Хранители

Часть 1

ГИЛБЕРТ

1

Гилберт Ван Столькен посмотрел на часы. Двадцать минут десятого. Рано. Остановившись перед дверью кафешки у старой часовни, куда Софи велела ему прийти, он увидел, что все три столика снаружи свободны и с облегчением уселся за один из них. Даже если к нему не подойдут, у него будет время для того, чтобы подышать утренним парижским воздухом, собраться с мыслями и настроиться. После их развода с Софи они ни разу не виделись, а ведь прошло уже больше года. Точнее, год и полтора месяца. Судорожно вдохнув свежий весенний воздух, Гилберт повернул голову и всмотрелся в стеклянную стену кафе. Внутри были люди, а его ноздри щекотал соблазнительный запах утреннего кофе и выпечки. Но сейчас его немного мутило то ли от волнения, то ли от раннего завтрака в отеле. Поэтому, когда к нему подошёл невысокий юноша с румяным лицом, Гилберт, кинув брезгливый взгляд на засаленную прядь светло-русых волос, выбившуюся из-под его бейсболки, попросил только эспрессо и бутылочку Перрье. Гарсон отправился за водой и кофе, и через несколько минут Гилберт был уже предоставлен самому себе. С тоской поглядывая на часы и взбалтывая время от времени содержимое зеленой бутылочки он бездумно наблюдал внутри толкотню шипящих пузырьков, понимая, что в его голове сейчас царит такой же хаос. Самые разные мысли беспорядочно метались в ней, ударялись о другие и лопались, прямо как эти пузырьки газа, чтобы их место мгновенно заняли новые. Уже осточертевшие мысли о ней, о них… Гилберт потер пальцами глаза, глядя на стоявшую на столике пепельницу и стараясь не думать о желании закурить. Накануне он долго не мог уснуть, ворочаясь в постели. Ему пришлось дважды принять горячий душ, чтобы наконец успокоиться и провалиться в тревожный сон. Но проснулся он все равно слишком рано. Он не хотел поддаваться слабости и сдерживался, чтобы не купить сигареты по дороге сюда. Если Софи увидит или догадается, что он курил, она также поймёт, как сильно он волнуется. Он и так выкуривал по сотне этих проклятых сигарет, когда бессонными ночами ожидал её возвращения домой. Скашивая глаза на тлеющий край никотиновой палочки, он понимал, что в данный момент тлеет и его душа, точно также съеживаясь в пламени его жгучей всепоглощающей ревности. Тогда он злобно тушил недокуренную сигарету, обжигая пальцы, нервно тёр слезящиеся от бессонницы глаза и толчками вдавливал в свои лёгкие свежий воздух из открытого окна. А она все не возвращалась.

Гилберт поморщился от этих воспоминаний: они всколыхнули былые страхи и ненависть, которую он в те моменты испытывал к Софи. Он ненавидел её также страстно, как и любил. Он боялся задать прямой вопрос, боялся этого её насмешливого взгляда, говорившего, что он окончательно свихнулся на почве ревности. Но еще больше, до противного холодка в паху, он боялся услышать утвердительный ответ. Пока между ними висела эта неопределённость, он мог надеяться, что всё выдумал сам, что она действительно задерживается в офисе и на деловых встречах с партнерами фирмы, как она там говорила….Но Гилберт знал тогда, что если его подозрения подтвердятся, он вынужден будет уйти. Никаких других вариантов он не допускал. Только встретившись с Роландом и рассказав обо всем, он признался ему, что вконец измучился и уже просто не знает, что ему делать. Тот, видя, в каком состоянии находится его друг, мудро советовал собраться с духом и задать Софи прямой вопрос. А если Гилберт находит это для себя невозможным, плюнуть на всё, успокоиться и жить дальше. В конце концов, говорил тогда Роланд, если это будет необходимо, тайное всегда станет явным. Если же нет, Гилберт только навредит себе (что он тогда, впрочем, и делал), но ничего толком не добьётся.

И, даже понимая, что друг совершенно прав, он не решался на откровенный разговор с женой. Каждый раз он малодушно выбирал страдать, не спать, курить, как сумасшедший, и вытворять ещё много такого, о чем теперь ему было стыдно вспоминать. Он даже обратился в контору, чтобы нанять слежку за ней. Но ему не хватило смелости даже на то, чтобы приехать на встречу. Пришлось звонить и врать, что ему самому удалось разобраться в вопросе и что помощь больше не нужна.

Он оглянулся, услышав приближающееся цоканье каблуков по мостовой. Молодая темноволосая женщина проскочила мимо него и нырнула в открытую дверь кофейни. До Гилберта донёсся аромат её духов, такой же дразняще приятный, как окружающая его весенняя свежесть. Он никогда не понимал, зачем женщины пользуются духами. Эти искусственные запахи только сбивают с толку мужские рецепторы и одурманивают, мешая уловить их истинный природный аромат. Сквозь стекло он наблюдал, как мелькает в кафе её джинсовая юбка, а когда она вышла, держа в руке стаканчик с кофе, невольно проследил взглядом за удаляющейся стройной фигуркой.

И вздрогнул, когда ему на плечо легла чья-то рука. В следующее мгновение Софи опустилась на стул напротив, пахнув на него уже своим тонким ароматом. Она была почти так же прекрасна и изящна, как в то время, когда была его обожаемой женой, и они были так счастливы вместе. И сейчас Софи смотрела на него своими развратными зелеными глазами и легко улыбалась как ни в чем ни бывало. Как будто не знала, чего ему стоил их развод и какую боль она ему причинила тогда. Видимо, чтобы усилить начатую атаку, она снова приподнялась и легко коснулась его щеки губами, а потом снова уселась, наблюдая за его реакцией. Реакция была все той же, что и пять лет назад, когда они только встречались. Подавив желание сжать ее в объятиях и ругая себя за эту слабость, он опустил глаза.

– Ты все такой же, Жильбер, – протянула она, и он с изумлением уловил игривую нотку в ее голосе, – твой звонок меня немного удивил…

Он пожал плечами и нахмурился, не желая, чтобы она прочла мысли, написанные на его лице. Глотнул воды, и зеленоватые пузырьки неожиданно сильно обожгли нёбо. Кашель застрял в горле.

К их столику подошёл юноша с волосами. Слушая, как она делает заказ, Гилберт невольно вернулся мыслями в тот вечер, отпечатавшийся всеми деталями где-то в затылке. Он как раз опустошал пепельницу, похожую на грязный разворошенный муравейник, когда услышал, как закрылась за ней дверь. Он выглянул в холл и успел увидеть, как она, томно покачивая бёдрами и на ходу снимая с себя одежду, идёт в ванную. Он глухо окликнул её, но она даже не услышала. Когда она защелкнула за собой дверь, он остановился на полпути, вдыхая тянущийся за ней шлейф её духов, смешанный с какими-то чужими запахами, которые в последнее время заставляли его кулаки сжиматься, и бездумно глядя на валяющуюся на полу сумочку. Промелькнула мысль, что она могла забыть в ней свой телефон. Ему претила идея копаться в смартфоне жены, тем более что все разговоры, которые она вела в пределах досягаемости его слуха, носили исключительно деловой или дружеский характер. Но в тот момент он уже не контролировал себя и готов был на все, чтобы получить хоть какую-то информацию. Неслышно подойдя к сумочке, он открыл её: там действительно лежал её смартфон. Даже не вынимая его, он увидел извещение о новом сообщении на экране. Мысли снова заметались, как летучие мыши, но, прежде чем он успел что-то решить, его дрожащая рука вынула телефон из сумочки, пальцы нажали на кнопку снятия блокировки. Она никогда не паролила доступ к телефону, по её словам, ей лень было каждый раз снимать блокировку. Поэтому Гилберт, под шум льющейся в ванной воды уже читал сообщение, пришедшее только что. Как будто по заказу, оно стало ответом на все его вопросы: нестерпимо вульгарное упоминание того, что произошло сегодня вечером, заставило все его тело задрожать от почти физической боли, бешеной злости и чего-то еще. Беда была в том, что он слишком сильно любил её, слишком. Несмотря на все свои подозрения, он оказался совершенно не подготовленным к такому исходу. Она разбила его сердце, а сейчас бессовестно флиртует с ним и целует в щечку. Он твёрдо вознамерился взять себя в руки и держаться с ней холодно и официально.

– Как поживаешь? – зелёные глаза с заметным равнодушием повернулись к нему. В них притаилось настороженное внимание. Запах ее тела кружил голову, но он холодно посмотрел на неё, выжидая паузу.

– Мне звонила твоя мать, – Гилберт предвкушал ее реакцию, наблюдая за ее лицом, – Ты догадываешься, по какому поводу.

Ее мать могла звонить ему только по одному поводу, и она это прекрасно знала. Софи на вдохе вытянула тонкие, красиво очерченные губы в трубочку и тоже посмотрела внутрь помещения сквозь стеклянную стену.

– Все изменилось, Жильбер, – холодно молвила она.

Он и так это знал, и она знала, что он знает. Когда они были женаты, и все было хорошо, Софи обещала, что, если её мать передаст свой отель в Женеве по завещанию именно ей, то он, Гилберт, станет в нём управляющим совладельцем. Но все пошло далеко не так, как они планировали.

– Если ты полагаешь, что я позвонил тебе ради этого, ты глубоко ошибаешься, – теперь его тоном можно было заморозить Сену.

Она только пожала плечами и сделала глоток кофе, который ей пару минут назад принёс волосатый официант.

– Так значит тебе она позвонила?

– Готфрид скончался, – пояснил Гилберт.

Её губы чуть заметно сжались.

– Где она?

– В Женеве. Ждет Гарри и нас. Гарри сообщил, что будет через пару дней, как раз к ее дню рождения…

– Я не могу…., – поежилась она, – Боже, как мне неудобно… Я сейчас не могу, Жильбер, поверь…

– Понимаю. Поэтому могу позвонить Марьян. Она еще не знает…

– Что? – встрепенулась она. Ход был удачным и неожиданным. Софи терпеть не могла свою старшую сестру, которая каким-то непостижимым образом всегда была в курсе всего происходящего. Она просто не рискнула бы частью наследства, которое уже почти ей принадлежит.

– А Роланд? – подумав, спросила она.

– Он все время в разъездах. Габриэла обещала, что сама ему скажет. Мне не хотелось этого делать.

Она понимающе кивнула и, откинувшись на спинку стула, картинно взъерошила свои прямые каштановые волосы. Всем было известно, как её мать и её второй муж любили друг друга. Только нежелание Роланда заниматься Амстердамским отелем своего отца помешало им открыть новый мини-отель в Харлеме. И именно смерть Готфрида повлияла на решение Габриэлы изменить свое завещание. Софи, разумеется, пока не знала об этом.

– Как он умер? – неожиданно и резко прозвучал ее вопрос, и он с удивлением услышал в её голосе печаль.

– В больнице. Тихо. Во сне. Ты знаешь, что твоя мать тоже плоха?

– Нет, – последовал резкий ответ, – я очень давно ее не видела.

– Если не ошибаюсь, восемнадцатого ей исполнится восемьдесят шесть?

Она даже не повернула головы, упрямо глядя в стеклянную стену. Гилберт знал, что его бывшая жена не общалась с матерью по причине давней ссоры. Его всегда удивляли их отношения, вернее, отсутствие отношений между ними. Мать Софи была волевой властной женщиной, ее стремление контролировать все и вся с детства претили дочери, которая сама была независимой и сильной от природы. Ему Софи порой казалась даже безжалостной, но он слишком сильно любил ее тогда.

– Постараюсь найти время, но не уверена, что смогу присутствовать, – услышал он глухой голос Софи.

– Ты уверена? Думаю, Марьян бы с удовольствием тебя заменила, если хочешь избежать и этой встречи. – Он едва не проговорился о том, что Габриэла просила, чтобы именно Софи, а не её сестра, присутствовала на похоронах отчима. Не стоит тешить её самолюбие.

От него не укрылся гневный блеск ее глаз.

– Я же сказала, что постараюсь, – донесся до него стальной голос, – хотя у меня совершенно нет на это времени. Мне нужно готовиться к отъезду.

– К отъезду? – прищурился он. По спине пробежал холодок неожиданной догадки. Неужели…

– Ах, ты же не знаешь, – Софи снова надела на лицо равнодушную маску, – я переезжаю из Парижа. Совсем.

Он нахмурился. Похоже это будет сюрпризом для всех. Если бы Габриэла знала, не преминула бы ему сообщить. Да откуда бы ей знать, если она сама получала новости о Софи только от него. До определенного времени разумеется.

– Куда же ты переезжаешь? – быстро спросил он, стараясь не выдавать волнение в голосе.

Но, увидев выражение её лица, он пожалел, что спросил об этом.

– В Конфедерацию, куда же еще? – пожала она плечами, – ты знаешь, я всегда мечтала об этом.

– А… как же твой отель? – опешил он, даже не заметив в её тоне намёк на то, что он не смог реализовать эту её мечту, пока они были вместе.

Она снова неопределённо дернула плечом и нахмурилась. Её раздражали его вопросы и похоже было, что она не собиралась посвящать его в свои планы. Не получив ответа на свой вопрос, Гилберт сам догадался:

– Ты собираешься его продать…, – протянул он, поражённый этой мыслью, наблюдая за ее сведёнными на переносице тонкими бровями, и продолжил свои догадки, – но ты знаешь, что Габриэла будет против, поэтому и не хочешь ехать на похороны Готфрида.

Теперь её брови полу-удивлённо, полу-возмущенно поползли вверх. Она посмотрела на него.

– С чего ты взял, что я собираюсь его продавать сейчас? – видно было, что это вырвалось против её воли, просто из стервозного желания опровергнуть его правдивое предположение.

Теперь уже Гилберт в изумлении уставился на неё.

– Как это?

Софи молчала. Её пальцы нервно рвали и крошили круассан.

– Почему ты так уверена, что Габриэла отдаст Женевский отель тебе?

– Перестань! – вырвалось у Софи, – ни в чем я не уверена! Просто мы так решили с Полем.

– С Полем?

– Да! – с вызовом сказала она, – Мы решили пожениться в июне уже в Женеве. И вообще, мне не нужно её одобрение на то, чтобы продать «Ле Велюр».

Гилберт негодовал. Софи оказалась не только неверной женой, но еще и предательницей собственной матери. Собираясь продать непонятно кому обожаемый отель Габриэлы, в который вложено столько сил и средств, её вероломная дочь даже не планировала с той посоветоваться. Решение принималось с каким-то посторонним человеком, судя по всему, очередным её любовником. Хуже того, Софи с хладнокровной терпеливостью дожидалась смерти своей матери, чтобы реализовать свои планы. Это было так дико и одновременно так похоже на Софи, которая в отношении к Габриэле почему-то всегда была сплошным детским протестом. Однако, судя по всему, отель в Женеве был по-прежнему ей нужен. Особенно сейчас.

Софи наконец подняла голову и ответила на вопросительный взгляд Гилберта. Он понял. Она была уверена, что он до сих пор любит её, что он на её стороне. Поэтому и не постеснялась делать такие заявления, уверенная, что из деликатности он не посмеет лезть в их семейные дела и не станет ничего сообщать Габриэле.

– Я был уверен, что ты больше не сможешь меня ничем удивить, – процедил он, едва сдерживаясь, чтобы не ударить её. Это стало бы полноценным выплеском его эмоций по отношению к этой женщине. В нём бушевали горькая невысказанная обида, ревность и праведный гнев. Но вместо этого он саркастически усмехнулся и спросил, заваливаясь на спинку стула и против воли сжимая пальцами горлышко опустевшей зелёной бутылочки:

– И, если всё пойдёт хорошо, разумеется, управляющим и совладельцем отеля в Женеве станет этот самый Поль?

Она скорчила гримасу, красноречиво говорившую, что это совершенно не его дело. Этого он уже не мог выдержать. Гилберт не успел опомниться, как бутылка в руке сильно стукнула по столу, а он сам вскочил и услышал свой крик:

– Да как ты можешь? Это свинство, Софи, ты просто неблагодарная свинья!

От его неловкого движения шаткий столик едва не перевернулся. Бутылка Перрье опрокинулась и покатилась по тротуару, нелепо подскакивая. Мимо них в этот момент проходили люди, поэтому выкрик Гилберта привлёк их внимание. Из кафе выскочил волосатый гарсон.

– Мсье! – испуганно воскликнул он, – мсье!

Его окрик привёл его в чувство, но не расширенные от испуга глаза Софи. Гилберт понимал, что это непростительная и несвойственная ему несдержанность, но ничего не смог с собой поделать. Его злость сменилась смущением и сожалением за этот взрыв эмоций. Зато Софи быстро пришла в себя.

– Все в порядке, – махнула она рукой, – не могли бы вы убрать это и принести нам еще кофе?

Тот, с опаской принимая у Гилберта из рук пустую бутылку, сунул её под мышку и забрал со столика попадавшие чашки.

– Боже, у тебя вдруг появился темперамент! – презрительно фыркнула Софи, поправляя прическу.

Все ещё ненавидя её, он постарался взять себя в руки и сказал уже спокойнее:

– Я не могу понять, за что ты так с ней. Это же твоя мама. Что бы ни произошло между вами, это вряд ли уже актуально. Она ведь любит тебя, за что ТЫ её предаёшь? Или ты в принципе не можешь без этого?

Последняя фраза явно была лишней, так как она надменно сжала губы и прищурилась.

– Охохо! Ты вдруг решил стать миротворцем? Не выйдет, милый.

Он коснулся пальцами лба и вздохнул, понимая, что его усилия действительно бесполезны. Софи с любовником уезжают в Швейцарию в надежде, что Габриэла отпишет Женевский отель именно ей и забывая, что на него также претендует её брат Гарри и, возможно, старшая сестра Марьян. Софи после смерти матери собирается продать парижский отель, не желая сообщать ей об этом и не сомневаясь, что он, Гилберт, тоже будет молчать. Прежний он действительно не выдал бы её, но сейчас ему нестерпимо захотелось прямо здесь и сейчас набрать номер Габриэлы и рассказать ей обо всём. Руки чесались так сильно, что он откинулся на спинку стула и огляделся. За столик у входа уселась влюблённая парочка.

Им принесли две новые чашки кофе.

– Все в порядке? – спросил гарсон у Софи, поглядывая на Гилберта.

– Да, конечно, – ответила та.

– Не надо ревновать, Жильбер, – поддразнила Софи, когда юноша отошёл к соседнему столику, – я же не лезу в твою личную жизнь. Кстати, как дела в Амстердаме. Я очень сомневаюсь, что ты смог бы оставить свой «Велюр» ради Парижа.

Ему стало стыдно. Ведь его гнев действительно был частично продиктован ревностью к неизвестному Полю. Один Бог знает, сколько таких Полей было у неё за эти полтора года. Правда в том, что, идя на эту встречу, Гилберт втайне надеялся, что Софи осознает, какую боль причинила ему. Если бы она попросила у него прощения, искренне признала свою вину, он мгновенно простил бы. Сейчас же к нему пришло горькое осознание того, что до этих пор он совершенно не знал эту женщину. Она не только не извинилась, но и не испытывала ни малейших угрызений совести.

Подняв на неё глаза, он понял, что она ждёт от него ответ на свой вопрос об Амстердаме.

– Не решай за меня, – машинально парировал он, чувствуя странное облегчение. Как будто обида на неё и эта боль от её предательства все это время камнем лежали на сердце, а гадкие новости от Софи позволяли ему не только наконец-то отпустить её. Он представил себе, как страдала бы Габриэла, узнав обо всём, и странным образом его это успокаивало. Ведь именно Габриэла поддерживала его, говоря, что лучшего мужа, чем он, не могла бы и желать для Софи. Утверждала, что Софи – легкомысленная идиотка, не ценящая своего счастья в его лице. Гилберт знал, что Габриэла была искренна в своем сочувствии. Эту женщину можно было обвинить в чём угодно, но не в лицемерии. Внезапно ему захотелось встать и уйти, словно в присутствии Софи ему не хватало воздуха. Он почувствовал противную горечь во рту, будто только что выкурил десяток сигарет одна за другой.

– Хотя ты права, – не выдержал он, – теперь Париж для меня отравлен одним твоим присутствием.

Это прозвучало так по-детски, что она засмеялась. Но ему уже не хотелось её просто ударить. У него возникло желание воткнуть ей в сердце что-нибудь острое, чтобы она хоть на мгновение ощутила ту боль, которую причинила ему. Он глотнул кофе, чувствуя в его мягкой горечи гадкий привкус глубокого разочарования в человеке, которого он так беззаветно и искренне любил. Где-то внутри шевельнулось дежа-вю этого чувства. Но сейчас от него осталась только саднящая боль даже не в сердце, а где-то в ключицах. Кончено. Они чужие отныне и навсегда. Она не заслуживала его любви. И ненависти его тоже не заслуживает. Гилберт глубоко вздохнул, чувствуя, как проясняется в голове. Но она расценила его вздох по-своему и продолжала нести какую-то неуверенную чушь о ревности и о том, что у них больше нет ничего общего. Хоть в этом она была права…

– Мне пора, – резко сказал он и встал, прерывая её болтовню. Она вскинула на него удивлённые глаза.

– Я передал тебе просьбу матери. У меня ещё дела перед отъездом.

По её лицу было видно, что она не так планировала их прощание. Но ему больше не хотелось находиться рядом с ней. Он вышел из-за стола и вошёл в кафе, чтобы оплатить счёт. Она ошеломлённо смотрела ему вслед, когда он удалялся.

2

Мать Софи и еще двоих детей, со звучным именем Габриэла Моро, рано овдовела. Ее первый муж покинул этот мир, когда Софи, самой младшей, оставалось три месяца до появления на свет. Зная свое подспудное стремление управлять всем и вся, Габриэла не могла контролировать только одно – свой характер и время от времени пускалась во все тяжкие. В такие моменты она становилась невыносимой. Ей было мало пяти уютных мини-отелей в Европе, работа которых была организована безупречно, она порой вела себя совершено деспотично, воспитывая своих чад. Из них троих только Гарри, которого Софи незаслуженно звала тряпкой, с детства отличался крайним послушанием. Повзрослев, он так тонко изучил характер матушки, что помыкал ей с истинно женской ловкостью, а она, души в нем не чая, даже не замечала, что ее регулярно обводят вокруг пальца. Если порой ей случалось раскрыть обман, у нее не было никаких сил злиться, ведь он был единственным ее сыном, и этой привилегией беззастенчиво пользовался. За Габриэлой всегда увивались мужчины, как порядочные, так и не очень, привлекаемые ее красотой и сильным характером. Из них только один смог столько лет этот характер выдерживать. Именно он тихо скончался на днях в Опиталь де ла Тур.

Гилберту была неведома причина разногласий между его бывшей женой и ее матерью, и он подозревал, что она кроется не только в деспотичной натуре Габриэлы. Однако все разговоры на эту тему резко пресекались Софи. Марьян была старшей сестрой, и ей, по большому счету, было наплевать на похороны отчима. Второй муж Габриэлы не был ее отцом, равно как и отцом Софи. Наследство в ее жизни стало бы, скорее, знаком превосходства над младшими детьми. Марьян была замужем за американским бизнесменом, слыла светской львицей, знающей себе цену, и уже давно отдалилась от матери и ее дел. Софи всегда с некоторым презрением упоминала о старшей сестре, и от Гилберта, который и ту, и другую хорошо знал, не могло укрыться, что дело в простой зависти к ее роскошной жизни. Сестры были соперницами с детства. Габриэла всегда была любезна с Гилбертом, и часто по телефону выражала сожаление о ветрености своей дочери, для которой, по ее мнению, во всем мире не сыскалось бы пары лучше Гилберта, выходца из приличной консервативной фамилии. В то время, как сына своего второго мужа, Роланда, она просто обожала.

По мере того, как её дети взрослели, Габриэла мудро распределяла между ними свой бизнес. Удачно выдав замуж Марьян, она отдала свой роскошный мини-отель в Австрии в руки Гарри, а Парижский «Велюр» достался Софи. Никто из них не сомневался, что после смерти матери те отели, которыми они управляли, будут им принадлежать по праву. Еще был самый старый из всех и самый роскошный «Веллуто» во Флоренции, который формально принадлежал Марьян, но фактически с ним управлялся Гарри.

Последнему мужу Габриэлы, добродушному, но строгому голландцу Готфриду, принадлежал Амстердамский «Велюр», который они открыли вместе. Готфрид надеялся, что его сын Роланд будет управлять им. Пока тот никоим образом не интересовался гостиничным бизнесом, Готфрид доверил управление отелем его лучшему другу и тогда еще мужу Софи, Гилберту. Если бы Роланд поддерживал отца, у него сейчас был бы еще один отель в Харлеме. Гилберт же прекрасно справлялся с возложенными на него обязанностями. С Роландом они подружились еще в ранней юности, учились в университете Дельфта, семь лет работали в одной компании и, после того как их профессиональные пути разошлись, заключили соглашение о том, что Гилберт, при желании, останется управляющим «Велюром» в Амстердаме после того, как Роланд вступит в полноправное владение этим отелем. Роланд знал: если Софи станет владелицей отеля в Женеве, то ему, скорее всего, придётся искать нового управляющего. Однако Роланд оказался везучим малым, и пока Гилберт так и оставался его управляющим в Амстердаме.

Сейчас, когда стало известно, что Габриэла изменила своё завещание, Гарри, всегда уверенный в том, что станет претендентом на львиную долю наследства, все же спешил к матери в Женеву, где она ждала детей на вилле рядом с первым и лучшим из своих отелей. Даже своему любимому чаду она не открывала намерений насчет своего завещания. Софи, как оказалось, играла с судьбой, доверившись своей новой пассии, а Марьян, которая, по-видимому, не собиралась присутствовать на похоронах Готфрида, тем не менее поддерживала тёплые отношения с матерью, и имела все шансы получить в наследство «Велюр» в Женеве.

3

Даже вернувшись в свой отель, Гилберт не мог собраться с мыслями. Едва зайдя в номер, он отправился в душ, словно надеясь смыть впечатления от встречи с бывшей женой. Расставшись с ней, он не сразу вернулся к себе, сделав крюк и пройдя пешком внушительное расстояние. Внутреннее облегчение смешалось с не до конца изжившей себя горечью и яростным негодованием в адрес этой бессовестной твари, как он теперь называл её в мыслях. Однако, воспоминание о её растерянном взгляде, которым она провожала его, всё-таки пробуждало в его душе какое-то мрачное ликование. Прогулка на свежем воздухе разбудила зверский аппетит, и зайдя в ресторанчик недалеко от своего отеля, Гилберт с удовольствием пообедал. Ему не хотелось думать о предстоящих похоронах и возможной новой встрече с Софи, да и на задворках подсознания маячила странная мысль, что он что-то не завершил, или сделал как-то не так. Не желая ничего анализировать сейчас, он освежился в душе и растянулся на мягкой кровати. Глаза сами собой закрывались: сказывалась бессонная ночь. Уже в полудрёме вспомнилось, что он обещал отзвониться Габриэле. Позвоню вечером, решил он и тут же провалился в сон.

Спал Гилберт крепко, но и во сне его беспокоило неотступное ощущение незавершённого дела. В половине четвёртого из сумрачных грёз его выдернула телефонная трель. Он открыл глаза и не сразу понял, где находится. Телефон умолк, и Гилберт, еще находясь под влиянием дремоты, повернулся на бок и увидел прямо перед собой застывшее в предсмертной агонии лицо Софи. Её посиневшие губы закрывала прядь мокрых волос, налитые кровью выпученные глаза смотрели прямо на него. Гилберт дёрнулся, вытягивая руки в попытке оттолкнуть этот кошмарное видение, принявшее почти осязаемый облик. И свалился на пол, больно ударившись головой о край прикроватного столика. Только теперь он наконец проснулся. Сердце бешено колотилось, перед глазами стояла отвратительная маска смерти. Поднимаясь с пола, он глубоко внутри знал, что в этом сне Софи кто-то воткнул в сердце вилку и нож. Что за дикость?! Сразу вспомнились свои мысли, когда он сидел напротив и смотрел в её сузившиеся в усмешке глаза. Нет. Нет. Он больше не хотел этого. Взглянув на экран смартфона, он понял, что ему звонили из «Велюра». О чем это они говорили с ней там, думал он, потирая ушибленный затылок и набирая номер своего менеджера. Ах да, она переезжает….. А Парижский «Велюр» продаст сразу после смерти Габриэлы….

– Алло, Гилберт – услышал он голос Юны.

ВОТ ИДИОТ!

Мысленная вспышка озарила его так внезапно, что он даже опустил руку с телефоном, слыша, что где-то далеко его окликает Юна.

– Я перезвоню, занят, – сказал он ей и, отключившись, с размаху сел в кресло.

Ну конечно идиот. Почему он сразу не предложил ей это? Если он купит у неё Парижский «Велюр», он не только заработает дополнительные очки у Габриэлы, но и станет владельцем роскошного мини-отеля во Франции. Преимущества такого решения были очевидны, но увидеть их сразу помешали его эмоции по отношению к бывшей жене.

Гилберт встал и подошёл к окну, глядя на проезжавшие перед отелем автомобили. Захочет ли Софи иметь с ним дело после сегодняшнего разговора? Надо её убедить, что только этот вариант позволит Габриэле безболезненно принять факт продажи «Велюра». Да о чем речь, он готов даже на шантаж. Пусть Софи не обольщается, что он будет хранить её тайну, особенно в свете их отношений с матерью.

Он чувствовал радостный трепет в груди. Вот что он не сделал, вот что его беспокоило. Согласится ли Софи на рассрочку? Если даже нет, он сможет поговорить с Габриэлой и попросить у неё заём. Либо обратится к Роланду. Но только после того, как пригрозит Софи рассказать обо всём. Даже если каким-то образом та получила гарантии насчет Женевского «Велюра», последнее слово пока только за Габриэлой.

Обдумав все, он набрал номер Софи. Она ответила только после повторного набора.

– Да, – услышал он в трубке отрывистый голос.

– Нужно встретиться, – сказал он, не тратя время на приветствие. Виделись уже утром.

– С чего бы это? – удивилась она.

– При встрече объясню.

– Неужели тебя совесть замучила? – в её голосе снова засквозили насмешливые нотки.

– Почти. Тебе удобно в семь?

Она помолчала.

– Нет. У меня встреча.

– Перенеси её, – решительно сказал Гилберт, – я завтра утром должен вернуться, а дело срочное.

– Что же ты его утром не озвучил? – презрительно фыркнула Софи.

– Был под впечатлением твоего свинства, – его губы произносили какие-то слова помимо воли, но он был этому даже рад. В нём сейчас говорил Гилберт, который выглянул из камышей, росших по берегам Леты, натянул спущенные штаны и наконец-то подал голос.

Даже её молчание отдавало изумлением.

– Знаешь парк Бари? – спросила она.

– Конечно.

– Будь там к восьми. Я постараюсь успеть.

– О-кей.

Он отсоединился и снова набрал Юну.

Гилберт сидел на скамейке в темном парке и с нескрываемым раздражением поглядывал на часы. Была уже половина девятого, а Софи не только не явилась, но и не брала трубку. Неужели она решила и в этот раз его обмануть? Он потарабанил пальцами по деревянной скамье. За то время, пока он её ждал, он успел обдумать несколько вариантов их разговора, варианты её вопросов и своих ответов… А её всё не было. Совсем как тогда. Мимо проходили туристы, парочки, пожилые люди, поскрипывали колеса велосипедов, а он всё ждал и ждал. Ближе к девяти, чувствуя, что больше не может сидеть, он поднялся и не спеша пошёл по аллее. Парижская весна уже не радовала, нежный весенний воздух, напоенный ароматами зелени и цветов, был отравлен. Гилберта возмущала её безответственность и полное отсутствие совести даже сейчас, когда он в душе отпустил её и чувствовал себя свободным. Когда очередной его вызов остался без ответа, он злобно выругался про себя и набрал ей сообщение, в котором угрожал, что завтра же утром расскажет Габриэле все последние новости. Но, перечитав текст, он почему-то стыдливо удалил его. Софи, при всех её особенностях, далеко не дура, и должна была догадаться, что он уже не на её стороне. Хотя бы принимая во внимание эту перемену, она могла бы прийти, уязвлённо думал он, яростно расшвыривая ногами редкий мусор, попадавшийся на дороге. Он побродил ещё с полчаса, понимая, что напрасно тратит время, и чувствуя полную внутреннюю готовность к завтрашнему откровенному разговору с Габриэлой. Что бы ни произошло после этого, Софи всё это заслужила. Поделом ей.

Какая-то псина зашлась бешеным лаем и вслед за этим до него донёсся истеричный женский вопль, неприятно прорезавший мягкость весеннего вечера. Гилберт застыл на месте и хмурясь, оглянулся. Послышался еще один вскрик, но уже ожидаемо не такой громкий. Метрах в ста от него, недалеко от выхода из парка, в свете фонарей уже суетилась небольшая толпа. Ему совершенно не хотелось присоединяться к её нездоровому ажиотажу, ведь там явно произошло что-то нехорошее, но в глубине души ещё теплилась надежда, что Софи позвонит ему. Поэтому он направился туда. Приблизившись к месту скопления людей, он уже слышал от спешащих оттуда слова «кошмар», «жуть», «полиция» и прочие эпитеты. Его любопытство было задето. Приближаясь к сборищу зевак, он гадал, что кто-то, возможно, подрался или напился до полного беспамятства. Людей, однако, было не много, стояли они не слишком скученно, поэтому Гилберт легко просочился к самой оградке, возле которой они торчали, и, вытянул шею заглядывая за аккуратно подстриженные кусты жимолости. Сначала он ничего не увидел, но взгляд его зацепился за огромный чёрный мусорный пакет. Он был сдвинут, и это открывало взору верхнюю часть лежащего на траве женского тела. Внезапно Гилберт услышал чей-то визгливый голос:

– Софи!

Не осознавая, что вскрикнул он сам, он резко оглянулся, чтобы посмотреть, откуда шёл звук. В следующее мгновение, по устремлённым на него изумлённым взглядам он понял, что кричал он. Он узнал это белое лицо с заострившимися чертами, эти выпученные глаза и эти всклокоченные волосы. Именно этими мертвыми глазами смотрела на него Софи в его дневном сне. Гилберт повернулся и побрел прочь, спотыкаясь, не чувствуя ног и рук, не слыша окриков подоспевших полицейских. Перед глазами у него стояла застывшая бескровная маска с прилипшей к синим губам влажной прядью, и пропитанная кровью синяя блузка, из складок которой торчали, зловеще поблескивая, металлический столовый нож и вилка.

Часть 2

РОЛАНД

1

Столько народу я давно не видал: набережная русского города кишела людьми. Запахи вечерней весны кружили голову, в то время как я, продираясь сквозь толпу, искал ресторан, в котором у меня была назначена встреча. Я смутно помнил, где он находится, так как был там всего однажды, в прошлом году, когда в очередной раз посетил этот город. Времени для отдыха катастрофически не хватало, и я прекрасно осознавал, что, возможно, упускаю нечто важное из своей жизни. В пылу работы над очередным проектом, за который я взялся, по обыкновению, мертвой хваткой, я как-то упустил из виду, что на дворе стоит весна. Даже то, что давала мне моя работа, не могло заменить ее… Я нарочно вышел из машины такси раньше, чтобы немного пройтись и сейчас старался запечатлеть в памяти, испещренной хищными яхтами капиталистических акул, этот речной пейзаж с проплывающими мимо прогулочными корабликами. На их палубах творилось нечто невообразимое. Я давно принял во внимание, что понятие «цивилизованный отдых», характеризовавшее некогда русскую интеллигенцию и культуру, по которой вздыхают сейчас тысячи европейцев, стало неким эфемерным понятием, либо, по-прежнему, присуще лишь высшим светским кругам. Везде, где витал хоть намек на страшного зверя, под названием «Русска вотка» (я немного говорю по-русски), можно было забыть о всякой культуре. Нет, я вовсе не против этого напитка… Но как же интересно наблюдать, как застегнутый на все пуговицы, сугубо официальный бизнесмен принимает вас у себя в гостях, и уже через час после начала застолья превращается в панибратски неформального румяного «Муджик» (это я тоже выпендрился), со всеми отсюда вытекающими последствиями.

Я не буду рассказывать о том, чем я занимаюсь. Во-первых, это и без меня известно, во-вторых, далее станет понятно само собой, а в-третьих – это совершенно не имеет значения в той истории, которую я здесь излагаю. Мне хотелось бы, конечно, небрежно заметить, что в ночь моего рождения в небе над Утрехтом загорелась яркая звезда, но я приберегу свое богохульство для другого случая. Так что не буду тратить время на лишние объяснения. Скажу только, что в тот памятный вечер накануне тех самых событий, меня ждал партнер. То есть, не партнер, а третье лицо, которому не терпелось обсудить варианты оснащения мини-птицефабрики. Должен признать, что Ростов-на-Дону (а именно об этом русском городе идет речь) и многие другие русские города, в которых я работал, открывали мне массу интересных знакомств и возможность лучше узнать эту страну, которой страстно интересовалось столько европейцев.

Кораблики, словно уже предчувствуя убийственный летний зной, лениво двигались вверх-вниз по реке. Некоторые, наверное, плыли как раз к «Притчал Петра»: как мне объяснили, он располагается где-то там, прямо у воды. И назавтра там меня ждал клиент, в гостях у которого я должен был провести несколько дней.

У дверей ресторана, к которому я, наконец, подошел, мне поклонился швейцар с голодными глазами. Внутри меня уже ждали. Из-за столика поднялся серьезный господин, которого мне представляли вчера. Сергей.

– Садитесь, Роланд, пожалуйста, – добродушно указал он на место напротив себя, – я взял на себя смелость заказать для вас салат с морским гребешком на гриле.

Я обрадовался, что сказал ему вчера за обедом, что очень люблю морские гребешки. Оставалось только надеяться, что здесь их хорошо готовят.

– Благодарю вас, вы облегчили мне выбор, – ответил я, раскрывая меню и кивая подошедшему официанту, – а на горячее я бы съел телятину с ежевикой…

2

Следующее утро, как и все другие, послужило знаком, что в моей жизни еще много дел, завершение которых требует прямого моего участия. И это радовало. Сегодня меня ждал он. «Притчал». Я много слышал о нем, но ни разу не довелось побывать в этом по слухам живописном месте. Теперь я радовался такой возможности, и единственное, что удручало – долгая дорога туда из-за недавней поломки главного сообщающего правый и левый берег Дона моста. Чемодан я взял с собой, т.к. по предварительной договоренности планировал остановиться в одноименной гостинице. Мне также обещали совершить небольшую экскурсию по территории, поэтому я взял с собой диктофон, чтобы запечатлеть то, что услышу. Меня, как и многих европейцев, несмотря на мое трезвое и объективное отношение, живо интересовало все, что связано с историей русской земли и русских казаков – народа, о котором у меня было самое туманное представление. В моем сознании они были чем-то похожи на индейцев Майя, с их почти магической силой и будоражащей воображение воинственностью. Мне оставалось надеяться, что сегодня я услышу нечто большее, чем сказку для туристов среднего звена. Далее представлю точную запись всего, что произошло в этот день с моими замечаниями.

14 Апреля

Подъезжаю к Причалу. Погода радует, хотя я нахожу, что для этого времени года в Ростове прохладно. Повсюду весенняя свежая зелень, деревья, природа, это отличает курортную часть Ростова – Левый берег от Правого, который, хоть и может похвастаться несколькими парками, все же представляет собой индустриально-деловой центр. По моей просьбе таксист везет меня более красивой дорогой, так как далее, насколько мне известно, начинается промышленная зона с заводами и многочисленными складами. Реку Дон отсюда уже не видно, слева и справа начинается ряд увеселительных заведений, в том числе гостиниц, которые, по моим сведениям, терпят значительные убытки после закрытия моста на ремонт. С нетерпением жду обещанной экскурсии, хотя визит мой имеет исключительно деловой характер. Вот, наконец, въезжаем во двор мимо каких-то красочных построек, в которых я узнал дома казаков. Надо будет спросить о них у гида……. У входа уже стоит высокая молодая женщина (на вид не старше 25 лет) в строгом костюме, поверх которого накинута куртка. Сразу бросается в глаза ярко-рыжий цвет волос. Понимаю, что это встречают меня и, спешно расплатившись с водителем, выскакиваю на свежий воздух. Со мной выскакивает то, что мне уже давно жестоко докучает при таких визитах: мой чемодан и пальто. Идем друг другу навстречу, причем на ее губах играет нежная полуулыбка, но глаза выдают некоторую тревожность характера. Очень интересная внешность. Костюм скрывает изящные формы, но лицо можно изучать снова и снова. Она с любопытством смотрит на меня, и я смущаюсь, не зная, куда деть свой чемодан.

– г-н Роланд? – дружелюбно-вопросительно протянула она мне руку.

– Да… А вы?

– Арина. Мне поручено быть вашим гидом и переводчиком, – вот это рукопожатие! Имя, однако, женственное, редкое, хотя возможно и распространено среди женщин в России сегодня.

– Предлагаю Вам оставить вещи в номере, так как экскурсия займёт некоторое время, – сказала девушка.

– С удовольствием, – Я улыбаюсь ей в ответ. Ее улыбка завораживает, но чувствуешь, что тебя загодя держат на расстоянии.

С этими словами мы уже двигались по вымощенной дорожке среди ярко-зеленого ухоженного газона, обрамленного вдоль дорожки стилизованными фонарями и черными цепями. Слева и справа я увидел деревья и композиции из хвойных. Чуть дальше впереди возвышалось здание причудливой архитектуры, с золочеными буквами на стене, говорившими о том, что это и есть ресторан. Правее моим глазам открывался вид на деревянный корабль с боковой наземной лестницей, ведущей на верхнюю палубу. Но мое внимание отвлекла моя новая знакомая. После ее бормотания в крохотный микрофон рации, подошел молодой человек в золоченой жилетке, с улыбкой поздоровался со мной и забрал мои вещи.

– Они будут ждать вас в вашем номере, – успокоила меня Арина, видя, как я провожаю его взглядом, – А пока мне поручено устроить вам небольшую экскурсию на территории нашего туристического комплекса. Я очень рада, что хорошая погода позволяет мне показать вам достопримечательности как внутри, так и снаружи.

Я тоже обрадовался этому. Пользуясь случаем, спросил про домики перед въездом. Она прекрасно говорила по-английски, держалась уверенно и спокойно. Казалось, ее тревожность понемногу утихает, по крайней мере, я тешил себя этой мыслью, заглядывая ей в глаза. Похоже, чтобы внимательно слушать, придется прилагать усилия.

– Да, это заведение задумано, как небольшая казачья Станица с элементами музея. Там можно отдыхать внутри, на летних площадках, в домиках, которые называются Курени, обстановка как в старинных казачьих домах. Там очень красиво, плетеные изгороди, цветы, русские печи внутри…, но это скорее кафе, а не ресторан.

– Там местная кухня? – спросил я.

– Да. Домашняя и проще, чем в ресторане. Кроме «Станицы» и ресторана «Причал», наш комплекс располагает уютным кафе «Мельница» и пятизвездочным отелем, в котором вы будете жить. Начну, наверное, с истории создания и исторических предпосылок, они тесно связаны с русским царем Петром Первым.

Увидев, что я достаю диктофон, она засмущалась.

– Я интересуюсь, – объяснил я, – вас это беспокоит?

– Никаким образом. Наоборот, приятно, что это важно для вас.

Тут я почувствовал себя туристом не первой свежести. Пришлось срочно исправлять положение.

– Меня, честно говоря, интересует любая информация. История России интересна многим голландцам, я в их числе, хотя и могу претендовать на некоторое знакомство с вашей страной.

Мы уже стояли у самого входа, и, говоря это, я не удержался от соблазна заглянуть в жерло одной из двух черных пушек, стоявших здесь же. Об их тяжести говорила продавленная под их колесами плитка. Внутри я не увидел и не почувствовал ничего кроме пыли и прохладного терпкого запаха металла, – я изучал историю Нидерландов, Франции…– Арина понимающе кивнула, – Это настоящие пушки?

– Это копии настоящих, – поправила она, – и не единственные пушки, которые вы видите здесь. Как вы, Г-н Роланд, вероятно, заметили, все это место посвящено военной теме: пушки, гренадерская форма солдата на стоянке, фрегат, о котором я буду говорить позже – все это здесь не случайно и посвящено историческим событиям, связанным с военными походами русского царя Петра Первого в XVII веке. Строительство нашего ресторана началось в 1980г. Он был открыт и успешно работал до тех пор, пока в 1996 году страшное наводнение не разрушило ресторан и фрегат.

– Здесь было наводнение? А часто это случается?

– Дон поднимается редко, к счастью. Это довольно спокойная река, в отличие от Кубани с ее водоворотами.

– Да, это не море, – заметил я с претензией на остроумное замечание, – так ресторан был отстроен заново после наводнения?

– Можно сказать и так, потому что здесь мало что осталось от прежнего «Причала». Появился целый комплекс, новые залы, отреставрирован фрегат, построена «Мельница», затем отель… Но я возвращаюсь к историческим предпосылкам. Как я уже говорила, левый берег Дона был выбран для строительства ресторана не случайно. Дело в том, что по историческим данным, дошедшим до наших дней и ставшими уже преданиями, именно здесь, в казачьих схронах (густых зарослях камыша) Петр I Великий прятал свои военные корабли во время своего второго похода на крепость Азов, занятую турками. Эти события имели место в 1696 году. Первый его Азовский поход, предпринятый в 1695г., оказался неудачным. Есть много версий, почему это произошло. Одни историки предполагают, что армия молодого царя была слишком немногочисленной и измотанной другими походами… Другие утверждают, что имела место измена одного из солдат: турки, узнав, что после сытного обеда русские будут спать молодецким сном, атаковали лагерь в разгар жаркого полудня. Но, кроме всего этого, если, конечно, история нам не врёт, сказалась низкая выучка российских войск, отсутствие стратегического опыта, а главное – полноценного военного флота, способного атаковать крепость с моря. Молодой царь чудом остался жив, и остатки войска вернулись в Москву не солоно хлебавши. К чести Петра можно сказать, что он, ничуть не обескураженный неудачей и критикой своих тогдашних оппонентов, в тот же год начинает строительство военных кораблей в городе Воронеже и собирается с силами для нового похода. Согласно историческим записям, первый флот Петра был небольшим: он состоял из 6 кораблей и 17 галер. Все это снаряжение прибыло сюда по суше, и это длительное сухопутное путешествие сделало свое дело: корабли рассохлись и требовали починки. Для этого и послужили здешние казачьи схроны. Кстати, казаков с царем было много, и не только здешних земель. Во многом благодаря их участию второй азовский поход, прославивший царя, оказался весьма удачным.

Она, переводя дух, взглянула на меня. Видимо, на моём лице отражалась крайняя заинтересованность, потому что она чуть улыбнулась и продолжила:

– В мае 1696 года 40-тысячная русская армия вновь осадила Азов, но в этот раз флотилия Петра блокировала подход к крепости с моря. Этот штурм, как я уже сказала, стал победоносным.

С этими словами она подвела меня к кораблю, корма которого все это время притягивала мой взгляд. Я вспомнил прочитанные в детстве книги о морских походах…

– Вы говорите, это настоящий фрегат Петра Первого?– недоверчиво покосился я на него. Она, загадочно прищурившись, покачала головой и повела меня на палубу по боковой деревянной лестнице. Вокруг не было ни души, хотя у корабля по всем признакам, велись реставрационные работы.

– Это было бы грубой ложью. Можно, конечно, помечтать о том, что вы стоите на палубе одного из тех самых фрегатов, с помощью которых Азовские походы Петра оказались победоносными. Дело в том, что этот фрегат запроектирован и построен по чертежам кораблей того времени. Это однопалубный трехмачтовый фрегат. На каждой мачте укреплены смотровые площадки.

Я стоял и любовался видом на индустриальный город и зеленеющий противоположный берег.

– Прямо напротив вы видите наш знаменитый Зеленый остров. С ним, кстати, связано много таинственных легенд, но они уже относятся ко времени Второй Мировой войны.

– Он необитаем? – спросил я, увлеченно снимая панораму острова.

– Сейчас там находятся санатории и живописные пляжи. В советское время на острове располагались лагеря отдыха для детей. Давайте поднимемся на площадку рулевого управления. Тогда у нас будет возможность лучше рассмотреть кафе «Мельница».

Даже если бы такой возможности не было, я поднялся бы туда. Чуть дальше во всей красе открылось здание в виде мельницы с огромным колесом. А прямо передо мной стояло колесо руля в натуральную величину. Меня охватило радостное настроение, в лицо пахнул прохладный ветерок приключений, весны, еды и еще чего-то малознакомого, но приятного, я бы сказал, уютного, что ли… Вспомнились из детства истории о морских приключениях и пиратах, оставленные в наследство моим дедом. Арина, стоявшая рядом и наблюдавшая за выражением моего лица, слегка поежилась.

– Вам холодно? – спросил я.

– Да, еще прохладно, – улыбнулась она, – пойдемте вниз? Я могу еще кое-что рассказать.

Как только я оказался на палубе, над моей головой пролетел толстый канат, бог знает зачем свисавший с кормовой мачты. Я едва успел увернуться – удар толстого узла на конце пришелся бы мне прямо по лицу. Когда мы поднимались, каната я здесь не заметил. Я удивленно посмотрел вверх. Моя спутница побледнела и тоже подняла голову.

– Видимо был плохо закреплен и сорвался, – дрожащим голосом заметила она, – хотя мне с трудом в это верится: здесь постоянно гуляют посетители, и все снасти всегда закреплены должным образом. Тем более ветра почти нет. Минуточку, пожалуйста, г-н Роланд.

Она, встревоженно глядя на меня, проговорила в рацию несколько слов о том, что на палубе неполадки, и мы продолжали спускаться, в то время как канат продолжал угрожающе покачиваться над палубой. Взгляд Арины был таким тревожным, что мне стало неловко.

– Арина, успокойтесь, все в порядке. Ничего же не случилось.

Мой тон, видимо, успокоил ее, и, как только мы оказались у подножия деревянной лестницы, ведущей на верхнюю палубу, она уже улыбалась и продолжала свой рассказ.

– Итак, взятие Петром Азовской крепости было не единственным историческим событием 1696 года. В это же время Петр основал город Таганрог, на месте которого он намеревался сделать пристань для русских военных кораблей, а также, осматривая окрестности, дал имя древнему источнику питьевой воды на правом берегу Дона. Испив из источника, царь назвал его «Богатый кладезь». С тех пор сам источник и спуск к Дону от него называются Богатяновским, именем, которое сейчас известно каждому жителю Ростова.

Она остановилась под лестницей фрегата рядом с большим растением в горшке и продолжала.

– В прохладное время года наши гости очень любят отдыхать внутри фрегата. Там очень уютно, висят картины с морскими пейзажами, а если сесть у окна, то появляется ощущение, что вы плывете по волнам. Сейчас, правда, фрегат закрыт, так как еще довольно холодно, а он не отапливается.

– Однако, там, внутри кто-то есть, – вглядевшись в темноту квадратного крашеного белого оконца, я заметил там темную растрепанную фигуру, которая тут же присела. Когда я отошел, то она показалась снова.

– Вряд ли, – пожала плечами Арина, прильнув к окошку, – но, если это так, я буду рада показать вам фрегат изнутри.

Внутрь вели две двери. Она подергала ручку сначала одной, потом другой. Удивленно посмотрев на меня, пожала плечами.

– Вы уверены, что кого-то видели?

– Конечно. Не переживайте, возможно, кто-то захотел уединиться внутри. Двери же изнутри закрываются?

Она покраснела.

– Насколько мне известно, нет. Хотя, все возможно.

– А у вас тут, случаем, привидения не водятся? – задал я совершенно не относящийся к экскурсии вопрос.

Девушка загадочно заулыбалась.

– Но уж не днем и не на фрегате, уверяю вас! Идемте.

Мое внимание тут же отвлекли небольшие якоря по бокам фрегата. Сверху свисал еще один совершенно другой формы. Всякий опытный человек тут же догадался бы, что все это не подлинные якоря. Однако предчувствие меня обмануло.

– Это якоря XVIII-го века, сказала Арина, указывая на меньшие из них, – они использовались, в основном, на галерах. Те, что побольше, совсем новые, а вот здесь, возле дерева стоит подлинный якорь семнадцатого века, выловленный в Дону. Его историческая ценность неоспорима, это еще одна наша достопримечательность. Остается надеяться, что это именно тот якорь, который был на одном из первых фрегатов Петра I.

Якорь был довольно большой, с острыми тонкими лапами, плоскими на концах. Но, подняв глаза, поверх рыжей головы Арины, я увидел ступеньки, которые вели вниз, на крытую площадку.

– Это мосты, летняя часть ресторана, – заметив направление моего взгляда, сказала она, – Старинное их название – мостки. Мы с вами сейчас пройдем на причал.

Спустившись по ступенькам, она свернула направо, и мы пошли по деревянному настилу в тени прямо над водой. Слева за стеклами я видел накрытые столы, выглядывавшие из-за кремовых занавесей. По-видимому, летние площадки уже были готовы к приему гостей. Но снаружи дул холодный ветер, вода под ногами колыхалась и беспокойно шумела. Но Арина бесстрашно вела меня вперед и, миновав столовую зону, мы действительно вышли на причал, выходящий почти на середину реки.

– Здесь стоит еще одна достопримечательность, – сказала она, – Это пушка, копия турецких стрелковых орудий XIX века. Подойдя поближе, вы можете увидеть выгравированный на ней вензель русского царя Александра I. Эта пушка стреляет. Она стреляет, например, каждый вечер в 9 часов – это наша традиция. Она также может выстрелить в честь наших гостей.

Пушка, действительно, представляла интерес. Она была намного меньше тех, которые я видел у входа, и гораздо более изящной.

– Вон там, на воде стоит еще один фрегат – прогулочный – это уменьшенная стилизация кораблей XVIII века. На нем можно совершить приятное буржуазное путешествие вверх по Дону.

Нижняя обшивка корпуса корабля была выкрашена в белый цвет, на нем развевались флаги и паруса выгибались по велению ветра. Я завороженно смотрел на него и на зеленеющий берег напротив, который теперь был намного ближе. Я с наслаждением вдыхал чистый речной воздух, ветер густо веял в лицо. Не хотелось уходить, но моя спутница уже тянула меня обратно.

– Хочу успеть показать вам наши залы.

Возвращаясь на берег, я любовался фрегатом. Его окна величаво смотрели на речные волны. И снова мне явно показалось, что из глубины первого из них вынырнуло чье-то бледное лицо, обрамленное копной коротких волос. Как бы внимательно я ни вглядывался в темноту окошка, мне все же пришлось моргнуть. Через мгновение привидение исчезло. Заметив, что я остановился, Арина вопрошающе посмотрела мне в глаза.

– Так, ничего, опять показалось, – пробормотал я, – но все-таки интересно, может у вас там живет какой-нибудь лохматый сторож…

Поднявшись с мостов, мы повернули направо. Я сразу обратил внимание на балконы, увитые зеленеющими прутьями вьющихся растений. Нетрудно было вообразить, какая красота встречала здесь посетителей летом. Первое, что я увидел, войдя в зал, была длинная стойка бара и пестрый ковролин. Деревянные колонны подпирали деревянные же своды потолка, который от входа волнами спускался вниз. Свет проникал не только через панорамные окна, но и через застекленные отверстия в потолке. Сразу за баром стояло старое фортепиано с большим канделябром на нем, а следом я увидел сцену, в глубине которой висел обрамленный красными кисточками бархатный герб заведения в виде фрегата. Ресторан был еще закрыт, так как я приехал утром, но зал был уже убран, официанты, сделав свое дело, видимо, разбрелись, чтобы подремать перед приемом первых посетителей, сонный бармен сновал за стойкой. Поздоровавшись со мной, он продолжал заниматься своими делами, а гид, между тем, продолжала:

– Это наш новый Императорский зал. Попасть из него в старые залы, можно по специальному подземному переходу: мы называем его «метро».

Мы повернули за сценой и прошли мимо еще одного дивана на зеркальной площадке с освещенным портретом Императрицы на стене справа. Этот портрет усиливал ощущение царской роскоши, охватывающее посетителя.

Арина щелкнула выключателем, и справа я увидел освещенный тоннель. Гладкие кирпичные стены с низкими потолками были похожи на подземелье средневекового испанского замка. Оставалось добавить факелы на стенах, и впечатление было бы полным. После первого поворота мы попали в длинный коридор, слева открывалась небольшая комната с круглым столом, свечами, диванами и зеркалом в глубине. Рядом с зеркалом еще одна дверь скрывала потайные покои. Справа за деревянными окнами виднелись репродукции дворцовых картин. Моя фантазия разыгралась, атмосфера этого места захватывала воображение. Мы прошли еще одну подобную комнату с таким же столом и различными картинами. Арина вела меня все дальше, и вот, миновав еще одно огромное зеркало, мы повернули направо и, поднявшись по ступенькам, оказались в холле небольшой квадратуры, чьи низкие окна выходили на уже виденную мной ранее зеленую лужайку. Здесь я тоже увидел царские кресла, а также несколько мужских и женских манекенов, одетых в придворные костюмы. Я не мог не сфотографировать их, как, впрочем, и многое из того, что я видел здесь.

Пока я выбирал нужный ракурс, моя спутница вытащила из кармана ключи и с энтузиазмом направилась к еще одной двери.

– Я хочу показать вам нашу особую комнату, впрочем, не единственный здесь зал, больше похожий на музей. Этот зал зовется «Казачий курень» и предназначен для приема особых гостей, встреч на высшем уровне и т.д..

Я замешкался, фотографируя холл и манекены, поэтому Арина вошла первой и, шевельнув тяжелую красную портьеру, скрылась в глубине. Я последовал за ней мимо большого серванта красного дерева, обратив внимание на мертвую тишину, которая царила здесь. Арина стояла у ковра во всю стену, увешанного всякого рода оружием. Я восхищенно раскрыл рот: то, что я увидел, впечатляло. Здесь были мечи и сабли, старинные пистолеты, стрелы, прочее старинное оружие. Мелодичный голос Арины нарушил тишину.

– Здесь, как и еще в одном уникальном зале нашего ресторана, собрана коллекция оружия, которое принадлежало казакам, их атаманам, воинам донской земли. Оружие тщательно подбиралось в течение многих лет и составляет часть коллекции владельца этого заведения…

– Их можно потрогать? – спросил я.

– Можно, только осторожно, – пошутила она и с улыбкой указала рукой на длинные шесты с волчьими хвостами наверху, – бунчуки, которые, по историческим сведениям, появились на этой территории еще в XVI веке и были заимствованы у монголо-татар, не являлись оружием, а служили опознавательным знаком местонахождения атамана на поле боя. – Арина продолжала рассказывать, указывая рукой на оружие, висящее на ковре, – Тут же вы видите булаву – символ атаманской власти, кистень, пер……, – она осеклась и слегка побледнела.

– Странно, – сказала она, – тут должно быть два пернача. Они парные, так же, как и кистени и я совсем недавно видела их здесь.

Она была права: на ковре, напротив железного оружия с длинной рукоятью и множеством отходящих от нее крупных лезвий, которое напомнило мне молдавские буздуганы, на ковре виднелась вмятина и торчала оборванная проволока, которая держала бы его пару в двух местах.

– Может быть его унесли, чтобы наточить, – предположил я, но шутка оказалась не совсем уместной.

– Знаете, у нас все возможно. И все же, это странно…, – она отошла от ковра, прошлась до другого конца комнаты, повертела головой.

Тут я обратил внимание, что в центре комнаты стоит круглый сервированный стол с нависающей над ним тканевой люстрой. По всему периметру зала стояли большие зеленые растения в кадках. В левом углу, то есть сразу от входа висели старинные иконы и лампадка, и я направился к ним, чтобы рассмотреть поближе.

Коренные русские в большинстве своем православные христиане. Ведущими религиями признаны здесь также ислам, иудаизм и буддизм. Однако, помимо этого здесь существует много религиозных ответвлений и общин, которые возникли и процветают после того, как в этой стране прекратил свое существование коммунизм. Атеистические учения, развиваемые в то время, сейчас многие отвергают, либо, становясь, наоборот, чрезвычайно религиозными, либо выбирая для себя ту или иную религию. По моему мнению, как иностранца, этот процесс обязан своим развитием нестабильности как экономической ситуации, так и жизни вообще, чему примеров за долгий мой опыт работы в этой стране я видел немало.

Иконы действительно были очень старые. Пока я рассматривал потемневшие от времени лики святых, Арина вытащила мобильный телефон.

– Шеф звонит, – пояснила она, – Да! Да… ждете? Тогда выходим.

Она посмотрела на меня,

– Роланд, вы не возражаете, если экскурсию я закончу позже? Дело в том, что вас уже ожидают на обед. То есть поздний завтрак, – поправила она себя, – Потом вам необходимо заселиться в ваш номер. Но я бы хотела закончить свой рассказ и показать вам наши старые залы, если вы не против…

– Конечно, я буду рад, – сказал я, искренне надеясь, что наше общение не прерывается.

Дверь закрыли на замок, и я последовал за Ариной обратно по подземному тоннелю. Но не успели мы миновать первую залу с круглым столом и стеклянной дверью, как в тоннеле погас свет. Арина тихо вскрикнула. Это было и забавно, и жутковато одновременно.

– О Боже!

Я позволил себе погрузиться в ощущение, что мы в средневековом замке. Но все очарование обстановки нарушала моя спутница. Она стала тревожно звать кого-то в рацию.

– Вадим, Вадим прием! …. Кто-нибудь, включите свет в метро, срочно включите свет в метро!

В ответ что-то прошуршало. Я удивился, что ей кто-то ответил: здесь все как вымерло.

– Это не смешно, Вадим! – отозвалась она, – Включите свет в метро и ждите у выхода. Роланд, простите за неудобство, тут жутковато в полной тьме!

Наши чувства в тот момент были немного похожи, но верх взял адреналин. По какой-то причине ни у меня, ни у неё не возникло мысли включить фонарик на телефоне.

– Арин, а вдруг именно здесь точили тот самый …перчат, а мы им помешали.

– Что? – она против воли расхохоталась. Видимо, я допустил ошибку в произношении слова. Позже мне объяснили, что так и есть.

Вокруг была кромешная тьма. Мы, держась за стены, медленно продвигались вперед, а впереди нас ждала неизвестность по имени Вадим. Вдруг сверху что-то закапало.

– Должно быть, кровь? – спросил я неизвестно у кого. Арина взвизгнула, и мы понеслись вперед, задевая углы, цепляясь за перначи и спотыкаясь о трупы.

Скрипнуло задетое зеркало, закачалась декоративная ваза в углу – мы, задыхаясь и смеясь от нервного возбуждения, выскочили на свет божий. Все происходящее казалось сном или триллером в стереокино. Впереди была лестница, ведущая к портрету императрицы, на которую мы взлетели в мгновение ока. В этот момент я увидел приближающегося к нам молодого темноволосого мужчину с внимательными смеющимися глазами. Он подошел, уже улыбаясь, и наш встрепанный вид позабавил его еще больше.

– Что произошло? – спросил он у гида.

– Надо шефу сказать. Там… в курене один пернач исчез. Ты не в курсе? Я утром смотрела, все было на месте.

Он с недоумением посмотрел на меня. Я смог лишь вежливо кивнуть головой. Тогда он спустился по ступенькам вниз и щелкнул выключателем на стене, точно так, как это сделала Арина, когда вела меня по тоннелю. Света не было. Он пощелкал выключателем и задумчиво посмотрел на нас.

– Там что-то капает, – добавила Арина.

– Видимо, что-то течет, – резонно заметил он.

– Пойдемте, Роланд.

Но тут к нам подошел поджарый мужчина лет пятидесяти или чуть старше, в джинсах и футболке… Он пожал мне руку, назвался Натаном, директором.

– Что там у вас случилось?

Арина вкратце объяснила ему, что произошло. Он насторожился, но выразил уверенность в том, что это чья-то шутка.

– И не смешная шутка, – добавил он.

– Я посмотрю? – спросил Вадим. Это был, по-видимому, управляющий.

– Мне бы хотелось еще раз взглянуть на оружие, – попросил я.

Мне, к счастью, не смогли отказать. Пройдя мимо бара, откуда выглянул тот же юноша в золоченой жилетке, мы вышли, обогнули ресторан, увитый растениями, и подошли к главному входу, где я увидел две двери. К одной поднимались изогнутые ступеньки, вторая была расположена левее и ниже, ее порог был покрыт красным ковром. Мы воспользовались второй дверью и оказались в просторном холле.

Прямо, мимо гардероба и разодетых в исторические камзолы манекенов… Свернув к полуоткрытой двери, Администратор нажал на ручку и открыл ее.

– Который кинжал? – спросил менеджер, подойдя к стене.

Арина подошла к Вадиму. Я, отойдя от угла с иконами, тоже приблизился к ним.

– О! Пернач! – вырвалось у девушки. Она уставилась на меня, указывая на ковер. Два страшных оружия, как ни в чем ни бывало висели там, напротив друг друга. Тот, которого сначала не хватало, был аккуратно прикручен к стене на своё место.

Вадим с видимым сожалением пожал плечами, Натан внимательно осмотрел зал, и, не найдя ничего подозрительного, тоже пожал плечами. Было очевидно, что нам не поверили.

– У нас здесь много шутников, – заговорил Вадим вежливо, – хотя не представляю, кому это могло прийти в голову.

– Да и дверь была закрыта, никто не мог проникнуть сюда, – добавила Арина, – и зачем?

Тут она опешила, и мы уставились друг на друга.

– Дверь!

– Я ее закрыла. Я точно помню, что закрыла.

Я тоже это помнил.

– Она была не заперта, – возразил Вадим.

– Ариша! Ты уверена? – спросил Натан из другого конца комнаты.

– Абсолютно!

– Да! – вдруг сказал Вадим в рацию. – да, в холле. Сейчас, – и, обращаясь к своему шефу: меня ждут гости. Да, в метро погас свет, и что-то там протекает.

– Займись этим и сообщи потом, что там. Найди Алексея, пусть он нас обслуживает. Ну что ж, пойдем и мы, раз тут все уже видели – обращаясь к нам, сказал Натан, – Ариша! Веди нас в ресторан.

Поскольку я немного говорю по-русски, я понимал, о чём они говорили.

– Закончим экскурсию? – подмигнула мне она. Но очевидно, думала о другом.

– Потом закончишь. Сейчас предлагаю пообедать и поговорить о том, ради чего вы, собственно, и потратили свое время на нас.

Я не возражал, чувствуя зверский аппетит. Мы снова прошли мимо пушек. И мне снова представилась возможность полюбоваться фрегатом.

– Арина вам рассказала нашу легенду? – спросил шеф, оборачиваясь и стараясь идти в ногу со мной.

– Да, очень интересно. А фрегат у вас закрыт?

– Роланд видел кого-то внутри, – встряла Арина, – может там кого-нибудь закрыли?

– Это вряд ли, – засмеялся Натан, – обеденный зал фрегата закрыт с осени, если память мне не изменяет. Однако можно уточнить это у администраторов, все ключи у них.

Мы вошли в зал и сели за один из столиков. Арина раздала меню, села с нами и предложила выбрать что-нибудь на аперитив. Я попросил свежевыжатый сок, и она отошла, чтобы передать заказ. Директор и по совместительству владелец заведения сразу перешел к делу.

– Итак, – начал он, теребя между пальцами лежащий на столе металлический нож, – г-н Роланд, я очень рад, что вы так хорошо говорите по-русски…

– Не очень хорошо говорю, но очень хорошо понимаю, – поправил я.

– Это именно то, что нужно. Ибо, если вы хорошо поймете то, что нам нужно узнать и сделать – это уже означает, что половина дела сделана.

– Главное, чтобы вы сами хорошо это понимали…

– Да-да… вот для этого…, извините, – раздалась мелодия мобильного телефона, и он прервал свою речь.

Подошла Арина с напитками. Переговоры не заняли больше часа, после этого Натан сразу уехал, предложив продолжить разговор вечером и поручив Арине заниматься моим культурным досугом.

– Арина, вы давно здесь работаете?

– Три с половиной года. А у вас какие первые впечатления?

– Просто чудесные! – сказал я выразительно, глядя ей в глаза, – удивительное место.

– Для меня тоже. Здесь все так себя чувствуют.

– У вас нет текучки персонала? На хорошей работе обычно команда постоянная – это верный признак.

– Текучка есть, как и везде. Есть те, кто тут с самого открытия работают – вот это признак, – улыбнулась она, – а еще сюда возвращаются те, кто уходит. Пусть даже через пять и десять лет.

– Это распространенная практика в России или только в Ростове? – удивленно спросил я.

– Отнюдь. Только здесь. Сюда возвращаешься, как в родной дом. Я много раз это слышала. Здесь дают людям второй шанс.

– А третий дают?

– И третий тоже. И четвертый.

Я задумался. Такого философского подхода к рекрутингу я еще не встречал. Дать человеку второй шанс там, где он уже работал когда-то, и откуда ушел по каким-то причинам.

– Дают всем? – переспросил я.

– Да. Кроме самых вопиющих случаев естественно.

– Я так думаю, что если человек ушел с места работы обиженным, он вряд ли вернется туда снова.

Она покачала головой, на губах играла загадочная улыбка.

– Парадокс.

– Звучит так, будто работодатель сам себе тоже дает второй шанс по отношению к конкретному сотруднику. В особенности, если тот ушел чем-то недовольным.

Арина согласно кивнула.

– Кого бы вы быстрее взяли на работу: нового человека, к которому нужно притираться, изучать, проверять, привыкать… Или того, кого вы уже знаете, как облупленного, все его плюсы и минусы, умеете с недостатками работать, а достоинства использовать наилучшим образом. Сюда свои сотрудники приводят новых людей. Человек ценит хозяина, который примет его обратно, неважно, на какой ноте они расстались. Время все расставляет на свои места. Это как …. Как место кармы.

Прозвучало неожиданно, но удивительно точно.

– Ну а зачем возвращаются? – спросил я, – если говорить о той же карме. Ведь свои уроки человек здесь уже прошел, зачем возвращаться на старые круги?

– Я думаю, у каждого свои причины. Кто-то недопрошел уроки. Кто-то не готов идти дальше и предпочитает застой развитию. Кто-то возвращается, чтобы проходить новые уроки. Чаще всего последнее, ведь ни человек, который вернулся, ни это место уже не будут прежними. Все меняется.

Я так глубоко погрузился в размышления о смысле такого ведения бизнеса, что не заметил, как Арина отошла к бармену на пару слов, а вернувшись, увидела, что я допил кофе и сказала:

– Предлагаю вам заселиться в отель, затем, если у вас будет желание, можем продолжить.

Это предложение вернуло меня к реальности, и я обрадовался возможности возобновить экскурсию. В зале уже было занято несколько столиков, официанты по стойке смирно стояли в рабочей зоне, либо проворно обслуживали гостей. Мне захотелось понаблюдать за процессом, но в данный момент больше привлекало общение с гидом. Я чувствовал себя ребенком в магазине сладостей, не подозревая о том, что спустя короткое время мое внимание будет поглощено новыми впечатлениями.

Мы решили встретиться в холле через час и расстались у двери моего номера.

Первым делом приняв душ, я дал себе пятнадцать минут на отдых и спокойные размышления. Отель был роскошным. Создавалось впечатление, что я нахожусь в царских покоях. Когда портье рассказывали мне о дополнительных услугах, я понимал, что мне уже не хочется покидать это место. Даже при том, что такая пышность обстановки была несколько непривычной для голландца среднего звена, каким я себя считаю. Странно, даже у Габриэлы, чей старый отель во Флоренции немного схож с этим по атмосфере, у меня не возникало такого ощущения. Там вас окутывает романтика природы, страны, здесь же очарование составляло само место, именно эта крохотная точка на карте Ростова. Очарование дополнялось любопытным ощущением самобытности и совершенно иной реальности, в которой вы оказались. Я был здесь и сейчас и наслаждался этим.

Необходимо было наговорить на диктофон утренние события, отчетом я решил заняться вечером, так как еще надеялся встретиться с хозяином и обсудить вопросы, которые возникли у меня после нашего разговора. Когда я одевался, чтобы выходить, мне позвонил Гилберт. Звонок оказался для меня большой неожиданностью: мы очень давно не общались, и настолько же приятной. Голос Гилберта, однако, показался мне встревоженным, говорил он рассеянно, будто думая о чем-то своем. На мои вопросы отвечал с какой-то отстраненной озабоченностью. Бывает так, что ты знаешь человека, как самого себя, общаешься с ним много лет, и после долгой разлуки, даже говоря с ним по телефону, чувствуешь: что-то неладно. Разговор с ним занял немного времени, и меня не покидало ощущение, что с ним что-то происходит. Заморачиваться я все же не стал, списав все на его затянувшуюся депрессию после развода и уверенный, что по возвращении в Нидерланды, мы обязательно увидимся. Когда я отключился, был уже почти час дня по местному времени.

В холле меня уже ждала энергичная Арина и бодро взялась за дело. Я надеялся снова пройтись по загадочному «метро», но, поскольку проблему со светом там еще не решили, нам пришлось воспользоваться парадным входом. Арина по дороге объясняла, что все три ресторана и гостиница похожи на отдельные государства: везде своя атмосфера, разные сотрудники, нюансы работы и т.д…. Выйдя в холл, мы прошли мимо комнаты с оружием и направились по лестнице в старые залы ресторана. Арина выразила желание начать рассказ с Атаманского оружейного зала, который был самым дальним. Шли туда молча, неслышно ступая по красному ковролину, миновали зал с огромным камином, синюю с белым банкетную комнату и большой красный зал с затейливыми витражами на стенах. Этот зал заканчивался широкой кирпичной аркой, к которой вели ступеньки и деревянные перила. Дверь в этот зал была прикрыта. По кивку головы моей спутницы я понял, что это и есть «the Ataman hall". Но в этот момент до моих ушей донеслась невнятная ругань, а затем приглушенный и даже как будто придушенный крик. Арина испуганно обернулась и замешкалась, но мы все же приближались к двери, откуда уже явственно различались звуки борьбы. Она знаком попросила меня остановиться, видимо, не желая, чтобы я стал свидетелем некоего внутреннего конфликта или неприятной сцены, по ее изумленному и напуганному лицу было видно, что она сама не знает, что и думать. Несмотря на ее немую просьбу, я поспешил за ней, стараясь ступать как можно тише. Взлетев по ступенькам, она распахнула дверь и застыла на пороге, вскрикнув от ужаса. В следующее мгновение я тоже остановился в дверном проёме. Глазам моим предстало захватывающее зрелище.

Первым, что привлекло мое внимание, был большой восточный ковер на противоположной от входа стене. На нем в изобилии висели образцы старинного оружия, на которое падал яркий дневной свет от правой стены, состоявшей из окон от пола до потолка. Я даже успел заметить выход на деревянную террасу или балкон, на который мне сразу захотелось выйти, ибо с него открывался потрясающий вид на город и на реку. В первую минуту я не понял, что так напугало моего гида, однако, когда мой взгляд упал на левую стену с огромным портретом, я понял, в чем дело. Там, на полу, среди больших горшков с растениями катались по полу два официанта в золоченых жилетах. Их раздавленные в пылу драки рации валялись неподалёку, рукав одного драчуна был разорван. Я уже готов был принять их за обычных нарушающих дисциплину шалопаев, когда вдруг заметил, что один всерьез душит другого, и лицо того другого уже синеет, а изо рта вырываются частые хриплые вдохи. Он уже не мог сопротивляться, нога его еще дергалась в судороге, а лежащий сверху, будто не понимал, что происходит. Его лицо было красным от злости, его трясло, его рот продолжал изрыгать какие-то страшные проклятья на русском. Я расслышал слова «фашист», как созвучное такому же слову на других языках, и «сволочь», потому что уже знал это ругательство. Не спрашивайте откуда.

Преодолев слабость в коленях от первого шока, я кинулся к нему и начал отрывать его от несчастного, которого он душил.

– Вадим! – крикнула Арина в рацию. – Вадим! Скорей! Сюда! В Атаманский!

Она выкрикивала имя душившего, в то время как я отрывал его мощные руки от горла его жертвы. К счастью, мне это удалось, хватка ослабла.

– Семен, Семен, – кричала Арина в слезах, пока я пытался освободить несчастного – остановись, отпусти его, Сеня!… Отпусти его!!!

Семен начал приходить в себя, приступ ярости отпускал его, и он, наконец, разомкнул свои железные пальцы. На секунду мне показалось, что уже все. Лежавший на полу был без сознания. Это был довольно тщедушный малый, в отличие от его мощного противника. Не теряя времени, я стащил с него Семена, в этом мне помог вовремя подоспевший управляющий, который на удивление быстро сориентировался в том, что происходит.

Не было времени на поиски носового платка: грудь лежавшего не двигалась, голова запрокинулась, рот был широко раскрыт в последней попытке захватить воздуха. Не помню как, но я стал резкими толчками вдувать воздух ему в рот. Вадим, удерживая вырывавшегося душителя, что-то крикнул Арине, она послушно подскочила и зажала умирающему его посиневший нос.

Я не помню, сколько вдохов я сделал. Мне показалось, что прошло бесконечно много времени, пока я почувствовал слабое трепетание его грудных мышц. Сам я полностью выдохся. У меня не было сил даже дышать, я сам был готов попросить Арину сделать мне искусственное дыхание, ведь я только что провел показательный урок…. Правда, по моим смутным воспоминаниям о спасении жизни, следовало бы совершить еще какие-то пассы с грудной клеткой… Пострадавший медленно возвращался к жизни: его лицо уже было просто мертвенно бледным, а не бело-синим, но дышал он еще едва-едва.

– Вы спасли его! Роланд, вы спасли его! – она радостно обняла меня и засмеялась от счастья. Я, обессиленный, лежал на полу у ее ног и вдруг физически ощутил, как в эту комнату возвращается жизнь.

3

Море и морской пейзаж наполнены для меня особым смыслом. Но еще больше я люблю горы. Горы, как природу, как жизнь, как элемент ландшафта, флоры и фауны, горы, как живые существа! Горы и холмы, покрытые зеленой растительностью, мхом, травой, с их ущельями, рвами и ложбинами. Горы каменные, с редкими кустиками растений и лишайником. Горы снежные, с их царственной неподвижностью созерцания… Глядя на меня сейчас, трудно поверить, что ранняя юность моя наполнена впечатлениями о путешествиях, совершенных с родителями, друзьями и самостоятельно. Еще меньше верится, по словам моих малочисленных друзей, в мою тонкую созерцательную натуру. Сейчас грубая рабочая проза, занимая все мое время, заставляет забыть об увлекательных горных походах и о возвышенных юношеских мечтаниях, но до сих пор воспоминания о горных склонах скрашивают редкие грустные или тяжелые моменты моего существования. Горы, увековеченные Брилем и Рейсдалом в их поющих гимн природе картинах, Момпером, снежные вершины бессмертного Рериха, похожие на Тибетские божества; и солнечные снега на вершинах кисти Луиджи Премацци; негаснущая страсть скалолазов и горных туристов, влекущая их на смертельные кручи – все это лишь малая часть человеческого бытия, посвященного горной природе. Я люблю таинственный горный лес со сказочными деревьями-гигантами, тянущими ввысь свои ветви, горные поляны, туманные озера, бескрайний покой, умиротворение прозрачного воздуха и радость покорения их вершин (должен признаться, что список горных вершин, покоренных лично мною, слишком беден). Прекрасное природное естество мира и изобилия порой кажется абсолютно несовместимым с ненасытной жестокостью человеческого естества. Одновременно с прекрасным процессом созидания, непрерывно совершаемым Природой, мы также находимся в процессе изобретения новых возможностей самоуничтожения, как внешних: холодное, огнестрельное, метательное, колющее, пушечное, ядерное, атомное оружие, так и внутренних, список которых и вовсе бесконечен… Но нам мало войн и массового уничтожения себе подобных – мы время от времени утоляем жажду крови, убивая соперников, противников, врагов и друзей, братьев, сестер, отцов, матерей, мужчин, женщин и детей. Мы убиваем не только оружием, но и словами, взглядом, поступками… Мы убиваем из зависти, злости, ревности, лени… И это длится испокон веков. За все время существования человечества Земля то и дело обагрялась кровью человека, пролитой его собратом.

Я за всю свою насыщенную жизнь ни разу не был свидетелем насильственной смерти. И надо же случиться такому, что я едва не нашел ее на юге России, в красивейшем местечке Ростова-на-Дону.

***

Мы сидели на мостах, завернувшись в одеяла, и пили кофе. Мне хотелось не пирожных, которые лежали передо мной на столе, а пачку сигарет, но поразмыслив, я решил, что это хороший способ проверить свою волю на предмет избавления от этой вредной привычки. Руки еще немного дрожали. Мы встретились взглядом с Ариной и оба нервно рассмеялись.

– Как вы думаете, Арина, что это было?

– Вы знаете, Роланд…. – смеясь, проговорила она, – после того, что мы сегодня пережили, вы просто обязаны называть меня на «ты», когда говорите по-русски!

– О'кей. Так… ты знаешь, что это было?

Она шумно вздохнула.

– Я догадываюсь, что это было, но понятия не имею, зачем и почему это произошло. Представляете, чем бы все закончилось, если бы мы не пошли в Атаманский? – ее всю передернуло, как от порыва холодного ветра, – Это ужасно, Роланд.

– Догадываюсь. И да, это ужасно. Но кто эти люди? Судя по одежде, они у вас работают?

– О да! И тем более странно, что один привел на работу другого.

– Вы серьезно???

– Абсолютно серьезно. Семен работает здесь почти год. У него всегда была хорошая репутация. Я его считала сдержанным и умным. Он, возможно, несколько неотесан и прямолинеен в своих суждениях, возможно, иногда ему не хватало такта при общении с коллегами и руководством, однако, как друга и профессионала его высоко ценят…, – она запнулась, – ценили, по крайней мере, теперь не знаю. Мне лично не претит прямолинейность в людях, я сама не всегда слежу за тем, что говорю…

– А второй?

– Второй – Кеша.

– Кешья? – переспросил я, – как Кешью?

– Просто Кеша, – смеясь, поправила меня она, – от полного Иннокентий.

Надо будет посмотреть значение этого имени, решил я. Я уже где-то слышал его, или что-то подобное.

– Так этот ореховый Кеша пришел сюда по рекомендации Семена? Значит они друзья?

– Вот именно. Все так и думали. Правда, они никак не смотрелись вместе…

– В каком смысле?

– Ну… они слишком разные, понимаешь? Кеша с высшим образованием, говорит по-английски. Когда его принимали на работу, я проверяла его на знание языка. И, надо сказать, так хорошо по-английски здесь не говорит ни один из сотрудников…

– Ты близко его знала?

– Я бы сказала, он мне был немного интересен. Как человек. Но у меня не было особого желания сближаться с ним.

– Почему? Насколько я успел узнать тебя, у вас с ним могло быть много общих тем, – мне вдруг стало интересно, была ли у нее связь с кем-то из здешних сотрудников. Я представлял себе, что персонал ресторанов и гостиниц далеко не всегда мог соблюдать этикет и деликатность в общении между собой. Но я и не знал, как обстояли с этим дела на «Причале»…. Мне не хотелось думать об этой девушке, как о легкомысленной простушке, нет… А хозяин? Его образованность и зрелый возраст делали его весьма достойным любовником для умной девушки, которая ищет для себя кого-то не только для секса, но и для интересного общения. С другой стороны, она всего лишь подчиненная, может ли она на что-то рассчитывать? К тому же, я не сомневался, что она далеко не единственная интересная женщина в поле его зрения…. Насколько мне известно, в России, с ее скорее восточным укладом в отношениях полов, решение остается за мужчиной. Есть ли в Росси касты? Меня обуревали вопросы и внезапно вспыхнувшее желание побольше узнать о моей собеседнице.

Она пожала плечами и посмотрела на меня.

– Я не могу объяснить… Я не ищу возможности сближения с людьми, обычно это происходит само собой. По природе я одиночка, особенно в работе. Тем более, что он сам держался особняком. За все время, что он здесь работал, он, в основном, общался с Сеней. Да и с ним как-то никто не успел хорошо познакомиться… Он какой-то скользкий, что ли…

– Скользкий? В смысле, грязный?

Трудности перевода… Арина снова заулыбалась.

– Это переносное значение. Так называют непонятных людей, с хитрецой. Ты с ним общаешься, и не поймешь, что у него на уме.

Перед глазами возникла картина в зале Атаманов… Крики Семена… «сволочь, фашист…»…

– Фашист….., – проговорил я, – Это распространенное оскорбление?

– Нееееет, – протянула она, – знаешь, я только что вспомнила, что он так Кешу называл… Это очень странно…

– Странное слово?

– В том-то и дело, что это у нас очень сильное оскорбление. Это выражение сильных негативных чувств, например, к самому подлому предателю или к жестокому человеку. Ты же понимаешь, что мы сейчас говорим о личных отношениях, а не о каких-то общинах или группировках по политическим взглядам?

– Разумеется, – подтвердил я, любуясь, как солнце играет на ее рыжей макушке и игриво выглядывает из-за выбивавшихся из прически золотистых прядей. Потрясающий цвет волос. Не думаю, что это ее естественный цвет, но очень ей подходит.

Она помешивала ложечкой кофе, раздумывая о чем-то.

– Я не помню, чтобы слышала это слово, как оскорбление в своей жизни до этого случая…

– Что могло его так разозлить?

– Боюсь, нам не расскажут, – с сожалением промолвила Арина, – даже несмотря на то, что ты спас человека.

Я это прекрасно понимал. Уже достаточно того, что я гость, да еще из другой страны, стал свидетелем такого конфуза. И не только свидетелем, а непосредственным участником.

– Он обязан тебе жизнью, – продолжала она. Он останется здесь, под присмотром врача, и просто должен будет тебя поблагодарить…

– Я не видел здесь полицию, хозяин не хочет предавать дело огласке?

– Понятия не имею, что он будет делать. Сейчас вообще не хочу трогать его, думаю, он сам позвонит.

Ее деликатность была очевидной. И нормальной в таких условиях, но я чувствовал, что субъективность моих суждений и оценок принимает угрожающий характер. Я восхищался этой девушкой, думая о том, насколько комфортные условия для работы она создает своим подопечным. С одной стороны…. А с другой… Надо отвлечься, Роланд!

– Твои родители живы, Роланд? – вдруг спросила она, резко сменив тему. Я был рад этому.

– К сожалению, не все. Моя мать умерла, когда я еще был студентом. Отец немного старше нее, но женился на другой.

– Сожалею, Роланд. Но ты же не можешь быть совсем одинок в жизни?

– Нет. С Габриэлой у меня прекрасные отношения. У меня есть старинный друг, с которым мы дружим с незапамятных времен. Так вышло, что мы не встречались и давно практически не общались. Он был мужем одной из дочерей женщины, на которой женился мой отец… До тех пор, пока они не развелись. Примерно год назад, – я вспомнил наш странный разговор с Гилбертом.

Арина подняла глаза к потолку, что-то соображая.

– Интересно… Если я правильно поняла, после смерти твоей мамы твой отец женится на женщине по имени Габриэла. У неё есть дочь, на которой женился твой лучший друг.

Я пожал плечами.

– Ну да. Он был в неё влюблён с того момента, как увидел, на свадьбе Габриэлы и моего отца.

– Удивительное совпадение. Габриэла – красивое имя. Вы с ней общаетесь?

– Да. Но тоже нечасто. Она владелица сети отелей, чем-то похожих на ваш. Очень занятая женщина. Отцу повезло, они счастливы вместе…

Я задумался. Если быть честным, я сам уже лет пять, как с головой окунулся в рабочие проекты, которые один за другим превратившись в густые заросли, отгородили меня от всего, что было мне когда-то таким близким и родным. И несмотря на то, что и в офисе, и в своих путешествиях по миру я постоянно окружен интересными людьми, это нельзя назвать чем-то особенным. Это просто работа, чистый официоз. Только сидя здесь, на прохладной деревянной террасе, кутаясь в плед и глотая остывший кофе, я вдруг остро ощутил нехватку человеческого тепла, желание просто сидеть вот так и молчать рядом с тем (или той), кто тебе по-настоящему близок. Родственной души. Тут я поднял глаза, и на сердце действительно потеплело. Откуда-то из глубины появилась некая догадка, некий зародыш чувства… она начала приближаться, она становилась все больше и больше, пока не охватила меня с головы до пят, как волна, окатившая все тело нездоровым жаром… А может это я был недостаточно здоров для этого волшебного целительного тепла…. Это слишком… Я не готов. От щемящего страха внезапно засосало под ложечкой…

– Товарищи!!! – громко позвала Арина в рацию, – еще два капучино на мосты принесите пожалуйста.

Она так резко ворвалась в мои лихорадочные внутренние метания, что я вздрогнул.

– У тебя так много работы, что не хватает времени на друзей? – спросила она, расслабленно откидываясь на диванчике, – Боже, как мне это знакомо!…

Она будто прочитала мои мысли…

Наши взгляды встретились, и она улыбнулась. А я не смог и стыдливо опустил глаза в пол.

Что же делать…

Я не готов…

Что же делать ….

Ответ пришел неожиданно в виде зазвучавшей в голове песни Пола ван Дайка – Let go….

Так и быть, решил я в своем внутреннем диалоге. И снова посмотрел на нее. Она внимательно наблюдала за мной.

– Ты в порядке, Роланд? Может тебе отдохнуть?

– Наоборот, надо отвлечься. Как ты думаешь, Натан еще будет свободен сегодня?

Она с сомнением покачала головой, собираясь что-то сказать, и вдруг затрезвонил ее телефон.

– Шеф, – изумленно сказала мой гид, поражаясь этому совпадению.

Оказалось, что он уже свободен, и ждет нас на парковке, чтобы ехать на объект, который располагался под Ростовом. Мы радостно выскочили из пледов и направились к выходу из комплекса.

4

Остаток дня оказался очень динамичным. На объекте оставалось много нерешенных вопросов, попутно у меня возникали новые, многие из которых мне приходилось записывать, чтобы не забыть обсудить их позже. Переговоры так нас поглотили, что, когда мы вышли на воздух, уже почти стемнело. Все порядком устали и проголодались, поэтому, не теряя времени, мы понеслись в Ростов. Однако и в дороге обсуждение продолжалось. С Натаном было приятно вести переговоры: свои цели и пожелания он озвучивал четко и ясно, хорошо изучил вопрос, поэтому разъяснять приходилось немногое. Арина тоже оказалась хорошо подготовленной, и это существенно облегчало перевод специфической тематики. В затруднительные моменты она быстро перескакивала с английского на французский, поражая меня беглостью выражения и способностью находить новые варианты.

– Как чувствует себя ваш сотрудник? – я задал давно мучивший меня вопрос, воспользовавшись трехминутной паузой в разговоре.

– Какой сотрудник? – удивленно вскинув на меня глаза, спросил Натан.

– Он говорит о Кеше, – напомнила Арина.

– Ахххх….. у меня из головы вылетело, – Натан поморщился. Видно было, что ему крайне неприятно возвращаться к разговору об инциденте, случившемся сегодня утром. Но ему приходилось считаться с тем, что я оказался непосредственным участником этих событий и уважать мое желание узнать о судьбе пресловутого Кеши. Он справился с собой.

– Роланд, извините, я должен был сразу вас поблагодарить, – обратился он ко мне, – ваша помощь оказалась очень своевременной. Я думаю, он сам вам слишком многим обязан. Я надеюсь, нет нужды просить вас соблюдать нашу тайну, как вашего клиента?

Я заверил его, что все происшедшее не покинет моего личного диктофона, на который я записываю все события моих деловых поездок по миру. Ему было в некоторой степени приятно услышать, что эта поездка для меня уже стала одной из самых интересных.

– Хоть и не очень приятной, – проворчала Арина.

– Отнюдь. Ариша, каждому мужчине отрадно осознавать, что он совершил подвиг по спасению человека. Особенно перед лицом такой женщины как ты!

Бинго! Они не были близки!

Я чуть не присвистнул от облегчения и стал смотреть в окно Мерседеса, летевшего в полумраке. Теперь вечер играл для меня самыми волшебными красками. Но через минуту они стали меркнуть. Кто их знает этих русских…. Let go, let go…

Уверен, что от Натана не укрылись мои эмоции. Verrek!

– Когда я уходил от него, он уже чувствовал себя хорошо. К счастью, все обошлось.

– Могу я узнать, было ли заявлено в полицию о происшествии?

– Это зависит от желания Иннокентия. Я не знаю о причинах их драки. Семен отказался отвечать на мои вопросы, заявив, что оставляет свою судьбу в «Причале» на мое усмотрение и готов взять на себя ответственность за свой поступок. Этот же вопрос будет сегодня задан Иннокентию. В зависимости от ответа будут предприняты дальнейшие действия.

– Арина сказала мне, что такое поведение для Семена несвойственно.

– Она так сказала??? – он обернулся к ней, – тогда она еще мягко выразилась. Я считал после себя двумя самыми спокойными сотрудниками двоих. Первый – это Вадим, которого вы уже знаете, и второй – тот самый Семен. Его вы тоже знаете. Но не так, как я. Сейчас я вижу, как он раскаивается, но для меня причина того, что он сделал, пока загадка. Я хочу еще раз извиниться перед вами, Роланд. Мне не хотелось омрачать ваш приезд и отдых такими событиями.

–

Все в порядке, – заверил я его. – Я очень рад, что все обошлось. И что я мог быть полезным.

Остаток пути прошел почти в полном молчании. Каждый думал о своем. Когда мы подъезжали, хозяин попросил моего гида составить мне компанию за ужином, сожалея о том, что его ждут дела в городе. Назавтра утром мне давалось время для своих дел и отдыха до 11 утра, после чего Натан будет ждать меня для выезда на следующий объект. Такое расписание меня более чем устраивало. Расстались мы сердечно. После легкого ужина, видя, что Арина очень устала (меня самого уже клонило в сон, несмотря на то что было не больше девяти), я решил откланяться.

– Спокойной ночи, Роланд, – провожая меня в номер, сказала она, – удивительный сегодня день.

– Согласен! И тебе спокойной ночи.

– Мой рабочий день еще не окончен.

– Что? – изумился я, – когда же ты спишь???

– Я уеду после одиннадцати вечера. Если все будет нормально.

– Неужели после такого тяжелого дня тебе нельзя уехать пораньше?

– Может и удастся. Посмотрим, – устало улыбнулась она, – До завтра.

Оказавшись в номере, я написал небольшой отчет о начале работы на месте и тщательно наговорил события сегодняшнего дня на диктофон. Теплый душ освежил меня. Я прилег и начал думать о сегодняшних событиях, об Арине, Натане, Вадиме, тех людях, которых я встретил здесь… Искренность Арины, ее приятные манеры, привлекательная внешность и ум делали ее желанной для любого нормального мужчины. Слава Богу, в ее поведении не было и намека на флирт, хотя, как по мне, артистизма в ней достаточно.

Натан проявил достаточно благожелательности и радушия, держался спокойно и уверенно, мне было приятно находиться на его территории. Этот человек казался интеллигентным, опытным, уверенным в себе; его детище и то, что он из него сделал, не могли не вызывать уважение. Но я по своему опыту знал, что никогда не стоит делать поспешных выводов. Как бы там ни было, в таком красивом и спокойном месте, как оказалось, бушевали нешуточные страсти, и я надеялся выяснить, что послужило причиной столь сильной ненависти со стороны этого Семена к новичку. Мне хотелось верить, что хозяину действительно не удалось выяснить это. Но я не удивился бы, если бы от меня это попросту скрыли из дипломатических соображений. Или политических, или деловых. Или Бог знает, каких еще.

*

Прошло еще немного времени. Я бесстрашно сражался с турками на стороне армии Петра. Турки все-таки решили выйти из укрытия и, как только казаки уснули вповалку в моем номере, переплыли Дон на своих чалах и ползком по набережной добрались до стен Императорского зала. Там, внутри, под огромными окнами, в которых, почему-то, отсутствовали стекла, расположились казаки. Петр Первый, лежащий в засаде рядом со мной, щелкнул затвором Калашникова и шепотом сказал, что повелевает кричать «Ура».

Этот громогласный крик потряс стены. Я вместе со всеми выскочил из укрытия и бросил в удирающих турок первое, что попалось мне под руку. Потом еще раз и еще. Каждый раз мой удар достигал цели, и сражённые враги падали в воду. Когда набережная опустела, и крики затихли, мне стало интересно, чем это я так искусно кидал во врага. Каково же было мое удивление, что оружием оказался кинжал, который я снял с оружейного ковра, когда собирался в свой поход. На острие его вначале чистого блестящего клинка вдруг показались капли крови, потом она потекла густыми красными ручьями, по клинку, рукоятке, прямо мне на руку. Я вскрикнул, выронил его и проснулся в холодном поту, но ощущая себя практически казаком.

На часах было без пятнадцати одиннадцать. Спать больше не хотелось, и я, пребывая еще во власти своих грез, решил выйти на воздух. Мой номер находился на четвертом этаже гостиницы, прямо напротив лифта, и обширный балкон из гостиной выходил прямо на ресторан и на Старую Мельницу. Верно, люди ужинают в тамошних зимних залах. Завтра попрошу Арину показать мне их. Слева поблескивали воды Тихого Дона. Удивительное все-таки место. Неужели судьба привела меня сюда, чтобы я мог получить ответы на давно забытые вопросы? Боже, да я сплю наяву. Я помотал головой и, опершись на перила, стал смотреть на реку, втягивая ноздрями воздух. Ночной запах реки перемежался с другими: ароматы костра, жареного мяса (может это все-таки казаки жарят дичь для царя?) и другой еды смешивались с нотами свежераспустившейся зелени (о, волшебные ароматы весны!) и прочими, непривычными и новыми для меня. Их я встречаю и изучаю в каждой стране, где бываю, создавая для себя новые незабываемые образы и ассоциации. Так я стоял, внимая ресторанной суете внизу, наслаждаясь своим одиночеством среди этих звуков чужой весенней жизни. На палубе корабля находились люди, время от времени я видел вспышки камер. Сколько же людей поднимаются на этот фрегат, чтобы запечатлеть этот миг якобы сбывшейся мечты за штурвалом! А что творится здесь летом? Уже сейчас гости стремились выйти на воздух, там играла какая-то музыка, несмотря на то что было очень свежо. Легкие порывы холодного ветра со стороны реки не беспокоили меня, вызывая своими налетами лишь приятные мурашки на коже и заставляя трепетать от удовольствия в этой блаженной полудреме. Я повернулся к реке лицом и подумал об Арине: неужели она все еще там, среди этой суетной толпы, которая все убыстряла свой бег и шум, все больше заставляя меня верить, что я снова во сне. Как хорошо…

До моих ушей донеслись какие-то крики… Один, потом другой…. Сначала мне подумалось, что кто-то из компании потерялся, и его ищут, потом в небе перед собой я увидел фейерверк… Это было дальше по берегу, из другого заведения. А в этом по-прежнему кто-то шумел… Фонари на дорожке осветили людей: кто-то торопливо шел к выходу, некоторые бежали…. Как крысы с корабля, подумалось мне. Взгляд упал на фрегат. Там уже никого не было. Что-то случилось? Я услышал, как где-то внизу пробежал мужчина, громко крича: ПОЖАРНЫХ!!!!! ГОРИМ!!!!

Горим? Это мне снится? Если так, то после этих слов сон слетел с меня. Шум внизу продолжался. Я решил спуститься вниз, может там нужна моя помощь, может помощь нужна Арине. И как только я об этом подумал, я явственно ощутил не только соблазнительный дух костра, но и усиливающийся запах гари. Слева от меня свет скользнул по чьей-то фигуре. На балконе соседнего номера стоял мужчина в халате и курил.

– А ведь правда горит, – сказал он мне, качая головой, – сгорит ведь нахрен, если пожарные не успеют. Ай-яй-яй…, – он потушил сигарету в пепельницу, стоявшую на столике его балкона, и зашел внутрь.

5

Выйдя из номера, я не стал дожидаться лифта. Адреналин бил в виски. На лестнице царила тишина, я только слышал, как кровь мощными толчками приливает к голове. Этого не может быть. Может это шутка? Тогда зачем тот человек кричал про огонь? Может, горит какая-то служебная постройка, ведь запах дыма был довольно сильным. Огня я не видел, но с моего балкона обзор, хоть и хороший, был далеко не полным. Неужели и правда пожар? Нет, это просто невозможно, нет, нет, просто шутка какого-то пьяного…

Думая так, я бесшумно сбегал по обитым ковролином ступенькам на первый этаж. Спокойно сидевшие портье, едва увидев меня, повскакали со своих мест и с улыбками и готовностью помощь, уставились на меня. Они не успели пожелать мне доброй ночи, как я заорал на них по-датски: Wat is er???

– Извините? Чем вам помочь?

– Что происходит? Тревога????

Они удивленно крутили головами, не понимая меня. Позже я понял, что слова Арины о разных государствах были абсолютно точными. Я был единственным, кто поднял тревогу внутри отеля, и портье так и не поняли бы меня, если бы с бокового входа, ведущего на летнюю террасу и в ресторан, не влетел официант в расстегнутой жилетке и с вытаращенными от ужаса глазами и не завопил на весь холл:

– «Причал» горит!!! Быстро!!! Вызывайте пожарных!!! И скорую!

Вот это была тревога так тревога. Я больше не колебался ни минуты, и, проскочив мимо официанта, вылетел через боковой вход. Через этот самый вход меня сегодня сюда привела Арина, и я уже знал, как отсюда добраться до ресторана.

Пожарных еще не было. Боже милостивый, это правда…. Впереди, по дорожке к выходу бежали люди в форменной одежде. Видимо, гости уже покинули заведение и теперь спасались сотрудники. Шум стоял невообразимый. Какое счастье, что мы с Ариной обменялись телефонами, я и не надеялся найти ее здесь, в этом стремительно нарастающем хаосе. Однако на звонки она не отвечала. Я стоял на дорожке, не зная, что делать, чувствуя усиливающийся ветер с реки, а вместе с ним и запах гари. После пятого не отвеченного вызова я понял, что она еще здесь. Внутренняя паника достигла предела. И я рванулся по мощеной дорожке ко входу в ресторан, расталкивая бегущих в панике людей. На меня налетела невысокая рыжая женщина с полными руками сумок и пакетов. Она закричала с перекошенным лицом:

– Куда вы? Куда вы идете? Уходите, там пожар!

– Арина, – закричал я ей, – где Арина???

– Там, – она махнула рукой в сторону ресторана, и умчалась.

Там. Она там. Где же это там? Я продолжал пробираться к ресторану, из парадного входа в который уже вырывался дым. Я подумал, что горит он со стороны реки и успел заметить людей возле мостов и на мостах. Некоторые в прострации стояли и смотрели на то, что происходит вокруг. Остальные с воплями носились вокруг либо в дикой панике, либо в попытках спасти хоть какие-то вещи из залов, до которых еще не добрался огонь. Меня поразила самоотверженность этих людей, и одновременно с этим я физически ощутил их отчаяние и страх. Но при приближении к мостам опасения мои подтвердились: новый Императорский зал уже был весь в огне. Пытаться что-то сделать уже было бесполезно: огромные языки пламени жадно пожирали то роскошное убранство, которое так поразило меня сегодня утром. Раздался оглушительный треск, и вслед за этим вылетели стекла. Огонь разгорался прямо на глазах со страшной силой стихии, все сметающей на своем пути. Этот страшный зверь, мирно дремавший в зимних каминах этих залов, с ревом разбуженного от вечного сна огненного быка метался от стены до стены, от стола до стола, от доски до доски, и единственной его целью было уничтожение. Внезапно, в разгаре этой беснующейся огненной стихии до меня донёсся отчаянный женский вопль:

– Господи! Сеня! Стой!

Сердце замерло в груди. К первым крикам ужаса присоединились и другие. От дыма глаза щипало, но я глянул вверх, пытаясь разглядеть в стелящейся по головам чёрной пелене, что происходит. Но не успел. Высокая человеческая фигура, подсвеченная снизу страшным огненным прожектором, сорвалась вниз, и сразу вслед за этим раздался оглушительный даже на фоне горящего дерева треск и крик человеческой боли. Стоя посреди невыносимого жара, я похолодел при этих звуках. Я понял, уже известный мне Семен, видимо, из-за непроходимого огня и дыма, не смог спуститься вниз и рискнул спрыгнуть на нижнюю крышу.

– Лестницу! – Крикнул кто-то у меня над ухом.

Это было непостижимо. Пожар и человеческие жертвы. Явно этот человек пытался спасти что-то ценное из верхних залов, рискуя своей жизнью. Но стоило ли оно того? А если он пытался спасти человека? Мои ноги стали ватными, я не мог сдвинуться с места несмотря на то, что каждый вдох в этом огненном аду давался с трудом. Найдя в себе силы отойти подальше от пылающего Императорского зала, я знал, перед моими глазами ещё долго будет стоять эта страшная картина. Сколько лет стоял «Причал»? Сколько бы еще простоял? Сколько поколений людей воспитал бы этот маленький мир, если бы не был уничтожен так, в одну ночь, по мановению руки некоего невидимого творителя кармы? Никто не знает. Такого огня я не видел в своей жизни никогда, и вряд ли когда-нибудь увижу. С трудом оторвав глаза от этого завораживающего по своему масштабу и ужасу зрелища, и содрогаясь при мысли, что спрыгнувший человек мог убиться насмерть, я посмотрел на мосты. По реке плыли лодки. Люди, в тщетных попытках потушить огонь и предотвратить возгорание летних площадок, подплывали с реки, и, выплескивали воду из ведер в огонь (вы серьезно?). Это выглядело так, будто муравей жалит слона. Другие выливали воду на причал и мосты, чтобы спасти их от огня. Мне, совершенно постороннему человеку, захотелось плакать при виде этих людей, с их поразительной силой духа, пытающихся дать отпор стихии и не надеющихся на помощь извне. К несчастью, ветер в эту ночь был на стороне рока. Он усиливался, в то время как огонь уже стелился по деревянному настилу, подбираясь к мостам. От копоти и жара невыносимо свербело в носу, першило в горле, глаза слезились, но я еще искал ту, ради которой пришел сюда, надеясь, что она спаслась с остальными. Я также недоумевал, где пожарные. Их должны были уже вызвать, по крайней мере, из трех заведений и с пятидесяти мобильных телефонов. Неужели на реке Дон не работают пожарные лодки? Я повернулся, чтобы пройти на мосты, с которых уже выбегали по деревянному переходу люди, и вдруг в стороне, где стоял фрегат, увидел Арину. Goddank! Подбежав к ней, я увидел, что она вцепилась в деревянные перила и, стиснув зубы, смотрит на огонь. Видимо, происшествие застало её, когда она уже собиралась домой, так как на ней были джинсы, кроссовки и та самая лёгкая куртка, которая была на ней во время экскурсии. Глаза ее распухли от дыма и слез, но она не двигалась, будто её сковала невидимая сила. Я стал трясти ее и кричать, чтобы привести ее в чувство. Надо было уходить, казалось, жар и копоть уничтожили весь воздух. Когда мы оказались возле фрегата, стекла мостовых окон разлетелись вдребезги. Сами мосты со стороны ресторана уже лизал безжалостный огонь. Боже правый, неужели и мосты сгорят? Чувствуя, как от ужаса у меня леденеет затылок, я всё-таки взял Арину за руку и потянул в сторону выхода. Надо было уходить. Где-то на все голоса завопили сирены, и я с облегчением понял, что наконец-то прибыли пожарные и реанимация. Сотрудники давали дорогу пожарным, которые спешно разматывали шланги. Мимо них протискивались люди в белых халатах с носилками. Это был ад. Когда я услышал, как хлынули первые струи воды, мы уже сидели на зеленой лужайке. Точнее, мы обессиленно упали на нее и просто пытались нормально дышать. После обжигающего жара невыносимо хотелось ощутить прохладу зеленой травы, зарыться в нее лицом….

Мимо нас пронеслись носилки, на которых лежал бесчувственный человек. Несмотря на свой шок, я сразу узнал это лицо. Это действительно был Семен. Я проводил его взглядом, и услышав чей-то сдержанный всхлип, огляделся. Позади нас, на траве и деревянных перилах беседки сидели женщины, которых я видел утром при уборке ресторана и повара. Они разговаривали и плакали. По отчаянию этих людей, по состоянию Арины, официантов, всех, кого я видел здесь в этот момент, я понял, что для них это было все равно, что потерять родной дом. Мне была понятна их боль. Мне не хотелось беспокоить Арину вопросами, но все же я хрипло спросил:

– Зачем ты так рисковала? Почему не ушла оттуда?

– Я не знаю, – я скорее увидел, как она это сказала, ибо из-за окружающего шума слова почти невозможно было разобрать, – Я не могла пошевелиться, наверное, от страха. Мне казалось, что огонь далеко.

– Ты видела Натана?

Она покачала головой, потом подняла руку, указывая на что-то перед собой. Этот жест показался мне странным.

Я поднял глаза, и увидел, что по направлению к «Мельнице» от фрегата идет шатающаяся фигура. Это был хозяин. Я вздохнул с облегчением, что он жив. Арина закрыла глаза руками.

– Постарайся успокоиться. Пожалуйста. Главное, что ты жива, что Натан жив, что никто не пострадал.., – я осекся, вспомнив чёрное от копоти и, возможно, обгоревшее лицо Семена.

Она подняла на меня несчастные глаза и закрыла их руками.

Я не стал повторять бессмысленные слова утешения. Придвинувшись к девушке, я обнял ее за плечи и прижал к себе. Она не сопротивлялась.

Однако, долго мы там оставаться не могли. После начала тушения пожара на нас повалили такие черные клубы дыма, что на территории могли находиться только пожарные в специальных масках. Мы зашли в гостиницу и поднялись ко мне в номер. Какое счастье, что я закрыл окно перед тем, как выйти! Я поражался своему самообладанию и спокойствию. Но мимоходом взглянув на себя в зеркало, еле сдержал нервный хохот: на меня смотрел высокий черный человек с закопченным лицом и всклокоченными волосами, на которых колыхались пепельные ошметки. Заметив краем глаза, что дверь в номер ещё открыта, я обернулся и увидела, что Арина стоит у входа и нерешительно поглядывает в мою сторону, словно вампир, ожидающий приглашения войти в жилище. Выглядела она не лучше меня и действительно чем-то походила сейчас на рыжего вампира или даже призрака: несчастную согбенную фигуру венчало бледное лицо с потёками сажи и покрасневшими припухшими глазами. Отгоняя возникшую в воображении мысль о невесте Дракулы, я ободряюще кивнул ей.

– Заходи, чувствуй себя как дома. Все свои пердачи я давно наточил и спрятал под кровать.

– Что? Кого? – она тут же покатилась со смеху, привалившись о дверной косяк.

Я состроил притворно обиженную мину и сделал приглашающий жест. В душе я порадовался, что обстановка немного разрядилась, однако, её веселья хватило ненадолго. Арина, уронив набитый чем-то рюкзак у двери, сняла грязные кроссовки и, пройдя в гостиную, опустилась в кресло, точно её оставили последние силы. Всё еще силясь вспомнить сложное русское слово с ненавистной буквой из ряда «Ч» и «Щ», я мягко сказал:

– Мне кажется, тебе лучше освежиться, – и включил свет в ватер-клозете.

Она встала, и как сомнамбула побрела в ванную. Я не собирался ее утешать. Видя, как глубоко к сердцу принимают это горе люди, работавшие здесь, я понимал, что бесполезно что-либо говорить. Завтра, когда начнется работа, сотрудники постепенно вернутся к жизни. Задача хозяина – вселить в них веру в то, что все можно восстановить. Судя по царившему здесь настроению, я верил, что это возможно. Я также понимал, что мою миссию придется на время приостановить. Единственное, на что оставалось надеяться: что пожарным удастся быстро потушить огонь, несмотря на поднявшийся ветер.