Хозяева старой пещеры

10. Смелый замысел, или авоська

— Юлька, слушай, — горячо зашептал Ким, когда «кладбище» опустело, — я такое придумал… такое… Мы её утащим!

— Кого её?

— Пушку! Вот здорово будет, правда?

— Отлично! — обрадовалась Юлька, ещё не совсем понимая, каким образом они смогут её утащить.

— Прибегут приборовские утром, а пушечка-то тю-тю! — продолжал Ким. Узкие, словно прочерченные куском угля глаза его возбуждённо светились. — Эге-гей! Они думают, что мы дураки, а они сами лопухи! — он схватил Юльку за плечи и завертелся вместе с нею в диком, воинственном танце.

— Ага! — кричала Юлька, забыв о всякой осторожности. — Лопухи, лопухи, лопуховичи!

— Ястреб-то, Ястреб! Ох, и взовьётся, когда узнает! — хохотал Ким. Он взмахнул руками и в изнеможении повалился на траву.

— А Митька? Митька, наверное, в обморок упадёт! Вот, а вы ещё не верили… хорошо, что я увидела… — тяжело дыша, сказала Юлька и уселась рядом с Кимом. — А как же мы её утащим?

Ким перевернулся на живот и, сорвав травинку, прикусил её крепкими желтоватыми зубами.

— Ночью…

— Как ночью? Кто же нас отпустит?

— А мы здесь подождём, пока стемнеет, и спрашиваться ни у кого не надо будет, — спокойно отозвался Ким. — Чем здесь плохо?

— Да-а… Мама знаешь, как тогда Гошку ругала, когда вы в плен к Ястребу попали и поздно пришли домой? Даже никуда ходить ему не разрешила…

— Сдрейфила? Эх ты… меня, думаешь, по головке гладили? Мать прямо с поезда — и за веник, так уходила, до сих пор бока чешутся, а потом сама же примочки на синяки ставила… Грозит к бабушке в Ленинград отправить…

— Подумаешь… Я бы хотела в Ленинград — там цирк, кукольный театр… жаль, что у нас там бабушки нет…

— А по мне, так здесь куда лучше, — решительно объявил Ким, — делай, что хочешь, и ничего тебе не говорят: мать целые дни на работе… сегодня опять весь вечер в университете просидит… А в Ленинграде у меня знаешь какая бабушка, ого! — Ким сморщил нос, вытянул губы трубочкой и затянул тонким, расслабленным голосом, словно у него болел живот: — «Кимушка, не бегай, бегать неприлично! Кимушка, не клади локти на стол… Кимушка, воспитанные мальчики громко не смеются…» Тьфу! Не по мне такая жизнь!

Юлька рассмеялась, уж очень смешно Ким передразнил бабушку, и, придвинувшись к Киму, серьёзно спросила:

— Ким, вы теперь на всю, всю жизнь здесь останетесь?

— Наверное, а что?

— Так, — вздохнула Юлька. — Мама всё время говорит, что ей уже здесь надоело, что она совсем язык забыла…

— Ничего себе — забыла! — возмутился Ким. — На перемене поймает, как начнёт лекцию читать — до самого звонка хватит! Забыла…

— Чудной какой! — снисходительно усмехнулась Юлька. — Она же не про наш говорит, а про английский…

— Моя мать тоже английский знает, а не плачет… Даже агроному какие-то там статьи переводила… Подумаешь, забыла… Если знаешь — не забудешь!

— Ну да! Много ты понимаешь. Агроном к моей маме тоже приходил, только она не смогла… Она не какой-нибудь язык знает, а художественный!

— Художественный свист! — фыркнул Ким.

— Сам ты свист!

— А что, не свист, да? Если язык знаешь — что хочешь переведёшь.

— А вот и нет!

— А вот и да!

Юлька вскочила, враждебно глядя на Кима, и отряхнула от земли сарафан.

— Можешь оставаться, а я пошла.

— Ты чего? — Ким приподнялся на локте и удивлённо посмотрел на Юльку.

— Ничего. Мне домой пора, — обиженно поджав губы, сказала Юлька, не глядя на Кима.

— Домой? А как же пушка?

Юлька с деланным равнодушием пожала плечами:

— Мне-то что?

— Как что? — Ким озадаченно сел. — Как что? Мы же вместе хотели… Ты что, обиделась?

— Ничего не обиделась, — сердито сказала Юлька, по-прежнему не глядя на Кима, — бывают же такие люди на свете… сами не знают, а сами говорят…

— Вот чудная! Пошутить и то нельзя — сразу в бутылку полезла!

— И не полезла!

— Нет, полезла! Что, я не вижу, что ли? — сказал Ким и спохватился, видя, что Юлька снова вот-вот надуется и ещё, чего доброго, в самом деле уйдёт! А тогда вся задуманная операция провалится.

— Ну ладно, ладно, не полезла, — примирительно сказал он и потянул Юльку за подол сарафана, — сядь, не маячь на виду… И что вы за народ такой, девчонки, всегда только про себя думаете, а про дела ни капельки.

— А вот и нет, — упрямо сказала Юлька и села, аккуратно натянув на голые колени сарафан. — И долго мы ещё здесь сидеть будем?

— Нет. Ещё немного, — спокойно сказал Ким, не обращая внимания на обиженный тон Юльки. — Скоро солнце совсем сядет, тогда…

Ребята замолчали. Ким снова перевернулся на живот и, подперев руками голову, рассеянно смотрел вдаль, обдумывая предстоящее дело.

Красная горбушка солнца медленно тонула в реке, гоня вниз по течению багровые волны. Тёмный остроконечный бор по обеим сторонам реки сумеречно загустел и сдвинулся, тесня избы обеих деревень к обрывистым берегам.

Ким поёжился.

— Холодновато делается, — сказал он. — Давай беги-ка за Гошкой. Сколько ещё можно ждать?

Юлька облегчённо вздохнула. Ей давно уже надоело сидеть молча, с обиженным видом.

— А зачем Гошка? Мы вдвоём, что ли, не сможем?

— В том-то и дело! Пушка видала из чего? Эти фановые трубы ужасно тяжёлые. Давай скорее — я здесь пока подежурю, мало ли что. Дуй прямо через мост — никто не увидит, все давно уже по домам сидят.

Возле своего дома Юлька замедлила бег и осторожно открыла калитку. Свет горел только в большой комнате. Значит, отец ещё не вернулся с работы. Сейчас у него в мастерских работа. Посевная. За три года жизни в совхозе Юлька научилась с уважением относиться к этому слову. Недаром, когда идёт посевная, отец иногда даже ночует в мастерских, если какой-нибудь трактор или сеялка выйдут из строя. Анна Семёновна в таких случаях сердится, а Юлька понимает: раз главный инженер, значит, должен больше всех работать…

Юлька осторожно, на цыпочках подкралась к раскрытому настежь окну и заглянула в комнату.

Гошка сидел за обеденным столом, запустив обе руки в растрёпанные соломенные волосы, и тихо бубнил над раскрытой книгой:

— Существительным называется такое слово…

— Которое самое главное в предложении, — засмеялась Юлька. Уж очень непривычно было ей видеть брата с учебником.

Гошка вздрогнул и, увидев Юльку, предостерегающе приложил палец к губам.

— Ким ждёт… надо пушку утаскивать, — зашептала Юлька, — скорее…

Гошка оглянулся на дверь и быстро подошёл к окну.

— Тише ты… я…

Хлопнула дверь. В комнату с кастрюлей в руках вошла Анна Семёновна.

— В чём дело, Георгий? Ты уже выучил заданное?

Гошка быстро повернулся к матери, закрывая собой Юльку.

— Нет, мама… в общем… ещё немного осталось… я просто хотел воздухом подышать… жарко что-то…

— Ты готов делать что угодно, только не заниматься, — сердито сказала Анна Семёновна и, подойдя к окну, решительно захлопнула рамы. Юлька еле успела соскочить с завалинки.

«Что же теперь делать? — в смятении подумала Юлька. — Гошке явно не удастся вырваться, пока мама не ляжет спать, а мама ни за что не ляжет, пока я не вернусь… Что же делать? И Ким будет ждать напрасно. Ничего не поделаешь, — вздохнула она, — придётся вдвоём тащить эту пушку, не оставлять же её приборовским?!»

Юлька подбежала к калитке и чуть было не столкнулась с отцом, входившим во двор.

— Юля?! Куда ты? — удивлённо вскрикнул отец. Не отвечая, Юлька метнулась в кусты и разом перескочила соседский забор, слегка оцарапав ногу о шершавые, неструганые доски. Что-то тёплое, ворсистое ткнулось ей в ноги, а затем больно поддало чем-то острым пониже спины.

— Ой! — вскрикнула Юлька и невольно присела, почёсывая больное место.

Перед Юлькой стоял Авоська. Старый бородатый козёл. Он угрожающе наклонил голову, готовясь к новой атаке. Круглые янтарные глаза его горели воинственным пылом.

— Авосенька, чего ты? — жалобно сказала Юлька.

Коварный характер козла был известен всему Заборовью. Каждый, кто проходил мимо него, невольно замедлял шаг, гадая — боднет или авось смилуется и пропустит мимо? Так и прозвали — Авоська!

— Авось, Авось, — почмокала губами Юлька. — Ну, что ты? Скучно тебе, Авосенька?

Козёл подозрительно скосил янтарные глаза на глупую девчонку, которая даже не пыталась удрать, и сердито потряс рогами.

Длинная верёвка натянулась. «Вот бы привязать эту верёвку к пушке — Авоська бы живо довёз», — неожиданно подумала Юлька и чуть не захлопала в ладоши. Вот это идея!

— Авосенька, миленький, умненький, благоразумненький, — ласково зашептала она и медленно двинулась навстречу козлу, не переставая шептать самые хорошие слова, какие только могла вспомнить. Козёл стоял не шевелясь, заворожённо прислушиваясь к Юлькиному шёпоту. Она отвязала от скамейки верёвку, намотала её на руку и потянула Авоську за собой.

— Пойдём, мой маленький… пойдём, Авосенька…

Козёл не спеша, с достоинством двинулся следом за Юлькой, время от времени удивлённо тряся седой бородой — дивясь непривычному обращению.

Юлька ликовала. То-то удивится Ким! Вместо Гошки — старый козёл, и какой — Авоська!

Ким не удивился — так он был ошеломлён, увидев Юльку и старого козла, идущих по улице чуть ли не в обнимку.

— Ты… ты с ума сошла?! — с трудом выдохнул Ким. — Зачем ты притащила эту… этого, — не найдя подходящего слова, Ким ожесточённо махнул рукой. — Где Гошка?

— Гошке никак из дому не уйти, — сказала Юлька, с трудом сдерживая торжествующую улыбку, — я и взяла Авоську — он нам живо довезёт пушку куда надо! Правда, здорово придумала?

— Здорово-то здорово, — нехотя согласился Ким, опасливо поглядывая на козла, — а вдруг он бодаться начнёт?

— Не начнёт, — уверенно сказала Юлька, — он меня слушается. Смотри…

Она наклонилась к Авоське и зашептала ему что-то в самое ухо, потихоньку двигаясь к пушке.

Козёл неотступно следовал за Юлькой, словно боялся пропустить хоть одно слово.

— Видишь? — Юлька подняла к Киму смеющееся лицо. — Давай привязывай скорее…

Ким пропустил верёвку сквозь дуло пушки и привязал её к стальной полосе, прихватившей резину.

— Готово! — сказал он. — Поехали, — и, навалившись плечом, сдвинул пушку с места.

— Пойдём, Авосенька, пойдём, маленький, — Юлька шла впереди, нежно приговаривая, а козёл шёл за нею, волоча за собой пушку.

— Молодец! — не выдержал Ким. — Здорово придумала! Довезём, как на собаках! — Он с уважением посмотрел на тонкую фигурку Юльки, идущей впереди. Что ни говори, а девчонки тоже иногда попадаются толковые!

Возле моста переднее колесо пушки неожиданно застряло в глубокой выбоине. Авоська несколько раз дёрнул верёвку, но пушка засела прочно.

Ким встал на колени и подлез под пушку, пытаясь её приподнять.

— Иди же сюда! — задыхаясь, крикнул он Юльке. — Не видишь? Стоит, как барыня!

Вместе они с трудом приподняли пушку и поставили её на ровное место.

— Пошёл! — властно крикнул Ким.

Но Авоська упрямо замотал головой и сердито заблеял.

— Авось, Авось! — позвала Юлька. Авоська стоял как вкопанный. То ли ему надоело играть роль лошади, то ли его обозлил окрик Кима, но он больше не обращал на Юльку никакого внимания.

— Вот безмозглая скотина, — рассердился Ким. — Ну, пошёл! — Он поднял с земли хворостину и стеганул ею козла по шерстяному заду. — Пошёл! Пошёл!

— Ким, перестань! — попыталась остановить его Юлька. — Так только хуже сделаешь. — Но Ким не слушал. Он был взбешён упрямством козла и своей зависимостью от него. Всё шло так хорошо и вот… почти у самой цели сорвалось…

— Давай, скотина, пошёл! — Ким ещё раз с силой стегнул козла.

Авоська оскорблённо взревел. Он затряс рогами и рванулся с такой силой, что верёвка треснула, а пушка быстро покатилась вперёд.

Освобождённый от привязи козёл бросился к Киму, метя бородой пыль на дороге.

Ким подпрыгнул и ухватился руками за толстую ветку ивы. Болтая в воздухе ногами, пытаясь подтянуться и взобраться на дерево, он успел увидеть, как разъярённый козёл, несколько раз обежав вокруг дерева, уже несётся к Юльке.

— Юлька! — испуганно закричал Ким. — В воду! Прыгай в воду.

— А-а-а! — закричала Юлька. Острые рога мелькнули перед её глазами, она метнулась в сторону и кубарем скатилась по пологому склону в холодную воду. Следом за нею, подминая под себя хрустящую гальку, съехала в речку пушка.

Увидев, что добыча упущена, козёл заметался по берегу, не решаясь влезть в воду, а затем бросился к иве, на ветке которой примостился Ким, и угрожающе заблеял.

— Чёртова скотина! — чуть было не заплакал Ким, глядя, как исчезает в волнах реки грозное оружие.