Готя оказалась женщина неопределенного возраста. Видимо она держала что-то типа таверны или очень ее напоминающую. И так как за воротами казалось совсем небольшое селение с очень малым количеством жилых домов, то эта таверна можно было сказать единственное место где можно было переночевать и поесть, потому как на постой никто не собирался пускать, почти в ночи пришедшую, меня. Вопрос лишь в оплате. И я думала с меня спросят именно оплату, но нет. Готя просто отправила меня на кухню, выдав мне типа балеток каких-то на ноги и платье в пол с длинным рукавом и закрытым воротом.
— Моешь посуду и получаешь краюху хлеба и похлебку.
— Э-а… — только и смогла сказать я.
— И оставь ты уже свою котомку! Не украдут, не думай. Вон там лавка в углу — спать будешь там. Туда и положи.
"М-да Эля, угораздила тебя", — подумала я и пошла на кухню.
Сказать что я удивилась — ничего не сказать. Ибо большая лохань с мутной водой и была посудомоечная машина с которой мне предстояло работать. Пришлось засучить рукава и мыть тарелки. Которые надо сказать не из легких. Глиняные они были значительно тяжелее тех к которым я привыкла дома. При воспоминании о доме на глаза навернулись слезы. А Готя расценила это по своему.
— Ну не плачь дева, не плачь. Жива осталась. Благодари за это. Не переживай, завтра с утречка мой свояк поедет с обозом — я тебя с ним отправлю к свояченице. Там-то у них поспокойнее. И может быстрее сможешь со своими найтись как. Ведь остались у тебя родичи?
— Д-да… — говорю дрожащим голосом.
— Ну вот и славненько. А теперь мой.
Краюха хлеба показалась мне волшебным пирожным, а похлебка — самым изысканным супом. Короче я так проголодалась, что проглотила все в одночасье, вернее в одноминутно. Но кусок хлеба все ж сунула мышу, так чтоб никто не видел. А на лавке, прикрытой каким-то тканым ковром, уснула моментально как только голова коснулась рюкзака. И уже засыпая где-то на границе сознанья мелькнула мысль — а как же мыша, где спать будет… И проснулась от того, что меня трясут за плечо.
— Ну мам, ну еще чуть-чуть… — бормочу я и переворачиваюсь на другой бок.
— Да, бедное дитя, — слышу голос и мгновенно вскакиваю.
И вспоминаю все, что было вчера. Не в силах поверить в происходящее со мной… Готя стоит рядом со мной с вчерашним стражником.
— Вот, — говорит, — с ним поедешь.
— Куда? — удивляюсь я.
— Так, это, дело такое… — начал охранник. — Там на берегу видно, что следов много — но все пропали, не иначе их щупы всех в реку затащили.
— И? — я смотрю на него.
— Так значит что ты тут одна и осталась живая-то. Вот я до дому еду — со мной поедешь. Там в Граде разберемся, может родных найдут. А нет, так хот в обучение возьмут. И что вы тут только делали в такой дали от Града?!
— Лимкины владения искали! — выпалила я вспомнив слова Лимиуса.
— Что?! — хором вскрикнули Готя и стражник.
— Ли-лимкины владения и-искали… — неуверенно повторяю я. — А что?
— О, дарующая жизнь! — восклицает Готя.
— Так их уже считай тысча весен никто не встречал! — говорит стражник. — И как вас только выпустили?
— Э-а… — снова вылетают мои любимые буквы…
— А… А далеко нам ехать? — спрашиваю.
— Лун шесть не боле, — был мне ответ.
"Ну что ж наверное я на правильном пути", — думаю я про себя и встаю.