Христианство и мировое бабство

к своим делам. Делайте то, к чему призваны - а помощница у вас всегда будет.

Отныне вы с нею - одно. Смысл первого чуда вовсе не в том, чтобы его все сразу

же заметили.

Но вот, развитие земного служения Иисуса делает полный круг, и самым

последним чудом Его оказывается превращение вина в Христову Кровь, причащаясь

которой, индивид признаёт готовность следовать за Христом, взяв свой крест (Мк.

10, 21).

Христос начинает с того, что восстанавливает отношения мужчины и женщины в

прежнем их достоинстве; заканчивает тем, что восстанавливает в прежнем

достоинстве отношения между Богом и человеком. И это так потому, что мужчина и

женщина - единое творческое целое, точно так же, как Бог и человек. Обе схемы по

сути изоморфны, и не только взаимосвязаны, но и как бы "работают" одна в другой.

И если чудо превращения воды в вино знаменует собой возврат человека к

прежней идеальной модели супружеских отношений, то превращение вина в Кровь

обозначает новое качество взаимоотношений человека и Бога. "Взаимное

творчество", как выразился бы Николай Бердяев.

Брак - это крест, который берёт жена, идя за мужем по тернистому его пути;

причастие - крест, который берёт муж, последуя за Христом; наш неблагодарный и

трусливый мир - крест, который, сотворяя его, приял Бог-Отец. . .

Мир - неблагодарный и трусливый, ибо, начав с жульнической попытки

перволюдей, минуя длительный исторический процесс, сразу перепрыгнуть в "боги" -

путём вкушения запретного плода, человечество кончило тем, что восхотело достичь

спасения непосредственно, путём регулярного вкушения общедоступного теперь

причастия и соблюдения условных и надуманных традиций и ритуалов. . . И при этом

даже не осознав, что совершает точно такое же жульничество, что продолжает

поедать точно такой же запретный плод! . . И это вместо того, чтобы честно и

добросовестно делать _т_о_ _с_а_м_о_е_ _д_е_л_о_, и только его, смело

предоставив при этом Богу судить - обо всём остальном, всех остальных. Настоящее

грехопадение человечества - не только в подчинении его чисто женским целям

размножения да обогащения, но и в чисто женской интерпретации причастия - как

освящённого опытом предков обязательного обряда, успокаивающего душу сознанием

того, что "всё сделано правильно". Лишающего смелости, воли, трезвого сознания,

самоанализа, самокритики. . .

Как бы попроще всё это - всю происшедшую трансформацию христианского

человечества - объяснить? Вот пример (в настоящий момент) самый нам близкий.

Некий автор работает над своим текстом, стараясь наиболее полно отразить в

нём свои идеи и опыт. Да хоть бы даже ваш покорный слуга - я тоже работаю, и

тоже стараюсь отразить. Набрасывая эти строки в блокнотике, я уже 2 часа катаюсь

по кольцевой линии метро. Дома текст как-то не идёт, ну нету охоты продолжать им

заниматься. Приходится прибегать к мерам искусственным.

Ещё потом мне предстоит его редактировать, подчищать стиль, переносить с

места на место целые куски из этой главы, что-то удалять (мы сейчас не будем

дискутировать на тему, нужен ли текст вообще; будем исходить из того, что я

всего лишь им занимаюсь). И всё указанное придётся делать для того, чтобы текст

лучше воспринимался, чтобы он был доходчивым и убедительным. Приятно, когда в

отзывах пишут: "я разослал ссылку всем своим друзьям". Итак, чтобы ссылку

рассылали друзьям ещё чаще, вашему автору нужно быть не только интересным, но и

добросовестным. Хочется чтобы как можно большее количество людей нашли в этой

работе ответы на свои вопросы.

Удобочитаемому тексту как-то проще стать популярнее. Если сейчас кое-кто

использует его в рекламных целях (доходит даже до того, что начало его названия

фигурирует в META keywords некоторых сайтов), то потом, наверное, стали бы

вывешивать в виде баннеров. Я всё это пишу не для того, чтобы похвалиться, но с

вполне определённой целью.

Смотрите. Хороший, нужный читателям текст, над которым много работали,

привлекает внимание множества читателей. Итак, "схема жизнедеятельности" текста

такова: долгая работа над текстом -> популярность -> баннеры.

Но можно было бы пойти и по другому пути. На некотором начальном этапе вообще

забросить работу над текстом, на пару сотен баксов закупить баннеры с

каким-нибудь эффектным рекламным слоганом, и первое место во всех рейтингах

обеспечено. А что? Ведь о недоконченности текста и корявости изложения в баннере

не сказано ничего. . .

Теперь представим себе как бы двух Котов-Бегемотов в личном общении.

Предположим, что вы оказались в купе поезда с "Котом номер 1". Разговор зашёл о

какой-то вашей личной проблеме - допустим, вы не можете выбрать себе тарифный

план и сотового оператора. Первый Кот начинает разговаривать с вами о разных

сотовых компаниях, приводит мнения своих знакомых, ссылается на свой горький

опыт - в общем, говорит о деле, сосредотачивается именно на нём, обсуждает

всяческие нюансы. . . Короче, общается с собеседником, пытаясь войти в суть

дела, стараясь помочь ему в конкретной ситуации.

Теперь вы в купе с другим Бегемотом. Кот "номер два" с первого момента

встречи начинает выяснять: "А вы мой текст "99 признаков" читали? Ну, что

скажете? Понравилось?" И если собеседник не читал его текст, или текст ему не

понравился, то (второй) Кот начинает общаться как бы через силу, смотрит на вас

подозрительно, и всё время пытается понять: да как же так? Такой супер-крутой

текст, и не понравился? Между прочим, именно поэтому так называемые "встречи с

автором" заключают в себе нечто тошнотворное. Равно как и "встречи авторов" -

таких-то и оттуда-то.

Но вернёмся к нашим Бегемотам. "Номер два" даже при обсуждении тарифных

планов постоянно сбивается на проблемы своего текста, и всё время пытается

доказать вам, что текст его хороший, он самый лучший, просто это вы чего-то там

недопоняли. . . Это, типа, ваша проблема. Сами виноваты, что вы такой недотёпа.

Ну какие там ещё тарифные планы? Вам нужно думать о другом, у вас всё очень

плохо, раз вы не смогли оценить крутой бегемотов текст. И вообще, раз вам не

понравился правильный текст, то и вообще вы - какой-то неправильный. Ведь

самому-то Бегемоту-2 ясно, что текст очень хороший.

А теперь ответьте мне на вопрос: с каким из двух Бегемотов вам было бы легче

общаться?

И в общении, и даже в личных отношениях, христиане повторяют ошибку "второго

Бегемота". С самого начала встречи они начинают выяснять: "А вы с моей верою

знакомы? Ну, что скажете? Правда, святая вера?" И если собеседник не знаком с

этой верой, или она ему не нравится, то с ним начинают общаться через силу,

смотрят на него подозрительно, и всё время общения пытаются понять: да ты,

случаем, не враг ли моей вере? Как же так? Такая супер-крутая религия, а ты

уверовал?

В общении даже на самые отвлечённые темы, христианин, подобно "Бегемоту-2",

постоянно сбивается на проблемы своей веры и всё время пытается доказать вам,

что религия его хорошая, она самая лучшая и самая святая, просто это вы чего-то

там недопоняли. . . Это, типа, только ваша проблема. Сами виноваты, что вы такой

недотёпа. И вообще, раз вы не стали христианином, то сами вы - неправильный.

Ведь самому-то христианину ясно, что христианство - самая лучшая, самая

спасительная религия.

Объясните мне теперь: в чём принципиальная разница между "вторым Бегемотом" и

христианином? Да точно ли есть она?

Общаясь с "воцерковленным христианином", вы обязательно почувствуете, что вас

как бы делают виноватым. Если же собеседник - интеллигентный верующий, то

описанный оттенок отношения будет едва уловим. Но он всё равно будет. И в этом

случае вам будет тяжело общаться.

Сами христиане объясняют эту "силу тяжести" либо немощью человеческой

природы, либо недостаточной "продвинутостью" христианина на пути к достижению

духовного совершенства. Мол, у него нет достаточно опыта, он не стал ещё

подлинным христианином. Типа, не преодолел "чин падшего естества". И что вообще

дело - не в самом христианстве, а в недостоинстве отдельных христиан.

Смею утверждать, что проблема кроется как раз в христианстве. В христианстве

исторически-приземлённом, как его интерпретировали приобщающиеся к нему народы.

Смею утверждать, что корень проблемы - в извращённой логике, когда именно

спасение становится в основу мировоззрения. Христианство в его исторической

форме - это "второй Бегемот", который бросил своё дело ещё в самом начале, не

доведя его до конца, а сам занялся одними баннерами. И две тысячи лет он ходит

по офисам, и требует, чтобы эту "альфа-версию" недоконченного продукта все

полюбили и стали использовать. В общении просто невозможен, при совместном

проживании - невыносим. Я сам лично был чем-то подобным. В смысле - не

"Бегемотом-2", но таким христианином. Я на своей шкуре знаю, что это такое. И

окружали меня в то время точно такие же невыносимые люди.

Смею утверждать, что идеал христианина, "подразумеваемый" Христом, был

другим. Лёгким в общении. Привлекающим к себе других. Сосредоточенным на своём

деле, а не на спасении. Вот просто утверждаю, и всё. Хотите - верьте, не хотите

- не верьте.

Христианское сообщество пошло по второму, самому удобному пути. Вместо того,

чтобы корпеть над своим делом, всячески доводить его до ума, достигать в нём

успеха, христианство сразу же "занялось баннерами", то есть проблемой спасения и

причастием, как условием для этого.

Сначала должно было идти дело (или принятие какого-то важного решения -

заниматься тем или иным делом), потом причастие, а уже после всего, как

следствие этого - и (возможное) спасение. Христиане же поставили эту логику

вверх тормашками, и задались несвоевременным вопросом: что нужно _д_е_л_а_т_ь_,

_ч_т_о_б_ы_ _с_п_а_с_т_и_с_ь_? Нетрудно видеть, что сначала по их логике идёт

спасение. Затем, как условие этого - причастие. А уже потом, в зависимости от

этого, выбирается и собственное дело (или способ его выполнения), а равно и

отношение к нему. Вот именно поэтому-то, в силу этой извращённой жизненной

логики, и являются "убеждённые" христиане такими неприятными, тяжёлыми людьми,

прямо как второй Бегемот в моём примере. В основе их мировоззрения лежит не

собственное призвание, не дело, к которому лежит их душа, не самореализация, не

желание помочь другим, но стремление к спасению. И желание того, чтобы другие

тоже спаслись. Через призму этого последнего и осмысляют христиане мир, именно с

этим немым вопросом обращаются они к первому встречному: типа, а какова твоя

вера? Како спасаешься? Правильный ты, или нет? Подобное отношение, вот этот

вызов, ожидание _э_т_о_г_о_ ответа, тяжёлой тучей висит над нами, когда мы

разговариваем с церковными людьми. И подобная тяжёлая туча повисла над всей

христианской цивилизацией. . . Верите ли: нас ведь никто не любит. Никто.

Когда в основе мировоззрения лежит не реализация своих способностей в

каком-то деле, но сама по себе вера в спасение, любая иная религия оказывается

злом, с которым нужно бороться. Все люди тут же начинают делиться на имеющих

"правильную" и "неправильную" веру. Первые - сами "правильные", коль сумели

уверовать, вторые - "неправильные", заблуждающиеся. Типа больные, которых нужно

лечить. Или, иными словами, христианство, поставив проблему "правильности веры"

во главу угла, тут же начало делить всех на "своих" и "чужих".

Фокус душевного внимания христианина постепенно, исподволь (впрочем - может

быть, и с самого начала), переместился с того, чем нужно заниматься по жизни, со

своего дела - на то, что нужно делать, чтобы спастись. Всё началось с того, что

начали противостоять иудеям с их Ветхим Заветом. Поэтому начисто забыли об

Адаме, его призвании и роли, следовательно - и обо всём человечестве. Потом

стали думать о порочности и непорочности зачатия. . .

Модель сотворённой Богом Вселенной отличается исключительной

универсальностью, изоморфностью, и я бы сказал, гибкостью. Всё заранее

предусмотрено, на каждую возникшую проблему есть своё решение. Любая катастрофа

находит свой как бы "обходной вариант". Ну да, Адам согрешил и невозвратно пал.

Но после этого падения и вследствие этого падения от него происходит теперь всё

человечество. Именно к нему переходят те же самые "плановые задачи". В этом

смысле в плане Божьего миро-строительства ничего не изменилось. В сущности, не

всё равно, кто задачи решит - один пацан, или целая бригада?

Человеческому роду, этому совокупному Адаму, посылается лекарственное

средство для излечения, для того, чтобы встать на ноги и продолжать выполнение

поставленных задач. Этакое снадобье, преодолевающее тяжкое наследие первородного

греха. И теперь представьте себе, что человечество встаёт в позу, и заявляет: "А

не буду я ничего такого делать. Кайф от постоянного приобщения к лекарству

гораздо круче".

Иногда я думаю, что, в принципе, Евангелие не очень-то нужно. Вспомним

наказанного ребёнка, стоящего в углу: человечество было таким ребёнком до

пришествия Христова. Оно, как бы вместе с иудейским народом, стояло в углу, и

типа лило горькие слёзы: да когда же меня, наконец, простят? И вот, в тёмной

комнате, где стоят наказанные дети, появляется посланник от родителей, допустим

брат главы семейства, и говорит: "вас прощают".

Для понимающего (того самого, который "sapienti sat"), этой фразы было бы уже

достаточно. Ребёнка простили, можно снова вернуться в комнату с игрушками, где

свет и тепло, и снова начать играть. Более того: само появление в тёмной комнате

родного дяди уже есть символ прощения. Так что даже и фраза "тебя прощают" не

очень-то и нужна. В каком-то смысле Евангелие удваивает полезную информацию:

ребёнок - если он нормальный человек - вновь вернётся к своей игре. Конечно,

можно дополнительно рассказать ему, как и в какие игры следует играть, кого

взять в товарищи, и даже как относиться к ним в игре - что Евангелие и делает.

Но чисто теоретически ребёнок должен помнить, чем занимался до наказания, и к

чему должен возвратиться теперь. Однако человечество не было таким понимающим

ребёнком.

Сразу заметим, что детей было несколько. Как только к ним подошёл Посланник,

факт прощения осмыслили лишь некоторые. Даже не выслушав его до конца, дети в

полном упоении от того что их простили, бросились перед ним на колени, начав

горячо благодарить за спасение. На Посланника все смотрели с восторгом, но -

дети есть дети! - каждый стремился обратить Его внимание на самого себя.

Дети мигом позабыли, что были наказаны все вместе. Тут же пошли выяснения,

кто лучше стоял в углу, и кому достанется больше внимания этого чудесного

Избавителя. Они начали мерятся "рангами", прямо как современные пикаперы; каждый

из этих детей как бы захотел "запикапить" себе Христа. Дети отталкивали друг

друга в сторону, они предавались всевозможным выяснениям и ругались между собой.

Судя по всему, идти играть они уже не собирались.

И тогда Посланник заговорил. Ему пришлось заговорить. Он сказал им: дети, я

вывел вас из угла. Теперь вам предстоит вернуться обратно к вашим играм.

Пожалуйста, играйте дружно, все вместе, не ругайтесь и не ссорьтесь, чтобы с

вами вместе могли играть и другие, уже потом. Пусть вас объединяет идея, что вы

прощены. Вы все теперь - единое целое в этой вере. Расскажите об этом другим

детям. Если лично Я избавил лично вас от наказания, и лично вывел из угла, то из

этого не следует, что вы лучше тех, кто просто обо мне где-то услышал. И даже не

лучше тех, кто не поверил в эту Новость, и остался стоять в углу. Вы все теперь

- единое целое. Один - за всех, и все - за одного. Среди вас нету худших и

лучших. Главное - чтобы вы любили родителей, простивших вас, чтобы вы были

едины, не считая себя лучше других, и вернулись к своей игре.

И вот я всё думал: как же так случилось, что этот триединый "месседж"

Посланника: любовь к родителям, единство и возврат к "игре", оказался

похеренным? Чёрт возьми, когда? Почему уже через какие-то 150 лет Квинт Септимий

Тертуллиан - один из самых крутых тогдашних богословов - заявляет: "Если бы

Израиль каждый день мыл все свои части тела, он бы никогда не стал чистым"? И

почему в начале 3 столетия римский епископ Ипполит, ученик самого св. Иринея

Лионского (имя которого все знающие люди произносят с придыханием, прямо как

Бегемот слова "Круизер BMW K 1200 LT") - почему в своём памфлете "Против евреев"

он пишет, что за свои грехи они должны быть закабалены навсегда? Ведь вроде бы

тем самым авторы противопоставляют себя иудеям, и даже считают себя лучше их?

Суть примера - вовсе не в евреях, я не собираюсь оправдывать их или осуждать.

Суть в том, что обвиняя в распятии одних евреев, и снимая ответственность с

самого себя, то тем самым автоматически противопоставляют себя им. "Эффект

прощения" полностью нейтрализуется.

Странное дело! Во всём христианство стремится к символическому толкованию.

Например, один "день" Ветхого Завета не равен астрономическому дню. Голубь - не

просто голубь, вода - не совсем вода. И так далее. Однако когда речь заходит о

грехе иудейского народа, то всякое духовное зрение христиан мигом пропадает, и

сменяется самым что ни на есть вульгарно-реалистическим. Уже произнеся фразу

"виноваты только они" - христианин перестаёт быть таковым. Противопоставляя себя

иудеям, а вслед за этим и кому-то другому - мы разделяем христианство, нарушаем

внутреннюю его цельность. Идея единства всего со всем - это "скелет"

христианства, без которого нельзя. Но здоровый человек имеет скелет, и даже его

не замечает.

Такое отношение - "а вот вас, за ваш грех, надо..; так вам и надо..." - это,

в конечном счёте, чистое язычество: "зуб за зуб, око за око". Христианским

отношением было бы не одно только прощение врагов, но и сознание того, что мы

распяли Христа вместе с иудеями. Вместе и раскаиваться. И даже нам подобает

раскаиваться больше - коль скоро нам больше дано (сознание божественности

Иисуса). Всё остальное - язычество. Бабство.

Уникальность иудаизма в том, что он нёс в себе единственно верное понимание

человечеством Бога и самого себя. В этом смысле в древнем иудейском народе

персонифицировалось всё человечество вообще. В Адаме согрешил не только он, но и

мы все. На нас всех лежит его грех. С Адамом мы все были исторгнуты из Эдема. В

иудейской вере мы все несли в себе потрясающую картину мира.

И вот, наконец, среди иудеев же (Он не мог появиться в рамках какой-либо иной

парадигмы) является Христос, Посланник от Бога, Который сообщает о прощении нам

всем, и при этом добавляет: "Главное - чтобы вы любили своих родителей (то есть

Бога), чтобы вы были едины, не считая себя лучше других, и вернулись к своей

игре (то есть занялись тем, что делал некогда Адам)".

Коль скоро в иудейском народе персонифицировалось всё человечество, то мы все

распинали Христа, а не одни только иудеи. Это общий грех всех людей, не говоря

уже о том, что на месте евреев Христа распял бы любой народ, в том числе и

русский. У нас всегда умели (и умеют) травить талантливых людей...

Почему же случилось так, что мы все, услышав эту весть: "вас прощают",

грохнулись на колени, да так и остались в этой позе перед Посланником? Почему мы

не вернулись к первоначальной "своей игре"? Почему каждый народ стал считать

себя лучше других? Почему все христиане "не играют вместе"? Ну только что Бога

любят, да и то все по-разному.

И вообще: почему этот "триединый месседжа" не взяли целиком? Почему из него

использовали только небольшую часть? Лишь взятое в целом христианство является

"закваскою", "лекарством", а некоторая часть его действует прямо противоположным

образом - подобно вакцине. Взяв лишь часть христианства, мы получили на самом

деле вакцину от него. Почему мы этого не заметили? Почему не поняли сразу

значения "триединого месседжа"? Как так может быть, в самом деле: Бегемот понял,

а Тертуллиан - нет? Где та роковая "точка перегиба", до которой было правильное

учение Христа, а после пошло сплошное язычество под видом христианского

вероучения? Почему произошёл этот роковой переход? И, похоже, я понял, почему.

Ученики и последователи Христа "спеклись" на самой простой и очевидной вещи.

Иисус осуждал иудеев, не желающих в Него уверовать, однако Он жил среди них,

проповедовал и лечил. Ну конечно, Христос, как Сын Божий, мог позволить себе

"роскошь" дистанцироваться от закоснелых иудеев: проповедывать им, в чём-то их

обвинять. . . Но сам факт пребывания Христа среди них был мощным аргументом,

который ученикам следовало как-то осознать и, возможно, даже вербализовать.

Худо-бедно апостолы могли вместить в себя тотальное неприятие Христа как

Посланника большинством иудейского клира и простого народа. Худо-бедно ученики

могли ходить за Ним, слушать и пребывать постоянно во враждебном окружении. А

вот распятие любимого Учителя вместить они не могли.

И потому не смогли они сделать самого главного: в чём-то дистанцироваться от

Христа, не копировать полностью Его поведения. Бытие Христа среди неверных

иудеев должно было передаться последователям Его в превращённой форме - как

прощение иудеев за распятие Христа.

Иисус заранее знал, что Его распнут - и тем не менее, до конца пребывал среди

будущих палачей. Подобным образом и наследники Его дела должны были простить

этих палачей и чувствовать себя с ними как одно целое. "Что позволено Юпитеру -

того нельзя быку". Христос самим бытием простил Своих палачей; ученики Его

должны были простить их не ихним бытием (поскольку оно не очень-то и

божественно), но сознательным действием. Именно в этом не должны были они

уподобляться Христу. А вот этого-то они и не смогли. Ученики расценили распятие

Христа как то, что Сына Божия Самого "поставили в угол". Сам факт распятия

оказался водоразделом между "правильными" и "неправильными", "своими" и

"чужими". Да так и остался навсегда. Вот она, где собака-то зарыта!

Ученики Христа, увидев Его мучающимся, распятым, купились на это, как

школьники. Ну как после этого не возненавидишь ортодоксальных иудеев? И всё,

Гитлер капут - те, кто распинали и кто занял сторону палачей, оказались

"плохими", все остальные (в первую очередь, сами ученики) - "хорошими". И пошла

писать губерния...

Обратим внимание на полную аналогию: Адам уподобляется Богу, и позволяет себе

роскошь расслабиться, забыть о земном. В результате этого происходит

грехопадение - сначала Евы, потом и самого Адама.

Первые ученики Христа позволяют себе роскошь уподобиться Ему и начать точно

так же противопоставлять себя "злым иудеям". Это и было запретным плодом,

который сожрали нерадивые ученики. Не принявшие Христа иудеи были первым

"пробным камнем", которым испытывали их веру: крепка ли она? Насколько она

глубока? Сумеют ли лучшие ученики Христа преодолеть это великое искушение и

простить палачей их Учителя? Смогут ли преодолеть соблазн противопоставить себя

всем остальным? Не сумели...

Если бы этих "упертых иудеев" не было, их надо было бы выдумать. Ибо без них

вера ближайших Христовых учеников была бы не настоящей. Ну что это за вера,

которая не преодолевает серьёзные испытания?

Разумеется, иудеи с самого начала не демонстрировали

джентльменски-либерального отношения к христианам: эти последние были для них

всего-навсего фанатичными и неуправляемыми еретиками. Дальнейшее, полагаю, в

объяснении не нуждается. Однако и в этих условиях христиане не должны были

конфронтировать с ними. И всё же случилось так, что христиане приняли навязанные

им правила игры: ах, вы так? Ну тогда мы вот как! Вы нас не любите?! А мы

написаем вам в сапог...

Идея всеобщего единства с самого начала не существовала в христианстве. И в

поучениях, и даже самим фактом Своего пришествия Христос создал парадигму нового

отношения к инакомыслящим. Однако ученики Его эту парадигму не усвоили и не

поддержали. Возможно, что если бы первые христиане взглянули на иудеев иначе, не

как на врагов, то всё было бы по другому.

Поддавшись этому первому искушению, христианство стало переносить подобное

отношение на всех - язычников, буддистов, мусульман. В результате все иноверцы

оказались "плохими", "нечистыми". Тем самым христианство преобразовалось в

ширму, прикрытие. Оно стало христианством на словах.

Совершив этот первый свой выбор, христианство раз и навсегда установило

модель отношений со всем человечеством. Оно утратило свою универсальность. Но

последствия сказались и на самом христианстве: соответствующее отношение затем

было перенесено и на самих себя. Начались склоки и выяснения, чьё христианство

более правильно. Уже в 57 году апостол Павел пишет: "...сделалось мне известным

о вас, братия мои, что между вами есть споры. Я разумею то, что у вас говорят:

"я Павлов"; "я Аполлосов"; "а я Христов" (1 Кор., 1, 11). Начав с разделения

себя с иноверными, христианство дошло до разделения самого себя, это был процесс

взаимосвязанный.

Локомотив христианства как бы перевёл стрелки и тяжело двинулся по другому

пути. Как-то сразу забылся этот первоначальный "порыв освобождения", то

опьяняющее ощущение начала нового великого пути, радость детей, которых простили

и выпустили из угла. Восторжествовало, если можно так выразиться,

"эволюционно-приходское" понимание христианства: мы регулярно причащаемся, а

вследствие этого постепенно преодолеваем "наследие Адама". Мы. Те, кто ходит в

храмы.

Тертуллиан заблуждался потому, что получил в наследство готовую систему, с

уже сформированным отношением к "чужим". Он (Тертуллиан) существует в уже давно

сложившейся парадигме языческого отношения к не-христианам. Две сотни лет

христиане считали иудеев, да и прочих "неверных" своими врагами. Так полагали

даже сами апостолы Христа. Тысячелетия человечество жило по животному принципу

"свой-чужой". Ну как бы Тертуллиан себя противопоставил всему этому? Как бы

сумел над этим подняться? Он что, самый умный? Умнее их всех?

Такое под силу было лишь Богочеловеку.

Чтобы противопоставить себя всем, чтобы взглянуть на общепринятое свежим,

отстранённым, новым взглядом, вовсе не обязательно быть умнее других. Для этого

достаточно иметь обычный здравый смысл, наглость, и много-премного цинизма. Ну и

желание разобраться в проблеме, разумеется - не боясь всевозможной критики. И не

размышляя о том, заплатят тебе за

эту работу, или нет...

Иисус не случайно "назначил" тем самым "скелетом", на котором всё должно было

держаться, самого жалкого и слабовольного среди апостолов. Именно Пётр предал

своего Учителя и трижды отрёкся от него.

Коль скоро Пётр проявил себя полным ничтожеством, ничем не лучше остальных

иудеев-палачей, то тем самым Христос показывает нам, что Церковь не должна

отделять себя от иудеев - поскольку "краеугольный камень" этой Церкви оказался

жалким предателем.

Христос заранее знал об этом факте, сообщая Петру на Тайной Вечере: "в эту

ночь... трижды отречёшься от Меня" (Ин., 26, 35), и тем не менее трижды же

назначил его "вожаком стаи", причём самым что ни на есть прямым текстом: "Паси

овцы Моя" (Ин., 21, 15 - 17). Почему? Иисус "надеялся", что слабовольный Пётр

будет незаметным, но необходимым "скелетом" Церкви, а преемники его унаследуют

эту смиренную позицию. Не унаследовали...

Сейчас вы спросите: а причём здесь бабство? То есть как, причём? Да ведь это

и есть та языческая парадигма, в которой делят на "своих" и "чужих". Это

парадигма, в которой мы живём с вами и посейчас. Нам предложили принять другую,

мужскую парадигму - нам с вами: мне, вам, читатель, и ученикам Христа. А мы все

вместе от неё отказались...

Ветхий Завет поменялся у нас местами с Новым. Однако Новый Завет без Ветхого

не имеет _н_и_к_а_к_о_й_ ценности. Первый даёт способ жизни; второй - смысл.

Вместо этого имеем мы нечто противоположное: способ жизни христианина

определяется теперь как бы Ветхим Заветом, то есть кучей догматов,

законоположений и заповедей, а целью жизни стал Завет Новый - то есть спасение

любою ценой. То, что все это поставлено с ног на голову, никто не желает понять.

То, что всё это связано со всеобщим (и мужским, и женским) _б_а_б_с_т_в_о_м_ и

предопределено этим последним - тоже.

Коснусь и ещё одного небольшого аспекта бабства в христианстве. Одной из

определяющих эмоций христианина является умиление. Всё время слышишь: "умиленный

плач", "умиленное состояние", "молился с умилением". Но что есть умиление?

Существует чувство любви, определять которое здесь не след. Это может быть

всё что угодно: любовь матери к ребёнку, мужчины к женщине, патриота к своему

Отечеству. . . Однажды, уже "под занавес" моей семейной жизни, довелось мне

узреть, как тесть, неплохой, в общем-то, мужик, нянчит моего ребёнка. На лице

его было умиление неприкрытое. И тут меня как громом поразило: а почему говорят:

"дети до венца, а внуки до конца?" Почему любовь к детям так сильно отличается

от любви к внукам? Потому что та ответственность, которая содержится в любви к

детям, делает эту любовь - как бы это сказать? - более суровой, что ли. . . Тем

самым любовь приобретает совершенно иное, более деятельное качество. Она не даёт

человеку расслабиться, как бы держит его всё время настороже, заставляет

напрягать мозги и волю.

Любовь же деда-бабки к внукам такой ответственности не предусматривает. Но из

этого не следует вовсе, что это более "чистая любовь". Напротив, это любовь

совершенно "холостая", из которой ничего не следует, не вытекает и не рождается.

Это, скорее любовь к собственной любви, своего рода "любовь штрих". Эдакий

"эмоциональный онанизм", когда тешишь одни только собственные чувства.

Дополнительно это подтверждается ещё и тем, что совершенно посторонние бабки

умиляются даже на чужого ребёнка. Стало быть, родственные чувства тут как бы и

не при чём. В общем, в конце-концов, ваш автор пришёл к выводу, что умиление -

крайне дрянное, типично бабское чувство, которое полностью погружает человека в

собственные переживания, делая его каким-то расслабленным, бессознательным и

безвольным. Ему хочется лишь повторять и повторять опыт этого умиления, и ничего

более. К чему ведёт такой опыт? Лишь к развитию эмоциональной слезливости.

Занятно, что в храмах лишь приветствуется всё, связанное с умилением. И даже

почитается достоинством. Взгляните на физиономии прихожан - особенно после

причастия. Сосредоточенные воины Христовы, готовые идти на крест, что ни говори.

. . А может это всё-таки просто слезливые бабы?

Не один только, но много раз совершало человечество своё грехопадение.

Первый - при вкушении перволюдьми запретного плода. Из-за их нетерпеливого

желания стать "богами" немедленно, "перескочив" длительный исторический процесс

самосовершенствования, со-творчества, со-трудничания с Богом-Творцом.

Психологический смысл первородного греха, его, так сказать, тяжкое наследие в

нашей психике - вот в этой генетически наследуемой нетерпеливости. Грехопадение

было латентной, неосознаваемой, нетерпеливой попыткой "скинуть Бога с корабля

современности".

Второй раз - при распятии Сына Божьего. По меньшей мере наивно полагать, что

в крестной смерти Христа повинен один только еврейский народ. В этом повинно

было решительно всё человечество. Все мы несём на себе этот грех. Вы, вы. Я.

Третий, как ни парадоксально, был снова связан со вкушением. Причастие не

должно было служить к пущему духовному успокоению. Оно должно было закреплять,

подтверждать то, что человек взял свой крест и последовал за Христом. В

причащении "просто" - вновь прослеживается то же самое нетерпеливое желание

попасть сразу "в дамки", что и у первых людей, минуя утомительный путь

самореализации, полный ошибок и риска (угадайте с одного раза, кто у нас более

всего не любит ошибаться и рисковать). То есть мы имеем не полную схему

"причастие - крест - Царствие Божие", но кастрированный её вариант: "причастие -

Царствие Божие", удовлетворяющий одних только _б_а_б_. Или обабившихся мужиков,

что то же самое, если не хуже. Поскольку, цитируя великолепную книгу свящ. Я.

Шипова, "С баб, наверное, и на Страшном Суде ничего не спросят. Ну что с них

спрашивать? Чуда в перьях. . . Похоже, за всё придётся отвечать нам"

("Отказываться не в праве").

Четвёртое грехопадение оказалось связано с восприятием Христа Его

последователями. В данном случае человечество в точности повторило грех Адама -

не тот, когда он послушался своей подруги и "сточил" запретный плод. Это, как мы

знаем, было лишь физическим следствием греха более важного, духовного - полной

зацикленности на Боге, на духовных ценностях. Полное пренебрежении тварным,

"падшим" миром, выразившимся в пренебрежении Евой.

Христиане с самого начала точно также зациклились на персоне Христа и

связанных с Ним благодатью и спасением. Они "подсели" на Его облике, как

подсаживаются на наркотик (одновременно с этим "подсели" они и на благодати и

причастии). Повторяю ещё раз: грех Адама в этом случае повторен был с

максимальной точностью. Но самое интересное, что этого никто так и не заметил.

Никто, изволите видеть, не восхотел взглянуть на христианство под этим углом

зрения.

В некотором смысле, фигура Христа тоже была своего рода "запретным плодом",

этаким "яблоком искушения" для человечества. Бог, посылая нам единородного

Своего Сына, не только нас спасал, демонстрировал Свою любовь, выполнял какие-то

там обеты, что-то там восстанавливал в прежнем достоинстве. . . Он ещё нас всех

и конкретно искушал: а как воспримут Его Сына все эти маленькие человечки?

Смогут ли понять правильно? Станут ли, наконец, настоящими деятелями на Его

ниве?

Христианский мир не должен был полностью сосредотачиваться на Христе. Иисус -

это не цель, но средство. Любовь к Нему не должна вытеснять представление о

нашем общем деле, о нашем земном призвании, о наших способностях, о наших

космических задачах - преодолении пространственной и временной ограниченности, и

всё такое. Эти последние никто не отменял; всё равно, рано или поздно они

встанут на повестке дня нашего земного существования. Человечество никогда не

смирится со смертностью, и будет пытаться её преодолеть, расширяя рамки своего

физического существования. Однако суть в том, что задачи эти будут _т_е_п_е_р_ь_

решены _б_е_з_ Христа и как бы _в_н_е_ Него. Именно эта зацикленность на Христе,

благодати и спасении и предопределила дальнейший ход человеческой истории -

когда человечество объединится уже не во Христе; когда начнёт строить новую

вавилонскую башню. Стремление к спасению "в чистом виде" неизбежно приуготовляет

Апокалипсис.

А христиане, которые должны были указать нам генеральную перспективу развития

всего человечества, так и будут бесплодно пялиться на своего Спасителя, наивно

полагая, что это - самое главное в жизни.

Грехопадение пятое было при разделении Церкви на католическую и православную.

Между прочим, шло оно по той же самой "схеме", что и грехопадение Адама. Есть

подозрение, что Адам умудрился заповедать нам наиболее общую, универсальную

схему любого грехопадения вообще. . .

Папа Римский точно так же "зациклился" на своей деятельности, забыв о вещах

второстепенных. И здесь ведь то же самое нетерпение! Ну да, находясь в Риме

проповедовать христианство было куда удобнее: огромное население, отличные

средства коммуникации, тьма последователей, поддержка могущественного

государства и его спецслужб. . . Однако почему-то забыл Папа обо всей остальной

империи, которая тем временем терзалась завистью, которая в некотором роде тоже

беседовала со "змеем искушения". Здесь вновь виновато и бабство православия, и

мужской эгоизм Запада. . .

"Если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот". Ну да,

давным-давно "разделился" он сам в себе - а никто и ухом не повёл. В результате

мы давным-давно существуем в мире выдуманного, виртуального христианства,

которое служит не превращению людей в сильных, смелых, честных и мужественных

деятелей на ниве Божией, но в слезливых, постоянно умиляющихся, немощных и

трусливых _б_а_б_, исповедывающих эту веру лишь на словах, а самих прекрасно

обделывающих свои мирские делишки. Мы забыли, про*рали изначальный замысел

Творца этого мира. Это мы, именно мы, каждый из нас - обрекли наш мир на

мучительный финал. Но всё это, изволите видеть, пофигу и рядовым обывателям, и

церковной иерархии, и профессиональным богословам Востока и Запада. Разве что

один Кот Бегемот и беспокоится об этом - в тексте о знакомствах с женщинами. . .

Пришлось, видите ли, сюда запихивать. А иначе - кто об этом узнает?

Шестой эпизод имел место при жалком и нетерпеливом желании объединить Церкви

путём механического воссоединения их руководящих иерархий - вместо глубокого и

подлинного раскаяния в том, что не хранили единство с самого начала, вместо

длительной кропотливой работы по осознанному и целенаправленному выстраиванию

нового единства: на этот раз - культур, традиций, экономик, политики,

нравственности. . . Подлинное духовное единство может быть достигнуто либо этим

путём, либо - мгновенно, но за счёт глобальных катаклизмов (то есть - новой

мировой войны).

Вот странные люди! На фундаментах восточного и западного христианства уже

выстроены здания совершенно различных цивилизаций. Пропасть, разделяющая два

этих вида человеческого бытия с каждым столетием всё более углубляется.

Собственно, уже сейчас является она непреодолимой. А эти умники хотят объединить

одни фундаменты, не объединяя самые здания. Как будто не читали они "Ромео и

Джульетту" Шекспира. Должны же тогда представлять, за счёт чего и каким только

путём примиряются давние враги.

Между тем, сам факт "распада" христианства (а вместе с ним - и всего

христианского общества, христианских цивилизаций) на деятельную и созерцательные

ветви позволяет нам построить наиболее эффективную, максимально продуктивную и

даже наиболее выгодную для обоих модель ихнего взаимодействия. Более того - это

позволило бы и России определиться со своим местом в мире. И предопределить

развитие этого мира в том направлении, которое - чёрт его знает, как это

выразить? - всем нужно, что ли. . .

А именно: не существует единой, магистральной линии мирового развития,

эталоном которой является Запад. Мы вовсе не должны повторять во всём его путь.

Запад и Восток должны объединиться в своего рода "брачный союз", научиться быть

взаимодополняющими друг для друга. А от нелепой доктрины "догнать и перегнать"

страдают не только догоняющие, но, как ни странно, и те, кто идёт среди лидеров.

Ибо они не имеют настоящей духовной поддержки. Им, знаете ли, тоже нужен

надёжный "тыл".

Мужчина и женщина, существующие по отдельности, неизбежно деградируют и

вырождаются. Однако всё существующее изоморфно. Оно также подчинено

универсальной схеме "мужское - женское". Например, религия и рациональность.

Одно без другого непременно загнётся. Так вот:

Запад - мужчина, он создаёт. Ну так России нужно научиться быть женщиной - и

чувствовать, и понимать, и, самое важное - наставлять. Ведь Запад, подобно

Адаму, тоже слишком сильно зациклился на своём промышленном и прочем всяком

развитии. Они уже офигели там все со своим убогим "ничего личного". И Запад тоже

начал пренебрегать своею "Евой" - со всеми последствиями, указанными выше. Это

точно такой же прообраз эгоизма Адама и последующего грехопадения - и его, и

Евы. . . А стало быть, и Ева-Россия, мир восточного христианства в целом, тоже

вступил уже в общение с неким "змеем". . . Смотрите, в какую интересную эпоху мы

живем: по сути дела, на наших глазах совершается новое, грандиозное

грехопадение. А ведь другой истории у человечества - окромя целой череды

грехопадений - и нет. . .

Человечество всегда делилось на женскую и мужскую, на деятельную и

традиционную, на западную и восточную составляющие. Это ведь ещё с Каина и Авеля

повелось. И Каин "глушит" Авеля по той же самой причине. Ибо в действительности

именно Каин был среди братьев "психологической тёткой". . .

Занятно то, что в современном мире христиане снова хотят достичь высокой (и

потому весьма отдалённой) цели не длительной и кропотливой работой, но одним

решительным "революционным скачком", так сказать малой кровью - путём

формального и узко-духовного объединения Церквей. Более того. Никто не задаётся

вполне логичным вопросом: а во имя чего объединяться-то? Во имя самого

объединения как такового, во имя абстрактной идеи христианского единства -

потому что Христос типа некогда сказал, что..? Такое объединение неизбежно

окажется формальным, искусственным и вообще нежизнеспособным. Объединяться

вместе можно только во имя некоей цели, лежащей _в_н_е_ такого объединения.

Например, люди объединяются в семью во имя продолжения рода. То есть во имя

детей, которые не есть родители. Любое объединение должно преследовать некую

позитивную цель; из него должно что-то родиться. На худой конец, объединиться

можно ради борьбы с общим врагом.

Более того. Цель такого объединения должна быть единой, понятной и

общепризнанной. Разумею цель существования христианства вообще, цель

существования человечества. И стремление к спасению индивидуумов такой идеей

быть никак не может. Так как нормальное чутьё нормальных людей (прежде всего -

мужчин) говорит им, что спасение - это, конечно, хорошо, но это не самое

главное.

Ну что это за объединение во имя самого себя? Ну что это за объединение во

имя всеобщего спасения?

И почему-то во всём этом прослеживается одна и та же схема: сначала

нетерпеливость в своём подвиге, затем по-мужски эгоистичная зацикленность только

на нём, потом - ответный "прецедент" очередного губительного бабства. Между тем,

Иисус Христос говорил: ". . . Приносят плод в терпении" (Лк. 8, 15). И ещё:

"Терпением вашим спасайте души ваши" (Лк. 21, 19) Эту концептуальную вещь, точно

так же, как и проблему единства, почему-то просмотрело по-бабски нетерпеливое

человечество.

Занятно, что в первом случае грехопадения во всём происшедшем христианство

обвинило Еву, во втором - иудеев, третьего вообще не заметило, четвёртое

"навесило" на Римского папу (или, что то же самое, на восточных "схизматиков").

Пятого - так попросту вообще не осознаёт. И никогда, ни при каких

обстоятельствах не признавало оно виновным самого себя. Слушайте, но когда же,

наконец, кончится это бабство?

В мире всё глубоко взаимосвязано: Адам и Ева, Запад и Восток, мужское и

женское, рациональное и духовное, бабство и наш родной эгоизм. . . И все эти

схемы полностью изоморфны, все они "работают" одна в другой, и каждая из них

взаимосвязана со всеми.

Наконец, шестое грехопадение совершила сама Христова Церковь в процессе

своего развития и становления. Речь здесь идёт о проблеме, поднятой в "Легенде о

Великом Инквизиторе" Достоевского - с тою лишь разницей, что автор "Легенды" не

вполне корректно сформулировал проблему. Ну так сделаем это за него.

Церковь _к_а_к_ _б_ы_ выбирала между двумя парадигмами существования. Первая

- прямое и безусловное последованием Христу, то есть жизнь, связанная в первую

очередь с пренебрежением материальными благами, служением людям и трансляцией в

обществе духовных ценностей (всё это, кстати, и сейчас вполне уместно). В этом

случае Церковь смогла бы сохранить в чистоте и непорочности изначальное учение

Христа, а самое главное - _п_о_н_и_м_а_н_и_е_, интерпретацию этого учения,

однако лишилась бы своей массовости, замкнувшись в узком и тесном мирке верных

своих последователей. Очевидно, что большинство людей поддерживать такой образ

жизни не в состоянии. Не берусь утверждать наверняка, но скорее всего,

значительного влияния на жизнь общества Церковь в этом случае бы не оказывала.

Впрочем, чёрт его знает...

Вторая парадигма ставит во главу угла массовость веры. А какие, собственно,

потребности у широких масс? - хлеба да зрелищ... Замечу, что искушение хлебом -

то есть шире, материальными благами - было как раз _п_е_р_в_ы_м_ искушением

Христа в пустыне: "И приступил к нему искуситель и сказал: ... скажи, чтобы

камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано: "не хлебом

одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Мф. 4, 3)".

Нетрудно видеть, какую именно парадигму существования предлагает в этом месте

Евангелие.

Так вот: Церковь, в отличие от Христа, не выдержала даже самого первого

искушения. Пойдя по наиболее широкому и удобному пути, ей с самого начала

пришлось подстраивать свои догмы, интерпретации Евангелия и самую практику таким

образом, чтобы не отпугнуть от себя простых людей, "миллионы, многочисленные,

как песок морской". Церковь захотела "и рыбку съесть, и..." В борьбе против

мужества, духовности и одиночества победила массовость и меркантильность.

Мужество было снова побеждено бабством.

В результате получилось так, что, приходя ныне в церковь, приходится

принимать те "правила игры", которые там приняты и которые выстраивались два

тысячелетия. Та самая упомянутая христианская деятельность (пренебрежением

материальными благами, служением людям и трансляцией в обществе духовных

ценностей) внутри церкви, в конечном счёте, неприемлема - нас сразу же загоняют

в определённые рамки "духовной жизни", авторитетно заявляя, что "спасение иначе

невозможно".

Нам с самого начала _в_н_у_ш_а_ю_т_, что христианская жизнь очень даже

совместима со всевозможным накоплением материальных благ. Что не следует

возлагать на себя "вериги неудобоносимые", а нужно исполнять то, что возможно,

что сейчас нам по силам. Наше справедливое сомнение во всём этом тут же

отметается хотя бы ссылками на мнения святых, которые никогда установленного в

церкви порядка не критиковали. Нам говорят, что если бы церковь была

"неправильной", учила неверно, так как её тут же покинула бы благодать. И

прочее, прочее, прочее. И наш критический дух, наше самостоятельное мышление

постепенно улетучивается. Улетучивается наша мужественность, понимаете?

Однако занятно, что та упомянутая самостоятельная христианская деятельность

теперь, _к_о_г_д_а_ _с_у_щ_е_с_т_в_у_е_т_ _ц_е_р_к_о_в_ь_, невозможна также и

вне этой последней - иначе прослывёшь раскольником (и это, между прочим,

совершенно справедливо). Церкви ничего не остаётся, как бороться (по мере

возможностей) со всеми иными формами духовной жизни. Примеры Пьера Вальда и

Франциска Ассизского в этом смысле весьма показательны (вернее то, что сделали с

их последователями). В результате получаем, что полноценное следование Христу

невозможно ни внутри церкви, ни вне её.

Но самое грустное, что церковь уже никогда не изменится. Она навсегда

останется баба бабой. Если, разумеется, не изменимся все мы. Если нам не надоест

наше перманентное бабство.

Не один раз, но трижды стоял перед человечеством выбор, кем стать: мужчиною

или женщиной. Бабой или мужиком.

Сначала - ещё в раю, когда _в_с_ё_ человечество, а не Адам только, выбирало

между трудом, терпением и творчеством - и дешёвым "историческим скачком".

Затем - в эпоху Христа. Здесь мы с вами выбирали между животным миром, и

вновь обретённой духовной свободой. Никто не мешал тогда вернуться к прежней,

творческой системе ценностей.

И, наконец, третий раз. Но мальчик, читающий сейчас эти строки, такой ведь

умный, не правда ли? Пусть он поразмыслит об этом сам. Скажу сразу - для

правильного ответа достаточно иметь всего лишь Библию в руках. Да ещё смотреть

на лица людей в метро. И ничего более.

Угадайте-ка: в какую сторону пошло человечество?

Однако наиболее интересное ожидает нас в самом конце. Осознав существующие

проблемы, ответив на тот самый вопрос "кто виноват?", человечество _в_с_е_г_д_а_

задавалось вопросом "что делать?". И, как правило, тут же и делало. Например,

если Мартин Лютер обнаружил какие-то проблемы у католиков, то сразу же призвал

вернуться к чистоте древней Церкви - разумеется, путём грубых и топорных реформ.

А если В. Соловьёв начал переживать по поводу разделения Церкви, то тут же

решал, что, мол, им нужно непременно объединиться. Пошёл, сдуру принял

католичество, начал вращаться в соответствующих кругах. . . И вообще: как только

человек понимал, что что-то не так, то всегда считал своим долгом начать это

исправлять. И делал это всегда внешними, механическими средствами.

Так вот: осмелюсь утверждать, что вот это потакание своим сиюминутным

переживаниям, это героическое желание всё изменить, сделать так, чтобы было

хорошо, этот краткий путь _в_н_е_ш_н_и_х_ усовершенствований, "революционных

преобразований" и "коренных реформ" - и есть подлинное бабство человека.

Героическое - в действительности есть бабское. Это _б_а_б_а_ жаждет внешних

перемен, чтобы продолжать оставаться спокойной внутри, что "всё хорошо и всё

идёт так, как надо". Нетрудно видеть, что в этом смысле, всякое внешнее действие

- есть лишь удобное средство успокоить самого себя, договориться со своей душою,

совестью, сознанием. Мол, сделал то, что должно, изменил то, что надо, ощутил

себя настоящим мужиком, воином - и спи спокойно, продолжай быть всем довольным.

Типа, почивай (как в своё время Его ученики; как Адам, когда Ева. . , и т.д.).

Стремление совершенствовать внешнее изобличает нежелание изменять внутреннее, то

есть самого себя, собственное своё сознание, свою систему ценностей. Вот это-то

и есть настоящая духовная слабость. Она не позволяет покаяться, она не позволяет

осознать самого себя. Ибо познание себя и покаяние - одно и то же. Собственно,

речь тут идёт о __т_и_п_и_ч_н_о_ _б_а_б_с_к_о_м_ переносе своей вины на нечто

другое.

И здесь мы подходим к центральному пункту этого изложения (вообще-то странно,

что вы продолжаете читать:) Ибо эта бабская переадресация вины - о ком бы речь

ни шла: о всём человечестве, о "бабской" составляющей нашей души, или о женском

бабстве непосредственно - в действительности основывается на ещё более глубокой

вещи. На перманентном желании (и потребности) чувствовать себя _х_о_р_о_ш_е_й_.

Всегда и при любых обстоятельствах. Придумывая любые лазейки, чтобы себя

оправдать. Или, что ещё хуже, признавая себя виноватым (плохим) на словах, всё

равно оставаться с глубинным ощущением своей упокоительной "хорошести".

_Б_а_б_с_т_в_о_ и покаяние, _б_а_б_с_т_в_о_ и связанное с покаянием сознание

своих проблем, своей слабости и немощи, своей вины, да и сознание просто -

_в_е_щ_и_ _в_з_а_и_м_о_и_с_к_л_ю_ч_а_ю_щ_и_е_. Где есть _б_а_б_с_т_в_о_, там

покаяния, трезвой самооценки и мучительного осознания своих недостатков уже нет.

Как нет и просто сознания. Как нет богословия. Как нет христианства. Как нет

ответственности. И до тех пор, пока не научимся мы быть мужчинами, ничего этого

не будет - а в основе человеческого общества будет лишь одно тупое,

бессмысленное и безысходное размножение, которое есть прерогатива женщин. А мы

так этого и не осознаём. . .

Но спрашивается: а способствует ли сложившаяся ситуация такому осознанию

мужчинами описанной здесь проблемы? Ситуация в Церкви, в обществе, в семье? О

том, чтобы женщина была помощницей мужчины и твёрдо осознавала своё место в

мире, речи теперь вообще не идёт. Речь идёт о мужчинах. . . Мужчины оказались

поставлены в ситуацию, когда для осознания всего изложенного нужно прилагать

некие сверх-усилия.

_Б_а_б_с_т_в_о_ _с_в_я_з_а_н_о_ _с_ _н_е_т_е_р_п_е_л_и_в_о_с_т_ь_ю_. Именно

из этого человеческого, а на самом деле - животного свойства, и вытекает

страстная жажда внешних преобразований да перемен. Вот с чем ещё связано это

нежелание менять своё сознание, культивировать строгое до суровости отношение к

самому себе и, в конечном счёте, становиться человеком. _Б_а_б_с_т_в_о_ во всех

его формах, во всех проявлениях, у всех, им обладающих - есть животность. Такая

непосредственная животность, не осознающая саму себя, не умеющая себя судить,

чистенькая такая, аккуратненькая. . .

Однако есть ещё и мужской путь, противостоящий "бабской революционности",

этому внешнему героизму малолеток: ничего не меняя, просто _о_с_о_з_н_а_т_ь_

происшедшее. Научиться внутреннему мужеству; научиться судить самих себя.

Почувствовать себя ответственным за то, что было сделано предшественниками. И

жить с этим чувством осознания своей ответственности и своей вины. И бороться -

как с пошлым соблазном внешне всё изменить, всё улучшить, всё реформировать, так

и с нашим тотальным желанием себя оправдать. Ибо само по себе глубокое, твёрдое

осознание проблемы уже кардинально всё меняет. Собственно, оно и есть уже

решение. Маркс говорил, что сама идея становится революционной силой, когда

овладевает массами.

Это смешно: не отличать христианства сущностного от исторического его

воплощения. Но ещё смешнее пытаться вновь и вновь реформировать его, пытаться

вернуться вспять. "Никогда не бывает так, как было". Итак: не меняя ничего,

нужно всего лишь изменить самого себя, изменить своё отношение к проблеме.

По-настоящему мужской путь - это путь внутренний, путь созерцательный, путь

мучительного осознания собственной ответственности и вины. И на это-то никто и

не оказывается способен. . . Все хотят чувствовать себя голливудскими героями,

порождая всё новые и новые расколы да реформы. Вот последнее слово:

_в_п_о_л_н_е_ _д_о_с_т_а_т_о_ч_н_о_ _н_е_ _д_е_л_а_т_ь_ _н_и_ч_е_г_о_. Просто

всё осознать. Познать самих себя. Но на это никто и не оказывается способен.

Вот этим принципом не только христианство и человечество в целом, но даже и

отдельные люди никогда не руководствовались. И упомянутое _б_а_б_с_т_в_о_ уже

завело нас в колоссальные дебри; мы заблудились в неумении понять сами себя,

окружающий мир, Бога. . . Мы живём в мире иллюзий, в мире вымышленном. В мире

мифов, где мы придумали себя сами, чтобы постоянно чувствовать себя хорошими. Мы

плетём вокруг себя сказку, лишь подкрепляющую хорошее наше мнение о самих себе.

Ну чем, спрашивается, это не бабство?

.

Я знаю, вам неинтересно всё это читать. Тогда просто суммирую все мои

рассуждения. _В_о_ _в_с_ё_м_ _в_и_н_о_в_а_т_ы_ _м_ы_. И в грехопадении Люцифера.

И в грехопадении Адама. И в распятии Христа. И в разделении Церкви на две

половинки. И в полной деградации христианства. И в христианском "трансвестизме"

Церкви. И в тотальном обабивании женщин. И в господстве их над нами. Но мы,

христианские мужи, оказались настолько _б_а_б_ы_, что искренне продолжаем

считать, что сами тут ни при чём. Это другие во всём виноваты, а мы-то ведь -

хорошие. . . К нам всё это совсем не относится! Не правда ли, какой прекрасный

покаянный дух?! Какая глубина самосознания. . . И ужас в том, что никто, совсем

никто, не понимает этого! Все себя по-бабски оправдывают.

Это было написано для тех двух-трёх человек, которые найдут этот отрывок по

ключевым словам, и, возможно, поймут. . .

Чёрт, да ведь о христианстве я так и не рассказал. Так вот, христианство в

его изначальном, первозданном, самом чистом, так сказать, "небесном" виде - это

религия пожертвования детьми. Как бы подчинения их чему-то высшему. Или, смягчая

это рассуждение - некоторой вторичности материнства от ценностей высших, мужских

(разумеется, если у данного мужчины, данных мужчин или у данного общества они

вообще являются таковыми). Авраам был готов принести в жертву единственного

своего сына (тоже, кстати, во имя неких высших ценностей) - и Бог производит от

него народ, в котором воплощается Ипостась Его, Бога. Да, впрочем, и Сам Бог

также жертвует Своим Сыном, и тоже во имя той ценности, которую иные не считают

вовсе высшей - во имя этого мира, во имя его полноценного развития. Собственно,

уже этих двух библейских примеров достаточно для того, чтобы понять:

христианство призывает нас к ценностям более высокого порядка, чем простое

потребление, технический и всякий прочий прогресс, и тривиальное деторождение.

Оно учит видеть истинное место деторождения во всей системе наших жизненных

координат. Так вот: место это - не первое.

Ну да, Бог говорит Адаму и его жене: "плодитесь, размножайтесь". Однако нигде

Он прямо не заявляет, что это самое важное. Нас снова как бы проверяют, ставят

перед выбором: а ну-ка, посмотрим, по какому пути вы, ребята, пойдёте. . . От

нас самих требуется "допетрить", что дела обстоят скорее наоборот, и Библия нам

это доказывает. И доказывает вся человеческая история - народ, полностью

отдавшийся семейной жизни, заботе о потомстве, стремительно вырождается, он

оказывается бесплодным в духовном отношении, он создаёт себе тьму надуманных и

условных ограничений. . .

И потом: а каким способом первые люди должны были размножаться там, в Эдеме?

Разве пример Нового Завета не ясно это показывает? И почём знать, быть может

размножение должно было оказаться ещё одним испытанием для перволюдей - на

предмет их, так сказать, духовной устойчивости? Разве не испытывал Бог Авраама?

Христианство - это пренебрежение благополучием, сытостью и "уверенностью в

завтрашнем дне". Те, кто читал Евангелие, и сами в этом убедились. Однако

посмотрите, с какой целью идут женщины в храм. У одной - изменяет муж, у другой

болеют дети, у третьей проблемы с финансами. . . И все они стоят и слёзно

молятся у очередной чудотворной иконы - типа, чтобы всё у них стало хорошо.

Помилуйте, да ведь смысл-то христианства не в том, чтобы все было хорошо! Его

смысл в стремлении к улучшению себя, своего сознания, своего отношения к любым

житейским проблемам. Молиться у иконы об увеличении дохода - чистейшее

язычество. И вот, изначально, уже от природы самодовольные тётки толпою прут в

храмы, где учат их быть ещё более самодовольными. А вслед за ними топаем и мы...

Христианство - это совсем другая, мужская религия. Нынешний вариант - это

адаптация его к бабам, и способ приспособления к ним же мужиков. Это форма, в

которой совершается наше заземление.

С чего мы там начали? А, вспомнил, что главное в учении Христа - это

качественно иное отношение к другим, это изменение себя, своего сознания. Это

работа над собой. Это полное переключение на иную, вне-материальную систему

ценностей. И в церкви нам говорят: да-да, всё это, конечно, надо. А вот для

того, чтобы это хорошо получилось, необходимо соблюдать то-то и исполнять то-то.

Иначе ничего не получится. Мы, церковь, имеем двух-тысячелетнюю практику на сей

счёт... у нас тысячи святых и подвижников благочестия... мироточение икон...

благодатный огонь в Иерусалиме... у нас Таинства, преображающие человека

изнутри. Дальше начинается изумительный, веками отработанный пи-ар.

И мы верим ему. Почему бы и нет? Мы люди серьёзные, пришли сюда не в бирюльки

играть. Мы готовы делать то, что с такою убеждённостью заявляют более опытные

люди. Мы видим, что они сами искренне в это верят. Мы начинаем делать то, что

нам говорят.

И не замечаем, что то самое отношение к другим, наша волевая и сознательная к

этому устремлённость оказывается _в_т_о_р_и_ч_н_о_й_, подчинённой по отношению к

обряду. И поверьте, не имеет никакого значения "крутизна" такого обряда, пусть

это будет хоть метафизическое приобщение к Тому самому Христу (Причастие). Нам и

в голову не приходит, что вторичным должен быть как раз обряд. О фразах Христа

непосредственно на сей счёт мы как-то уже не вспоминаем.

В результате (коль скоро обряд и впрямь "крутой", оспаривать его мы не будем)

человек постепенно начинает сосредотачиваться на неукоснительной правильности

его соблюдения: ну как же, если где-то ошибёшься, то не достигнешь изначальной

цели. Правильные, безукоризненные фразы нас лишь дополнительно гипнотизируют:

типа, если будешь исповедывать грехи без должного внимания, без подлинного

раскаяния, то не очистишь душу. И если будешь молиться формально. И если не

выпьешь утром святой воды. И если будешь креститься не теми пальцами и не в том

направлении...

Наше сознание не только переключается на соблюдении правильности обрядов -

вся натура, всё наше существо постепенно всем этим "зомбируется". Полностью

меняется наше отношение к миру, и к другим. Человек начинает жить как бы в

другом мире, на другой планете. То самое отношение к другим, ради которого всё и

затевалось, становится теперь для человека вторичным. Он начинает мерить других

по тому, насколько правильно и точно они соблюдают обряд. То есть - так же, как

он, или нет. Он же так старался! Он-то знает себя, насколько был добросовестен!

И вот, если они делают что-то иначе, он начинает их ненавидеть. Совершенно

незаметно он становится _э_т_а_л_о_н_о_м_ _д_л_я_ _с_а_м_о_г_о_ _с_е_б_я_.

Человек с его обрядами становится центром Вселенной.

Всё, круг замкнулся: мы вернулись в животный мир, но уже на новой высоте. А

разница-то? Волк тоже считает, что прав он, а не овцы. Если он голоден, то он

более прав, чем другие волки. А наш христианин начинает считать себя более

правым, чем его единоверцы: он более правильно молится, чем они. Он исповедуется

каждую неделю, а они - раз в месяц. У него духовник лучше. У него более

"намоленный" храм. Он вообще ездит на службу в древний монастырь, известный

своими старцами. Там вообще знаменное пение! У них певчие знают крюковое

письмо!!! И он ездит туда на "опеле", а они - на "бэхах" и "мерсах". Значит он

более прав, чем оппоненты. Зайдите-ка на любой христианский форум...

И если вам будут говорить, что описанный процесс единичен, что это проявление

недостатков (слабостей) отдельных людей - не верьте. Это - единый, отработанный

тысячелетиями механизм. Это как раз и есть система, и те самые подвижники

благочестия, святые, благодатный огонь, пресуществление на евхаристии - все они

существуют вопреки, а не благодаря ей.

То же самое наблюдаем и в международных делах. Русская Церковь Заграницей

считает себя "благодатнее" Московской Патриархии, она типа не запятнала себя

сотрудничеством с КГБ. Московская Патриархия считает себя "благодатнее" Церкви

Греческой, так как эта последняя подписала унию с католиками. Греки считают себя

"благодатнее", чем русские, так как у них более правильный древний обряд, да и

вообще русская метрополия от них безгодно откололась и самочинно объявила себя

патриархией. Иерусалимская Церковь считает себя "благодатнее" Греческой, так как

с Иерусалима всё, собственно, и началось (типа, географически они ближе к

Христу). Ну и так далее... Какое, к чёрту, единство? И вообще - при чём тут

благодать?

"И глазами смотреть будете, но не увидите..." (Мф. 13, 14). И вот, все

смотрят на это положение дел, и не видят. Они все загипнотизированы благодатью и

ритуалами. Они все прошли через описанный процесс. Они все сначала хотели как

лучше, а получилось как всегда.

Но в чём же корень? В том, что обряд и отношение поменялись местами. Ну чего

вы там молчите? Если я неправ - скажите мне об этом!

Я не призываю к реформированию, всё это уже было. Я говорю об

общецивилизационных изменениях. Я говорю о трансформации человеческой природы, и

как она теперь изменяет христианство.

Все мы живём в этом процессе, вот там о начался, там он продолжается, тем-то

он закончится. Я хочу, чтобы мы все в этом ориентировались, чтобы понимали, что

происходит, только и всего.

Однако продолжим. Любовь к другим оказывается теперь красивой декларацией,

она также сведена до уровня обряда. Вы никогда не видели, как непосредственно

перед Великим Постом православные просят друг у друга прощения? И уходят потом

из храма типа все такие чистые, просветлённые... Но вы не заметили, с какими

лицами они целовались. Даже те священники, которые издавна ненавидели друг

друга. Скрепя сердце, с тщательно подделанной улыбкой... А я - видел.

Попробую объяснить всё это иначе. Когда-то у большинства из нас возникает

желание понять, что такое христианство. Присущее нам некое общее "чутьё истины"

говорит о том, что во всём этом что-то такое есть - и дельное, и важное, и

серьёзное (присущее нам - то есть мужчинам; у женщин есть только "чутьё

хорошего"). Мы приходим в храм и начинаем присматриваться к тому, что там

делают: крестятся в определённые моменты службы, кланяются, исповедываются,

причащаются. . . Всё это нужно - объясняют нам - чтобы спасти свою душу, очистив

её от всевозможных грехов. Чем лучше исполняешь всё требуемое здесь, в храме,

тем лучше загробное существование твоей души. Но мужская интуиция говорит, что

во всём этом храмовом благочестии есть что-то не то, что суть - не во всех этих

многочисленных ритуальных действиях, да и само желание спастись неуловимо отдаёт

чем-то бабским. Эта потребность в утешении, в уверенности, что и после смерти

всё будет хорошо, эта успокоенность ритуалами, то есть христианство Великого

Инквизитора Достоевского (http://az.lib.ru/d/dostoewskij_f_m/text_0110.shtml,

глава V) - есть не наша мужская вера, но нечто, приспособленное к запросам

изначально (духовно) слабых существ. Это не что иное, как

"христианство-для-женщин".

Далее, мы находим себе грамотного, очень опытного наставника-духовника,

который через много-много лет послушания ему, привьёт нам сознание, что

христианство - это высокий духовный опыт, это жизненный подвиг, это неустанный

труд по возделыванию и очищению собственной души и развитию духа, по

отслеживанию в себе мельчайших проявлений пошлых страстишек, что это - на самом

высоком уровне - "умная" молитва, непрестанно совершаемая в нашем сердце. И всё

это - во имя преодоления в себе некоей изначальной порочности, всё это также для

очищения души и последующего индивидуального спасения. Конечно, всё это очень

круто, но опять же - неуловимо отдаёт чем-то трусливо-бабским.

И, наконец, нам говорят, что христианство изначально - это глобальный проект

по объединению всех людей в единое конструктивное целое. Это качественная

перестройка всех отношений - личных, политических, экономических - с целью

объединения всего человечества в единый живой, осмысленный и мыслящий,

творческий и чувствующий организм, это преодоление земной ограниченности

человеческого рода, это прежде всего умение найти самого себя, своё призвание и

суметь соотнести его с задачами этого единого целого, это не только работа над

собой, но и постоянный творческий поиск. Христианство - это не свечки в храме,

не верба, и не иконки, висящие на приборной доске автомобиля, но нечто большее -

модель иной, преобразованной Вселенной, это модель отношений людей друг к другу

и к природе в целом, это цель жизни и всего человечества и нас самих. Тут мы

чувствуем, что это и есть настоящее, мужское христианство.

Но увы! - выглядит всё это слишком абстрактно. И потому совершенно непонятно,

как применить эти красивые словеса к нашей индивидуальной личности - в отличие,

скажем, от вполне реальных свечек, просфорок и причастия. Из этой абстрактности,

кстати, очень легко скатиться в подростково-протестантсткое отрицание всего

исторического христианства вообще.

Ну так вот и нужно заняться этим "сведением" общего, абстрактного,

идеального, и своего, конкретного. Только тогда мы и поймём смысл христианства.

Только в этом и может заключаться христианство наше, мужское. С другой стороны,

цельное христианство может слагаться и как результирующая из мужского и женского

его понимания - почему бы и нет? Разумеется, каждый выбирает "в меру своей

испорченности". Но ведь воцерковляющимся христианам никто никогда мужского

понимания не предлагал. Им предлагали вербочки, просфорочки и святую водичку. Им

предлагали христианство, изначально подходящее лишь для женщин.

Совсем не обязательно огульно отвергать то, что было накоплено человечеством

за 2 тысячи лет. Но почему бы нам, мужикам, не заявить о себе, почему бы нам не

отыскать в христианстве наше - общее, творческое, мужское? "Жизнь, имеющая иной,

более высокий смысл, чем просто вращение среди радостей тленного мира. . . Тот,

кто чувствует себя целиком обязанным земле, никогда не будет до конца счастлив"

(В.Шубарт).

Мне скажут, что представленный образ "мужского" христианства - нежизнен, это

религия сильных духом одиночек. Мол, нужно не забывать и о потребностях широких

масс, об их слабости, потребности в утешении, и всё такое. Но двухтысячелетний

опыт "удовлетворения" в первую очередь их плебейских религиозных нужд уже,

считай, провалился. Почему бы не попробовать какой-то другой вариант?

Упаси Бог, автор вовсе не против счастливой семейной жизни и не против детей.

Кот обожает своего Котёнка, старается заботиться о нём, понимать его и общаться

как можно больше. И автор вовсе не против самого потребления, и, подобно всем

смертным, также предаётся всяким утопически-гедонистским мечтаниям - о таком

хорошеньком макси-скутере, типа Suzuki Burgman, чтобы оттягиваться после работы

над текстами, о гараже на охраняемой стоянке, и даже о Thorens"e c тонармом SME

3012. . . Я отнюдь не призываю кем-то там и чем-то там во имя непонятно чего

жертвовать, совершать какие-то невозможные подвиги, следовать за Христом, брать

какие-то ещё кресты. . . Ну разумеется, нет. Каждый живёт так, как ему хочется.

Просто, не делая всего этого, не стоит называть себя христианином. Это не есть

христианство. Это - бабство.

Это злейшая ересь - считать, что богатство, и вообще обеспеченная, сытая

жизнь совместима с учением Христа. Это вещи взаимоисключающие (МФ. 6, 24). Как

невозможно быть одновременно мужчиной и женщиной, так невозможно одновременно

существовать в двух системах ценностей - женской и мужской. Одна из них

неизбежно подчинит себе другую. И даже нетрудно предположить, какая именно: та,

что "прочно стоит на ногах" (то есть женская) начнёт со временем доминировать

над мужской. И не нужно себя по-бабски утешать: мол, я и храм регулярно посещаю,

и неплохие деньги зарабатываю. Так вот: можно не посещать. Самодовольство и

самоуверенность, появляющиеся в душе от этих "неплохих денег" полностью

нейтрализуют любой христианский порыв.

Ну разумеется, если наш "добытчик" спросит обо всём этом в церкви, ему

заявят: уж лучше зарабатывать и посещать храм, чем вообще не делать этого.

Угадайте, почему ответят так? А вот и не угадали: потому что церковь (в отличие

от христианства) - и есть баба. А она, как известно, считает что всё совместимо

со всем. Вообще-то нельзя, но если очень хочется, то можно.

Христианская Церковь в её православном варианте превращает человека в бабу

потому, что ставит как деторождение, так и достижение святости выше, чем любое

настоящее мужское дело, которое оказывается теперь, как минимум, второстепенным.

Вот вам самый показательный, можно сказать, классический пример из нашей

истории.

Последний российский император был слабовольным, малообразованным, зависимым

и упрямым человеком. "Безвольный, малодушный царь", - констатировала Богданович

А. В. ("Три последних самодержца". М., 1990, с. 120). "Хитрый, двуличный,

трусливый государь", - так охарактеризовал Николая II председатель второй

Государственной думы Ф. Головин. "У Николая нет ни одного порока, - записал 27

ноября 1916 г. Палеолог, - но у него наихудший для самодержавного монарха

недостаток: отсутствие личности. Он всегда подчиняется" (Палеолог М. "Царская

Россия накануне революции". М., 1991, с. 126). Министр финансов писал о нём: "

Царь... не имел царского характера... Нужно заметить, что наш государь Николай

II имеет женский характер. Кем-то было сделано замечание, что только по игре

природы незадолго до рождения он был снабжен атрибутами, отличающими мужчину от

женщины. . . Этот лозунг - "хочу, а потому так должно быть" - проявлялся во всех

действиях этого слабого правителя, который только вследствие слабости делал все

то, что характеризовало его царствование" (Витте С.Ю. "Избранные воспоминания",

М., 1991).

А вот что думала о нём сама царица, Александра Федоровна. 13 декабря 1916 г.

она писала ему: "Как легко ты можешь поколебаться и менять решения, и чего стоит

заставить тебя держаться своего мнения... Как бы я желала влить свою волю в твои

жилы... Я страдаю за тебя, как за нежного, мягкосердечного ребенка, которому

нужно руководство". Домашний учитель цесаревича Алексея француз Пьер Жильяр,

находившийся при семье Романовых в течении 13 лет, вспоминал: "Задача, которая

выпала на его долю, была слишком тяжела, она превышала его силы. Он сам это

чувствовал. Это и было причиной его слабости по отношению к государыне. Поэтому

он в конце концов стал все более подчиняться ее влиянию" (Жильяр П. Император

Николай II и его семья, М., 1991, с. 135).

Далее Жильяр сообщал о "всегда больной" царице, "подавленной своим

могуществом, осаждаемой страхом, чувствующей, что над ней тяготеет ужасный рок.

. . Болезненные наклонности Александра Федоровна получила по наследству от

матери... Душевное беспокойство, постоянная грусть, неясная тоска, смены

возбуждения и уныния, навязчивая мысль о невидимом и потустороннем, суеверное

легковерие - все эти симптомы, которые кладут такой поразительный отпечаток на

личность императрицы... Покорность, которой Александра Федоровна подчиняется

влиянию Распутина, не менее замечательна" (там же).

Итак, последний русский государь по собственной воле оказался под каблуком у

своей жены, немецкой принцессы - истеричной, вздорной дуры с

интеллигентски-восторженным типом религиозности. Эта дура, в силу своих

заморочек, постоянно находила самые извращённые объекты для поклонения, для

приложения душевных своих сил - достаточно вспомнить пример того же Распутина.

Император же не смог ничего ей противопоставить, он слушался жену во всём. Как

результат - случайные, невежественные люди диктовали свою волю всей России.

Бывший министр иностранных дел С. Сазонов вспоминал: "Император царствует, но

правит императрица, инспирируемая Распутиным". Царская семья, сам институт

власти, наконец, оказались полностью профанированы в массовом сознании. Или,

выражаясь иначе, фигура царя перестала быть объединяющим началом, этакой

"функциональной точкой" для фокусировки идеологических сил. Выражаясь проще, в

обабившегося царя просто перестали верить. А ведь какие-то идиоты почти

наверняка скажут, что "империя погибла из-за бабы".

Но ведь за всё отвечал именно мужчина, царь. В результате также и его

неумелых и неумных действий развалилось не только могущественное, стремительно

развивающееся государство, погибли не только миллионы людей, но и он сам, и

жена, и почти все его дети. Однако как всё изложенное, так и профессиональная

некомпетентность монарха, не были приняты во внимание Церковью - что весьма

показательно. Поскольку император с семьёю были расстреляны, то есть "приняли

мученический венец", то и были благополучно причислены к лику святых.

Сакрализовали его за мученичество, но не за дело. Можно, конечно, допустить, что

личность императора надломилось под тяжелой ношей - гибнущей империей. Однако в

православии общим местом является утверждение, что Бог никогда не посылает

испытаний, превышающих наши силы.

Если до предела упростить схему происходящих тогда событий, то мы увидим, что

Николай II, в конечном счёте, выбирал между своим ребёнком и целой империей. Он

мог бы поступить, как Авраам, то есть, в данном случае, рискнув здоровьем

ребёнка, отлучить Распутина от престола, поставить на место психопатку-жену, и

навести порядок в государстве. Силы и средства для этого у него были. Но выбрал

он почему-то ребёнка и жену. Кстати: где в это время была "вторая ветвь власти"?

Куда смотрела? Так почему же такую "тряпку" причислили к лику святых?

Но как теперь мы назовём тех умников, которые скажут, что "великая империя

погибла из-за бабы"? Почему же из-за неё? А царь, выходит, тут не при чём? И

вообще: почему, собственно, империю называют "великой"? Да она была полностью

бабской, в ней доминировали типично женские ценности, и в этом смысле царь лишь

аккумулировал в себе соответствующие её черты. Есть у англичан великолепная

поговорка - "каждый народ имеет того правителя, которого заслуживает". Общество,

пропитанное бабством отлично "отзеркалилось" в обабившемся правителе. А всё

бабское, не подчинённое мужскому, обречено на постепенное вымирание. . . И

революцию 1917 года следует понимать именно как скачок страны в другую

крайность. Общество в то время "устало" от мещанства, оно нуждалось в крутом

реформировании. Не только общество, но и экономика тоже.

Между прочим, самого Сталина уважают даже не за "сильную руку", но в первую

очередь потому, что в обществе при его правлении мужские ценности доминировали.

Сталин сумел лишь прочувствовать их, и дать им новое развитие. Именно этот

момент чувствуют многочисленные его приверженцы. В экономике мужской тип

означает приоритетное развитие тяжёлой и военной промышленности, производство

средств производства; женский - ориентация на лёгкую промышленность, выпускающую

потребительские товары.

С уважением произнося имя "Сталин", мужчина имеет в виду не неуклюжий

командный тип экономики, не миллионы невинных, сидящих по лагерям, не чёрт знает

какой рост ВВП, и не ту самую "сильную руку", но, в первую очередь, систему

ценностей, близкую каждому мужчине, и персонифицированную в личности Сталина.

Ребята, давайте называть вещи своими именами: дело не в "сильной руке", но в

мужских ценностях.

Сталин сумел сделать то, с чем не справился Николай. Даже и в семейной жизни

первый повёл себя отлично от второго: власть, могущество государства, позитивный

образ вождя были для Сталина важнее "тихого семейного счастья". Конечно, Сталин

немало наломал дров (как, кстати, и Пётр I). Ну так, полагаете, стремительный

перевод такой огромной страны на другую, мужскую систему ценностей, может

обходиться без жертв?

Следующий "переворот" у нас произошёл, кажется, при Горбачёве... Не напомните

ли мне, какими были его отношения с женой? Такие, как у Сталина, или как у

Николая II? Ведь третьей модели, как известно, нет...

И ещё один вопрос: почему рядовой патриотический обыватель даже не в

состоянии адекватно оценить фигуру последнего императора? И один из моих друзей,

жуткий патриот, страшно напрягается, когда Кот загибает ему очередное

рассуждение о Николае II. Что им всем мешает понять?

А мешает нам всем поверхностность. Такая бабская поверхностность, любящая

внешний блеск богатства, власти, славы, почестей, мишуры. . .

Мужчина должен уметь как бы пожертвовать ребёнком, поставив интересы своего

дела выше интересов семейных, выше продолжения своего рода. Кто-то _д_о_л_ж_е_н_

уметь сделать это - так как женщина на такое решительно неспособна. И это,

кстати, нормально, так и должно быть.

Идеология, учащая нас, что "дети - превыше всего" не только превращает мужчин

в слизняков, но является, по сути, лживой и, в конечном счёте - губительной для

человеческого рода. Блин, на какие я тут масштабы замахнулся. . .

В любой взаимосвязанной, органичной системе, при ослаблении одного элемента,

его функции берут на себя другие, приобретая тем самым свойственные нашему

"неудачнику" черты. Прочухали уже, к чему я клоню? Если мы, мужчины, духовно

ослабли, то наши функции понемногу начинают выполнять женщины. И дело не в том,

что "времена нынче такие, что женщины испортились". Это мы, мужчины, оказались

не на высоте задач, поставленных перед нами временем. Феминизм тоже породили мы.

Это в первую очередь мы в нём виноваты - подобно тому, как Адам виноват в

грехопадении Евы. Нам, видите ли, спокойнее по старинке просто зарабатывать

денежки. Но сейчас этого уже мало.

И бороться с тем феминизмом нужно не одной критикой бабства, но

культивированием в себе подлинного мужества - когда умеют думать и понимать,

делать и отвечать, а не кулаками махать, да просто "обеспечивать семью".

Американские мужики неплохо умеют зарабатывать, научились больше 100 лет назад,

- ну и где у них семьи? Где у них нормальные женщины? Бороться нужно с

собственной, мужской инфантильностью, а не с бабством. Ну всё: сук, на котором

сидел Кот и строчил этот текст, отпилен:)

* * *

Не знакомьтесь с убеждёнными христианками. Дуры они все. И мировоззрение у

них дурацкое. И вообще - нынешние христиане (кстати, других никогда и не было)

имеют классически-манихейское мировоззрение. То есть мы возвращаемся к пункту,

где знакомимся с сектанткой.

Впрочем, нет правил без исключений. Однажды позвонила мне девушка (18/158/55,

Рак, обалденный голос, учится в медучилище, любит мужиков постарше). С первой же

секунды общения оба почувствовали, что решительно созданы друг для друга.

Понимание, эмпатия были просто супер. Далее был почти час настоящего блаженства

для ума и сердца. Сразу возникло ощущение, что мы всем подходили друг другу.

И тут вдруг она сообщила, что православная. Типа, имеет духовника, ходит в

храм. . . Я громко, в голос, застонал. Она удивилась - в чём дело? Ответил ей,

что наши отношения всё равно невозможны. Настоящий союз может быть основан лишь

на полном взаимопонимании, а я занимаюсь по жизни тем, что православные никогда

не примут. "Чем же?" - спросила она. И тут же добавила до боли знакомое: "И кто

Вас благословил?". Я честно рассказал, заранее зная, что мне ответят (это

говорят Коту решительно все православные). Именно это она и изрекла. И добавила

грустным голосом: "Извините, я не могу больше разговаривать с Вами" (увы!

церковный устав запрещает им даже трапезничать совместно с такими людьми).

На том и расстались. . .