На другой день мамочка хорошо-таки пробирала меня за то, что я ее так подкатила со стихами (конечно она не сказала слова подкатила), a в сущности она, наверно, сама была рада радешенька: кому же может не быть приятно, когда хвалят, восхищаются его стихами, да еще и цветами посыпают?
После литературного вечера нам всем — уж не помню, кому первому — пришла в голову мысль устроить что-то еще гораздо интереснее — спектакль. Вот будет хорошо! Решили мы сыграть какую-нибудь пьесу одиннадцатого июля на именины Оли Коршуновой. Старшим ничего не говорить, это должно быть для них сюрпризом. Но что играть? Вот вопрос. Пробовали сами что-нибудь придумать, да глупо все выходило. Стали мы все рыться в своих книжках. У меня нашлась очень красивая и интересная сказка «Замок Омена», где говорится о разбойнике, который свою первую жену запер в подземелье и женился на второй, и вдруг эти обе жены ночью встречаются в каком-то темном гроте в саду замка, — словом — прелесть, как интересно! Решили ее представить; одна жена должна быть Оля, другая — Женя; она немного заикается, когда говорит, но эта не беда, все подумают, что это от страху перед своим супругом, грозным Оменом; самого же разбойника должен был изображать Сережа. Но этого мало, потому что не всем есть роли; стали искать еще второе что-нибудь. У Коршуновых в шкафу нашлась книга с настоящей пьесой в одном действии под названием «Женя», сочинение какого-то Гнедича; верно не из важных, я до сих пор не слышала и не читала ничего из его сочинений. Пьеса эта не детская — настоящая. По-моему она очень скучная: говорят-говорят, без конца, но ведь взрослые любят болтать о скучных-прескучных вещах, a смотреть-то будут они, так значит и останутся довольны. Эту самую барышню, Женю, дали играть мне; не трудно: лежит все на диване, потягивается, и не знает, за кого ей замуж выйти, a сама все какие-то хитрые, но очень красивые слова говорит.
Ну, стали мы учить роли, т. е. не роли, я, например, просто всю пьесу наизусть выучила, так что, когда другие забывали, то я подсказывала. Но иногда выходили пресмешные ошибки: вдруг раньше времени начнешь говорить и чужое скажешь, и долго иногда говоришь, пока кто-нибудь не заметит. Но наша пьеса все-таки очень хорошо идет, a вот с «Замком Омена» что-то не ладится; там все самим нужно придумывать, и, или споры начинаются, или говорят глупости; потом Женя уж очень заикается, так что если бы я была Оменом, и моя жена в самом деле так заикалась, она бы меня так злила, что, пожалуй, и я бы ее в подземелье упрятала.
Да, плохо дело! Думали-думали и решили вместо этой пьесы устроить живые картины; пока только не выбрали еще какие. Нужно будет взять «Ниву», — там всегда много красивых рисунков бывает, наверно что-нибудь найдется.
Времени теперь ни минутки свободной; только иной раз сядем завтракать, приходит Глаша: «Барышня, суседские барчата вас на репетицию просят;» ну, какая уж тут еда? спешишь скорей к Рутыгиным. Прежде мы начали было репетиции в своем «Уютном», но там очень тесно, еще «Замок Омена» как-нибудь шел, можно было все представление стоя устроить, a для «Жени» совсем тесно: ведь я лежу, да еще рядом на стуле то моя мать (Оля), то мой жених (Митя) сидит: как лягу, так ногами в стенку и упрусь; — неудобно, теперь репетируем у Рутыгиных наверху, в их миленькой башне; как раз места хватает.
Здравствуйте! — опять «суседские барчата» зовут! Бегу.