К полному своему изумлению они узнали, что Китайца зовут мистером Бленкинсопом.
— Мое настоящее имя, — объяснил он, — означает Золотой Тигр В Чайном Лесу, но мне, разумеется, трудно было ожидать, что мои европейские друзья станут так меня называть. Поэтому, перебравшись в Оксфорд, я, чтобы не терзаться раздражением, слыша, как перевирают мое имя, официально сменил его на Бленкинсоп. Нет-нет, я вовсе не обманываю вас, уподобляясь доктору Трясуну. Бленкинсоп имя редкое и особенно удобно тем, что его легко запомнить. Послушайте, я принес маленький подарок для мисс Джудит. О нет, пожалуйста. Умоляю вас, не стоит об этом. У меня в спальне, — в покоях Хозяина, — немало восточных безделиц, так что с этой мне расстаться легко. Вам стоило бы как-нибудь зайти, посмотреть остальные.
Это был превосходный, сделанный из папье-маше тигр величиной почти с Шутьку, в оранжевую и красную полоску. Голова и хвост его соединялись внутри пружиной, так что стоило лишь дотронуться до них и тигр начинал кивать головой и помахивать хвостом, производя впечатление отчасти страшное, а отчасти смешное. Страшными казались полоски и усища, придававшие ему сходство с полосатой зубаткой, — но едва он принимался кивать, как становилось ясно, что он только притворяется таким уж страшилищем. Джуди сразу поняла, что самое правильное — дать ему моток шерсти, чтобы он мог рычать на него, изображая свирепость, но на Никки самое сильное впечатление произвела его грозная соразмерность. У китайцев такой тигр называется Кошкой с острова Сямынь.
— Как видите, мы оба с ним Золотые Тигры. Надеюсь, он придется вам по душе.
— Он великолепен. Только я не думаю, что нам следует его принимать.
— Приняв, вы окажете мне услугу.
— Если вам и вправду не жалко с ним расстаться…
Никки сказал:
— Познакомь с ним Шутьку.
Они познакомили Шутьку с тигром, но ничего из этой затеи не вышло. Если бы он пах тигром, результат еще мог бы получиться иным. А так Шутька некоторое время недоуменно наблюдала его кивки, а после разлеглась самым вульгарным образом и принялась грызть собственный хвост.
Мистера Бленкинсопа ее поведение нисколько не огорчило. С непроницаемым лицом он разглядывал собачонку, и глаза его походили на два сваренных «в мешочек» яйца с узкими надрезами на оболочке.
— Пекинесы, — задумчиво сказал он, — столь любезные моему народу, происходят, как говорят, от Льва и Бабочки. Впрочем, коекто уверяет, что от Льва и Мартышки. Они полюбили друг друга и в результате появился на свет первый пекинес. Тех, что поменьше, придворные дамы носили внутри рукавов, используя их вместо муфт или грелок.
— Шутька, лапушка, ты бы хотела стать грелкой?
— Лучшее, что из нее может получиться, это ершик для чистки бутылок, — сказал Никки.
— Как ты можешь!
— Однажды хозяйка модного салона, похвалив одну из собачек нашего императора, сказала мне: «Ах, если бы можно было содрать с нее шкурку, какой прекрасный палантин я бы сделала из нее». На что я ответил: «Драгоценная леди, если б я мог содрать шкурку с вас, я обзавелся бы парой превосходных сапог».
Дети ошеломленно уставились на него. Так он и впрямь человек! С этой минуты в них вселилась уверенность, что сомневаться в мистере Бленкинсопе, — который так любит собак, — вещь невозможная. Именно этого он и добивался.
— А она что сказала?
— Она удалилась, вереща от гнева, как белка.
— И грелка! — с дурацким восторгом завопил Никки. Он покатился с Шутькой по полу, едва не своротив тигра и выкрикивая: «Белка!», «Грелка!»и «Сопелка!».
— Можно нам будет прийти посмотреть ваши восточные безделушки?
— Как-нибудь, когда Хозяин будет занят.
— Он не хочет, чтобы мы заходили в его покои?
— Это не вполне удобно.
При упоминании о Нем настроение у детей сразу упало.
— А мы не можем прийти в субботу, когда он напьется?
— Он никогда не напивается.
— Мистер Бленкинсоп, — тактично сказала Джуди, — вам не кажется, что его следует остановить?
— Меня «посещала подобная мысль».
— Почему вы ему помогаете?
— По тем же причинам, по которым помогает ему ваш друг, майор авиации.
— Мистер Фринтон говорит…
Никки закашлялся, но Джуди решительно продолжала:
— Он говорит, что людям следует предоставить возможность самим выбирать, что правильно, а что нет.
— Весьма основательная точка зрения.
— А вы с ней согласны?
— Мистер Фринтон — «человек добрых правил».
— Я знала, что вы с ним согласитесь!
Никки вдруг опять понесло куда-то в сторону.
— Это чем-то похоже на вивисекцию, — пояснил он.
— Что именно?
— Вот это — убить нескольких, чтобы помочь всем остальным.
Джуди решила, что самое время задать еще один тактичный вопрос:
— Мистер Бленкинсоп, а вы вивисекцию одобряете?
Ему хватило сообразительности ответить:
— Нет.
— Понимаете, нельзя же так поступать с существами, которые вам доверяют. Никки говорит, что с теми, кто не доверяется тебе, допустим, с кошками, он еще мог бы это проделать, но предавать доверчивых существ невозможно. Просто невозможно. Ни обезьянок, ни собак, ни лошадей…
— В общем, никого, кто тебе верит. И свиньи на самом-то деле — очень милые, и мы вот еще как-то выращивали ягненка… Ах, мистер Бленкинсоп, если совсем по-честному, нам следовало бы стать вегетарианцами, только это ужасно трудно, вот мы и стараемся не задумываться, ведь вы согласны с нами, правда?
Никки сказал, старательно выбирая слова:
— Если ты предаешь живое существо, ты наносишь вред себе самому. Я думаю, гораздо хуже умереть от предательства, чем от рака, потому что рака ты не выбираешь.
— А вивисекцию выбираешь, — вот что он хочет сказать.
— Хуже всего, когда убиваешь собственную душу.
Руки Китайца поглаживали одна другую, словно бы утешая.
— Мастер Николас, а вы могли бы зарезать человека?
— Если он мне не доверяет, думаю, что да.
— Люди, по крайней мере, способны сами о себе позаботиться, — вставила Джуди.
— А Хозяина вы могли бы зарезать?
— Это… — начал Никки, но на сей раз сестра наступила ему на ногу. Он гневно воззрился на нее.
— Мистер Фринтон сказал…
— Мистер Бленкинсоп считает, что его надо остановить, — сказала Джуди, — и это самое главное.
— А как бы вы это сделали, мисс Джудит?
— Мистер Фринтон, — решился Никки, — собирался его застрелить.
Они ожидали реакции Китайца, охваченные страхом перед тем, что сказали.
— Весьма интересно.
— Вы обещаете никому про это не говорить?
— Ведь мы не ошиблись, открывшись вам, мистер Бленкинсоп? Вы же сами сказали…
— Будет лучше, если вы мне все объясните.
— Мы не имеем права. Не можем. Только если…
— Со мной ваша тайна будет в полной безопасности.
— Клянетесь?
Дети в тревоге уставились на него, и он поклялся с бесстрастной торжественностью, подняв вверх одну руку и не став от этого смешным. Как сказал Шекспир, мы, люди, читать по лицам мысли не умеем, — особенно по восточным. Они рассказали ему все.
— Мистер Фринтон — весьма порывистый молодой джентльмен, — сказал он, выслушав их рассказ.
Близнецы ожидали дальнейшего.
— Ситуация гораздо сложнее, чем он думает.
— Но вы поможете ему?
Уютные ручки перестали ласкать друг друга и замерли ладонями вниз, — Мистер Бленкинсоп пожал плечами.
— Я ему ничем помочь не могу.
— Но вы же сказали…
— Мисс Джудит, послушайте меня и постарайтесь понять сущность того, что вы называете гипнотизмом Хозяина. Он отнюдь не сверхъестественное существо и тем не менее он действительно наш хозяин. Он является таковым потому, что прошел сразу по двум направлениям гораздо дальше, чем большинство людей. Да, он гипнотизер, но гипнотизеров и без него существует немало. В его способности к внушению нет ничего необычайного, за исключением, быть может, степени, до которой он ее развил. Второе направление — его способность к экстрасенсорному восприятию. Люди давно уже осознали, что пространство неотделимо от времени. Мир физики — это мир пространства-времени. Оба они представляют собой просто различные стороны одной и той же сущности. Я не сумею объяснить вам на языке существительных и глаголов, — поскольку и сами такие слова, как «материя»и «сознание», суть существительные, — почему мир экстрасенсорного восприятия является миром материи-сознания, каковые опять-таки представляют собой различные стороны одной сущности. Надеюсь, вам хотя бы отчасти понятно то, что я говорю?
— Продолжайте.
— Хозяин научился пользоваться этим материально-сознательным континуумом, что превращает револьвер мистера Фринтона в чистой воды иллюзию.
— Вы хотите сказать, что он не выстрелит?
— Ну, это было бы слишком. Не выстрелит сам мистер Фринтон.
— Мы думали, что он может выскочить из двери и…
— Протяженность континуума варьируется в зависимости от индивидуума. Что касается мистера Фринтона, он, скорее всего, окажется в пределах сознания Хозяина в тот самый миг, как вступит в его покои, а стоит ему попасть в поле зрения Хозяина, он исполнит все, что тот ему прикажет.
— Так вы думаете, он знал, что мы на лестнице?
— Как же иначе?
— Но он ничего не сделал.
— А ему и не было нужды что-либо делать.
Никки был мальчиком переимчивым, а вернее сказать, имевшим склонность подражать повадкам людей, которые ему нравились. Теперь он в недоуменной растерянности обхватил руками голову, точь в точь как майор авиации.
— А насколько вы сами сильны по этой части?
— Я уже очень давно принимаю участие в исследованиях, которые проводит Хозяин.
— Да, но все же — насколько?
Мистер Бленкинсоп глубоко вздохнул и закрыл глаза. Даже надрезы исчезли.
— Посредством умственного усилия, — медленно произнес он, — и усилия весьма изнурительного, мне удается представать перед моим хозяином с пустым разумом, с разумом, отчасти стертым по приказу моего собственного сознания. Но сопротивляться его воле, находясь в поле его зрения, я не способен.
— Значит, если бы вы сами отправились к нему, чтобы его застрелить, — сказала Джуди, — он, насколько я поняла, приказал бы вам не нажимать на курок раньше, чем вы успели бы на него нажать?
— А если бы вы подкрались к нему со спины? — спросил Никки.
— Хозяин никогда не поворачивается ко мне спиной. А мое присутствие он осознает чуть раньше, чем я попадаюсь ему на глаза.
— Но вы же можете стереть ваш разум или как вы это называли?
— Да, но тогда мне придется стереть из него и пистолет.