Хозяин тумана

Глава тринадцатая Кровь и коралл

Один только Медноволосый Хорр никак не мог забыть Зеленоглазую Ратту. В сердце его ныла незаживающая рана потому, что он никак не мог вспомнить страшную ночь, заставшую племя дождевых охотников посреди Пайлуда, после которой он никогда не видел свою любимую.

По-прежнему его память никак, ни разу не могла откликнуться воспоминанием, сколько бы он ни старался вспомнить ту ночь. Только мысли все время летели к девушке.

Он восстанавливал в памяти ее плавную походку и нежные ямочки, украшавшие румяные щеки, когда она улыбалась. В ушах постоянно звенел ее серебристый смех, и нежные переливы девичьего мелодичного голоса заставляли Хорра содрогаться от тоски.

Казалось, время должно было залечить раны разлуки. Молодой вождь уже сам хотел бы поверить в это, но однажды с ним случилось нечто необычное.

Это произошло поздней ночью.

Дождевые охотники в поисках добычи снова приблизились к зловещим границам Пайлуда и остановились на самом краю Тайга. После того, как все племя угомонилось и устроилось на ночлег, молодой вождь отправился в свой шатер, чтобы хорошенько отдохнуть перед завтрашней охотой.

Он уже устроился на своей лежанке и накрыл мускулистое тело тяжелым покрывалом, как внезапно почувствовал, что отважное сердце сжалось от непонятной тоски.

Кулак его поднялся, и Хорр махнул им в пустоту, как будто желая отогнать неожиданно навалившуюся хворобу.

Внезапно откуда-то из пыльного полумрака донеслись неясные шорохи. Он замер с поднятой рукой, повернул голову и напряженно вслушался в тишину.

Храбрый воин ничего не мог сделать с собой, пот выступил на лбу крупными каплями. Он задрожал всем телом и никакие усилия не могли помочь избавиться от нахлынувшей слабости.

Мускулистая рука его, словно действуя сама по себе, опустилась вниз, заползла в глубину походного баула и огрубевшие пальцы нащупали какой-то твердый предмет. Хорр вытащил его наружу и в сумраке увидел, что в твердой ладони зажат грязный кусок коралла, напоминающий по форме человеческий зуб.

Тут же на него нахлынули воспоминания…

Тесный купол шатра осветился ярким, непонятно откуда исходившим голубоватым светом, болезненно резанувший по его глазам, привыкшим к полумраку. Иннеец, ничего не понимая, ошеломлено вскинулся на своей лежанке и, прикрывая ладонью переносицу, огляделся кругом.

Он ничего не понимал! Нельзя было сказать, откуда исходит магический свет…

Точно его собственное крепкое тело стало источником ослепительных лучей, заполнивших все пространство душной палатки.

Кусок коралла, некогда служивший частью красивого ожерелья, вывалился у него из рук. Поток горячего голубоватого света прорезал густой мрак, как белая колонна, упершаяся в пыльную кожу навеса, и заставил иннейца подслеповато прищуриться, едва открывая веки.

Глаза его заслезились, но сквозь неопределенный влажный туман он заметил, что через мгновение бесформенные очертания потока света обрели совершенно определенные очертания, — это были очертания женской фигуры!

Незнакомка сначала стояла спиной к нему. Потом повернулась и гордо тряхнула копной густых, витиевато заплетенных косичек.

Сомнений не оставалось. В шатре Хорра появилась Зеленоглазая Ратта, она стояла буквально в паре шагов от него, она с мольбой протягивала навстречу изящные, мерцающие, светящиеся руки.

О, как она была великолепна!

Под покровом длинной обтягивающей рубашки угадывались плавные формы роскошных бедер. Глубокий вырез не только обнажал нежную шею, но и уходил книзу, острым углом, в самую в ложбинку выпуклой налитой груди.

Чистая энергия пронизала образ Ратты. Контуры ее фигуры загадочно мерцали, исторгая зигзагообразные вспышки изумрудно-золотых искр, устремляющихся ввысь.

Волны тонких, переливающихся лучей выплескивались из ее тела наружу. Они расширялись над ее головой наподобие чистейшего, постоянно разрастающегося горного прозрачного кристалла.

Поднятые ладонями вверх руки красавицы светились, источая голубоватые лучи. Пальцы словно были сделаны из раскаленного добела металла, и ровное свечение, исходящее из них острыми лучами, наполняло все помещение шатра, затопляя самые укромные места.

Ошеломленный Хорр затаил дыхание. Казалось, что он не только не может шевельнуться, но даже не способен вздохнуть, набрать воздуха в легкие.

«Наконец-то она вернулась… — ликовал он мысленно. — Я знал, что она должна прийти ко мне!»

— Как же я долго ждал тебя… — прошептал он и неожиданно нежная улыбка осветила грубое мужественное лицо. — Почему ты не приходила раньше?

Ратта загадочно улыбалась. Зеленые глаза ее изредка сверкали палевыми и золотыми искрами.

— Ниа-ана… — вдруг услышал он в ответ слабый голос, напоминающий легкое подвывание ветра. — Ниа-ана…

Этот странный протяжный звук длился и растягивался, как дуновение сквозняка. Губы Ратты не двигались, а женский голос исходил неизвестно откуда, хрустальный голос явственно распевал:

— …Ниа-ана… Ниа-ана…

Хорр тряхнул головой. Он нашел в себе силы и решительно протянул вперед руку, чтобы дотронуться до любимой.

Пальцы его уже дотянулись до Ратты. Мускулистая пятерня легла на ее плечо, но… схватила только пустоту!

Ткань ее рубашки только слегка вздрогнула, фигура девушки пошла рябью и моментально восстановилась в прежнем виде. Хорру показалось, что точно небольшой камень упал в гладь лесного озера, на мгновение всколыхнул поверхность, а потом стоячая вода снова сомкнулась, словно ничего и не было.

Силуэт девушки начал бледнеть. Через несколько мгновений сверхъестественный свет пошел на убыль и совсем померк. Ночь снова укутала все вокруг надежным пледом мрака, а внутреннее помещение шатра вождя словно значительно сократилось в размерах.

Медноволосый Хорр не смог оставаться на месте.

«…Ниа-ана… Ниа-ана… Ниа-ана… Ниа-ана… н-а-а…» — все еще завывал в его ушах непонятный голос.

Бесстрашное сердце иннейца колотилось, как бешеное. Воздуха совершенно не хватало.

Он выскочил наружу и огляделся вокруг.

Жирный серебристый диск полной луны висел над его крупной головой в мутной, фосфоресцирующей пыли звездного блеска. Созвездия двигались на ночном небосводе, словно выводя фигуры замысловатого танца, двигающегося вокруг священного костра.

Глаза иннейца напряженно, лихорадочно вглядывались в сумерки. Ему казалось, что навстречу из тьмы, действительно, проступают очертания такого знакомого, такого желанного, такого милого женского лица, обрамленного волнами густых косичек. Казалось, что стоит протянуть руку и огрубевшие пальцы снова дотронутся до нежного теплого плеча.

Над лагерем иннейцев проносился ветер, шелестели листья кленов, пирамидами вонзающими свои вершины в темное небо. Молодому вождю казалось, что ночное свежее дыхание приносит звучание мелодичного женского голоса, и он никак не мог отделаться от этого ощущения.

«Ниа-ана… Ниа-ана…»

В таком состоянии трудно было оставаться на месте. Сон исчез, и ноги сами повели Медноволосого Хорра к почтенному Астерсу.

Шатер знахаря стоял немного в стороне от жилищ остального племени. Чтобы добраться до него, Хорру пришлось пройти по плотному, влажному ковру густой и упругой травы, покрытой вечерней росой, и прорезать насквозь небольшую кленовую рощу.

Никто не знал, сколько лет Астерсу. Никто бы не взял на себя смелость определить, сколько уже прожил на свете этот молчаливый старик. Никому нельзя было подсчитать, сколько именно разливов рек пришлось увидать этому человеку и сколько поколений нууку ему уже довелось врачевать.

Медноволосый Хорр только помнил, что седовласый суровый молчун помогал еще деду его отца. А, может, и деду его деда. Точно было одно, — и в то туманное время седовласый Астерс уже считался у иннейцев дряхлой развалиной. Они ведь считали, что четыре раза по десять разливов рек являются для каждого человека концом жизни.

Да только целые поколения дождевых охотников давно уже отправились во внутренний мир, к своим предкам. Все они уже много, много разливов рек блуждали по зарослям Серой Чащи, а седовласый Астерс продолжал жить. Старый, дряхлый, беспомощный, он не знал устали и постоянно передвигался вместе с молодыми, полными сил иннейцами по внешнему миру, странствуя с дождевыми охотниками по зеленым лесам Тайга.

Знахарь не принадлежал к роду дождевых охотников. Его кожа, в отличии от смуглолицых иннейцев, отличалась редкой белизной. Когда-то, давным-давно его подобрали в лесу, случайно наткнувшись во время очередного перехода на безжизненное тело.

Незнакомец с белоснежными волосами находился уже в одном шаге от смерти. Он валялся под корнями огромного дерева с глубокими ранами, без сознания, и безнадежно истекал кровью.

Иннейцы сжалились над беспомощным человеком и захватили с собой. Отвары из трав, редких ягод и желчи речных змей выходили пострадавшего. Раны быстро затянулись, он окреп и пришел в себя, но никогда не рассказывал, что же случилось с ним в тот день, когда он чуть не покинул этот мир.

Тогдашний вождь племени, правящий дождевыми охотниками много разливов рек назад, разрешил незнакомцу остаться на некоторое время, пока он окончательно не придет в себя. Да только так случилось, что молчаливый мужчина прижился навсегда, разделив вместе с нууку все радости и тяготы кочевой жизни.

Оказалось, что он владеет удивительным искусством лечения многих болезней. Тогда племя и узнало его необычное имя — Астерс, просто Астерс. Тогда охотники научились произносить чудное слово «эливенер».

В отличие от иннейцев, Астерс носил свою, особую одежду, нечто среднее между своеобразным плащом и мешком с прорезью для головы из плотного материала, который назывался еще одним забавным словом — «туника». С внутренней стороны, прилегающей к телу, там располагались таинственные мешочки, специальные карманы, хранящие множество предметов, необходимых для быстрого лечения самых тяжелых ран.

Никому не было известно до конца содержимое всех отделений. Астерс сам умел изготавливать лечебные экстракты из соков самых разных лесных растений. Под рукой у него всегда были тонкие металлические ножи, найденные в руинах древних городов и повязки из сухого мха, жгуты из прочной паутины и шипы гигантских кактусов, произрастающих в дебрях Тайга, которыми он ловко накладывал швы из паутины на самые глубокие порезы. Эластичные нити лесных пауков, обработанные Астерсом в особом отваре, так скрепляли страшные кровоточащие раны, что мучительные порезы бесследно заживали, не оставляя после себя даже намека на шрамы.

Пока Хорр осторожно продвигался вглубь небольшой рощи, то вздрагивая от треска сучьев под ногами, то минуя стороной изогнутый корень перед его взором постоянно стоял светящийся силуэт Ратты, а в ушах неумолчно звучал мелодичный голос. Между темными стволами обозначился просвет.

Яркие лучи полной луны, щедро проливавшиеся с небес, заливали серебристым светом небольшую поляну. В самом центре округлой поляны к небу стремился остроконечный шатер почтенного Астерса.

Сливаясь со стволом дерева на краю зарослей, Медноволосый Хорр, зажав в руке кусок просверленного коралла, зорким взглядом лесного жителя уткнулся в полумрак и обнаружил, что почтенный старец вовсе не собирается еще спать, а все еще сидит рядом со своим шатром. Глаза иннейца уже издали выхватили из тьмы со спины фигуру эливенера, неподвижно застывшую над огнем, мерцавшим в небольшом металлической очаге.

Охотник бесшумно подошел сзади, осторожно ступая подошвами мягких мокасов по упругой влажной траве. Обычно ни один лесной зверь не мог уловить такую походку, ни одна птица не тревожилась при его появлении.

Острое обоняние иннейца уже ощутило необычный аромат дымка, поднимавшегося над огнем. Древесный дым распространял вокруг чуть сладковатый, чуть терпкий запах, в котором Хорр мог разобрать ароматы можжевельника, кипариса, эвкалипта и свежей перечной мяты. Почему-то в этом смолистом дымке явственно различался и вкус пчелиного меда. Эливенер никогда не разжигал огонь из первых попавшихся дров, а всегда тщательно подбирал сухие ветки, сочетая разные поленья в зависимости от своего определенного настроения.

Но не успел вождь бесшумно дойти в темноте до шатра какого-то десятка шагов, как со стороны очага раздался скрипучий, чуть насмешливый голос:

— Медноволосый Хорр плохо себя чувствует? Какая-то незаживающая рана тревожит его? Старый шрам?

При этом, что поразительно, Астерс даже не оглянулся назад, а по-прежнему продолжал неподвижно сидеть спиной к роще. Хорр выступил из мрака и подошел к огню.

Можно было бы поклясться чем угодно, что старик не слышал, что происходит вокруг. Ни один мускул не дрогнул на лице, покрытом паутиной морщин, когда появился гость. Остановившийся безучастный взгляд равнодушно скользнул по рослой фигуре и уткнулся в колеблющийся свет.

Несмотря на то, что иннеец был еще сравнительно молод, многочисленные отметины уже, действительно, покрывали его крепкое тело. Следы звериных зубов и шрамы оружия противника, выпуклые рубцы ожогов и натруженные палицей мозоли. Все эти следы могли при желании много рассказать о его прошлом, и все они могли напоминать о прошлом застарелой болью.

— Нет, клянусь Духом Проливного Дождя, нездоровым я себя не считаю, — негромко отозвался Медноволосый Хорр. — Почтенный Астерс так искусно лечит ранения, что о шрамах никто из нас даже не вспоминает. Можно биться в любой схватке, а потом забыть о ней после врачевания у почтенного Астерса…

— Почему же тогда молодому вождю не спится в столь поздний час? — приветливо, но внешне нарочито равнодушно поинтересовался старец. — Все племя уже давно отдыхает. Все закончили свои дневные дела, и ваш Дух, Дух Проливного Дождя позволил каждому иннейцу отойти от трудов, чтобы постранствовать в приветливом мире сладостных сновидений. Что же случилось с нашим доблестным предводителем?

— Со мной произошло что-то невероятное! — нервно вскричал Хорр и порывисто опустился на массивную пальмовую колоду, торчавшую рядом с горевшим очагом.

Знахарь, словно не замечая взволнованного состояния ночного гостя, устало вздохнул:

— Тебе, наверное, очень сильно повезло в таком случае, всемогущий правитель. Хотя, может ты ошибаешься? На свете в наши дни осталось так мало невероятного…

— Все-таки со мной это произошло! — энергично подтвердил вождь. — Неужели ты мне не веришь!

Но Астерса эти горячие слова нисколько не тронули.

— Верю… верю… все это мелочи… — протянул он. — Все это пройдет, и пройдет очень быстро…

Эливенер нарочито неторопливо, не спеша заметил, вскинув голову вверх:

— Какая благодать там, наверху! Пусть молодой вождь обратится взглядом к полной луне и к звездной россыпи, раскинувшейся над головами!

Медноволосый Хорр даже едва слышно скрипнул от бешенства зубами, хотя сознание и подсказывало ему, что слепая ярость в этот момент просто бессмысленна. С таким же успехом можно было стараться голыми руками остановить лесную реку, сотни лет влекущую прозрачные воды в одном и том же направлении. Подобное случалось не впервые, его всегда поражала и раздражала та бесстрастность, невозмутимое спокойствие, с которым Астерс, как ему казалось, порой относился к бедам охотников.

Но управлять эливенером никто не мог. За все время никто не мог бы похвастать тем, что приказывал старому знахарю. Это было известно даже голозадым чумазым иннейским пострелятам, копошащимся около шатров.

Стиснув зубы, Хорр испустил из могучей груди вздох и все-таки вынужден был подчиниться. Голова его тоже задралась к темному небу.

— Небесная книга говорит о том, что духи посылают всем вам добрую ночь с благословенным дуновением Тайга, — тихим неторопливым голосом продолжил Астерс. — Хороший знак для каждого охотника… Что еще нужно вам для удачной утренней охоты, кроме парочки жирных гроконов и встречного ветра, относящего в сторону запахи голодных иннейцев? Все остальное не стоит ничего…

Седовласый врачеватель принадлежал к великому Братству эливенеров, Братству Одиннадцатой Заповеди. Главным в жизни для него были священные слова: «Да не уничтожишь ты ни Земли, ни всякой жизни на ней».

Он никогда не притрагивался ни к мясу лесных зверей, забитых охотниками в лесу, ни к рыбе, выловленной из многочисленных озер. Питался Астерс только разнообразными плодами, ягодами, кленовым сиропом и особыми, только ему одному ведомыми чудодейственными кореньями, которые он разыскивал в самых глухих уголках Тайга.

Внезапно старец резко опустил седую голову и уставился на юношу.

Крупные проницательные глаза, стремительно опустившиеся вниз, зорко сверкнули из-под густых, абсолютно белых бровей и испытывающе уперлись в молодого иннейца. В это мгновение Хорр почувствовал себя не очень уютно, у него внезапно возникло ощущение, что все тело, обтянутое плотной курткой из оленьей кожи, быстро просветилось вдоль и поперек невидимыми лучами, вырвавшимися из зрачков мудреца.

Юноша тоже взглянул на своего собеседника и невольно поразился перемене, которая произошла с лицом эливенера. Еще недавно, буквально несколько вздохов назад, казалось, что он совершенно отстранен от жизни, что его потухший взгляд бессмыслен буравит какую-то точку в пространстве.

Но стоило ему только сбросить маску, как выражение лица мгновенно изменилось. Взгляд сразу сконцентрировался, и старческое лицо подобралось, приобрело необычайно волевой, одухотворенный вид.

Вроде бы, все было так, как всегда. Строгое, бледное, иссеченное глубокими морщинами лицо эливенера окаймляли длинные прямые волосы, совершенно белые, как снега далеких горных вершин. Зачесанные назад, они открывали высокий лоб, и ниспадали сзади на спину роскошной тугой косой, которой позавидовала бы любая смуглолицая красавица.

Но сейчас в его облике появилось нечто, заставившее даже верховного вождя племени уважительно затаить дыхание. Сейчас перед ним сидел сильный человек, обладающий несгибаемой волей, и против этой воли иннеец не мог ничего сделать.

Запахи свежести пронизывали вечерний воздух. Хорр, хотя и сгорал от нетерпения, вынужден был терпеливо ждать, вбирая полной грудью пряные ароматы высушенных дров.

Оба они молчали, и в ночной тишине явственно раздавался сухой резкий треск поленьев, сгоравших в очаге. Нечто убаюкивающее было в этом, отчего молодой иннеец почувствовал странное, необычное спокойствие. Словно какая-то сила умиротворяла его.

Все было нацелено на это, — и особый ароматный дымок, и тихая ночь полнолуния с яркими звездами.

В то же время у молодого вождя возникло совершенно определенное ощущение, что в его мыслях кто-то хозяйничает, кто-то исследует их, как свои собственные.

Иннеец даже откинул голову назад и едва заметно втянул воздух ноздрями, ибо грудь словно стиснули незримые тиски, а в затылок с внутренней стороны впились бесчисленные невидимые острые иглы. Яркими лучами точно осветились все углы рассудка, в котором все оказалось словно бы на виду.

На Хорра смотрели проницательные глаза, наполовину прикрытые тяжелыми морщинистыми веками. Иннеец почувствовал, что несмотря на кажущуюся бесстрастность, эти глаза зорко подмечали каждую мельчайшую деталь, и от их пытливого взгляда невозможно было укрыться.

Несомненно, эливенер каким-то образом проник в его сознание. Он сумел уже что-то узнать, хотя Медноволосый Хорр еще ни словом не обмолвился о посетившем его недавно видении.

Словно в подтверждение его догадки, седовласый старец спросил:

— Невероятное, случившееся с тобой ночью, связано с Пайлудом?

Даже голос его изменился. Он перестал по-старчески дрожать, обрел внушительную глубину и густую насыщенность.

— Как ты узнал?! — изумился иннеец, у которого даже горло перехватило от неожиданности. — Я еще не промолвил ни слова…

— Значит, это действительно связано с Пайлудом… — утвердительно кивнул Астерс, как бы соглашаясь с самим собой. — Я не ошибся, как только ты показался из рощи, здесь сразу пахнуло этим ненавистным болотом!

Не успели прозвучать его последние слова, как и Хорру показалось, что свежий ветер, струившийся над головой, резко умолк. Упоительные ароматы древесного дымка сменились смрадом влажной гнили, словно осевшей за одно мгновение на его смуглом лице. В нос ощутимо ударили зловонные запахи плесени и плотных болотных миазмов.

Глаза иннейца даже широко открылись от удивления. У него было полное ощущение, что за время, равное короткому взмаху ресниц, он успел удивительным образом переместиться от уютного очага Астерса в самую сердцевину зловещего Пайлуда.

— Неужели ты смог вызвать духов? — растерялся он.

— Духов и ты можешь вызывать, — иронически усмехнулся эливенер. — Можешь вызывать, откуда угодно… Хоть из густых дебрей Тайга, хоть со дна Внутреннего моря, хоть из глухих топей Пайлуда…

— Я могу? — изумился Хорр. — Ты не шутишь, достопочтенный знахарь?

— Конечно, не шучу… Ты вполне можешь делать это! Каждый может… — отозвался старец, пожав плечами.

Ироничная улыбка сползла с его морщинистого лица и он совершенно серьезно добавил:

— Вызывать духов из небытия может даже каждый ребенок. Это очень просто. Вопрос заключается лишь в том: услышат ли духи тебя? Подчинятся ли они твоему зову? Будут ли духи появляться каждый раз, когда этого захочешь ты?

Темные глубокие глаза, глядящие из-под густых белых бровей, снова насмешливо просверлили его. На этот раз Хорр смог достойно выдержать и ответил прямым спокойным взглядом.

— Ты сегодня общался с духом, — полувопросительно, полуутвердительно сказал эливенер.

— Да… это случилось так внезапно… когда я собирался спать… — признался иннеец.

— А что ты держишь в руке? — неожиданно поинтересовался Астерс, кивнув на огромный кулак вождя. — Именно это заставило тебя прийти ночью ко мне?

— Ты видишь в полной темноте… и трудно скрыть от тебя что-либо…

— Дашь мне это посмотреть? — спросил старец. — Ты ведь обязательно хотел мне показать эту вещь… это ведь как-то связано с исчезновением пятерых девушек, не вернувшихся из Пайлуда…

Звено любимого ожерелья Ратты, которое все это время сжимали пальцы иннейца, легло на узкую морщинистую ладонь знахаря. Медноволосый Хорр почему-то почувствовал странное облегчение, словно этот простой кусок коралла с просверленным отверстием угнетал его и сдавливал душу.

Довольно долгое время старец сидел недвижно и фрагмент ожерелья лежал в его руках, сложенных «чашечкой». Потом глаза Астерса, еще совсем недавно живые и проницательные, словно остекленели. Они сверлили коралл, а потом поднялись и остановились на иннейце.

Хорру снова почудилось, что каким-то образом мыслительный поток знахаря снова внедрился в его сознание словно свежий ветер, залетевший в кленовую рощу. Он замер от напряжения и ему показалось, что даже острые языки пламени, метавшиеся все время в металлическом очаге, внезапно замерли, пока Астерс изучал содержимое его мозга.

По собственному опыту уже было понятно, что в эти мгновения бесполезно что-либо делать. Метаться и сопротивляться было бессмысленно, особенно в том случае, когда сам пришел сюда за советом.

Эливенер сосредоточенно размышлял. Его ментальный луч блуждал где-то далеко в поисках единственно верного ответа.

Наконец он отпустил сознание иннейца, и Хорр расслабленно перевел дух.

На лице седовласого Астерса появилось суровое, очень жесткое выражение. Глубокие складки морщи, прорезавшие лоб и щеки, как бы окаменели и стали еще рельефней.

— Как ты думаешь, Зеленоглазая Ратта действительно погибла? Скажи мне! — не выдержал вождь дождевых охотников. — Сегодня ночью она приходила ко мне… я понял, что она жива… она не пропала тогда в бездонных топях! Клянусь влажным дыханием Духа Проливного Дождя, ее изящные ножки, обутые в легкие мокасы, еще не вступили на тропу, ведущую в глубины Серой Чащи…

В ответ Астерс только сурово нахмурился и сказал:

— Я пытался связаться с ней сейчас, когда держал в руке коралл.

— И что же? — нетерпеливо взвился Медноволосый Хорр. — Что ты обнаружил там, в туманной мгле? Она жива?

Вместо прямого ответа эливенер помолчал, напряженно размышляя и тихо спросил:

— Дочь Маара Шестипалого что-нибудь говорила тебе сегодня?

«Ниа-на… Ниа-ана… Пайлуд… Пайлуд..» — прозвенели в ушах иннейца отзвуки странного таинственного голоса. Он поежился и бросил тревожный взгляд на эливенера, словно проверяя, не услышал ли сейчас и старец это слово.

— Может быть, мне показалось… — неуверенно признался он.

— Что же это было?

— Вполне возможно, что все мне просто почудилось! — буркнул Медноволосый Хорр. — Наверное, я очень устал за последние дни… Только ветер принес мне два слова: Пайлуд… и Ниана…

Трудно было даже ожидать от эливенера такой реакции. Седовласый старец, услышав название болота и этого портового города, пользовавшегося такой дурной славой, даже вздрогнул и отшатнулся от огня.

Он еще раз взглянул на коралловое звено и совершенно серьезно сказал:

— Тебе нужно забыть о Ратте! Если ты поселишь в своем сердце надежду о том, что когда-то вы еще непременно встретитесь, тебе придется очень, очень трудно…

— Так, значит, она жива!!! Я хочу встретить ее снова… — радостно и твердо откликнулся Медноволосый Хорр. — Сегодня я понял, что она осталась в живых! Я должен снова увидеть ее, я хочу…

— Ты не должен думать о ней… — траурным голосом перебил его взволнованную речь Астерс.

— Но почему?

— Постарайся стереть ее образ навсегда из своей памяти! Тогда ты оградишь себя от опасностей.

Пренебрежительная усмешка легла на губы молодого вождя.

— Клянусь влажным дыханием Духа Проливного Дождя! — заносчиво заметил он. — Но я не боюсь никаких опасностей! Я могу охотиться и сражаться, странствовать и править племенем… Меня ничто не испугает!

— Забудь о Зеленоглазой Ратте навсегда! — настойчиво повторил эливенер. — Только тогда ты будешь удачно охотиться и успешно сражаться, безопасно странствовать и выгодно торговать! Только тогда ты будешь сытно есть и спокойно спать.

— Мне мало этого, клянусь Духом Проливного Дождя! Мне нужна Ратта!

— Тебе нужно выбрать другую девушку из племени дождевых охотников и жениться на ней… Управлять великим родом должен мужчина, оставивший после себя потомство! Забудь о Ратте…

— Нет! Этого не будет никогда… — решительно отозвался вождь. — Если она жива, я не успокоюсь!

— Тогда тебя ждут испытания! Тебе придется очень нелегко! — отрезал старец и протянул вперед ладонь, на которой покоился кусок коралла. — Возьми его обратно, но… лучше избавься от него…

— Никогда!

— Мой тебе совет — выбрось подальше кусок ее ожерелья и смой из памяти все, что было связано с этой девушкой. Сделай так, чтобы в твоей душе не осталось и следа!

— Нет… — упрямо покачал головой Медноволосый Хорр и выхватил звено ожерелья из скрюченных пальцев знахаря.

Коралл перекочевал в его ладонь, иннеец торопливо поднялся и углубился во мрак рощи, чтобы вернуться в свой шатер. На душе у него было неспокойно.

Плотные гряды облаков наглухо закрыли луну. В полной непроглядной темноте силуэты высоких деревьев вокруг тропы вдруг показались ему гигантскими зубами, беспорядочно торчавшими в исполинской челюсти. В любое мгновение челюсть могла захлопнуться и поглотить его, как мелкую букашку.

Вернувшись в шатер, он попытался уснуть, но никак не мог. Мысли его постоянно кружили вокруг очага эливенера, и сознание постоянно возвращалось к беседе со старцем.

Наступил рассвет. Первые робкие лучи солнца уже стали ласкать зубчатые вершины деревьев, а Хорр все еще никак не мог сомкнуть глаза, никак не мог сбросить с души невероятную тяжесть.

Птицы уже вовсю завели свой суетливый радостный разговор. Только тогда он начал успокаиваться и стал соскальзывать в глубины забытья.

Но ночное видение, озарявшее в темноте его шатер, не давало покоя.

— Пайлуд… Ниана… — вдруг прошептал иннеец в полусне. — Почему она сказала именно эти слова?

Пальцы его снова сжали коралл Зеленоглазой Ратты и внезапно он невольно похолодел. Его могучие плечи даже передернуло от отвращения.

В голове зашумело, и память, никак не откликавшаяся на прошлое, начала мучительно что-то выволакивать наружу из самых своих потаенных глубин.

Перед внутренним взором возник берег ночной реки. Той самой болотной протоки внутри Пайлуда, у которой пропали девушки вместе с Раттой…

Он видел, как в свете лунных лучей, пробивавшихся сквозь завесу тумана, прямо перед ним, в центре длинной лодки, возвышался таинственный высокий силуэт в плаще с остроконечным капюшоном…

Медноволосый Хорр не мог сказать, кто это такой, кто ему почудился. Ему и во сне казалось, что он никогда не видел эти ужасные красные воронки, заменявшие привидению глаза.

Но он был совершенно уверен, что кровавые дыры все видели! Они с ненавистью сверлили его из-под черного капюшона.

Тревожный стон вырвался из могучей груди иннейца. Сон ускользнул, словно дикий зверек, застигнутый охотником. Медноволосый Хорр снова понял, что не может дальше просто лежать, что задыхается в своем шатре.

Он выскочил наружу и вонзил взгляд в розовеющее рассветное небо. Потом взор его обратился на юг и не мог уже оторваться.

Не сразу он сообразил, что именно в той стороне огромной лужей зловонной грязи растеклись бескрайние топи Пайлуда. Медноволосый не мог сказать, что именно заставляет его сердце так сжиматься, но он был готов поклясться, что это как-то связано с ним и с его последним посещением болота…

На мгновение, еще раз стиснув жесткой ладонью коралл, Хорр вызвал в своей памяти образ жуткого незнакомца в капюшоне, стоявшего в лодке посреди ночной реки.

Вождь неожиданно ощутил, что стоит на шатком мостике, сплетенном из гибких лиан и качающемся над черной гортанью бездны. С обеих сторон не было никаких поручней, поэтому ему приходилось удерживать равновесие, балансируя всем телом, чтобы не рухнуть в мрачное чрево необъятной пропасти.

Это видение вспыхнуло и погасло в один момент, короткий и стремительный. Но его оказалось вполне достаточно для того, чтобы в полной мере ощутить опасность, подбиравшуюся откуда-то со стороны Пайлуда.

Но недаром Медноволосый Хорр, несмотря на свою молодость, стал вождем племени дождевых охотников. Не так-то просто было напугать его разными страшными видениями.

Иннеец звучно плюнул на траву, покрытую серебристым бисером утренней росы, и короткий смешок слетел с его губ.

— Я не боюсь! — громко крикнул он куда-то сторону Пайлуда, не опасаясь за покой своего племени, сладко спящего на рассвете. — Клянусь Дух Проливного Дождя, я ничего не боюсь!

Зычный голос эхом разлетелся по влажному лесу, но первые солнечные лучи вдруг снова померкли в его глазах. Тьма заволокла зрение, и откуда-то из полумрака, как в полусне, до него донесся встревоженный голос седовласого эливенера:

«Если ты хочешь спокойно встретить старость, никогда не переступай границ Пайлуда… Не ходи в Ниану! Запомни, тебе никогда нельзя появляться в этих местах!»

Но уже на следующее утро вождь оставил свое племя и тронулся в путь. Он не совсем точно представлял себе, как доберется до Нианы, но был совершенно уверен, что вскоре обязательно достигнет границ этого города.