоит войти во двор, раз ворота открыты, а эта гадина пусть во рву бултыхается! Да, вот именно, войти и временно о ней забыть, стрематься тут незачем: умела бы тварь по суху шлепать — уже бы, небось, вылезла и на Мишку напала бы, или на туристов-людишков…

Мишка поежился, словно от сквозняка, поймав себя на несвойственном ему лексическом термине… Людишок… Он его от Светки подцепил, это слово… Или от Увалая? Или от мохноногого? Придется обязательно вспомнить, потому что здесь, в новой реальности, каждая мелочь как действующее минное поле. И, кстати сказать, объявилось-показалось чудовище в истинном облике — лишь ему одному, остальные же свидетели-наблюдатели видели только рыбок, хрен знает каким образом прижившихся в грязной луже. Вот бы кому-либо задуматься над этим странным феноменом — куда там! 'Уй, рыбоньки!..' А может у всех остальных людей норма, а он, Мишка, бредит, и с трубкой, и с этой… шваброй?.. Нет! Рефлексии напуганного разума по поводу глюков давно позади, проехали, вокруг одна фактическая объективная конкретность, из нее и следует исходить в дальнейших умозаключениях. Не то сожрут, на хрен, вместе с сомнениями!

Внутренний двор замка обширный, по форме — шкатулка без крышки, правильный оранжевый восьмиугольник, выстланный понизу темно-серым донцем: неровным асфальтовым покрытием. Сам асфальт достаточно удобный, без выбоин, однако длинные, видно, что старые, трещины по нему змеятся, и как бы волны пологие там и сям едва заметно вспучивают застывшую поверхность…

Мишка был здесь впервые и теперь с любопытством озирался, решив про себя, что внутрь не пойдет, потому что вход во дворец платный, а денег по карманам негусто.

Четыре лестницы, четыре входа, если не считать того, пятого, который в левом торце замка, в проходе, соединяющем внешнее пространство и внутренний двор.

Мишка издалека засек скульптуру российского императора Павла I, еще не дойдя до моста перед рвом, а то, что там сидит именно Павел, Мишка помнил из учебника истории. Все точно: перед замком император Петр Великий на коне, а во дворе — император Павел на троне. Сидит, курносый такой, улыбается надменно, глядя сквозь сквозную арку в спину далекому прадедушке, а в одной руке у него типа шар… типа держава, потому что в другой — скипетр. Всегда говорят словосочетание: скипетр и держава. Только скипетр Мишка совсем иначе представлял, в виде посоха с набалдашником, а у этого — точь-в-точь удочка для зимней ловли… у бати был набор примерно таких же… Нет! В ту сторону думать нельзя!.. Мишка отвернулся от бронзового Павла, вздохнул поглубже раз и другой… проморгался, отступило.

— Странно, что сей монарх при полном параде, с короною на башке, а на ногах — вдруг сапожищи со шпорами, словно бы на лошади воссед, а не на троне по торжественному случаю!? Ну не странно ли?.. А, сударь?

Мишка оглянулся на реплику — парень стоит, руки в карманах, ухмыляется чему-то… Ростом высокий, в сравнении с Мишкой, одет неброско: в узких, почти в облипку, джинсах, в зеленой клетчатой рубашке навыпуск… почти как у Мишки, только у Мишки темно-красная. Кеды грязноваты… у обоих.

Парень встретился с Мишкой взглядом и вообще растянул рот до ушей. До этого он как бы в пространство говорил, ни к кому отдельно не обращаясь, а теперь конкретно у Мишки спрашивает, который из жиденькой шеренги туристов единственный обернулся, отреагировал на его слова, теперь вычурным словом 'сударь' Мишку величает. На всю голову блондин, и брови белесые — называется белобрысый.

— Не знаю… честно говоря, я не в теме. А что, когда в сапогах — нельзя надевать корону?

— Вроде того. — Собеседник словно бы взвесил Мишку на каких-то своих понятийных весах… и чуточку изменился. Вроде бы и возрастом уже не более двадцати, и язык понятнее, и лицо попроще, и глаза посветлее… — Ты, как я погляжу, новик?

— Чего???

— Из новеньких. Ну, чего глазами лупаешь? Не сцы, никто сейчас не слышит нас с тобою. Ни эти, парочка, ни эта дура-тетка с детским выводком, ни басурманы английские…

Мишка довольно быстро оправился от нового околошокового впечатления, но и с ответом не сразу нашелся…

— Почему это не слышат?

Может, и глуповато возразил, зато голос будничный, без паники.

— Потому это. Приколдовано так. Ну, что, будем знакомы, раз пришел? Его… Жора. А тебя?

— Миша. Друзья Михой зовут. А как ты меня вычислил? И сам-то кто по жизни?

— Я-то? Я ныне страж этого места. Временная судьба у меня такая. Вернее — работа. А вот ты откуда такой Миха необработанный взялся, хотелось бы понять? Новик, а бродишь в одиночку. Впрочем, что мы тут стоим, давай, прогуляемся по окрестностям, покажу тебе замок во всей его красе. Ты как? Ты ведь впервые здесь?

Мишка тряхнул головой и подтвердил согласие словами:

— Я — за. Только у меня билеты не куплены.

— Билеты — это сор, бесплатно проведу, зачем нам билеты, здесь и так все мое. И деньги сор. У меня этих денег… захочу — миллионщиком стану, только зачем они мне? Я и без денег могу все, что могу. Пошли, короче говоря, надоело столбом стоять. Я тебе то и сё рассказывать и показывать буду, а ты тоже — спрашивай, что хочешь, и рассказывай, что хочешь. Пойдем. Ну, что, подружимся, как ты считаешь?

— Я не против. — Мишка ответил миролюбиво и осторожно, по таким ознакомительным словам за язык не уцепишь, да и реально вдвоем веселее, спокойнее. А там и Светик подоспеет, когда с делами развяжется.

— О! — Кстати насчет денег, покажу тебе Спирьку-солдата, он на деньгах помешанный, даром что меднобронзовый… Миха, я тебе гарантию даю: это просто умора!

И они двинулись. Для начала обошли по периметру двор. Мишка хотел еще раз тормознуться перед памятником императору, но его новоявленный знакомец Жора словно бы в нетерпении потянул за локоть, повлек дальше. Никто вокруг их не замечал, внимания не обращал — ни служители, ни посетители, ни менты во дворе… Только птицы вспархивают, если оказаться в непосредственной близости от них. Особенно вороны, а голуби через раз на них с… Жорой, да, с Жорой местным реагируют.

— Внутрь зайдем. Мы сейчас изнутри подкрадемся к Спирьке — сам все увидишь и услышишь, я помогу с колдовством.

Внутрь — так внутрь, Мишка согласен. Они поднялись по восточной лестнице, прошли в двери и очутились в самом дворце, в лабиринте каких-то кривых и узких коридоров, лестниц, чуланов… налево, направо, вниз… опять направо… Иногда и спрямляли: поперек проходили, сквозь стены — для этого Мишке приходилось держаться своею рукой за Жорину руку, иначе никак… Делал он это скрепя сердце — рука у Жоры холодная, словно бы… недостаточно теплокровная… да и вообще… Но никак не похоже, что его в засаду к зомби заманивают… Да и день с солнцем на дворе.

— О, пришли. Зырь сюда!

Жора взмахнул рукой — и толстенная кирпичная стена стала прозрачной для взора и слуха: Мишкиному взгляду открылась узкая ниша, почти щель, по типу крепостной бойницы, а в щели той фигурка солдата со спины, в старинной одежде, вся в ржавчине. Ниша и фигурка в ней Мишке хорошо видна, а дальше — все как в тумане, едва-едва просматриваются мост, деревья, люди… Фигурка — ростом с куклу, сантиметров тридцать высотой, но похоже что живая… Бормочет что-то…

— Жора, она что, говорящая?

— Не она, а он! Гренадер, макать его в сапог! Спирька, а Спирька! Как она, жизнь? Много подают?

— Отстань, не мешай!

— А чё ты мне сделаешь?

— Не мешай говорю, стрелять буду!

Ржавый солдат-гренадер неподвижен, однако визгливый стариковский голос от него исходит, Мишка вдруг понял, что этот Спирька не просто кусок ржавчины с кокошником на голове, а… живой!.. И речь осмысленная, это точно!

— Не положено тебе стрелять, гы-гы-гы-ы! А положено тебе подаяние собирать! А вот я его возьму!.. Опа!

Солдат в нише стоит, едва ли не по щиколотку в деньгах, а деньги сплошь мелочь металлическая: пятаки, полтинники, изредка рубли и двухрублевики, несколько пятирублевых монет, а в основном десятикопеечные… Есть и валюта, заграничные денежки, но почти все незнакомые, им цены и названия Мишка не знает. Старая Питерская традиция Мишке хорошо известна: во всякие труднодоступные места, где мелкие памятники-фигурки гнездятся, мелочь набрасывать. Мишка сам копейки в чижика-пыжика метал, и в зайца возле моста на Петроградке, и в черных чугунных кошек Елисеевского магазина… Солдата же впервые обнаружил. И Мишке удивительно, что в такой обстановке, сравнительно издалека, метров с двух, да еще и в полутьме — он преотлично видит эти монеты и запросто различает их, одну от другой!

Жора, крикнув 'опа!', взмахнул рукой — словно бы зачерпнул ментально — и вот уже гроздь медяков из пустоты осыпалась приятелям под ноги.

— Хочешь — бери, Миха. Гы-ы!.. Слышишь, как разоряется!? Бранись, бранись, еще отнимем!..

Мишка подхохотнул вежливо, но подбирать 'медноту' отказался, там если даже и наберется рубля три, так потом замучаешься ими расплачиваться, диканцы плохо берут даже в универсаме…

— Вот ведь чернода вшивая, морочная! Хоть бы съел тебя кто… ох, поскорее бы! Прочь! Сгинь!

— Не дождешься!.. Миха, видел тварь какая!? Видел, чего он мне желает!?

— Да ладно тебе! Если ему так важно, пусть себе сторожит… — Мишка выпрямился, убрал голову от стены — и снова они с Жорой в каком-то коридоре со скудным электричеством по стенам. — А откуда ты знаешь, что его Спирька зовут? Это Спиридон, да?

— Вроде того. Там и еще солдатня есть, в других нишах, но те вообще какие-то задохлики, стоят, не шевелятся, зато этот — самый прыткий! А визгливый!.. А ворчливый!.. Внизу во рву, на дне лужи, этих денег — сугробы… Но ты прав насчет мелочи, здесь и ассигнаций сколь угодно можно нащелкать, только пожелай…

Ассигнаций… Странное слово, из классических романов… еще, небось, позапрошлого века… Теперь ассигнации купюрами зовут… Странный тип этот Жора…

Где-то с полчаса приятели бродили по замку и по двору, и Мишку стала уже слегка утомлять Жорина болтовня, разве что мелкие колдовские чудеса прикалывали, а Жора постоянно ими баловался: то ветер нашлет на барышню в коротком платье, то сделает так, чтобы они с Мишкой по потолку прошлись, словно по полу, то сотню из кармана у зеваки-туриста свистом подзовет…

— Который час, Миха?

— Без четверти семь.

— Что??? Уй, ёшкин ко-от! Ой, каррамба!.. Ай-яй-яй-яй-яй!.. — Жора аж скривился весь, стоит на месте раскачивается, руками за уши ухватился и причитает!

— Э, Жора! Алё!? Чё случилось-то? А? Ты чего? — Мишка робко потряс приятеля за плечо и в который раз уже удивился смутно, что температура тела у Жоры… типа комнатная… Неужели у всех колдунов так? Но Светка, вроде бы, теплая… вполне даже… Но тень Жора отбрасывает.

— То и случилось! У моей невесты… у Авдотьи… э-э-э у Евдокии… у Дашки — день рождения сегодня! А я еще не поздравил!

— Так поздравь. Звякни и поздравь.

Жорка отнял руки от ушей и горестно поглядел на Мишку.

— Нет. В личняк надобно. С этими… с цветами в руках, она строгая на сии дела, никаких отмаз не признает. А мне, блин, никак, блин горелый! Это же дежурство, работа, с нее не уйти! Я хотел договориться… с начальством, да куда там! А у Дуньки моей служба через три четверти часа заканчивается! Выйдет за околицу, типа, из своего НИИ — ан меня там нет! Ухватом попотчует, в близости откажет! Ой, что делать!? Миха, друг ситный! Выручай! Знаешь где Рипосовая улица!? Сбегай туда, встреть мою Дашеньку, поздравь, передай от меня, что я… Рипосовую знаешь?

Мишка растерялся. В принципе, он нисколько не против от того, чтобы приятеля выручить, все равно времени девать некуда, но… странно все-таки… Речь у этого Жоры какая-то дурная, и жестикуляция тоже… Только встревожен Жора не на шутку, здесь он четко его ощущает…

— Да можно, сделаем. Но где эта Рипосовая находится, далеко? Я про такую никогда не слышал.

— Угу, верю. Внимай, короче: Мальцевский… э-э-э… Некрасовский рынок знаешь?

— Некрасовский? Нет, не знаю такого. А Мальцевский знаю, на улице Некрасова стоит, бывал там пару раз.

— Вот-вот, он и есть… А подле него, как смотришь на гостиные лавки, если справа… там еще проход… Блин горелый!.. Нет, Миха, давай я сам сбегаю, на рынке же и цветы куплю, в букет составлю… Это быстро, а? Ты же пока за меня подежуришь, стражем побудешь?

— Как это?.. — Мишка растерялся. Ему очень не улыбалось оставаться одному с непонятными колдовскими функциями и обязанностями… Тем более, что и Жора этот, и Светик мгновенно вычислили в нем новичка, 'новика', и нехорошо удивлялись, почему в этом качестве он один по городу бродит?

— Да просто. Жмем ладони друг другу через рукопожатие. Я говорю: махнемся? Ты говоришь: махнемся! Сделка заключена. Через полчаса я возвращаюсь — и все обратно: ты говоришь: махнемся? Я говорю: махнемся! И все обратно возвернулось.

Мишка еще более забеспокоился, слово 'сделка' его конкретно встревожило. Светику бы позвонить, проконсультироваться, но Жора и так уже подпрыгивает, на месте танцует, словно вот-вот уписается…

— А без формулировок — никак? Ты сбегаешь, а я пока подежурю?

— Ну, ты даешь! Да если бы ты даже матерый был, в теме, как говорится, а не новик сопливый — все равно ничего бы не смог без правильной формулировки! И я бы получился дезертир, ибо с поста сбежал в рабочее время. Эй, так что, выручишь!? Миха, друг!? Полчасика всего, не то моя Дуняха меня точно с костями сожрет, будто по Спирькиному наущению! Поможешь, а?

— Ладно, выручу. Только я ведь ничего не умею…

— Ой, ладушки, ой, молодчина! Здесь и уметь ничего не надобно, просто ходишь, гуляешь. А через полчаса я вернусь. Может, и раньше вернусь, мне же не пешком туда чапать, я летать умею! Лапу, лапу, камрад!

Мишка через силу, словно во сне протянул руку навстречу Жориной руке.

— Миха, начинаю сделку. Махнемся?

— Махнемся.

Рукопожатие длилось пару секунд, не дольше. И вроде бы ничего не случилось, все как было, так и есть. А рука у Жоры все-таки холодная… или все же чуточку согрелась в последний момент?..

— Ну, ладно, Миха, я пошел. Проводишь меня до ворот, а то уже почти семь?

— Провожу, чего там. Только ты уж не запаздывай, плиз, потому что у меня вечером своих забот навалом! И тоже с девушкой встреча.

Жора загыгыкал в ответ и потрепал Мишку по плечу. Нет, показалось Мишке — нормальная рука у Жоры, обычная, теплая…

— Не сумлевайся, раз моргнешь да два чихнешь — ан я уже на месте! Веселись Миха, радуйся, развлекайся, всё теперича твое. Э, э! Дальше все, тебе дальше нельзя, здесь граница рабочего места.

Расстались у чугунных кованых ворот, отделяющих внутреннее пространство замка от короткого перехода во внешнее, также отделенное от перехода массивными чугунными воротами. Жора вприпрыжку помчался куда-то вправо, а Мишка вернулся во двор, нога за ногу, весь в сомнениях и беспокойстве.

На улице час восьмой, и жара отпустила, даже наоборот: сменилась безветренной прохладой. Чуть ли не зябко стало, внутрь, что ли, войти? Нет, нельзя: он войдет, а Жора вернется — будут аукаться по всем лабиринтам, друг друга искать! Мишка-то пока еще не умеет ничего такого, а Жора тоже — он ему через устную формулу все бразды передал, стало быть, он тоже пока без этих… ну, без волшебных полномочий, что ли… Разминутся — ищи-свищи потом друг друга! Поэтому лучше во дворе. А еще лучше — замок снаружи обойти, никуда далеко не отвлекаясь, тупо вдоль стен, вплотную по периметру. До которого часа они работают в выходные?..

Была суббота, но объявление на переносном стенде гласило, что в эту субботу музей работает по расписанию четверга. А в четверг… с тринадцати до двадцати одного. Поэтому и ворота все еще открыты для посетителей. Теперь это понятно, а то Жора успел ему рассказать, что обычно в шесть все закрывается. Двор почти опустел, если не считать ментовской легковушки у западного крыльца и двух разрозненных посетительниц с фотокамерами. Все двери настежь, путь свободен, до девяти далеко — и Мишка укрепился в своем решении обойти дворцовый комплекс по внешнему кругу, но стоило ему подойти ко вторым воротам, отделяющим улицу от внутренностей дворца — у-упс! Никак!

То есть… как это — никак!? Мишка подвигал руками, ногами, поиграл мышцами, опять шагнул к выходу… Никакого осязаемого препятствия впереди, а тело отказывается выполнять приказы головы! Назад любую руку можно завести и в стороны можно, а вперед — не слушаются! С ногами та же история! Мишка попробовал головой боднуть пустоту — чуть шею не вывихнул, а не пройти! Тогда он тупо навалился руками и грудью, всем телом на неосязаемое нечто, как бы собираясь лечь, однако ничего путного из этого не вышло: обувь неожиданно заскользила по асфальту в обратную сторону от невидимого барьера, и Мишка брякнулся ниц, лбом и носом приложился довольно ощутимо!

Мишка потрогал ушибленные места — вроде бы не саднит, уже хорошо, что до крови нос не расквашен и глубоких царапин нет. Вообще царапин нет. Из-за чего вдруг не пройти за ворота, почему так? НЕ ВЫЙТИ! В груди закипела паника, она захлестнула сердце и уже вплотную подобралась к голосовым связкам, но Мишка устоял. 'Спокойно', - прошептал он вслух онемевшими губами, — все так и должно быть: сделку рукопожатием скрепил, и теперь он дежурный, да не простой, а колдовской, равно как и сделка не простая, а колдовская. Отсюда и ограничения. Да, все именно так, все логично, согласно закону сохранения… э-э-энергии, там, и прочего… Который час? Мишкин дряхленький смартфон показывал, что с момента рукопожатия прошло уже целых пятнадцать… нет уже шестнадцать минут, так что недолго осталось. А ему наука впредь: не покупаться на 'дружеское' нытье, не лезть в воду, не зная броду, не искать на свою задницу дополнительных приключений, их и так уже… Мишка решительно сунул руку в карман за смартфоном — когда и выключить успел! — тык, тык! Да ёкалэмэнэ! Смартфон время показывал исправно, однако для остальных функций включаться не захотел, он просто не реагировал на Мишкины прикосновения к экрану и боковой кнопке вкл-выкл. Еще одна очень даже своевременная напасть! И что делать теперь!? Явно, что пришла пора вызывать на подмогу этого… Увалая, духа мобилы… Надо только вспомнить правильную формулир… Отставить.

Только что некий Жора из дворца — три минуты шапочного знакомства — развел Мишку на очень странную сделку, и он, конечно же, потребует от Жоры подробностей, когда тот вернется… Если тот вернется… через одиннадцать минут… Предположим даже, что и не напарит, но насчет духа Увалая Светик его предупредила предельно конкретно, степень опасности на уровне автокатастрофы, поэтому хватит пока волшебств и колдовства, десять минут — они очень быстро пробегут.

Но только Жора не появился ни через десять минут, ни через час… Вот уже закрыли ворота во двор, первые и вторые, а никто не идет за Мишкой, ни Жора, ни Светка с обещанным дядей Вячей… Мишка не пожелал идти во дворец, чтобы там опять безрадостно плутать по узким лабиринтам коридоров и лестниц, на свежем воздухе всё как-то уютнее… Только воздух этот свежим никак не зовется, не кажется… Просто субстанция, которою он дышит… Чего там в структуре — где-то двадцать с копейками частей кислорода, остальные почти восемьдесят азот и углекислый газ… Не хочется в замок, хоть ты тресни, лучше он здесь подождет… а вдруг… Император тоже почему-то предпочитает здесь на троне сидеть, в дом не идет… Такое ощущение, что статуя неотрывно следит за Мишкой: он к западному крыльцу — Павлик туда зырит, он в противоположную сторону, к трансформаторным будкам — и статуя туда же косится… Может, она и живая, подобно Спирьке-солдату, но Жора на сей счет ничего не сказал, он вообще на статую ноль внимания, как бы напрочь игнорировал, даже отворачивался лицом… Слева у входа во двор (или справа у выхода… это без разницы, но пусть уж лучше у входа, как бы с точки зрения посетителя, не аборигена, потому что он здесь посетитель, не более того) стояла довольно просторная будка, якобы предназначенная для караульных павловской поры, но — пустующая, а в будке той скамейка… Мишка вошел внутрь и присел, поерзал, устраиваясь поудобнее, привалился к деревянной стене плечом… да, если ноги поджать, можно и прилечь… Когда Светик будет звонить — он обязательно услышит, даже если и… кнопка… ёкалэмэнэ, как он устал за эти сутки… за одни единственные сутки…

Мишка, наверное, по-настоящему выбился из сил, потому что уснул — крепче не бывает, аж рука и нога затекла, когда проснулся… А на дворе еще светло… Хотя, уже нет, просто фонари освещают… Стемнело — да, изрядно, вот-вот ночь наступит… Реально поздний вечер, белые ночи давно позади… А Жоры так и нет! Обещал ведь, сволочь!.. А вдруг его не пустили в ворота? Да они ведь и под замком, одни и другие?.. То есть, как это его не пустили в ворота, когда он того… нечистая сила, типа, колдовать и летать умеет! Бымс, перелетел через ворота — и здесь!.. Нет, напарил его Жора, это очевидно, и скорее всего не вернется, а Мишке через окаянную формулировку дежурство передал. И что с этим дежурством делать, до утра ждать? А ну, как и утром он не сумеет выбраться наружу!? Как в той сказке: пока сам другому не передаст через формулировку, то есть, через обман — то до тех пор никуда не уйдет… Хорошо, если так, то и Мишка попытается обмануть! Как они с ним, так и он с ними! И Жору этого найдет и фэйс конкретно ему начистит, всю харю в манную кашу разобьет! Вот же г-гадина!..

Мишка полез в карман за смартфоном — так и есть: пока он тут дрых, Светик звонила аж восемь раз… Мишка стал обстукивать трубку со всех сторон — бесполезно: как перепрыгнул дисплей на непринятые звонки, так и остался, никаких пальцевых команд не слушается, только вызовы непринятые показывает, все от Светика, да еще время цифрами обозначает… Без одиннадцати минут полночь. Почти полночь.

Тревога с прошлой ночи так и не утихала в Мишке, даже во сне, а перед этаким 'ужастиковым' временем и вааще всколыхнулась так, что… Желание плюнуть на все предупреждения и вызвать на помощь духа Увалая, как ветром сдуло при одном только воспоминании о вчерашней полночи! Вдруг это будет то же самое — все равно, что бензином пожар тушить?

А еще и Светка уверенно так пообещала, что за ним след с прошлой ночи тянется, и что эти… зомбаки, бывшие родичи, попытаются его догнать по оставленному аурой 'хвосту'!.. Перспективка та еще… Но Жора вроде бы объяснил ему, что посторонним нечистым силам в Михайловский замок ходу нет, и что медузень с глазами, которую Мишка во рву наблюдал, исправно службу несет, пожирает по ночам всякую постороннюю, из невысоких, колдовскую шваль (мы ее Авралкой кличем, она ловко по ночам подкрадывается, слышь, Миха, и прыгать умеет, только так!), а для пришельцев поопаснее у Замка имеется и защита покруче Авралки!

То есть, зомби сюда не проникнут, что уже хорошо! Но Жора голимый разводчик, как ему верить после того, как он Мишку обманул!?.. Когда они по замку бродили, Мишка слушал Жорину болтовню вполуха, потому что своих проблем до хрена, а зря, а ведь стоило бы поподробнее… Глядишь, из вороха вранья полезную бы истину засек!.. Так! Так!.. Надо как на олимпиаде: отринуть второстепенное, очистить главное и думать о главном: как ему связаться со Светиком!? Вот это — самое главное! Самое основное! Самое перспективное и насущное! Самое… такое… Все остальное — сор, мелочи. Судя по уже пережитому рядом с Жорой опыту, никто из обычных людей не зацепится взглядом за Мишку, не окликнет, не поинтересуется, что он делает в закрытом для посетителей дворце… Надобно добыть, найти нечто вроде палочки или щепочки, чтобы вместо пальца… Ой-й…

Мишка, рассуждая вслух сам с собой, расхаживал по пустынному двору, почти не обращая внимания на тускло светящиеся окна вестибюлей, на порывы затхлого ночного ветерка, ставшего вдруг еще более знобким и прелым, как из заброшенного и затопленного подвала… Проходя мимо императора, он уловил боковым зрением красный отблеск в его короне… У-у… это не в короне, это глаза у бронзового истукана светятся красным… темно светятся… очень даже неприятно… Чушь, тьма не может светиться и лучиться… это… это не по законам физики…

— Ты чего, Павлик?.. — вслух прошептал Мишка, ему явственно почудилось, что император повернул голову в его сторону… и даже наклонил… Точняк! В упор смотрит!.. — Э-э!.. Статуя!.. Твое дело на месте сидеть, трон охранять!.. Чувак, ты понял, что тебе велено!? Я тут страж!..

— Ты — страж? — прошелестел ночной ветерок и обдал Мишку целым облаком вонючей гнили. — Пусть ты страж. Мне все равно, кто ныне страж, была бы плоть, была бы душа. Голоден я.

Император выпрямился во весь рост и бесшумно спрыгнул со своего постамента. У Мишки словно бы зрение раздвоилось на восприятие образов: на троне осталось восседать блеклое, тусклое, мерцающее нечто, по форме совпадающее с той статуей, которую Мишка видел еще до наступления полуночи, и, в то же время, вот он стоит, двухметровый, а то и выше… гораздо выше… глаза черно-багровые… шар и удочку он выронил куда-то во тьму, руки разжал, а пальцы когтистые, черной синевой подсвечены…

— Павлик! На место! — Мишка, набрав себе в голос ледяной решимости, заорал, скомандовал вслух… и попятился, потому что темный император приказа не послушался, но напротив: шагнул в сторону Мишки. Что делать? Бежать! Куда бежать!? КУДА УГОДНО БЕЖАТЬ, ЛИШЬ БЫ ПОДАЛЬШЕ ОТ ЭТОГО!!!

Выспался ли Мишка, обрел ли новые колдовские свойства, или 'на автомате' подключил свои олимпиадные, стрессоустойчивые, математические способности к анализу и синтезу в решении возникающих задач в условиях дефицита времени, или просто душевно отупел от событий последних суток и часов с минутами, или все вместе на него повлияло, но только Мишка и на сей раз выстоял против паники: попятился, да, испугался, так оно и есть, но не побежал прочь, прижимая заячьи уши к трусливой спине! А ведь хотелось!..

Попятился Мишка по неправильной дуге, как бы наискось, сдвигаясь вправо, чтобы в случае чего взбежать на крыльцо северного входа в замках и нырнуть в узкие и тесные лабиринты дворца… Император же, в четыре шага преодолев расстояние до того места, где только что стоял Мишка, остановился и замер, вглядываясь в прозрачную тьму вокруг себя. Сам он стоял недвижно, а голова медленно поворачивалась влево и вправо… Вылитый робот из дешевых мультяшек…

Вдруг это робот ударил когтями прямо пред собою, целясь ниже, вероятно учитывая разницу в росте между собой и Мишкой, когтистые ладони беззвучно ударили друг о друга, разошлись в стороны… Сделал шаг вперед и повторил маневр-атаку. Мимо.

Павлик его не видит! Он реагирует на слова, произнесенные вслух… 'Мимо!' — хотелось закричать Мишке, просто из злорадства, а не для того, чтобы вступить в опасную игру… Истукан словно бы прислушался… и повернул голову к Мишке. Словно черт попутал Мишку встретить своим взглядом багровую темень, исходящую из императорских глазниц!.. Павлик увидел его и проворно шагнул два раза… И шмяк-бац! Мишка едва успел отпрянуть от бесшумного удара когтями, прыгнул в одну сторону, другую… В гляделки с этим уродом лучше не играть!.. Где Жора!? Где Светка!? Убьет ведь!

— Сволочь! Свалил отсюда, на фиг! Чё привязался!?

Император Павлик, выпив порцию трепещущего человеческого взгляда, словно бы добавил в себе чутья и уже гораздо увереннее зашагал в Мишкину сторону! Мишка засеменил задом наперед, тупо мечтая не оступиться, не споткнуться о невидимые неровности асфальта, а бронзовый истукан за ним, шаг у него неспешный, зато широкий!

Хрясть когтями перед самым Мишкиным носом! На самом-то деле дистанция между ними была в не меньше полутора метров, но это Мишка потом вспомнит-оценит, задним умом, а в тот миг — ни единой идеи в башке, кроме животного панического страха! Ступает император бесшумно, от когтевого хлопка-аплодисмента ни звука, ни колыхания воздуха в сторону Мишки, но всю ярость, всю губительную мощь этого удара Мишка чует очень даже хорошо, он ее, можно сказать, слышит, но не по-человечески, а внутренним слухом… скорее всего — это и есть так называемая аура и ее завихрения!..

Надо молча в сторону отбежать, по неправильной траектории, срочно! Мишка качнулся в нерешительности, взял вправо, стараясь не шаркать подошвами по асфальту… да они как бы и не шаркаются… Влево, к середине двора, там больше маневра!

Мишка пошел осторожно, стараясь не касаться пятками асфальта, словно бы на цыпочках, потом опять не выдержал и прибавил скорости, отбежал назад и влево… ноги плохо слушались…

Император остановился.

Из восьми настенных фонарей, по два у каждого входа в замок, горели всего лишь два, тускло освещая 'церковную' лестницу, и Мишке подумалось, что если он побежит туда, встанет в пятно электрического света, замрет по-тихому, то и статуя, сила нечистая, гадина красноглазая, не посмеет войти в поток фотонов…

Но — фук! — погасли и эти два светоча, погасли все окна дворца, темень вокруг. Император зашевелился, голова его повернулась в Мишкину сторону… — Он его видит! Бежать!.. — отвернулась в другую… Он его не видит! Тихо! Стоять тихо! В гляделки не играть! Думать… срочно думать, как быть дальше!

— А… а… ааа`пчхии! Ой!..

Чих — это всего лишь чих, почти дыхание, вполне возможно, что бронзовый Павлик не отреагировал бы на мелкую физиологическую судорогу человечка, однако тот произнес осмысленное человеческое междометие, пусть ненароком, но сказал его — и этим обозначил тропинку к заветной людишковой плоти. Императору Павлику давно хотелось жрать: вот уже неделю подряд, прежний хлюст, предшественник человечка, тоже человечек, но при усвоенном колдовстве, играл с императором в прятки-догонялки, прытко бегал и умело прятался… И недолго уже ему оставалось, ибо заканчивались колдовские силы и умения, ибо подчерпывать их непросто, если ты заперт в ловушке Михайловского замка…

Бронзовый истукан пришел в движение, еще два-три шага и… Мишка побежал! Он помчался к воротам, в слепой надежде, что они сжалятся над ним, и распахнутся, и выпустят его — и тогда Мишка будет спасен! Спасен! Будет жить, смеяться, воду пить, воздухом дышать… Ворота и не подумали открываться, до них даже не дотронуться: рука наткнулась на неосязаемое препятствие в каких-то миллиметрах от темной решетчатой ограды, еле видимой в накопившемся сумраке августовской ночи. И Мишка успел подумать, что его зрение стало острее: ведь он, пусть и без подробностей, но довольно внятно различает наконечники декоративных чугунных пик над собою, узор каменной кладки в арке ворот… Может, Увалая позвать?.. В горле пересохло, вроде бы и жажда сушит, но пить не хочется… Император наугад шарится, до него далеко… Все эти мысли горячечным вихрем пронеслись сквозь Мишку и улетели прочь: бронзовый император Павлик явно почуял Мишку: он перестал пахтать когтями пустоту перед собою и направился прямо к воротам. А ведь Мишка молчал, не вскрикивал, не кашлял… и в глаза не смотрел.

Мишка, затаив дыхание, снова на одних носочках — получалось с трудом, ноги дрожали от бедер до лодыжек — отбежал к крыльцу главного входа… Император поколебался несколько мгновений и безошибочно двинулся на Мишку… Еще разок проверить вероятность случайного совпадения! — Мишка по максимально возможной дуге обогнул ходячую статую, остановившись только у лестничных ступенек, ведущих к дверям кордегардии. Император недолго колебался: вот он уже смотрит в сторону Мишки, он хочет заглянуть в Мишкины глаза… он идет! Зачем он на цыпочках, если этот железный вурдалак все равно его видит!? Мишка беспорядочно запрыгал по двору, от запертых ворот к парадному крыльцу, оттуда к трансформаторной подстанции, и опять к воротам, в слепой надежде, что они сейчас откроются, колдовские и обычные, откроются и выпустят Мишку, избавят его от ужаса и паники!

Император же с каждой секундой словно бы наливался чутьем и силой, он, пока еще неспешен, медленнее Мишки, но маневры Мишкины видит, хотя тот и молчит, даже сопеть сдерживается…

Мишка в очередной раз ткнулся лбом в невидимую прокладку перед створками ворот, в неощутимое безразличное колдовство скрепляющего заклятия… и сдался. У него просто не осталось больше сил убегать, жить и бояться. Секунд через пятнадцать, не более того, император Павлик обнаружит покорное Мишкино тело, не торопясь подойдет к нему и… тело сожрет, а душу выпьет. Из-под зажмуренных век выкатилась две нагретые капли… потекли через щеки на подбородок… и еще одна по лбу… и за шиворот… Это дождь, последний в Мишкиной жизни дождь… Ну и ладно, какая разница…

Ночь упала и заплакала. Буквально за две секунды редкие небесные слезинки превратились в ливень в густой и тяжелый, твердый, как град и почему-то очень теплый. Еще секунда — и Мишка стоит посреди мелкой лужи, весь из себя мокрый, несчастный. Но живой! И с жаждой жизни в сердце! Нет, не теплый он ничуть, холодный дождище этот, но — обнадеживающий, в нем жизни полно! Жизни!

— Хрен тебе, сволочь! Замучаешься жрать!

Мишка, охваченный куражом отчаяния, выкрикнул это вслух и рванулся вправо, в сторону декоративной фанерной будки… на бегу заставил себя перебороть мороз в груди, покосился в оглядку, чтобы не прямо, чтобы угловым зрением…

Был ли это волшебный дождь, или обыкновенный августовский ливень, ненароком забредший во тьме из цветных субтропиков в серые балтийские пределы, но факт остается фактом: император Павлик опять затупил, сбился с преследования: стоит посреди двора, оглядывается по сторонам, когтистые руки врастопырку… Ливень добавил мглы, но и Мишкино зрение обострилось не на шутку: он все видит четко: каждую ступеньку на любой из лестниц, крупные и мелкие надписи на трансформаторной будке, вживленной в восточную стену замка, ясно различает изломанную границу между черным небом и черной крышей… и даже бесстрастную полуулыбку голодного истукана, застывшего в десяти метрах от Мишки…

Нечто вроде веревки, тонкого багрового каната, свитого из гнилых нитей гнилой ауры замка, связывало бродячего истукана и того, который продолжал сидеть на троне. И была между императорами некая существенная разница, тут же отмеченная Мишкой: недвижно сидящий на троне — окутан белесой мглой, а тот, который охотится — черен, чернее самой ночи, и хорошо виден; с того, который сидит — стекает и капает дождевая вода, а на того, который стоит — вода словно бы вообще не попадает: даже с растопыренных в стороны рук — ни единой капли…

Наверное, он призрак, и дождя не ловит, а сидящий — по-прежнему статуя, этаким странным 'белесым' образом проявленная для колдовского Мишкиного зрения…

Хорошо, а сам он тогда кто??? Мишка в две ладони пощупал мокрые насквозь джинсы, рубашку(?), пошевелил пальцами ног — почти слышно, как они хлюпают сквозь обувь… Пальцы и пятки вроде бы теплые, но пальцам холодно. Значит, он человек! Логично. Однако же статую бронзовую он видит и ощущает как бы сквозь пелену, а этого лупатого урода — очень даже конкретно, как реальность. Тогда почему ему не под силу 'общаться' с гаджетом, почему экран смартфона перестал реагировать на его пальцы? А кнопки? В любом случае, кнопки должны его слушаться?..

Мишка застыл на месте, подобно императору, и лихорадочно мыслил, однако его знаменитые на весь класс решальные и аналитические способности не хотели выдавать ни одной, даже самой завалящей идеи, зато проснувшиеся в нем колдовские способности подсказали нечто вроде истины, определяющей данное мгновение — Мишка сразу прочувствовал, что всё так оно и есть: дождь, полный природной ауры, смывает ауру колдовскую, и не дает истукану-призраку учуять Мишку. Нет, не смывает, а как бы накрывает покрывалом дождя и грозы. Но тот все равно ищет и ждет… Чего он ждет, утра, что ли?.. Бли-и-ннн! Он ждет, пока дождь закончится, и вероятность того, что ливень продлится дольше, чем ночь — мала, очень мала! И вроде бы уже стихает!.. Дождь, как бы опровергая Мишкины страхи, наддал еще, но Мишка знает жизнь: он прожил на свете более полутора десятков лет, достаточно долго, чтобы понимать ненадежность в поведении стихий… Надо сматываться, как можно дальше от этого… увеличить дистанцию в пределах возможного… в нешироких пределах возможного… Внутрь! И молиться про себя всем богам и нечистям, чтобы в самом замке не оказалось другого призрака-людоеда… Наверняка он там есть!.. Угу, как же! — Наверняка его там нет! Потому что гаденыш Жора по всему дворцу Мишку смело водил, прибаутками кормил, и только возле Павлика стремался конкретно, хомячком таким, скромнягой мимо прошуршивал! Мишка еще раз промотал сохранившуюся часть воспоминаний о совместной с Жорой 'экскурсии'…

Вот они двинулись через двор от 'парадной' лестницы к 'караульной'… Мишка хочет поподробнее рассмотреть короткую 'удочку' в деснице памятника, но Жора… Точно! И не смотрит в ту сторону, и болтать почти перестал, вцепился в рукав, словно клещами, тащит Мишку дальше, 'показывать интересное!..'

Вот ведь подлая гадина этот Жора! Развел, поганка, на все двести пятьдесят процентов! Причем, запросто уболтал-охмурил, даже особенно и не заморачиваясь уловками!

И опять ливень сбавил напор, перешел в моросящий дождь — почуять сие даже и зрения не надобно, ни простого, ни волшебного: звук дождя иной, водяные струи по невидимым трубам уже не ярятся, не грохочут, а негромко урчат… Император пошевелился, и Мишка уже безо всяких колебаний, на одном страхе перед чудовищем, ринулся внутрь замка, взбежав по лестнице, но не по парадной, как задумал минуту назад, а по следующей, поменьше, которая была справа от нее. Наружная дверь перед Мишкой беззвучно распахнулась в обе створки и так же беззвучно захлопнулась за ним, возвращая в прежнее 'закрытое' положение щеколды, крючки, стопорные болты, язычки… В Мишкиной голове сам собою стремительно сложился узор из магических и человеческих знаний-озарений: это он, Мишка, почти инстинктивно, практически на одном нутряном, подсознательном, вновь открывшемся колдовстве пожелал и осуществил проникновение внутрь… А захоти он сильнее, поколдуй с правильными формулировками — так и дверь не пришлось бы распахивать, наверное, прошел бы насквозь, как давеча днем, когда они с Жорой кирпичные стены в превращали в податливый туман… И еще Мишка ощутил, что двери замка хоть и выполнили его пожелание-мольбу-приказ, но какую-то частичку сил из Мишкиной сущности вытянули взамен… крохотную, меньше пылинки. А дождь до этого — наоборот: сил ему прибавил. Да, точно, а этому… железному хреносеку не прибавил… плохо только, что гаденыш Павлик не ржавеет, поскольку все-таки не из железа сделан…

И дальше уже Мишка домыслил своим физико-математическим умом разницу в восприятии дождя межу ним и чудовищем: это потому, что сам он живой, а следовательно, гораздо роднее, ближе к природе и к ее силам, чем призрак мертвеца в антикоррозийной металлической оболочке.

Дальше-то куда? Дальше — как можно дальше в пределах возможного, вот куда!

Вторые двери не были заперты, можно и вручную открыть-закрыть, не заморачиваясь попытками огородиться щеколдами да запорами. Если Павлик не способен преодолевать реальные преграды, его и первая дверь остановит, а если способен… но это без сомнения, что способен, раз уж они с Жорой…

Мишка на всякий случай потрогал-надавил поочередно — ладонями, лбом и носом в коридорную стену — нет, не поддаются, не пройти сквозь них… Двинулся было по лестнице вверх, но передумал, повернул налево. Прислушался, даже остановился, опершись левою рукой на деревянную стойку, за которой в дневное время дежурные сидят… чтобы даже дыхание и шорох одежды не мешали: дождь пока еще идет, его слышно из-за стен и окон. Мишка двинул кулаком в створку очередной двери, но удара не почувствовал, а дверь бесшумно распахнулась, впустила его и сама захлопнулась обратно. Что это — иллюзия для привычного человеческого сознания? Как оно обстоит на самом деле — Мишка сквозь дверь проходит, или двери открываются-закрываются, послушные неумелой, но ярко выраженной колдовской воле человека-новичка? В данную минуту это не важно, стало быть, этим знанием можно пока пренебречь.

В зале было чуть посветлее, нежели в коридоре, потому что из-за штор в помещение проникали обрывки мрака из-под ночного уличного ливня… которые, все-таки, изрядно веселее будут, нежели зловещая чернота внутри самого замка… Ага, как же, веселее!.. Нет уж! Там Павлик стоит, облизывается на дожде, а здесь Павлика нет! Так что здесь гораздо лучше, спокойнее. А… э-эти — к… кто?.. Мгновенный ужас пронял Мишку до самых пяток и столь же стремительно выцвел до размеров робкого любопытства: новый колдовской опыт внутри безошибочно подсказал Мишке: кто бы тут ни был — они все сами его, Мишку, побаиваются… Он их боится, они его. Да скульптуры, точно. Жора еще тогда ему сказал, что здесь 'заперты в плену' статуи Летнего сада, и что туда лучше не ходить, но Мишка почему-то думал, что они в северном коридоре… А они и есть в северном, он же налево повернул, в замок войдя! Значит, если отдернуть штору…

Мишка трясущимися пальцами осторожно приоткрыл самый краешек тяжелой белой шторы на окне, чтобы выглянуть во двор… Какое гнусное ощущение — предчувствовать, знать, и все равно смотреть туда… дабы воочию узреть свой ужас… Дождь продолжал лить ливмя, и это слегка обнадеживало. Своим новым зрением Мишка сумел различить обоих императоров: оба неподвижны, белесый сидит, черно-пречерный красноглазый стоит, спиною к Мишке, грабки растопырены… Стой, гадина, стой до утра, а лучше лопни на отдельные молекулы!

Скульптуры. В них тоже теплится некое подобие жизни, слабенькая такая аура. Мишка осторожно, останавливаясь почти на каждой паре шагов, пошел по внутреннему периметру небольшого зала. Да: в каждой скульптуре комочек слабенького сияния. Вероятно, если его оттуда вынуть, скульптура станет обычным камнем…

— Ну чего ты боишься, глупышка! Я не трону, да я и не умею ничего такого… Так просто хожу, смотрю, утра жду.

В зале было почти спокойно, если не считать волны страха, которая катилась вместе с Мишкой и поочередно захлестывала каждую из статуй, к которой он подходил вплотную. Довольно быстро Мишке это прискучило, да и наличие императора Павлика за шторами и прозрачными стеклами очень уж напрягало… Мишка вернулся в коридор, во второй раз уже пересекая некую голубоватую полоску на каменном полу поперек входа-выхода в зал… Мишка прижмурился так и этак: магическая, новым зрением он ее видит, а прежним, 'общечеловеческим', не видит. Странная полоска, но от нее ни жарко, ни холодно, так что н-на фиг досужие размышления, надо искать дальше.

'Искать дальше'! Если ради безопасности личной — во всем замке не было места надежнее для Мишки, не желающего зла никому из статуй! Полоска магическая, человеками-колдунами прочерченная, как раз оберегала статуи Летнего сада, их робкие беззащитные ауры, от черной нечисти, от бронзового истукана Павлика, от гнусного и нечистого полупризрака Жоры, которому очень хотелось выпить эти жалкие огоньки аур, чтобы подпитать собственные силы, и таким образом еще хотя бы на миг продлить свое подленькое существование, и не быть в свою очередь пожранным главным призраком зловещего Михайловского замка.

Но Мишка, разумеется, знать не знал о местных колдовских раскладах, а подсказать-объяснить ему эту жуткую диспозицию было некому. Вот он и пошел куда глаза глядят, по каменной лестнице вверх, на второй этаж северной стороны-осьмушки огромного дворца.

ГЛАВА 4

Демокрит, 'Смех'. Мишка весьма отдаленно помнил из уроков истории установочные данные об этом древнегреческом философе, который вроде бы где-то как-то чего-то там про атомы выдумал… Если бы не атомы, так вряд ли он и в учебную программу для их школы-интерната попал бы… Почему именно смех?

Мишка остановился перед одним из мраморных бюстов, украшающих лестничный пролет, и прислушался (принюхался?) своим новым умением: что-то есть такое… слабенькое-преслабенькое, съежившееся… темненькое… Пояснительная табличка уверяет на двух языках, что этот напуганный тип — и есть смеющийся Демокрит, сваянный с натуры неизвестным художником… лет триста назад. Но Демокрит, вроде бы еще раньше жил?.. А вот этот вот — Аристотель, философ-натуралист… Тоже, типа, иронией переполнен, но только на самом-то деле, там, под бородой, глубоко внутри — точно такой же запуганный темно-серый комочек размером с клопа, дрожит и ждет… — аналогичное тому, что и в Демокрите.

Мишка прошелся раз и другой, вверх, вниз по лестнице — идти все равно ведь некуда, спешить незачем. И почему-то все эти древнегреки внешностью — копии друг друга.

Камень, камень, камень вокруг, сверху и снизу, гранит и мрамор, и еще что-то такое кирпичное… К сводчатому потолку привинчены фонари, на пять рожков каждый, но электричество почему-то не поступает к вольфрамовым нитям… э-э-э… к вольфрамовым телам накала в лампы накаливания (так оно правильнее… он однажды чуть пару на уроке по физике не отхватил, за 'нить накала'), не выходит лучами из стеклянных рубашек, поэтому в коридорах тьма. Экономят, скорее всего.

Темень-то темень, а он, Мишка, все видит! Эх, было бы так круто, если бы в обычной жизни обрести подобное умение…

Диоген, 'Внимание'. Добела перепуганный Диоген по грудь высунулся из узкого каменного кувшина… из темно-серого… Или, если быть точнее, в условиях обычного полуденного освещения для обычного человеческого зрения кувшин бы выглядел темно-серым. Правильнее бы назвать все это: 'Тревога!', а еще лучше: 'Атас, пацаны!'

Статуи из Летнего сада в зале внизу — стоят-боятся; эти каменные греческие то ли джинны, то ли ученые — тоже напуганы. И он, Мишка, весь переполнен этим… ну… короче тоже страшно, блин, ходить тут бродить, ждать, не зная чего… Страшно — да все же поменьше, чем в прошлую ночь. Вот там вот — особенно когда мертвые Надька с бабушкой сунулись своими посиневшими лицами в оконце туалетно-ванное!.. Вот тогда — да!.. А сейчас… сейчас… сей..

Снаружи за стенами словно обрушилось с беззвучным грохотом нечто… Это дождь закончился, гроза прошла. Чтобы понять событие, Мишке не потребовалось искать окна или вглядываться сквозь стены… Кончился, однозначно, Мишка нутром чует. А отсюда неубиенный вывод: чугунно-бронзовый Павлик вновь прозрел и будет Мишку искать, ловить. Скорее всего, здесь тоже существуют какие-то обнадеживающие сложности, потому что император и гадского жучилу Жору целую неделю гонял, да так и не настиг… Мишке невдомек, откуда вдруг взялось в нем понимание насчет Жоры и его временного интервала, но это — так. Вот чует — и все тут! Может быть, он из стен знание вытягивает, ауру аурой, типа, он же теперь колдовская сила…

Дверь — стоило только внятно захотеть, без слов, одним только хотением — сама собой открылась и закрылась, впустив Мишку в небольшой зал со стеклянными витринами; витрин много и каждая битком набита небольшими, комнатного формата скульптурами, бюстиками, статуэтками…

— Зачем он здесь?

— Да какая разница!?

Вести вслух диалоги с самим собой — не есть признак душевного здоровья, Мишка понимает сие, но — куда денешься, если в недрах всего этого кошмара посоветоваться больше не с кем.

Зал этот, стены, окна, фигурки из металла и камня под стеклом витрин коротко напугали Мишку его же собственными отражениями от потолка и пола, встретили тревожным шепотом… Может быть, и не вслух они шептали, а про себя, своими гипсовыми да медными губами и сущностями, но Мишка воспринимал это как многоголосную невнятицу, явно враждебную по отношению к нему…

— Прочь… нежить… прочь от нас… не позволим… сгинь… отстань…

Ну, по крайней мере, эти не нападают, красными глазами не сверлят Мишкино сердце… И тоже боятся! Мишка сам, что ли, их напугал?

— А чего вы раскричались-то!? — Мишка наугад приблизился к одной из витрин… — Я никого не трогаю, то есть, абсолютно никому никакого вреда причинять не хочу и не собираюсь. И вообще я был бы рад свалить отсюда к черт… куда-нибудь подальше, как можно дальше от вашего Михайловского замка и от этого придурка Павлика! Может, кто-нибудь подскажет, как это сделать?.. И чем быстрее — тем лучше!? Ау! Люди-камни! Стены с окнами! Я был бы очень признателен за совет, хотя и не знаю, чем бы я смог отблагода… что?..

— Отдай… отдай нам… голодны мы… покорми…

— Э, э, э… чего вам?..

Мишка спросил, на всякий случая попятившись к дверям, а сам сообразил, чего хотят все эти бюсты, влюбленные пары, маяковские, охотники, старички-извозчики… Аура им нужна, в данном случае — Мишкина. Если сопоставить новые Мишкины озарения с тем, что он успел усвоить из Жориной болтовни и с тем, что он сейчас слышит, видит и чувствует, то — да, ответ прост и однозначен: аура. В Мишке ее вроде бы как много, потому что он живой, теплый, потому что он открытая система, в отличие от местного народца… А они — другие. Почему — другие? Говорят же, чувствуют…

А потому другие, что… Самообъяснения потом, сейчас башка не варит.

— А как мне вас всех покормить? Витрины, что ли, обходить?.. Или… ну, не знаю, общий подарочный жест, я же не умею…

Скульптуры из витрин загомонили на великое множество голосов, Мишка попытался вслушаться, но почти сразу же затряс головой: расслышать что-либо в этом гаме было нереально.

— Тихо! Тихо всем, я сказал! Говорите по очереди… Ой, нет, долго будет! Старший у вас есть? Пусть старший со мной говорит, остальные же примолкли. Ну!? Кто у вас главный?

В наступившей тишине Мишкин взгляд словно бы сам собою притянулся к человеческой фигурке в военном френче: явно гордец, с кокетством в осанке, стоит, такой, руки в карманах брюк… Спиной к Мишке стоит, спесь излучает, но явно ждет… Как бы готов — не оборачиваясь разговоры с ним разговаривать…

Мишка попытался откашляться, носом шмыгнуть и вообще поздороваться для начала, но вместо всего этого свистящим полушепотом выпалил:

— Короче, свалить отсюда хочу, очень хочу! Из замка, в смысле! Как это сделать?

— Покинуть пределы замка, сохранив себя прежнего? Да, человечек?

— И чем быстрее, тем лучше! Да!

— Невозможно.

— Как невозможно!?

— Невозможно, — повторил человек во френче, по-прежнему стоя к Мишке спиною. — Либо уйдешь, вырвешься отсюда, предварительно изменившись до неузнаваемости, либо останешься навеки здесь, примерно с тою же степенью изменённости, или даже еще значительнее, ибо во втором случае твоя сущность лопнет, разорвется, развеется, растворится, станет добычею других сущностей, более сильных и устойчивых. Скорее всего, тебя ждет второе.

Мозг у Мишки словно бы весь покрылся алыми пятнами-вспышками тревоги и заработал в полную силу — все как на областной олимпиаде по математике, только здесь ставки на несколько порядков посерьезнее будут. Мишка опытный боец интеллектуального фронта: всего лишь за один вздох сумел выкорчевать из себя панику, отчаяние, ужас — все то, что мешает результативно мыслить в условиях стресса… Сформулировал — и сам же зарубил в себе поочередно три однотипных и невнятных вопроса, прежде чем выбрал приемлемую формулировку четвертого:

— Да, понял, второе вероятнее. Но первое — достижимо ли в принципе, и — если да — как его достичь? Мне лично достичь, самостоятельно… либо с посторонней помощью?

— О-о… — Бронзовый предводитель статуэток обернулся в полкорпуса, переступил штиблетами по бронзовому подножию и довернул голову так, чтобы смотреть прямо на Мишку. — Ты не из пажеского ли корпуса, мальчуган?

'Да, да, из него, родимого!' — хотелось соврать Мишке, потому что принадлежность к этой неведомой тусовке явно приподняла бы его в глазах предводителя, но Мишка тертый калач: врать можно только наверняка, чтобы все чики-пуки, а если не знаешь последствий вранья — говори правду, шансы на выгоду при таком алгоритме тоже невелики, но всегда предпочтительнее, чем если врать 'от балды', не зная броду. Так… что у нас есть из четкой инфы… Статуэтка старинная, наверняка портретная, лет сто ей, а чувак — вроде бы из военных, но почему-то не в сапогах. И не из простых крестьян, поскольку из бронзы отлит. Негусто.

— Никак нет, сударь, не из пажеского. Но что вас натолкнуло на эту догадку?

— Мыслишь четко, вполне организованно, отнюдь не как штафирка… Имя?

— Миха. Михаил.

— Предпочту Михаил, если не возражаешь. Ты славный мальчуган. Можешь звать меня запросто и на вы: Андрей Владимирович, если следовать букве и литью, букве литья. А еще лучше — мне приятнее — Феликс Феликсович, если следовать духу литья. Или еще проще: ваша светлость, если следовать консенсусу между нами — мною и тобой. Ах, будь я жив и при теле — мы бы могли познакомиться с тобою плотнее… и даже подружиться… плебеи в какой-то мере тоже ведь люди-человеки…

— Да, ваша светлость, рад знакомству. Позволю себе повторить вопрос: можно ли уйти из этого замка живым и здоровым, не зомби, не призраком… и все такое подобное?..

Мишка загадал про себя, что если удастся выпутаться из этой смертельной, уже очередной, передряги, то хорошо бы не забыть на прощание: высадить стекло в витрине, взять 'его светлость' бронзовой башкой в ладонь и… попросту, по-плебейски расколошматить вдребезги друг о друга его гламурную светлость Феликса и харю его людоедского величества Павлика… Но только так, чтобы опять не прицепились, чтобы не сели на хвост менты и зомбари…

— Смотря кому. Мне, например, нельзя, ибо изначально я всего лишь мертвая металлическая копия давно сгинувшего человечка, в которую судьба вдохнула чуточку ауры, некое подобие жизни, прикованной к месту сему. Тебе — можно, однако же очень невелики твои шансы. Тот, кого ты назвал про себя, в мыслях, истуканом Павликом, очнулся и взялся за поиски. Природная вода с небес надежно замыла ауру твоего следа… или, если угодно, след твоей ауры, но поскольку общая область поиска невелика… а пределы, ограждающие пути к отступлению, тверды… нерушимы…

— Ой… И как быть? Ваша светлость, присоветуйте же!..

— Скрываться, играть в кошки-мышки с вечно голодною судьбою в образе безумного императора. Когда наступит утро — возникнет передышка до наступления новой ночи. По-моему, он идет по периметру двора и через несколько десятков секунд начнет проверять след внутри данного входа, впустившего тебя.

— Ок! Э-э-э… понятно! А… когда наступает утро в вашем замке? Ваша светлость!? Ваша светлость, не тормозите, умоляю!

— Когда первые лучи солнца позолотят весь шпиль над замком. Или, в случае пасмурной погоды, могли бы позолотить весь шпиль над замком, от вершины до его основания, сиречь до купола над колокольнею. Миг воплощения утра значительно разнится, в зависимости от времени года. Ночь же наступает ровно в полночь, в ту полночь, которая определяется таковою в сознании городского населения принятыми обычаями счета. Миг, ее обозначающий, тоже разнится, но не так часто и более произвольно, в зависимости от суетной воли человечков и их правителей… Он, император Павел Первый, поднимается по лестнице. Остановился. Михаил, тебе пора бежать. Я же поговорю с подданными этого моего жалкого Я, скопившимися в этом жалком помещении. По итогам беседы моей с ними вполне возможно, что мы сумеем оказать тебе помощь на заимообразной основе, но, как я уже сказал, это произойдет чуть позднее, в неопределенном ближайшем будущем, и то, если твое Я не растворится в утробе его величества. Он входит в дверь.

Мишка понял, что ничего полезного в ближайшие мгновения он уже не выудит из болтовни этого… 'железного Феликса'… в четыре прыжка выбежал из комнаты… Куда!? Наверх, вправо, влево… Не важно, лишь бы не вниз… Дёру!!!

Головной мозг у Мишки словно бы высвободился из 'олимпиадного' режима и одряб, четко работающий механизм вновь стал простым вместилищем эмоций и жалких побуждений, дрожащие мысли и чувства слиплись в один бесформенный беспомощный гурт, в то время как спинной мозг, приняв на себя бразды правления, не думал вообще и колебался недолго: из узкого спектра подвластных ему решений он выбрал одно, самое подходящее к случаю: 'БЕЖАТЬ'.

И Мишка побежал. Руки-ноги слушались, легкие исправно перекачивали ставший вдруг разреженным и промозглым воздух коридоров Михайловского замка, с жадностью обменивая углекислый газ на кислород; его глаза, обретшие новое колдовское зрение, видели все возможное вокруг, включая неровности давно некрашеных стен и паркетные узоры под ногами, только вот разум не хотел и не мог осмысливать встреченное и увиденное и продолжал исполнять команды спинного мозга: бежать, бежать, бежать!!! И Мишка мчался куда глаза глядят, рывками, то и дело переходя на торопливый шаг, по узким коридорам, сквозь анфилады комнат, по лестнице вверх, по лестнице вниз… Этих бородатых мужиков на картинах он знал: цари из девятнадцатого века, а этот тоже царь, хоть и безбородый… Они смотрели со злорадным любопытством, как Мишка мечется по залу, ища, куда бы дальше прятаться бежать… Наверняка они нашепчут Павлику, поставят его на след…

Как Мишка очутился в подвалах замка — уже было не вспомнить… Да, он был здесь… вместе с этим… вместе с подонком Жорой… Вон там, за стеной, должна быть вода, остатки канала…

— Спиря, солдат Спиридон, слышишь меня?

— И что? Чего тебе! Измываться пришел!? Тля! Погодь, погодь…

— Да нет же! Спиридон! Это я, я — не Жора, я Миха! Я не издеваться, а наоборот!..

— Ужо тебе… съедят и не выплюнут…

— Спиридон! Пожалуйста! Я не обижал! Это не Я! Ну, вот моя аура, на пощупай! Я — не Жора!

Скорее всего, именно смертный ужас придал Мишке дополнительные колдовские силы: наружная чудовищно толстая стена замка стала почти прозрачной: Мишка увидел пасмурную тьму за стеною и рыжеватую фигурку солдата в каменной нише, только солдат стоял уже лицом к нему, с фузеей наперевес. Стена теперь пропускала не только световые и звуковые волны: Мишка почуял ауру солдата Спиридона, коснувшись его собственной аурой…

— И что… и что, что не Жорка… Ну и какая разница, что ты не этот… и что мне… такой же шишголь, небось… Чего тебе?

— Спиридон, дружище… Помоги, пожалуйста! Павлик за мною гонится! Павлик — это местный, типа, император, сожрать меня хочет!

Спиридон рассмеялся, покачивая перед собою нахлобученным на голову длинным кокошником, словно бодать им собрался:

— Ой, да, он у нас такой! Давеча еще, годков с десять тому, хотел и меня съесть, да шалишь!.. Я его огневым боем попотчевал, с той поры обходит задолго! А ты — да, ты слаб, тебя съест.

Мишка подвигал лицевыми — словно с мороза — мышцами… усмешка получалась плохо, аурой бы надо улыбаться… чем бы его… хоть шерсти клок… Мозг вроде бы включился… да толку с него сейчас…

— Ты прав, солдат Спиридон, ты абсол… ты полностью прав, но… помоги, да!? Можешь помочь?

— Да как же я тебе помогу-то? Добро ты ко мне на пост перебрался, я б его отогнал, так ведь не поместишься. Гора твоя рыхлая и опять же пустая, слабая, что мне с тебя… Ин ладно, попытаться ли?.. Ныне он недалече, собою он выход перекрыл, а ты в тупике. Чуешь сам-то сие?

Миха поворочался колдовским сознанием по окрестностям… вроде бы и ощущает что-то… по мелочи… типа, в зачаточном состоянии, но кроме желания описаться и расплакаться — не очень. Ну чего он там мочало жует? Скорее, скорее думай, Спиря хренов…

— Ну, так… приблизительно… из меня колдун, знаешь (Мишке вспомнилась любимое бабушкино изречение), как из собачьего хвоста сито… И что ты надумал?

— А то. В заклятиях крепостных там изъян имеется, аккурат в кирпичах, во-он там… — Спиридон качнул фузеей, Мишка оглянулся в обозначенном направлении — вроде бы что-то такое… типа, как старая лампа дневного света неровно подрагивает…

— Вижу, и что?..

А то. Я Авралку подговорю, Авралка глупая гораздо, но анпиратора зело невзлюбила, как он ее на укусы-то попробовал… — Спиридон залился неторопливым смехом, и Мишка рассвирепел в бессильной ярости… Нет запаса времени, чтобы терпеть!… Но… слабый — значит, терпи, закон природы.

— Авралка — это… в луже которая живет? Под трехлапым мостом, да, Спиридон?

— Авралка — она и есть Авралка, ты не сбивай. Попробовал он меня, да не распробовал. Анпиратор только внутрях и ночью всему полный хозяин, а мы наружная стража, он нам с краешку, вот оно как. О, близится… шаг, да еще шаг, и всё в нашу сторону… А ты, слышь… как тебя?..

— Миха. Михаил.

— Михаил… Вон оно что! Имячко твое. То-то, я смотрю, жив по сию… сам из себя мякина, а до сих пор жив… Так злобунишша поганый совсем близок уже, ярко чует тебя… И путь перегородил… Мимо бы тебе шмыгнуть, да только чтобы когтищ не коснуться… Оно вельми непросто… Ан можно, ежели зевать не будешь. Да, а ты вот что… послушай меня… Как он того… как его Авралка отвлечет, так и ты не стой, мочало не жуй: марш-марш подальше… Я мочало не жую, как ты про меня подумал, и ты не жуй. Понятно? Торопись, бо Авралка взбалмошная, и терпежу в ней маловато будет против анпиратора… Тот, все же, посильнее будет. И меня помни, доброту мою помни… если цел останешься…

Холодно Мишке от таких напутствий… и при чем тут имечко его?..

Подвальные окрестности словно бы сделались прозрачными для Мишкиного взгляда, озарились откуда-то сверху нехорошим, лютым багровым свечением, таким давящим, таким гнусным для нервной системы, что… Да, лучше бы и не видеть его: непроглядная тьма куда как приветливее и безопаснее кажется, чем под такою 'люстрой' по сторонам смотреть…

И визг по ушам!.. И скрежет!.. Оййёо!

Сквозь стены, сквозь багровую зыбь видится Мишке облако мрака… бесформенное… шевелится… оно… разное, как бы неоднородное… Вот распалось на рев и страшные взвизги: рев принадлежит нижнему сгустку, с багрянцем который… Это император Павлик! Точно, молотит ручищами-когтищами над собою… А!.. Это он Авралку, нечисть из канавы при замке, треплет, на полосы кромсает!.. Но Авралке хоть бы хны — она и так вся сплошные лохмотья с лоскутьями, мрак же в ней более тусклый, чем в Павлике, ровный, почти без багровости… Мишка вглядывается — и сам не понимает, откуда и как в нем зоркость прорезается, просто… ну… видит он происходящее — и всё! Хрен тут поймешь физическую природу и структуру данного квази… визуального явления… Это и не рентген, и не инфракрасное, хотя элементы обоих феноменов где-то как-то присутствуют… Уй! Валить пора, Спиря же предупреждал!..

Императорский рык вроде бы стал глуше, словно бы из-под кляпа — это Авралка облепила голову бронзового Павлика и… что… открутить, что ли, собирается?..

Авралка свистела-визжала не переставая, но в этот миг ее тон ее взвизгов взлетел до уровня ультразвука, и Мишка почувствовал: плохо приходится Авралке, видимо, Павлик прикусил ее не шутя!

По ушам хлестнуло так, что уже не понадобилось искать дополнительные стимулы для решений: Мишка — глаза выпучены, зубы клацают, голова в плечи втянута, но молчком — бросился бежать по узкому коридору вперед, с гибельным предчувствием грядущих мгновений: вот сейчас это черно-багровое нечистое кубло покачнется, сместится сквозь стену влево на пару метров — и Мишка в нем, уже внутри! В качестве позднего ужина!.. Проскочил!

Способность осознавать увиденное по пути возвращалось постепенно, небольшими рывками: частью в зашторенном зале, частью на лестничном пролете: некий Ироник, брат-близнец Демокрита, трусливо хихикнул ему навстречу… Круглоликий бритый мужик в военном мундире смотрит на него с холста, ухмылку прячет… тоже, небось, император, а руки-то у него коротковаты… Но они все здесь, судя по ауре, почти мертвые, ни в ком из них магической силы нет, ни в этом, с бакенбардами, ни в лысаче с бородой, ни в Николае втором…

И вот уже Мишка под открытым небом, как бы на улице… Облака наверху, над головой: раньше, в начале ночи, были тучи сплошняком, а теперь приподнялись выше к небу и стали облака… Даже звезды проглядывают… Только это отнюдь не вольная воля для Мишки, и даже не восьмиугольный двор замка, это нечто вроде узкого тесного каменного колодца без крышки, по контуру — типа неправильной треугольной призмы: снизу камень, справа, слева камень с черными прорехами-окнами, а в вышине облака, а над ними небо…

Мишка повел плечами и лопатками — нет, хрена там! — летать он точно не умеет, и кроме холода от нехорошей, промозглой… голодной тьмы — ничегошеньки, ни малейшей магии полета в себе не чувствует. Куда теперь? Опять думать надо. А он устал думать и устал жить…

Мишка присел на корточки, подальше от окон и так, чтобы спиною не опираться на мокрую стену, обхватил ладонями плечи, съежился, чтобы хоть чуточку теплее… Который час? Непонятно, и никакого толку в небесном циферблате: даже если бы у него по астрономии пять баллов было вместо презренного трояка, все равно, ведь, ни фига не рассмотреть в мелькающих лоскутках небосвода… Скорее бы рассвет, скорее бы утро…

Мишка зажмурился, словно бы прикрытые глаза могли защитить его тело и разум от озноба… оказывается, и мыслям бывает зябко и неприютно… Книжка перед глазами… ее можно открыть… веселый розовый поросенок… его ловят сачком дяди в белых фартуках… О, нет!!! Он уже читал эту гадскую книгу, он видел эти подлые картинки!.. Озноб превратился в судороги, сотряс все Мишкино существо — словно бы кто-то его толкнул… глаза открылись! Когда он успел задремать!.. Мама!..

Из стены, что напротив, как бы из грани каменной призмы, осторожно высунулось большеротое лицо, голова императора Павлика! Багровый свет из глаз его направлен прямо на Мишку, он уже по плечи показался, сейчас руку выпростает… когтищи…

Мишка был уверен про себя, что — все: спекся Миха, сдался на милость погибели, сейчас заплачет и умрет… если успеет до того, как быть сожранным заживо… Но сам, вместо того чтобы покорно заплакать напоследок, вскочил на ватные ноги… и споткнулся. А все же устоял! — и рванул из последних сил прочь, в открывшуюся дверь!

Почему двери открываются… Почему они открываются? Ведь Мишка же не умеет ими командовать! Надо понять, надо понять… а вдруг это важно… Дышалось с трудом, но зато Мишка разогрелся на бегу, не весь, только телом — душа в теле как была приморожена, так и сейчас вся во льду и трясется мелко-мелко… того и гляди ультразвук начнет излучать… Где он? Бежал по лестнице вверх, потом прямо, потом… А-а… понятно. Опять эти…

— Ваша светлость!.. Вы… надумали что-нибудь? Он гонится!

— Он гонится, а ты еще жив. Поразительно! Выходит, я не ошибся в тебе, малыш, стало быть, ты вполне способен поделиться с нами аурой своей… или, говоря по-современному, побыть донором…

— Н-не понял… Как это?

— Просто. Это примерно то же самое, что и в случае с его плотоядным величеством, но в гораздо меньшей степени: ему ты пойдешь на ужин весь — с мыслями, с костями, с аурой, мы же, во главе со мною, отхлебнем небольшую часть тебя, твоей магической сути, оставив в полной неприкосновенности человеческие разум твой и личность твою. Взамен — попробуем защитить от того, кого ты столь фамильярно, хотя и мысленно, именуешь Павликом.

— А вы что, и мысли мои читаете, что ли?

— Да, читаю… там и читать-то нечего, но… Странное дело! Его величество, наш голодный император, в данные мгновения словно бы запутался в лестнице, ведущей в нам на этаж… то на половину пролета вниз… то вверх… опять вниз… Непонятно сие. В любом случае, у нас есть крохотный временной бонус, чтобы продолжить неумный диалог. Неумный — сугубо по твоей вине, мальчик Михаил. Я читаю твои мысли, но далеко не все, лишь те, что по неопытности и по неосторожности выливаются из твоей смятенной сути. Ты согласен на мои, на наши условия? О! Твой Павлик опомнился и идет в нашу сторону.

Мишка почуял недоброе в словах князя Феликса, но… лжи там не было… Почему это? Почему это вдруг ему кажется, что нет в князе вранья?.. Откуда он это знает?.. Может, это часть местного обмана… они все тут горазды… Да по кочану, блин! Как он угрозу прочувствовал — так и правду ощущает! И еще, например, ярко чувствует, что рядом с Феликсом статуэтка расположена, офицер на коне — почти полная копия Феликса, но — он никто в сравнении с этим, который руки в карманах…

— Процент? Ваша светлость? Каков процент сил моих уйдет в оплату вам и вашим людям? Какая доля от целого?

— Около пяти процентов, дружок, можешь не снисходить к уровню моей образованности. Одна двадцатая доля от целого. Навскидку точнее не сказать.

— Согласен.

Бронзовый князь Феликс Феликсович повел бронзовым пробором вниз и вверх, что означало кивок ответного согласия, и неожиданно громко хлопнул-дзинькнул в крохотные бронзовые ладоши:

— Отменно, договорились, дружок. Тихо всем! Ну, что господа эвокаты, есть нам повод повоевать и поживиться! Тактика сражения, в силу наших скромных возможностей, будет предельно проста: лорика сегментата! Приготовились! Один, два, три! — Князь Феликс в такт счетным словам трижды хлопнул в металлические ладоши, обернулся всем корпусом к Мишке и пояснил, рисуясь, нарочито не спеша:

— Согласно довольно длинному перечню… факторов, неких предыдущих обстоятельств, наш ареопаг — посторонний здесь, мы почти пришельцы, пока еще не составляющие с этим проклятым местом единый художественно-исторический ансамбль, отсюда противоречия. Нас тут с когорту наберется, да все очень уж слабенькие, вояки из каждого никудышные, почти инвалиды, но, как говорится, числом и умением. Мы не в состоянии биться с императором, нападать на него, наносить удары — ни на равных, ни как еще… Но составить из себя броню, эффективный круговой щит… Способны, да, скажу без хвастовства, пусть и на небольшой хронологический интервал. Надеюсь, что этой временной дистанции достанет всем присутствующим, чтобы дождаться рассвета. На рассвете — расчет. Это не будет больно или чувствительно для тебя, дорогой Михаил. Вдобавок, в течение светового дня у тебя наверняка возникнут возможности как-то пополнить… Он уже рядом!.. Внимание всем! Внимание на меня! Л-лаборемус, деточки мои! А ты — брысь вон туда! И ни звука!

Мишка, повинуясь указательному жесту князя Феликса, заторопился к зашторенному окну… — и дальше-то что!? Стоять столбом? — присел возле батареи на корточки, сшиб ненароком жиденькую металлическую стоечку с пояснительным текстом. Поднимать и ставить ее на место было не то чтобы лень, но… это позже… Ах, брысь, да!?

'Брысь' — обидное слово, но — бедные не гордые, а рассчитаться за обиду можно будет когда-нибудь потом, если подвернется такая возможность. Мишка даже успел порадоваться мудрой взрослости своих коварных рассуждений, прежде чем сообразил, что князь-светлость Феликс его мысли тоже способен подслушать, как и предыдущие…

Но, похоже, светлости-предводителю было не до Мишкиных мыслей: тот охнул сдавленно, словно бы от внезапного удара и проскрежетал:

— Что угодно Вашему императорскому величеству!?..

Мишке было совершенно понятно, что этот вопрос обращен именно к императору Павлику, а не к тому бородатому дядьке, что неподалеку от Феликса в кресле развалился… Вот, понятно — и все тут! Как Феликс этот Мишкины мысли ощущает, так и Мишка в княжеские въехал… Обратная связь — называется! А лысоватого-бородатого Мишка еще по картинной галерее запомнил, где цари с царицами… наверняка это какой-то из Александров… или Николаев…

Павлик явно что-то просипел в ответ, но Мишка не на него настроен, а на своего спесивого покровителя, поэтому, вероятно, и не уловил ничего, кроме общего смысла: 'человечка, мол, отдайте'…

— При всем уважении к Вашему Императорскому Величеству — нет! Он — наша добыча, а я и челядь моя оч-чень голодны. Вашему Величеству следует набраться терпения и обождать следующей ночи, ибо, как Вашему Императорскому Величеству хорошо известно и без моих почтительных напоминаний, мы не выпиваем до дна. Завтра, Ваше Величество, дождитесь завтра: будет ночь и будет пища… Что?.. О, нет, Ваше Величество, никак нет! Верноподданно заверяю Ваше Величество, что ум и сердце мои совершенно свободны от дерзости в сторону коронованных особ, тем более по отношению к Вашему Величеству, законному сюзерену замка и его обитателей. Что?.. Хм… Попытайтесь, что я тут могу сказать, попытайтесь, Вы в своем праве, а я всенепременно Ваш покорный слуга… Но мои вассалы, обитающие в данном лоскутке магического пространства — отнюдь не Ваши вассалы, и Вам не худо бы…

Князь явно собирался вымолвить очередную дерзость, но не успел и жалобно ахнул, словно пощечиной подавился; витрины угрожающе задребезжали, как от мощного неслышного взрыва где-то неподалеку, а фигурки-статуэтки в витринах соединились в общем крике-стоне-вое — это император пошел в атаку!

Совсем рядом с Мишкой — рукой подать до стекла витрины — пронзительно тявкало тощее горбатое животное, одновременно похожее на волка, шакала и дворнягу-собаку, рядом с ним, низко наклонив рогатую голову, тихо гудела-мычала корова… нет, это бык… и еще одна собака тявкает… а рядом что за подбородок… уй, какая рожа противная… надо закрыть глаза, вырубиться и уже тупо, ни фига не чувствуя, дождаться своей участи. Хорошо бы этот Павлик хренов подумал, что Мишки здесь нет…

— Неплохая мысль, мальчик Миша… — Князь согнулся почти пополам, но тут же выпрямился, все так же стоя на низком своем постаментике. Потер лоб обеими ладонями. — Ой, ох, ах и ух… Накрыло будь здоров! Как тяжко! Нет, ну просто дикий Атилла какой-то, а не просвещенный европеец-германофил Павел Петрович!.. Когда-нибудь он и нас всех сожрет, вслед за тобою… Ладно, попробуем втереть очки Его Величеству, но только ты не источай из себя злобу, она в мире нашем яркий и очень лакомый след. Порочный след. Тебе знакомо в жизни твоей понятие порока?

— Знакомо, ваша светлость. Время капает, не до болтовни.

— Хорошо, что знакомо. Отсутствие пороков в человеке — признак душевного здоровья.

А вот отсутствие недостатков — это уже порок. Которого пока еще нет в природе… Ни в мой адрес не злись, ни в сторону императора, ни по отношению к лающим и поющим бюстам да кентаврам, так что — попытайся умерить ментальную свою прыть. Понятно?

— Я попробую, ваша светлость. — Мишка опять прижмурился и осторожно опустил задницу на паркет, потому что от сидения на корточках ноги затекли. Растирать мурашки на онемевших мускулах Мишка остерегся, просто подтянул колени к груди, обнял их и замер, яростно пытаясь отвлечься разумом от происходящего… хотя бы даже на физические и математические формулы… да на что угодно, лишь бы… но в мозг лезла совсем иная дребедень… имеющая прямое отношение… и не хочешь да услышишь…

— …

— Нет, Ваше величество! Слово дворянина: мы слупили с него дань и пропустили дальше, и теперь не ведаем, где он и куда побежал… Пропустили бы сквозь наши хилые ряды и Вас, Ваше величество, но вы чересчур сильны для нас и очень уж переменчивы, когда речь идет о Ваших помыслах и обещаниях. Так что — увы! При всем моем почтении и преклонении перед Вашим величеством — нет, не пропустим. Посмею дать Вашему императорскому величеству здравый, почтительный и верноподданный совет: идти в обход…

— …

— Да, я знаю это, Ваше Величество, и заранее трепещу, ибо понимаю и боюсь, мы все хорошо понимаем это и заранее боимся… Но тот злосчастный и почетный для всех нас миг слияния наших с Вами аур, во-первых, наступит когда-нибудь позже, но никак не сегодня ночью, а во-вторых — и это главное — неизбежен, зная повадки Вашего величества, и эта неизбежность, как ни парадоксально, в значительной мере обесценивает силу Ваших угроз. Иными словам: чему быть, того не миновать… Кстати говоря, у Вашей потенциальной добычи в достатке сил, колдовских и человеческих, чтобы какое-то время успешно заметать следы. Он неотёсан и вульгарен, однако ауры и врожденных способностей в нем премного.

— …

— Вечный слуга Вашего величества! Доброй охоты!

Мишка навострил, было, уши на последнюю фразу из советского мультика, потому что она показалась ему более современной, чем это можно было бы ожидать от древнего князя Феликса, но тот бесцеремонно вмешался в ход Мишкиных размышлений:

— К расчету, мальчуган Миха! Императора мы отвадили, ныне он мчится по периметру замка, обнюхивая каждую нору, что же до последней фразы — я не вполне понимаю все тонкости слов, из которых она строилась, но по смыслу — все логично: как я для себя заменяю синонимами идущие от тебя понятия-незнакомцы, так и в твоем умишке незнакомые тебе слова превращаются в знакомые, сообразуясь с твоим кругозором и с 'аурным' пониманием услышанного. Но если я прямо проартикулирую: 'Auribus tento lupum' — то до тебя дойдет лишь точное звучание фразы, в то время как смысл ее останется за воротами. Вот, что я сейчас сказал?

— Не знаю. Что-то про волков, на латыни. — Мишка выпрямился и осторожно пошел вдоль витрин, остановившись перед 'главной'. Руки-ноги слушались, нигде ничего не затекло.

— Ого! Признаться, я тебя за абсолютного пентюха почитал, а ты… Поначалу, с пажеским корпусом, я ошибся, а теперь и с глубоким плебейством твоим… это уже дважды подряд, старею. Да, ты прав, мальчик Миха, мне, с помощью моих людей, только что пришлось держать волка за уши — премерзкое занятие, признаюсь, и отнимает много сил, кои пора восполнить. Итак? С тебя одна двадцатая ауры твоей. Беру?

Миха поколебался, но — уговор есть уговор.

— Одну двадцатую, ваша светлость, согласно уговору. Меньше — можно, больше запрещаю. — И тут же торопливо добавил:

— Не более одной двадцатой от того количества, которая наличест…вовала на момент заключения устного договора по данной теме.

Мишка приготовился… сам не зная, к чему… типа, как если кровь из вены берут… но абсолютно ничего не почувствовал, а его светлость смотрит на него вполоборота, по-прежнему не сходя с места.

— Востер мальчик Миха. Никак, в стряпчие метишь, в судейские? Все, я извлек договоренное — и его оказалось неожиданно много! Как знать, вполне даже возможно, что ты сумеешь продержаться эту ночь, и Его Величество вынужден будет поститься еще сутки… почти сутки. Но не более. Потому что, мальчик Миха, ты, все-таки, пентюх в колдовской и потусторонней жизни, увесистый — но булыжник, не ограненный опытом и знаниями булыжник, отнюдь не бриллиантовый. Ступай, беги: император обрыскал замок поверху, и теперь он во дворе, у выходной ограды… Опять в подвалы нырнул… Используй же фору свою и, скорее всего, прощай.

— А вопрос можно, ваша светлость? Только он бесплатный.

— Все равно можно, задавай, твое время пошло, ты его тратишь.

— А что с Авралкой сейчас? Ну, она же с императором сцепилась?

— Авралка у себя в луже, на лохмотья порвана, бедняжка вонючая. Не менее трех часов будет пребывать в состоянии 'лоскутья', прежде чем соберется воедино, примет прежний вид, 'зализав' раны. Когда-нибудь и она останется без источника пополнения сил и развоплотится… или попросту будет съедена вечноголодным Его величеством… как и мы все грешные. Тебя раньше, нас позже…

— Не дождетесь! — Мишка выкрикнул эти слова горячо, однако не так убежденно, как бы ему хотелось, но — нет времени дискутировать, Мишка и впрямь чувствовал, что некогда, поэтому поспешил довериться чутью.

Беззвучно распахнулись двухстворчатые двери, указывая Мишке дорогу в еще неизведанные дворцовые недра, и Мишка быстрым шагом пошел прочь, не оглядываясь на своего корыстного спасителя, многоболтливого князя Феликса и на витрины с его разношерстным воинством…

Он шел по коридору, очень похожему на те, в которых уже довелось бывать, а сам ощупывал себя мысленно: сколько же у него осталось этих… аурных сил, и как ими пользоваться? И как их пополнять!? Опа! Его засекли! Павлик обнаружил!.. Опять куда-то бежать!..

В 'мирное' время, свободное от смертного ужаса и борьбы за выживание, Мишку очень бы раздражало собственное неумение объяснить самому себе механизмы работы колдовства, которое в нем поселилось, потому что в школе, особенно в старших классах, их настойчиво учили докапываться до причин, до истоков тех или иных изучаемых эффектов и явлений, а тут как раз все наоборот: двери он открывает, не касаясь, Павлика чует, не слыша и не видя, но понять что к чему…

Сквозь стены и потолки идет, наперерез!

Мишка заметался на крохотном пятачке лестничного пролета между этажами: куда теперь!? Преодолевать стены он не умеет. Куда ведет лестница вниз — он не знает и не чует, куда наверх — то же самое!

Мишка в полной панике выбрал 'вниз' и помчался туда, где… где… где выход на улицу! Уж лучше там он побегает, по крайней мере хоть увидит воочию, как смерть к нему приближается!

Дверь не хотела открываться, никак не хотела слушаться мысленных Мишкиных приказов!.. Но Мишка саданул в нее ногой изо всех сил, каблуком, не голой пяткой — и дверь распахнулась! Ха! Еще бы! Если дверь наружу открывается, как бы она могла внутрь?.. Колдун хренов!..

Но некогда было досадовать на собственную глупость, спровоцированную паническим ужасом, Мишка выбежал на середину двора и затравленно завертел головой, озираясь… Статуя пуста, хозяин неподалеку…

Что-то происходит! Что-то тут такое… происходит!..

Замок словно бы вздохнул глубоко и… Вибрация… но это землетрясение ногами-ушами неощутимое, оно в башке… Мишка потряс головой — нет, Павлик тут не при чем, это замок… звучит…

Мишка стоял посреди двора и чувствовал себя козявкой внутри колокола: замок гудит, низко и протяжно, словно ревет на неслышимых обычному человеку регистрах…

И вдруг Мишка понял, Мишку осенило: пропал его след, испарилась хищная злоба императора Павлика… нет, не испарилась, но словно бы втянула щупальца внутрь себя и — вот она уже внутри статуи… притаилась, съежилась… Утро!!!

Ура-а!!! Утро, жизнь, свобода!

Мишка помчался к выходу из замка и со всего маху врезался лбом и грудью в невидимую преграду! Б-блиннн! Ну, не может такого быть! Это несправедливо! Отпустите, сволочи! Ну отпустите же меня!

Мишка стал ругаться на эту преграду, на все окружающее, на весь этот поганый мир — самыми грязными словами, и сочетаниями этих слов, которые только знал… но довольно быстро иссяк и заплакал навзрыд. Мимо него простучали шаги в две пары ног, две женщины раздраженно обсуждали какую-то Ирку с Обводного… Обеим под сорок… идут на работу… в замок… Что это за работа может быть в такую рань? Мишка откашлялся и спросил у них первое, что пришло в голову:

— Простите пожалуйста, который час? А то у меня трубка села…

Но женщины его попросту не заметили и не услышали! Мишка, задавая вопрос, успел заступить дорогу одной из них, но тетка попросту обогнула его — и ни у кого из них даже мимолетный взгляд в его сторону не прыгнул. Мишки для них просто нет!

В другое время и при иных обстоятельствах подобное умение показалось бы Мишке прикольным, но сегодня… Угу! А может ли он воздействовать на предметы и явления окружающего мира невербально? Иными словами, может ли он… Мишка пошарил взором по асфальту — пусто… Полуподвальные оконца сплошь забраны решетками — неудобно… Взбежать на ближайшее крыльцо и садануть каблуком в стеклянный прямоугольник на входной двери было несложно… Со второго удара стекло разлетелось на куски, просыпалось по обе стороны запертой двери…

Вот это — они слышат и видят! Тетки, взойдя на другое крыльцо, не успели войти внутрь и теперь стояли, недоуменно озираясь… От будки у ворот спешил в Мишкину сторону охранник, женщины тоже заметили, наконец, осколки на ступеньках и брешь в двери, смотрят на Мишку…

И не видят. Охранник подошел, узрел происшедшее с близкого расстояния и теперь стоит, озирается… Ищет причину… А причина-то — рядом стоит, мужика-охранника разглядывает в упор.

— Ну, чё стоишь, чего ищешь? Это я разбил, мимо проходил и ногой случайно задел!

Но охранник проигнорировал Мишку и его признания.

— Лешенька, что там случилось? — Это теткам лень спускаться-подниматься, они издалека вопрошают. Одна спрашивает, выгнув к небу нарисованные брови, да другая улыбается неизвестно чему. Обе, небось, дуры набитые, весело им… И тоже, кстати, на Мишку ноль внимания.

— Не пойму пока. Все остальное цело… Метеоритов нет, следов от пуль нет, камней нет… птичьих тушек тоже…

— Так это барабашки нахулиганили!

— Ну, разве что… Но вызывать стекольщика все равно придется. А мне еще, типа, рапорт писать на ровном месте… ек-карный бабай… к самому концу дежурства!

— Да ты так и напиши, Лешенька, что барабашки прибежали и разбили! А мы с Людой подтвердим, да, Людик?

Женщины громко рассмеялись и ушли внутрь, искать свое рабочее место…

Мишка решил, было, выместить скопившуюся злость на этом слепошаром охраннике-секьюрити… но вспомнил свои страдания за последние сутки-двое, и горечь, и боль, и тоску, и недоумение… Хоть бы узнать, что за барабашки такие? Ни Спиря, ни Жора ничего не говорили о таких… Может, они так называют князя Феликса с его дурацкой шайкой бюстов и лошадок?.. Тоже вряд ли. Нет, дорогой Мишель-Миха, сейчас хорошо бы сосредоточиться и предметно, результативно подумать, как отсюда свалить! Стремительно, целым и невредимым, и как можно дальше!

Мишка поежился на утреннем холодке и зевнул. И еще раз… и еще… Зевота, зевота, перейди на Федота… В глаза как песку насыпали… Застрелиться и не жить! Он теперь не только дух-фантом-призрак, он — вроткомпот! — еще спать хочет и мерзнуть способен! Мишку опять пробила внезапная злоба ко всему на свете… в принципе она ему несвой… у-у-уааа… ственна… В сон клонит, просто с ног валит…

Не размышляя долее ни о чем, кроме сна, Мишка из последних сил пораскинул мозгами и тоже пошел внутрь, туда где тетки заходили. Он там видел… видел… диван или кушетку… да хоть на полу… да хоть в лужу на асфальте… никакого терпежу нет!.. спать!..

Где-то неподалеку, совсем рядом, он помнил, есть какое-то помещение, мельком видел, когда по замку носился, от Павлика спасаясь… Нет, это еще раньше, когда его Жора водил-разводил… Там, внизу, между этажами, будка, типа, диспетчерская огорожена, там точно какой-то диванчик стоял… Лишь бы не занят был… А если и занят, под него занырнет… Скорее спать!

В пустой комнате-дежурке действительно стояла узенькая ничем не застланная кушетка с валиком-подушкой… Дверь, запертая на замок, словно по щучьему велению беспрепятственно отворилась перед Мишкой, он уже к этому привык. Завалился как есть, в обуви, лицом к двери, правой щекой на валик — и уснул мгновенно. Впервые за последние сутки он спал и чувствовал прямо сквозь сон, что тело и разум его наконец-то отдыхают, сил набираются, и этому освежающему отдыху не помеха ни сновидения-кошмары, ни мозоль на левой пятке, ни зудеж на два голоса над самым ухом…

— Не, я чегой-то не того… лучше я на стульчике посижу, а то разморит, весь день буду вареная ходить… А сама чего стоишь — присядь?

— Куда присядь, когда мне к себе уже пора, сейчас трезвонить начнут! Ближе к вечерку — тогда можно, спокойно почаевничаем, у тебя или у меня. Все, Галь, потопала я!

— Давай, Катюша, держись и не обращай на дураков внимания — они как почувствуют себя начальством, так и это… Пока-пока!

Спал Мишка два часа ровно, и проснулся освеженным. Первая мысль спросонок была — все закончилось, все эти кошмары… и вообще — ура!.. Но вторая, более здравая и сухая вернула Мишку на грешную землю: концерт продолжается! Все в натуре, все это реально с ним происходит, и таких чудес, которые отмотают все события в обратную сторону — уж точно не будет! Мишка принял сидячее положение, потянулся, намеренно завывая в голос — нет, увы и ах, невидим он и не слышим для нормального человечества. Хорошо хоть, никто из присутствующих не раздавил его своими наеденными габаритами…

В каморке-дежурке места свободного — одному человеку едва повернуться: стол с какими-то совсем уж допотопными девайсами: лампочки, тумблеры, чуть ли не осциллографы…

Тетка сидела на крутящемся кресле спиною к нему, чем-то шуршала… снимает полиэтиленовый пакет с картонной коробки, а там еда, судя по мерзкому запаху… Такая толстая — и при этом есть хочет, а Мишка не голоден, то есть, вообще ни малейшего аппетита. И в туалет не хочется, что странно, если учесть, что он вот уже сутки не удовлетворял свои надобности, большия и малыя… Наливает из термоса, размешивает сахар… три кусочка… нос у нее чешется… сейчас чихнет… Чихнула.

Нет, тетка его не видит и не слышит… Мишка осторожно возложил на круглое 'джинсовое' плечо два пальца правой руки, тетка тут же дернулась и отшатнулась… завертела по сторонам жующей головой… Не видит Мишку, но как-то чувствует!

— Ты чего встрепенулась, тетя Галя! Кушай, кушай, службу слушай!.. не знаешь, часом, как бы мне покинуть эту красную каменную хреновину!? Типа, заклятье, там, или ключ с паролем?

Тетка, продолжая пережевывать откушенное от бутерброда, скривила лоснящиеся губы и потерла правое плечо. Потом замерла вся на несколько мгновений — даже набитым ртом перестала двигать — и еще раз ожесточено потерла то место, которого коснулись Мишкины пальцы…

А Мишке стало смешно, и захотелось причинить тетке какое-нибудь неудобство, досаду… навредить как-нибудь посерьезнее, чтобы не чавкала так громко… чтобы знала…

Мишка поразмыслил, да и опрокинул чашку с чаем, содержимое прямо ей на юбку выплеснулось… А когда кружку переворачивал — подставил пальцы под льющуюся жидкость, чисто для эксперимента… Чай-то горячий, это он кожей ощущает, парок видит… но ему не больно! Просто понимает: чай очень теплый, даже горячий, но — и всё! И пальцы не намокли.

Тетка вытаращила глаза на чай, который полился ей прямо в юбку и дальше, по ногам, а Мишка ткнул ей двумя пальцами под бока — любимое развлечение учащихся обоего пола в средних классах их школы-интерната — и тетка начала реагировать активно: ф-фырь!.. Что было во рту нажеванного — полетело в разные стороны, а сама завизжала! Потом побледнела, ощупала руками левый бок, левую грудь…

— Катя, Катя, слышишь, нет? Алё!.. Слушай, я… нет, нет!.. Можешь подойти, а? У меня только что сердце прихватило… Нет, пустяки, но… Да это не голос дрожит, а просто напугалась… да погоди ты врача… Подойдешь? Понимаешь, вдруг как холодом насквозь всю грудь… я аж в обморок, чай пролила… Думала пройдет, а оно опять как кольнет… давай, жду…

— Молодец, тетя Галя, правильно Катюху позвала! Сейчас и ей гостинчик придумаем!.. Яркий, увесистый, чмориносодержащий!.. — Мишка захохотал, очень довольный собой… и осекся.

Ёкалэмэнэ! А за что он ее, собственно, собирается чморить? И Катю эту, и тетку Галю?.. Они ему ничего плохого не сделали! И вообще… Изначально он решил поставить эксперимент на взаимодействие, в своей новой ипостаси, с окружающим социальным пространством, то есть, с нормальными людьми! Вот именно! И вдруг — 'чтобы знала'! Что — чтобы знала? Что это за мотив-императив такой? Хреновня, блин! Такое ощущение, что его этот поганый Жора напоследок укусил, тварюга поганая, заразил его желанием строить подлости другим людям! Как в фильмах — укушенные люди превращаются постепенно в оборотней и вампиров, так и он… незаметно для себя… Но он же засек за собой!

Мишка стоял столбом возле кушетки и тупо смотрел, как бледная — заплывшие глазки все в слезах — дежурная сторожиха тетка Галя пытается высушить, стереть следы чая с юбки…

— Ну, ты чего, Галка? Что такое? Жива? Лекарства пила? Давай, неотложку вызовем? Что, опять сердце?

— Угу. Нет! Не надо неотложку, я лучше с Людкой подменюсь, она как раз просила, ей четверг нужен… да, сердце, чтоб его!.. А всё эти дурацкие диеты! Я как на диету сажусь — у меня всегда что-нибудь неладно становится… Но сегодня — прямо абзац, давно такого не было!.. Отпустишь меня, если на подмену Людка согласится?

— Отпущу, конечно, в любом случае отпущу! Это все потому, что диета неправильная, вот организм сам чует неправильность и сигналит! Точно тебе врача не надо? Лекарство-то пила?

— Точно не надо, уже отпустило. Чичас приму таблеточку на всякий провсякий. Ох, Катюха! Правильно говорят, что старость не в радость! А до пенсии нас тобой семь верст и все лесом.

— Подумаешь. Семь лет! Пролетят и на заметишь… Ну, что, доставай свои таблетки, а я пока Людке позвоню, будем график переделывать.

— Ой, Катя-а!.. Что бы я без тебя делала!..

Мишка во время этого диалога продолжал смирно стоять и молчать, а якобы эксперимент, им затеянный, шел своим чередом. Этой тете Кате понадобилось позвонить по стационарному телефону, и стали они с тетей Галей маневры производить, чтобы друг другу место уступить: обе мясистые, широкие, топчутся, кряхтят, но к Мишке стараются не прикасаться… Вроде бы и не видят его, но, в то же время, очень даже четко понимают, ощущают место, его присутствием занятое… Один раз Мишка откровенно заступил путь в узком пространстве — не обойти, так тетя Галя замерла на месте, опять стала грудь над сердцем потирать… Мишка прилег на кушетку, чтобы не мешать их топоту и суете, задумался… Есть волшебная трубка, по которой звонить почему-то нельзя, есть другая, по которой до Светика не дозвониться… Да и что теперь толку? Светка-то принадлежит этой реальности… посиюсторонней… а он, Мишка — потусторонней!

Мишка добыл из кармана свою трубку — нет, глухо, не реагирует на пальцы… А волшебная, небось, реагирует… Мишка поворочался, лег на другой бок, лицом к стене, добыл трубку, в которой джинн… дух мобилы, блин! А вот эта явно работает!.. Но Светка предупреждала очень уж горячо — не трогать!.. Ладно, до вечера еще далеко, авось, что-нибудь толковое придумается. Почему, интересно, он ничего такого земного не желает? — ни пить-есть, ни наоборот…

— Вот видишь, а ты боялась! Давай, Галка, дуй теперь до дому до хаты, а я сама здесь посижу, Людку подожду, ей от силы полчаса надо… и тебя чмоки… твоим привет!.. Угу, тоже передам!..

Что толку время вылеживать? Тем более, дневное время, свободное от 'павликов'!.. Мишка встал и пошел за тетей Галей туда, на улицу, на дневной свет… Электрический свет Мишку не замечает, не дает тени. Еще раз итоги! На улице пасмурно, тем не менее — если присмотреться — очевидно, что и от солнца тени он не отбрасывает. Но — в противоречие законам физики — солнышко он видит глазами и ощущает рецепторами. Тоже и с воздухом: он им дышит, он воспринимает его дуновения — от собственного дыхания до сквозняка и ветра. Мишка попрыгал по асфальту — звуки от обуви есть, но, скорее всего, слышит их только он сам. То есть, колебания воздуха, производимые непосредственно Мишкой, как бы в звук не превращаются, но если предмет отделится от него… Обломок кирпича лежит… Мишка нагнулся и поднял кирпичный кусочек… граммов на двести… Нет, вес этого камня он все-таки ощущает иначе, нежели раньше… А ну-ка… Мишка выронил кирпичный обломок и представил, как он нагибается, обхватывает пальцами неровные края, поднимает… Х-хо! Обломок, послушный Мишкиной воле, повис в воздухе, а у Мишки в пальцах… в груди… скорее, в мозгу — прежнее ощущение поднятого веса… массы, если точнее…

Надо швырнуть в окно, то-то зазвенит!

Нет! Ничего никуда швырять не надо. Опять у него позывы пакостить! Он — не Жора, и в него не превратится. Гораздо более насущный вопрос — энергия и перспективы ее пополнения.

Угу. Если он не ест, не пьет, энергию в себе не пополняет, но при этом расходует ее — на кирпич, на тролление тети Гали, на взятки этому князю Феликсу… Тогда законный вопрос: насколько ее хватит? Более чем вероятно, что даже нечисти и нежити, и прочей сакральщине, в этом мире существующей и с ним взаимодействующей, не дано выйти за пределы общевселенского закона сохранения энергии… Короче, если без умных слов, энергию в себе надо срочно пополнять. А до этого — придумать, как именно ее пополнять, если он не испытывает жажды и голода, то бишь, не хочет пить и есть, и не умеет колдовать, то есть, находить в себе альтернативные способы подпитки!

Где же ты, Светик!!!

Император на троне смотрит и смотрит на Мишку пустым взором, но Мишке по фигу! Мишка его не бои… увы, это вранье! Мишка очень его боится и смотреть в его сторону… короче, постарается туда не смотреть. Целый световой день впереди — и этим следует воспользоваться на всю катушку, иначе кранты. Мишка, весь в нетерпении и с надеждой подошел к невидимой черте, отделяющей его от остального мира… Нет, на месте барьер. Что в руке? Камень, кирпичный осколок. Мишка в приступе внезапной злобы запустил камнем в пустоту впереди себя — и камень ее преодолел, и едва не попал в мента-шофера, выходящего из полицейского уазика. Тот дернулся, повертел головой, но причины, источника откуда пожаловал кусок кирпича, протарахтевший по асфальту, не увидел… И дальше пошел, а Мишка тяжело вздохнул… Но сам подумал: Миха — тиха-тиха-тиха… Какие-то сигналы во внешний мир он посылать все-таки способен — и это плюс в его когнитивную копилку, а не минус!

ГЛАВА 5

По асфальту скачут три голубя и ворона, ищут и собирают только им видимый съедобный сор. И вот эти самые птички-нечирички, обыкновенные городские, почему-то явственно чуют челове… неогуманоида Мишку — определенно чуют. Как бы тоже не способны видеть его своим обычным зрением, но — некими непонятными квазисенсорами, отличными от зрения и слуха — ощущают.

Мишка отдал мысленный приказ всем четверым: взлететь и приземлиться ближе к Мишке, в пределах прямой досягаемости руки… нет, лучше ноги… правой ноги, он же правша…

Голуби послушались, а ворона каркнула неуверенно и поскакала в сторону, и уже не приближалась, не пересекая некой установленной для себя границы безопасности. Нет, Мишка вовсе и не собирался их пинать… а просто… Хотя… неплохо было бы невидимкой поиграть в живой футбол! Почему бы и не да!? Нет, ни фига подобного. Никого он пинать не будет! А тем более ворону. Ворона — это личность, настоящая птица, умная, резкая, это вам не голубь тупой… И голубя не будет пинать, и воробья! А что он будет тогда? Что делать-то?

— Искать и не сдаваться!

Выкрикнув гордые слова, Мишка даже покраснел — насколько фальшиво и глупо все это прозвучало. В данном случае даже и хорошо, что его никто не слышит. Что делать… чего искать… да ничего особенного… Просто искать, чтобы добыть — пути к спасению собственной жизни, так, пустяки…

Другого не остается, кроме как обходить пространство, ему доступное, кусочек вселенной, за пределы которой выскочить он не может… то есть, пока не может. А потом вырвется! Силу обретет и сумеет, н-на фиг! И точка, не надо только орать на весь двор, призраков будить посреди бела дня. Этот бронзовый истукан словно бы нарочно притягивает взгляд… вот как раз на него лучше бы не смотреть.

И Мишка начал свой поход по старому восьмиугольному замку с оранжевыми стенами, по его коридорам, подвалам, часовням, галереям, лестницам, канцеляриям, туалетам, кухням, маленьким треугольным дворикам, в одном из которых он уже побывал этой ночью…

Часть увиденного была ему слегка знакома — с Жорой еще ходили-бродили, но большая часть — совершенная терра инкогнита, земля неизвестная.

Вокруг сновали туристы, зеваки, работники музея, все они Мишку не замечали, и через какое-то время он научился отвечать им тем же. На каменном полу коридора, возле первой ступеньки наверх, что-то блеснуло: рубль. Мишка нагнулся поднять — хотя зачем он ему… тем более не цепляется пальцами… Ах, так!?.. Мишка разгневался на маленький подлый непослушный кругляш, на который и купить-то ничего нельзя… Усилием воли Мишка приподнял монету над полом… и выронил обратно.

Внимание!

Вопрос ученику Лескову Михаилу: какого фига он пыхтит и злится? Почему он выходит из себя по малейшему поводу!?

Ответ: потому что личность его деформируется в результате воздействия неопознанной пока субстанции, она же — аура колдовская. И чем дальше — тем больше.

Дополнительный вопрос: ученик Лесков, нравится ли вам пребывание в новом состоянии?

Нет! Тонна шестьсот — не нравится, он хочет избавиться от него, свалить отсюда без оглядки!

Молодец, прилежный ученик Лесков, пять баллов, давайте дневник, возьмите с полки королевский бургер и не лезьте в бутылку.

Отсюда вывод (Мишка наскоро внял собственным похвалам самому себе и продолжил мыслить): поддаваться колдовскому влиянию-воздействию а-ля 'Жора сукин сын', а вместе с ним внезапному гневу, мелочной злобе, необоснованной жажде пакостить окружающим — нельзя ни в коем разе. Потому что в противном случае они его — или так, или эдак совратят и сожрут, твари нечистые!.. Гадины, м-мрази, людоеды, подлю… Хватит, успокоился! Успокоился. А вот он лучше поступит креативно: слегка потренируется на данном предмете!..

Мишка попробовал — и через несколько неудачных попыток стало получаться именно так, как он и запланировал: нагибается, ментальным рывком поддергивает монету вверх, сантиметров на пять, как бы охватывает ее пальцами и ладонью, так и не сумев прикоснуться к ней — и выпрямляется! Монета в кулаке стынет вместе с кожей, словно бы холоду набирает.

Впору бы торжествовать, но Мишке стало вдруг не по себе… Что-то неправильное, что-то очень тревожное затаилось в этом новом его умении…

Что именно? Думать, думать, думать, думать… Эй, герла, а ну-ка, уронила на себя свой пломбир!.. То-то же раззява, знай наших! А я-то что!? Я не со зла, я ведь только локоток подтолкнул, а на платье оно само вывалилось… о, йес, милая девочка, все сама, по твоей собственной вине…

Опять его повело куда-то не туда… Да блииннн! Да чихать на девочку и ее пломбир на измазанном платье! Что здесь не так, почему это новое умение — опасно!? Думай!

У Мишки ослабли коленки в предчувствии новой беды, он попятился и сел, но не прямо на асфальт, а на жиденькие металлические ступеньки, опершись спиною и затылком на серый металл дверей, скрывающих внутренности трансформаторной будки, встроенной в восточную грань замка-шкатулки. Кстати сказать, в трансформаторную он не входил, но это успеется. Тепло от нагретого железа он вроде бы чует… или нечто вроде трансформаторного излучения… Между прочим, солнышко на дворе… на западном краешке двора… это позитивно… И вытягивающий холод от монетки — он тоже чует. Угу. И в чем же засада, что он монету этак поднял? Монета легкая, сделана совсем даже не из серебра — ни демоны с изотопами, ни драгметаллы в ней не сидят… Он и потяжелее предметы поднимал одним лишь усилием воли… к примеру, кусок кирпи… Опа! Да! Он еще тогда подумал, что кусок весит граммов двести! И легко его поднял, и даже ощутил, что вес, массу этого камня он чуточку иначе стал воспринимать! А до этого кружку с чаем со стола запросто смахнул… А теперь вынужден напрягаться, чтобы какую-то жалкую монету… Вот оно что! Он утрачивает некую материальную составляющую сути своей! И происходит это незаметно для Мишки: новое призрачное замещает старое материальное, утекает от Мишки вовне, с каждым его поступком! Брал рукой, а теперь усилием воли… Так, где тот кусок кирпича!? Нет, он за пределами замка, до него не дотянуться… А другой, аналогичный?

Мишка поискал глазами, нашел обломок, поменьше того прежнего, попробовал, не поленившись для этого пройти на четвереньках — лень было распрямляться, чтобы потом нагибаться — метра четыре, дабы вплотную поэкспериментировать… Коричневый от старости, похож на обкусанный кусок бородинского хлеба… кстати говоря: а ведь жрать Мишке так и не хочется.

Все четко, все уныло: рукой тяжко, а вот ментально, мысленным приказом — уже попроще. Камень был ближе к человеческому в Мишке, монета — почему-то ближе к ментальному. Но это все мелочи, а главное — главное в том, что теперь ясно, какие пять процентов силы Феликс из него высосал… Человеческой, той самой, что отделяет живого Мишку от нежити Мишки. Одну двадцатую себя Мишка добровольно ему отдал. Винить некого. А с другой стороны — если бы не отдал, император Павлик съел бы все сто процентов, причем от обеих ипостасей, так, что и даже и призрака от Мишки бы не осталось. А сейчас он временно жив, остатки человеческой силы преобразует своею волей в ментальные колдовские силы — и тратит. Туда пять процентов, сюда фиг знает сколько… И что осталось на этот миг, насколько хватит? Зябко об этом думать, лучше отвлекаться, а еще лучше конкретно соображать, искать пути к спасению. Они должны быть.