Хроники старого мага

Глава 9

Меня разбудил звук гонга. Лёжа в постели поверх одеяла и будучи полностью одетым, я долго не мог сообразить, где и зачем нахожусь. Память возвращалась медленно. Сказывалась моральная усталость. Тело отказывалось слушаться. Я был морально и физически истощён. С новой силой заболели ещё не зажившие синяки и ссадины по всему телу. Состояние было ужасным, хотелось снова погрузиться в сон, дать телу отдых и ни о чём не думать. Моё сознание плавало на грани сна и бодрствования. Где-то там остатки моей воли пытались пробудить меня и поднять из постели. Одновременно мысли об отдыхе и мысли о дисциплине, о боли и необходимости движения, о восстановлении и разумности совмещались в моей голове и плавали там, сменяя друг друга. Так продолжалось до тех пор, пока в мою голову не прокрались мысли об опасности, угрозе жизни и начавшейся войне. Только после этого я ощутил острую необходимость шевелиться, сделать всё возможное, для выживания своего и людей, окружающих меня. Эта мысль заставила меня выбраться из постели. Движение далось мне большой ценой. Тело взорвалось болью. Казалось, заныли все синяки на моём теле одновременно. В глазах плавали красные круги боли. Какое-то время я осмысливал своё состояние, стоя на карачках, упираясь в поверхность кровати всеми четырьмя конечностями и потрясая головой, отгоняя гул в голове. Мне потребовались значительные усилия воли и мускулов, чтобы спустить одну ногу с кровати на пол. А спустя некоторое время, когда туман боли слегка рассеялся, мне потребовалось столько же усилий, чтобы опустить на пол вторую ногу. Теперь я стоял на ногах, вот только руками я по-прежнему держался за кровать. Собравшись с духом, я оттолкнулся от кровати и принял вертикальное положение. Но, кажется, я не рассчитал силы. Мир вокруг меня зашатался, наклонился на бок, и я почувствовал, как пол начал стремительно приближаться к моей голове. Мне пришлось сделать несколько шагов в сторону, чтобы сохранить равновесие. В этот момент я понял, насколько моё тело стало деревянным и перестало слушаться моего разума. После нескольких шагов по полу, мне удалось найти устойчивое положение. И если я не упал головой на пол, то только потому, что упёрся в него руками. Мир продолжал кружиться вокруг моей головы. Сотрясение от остановки тела было столь сильным, что едва не сорвало всё мясо с моих костей. Тело опять отозвалось волной боли, а живот спазмом. Будь мне чем, то я бы непременно отрыгнул содержимое желудка. Несмотря на новые приступы боли, я предпринял новую попытку подняться на ноги. На этот раз вполне удачную. В конце этой эпопеи я стоял вертикально на ногах, хотя и не совсем твёрдо. Я произвёл глубокий вдох. Пора было возвращаться в этот мир.

Для начала мне надо было пробудить моё тело. Непосвящённому кажется, что сделанное мной — глупость. Но это не так. Я делал утреннюю зарядку. Правда, это только звучит так гордо. На самом деле зарядка выполнялась медленно. После каждого упражнения приходилось останавливаться и ловить равновесие. Приходилось постоянно следить, чтобы оставаться в этом мире. Тело не хотело слушаться. Но по мере того как я выполнял всё больше и больше упражнений, возвращался контроль. Я качался всё меньше, и постепенно приобретал устойчивость. В конце разминки я вполне устойчиво стоял на ногах. Меня ещё клонило в сон, но это было следствием усталости тела. Сознание вернулось и постепенно брало контроль над ситуацией. Окончив разминку, я решил сегодня не выполнять физическую нагрузку, дать телу отдых. Тело вполне слушалось моих приказов, но было измотано. Надо было дать накопить ему сил, а не добивать до конца. Оставалась только борьба со сном. Чтобы противостоять этому, я занялся уборкой. Для начала я спрятал палочку и оставшиеся перстни в тайник. Убрал со стола все компрометирующие меня бумаги. Собрал и подготовил к выносу книги. Что-то мне не давало покоя. Прислушавшись к себе, я понял, что хочу пить. За всеми хлопотами и заботами, болью и усталостью я совершенно упустил из вида потребности своего тела. Я слышал о таком. Сильно обезвоженное тело перестаёт подавать сигналы мозгу о жажде. Неужели я настолько обезвожен? Я дошёл до бочонка с водой, зачерпнул чашей воду и стал осторожно пить. Именно в этот момент на улице пробил гонг с призывом к завтраку. Жалобно заурчал желудок. Пора напитать тело. Заодно узнаю последние новости.

Взяв со стола книги, я направился к люку. Дернув крышку на себя, я вдруг обнаружил, что она прилипла намертво к полу. Какое-то время мне пришлось искать причину столь сильного заклинивания напольного люка. Это практически довело меня до истерики, пока я не вспомнил, что сам же его и запечатал заклятием. Осознав это, я испытал одновременно облегчение и горечь разочарования. Неужели я в столь плохом состоянии?

— Алохоморе.

После этих слов крышка слегка подпрыгнула на месте и отошла вверх.

— Люмос.

Зажег я навершие посоха и, откинув люк в сторону, стал спускаться по лестнице. Достигнув второго этажа, я вложил книги на полку магического шкафа. После чего продолжил движение вниз. Наружная дверь оказалась закрыта.

— Алохоморе, — и, выйдя на улицу, добавил — Нокс.

Солнечный свет практически ослепил меня. Некоторое время мне пришлось привыкать к нему. Казалось, что в этом мире есть только я, солнечные блики в глазах и почва под ногами. До меня не долетали даже звуки, обычные для крепости. Я наслаждался умиротворением, кратким мгновением тишины и покоя. Но лёгкий червяк опасности уже стал проникать в меня. Тишина! Почему не слышно людей? Ведь крепость переполнена людьми. Я зажмурился и стал часто моргать, чтобы быстрее восстановить зрение. Включить второе видение у меня в тот момент не хватило соображения. Постепенно картинка прояснилась. Я двинулся к площади. Оказавшись на площади, я нашёл людей. Женщины и дети сидели тихо возле своих повозок. Стояла неестественная тишина. В глазах женщин я прочитал обречённость. Некоторые плакали. Привычно я взглянул на вершину стены. Практически все мужчины и множество женщин стояли вдоль парапета и смотрели в сторону запада. Я почувствовал неприятный осадок внутри себя. Мой разум подсказал мне, что случилась очередная беда. Кажется, я стал привыкать к этому состоянию. Подниматься наверх стены сегодня я не стал. Возможно, сказалась усталость, а может быть мне не хотелось видеть этого. Медленно я прошествовал в столовую. Внутри люди сидели мрачные. Они, не спеша пережёвывали свою пищу. Среди них я увидал Назара. Пища, увиденная мною на раздаче, вызвала у меня раздражение, смешанное с отвращением. Моя усталость вкупе с негативными мыслями и событиями, произошедшими за последнее время, плохо влияли на моё пищеварение. И всё-таки тело надо было кормить. Набрав в чашу порцию овощного рагу и взяв чашу чая, я подсел к Назару.

— Что плохого случилось? — спросил я.

Он глянул на меня спокойными глазами, в которых накопилась усталость наполовину с обречённостью. Некоторое время осмысливал мои слова и ответил.

— К западу от нас поднимаются в небо два больших столба дыма. Похоже, что западные крепости пали. Люди, жившие в них и вокруг них, возможно уже мертвы, а те, что не умерли — стали пленниками. В лазарете спокойно. Кого могли — подлечили. Но людей убивают не раны и болезни, а отчаяние. Похоже, что надеяться нам больше не на кого, кроме себя.

— Но мы ещё живы, а это достижение. — Ответил я. — Я сделал подборку заклятий — при этих словах я поднял вверх руку с перстнями — так что мы ещё поборемся.

— Поборемся — кивнул он в ответ — В лазарете делать нечего. Мы отдыхаем. И тебе советую отдохнуть. Завтра — послезавтра на нас свалится орда. Лучше к этому моменту выспаться и набраться сил.

Я кивнул в ответ. Разговор больше не клеился. Я с трудом запихивал в себя пищу, тщательно пережёвывая и разглядывая окружающих. В столовой царила тишина, нарушаемая лишь стуком ложек в тарелках. Люди жевали пищу медленно и тихо. Не было разговоров, не было шуток, не было шума общения. В глазах людей действительно застыло отчаяние и обречённость. Отчаяние буквально витало в воздухе, казалось, что его можно пощупать, или хотя бы почувствовать на вкус и запах. Чувство было заразительным. Мне сильно захотелось уйти отсюда, отгородиться стенами своей башни. Меня ждали обряд восстановления и сон. Запив пищу чаем и убрав за собой посуду, я немедленно покинул столовую и направился к себе.

Закрывшись в башне и поднявшись к себе, я отправил посох в стойку. На этот раз я не стал располагаться на табурете. Я присел на кровати. Выпрямился, расслабил лишние мышцы, не участвующие в поддержании позиции. Освободил сознание от всех посторонних мыслей. Руки опустил вниз, наложил ладони друг на друга и приложил их внутренней частью к животу в районе центра воды. Я начал выполнять ритмичное дыхание животом.

Выдох. Медленно и плавно я проводил его на четыре счёта, надавливая ладонями на живот. Эта один, эта два, эта три, эта четыре.

Задержка дыхания. Эта пять, Эта шесть.

Вдох. Отпускаю руки, медленно и плавно впускаю в себя воздух. Эта семь, эта восемь, эта девять, эта десять.

И снова выдох без задержки. Как только тело усвоило алгоритм движения, я ввёл новую постоянную. Моё внутреннее видение открылось, и я увидел потоки жизненных сил. Вместе с новым вдохом я потянул жизненную силу в себя, наложив её поток на поток воздуха. Усилием воли я повёл поток жизненной силы к центру воды своего организма. Мысленно я свернул в центре воды небольшую глобулу, и направил в неё втекающую жизненную силу. Выдох, задержка, вдох, надавливая ладонями на живот. Постепенно мои ощущения стали меняться. «Глобула» наполнялась.

Момент потери сознания и переход в состояние глубокого сна я не заметил. Вот почему я расположился на кровати. Моё сознание отделилось от тела. Пространство расширилось и растянулось, исказилось. С трудом угадывалось направление вверх и вниз. Меня наполнило чувство парения и полёта. Тело отсутствовало или совершенно не чувствовалось. Моё сознание парило в пространстве, наполненном свечением самых разных оттенков и тонов. Эти свечения простирались во все стороны, скручивались спиралями и завихрялись в самых непредсказуемых формах. Эти потоки, вихри и спирали воздействовали на движение мельчайших частиц, наполняющих Вселенную. Эти частицы приходили в движение, создавая упорядоченный хаос, как бы ни казалось парадоксальным это выражение. Во многих местах эти частицы располагались очень плотно, выстраиваясь в замысловатые цепочки и создавая плотные сгустки материи. Но материя меня сейчас не занимала. Моё внимание было приковано к первоисточнику этого движения — к свечению. На уровне неосознанного, я понимал, что это свечение и есть источник жизни, а также магической силы. И меня этот источник манил. Ведь разгадав его работу, я мог увеличить свои способности. Или мне так казалось. Как зачарованный я смотрел на движение свечения и потоков частиц, но не мог уцепиться за него разумом. «Познание начинается с вопросов», так говорил мой наставник. Но в моей голове не было вопросов, только очарование. Разум отказывался работать в этом мире. Понимание не требовалось, только восприятие. Моё сознание плавало в этих потоках и делало меня счастливым. Было ещё нечто, что удерживало меня здесь. И это были образы, всплывавшие из пространства в моей голове. Мне говорили, что такое бывает, но как управлять ими, нас не учили. И я просто воспринимал образы как данность. Перед моим внутренним взором проплывали люди, города, поля и лесные массивы, моря с плывущими по ним кораблями. Я видел лица незнакомых мне людей, эльфов и орков. Армии, марширующие на марше. Где они? Но внешние пейзажи мне были незнакомы, а потому бесполезны. Перед моим взором мелькали сцены битв и крупных сражений. Когда они были? Или будут? Эти люди. Я их знаю, или буду знать? Эльфы и орки? Почему? В мельканиях сцен передо мной выплыло видение большого зала. Посреди зала стоял игральный стол, за которым сидели игроки. Чем-то они были мне знакомы. Кто они? Игроки разговаривали за игрой и передавали друг другу стаканчик с игральными костями. Раздавались насмешки и тихий говор. Мне стало интересно, и я решил посмотреть на них вблизи. Я заставил себя двинуться вперёд. Что-то было не так. Предметы в зале были не просто большими, они были огромны. Мне приходилось двигаться к столу, лавируя между предметов. При этом я двигался достаточно быстро для человека. Что это такое? Оказавшись рядом со столом, я понял, что сидящие за столом не просто огромны, они — гиганты. Или я слишком мал? За столом произошло замешательство. Сначала один игрок, а следом за ним и остальные игроки повернули головы в мою сторону. Они стали внимательно меня разглядывать. Будь я на их месте, то точно так же мог бы разглядывать мышь, вбежавшую в комнату.

— Этот, похоже, твой.

Сказала дама, сидящая за столом и разодетая в меха и шкуры. Её лицо можно было бы назвать красивым, не будь оно столь огромным. Говоря это, она толкнула рукой в плечо сидящего за столом мужчину. Крупный, надменный, дородный мужчина, облачённый в нарядные и роскошные одеяния, который до этого сидел расслабленно, наклонился ко мне и посмотрел на меня более внимательно. От его взгляда становилось тяжело, будто этот взгляд обладал массой каменной глыбы. Спустя некоторое время он ответил.

— Да, этот мой. Тот самый. — Вновь посмотрев на спутницу, он добавил — Как ты разглядела его под этой оболочкой?

На лице дамы появилось раздражение.

— Мои ближе к природе, нежели твои. А через них и я.

Мужчина кивнул головой. За столом раздались взволнованные голоса. Я расслышал слова «Запрет», «Нарушение», «Устранение» и много других, непонятных мне. Я почувствовал, что разговор идёт обо мне и сжался от страха. Любой из них мог прихлопнуть меня, не моргнув глазом. Что я мог противопоставить такой мощи? Мне захотелось убежать отсюда, но я не знал места спасения. Как я вообще попал сюда? Но не страх приковал меня к месту, более всего во мне заиграло любопытство. Что это за место? Кто эти… люди? Или не люди? Но тогда кто? Между тем дородный мужчина, признавший меня своим, поднял руку ладонью вперёд. Дождавшись тишины за столом, он заговорил.

— Моей вины нет. Не знаю, как он проник к нам, но это потом. Устранить его мы не можем. На нас запрет на убийство самостоятельно. Всё в своё время, когда его кость ляжет смертью. А сейчас надо его вернуть обратно.

Сидящие за столом начали друг за другом согласно кивать, соглашаясь. Кто-то спокойно, кто-то с неудовольствием. Дождавшись последнего кивка, дородный мужчина вновь повернулся ко мне. Слегка наклонившись ко мне, он сложил руки в молитвенном жесте. После чего проговорил.

— Возвращайся.

При этом он развёл руки в стороны, так что они оказались ладонями на уровне его плеч, и повернул ладонями ко мне. Его лицо было совершенно спокойно. Исчезла тяжесть в глазах. Вместо неё появилась бесконечная мудрость и доброта. Именно в этот миг я его и узнал. Этот лик рисовали живописцы и иконописцы на стенах храмов. Всевышний. Меня подхватили потоки энергии и унесли прочь. Пропали мои видения. Я возвращался.

***

Когда я открыл глаза, то долго не мог понять, где нахожусь. Видения ещё не полностью покинуло моё сознание. Часть меня была ещё там. Где там? В Академии меня и других учеников приучали относиться к высшим силам с почтением. Было ли реальностью моё видение? По крайней мере, эмоции были настоящими. Я испытывал страх, трепет и восторг. Пора было возвращаться. Нас ждала война, и к ней надо было подготовиться. Мне пришлось сконцентрироваться на реальности и происходящем. Пошевелив сначала руками и ногами, я медленно привёл своё тело в вертикальное положение. Конечности затекли. Поднявшись, я сделал несколько осторожных разминочных движений. Моё сознание полностью вернулось в наш мир, а тело подчинялось командам. Я мысленно осмотрел своё тело. Синяки ещё не сошли, но внутренние повреждения моё тело уже устранило. Я улыбнулся. Именно в этот момент на улице прозвонил гонг. Сосчитав удары, я понял, что это призыв к ужину. Меня накрыло лёгкое потрясение. Оказывается, что я проспал обеденный приём пищи. Вот что значит глубокий сон. В ответ на это осознание мой живот недовольно заурчал. Пора было накормить этого зверя. Мысленно усмехнувшись от этой мысли, я стал собираться на ужин.

Спуск и выход из башни не стал чем-то знаменательным. Самый большой отпечаток в моей памяти оставил путь в столовую. Пришлось идти через площадь, мимо повозок и людей, находящихся в них. Я видел людей, уныло бродящих по площади без всякой особой необходимости. Женщин, обнимающих плачущих детей. Те из детей, которые не плакали, сидели уныло в повозках или просто на земле. Не было игр, обычных для них. Не было шуток. Людей накрывало отчаяние и уныние. В этих лицах я видел обречённость. Они уже ни на что не надеялись. Им некуда было возвращаться, их дома были сожжены. Некуда было бежать, враги отрезали все пути. Они нашли последнее убежище, которое действительно могло стать для них последним. На стенах и возле ворот я увидел солдат ополченцев. Отчаяние накрывало даже их. Лучше них чувствовали себя профессиональные воины. Однако и они ходили угрюмые. В атмосфере крепости ощущалось предчувствие большой беды. Капитан дал своим людям отдых перед боем. Отдых восстанавливал тела, но безделье негативно действовало на моральный дух армии. На меня эта атмосфера обречённости тоже действовала угнетающе. Пищу я проглотил, не задумываясь о её содержании. Просто набил желудок. На обратном пути зашёл в лазарет. Здание было пустым. Аликс спала на кровати, укрывшись покрывалом. Будить её я не стал. Тётя Вера сидела на табурете, прислонившись спиной к столу, и вязала шапочку. Впервые видел её за этим занятием. На плечи нянечки была накинута шаль, что ещё сильнее показывало её возраст. Увидев меня, она вскинула бровь. Я успокоил её жестом. Также жестами объяснил, что пришёл просто посмотреть. Нянечка сразу успокоилась. Её лицо было абсолютно спокойным, как будто общее отчаяние к ней абсолютно не относилось. Это сильно контрастировало с увиденным на улице. Возможно, пережив столько войн и страданий, она стала относиться к этому спокойно. А, возможно, возраст делал её равнодушной к смерти. Стараясь не производить много шума, я обошёл лазарет по кругу и осмотрел состояние операционной. Придраться было не к чему. Всё блистало чистотой. Вновь кивнув нянечке, я покинул лазарет и направился в башню. Снова пришлось идти через людское отчаяние. Я испытал огромное облегчение, когда дверь башни отгородила меня от внешнего мира. Только оказавшись здесь, я внезапно понял, что не видел ни Назара, ни Алкиму. И тут же отругал себя за глупость. Если это последний день их жизни, то они захотели провести его со своими семьями. А как я проведу свой вечер? С такой мыслью я и поднялся в свою комнату.

Оказавшись в своей комнате, я снова задал себе этот вопрос. Пока я обдумывал его, моя рука неосознанно провела ладонью по груди. Грудь чесалась и болела. Тело ещё не восстановилось. Требовалось продолжить работу над собой. Если завтра меня ждёт сражение, то надо быть к нему готовым. Тело должно быть здоровым максимально. Пока я обдумывал эту мысль, в голову закралась и вторая. Моё тело хотело, чтобы я предался отдыху и безделью. Это тоже давало регенерацию тканей, но медленнее. Зато безболезненно. Но я отмёл эту мысль. Я боялся в ходе безделья поддаться отчаянию. Признаюсь, этого в тот момент я боялся больше, чем боли и работы. Отправив посох в стойку, я поставил табурет и сел на него. Закрыв глаза и сложив руки на животе, я начал обряд восстановления. Постепенно мне удалось очистить свои мысли и погрузиться в работу с головой.