Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

РОМАН «ХРЕБТЫ САЯНСКИЕ» И ЕГО АВТОР

Роман «Хребты Саянские» — одно из значительнейших произведений советской литературы, повествующее о рабочем классе Сибири в канун и во время первой русской революции 1905–1907 гг.

За плечами Сергея Венедиктовича Сартакова большой жизненный и литературный опыт. Первые его произведения — очерки и статьи — появились в газетах в 1934 году, когда писателю было двадцать шесть лет. В те далекие уже годы Сартаков не счита л еще себя профессиональным литератором. Он работал сначала столяром-краснодеревцем, затем бухгалтером в лесоэкспортном тресте Красноярска. Работа в тресте не была спокойной, «сидячей», как может показаться на первый взгляд: приходилось довольно часто предпринимать поездки в низовья Енисея и Ангары. Своеобразный быт сибирских промысловиков, суровая и красочная северная природа, встречи с многочисленными людьми — все это давало массу разнообразных впечатлений.

Да и детские, юношеские годы С. Сартакова много оставили в его художнической памяти. С десяти лет из-за болезни отца (железнодорожного служащего на станции Омск) он должен был сам изыскивать средства к существованию.

Охота, рыбная ловля, которыми он занимался не для удовольствия, а по нужде, дали не только богатый запас впечатлений, но и то доскональное, лично пережитое знание жизни, психологии трудящегося человека, которое так ощутимо в его книгах. Здесь, в этой трудовой биографии, — истоки проникновенной любви к простому человеку, которая затем продиктовала темы всех его произведений, начиная с рассказов об Алексее Худоногове и кончая народной эпопеей «Хребты Саянские».

Систематически литературной деятельностью С. Сартаков начал заниматься с 1938 г. В журналах и альманахах Красноярска, Иркутска, Новосибирска он публикует рассказы и очерки. Тогда же рождается и замысел романа «Хребты Саянские» — замысел огромный и смелый: показать возникновение и развитие рабочего класса в Сибири, зарождение и нарастание революционного движения. Для осуществления подобного замысла нужно было отличное знание не только дореволюционного сибирского быта, но и особенностей поведения различных сословий накануне и в период революции в специфических условиях сибирского революционного движения. Для этого понадобились долгие и долгие годы кропотливой черновой работы историка-исследователя, долгие годы вынашивания и обдумывания многочисленных сюжетных линий романа.

С. Сартаков меньше всего похож на писателя, отгородившегося историей от современности. Потребность отразить сегодняшний день, нарисовать живые образы современников многократно отрывала писателя от работы над эпопеей. Так появились книги «Каменный фундамент» (первая часть — «Алексей Худоногов» — 1945 г.), повесть для юношества «По Чунским порогам», повесть «Плот идет на север», рассказы, собранные в книге «Село Далекое», и пьесы «Единым дыханием», «Песня над рекой», «Светит месяц» и др.

Все эти произведения объединены, по существу, одной темой — темой народа-строителя.

В рассказах об Алексее Худоногове, составивших в дальнейшем повесть «Каменный фундамент», талант писателя впервые проявился сильно и своеобразно. Недаром именно эта книга еще до появления второй и третьей книг «Хребтов Саянских» принесла ему заслуженную известность.

«Каменный фундамент» — это повесть, составленная из отдельных, сюжетно самостоятельных рассказов. В ней нет каких-либо особых событий или происшествий, могущих сразу же привлечь к себе любопытство читателя, нет затейливой интриги.

Автор увлекает другим — безыскусственным, но обстоятельным и любовным изображением жизни простых людей. И, входя в эту жизнь, делаясь свидетелем ее повседневного течения, ее будничных радостей и огорчений, о которых рассказано с такой доверительно-искренней и благожелательной интонацией, мы начинаем понимать, что лишь с виду эта жизнь может показаться будничной и прозаичной и что перед нами раскрывается великий и всегда новый, волнующий процесс стремительного роста талантливых и богатых натур — Алексея и Катюши Худоноговых.

Повесть «По Чунским порогам» занимает, с этой точки зрения, особое место в творчестве С. Сартакова. По своей манере она отличается от всех остальных его произведений. Писатель, обычно чуждающийся сколько-нибудь острых сюжетов, склонный к неторопливому раскрытию жизненных явлений, взятых в их неприметных, будничных проявлениях, вдруг неожиданно выступает здесь как автор… приключенческого произведения. Это оправдано адресом книги — она написана для юношества. В повести много юмора. Она начинается с «решения комитета по делам шести», как громко назвали себя шестеро мальчишек-старшеклассников, которым родной край показался скучным и неинтересным и которые задумали предпринять длительное «научно-исследовательское» путешествие — все равно куда, на Куру или Арагзу, на Кавказ или Памир, на остров Колгуев или в Центральную Африку… Лишь бы уйти подальше от знакомых мест вроде Красноярских столбов и Собакиной речки.

Сюжет же повести заключается в описании путешествия именно по родному краю.

С. Сартаков увлекательным рассказом о знакомых и, казалось бы, «скучных» местах (действие происходит на реке Чуне) делает сразу два хороших дела. Во-первых, книга имеет очень большой и достоверный познавательный материал. Этнография края — природа, быт, люди — дана в ней обильно, с массою конкретных деталей, отличающих хорошее знание материала, с отлично написанными картинами природы. А во-вторых, он добивается и другой, еще более важной цели: учит молодого читателя видеть красоту и поэзию в знакомом и обыденном. Ведь оказывается, что ничем не знаменитая речка Чуна таит в себе столько неожиданной поэзии, что, право же, не стоит ездить на далекие африканские реки прежде, чем не ознакомишься с казалось бы так хорошо знакомой Чуной!

Поэтому правильным было бы сказать, что ценность этой небольшой повести не столько в этнографическом материале, сколько в самом ее пафосе — раскрытии поэзии и красоты в обыденном, привычном. Более того — это и особенность самого таланта писателя. Ее можно увидеть в самых различных произведениях. В «Каменном фундаменте» она сказалась в отсутствии занимательного сюжета, в стремлении раскрыть жизнь в ее повседневном течении. В повести «По Чунским порогам», как это ни парадоксально, та же особенность выразилась в стремлении создать увлекательный сюжет, так как раскрыть необычное в обычном, незнакомое в знакомом, поэтическое в примелькавшемся ребенку или подростку необходимо другими средствами и — лучше всего — с помощью приключенческого сюжета.

Повесть «Плот идет на север» также написана для юношества, но, очевидно, для более старшего возраста, чем «По Чунским порогам», так как автор в отличие от предыдущей книги вернулся к своей прежней манере неторопливого рассказа, лишенного острого сюжета, хотя, кстати говоря, сам материал (тысячеверстное путешествие на плоту) легко поддавался законам приключенческого жанра.

Говоря о творчестве С. Сартакова, нельзя пройти и мимо его рассказов. На протяжении всей своей писательской работы он неоднократно обращался к этому жанру. Сартакову-рассказчику свойственно тяготение к психологическому анализу. Он стремится прежде всего раскрыть духовный мир героя и делает это обычно, не сосредоточивая внимания на событийной стороне сюжета.

Лучшие рассказы Сартакова — это те, где он, следуя своей творческой индивидуальности, не насилуя ее (потому что есть у него и «событийные» рассказы — всегда слабые), показывает внутреннюю, чаще всего скрытую от невнимательного глаза жизнь человека, где он через тонко схваченную деталь, неприметное движение, незначительный с виду поступок передает оттенки движений человеческого сердца.

Неоднократно пробовал он свои силы и в драматургии. Наиболее значительна его пьеса «Песня над рекой». Писатель сталкивает в ней новаторство и рутинерство, высокий гражданский долг и приспособленчество. Драматургически она достаточно четко и динамично построена.

Словом, до начала работы над «Хребтами Саянскими» и во время самой работы над романом писатель прошел большую литературную школу, попробовал себя в разных жанрах, что несомненно помогло ему столь успешно совладать с невероятно трудной задачей создания широкой эпопеи о революции 1905 года.

Роман «Хребты Саянские» — самое значительное произведение С. Сартакова. Оно охватывает около десяти лет, предшествовавших первой русской революции, 1905 год находится в центре его последней, третьей книги.

Наряду с Г. Марковым, показавшим в романе «Строговы» судьбы сибирского крестьянства, и с К. Седых, запечатлевшим в «Даурии» сложный путь революционизирования сибирского казачества, автор «Хребтов Саянских» восполняет наши представления о революции, рисуя не менее сложный и своеобразный процесс формирования сибирского рабочего класса.

В России конца XIX века назревал промышленный кризис. Усиливалась безработица, все сильнее и сильнее шло революционное брожение. Железная дорога, проводимая в глубь Сибири, была тем проводом, по которому шел ток быстро назревавшей революции.

В романе хорошо раскрыта роль железной дороги — этого крупнейшего капиталистического предприятия — в коренном изменении доселе застойной и глухой сибирской жизни. Быстрее других почувствовали опасность «революционной заразы» наиболее «чуткие» из лагеря хозяев. Городской голова Баранов, если бы мог, запретил опасное, на его взгляд, строительство.

«Деповщина?! Слесаря?! Дымом, мазутом поганить город? Не дам!.. Слава тебе господи, в городе тихо, спокойно. Каждый своим домом живет, в казну, что с него причитается, платит, в бога верует, в церковь ходит, не требует для себя ничего. А тогда? Как наедут бездомные да бесштанные…»

Но законы капиталистического развития, требующие все новых и новых рынков сбыта и источников сырья, коснулись уже и заштатного городка Шиверска. Если городской голова панически боится «железки», то промышленник Василев, купец Федоров смотрят на железную дорогу, как на удобное средство эксплуатации и наживы. Ненавидя «деповщину», они вместе с тем уже не могут обойтись без нее.

В самом деле, кто сейчас Иван Максимович Василев? Бесспорно, уважаемый в городе человек, богатый, но при всем том из тех, кого народ презрительно называет «карагасниками»: выражаясь языком экономистов, его рынком сбыта являются северные туземные племена — эвенки и ненцы. Такой рынок его уже не удовлетворяет. Его паровые мельницы больше стоят, чем работают. Постройку консервного завода без железной дороги вряд ли стоит и затевать. «Что же я по баночке их, что ли, буду продавать? Вот здесь? Кто их купит?» — зло жалуется он Баранову. Железная дорога для него крайне необходима.

Писатель тонко вскрывает сложную диалектику борьбы в среде промышленников, которая развертывается тем сильнее и тем подчас драматичнее, чем быстрее и решительнее проникает в Сибирь капитализм. В первой части первой книги лагерь «хозяев» еще патриархально замкнут, все не только хорошо знакомы друг с другом, но могут при случае помочь друг другу. Промышленность и торговля развиты настолько слабо, что конкурентов пока ни у кого нет. Зато во второй части («Лес шумит») и в последующих книгах мы становимся свидетелями быстро разрастающейся ожесточенной борьбы между столпами города. «…Кто не устоит, того съедят. Ты это тоже запомни…» — говорит Василев несколько простоватому Луке.

Один из наиболее удачных образов промышленников-конкурентов — Петруха Сиренев. Это зловещий образ отвратительного стяжателя, идущего ради наживы буквально на все: на воровство (кража золота у Порфирия), на брак по расчету (с дочерью Баранова), на убийство… Сюжетная линия, связанная с Сиреневым, удачно разработана во всех книгах романа. Мы видим, как постепенно «матереет» этот хищник. Он строит мельницы (конкурируя с Василевым), пускает завод, вступает в родственные связи с городским головой… Мастерство романиста оказалось здесь не только в том, что он сумел нарисовать впечатляющий образ сибирского Разуваева, но и в том, как тесно переплел он его судьбу с судьбами других героев романа. Петруха Сиренев, как можно подозревать, и был незаконным отцом ребенка Лизы и виновником, таким образом, ее многолетней разлуки с Порфирием: он ограбил мать Лизы — Клавдею; он согнал с земли Дарью Фесенкову и убил ее мужа — Еремея. Причем весь образ создан всего лишь несколькими драматическими, сильно написанными эпизодами.

Проникновение капитализма в Сибирь проходило не без содействия иностранных дельцов, беззастенчиво и хищнически относившихся к богатствам края. К 1905 году в одной только Англии было создано 25 акционерных компаний по эксплуатации сибирских золотых приисков. С. Сартаков глубоко раскрывает и эту сторону капитализации Сибири. Проведением железнодорожной трассы руководит Густав Евгеньевич Маннберг — немец, но русский подданный, готовый, однако, работать за американские деньги и мечтающий в конце концов уехать в Японию, где, по его сведениям, больше платят. В разговоре между Маннбергом и французом Лонк де Лоббелем (американским подданным) выясняется, что оба они — подданные одного властелина — золота (неважно, представлено ли оно в рублях, долларах или английских фунтах).

«Я свободно продаю свой труд тому, кто больше платит». — говорит Маннберг. Знаменательно, что в конце романа к такой же формуле жизни придет и Василев — русский промышленник, любящий порисоваться патриотизмом. Во время русско-японской войны он ведет крупные переговоры с иностранными фирмами, не прочь вступить в деловые отношения и с японцами. Так обнажается антинародная, антинациональная физиономия русской буржуазии, сомкнувшейся в своих интересах с иностранным капиталом.

Показывая тесную связь русской буржуазии с иностранным капиталом, предательство ею национальных интересов, общую для них ненависть к революций, писатель чужд какого-либо упрощенчества и схематизма. Мы видим, что Василев и другие русские промышленники, готовые пойти на службу к иностранцам, смертельно боятся в то же время экономического соперничества с ними. Вот почему и Василев и Баранов настроены против проекта Лонк де Лоббеля отдать железную дорогу в концессию американцам. «—Так ведь они задавят своими товарами нашу промышленность… Как вы не понимаете этого! — побагровел Василев. — Пусти свинью за стол, она и ноги положит на стол! И ваших девяносто девять лет не успеют пройти, как от русской промышленности следа не останется. Мы станем колонией Америки».

Только страх перед конкуренцией подогревает у Василева его казенный, квасной патриотизм. Такой «патриотизм», разумеется, не мешает ему, когда он уверен в выгодном исходе сделки, попирать национальные русские интересы.

Так же сложно обстоит дело и с отношением буржуазии Шиверска к революции. С. Сартаков чужд и здесь какого-либо примитивизма. В первой книге буржуазия — ревностный защитник царского престола. Но в ходе революции буржуазия меняла свое отношение к царизму. Василев, например, понял, что некоторыми плодами революции вполне можно воспользоваться, и он вскоре, преодолев свой страх перед ней, начинает заигрывать с революцией. В последней книге романа мы видим его в кругу представителей, различных буржуазных партий жертвующим на революцию сто рублей.

Сочувствие революции кончается с появлением манифеста 17 октября.

Как видим, поведение правящих партий в канун и во время революции раскрывается С. Сартаковым глубоко и верно.

Основное внимание писатель уделяет изображению народа. Порфирий и Лиза Коронотовы, их трагическая судьба находятся в центре книги.

В критике как-то выражалось сомнение — могут ли Порфирий и Лиза быть типичными представителями революционной рабочей массы тогдашней Сибири. Критиков, очевидно, смущало резкое своеобразие их индивидуальных судеб. Писатель правильно поступил, когда сущность сложнейшего процесса революционизирования рабочего класса Сибири раскрыл не в виде голого, «сущностного» тезиса, не в виде плоскостной иллюстрации, а в конкретных, индивидуальных человеческих образах.

Да, Порфирий и Лиза вначале — не рабочие. Более того, даже тогда, когда началось строительство железной дороги, когда выросли депо и ремонтные мастерские, когда в городе образовалась целая рабочая слобода, — даже тогда оба они испытывают к рабочим если не презрение, то опаску. Тяжелая жизнь, которую они вели оба, была для них обычной и вечной в своей горькой нужде. Рабочие принесли в их жизнь что-то непонятное, новое, чуждое. Они не облегчили ее, а лишь сделали беспокойной и тревожной. Так думают не только Лиза и Порфирий, но и многие другие бедняки. «Железка, язви ее, — вздыхает бабка Аксенчиха, — это она одна всякой погани натащила». Появление первых прокламаций поселило в душе Лизы какой-то суеверный страх перед «бунтовщиками». Она «боязливо оглядывала заборы: не наклеены ли где листовки».

Порфирий тоже долгое время не верит в самую возможность облегчения жизни для трудящегося человека. Этот своеобразный философ из народа думает вначале совсем уйти от людей, от их несправедливости в глухую тайгу. Золотой мечтой его жизни становится маленькая избушка на Джуглыме, в непроходимых таежных дебрях — охота, рыбная ловля, жизнь в одиночку. «Схимничеству» Порфирия способствует и то обстоятельство, что он по воле хулигана, обесчестившего его невесту, лишился и семейного счастья.

Конечно, это не простой и гладкий путь в революцию. Поверхностному взгляду некоторые события из жизни Порфирия и Лизы (причем события, определявшие надолго их жизненный путь) могут показаться случайными. Действительно, насилия над Лизой, послужившего причиной долголетней разлуки супругов, могло и не быть. Здесь и впрямь много случайного. Однако жизнь семьи Коронотовых была настолько тяжела и безысходна в своей нужде, настолько много случайностей могло легко разрушить горькое и недолговечное счастье Лизы и Порфирия, что так ли уж важно, что именно в конце концов разрушило их жизнь? Ведь ни упорная работа на вывозке леса, за которую не заплатили ни копейки, ни «схимничество» на Джуглыме не помогли обрести Порфирию твердой почвы под ногами.

Впервые эта почва под ногами появилась у обоих тогда, когда они оказались среди железнодорожного рабочего люда.

С. Сартаков превосходно показал всю трудность и волнующую радость этих первых шагов, которые делают одинокие и закабаленные люди.

Рабочие, пришедшие из России, спаянные пролетарской солидарностью, помогли Лизе поверить в лучшее будущее. Тайком от Маннберга, у которого работает прислугой, она учится грамоте. Сначала незамысловатые рассказы, затем повести о Разине, Спартаке, а там и первые нелегальные книжки — вот курс ее обучения. Он подкрепляется разговорами по душам с революционером Михаилом Лебедевым, просто и понятно раскрывающим ей механику эксплуатации. Лиза вырастает в сознательную, закаленную революционерку. Она гордо отказывается от свободы, которую ей предлагают ценой предательства в Александровской каторжной тюрьме. Распространение листовок, работа в комитете, организация митингов и, наконец, героическая борьба на баррикадах — вот путь этой женщины из народа.

Образ Порфирия претерпел у писателя — в разных редакциях — существенные изменения. В раннем варианте первой книги («Гольцы») это был некий звероподобный таежный житель, ненавидимый всеми окружающими. Жил он на дальней заимке, ни с кем не знакомясь, пьянствуя и буйствуя.

Нет сомнений, что С. Сартаков следовал здесь дурным литературным примерам. В погоне за экзотичностью и ультраоригинальностью образа он наделил своего героя чертами безнадежного вырожденца. А это резко противоречило широкому и ясному замыслу книги, стремлению показать развитие революционного сознания в широких народных массах.

В новом издании писатель решительно меняет некоторые стороны характера Порфирия. Если раньше отдаленность жилья Порфирия объяснялась угрюмостью и жестокостью его характера, то теперь дается совершенно иное объяснение: семья Коронотовых издавна, еще с деда и отца, занималась смолокурением, а это, естественно, и вынудило их поселиться поближе к лесу и подальше от соседей.

Правда, и сейчас много места в романе уделено изображению одинокой жизни Порфирия в глухой тайге. Но и это осмыслено иначе — как поиски правды жизни, как наивное желание спрятаться от несправедливости мира. Такое одиночество героя нисколько не противоречит замыслу романа, оно воспринимается как один из возможных этапов, через который могла пройти мысль простого рабочего человека, ищущего справедливости.

Изменения, сделанные С. Сартаковым в образе Порфирия, прояснили идейный замысел всей эпопеи. Человеческое, высокое и благородное никогда, показывает автор, не покидало душу героя. Именно эти-то качества, отличающие его от подлинно звериного лагеря «хозяев», и привели его в революцию.

Образы Порфирия и Лизы — наиболее удачные в романе. Но и второстепенные герои, такие, как Вера, Савва Трубачев, Ваня и Груня Мезенцевы, Дарья и Еремей Фесенковы, безусловно удались автору.

Правда, в последней, третьей книге («Пробитое пулями знамя») нет той обстоятельности в изображении судеб героев, как в первых двух («Гольцы» и «Горит восток»). События, очень важные по своему значению (работа Лизы по составлению списков в Думу, ее борьба на баррикадах, выступления Порфирия на митингах), даются подчас информационным, а не художественным путем.

Порфирий «эти дни… выступал на митингах, сидел на заседаниях комиссии, разбирая прошения и жалобы, добывал еще оружие для дружинников, торчал на станции и в депо, ища возможности быстрее продвигать воинские поезда, изнемогая в тяжелых объяснениях с разозленными солдатами… Лиза… тоже все эти дни среди рабочие… Вот сегодня на всю ночь ушла, будет с Иваном Герасимовичем списки избирателей окончательно перебеливать. С выборами в Городскую думу надо спешить, это сразу рабочим большую силу придаст…»

Немалое место занимают в эпопее С. Сартакова и образы профессиональных революционеров-интеллигентов. Среди них важнейшее значение для романа имеет Михаил Лебедев. По замыслу — он из той категории большевиков, руководителей сибирского подполья, к которым принадлежали Бабушкин, Емельян Ярославский, Григорий Крамольников, М. Ветошкин и другие. Не случайно автор иногда ставит фамилию своего персонажа в один ряд с этими историческими героями первой русской революции. В Лебедеве выделены наиболее характерные качества большевика: ясное понимание перспектив революционного развития, непреклонность в борьбе с врагами, горячая преданность рабочему делу. Лебедев появляется в начале романа и остается в нем до конца. Он поставлен в тесные связи почти со всеми героями книги. Все же приходится отметить, что в первых двух книгах его образ кажется порою схематичным и бесплотным. Он мало действует и слишком много «выступает» по различным политическим вопросам. Излишне часто также объясняет его характер и сам автор, не скупящийся иногда на многословные комментарии. Но этот недостаток во многом искупается в последней книге.

Интересно задуман, но, к сожалению, не всегда удачно выполнен образ Мирвольского. Он олицетворяет в романе ту часть революционной интеллигенции, которая шла в революцию после мучительного разрыва с прежними иллюзиями. Мирвольский — молодой врач. Он не разделяет поначалу революционных идей. «— Неужели нельзя обратиться к разуму человеческому? — вопрошает он своего друга Лебедева. — И восстановить справедливость среди людей, не прибегая к насилию. Да, общество разделено на классы — это я знаю, — но ведь это прежде всего люди». Он наивно полагает, в духе социалистов-утопистов, что развитие прогресса есть в то же время и развитие человеческой природы, гуманизма. «—Люди нашего времени, — говорит он, — вообще более гуманны и все противоречия между собой могут решать, не вступая непременно в кровавую борьбу…» Понадобились долгие годы, чтобы сначала пришло сомнение в возможности примирения классов, а затем разрыв со всем строем прежних убеждений и — героическая борьба на баррикадах.

Такой образ, безусловно, необходим для романа. Путь, который прошел Мирвольский, сходен с путями и перепутьями многих и многих честных тружеников-интеллигентов, пришедших к революции ценою длительных «хождений по мукам».

Анюта — невеста Мирвольского — человек совсем иного темперамента. Ее судьба тоже интересна, и поучительна. Она — из той же трудовой интеллигенции, но, может быть, оттого, что юность ее слагалась труднее и она рано привыкла к самостоятельности, — Анюта приходит в революцию значительно быстрее и легче Мирвольского. Он — ее учитель и наставник — становится в конце концов ее учеником.

Анюта редко появляется в романе. Но обычно те эпизоды, в которых она действует, дают полное представление о ее характере. Особенно хорошо написаны сцены, связанные с работой Анюты я подпольной типографии.

1905 год, стоящий в центре третьей книги, особенно обстоятельно-воссоздан С. Сартаковым, начиная с первых известий о расстреле рабочих в Петербурге и кончая вооруженным декабрьским восстанием.

Историзм — важнейшее завоевание автора «Хребтов Саянских». Причем необходимо заметить, что точное соблюдение исторической последовательности событий, без которой невозможно было обойтись в романе о революции 1905 года, не сковало творческой свободы художника. За редкими исключениями ему удается воссоздавать историю через человеческие судьбы, взятые в их неповторимом индивидуальном своеобразии.

В работе над «Хребтами Саянскими» С. Сартаков вырос как художник. Эпопея, состоящая из трех больших книг, представляет собою единое художественное создание. Отдельные композиционные просчеты, некоторая растянутость, схематичность отдельных образов — не разрушают положительного впечатления от романа. Радует язык автора.

С. Сартаков, грешивший когда-то неоправданным, по своей многочисленности, употреблением малопонятных для широкого читателя сибирских словечек и нарочито просторечных оборотов (в том числе и в раннем варианте «Хребтов Саянских»), пришел сейчас к точной, простой и емкой художественной речи.

Язык его героев обычно не нуждается в авторских пояснениях — сразу видно, кто говорит.

Вот начальственная речь «хозяина города» Баранова: «Не туда ты пришел, милочек, я не солнце — всех не обогрею. А потом тоже знай: больше мест в больнице будет, больше и люди болеть станут, это, милочек, закон природы, она не терпит пустоты».

Торговца Могамбетова сразу же можно узнать по характерной расстановке слов, хорошо передающей и его национальность и его ремесло. Вот он пришел на заседание «выборной комиссии» просить, чтобы ему позволили увезти в Красноярск вагон рыбы: «— Зачим взятки? — закричал Могамбетов. — Уй! Хороший человик, говоришь — взятки. Плачу сто рублей. Двести рублей. Тебе, ему, кому хочешь. Давай вагон».

Речь Лакричника, этого доносчика по призванию, выделяется своей витиеватостью «— Прощайтесь, глубоко уважаемая. Даже при вящем к вам благорасположении продлить миг свидания я не имею права… Неокрепший в результате полученной травмы организм…»

С. Сартаков выступил в «Хребтах Саянских» как зрелый мастер пейзажа. Картины природы обычно даются писателем в точной реалистической манере, но в то же время он не боится и смелых сравнений, введения сказочных образов, широкого использования устного народного творчества. Соединение реалистических, сугубо «прозаических» деталей с образами торжественного или сказочного плана — характерная черта С. Сартакова-пейзажиста. Вот, например, описание Уды:

«Грязи не любит Уда. Только ранней весной, в ледоход да летом, когда тают в вершинах белки, наливается мутью река. Несет валежник, ил, прошлогодние листья, обмывает каждую гальку, каждый камешек, убирает с берегов мусор, сливаясь с другими реками, несет его в тихие низовья Енисея, в холодный туманный океан. А к осени успокоится. Струится вода на плесах, в каменном русле, светлая-светлая, не взволнуется, не поморщится; только изредка зарябится от быстрого глубинного течения. Так, казалось бы, и остановится, заснет река в неге, согретая жаркими лучами летнего солнца. Но спешит, спешит красавица; распустив на камнях холодные струи, как русые волосы, сбегает вниз по каменным ступеням — шиверам. Брызжет на берег огнистыми каплями, ласково гладит песчаные косы в затонах, на бегу подхватывает, прижимает к груди горные ключи, бурные речки и катится вниз свежая, радостная, полная сил…»

Для повествовательной манеры С. Сартакова характерны многочисленные лирические отступления. Обычно они связаны с пейзажными зарисовками и представляют собой своеобразные поэтические размышления, в которых косвенно раскрывается та или иная тема книги. Таково размышление о сухих, бесплодных гольцах, открывающее эпопею. Мрачная картина безжизненной тайги заканчивается у писателя лирическими обращениями к забрезжившему рассвету.

Роман «Хребты Саянские» — выдающееся произведение советской литературы. Он по праву может быть назван народной эпопеей о революции 1905 года. Его новаторское значение заключается в том, что именно здесь впервые нашла достойное отражение великая борьба народов Сибири в эпоху первой русской революции.

С. Сартаков — один из крупных мастеров советской художественной прозы. Тема народа является, как видим, центральной темой его творчества. Между рассказами об Алексее Худоногове и «Хребтами Саянскими», вплоть до последней его повести «Не отдавай королеву», есть в этом отношении много общего. Надо думать, что в том же направлении пойдет и дальнейшее творчество писателя.

Сейчас перед писателями-сибиряками стоит новая благородная задача — показать великие преобразования, происходящие сегодня в Сибири. Строительство крупнейших гидроэлектростанций, новых заводов и городов, героизм народа, созидающего новую жизнь, — должны и, несомненно, найдут художественно сильное воплощение..

Последние произведения С. Сартакова — «Горный ветер», «Не отдавай королеву» и «Ледяной клад» — посвящены именно этой теме.

«Горный ветер» и «Не отдавай королеву» представляют собой единую по замыслу И героям повесть-дилогию. В первой части дилогии показаны первые шаги молодежи на пути к трудовому подвигу в благородном деле освоения несметных богатств Сибири. Главный пафос и первой и второй частей можно было бы сформулировать словами, записанными в новой Программе Коммунистической партии Советского Союза: «Человек человеку — друг, товарищ и брат». Молодые герои С. Сартакова, получающие закалку в серьезных жизненных испытаниях, постепенно находят свое место в коллективной борьбе за построение коммунистического общества. Писатель с глубоким проникновением во внутреннюю жизнь полюбившихся ему людей показывает, как складываются и упрочиваются в их поведении, в их моральном облике черты человека будущего. В новых своих произведениях он остается верен тем творческим принципам, которые выработались у него еще в период создания рассказов об Алексее Худоногове и в повести о Чунских порогах, — он стремится раскрывать необычное в обычном, неприметном, даже заурядном. Романтика, которой овеяны эти жизнеутверждающие повести Сартакова, «добывается» им из повседневной трудовой жизни, в которой немало тяжелого, а подчас и драматичного. Нелегко, например, складывались перипетии жизненной борьбы Кости Барбина, вступившего в борьбу с «коммерсантом» Шахворостовым, немало трудного и в его отношениях с Шурой Королевой.

В повести «Ледяной клад» тема романтики и поисков подвига, столь свойственной настоящей советской молодежи, преднамеренно заострена писателем, поставлена в центр всего произведения, организовав судьбы всех основных ее героев.

Михаил и Максим, юные друзья, вызвались поехать по комсомольской путевке «в самую глушь», в приангарскую тайгу. Они выбрали это место отчасти из-за желания найти экзотику, что-то необычное, «джек-лондоновское», но в основе их поступка лежит вполне серьезное намерение принести пользу стране, своему народу на том участке трудового фронта, который является наиболее трудным. Поначалу и Максимом и Михаилом овладевают сомнения в возможности совершить подвиг: «заедала, как пишет С. Сартаков, обыкновенность труда». Михаил так объясняет свое состояние: «В наше с тобой время, Макея, жизнь течет в целом спокойная и ровная. Сам Овод, Павка Корчагин или Саша Матросов подвига бы для себя не нашли. А что это за жизнь без тревоги, без опасности, одним словом, без всякой романтики? Доживешь до старости, и молодость будет вспомнить нечем! Зимний не штурмовали и на рейхстаге знамя победы водрузить опоздали. Остается для нас с тобой только трудовой фронт…»

Но постепенно жизнь ломает наивные представления о ней, как о чем-то ровном и спокойном. Молодые герои входят в ее стремнину с некоторой долей юношеской самонадеянности, но в конце концов убеждаются в том, что в жизни всегда есть место подвигам, тем более в нашей жизни — во время начавшегося осуществления давнишней мечты всего человечества о построении коммунистического общества.

Как видим, автор исторического романа «Хребты Саянские» не замкнулся в сфере, где он снискал себе наибольший успех. Он снова обратился к живой современности и, будучи превосходным знатоком ее, создал характеры людей сегодняшнего дня.