Хорошо забытое старое. Книга 3

Глава 17

КАЛЕЯ. Прошлое

Уже целый месяц Джессика была счастлива. Снова чувствовала себя красивой, любимой, желанной. Поверила, что все у нее сложится. Они так и не говорили с Мартином о том, останется ли она. Наверное, Мартин боялся задать этот вопрос, и откладывал разговор на потом. Он тоже понимал, что Джессике за восемьдесят и без современной медицины ей здесь будет сложно. Завтра Рикар заберет землян в будущее. Но она уже решила — она останется здесь. С Мартином. И с Валей. За десять лет у нее даже внуки могут появиться…

Погруженная в свои мысли, Джессика вышла на край поселка, прошла мимо общей кухни, мимо грядок, где сейчас возилось несколько женщин. В одной из них она узналаЛушу, но в этот раз девушка не вызвала у нее неприязни.

«Я отпустила. Я отпустила прошлое», — подумала Джессика, чувствуя необыкновенную душевную легкость и желание поделиться своей любовью со всем миром.

Луша, между тем, нарвала укропа, повернулась обратно к кухне. Не дойдя нескольких метров, вдруг быстро поставила корзинку на землю и, зажимая рукой рот, бросилась всторону леса. Ей плохо? Джессика последовала за ней.

Луша склонилась над землей. Ее рвало, и она вытирала рот сорванным с куста листом. Джессика похолодела… Конечно, ей и раньше приходила в голову мысль — а останетсяли та ночь, что ее муж провел с Лушей, без последствий. Но прошло три месяца! Если бы Луша была беременной, уже давно стало бы известно! «Господи, пусть это будетотравление. Пусть это будет банальное пищевое отравление!» — мысленно попросила она, склоняясь над девушкой. Та подняла виноватые глаза… вопрос повис в воздухеневысказанным.

А Джессика тяжело опустилась на землю, чувствуя, как больно ранят осколки вновь разбившейся мечты… Что бы они не сделали — по-старому уже ничего не будет.

— Помечу ты ничего не сказала? — глухо спросила она.

— Не хотела вам мешать, — ответила девушка. — Думала, все равно скоро уедете. А я уж как-нибудь тут… Не одна я такая. Без мужа с ребенком. Помогли бы. Всем миром детейподнимаем.

Джессика мысленно застонала. Вот была бы на месте Луши другая — умнее, красивее, стервознее. Можно было бы найти виноватую, обвинить разлучницу. Показать мужунастоящий характер змеюки… Но нет. Луша — простая, глуповатая, домашняя. Многие мужчины были бы рады такой жене. Всегда накормлены, обласканы, дети ухожены, домуютен. На нее даже злиться не получалось. Такая же жертва обстоятельств…

— Не говорите мужу, если не хотите. Я тоже не скажу, что видела вас. Пусть, если что, пусть потом меня винит — я переживу. Зато ребеночек будет.

Последняя фраза прозвучала с нежностью. Луша уже любила своего ребенка.

— Приходи ко мне днем. Посмотрю, как развивается плод, — сказала Джессика напоследок, поднимаясь.

Побрела обратно в поселок. В голове билась мысль: «Надо сказать Мартину». Она прошла до его дома, постояла, не решаясь войти. Походила туда-сюда. «Надо» боролось с» не хочу». В голове крутились мысли одна нерадостнее другой. Мартин не бросит своего ребенка ради нее. А если бросит, то сможет ли она его уважать после этого? Или житьс двумя женами здесь в поселке? Нет уж, пусть для местных это нормально. Но не для нее. Что же делать?! Когда Джессика уже практически решилась сбежать, дверьоткрылась, на пороге показался Мартин.

— Что ты тут круги наворачиваешь? Заходи!

Едва закрылась за ними дверь, Мартин попытался обнять жену, но та увернулась. Указала ему на деревянную колоду, сама села напротив на кровать. Как в их первый разговор, Джессика покосилась вниз. Снова этот чертов коврик между ними.

— Луша беременна, — сразу выдала она. И замолчала.

Мартин тоже молчал. Новость оказалась неожиданной. И несвоевременной. Завтра Рикар забирает землян в будущее. Он с Джоном Райдером решили пока остаться. Он как раз собирался поговорить об этом с Джессикой. Был уверен, что она останется с ним. В крайнем случае был согласен отправиться с ней в будущее, оставив дела на Джона. А теперь сидел в растерянности, перебирая возможные варианты, везде находя недостатки и не зная, что делать.

— Мы с Джоном хотели остаться, — мрачно сообщил он.

Джессика кивнула — она и так давно об этом знала.

— Я тоже. Хотела, — ответила она. — Теперь не хочу. Я… я не смогу видеть ее каждый день. Тебя с ней. Ребенку нужен отец! Ты все равно будешь о нем заботиться. И о ней — она же мать твоего ребенка. Ты будешь опекать Лушу, пока она беременна. А потом ей нужна будет помошь, потому что ребенок маленький. А я… буду ревновать. Я — не такая добрая, как Луша. Я так долго ждала тебя. Я не готова тебя с кем-то делить!

— Джесс, я люблю тебя. Я тоже тебя ждал. Ты важнее всех. Я сделаю так, как будет лучше для тебя. Захочешь, я все брошу. Я отправлюсь завтра с тобой в будущее. А Луше помогут Джон и Валя. Или останусь здесь с тобой и сведу контакты с Лушей к минимуму.

Его слова должны были утешить, но вызвали только злость. Легче всего переложить решение проблемы на нее! Джессика снова вспомнила, как растила детей. Она тоже их растила фактически одна. Когда Валентина была маленькой, Мартин пропадал в разъездах. Затем родилась Саяна. Мартин стал меньше уходить в рейды и чаще бывать дома. Он планировал осесть на Земле. Они хотели завести еще парочку детей. Возможно, они бы все это сделали, если бы не… Саяне было всего три года, когда Мартин пропал в оранжевом пятне. Она была достаточно взрослой, чтобы спрашивать, куда подевался их папа. Почему он больше не приходит? А любит ли он их? Она тоже самостоятельно растила детей! Она заслужила свой кусочек счастья! Она столько была одна. Она хочет на кого-то опереться. Хочет чувствовать заботу и любовь. Хочет, чтобы кто-то решал проблемы вместо нее, а не перекладывал на нее ответственность.

— «Сделаю как ты хочешь», — неожиданно зло перекривляла она. — Значит, если мы останемся здесь, и я не буду чувствовать себя счастливой — я сама это выбрала! Кого винить… Если заберу тебя на Землю, тоже не факт, что все гладко выйдет… мы долго не виделись, нам придется заново привыкать друг у другу. А если что-то не сложится? Кто будет виноват? Джессика! Это она так захотела. А потом вернется Джон, у которого пройдет десять лет и будет тебе рассказывать, какой у тебя тут растет сын или дочь. И у тебя проснется запоздалое понимание, что ты мог бы и сам следить, как растет твой ребенок, воспитывать его. Или, не дай бог, с твоим ребенком что-то случится. Или не с ребенком — с твоими драгоценными поселками и поселенцами. Если в тебе вдруг проснется чувство вины и ответстсвенности — ах, я мог бы быть там и помочь. Кто будет виноват? Я буду! Потому что я потащила тебя с собой. Иди ты к черту, Мартин! Я не тридцать лет жила одна. Я всю жизнь одна прожила, пока ты рассекал космос. Я одна растила Валентину, довольствуясь крохами твоего внимания и обещаниями, как мы совсем скоро будем жить все вместе. Одна растила Саньку. Твое «совсем скоро» таки не наступило. Ты помогал всем — друзьям, коллегам, подчиненным. Ты чувствовал себя в ответе за всех! А на семью… может твоего сердца хватало на всех, но точно не твоего времени!

Мартин ошарашенно смотрел на жену. Ему всегда казалось, что Джессика понимает его. Да что там, Джессике тогда тоже так казалось. Наверное, только сейчас, став старше, она переосмыслила свою прежнюю «счастливую» жизнь.

— В тебе говорит обида. Давай, я сделаю чай. Сейчас успокоимся и все обсудим.

— Я не хочу ничего обсуждать. И видеть никого не хочу. Я привыкла к одиночеству. Я переживу. Оставайся здесь. Вряд ли я буду тебя уважать, если ты снова бросишь своего ребенка!

— Джессика, стой! — крикнул Мартин, но было поздно. Она уже выскочила, не дав ему шансов ни подумать над ситуацией, ни принять какое-то решение.

Он забежал ненадолго к Райдеру и Валентине, поделился новостями. Затем пошел в дом, где жила его жена, надеясь, что она уже остыла, и они смогут поговорить. Но Джессику не застал. Узнал, что она собрала вещи и ушла. Куда? Неизвестно. Мартин снова бросился к Райдеру, но тот Джессику не видел. Самого Мартина тем временем отвлекли — накануне отправки в будущее работы было по горло.

— Ладно, позже поищу…

Валентина через окно посмотрела отцу вслед, дождалась, когда он скроется за поворотом и отдернула ширму.

— Он ушел. Выходи.

Джессика прошла на кухню, присела за стол, взяла предложенную чашку чая. Валентина с укоризной на нее посмотрела.

— Мам, он твой муж, он тебя любит. Ты его любишь! Неужели ты не будешь бороться за свое счастье?

— С кем бороться, Валь? — устало выдохнула Джессика. — С беременной девушкой?

— Да, с беременной девушкой! Здесь каждая вторая беременная! А если не беременная, то с грудным ребенком! Тоже мне проблема!

— Нет, я не смогу остаться.

— Тогда забери его отсюда! За ребенком мы с Джоном присмотрим.

— Валь, ты тоже врач. И психолог. Сама подумай, хорошее ли это решение… Я не могу настаивать. Я вообще ничего решать не хочу. Если ему дорог наш брак, пусть сам думает. А я устала. Я хочу домой. Хочу в Университет. Зря я сюда напросилась.

Валентина села рядом, обняла маму за плечи.

— Все уладится. Я уверена, все уладится.

До самого вечера Джессика где-то пряталась. Мартин знал, что вещи она перенесла к Валентине. Но ее самой там не было — Мартин лично проверил каждый уголок. Где она собиралась ночевать, он тоже не знал — с нее станется вообще в лесу устроиться. А еще он, адмирал Аскер, столько раз решавший проблемы своих людей, в том числе личные, всегда знавший, что он делает и почему, едва не впервые в жизни чувствовал себя настолько растерянным. Поехать с Джессикой на Землю — все же не вариант. И не только из-за ребенка. Да, она права — из-за ответственности. За всех этих людей. Не за одного, а за пятнадцать тысяч детей, которых каждых год становится все больше! Благодаря ему, все эти дети в последние годы, наконец-то досыта наедаются, ходят одетыми и спят в тепле! Вся административная система на соплях держится. Он не уверен, что Райдер сможет со всем справится. За эти десять лет, они могли бы подготовить не только инженеров и ремесленников, но и хороших управленцев. Да что там — уже на примете есть несколько. А там уже и не страшно будет их здесь одних оставить. И нынешние дети вырастут — будет молодая смена. Его жена права — он не сможет не думать, а как там без него. Он не простит себе, если получит плохие новости. Если будет знать, что мог бы кому-то помочь, кого-то спасти. Он будет винить себя, винить ее. Ему придется остаться. Если бы только Джессика была с ним в это время! Но она точно решила уехать. Не держать же ее силой! Если она будет здесь несчастна…

Впрочем, был еще один вариант. Здесь пройдет десять лет, а там на Земле всего два-три месяца. Рикар и его команда разберутся с новоприбывшими и вернутся за остальными. Джессика ждала его тридцать лет… Он меньше. Если нужно, подождет еще десять… еще десять лет без нее. И вернется к ней. Но тогда Джессика будет ревновать. Вот бы поговорить с ней. Они же взрослые люди. Они могут все решить! Ну что за ребячество? И где же все-таки прячется эта чертова женщина? Мартин снова прошелся по улицам поселка, не заметив, как из-за занавески одного из домов выглядывает заплаканное лицо его жены. Из дома, в котором он бы искал ее с последнюю очередь — из дома Луши.

ЗЕМЛЯ

21 век. Весь мир.

Шри-Ланка

Андрей лежал на белоснежном песке, закинув руки за голову. Прямо над ним мерно колыхались широкие пальмовые листья.

— А я раньше пальмы только на картинках видел, — тихо проговорил Андрей, — брал книги в библиотеке… И еще в учебнике географии. Правда, я школу не закончил — война началась. Меня в первом призыве не брали в армию — восемнадцать не исполнилось еще. А в деревне все друг друга знают. Тогда я в область сбежал, соврал, что мне уже восемнадцать. Я всегда рослым был, поверили. Мамка тогда так плакала… пускать не хотела.

Андрей вздохнул. Ольга молчала, не перебивая парня — у того редко возникало желание поговорить о прошлом.

— А пальмы казались не просто далекими… Они казались такими же фантастическими и выдуманными, как… Дед Мороз, например, — Андрей вдруг улыбнулся, — а они… совсем настоящие. Просто такое дерево. До сих пор поверить не могу…

— Ты не жалеешь, что попал к нам?

— Нет, не жалею, конечно. Жизнь дала мне такой шанс, — Андрей внезапно нахмурился, — кроме того, к кому мне там возвращаться? Ни мамы, ни сестренки…

Парень помолчал пару минут, затем расслабился и принялся улыбаться.

— А бежим купаться? Давай наперегонки? А? Давай! — Андрень вскочил на ноги и принялся пританцовывать от нетерпения, снова напоминая Ольге непоседливого мальчишку.

«Ну как ему можно отказать?» — с теплотой подумла Ольга. Быстрым обманным движением сделала Андрею подсечку, свалив того на песок, а сама вскочила на ноги и без предупреждения бросилась к морю.

— Давай!

— Стой! Так не честно!

В Редвуде они прожили четыре месяца. Затем Андрей нанял вместо себя управляющего, и поехал с Ольгой смотреть мир. Они хотели все увидеть, все попробловать, все почувствовать… Они никогда не говорили о том, что за ними могут вернуться. Но каждый по-отдельности ждал этого. Ольга с надеждой, Андрей с внутренним страхом. Тем не менее, каждый спешил взять от жизни все. Лишь однажды, задумавшись, Ольга вдруг сказала:

— Это не страшно, если мы никогда не вернемся в будущее. Но я боюсь, что это произойдет только в том случае, если с людьми, которые мне дороги, тоже что-то случится. Например… Если та машина времени забросила невесть куда не только нас и Ярика, а всех, кто был в комнате?

Ольга покачала головой. В ответ Андрей обнял ее.

Ольга с Андреем валялись на кровати, пялясь в монитор ноутбука. Комната для туристов. Не такая безликая, какими бывают номера гостиниц. Аккуратная и уютная, как и должно быть в маленьком гестхаузе. За окном море. Лазурное, солнечное. С белоснежным пляжем, с длинными изогнутыми пальмами, с цветными пятнами шезлонгов.

— Сюда! — выкрикнула она, тыкая в фото с отражающими небо солончаками.

— Нет, сюда! Здесь интереснее.

Андрей в ответ открыл картинку с великой китайской стеной.

— Возможно, интереснее. Но я там была.

— Правда?! Когда успела?..

Девушка замялась.

— В будущем. Великая стена сохранилась и до наших дней. А солончаки пропали. Поедем?

— Ок. Но потом в Китай. И как минимум на три месяца.

— Да-да. Только в Париж по дороге заскочим.

Андрей мученически закатил глаза, затем посмотрел в окно. Пальмы… Просто деревья…

Спустя месяц. Париж

— Как у тебя это получается? — спросил Усольцев, тыкая кисточкой в картину Ольги.

Они стояли рядом с мольбертами, срисовывая выбранную картинку. Мастер-класс «Открой в себе художника». Кажется, Андрей художника в себе открыл. Его море с парусниками выглядело вполне прилично. А вот Ольга…

— Хм… не знаю. Совсем плохо, да?

— Даже не знаю. Я в современном искусстве не разбираюсь. Для абстракции, наверное, неплохо.

— Это пейзаж, а не абстракция! Лавандовые поля в Провансе! Вот! — Ольга ткнула пальцем в распечатанную картинку.

Они хором рассмеялись. Картина Ольги напоминала что угодно, только не лавандовые поля. Сама же Ершова — смеющаяся, растрепанная, со следами краски на руках — выглядела… счастливой. Да, именно счастливой. Такой, какой Андрей ни разу ее не видел раньше — в будущем.

— Нет, абстракция.

— Вот как… Я тебе сейчас покажу, что такое современное искусство!

Ольга хитро прищурилась и вдруг мазнула кисточкой с синей красной по его щеке. Андрей на секунду опешил, потом бросил свою кисть, сунул пальцы в краску и тоже размазал ее по щеке Ольги, спустившись дальше на шею. Та взамен просто приложила всю палитру к груди Андрея.

— Эй! Это была моя любимая рубашка!

— Была рубашка, а стало искусство! — засмеялась Ольга.

Андрей в ответ обвил рукой ее талию и прижал к себе. Девушка задергалась.

— Мое платье!

— Как ты только что заметила, дорогая, искусство требует жертв.

Затем второй рукой провел по щеке, еще больше размазывая краску, наклонился… И спустя минуту они уже с упоением целовались. Именно такую скульптурную композицию и застал вернувшийся преподаватель.

— Семьдесят три — шестьдесят два, — подсуммировал Андрей, оторвавшись от девушки.

— Ладно-ладно, картины у тебя выходят лучше. Но я все равно веду!

В какой момент они начали это соревнование, Ольга сама не помнила. Возможно с очередного «на перегонки до пляжа». Сейчас она чувствовала себя молодой девушкой, перед которой открыт весь мир! Чувствовала себя свободной и беззаботной. Маленькой и хрупкой. Женственной и любимой. Она не стеснялась дурачиться. Не боялась выглядеть смешной. Она чувствовала себя защищенной.

Андрей продолжал работать. Не более двух часов в день, удаленно координируя работу управляющих и не вдаваясь в мелкие вопросы. Он заботился об Ольге. Так, что она чувствовала себя не просто единственной и любимой. Она чувствовала себя идеальной. Богиней. Настоящей женщиной. А Усольцев… она давно не воспринимала его как мальчишку. Мужчина. Взрослый и уверенный в себе. Способный решить любые проблемы и уладить любые вопросы. Способный брать ответственность за свои поступки. И одновременно не разучившийся наслаждаться жизнью.

Китай

— А давай найдем другого учителя? — протянул Андрей, глядя на разочарованное лицо Ольги.

Та вдруг захотела освоить какие-нибудь единоборства. И проблема заключалась в том, что ни один из тех гуру, которых им рекомендовали, не смог справиться с Ольгой. В буквальном смысле. Через тридцать секунд после начала боя, учитель оказывался прижатым к полу. Ершова была разочарована.

Андрей составить компанию ей не хотел, как и когда-то в будущем, принципиально отказываясь драться с кем-либо. Он бегал по утрам, занимался йогой, отжимался от пола или подтягивался на турнике. С ностальгией вспоминал, как рубил дрова в Редвуде.

— Мне войны хватило. Теперь я пафицист. А для физнагрузки не обязательно кого-то бить.

Но учителя они все-таки нашли. Мужчина средних лет из горного монастыря, где за деньги обучали всех желающих, поднялся с пола после боя, и в ответ на очередное «ищем другого?» произнес:

— Учитель — это не тот, кто сильнее ученика, а тот, кому есть чему научить. Ольга, вы уверены, что вам нечему больше учиться?

Вопрос Ершову озадачил, и она решила задержаться на пару недель. А в итоге они с Андреем прожили в монастыре больше полугода. Вместо боевых занятий, учитель дал Ольге в помощники какого-то мальчишку и послал делать гимнастику и медитировать. И гимнастика, и медитация. И медитация, и гимнастика. Несколько раз она пыталась спросить учителя, какого черта она ерундой страдает. Но каждый раз он поднимал на нее задумчивый взгляд и, прежде Ольга успевала озвучить что-либо, спрашивал, а уверена ли она, что ее вопрос важен? Ольга почему-то тушевалась и уходила. И продолжала медитировать. Но однажды все же спросила, и получила ответ, что единоборства — это гармония, а не только умение калечить людей. С последним у Ольги и так все в порядке. А вот гармонии можно было бы и добавить. Ольга разозлилась, но снова послушно пошла медитировать и делать гимнастику. И в какой-то момент в голове что-то щелкнуло. Она расслабилась, почувствовала ветер на своей коже, увидела свет солнца сквозь закрытые веки, ощутила покой и радость в душе. И любовь ко всему миру. И ей вдруг расхотелось драться и что-то доказывать. Ей захотелось красоты и… да, гармонии. Учитель сразу почувствовал перемену. Подошел к Ольге и впервые пригласил ее на спарринг. И в спарринге не было ни превосходства, ни желания унизить — было уважение к сопернику, было удовольствие от процесса, а не результата. Была гармония. Еще один кусочек ее души сдвинулся и стал на свое место.