Хроники Мировой Коммуны

Яна Завацкая. Диктатура пролетариата

Cлушай, я хлеба забыл взять. Может, зайдем на базу или в магаз? Заодно покажешь мне, где тут у вас жратву берут.

Дана взмахнула на Дыма ресницами.

– У вас же своя база, на стройке.

– Да, а в центре я ничего не знаю.

Магазин носил гордое наименование «Снежный барс». На черном фоне вывески сверкала эмблема – серебряный зверь, изготовившийся к прыжку.

– Это сеть магазинов, других у нас и нет почти. Если не считать госбаз, конечно. А деньги-то есть у тебя?

Торговый зал радовал глаз – зеркала, живописные горы фруктов, пирамиды из ярких коробок и банок. Организовано как на базе – ​набираешь продукты, идешь на кассу. Только выбор шикарнее. Дым взял ржаную буханку и связку ароматных бубликов. На кассе сидела бледненькая девочка лет пятнадцати. Молча пробила чек, достала пакет с фирменной эмблемой.

– Вика! – ​заорал густой дамский голос из подсобки, – ​тебе сколько раз, пилять, повторять, не ложь рыбу в общий холодильник! Ты чо там делаешь вообще?

Девочка вздрогнула, пришла в себя и ответила тонким голосом:

– Чек пробиваю, тут покупатели!

– Иди сюда, пилять, ты у меня щас языком будешь холодильник мыть!

Дана дернула приятеля за куртку. Дым стоял с полуоткрытым ртом – ​хлеб в одной руке, пакет в другой – ​и, судя по выражению плохо бритой физиономии, собирался немедленно кого-то бить.

– Пошли, Дым! Это у них всегда так. Сейчас все объясню.

Они вышли на улицу.

– Детям же запрещено в частных предприятиях, – ​выдавил Дым. Дана вздохнула:

– А девочка и не работает. Она маме с папой помогает, бесплатно. И так у них во всех магазинах. Понимаешь, фирмы, где больше двух рабочих, платят такой налог, что производство уже невыгодно. А у нас в городе зарегистрировано сотни полторы мелких предпринимателей – ​это и фермы, и перерабатывающие, и магазины вот, и в каждом по двое рабочих и один хозяин. По налогам выгодно. А кроме этих двух рабочих – ​жена хозяина, якобы домохозяйка. Дети хозяина. Мать и отец хозяина, братья-сестры, тетки, кузены всякие. Они все не оформлены, разумеется. Но придраться не к чему – ​дело семейное. Кормят весь город. Фирмачи все формально независимы. На самом же деле вся выручка поступает неким Барсятникову и Фролову, владельцам двух самых крупных магазинов. Кстати, эта девочка на кассе – ​дочь самого Барсятникова. Барсика нашего, чтоб его.

– Вот ёклмн! И ничего не сделаешь? Все по закону?

– Подожди, – ​зловеще произнесла Дана, – ​сейчас на собрание придем, там будет еще интереснее.

Биография Дыма была ясна как стеклышко. Родился во время войны, учился в школе-коммуне в Перми, затем два года армии и три года сверхсрочной на Тайване, где пытались закрепиться китайские буржуи. Госпиталь после ранения, курсы строителей, первая работа здесь, в Кузине, на строительстве пищевой фабрики, и первый курс заочного факультета промышленного строительства – ​сейчас каждый где-нибудь да учится. Еще в школе решил вступить в комсомол, а на строительных курсах – ​кандидатом в компартию, но так как теперь он переехал в Кузин, то требовались и новые поручители, и эту роль охотно взяла на себя рыжая Дана, работница местного «Электрона», мастер-оператор автоматической линии.

В бетонном блоке местного издательства на первом этаже обосновалась городская организация компартии: зал для собраний и сборная комната. Стеллажи с бумажными книгами классиков марксизма-ленинизма вдоль стен, экран, диваны, столики, нотики и планшеты на полках. На стене – ​космические репродукции Алексея Леонова. Здесь всегда кто-нибудь тусовался, не только коммунисты. Сейчас все партийные помещения были заполнены народом, Дыму незнакомым, но в сборной сидели друзья Даны. Олег махнул вошедшим рукой. Дана и Дым подсели к столику. Смуглый незнакомый парень протянул руку.

– Рашид, – ​он улыбнулся, – ​биофизик, в горклинике в научном центре работаю.

– Дмитрий Орехов, – ​представился Дым, – ​строитель.

Остальных он знал. Девушки, похоже, нервничали. Катя курила, заложив ногу на ногу, отчего кобура на ее бедре слегка выпирала. Дым попытался определить по рукоятке тип оружия и не определил, что-то новое совсем. Катя была «коброй» – ​от слова КБР – ​«комитет безопасности революции», – ​потому оружие носила постоянно.

– Мы с Димой тут в магазин зашли, – ​поведала Дана, – ​так что я его немного ввела в курс дела.

– А что, на собрании будет обсуждаться проблема с этими хозяйчиками? – ​заинтересовался он. Лена, учительница из коммуны, махнула рукой.

– Что ты! Можешь забыть. Это же у нас вовсе не проблема!

– Мелкое предпринимательство – ​опора экономики, – ​невыразимо ядовито вставила Катя, – ​Дан, ты ему главное-то объяснила?

– Потом. Катька, ты как хочешь, а я выскажу все, что думаю. Я подготовилась.

– Да высказывай, – ​пожала плечами Катя, – ​но что толку?

– На самом деле надо бы и экономические вопросы поднять, – ​высказалась Лена, – ​я на женсовете сколько раз твердила – ​ведь у них прямая эксплуатация рабского женского и детского труда! А они все – ​право выбора, право выбора… может, женщины хотят быть домохозяйками и помогать мужу.

– Я по итогам собрания в любом случае сделаю статью, – ​пообещал Олег, редактор и журналист «Кузинской правды».

– И мою пусть поместят! – ​добавила Дана. – ​Я тоже кое-что написала.

– Если бы люди просто у них не покупали, – ​пробормотал Олег.

– Ты же знаешь, как это, – ​пожала плечами Катя, – ​надо признать, сейчас, вот в данный момент, эти наши буржуйчики эффективнее и привлекательнее, чем базовое госраспределение.

– Я что-то не понимаю, – ​начал Дым, – ​а почему этими вопросами не займется собственно партийная организация? Извините, ребят, но у вас странно как-то. Где ваши руководители, где ведущий коллектив? Я вот новенький приехал – ​ВК даже интереса никакого не проявил! Ладно еще вас хоть нашел, а ВК только в сети числится, я даже имена их забыл.

– Да, Дым, – ​Лена положила руку ему на плечо, – ​у нас – ​странно, это ты верно сказал. Нам идти пора, смотри!

Зал уже был полон. В президиуме занято пять мест, как обычно – ​ведущий коллектив, кассир и контролер ВК. Четверо мужчин, одна женщина. Тот, что сидел в центре, дородный, со светлыми бакенбардами, показался Дыму знакомым – ​вероятно, видел его портрет на сайте?

– Знакомься, Дым, – ​шепнула сбоку Дана, – ​это наши городские партийные руководители. Ведущий коллектив. Три человека: Вадим Барсятников, его жена Мария Барсятникова, и Геннадий Фролов – ​его напарник по бизнесу и совладелец сети «Снежный барс».

Голос у Барса был глубокий, мощный. Когда он вещал, все казалось светлым и справедливым. Барс докладывал о делах партийной организации за последний год, и Дым шепотом уточнил у Даны, неужели это первое за год общегородское собрание? Девушка кивнула. Протянула Дыму комм, на котором было набрано сообщение.

«Они бы и это собрание не провели, да ведь сегодня надо выставить кандидатов в Совет».

«Какого саурона вы их выбираете?» – ​набрал Дым. Дана нервно пожала плечами. Нагнулась к его уху.

– Вон видишь первый ряд? Смотри слева направо: двоюродный брат Барса, мать Барса, тетка Барса, бывшая жена Барса, муж бывшей жены, сын от первого брака…

– И все красные? – ​прошептал Дым.

«Как арбуз», – ​набрала Дана на комме. Дым хмыкнул. Тем временем Барс завершил краткий доклад.

– А теперь, товарищи, перейдем к следующему пункту повестки дня!

– Минуту! – ​Дана выпрямилась словно пружина. – ​А как же прения по первому пункту?

Барс развел руками.

– Дорогая товарищ Дана, какая сейчас может быть дискуссия? Все вопросы потом, у нас еще есть пункт «разное».

– Не пойдет! – ​резко выкрикнул Рашид, – ​дайте высказаться членам организации!

– У нас тоже есть мнение, – ​Катя говорила спокойно, но ее голос перекрыл шум, хотя в зале уже зашумели недовольно, и Дым расслышал в ворчании сзади: «Вечно эти чокнутые воду мутят, лечиться надо».

– Именно так! – ​Дана снова вскочила. – ​Вы тут говорили о проделанной работе. Так вы ничего за год не сделали, вообще ничего! Три мероприятия для галочки! Кому вы врете?!

– Ну-ка тихо! – ​рявкнул внезапно Фролов, третий член ВК, треснул кулачищем по столу.

– А ты мне рот не затыкай! – ​Дана покраснела от злости. Дым поднялся рядом с ней. Представил вой сирены, треск пальбы, и мерный грохот разрывов, и своих ребят за спиной, вжавшихся в землю. И рявкнул, как для взвода в этих обстоятельствах:

– ХАМСТВО ПРЕКРАТИТЬ!

В зале настала мертвая тишина. Барсятников встал с той же полуулыбкой на лице, перегнулся через стол, посмотрел на Дыма:

– Сядь, товарищ. Ты у нас, кажется, новенький? Как тебя зовут?

– Дмитрий, – ​буркнул он, но тут заговорила жена Барса:

– Предлагаю вынести коллективное предупреждение Дане Котенко. Она не дает нормально работать! Если еще раз такое повторится, придется удалить ее с собрания. Кто за мое предложение? Прошу голосовать.

Дым поспешно нажал на кнопку терминала и с изумлением увидел цифры на табло над головами президиума: «За – ​38, против – ​11, воздержались – ​12».

«Сколько здесь родственников Барса?»

«Не только его родня. Есть родня Фролова, есть их батраки, подчиненные. Всего их тридцать восемь человек в партии. А во всем городе нет и семидесяти коммунистов. Вот и считай, сколько у нас шансов».

Собрание занималось увлекательным делом – ​составлением партийного списка депутатов в горсовет.

Дым просмотрел на комме условия выборов. Шестьдесят процентов избирались от соцпредприятий, остальные – ​от общественных организаций, из них на компартию приходилось двацать процентов, или двенадцать человек.

Вел выборы контролер Боря, рожденный для артистической карьеры. Как пояснила Дана – ​свояк Фролова, фермер «Снежного барса».

– Вносим, товарищи, вносим предложения! – ​заливался он, словно ведущий телевикторины. – ​Итак, еще один депутат. Вот тут предлагает товарищ Ласкин из газеты, он хочет избрать Елену Савину. Есть другие предложения?

На табло появилось имя Лены с указанием профессии «учительница, школа-коммуна». И тотчас рядом – ​Леонид Барсятников, работник скотобойни «Заречная».

– Леню Барсятникова предложил наш Миша, он работодатель Лени, так что знает его с наилучшей стороны! Голосуем, товарищи, голосуем! Та-ак! Не спим на заднем ряду, подтягиваемся! Итак, внимание! Как мы видим на табло, Елена Савина получает 14 голосов, Леня – ​38. Остальные воздержались. Ну что же Леня, поздравляю тебя, теперь ты депутат горсовета! Это большая честь и большая ответственность! Похлопаем! Ах да, господин Барсятников, вы принимаете выбор?

– Господин?! – ​прошипел сзади Олег. Дана обернулась и понимающе кивнула.

– Оговорочки по Фрейду.

Родственники жали Лене Барсятникову руки.

Вскоре список был готов. В горсовет попали 12 мужчин, и все, как один, зависимы по работе или связаны родственными узами с Барсятниковым и Фроловым. Возглавляли список собственно сами предприниматели.

– Товарищи, уже поздно! Я предлагаю на этой радостной ноте завершить собрание!

– Как завершить?! – ​снова взлетела Дана. – ​А пункт «Разное»? Товарищи, мы не собирались уже год!

– Открытые совещания Ведущего Коллектива проводятся ежемесячно, – ​снисходительно пояснил Барсятников.

– Да ведь там вы меня и слушать не станете! Я хочу выступить на собрании! Я подготовилась.

– Котенко, вам уже сделали предупреждение! – ​рявкнул Фролов. Под разноголосый шум Барсятников завершил собрание.

Дана покраснела до корней рыжих волос, стиснула кулаки.

– Я им еще покажу! – ​пробормотала она. – ​Я этого так не оставлю!

– Если я могу тебе чем-то помочь… – ​начал Дым, но Дана не услышала – ​они как раз проходили в толпе через широкие двери на улицу. Вечер был ясный, луна горела ярче уличных фонарей. Победители вечера с женами и друзьями стояли в широком кругу и курили, увлеченно обсуждая свои дела.

Катька и Рашид закурили тоже. Вся компания молчала. Дыму вдруг показалось, что происходящее нереально.

Это противоречило всему его жизненному опыту. Он вспомнил бой за первое народное предприятие Тайваня: как лезли по склону морпехи ФТА, как было страшно – ​аж руки тряслись, а ведь все равно продержались. Он помнил, как ловили отряд диверсантов-подрывников, помнил узкие темные глаза парня – ​сына прежнего владельца заводов, ставшего боевиком. Дым выстрелил сразу, без колебаний и потом никогда не переживал из-за этого.

Другой мир, другие правила игры. Те – ​убивали, взрывали заводы, а тела попавших к ним в плен потом находили в таком виде, что лучше не смотреть и не помнить.

Но сейчас Дым видел смеющихся, веселых людей с серпами-молотами на лацканах и блузках. Две женщины перед ним обсуждали последний индийский сериал, мужчины рядом договаривались, когда и за сколько будут чинить тягач. Барсятников был обаятелен, смеялся, шутил с мужиками. Дым повернулся к своим – ​злые, нервные лица, напряженные взгляды, сжатые кулаки. Может, они правда – ​просто психи?

– Ну поздравляю, – ​с горечью говорил Олег, – ​теперь у нас и в партии рулят мелкие буржуи, и в горсовете они же будут рулить. То, что их там двенадцать человек, – ​только начало. Во-первых, у них родственники и на соцпредприятиях работают. Во-вторых, в горсовете они с каждым депутатом отдельно поговорят – ​деньги и блат на их стороне – ​и тоже получат большинство. А там, глядишь, и облсовет недалеко, либо обком партии.

– Черта с два! – ​резко прервала его Дана. – ​Этого не будет! Коммунисты мы или кто?

– Дан, это все верно, – ​вздохнула Катя, – ​но я же говорю, КБР их проверял от макушки до пяток. Они все чисты. Ни пулеметов, ни наркотиков, даже следов контры нет. Они абсолютно преданные коммунисты, чище нас с вами. Все, что делается – ​делается по закону.

– По линии закона – ​да, – ​возразил Рашид, – ​а вот по партийному уставу точно есть нарушения. Так что наверх надо еще раз писать.

– Надо. Напишем, позвоним, и сами съездим, – ​кивнула Дана, – ​но этого мало!

Она шагнула вперед. Ступила в освещенный фонарный круг, в круг смеющихся победителей. Подошла к Барсятникову, вскинув рыжую голову. Взглянула ему в глаза. Разговоры вдруг стихли.

– Не рассчитывай, Барсик, что все это так и останется, – ​произнесла девушка, – ​Народ не допустит.

Барсятников побелел, ноздри его раздулись. Дым с надеждой сжал кулаки – ​что если тот посмеет распустить руки? Но тут же лицо Барса разгладилось, он приветливо, как всегда, рассмеялся:

– Даночка, ну что ты кипятишься? Давай, пиши жалобы. А лучше заходи к нам, обсудим, чем ты недовольна.

– Вот именно! – ​вступила его жена, стройная и стильно одетая, с черными кудрями. – ​Можно ведь нам позвонить и зайти. Мы с Вадиком всегда дома и всегда можем принять вас по любому вопросу. Мы открыты!

Друзья Барса одобрительно улыбались. Дана почувствовала себя глупо. Но вскинула голову и взглянула на Барса.

– Знай, Барсятников, что я потребую суда рабочего класса, – ​тихо сказала она и вышла из круга.

На территории комбината «Электрон» сохранился древний дом культуры – ​еще времен первого Союза. Все, кого можно было освободить от работы в цехах, набились в зал – ​народ с «Электрона» составлял здесь значительное большинство. У ворот стояли автобусы – ​привезли желающих принять участие и с обувной фабрики, и с «Кашинки», и из железнодорожного депо, и из горклиники, и с предприятий помельче. Радужным пятном светился раскрашенный микроавтобус со старшими комсомольцами, прикативший из школы-коммуны.

В суде могли принять участие все трудящиеся города. Но автобусы и специальные приглашения предоставили только работникам соцпредприятий, повинуясь государственному требованию «приоритета трудящихся соцпредприятий» или, выражаясь классически, требованию диктатуры пролетариата.

Остальные неорганизованные граждане явились на суд самостоятельно, пешком или на личном автотранспорте. В зале сидела небольшая кучка работников предприятий Барса, сами Барсятников и Фролов на суд не явились.

В президиуме сидели нынешние сопредседатели горсовета. Сбоку – ​Дана, Лена и Рашид – ​свидетели обвинения, рядом с ними уселись женщина и мужчина, присланные областным комитетом коммунистической партии.

Дана подошла к столу президиума, веснушки ярко проступили на побледневшем лице. Девушка поправила микрофон на воротнике и начала говорить.

Дым почти не слышал ее. Он и так знал все, что Дана собиралась сказать – ​репетировали с ней три раза.

– …то, что произошло, не противоречит закону. Но давайте посмотрим внимательно на состав депутатов от компартии! Барсятников Вадим. Фролов Геннадий. Все знают, что они – ​сокомпаньоны по сети предприятий «Снежный барс». Далее, Барсятников Михаил, сын Вадима. Барсятников Леонид – ​племянник. Фамилия Барсятников в списке три раза, а Фролов – ​два. Далее, Доронин Петр, место работы – ​владелец сыроварни, дочернее предприятие «Снежного барса». Милкин Владислав, брат первой жены Барсятникова, с которой последний поддерживает хорошие отношения…

Дым покосился на приезжих из области. Женщина – ​высокая, с короткой стрижкой и поражающе большими серыми глазами. Кажется, биолог по профессии. Мужчина-партиец – ​с белесыми волосами и вытянутым узким лицом. Интересно бы с ними поговорить – ​они прямо к суду подъехали, но ведь потом останутся еще.

Начались прения. Лена рассказала о случаях домашнего насилия в семьях нынешних депутатов, не дошедших до милиции, но зарегистрированных женсоветом со слов свидетелей. На трибуну поднялся незнакомый рабочий с «Электрона»:

– У меня вопрос к обвинительнице. А как вообще вышло, что все эти люди были избраны? Куда наша партия смотрит?

Дана выпрямилась.

– А в нашей партии абсолютное большинство – ​из «Снежного барса». Вас, ребята, сколько раз приглашали вступать? Я сама по всем цехам хожу регулярно, наверное, всем уже надоела! У нас с «Электрона» всего пять человек в партии, и те не шибко активные! Никому ничего не надо, все устройством личной жизни заняты – ​а тем временем умные буржуи власть захватывают даже в партии! Так дождемся, что нам новые хозяева на шею сядут.

Мужчина почесал в затылке задумчиво:

– Это точно, – ​кивнул он, – ​я тебя помню, ты у нас тоже была. Ну я записываюсь! Где у вас можно в партию вступить?

Дым улыбнулся. Этот суд был возможен благодаря одному пункту в уставе партии – ​о том, что партия выражает интересы пролетариата на деле, и поэтому в случае спорных ситуаций партия обязана подчиниться массовому пролетарскому суду.

На трибуне сменялись ораторы. Они с возмущением говорили о произволе семейства Барсятникова, о том, что никак нельзя допускать эту шайку еще и в горсовет.

– И в магазинах у них обвешивают! – ​крикнула из зала работница обувной фабрики. Послышался смех.

– И цены как на Луне!

На трибуну выбралась бойкая черноволосая девчонка лет семнадцати.

– Товарищи! – ​пискляво, но уверенно начала она. – ​Наш коллектив школьной коммуны предлагает следующую резолюцию: обязать городскую партийную организацию выбрать в двухмесячный срок новый состав депутатов горсовета. В этом составе должно быть не менее сорока процентов женщин и не более двадцати процентов лиц, состоящих друг с другом в родстве!

– Уточнение! – ​изящно подняла руку женщина из областного комитета. – ​Я должна сообщить следующую информацию. Мы с товарищем представляем чрезвычайную временную комиссию обкома, и нам поручено провести в вашем городе партийную чистку. Если хотите, можно добавить в резолюцию требование – ​выдвигать депутатов только после чистки.

Резолюция была принята подавляющим большинством голосов. В предбаннике актового зала народ хохотал, рассказывал анекдоты. В углу на столике Рашид принимал заявления от желающих вступить в партию – ​выстроилась целая очередь. Глядя на это, Дана заметила:

– Кажется, можно чистку и не проводить! Нормальные люди у нас и так теперь будут в большинстве.

– Мы все-таки проведем, – ​улыбнулась женщина из обкома, – ​нам поручено. Да, Коль?

– Конечно, Алиса, – ​энергично кивнул мужчина, – ​мы их так почистим, перья полетят!

– Что-то мне даже страшно, – ​задумчиво произнес Дым, – ​а что вы будете делать?

– Кандидат? На испытательном? – ​спросила Алиса. Дым кивнул.

– Тут все просто, – ​стала объяснять она, – ​ты же читал устав, требования к коммунисту. Надо ведь не просто в партии числиться! Взносы, регулярные поручения, раз в год курс или экзамен по теории. Проверим, кто как это выполняет. Проанализируем все публичные высказывания и статьи этих товарищей. Дальше: бытовое поведение. Говорите, зафиксированы случаи избиений жен и детей? Тоже повод. Да, и у нас есть право исключать из партии. Как у чрезвычайной комиссии. Проверим каждого коммуниста у вас.

– Так у нас, может, три четверти организации исключать надо.

– Три четверти и исключим, – ​пожала плечами женщина.

– А Барсятников даже не явился, – ​презрительно сморщилась Дана.

– Явился – ​не явился, – ​вздохнул Олег, – ​а в газете он завтра прочитает о решении народного суда. Так что гулянку по поводу избрания народным депутатом придется отменить.

Лена болтала со своими старшеклассниками, и тут ее кто-то потянул за рукав. Перед Леной стояла девочка лет пятнадцати со светлыми хвостиками и испуганным худым лицом.

– Здравствуйте. Вы ведь из коммуны? – ​сбивчиво заговорила она. – ​Я ненадолго. Я Виктория Барсятникова.

Девочка быстро огляделась по сторонам.

– Здравствуй, Виктория, меня зовут Лена, давай в сторонку отойдем, – ​предложила учительница. Они отошли подальше, в угол, где от зала их отгораживала колонна.

– Лена, я с вами поговорить хотела. Понимаете, я хочу в коммуну уйти.

– Ну так это же прекрасно!

– Я раньше боялась. Мать каждый раз, как выволочку устроит, потом еще орет: тебя еще в интернат заберут, там бить будут, пахать там будешь как проклятая, темную будут устраивать.

Лена бросила взгляд на своих ребят – ​смеющихся, весело обнявшихся у дверей. Вика торопливо продолжила:

– Может, и будут. Может, и пахать. Так я и дома вкалываю – ​то на кассу, то ящики таскать, то мыть. Я работы не боюсь, вы не думайте. А насчет бить…

– Да не бьют у нас никого, – ​ответила Лена серьезно. – ​Работа – ​да. У нас свои теплицы, конезавод, цех от «Электрона» – ​платы собираем. Норма – ​двенадцать часов в неделю. Но никто не жалуется, ребятам нравится.

– Знаете, я дома не могу уже… – ​Вика смотрела в стену замершим взглядом.

– Понимаю, – ​мягко сказала Лена.

– Отец все время – ​вырастешь, отдадим за Васю, а он козел, Вася этот! Может, отец шутит, но я не хочу! Я, может, в Ленинград бы поехала учиться. Я врачом хочу стать. Я вот думаю, ну пусть в интернате плохо, но мне еще три года только в школе, а потом же никто не запретит ехать учиться, правда?

Лена положила руку девочке на плечо.

– Обещаю, – ​сказала она, – ​что у нас ты сможешь учиться и потом поехать куда угодно. И никто не будет тебя бить. И в интернате тебе будет хорошо. Ты мне веришь?

Вика вздрогнула. Выглянула из-за колонны:

– Но я это… понимаете, боюсь я. Меня мать убьет, если увидит, что я с вами тут говорю. А если я поеду – ​домой лучше не возвращаться! И потом, знаете, они и в коммуну за мной ведь приедут. Отец же знаете какой влиятельный. Я боюсь, меня заставят потом опять домой, и тогда знаете, что со мной сделают?

Лена покачала головой.

– Тебя защищает закон. Ты имеешь право с 12 лет решать, дома жить или в коммуне. Если что – ​тебя милиция защитит, у нас тоже есть своя милиция. А если ты боишься, лучше всего давай поедем с нами прямо сейчас. В автобус – ​и с нами. Не заходя домой. Вещи тебе в коммуне все дадут. Оттуда позвоним семье и сообщим о твоем решении. Ну что – ​рискнешь?

Лена вышла из-за колонны, обнимая за плечи светловолосую девочку, подошла к группе ребят. Учительница сказала несколько слов, и тотчас трое парней сомкнулись вокруг девочки, защищая ее от посторонних глаз. Вся группа коммунаров медленно двинулась к выходу, к автобусу, покрытому детскими разноцветными рисунками.

Дым до темноты слонялся с друзьями по городу – ​благо суббота. Наконец, забрели на огороженную территорию, где был заложен котлован будущей фабрики.

Над стройкой взметнулся исполинский пластиковый купол. По периметру уютно перемигивались цветные огоньки, взбегали вверх, снова спускались, внутри что-то глухо бухтело, переворачивалось, посверкивало временами. Зрелище завораживало.

– Все-таки это дико, – ​сказал Дым, – ​на Тайване, там было проще. Ты стреляешь, в тебя стреляют…

– Понимаю тебя, – ​серьезно ответила Дана, – ​я сама отслужила в Италии, там только ОЗК достали, радиоактивность же. Но проще – ​ты стреляешь, в тебя стреляют. А тут – ​муть какая-то, болото. Рожи эти – ​улыбчивые, такие приличные. И как подумаешь, что эти рожи могут в больших кабинетах потом оказаться... Как Первый Союз-то погиб?

– Ну мы тоже тут иногда… стреляем, – ​вскользь заметила Катя.

– Да и не только вы, но и обычные люди вообще-то в милиции регулярно дежурят, – ​добавил Рашид.

Дым нащупал руку Даны и осторожно сжал ее. Дана не выдернула ладонь – ​сухую, теплую, крепче сомкнула пальцы. К горлу Дыма подкатил комок.

– И все-таки, – ​вздохнула Дана, – ​ну ладно, в горсовет мы их не пустили. Из партии их Алиса с Колей вычистят. Но давайте уже вернемся к основе – ​к материализму. Пока люди в их магазины идут и деньги там оставляют – ​эти граждане будут процветать. А люди туда будут идти! Потому что безденежное распределение пока плохо работает. На базу за продуктами зайдешь – ​там хлеб и консервные банки. Колбасу завезут – ​сразу толпа, свой лимит на месяц выбирают. У них потом портится эта колбаса…

– Или странным образом в магазинах Барсика оказывается, – ​добавил Рашид, – ​с чем тоже бы надо разобраться.

– Даже не в этом дело. Предварительные заказы тоже у нас плохо работают. А к Барсику зайдешь – ​все, что угодно, пожалуйста. Конечно, все ломятся, и все за деньгами охотятся в итоге.

Дым покрутил головой:

– Подождите, ребята! А для чего мы тут фабрику-то строим?

Все замолчали, посмотрели на него. Дана вдруг придвинулась ближе и сама перехватила его руку.

– Пищевая фабрика! – ​с энтузиазмом воскликнул Дым, – ​она же все мелкотоварное производство вытеснит, всех фермеров. Крупное производство же всяко выгоднее мелкого. Мы здесь сорок линий гидропоники закладываем. Две такие фабрики кормят весь Ленинград, вы в Ленинграде на базах были? Там куда круче, чем у Барса в магазинах! Там все есть и всегда, а если нет – ​заказ за сутки выполняют. И все на автоматике, инженеры работают, биологи, на базах – ​роботы. Так что еще полгода – ​и разорится весь этот ваш Снежный Барс. Пусть на производство устраиваются!

– Н-да, а ведь ты прав, – ​произнес Олег, – ​боюсь, когда это до них дойдет, они фабрику и взорвать могут.

– На Тайване взрывали такие, – ​усмехнулся Дым, – ​мы им показали.

– Да нет, наш Барс поумнее, – ​возразил Рашид, – ​эти взрывать не пойдут. Они и на производство устроятся, что вы думаете. Дипломы себе сделают. В кабинетиках сядут.

– И это тоже наше дело, – ​ответила Дана, – ​смотреть, чтобы они не сели в кабинетиках. Если мы не будем смотреть – ​то кто?

– Правильно! – ​согласился Дым, – ​кроме нас – ​некому.

И уже решительно, не стесняясь, обнял Дану за плечи.