Хранители крови

Глава 7

Малфой с ненавистью глядел на него исподлобья. Спутанные грязные волосы спадали на глаза, руки стягивали невидимые волшебные веревки, на разбитых губах запеклась кровь, и длинная безобразная царапина пересекала левую щеку — все это вместе делало его похожим на пациента Святого Мунго. Буйного. Потенциально опасного.

Гарри мерил шагами тесное, захламленное пространство комнаты, оставляя на полу лужи грязной воды. Промокший насквозь, замерзший, злой, разбитый. Боль немного притупилась — уже хорошо. Луна настояла на том, чтобы осмотреть его ушибы, но все, на что его хватило, — это позволить ей ощупать ребра прямо сквозь водолазку. Он просто не мог усидеть на месте! Адреналин все еще бурлил в крови и требовал действий.

Коридор, в который выскочил Малфой через потайной ход, едва не замуровав Гарри в подземелье, вывел к низенькой, прорубленной прямо в каменном фундаменте задней двери дома. Дверца эта мало того, что оказалась опечатана снаружи, так еще и уперлась в высокую стену водосточной канавы, тянущейся по всему периметру дома. Кое‑как разбомбив наружные засовы вместе с тяжелыми досками в чугунной оплетке, Гарри обнаружил, что протиснуться между фундаментом и стеной под силу разве что ребенку. Малфоя на время пришлось оглушить, оставив ему, впрочем, возможность наблюдать и тихо кипеть от досады и злости. Снаружи хлестал настоящий летний ливень, вода лилась с крыш и карнизов сплошными потоками, так что очень скоро Гарри вымок до нитки и застучал зубами от холода. Именно таким, застрявшим в водосточной канаве, его и нашли Блейз и Луна. Кое‑как вытянули наверх сначала обездвиженного Малфоя, а следом и несчастного Гарри.

Ох, Малфой… Все, о чем мечтал Гарри с момента своего возвращения из подземелья, это врезать ему в челюсть. Необычное желание для Гарри Поттера, но ярость требовала выхода. Гарри решительно не понимал, что происходит. Зачем Малфой разворотил стену в кабинете и полез в подземелье? Что было за стеной с непонятными письменами? И куда, во имя Мерлина, он надеялся потом сбежать?

Расхаживая по тесной спальне, которую вчера заняли Блейз и Малфой, Гарри концентрировал все силы на том, чтобы не сорваться. Холод и сырость отступили на задний план: Луна наложила на него легкие согревающие чары и заставила выпить кружку омерзительного на вкус перечного отвара собственного приготовления – ради такого случая Блейз одолжил ей свой котел. Боль тоже улеглась, а значит, ребра были целы и Гарри отделался лишь сильными ушибами. В конце концов, мыслительный процесс в его мозгу свелся к весьма неожиданному вопросу, и Гарри остановился.

— О каком долге ты говорил? — спросил он, глядя на Малфоя сверху вниз. Тот сидел на краю кровати.

— Тебя это не касается, Поттер, — выплюнул Драко минутой позже, когда терпение у Гарри уже практически иссякло.

— Ты и теперь станешь утверждать, что не способен на убийство? Будешь давить на жалость, рассказывая слезливые истории о том, как плохо тебе было в министерских застенках?

— Я никого не убивал, — уперся слизеринец, словно заучил слова наизусть и теперь повторял их бездумно.

— Брустер так и не вышел из комнаты. Кто следующий, Малфой?

— Хотел бы сказать, ты. Но я не знаю, кто следующий!

— То есть, следующий все‑таки будет, да? Это лишь вопрос времени?

Драко отвернулся, презрительно поджав губы.

— Этот твой долг, он как‑то связан с Люциусом?

Плечи у Малфоя чуть заметно дрогнули.

— Мой отец в Азкабане, Поттер, — выдавил он и раскатисто шмыгнул. Глаза у него блестели, на щеках проступил температурный румянец. — Если ты еще не в курсе. Ему дали пожизненный срок, и я не представляю, как что‑то может быть с ним связано.

— Вытащить его — чем не долг? Достойная цель для верного сыночка, как считаешь?

— Ты болен.

— Нет, Малфой, это ты болен. Ты на себя посмотри, — Гарри приблизился к нему, с отвращением разглядывая грязное лицо с коркой запекшейся крови на губах, глубокой рваной царапиной во всю щеку и распухшим красным носом. — Во что ты превратился. Тебя ведь никто не вылечит, так и будешь загибаться, пока не расскажешь все, что знаешь. Выкинем тебя на улицу в ночь, а утром посмотрим, как ты запоешь.

— Ты не посмеешь, — выдохнул Малфой. Кровь отлила от его лица.

— Хочешь проверить?

— Пустые угрозы, Поттер.

— У меня есть сироп онитового корня, — меланхолично заметил Блейз, обтачивая пилочкой ноготь. — Похож на сыворотку правды, с той лишь разницей, что немного вредит рассудку. Кто выживает, те дураками остаются.

— Вы не посмеете, — повторил Малфой. Вот теперь он был уже совсем не в себе. Слабость, страх, подкравшийся на мягких лапах температурный бред… Гарри стоял над ним, недоумевая, симулирует он или действительно лавирует на грани обморока.

— Отличная идея, Блейз, — с притворной бодростью в голосе заявил Гарри. — У тебя два часа на раздумья, Малфой. Сам расскажешь или я из тебя все вытяну. Приглядишь за ним, Блейз?

— А ты куда собрался?

— Попробую взломать защиту на двери Брустера.

— Уверен? — с сомнением спросил Забини. — Ты вообще когда‑нибудь…

— А что ты предлагаешь? — раздраженно перебил Гарри. — Сидеть и ждать, пока он, — кивок на Драко, — заговорит?

— Ну, знаешь, есть ведь Круциатус, — Блейз равнодушно пожал плечами.

Гарри сглотнул, прочистил горло, стараясь не выказать охватившего его возбуждения и замешательства. Да, пыточное заклятие пришлось бы сейчас как нельзя кстати, и он… он чувствовал, как мысль о нем щекочет нервы. Узнать все прямо сейчас, вырвать из Малфоя правду безо всяких сывороток и сиропов, без томительных часов ожидания. Они ведь заслужили это? Достаточно вспомнить леденящий ужас и болезненно пульсирующие вены, когда к ним приближается Тварь, достаточно представить, как лежит в холле окоченевшее тело Грега Нотса и что стало с Тони Брустером, и Круциатус уже не кажется неоправданной мерой. Экстремальной, да, но оправданной.

В эти короткие мгновения, стоя рядом с Малфоем, втягивая расширенными ноздрями теплый воздух с запахами сырости, болезни и страха, Гарри вдруг понял, что действительно сможет это сделать: направить палочку и по–настоящему захотеть чужой агонии. И, наверное, это желание, эта жажда крови отразилась в его потемневших глазах, потому что лицо у Малфоя исказилось до неузнаваемости, побелело, омертвело.

— Только слизеринцу, — Гарри отступил на шаг, — могла придти в голову мысль о непростительном заклятии.

Еще один шаг назад.

— Не своди с него глаз.

* * *

Гарри привалился спиной к стене, вытирая со лба пот. За два часа, проведенные у двери Брустера, он продвинулся на целое одно заклинание. По чистой случайности. Никогда не был силен в чарах. Боевые заклятия — другое дело, там он чувствовал поток магии физически и интуитивно знал, с какой силой ударить, чтобы добиться желаемого результата. Наложить чары опять‑таки не составляло серьезного труда. Когда знаешь последовательность заклинаний, когда постепенно вырабатываешь ту силу и те способы защиты, которые кажутся наиболее действенными, когда тратишь ровно столько сил, сколько нужно, чтобы не вымотаться и не ослабнуть, — это одно. А определить, что и как сделал другой волшебник, да еще сильный, подготовленный аврор, владеющий такими чарами, о которых ты пока слышал лишь в теории, — совсем другое.

К концу второго часа Гарри совершенно изнемог. Проглотил в один присест все, что Кричер принес ему на обед, даже не заметил ни запаха, ни вкуса, и снова вскинул палочку, упрямо сжимая зубы.

— Гарри?

Из комнаты Блейза вынырнула белокурая головка Луны. Он оглянулся.

— У Драко начался приступ лихорадки, — Луна подошла ближе. — Я подумала, ты захочешь посмотреть?

— Посмотреть на что?

Луна в ответ лишь слабо улыбнулась. До чего же раздражала иногда ее привычка говорить загадками!

Гарри устало потащился за ней в комнату.

Малфой лежал на кровати прямо в грязной мантии. Запястья по–прежнему были опутаны невидимой веревкой, из‑за чего кисти рук казались неестественно вывернутыми, голова металась по подушке, глаза закатились, а лицо было мертвенно–бледным, с запавшими щеками, и блестело от крупных капель испарины.

Гарри чуть не споткнулся об порог, когда увидел это.

— Уверен, что лихорадка простудная, а не предсмертная? — выдавил он в смятении. — Блейз?

— Мерлин его знает, — мрачно отозвался Забини. — Я не колдомедик, Поттер. Могу сказать, какие яды вызывают в организме подобную реакцию, но его же никто не травил, верно? Если только он сам не хлебнул чего‑нибудь, пока мы не видели.

— А мог?

— Теоретически мог. Но зачем?

— И что за яды?

Блейз назвал. Гарри не запомнил. Вообще не разобрал, что он там пробормотал на своей латыни.

— М–да, Малфой, заканчивающий жизнь самоубийством… Не верю. Можно попробовать сунуть ему безоар в глотку.

— Не поможет. Безоаровый камень — противоядие от обычных ядов. А на этот, если дело, конечно, в нем, наложены специальные чары. Нераспознания, например. Можно всю жизнь прожить, не зная, что тебя отравили, а потом – раз!

— Такого не бывает, — засомневался Гарри.

— Я же говорю: теоретически. Эта группа ядов очень редка, Поттер, не в каждой лаборатории такое встретишь. Но, — Блейз склонился над Малфоем и оттянул вверх его веко, открывая глазное яблоко, — такой цвет дают только они.

Гарри с трудом подавил дрожь и желание отшатнуться. Луна зачарованно уставилась на открывшуюся жуткую картину. Глазные яблоки у Малфоя оказались совершенно красными.

— Как будто крови впрыснули, — произнесла девушка тихим, завороженным голосом.

Гарри кинул на нее быстрый взгляд.

— Крови? А тебе, — он облизнул пересохшие губы и подумал, — тебе не кажется, что слишком много здесь завязано на крови? Эта Тварь… при ее приближении раздуваются вены. Потом, Малфой говорил что‑то о магических контрактах чистокровных волшебников, — Гарри напряг память, но толком восстановить в памяти недавний разговор так и не сумел. — О каких‑то обрядах по сохранению чистоты крови, о хранителях… Черт, я не запомнил, мне в тот момент это не показалось важным. Вот про долг помню. Он заявил, что должен исполнить долг, иначе хранители сделают с ним что‑то…

Гарри схватился за голову, потер лоб.

— Все, я запутался. Я уже ничего не понимаю, — и беспомощно опустил руки.

— Давай так, — Блейз отошел от Малфоя к своей мини–лаборатории, которую развернул между второй кроватью и камином на журнальном столике. — Я сейчас сделаю анализ. — Он вытащил из своей сумки какой‑то футляр — полосу коричневой кожи, скатанную в рулон, — и развернул его. На внутренней, тряпичной, стороне Гарри увидел множество кармашков, из которых торчали металлические рукоятки. Блейз провел над кармашками пальцами, словно раздумывая или ища что‑то конкретное, а потом ловко выхватил из одного тонкий металлический скальпель, из другого — узкую, длинную стеклянную пробирку.

— Анализ? — у Гарри брови поползли вверх и скрылись под слипшейся грязной челкой.

— Анализ крови.

— Ты же не колдомедик, сам сказал.

— Ну, чтобы вены резать, колдомедиком быть не обязательно, — Блейз скосил глаза на побледневшее лицо гриффиндорца. — Да не трясись, Поттер, я постараюсь оставить его в живых. Узнаем, есть ли в его крови какой‑нибудь яд или это у Малфоев простуда так оригинально проявляется.

— И у тебя с собой есть эти, как их…

— Реактивы? — Блейз поднял лезвие на уровень глаз, сощурился, потом отложил его и начал рыться в металлическом контейнере с какими‑то склянками. — Ты не поверишь, но есть.

— Случайно захватил? Или всегда с собой носишь? — Гарри подозрительно сдвинул брови.

— Не знаю, в чем тебе сейчас стукнет в голову меня обвинить, Поттер, но любые выпады в мой адрес — пустая трата времени. — Блейз откупорил один из пузырьков, прижал к горлышку клочок ваты и взболтнул. — Идея принадлежала Моуди. Если интересно, могу показать список, составленный его рукой.

— Моуди велел тебе взять с собой все это? — чувствуя себя сбитым с толку, Гарри обвел неопределенным жестом мини–лабораторию.

— Не все. Только то, что в списке. — Забини воткнул пробку обратно в пузырек и принялся протирать скальпель. По комнате пополз отвратительный резкий запах спирта. — И если уж начистоту… — Блейз нахмурился. Видимо, у него самого указания Моуди вызывали вопросы и недоверие. — Взять у Малфоя кровь — тоже его идея.

— Но… — Гарри шумно выдохнул, растерянно моргая. — Почему он не сделал этого еще в Министерстве? Малфой же провел там без малого год!

— Я уже говорил о чарах нераспознания?

— Допустим. Тогда откуда Моуди знал, что Малфою так резко поплохеет?

— А разве тебе самому не давали отдельных указаний? — осведомился слизеринец невпопад и уперся в Гарри испытующим взглядом.

— По поводу ауроскопа, — пробормотал он. — Да. Я еще удивился, почему он не сделал этого при вас. Он не запрещал рассказывать, но это будто само собой подразумевалось.

— А тебе? — Блейз обернулся к Луне, которая топталась в стороне, слушая разговор все с той же зачарованной улыбкой.

Гарри вздрогнул. Он и забыл о ее присутствии.

— Ничего особенного, — Луна пожала плечами. — Правда, после слушания в Министерстве… — ее глаза расширились, помутнели, подернувшись пеленой воспоминаний, а брови поползли вверх, — Моуди расспрашивал меня об амулетах. Я показывала ему амулет против нарглов и мон–мон, а еще у меня с собой тогда оказался клык вухлера — очень действенная защита против болотных демонов. Он сказал, чтобы я захватила с собой шарики из заговоренного свинца, потому что в старинных домах крысы могут обладать разумом и их нужно отпугивать. И серебряный гвоздь, чтобы нацарапать на стенах защитные руны.

— Это Моуди тебе такое сказал? — изумился Гарри. — Про разумных крыс?

— И про гвоздь, — Луна кивнула. — Шарики я повесила за картинами в каминном зале и над нашими кроватями.

— Я не заметил, — тупо произнес Гарри.

— А гвоздь ношу с собой, — она сунула руку за воротник блузки, потянула за шнурок на шее и извлекла на свет длинный серебряный гвоздь.

Помолчали.

Малфой по–прежнему метался по кровати, тихонько постанывая. Пот скатывался с его лица крупными каплями, глаза глубоко запали, и вокруг них выступили красные круги. Гарри не мог на него смотреть. Жалость выползла из каких‑то неведомых глубин подсознания. Жалость к Малфою — ничего себе! Гарри спас его однажды, вытащил из первородного пламени, не испытывая ничего, кроме осознания долга. Это было правильно: помочь живому существу, — и это оказалось в его силах. Но жалел ли он Драко тогда? Или раньше? Нет?

Почему же теперь сердце сжималось от острой, болезненной жалости? Жалко ведь было не секретов, которые Малфой мог унести с собой в могилу, жалко было самого Малфоя! Более того, он хотел бы сделать сейчас что‑нибудь… ну хоть что‑нибудь, чтобы облегчить мучения слизеринца. Дамблдор бы нашел, что сказать по этому поводу.

— Получается, Моуди уже тогда предполагал, с чем мы можем столкнуться, — медленно произнес Гарри. — Ауроскоп, чтобы проверить Малфоя, реактивы, чтобы взять у него кровь, и амулеты, чтобы отпугивать… кого? Тварь?

— И авроры, чтобы наложить на дом защиту от вторжения, — задумчиво добавил Блейз.

— Или выхода, — отрешенно заключила Луна.

— Ключ только у одного из авроров, — подхватил Гарри. — Интересно, он догадывался, что Нотс погибнет? Может, все это вообще подстроено Моуди?

— Для чего? — скептически возразил Блейз.

— Я не знаю, но догадки в голове одна хуже другой.

— Иди, прогуляйся, Поттер. Сходи… не знаю, в совятню? Может, совы прилетели?

— Ага, и одним больным станет больше, — хмыкнул Гарри.

— Ну, тогда в библиотеку! Не люблю, когда под руку говорят, — Блейз склонился над Малфоем, ощупывая тощую руку сквозь рукав мантии и прикидывая, где лучше сделать разрез. Путы на запястьях очень мешали. – Вот дрогнет у меня рука, и тогда больше станет не больным, а трупом.

Луна шагнула к Гарри, взяла его под локоть и потянула за собой к выходу из комнаты. Тот не сопротивлялся, уже устав удивляться поведению девушки.

— Слушай, — она осторожно прикрыла дверь, когда они оказались в мрачном, холодном коридоре. — Библиотека — это хорошая идея, Гарри.

— Ты говоришь, как Гермиона. Библиотека — на все случаи жизни.

— Но ведь эта библиотека принадлежит семье Малфой? — Луна улыбнулась, заглядывая ему в глаза.

Стоя к ней так близко, Гарри вдруг ощутил, как способность соображать его покидает. Мысли испаряются — все, кроме одной: каким же идиотом он, должно быть, сейчас выглядел! Не может уловить логику в простейшей фразе: "Библиотека принадлежит Малфоям"! Да принадлежи она хоть Салазару Слизерину, в голове у него все равно не возникало ни единого вывода.

Она была такой необычной, эта Луна. Такой самобытной. И смотреть на нее одно удовольствие, особенно в полумраке, когда на ее лицо так причудливо ложатся тени, глаза кажутся глубокими–глубокими, а слегка обветренные губы — мягкими и удивительно нежными.

— Я думаю, если постараться, можно найти информацию о семейном кодексе Малфоев, — заметила Луна, не прекращая улыбаться и не отводя глаз от лица Гарри. Этот ее мечтательный взгляд вечно заставлял его нервничать, но в последние дни особенно.

— Гарри? Ты меня слушаешь?

— Я… да… — он кашлянул. — На самом деле… неплохая идея, Луни. В этом есть смысл… да.

— Тогда пошли, — она развернулась и легкой, беспечной походкой направилась вглубь коридора. — Я думаю, ключевое слово — хранители. Если мы поймем, кто они такие, где живут и как выглядят, будет проще.

— Почему? — да, Поттер, тупее вопроса не придумаешь!

— Потому что угроза для Драко исходит от них, — просто ответила Луна.

— То есть, это хранители материализовались из воздуха и подсыпали Малфою яду в стакан с чаем?

Луна на шутку не среагировала.

— Вовсе нет, — серьезно сказала она. — Такую возможность, разумеется, нельзя исключать, хотя тогда возникнет вопрос, как они проникли в поместье через защиту?

— Может, с самого начала были здесь? В подземельях, к примеру, — Гарри неопределенно махнул рукой. — Там интересно, знаешь. Внизу. Неприятно, но интересно. Черепа в колбах, колодцы.

— Камеры для заключенных, — кивнула Луна. — Очень узкие, да? Чтобы можно было только стоять? Я слышала о такой средневековой пытке. Неподвижность — это ужасно.

— И вот спят себе хранители столетиями… или, скажем, наблюдают. Может, у них, как у домовых эльфов, особенная магия.

— Или они вообще особенные, — поддержала Луна. — Не люди.

Оба, не сговариваясь, остановились.

— Нет, — сказал Гарри.

— Но вероятно, — прошептала Луна.

Оба почувствовали, как холод проникает под непросохшую одежду. Щекочет кожу. Страх мурашками пополз по позвоночникам. Они стояли недалеко от поворота в коридор с разбитым окном, медленно озираясь, выставив перед собой волшебные палочки. Холодная ладошка Луны отыскала руку Гарри и неуверенно сжала. Тот крепче обхватил ее пальцами. Дернул головой так, что в шее что‑то хрустнуло, пытаясь отделаться от боли в пульсирующей сонной артерии.

— Идем, — произнес он напряженно. — Оно ничего нам не сделает. Просто идем отсюда.

Когда дверь в библиотеку захлопнулась, оба привалились к ней спинами и чуть прикрыли глаза, тяжело дыша. Луна прижала ладонь к шее: пульс постепенно восстанавливался. Глупо было рассчитывать, будто оно — это жуткое… черное — не сумеет проникнуть в библиотеку. Но сейчас оно само отпустило их. Исчезло кошмарное ощущение чужого взгляда, полного чудовищной, нездешней ненависти.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — прошептала Луна, не решаясь озвучить мысли.

— Наверное, — отозвался Гарри. — Что если это и есть хранители? Да?

— Это объяснило бы страх Драко. Помнишь, в ауроскопе?

— Да. Если ему угрожает именно эта Тварь, — Гарри нервно, почти истерично усмехнулся, — тогда я понимаю его рвение свести счеты с жизнью. Допустим, Моуди что‑то узнал о долге, который Малфою придется исполнить. Он преподнес все так, будто в поместье находится некая карта или улики против Малфоя. Устроить Люциусу побег из Азкабана? Как, тянет на долг?

— Давай поищем, — Луна оттолкнулась от двери. На мерцающей на полу пыли остались следы от ее ботинок. — Внизу есть еще одна библиотека гораздо больше этой, но…

- … Малфой стянул книгу именно отсюда, ты это хочешь сказать?

— И там нет пыли, — улыбнулась Луна.

* * *

Пятью часами позже Гарри спрыгнул с высоченной лакированной лестницы, прислоненной к одному из стеллажей. Даже не спрыгнул, а свалился. Ноги подкашивались от постоянного лазанья вверх–вниз, от усталости и напряжения казалось, будто в глазах царапается песок.

— Луни! — позвал он громко. — Похоже, я нашел.

Луна тотчас вынырнула из‑за соседнего стеллажа: рукава закатаны, блузка полурасстегнута, кончик носа в серой пыли. Гарри продемонстрировал ей книжку в потертом переплете из зеленой кожи с облезшей позолотой. На переплете было вытеснено всего два слова: "Малфои" и ниже "Кодекс".

— Я же говорил, что это в истории родословной, — устало улыбнулся Гарри.

— Но не уточнил, за какой век, — возразила Луна.

— У меня… — Гарри сощурился, читая названия близстоящих книг, — семнадцатый, вроде. Или шестнадцатый. Никогда бы не подумал, что в этом семействе столько народу. И каждый писал мемуары!

— Открывай, — Луна подошла к нему и встала рядом.

И Гарри открыл.

Сначала ему показалось, что это глупая шутка. Наверное, должно пройти время? Десять минут? Двадцать? Час? Он листал пожелтевшие тонкие, ломкие страницы, а недоумение все возрастало. Страницы были девственно чисты. Все. От первой до последней.

— Что это значит? — пробормотала Луна, поднимая на него недоуменный взгляд.

— Только то, что мы не сможем ничего прочесть, — буркнул Гарри, внезапно почувствовав себя вконец вымотанным. — Еще одна идиотская защита рода! Может, нужно быть Малфоем, чтобы прочесть, что здесь написано?! Или знать какой‑нибудь пароль? Или иметь очередной ключ? Хвосторогу им в зад, как меня все достало!

Он с досадой втиснул Кодекс на стеллаж, не заботясь о том, что его царапают металлические пряжки соседних книг, и направился к двери. Провались оно все пропадом! С него довольно. На дворе вечер, а он голодный, грязный, злой и отупевший от заезженных, несущихся по кругу мыслей. Малфой очухается, и он вытрясет из него правду любой ценой. Хоть угрозами, хоть зельем, хоть Круциатусом. Ему надоело быть деревянным болванчиком, над которым потешается каждый, кому не лень. Полжизни за веревочки дергал Дамблдор: готовил из него агнца на заклание, манипулировал родственными, дружескими, патриотическими чувствами. Теперь Моуди заставляет плясать под свою дудку. Хватит. Надоело.

Гарри вышел из библиотеки и решительной, твердой походкой двинулся по коридору. Луна торопливо шла следом, прижимая к груди Кодекс, который зачем‑то сняла с полки и прихватила с собой. Наверное, она понимала Гарри лучше его самого? Понимала, что пройдет немного времени, его злость уляжется и он снова отправится за этой книгой, потому что Гарри… он ведь не из тех, кто отступает перед такой ерундой, как пустые страницы. Он обязательно отыщет способ прочитать все, что на них написано? Просто не сейчас. Позже.

Как всегда.

— Блейз? — Гарри заглянул в душную, пропитанную какими‑то вонючими испарениями комнату слизеринцев.

— Спит, как младенец, — спокойно прокомментировал Забини, даже не поворачиваясь на голос. В руках у него в пробирке что‑то булькало.

Малфой выглядел немного лучше. По крайней мере, по постели не метался и не стонал в голос. Забини развязал ему руки, чтобы удобнее было брать кровь, и теперь локти Малфоя с задранными до самых плеч рукавами мантии туго перетягивали какие‑то цветные тряпки.

— Бинт забыл, — пояснил Блейз, будто спиной почувствовав удивленный взгляд Гарри. — Пришлось простыню разрезать.

— Ты уже закончил? — Гарри подошел ближе, заглядывая слизеринцу через плечо.

— Почти. Не пойму, что за чертовщина. Я ему все руки уже исполосовал, — он заткнул пробирку пробкой и хорошенько встряхнул. — Никак не удается сохранить результат.

— Так каков вердикт?

— Не могу определить наверняка, Поттер, но зараза в его крови точно есть. Видишь? — он поднял пробирку на уровень глаз. Мутная жидкость в ней тут же расслоилась на желтую и прозрачную. — Осадок на дне видишь? А теперь внимательнее.

Гарри сощурился, глядя так внимательно, как только умел.

Осадок растворился.

— И?

— Вот тебе и "и", Поттер. Был яд, да весь вышел. Или не яд, Мерлин его знает. Ставлю опыт — реакция идет. Только начинаю выделять конкретный компонент — испаряется, будто его и не было.

Только теперь Гарри обратил внимание на тазик с "отходами производства": тампонами, стекляшками, палочками, колбочками и брызгами жидкостей.

— То есть, куда ни кинь – всюду клин, — пробормотал Гарри.

— Главное — Малфой оклемался. Лихорадка прекратилась. Есть надежда, что утром проснется и поговорим.

— Ладно. Тогда я пойду, прогуляюсь.

— Гарри? — окликнула Луна, когда он прошел мимо. — Ты куда?

— Может, совы прилетели.

Совы не прилетели, Гарри знал это. Но оставаться в доме с его холодными коридорами и духотой комнат было невыносимо. Стены давили, в висках тихонько пульсировала боль. Хотелось вдохнуть свежий, сырой воздух, стряхнуть с себя пыль, грязь и усталость и хоть ненадолго отрешиться от всего. Забыть.

Дождевые тучи были тяжелыми, фиолетово–серыми. Дождь барабанил по карнизам и крышам, по листьям деревьев и гравиевым дорожкам. Из‑за туч становилось темно, хотя до ночи было еще далеко.

Гарри развернул над головой волшебный щит и бездумно побрел по узкой, мощеной плитками дорожке вглубь сада. Ветер шевелил листву, и казалось, будто кто‑то шепчется в кронах деревьев. Лесные нимфы? Или садовые гномы? Шелест напомнил ему о призрачных голосах в Арке далеко отсюда, где‑то в министерском Отделе тайн. О тех голосах, к которым присоединился голос Сириуса. О тех, к кому однажды присоединится и его голос. Смерть давно не казалась Гарри чем‑то враждебно–запредельным, смерть — всего лишь рубеж, за которым его ждет встреча с родителями, с крестным, с Люпином и Фредом Уизли, с Дамблдором — со всеми, кого он когда‑то любил, со всеми, кто когда‑то любил его. Он ведь уже был там — в месте, похожем на станцию Кинг–Кросс. Он умер, чтобы другие могли жить. Его тревожила не смерть, но жизнь. Исполнивший свое предназначение Мальчик–Который–Выжил–И–Победил–Того–Кого–Нельзя–Называть. Отработанный материал. Кто‑то думает, можно продолжить, как ни в чем ни бывало? Выучиться на аврора, жениться, наплодить детей, а в старости сидеть у горячего камина, засунув ноги в тапки, и рассказывать, рассказывать, рассказывать, забывая одни детали, выдумывая новые — какая разница? Пугать, шокировать, вселять благоговейный трепет и вызывать восхищение. Шутить. Чувствовать себя победителем.

Вот только никому и в голову не приходило, что, выиграв одну битву, победитель проиграл саму жизнь.

Чем стала его жизнь после победы? Где цель, которой он жил долгими годами? Достигнута? Достигнута в семнадцать лет. Но что же станет с человеком, который уже к семнадцати годам раскрывает весь заложенный в нем потенциал? С тем, кто привык балансировать на грани смерти? Не желая того, не прося, но привык? Неужели его критерии счастья можно сравнивать с критериями обычных людей? Пусть переживших войну и гибель близких, но обычных, простых смертных. Он ведь не умер, так что в какой‑то степени он бессмертен, и только бессмертные на самом деле знают, что такое скука. И бессмысленность.

Чего‑то недоставало в его жизни, Гарри чувствовал это сейчас очень остро. Он знал любовь и дружбу, верность и предательство. Все это было, но… все было не то.

— Понимание, — прошептал он, вскидывая голову и вдыхая сырой, пахнущий озоном воздух полной грудью. — Если бы кто‑нибудь, вот скажем…

— Гарри!

Он подскочил от неожиданности. Погрузившись в размышления, не заметил, как забрел в глубину сада. Оглянулся.

К нему шла Луна. Босиком. По мокрой траве. Без щита. Дождь заливал ее лицо с посиневшими от холода губами, на которых играла неизменная мечтательная улыбка. На щиколотки налипла грязь и травинки. Блузка и закатанные до коленей штаны промокли и представляли теперь настолько жалкое зрелище, что Гарри встревоженно двинулся ей навстречу.

— Что случилось? Что ты тут делаешь в таком виде? Почему без щита? Малфой проснулся и снова украл твою палочку? Где Блейз?

Гарри бы засыпал ее еще дюжиной вопросов, если бы Луна не запрокинула голову и не расхохоталась безудержным смехом — таким звонким, с сумасшедшинкой. Гарри споткнулся и недоуменно остановился. Это еще что за неуемное веселье?

Луна тем временем вытащила из‑за пояса волшебную палочку и, не прекращая смеяться, заткнула ее за ухо.

— Так лучше? — воскликнула она.

Гарри продолжал сверлить ее подозрительным взглядом.

— Я решила прогуляться, — сказала Луна, вытирая лицо мокрым рукавом.

— Правда?

— Да. Прохладно, поэтому бегаю. Чтобы согреться. А по траве, потому что гравий колет ноги.

— А ты не пробовала в ботинках? В мантии? — спросил Гарри.

— Но ведь тогда не чувствуешь землю, дождь… — девушка приблизилась к нему и доверительно понизила голос. — Через ноги в землю уходит дурная энергетика, усталость, раздражение. Можно еще к дереву прислониться и постоять минут десять. Помогает восстановить внутреннее равновесие. Но лучше всего просто поиграть.

Луна поглядела вверх — щит Гарри как раз заканчивался над ее макушкой — и отпрыгнула назад. Закружилась, выхватывая палочку из‑за уха. Прокричала:

— Гляди! Экспекто патронум!

Белая субстанция — яркая, ослепительная — сорвалась с кончика волшебной палочки, завертелась, уплотняясь, и из нее выткался заяц: длиннющие уши, сильные задние лапы, усатая мордочка. Скакнул по воздуху раз, другой, оставляя после себя мерцающие следы, похожие на дым от потухшей свечи, и дунул прочь размашистыми зигзагообразными скачками.

— Эй! — звонко воскликнула Луна. — Куда?!

И бросилась за ним по траве — только пятки засверкали.

Ее смех, по–детски беспечный, безграничный, разорвал серое уныние вечера в клочья! Низко–низко ползли тучи. Ливень разворачивался над землей сильными, порывистыми от ветра потоками и уже мешал свободно дышать. Где‑то за садовыми деревьями старинный каменный особняк угрюмо, угрожающе глядел сквозь поблекшие витражи. А по скользкой траве неслась сломя голову сумасшедшая девчонка, догоняя несуществующего зайца и заразительно хохоча. И Гарри вдруг нестерпимо захотелось… рвануть следом за ней? Отпустить на волю собственного Патронуса? Совершить что‑нибудь еще более безумное?

Щит над головой дрогнул, и, только вскинув палочку и уже выкрикивая заклинание, Гарри почувствовал, как обжигающие холодом дождевые капли ударяют в лицо. Он раскрыл рот, ловя их губами, и запрокинул голову. Сгусток чистого волшебства сорвался с палочки, вспыхнул белым пламенем, превращаясь в тонконогого оленя, и загарцевал на месте. Гарри задохнулся, глядя на него сквозь залитые дождем стекла очков: от внезапно нахлынувшей радости, от какого‑то первозданного экстаза — просто быть здесь, сейчас, под этим дождем, в этой ворвавшейся в лето осени, рядом с человеком, который умеет жить, а не выживать, и способен творить чудеса — настоящие, ошеломляющие чудеса!

Луна развернулась, поглядела на него сквозь дождевую завесу. И помахала рукой, щурясь от счастья.