Хозяева старой пещеры

13. Заговор

На площади между тем обстановка накалялась. Ким с Санькой стояли уже вплотную друг к другу. Приборовские с угрожающим молчанием окружили Гошку, медленно тесня его к Киму. Гошка нервничал, поглядывая на друга.

— Нарываешься? — наконец спросил Ким.

— Слабо! — вздёрнул острые плечи Санька.

— Одним пальцем!

— Видали и почище!

— Потом нечем смотреть будет!

— Увидим!

— Поглядим!

Они кружили друг возле друга.

Санька, словно ненароком, толкнул Кима в плечо. Ким, вспомнив приёмы джиу-джитсу, ловко вывернул Санькину руку за спину. Санька взревел, вырвал руку и, развернувшись, боднул Кима головой в живот. Ким ударился спиной о Гошку и, прыгнув, очутился на Саньке верхом. Пыль стояла над ними плотным столбом, и было трудно понять, кто где.

Ребята окружили их со всех сторон. Приборовские подбадривали Саньку одобрительными возгласами. Заборовские тщетно пытались пробиться к Киму.

— Ага! Вот вы как?! — Юлька ворвалась в круг и, поправ вековые законы честной драки, азартно вцепилась обеими руками Саньке в волосы. — Держись, Ким! — завопила она.

Ребята возмущённо загалдели, кто-то схватил Юльку за руку, пытаясь оторвать от Саньки. Гошка метнулся на помощь сестре.

— Это что же такое? — разметал дерущихся звонкий окрик Нины Петровны. — Сейчас же прекратите!

Ким и Санька поднялись с земли, угрюмо разглядывая порванные рубахи и свежие царапины на лицах друг друга.

— Ким?! — ахнула Нина Петровна, испуганно глядя на сына.

— Я предупреждал вас, Нина Петровна! Предупреждал! Это же хулиганьё сплошное! — выдвинулся из-за спины Нины Петровны Кудрявый.

— Сейчас же по домам! — распорядилась Нина Петровна, не глядя на Кудрявого. — Вечером соберу вас в школе. Жаль, что Анна Семёновна уехала в город. А с тобой я ещё дома поговорю…

Ким опустил голову.

Ребята стояли не двигаясь.

— Вы слышали?

— Пусть он сначала пушку отдаст! — наконец сказал Санька.

— Какую пушку? — Нина Петровна повернулась к сыну. — Какую пушку?

— Вот, вот, — сердито сказал Кудрявый. — Скоро с ножами друг на друга полезут…

— Шли бы вы отсюда, Николай Ильич! — в сердцах сказала Нина Петровна. — Какую пушку, Ким?

— Не знаю. — Ким отвернулся.

— Не знает? Очень хорошо знает! Пусть отдаст! — наперебой загалдели приборовские. — Сами не умеют, а на чужое зарятся!

— Сами не умеют! — передразнил Гошка. — Чего пристали? Мы никакую пушку не видели!

— Бывают же такие люди — не знают, а говорят! — сказала Юлька, воинственно размахивая кулаком.

— А хотя бы! Я у вас ничего не брал!

— И мы у тебя не брали!

— Нет, брали!

— Нет, не брали!

— Хватит! — крикнула Нина Петровна и подняла вверх руки. — Тише! Ким, сейчас же отдай Сане то, что ты взял!

— Да нет у меня ничего!

— Нет? Честное слово?

— Честно, нет!

— Врёт он, Нина Петровна, — убеждённо сказал Санька. — Врёт!

— Вру?! Чтоб мне на второй год остаться, если вру!

Это была сильная клятва. Санька растерялся. Если Ким не брал — куда же подевалась пушка? И почему этот дачник знает про неё? Он молча растолкал ребят и побежал домой.

— Нина Петровна, — позвал шофёр грузовика, до сих пор спокойно куривший на подножке кабины. — Куда везти? Мне пора в гараж.

— Везите в Заборовье, — сказала Нина Петровна, — через мост и сразу налево. На скат у реки, знаете? Впрочем, я сама с вами поеду…

Ким с Гошкой переглянулись. В этом скате их пещера!

— Что это, мам? — спросил Ким.

— Памятник, — коротко сказала Нина Петровна и пошла к грузовику.

— Вот это да! Чуть совсем не забыл! — Гошка хлопнул себя руками по коленям. — Это погибшим на войне памятник! Двадцать второго июня установят! Побежали скорее, посмотрим, как сгружать будут! Айда, Юлька!

И ребята помчались следом за грузовиком, тяжело ухающим на рытвинах дороги…

Подойдя к дому, Санька плотно прикрыл за собой калитку.

— Всё в порядке?

— Ага! — Митька снял с двери замок.

Алёша лежал возле оторванной доски на полу, привалившись плечом к стене.

— Послушай, — сказал Санька и присел возле него на корточки. — Ты вправду знаешь, где пушка?

— Знаю, — кивнул Алёша.

— Не врёшь?

— Зачем?

— Верно. Не с чего тебе врать, — вздохнул Санька и, морщась, потёр оцарапанную Юлькой щёку.

— Не скажешь?

— Нет! — твёрдо сказал Алёша. — Ни за что!

— Эх, ты… — Санька грустно покивал клювастым носом. — Делал, делал, а они… Всё равно скажешь! — неожиданно взорвался он, — Жрать захочешь — скажешь! Герои до чужого труда! — он повернулся и, резко наклонившись вперёд, почти выбежал из сарая.

Дверь захлопнулась.

— Сань, и долго мне здесь сидеть? — спросил Митька за дверью.

— Пока пощады не запросит.

— А ты куда?

— На ферму схожу. Матери обещал сена подкосить. Я быстро. Смотри — никуда ни шагу!

— Ладно, — вздохнул Митька и через минуту жалобно: — Сань, ты мне… эт-та… как его… хоть хлеба вынеси. Кишка к кишке прилипает…

Алёша перевернулся на спину и вытянул ноги. Душно как, и правда есть хочется… Он зевнул. Бабушка говорит: сон — лучшая еда. Попробуем. Но сон не шёл. Что-то неясное будто тревожило его, и он никак не мог понять — что, и от этого положение, в какое он попал, стало казаться ему хуже, чем было на самом деле. По своему обыкновению, Алёша стал припоминать всё, что произошло, пытаясь в воспоминаниях отыскать причину неприятного чувства. Что же это могло быть? Плен? Ерунда. Сколько бы они ни держали его здесь, Алёша всё равно не выдаст тайну пушки. Пушка… Как Санька разозлился: «Герои до чужого труда». А лицо у него было грустное: «Делал, делал, а они…» Так вот отчего у него остался неприятный осадок, неожиданно понял Алёша. Саньке жаль не пушки, а свой труд… Но не может же Алёша предать Кима? А почему, собственно, Алёша на стороне Кима? Кто же из них прав? Алёша закрыл глаза и начал вспоминать книгу «Спартак», чтоб отогнать неприятные мысли.

…Часа через два к Санькиному дому подошла маленькая, сгорбленная старушка в низко надвинутом на лоб белом платке и длинной сборчатой юбке. Старушка остановилась у калитки и поставила на землю плетёную корзину.

— Охти… чижало-то как! — невнятно прошептала она и со стоном выпрямилась, держась рукой за поясницу. Всё лицо старушки было забинтовано. Снаружи остался только самый кончик коричневого носа да один глаз, спрятанный за выпуклым стеклом очков в тонкой золотой оправе.

Митька с любопытством наблюдал за незнакомой бабкой.

— Сыночек, — прошептала старушка и поманила Митьку рукой в чёрной кружевной перчатке, — сыночек…

— Чего вам? — Митька подошёл к калитке. — Эта-та… как его… никого дома нет…

— Ахти, беда-то какая! — сдавленным шёпотом сказала старушка и села на корзинку, словно у неё подкосились ноги. — С сердцем у меня чтой-то не того, и зубы болят. Позови, сыночек, Марусю, ты не её сын-то будешь?

— Да нету тёти Маруси, — сказал Митька и с жалостью поглядел на старушку, — на ферме она. Я вам воды принесу, хотите?

— Не надо воды… Ты лучше Марусю сбегай позови… Я ей подарок привезла, а мне на поезд надо… Сбегай за ней, сынок, на тебе за это яблочка…

Старушка вытащила из корзины яблоко и неожиданно ловко бросила его Митьке.

Митька поймал яблоко на лету.

— Сейчас, бабушка, я мигом! — сказал он. — Вы тут, — он оглянулся на сарай, плотнее прикрыл дверь, — а вы тут посидите. Я… эт-та… как его… я быстро. — И он радостно запылил по дороге.

Когда Митька скрылся за поворотом, старушка оглянулась по сторонам и, подобрав подол длинной юбки, резво шмыгнула в сарай.

— Алёша! — позвала старушка. — Ты здесь?

Алёша открыл глаза и удивлённо уставился на незнакомую старуху, у которой поверх бинта блестели бабушкины очки в золотой оправе.

— Привет! — сказала старуха и, подбежав к Алёше, стала ловко распутывать верёвки на руках и ногах пленника. — Давай быстрее!

— С-спасибо… — Алёша никак не мог опомниться. — С-спасибо большое…

— Ладно, ладно, — торопила его старуха, — бывают же на свете такие люди… им говоришь скорее, а они еле шевелятся…

Алёша поплевал на ладони и растёр занемевшие руки. С трудом выпрямился. Что-то знакомое прозвучало в голосе старухи. И эта присказка…

— Юлька! — ахнул Алёша.

— Ф-фу! — Юлька сняла очки. — Думала — потеряю! В них ничего не видно, а поверх смотреть — с носа падают. Еле дошла!

— Как они к тебе попали?

— А я твою бабушку встретила; моя мама в город поехала, я её до конторы проводила, а твоя бабушка тебя искала. У тебя бабушка мировецкая, правда! Это она меня переодела и научила, что говорить! Она правда в партизанах была?

— Правда, — сказал Алёша.

— Ну, побежали! — Юлька прихватила юбку и рысью понеслась впереди Алёши. — Скорее! А то Митька вернётся!

— А корзинка? — спохватился Алёша.

— Пускай на память остаётся! — беспечно махнула Юлька рукой в чёрной кружевной перчатке. — Я её только для вида взяла. Там песок и солома! А Ким и не знает, что я тебя выпустила. Они с Гошкой там целый план разрабатывают!

Памятник стоял на холме над рекой, укрытый от непогоды широкими стругаными досками. Между досками виднелась белая парусина. В одном месте парусина была подрезана. Видно, кто-то из ребят пытался увидеть памятник до открытия. У подножия памятника лежала гладкая гранитная доска. Серо-чёрная, с розовыми прожилками. Она блестела на солнце, как лакированная.

До открытия памятника две недели. Две недели до 22 июня, и за это время должен приехать из Ленинграда скульптор и выбить на доске имена героев. Навечно.

Вверху над холмом ветер крутил облака, то разгоняя их в разные стороны, то собирая в кучу, как пастух овец. А внизу, у подножия холма, сидели ребята. Они уже выложили Алёше все новости о памятнике и теперь слушали Алёшин рассказ.

— Дела-а… — сказал Гошка. — Ловко они тебя… как младенца! Меня бы ни за что!

— Ну да, — сказала Юлька, — тоже мне! — Возбуждённая удачным походом, она бойко смотрела на ребят из-под бинтов одним глазом. Длинная юбка веером прикрывала ноги.

Ким посмотрел на Юльку и снова, уже в который раз, расхохотался:

— Ты хоть бинты-то сними, а то задохнёшься.

— Ничего, — горделиво улыбалась Юлька, разбинтовывая лицо. — А Митька-то, Митька! «Бабушка, вам воды подать? Вы посидите, я… эт-та… как его… быстро!»

Глядя на Юльку, ребята катались по песку, держась за животы.

— Ну и Рыжая!

— Вот это да!

— А Ястреб-то, Ястреб… пушку упустил, пленника взял — и тот смылся… Ха-ха-ха!

Ким вытер глаза и повернулся к Алёше.

— Ты им точно ничего не сказал?

Алёша выпрямился, оскорблённый недоверием.

— Конечно! Зачем бы я стал говорить? Я даже под пыткой и то бы ничего не сказал!

— Под пыткой? Тебя что, пытали?

— Ну, не сейчас, а вообще… я вообще говорю, если бы по-настоящему попал…

Ким покачал головой и насмешливо хлопнул Алёшу по спине.

— Выдумщик ты… по-настоящему…

Он повернулся к Гошке.

— Как же нам её вытащить, Гош? Санька с Митькой теперь за каждым нашим шагом следить будут…

— А я знаю! Я знаю! — вдруг выпалила Юлька и захлопала в ладоши. — Я придумала!

— Как? — не сговариваясь, разом спросили и Ким и Гошка.

— Надо… — тут Юлька таинственно приложила палец к губам, быстро оглянулась по сторонам и горячо зашептала: — Надо, чтобы Алёша снова попал в плен и сказал. Саньке, что пушку мы спрятали в Копанях. Пока они сходят туда и обратно, а мы её как миленькую вытащим!

— Здорово! — восхищённо хлопнул себя по коленям Гошка. — Молодец, Рыжая!

— Ерунда, — сказал Ким. — Как же он пойдёт в плен, если Митька уже вернулся и всё узнал?

— Бывают же такие люди… им говоришь, а они не понимают, — обиделась Юлька. — Пусть Алёша просто так мимо Санькиного дома пройдёт. Они увидят и опять нападут.

— Нападут или нет — это ещё как сказать, — Ким с сомнением покрутил чуб.

— Нападут! Что ли, я Митьку не знаю?!

— А по-моему, лучше так, — сказал Алёша, — надо просто пойти в Приборовское и стоять и ждать, когда они пройдут мимо. А когда будут проходить, сделать вид, что мы не видим их и спорим, когда нам пушку из Копаней забрать — днём или ночью… Они подумают, что случайно подслушали, и поверят.

— Вот это вернее! — Ким снова, на этот раз уже не насмешливо, а восхищённо, хлопнул Алёшу по спине. — Выдумщик ты! До Копаней час ходу да обратно… Ха! За это время мы не только вытащить её успеем, но и обратно утопить! Славно, Алёха!

Алёша обхватил согнутые колени руками и задумался, глядя на медленное течение реки. Вдали, у противоположного берега, она казалась сине-зелёной, как толстое непроницаемое стекло.

«Как странно, — подумал Алёша, — течёт себе и течёт, что бы ни случилось на берегу… Только отражает. И ящеров, и скифов, и бои с фашистами…»

— Ты чего? — тихо спросил Ким и тронул Алёшу.

— Так… — Алёша вздрогнул и смущённо взглянул на Кима. — Задумался… А ребята где?

— Пошли домой… есть захотели. — Ким придвинулся к Алёше и лёг на живот, подперев руками голову.

— Знаешь, — неожиданно для себя сказал Алёша, — вот почему так? О чём бы ты ни думал, а когда посмотришь на реку, она все мысли уносит. И в голове яснее делается… Ты не замечаешь?

— Нет, — сказал Ким и через минуту удивлённо: — А правда! Я сейчас попробовал… смешно!

— Нет… странно. Лес шумит по-своему, река по-своему. Даже когда совсем-совсем тихо, всё равно слышно. Как будто шепчутся между собой… Вот бы подслушать, а? Наверное, люди когда-нибудь придумают такой аппарат и узнают, о чём они говорят. Интересно, правда? Они же были, когда ещё нас не было, и будут тогда, когда нас не станет…

— Выдумщик ты, — усмехнулся Ким, — они же не живые.

— Не знаю… и бабушка не знает. Она говорит: формы жизни так разнообразны, что нам даже представить себе трудно… Ты кем будешь, когда вырастешь?

— Инженером… машины всякие строить или космические корабли… я ещё точно не решил. А ты? Художником?

— Не знаю… мне хочется сделать что-нибудь такое… Такое, чтобы если человеку плохо — он посмотрел, и ему сразу хорошо сделалось… Наверное, художником. Знаешь, когда бабушке от чего-нибудь плохо делается, она тогда на целый день в Эрмитаж уходит или в Русский музей и меня с собой берёт. Только бабушка говорит, чтобы быть художником, надо не только рисовать уметь, а ещё очень любить людей. А вот как их любить? Всех вместе или по отдельности?

— Всех вместе нельзя. Они же разные…

— Вот и я так думаю. Если всех, то и Юрку Васильева, а если он жадный, хитрый? Или врагов? Вот ты, почему ты Саньку с Митькой не любишь?

— Сказал тоже… Они нашу пещеру захватить хотят! Только у них не выйдет! Это наша пещера! — Ким поднялся. — Пошли. Есть охота. Скоро мать нас в школу собирать начнёт. Она если что сказала — обязательно сделает. Ты придёшь?

— Зачем? Я же не здешний?

— Ерунда! Приходи. Мы там и подкинем приборовским насчёт Копаней… пусть поищут!