Хорошая плохая девчонка

Я больше не веду дневник, потому что мне это наскучило.

Рядом, хочу ощущать тебя рядом, хочу обнять тебя, хочу чувствовать, что ты знаешь, что я рядом, хочу знать, что мы единое целое, рядом, рядом…

Вести дневник скучно потому, что тебе постоянно приходится возвращаться назад к прошедшим событиям и вспоминать их шаг за шагом и заново проживать их, хотя они настолько банальны, что не стоят того.

Вот поэтому это СКУЧНО.

Я хочу заснуть и проснуться снова хорошим и добрым человеком. Я не буду обманывать людей и давать им пустые обещания. Я не буду совершать плохих поступков по отношению к хорошим людям и хороших поступков по отношению к плохим. Я сделаю все от меня зависящее, я расскажу всю правду, просто разреши мне уснуть и не запугивай меня больше, мне уже все равно нечего бояться, ты не сможешь причинить мне боль и сделать что-то, что идет вразрез с законами Техаса. Ты не сможешь до меня добраться. Здесь тяжелые замки на дверях и повсюду вооруженные охранники, многие из которых благоволят ко мне. Если ты позволишь мне спокойно уснуть, я обещаю быть хорошей. Обещаю быть хорошей. Я не убегу и не причиню никому зла. Знаю, я обещала это в прошлый раз, а потом совершила много зла, но в этот раз все будет иначе. Клянусь своей любовью к Мануэлю. Не причиняй мне зла, я обещаю, обещаю. Никому зла. Никому зла. Я просто хочу уснуть. Закрываю глаза. Закрываю глаза и засыпаю. Но погружение в сон не делает меня беззащитной. Это не означает, что я не замечаю, что происходит вокруг.

А знаешь что, папа. Твои ненаглядные «Оклендские Рейдеры» вчера снова боролись за Суперкубок. Они опять проиграли.

Ну хорошо, я поведаю вам свою биографию, если вам так интересно (профессор Реджинальд!). Я родилась. Я выросла. Запуталась в этой гребаной жизни. Моя мать бросила нас. Мой папа пропадал все время на работе. Мне нравилось заниматься сексом с мальчишками. Потом мой папа заболел, и я стала помогать ему. Я повидала мир, я много путешествовала. Несколько раз меня забирали в полицию за проституцию, но эти обвинения (совершенно справедливо) были полностью сняты. Меня также арестовывали несколько раз за вещи, сделанные Мануэлем, и он почему-то всегда выходил в этих случаях сухим из воды, хотя он даже не является гражданином нашей страны в отличие от меня. Затем мне предъявили ложное обвинение в убийстве, но вскоре оправдали. После выхода из тюрьмы я поехала в Голливуд, где я была счастлива и вела беззаботную жизнь в течение шести месяцев. Позднее меня схватили и опять предъявили обвинения (в основном ложные) за убийство людей, которых я никогда не встречала в своей жизни. Впоследствии меня снова посадили в тюрьму. В тюрьме я стала вести дневник, а затем мне наскучило его вести. После этого за меня взялся профессор Реджинальд и стал приходить ко мне в камеру каждый день, он советовался по моему поводу с главным надзирателем и привлекал к делу специалистов из больницы. «Почему ты не ведешь дневник? — долбил он мне в уши ежеминутно. — Тебе необходимо давать выход своим чувствам на бумаге. Подумай обо всех этих бедных детях на улице, которые запутались в жизни, они могут повторить твои ошибки. Пусть твои признания послужат им предостережением. Задумайся о поступках, которые ты совершила, попробуй простить себя за это, и тогда, возможно, настанет черед общества простить тебя».

И прочее, и прочее, и прочее…

— Ложные обвинения, — шепчет мне Коринна через водосточную трубу. — Кому ты рассказываешь про ложные обвинения? Меня саму несправедливо обвинили в убийстве моего мужа. Пола Рузвельта Роджерса, этого подлеца без малейшего понятия о христианском сострадании и милосердии. Меня ложно обвинили в том, что я накачала его лошадиной дозой транквилизаторов, привязала к нашей супружеской постели с помощью лески и держала его в таком положении в течение трех месяцев, пока наши дети отдыхали у бабушки. Мне предъявили несправедливые обвинения в том, что я не давала пищи вышеупомянутому Полу Рузвельту Роджерсу, поила его водой из пипетки и пытала его, соскабливая кожу с его тела щипчиками для ногтей и выдергивая зубы ножом для удаления сердцевины из яблок, а также остальными домашними инструментами и приборами, предназначенными Богом к иному использованию, хотя, зачем Бог создал эти инструменты по их прямому предназначению, для меня так и осталось загадкой. Миксер, тостер, микроволновая печь, газонокосилка, аппарат для изготовления попкорна. Меня совершенно ложно обвинили в применении пыток и убийстве этого сукиного сына, женоненавистника и растлителя детских умов, хотя я в момент преступления была совсем в другом месте, а именно в штате Оклахома. И несмотря на то что все собранные улики говорили в мою пользу, присяжные, состоящие сплошь из белых мужчин, признали меня виновной. Так что не надо мне рассказывать про ложные обвинения. Вся моя жизнь состоит из ложных обвинений.

Признаться, иногда Коринна меня крайне раздражает. Мне кажется, она очень нечестный человек по натуре.

Каждый день я должна записывать что-нибудь в дневник. Профессор Реджинальд считает, что это может помочь моему делу.

— Записывай все что угодно, Ла, — сказал мне профессор Реджинальд. — Все, что придет в голову. В любое время суток. Это не должны быть какие-либо связные воспоминания или описание прошедшего дня. Пусть это будут обрывки мыслей. Мысли независимой и особенной молодой женщины. Женщины, которая никогда не сдается. Той, что не приемлет «нет» в качестве ответа на любой вопрос.

Иногда я действительно не знаю, каков будет следующий шаг профессора Реджинальда. Может, отступится от меня?

Как бы не так.

Кто я такая на самом деле?

Эй!

Хочешь стать моим маленьким мальчиком?

К черту профессора Реджинальда и к черту это место.

Я только что вернулась со свидания со своим адвокатом Джошуа Бирнбаумом. Джошуа Бирнбаум — гений по всем законодательным вопросам, и он вытащит меня отсюда. Спасибо Господу Богу за то, что существует Джошуа Бирнбаум.

Джошуа Бирнбаум сказал, что он согласен с профессором Реджинальдом в том, что касается моего дневника. Он тоже считает, что каждый день нужно обязательно что-нибудь записывать. Даже если мне нечего сказать, нужно просто сделать какую-нибудь отметку, написать букву или нарисовать какую-нибудь загогулину. Я спросила, а что, если я возьму козявки из носа и размажу их по странице? Он ответил: конечно, если это то, что ты хочешь сказать. Просто сделай это.

Я задумалась на минуту. Джошуа Бирнбаум стал копаться в каких-то бумагах. Джошуа Бирнбаум — единственный человек из тех, кого я когда-либо встречала, который может заниматься несколькими вещами одновременно.

Кто я такая? Кто я такая на самом деле?

Все средства хороши — вот его девиз.

Джошуа Бирнбаум определенно мой тип парня.

Мой замечательный адвокат Джошуа Бирнбаум доступным для меня языком без юридических терминов познакомил меня с тем, как продвигается наше дело. И эти аспекты были целиком и полностью связаны с законодательными вопросами, а не с какими-то расплывчатыми концепциями относительно сохранения моего морального облика, чему якобы обязательно должен помочь мой дневник. И все мне сразу показалось простым как дважды два.

Так, выяснилось, что двоюродный брат Джошуа Бирнбаума учился в одном колледже с моим судьей из Санта-Розы. Соседка по комнате подруги Джошуа Бирнбаума работает на генерального прокурора округа Калифорния. Джошуа Бирнбаум, когда он был в Монтери, довелось играть в гольф с моим старым добрым судьей из Санта-Розы, судьей Кенвортом, с тем, у которого были странные соски, и они случайно перепутали мячи или что-то в этом роде, после чего обменялись шутками, а затем вступили в беседу, обнаружив, как много у них общего в сфере их идентичных профессий, как-то: неподдельный и искренний интерес к жертвам несправедливого обвинения, осужденным на смертную казнь, — то есть таким, как я.

Я же говорила вам, Джошуа Бирнбаум — гений по законодательным вопросам, прямо как известные адвокаты Кларенс Дарроу или Джонни Кокрэн.

Как я поняла из нашего разговора, Джошуа Бирнбаум склоняет меня сознаться в кое-каких незначительных проступках, якобы совершенных мною в Калифорнии, как-то: приставание к мужчинам на улицах (такое я могу себе представить только при очень разыгравшемся воображении) или в тайных умыслах совершить мошенничество (это, я признаюсь, ближе к правде, если вспомнить суд по поводу мистера Мерчинсона).

Признание своей вины по этим пунктам поможет облегчить мою участь и представить в ином свете мое заключение в тюрьме Калифорнии по делу об убийстве мистера Джеймса Лесли Джонсона из Форт-Уэйн, Индиана, который был первым человеком в списке моих так называемых жертв (то есть людей, которых я никогда в жизни не встречала).

Ergo:[4] Джошуа Бирнбаум — гений в законодательных вопросах.

И он вытащит меня отсюда.

Сегодня чувствую себя лучше. Утром за окном пела птичка, пока голуби не прогнали ее прочь.

Это подарило мне хорошее настроение на целый день.

Рядом, хочу быть рядом с тобой, хочу быть рядом, видеть, что ты меня видишь, чувствовать тебя рядом.

Профессор Реджинальд хотел сегодня зайти ко мне. Меня бы заставили подписать документ о согласии, так как его приглашение расценивалось бы как незапланированный личный визит, но я не стала этого делать.

Профессор Реджинальд — хороший человек, но я не хочу, чтобы он устраивал такие сцены, как в прошлый раз.

Птиц сегодня не было.

Вытащите меня отсюда, Джошуа Бирнбаум!

Вытащите меня отсюда. Вытащите меня отсюда. Вытащите меня отсюда. Вытащите меня отсюда. Вытащите меня отсюда. Вытащите меня отсюда. Вытащите меня отсюда. Вытащите меня отсюда. Вытащите меня отсюда. Вытащите меня отсюда. Вытащите меня отсюда. Вытащите меня отсюда. Пожалуйста, вытащите меня отсюда. Кто-нибудь. Как-нибудь. Как угодно. Вытащите меня отсюда, вытащите меня отсюда, вытащите меня отсюда, вытащите меня отсюда.

Сегодня ровно шестьсот дней, как я сижу здесь, ожидая смертной казни за преступления, которых не совершала, и если совершала, то только в своем воображении, что не считается, иначе все бы сидели вместе со мной в тюрьме и ожидали смертной казни. Даже вы, и президент Соединенных Штатов, и даже мать Тереза. И все-все-все.

Сопля —>

(P. S. Шучу, профессор Реджинальд.)

Мало того что у профессора Александра весьма непривлекательная внешность (взять хотя бы все эти родинки на его лице), но он также не отличается и положительными чертами характера. Все же, несмотря на это обстоятельство, ловлю себя на том, что жду наших совместных сеансов, потому что они служат спасением от повседневной рутины.

Я ничего не записывала сегодня, потому что ходила на сеанс конфликтного анализа с профессором Александром и наш разговор отнял у меня много сил.

По совету своего адвоката, Джошуа Бирнбаума, я написала официальную жалобу на профессора Александра.

Хотя лично не держу на него зла. Такое с каждым может случиться.

Надеюсь, ему скоро будет лучше.

Меня снова поместили в одиночную камеру, хотя против меня не было выдвинуто никаких формальных обвинений. Мне запретили прогулки во дворе и посещение групповых сеансов исправительной терапии с профессором Реджинальдом.

О боже, какое ужасное наказание, не знаю, выдержу ли я?

(Шучу, профессор Реджинальд.)

Прошлым вечером Коринна прошептала мне через водосточную трубу:

— Не позволяй этим подонкам прикасаться к тебе.

Потом, перед самым сном, она снова приложилась губами к водосточной трубе со своей стороны и сказала мне:

— Планктон. Мое слово на сегодня, если ты забыла. Это микроскопические организмы, обитающие в толще воды. Они служат пищей для китов. Самые большие создания в мире питаются самыми маленькими, Ла. А теперь спи. Когда тебя выпустят на прогулку во двор, я буду первой, кто заключит тебя в свои жаркие объятия.

Даже в очень пасмурный день есть надежда на то, что в небе появится солнышко и озарит все вокруг своим чудесным светом. Второе письмо моего маленького друга Оливера, пришедшее всего через несколько недель после первого, было для меня словно лучик солнца в темный осенний день.

Ты мое солнышко, Оливер. Пожалуйста, не взрослей!

Сегодня ко мне в камеру после сеанса исправительной терапии заглянул профессор Реджинальд, чтобы отдать мне открытку, подписанную им самим и всеми девушками. Это была открытка фирмы «Холлмарк» с надписью внутри:

Профессор Реджинальд также принес с собой потрепанную книгу в мягкой обложке, хотя книг я не люблю и читаю только журналы. Это была «Луна и грош» Уильяма Сомерсета Моэма. На обложке была изображена полуобнаженная женщина-полинезийка с большой грудью, которая раздевалась перед мужчиной, сидящим за мольбертом. Этот парень был вроде тех, что кадрят девчонок на пляже и вешают им лапшу на уши, говоря нечто вроде: «Детка, тебе надо работать моделью. Я из журнала „Плейбой”». Однако после нескольких так называемых фотосессий в вонючей комнате этого парня обычно не составляет большого труда понять, что если он и работает на «Плейбой», то только в своем грязном воображении.

— Эта книжка мне очень нравилась в детстве, — сказал профессор Реджинальд. Такое ощущение, что ему стыдно признаваться в том, что ему что-то нравилось в детстве. — Возможно, тебе она тоже понравится. Хотя, может, и нет.

Охранники не позволили ему задержаться надолго, потому что надзиратель Харрисон наложил на меня строгий карантин, который относится ко всем посетителям, за исключением самого надзирателя Харрисона.

— Спасибо большое, профессор Реджинальд. — Я не могу смотреть ему в лицо, поэтому делаю вид, что разглядываю пошлую картинку на обложке. — Если мне будет скучно, я, возможно, почитаю вашу книгу.

Старый добрый Джошуа Бирнбаум!

Как оказалось, книга «Луна и грош» гораздо лучше, чем я думала. В ней есть один недостаток, так как там все главные герои — англичане, но в целом она очень даже ничего.

Пожалуй, дочитаю ее до конца.

Удивляюсь сама себе! Только что закончила читать книгу «Луна и грош» Уильяма Сомерсета Моэма. Полагаю, это моя первая настоящая книга с тех пор, как я стала жить в Малибу, где занималась тем, что читала только любовные романы для домохозяек, валяясь на пляже. Думаю, излишне говорить, что в романе «Луна и грош» ничего не напоминает романы для домохозяек, и к тому же там нет откровенных любовных сексуальных сцен. Там, конечно, много намеков на секс, но никто не тычет им тебе прямо в лицо.

«Луна и грош» — книга о том, как благовоспитанное общество преследует свободомыслящих индивидов и вынуждает их отправиться на заброшенный полинезийский остров, где они живут в полном одиночестве и умирают от проказы. Причем ни их семьи, ни друзья на родине не понимают этих людей, а только ссорятся между собой после их смерти из-за денег, полученных от продажи их творческих работ.

Сначала книга довольно трудно читается, потому что ты никак не можешь запомнить имена главных героев, впрочем, такая проблема всегда возникает в начале любого романа. Однако вскоре ты понимаешь, что рассказчик парень сам по себе довольно неплохой и к тому же, похоже, гомосексуалист и потому не преследует женщин в силу отсутствующего у него интереса к противоположному полу, вследствие чего ты проникаешься к нему доверием.

Думаю, что в скором времени попробую прочитать еще какую-нибудь книгу.

После прочтения роман «Луна и грош» я заметила, что мы с Чарльзом Стриклендом (главным героем) очень похожи.

Единственное, что сбивает меня с толку, — это название, потому что оно, на мой взгляд, какое-то бессмысленное. Хотя, возможно, это означает, что люди не могут понять разницы между красотами природы (то есть луной) и материальными благами (то есть деньгами).

Хм, наверное, все-таки здесь есть какой-то смысл.

Я не умею рисовать, хотя однажды посещала курсы фотографов в городском колледже Окснарда, которые не успела закончить, потому что меня арестовали за преступления, которых я не совершала. Но точно так же, как и Чарльз Стрикленд, была вынуждена покинуть мир и заняться поисками своего «я» в тюрьме (хотя должна признать, что с большим удовольствием отправилась бы на Таити!).

И еще, точно также, как Чарльз Стрикленд, я научилась доверять своим внутренним инстинктам в том, что касается границы между хорошим и плохим, потому что общество, в котором мы живем, настолько коррумпировано, что становится невозможно отличить одно от другого.

Очень хорошая книжка.

Сегодня вечером приходил надзиратель Харрисон.

Наверное, он все-таки ничего.

Иногда просто нечего сказать.

На свете есть мужчины, которые в тебя влюблены, и те, что тебя ненавидят, но и те и другие страшно надоедливы. Но те, что хотят помочь и спасти тебя, — самые неприятные из всех. Они не оставляют тебя одну ни на минуту. Они надоедают тебе звонками по телефону, отвешивают тебе комплименты и обращаются с тобой как с маленькой девочкой. Они никогда не говорят тебе прямо, что хотят переспать с тобой, они только «хотят облегчить твое напряжение» и «быть рядом в трудную минуту». Они массируют тебе плечи и спину, дают советы насчет питания и занимаются твоим самообразованием. Они рыскают по газетам и журналам в поисках романтических путешествий и морских круизов с сезонными скидками и затем, словно это только что пришло им в голову, предлагают отправиться куда-нибудь вместе, причем вам совершенно не обязательно брать одну комнату на двоих, вы возьмете комнаты или каюты напротив друг друга, чтобы скрасить одиночество, и при этом оба будете иметь полную свободу действий.

Хотя на самом деле ты прекрасно понимаешь, о чем они думают. Они воображают себе, что ты слишком глупа, чтобы догадаться, но ты их видишь насквозь.

За свою сравнительно короткую жизнь я нравилась многим мужчинам, потому что во мне было на что положить глаз, как говорила моя мама. Я нравилась копам, баптистам, сторонникам «зеленых», торговцам оптом и в розницу, водителям грузовиков, гангстерам, рок-музыкантам и даже некоторым звездам кино, кого вы можете видеть на экране кинотеатра около вашего дома. Они были белыми, черными, китайцами, бельгийцами и прочее, и прочее. Мужчины, которые хотят тебе помочь, стоят выше классовых, религиозных, этнических и профессиональных различий. Эти мужчины повсюду, и они появляются на твоем пути, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

Если тебя однажды обманет парень, который хочет помочь тебе, то ты получаешь урок на всю жизнь. Ты не позволишь такому снова случиться в твоей жизни.

Именно поэтому я не испытываю особенного восторга, когда профессор Реджинальд заглядывает ко мне в камеру.

— Ла, сейчас мы проведем вертикальную линию посередине этого листа.

Профессор Реджинальд всегда приходит, вооружившись несколькими листками бумаги, прикрепленными к плоской деревянной доске с зажимом, а также набором упражнений по закреплению позитивного образа мыслей, которые призваны помочь людям справиться с жизненными обстоятельствами. Итак, профессор Реджинальд рисует линию на бумаге и показывает мне листок через прутья решетки. Он восседает на складном стуле в коридоре, а я сижу напротив него на самом дальнем расстоянии, на каком только могу. То есть на фаянсовом ободке унитаза без крышки.

— Слева мы поместим те вещи, которые тебе не нравятся в тюрьме. Справа — те положительные моменты, которые ты можешь извлечь из своего заключения здесь. С чего мы начнем, Ла? С отрицательных аспектов или с положительных?

— С положительных, — отвечаю я, стараясь не смотреть на него. Я не хочу, чтобы он превратно истолковывал мои знаки внимания и использовал их в будущем против меня в суде. — Нет никакого смысла обсуждать негативные аспекты. Я и так варюсь в них всю свою сознательную жизнь.

— Верно, Ла, — говорит профессор Реджинальд и ставит большую галочку где-то у себя в бумагах.

Мужчины, которые хотят тебе помочь, обычно строят из себя оптимистов с конструктивным подходом к жизни и все время рассказывают притчу о наполовину пустом и наполненном стакане и о том, что в жизни нужно ценить каждую травинку и прочее, и прочее.

— Нужно уметь находить хорошее во всем, Ла. Наша способность перерабатывать негативные впечатления и трансформировать их в нечто положительное — это одно из самых удивительных свойств человеческого характера. Так что давай начинай, Ла. Подумай о каком-нибудь одном положительном аспекте твоего пребывания в тюрьме, и мы посмотрим, куда нас это приведет.

Я начинаю ерзать на унитазе без крышки и раскачиваться взад-вперед, притворяясь, что вопрос поставил меня в тупик. По-крайней мере, теперь я могу совсем не смотреть на профессора Реджинальда, изображая на своем лице силу глубокой мысли. Он же, в свою очередь, не может, как всегда, оторвать от меня взгляда.

— Кажется, придумала, — говорю с таким видом, будто меня только что озарило. — Скажем, как насчет того, что здесь мало мужчин? Во всех женских тюрьмах обычно мало мужчин, что значительно уменьшает шансы девушки попасть в какую-нибудь передрягу, ведь так?

Я не слышу даже дыхания профессора Реджинальда. Но я знаю, что он там.

— Мало мужчин, — повторяет он за мной. (Иногда мне искренне жаль профессора Реджинальда.) — Что же, это начало. Однако давай все же не будем говорить о том, чего нет в тюрьме. Нельзя мыслить в негативном ключе. Давай подумаем о том, что здесь есть, особенно в отношении нашего внутреннего самосовершенствования.

С профессором Реджинальдом всегда непросто. С профессором Александром, по крайней мере, мы играли по установленным правилам.

— Вы имеете в виду, будто позитивное в том, что здесь есть мужчины? Такие мужчины, как вы и надзиратель Харрисон?

Профессор Реджинальд снимает очки и потирает переносицу. Раньше я думала, что он делает это из-за того, что у него гайморит. Теперь я поняла, что он обычно делает это, когда не знает, как правильно выразить свою мысль.

— Да нет же, Ла. Я просто хочу научить тебя формулировать мысли в более позитивном ключе. Понимаешь, негативно мыслить — это значит сказать, к примеру, что тебе нравится в тюрьме потому, что тебе не приходится больше смотреть телевизор…

— Вообще-то, профессор Реджинальд, я скучаю по своему домашнему телевизору с широким экраном.

— …Хотя ты можешь представить данное суждение в совсем ином контексте, сказав, что «свободное время в тюрьме позволяет мне наслаждаться новыми формами интеллектуальной активности, такими как чтение, упражнения в письме (ведение дневника) и, скажем, рисование масляными красками.

Профессор Реджинальд меня окончательно запутал.

— Но я не рисую здесь масляными красками. Что касается чтения, то я прочла только одну книгу.

Профессор Реджинальд выглядит таким потерянным и одиноким, что мне вдруг хочется обнять его и отогнать прочь все его плохие мысли. К тому же это также заставило бы его замолчать.

Но старый добрый профессор Реджинальд не из тех, что сдаются без боя. Передохнув немного, он опять бросается в наступление:

— Не в твоих силах изменить мир, Ла. Но в твоих силах изменить свое отношение к нему. Просто прими его таким, каким ты себе его представляешь. Важно прежде всего твое отношение. Ты понимаешь меня, Ла? Тебе ясно то, что я пытаюсь сказать?

— Думаю, что да, профессор Реджинальд. Вы говорите мне, чтобы я старалась быть хорошей изо всех сил. Что бы ни случилось.

— Да, Ла. Да.

— И я не должна бороться против вещей, изменить которые не в моих силах. Только я сама могу измениться. Только я сама могу стать хорошей. Только я знаю, что хорошо, а что плохо, потому что так мне подсказывает собственное сердце.

Смотреть на профессора Реджинальда сейчас сплошное удовольствие. Он улыбается. Первый раз за все наше с ним знакомство мне показалось, что он улыбается совсем как папа.

После чего профессор Реджинальд отцепляет листок белой бумаги от доски и протягивает его мне за решетку.

— Я оставлю этот листок тебе, хорошо, Ла? А ты подумай о том, что ты можешь написать, о'кей? Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.

О'кей, профессор Реджинальд, думаю я про себя.

О'кей, папочка.

Многие люди не понимают, что быть осужденным на смертную казнь — это особая миссия. С того дня, как тебе вынесли приговор, начинается каждодневный труд над тем, чтобы доказать свою невиновность публике и убедить их в присущем тебе чувстве гражданской ответственности, для чего тебе приходится поддерживать переписку с разными людьми и учреждениями. Иногда я думаю, что мне должны давать за это почасовую оплату.

ДЕЛАНИ, ДЖОЗЕФ В.

Дата рождения: 27 апреля 1965 года.

Цвет волос: русый.

Цвет глаз: голубой.

Род занятий: владелец фирмы «Подержанные высококлассные автомобили и грузовики Делани», проезд Эль-Пасо, Эль-Пасо, Техас.

Дата обращения в полицию: 13 июля 1998 года.

Тело найдено/опознано: 7 сентября, 9 сентября, 1 октября 1998 года.

Местонахождение тела: мусорная свалка на Саутфорк, Гуд-Гроув-Мол (мусорные баки № 3 и № 4), центральные очистные сооружения, дорожный проезд № 13 и так далее.

Когда в последний раз видели жертву в живых: подружка жертвы, Бонни Гамильтон, видела его в ресторане «Стейки и омары» 8 июня 1998 года примерно в 18.45, где он выпил несколько коктейлей «Маргарита» во время «счастливого часа»[5] и после ссоры с вышеупомянутой Бонни Гамильтон уехал в неизвестном направлении на принадлежащем компании автомобиле «рейнджер-ровер-плюс». Машина была найдена на Восемьдесят шестой магистрали около Стоу 2 июля 1998 года, отпечатков пальцев не обнаружено.

Причина смерти: асфиксия, потеря крови, травмы.

Невыясненные детали: поиск подозреваемого, установление мотивов преступления, выяснение места совершения преступления, обнаружение орудия(й) убийства, местонахождение левого предплечья, левой ступни, внутренностей и зубов.

Возможные теории/предполагаемые способы разрешения дела:???

ЛОУЭЛЛ, БЕРНАДЕТТ АНЖЕЛИКА

Дата рождения: 23 августа 1976 года.

Цвет волос: крашеные, зеленый.

Цвет глаз: карие (зеленые цветные линзы).

Род занятий: студентка второго курса Государственного колледжа западного Техаса, специальность — «Массовые коммуникации»; частичная занятость в качестве экзотической танцовщицы в клубе «Лу-лу» на Мэйн-стрит, Саутвью, Техас.

Дата обращения в полицию: 1 августа 1998 года.

Тело найдено/опознано: 1 августа 1998 года.

Местонахождение тела: строительные сооружения по удлинению автострады в Саутвью, бак для смешивания цемента.

Когда в последний раз видели жертву в живых: в клубе «Лу-лу» во время ночного выступления, где-то около полуночи. На жертве был прозрачный костюм. Показания свидетелей (посетителей, других танцоров) расходятся, жертва была замечена за разговорами и обсуждением финансовых сделок со следующими лицами: белым мужчиной (средний возраст, седые волосы, воротничок священника, без брюк); молодым латиносом (очень привлекательный, без рубашки); неизвестной женщиной-трансвеститом (солнечные очки, парик); афроамериканцем (сорок с лишним лет, накладка из фальшивых волос, ковбойские сапоги, пояс из змеиной кожи). Свидетели единодушно показывают, что за вечер произошло несколько кратковременных ссор между посетителями, однако никто из свидетелей не смог подтвердить, была ли жертва в это время в зале.

Причина смерти: множественные удары по голове неизвестным тупым предметом, возможно, бутылкой или клюшкой.

Невыясненные детали: главный подозреваемый, старший пастор Уоррен Фриман из церкви Адвентистов седьмого дня в Маунт-Виндзор, отпущен на поруки под подписку о невыезде после допроса за неимением улик и отсутствием мотива. На данный момент остаются невыясненными: поиск нового подозреваемого; выяснение места совершения преступления; определение орудия убийства.

Возможные теории/предполагаемые способы разрешения дела: (теория, выдвинутая шерифом Уэйном «Сэмом» Хьюстоном, отрывок взят из доклада специальному уполномоченному штата, документ № 23756/080990):

ТУПЕЛОУ, РИЧАРД (Дик, он же Джок Гамильтон, он же Мэк Роджерс, он же Дик Лав)

Дата рождения: 4 декабря 1952 года.

Цвет волос: крашеные, черный.

Цвет глаз: карие.

Род занятий: писатель криминальных романов, однажды названный газетой «Даллас — Форт-Уэрт» «Королем преступного мира западного Техаса». Публиковал так называемую «мужскую прозу» под псевдонимом Дик Лав, а под «политической прозой» подписывался как Мэк Роджерс. Бывший владелец франчайзинговой компании «Кинко» в Лос-Гатос. Автор таких знаменитых серийных романов, как «Дик-охотник, частный сыщик», «Насильник-убийца», «Душитель-убийца», «Людоед-убийца» итак далее. По мотивам четвертой книги Тупелоу, «Ритуальный убийца», был снят фильм с Беном Аффлеком и Рейчел Уейц в главных ролях под названием «Цена любви». (Примечание: я видел этот фильм на видеокассете, но до книги ему далеко — шериф У. X.)

Дата обращения в полицию: 30 октября 1998 года.

Тело найдено/опознано: 10 октября 1998 года рыбаком М. Ф. Хернандесом найден правый указательный палец на территории западной дамбы Саганау и природного заповедника; судебная экспертиза проведена 10 ноября 1998 года доктором Г. С.

Местонахождение тела: неизвестно.

Когда в последний раз видели жертву в живых: на презентации женского книжного клуба в Эль-Пасо. Дик Тупелоу прочел лекцию на тему «Мой мир секса и опасности», после чего остался на последовавший банкет, который закончился около полвторого утра. Ниже приводится отрывок из показаний свидетельницы Джин Лорны Каприччио, проживающей по адресу: проезд Мэдоу-вью, дом 77.

Причина смерти: не установлена.

Невыясненные детали: поиск тела, выдача свидетельства о смерти, установление мотивов преступления, установление причины смерти, поиск подозреваемого (подозреваемых), выяснение места совершения преступления, обнаружение орудия убийства.

Возможные теории/предполагаемые способы разрешения дела: из расследования офицера полиции шерифа Уэйна «Сэма» Хьюстона, отрывок взят из доклада начальнику отдела убийств от 3 декабря 1998 года (см. документ № 45228/L9).

(Доступ к другим теориям шерифа У. X. можно получить по требованию и желанию или посетить веб-сайт по адресу: www.unsolved-homs.w-tex.com.)

МАККОМБЛИ, ГЕНРИХ.

Дата рождения: 27 февраля 1974 года.

Цвет волос: русый.

Цвет глаз: голубой.

Род занятий: ассистент преподавателя в…

Довольно!

Не желаю больше читать эти лживые документы.

Я придумала еще один положительный аспект пребывания в тюрьме для профессора Реджинальда. Вот он.

Надеюсь, на этот раз я сформулировала свою мысль в позитивном ключе.

Прошлой ночью я думала о Мануэле. Я вспоминала ласковые слова, которые он мне шептал, и то, как он меня обнимал, и все те ужасные вещи, которые он совершил по отношению ко мне, которых я не заслуживала и которые принесли мне столько неприятностей, но я все равно не могу перестать его любить, он может даже убить меня, но я все равно буду продолжать любить его. Мое мертвое тело будет продолжать хотеть его так же сильно. Но он никогда не распускал руки в отношении меня и ни разу не ударил. Он всегда относился ко мне по-доброму, как будто я была хрупкой драгоценностью, и он очень боялся меня потерять.

Хочу, чтобы это все вернулось. Хочу, чтобы это вернулось. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, если там есть кто-нибудь, пожалуйста, пожалуйста, помогите мне.

Я хочу, чтобы все это вернулось ко мне.

Я сегодня очень-очень расстроена, не могу даже описать, как сильно я расстроена. Подумать только, все эти ужасные преступления могут быть списаны на мой счет, а у меня даже нет возможности доказать свою невиновность и убедить окружающий мир в моих добрых намерениях, только вот этот дневник.

Мой адвокат, Джошуа Бирнбаум, называет это «казусом атрибуции», и, поверьте мне, это очень серьезная проблема.

Раньше считалось, что одним из главных пунктов в расследовании совершенного преступления является наличие мотива, но с появлением так называемых серийных убийств как особой категории в расследовании преступлений полиция, не долго думая, взяла и выкинула этот пункт в окошко. В результате большинство полицейских участков весьма довольны, если на горизонте появляется какой-нибудь серийный убийца, так как он помогает им, как говорится, «закрыть бухгалтерские счета». Видите ли, многие полицейские департаменты ведут отчетность, показывающую разницу между поступаемыми заявлениями и завершенными делами, так что если они хотят получить льготы в виде надбавки к зарплате или повышения пенсии, они обязаны поддерживать хорошую статистику.

Джошуа Бирнбаум говорит, что такой подход открыл новую эпистему в криминологии. Эпистема — это нечто вроде такого большого шлема, который люди носят на голове и который позволяет им видеть только одну грань реальности, закрывая от них другие стороны жизни. По отношению к серийным преступлениям эта самая эпистема означает, что мотив становится теперь совсем не важным, точно так же, как и так называемые причинно-следственные отношения, которые всегда были основой для раскрытия убийств (то есть что-то вроде: ты переспал с моей сестрой, поэтому я свернул тебе шею). Теперь же причинно-следственные отношения в расследовании преступления уже никого не волнуют, и, таким образом, его можно свалить на кого угодно.

А уж тем более на того, кого признали серийным убийцей.

Скажем, к примеру, что ты порядочная девушка с абсолютно нормальными человеческими эмоциями и здоровыми сексуальными потребностями. Предположим также, что у тебя имеется ревнивый парень, способный на дикие вспышки ярости. Он преследует тебя по всей стране и всегда появляется в самых неожиданных местах. Твой парень совершил ряд ужасных поступков в своей жизни, которые легко объясняются тем, что он родился и вырос в бедной семье в Тиуане, рано пристрастился к наркотикам и много натерпелся от этих гринго с их взглядами на развитие мировой экономики по принципу «тяни-толкай».

Итак, ты колесишь по Америке в своем новеньком дорожном фургоне, подаренном тебе одним богатеньким киноактером, которому было нужно, чтобы ты уехала на время из Калифорнии, пока идет процесс над его грязным разводом. Однажды ты встречаешь в одном из баров симпатичного и мускулистого джентльмена по имени Стив Стивенсон. Двойной Стив, конечно, не семи пядей во лбу, но на данный момент это для тебя не так уж и важно, ты ведь простая девушка с нормальными человеческими потребностями и к тому же только что расставшаяся со своим дружком (хотя ты до сих пор его любишь), поэтому Двойной Стив — это лекарство для всех твоих душевных ран.

Двойной Стив разговаривает и одевается как настоящий ковбой, хотя работает помощником менеджера магазина «Серкит-сити» в Юме. Он даже разговаривает смешно и с ошибками, как в каких-то старых фильмах. Например, он может сказать: «Ты красовитая» или что-то в этом роде. Но зато он потрясающий танцор, и у него большие руки, что означает… Хотя это не всегда означает именно это, но в том случае действительно означало.

Затем где-то посреди ночи Двойной Стив шлепает тебя легонько по спине и говорит: «Мне надоба отлить “Хейне“», что звучит довольно забавно. Тут ты говоришь ему, чтобы он шел это делать в кусты, потому что мыть биотуалет целая морока. И вуаля! — с этого момента начинается твоя карьера серийного убийцы.

Ты спишь до полудня, проснувшись от того, что патрулирующий полицейский штата Аризона колотит изо всех сил в твою дверь. Они начинают обращаться с тобой как с проституткой просто потому, что ты только что вылезла из постели!

Они заставляют тебя одеться. Самый огромный из них, Джейк Барнс (номер значка 449081), норовит попасть локтем тебе в грудь, а коленом — сами знаете куда, и выкручивает тебе руки, пока они не покрываются красными пятнами. Жаль, что не было фотоаппарата.

Потом они волокут тебя из фургона наружу и показывают тебе Двойного Стива, вернее, то, что от него осталось. Его туловище лежит в яме около заброшенного колодца, а другие части тела разбросаны рядом. Ты тут же отворачиваешься, чтобы не видеть этого ужасного зрелища.

И хотя ты толком его не знала, тебе становится его искренне жаль. Ты думаешь, он ведь был очень даже ничего. Его даже вдвойне жаль, потому что то, о чем я вам говорила, оказалось правдой. Я имею в виду его большие руки и потрясающие танцевальные способности.

После этого вскрываются некоторые факты твоей жизни, благодаря которым тебя легко можно зачислить в категорию серийных убийц. У тебя нет постоянного места жительства, и в последнее время ты живешь в своем фургончике. Там, где ты жила раньше, у тебя были мелкие неприятности с полицией (опять же в основном по вине Мануэля), а также в твоей биографии имеется одно обвинение в убийстве, хотя впоследствии и снятое с тебя. Одновременно появляются тысячи других причин считать тебя серийным убийцей. Главным образом из-за того, что в тех местах (совпадение!), мимо которых ты проезжала в своем фургончике, как раз были совершены преступления, причем с полным отсутствием какого-либо мотива. А что еще ожидать от серийного убийцы, которым ты и являешься?

Другими словами: если нет мотива, то это сделала ты.

Если никто не знает, кто это сделал, это сделала ты.

Если никто не знает причин, по которым это могло быть сделано, то это сделала ты.

Конечно, это абсолютно нелогично и несправедливо, но именно по таким законам причинно-следственных отношений и работает сегодня наша судебная система.

— Как поживает наша малышка? — спрашивает меня Коринна через водосточную трубу. Как всегда, в тот момент, когда я собираюсь заснуть, Коринна задает мне какой-нибудь вопрос: — Ты по мне скучаешь? А твои соски, они скучают по мне? Какие части твоего тела скучают по мне больше всего по степени возрастания?

— Никакие части моего тела не скучают по тебе, Коринна. Я предпочитаю мужчин, уж не знаю, хорошо это или плохо. Но если бы мне нравились женщины, то ты была бы не из их числа. У тебя тату по всему телу. Тату меня совершенно не возбуждает.

Она тяжело и прерывисто дышит через водосточную трубу. Этот звук напоминает мне бряцание собачьей цепи о железную миску для еды.

— Так тебе не нравятся мои тату, лапочка? Но это же не просто тату, это указатели. Я отметила на своем теле специальные места для тебя. Ты можешь прильнуть к ним и ненадолго забыться.

Что-то засело сегодня в моей голове. А Коринна своей болтовней мешает мне это вспомнить.

— Пожалуйста, Коринна. Я хочу спать. Не мешай мне спать.

Это чувство… оно растет откуда-то из груди и распространяется по всему лицу. Будто какая-то старая рана. Это похоже на мою тоску по Мануэлю, но это чувство даже сильнее и горше. Мне нужно вспомнить. Что-то такое, что я сделала и что обязательно должна вспомнить.

— О'кей, сладенькая. Не плачь. Ненавижу, когда ты плачешь.

В голове начинают мелькать разные образы. Тату Мануэля на руках, тюремные тату. Папа и его дыхательный аппарат. Мой безнадежно утраченный тихий домик в Малибу, и моя приходящая служанка Мария, и мои долгие прогулки по пляжу на закате, и мой дорожный фургон, и тот ужасный день, когда полицейские барабанили в мою дверь и показали мне Двойного Стива, и то, что Мануэль с ним сотворил, когда преследовал меня по всей Америке на своем мотоцикле, не желая меня больше видеть, но и не желая видеть никого рядом со мной. Потом в моем мозгу начинает расти большой воздушный шар. Он зеленый и упругий, и он становится все больше и больше.

— Пожалуйста, сладенькая. Я не могу слышать твой плач. Жизнь и так чертовски печальна. Но не настолько, чтобы уж так плакать.

Затем шар внезапно прорывается наружу.

Дик.

Дик.

Он выскакивает на поверхность, медленно взмывает вверх и исчезает из виду.

Нет. Дики.

Дики-я-хочу-тебя.

Он называл себя Дики-я-хочу-тебя. И угощал меня коктейлями.

Пожалуйста, не бойся, мой цветочек. Не бойся любви. Не бойся смерти. Не бойся боли, которую могут причинить тебе люди. Не бойся одиночества. Не бойся того, что люди о тебе могут подумать. Не бойся лжи, которую они тебе говорят.

Бойся только одного — сдаться на милость судьбы.

Никогда не сдавайся, маленький цветочек.

Мамочка тебя очень любит.

Рядом с тобой, рядом с тобой, хочу быть рядом с тобой, хочу чувствовать, что ты знаешь, что я рядом, видеть, что ты меня видишь.

Профессор Реджинальд пришел навестить меня в тюремную больницу и принес мне кое-какие книги. Одна из них — еще один роман моего любимого писателя Уильяма Сомерсета Моэма, но читать мне совсем не хочется.

Мне кажется, надзиратель Харрисон принадлежит к числу тех людей, которым нравится заниматься сексом с трупами.

Сегодня я начала читать свою новую книгу, когда мне делали переливание крови, чтобы не смотреть на иголку и пузырек. Мне кажется, им надо закрывать голову занавеской от остального тела, когда они берут или вливают человеку кровь.

Я вообще-то не имею ничего против крови. Я просто не люблю на нее смотреть.

Книга «Острие бритвы» оказалась настоящей находкой, это моя самая любимая книга из тех, что я когда-либо читала.

В ней рассказывается об американце Ларри Дарреле, который решил покинуть этот чересчур материалистичный мир и отправился искать истину и ответы на свои вопросы. Он уезжает в Тибет, встречается там с мудрыми людьми и в конце концов понимает, что может найти истину и ответы на свои вопросы где угодно, даже будучи простым таксистом.

Интересно, сидел ли Ларри Даррел когда-нибудь в тюрьме Техаса, ожидая смертной казни?

Снова приснился сон о Длиннолицей Ведьме. Но кажется, я вовремя проснулась.

Сегодня я чувствую себя гораздо лучше. Кажется, то, что вызвало мое недомогание наконец прошло.

Надзиратель Харрисон позволил мне обедать вместе со всеми. Я сидела вместе с Коринной и Люси, и мы, как обычно, обменивались грубыми шутками насчет дерьмовой еды.

— Наша куколка снова с нами, — неустанно повторяла Коринна.

При встрече она обняла меня за талию и легонько ущипнула за ягодицы.

Я была так рада всех видеть, что даже Коринна не раздражала меня своим присутствием.

Надзиратель Харрисон возвратил мне мои телефонные привилегии. Однако он разрешил мне звонить только из своего кабинета, после чего я должна заплатить причитающийся ему так называемый «налог на любовь».

В тюрьме тебе постоянно приходится платить «налог на любовь». Ты только этим и занимаешься.

Сегодня у меня был первый посетитель, с которым бы я встречалась через стеклянную перегородку, за прошедшие два года. Это был мой бывший терапевт по конфликтному анализу и научный исследователь, профессор Александр.

Профессор Александр явно переживал не лучшие свои времена, похоже, процесс естественной реабилитации мало чем ему помог, особенно в психологическом плане. На голове у него была странная металлическая коробка с какими-то проводками наподобие тех, что можно увидеть в школьных автомастерских, а левая рука была в гипсе. Его левое ухо было перевязано только наполовину, и через бинты можно было видеть наложенные швы, а родинки на его лице стали еще чернее и жестче, чем обычно.

Теперь, когда его челюсть обездвижена, профессор Александр был уже не так разговорчив, как раньше.

— Как печально, профессор Александр, — говорю я ему. — Вы по одну сторону стекла, а я по другую. Вы выглядите так одиноко в этой большой комнате, вы ведь там совсем один.

— Т-т-т. И-и-и.

Он произносит эти два звука очень отчетливо, снова и снова.

— Т-т-т-т-т-т. И-и-и-и-и-и.

Я не могу не улыбаться, глядя на профессора Александра. Мистер Большая Шишка, доктор наук из известного университета, который не может даже правильно говорить.

Только когда он пожимает плечами, я понимаю.

— Т-т-т-т-т-т. И-и-и-и-и-и-и-и.

Даже с обездвиженной челюстью профессор Александр не дает мне возможности вставить словечко.

— Я знаю, профессор Александр, — говорю я ему. — Я знаю, малыш. Это я.

Сегодня я целый день чувствовала себя очень хорошо и прекрасно пообедала вместе со всеми.

Все-таки приятно было снова увидеть профессора Александра.

Надзиратель Харрисон говорит мне:

— Нет. Не двигайся. Оставайся в таком положении. Как будто ты без сознания. Ты моя маленькая тряпичная куколка. Моя тряпичная куколка, моя малышка.

Сегодня чувствую себя еще лучше, даже думала о своем будущем.

Когда я отсюда выберусь, то обязательно пересмотрю свои взгляды на жизнь (по крайней мере, те, что привели меня сюда) и буду стараться использовать свое время с пользой для себя, скажем, начну делать какую-нибудь карьеру и займусь писательским трудом или образованием детей.

У меня изначально были особенно теплые чувства по отношению к детям, потому что они всегда счастливы быть там, где они есть, и заниматься тем, чем им приходится заниматься. Если вы предоставите им в распоряжение какой-нибудь уголок, будь то солнечный двор или даже мрачноватый подвал, они всегда могут играть там часами в своем маленьком воображаемом мире, находя веселье и удовольствие в, казалось бы, совсем неожиданных местах. Хотя получить лицензию на преподавание в общественной школе будет для человека в моем положении крайне нелегкой задачей, даже после того как меня (совершенно справедливо) полностью оправдают. Но я знаю одну вещь, которая помогает мне жить, — ты можешь достичь всего, чего хочешь, если будешь неутомимо стремиться к этому и не будешь принимать «нет» в качестве ответа на любой вопрос.

Пока же, однако, я займусь лучше своим огородом, как говорила моя мама. То есть сяду писать письмо юному Оливеру и постараюсь разъяснить ему некоторые заблуждения относительно своей собственной персоны.

Когда ты пытаешься определиться с родом занятий в жизни, важно помнить, что нельзя гнаться за двумя зайцами, иначе ты не поймаешь ни одного. Во всяком случае, так показывает мой опыт. Возможно, поэтому многие люди пытаются совместить некоторые вещи в одной профессии, когда задумываются о своей карьере.

Писательское творчество могло бы стать неплохим решением для девушки в моем положении, особенно если вспомнить слова директора Фостера о том, что у меня «чрезвычайно богатое воображение». К тому же чем больше я думаю об актуализации моей позитивной энергии в более постоянном ключе, тем быстрее прихожу к выводу, что могла бы даже соединить два своих основных увлечения (то есть любовь к детям и писательский труд) в одно полноценное занятие. То есть стать писателем детской литературы.

Эта идея кажется мне настолько заманчивой, что мне не терпится начать прямо сейчас!

Запутанная сказка (наподобие разорванных сказок о Бульвинкле,[9] но тем не менее абсолютно другая) Автор Дэлайла Риордан

Жила-была на свете одна маленькая девочка. Она жила в темном лесу одна-одинешенька, и у нее не было ни мамы, ни папы, ни даже прислуги, чтобы приготовить ей еду или убрать дом. Однако маленькая девочка уже с ранних лет приучилась сама о себе заботиться. Она охотилась за кроликами и готовила из них рагу или делала вкусные бутерброды с крольчатиной. Она выращивала в своем огороде салат и морковку и пила чистую родниковую воду из горных источников.

Однажды маленькая девочка повстречала в лесу волка. Этот волк оказался настоящим мошенником и обманщиком и заставлял ее делать ужасные вещи.

— Отправляйся в город, укради ребенка и принеси его мне, — злобно науськивал девочку волк. Он сидел у камина, пока девочка готовила ему пунш и пирог с начинкой из крольчатины. — Я бы предпочел, если бы ты украла девочку, а не мальчика, но лучше не рискуй. Можешь принести ребенка любого пола.

Тут неожиданно девочка почувствовала, что перед ней встала моральная дилемма. С одной стороны, ей нравился волк, ведь он был ее единственным другом во всем лесу. Но, с другой стороны, она не имела ничего против маленьких детей (как и, например, против маленьких крольчат), и у нее не было причин чинить им вред. Однако она вспомнила, что волк сделал для нее много хорошего за все эти годы, скажем, делал массаж, когда у нее болела спина, или приносил лекарства, когда у нее был грипп или простуда. Так что выходило, что она вроде как кое-чем обязана волку. Она не знала, скольким именно она ему обязана, но уж точно кое-чем.

На следующее утро девочка собралась и пошла в деревню. Она выглядела обворожительно в своей красной шапочке, лифе с завязками на спине и шее и короткой красной юбочке. Все это она заказала по почтовому каталогу с помощью волка.

Везде, куда бы ни пошла маленькая девочка, она повсюду встречала людей (в основном мужчин), которые с радостью покупали ей напитки и угощали обедами в хороших ресторанах. Они зазывали ее в магазины одежды и просили ее примерить на себя самые дорогие вещи, особенно нижнее белье, потому что, как уверяли они в один голос, у нее была точно такая же фигура, как у их подружек, жен и матерей, и все они говорили, что если она может им помочь, то они будут ей очень-очень благодарны.

После пары-тройки кружек пива жители деревни становились очень открытыми в выражении своих сокровенных чувств и желаний. Многие люди приглашали маленькую девочку к себе домой, чтобы познакомить ее с их подружками и матерями, и все очень быстро находили общий язык и раскрывали себя с лучшей стороны.

Маленькая девочка была очень довольна, что ее появление в деревне приносило всем столько счастья и радости. Всю свою жизнь она ошибочно думала, что ее никто не любит. Но, как оказалось, она была очень популярна, и все вокруг ее очень любили.

Однажды холодной зимой маленькая девочка проснулась в чужой постели в чужом доме. Она не помнила имени человека, лежащего рядом с ней, она даже не знала, был ли это мужчина или женщина. Но у маленькой девочки не было времени проверять. Ее мучила жажда. И она хотела в туалет.

Пока маленькая девочка искала туалет в коридоре незнакомого дома, она внезапно услышала плач ребенка. Она не знала, был ли этот ребенок мальчиком или девочкой. Но без всяких сомнений, это был плач маленького ребенка, раздававшийся из соседней…

Ну вот примерно что-то в этом роде, пока я еще не придумала концовку. Наверное, эта маленькая девочка обнаружит ребенка, а потом что-то случится с этим ребенком или с волком, а потом будет счастливый конец, а за ним последует какая-нибудь мораль или что-то в этом роде. Должна признаться, что конец и мораль — это самая трудная часть. Но предполагаю, я что-нибудь придумаю, раз уж собираюсь стать писателем.

Мораль: Никогда не слушайте волков в том, что касается маленьких детей. Или: всегда слушайте волков в том, что касается маленьких детей.

Выбор за вами.

Даже при самых больших допущениях, нельзя считать это убийством.

Это была помощь. Это позволило ему заснуть и избавило его от боли.

Моей единственной настоящей работой была та, когда я помогала мистеру Мерчинсону засыпать по вечерам.

И в конечном счете я успешно справилась с ней, иначе бы он не оставил мне столько денег в своем завещании.

Сегодня меня вызвали на официальное свидание с профессором Реджинальдом через стеклянную перегородку. Час от часу не легче.

Я постаралась все ему объяснить, дабы между нами не было недоразумений.

— Во-первых, я не обязана отчитываться перед вами, профессор Реджинальд, в чем бы то ни было. Во-вторых, возможно, вы и знаете все о поведении серийных убийц и психологических отклонениях преступников, но в случае со мной эта информация вам вряд ли пригодится, так как я не преступница и уж тем более не серийный убийца, хотя и совершила ряд ошибок в своей жизни, в чем не стесняюсь признаться. И наконец, вы не идете ни в какое сравнение с надзирателем Харрисоном. У надзирателя Харрисона есть ключ от моей камеры, а у вас нет. У надзирателя Харрисона есть прямая телефонная линия с офисом губернатора, а у вас нет. Я не хочу показаться эгоистичной и ни в коей мере не хочу давить на вас, но выбор очевиден. Надзиратель Харрисон и вы абсолютно не похожи друг на друга, однако мои предпочтения не имеют ничего личного. Так что, пожалуйста, перестаньте внушать мне чувство вины. Вас совершенно не касается, чем мы занимаемся с надзирателем Харрисоном.

Он поднял руку и положил ладонь на разделяющее нас стекло, покрытое многочисленными отпечатками, как будто хотел дать мне понять что-то очень личное и в то же время передать мне тепло своей руки. На мой взгляд, после каждого посещения следовало бы опрыскивать стекло какими-нибудь дезинфицирующими средствами, но всем на это наплевать.

Еще один грустный пример, свидетельствующий о несовершенстве нашей системы уголовного права.

Профессор Реджинальд немного медлит, прежде чем сказать свою фразу:

— Я желаю тебе только самого лучшего, Ла. Ты ведь знаешь об этом, не так ли?

После этого охранник говорит нам, что время свидания закончилось.

Многие американские граждане не понимают, что смертная казнь оказывается наказанием не только для людей, которые якобы совершили какое-то преступление, но также для их родных и близких. В последнее время я стала замечать, что все окружающие меня в тюрьме люди начинают явно сторониться меня и несколько агрессивно себя ведут — даже охранники, которые раньше хорошо ко мне относились.

«Пошевеливайся, Риордан», — кричат они мне. Или: «Отойди от двери, Риордан» и так далее. Даже самые молодые из них, к примеру, Ширли или Робби, обращаются теперь ко мне не иначе как «Риордан» или «Семьдесят четвертый», что означает цифры, написанные сзади на моем тюремном комбинезоне. Но что хуже всего, так это то, что теперь они даже стараются соблюдать физическую дистанцию, например, стараются посторониться, когда я выхожу из камеры или заставляют меня встать у стены, когда мне приносят ужин или почту, как будто хрупкая девушка ростом меньше пяти футов на самом деле может причинить какой-то вред таким сильным мужчинам и женщинам, как они.

(Признаюсь, это ужасно — видеть страх в глазах близких тебе людей.)

— Почему ты больше не называешь меня Ла, Ширли? Я думала, мы друзья.

— Отойди от двери, Риордан, — говорит Ширли. Он больше не смотрит мне в глаза. Он смотрит только на мои маленькие руки, которые должны быть все время в наручниках, когда я нахожусь вне своей камеры. — Держи руки на виду. Предупреждаю, я не буду просить дважды.

— А ты, Робби? Помнишь, как мы шутили и смеялись с тобой вдвоем? А помнишь, как я подписала обложки журналов, а ты принес то чудесное печенье, которое сделала твоя мама? Почему ты больше не смотришь мне в глаза, Робби? Я все та же самая Ла.

— Держись на расстоянии, Семьдесят четвертый, или я донесу на тебя начальству. — Готова поклясться, что на глазах у Робби слезы. Хотя, кто знает, может это всего лишь отражение света от бетонных стен. — Не делай резких движений. Запомни, я предупреждаю только один раз.

Выходит, что если ты хочешь дотронуться до кого-то, то это резкое движение. Ты хочешь передать другому человеческому существу частичку тепла и понимания, а они называют это резким движением.

— Весь мир полон людей, делающих резкие движения, Робби. Люди хотят дотрагиваться друг до друга. Они хотят обняться и уверить друг друга в том, что все будет хорошо.

Робби встает позади меня, а Ширли впереди, и мы двигаемся по коридору друг за другом. Но я нарочно сбиваюсь с шага, это одна вещь, которую они не заставят меня сделать.

— Не расстраивайся, Ширли, — говорю я. Я знаю эти бесконечные коридоры наизусть, они все похожи один на другой как две капли воды. — Надзиратель Харрисон мне все объяснил. Вы просто пытаетесь подавить свои чувства. Вы не хотите, чтобы смерть касалась вас. Но правда, не беспокойтесь. Я не умру. Вы можете себе представить мир без меня? Конечно нет. И я не могу представить себе мир без того, чтобы в нем не было меня.

— Пошевеливайся, Риордан. Я же сказал, я не буду просить дважды.

Робби угрожающе замахивается на меня своей глупой электрической дубинкой, хотя я знаю, что он ни за что не пустит ее в ход. Ведь надзиратель Харрисон не хочет, чтобы меня доставили к нему в кабинет для нашей маленькой секретной беседы оглушенной или пускающей слюни как какая-то умственно отсталая дебилка.

(Хотя, если честно, надзиратель Харрисон был бы не очень против.)

— Я всегда буду считать вас друзьями. Даже если вы перестанете считать меня своим другом. Я не буду вас ненавидеть, даже если вы будете плохо ко мне относиться. Я не позволю вам так легко от меня отделаться.

Девушки-заключенные молча стоят в своих камерах, когда мы проходим мимо. Они тоже стараются держаться на расстоянии, но мне-то на них наплевать. Высокие, маленькие, худенькие и волосатые девушки. Слава богу, я не одна из них. Не из тех, у кого нет надежды. Не из тех, у кого нет целей.

Не из тех, что не ждут от жизни ничего, кроме наказания и прощения за свои грехи, считая оставшиеся им дни.

«Прекрати болтать. Семьдесят четвертый».

«Пошевеливайся, Риордан».

«Мы не будем просить тебя дважды».

Мне становится смешно от этих слов. Потому что они буду просить меня снова. Они будут просить меня, и приказывать мне, и говорить мне что-то снова и снова.

И в конце концов все будет в порядке.

В последнее время даже профессор Александр с трудом выражает свои чувства. Хотя, возможно, его холодный и надменный вид объясняется тем, что на его голову наложены все эти поддерживающие шины или ему мешает этот странный жужжащий аппарат, с помощью которого он разговаривает.

(Однако все же ничего нельзя сказать наверняка, когда речь идет о профессоре Александре.)

Зачем я здесь? И где я?

Мы с надзирателем Харрисоном заключили сделку, и он дал мне бумагу и ручку.

Пожалуй, на старину Харрисона все-таки можно положиться.

Здесь нет света, и я не вижу даже своего тела, только ощущаю его запах, но могу писать большие буквы на бумаге, которые разберу потом. Когда вернусь в свою камеру. К себе домой.

Наверное, это и есть счастье.

Через два дня я смогу вернуться к себе в камеру.