Хроники замка Брасс

Глава первая Старый друг в замке Брасс

– Заблудились?

– Да.

– Но это же просто сны, Хоукмун. Заблудились во сне? – Тон был почти жалостливый.

– Это вряд ли.

Граф Брасс отошел от окна, которое до сих пор заслонял своим крупным телом, и свет внезапно упал на исхудавшее лицо Хоукмуна.

– Хотел бы я, чтобы у меня было двое внуков. Очень хотел бы. Может быть, когда-нибудь…

Этот разговор повторялся уже столько раз, что едва ли не превратился в ритуал. Граф Брасс не любил загадок, он их не уважал.

– У нас были мальчик и девочка. – Хоукмун по-прежнему ощущал усталость, но безумия в нем уже не чувствовалось. – Манфред и Ярмила. Мальчик очень походил на тебя.

– Мы же говорили тебе об этом, отец. – Иссельда, скрестив руки на груди, вышла из тени перед камином, одетая в зеленое платье с мехом горностая по вороту и манжетам. Ее волосы были гладко зачесаны назад.

Она выглядела бледной. Она была бледна с того самого дня, когда они с Хоукмуном вернулись в замок Брасс, а прошло уже больше месяца.

– Мы рассказывали тебе, и мы должны найти детей.

Граф Брасс провел сильными пальцами по седеющим рыжим волосам, хмуря рыжие брови.

– Хоукмуну я не верил. Теперь, когда вы оба твердите мне это, – я верю, хотя мне и не хочется.

– Потому ты и споришь, отец. – Иссельда опустила руку на его парчовый рукав.

– Боженталь, наверное, смог бы объяснить мне этот парадокс, – продолжал граф Брасс, – но больше нет человека, который умел подобрать слова, понятные такому простодушному солдату, как я. Вы утверждаете, что я восстал из мертвых, хотя я не помню, как умирал. И Иссельда спаслась из какого-то лимба, когда сам я считал ее погибшей в битве за Лондру. Теперь вы говорите о детях, которые тоже находятся где-то в этом лимбе. Чудовищная мысль. Дети вынуждены переживать такой ужас! Нет! Не может быть! Не хочу даже думать об этом.

– А нам пришлось об этом подумать, граф Брасс. – Хоукмун говорил с уверенностью человека, проведшего много часов в тягостных размышлениях. – Именно поэтому мы решили сделать всё возможное, чтобы их разыскать. Именно по этой причине мы сегодня отправляемся в Лондру в надежде, что королева Флана и ее ученые смогут нам помочь.

Граф Брасс пригладил густые рыжие усы. При упоминании Лондры на ум ему пришли иные мысли. На его лице отразилось едва заметное смущение. Он откашлялся, прочищая горло.

В глазах Иссельды загорелся озорной огонек, и она спросила:

– Не хочешь что-нибудь передать королеве Флане?

Ее отец пожал плечами.

– Традиционные приветы и наилучшие пожелания, само собой. Я собираюсь ей написать. Может быть, выберу время и успею передать письмо с вами.

– Она была бы рада снова увидеться с тобой лично. – Иссельда многозначительно поглядела на Хоукмуна, который задумчиво почесал затылок. – В своем последнем письме она говорила, как порадовал ее твой приезд, отец. Отмечала мудрость твоих советов, здравый смысл при решении государственных дел. Там содержался и намек, что она смогла бы найти для тебя официальную должность при дворе Лондры.

Красное лицо графа Брасса приобрело более темный оттенок, он зарделся.

– Она что-то упоминала об этом. Только я не нужен ей в Лондре.

– Конечно, дело не только в твоих советах, – сказала Иссельда. – А как же твоя поддержка? Когда-то Флана любила мужчин. Но после чудовищной гибели Д’Аверка, я слышала, она отказалась от мысли о замужестве. Говорят, что вопрос о наследнике волнует ее, однако она считает, что на всем свете есть лишь один мужчина, способный сравниться с Гюйамом Д’Аверком. О, я сказала бестактность…

– Воистину так и есть, дочь моя. Это вполне объяснимо, поскольку на уме у тебя совсем иное. Впрочем, я тронут, что тебя заботят мои мелкие проблемы. – Граф Брасс улыбнулся и протянул руку к Иссельде. Парчовый рукав соскользнул к локтю, обнажив бронзовое от загара мускулистое предплечье. – Но я уже слишком стар, чтобы жениться. Если бы я собирался взять жену, то лучше Фланы никого бы не нашел. Только я уже много лет назад принял решение удалиться от дел и остаться в Камарге, и решение мое в силе. К тому же у меня есть обязанности перед народом Камарга. Как же я могу оставить его?

– Мы могли бы взять на себя твои обязанности, как в то время, когда ты… – она умолкла.

– Был мертв? – Граф Брасс нахмурился. – Какое счастье, что о тебе у меня не осталось подобных воспоминаний, Иссельда. Когда я вернулся из Лондры и увидел тебя здесь, я едва не обезумел от радости. Я не просил никаких объяснений. Мне хватало того, что ты жива. Но, с другой стороны, я же за несколько лет до того видел собственными глазами, как ты погибла в Лондре. И я был счастлив усомниться в правдивости своих воспоминаний. Но вот память о детях… постоянно видеть подобные образы, знать, что они живут где-то в страхе… Это просто кошмар!

– И это привычный кошмар, – заметил Хоукмун. – Будем надеяться, что сможем их найти. Будем надеяться, что они не сознают ничего этого. Будем надеяться, что они счастливы сейчас, где-то на другом плане бытия.

Кто-то постучал в дверь кабинета графа Брасса. Он крикнул сипло:

– Войдите!

Дверь открыл капитан Йозеф Ведла, вошел, закрыл ее за собой и несколько мгновений постоял в молчании. Старый солдат облачился, как он сам называл, в «штатское»: кожаная рубаха, кожаная куртка и штаны, сапоги из старой черной кожи. На поясе у него висел длинный кинжал, единственным практическим предназначением которого было давать привычную опору для левой руки капитана.

– Орнитоптер почти готов, – доложил он. – Он доставит вас в Карли. Серебряный мост достроен, восстановлен во всей своей прежней красе, по нему вы доберетесь, как и хочет герцог Дориан, прямо до До-Вера.

– Спасибо, капитан Ведла. Мне будет приятно совершить путешествие из Камарга по тому же маршруту, каким я впервые прибыл в замок Брасс.

Иссельда, которую до сих пор держал за руку отец, протянула свободную руку Хоукмуну. Она пристально вглядывалась в лицо мужа, на мгновение сжав его пальцы. Он сделал глубокий вдох.

– В таком случае нам пора, – сказал он.

– Есть еще новости… – Йозеф Ведла замялся.

– Новости?

– Всадник, сэр. Наш стражники видели какого-то всадника. Несколько минут назад гелиограф передал сообщение. Он движется в сторону города…

– Он что, не назвался на границе? – удивился граф Брасс.

– Это-то и странно, граф Брасс. На границе его никто не видел. Его заметили только тогда, когда он уже проехал пол-Камарга.

– Очень странно. Обычно наши стражники всегда начеку…

– Они и сегодня начеку. Этот всадник не проезжал ни по одной из дорог.

– Что ж, несомненно, у нас еще будет возможность спросить, как ему удалось проехать незамеченным, – спокойно проговорила Иссельда. – В конце концов, это всего лишь один всадник, а не целая армия.

Хоукмун засмеялся. На какой-то миг все они слишком переполошились.

– Пусть его встретят, капитан Ведла. Пригласи его в замок.

Ведла отсалютовал и вышел.

Хоукмун приблизился к окну, глядя на крыши Эг-Морта, на поля за городом и далекие заводи за ними. Небо было ясное, блекло-голубое, и далекие воды отражали его цвет. Заросли камыша раскачивались под несильным зимним ветром. Хоукмун заметил какое-то движение на широкой белой дороге, тянувшейся в город через болота. Он увидел всадника. Тот приближался быстро, двигался ровным галопом, держался в седле прямо и горделиво, как показалось Хоукмуну. И силуэт всадника кого-то напоминал. Не желая больше напрягать зрение, всматриваясь в далекую фигуру, Хоукмун отвернулся от окна, решив дождаться, пока тот подъедет поближе, чтобы получше его рассмотреть.

– Старинный друг… или старинный враг, – сказал он. – Есть в нем что-то знакомое.

– Нам ничего не сообщали заранее, – заметил граф Брасс. Он пожал плечами. – Впрочем, сейчас не прежние времена. Теперь стало гораздо спокойнее.

– Кому как, – буркнул Хоукмун и тут же раскаялся, что в его голосе прозвучала жалость к себе. С него уже было довольно подобных настроений. Теперь, избавившись от них, он очень боялся, что они могут вернуться, и старательно пресекал это. Перестав упиваться жалостью к себе, он превратился в настоящего стоика, что стало облегчением для всех, кроме тех, кто знал его близко и любил. Тонко чувствовавшая его переживания Иссельда осторожно коснулась пальцами его губ, погладила по щеке. Он улыбнулся ей, благодарный, привлек к себе и легонько поцеловал в лоб.

– Мне пора собираться в путь, – сказала она.

Хоукмун уже был в дорожной одежде.

– Вы с отцом дождетесь здесь нашего гостя? – спросила она Хоукмуна. Он кивнул.

– Наверное. Всегда остается надежда, что…

– Ничего не жди, милый. Едва ли он привезет нам вести о Манфреде и Ярмиле.

– Ты права.

Улыбнувшись на прощанье отцу, Иссельда вышла из комнаты.

Граф Брасс подошел к столу из полированного дуба, на котором стоял поднос. Взял с подноса кувшин.

– Не пропустишь со мной стаканчик вина, пока вы еще не уехали, Хоукмун?

– Благодарю.

Хоукмун подошел к столу вслед за графом Брассом, принял из его рук резной деревянный кубок. Он пригубил вино, противясь искушению вернуться к окну и выяснить, знаком ли ему этот всадник.

– Я чаще обычного сожалею, что с нами нет Боженталя, который дал бы хороший совет, – посетовал граф Брасс. – Все эти разговоры о разных планах бытия, об иных возможностях, о том, что мертвые друзья, возможно, живы… от этого разит мистицизмом. Всю свою жизнь я презирал предрассудки, я насмехался над псевдофилософскими теориями. Не тот у меня склад ума, чтобы вот так запросто отличить разную чушь от подлинной метафизики.

– Не стоит неверно истолковывать те слова, какие я высказывал вслух, предаваясь угрюмым размышлениям, – отозвался Хоукмун, – однако у меня есть причины надеяться, что Боженталь тоже может в один прекрасный день вернуться к нам.

– Полагаю, разница между нами в том, – произнес граф Брасс, – что ты при всем своем заново обретенном здравом уме позволяешь себе баловаться разного рода надеждами. Я давным-давно вовсе отказался от веры – во всяком случае, в своем сознании. А вот ты, Хоукмун, обретаешь ее снова и снова.

– Да, через множество жизней.

– Что?

– Я имею в виду свои сны. Те странные сны о себе самом и моих многочисленных воплощениях. Я‑то списывал их на безумие, но теперь я не настолько уверен. Они по-прежнему приходят ко мне.

– Ты не говорил о снах с тех пор, как вернулся домой с Иссельдой.

– Просто они не мучают меня теперь так, как раньше. Но я их вижу.

– И что, каждую ночь?

– Да. Каждую. И имена: Элрик, Эрикёзе, Корум – это самые главные. Но есть и другие. И по временам я вижу Рунный посох, а иногда черный меч. Всё это, кажется, имеет значение. Время от времени, когда я остаюсь один, в особенности когда скачу по болоту, они являются ко мне и наяву. Лица, знакомые и незнакомые, проплывают передо мной. Доносятся обрывки слов. И самая страшная из всех фраза: «Вечный Воитель!» Раньше я был уверен, что только сумасшедший способен вообразить себя полубогом…

– Я тоже, – сказал граф Брасс, подливая Хоукмуну вина. – Но ведь это другие превращают своих героев в полубогов. Вот если бы миру не нужны были герои…

– Здоровому миру они не потребуются.

– Но, возможно, здоровый мир – мир без людей. – Граф Брасс слабо улыбнулся. – Возможно, мы сами делаем мир таким, какой он есть?

– Если отдельный человек способен сделать себя цельным, значит, и наш народ способен, – заявил Хоукмун. – Если бы у меня была вера, граф Брасс, я сохранил бы ее ради этого.

– Хотел бы я верить так же. Я вижу, что Человек обречен на последовательное самоуничтожение. Я надеюсь только на то, что судьбы удастся избегать еще долго, а от самых глупых поступков Человека можно удержать, чтобы сохранить хотя бы какое-то равновесие.

– Равновесие. Идея Космического Баланса символически выражена в Рунном посохе. Неужели я не говорил тебе, что начал сомневаться в этой философии? Разве не упоминал, что пришел к заключению, что одного равновесия недостаточно в том смысле, какой ты имеешь в виду? Равновесие внутри индивидуума прекрасно, баланс между потребностями разума и нуждами тела осуществляется через самосознание. Несомненно, нам стоит к этому стремиться. Но как быть с целым миром? Не слишком ли мы его угнетаем?

– А вот это уже без меня, дружище, – засмеялся граф Брасс. – Никогда я не был благоразумным в обычном смысле этого слова, но теперь я еще и устал. Может, и твои мысли навеяны усталостью?

– Это злость, – возразил Хоукмун. – Мы служили Рунному посоху. Эта служба дорого нам обошлась. Многие погибли. Многие измучились. Мы по-прежнему живем в невыносимом отчаянии. И нам было сказано, что мы сможем позвать на помощь, когда возникнет нужда. Разве нужда не возникла?

– Наверное, нужда пока недостаточно велика.

Хоукмун мрачно рассмеялся.

– Если ты прав, не хотел бы я дожить до такого будущего, когда она станет достаточно велика!

А в следующий миг его осенила одна мысль, и он кинулся к окну. Но к этому времени всадник уже одолел дорогу, въехал в город и скрылся из виду.

– Я знаю, кто к нам приехал!

Раздался стук в дверь. Хоукмун шагнул и широко распахнул ее.

И точно, он стоял перед ним, высокий, самоуверенный, гордый, уперев одну руку в бок, другую опустив на рукоять простого меча, с правого плеча у него свисал сложенный плащ, вязаная шапка сидела набекрень, а красное обветренное лицо расплывалось в кривоватой улыбке. Это был оркнеец, брат Воина из гагата-и-золота. На Хоукмуна смотрел Орланд Фанк, слуга Рунного посоха собственной персоной.

– Доброго здоровьица, герцог Кёльнский, – сказал он.

Хоукмун нахмурил лоб, улыбка его была вымученной.

– И ты будь здоров, мастер Фанк. Ты пришел просить о помощи?

– На Оркнеях народ не просит ничего за просто так, герцог Дориан.

– А Рунный посох, чего просит он?

Орланд Фанк вошел в комнату, сопровождаемый по пятам капитаном Ведлой. Он остановился у камина, грея руки и оглядывая комнату. В его глазах поблескивали насмешливые искорки, словно он радовался замешательству хозяев дома.

– Спасибо, что прислал гонца, он пригласил меня быть гостем замка Брасс, – сказал Фанк, подмигивая Ведле, который замер в смятении. – Я не знал, как меня здесь примут.

– И ты правильно сомневался, мастер Фанк. – Выражение лица Хоукмуна в точности повторяло выражение лица Фанка. – Я тут как раз вспоминал клятву, которую ты произнес, когда мы расставались. С тех пор мы не раз сражались с опасностями столь же грозными, как и те, что вставали перед нами, когда мы служили Рунному посоху, вот только Рунный посох ни разу так и не проявил себя.

Фанк нахмурился.

– Да, это верно. Но тут нет вины ни моей, ни самого посоха. Те силы, что ополчились против тебя и твоих близких, повлияли и на Рунный посох. Он исчез из этого мира, Хоукмун Кёльнский. Я искал его в Амарехе, в Коммуназии, во всех уголках этой Земли. Затем до меня докатились слухи о твоем безумии, о странностях, какие творились в Камарге, и я, почти не останавливаясь, проделал весь путь из Московии сюда, чтобы спросить, есть ли у тебя объяснения тому, что происходит в последний год.

– Ты, оракул Рунного посоха, приехал, чтобы спрашивать нас? – Граф Брасс от души захохотал, хлопая себя по бедру. – Вот уж воистину мир перевернулся!

– Я поделюсь тем, что знаю сам! – Фанк развернулся лицом к графу Брассу, встал к камину спиной, держа руку на рукояти меча. Всякое веселье внезапно исчезло с его лица, и Хоукмун заметил, как сильно он осунулся, какие усталые у него глаза.

Хоукмун налил кубок вина и тут же протянул Фанку, который принял его, бросив на Хоукмуна быстрый благодарный взгляд.

Граф Брасс уже сожалел о своем приступе веселья, лицо его посерьезнело.

– Прошу прощения, мастер Фанк. Я плохой хозяин.

– А я плохой гость, граф. Я вижу по суете у вас во дворе, что кто-то сегодня покидает замок Брасс.

– Мы с Иссельдой отправляемся в Лондру, – сказал Хоукмун.

– С Иссельдой? Значит, всё правда. До меня доходили разные слухи: что Иссельда мертва, что граф Брасс погиб, – я не мог ни опровергнуть, ни подтвердить их, потому что моя память играла со мной какие-то странные шутки. Я уже сомневался, что верно помню ход событий…

– Все мы пережили этот опыт, – подтвердил Хоукмун. И он пересказал Фанку всё, что смог вспомнить (воспоминания были искажены, что-то он помнил лишь наполовину, о чем-то лишь догадывался) о своих недавних приключениях, которые казались ему нереальными, и о своих недавних снах, которые казались ему куда более осязаемыми. Фанк так и стоял у камина, заложив руки за спину и уронив голову на грудь, внимательно вслушиваясь в каждое слово. Время от времени он кивал, иногда бурчал что-то, очень редко просил пояснить какую-нибудь фразу. Пока он слушал, вошла Иссельда, одетая в толстую куртку и брюки для путешествия, беззвучно остановилась у окна и заговорила только к концу рассказа, когда смогла добавить кое-что со своей точки зрения.

– Всё правда, – сказала она, когда Хоукмун договорил. – Сны кажутся реальностью, а реальность – сном. Можешь ли ты объяснить это, мастер Фанк?

Фанк хмыкнул, потерев нос.

– Существует множество версий реальности, моя госпожа. Кто-то скажет, что сны отражают явления, которые происходят на других планах бытия. Прямо сейчас связи рвутся, но я сомневаюсь, что причиной тому стали эксперименты Калана или Тарагорма. Разрушения, вызванные их опытами, в основном уже восстановлены. Вероятно, гранбретанцы извлекли какую-то выгоду для себя из этого разгрома. Возможно, опыты немного ухудшили положение мира, но не более того. Их воздействие было минимальным. Они не могли вызвать такие сдвиги.

Я подозреваю причину посерьезнее. Подозреваю, задействованы силы настолько громадные и жуткие, что даже Рунный посох был отозван с этого самого плана бытия, чтобы участвовать в войне, которая до нас доходит лишь отголосками. В великой войне, в ходе которой судьба разных уровней существования будет предопределена на тот период времени, что обычно называют Вечностью. Я, друзья мои, рассуждаю о том, в чем сам мало разбираюсь. Я всего лишь слышал фразу: «Слияние Миллиона Сфер», которую произнес умиравший в горах Коммуназии философ. Эта фраза имеет для вас какой-нибудь смысл?

Слова были знакомы Хоукмуну, хотя он не сомневался, что никогда не слышал их раньше, даже в своих удивительных снах. И он сказал об этом Фанку.

– Я так надеялся, что тебе известно больше, герцог Дориан. Но я считаю, что эта фраза имеет громадное значение для всех нас. Я так понимаю, что вы теперь отправляетесь искать детей, пока я ищу Рунный посох. А как насчет слова «Танелорн»? Ни о чем не напоминает?

– Это город, – сказал Хоукмун. – Название города.

– Точно. Так слышал и я. Только в нашем мире я не нашел такого города. Он наверняка где-то в ином мире. Может, поищем Рунный посох там? Может, ваши дети найдутся там же?

– В Танелорне?

– В Танелорне.

Глава вторая На Серебряном мосту

Фанк предпочел задержаться в замке Брасс, поэтому Хоукмун с Иссельдой вдвоем забрались в полную подушек каюту большого орнитоптера. Впереди, в маленькой открытой кабине, пилот принялся двигать рычаги управления.

Граф Брасс и Фанк стояли перед дверью замка, наблюдая, как тяжелая металлическая птица начинает бить крыльями, а в следующую минуту диковинные моторы старинного летательного аппарата забормотали, зашептали и заворковали. Послышался треск украшенных эмалью серебряных перьев, последовал толчок, порыв ветра, отбросивший за спину рыжие волосы графа Брасса и заставивший Орланда Фанка схватиться за шапку, а затем орнитоптер начал набирать высоту.

Граф Брасс махнул рукой на прощанье. Машина слегка накренилась, поднимаясь над красными и желтыми крышами города, затем развернулась, чтобы не столкнуться с большой стаей диких гигантских фламинго, которые неожиданно взмыли над заводью на западе; с каждым ударом клацающих крыльев орнитоптер набирал высоту и скорость, и скоро Хоукмуну и Иссельде уже казалось, что они окружены только холодной и прекрасной синевой зимнего неба.

После разговора с Орландом Фанком Хоукмун пребывал в задумчивости, и Иссельда, заметив его настроение, не пыталась его разговорить. Наконец он сам развернулся к ней, мягко улыбаясь.

– В Лондре до сих пор есть ученые мужи, – сказал он. – При дворе королевы Фланы собирается множество ученых и философов. Может быть, кто-нибудь из них сумеет нам помочь.

– Ты знаешь о Танелорне? – спросила она. – О городе, который упомянул Фанк?

– Только название. Я чувствую, что должен знать больше. Я чувствую, что бывал там, по меньшей мере однажды, а может быть, и много раз, хотя мы оба с тобой знаем, что я там не был.

– А во сне? Ты не бывал там в своих снах, Дориан?

Он пожал плечами.

– Иногда мне кажется, что в своих снах я бывал повсюду, во всех эпохах Земли, и даже за пределами Земли и в иных мирах. И уверен я только в одном: существует тысяча других планет Земля, даже тысяча других галактик, а события нашего мира зеркально отображаются во всех остальных; точно такие же судьбы разыгрываются по немного иным сценариям. Вот только я не знаю, сами ли мы управляем своими судьбами, или же это делают другие, возможно, сверхчеловеческие силы. Существуют ли боги, Иссельда?

– Богов создают люди. Боженталь однажды высказывал предположение, что разум человека настолько силен, что способен сделать «реальным» что угодно, когда человек отчаянно нуждается в этом.

– Видимо, иные планы бытия реальны потому, что в какой-то момент нашей истории они понадобились множеству людей. Вероятно, так и создаются альтернативные миры?

Она пожала плечами.

– Вряд ли нам с тобой удастся это доказать, даже знай мы гораздо больше.

Оба тактично оставили эту тему, наслаждаясь величественными видами, проплывающими под ними в иллюминаторах. Орнитоптер неукоснительно держал путь на север, к побережью, миновав между тем звенящие башни Пари, Хрустального города, теперь уже восстановленного во всей красе. Солнечный свет отражался и преломлялся в десятках призм, шпилях Пари, созданных по нестареющим и засекреченным технологиям этого города. Путешественники созерцали целые здания, древние, раззолоченные, целиком заключенные в просторные и явно крепкие хрустальные конструкции с восемью, десятью и двенадцатью гранями.

Почти ослепленные всем этим блеском, они отодвинулись от иллюминаторов, чтобы снова видеть вокруг небо, наполненное мягкими, живыми красками, снова слышать деликатное, музыкальное звяканье стеклянных украшений, которыми жители Пари увешивали мощенные кварцем улицы. Даже военачальники Темной Империи позволили Пари уцелеть, даже эти безумные, кровожадные разрушители восхитились Хрустальным городом, и вот теперь тот был полностью восстановлен во всей величественной красе – поговаривали, будто дети в Пари рождаются незрячими и требуется три года, прежде чем их глаза начинают воспринимать повседневные картины, предстающие перед местными жителями.

Пари остался позади, они влетели в серую тучу, и пилот, который не замерзал благодаря обогревателю в кабине и толстому летному костюму, попытался найти чистое небо, забираясь всё выше, – не нашел и спустился. В итоге они полетели всего в двух сотнях футов над плоскими и скучными по причине зимы полями, тянущимися вглубь земель Карли. Закапал слабый дождик, морось перешла в настоящий дождь, солнце село, и до Карли они добрались в сумерках, встреченные теплым светом огней в окнах домов на вымощенных булыжниками улицах. Они покружили над причудливыми крышами Карли, крытыми темно-красными и светло-серыми пластинами сланца, понемногу снижаясь на летное поле в центре города, похожее на круглую чашу, заросшую травой.

Для орнитоптера (не самая удобная разновидность летательных аппаратов) их машина села на удивление мягко. Хоукмун и Иссельда крепко вцепились в ремни, дожидаясь, пока прекратится тряска, а затем пилот, прозрачное забрало которого было покрыто каплями конденсата, обернулся к ним и жестом показал, что они могут выходить. Дождь теперь нещадно лупил по пологу кабины, и Хоукмун с Иссельдой надели толстые плащи, скрывшие их с головы до пят. По летному полю к ним бежали, сгибаясь под порывами ветра, люди, которые тащили паланкин. Хоукмун дождался, пока паланкин поставят вплотную к орнитоптеру. Тогда он распахнул причудливой форму дверцу и помог Иссельде перешагнуть полоску мокрой земли, отделявшую их от носилок. Они забрались внутрь, и их транспортное средство, дернувшись как-то нарочито резко, двинулось в сторону здания на другом конце летного поля.

– Сегодня ночуем в Карли, – сказал Хоукмун, – а завтра рано утром отправляемся к Серебряному мосту.

Доверенные графа Брасса в Карли уже приготовили для герцога Кёльнского и Иссельды Брасс комнаты, которые находились неподалеку от летного поля, в небольшой, но чрезвычайно уютной гостинице, одном из немногих зданий, переживших нашествие Темной Империи. Иссельда вспомнила, что уже останавливалась здесь в детстве, путешествуя с отцом, и поначалу пришла в восторг, но затем мысль о собственном детстве напомнила ей о потерянной Ярмиле, и ее лицо затуманилось. Хоукмун, понимая, что происходит, обнял жену за плечи, чтобы утешить, когда они после вкусного ужина поднимались по лестнице к себе в номер.

Дневной перелет утомил их, желания поболтать перед сном не возникло, да и говорить было не о чем, поэтому они сразу легли.

И не успел Хоукмун заснуть, как его навестили так хорошо знакомые ему сновидения: лица и образы, требовавшие его внимания; глаза, пристально глядящие на него; руки, ищущие его, как будто целый мир, наверное, даже целая вселенная, отчаянно вопила, чтобы он обратил внимание и помог.

И он был Корум, чужеродный Корум из вадхагов, он шел войной на гнусных фои миоре, Холодный народ из Лимба…

И он был Элрик, последний принц Мелнибонэ, он сжимал в правой руке вопящий клинок, держась левой за луку причудливого вида седла, закрепленного на спине гигантской, чудовищной рептилии, от слюны которой вспыхивал огонь везде, куда она капнула…

И он был Эрикёзе, несчастный Эрикёзе, ведущий элдренов к победе над его собственным народом, над людьми… И он был Урлик Скарсол, князь Южного Льда, в отчаянии кричащий о своей судьбе, которая заставила его нести Черный Меч…

ТАНЕЛОРН…

Да, где же Танелорн?

Разве он не был там, по меньшей мере раз? Разве он не помнит ощущения абсолютного покоя разума, цельности духа, счастья, которые доступны только тем, кто страдал по-настоящему сильно?

ТАНЕЛОРН…

«Слишком долго я нес свое бремя, слишком долго расплачивался за великое преступление Эрикёзе… – Это произносил его собственный голос, но только не его рот выговаривал слова, были и другие, нечеловеческие губы… – Я должен отдохнуть, я просто обязан отдохнуть…»

А потом явилось лицо, лик неизреченного зла, хотя в нем не было уверенности, неужели этот темный лик… полон отчаяния? Неужели это его лицо? Неужели и это лицо тоже его?

О, КАК Я СТРАДАЮ!

Во все стороны маршировали знакомые ему армии. Знакомые мечи вздымались и падали. Знакомые лица кричали, погибая, кровь перетекала от тела к телу… какой привычный поток…

«ТАНЕЛОРН, разве не заслужил я покой Танелорна?»

Пока еще нет, Воитель. Пока еще нет…

«Это несправедливо, что я, один из всех, должен так страдать!»

Ты страдаешь не один. Человечество страдает вместе с тобой.

«Это несправедливо!»

Тогда сделай так, чтобы было справедливо!

«Я не могу. Я всего лишь человек».

Ты Воитель. Ты Вечный Воитель.

Ты человек. Ты Вечный Воитель.

«Я всего лишь человек!»

Ты всего лишь Воитель.

«Я Элрик! Я Урлик! Я Эрикёзе! Я Корум! Меня слишком много. Слишком много!»

Ты один.

И теперь в своем сне (если это был сон) Хоукмун на короткое мгновенье ощутил умиротворение, понимание слишком глубокое, чтобы облекать его в слова. Он один. Он один…

Но затем чувство прошло, и его снова стало много. И он закричал, лежа в постели, умоляя о покое.

А Иссельда пыталась удержать бьющееся в конвульсиях тело. Иссельда рыдала. Свет падал на ее лицо из окна. Наступил рассвет.

– Дориан. Дориан. Дориан.

– Иссельда.

Он сделал глубокий вдох.

– О, Иссельда.

Он был признателен за то, что хотя бы ее у него не забрали, потому что в целом мире для него существовало только одно утешение – она, в целом сонме миров, какие он посещал в сновидениях. И он прижал ее к себе могучими руками воина, и он рыдал, и она плакала вместе с ним. Позже они поднялись с постели, оделись, молча покинули гостиницу, не оставшись на завтрак, и сели верхом на отличных лошадей, приготовленных для них. Они поскакали прочь из Карли, по дороге вдоль берега, под проливным дождем, который несло со стороны серого, бурлящего моря, пока не добрались до Серебряного моста, протянувшегося на тридцать миль над волнами от материка до острова Гранбретань.

Серебряный мост выглядел не таким, каким видел его Хоукмун много лет назад. Высокие опоры, скрытые туманом, дождем и, на самом верху, облаками, больше не были украшены батальными сценами, прославлявшими подвиги Темной Империи; теперь их украшали барельефы, доставленные из всех городов, когда-либо подвергавшихся нападениям Темной Империи, огромное количество сюжетов, передающих гармонию Природы. Просторная проезжая часть по-прежнему достигала четверти мили в ширину, однако, когда Хоукмун пересекал мост в прошлый раз, по нему катились военные машины и телеги с трофеями, награбленными после сотен крупных кампаний, ехали солдаты в звериных масках Темной Империи. Теперь их сменили торговые повозки, двигавшиеся по двум основным рядам; путешественники из Нормандии, Италии, Славии, Роланса, Скандии, из Булгарских гор, из великих германских городов-государств, из Пешта и Ульма, из Вьена и Крахова, даже из далекой, загадочной Московии. Повозки тянули лошади, волы и даже слоны.

Проходили караваны верблюдов, мулов и ослов. Проезжали телеги, влекомые механизмами, зачастую работавшими кое-как, часто стопорившимися. Принцип их работы понимала лишь горстка специалистов (да и та нередко лишь в общих чертах), но тем не менее эти механизмы работали уже тысячу лет и больше. Были здесь всадники и пешие путники, преодолевшие сотни миль, чтобы пройтись по этому чуду – Серебряному мосту.

Одежда на них зачастую была иноземная, иногда вытертая и залатанная, пропыленная, а иногда роскошная до вульгарности. Меха, кожа, шелка, клетчатые пледы, шкуры диковинных зверей, перья редких птиц украшали головы и спины путников, и те, кто нарядился в самое лучшее, больше остальных страдали от ледяного дождя, который насквозь пропитывал ткань, быстро прорисовывая ничем не украшенную плоть под нею.

Хоукмун и Иссельда в практичной и теплой, но простой, без всякой отделки, одежде восседали на крепких конях, которые без устали несли их вперед. И уже скоро они присоединились к толпе, двигавшейся на запад, в те земли, которых раньше все боялись и которые теперь, под руководством королевы Фланы, превратились в центр искусств и торговли, науки и справедливого правления. Существовало несколько более быстрых способов попасть в Лондру, однако Хоукмун очень хотел добраться до города тем же путем, каким когда-то покинул его.

Его настроение улучшилось, пока он смотрел на дрожащие стальные тросы, которые поддерживали основной пролет; на удивительную работу художников по металлу, сумевших украсить толстым слоем серебра надежные стальные опоры, возведенные не только для того, чтобы выдерживать груз в миллионы тонн, но и чтобы противостоять постоянному напору волн и давлению глубинных течений под поверхностью моря. То был памятник достижениям человека, полезным и прекрасным, не нуждающимся ни в каких сверхъестественных помощниках.

Всю свою жизнь Хоукмун с презрением относился к этой печальной и ненадежной философии, уверявшей, что человек сам по себе недостаточно велик, чтобы творить чудеса, что его должны направлять сверхчеловеческие силы (боги или некий высший разум откуда-то за пределами Солнечной системы), чтобы он смог достичь того, что достиг. Только люди, напуганные силой собственного разума, нуждаются в подобных воззрениях, решил Хоукмун, отметив, что небо проясняется и даже солнце начинает играть на серебристых тросах, отчего они сверкают ярче, чем прежде. Он глубоко вдыхал насыщенный озоном воздух, улыбаясь чайкам, которые кружили где-то высоко над опорами, показывал Иссельде паруса кораблей, проходивших под мостом и скрывавшихся из виду, рассуждал о достоинствах здешних барельефов и оригинальности некоторых фрагментов серебряной отделки. Они с Иссельдой оба немного успокоились и с интересом поглядывали по сторонам, предвкушая удовольствия, которые ждут их впереди, если Лондра хотя бы вполовину так красива, как этот возрожденный мост.

А потом Хоукмуну показалось, что тишина опустилась на Серебряный мост, что грохот повозок и копыт умолк, крики чаек затихли, как и шум волн внизу, и он обернулся к Иссельде, чтобы сказать об этом, но Иссельда исчезла. Хоукмун озирался вокруг и, захлебываясь ужасом, сознавал, что остался на мосту совершенно один.

Откуда-то издалека донесся тонкий крик – только Иссельда могла так звать его на помощь, – а потом затих и он.

Хоукмун развернул коня, чтобы скакать обратно в надежде, что если он вернется достаточно быстро, то сможет найти Иссельду.

Только конь Хоукмуна отказывался повиноваться. Он храпел. Он бил копытами по металлу моста. Он ржал.

И ощущая, что его предали, Хоукмун прокричал единственное полное боли слово:

– НЕТ!

Глава третья В тумане

– Нет!

Это произнес другой голос, гулкий, истерзанный болью, гораздо громче голоса Хоукмуна, громче рева урагана.

И мост покачнулся, лошадь под Хоукмуном встала на дыбы, а сам он тяжело упал на металлический пролет. Он попытался подняться, попытался ползти в ту сторону, где, как он знал, должна найтись Иссельда.

– Иссельда! – кричал он. – Иссельда!

И недобрый смех раздавался у него за спиной.

Он повернул голову, лежа с широко раскинутыми руками и ногами на мосту, который раскачивался под ним. Он увидел своего коня, который, вращая глазами и спотыкаясь, скатывался к краю, а в следующую секунду коня вжало в перила, и копыта забили по воздуху.

Хоукмун старался дотянуться до меча под плащом, но никак не мог высвободить его. Оружие оказалось прижато к мосту его телом.

Снова раздался хохот, только его высота и интонация изменились – теперь в нем звучало меньше уверенности. А затем голос пророкотал с раскатистым эхом:

– Нет!

Хоукмуна охватил жуткий страх, такого ужаса он не испытывал никогда в жизни. Его желанием было отползти подальше от источника этого страха, однако он заставил себя снова повернуть голову и взглянуть на лицо.

Это лицо заслоняло собой целый горизонт, сверкая глазами из тумана, который клубился вокруг раскачивающегося моста. Темное лицо из сновидений, с глазами, полными пылающей злобы, затаенных страхов, с гигантскими губами, произносившими слово, в котором звучали и приказ, и вызов, и жалоба:

– Нет!

Тогда Хоукмун поднялся и встал, шире расставив ноги, найдя равновесие, и уставился прямо в это лицо, заставил себя смотреть усилием воли, удивившим его самого.

– Ты кто такой? – спросил Хоукмун. Голос его прозвучал слабо, как будто туман поглощал слова. – Кто ты такой? Кто ты?

– Нет!

Лицо, похоже, было без тела. Красивое, зловещее, неопределенного темного цвета. Губы полыхали нездорово-красным, глаза казались то черными, то голубыми, то карими, а зрачки поблескивали золотом.

Хоукмун знал, что это существо страдает от боли, но еще он знал, что оно запугивает его, что оно уничтожило бы его, если бы могло. Рука Хоукмуна снова потянулась к мечу, но он убрал руку, осознав, насколько бесполезен сейчас клинок, каким бессмысленным будет его жест, если он обнажит его.

– МЕЧ… – проговорило существо. – МЕЧ… – Это слово обладало для него каким-то особым значением. – МЕЧ… – И снова тон его изменился, превратившись в мольбу отверженного любовника, который силится вернуть объект своей страсти и ненавидит себя за собственное убожество, ненавидя заодно и того, кого любит. В его голосе угадывалась угроза, в нем было обещание смерти.

– ЭЛРИК? УРЛИК? Я… МЕНЯ БЫЛИ ТЫСЯЧИ… ЭЛРИК? Я?..

Неужели это какое-то пугающее воплощение Вечного Воителя, самого Хоукмуна? Неужели он смотрит сейчас на собственную душу?

– Я… ВРЕМЯ… СЛИЯНИЕ… Я МОГУ ПОМОЧЬ…

Хоукмун отмахнулся от этой мысли. Вполне вероятно, что существо является воплощением какой-то частицы его самого, но уж точно не полностью. Он знал, что это отдельная личность, и еще он знал, что существо жаждет обрести плоть, форму и именно это он мог бы ему дать. Не собственное тело, но кое-что от себя.

– Кто ты такой? – Хоукмун услышал, как сила возвращается в голос, когда заставил себя посмотреть прямо в это темное, светящееся лицо.

– Я…

Глаза сосредоточились на Хоукмуне, вспыхнув ненавистью. Хоукмун едва не отшатнулся назад, однако сдержался и с такой же ненавистью посмотрел в эти полные злобы гигантские глаза. Существо оскалилось, сверкнув острыми зубами. Хоукмун содрогнулся.

Слова пришли на ум Хоукмуну, и он проговорил их твердо, хотя и не знал, откуда они взялись, важны ли они, – знал только, что это правильные слова.

– Ты должен уйти, – сказал он. – Здесь тебе нет места.

– Я ДОЛЖЕН ВЫЖИТЬ… ВОССОЕДИНИМСЯ… И ТЫ ВЫЖИВЕШЬ ВМЕСТЕ СО МНОЙ, ЭЛРИК…

– Я не Элрик.

– ТЫ ЭЛРИК!

– Я Хоукмун.

– И ЧТО С ТОГО? ЭТО ПРОСТО ИМЯ, А Я БОЛЬШЕ ВСЕГО ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ЭЛРИКОМ. Я ТАК ХОРОШО ТЕБЕ ПОМОГ…

– Ты задумал уничтожить меня, – сказал Хоукмун, – это я знаю точно, и я не приму от тебя никакой помощи. Твоя помощь на тысячелетия сковала меня по рукам и ногам. И последним подвигом Вечного Воителя станет уничтожение тебя!

– ТЫ МЕНЯ ЗНАЕШЬ?

– Пока еще нет. Но бойся того момента, когда я тебя узнаю!

– МЕНЯ…

– Ты должен уйти. Я начинаю тебя узнавать.

– НЕТ!

– Ты должен уйти. – Хоукмун почувствовал, как его голос срывается, он сомневался, что сможет смотреть в это жуткое лицо хотя бы еще мгновение.

– Я… – Голос сделался слабее, в нем звучало теперь меньше угрозы и больше мольбы.

– Ты должен уйти.

– Я…

Тогда Хоукмун собрал в кулак остатки воли и рассмеялся.

– Убирайся!

Хоукмун широко раскинул руки, падая в бездну, лицо и мост исчезли из поля зрения в тот же миг.

Он падал сквозь холодящий туман, летя кувырком, отчего плащ хлопал у него за спиной и путался в ногах, – сквозь холодящий туман в ледяную воду. Хоукмун задохнулся. Рот наполнился соленой морской водой. Он закашлялся, и в легкие хлынули осколки льда. Он с усилием вытолкнул из себя воду, рванулся вверх, стараясь достичь поверхности. И начал тонуть.

Тело боролось, пытаясь глотнуть воздух и вытолкнуть воду, но дышать было нечем – только вода. Один раз он открыл глаза и увидел собственные руки, но они казались белыми, как кости рук трупа, и белые волосы колыхались вокруг его лица. Он знал, что его имя больше не Хоукмун, поэтому он снова крепко зажмурился и повторил свой старинный боевой клич, клич своих предков, который он сотни раз выкрикивал во время войны с Темной Империей.

Хоукмун… Хоукмун… Хоукмун…

– Хоукмун!

Это был уже не его крик. Он раздался откуда-то сверху, из тумана. Хоукмун заставил тело вынырнуть на поверхность. Выдул воду из легких. Задыхаясь, принялся хватать ртом леденящий воздух.

– Хоукмун!

На поверхности океана темнел какой-то силуэт. Раздавался размеренный плеск.

– Я здесь! – отозвался Хоукмун.

К нему медленно направлялась маленькая лодка, весла поднимались и опускались. В лодке сидел кто-то невысокий. Он был завернут в толстый морской плащ, почти всё его лицо скрывала широкополая шляпа, с которой стекала вода, зато улыбающийся рот узнавался безошибочно, как узнавался и спутник этого человека, сидевший на носу лодки и с тревогой глядевший на Хоукмуна зелеными глазами. Очень мокрый и маленький спутник: черно-белая кошка. Она разок взмахнула крыльями, чтобы стряхнуть с них капли влаги. И мяукнула.

Хоукмун вцепился в деревянный борт лодки, а Джери-а-Конел аккуратно сложил весла, прежде чем осторожно втащить герцога Кёльнского в лодку.

– Таким, как я, важно доверять интуиции, – заявил Джери-а-Конел, протягивая Хоукмуну флягу с чем-то крепким. – Ты знаешь, где мы, Дориан Хоукмун?

Не в силах вымолвить ни слова из-за воды, которой было еще полно в легких и животе, Хоукмун упал на дно лодки, его сотрясали дрожь и рвота, а Джери-а-Конел, весьма своеобразный спутник Героев, снова принялся грести.

– Я сначала подумал, что это река, потом – озеро, – рассказывал Джери, – потом я решил, что это, должно быть, море. И ты проглотил изрядную его часть. Что скажешь?

Хоукмун выплюнул за борт остатки воды. Как ни странно, ему хотелось засмеяться.

– Море, – подтвердил он. – Как ты здесь оказался, да еще и в лодке?

– По наитию. – Джери как будто только что впервые заметил маленькую черно-белую кошку и страшно удивился. – Ага! Значит, я Джери-а-Конел, да?

– А ты сомневался?

– Кажется, когда я взялся за весло, меня звали по-другому. Потом наполз туман. – Джери пожал плечами. – Неважно. Мне это хорошо знакомо. Вопрос, с чего ты, Хоукмун, решил искупаться в этом море?

– Я упал с моста, – просто объяснил Хоукмун, не желая в данный момент вдаваться в подробности. Он не удосужился спросить Джери-а-Конела, к какой стране они сейчас ближе, Франции или Гранбретани, поскольку до него только что дошло, что он вовсе не должен помнить имени Джери и уж тем более признавать в нем близкого знакомого. – Мы с тобой встречались в Булгарских горах, да? И еще с Катинкой ван Бек?

– Кажется, что-то такое припоминаю. Ты некоторое время был Илианой Гаратормской, потом снова стал Хоукмуном. Как же быстро в последнее время ты меняешь имена! Этак ты совсем собьешь меня с толку, герцог Дориан!

– Говоришь, имена меняются. Ты знал меня и в других обличиях?

– Разумеется. И так часто, что разговор об этом мне уже порядком приелся. – Джери-а-Конел широко улыбнулся.

– Расскажи мне о моих именах.

Джери нахмурился.

– У меня на такие вещи скверная память. Иногда мне кажется, что я могу вспомнить большие эпизоды из жизни в прошлых (или будущих?) воплощениях. А иногда, вот как сейчас, например, разум отказывается сосредотачиваться на чем-нибудь, кроме насущной проблемы.

– Как же это неудобно, – посетовал Хоукмун. Он поглядел вверх, как будто надеясь рассмотреть мост, но там был только туман. Он молил, чтобы Иссельда оставалась сейчас в безопасности, чтобы она продолжала свой путь в Лондру.

– А мне-то как неудобно, герцог Дориан. Знаешь, я в данный момент гадаю, есть ли у меня вообще здесь какое-либо дело. – Джери-а-Конел с силой навалился на весла.

– Как насчет «Слияния Миллиона Сфер»? Твоя обманчивая память хранит что-нибудь, связанное с этой фразой?

Джери-а-Конел насупил брови.

– Что-то такое было. Довольно важный случай, только мне надо подумать. Расскажи подробнее.

– Но мне больше нечего тебе рассказать. Я надеялся…

– Если я что-нибудь вспомню, то сразу тебе сообщу.

Кошка снова мяукнула, и Джери заозирался по сторонам.

– Ага! Какая-то земля. Будем надеяться, что нас встретят там по-дружески.

– Значит, ты понятия не имеешь, где мы?

– Ни малейшего, герцог Дориан. – Днище лодки заскребло по морской гальке. – Будем считать, что где-то на одном из пятнадцати планов бытия.

Глава четвертая Совет мудрецов

Они прошли пять миль по меловым холмам, но так и не заметили признаков какого-либо жилья. Хоукмун рассказал Джери-а-Конелу всё, что с ним приключилось, всё, что сбило его с толку Он почти ничего не помнил о событиях в Гараторме. Джери помнил больше: он толковал о Повелителях Хаоса, о лимбе и непрекращающейся борьбе между богами. Однако все их разговоры, как это часто бывает, приводили лишь к еще большему недоумению, и в конце концов они решили, что больше не станут строить никаких предположений.

– Только одно я знаю, и знаю наверняка, – заявил Джери-а-Конел, – тебе нет нужды переживать за судьбу Иссельды. Я вынужден признать, что я по природе оптимист – как бы события ни убеждали меня в обратном, – и я знаю, что в этом приключении нам предстоит многое приобрести или же потерять всё. Существо, с которым ты повстречался на мосту, должно быть, обладает огромной силой, если вышвырнуло тебя из твоего собственного мира, и, разумеется, совершенно ясно, что оно желает тебе зла, однако я никак не могу определить, кто это был и когда он появится снова. Сдается мне, что это как-то связано с твоим намерением попасть в Танелорн.

– Ага. – Хоукмун огляделся по сторонам. Они стояли на вершине одного из многочисленных невысоких холмов. Небо прояснялось, туман уже рассеялся, повисла жутковатая тишина, да и пейзаж выглядел странно – кажется, здесь не было ничего, кроме травы: ни птиц, ни иных признаков дикой жизни, которая могла бы процветать в отсутствие людей. – Однако в данный момент наши шансы попасть в Танелорн весьма невелики, Джери-а-Конел.

Джери протянул руку, чтобы погладить черно-белую кошку, которая терпеливо сидела у него на плече, пока они шагали вглубь континента.

– Вынужден согласиться, – сказал он. – И все-таки мне кажется, что наш приход в эту молчаливую местность далеко не случаен. Нам суждено обзавестись не только врагами, но и друзьями.

– Иногда я сомневаюсь, нужны ли нам такие друзья, о каких ты говоришь, – с горечью заметил Хоукмун, вспомнив Орланда Фанка и Рунный посох. – Враги или друзья – мы все равно для них только пешки.

– Ну, – с улыбкой протянул Джери-а-Конел, – может, все-таки не пешки. Ты мог бы оценить себя и повыше, вот лично я считаю, что я по меньшей мере конь!

– Я вообще против того, чтобы меня ставили на доску, – твердо заявил Хоукмун.

– В таком случае в твоих силах убрать себя с доски, – загадочно отозвался Джери, прибавив: – Пусть даже это означает уничтожение самой доски.

Он отказался разъяснять свое замечание, заявив, что сделал его по наитию, а не в результате рассуждений. Однако его фраза нашла отклик в душе Хоукмуна и даже, как ни странно, значительно улучшила его настроение. Чувствуя, как прибывает сил, он двинулся дальше, шагая так размашисто, что Джери с трудом за ним поспевал и скоро начал жаловаться, умоляя Хоукмуна немного притормозить.

– В конце-то концов, мы даже толком не знаем, куда идем, – сказал Джери.

Хоукмун засмеялся.

– Действительно! Но в данный момент, Джери-а-Конел, мне плевать, даже если мы движемся прямиком в Ад!

Невысокие холмы тянулись во все стороны, к наступлению темноты ноги у путников изрядно болели, в животе было совсем пусто, а между тем до сих пор не появилось никаких признаков, что этот мир населен хоть кем-нибудь.

– Наверное, мы должны радоваться, – заметил Хоукмун, – хотя бы погода сносная.

– Пусть и никакая, – подхватил Джери. – Не холодно, не жарко. Может, мы попали в какой-нибудь приятный уголок лимба?

Хоукмун пропустил последние слова товарища мимо ушей. Он вглядывался в сумерки.

– Смотри, Джери. Вон там. Ничего не замечаешь?

Джери взглянул в ту сторону, куда указывал Хоукмун. Сощурился.

– На вершине того холма?

– Ага. Там человек?

– Кажется, да. – Джери, поддавшись порыву, сложил руки рупором и прокричал: – Эй, на холме! Ты нас видишь? Ты здешний, сэр?

Внезапно фигура переместилась гораздо ближе к ним. Вокруг тела этого человека мерцала аура черного огня. Он и одет был во что-то черное и сверкающее, но не металл. Темное лицо скрывал высокий воротник, и всё же Хоукмун узнал его.

– Меч… – проговорил этот человек. – Я, – сказал он. – Элрик.

– Кто ты? – Это спросил Джери. Хоукмун не мог вымолвить ни слова, горло у него сжалось, губы пересохли. – Это твой мир?

Неистовая боль вспыхнула в глазах, ненависть зажглась в них. Незнакомец сделал шаг в сторону Джери – словно намереваясь разорвать маленького человечка пополам, – но затем что-то удержало его. Он отступил. Снова взглянул на Хоукмуна. И оскалился.

– Любовь, – сказал он. – Любовь. – Он произнес слово так, словно оно было новым для него, словно он старался заучить его. Черное пламя вокруг его тела вспыхнуло, заморгало и потускнело, словно свеча, на которую дунул ветер. Он охнул. Указал на Хоукмуна. Вскинул другую руку, словно преграждая Хоукмуну путь. – Не уходи. Мы слишком долго держались вместе. Мы не можем расстаться. Когда-то командовал я. Теперь я тебя умоляю. Что я тебе сделал, кроме как помогал во всех твоих многочисленных воплощениях? А теперь они забрали у меня форму. Ты должен найти меня, Элрик. Именно ради этого ты снова живешь.

– Я не Элрик. Я Хоукмун.

– Ах, да. Теперь я вспомнил. Черный Камень. Камень тоже подойдет. Но Меч – лучше. – Прекрасные черты его лица исказились от боли. Страшные глаза сверкнули, переполненные мукой. Пальцы скрючились, словно когти хищной птицы. Тело содрогнулось. Пламя угасло.

– Кто ты такой? – на этот раз спросил Хоукмун.

– У меня нет имени, если только ты сам не назовешь меня. У меня нет формы, если только ты не найдешь для меня что-нибудь. У меня есть только сила. Ай! И боль! – Черты лица его снова исказились. – Мне нужно… нужно…

Джери нетерпеливым жестом протянул руку к бедру, но Хоукмун остановил его.

– Нет. Не трогай.

– Меч, – с жаром произнес безымянный.

– Нет, – спокойно ответил Хоукмун. Но он не знал, в чем именно отказывает этому существу. Было уже темно, но его еще более темная аура выделялась на фоне обычной черноты ночи.

– Меч! – На сей раз это было требование. – Меч!

Только сейчас Хоукмун понял, что этот черный вообще не вооружен.

– Найди себе оружие, если тебе так нужно, – заявил он. – Наше ты не получишь.

Вдруг из-под земли у ног существа вылетела молния. Черный разинул рот, задохнувшись. Зашипел. Вскрикнул.

– Ты ко мне еще придешь! Я тебе понадоблюсь! Глупый Элрик! Тупица Хоукмун! Болван Эрикёзе! Презренный Корум! Я тебе еще понадоблюсь!

Его крики, кажется, отдавались эхом несколько мгновений уже после того, как фигура исчезла.

– Он знает все твои имена, – заметил Джери-а-Конел. – Ты не догадываешься, что он такое?

Хоукмун покачал головой.

– Даже во сне не встречал.

– Это что-то новое, – сказал Джери. – Кажется, за все свои жизни я не сталкивался с ним ни разу. Память у меня всегда была плохая, даже в лучшие времена, но я бы знал, если бы встречал такое раньше. Какое удивительное, необычайно важное событие!

Хоукмун прервал размышления своего товарища. Он указал вниз, в долину.

– Тебе не кажется, Джери, что это костер? Лагерный костер. Может, мы наконец-то познакомимся с обитателями этого мира?

Они не стали обсуждать, насколько разумно идти прямо к костру, а просто начали спускаться по склону и в итоге оказались на дне долины. Теперь костер полыхал совсем близко.

Когда они подошли, Хоукмун увидел, что вокруг костра собралось несколько человек, но самым странным оказалось то, что все они сидели верхом на конях, а кони стояли мордами к огню, отчего вся группа являла собой идеально ровный, погруженный в молчание круг. Настолько неподвижны были животные, настолько невозмутимы всадники на их спинах, что, если бы не облачка пара от дыхания, Хоукмун решил бы, что перед ним статуи.

– Добрый вечер, – поздоровался он непринужденно, однако ни от кого не получил ответа. – Мы путники, вот, заблудились и будем рады, если вы укажете нам дорогу.

Ближайший к Хоукмуну всадник повернул к нему вытянутую физиономию.

– Для этого ты и здесь, сэр Воитель. Для этого мы и собрались. Добро пожаловать. Мы ждали тебя.

Теперь, когда Хоукмун стоял совсем близко, он понял, что костер перед ним вовсе не обычный. Скорее, это было некое сияние, выходившее из шара размером с его кулак. Шар висел в футе над землей. Хоукмун видел, как внутри шара плавают другие шары. Он снова сосредоточил внимание на всаднике. Он не узнавал того, кто ему ответил: высокий, черный, с полуобнаженным телом, в плаще из меха белой лисицы, наброшенном на плечи. Хоукмун отвесил краткий вежливый поклон.

– У тебя преимущество передо мной, – сказал он.

– Ты меня знаешь, – ответил ему черный человек, – по меньшей мере в одном из твоих параллельных существований. Меня зовут Сепириц, Последний из Десяти.

– А это твой мир?

Сепириц покачал головой.

– Это ничей мир. Этот мир пока еще ждет, когда его заселят. – Он поглядел мимо Хоукмуна на Джери-а-Конела. – Мое почтение, мастер Мунглум из Элвера.

– Меня в данный момент зовут Джери-а-Конел, – поправил его Джери.

– Ясно, – сказал Сепириц. – Лицо другое. Да и тело, если присмотреться, тоже. Но все равно хорошо, что ты привел к нам Вечного Воителя.

Хоукмун покосился на Джери.

– Так ты знал, куда мы идем?

Джери развел руками.

– Только догадывался. Я бы не смог тебе сказать, если бы ты спросил. – Он, не скрывая любопытства, уставился на кружок конников. – О, так вы все здесь!

– Ты всех их знаешь? – спросил Хоукмун.

– Кажется, так. Мой господин Сепириц из Нихрейна в расщелине, не так ли? И Абарис, чародей. – Это относилось к старику в богатом платье, расшитом диковинными символами. Он вежливо улыбнулся, услышав свое имя. – А ты Ламсар-отшельник, – назвал Джери-а-Конел следующего всадника, еще старше Абариса, одетого в промасленную кожу, к которой кое-где прилип песок. Даже борода у него была в песке.

– Приветствую, – буркнул он.

Хоукмун в изумлении узнал еще одного всадника.

– Ты же умер, – сказал он. – Погиб, защищая Рунный посох в Днарке. Из-под загадочного шлема Воина из гагата-и-золота зазвучал смех, когда этот брат Орланда Фанка вскинул скрытую металлом голову.

– Некоторые смерти более постоянны, чем остальные, герцог Кёльнский.

– А ты Алерион из Храма Порядка, – назвал Джери очередного старца, бледного и безбородого. – Слуга повелителя Аркина. А ты Амерджин-архидруид. Тебя я тоже знаю.

Амерджин, красивый и золотоволосый, в просторном белом одеянии на худощавом теле, серьезно поклонился.

Последним всадником оказалась женщина, ее лицо было полностью скрыто золотой вуалью, а многослойное полупрозрачное платье переливалось всеми оттенками серебра.

– А вот твое имя, госпожа, не идет на ум, – признался Джери, – хотя, мне кажется, я знал тебя в каком-то из миров.

И Хоукмун вдруг услышал собственный голос:

– Ты была убита в Южных Льдах. Дама Чаши. Серебряная королева. Убита…

– Черным Мечом? Граф Урлик, лучше бы мне тебя не знать. – Голос ее звучал печально и мелодично, и внезапно Хоукмун увидел себя в доспехе и мехах посреди равнины из сверкающего льда с громадным страшным мечом в руке. Он зажмурился и застонал.

– Нет…

– Всё в прошлом, – сказала она. – Всё миновало. Я оказала тебе медвежью услугу, господин Воитель. Теперь же могу помочь.

Семь всадников спешились как один и подошли ближе к небольшому шару.

– Что это за сфера? – нервно поинтересовался Джери-а-Конел. – Магическая?

– Она позволяет всем нам оставаться на этом плане бытия, – пояснил Сепириц. – Мы же, как ты знаешь, считаемся в своих мирах мудрецами. И наше собрание было созвано, чтобы мы могли обсудить произошедшее, ибо все мы пережили один и тот же опыт. Наша мудрость досталась нам от существ куда более важных, чем мы сами. Они дар или нам знание, когда мы взывали к ним с подобной просьбой. Однако в последнее время обретать знания становится невозможно. В данный момент все высшие заняты делами, и у них нет времени на нас. Некоторые из нас знают этих высших как Повелителей Порядка, а сами мы служим их вестниками – взамен они просвещают наши разумы. Только мы давно не слышали великих, и мы опасаемся, что на них обрушилась какая-то вражеская сила, превосходящая всех прежних врагов.

– Хаос? – спросил Джери.

– Это было бы вероятно. Однако нам стало известно, что Хаос сам переживает нападение, причем не со стороны Порядка. Кажется, угроза нависла над самим Космическим Равновесием.

– Именно по этой причине Рунный посох был отозван из моего мира, – вставил Хоукмун.

– Именно по этой, – подтвердил Воин из гагата-и-золота.

– Но вам хоть что-то известно о природе этой угрозы? – спросил Джери.

– Ничего, но, кажется, она каким-то образом связана со Слиянием Миллиона Сфер. Впрочем, сэр Воитель знает об этом. – Сепириц хотел продолжить, но Джери вскинул руку, призывая его остановиться.

– Мне знакомо словосочетание, но не более того. Моя скверная память, доставляющая мне столько горя, снова меня подводит…

– А, – произнес Сепириц, нахмурившись. – В таком случае, наверное, нам не стоит об этом говорить…

– Говорите, умоляю, – сказал Хоукмун, – потому что эти слова много значат для меня.

– Порядок и Хаос вовлечены в большую войну – война идет на всех планах Земли, в эту войну невольно, но целиком и полностью втянуто все человечество. Ты как защитник людей сражаешься во всех своих воплощениях, предположительно на стороне Порядка (хотя даже это не решено окончательно). – Сепириц вздохнул. – Однако Порядок и Хаос истощают себя. Некоторые считают, что они теряют силу, чтобы поддержать Космическое Равновесие, ведь если Равновесие исчезнет, то прекратится и существование всего живого. Другие уверены, что Равновесие и боги все равно обречены, что к нам приближается время Слияния Миллиона Сфер. Я не говорил ничего этого Элрику в своем мире, потому что он и без того в сильном смятении. И я не знаю, какую часть знания стоит открыть тебе, Хоукмун. Меня очень тревожит, что в столь монументальных вопросах все время приходится строить догадки. Однако если Элрику предстоит дуть в Рог Судьбы…

– А Коруму освободить Кулла, – прибавил Алерион.

– А Эрикёзе попасть в Танелорн, – произнесла дама Чаши.

– …то результатом все равно станут космические разрушения невообразимого масштаба. Наша мудрость подводит нас. Мы почти боимся действовать, некому дать нам совет. Нет никого, кто сказал бы, какой способ выбрать…

– Никого, кроме Капитана, – вставил чародей Абарис.

– Но откуда нам знать, что он не действует в своих интересах? Откуда взять уверенность, что он совершенно бескорыстен, как утверждает? – В голосе Ламсара-отшельника звучало тревожное недоумение. – Нам ничего о нем не известно. Он совсем недавно появился на Пятнадцатом плане.

– Капитан? – с живостью переспросил Хоукмун. – Это такое существо, которое светится темнотой? – Он описал им того, кого видел на мосту, а потом и в этом мире.

Сепириц покачал головой.

– Некоторые из нас видели мельком это создание, но и для нас он полная загадка. Поэтому мы пребываем в сомнении: разные творения приходят в мультивселенную, а мы ничего о них не знаем. Наша мудрость подводит нас…

– Только Капитан может быть уверен в себе самом, – сказал Амерджин. – Он должен пойти к Капитану. Мы не можем помочь. – Он пристально вглядывался в середину светящегося шара. – Наша маленькая сфера… кажется, свет ее меркнет?

Хоукмун взглянул на сферу и понял, что Амерджин прав.

– Это что-то значит? – спросил он.

– Это значит, что у нас здесь осталось мало времени, – пояснил Сепириц. – Нас призывают обратно в наши миры, в наши эпохи. Больше нам таким способом не встретиться.

– Расскажите мне что-нибудь о Слиянии Миллиона Сфер, – попросил Хоукмун.

– Найди Танелорн, – сказала дама Чаши.

– Берегись Черного Меча, – посоветовал отшельник Ламсар.

– Возвращайся к океану, – велел Воин из гагата-и-золота. – Там сядешь на Темный Корабль.

– А что же Рунный посох? – спросил Хоукмун. – Должен ли я и дальше служить ему?

– Только если это в твоих интересах, – сказал Воин из гагата-и-золота.

Теперь свет шара стал совсем тусклым, все семеро сели верхом на коней и уже превратились в тени.

– А мои дети? – воскликнул Хоукмун. – Где они?

– В Танелорне, – сказала дама Чаши. – Они ждут, чтобы возродиться.

– Объясни! – взмолился Хоукмун. – Госпожа, объясни мне!

Но ее тень растаяла первой, когда померк последний свет шара. Вскоре остался лишь черный великан Сепириц, но и его голос прозвучал едва слышно:

– Завидую твоему величию, Вечный Воитель, но не завидую твоей борьбе.

И Хоукмун прокричал в темноту:

– Этого недостаточно! Этого мало! Я должен узнать больше!

Джери сочувственно сжал ему плечо.

– Идем, герцог Дориан, мы узнаем больше, когда последуем их совету. Идем, вернемся к океану.

Но затем и Джери исчез, и Хоукмун остался один.

– Джери-а-Конел? Джери?

И Хоукмун рванулся сквозь ночь, сквозь тишину, рот его широко раскрылся для крика, который никак не мог вырваться, глаза его жгли слезы, что так и не пролились, а в ушах раздавался стук его собственного сердца, похожий на бой погребального барабана.

Глава пятая На берегу

Наступил рассвет, море затянуло туманом, который наползал на каменистый берег, и в тумане этом двигались серебристо-серые огоньки, а утесы за спиной у Хоукмуна нагоняли страх. Он так и не поспал. Он чувствовал себя призраком в призрачном мире. Он был брошен всеми, но все же не рыдал.

Его глаза были устремлены в туман, холодная рука сжимала холодную рукоять меча, рот и нос выдували белые облачка пара – он ждал, как утренний охотник поджидает добычу, не издавая ни звука, чтобы не пропустить малейший шорох, который мог бы выдать его дичь. Ему оставалось только послушаться совета, который накануне ночью дали ему семеро мудрецов, и вот он дожидался корабля, который, как они обещали, появится. Он ждал, безразличный к тому, придет корабль или нет, хоть и знал, что тот придет обязательно.

У него над головой засветилось красное пятно. Сначала он решил, что это солнце, но цвет был слишком густой, скорее рубиновый. Какая-то звезда, сияющая с чуждого небосвода, подумал он. Красный свет придал оттенок туману, сделав его розоватым. И в тот же миг Хоукмун уловил на воде ритмичное поскрипыванье и понял, что корабль появился. Он услышал, как упал якорь, услышал голоса, услышал грохот цепи и стук небольшой лодки, которую спускали на воду. Он снова сосредоточил внимание на красной звезде, но та исчезла, остался только свет.

Туман рассеялся. Он увидел очертания высокого корабля. Палуба на носу и на корме была настелена значительно выше, чем в центре, на баке и юте горело по фонарю, которые вздымались и падали вместе с волнами. Судно шло без парусов, мачты и планшир покрывали замысловатые резные узоры в совершенно непривычном стиле.

– Прошу тебя…

Хоукмун поглядел налево, и там стояла фигура, окруженная черной пляшущей аурой, в горящих глазах застыла мольба.

– Ты меня раздражаешь, сэр, – сказал Хоукмун. – У меня нет на тебя времени.

– Меч…

– Найди себе меч, и я буду рад сразиться с тобой, если этого ты добиваешься. – Он говорил уверенным тоном, в котором не было и намека на тот страх, что разрастался у него в душе. На черный силуэт он не смотрел.

– Корабль… – проговорил черный. – Я…

– Что? – Хоукмун обернулся и прочитал в этом косом взгляде, что черный прекрасно понимает его состояние.

– Позволь мне поехать с тобой, – сказало существо. – Я смогу помочь тебе там. Тебе потребуется помощь.

– Только не твоя, – заявил Хоукмун, поглядев на воду и увидев лодку, шедшую за ним.

В лодке стоял закованный в доспехи воин. Его доспехи словно создали для подтверждения определенных правил геометрии, а не с практической целью защитить от вражеского оружия. Большой шлем с клювом скрывал почти всё лицо, но яркие голубые глаза были видны, как и кудрявая золотистая борода.

– Сэр Хоукмун? – Голос у закованного в доспехи был легкий, дружелюбный. – Я Брут, рыцарь из Лашмара. Насколько я понимаю, у нас одно и то же задание.

– Задание? – Хоукмун отметил про себя, что черная фигура исчезла.

– Попасть в Танелорн?

– Да. Я ищу Танелорн.

– В таком случае на борту корабля тебя ждут попутчики.

– А что это за корабль? Откуда он идет?

– Это известно только тем, кто им правит.

– На борту есть человек по прозвищу Капитан?

– Да, наш капитан на борту. – Брут выбрался из лодки и придержал ее на волнах. Сидящие на веслах повернули головы и взглянули на Хоукмуна. Все они были опытные воины, люди, сражавшиеся не в одной битве. Воин Хоукмун всегда узнавал своих, если встречал.

– А кто они?

– Наши товарищи.

– Что сделало нас товарищами?

– Ну как же! – Брут добродушно улыбнулся, и эта улыбка противоречила смыслу его слов. – Все мы прокляты, сэр.

По неизвестной причине Хоукмун, вместо того чтобы забеспокоиться, ощутил облегчение. Он засмеялся, шагнул вперед, позволив Бруту помочь ему забраться в лодку.

– А кроме проклятых кто-нибудь ищет Танелорн?

– Никогда не слышал о других. – Брут тоже ступил в лодку, хлопнув Хоукмуна по плечу. Волны подхватили судно, и воины напрягли спины, сделав разворот, чтобы грести обратно к дожидавшемуся их кораблю, на темной полированной древесине которого до сих пор играли отблески рубинового света. Хоукмун восхитился контурами корабля, его высоким изогнутым носом.

– Этот корабль не принадлежит ни одному известному мне флоту, – заметил Хоукмун.

– Этот корабль не принадлежит вовсе никакому флоту, сэр Хоукмун.

Хоукмун обернулся, но земля уже исчезла. Лишь клубился знакомый туман.

– Как ты оказался на этом берегу? – спросил Брут.

– Разве ты не знаешь? Я думал, знаешь. Я надеялся получить ответы на свои вопросы. Мне велели ждать здесь корабль. А до того я заблудился, меня вышвырнули из моего мира, оторвали от любимых людей – это сделало какое-то существо, которое ненавидит меня, но утверждает, что любит.

– Бог?

– Бог, лишенный обычных для бога качеств, если он действительно бог, – сухо ответил Хоукмун.

– Я слышал, что боги теперь теряют свои самые выдающиеся умения, – сказал Брут из Лашмара. – Силы их на исходе.

– В этом мире?

– Да это же не мир, – сказал Брут почти с изумлением.

Лодка достигла корабля, и Хоукмун увидел, что их уже ждет развернутая веревочная лестница. Брут придержал для него нижнюю перекладину, жестом предложив подниматься первым. Позабыв о своей предусмотрительности, требовавшей как следует обдумать свои действия, прежде чем подниматься на борт, Хоукмун полез наверх.

Сверху раздалась команда. Развернули шлюпбалки, чтобы поднять лодку. Волна подхватила корабль, он качнулся, застонав. Хоукмун медленно лез дальше. Он услышал треск разворачивающегося паруса, скрип якорной лебедки. Он поднял глаза, но его внезапно ослепил луч света от красной звезды в небе, которая вновь пробилась сквозь толщу облаков.

– А эта звезда, – крикнул он. – Что она такое, Брут из Лашмара? Вы идете за ней?

– Нет, – ответил светловолосый воин. Голос его внезапно погрустнел. – Это она идет за нами.

Глава первая Воины в ожидании

Пока Брут из Ламшара поднимался на палубу, Хоукмун огляделся вокруг. Ветер усилился, наполняя огромный черный парус. То дул знакомый ветер. Хоукмуну однажды довелось его ощутить, когда они с графом Брассом сражались с Каланом, Тарагормом и их приспешниками в пещерах под Лондрой, когда сама сущность Времени и Пространства была искажена стараниями двух величайших магов-ученых Темной Империи.

Но хотя ветер был знакомый, Хоукмун не рвался ощутить на лице его дуновение, он обрадовался, когда Брут проводил его до конца палубы и распахнул перед ним дверь кормовой каюты. Оттуда дохнуло приветливым теплом.

Там раскачивался на четырех серебряных цепях большой фонарь, заливая пространство рассеянным светом, проходящим сквозь дымно-красное стекло. Посреди каюты высился тяжелый стол, его ножки были накрепко привинчены к доскам пола.

Вокруг стола закрепили несколько больших резных кресел, и некоторые из них были заняты, а еще в каюте находилось много людей, стоявших рядом со столом. Все с любопытством уставились на Хоукмуна, когда он вошел.

– Это Дориан Хоукмун, герцог Кёльнский, – представил Брут. – Я пока вернусь к парням в нашу каюту. Но скоро я приду за тобой, сэр Хоукмун, поскольку мы должны засвидетельствовать свое почтение Капитану.

– А он знает, кто я? Знает, что я на борту?

– Разумеется. Он тщательно подбирает пассажиров, этот Капитан. – Брут засмеялся, и его смех был подхвачен угрюмыми, суровыми людьми, собравшимися в каюте.

Внимание Хоукмуна привлек один из тех, что стояли, – воин с необычными чертами лица, облаченный в доспех такой изящной работы, что тот казался едва ли не воздушным. Его правый глаз закрывала повязка из парчи, на левой руке была перчатка, которая показалась Хоукмуну сделанной из посеребренной стали (хотя он точно знал, что это не так). Заостренное лицо этого воина, его тонкие брови вразлет, пурпурный глаз с нежно-желтым зрачком и похожие на паутину светлые волосы доказывали, что он принадлежит расе, которая находится с расой Хоукмуна лишь в отдаленном родстве. Однако Хоукмун ощутил едва ли не кровную связь с ним, какое-то магнетическое притяжение (и пугающее тоже).

– Я Корум, Принц в Алом Плаще, – представился воин, выступая вперед. – Ты ведь Хоукмун, служишь Рунному посоху?

– Ты знаешь меня?

– Я видел тебя, часто. Перед мысленным взором, сэр, в сновидениях. А разве ты не знаешь меня?

– Нет… – Но Хоукмун все же знал князя Корума. Он тоже видел его в сновидениях. – Впрочем, вынужден признать, что я тебя знаю…

Князь Корум улыбнулся печальной, мрачной улыбкой.

– И давно ты на этом корабле? – спросил его Хоукмун, усаживаясь в одно из кресел и принимая кубок с вином, предложенный ему кем-то из собравшихся.

– Кто его знает? – сказал Корум. – День или век. Это же корабль из снов. Я сел на него, уверенный, что попаду в прошлое. Последнее, что я помню из событий, предшествовавших появлению корабля, – я был убит, преданный тем, кого, как мне казалось, я люблю. Потом я оказался на туманном берегу, уверенный, что душа моя угодила в лимб, и тут меня окликнули с этого корабля.

Поскольку заняться все равно было нечем, я поднялся на борт. Потом остальные начали занимать здесь места. Мне сказали, осталось всего одно, когда его займут, будет полный комплект. Насколько я понимаю, мы сейчас как раз идем за последним пассажиром.

– А куда мы направляемся?

Корум отхлебнул из кубка.

– Я слышал, как звучало слово «Танелорн», но лично мне Капитан ничего об этом не говорил. Может, это название произносят, просто на что-то надеясь. Никто не говорил мне о каком-либо точном маршруте.

– Значит, Брут из Лашмара меня обманул.

– Скорее, обманул себя самого, – отозвался Корум. – Но, может, все-таки мы идем в Танелорн. Кажется, я помню, что бывал там разок.

– И ты обрел там покой?

– Кажется, да, сэр, на короткое время.

– Значит, память подводит тебя?

– Не больше, чем всех остальных, кто путешествует на Темном Корабле, – сказал Корум.

– А не приходилось ли тебе слышать о Слиянии Миллиона Сфер?

– Да, это я помню. Время великих перемен на всех планах бытия, так, кажется? Когда планы пересекаются в некоторых точках своей истории. Когда наше нормальное восприятие Времени и Пространства лишается всякого смысла и становятся возможны радикальные изменения в самой природе реальности. Когда умирают старые боги…

– И рождаются новые?

– Возможно. Если в них есть нужда.

– Нельзя ли поподробнее, сэр?

– Если бы как-то подстегнуть мою память, Дориан Хоукмун, я наверняка смог бы. У меня в голове много всего, только не получается сказать. Знания на месте, но там же и боль, а может быть, боль и знания просто слишком тесно связаны, так что одно находится внутри другого. Сдается мне, что я сошел с ума.

– Я тоже, – утешил Хоукмун. – Но я был когда-то здоров. Теперь ни то ни другое. Странное ощущение.

– Мне случалось испытывать подобное, сэр. – Корум обернулся, обводя своим кубком остальных, собравшихся в каюте. – Тебе стоит познакомиться с товарищами. Это вот Эмшон из Аризо… – Маленький человек со свирепым лицом и пышными усами сердито посмотрел на Хоукмуна с другой стороны стола, что-то буркнув. В руке у него был зажат тонкий цилиндр, который он то и дело подносил к губам. Внутри цилиндра курились какие-то травы, и дым от них вдыхал этот похожий на гнома воин.

– Приветствую, Хоукмун, – сказал он. – Надеюсь, из тебя мореход получится лучше, чем из меня, а то этот проклятый корабль иногда дергается, как несговорчивая девица.

– Эмшон в мрачном расположении духа, – с улыбкой пояснил Корум, – а по временам выражается грубо, но в остальном он хороший спутник. А это Кит Гореносец, он убежден, что приносит несчастья всем, с кем путешествует…

Кит застенчиво отвернулся, пробормотав что-то неслышное. Он выпростал руку из-под медвежьего плаща в знак приветствия, и изо всей его речи Хоукмун разобрал лишь слова: «Это верно, верно». Это был большой, громоздкий солдат, одетый в заплатанную кожу и шерсть, с кожаной шапкой на голове.

– Джон ап-Рисс. – Этот оказался высоким и тонким, с длинными, спадавшими ниже плеч волосами и обвисшими усами, придававшими ему меланхолический вид. Он был одет во что-то выцветшее и черное, если не считать яркой эмблемы, нашитой на рубаху в области сердца. Еще на нем красовалась темная широкополая шляпа, и он весьма насмешливо улыбнулся в знак приветствия.

– Да здравствует герцог Дориан! Мы слышали о твоих подвигах в земле Йель. Ты же сражался с Темной Империей, верно?

– Верно, – подтвердил Хоукмун. – Но теперь война уже позади.

– Неужели меня не было так долго? – нахмурился Джон ап-Рисс.

– Бессмысленно измерять время обычным способом, – предостерегающим тоном произнес Корум. – Просто прими тот факт, что в недавнем прошлом Хоукмуна Темная Империя побеждена, а в твоем она еще в полной силе.

– Меня зовут Найх Перебежчик, – представился один из воинов, стоявших рядом с Джоном ап-Риссом, – бородатый, рыжеволосый, очень тихий и какой-то печальный. В противоположность ап-Риссу, он был с головы до ног увешан позвякивающими талисманами: бусины, цветная кожа, вышивка, обереги из золота, серебра и меди. Перевязь его меча украшали самоцветы и отлитые из меди маленькие соколы, звезды и стрелы. – Меня прозвали так, потому что в одной битве я однажды поменял сторону и в некоторых странах моего мира считаюсь предателем, хотя у меня имелись веские причины поступить так, как я поступил. Но на всякий случай предупреждаю. И я, кстати, не сухопутная крыса, а моряк. Мой корабль был потоплен военным флотом короля Фесфатона. Я уже тонул, когда меня спасло это судно. Я думал, что пригожусь в команде, а в итоге оказался пассажиром.

– Кто же тогда управляет кораблем? – спросил Хоукмун, который не видел пока никого, кроме этих воинов.

Найх Перебежчик усмехнулся в рыжую бороду.

– Прошу прощения, – сказал он. – Но на борту больше нет моряков, кроме того, кто считается Капитаном.

– Корабль идет сам по себе, – спокойно пояснил Корум. – Мы уже строили догадки: Капитан ли направляет судно, или же оно командует Капитаном.

– Корабль волшебный, и я бы предпочел не иметь с ним ничего общего, – проговорил человек, до сих пор молчавший. Это оказался толстяк в стальном нагруднике с выгравированными на нем обнаженными женщинами во всевозможных позах. Под нагрудником у него виднелась красная шелковая рубаха, шею облегал черный платок. В мочках крупных ушей болтались золотые серьги, а кудрявые черные волосы спадали на плечи. Черная борода была аккуратно подстрижена клинышком, усы закручены на пухлые щеки едва ли не до глаз, суровых и карих. – Я барон Готтерин из Нимпласета-на-Хорге, и я знаю, куда идет этот корабль.

– Куда же, сэр?

– В Ад, сэр. Я мертв, как и все мы, хотя некоторым не хватает храбрости это признать. На Земле я грешил много и со вкусом, и я не сомневаюсь в своей судьбе.

– На сей раз вкус подводит тебя, барон Готтерин, – сухо заметил Корум. – Ты принял самую заурядную точку зрения.

Барон Готтерин пожал толстыми плечами и вдруг страшно заинтересовался содержимым своего кубка.

Из тени выступил старик. Он был худой, но сильный, одежда из пятнистой желтоватой кожи подчеркивала его бледность. Голову его закрывал помятый шлем из дерева и железа, деревянные части щетинились медными гвоздями. Глаза, налитые кровью, смотрели угрюмо, уголки рта были горестно опущены. Старик потер шею и сказал:

– Я бы предпочел оказаться в Аду, а не в заточении на этом корабле. Я солдат, как и все вы, и я люблю свое дело. Здесь я невыносимо скучаю. – Он кивнул Хоукмуну. – Чаз Элакуол, и от остальных меня отличает то, что я никогда не служил в армии победителей. Я спасался бегством, как всегда побежденный, когда преследователи сбросили меня в море. В битве удача оставляла меня, зато я никогда не попадал в плен. Впрочем, это спасение было самым странным из всех!

– Тереод Пещерник, – представился некто, еще более бледный, чем Чаз. – Приветствую тебя, Хоукмун. Это мое первое морское путешествие, поэтому всё здесь кажется мне интересным. – Он оказался самым юным в компании и самым неловким в движениях. Он был одет в слегка поблескивавшую кожу какой-то рептилии, на голове у него красовалась шляпа из такого же материала, а в ножнах за спиной висел такой длинный меч, что торчал у него над головой на добрый фут, почти касаясь при этом пола.

Чтобы представить последнего спутника, Коруму пришлось его будить. Тот сидел на дальнем конце стола с пустым кубком, зажатым в обтянутой перчаткой руке, лицо его скрывали длинные светлые волосы. Проснувшись, он рыгнул, усмехнулся, извиняясь, дружелюбно посмотрел на Хоукмуна глуповатыми глазами, налил себе еще вина, опустошил целый кубок, попытался заговорить, у него ничего не получилось, и он снова закрыл глаза. И захрапел.

– Это Рейнджир, – сказал Корум, – по прозвищу Скала, хотя он ни разу не протрезвел настолько, чтобы рассказать нам, откуда такое прозвище! Он был пьян, когда поднялся на борт, и с тех пор старательно поддерживает себя в этом состоянии; впрочем, он довольно дружелюбный и иногда поет для нас.

– Но никто из вас понятия не имеет, для чего мы собрались? – уточнил Хоукмун. – Все мы солдаты, но, кажется, больше у нас нет ничего общего.

– Нас выбрали, чтобы мы сразились с каким-то врагом Капитана, – сообщил Эмшон. – Всё, что я знаю, – это не мой враг, и я бы предпочел, чтобы меня спросили, прежде чем выбирать. Я хотел ворваться в каюту Капитана и захватить управление кораблем, взять курс на какие-нибудь теплые моря вместо этого – ты заметил, что здесь всегда туман? – но эти «герои» отказались. У всех у них кишка тонка. Капитану стоит лишь пернуть погромче, как они бегут врассыпную!

Остальные лишь развеселились при его словах. Вероятно, они уже привыкли к выходкам Эмшона.

– А ты знаешь, зачем ты здесь, князь Корум? – спросил Хоукмун. – Ты разговаривал с Капитаном?

– Да, и довольно долго. Но я ничего не скажу, пока ты сам не познакомишься с ним.

– И когда же это произойдет?

– Уже скоро, как мне кажется. Каждого из нас вызывали сразу же после того, как он оказывался на борту.

– И говорили ни о чем! – пожаловался Чаз Элакуол. – Я всего лишь хочу знать, когда начнется битва. И я молюсь о нашей победе. Хочу перед смертью оказаться на стороне победителей!

Джон ап-Рисс улыбнулся, продемонстрировав зубы.

– Ты, сэр Чаз, никак не добавляешь нам уверенности, то и дело вспоминая о своих поражениях.

Чаз ответил серьезно:

– Мне плевать, выживу я в грядущей битве или нет, но я нутром чую, что для некоторых из нас она завершится весьма успешно.

– Только для некоторых? – фыркнул Эмшон Аризо и нетерпеливо взмахнул рукой. – Может, она окажется успешной только для Капитана.

– Я склонен считать, что нам оказали честь, – негромко произнес Найх Перебежчик. – Среди нас нет ни одного, кто не был бы близок к смерти, когда нас подобрал Темный Корабль. Если нам суждено умереть, то, возможно, за какое-то великое дело.

– Какой ты романтик, сэр, – сказал барон Готтерин. – А я вот реалист. Я не верю ни одному слову Капитана. Я точно знаю, что впереди нас ждет наказание.

– Всё, что ты говоришь, сэр, доказывает лишь одно: твое сознание скучно и примитивно! – Эмшон явно был доволен своим замечанием. Он хмыкнул.

Барон Готтерин отвернулся и оказался лицом к лицу с меланхоличным Китом Гореносцем, который смущенно пробормотал что-то и потупился.

– Эти перебранки меня огорчают, – заявил Тереод Пещерник. – Никто не хочет сыграть со мной в шахматы? – Он указал на большую шахматную доску, закрепленную ремнями на переборке.

– Я сыграю, – сказал Эмшон, – хотя и скучно тебя побеждать.

– Игра для меня новая, – мягко пояснил Тереод. – Но я учусь, Эмшон, ты должен это признать.

Эмшон поднялся из-за стола и помог Тереоду отвязать доску. Они вместе опустили ее на стол и закрепили. Тереод вынул из сундука коробку с фигурами и принялся расставлять на доске. Несколько человек подошли, чтобы наблюдать за игрой.

Хоукмун обернулся к Коруму.

– И все они наши двойники?

– Двойники – в смысле другие воплощения?

– Другие воплощения так называемого Вечного Воителя, – уточнил Хоукмун. – Тебе известна эта теория? Она объясняет, почему мы узнаём друг друга, почему встречаем друг друга в сновидениях.

– Я прекрасно знаком с теорией, – сказал Корум. – Только я сомневаюсь, что большинство этих воинов являются нашими двойниками, как ты сказал. Некоторые, например Джон ап-Рисс, пришли из тех же миров. Нет, я думаю, что в этой компании только у нас с тобой общая – что? – душа?

Хоукмун пристально посмотрел на Корума. А потом содрогнулся.

Глава вторая Слепой капитан

Хоукмун не знал, сколько прошло времени, когда Брут вернулся в каюту, но Эмшон с Тереодом успели сыграть две партии в шахматы, и теперь была в разгаре третья.

– Капитан готов тебя принять Хоукмун. – Брут выглядел усталым; туман успел наползти в открытую дверь каюты, прежде чем он захлопнул ее.

Хоукмун поднялся с кресла. Меч застрял под столом, но он высвободил его, вернув на положенное место на бедре. Он завернулся в плащ, застегнул его.

– Не покупайся сразу на его увещевания, – брюзгливо проговорил Эмшон, отрывая взгляд от доски. – Что бы он ни задумал, этот Капитан, это он нуждается в нас.

Хоукмун улыбнулся.

– Я обязан удовлетворить свое любопытство, Эмшон Аризо.

Он вышел вслед за Брутом из каюты на холодную палубу. Когда он поднимался на борт, ему показалось, он заметил на носу корабля большой штурвал, а теперь он увидел его на корме. Хоукмун поделился своим наблюдением с Брутом.

Брут кивнул.

– Так их два. Но рулевой один. Если не считать Капитана, кажется, кроме него на борту нет других членов команды. – Брут указал куда-то в густой белый туман, где обнаружился силуэт человека, стоящего опустив обе руки на штурвал. Стоял он на удивление неподвижно, одетый в толстый стеганый колет и штаны в обтяжку. Кажется, он полностью сосредоточился на штурвале, на палубе, и Хоукмун невольно подумал: а живой ли вообще это человек… По движению корабля Хоукмун заключил, что тот несется с неестественной скоростью; поглядев вверх, он увидел, что парус надут, хотя ветер отсутствовал, даже тот ветер из пространства между мирами, с которым ему доводилось сталкиваться раньше. Они с Брутом миновали каюту, в точности похожую на ту, что покинули недавно, и оказались на баке корабля. Под палубой обнаружилась дверь, отличавшаяся от темной древесины, из которой строился весь корабль. Дверь была металлическая, но металл казался дышащим, органическим и напомнил Хоукмуну красновато-коричневый мех лисицы.

– Это каюта Капитана, – сказал Брут. – Здесь я оставлю тебя, Хоукмун. Надеюсь, ты получишь ответы хотя бы на некоторые вопросы.

Брут вернулся в свою каюту, оставив Хоукмуна созерцать удивительную дверь. Потом Хоукмун протянул руку и коснулся металла. Тот оказался теплым. И это поразило герцога до глубины души.

– Входи, Хоукмун, – произнес голос из-за двери. Тембр его был звучным, но доносился голос откуда-то издалека.

Хоукмун поискал ручку, но не нашел. Он решил надавить на дверь, но она оказалась открытой. Яркий рубиновый свет ударил по глазам, успевшим привыкнуть к полумраку кормовой каюты. Хоукмун заморгал, но шагнул навстречу этому свету, а дверь затворилась у него за спиной. Воздух казался теплым, напоенным сладким ароматом; медные, золотые и серебряные детали сверкали, стекло блестело. Хоукмун увидел богатые драпировки, толстый многоцветный ковер, красные лампы, висящие на переборках, резьбу; здесь преобладали пурпурные, темно-красные, темно-зеленые и желтые цвета; бросался в глаза полированный письменный стол со сверкающими золотом боками, на столе лежали навигационные инструменты, карты, какая-то книга.

На полу стояли сундуки и койка, скрытая занавеской. Рядом с письменным столом находился высокий мужчина, который, судя по росту и чертам лица, вполне мог оказаться каким-нибудь родственником Корума. У него была такая же вытянутая голова, тонкие золотистые волосы с красноватым отливом, раскосые миндалевидные глаза. Его просторное одеяние обладало желтоватым оттенком буйволовой кожи, серебристые сандалии на ногах завязывались на щиколотках серебряными шнурками. Голову обрамлял обод из синего гагата. Впрочем, внимание Хоукмуна привлекли глаза Капитана. Молочно-белые, усеянные голубыми крапинками и незрячие. Капитан улыбнулся.

– Приветствую тебя, Хоукмун. Тебя уже угостили нашим вином?

– Да, вино я пил. – Хоукмун наблюдал, как Капитан стремительно подходит к сундуку, на котором стояли серебряный кувшин и серебряные кубки.

– Не хочешь ли еще?

– Благодарю, сэр.

Капитан налил вина, и Хоукмун взял кубок. Он пригубил вино, и его переполнило ощущение довольства и покоя.

– Такого я еще не пробовал, – заметил он.

– Оно восстановит твои силы, – пообещал Капитан, поднимая свой кубок. – И при этом совершенно без всяких последствий наутро.

– На борту поговаривают, что твой корабль идет в Танелорн, сэр.

– Многие из тех, кто путешествует с нами, очень хотят попасть в Танелорн, – сказал Капитан, повернув к Хоукмуну голову. На мгновенье Хоукмуну показалось, что Капитан смотрит, причем не в лицо ему, а прямо в душу. Он прошел через каюту к одному из иллюминаторов и взглянул на белый, клубящийся туман. Непрерывное покачивание вверх и вниз несущегося вперед корабля, кажется, сделалось особенно заметным.

– Ты отвечаешь уклончиво, – сказал Хоукмун. – Я надеялся, ты будешь со мной более откровенен.

– Я откровенен настолько, насколько это возможно, герцог Дориан, заверяю тебя.

– Заверения… – начал Хоукмун, но не стал заканчивать предложение.

– Я понимаю, – сказал Капитан. – От них мало прока сознанию, терзающемуся, как, должно быть, терзается твое. Но я уверен, что мой корабль поможет тебе приблизиться к Танелорну и твоим детям.

– Тебе известно, что я ищу своих детей?

– Да. Я знаю, что ты пострадал от разрыва связей в результате Слияния Миллиона Сфер.

– Ты можешь рассказать об этом подробнее, сэр?

– Ты ведь уже знаешь, что есть множество миров, существующих бок о бок с твоим собственным, однако отделенных от него преградами, которые не позволяют видеть и слышать их? Ты знаешь, что истории этих миров зачастую очень похожи и что существа, которых иногда именуют Повелителями Порядка и Повелителями Хаоса, постоянно воюют друг с другом за владение этими мирами и некоторым мужчинам и женщинам выпадает судьба принимать участие в их войнах?

– Ты говоришь о Вечном Воителе?

– О нем и о тех, кто разделяет его участь.

– Джери-а-Конел?

– Это одно из имен. Другое имя Иссельда. У нее тоже имеется множество двойников.

– А что с Космическим Равновесием?

– О Космическом Равновесии и Рунном посохе известно мало.

– Значит, ты не служишь ни тому ни другому?

– Очень в этом сомневаюсь.

– Что ж, хотя бы это радует, – сказал Хоукмун, ставя на сундук опустевший кубок. – А то мне уже начинают надоедать разговоры о великом предназначении.

– Я стану говорить лишь о практических вопросах, связанных с выживанием, – заверил его Капитан. – Мой корабль всегда путешествует между мирами, вероятно, защищая многочисленные границы в самых слабых их местах. Кажется, мы с моим рулевым никогда не знали иной жизни. Я завидую тебе, сэр Воитель, завидую многообразию твоих ощущений.

– А я был бы не против поменяться с тобой судьбами, Капитан.

Слепой негромко рассмеялся.

– Сомневаюсь, что это возможно.

– Значит, мое пребывание на твоем корабле как-то связано со Слиянием Миллиона Сфер?

– Напрямую. Как ты понимаешь, подобное событие случается довольно редко. И на этот раз Повелители Порядка и Хаоса, а также их последователи, сражаются особенно яростно, чтобы выяснить, кто из них станет править мирами после того, как Слияние пройдет. Они задействуют все воплощения тебя, потому что ты для них важная фигура, можешь в этом не сомневаться. Как и Корум, ты создал для них особую проблему.

– Значит, мы с Корумом по сути одно?

– Разные воплощения одного и того же Героя, вызванные из разных миров и эпох. Опасное дело, между прочим, обычно даже два воплощения Вечного Воителя, оказавшиеся в одном мире в одно время, вселяют опасения, а у нас тут целых четыре. Ты еще не познакомился с Эрикёзе?

– Нет.

– Он в каюте на носу. С ним там восемь воинов. Они ждут только Элрика. Мы как раз плывем, чтобы его найти. Его предстоит вытащить из того, что для тебя прошлое, точно так же, как Корум был вызван из твоего будущего, если бы, конечно, вы жили в одном мире. В движение пришли такие силы, которые заставляют нас рисковать всем! Молюсь только, чтобы эта игра стоила свеч.

– И что же это за силы, пришедшие в движение?

– Я сообщу тебе то, что уже знают двое других, что я расскажу потом Элрику. Я не могу сообщить больше, поэтому, когда я договорю, не задавай мне вопросов. Согласен на такие условия?

– У меня нет выбора, – просто ответил Хоукмун.

– Когда придет время, – пообещал Капитан, – я сообщу тебе и все остальное.

– Продолжай, сэр, – вежливо попросил Хоукмун.

– Цель нашего путешествия – остров, особый остров. Принадлежа этим водам, он одновременно пребывает в том, что вы называете лимбом, но одновременно существует во всех мирах, где сражается человечество. Этот остров – точнее, город, который стоит на острове, – атаковали бессчетное число раз и Порядок, и Хаос в надежде им править, но никто так и не преуспел. Когда-то давно остров получил благословение народа, известного как Серые Лорды, однако потом они исчезли, никто не знает куда. И на их место пришли враги невероятной силы, существа, способные уничтожить все миры раз и навсегда. Именно момент Слияния позволил им войти в нашу мультивселенную. А уж войдя, утвердившись на наших границах, они не покинут их, пока благополучно не истребят всё живое.

– Должно быть, они действительно могущественные. Значит, этот корабль вызвали, чтобы собрать отряд воинов, которые способны сразиться с этим врагом?

– Корабль идет, чтобы сразиться с врагом, да.

– Но нам, несомненно, суждено погибнуть?

– Нет. У тебя самого не хватит сил, чтобы побороть такого врага в каком-то одном твоем воплощении. Именно по этой причине позвали и других. Позже я расскажу тебе больше. – Капитан помолчал, как будто прислушиваясь к тому, что говорят ему волны, окружавшие корабль. – Ага! Кажется, мы вот-вот обнаружим нашего последнего пассажира. Ступай пока, Хоукмун. Прошу простить мне подобную неучтивость, но ты должен оставить меня.

– Когда же я узнаю больше, сэр?

– Скоро. – Капитан указал на дверь, которая уже успела открыться. – Скоро.

С гудящей от всего услышанного от Капитана головой Хоукмун вышел обратно в туман.

Где-то вдалеке он услышал рокот прибоя, понимая, что корабль приближается к суше. В какой-то миг он решил, что останется на палубе и посмотрит на эту сушу, но затем что-то заставило его передумать, и он торопливо вернулся к кормовой каюте, бросив лишь последний взгляд на застывшую, загадочную фигуру рулевого, который так и стоял у штурвала на носу.

Глава третья Остров теней

– Ну как, сэр Хоукмун, Капитан просветил тебя? – Эмшон вертел в пальцах шахматную королеву, когда Хоукмун вошел в каюту. – Немного, – сказал Хоукмун, – хотя озадачил еще больше. Почему так важно количество? Десять человек на каюту?

– Разве это не тот максимум, который можно разместить в каюте со всеми удобствами? – удивился Тереод, который, похоже, выигрывал партию.

– Внизу наверняка еще полно места, – заметил Корум. – Причина явно не в этом.

– А как насчет спальных мест? – уточнил Хоукмун. – Вы пробыли на борту дольше меня. Где вы спите?

– А мы не спим, – сообщил барон Готтерин. Толстяк ткнул большим пальцем в сторону храпящего Рейнджира. – Кроме него. Он-то спит всю дорогу. – Барон провел пальцами по засаленной бороде. – Да кто спит в Аду?

– Ты завел эту песню, как только ступил на борт, – произнес Джон ап-Рисс. – Вежливый человек уже умолк бы или же нашел какую-нибудь другую тему.

Готтерин фыркнул и повернулся спиной к своему критику.

Высокий длинноволосый юноша из Йеля вздохнул и снова взялся за бокал.

– Я так понимаю, скоро мы примем на борт последнего из компании, – сообщил Хоукмун. Он взглянул на Корума. – Его зовут Элрик. Тебе знакомо это имя?

– Да. А разве тебе оно не знакомо?

– Знакомо.

– Однажды мы с Элриком и Эрикёзе сражались все вместе в момент большого кризиса. Нас спас тогда Рунный посох, это была битва за Башню Вуалодьона Ганьясдиака.

– Что тебе известно о Рунном посохе? Он как-нибудь связан с Космическим Балансиром, о котором я в последнее время так часто слышу?

– Вероятно, – отозвался Корум, – но только не жди от меня объяснения всем этим загадкам, друг Хоукмун. Я сам в таком же недоумении, как и ты.

– Но оба они за сохранение Равновесия?

– Верно.

– А я слышал, что именно Равновесие помогает богам удерживать власть. Так что же, мы сражаемся, чтобы они не утратили власть?

Корум улыбнулся каким-то своим воспоминаниям.

– А мы сражаемся? – спросил он.

– А разве нет?

– Обычно вроде да, – согласился Корум.

– Ты начинаешь действовать на нервы не хуже Капитана, – засмеялся Хоукмун. – Что ты имеешь в виду?

Корум покачал головой.

– Я и сам не уверен до конца.

Хоукмун понял, что чувствует себя гораздо лучше, чем прежде. Он сообщил об этом вслух.

– Так ты же пил вино Капитана, – пояснил Корум. – Полагаю, оно и поддерживает нас. Тут есть еще. Я‑то наливал тебе обычное вино, но если захочешь…

– Не сейчас. Однако оно проясняет мозги, еще как проясняет.

– Правда? – спросил из тени Кит Гореносец. – Боюсь, мои оно затуманивает. Я совсем сбит с толку.

– Да все мы сбиты с толку, – снисходительно бросил Чаз Элакуол. – И кто не был бы? – Он до половины вынул меч из ножен, потом сунул обратно. – У меня голова ясная, только когда я сражаюсь.

– Подозреваю, что скоро нам предстоит битва, – обрадовал его Хоукмун.

Это вызвало интерес у всех, и Хоукмун повторил те скупые слова, какие сказал ему Капитан. Воины снова принялись строить разные догадки, и даже барон Готтерин повеселел, перестав талдычить об Аде и наказании.

Хоукмун старался избегать общества Корума, не потому, что тот ему не понравился (наоборот, он нашел его более чем приятным), просто в него вселяла тревогу сама идея, что он находится в одной каюте с собственным иным воплощением. Кажется, Корум разделял его чувства.

Вот так и тянулись минуты.

Спустя какое-то время дверь каюты распахнулась, за ней стояли два человека. Один выглядел угрюмым, крепко сбитым и широкоплечим, его лицо, покрытое многочисленными шрамами и озабоченное, казалось ошеломительно красивым. Возраст незнакомца с ходу не определялся, хотя ему, вероятно, шло к сорока, и в его темных волосах кое-где проглядывали серебряные нити. В глубоко посаженных глазах светился недюжинный ум и какое-то затаенное личное горе. Он был одет в толстую кожу, укрепленную на плечах, локтях и запястьях стальными пластинами, погнутыми и поцарапанными. Этот богатырь узнал Хоукмуна и кивнул Коруму так, словно они уже встречались.

Его стройный спутник внешне имел много общего с Корумом и Капитаном. Его красные, словно угли, глаза полыхали каким-то сверхъестественным огнем, а в белом, как кость, лице не осталось ни кровинки, словно в лице покойника. Длинные волосы тоже были белыми. Тело скрывал тяжелый кожаный плащ с капюшоном. Под плащом вырисовывались контуры огромного палаша, и Хоукмун сам удивился, ощутив дрожь страха, пока созерцал это оружие.

Корум узнал альбиноса.

– Элрик из Мелнибонэ! Мои теории находят всё больше подтверждений! – Он с восторгом обернулся к Хоукмуну, но Хоукмун медлил, сомневаясь, хочет ли он здороваться с белокожим мечником. – Видишь, Хоукмун, это те, о ком я тебе рассказывал.

Альбинос был изумлен и ошеломлен.

– Ты меня знаешь, сэр?

Корум улыбался.

– Ты еще вспомнишь меня, Элрик. Ты должен! А как же Башня Вуалодьона Ганьясдиака? Там был и Эрикёзе, хотя и другой Эрикёзе.

– Я не знаю ни башни, ни человека с таким именем, и я впервые в жизни увидел сейчас Эрикёзе. – Элрик взглянул на своего спутника, словно прося о помощи. – Ты знаешь меня, знаешь мое имя, но я не знаю тебя! Всё это приводит меня в замешательство, сэр.

Впервые заговорил его спутник, голос у него оказался глубоким, звучным и полным меланхолии.

– Я тоже никогда не встречался с князем Корумом до того, как попал на борт этого корабля, – заявил Эрикёзе, – и всё же он настаивает, что однажды мы вместе сражались. Я склонен верить ему. Время на разных планах бытия не всегда течет равномерно. Князь Корум вполне может существовать в том, что мы называем будущим.

Хоукмун поймал себя на мысли, что его разум отказывается воспринимать дальнейшее. Ему так не хватало относительной простоты собственного мира.

– Я‑то надеялся хоть немного отдохнуть здесь от подобных парадоксов, – сказал он. Он потер глаза и лоб, на мгновение коснулся шрама в том месте, где некогда был Черный Камень. – Однако у меня такое впечатление, что в истории любого из планов не отражен текущий момент. Всё вокруг сливается воедино, и даже наши личности, кажется, могут в любой момент измениться.

Корум гнул свое, обращаясь к Элрику:

– Мы были Трое! Неужели ты этого не помнишь, Элрик? Трое-в-Одном?

Очевидно Элрик понятия не имел, о чем толкует Корум.

– Ну, – Корум пожал плечами, – теперь мы уже Четверо. Капитан что-нибудь говорил об острове, который мы, предположительно, должны завоевать?

– Говорил. – Последний из прибывших переводил взгляд с лица на лицо. – Вам известно, что это за враги?

Тут Хоукмун посочувствовал альбиносу.

– Нам известно не больше и не меньше того, что знаешь ты, Элрик. Я ищу место под названием Танелорн и двоих детей. Возможно, я заодно ищу Рунный посох. Однако в последнем я не вполне уверен.

Корум, которому все еще хотелось оживить воспоминания Элрика, сказал:

– Однажды мы его уже нашли. Мы втроем. В Башне Вуалодьона Ганьясдиака. Это здорово нам помогло.

Хоукмун подумал, уж не безумен ли Корум.

– И мне бы тоже помогло, – сказал он вслух. – Когда-то я служил Рунному посоху. Я очень ему посодействовал. – Он внимательно посмотрел на Элрика, поскольку его белое лицо с каждой минутой казалось ему все более знакомым. Он понял, что не боится Элрика. Все дело в мече альбиноса – это его испугался Хоукмун.

– У нас много общего, говорю тебе, Элрик. – Эрикёзе явно старался разрядить обстановку. – Вероятно, у нас и хозяева были одни и те же?

Элрик презрительно пожал плечами.

– Я никому не служу, кроме себя!

Хоукмун понял, что невольно улыбается его словам. Остальные двое тоже улыбались.

И тут Эрикёзе пробормотал:

– Подобного рода события человек склонен в основном забывать, как обычно забываешь сон.

И Хоукмун отозвался с огромной уверенностью:

– Это и есть сон. В последнее время мне часто снится что-то подобное.

А Корум, теперь стремясь примирить их друг с другом, произнес:

– Если вам угодно, всё это происходит во сне. Всё наше существование.

Элрик небрежно отмахнулся, что показалось Хоукмуну несколько невежливым.

– Сон или явь, приобретенный опыт никуда не девается, разве нет?

Эрикёзе томно улыбнулся.

– Совершенно верно.

– В моем мире, – резко произнес Хоукмун, – принято четко различать сон и реальность. Иначе подобная неопределенность приводит к особенной форме умственной летаргии, не так ли?

– Разве мы можем позволить себе думать? – спросил Эрикёзе едва ли не гневно. – Разве можем позволить себе подробно анализировать? Вот ты можешь, сэр Хоукмун?

И Хоукмун неожиданно понял, в чем состоит судьба Эрикёзе. Он понял, что это и его судьба тоже. И он умолк, пристыженный.

– Я помню, – сказал Эрикёзе, на этот раз смягчившись. – Я был, или есть, или буду Дорианом Хоукмуном. Я помню.

– И в этом твоя гротескная и ужасающая судьба, – подтвердил Корум. – Все мы по сути одна личность, но только ты, Эрикёзе, помнишь нас всех.

– Хотел бы я, чтобы память моя была не столь цепкой, – произнес богатырь. – Ведь я так долго искал Танелорн и мою Эрмижад. И вот теперь близится Слияние Миллиона Сфер, когда все миры пересекаются, между ними возникают проходы. Если мне удастся найти верную дорогу, то я смогу снова увидеть Эрмижад. Я увижу всех, кто мне особенно дорог. И тогда Вечный Воитель отдохнет. Все мы сможем отдохнуть, поскольку наши судьбы так тесно сплетены. Мое время снова на подходе. Я знаю теперь, что это уже второе Слияние, какое мне предстоит увидеть. Первое вышвырнуло меня из мира и отправило воевать. Если я не сумею извлечь пользу из второго, я никогда не буду знать покоя. Это моя единственная возможность. Молю, чтобы мы дошли до Танелорна.

– И я молюсь вместе с тобой, – сказал Хоукмун.

– И это правильно, – отозвался Эрикёзе. – Это правильно, сэр.

Когда двое других ушли, Хоукмун согласился сыграть с Корумом партию в шахматы (хотя он по-прежнему неохотно проводил время в его обществе), однако игра получилась странная: каждый точно предугадывал ходы другого. Корум принимал происходящее с легким сердцем. Засмеявшись, он откинулся на спинку кресла.

– Кажется, нет смысла продолжать?

Хоукмун с облегчением согласился и с не меньшим облегчением увидел, как открылась дверь и вошел Брут из Лашмара, держа в затянутой в перчатку руке кувшин с подогретым вином.

– Я принес угощенье от Капитана, – сообщил он, ставя кувшин в углубление посреди стола. – Вы хорошо поспали?

– Поспали? – Хоукмун изумился. – А ты что, спал? Где ты спал?

Брут нахмурился.

– Значит, вам не сказали, что внизу есть койки. Неужели вы всё это время бодрствовали?

Корум торопливо произнес:

– Не будем углубляться в эту тему.

– Выпейте вина, – спокойно посоветовал Брут. – Оно вас взбодрит.

– Взбодрит? – Хоукмун ощущал, как внутри него вскипают ярость и горечь. – Или же заставит видеть один и тот же сон?

Корум налил вина им обоим и почти силой впихнул кубок в руку Хоукмуну. Он выглядел встревоженным.

Хоукмун оттолкнул бокал, однако Корум опустил свою серебряную перчатку на его ладонь.

– Не надо, Хоукмун. Выпей. Если благодаря этому вину сон кажется всем нам вполне сносным, тем лучше.

Хоукмун колебался, хотя и всего мгновение, недовольный течением собственных мыслей, а потом выпил. Вино было отличное. Оно подействовало точно так же, как и в тот раз, когда он пил в каюте Капитана. Его настроение улучшилось.

– Ты прав, – сказал он Коруму.

– Капитан хочет, чтобы Четверо присоединились к нему, – веско сказал Брут.

– У него есть для нас новая информация? – спросил Хоукмун, понимая, что остальные внимательно прислушиваются. Один за другим они подходили к кувшину с вином и наливали себе. Выпивали быстро, как и он сам.

Хоукмун с Корумом поднялись из-за стола и вышли из каюты вслед за Брутом. Шагая по палубе сквозь туман, Хоукмун пытался заглянуть за борт, но видел только всё тот же туман. Затем он заметил у леера человека, тот стоял, глубоко погруженный в свои мысли. Хоукмун узнал Элрика и окликнул его куда более дружеским тоном, чем прежде:

– Капитан попросил, чтобы мы вчетвером навестили его.

Хоукмун увидел, как Эрикёзе выходит из своей каюты, кивая им. Элрик отошел от леера и зашагал по направлению к носу корабля, к красно-коричневой двери. Он постучал, они вошли в теплую и роскошно обставленную каюту.

Когда Капитан развернулся к ним слепым лицом, он указал на сундук, где стояли серебряный кувшин и серебряные бокалы, и сказал:

– Прошу вас, не стесняйтесь, друзья мои.

Хоукмун понял, что сейчас ему действительно хочется выпить, как и его товарищам.

– Мы приближаемся к цели, – сообщил Капитан. – Уже скоро мы высадимся на берег. Не думаю, что враги ожидают нашего появления, однако битва с этими двумя предстоит нелегкая.

У Хоукмуна до того сложилось впечатление, что им предстоит сражаться с целой армией.

– Двумя? Их всего двое?

– Всего двое.

Хоукмун поглядел на остальных, но его спутники избегали его взгляда. Все они смотрели на Капитана.

– Брат и сестра, – пояснил слепой. – Чародеи из вселенной, которая во всем отличается от нашей. Из-за недавних разрушений в материи наших миров – о них кое-что известно Хоукмуну и тебе, Корум, – на свободе оказались кое-какие порождения, которые иначе не обрели бы ту силу, какую теперь обрели. А завладев силой, они жаждут еще – всю силу, что только имеется в нашей вселенной. Эти создания совершенно аморальны, в отличие от Повелителей Порядка и Хаоса. Они сражаются не ради влияния на Земле, как сражаются наши боги. Они всего лишь хотят использовать жизненную энергию нашей вселенной в личных интересах. Подозреваю, они задумали что-то в своей собственной вселенной и смогут достичь этого, только добившись своих целей здесь. В данный момент, несмотря на самые благоприятные для них условия, они еще не вошли в полную силу, однако уже скоро войдут. Агак и Гагак, как они зовутся на человеческом языке, неподвластны никому из наших богов, и потому был собран могучий отряд – вы.

Хоукмун хотел спросить, как это они могут быть сильнее богов, однако сдержал свой порыв.

– Вечный Воитель, – продолжал Капитан, – в четырех своих воплощениях (четыре – это тот максимум, который мы рискнули призвать, чтобы не спровоцировать дальнейшие разрушения на планах Земли): Эрикёзе, Элрик, Корум и Хоукмун. Каждый из вас будет командовать четырьмя воинами, чьи судьбы связаны с вашими и каждый из которых сам по себе выдающийся боец, хотя они и не разделяют ваши судьбы целиком и полностью. Каждый из вас сам сможет выбрать, с кем он хочет сражаться рядом. Думаю, решение вы примете довольно легко. Уже скоро мы причалим к берегу.

Хоукмун не мог понять, испытывает ли он к Капитану неприязнь. Ему показалось, он бросает слепцу вызов, когда он задал свой вопрос:

– Командовать нами будешь ты?

Капитан, кажется, был искренне огорчен.

– Я не могу. Я могу только высадить вас на берег, а потом дожидаться тех, кто уцелеет, если кто-то уцелеет.

Элрик нахмурился, озвучив подозрения Хоукмуна:

– Это не моя битва, как мне кажется.

На что Капитан отвечал убежденно и авторитетно:

– Она твоя и моя тоже. Я высадился бы на берег, если бы мне позволили, только мне не позволили.

– Почему так? – спросил Корум.

– Однажды вы узнаете. – Как будто облако опустилось на слепое лицо Капитана. – Мне не хватит духу вам рассказать. Впрочем, к вам я питаю только самые теплые чувства. Уверяю вас.

Хоукмун поймал себя на том, что снова цинически размышляет о цене заверений.

– Ладно, – подытожил Эрикёзе, – поскольку моя судьба – сражаться и я, как и Хоукмун, продолжаю искать Танелорн, так как, кажется, у меня есть шанс исполнить мечту, если я одержу победу, я согласен выступить против этих двоих, Агака и Гагак.

Хоукмун пожал плечами и кивнул.

– Я иду с Эрикёзе, по тем же причинам.

Корум вздохнул.

– И я.

Элрик поглядел на остальных.

– Еще недавно я считал, что у меня не осталось товарищей. А теперь их много. Лишь по одной этой причине я готов сражаться с ними рядом.

Эрикёзе обрадовали его слова.

– Наверное, это наилучшая из причин.

Капитан снова заговорил, устремив невидящий взгляд куда-то за их спины:

– За эту службу не будет награды, лишь мое слово, что если вы победите, то спасете мир от огромного несчастья. И для тебя, Элрик, эта награда значит еще меньше, чем для остальных.

Элрик, кажется, был не согласен, но Хоукмун не смог расшифровать выражение лица альбиноса, когда тот ответил:

– Возможно, это не так.

– Как скажешь. – Тон Капитана изменился. Он как будто немного успокоился. – Еще вина, друзья мои?

Они выпили предложенного вина, дожидаясь, пока он продолжит. Теперь Капитан поднял лицо вверх. Он адресовал свои слова небесам, и голос его звучал отстраненно:

– На этом острове остались развалины – возможно, когда-то это был город под названием Танелорн, – а в центре развалин есть одно строение. Дом, в котором обитает Атак со своей сестрой. Вот его-то вам и предстоит штурмовать. Надеюсь, вы сразу узнаете нужное здание.

– И нам предстоит уничтожить эту парочку? – Эрикёзе говорил так, словно всё это были сущие пустяки.

– Если сможете. У них имеются слуги, которые им помогают. Их тоже необходимо убить. А после дом надлежит сжечь. Это важно. – Капитан помолчал. – Сжечь. Его нельзя уничтожить иным способом.

Хоукмун заметил, что Элрик улыбается.

– Существует не так много способов уничтожать строения, господин Капитан.

Хоукмуну показалось, что это ненужное замечание, и он решил, что Капитан проявил изрядную учтивость, слегка поклонившись и ответив:

– Да, это верно. И тем не менее стоит запомнить мои слова.

– А тебе известно, как они выглядят, эти Агак и Гагак? – спросил Корум.

Капитан покачал головой.

– Нет. Вполне вероятно, что они похожи на существ, населяющих наши миры. Вполне вероятно, что непохожи. Их видели не многие. Эти двое вообще сумели материализоваться лишь недавно.

– И какой же наилучший способ их одолеть? – Хоукмун уже едва не подтрунивал над Капитаном.

– Храбрость и находчивость, – заявил Капитан.

– Не слишком ты откровенен, – заметил Элрик, вторя интонациям Хоукмуна.

– Я откровенен настолько, насколько могу. А теперь, друзья, отдыхайте и готовьте оружие.

Они вышли в призрачный туман. Он цеплялся за корабль, словно отчаявшийся зверь. Он клубился. Он угрожал им.

Настроение Эрикёзе переменилось.

– У нас почти нет свободы воли, – сообщил он горестно, – и нет смысла обманывать себя. Погибнем ли мы или же выживем в этом столкновении, это не особенно скажется на общем ходе событий.

– Мне кажется, друг, ты просто взгрустнул, – насмешливо отозвался Хоукмун. Он хотел продолжить, но его перебил Корум:

– Реалистичный подход.

Они дошли до каюты, где поселили Эрикёзе и Элрика. Корум с Хоукмуном оставили их и направились дальше по палубе, сквозь белый, липкий туман, к своей каюте, чтобы выбрать себе четверых помощников.

– Мы Четверо-в-Одном, – сказал Корум. – В нас громадная сила. Я знаю, что в нас громадная сила.

Однако Хоукмун устал от разговоров, которые казались слишком уж мистическими его обычно вполне практичному разуму.

Он поднял меч, который начищал.

– Вот самая надежная сила, – заявил он. – Острая сталь.

Многие воины вслух выразили согласие.

– Мы еще посмотрим, – сказал Корум.

Однако, начищая свой клинок, Хоукмун никак не мог отделаться от воспоминания о другом мече, контуры которого он заметил под плащом Элрика. Он понимал, что узнал бы этот меч, если бы увидел. Однако он понятия не имел, почему это оружие нагоняет на него такой страх, и это непонимание тоже сильно тревожило его. Он поймал себя на том, что постоянно думает об Иссельде, Ярмиле и Манфреде, о графе Брассе и героях Камарга. В это путешествие он пустился в том числе и в надежде отыскать старых друзей и любимых. И вот теперь перед ним маячит угроза не увидеть их никогда. И все же стоит сразиться на стороне Капитана, если существует возможность попасть в Танелорн и, следовательно, отыскать пропавших детей. Но где же Иссельда? Может, ее он тоже найдет в Танелорне?

Вскоре все были готовы. Хоукмун взял в свой отряд Джона ап-Рисса, Эмшона из Аризо, Кита Гореносца и Перебежчика Найха, тогда как барон Готтерин, Тереод Пещерник, Чаз Элакуол и Рейнджир Скала, наконец-то очнувшийся от пьяного сна и ковыляющий теперь позади остальных, составили отряд Корума. Хоукмун решил про себя, что ему достались лучшие.

Они вышли в туман и остановились на палубе. Якорь уже громыхал, корабль причаливал. Они видели скалистый берег – остров, который явно выглядел негостеприимным. Возможно ли, что здесь и находится Танелорн, легендарный город покоя?

Джон ап-Рисс с подозрением принюхался, смахнул с усов капли тумана, опустив руку на рукоять меча.

– Никогда еще не видел столь неприветливого места, – заметил он.

Капитан вышел из каюты. Его рулевой стоял рядом с ним. Оба держали охапки факелов.

Хоукмун в смятении понял, что лицо рулевого в точности повторяет лицо Капитана, только глаза зрячие. Взгляд их был пронзительным и всезнающим. Хоукмун с трудом заставил себя посмотреть ему в лицо, когда брал у него факел и заталкивал за пояс.

– Только огонь навсегда уничтожит нашего врага. – Теперь Капитан протянул Хоукмуну огниво, чтобы зажечь факел, когда придет время. – Желаю вам удачи, воины.

У всех теперь было по факелу и по огниву. Эрикёзе первым шагнул за борт, спустился по раскачивающейся веревочной лестнице, держа меч в руке, чтобы он не коснулся воды, спрыгнул в молочно-белое море, доходившее ему до пояса. Остальные последовали за ним, побрели по мелководью, пока не достигли берега, откуда поглядели на корабль.

Хоукмун отметил, что туман не наползает на берег, который теперь обрел хоть какие-то краски. В обычное время он решил бы, что всё здесь на редкость тусклое, однако по сравнению с кораблем цвета просто сверкали: красные скалы, населенные лишайниками разных оттенков желтого. А над головой висел громадный диск, кроваво-красный и неподвижный, – здешнее солнце. Как-то много от него теней, подумал Хоукмун.

И только позже начал замечать, насколько их много, этих теней, всех форм и размеров, и отбрасывали их не только скалы.

Некоторые тени, как он заметил, явно принадлежали людям.

Глава четвертая Город-призрак

Небо, полное разных оттенков синего, коричневого, темно-красного и желтого, было похоже на загнившую рану, и на его фоне вырисовывались тени, которые, в отличие от теней на земле, время от времени двигались.

Один из воинов по имени Хоун Змеевед, член отряда Элрика, одетый в искристый доспех цвета морской волны, сказал:

– Мне редко доводилось бывать на берегу, это верно, но мне кажется, что эта земля очень странная по сравнению с остальными, какие мне приходилось видеть. Она мерцает. Она меняет очертания.

– Точно, – согласился Хоукмун. Он тоже заметил, как по острову время от времени проходят широкие волны трепещущего света, искажая контуры окружающей их суши.

Воин, судя по виду, варвар, с заплетенными в косы волосами и сверкающими глазами, по имени Ашнар Рысь, явно чувствовал себя нехорошо от всего происходящего.

– И откуда берутся все эти тени? – проворчал он. – Почему мы не видим тех, кто их отбрасывает?

Они продолжали удаляться от берега, хотя всем им не хотелось уходить вглубь острова, бросая корабль. Кажется, меньше всех беспокоился Корум. Он рассуждал тоном заинтересованного философа:

– Вполне вероятно, что эти тени отбрасывают предметы, существующие в иных измерениях Земли, – заявил Принц в Алом Плаще. – Если здесь пересекаются все измерения, как предполагалось раньше, то это вполне приемлемое объяснение. И это не самое странное, что мне приходилось видеть во время подобного слияния.

Чернокожий солдат со странным шрамом в виде буквы V на лице – Отто Блендкер – тронул перевязь меча и проворчал:

– И это приемлемое объяснение? Ради всего святого, пусть никто не выдвигает неприемлемых!

Тереод Пещерник сказал:

– Мне приходилось наблюдать подобные странные явления в самых глубоких пещерах моей родины, но только не в таких широких масштабах. Мне тоже говорили, что здесь пересекаются разные измерения. Значит, Корум, несомненно, прав. – Он поправил длинный узкий меч за спиной. Он, кажется, обращался не к компании в целом, а продолжал разговор с коротышкой Эмшоном из Аризо, который по обыкновению бурчал что-то себе под нос.

Хоукмун по-прежнему размышлял, не провел ли их Капитан. У них пока еще не имелось доказательств, что слепой действительно заинтересован в их благополучном возвращении. Насколько было известно Хоукмуну, Капитан и сам имеет определенные виды на миры и использует их в своих целях. Однако он ничего не сказал своим спутникам, которые, все как один, готовились без вопросов исполнить поручение Капитана.

Хоукмун в очередной раз поймал себя на том, что разглядывает очертания меча под плащом Элрика, гадая, почему это оружие вселяет в него такое беспокойство. Он углубился в собственные размышления, стараясь поменьше смотреть на тревожный пейзаж, снова перебирая в памяти события, которые привели его в эту компанию. Из размышлений его вырвал голос Корума, который сказал:

– Вероятно, это Танелорн, точнее, все версии когда-либо существовавшего Танелорна. Поскольку Танелорн обладает множеством форм, причем каждая зависит от желания тех, кто сильнее остальных хочет его отыскать.

Хоукмун огляделся по сторонам и увидел город. Тот оказался безумным скоплением развалин, отображавших всевозможные стили архитектуры, как будто некое божество решило собрать коллекцию образцовых домов из всех миров мультивселенной и расставило их здесь как попало. Все они лежали в руинах. Они простирались до самого горизонта: расшатанные башни, разбитые минареты, рухнувшие замки – и все отбрасывали тени. Хуже того – в этом городе тоже было полно теней, принадлежавших неведомым объектам. Теней домов, не видных глазу.

Хоукмун был потрясен.

– Это не тот Танелорн, который я надеялся найти, – сказал он.

– Не тот. – Эрикёзе вторил Хоукмуну печальным эхом.

– Может, это и не Танелорн. – Элрик резко затормозил, всматриваясь в развалины красными глазами. – Может, это не он.

– А может, это кладбище. – Корум нахмурился. – Кладбище, где собраны все позабытые версии этого диковинного города?

Хоукмун не желал задерживаться. Он шел дальше, пока не приблизился к руинам вплотную, и остальные последовали за ним, в итоге все они вскарабкались на груду камней, рассматривая остатки вырезанных надписей и обломки статуй. Хоукмун услышал, как Эрикёзе у него за спиной обращается вполголоса к Элрику:

– А ты заметил, – спросил Эрикёзе, – что тени теперь имеют вполне определенные очертания?

Хоукмун услышал ответ Элрика:

– По некоторым руинам можно понять, как выглядели здания, когда были целыми. И эти тени – тени изначальных зданий, до того как они превратились в развалины.

Хоукмун взглянул сам и понял, что Элрик прав. Перед ними стоял город-призрак.

– Точно, – согласился Эрикёзе.

Хоукмун обернулся к ним.

– Нам сулили Танелорн. Нам пообещали труп!

– Возможно, – задумчиво протянул Корум. – Только не стоит делать поспешных выводов, Хоукмун.

– Я бы сказал, что центр города был вон там, впереди, – вставил Джон ап-Рисс. – Вам не кажется, что это наиболее подходящее место, чтобы поискать тех, кто нам нужен?

Остальные согласились, и отряд немного изменил направление, стремясь к расчищенной площади среди развалин, где стояло одинокое здание; его очертания выглядели четко и ясно, в отличие от смазанных контуров остальных строений. И краски тоже были ярче, и под всеми мыслимыми углами на нем изгибались полосы металла, соединенные трубками, вероятно, из хрусталя, которые сверкали и пульсировали.

– Напоминает больше машину, чем здание. – Хоукмун почувствовал, как в нем разгорается любопытство.

– А музыкальный инструмент – больше, чем машину. – Единственный глаз Корума уставился на дом с долей восхищения.

Четверо героев остановились, и их отряды встали вслед за ними.

– Должно быть, здесь и обитают маги, – сказал Эмшон из Аризо. – А неплохо устроились, да? Смотрите, на самом деле это два одинаковых здания, соединенные трубками!

– Домик для братца и домик для сестрички, – сказал Рейнджир Скала. Он рыгнул и обвел всех виноватым взглядом.

– Два строения, – размышлял Эрикёзе. – К этому мы не были готовы. Нам что, разделиться и атаковать оба сразу?

Элрик покачал головой.

– Думаю, нам стоит всем вместе войти в какое-то одно, иначе мы лишимся объединенной силы.

– Согласен, – сказал Хоукмун, совершенно не понимая, почему же ему так сильно не хочется входить в здание вслед за Элриком.

– Ну так пошли, – поторопил барон Готтерин. – Давайте уже войдем в Ад, если до сих пор был еще не Ад.

Корум бросил на барона насмешливый взгляд.

– Да ты твердо решил доказать свою теорию!

И снова Хоукмун проявил инициативу, поднявшись к тому месту, где, как он решил, находится дверь ближайшего здания – темный, неровный проем. Когда двадцать воинов приблизились, высматривая опытным взглядом любого возможного противника, здание как будто засветилось ярче, как будто замерцало в размеренном ритме и начало издавать странные, едва слышные, похожие на шепот звуки. Привычный к магическим технологиям Темной Империи, Хоукмун по-прежнему опасался этого места, он неожиданно притормозил, уступив Элрику право вести за собой, и четверо выбранных им товарищей остановились вместе с ним. Хоукмун со своими людьми вошли вторыми после отряда Элрика и оказались в коридоре, который резко поворачивал почти у самого входа: сырой коридор, где лица у них покрылись испариной. Они снова остановились, переглянувшись. Затем пошли дальше, готовые отразить любое нападение.

Они уже миновали часть коридора, когда стены и пол вдруг затряслись так сильно, что Хоун Змеевед упал и остался лежать, растянувшись во весь рост и чертыхаясь, пока остальные кое-как старались устоять на ногах, и тут же где-то впереди раздался грохочущий, далекий голос, полный недовольства и гнева:

– Кто? Кто? Кто?

Хоукмун, на которого напало неуместное веселье, решил, что так должна разговаривать безумная гигантская сова.

– Кто это? Кто? Кто вторгся сюда?

Хоун с помощью товарищей поднялся с пола. Все направились дальше, конвульсии коридора сделались не такими бешеными, и голос зазвучал приглушенно и рассеянно, как будто обращаясь к самому себе:

– Кто напал? Что это значит?

Ни у кого не нашлось объяснения, откуда этот голос. Все были сбиты с толку. Никто ничего не сказал, предоставив Элрику вести их дальше, в довольно просторный зал.

В зале воздух оказался еще теплее, и дышать стало тяжело. С потолка сочилась, стекая по стенам, вязкая жидкость. Хоукмун понял, что она вызывает у него омерзение и сильное желание повернуть назад. А потом Ашнар Рысь охнул и указал на тварей, которые просачивались сквозь стены и, извиваясь, подползали к ним с разинутыми пастями. Они напоминали змей, и при виде их желчь подкатила Хоукмуну к горлу.

– В атаку! – снова завопил голос. – Взять их! Уничтожить!

Приказы прозвучали жутко и словно бездумно.

Воины интуитивно разделились на четыре группы, встав спина к спине, чтобы встретить противника.

Вместо обычных зубов у змееподобных тварей в пастях были острые костяные выросты, похожие на сдвоенные ножи, которые зловеще клацали, пока омерзительные бесформенные тела извивались по склизкому полу.

Элрик первым выхватил меч, и Хоукмун отвлекся на секунду, увидев громадный черный клинок, взметнувшийся над головой альбиноса. Он мог бы поклясться, что услышал, как клинок застонал и засветился собственной жизненной силой. Но в следующее мгновенье Хоукмун уже рубил змей, наползавших на него со всех сторон, рассекал плоть, которая расходилась с тошнотворной легкостью и испускала зловоние, грозившее удушить всех. Воздух становился всё гуще, слой жижи на полу – глубже, и Элрик прокричал:

– Проходим дальше! Прорубайте себе путь. Все к следующей двери!

Хоукмун увидел дверной проем и понял, что Элрик предлагает лучший план из возможных. Он начал двигаться вперед, его отряд последовал за ним, располосовав по дороге несметное число омерзительных тварей. В результате вонь только усилилась, и Хоукмун уже задыхался.

– Сражаться с этими тварями нетрудно! – Хоун Змеевед тяжело дышал. – Только каждая убитая отнимает крошечную частицу наших шансов на выживание.

– Несомненно, в этом и состоит хитрый план наших врагов, – отозвался Элрик.

Элрик первым достиг коридора и замахал, призывая всех к себе.

Рубя, круша, разрезая, они добрались до двери, куда твари следовали за ними с большой неохотой. Здесь дышать было немного легче. Хоукмун привалился к стене коридора, прислушиваясь к разговору остальных, но не в силах вымолвить ни слова.

– В атаку! В атаку! – приказывал далекий голос. Но больше их никто не атаковал.

– Мне совершенно не нравится этот замок. – Брут из Лашмара рассматривал дыру в своем плаще. – Здесь правит могучая магия.

– Это единственное, что нам и так известно, – сказал Ашнар Рысь, взгляд варвара так и метался из стороны в сторону.

Отто Блендкер, еще один воин из отряда Элрика, утер пот с чернокожего лба.

– Да они трусы, эти чародеи. Сами так и не показались. – Он едва не кричал в голос. – Неужели они настолько омерзительны внешне, что боятся попасться нам на глаза?

Хоукмун понял, что Блендкер говорит это специально для двух чародеев, Агака и Гагак, в надежде спровоцировать их и заставить показаться. Однако ответа не последовало. Скоро они проталкивались дальше по коридорам, которые часто меняли размеры, становясь по временам едва проходимыми. И свет тоже был непостоянным: они то и дело оказывались в полной темноте и брались за руки, чтобы не потеряться.

– Пол постоянно поднимается, – пробормотал Хоукмун, обращаясь к Джону ап-Риссу, который оказался ближе остальных. – Должно быть, мы совсем близко к вершине здания.

Ап-Рисе ничего не ответил. Он стискивал зубы, как будто стараясь сдержать страх.

– Капитан говорил, что чародеи, скорее всего, умеют менять форму, – вспомнил Эмшон из Аризо. – Вероятно, они часто меняются, потому что эти коридоры предназначены для существ самых разных размеров.

Элрик, возглавлявший отряд, сказал:

– Мне уже не терпится повстречаться с этими любителями перемен.

Ашнар Рысь, шагавший за ним, пробурчал:

– Говорили, здесь должны быть сокровища. Я‑то думал рискнуть жизнью ради достойной награды, а здесь нет ничего ценного. – Он потрогал стену. – Даже камня или кирпича. Из чего сделаны эти стены, Элрик?

Хоукмун задавался тем же вопросом и надеялся, что у альбиноса найдется объяснение, однако Элрик покачал головой.

– Для меня это тоже загадка, Ашнар.

Хоукмун услышал, как Элрик резко вдохнул, увидел, как он поднял диковинный тяжелый меч, и тут на них вышел новый противник. У этих тварей были оскаленные красные пасти и оранжевого цвета шерсть, стоящая дыбом. Слюна капала с желтых клыков. Элрик возник первым у них на пути, он глубоко вонзил меч в брюхо зверя, когда тот вцепился в него когтями. Зверь походил на чудовищного бабуина, и удар меча не убил его.

В следующий момент Хоукмун тоже вступил в бой с обезьяной, он нападал, но она отбивала удары, размахивая лапами, и Хоукмун понимал, что у него мало шансов выстоять в одиночку. Он увидел, как Кит Гореносец с решимостью, написанной на меланхоличном лице, позабыв о собственной безопасности, опрометчиво кинулся ему на помощь, размахивая большим мечом. Обезьяна переключила внимание на Гореносца, обрушив на него весь свой вес. Клинок Кита вошел ей в грудь, но клыки сомкнулись на его горле, и в тот же миг из артерии брызнула кровь.

Хоукмун ударил обезьяну под ребра, понимая, что спасать Кита Гореносца слишком поздно – его тело уже оседает на сырой пол. Появился Корум, пронзая тварь с другого бока. Обезьяна зарычала, разворачиваясь к ним, потянулась в их сторону когтистыми лапами. Глаза ее затуманились. Она пошатнулась. И повалилась назад, на тело Гореносца.

Хоукмун не стал ждать следующего нападения, он перепрыгнул через мертвые тела туда, где в лапах еще одной оранжевой обезьяны барахтался барон Готтерин. Зубы щелкнули, срывая кожу с круглого лица. Готтерин вскрикнул раз, словно торжествуя, словно понимая, что его теория наконец-то подтвердилась. А в следующий миг он умер. Ашнар Рысь ударил мечом как топором, отсекая голову убийце Готтерина. Сам он стоял на теле еще одной убитой обезьяны. Каким-то чудом варвар в одиночку уложил двух тварей. При этом он выкрикивал лишенную мелодии боевую песню. Теперь его переполняла радость.

Хоукмун улыбнулся варвару и бросился на помощь Коруму, сильно ранив бабуина в шею и в спину. Кровь брызнула, на секунду залив ему глаза, и он решил, что теперь ему конец. Но тварь была уже мертва. Она всего лишь подергалась несколько секунд. Корум спихнул с себя мертвую тушу рукоятью меча.

Хоукмун увидел, что Чаз Элакуол тоже погиб, зато Найх Перебежчик выжил: он зажимал глубокую рану на лице и усмехался. Рейнджир Скала лежал на спине с вырванным горлом, а вот Джон ап-Рисс, Эмшон из Аризо и Тереод Пещерник сумели уцелеть, отделавшись мелкими царапинами. Потери среди людей Эрикёзе были серьезнее. У одного рука висела на клочке кожи, другой лишился глаза, еще одному полностью отгрызли кисть. Остальные старались обработать их раны. Брут из Лашмара, Хоун Змеевед, Ашнар Рысь и Отто Блендкер тоже почти не пострадали.

Ашнар торжествующе оглядывал двух мертвых обезьян.

– Начинаю подозревать, что эта вылазка совершенно не выгодная, – сообщил он. Он дышал, словно собака после удачной охоты. – Чем быстрее закончим, тем лучше. Что скажешь, Элрик?

– Согласен. – Элрик смахнул кровь со своего наводящего страх меча. – Пошли дальше.

Не дожидаясь остальных, он двинулся в следующую комнату. Комната светилась диковинным розовым светом. Хоукмун и остальные вошли туда вслед за ним.

Элрик с ужасом смотрел на что-то на полу. Потом наклонился и схватил что-то. А Хоукмун ощутил какое-то прикосновение к ногам. Там были змеи, они полностью покрывали пол комнаты, тонкие, длинные рептилии цвета плоти и лишенные глаз, теперь они кольцами охватывали его лодыжки. Хоукмун принялся бешено рубить мечом, обезглавил несколько змей, но их кольца не разжались. Вокруг него уцелевшие товарищи кричали от страха, силясь освободиться.

А потом тот, кого звали Хоун Змеевед, воин в доспехе цвета морской волны, запел.

Он пел голосом, похожим на шум водопада в горах. Он пел как будто совершенно непринужденно, несмотря на застывшую на лице тревогу, и змеи медленно разжимали объятия, медленно отползали назад и, кажется, засыпали.

– Вот теперь я понимаю, откуда у тебя такое прозвище, – с облегчением произнес Элрик.

– Я не знал, подействует ли песня на здешних змей, – признался Змеевед, – они не похожи на тех, что обитают в морях моего мира.

Змеи остались позади, воины поднимались всё выше, с трудом переставляя ноги по липкому, прогибающемуся полу. Становилось жарче, и Хоукмун чувствовал, что если в ближайшее время не глотнет свежего воздуха, то попросту потеряет сознание. Ему приходилось то втягивать живот, чтобы протискиваться в узкие, эластичные трещины в коридоре, то широко расставлять руки, чтобы сохранить равновесие в просторных пещерах, когда те принимались содрогаться, поливая всех липкой жижей; время от времени приходилось шлепать каких-то мелких тварей, похожих на насекомых, которые нападали на них, и время от времени тот лишенный источника голос вскрикивал:

– Где? Где? О, какая боль!

Мелкие твари летали вокруг них целыми тучами, жаля лица и руки, почти невидимые, но всегда осязаемые.

– Где?

Буквально ослепший, Хоукмун заставлял себя двигаться вперед, сдерживая позывы к рвоте, отчаянно мечтая о свежем воздухе, замечая, как падают его спутники, но не в силах помочь им подняться. Вверх, выше и выше, забирал коридор, то и дело меняя направление, а Хоун Змеевед продолжал напевать, потому что змей на полу было еще полным-полно.

Ашнар Рысь растерял весь свой недавний энтузиазм.

– Еще немного мы протянем. Но если мы все-таки найдем чародея и его сестру, то будем не в силах сражаться с ними.

– Мне тоже так кажется, – согласился Элрик. – Только что нам остается, Ашнар?

– Ничего, – услышал Хоукмун бормотание Ашнара. – Ничего.

И снова звучало то слово, иногда громче, иногда тише:

– Где? – было это слово.

– Где? – требовал ответа голос.

– Где? Где? Где?

И скоро голос перешел на крик. Крик звенел в ушах Хоукмуна. Крик бил по нервам.

– Здесь, – бормотал он. – Мы здесь, чародей.

И наконец они достигли конца коридора и увидели небольшую арку, а за аркой – ярко освещенную комнату.

– Несомненно, это комната Агака, – сказал Ашнар Рысь.

Они вошли в восьмигранное помещение.

Глава пятая Агак и Гагак

Каждая из восьми наклоненных внутрь граней комнаты имела свой цвет с белесым оттенком, и каждый цвет менялся в унисон с остальными. Время от времени грани становились почти прозрачными, и можно было рассмотреть развалины города внизу и второе здание, по-прежнему соединенное с первым системой трубок и проводов.

Комната была полна звуков: вздохи, шепот, журчанье. Все они доносились из огромного бассейна, установленного в центре.

Все неохотно вошли в комнату. Неохотно заглянули в бассейн и увидели там субстанцию, которая вполне могла бы быть материей самой жизни, потому что она находилась в непрерывном движении, постоянно меняя формы: лица, тела, конечности самых разных людей и зверей; строения, своим многообразием вторившие архитектурным стилям города; целые ландшафты в миниатюре; незнакомые небеса, солнца и планеты; существа невероятной красоты и такого же исключительного уродства; картины сражений, семей, мирно сидящих в своих домах, сбора урожая и пышных церемоний; корабли, и привычные, и внеземные, некоторые даже плывущие по небу, или сквозь темное пространство, или под водой, сделанные из неизвестных материалов, из диковинной древесины, удивительных металлов.

Завороженный, Хоукмун смотрел и смотрел, пока из бассейна не загромыхал голос, источник которого они наконец-то обнаружили.

– ЧТО? ЧТО? КТО ВОШЕЛ?

Хоукмун увидел в бассейне лицо Элрика. Он увидел там же лица Корума и Эрикёзе. Узнав свое собственное лицо, он отвернулся.

– КТО ВОШЕЛ? АХ! КАКАЯ СЛАБОСТЬ!

Первым нашелся с ответом Элрик:

– Мы из тех, кого вы хотели уничтожить. Мы из тех, кем вы питались.

– АХ! АГАК! АГАК! МНЕ ПЛОХО! ГДЕ ЖЕ ТЫ?

Хоукмун недоуменно переглянулся с Корумом и Эрикёзе. Никто не понял такого ответа.

Разнообразные силуэты поднимались из жидкости, рассыпались, падали обратно в бассейн.

Хоукмун увидел там Иссельду и еще одну женщину, напомнившую ему Иссельду, хотя внешне она была непохожа. Он вскрикнул, рванувшись вперед. Его сдержал Эрикёзе. Фигуры женщин распались, на их месте появились вертящиеся башни какого-то чужого города.

– Я СЛАБЕЮ… МНЕ НЕОБХОДИМО ВОСПОЛНИТЬ ЭНЕРГИЮ… НАДО НАЧИНАТЬ СЕЙЧАС, АГАК… КАК ДОЛГО ПРИШЛОСЬ НАМ ДОБИРАТЬСЯ ДО ЭТОГО МЕСТА. КАЗАЛОСЬ, Я СМОГУ ОТДОХНУТЬ. НО ТУТ СВИРЕПСТВУЕТ БОЛЕЗНЬ. ОНА ЗАХВАТЫВАЕТ МОЕ ТЕЛО, АГАК. ПРОСНИСЬ, АГАК. ПРОСНИСЬ!

Хоукмун усилием воли сдержал дрожь, поднимавшуюся в теле.

Элрик напряженно всматривался в бассейн, и на его бледном лице отражалось понимание.

– Это какой-то слуга Агака, который защищает эту комнату? – предположил Хоун Змеевед.

– Агак проснется? – Брут обвел взглядом восьмигранное помещение. – И он придет?

– Агак! – Ашнар Рысь вызывающе вскинул голову с косицами. – Трус!

– Агак! – выкрикнул Джон ап-Рисс, выхватывая меч.

– Агак! – проорал Эмшон из Аризо.

Остальные повторили их крик. Все, кроме четверых героев.

Хоукмун начал догадываться, что означают сказанные раньше слова. И что-то зародилось в глубине его разума, иное понимание, понимание того, как надо уничтожить этих чародеев. Его губы произнесли: «Нет», но он не смог озвучить слово. Он снова взглянул на лица трех остальных воплощений Вечного Воителя. Он понимал, что остальные тоже испуганы.

– Мы – Четверо-в-Одном. – Голос Эрикёзе дрожал.

– Нет, – произнес Элрик. Он попытался убрать черный меч в ножны, но клинок, кажется, просто отказывался в них входить. В красных глазах альбиноса читались паника и ужас.

Хоукмун немного отступил назад, негодуя на образы, которые теперь заполнили его разум, возмущаясь порыву, который поработил его волю.

– АГАК! БЫСТРЕЕ!

Жидкость в бассейне вскипела.

Хоукмун услышал слова Эрикёзе:

– Если мы не прикончим эту тварь, они вдвоем пожрут наши миры. Ничего не останется.

Хоукмуну было плевать.

Элрик, стоявший ближе других к бассейну, обхватил руками свою белесую голову и покачнулся, едва не упав. Хоукмун кинулся к нему, услышав стон альбиноса, услышав за спиной тревожный возглас Корума, вторивший его собственному, ощутив отчаянное, искреннее чувство единения со своими тремя копиями.

– Значит, надо это сделать, – сказал Корум.

Элрик тяжело дышал.

– Я не стану, – произнес он. – Я сам по себе.

– И я! – Хоукмун протянул руку, но Элрик ее не заметил.

– Для нас это единственный выход, – продолжал Корум, – для того единого существа, каким мы станем. Неужели вы не понимаете? Мы единственные в этом мире обладаем средством уничтожить чародеев, причем единственным способом, каким их можно уничтожить!

Хоукмун встретился взглядом с Элриком; встретился взглядом с Корумом, встретился взглядом с Эрикёзе. И Хоукмун всё понял, но личность, какой был Хоукмун, содрогнулась от этого понимания.

– Мы Четверо-в-Одном. – Голос Эрикёзе звучал твердо. – Наша объединенная сила гораздо больше суммы всех наших сил. Мы обязаны действовать вместе, братья. Мы должны победить здесь, прежде чем появится надежда победить Агака.

– Нет… – проговорил Элрик, озвучивая чувства Хоукмуна.

Но теперь Хоукмуном двигало нечто большее, чем он сам. Он встал на угол бассейна и замер, глядя, как остальные занимают позиции на оставшихся углах.

– АГАК! – произнес голос. – АГАК! – И бурление в бассейне еще усилилось.

Хоукмун был не в силах говорить. Он видел, что лица трех остальных воплощений Воителя окаменели, как и его собственное. Он лишь смутно сознавал присутствие других воинов, пришедших с ними сюда. Те отодвинулись от бассейна, охраняя вход, высматривая возможных противников, защищая Четверых, однако глаза их полнились ужасом.

Хоукмун увидел, как взметнулся огромный черный меч, но он больше не ощущал перед ним страха, когда поднял собственный меч ему навстречу. Все четыре меча соприкоснулись, их кончики встретились ровно над серединой бассейна.

И в тот миг, когда клинки соединились, Хоукмун охнул, ощутив, как душу наполняет сила. Он услышал крик Элрика и понял, что альбинос переживает сходные чувства. Хоукмун возненавидел эту силу. Она поработила его. Ему хотелось бежать от нее, даже сейчас.

– Я понял. – Это был голос Корума, но говорившие губы принадлежали Хоукмуну. – Это единственный способ.

– О нет, нет! – Голос Хоукмуна вырвался из горла Элрика.

Хоукмун ощутил, как его имя покидает его.

– АГАК! АГАК! – Субстанция в бассейне клубилась, кипела, взбулькивала. – БЫСТРЕЕ! ПРОСНИСЬ!

Хоукмун понимал, что его личность угасает. Он был Элрик. Он был Эрикёзе. Он был Корум. И он был Хоукмун тоже. Маленькая частица его по-прежнему была Хоукмуном. И еще он был тысячей других: Урлик, Джерек, Асквиол… Он был частицей громадного, благородного существа…

Его тело изменилось. Он возвышался над бассейном. То, что еще оставалось от Хоукмуна, успело это увидеть, прежде чем и этот остаток слился с главным существом.

Со всех четырех сторон головы у этого существа было по лицу, каждое принадлежало одному из его товарищей. Безмятежные и жуткие, его глаза не мигали. Его восемь рук не шевелились; существо стояло над бассейном на восьми ногах в доспехе и со снаряжением всех смешавшихся цветов, но при этом каждый цвет – сам по себе.

Существо сжимало один гигантский меч всеми восемью руками, при этом и оно само, и оружие светились жутким золотистым светом.

«Ага, – думало оно, – вот теперь я цельный».

Четверо-в-Одном перехватили чудовищный меч, нацелив острие вниз, в центр безумно вскипающей жидкости в бассейне. Субстанция испугалась меча. Она захныкала.

– Агак, Агак…

Существо, частью которого был Хоукмун, собралось с силами и начало опускать меч.

На поверхности бассейна возникли бесформенные волны. Цвет полностью изменился с болезненно-желтого на нездорово-зеленый.

– Агак, я умираю…

Меч неумолимо опускался. Вот он коснулся поверхности.

Жидкость заходила взад и вперед, она пыталась просочиться по стенам на пол. Меч опустился глубже, и Четверо-в-Одном ощутили, как новая сила влилась в клинок. Послышался стон, жидкость в бассейне медленно успокоилась. Умолкла. Замерла. Посерела.

И тогда Четверо-в-Одном спустились в бассейн, чтобы эта жидкость их поглотила.

Хоукмун скакал в Лондру, его сопровождали Гюйам Д’Аверк, Иссельда Брасс, Оладан из Булгарских гор, философ Боженталь и граф Брасс. У каждого на голове был зеркальный шлем, в котором отражались солнечные лучи.

Хоукмун держал в руках Рог Судьбы. Он поднес его к губам. Он выдул ноту, чтобы возвестить ночь на новой Земле. Ночь, за которой придет новый рассвет. И хотя звук рога был торжествующим, сам Хоукмун – нет. Его наполняли бесконечное одиночество и бесконечная скорбь, он запрокинул голову, и нота всё звучала и звучала.

Хоукмун заново пережил пытку в лесной чаще, когда Гландит отсек ему руку. Он закричал, когда запястье снова пронзила боль, а потом в лицо ему пыхнул огонь, и он понял, что Кулл вырвал из его головы сделанный из драгоценного камня глаз своего брата и теперь его сила восстановилась. Красная тьма затопила его разум. Красный огонь иссушил его энергию. Красная боль пожрала его плоть.

И Хоукмун заговорил голосом, искаженным невыносимой мукой:

– Какое имя будет у меня, когда ты позовешь в следующий раз?

– Земля теперь мирная. Тихий ветер приносит лишь звуки радостного смеха, обрывки разговоров да шуршанье мелких зверьков. Мы с Землей живем в мире.

– Но надолго ли он?

– Да, надолго ли он?

Существо, которым стал теперь Вечный Воитель, видело четко.

Оно потянулось всем телом. Оно владело каждой своей конечностью, каждым жестом. Оно торжествовало, оно заново заполнило собой бассейн.

Своим единственным восьмигранным глазом оно смотрело во все стороны сразу на бескрайние руины города, а затем оно сосредоточило внимание на своем близнеце.

Агак проснулся слишком поздно, но проснулся наконец, разбуженный предсмертными криками сестры Гагак, в чье тело впервые вселились смертные, чей разум захватили, чьими глазами смотрели теперь и чьи силы вскоре собирались применить.

Агаку не было нужды даже поворачивать голову, чтобы взглянуть на существо, которое он до сих пор считал сестрой. Как и у нее, весь его разум сосредоточился в громадном восьмигранном глазу.

– Ты звала меня, сестра?

– Я просто называла твое имя, вот и всё, брат.

У Четверых-в-Одном осталось достаточно воспоминаний о Гагак, чтобы подражать ее манере речи.

– Но ты кричала?

– Во сне. – Четверо-в-Одном помолчали, а затем снова заговорили: – Сон о болезни. Мне снилось, что на этом острове завелось нечто, из-за чего мне стало нехорошо.

– Разве такое возможно? Мы мало знаем об этих измерениях и о тварях, их населяющих. Однако никто здесь не сравнится по силе с Агаком и Гагак. Не бойся, сестра. Скоро нам приступать к работе.

– Ничего страшного. Я уже проснулась.

Агак был озадачен.

– Ты говоришь как-то странно.

– Этот сон… – отвечало существо, которое поселилось в теле Гагак и уничтожило ее.

– Нам пора начинать, – сказал Агак. – Измерения разворачиваются, и время пришло. Вот, почувствуй сама. Оно так и ждет, чтобы мы забрали его. Как много насыщенной энергии. Скольких мы победим, когда вернемся домой!

– Я чувствую, – отвечали Четверо, и они чувствовали.

Они чувствовали всю свою вселенную, которая разворачивалась вокруг них, измерение за измерением. Звезды, планеты, луны проходили с плана на план, насыщенные той энергией, которой желали кормиться Агак и Гагак. И в Четверых было еще достаточно Гагак, чтобы Четверо испытали приступ сильного голода и предвкушение, что теперь, когда измерения сольются правильным образом, этот голод будет утолен.

Четверым хотелось присоединиться к Агаку и пировать с ним, хотя они знали, что если поддадутся искушению, то лишат собственную вселенную всей энергии до последней капли. Звезды померкнут, миры погибнут. Даже Повелителей Порядка и Хаоса больше не будет, ибо они принадлежат той же вселенной. Однако обладать подобной силой… наверное, ради этого стоит даже пойти на столь чудовищное преступление.

Четверо обуздали свое желание и собрались для удара, пока Агак ничего не заподозрил.

– Приступим к угощению, сестра?

Четверо поняли, что корабль доставил их на остров в самый подходящий момент. На самом деле они даже чуть не опоздали.

– Сестра? – Агак снова пришел в недоумение. – В чем…

Четверо знали, что должны отсоединиться от Атака. Трубки и провода выпали из его тела и втянулись в тело Гагак.

– Что это значит? – Странное тело Агака на мгновенье задрожало. – Сестра?

Четверо приготовились. Даже впитав в себя все воспоминания и инстинкты Гагак, они все-таки не были уверены, что смогут одолеть Атака в теле его сестры. И поскольку эти маги обладали умением менять форму, Четверо начали меняться, оглушительно стеная, испытывая чудовищную боль, разрывая все ткани украденного существа, чтобы, как оказалось, выстроить тело массивное и бесформенное. А Агак, ошеломленный, смотрел.

– Сестра? Ты действительно нездорова…

Строение, существо, которое было Гагак, сотрясалось, таяло, взрывалось.

Оно кричало от нестерпимой боли.

Оно обретало форму.

Оно хохотало.

Глава шестая Битва за всё

Четыре лица хохотали на громадной голове. Восемь рук торжествующе замахали, восемь ног пришли в движение. А над головой взметнулся единственный массивный меч.

И он опускался.

Он опускался на Агака, пока чародей из чуждого мира пребывал в неподвижности. Меч разворачивался, и от движения во все стороны летели сгустки наводящего ужас золотистого света, разгоняя местные тени. Четверо стали таким же большим, как Агак. И в этот момент таким же сильным.

Но Агак, осознав опасность, начал засасывать энергию. Это больше не был приятный ритуал, который он делил на двоих с сестрой. Ему требовалось всосать энергию вселенной, чтобы собрать силу и защитить себя, впитать столько, сколько требовалось, чтобы уничтожить противника, убийцу его сестры.

Миры гибли, пока Агак втягивал в себя энергию.

Но ему не хватило.

Агак решился на хитрость:

– Мы в центре твоей вселенной. Все ее измерения пересекаются здесь. Давай, ты можешь разделить со мной силу. Моя сестра мертва. Я смирился с ее гибелью. Теперь ты станешь моим напарником. С такой-то силой мы завоюем вселенную гораздо богаче этой!

– Нет! – ответили Четверо, наступая.

– Ладно, но тогда не сомневайся в своей смерти.

Четверо взмахнули мечом. Меч опустился на многогранный глаз, внутри которого клокотал бассейн с разумом Агака, точно такой же, какой был у его сестры. Но Агак стал теперь сильнее, и он сразу же исцелил себя.

Агак выпустил щупальца и хлестнул Четверых, но Четверо отсекли щупальца, тянувшиеся к их телу. И Агак всосал в себя еще немного энергии. Его тело, которое смертные ошибочно приняли за здание, начало полыхать алым светом и излучать нестерпимый жар.

Меч заревел и вспыхнул так, что черный свет смешался с золотым и заиграл на фоне алого.

И всё это время Четверо ощущали, как сжимается и умирает их вселенная.

– Агак, верни всё, что украл! – велели Четверо.

Планы бытия, углы и повороты, провода и трубки замерцали от темно-красного жара, и Агак вдохнул. Вселенная застонала.

– Я сильнее тебя, – заявил Агак. – Сейчас!

И Агак снова начал втягивать энергию.

Четверо понимали, что внимание Агака несколько рассеянно, пока он кормится. И еще Четверо знали, что им придется вытянуть энергию из собственной вселенной, если они хотят победить Агака. И потому меч взметнулся.

Меч был занесен, его лезвие распороло десятки тысяч измерений, впитывая в себя их силу. А потом меч начал возвратное движение.

Он опускался, и черный свет срывался с клинка.

Он опускался, и Агак это понял. Его тело начало меняться.

По громадному глазу чародея, по вместилищу интеллекта Агака, полоснул черный клинок.

Многочисленные щупальца Агака взметнулись, чтобы защитить мага от меча, но меч прошел сквозь них, словно их и не было вовсе, и вонзился в восьмигранник, служивший Атаку глазом, и вошел через него во вместилище разума Агака, глубоко погрузившись в вещество, ответственное за чувствительность чародея, впитал в себя энергию Агака, передав ее своему владельцу, Четверым-в-Одном.

И крик пронесся через всю вселенную.

И дрожь прошла через всю вселенную.

И вселенная умерла, но начал умирать и Агак.

Четверо не решились дождаться окончательного уничтожения Агака.

Они выдернули меч, снова пронзая им измерения, и там, где клинок проходил, энергия возвращалась.

Меч описывал круг за кругом.

Круг за кругом. Освобождая энергию.

И меч пел, чтобы выразить свое торжество и радость.

И мелкие всполохи черного и золотого света с шелестом отлетали и рассеивались во вселенной.

Хоукмун постиг природу Вечного Воителя. Он постиг природу Черного Меча. Он постиг природу Танелорна. Потому что в этот момент та часть его, что была Хоукмуном, переживала всё, что переживала целая вселенная. Она поселилась внутри него. Он вместил ее в себя. В тот миг для него не осталось тайн.

И он вспомнил, что в одном из воплощений читал как-то Хроники Черного Меча, где рассказывалось о подвигах Вечного Воителя: «Ибо один только разум Человека свободен настолько, чтобы исследовать высокие просторы космической бесконечности, перешагивать за пределы обыденного сознания, скитаться по тайным коридорам человеческого разума, где прошлое и будущее сливаются воедино… А вселенная и личность связаны, и одно отражается в другом, и каждое заключено внутри другого…»

– Ха! – воскликнула личность, которая была Хоукмуном.

И он торжествовал, он праздновал. То был итог судьбы Вечного Воителя!

Какой-то миг вселенная была мертва. Теперь она ожила, и энергия Агака прибавилась к ее собственной.

Агак тоже еще жил, только он был заморожен. Он пытался изменить форму. Теперь он наполовину походил на то здание, которое Хоукмун увидел, впервые высадившись на остров, однако часть его напоминала Четверых-в-Одном. Здесь находился фрагмент лица Корума, там чья-то нога, а вот кусок лезвия меча – словно Агак решил под конец, что Четверых можно победить, только приняв их вид, в точности как Четверо присвоили форму Гагак.

– Мы так долго ждали… – вздохнул Агак, а потом умер.

А Четверо убрали в ножны меч.

Хоукмун подумал…

А потом по руинам множества городов пронесся стон, и сильный порыв ветра ударил в тело Четверых, заставив упасть на все восемь колен и склонить четырехлицую голову перед этим ураганом.

Хоукмун почувствовал…

Затем, понемногу, они снова обрели очертания чародейки Гагак, а затем оказались в застывшем бассейне, вместилище интеллекта Гагак…

Хоукмун понял…

…а затем они поднялись, зависнув на мгновение над бассейном, и выдернули из него меч.

Хоукмун был Хоукмуном. Хоукмун был Вечным Воителем, совершившим свой последний великий подвиг…

Потом четыре личности распались, и вот Элрик, Хоукмун, Эрикёзе и Корум стояли, соединив мечи над центром мертвого разума.

Хоукмун вздохнул. Он был преисполнен изумления и страха. Затем страх начал проходить, и вместо него пришла усталость, смешанная с долей удовлетворения.

– У меня снова есть плоть. Снова есть плоть! – прозвучал жалобный голос.

Это был варвар Ашнар с исцарапанным лицом и всё еще безумным взглядом. Он выронил меч, но даже этого не заметил. Он то и дело ощупывал себя и впивался в лицо ногтями. И хихикал при этом.

Джон ап-Рисс приподнял голову с пола. Он с ненавистью взглянул на Хоукмуна, затем снова отвернулся. Эмшон из Аризо, тоже забывший о мече, подполз, чтобы помочь Джону ап-Риссу подняться на ноги. Оба хранили ледяное молчание. Остальные были мертвы либо сошли с ума. Элрик помог встать Бруту из Лашмара.

– Что ты видел? – спросил альбинос.

– Больше, чем я заслуживаю за все свои прегрешения. Мы попали в ловушку, были заточены в том черепе… – Рыцарь из Лашмара не выдержал и зарыдал, словно малое дитя. Элрик обнимал Брута и гладил его по светловолосой голове, не в силах сказать хоть что-то, способное облегчить тяжесть пережитых страданий.

Эрикёзе пробормотал, словно про себя:

– Нам надо идти.

Но когда он двинулся к двери, ноги у него подгибались.

– Несправедливо, – сказал Хоукмун, обращаясь к Джону ап-Риссу и Эмшону из Аризо, – что вам пришлось страдать вместе с нами. Несправедливо.

Джон ап-Рисс плюнул на пол.

Глава седьмая Расставание героев

Хоукмун стоял среди теней зданий, либо не существующих вовсе, либо сохранившихся лишь в виде развалин, он стоял под кроваво-красным солнцем, которое не сдвинулось ни на волосок с тех пор, как они высадились на этом острове, он стоял и смотрел, как горят тела чародеев.

Огонь занялся охотно, он подвывал и вскрикивал, пожирая Агака и Гагак, и дым от него был белее лица Элрика и краснее здешнего солнца. Этот дым затянул небосклон.

Хоукмун мало что помнил из случившегося с ними внутри черепа Гагак, но в данный момент его переполняла горечь.

– Интересно, Капитан вообще знает, чего ради послал нас сюда? – спросил Корум.

– И подозревал ли он о том, что с нами случится? – выпалил Хоукмун.

– Только мы – только то существо – могли сразиться с Агаком и Гагак на их уровне. – В глазах Эрикёзе читалось сокровенное знание. – Другие способы не привели бы к успеху. Ни одно другое существо не обладало бы ни особыми качествами, ни столь же чудовищной силой, необходимой для истребления этих странных чародеев.

– Похоже на то, – согласился Элрик. Альбинос сделался неразговорчивым, отстраненным.

Корум постарался всех подбодрить:

– Будем надеяться, что вы забудете этот опыт, как забыли – или еще забудете – прежний.

Элрик не нуждался в утешении.

– Будем надеяться, брат.

Теперь и Эрикёзе сделал попытку улучшить всем настроение. Он хмыкнул:

– Да кто сможет такое вспомнить?

Хоукмун был склонен с ним согласиться. Ощущения стирались, пережитый опыт уже казался просто не в меру ярким сном. Хоукмун посмотрел на солдат, сражавшихся вместе с ними: до сих пор все избегали его взгляда. Очевидно, они винили его и остальные его воплощения за тот ужас, которому им пришлось противостоять. Ашнар Рысь, трезвомыслящий варвар, стал свидетелем жутких переживаний, какие им пришлось подавить, сдержать, и вот теперь Ашнар испустил леденящий кровь вопль и побежал к огню. Он почти добежал, и Хоукмун подумал, что он сейчас бросится в погребальный костер, однако варвар развернулся в последний момент и скрылся в руинах, поглощенных тенями.

– Стоит ли его догонять? – спросил Элрик. – Что мы можем для него сделать? – В красных глазах альбиноса читалась боль, когда он взглянул на тело Хоуна Змееведа, спасшего жизни всем им. Элрик пожал плечами, но в этом жесте не было пренебрежения. Он пожал плечами как человек, который просто пытается поудобнее устроить на плечах непосильную ношу.

Джон ап-Рисс и Эмшон из Аризо помогли подняться оглушенному Бруту из Лашмара и вместе направились прочь от костра, удаляясь в сторону берега.

Когда они ушли, Хоукмун спросил, обращаясь к Элрику:

– А этот твой меч… Какой-то у него знакомый вид. Это ведь не простой клинок, верно?

– Не простой, – согласился альбинос. – Совсем не простой клинок, герцог Дориан. Он древний, некоторые говорят, что он существует вне времени. Другие считают, что его выковали мои предки, чтобы сражаться с богами. У него был брат-близнец, но он потерялся.

– Я боюсь его, – признался Хоукмун. – И не знаю почему.

– Ты мудр, если боишься его, – сказал Элрик. – Это не просто меч.

– Но еще и демон?

– Можно и так сказать. – Больше Элрик ничего не объяснил.

– Судьба Вечного Воителя в том, чтобы браться за этот клинок в самые страшные, кризисные моменты жизни Земли, – сказал Эрикёзе. – Мне доводилось держать его в руках, и я не взял бы его еще раз, если бы у меня был выбор.

– Выбор редко предоставляется Вечному Воителю, – прибавил Корум со вздохом.

Они снова были на берегу и теперь остановились, созерцая белый туман, клубившийся над водой. Темный силуэт корабля едва угадывался.

Корум, Элрик и еще несколько человек двинулись к стене тумана, однако Хоукмун, Эрикёзе и Брут из Лашмара одновременно замешкались. Хоукмун уже принял решение.

– Я не вернусь на корабль, – сказал он. – Мне кажется, я сполна отработал свой проезд. Если мне суждено найти Танелорн, подозреваю, это самое подходящее место, где стоит искать.

– Просто читаешь мои мысли. – Эрикёзе отступил в сторону, чтобы лучше видеть руины города.

Элрик вопросительно взглянул на Корума, и Корум улыбнулся в ответ.

– Я уже нашел Танелорн. Я вернусь на корабль в надежде, что он вскоре доставит меня к более привычным берегам.

– Я тоже надеюсь на это. – Элрик перевел такой же вопросительный взгляд на Брута, которому помогал стоять на ногах.

Брут зашептал что-то. Хоукмун разобрал часть слов.

– Что это было? Что с нами произошло?

– Ничего. – Элрик сжал плечо Брута, затем выпустил его.

Брут вырвался.

– Я останусь. Прошу прощения.

– Брут? – Элрик нахмурился.

– Мне жаль. Но я боюсь тебя. Я боюсь этот корабль. – Брут, пошатываясь, побрел назад, обратно в глубь острова.

– Брут? – Элрик протянул руку ему вслед.

– Дружище, – сказал Корум, его серебряная перчатка легла Элрику на плечо, – давай удалимся из этого места. То, что осталось позади, пугает меня больше этого корабля.

Бросив на руины последний тяжелый взгляд, Элрик сказал:

– Вот с этим я согласен.

– Если это Танелорн, то это все-таки не то место, которое я искал, – пробормотал Отто Блендкер.

Хоукмун ожидал, что Джон ап-Рисе и Эмшон из Аризо уйдут с Блендкером, однако те остались стоять, где стояли.

– Вы со мной? – удивился Хоукмун.

Высокий, длинноволосый парень из Йеля и воинственный коротышка из Аризо разом кивнули.

– Мы остаемся, – подтвердил Джон ап-Рисс.

– Мне казалось, вы не питаете ко мне теплых чувств.

– Ты сказал, мы страдали несправедливо, – напомнил ему Джон ап-Рисс. – Да, это правда. Это не к тебе мы испытываем ненависть, Хоукмун. К тем силам, которые подчинили нас. Я рад, что я не Хоукмун, хотя в чем-то и завидую тебе.

– Завидуешь?

– Согласен, – подтвердил Эмшон. – Можно многое отдать, чтобы играть такую роль.

– Даже душу? – уточнил Эрикёзе.

– А что душа? – спросил Джон ап-Рисс, не желая смотреть в глаза этому богатырю. – Всего лишь груз, который мы слишком быстро оставляем где-то на нашем пути. А потом тратим остаток жизни на то, чтобы вспомнить, где ее потеряли.

– Так вот что ты ищешь? – спросил Эмшон.

Джон ап-Рисс усмехнулся ему по-волчьи.

– Можно и так сказать, если хочешь.

– Что ж, в таком случае прощайте, – отсалютовал им Корум. – Мы отправляемся дальше с кораблем.

– И я. – Элрик завернулся в плащ, прикрыв лицо. – Желаю успеха в ваших поисках, братья.

– И вам – в ваших, – отозвался Эрикёзе. – В Рог надлежит протрубить.

– Я не понимаю тебя. – Тон Элрика был холоден. Он развернулся и побрел по мелководью, не дожидаясь объяснений.

Корум улыбнулся.

– Вырванные из своего времени, раздраженные парадоксами, управляемые существами, которые отказываются что-либо объяснять, – как это утомительно, не правда ли?

– Утомительно, – коротко согласился Эрикёзе. – Да.

– Моя борьба, кажется, окончена, – сказал Корум. – Думаю, уже скоро мне позволят умереть. Я отслужил свой срок Вечным Воителем. И я присоединюсь к моей Ралине, моей смертной невесте.

– А мне еще предстоит найти мою бессмертную Эрмижад, – сказал Эрикёзе.

– Моя Иссельда жива, как мне говорили, – добавил Хоукмун. – Но я ищу детей.

– Все части того существа, что и есть Вечный Воитель, что-то ищут, – подтвердил Корум. – Вполне возможно, что это наши последние поиски.

– И тогда мы узнаем покой? – спросил Эрикёзе.

– Покой приходит к человеку только после того, как он поборол самого себя, – сказал Корум. – Разве не это говорит твой жизненный опыт?

– Просто борьба очень уж тяжела, – ответил ему Хоукмун.

Корум больше ничего не сказал. Он последовал за Элриком и Отто Блендкером в море. Вскоре они скрылись в тумане. Потом зазвучали отдаленные голоса. И оставшиеся услышали, как поднялся якорь. Корабль ушел.

Хоукмун ощущал облегчение, хотя ему вовсе не нравилась мысль о том, что ждет его впереди. Он обернулся.

Черная фигура снова находилась здесь. И усмехалась ему. То была усмешка многозначительная и полная злобы.

– Меч, – проговорил черный. И указал вслед ушедшему кораблю. – Меч. Я пригожусь тебе, Вечный Воитель. Уже скоро.

Впервые за всё время Эрикёзе был напуган. Как и Хоукмун, он сразу же хотел выхватить оружие, но что-то его удержало. Джон ап-Рисс и Эмшон из Аризо вскрикнули от неожиданности, но Хоукмун удержал их руки.

– Не надо оружия, – сказал он.

Брут из Лашмара едва взглянул на привидение затуманенными, усталыми глазами.

– Меч, – повторил призрак. Из-за мерцающей черной ауры казалось, будто он выплясывает причудливую, нервную джигу, хотя его тело не двигалось. – Элрик? Корум? Хоукмун? Эрикёзе? Урлик?..

– А! – воскликнул Эрикёзе. – Вот теперь я тебя вспомнил. Уходи! Прочь!

Черный захохотал.

– Я не могу уйти. Никогда, пока Воитель нуждается во мне.

– Воитель больше не нуждается в тебе, – произнес Хоукмун, не понимая, что значат его слова.

– Нуждается, нуждается!

– Уходи!

Недобрая физиономия продолжала ухмыляться.

– Теперь мы вдвоем, – заметил Эрикёзе. – Двое сильнее.

– Но так не разрешается, – заявил призрак. – Никогда так не разрешалось.

– Сейчас иное время, Время Слияния.

– Нет! – выкрикнул призрак.

В смехе Эрикёзе слышалась издевка.

Черное существо метнулось вперед, сделалось огромным; метнулось назад, стало крохотным; вернулось в нормальные размеры, пронеслось над руинами города, и его тень не всегда поспевала за ним. Огромные, тяжелые тени сонма городов, кажется, накинулись на черного, и он отпрянул от их толпы.

– Нет! – услышали люди его крик. – Нет!

Джон ап-Рисс спросил:

– Это то, что осталось от чародея?

– Нет, не он, – сказал Эрикёзе. – Это то, что осталось от нашего возмездия.

– Значит, ты все-таки с ним знаком? – спросил Хоукмун.

– Кажется, да.

– Расскажи мне. Он преследует меня с того дня, как я отправился в путь. Мне кажется, из-за него мы с Иссельдой потеряли друг друга в моем мире.

– Такой власти у него нет, в этом я уверен, – сказал Эрикёзе. – Хотя несомненно и то, что он с удовольствием воспользовался подходящим моментом. В таком воплощении я видел его всего раз, мельком.

– И как его зовут?

– У него много имен, – задумчиво протянул Эрикёзе.

Они двинулись обратно к руинам города. Привидение снова исчезло. Впереди они заметили две новых тени, две гигантские фигуры. То оказались тени Агака и Гагак, такие, какими они были, когда герои только ступили на остров. Тела чародеев к этому моменту превратились уже в пепел. Однако тени остались.

– Назови хоть одно, – попросил Хоукмун.

Эрикёзе закусил губу, прежде чем ответить, затем решительно взглянул Хоукмуну прямо в глаза.

– Кажется, я понимаю, почему Капитан так не хотел строить предположения и выдавать информацию, в достоверности которой не был до конца уверен. В подобных обстоятельствах просто опасно основываться на догадках. Вдруг я все-таки ошибаюсь.

– Да ладно! – воскликнул Хоукмун. – Значит, поделись со мной своими предположениями, Эрикёзе, это ведь всего лишь предположения.

– Кажется, одно из его имен Буреносец, – сказал ему воин со шрамом.

– Теперь мне понятно, почему я так испугался меча Элрика, – отозвался Хоукмун.

Больше они об этом не говорили.

Глава первая Узники в тенях

– Мы прямо как призраки, да?

Эрикёзе лежал на куче битых камней и смотрел на красное неподвижное солнце.

– Беседа привидений… – Он улыбнулся, чтобы показать – это пустой треп, просто скоротать время.

– Я голоден, – заявил Хоукмун. – И это доказывает мне две вещи: я сделан из обычной плоти и крови, и прошло уже много времени с тех пор, как наши товарищи вернулись на корабль.

Эрикёзе принюхался к прохладному воздуху.

– Ага. И теперь я спрашиваю себя, зачем я тут остался. Может, наша судьба сгинуть здесь, а? Какая ирония! Искали Танелорн – вот вам, пожалуйста, живите во всех Танелорнах сразу. Может, это всё, что осталось?

– Подозреваю, что нет, – сказал Хоукмун. – Мы где-нибудь обязательно найдем ворота в нужные нам миры.

Хоукмун сидел на плече рухнувшей статуи, пытаясь высмотреть среди множества теней хотя бы одну знакомую.

В нескольких ярдах поодаль Джон ап-Рисе и Эмшон из Аризо искали среди обломков камней какую-то коробку, которую Эмшон, как он утверждал, видел, когда они шли на битву с Агаком и Гагак, и в которой, уверял он Джона ап-Рисса, наверняка лежит что-то ценное. Брут из Лашмара, которому стало немного лучше, стоял рядом, но искать не помогал.

И именно Брут чуть позже заметил, что несколько теней, до сих пор бывших неподвижными, зашевелились.

– Смотри, Хоукмун, – сказал он. – Неужели город оживает?

В целом город остался таким как прежде, но на одном маленьком участке, где на фоне грязной белой стены разрушенного храма вырисовывался силуэт какого-то особенно красивого и изящного строения, закопошились тени трех или четырех человек. И это по-прежнему были только тени – людей, отбрасывающих их, они не видели. Хоукмуну всё это напоминало однажды виденное представление, в котором марионетками управляли из-за ширмы.

Эрикёзе, вскочив на ноги, кинулся к этому месту, Хоукмун тут же бросился за ним, остальные присоединились, хотя и не так быстро.

И теперь они различали едва слышные звуки: бряцанье оружия, крики, шарканье сапог по камням.

Эрикёзе остановился, когда его собственная тень почти сравнялась по высоте с местными призраками. Он осторожно протянул руку, чтобы коснуться одного из них, шагнул вперед.

И исчез!

От него осталась одна лишь тень. И присоединилась к остальным. Хоукмун видел, как эта тень выхватила меч и бросилась в атаку, встав рядом с другой тенью, показавшейся ему знакомой. То была тень человека ростом примерно с Эмшона из Аризо, который наблюдал это призрачное представление с широко разинутым ртом и остекленевшим взглядом.

Затем движения сражающихся снова начали замедляться. Хоукмун соображал, как ему спасти Эрикёзе, когда богатырь появился снова, волоча кого-то за собой. Оставшиеся тени вновь замерли.

Эрикёзе тяжело дышал. Кожу человека, которого он прихватил с собой, усеивали мелкие порезы, но он, кажется, не сильно пострадал. Он улыбался во весь рот от облегчения, смахивая белую пыль с рыжеватой шерсти, которая покрывала его тело, затем убрал в ножны меч и утер усы тыльной стороной кисти, похожей на звериную лапу. Это был Оладан. Оладан из Булгарских гор, родич горных великанов, ближайший друг Хоукмуна, участвовавший в большинстве его славных походов. Оладан, который погиб в Лондре, которого Хоукмун видел рядом с призраком на болотах Камарга, а затем на палубе «Королевы Романии», когда он храбро набросился на хрустальную пирамиду барона Калана, после чего и исчез.

– Хоукмун! – От радости при виде старого друга Оладан забыл обо всем на свете. Он кинулся к герцогу Кёльнскому и сгреб его в объятия.

Хоукмун смеялся от счастья. Потом поглядел на Эрикёзе.

– Я не знаю, как ты его спас, но я тебе так благодарен!

Эрикёзе, которому передалась их радость, тоже засмеялся.

– Сам не знаю, как я его спас! – Он покосился на вновь замершие тени. – Я оказался в мире едва ли более материальном, чем этот. И помог отбить нападение тех, кто атаковал твоего друга, затем от отчаяния, поскольку наши движения там стали совсем вялыми, я отступил назад, – и вот мы снова здесь!

– Как же ты оказался в этом месте, Оладан? – спросил Хоукмун.

– Моя жизнь сделалась совершенно сумбурной, а приключения просто невероятными с того момента, как я видел тебя в последний раз на палубе корабля, – сказал Оладан. – Какое-то время я провел в плену у барона Калана, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, хотя разум мой находился в полном порядке. Это было неприятно. Каким-то образом ко мне пришли воспоминания о моем прошлом и будущем. А потом я вдруг оказался свободен. И попал в мир, где четыре или пять враждующих сторон постоянно воевали друг с другом, я послужил в одной армии, затем в другой, так и не поняв до конца, за что они борются. Затем я снова оказался в Булгарских горах в лапах медведя и кое-как вырвался.

Потом меня занесло в мир металла, где я оказался единственным существом из плоти среди огромного множества разнообразных машин. Одна из этих машин (у нее имелась некоторая склонность к философии) едва не уничтожила меня, но меня защитил Орланд Фанк – помнишь его? – и привел в мир, откуда я только что спасся. Мы с Фанком искали там Рунный посох, в этом мире воюющих городов. Я выполнял поручение Фанка в самом опасном квартале одного из этих городов, когда на меня насело слишком много противников. Я был на волосок от смерти, когда вдруг снова оцепенел. И это состояние длилось много часов или лет (этого я никогда не узнаю), пока меня не спас твой товарищ. Скажи мне, Хоукмун, что сталось с нашими друзьями?

– Это долгая история и почти лишенная смысла, поскольку большинство событий мне и самому непонятны, – сказал ему Хоукмун. Он изложил вкратце свои приключения, рассказал о графе Брассе, Иссельде и пропавших детях, о победе над Тарагормом и бароном Каланом, о том, какие потрясения и разрушения их безумная жажда мести и козни вызвали в мультивселенной, завершив словами: – Но о Д’Аверке и Божентале мне нечего тебе рассказать. Они исчезли примерно так же, как ты. Подозреваю, дальнейшие их приключения похожи на твои. Но ведь самое главное, что ты столько раз спасался от неизбежной смерти, правда?

– Да, – согласился Оладан. – Мне казалось, у меня есть какой-то сверхъестественный покровитель, хотя я и подустал от того, что меня швыряют с места на место, из огня да в полымя! Что же в итоге? – Пригладив усы, он огляделся по сторонам, вежливо кивнув Бруту, Джону и Эмшону, которые рассматривали его со сдержанным изумлением. – Кажется, самое главное, что мне снова позволили присоединиться к тебе. А где Фанк?

– Я оставил его в замке Брасс, хотя он ни словом не обмолвился о встрече с тобой. Он наверняка отправился оттуда на поиски Рунного посоха, тогда тебя и нашел. – Хоукмун выложил всё, что знал о природе острова, на котором они теперь оказались.

Выслушав его, Оладан только поскреб рыжую шерсть на голове да пожал плечами. Пока Хоукмун завершал объяснения, он рассматривал свою порезанную куртку и разодранный килт, оценивая многочисленные запекшиеся раны.

– Что ж, друг Хоукмун, – произнес он рассеянно, – я вполне доволен тем, что оказался рядом с тобой. А поесть здесь ничего нет?

– Ничегошеньки, – с чувством отозвался Джон ап-Рисс. – Мы тут с голоду поумираем, если не найдем какую-нибудь дичь. Но, кажется, из всех живых существ на этом острове только мы.

И, словно в ответ на его сетования, с другой стороны города до них донесся вой. Все повернули головы на этот звук.

– Волк? – спросил Оладан.

– Думаю, человек, – сказал Эрикёзе. Он до сих пор не убрал меч в ножны и теперь указал куда-то его острием.

В их сторону, перепрыгивая через камни и огибая развалины башен, бежал Ашнар Рысь. Варвар мчался, высоко вскинув собственный меч над головой, глаза его сверкали безумием, вплетенные в косы кисточки бешено плясали по плечам. Хоукмун решил, что он спасается от нападения, но потом увидел, что за Ашнаром гонится высокий краснолицый человек в шапочке и килте: заплетенные в косу волосы хлопали его по спине, меч в ножнах бил по бедру.

– Орланд Фанк! – воскликнул Оладан. – Почему он гонится за этим дикарем?

Теперь Хоукмун слышал крики Фанка:

– Эй, вернись! Иди сюда, приятель! Я ничего тебе не сделаю!

В следующий миг Ашнар споткнулся и упал, заскулил и пополз по грязным камням. Фанк нагнал его, вынул оружие у него из руки, схватил за косы и развернул к себе лицом.

Хоукмун прокричал:

– Он не в себе, Фанк! Будь с ним поласковее!

Фанк обернулся.

– О, кого я вижу, сэр Хоукмун? И Оладан? А я всё думал, что с тобой случилось, смылся от меня, да?

– Почти, – веско отвечал родич горных великанов, – укрылся в объятиях сестренки Смерти, к которой ты меня послал, мастер Фанк.

Фанк ухмыльнулся, выпуская косы Ашнара.

Варвар даже не попытался подняться на ноги, он просто лежал на земле и стонал.

– Что тебе сделал этот человек? – сурово спросил у Фанка Эрикёзе.

– Ничего. Просто в этом угрюмом местечке мне не встретилось других людей. Я всего лишь хотел поговорить с ним. Но когда я подошел, он вдруг взвыл и пустился наутек.

– Как ты попал в это место? – продолжал Эрикёзе.

– Случайно. В поисках некоего артефакта мне пришлось пройти через несколько из множества планов Земли. Я слышал, что Рунный посох может оказаться в одном городе, который иногда называют Танелорном. Я искал Танелорн. Поиски привели меня к одному магу в том мире, где я наткнулся на юного Оладана. Маг был весь из металла, он сумел проложить мне путь на следующий план, где мы с Оладаном и потеряли друг друга. Я отыскал ворота, вошел, и вот я здесь…

– Так давай же поспешим обратно к твоим воротам, – с жаром предложил Хоукмун.

Орланд Фанк покачал головой.

– Не выйдет, они захлопнулись у меня за спиной. Кроме того, мне бы не хотелось возвращаться в тот враждебный мир. Так что же, это, значит, не Танелорн?

– Это все Танелорны сразу, – пояснил Эрикёзе. – Во всяком случае, нам так кажется, мастер Фанк. По крайней мере, это то, что от них осталось. Только может ли город, в котором мы оказались, зваться Танелорном?

– Когда-то звался, – начал Фанк. – То есть так сказано в предании. Но однажды сюда пришли люди, которые стали использовать его возможности для собственной выгоды, и Танелорн умер, сменившись на свою полную противоположность.

– Значит, Танелорн может умереть? – Брут из Лашмара выглядел совершенно несчастным. – Он же неуязвим…

– Только если его обитатели сумеют отказаться от той гордости, которая уничтожает любовь, так я слышал, во всяком случае. – Орланд Фанк казался смущенным. – Тогда и они сами становятся неуязвимыми.

– Любой город был бы лучше этой свалки утраченных идеалов, – заявил Эмшон из Аризо, показывая, что, хоть он и согласен с идеей Орланда Фанка, она не произвела на него особого впечатления. Похожий на гнома воин дернул себя за усы и еще немного поворчал себе под нос.

– Значит, здесь собраны все «провальные» версии, – подытожил Эрикёзе. – Мы стоим посреди руин надежды. На пустоши подорванной веры.

– Я бы предположил именно это, – отозвался Фанк. – Но все равно должна найтись дорога в тот Танелорн, который не пал жертвой, место, где граница совсем тонкая. И ее-то мы и должны сейчас поискать.

– Но как нам понять, что именно мы ищем? – рассудительно поинтересовался Джон ап-Рисс.

– Ответ на этот вопрос внутри нас, – проговорил Брут чужим голосом. – Так мне когда-то объяснили. Ищи Танелорн внутри себя, так сказала мне одна старая женщина, когда я спросил ее, где мне найти этот легендарный город и познать покой. Я пропустил ее слова мимо ушей как пустую болтовню, в лучшем случае философские умствования, но я начинаю понимать, что она дала мне тогда практический совет. Мы же, господа, потеряли Надежду с большой буквы, а Танелорн распахнет свои ворота только тем, кто надеется. Вера бежит от нас, но веру необходимо обрести до того, как мы сможем увидеть нужный нам Танелорн.

– Кажется, ты говоришь дело, Брут из Лашмара, – согласился Эрикёзе. – Даром что я в последнее время привык носить солдатский доспех цинизма, но я понимаю тебя. Вот только как могут смертные надеяться там, где между собой спорят боги, где войны ведут те, кого мы хотим уважать?

– Когда боги умирают, уважайте себя, други мои, – пробурчал Орланд Фанк. – Ни богов, ни их примера не нужно тем, кто уважает себя и, следовательно, уважает окружающих. Боги хороши для детей, для маленьких, испуганных людишек, для тех, кто не желает нести ответственность за себя и за своих близких.

– Точно! – Меланхолическая физиономия Джона ап-Рисса почти сияла. Все они воспрянули духом. Они смеялись, глядя друг на друга.

А потом Хоукмун вынул из ножен меч, указал вверх, на замершее в одной точке солнце, и прокричал:

– Пришла Смерть для богов и Жизнь для людей! Пусть Повелители Хаоса и Порядка поубивают друг друга в бессмысленной драке. Пусть Космический Балансир раскачивается, как ему заблагорассудится, на наших судьбах это никак не отразится.

– Никак! – выкрикнул Эрикёзе, тоже взмахивая мечом. – Никак!

И Джон ап-Рисс, и Эмшон из Аризо, и Брут из Лашмара – все они выхватили оружие и повторили этот крик.

Только Орланд Фанк не спешил. Он одернул на себе одежду. Провел пальцами по лицу.

Затем, покончив со своим нервным ритуалом, оркнеец спросил:

– Значит, никто из вас не поможет мне искать Рунный посох?

И чей-то голос проговорил за спиной Орланда Фанка:

– Отец, тебе больше не нужно искать.

Там сидел ребенок, которого Хоукмун видел в Днарке, тот, который превратился в чистую энергию, чтобы вселиться в Рунный посох, когда Шенегар Тротт, граф Сассекский, пытался его украсть. Тот самый, кого называли духом Рунного посоха, Джехамия Коналиас. Мальчик лучезарно улыбался, смотрел дружелюбно.

– Приветствую всех вас, – сказал он. – Вы призвали Рунный посох.

– Мы его не призывали, – возразил Хоукмун.

– Ваши сердца призывали его. А теперь вот вам ваш Танелорн.

Мальчик раскинул руки, и, пока он разводил их в стороны, город начал изменяться. Небосклон окрасился в цвета радуги. Солнце задрожало и вспыхнуло золотом. Башенки, стройные, словно иглы, вознеслись в сияющий воздух, и краски сверкали, чистые и прозрачные, и несказанная тишина опустилась на город, тишина умиротворения.

– Вот ваш Танелорн.

Глава вторая В Танелорне

– Идемте, я вам покажу страницу истории, – предложил мальчик. И он повел воинов по тихим улицам, где люди здоровались с ними с дружелюбной степенностью.

Если город сиял, то это сияние оказалось таким тонким, что его источник не представлялось возможным определить. Если он имел какой-то цвет – то тот оттенок белого, какой встречается у белого нефрита, а поскольку белый содержит в себе все цвета, то этот город переливался всеми цветами. Он полнился жизнью, счастьем, умиротворением. Здесь жили целые семьи, здесь трудились художники и ремесленники, здесь сочинялись книги – город процветал. И в здешней гармонии не чувствовалось скуки или фальшивого спокойствия тех, кто отказывается от телесных радостей и пищи для ума. Это был Танелорн.

Это наконец-то был Танелорн, возможно, образец для всех остальных многочисленных Танелорнов.

– Мы в центре города, – рассказывал мальчик, – в тихом, не подверженном изменениям центре мультивселенной.

– Каким богам здесь поклоняются? – спросил Брут из Лашмара, совершенно успокоившийся.

– Никаких богов, – заявил ребенок. – Они здесь не нужны.

– Поэтому, как говорят, они и ненавидят Танелорн? – Хоукмун шагнул в сторону, чтобы дать дорогу какой-то очень старой даме.

– Возможно, – согласился мальчик. – Ибо гордыня не терпит, когда ее игнорируют. Здесь, в Танелорне, гордость иного сорта – эта гордость предпочитает, чтобы на нее не обращали внимания.

Он вел их мимо высоких башен и прекрасных зубчатых стен, через парки, где играли счастливые дети.

– Но они же играют в войну, даже здесь! – воскликнул Джон ап-Рисс. – Даже здесь!

– Так дети учатся, – пояснил Джехамия Коналиас. – И если они учатся как следует, то поймут достаточно, чтобы во взрослой жизни отречься от войны.

– Но ведь боги тоже играют в войну, – заметил Оладан.

– Значит, они просто дети, – заявил мальчик.

Хоукмун заметил, что Орланд Фанк заливается слезами, хотя и не кажется при этом несчастным.

Они вышли на свободный от строений участок, оказавшись посреди подобия амфитеатра, стены которого образовывали три ряда статуй чуть выше человеческого роста. Все статуи имели тот же цвет, что и сам город, кажется, все они мерцали подобием жизни. В первом ряду статуй находились одни только воины, и во втором в основном обнаружились воины, третий ряд состоял из женских статуй. Кажется, каменных фигур собрались здесь тысячи, они выстроились громадным кругом под висевшим высоко в небе солнцем, красным и неподвижным, таким же, как на острове, только здешний красный цвет казался мягким, и небо было теплое, светло-голубое. Создавалось ощущение, как будто здесь наступает вечер – всегда.

– Смотрите же, – обратился к ним ребенок. – Смотрите, Хоукмун, Эрикёзе. Вот они вы. – Он поднял руку в тяжелом раззолоченном рукаве и указал на первый ряд статуй, и в руке у него был тускло-черный посох, в котором Хоукмун узнал Рунный посох. И он впервые за всё время заметил, что руны, вырезанные на нем, несколько напоминают руны на мече Элрика, на Черном Мече, на Буреносце.

– Посмотрите на их лица, – сказал ребенок. – Смотри, Эрикёзе, смотри, Хоукмун, смотри, Вечный Воитель.

Хоукмун смотрел и видел у статуй знакомые лица. Он увидел Корума, увидел Элрика, услышал, как Эрикёзе бормочет:

– Джон Дейкер, Урлик Скарсол, Асквиол, Обек, Арфлейн, Валадек… Они все здесь… все, кроме Эрикёзе…

– И Хоукмуна, – добавил Хоукмун.

Орланд Фанк сказал:

– В их строю есть промежутки. Почему так?

– Они ждут, чтобы их заполнили, – сказал мальчик.

Хоукмун содрогнулся.

– Все они воплощения Вечного Воителя, – сказал Орланд Фанк. – А также их товарищи, их супруги. Все в одном месте. Зачем мы здесь, Джехамия?

– Потому что Рунный посох призвал нас.

– Я больше ему не служу! – сказал Хоукмун. – Это принесло мне много горя.

– Тебе и не нужно ему служить, кроме как одним-единственным способом, – примиряюще произнес мальчик. – Он послужит тебе. Ты его призвал.

– Говорю же тебе, мы его не звали.

– А я говорю тебе, что его призвали ваши сердца. Вы отыскали ворота в Танелорн, вы открыли их, вы позволили мне присоединиться к вам.

– Всё это мистическая болтовня самого возмутительного толка! – взорвался Эмшон из Аризо. И развернулся, чтобы уйти.

– И всё же это правда, – отозвался ребенок. – Вера расцвела внутри вас, когда вы стояли на тех руинах. Не Вера в какой-то идеал, или в богов, или в судьбу мира, но Вера в себя. Это та сила, которая способна победить любого врага. И это единственная сила, способная призвать друга, каким я для вас и являюсь.

– Но это справедливо по отношению к героям, – заметил Брут из Лашмара. – А я‑то не герой, мальчик, и эти двое тоже.

– Конечно, решать вам самим.

– Я простой солдат, человек, совершивший множество ошибок… – начал Джон ап-Рисс. Он вздохнул. – Я искал всего лишь покой.

– И ты нашел его. Ты нашел Танелорн. Но разве тебе не хочется своими глазами увидеть, чем закончились ваши испытания на острове?

Джон ап-Рисс устремил на ребенка недоуменный взгляд. Дернул себя за нос.

– Ну…

– По меньшей мере, ты это заслужил. Это не повредит тебе, воин. Джон ап-Рисс пожал плечами, и его жест повторили Эмшон и Брут.

– Наши испытания? А они как-то связаны с нашими поисками? – Хоукмун стал весь внимание. – И был ли в них какой-то иной смысл?

– То был последний великий подвиг Вечного Воителя во имя человечества. Круг замкнулся, Эрикёзе. Ты понимаешь, о чем я?

Эрикёзе склонил голову.

– Понимаю.

– И пришло время, – продолжал ребенок, – для самого последнего деяния, которое освободит всех вас от проклятия.

– Освободит?

– Да, Эрикёзе, свобода для Вечного Воителя и тех, кому он служил за долгие века.

На лице Эрикёзе отразилась робкая надежда.

– Но это по-прежнему необходимо заслужить, – предупредил дух Рунного посоха. – Пока еще.

– Как же я могу это заслужить?

– Это ты скоро узнаешь. А пока что – смотри. И ребенок указал посохом на статую Элрика. И они смотрели.

Глава третья Смерти бессмертных

Они смотрели, как одна из статуй сошла с возвышения, лицо пустое, конечности негнущиеся, но понемногу к ней возвращались свойства плоти (пусть и мертвенно-бледной плоти), доспех почернел, и вот перед ними уже стоял настоящий человек, но, хотя лицо его ожило, он не видел их.

Картина вокруг изменилась до неузнаваемости. Хоукмун ощутил, как что-то внутри подталкивает его всё ближе и ближе к тому, кто недавно был статуей. Их лица уже едва не соприкасались, однако тот, другой, по-прежнему не сознавал присутствия Хоукмуна.

А потом Хоукмун стал смотреть глазами Элрика. Хоукмун был Элрик. Эрикёзе был Элрик.

Он выдергивал Черный Меч из тела своего лучшего друга. При этом он рыдал. Наконец меч вышел из мертвого тела и отлетел в сторону, упав со странным, приглушенным возгласом. Он увидел, как меч подползает, приближаясь к нему. Меч остановился, наблюдая.

Он поднес к губам большой рог и сделал глубокий вдох. Если раньше он был слабым, то теперь ему хватало сил, чтобы дуть в этот рог. Сила иного рода наполняла его.

Он извлек из рога одну ноту, один оглушительный звук. Затем над каменной равниной повисла тишина. Тишина ждала в высоких дальних горах.

В небесах начала вырисовываться тень. Тень выглядела огромной, а в следующий миг она была уже вовсе не тень, проступили очертания, затем внутри контура начали проявляться детали. То оказалась громадная рука, и эта рука держала весы, чаши которых ходили ходуном. Однако понемногу чаши успокаивались, пока наконец Балансир не уравновесился.

Это зрелище немного облегчило горе, какое он переживал. Он выронил рог.

– Ну, хоть что-то, по крайней мере, – услышал он собственный голос, – и если это просто иллюзия, то утешительная.

Но теперь, обернувшись, он увидел, что меч взмыл в воздух сам собой. И угрожал ему.

– БУРЕНОСЕЦ!

Клинок вонзился в его тело, вошел в сердце. Клинок выпил его душу. Слезы катились из его глаз, пока клинок пил; он знал, что отныне часть его существа никогда не будет знать покоя.

Он умер.

Он откатился от своего упавшего тела и снова стал Хоукмуном. Он снова стал Эрикёзе…

Два воплощения одного и того же наблюдали, как меч высвобождается из тела последнего из Светлых Императоров. Они наблюдали, как меч начинает менять форму: хотя внешне он сохранился, он превратился в человека, стоящего над противником, которого только что поверг.

Это было то же самое существо, какое Хоукмун повстречал на Серебряном мосту, тот самый человек, которого он видел на острове. И этот человек улыбался.

– Прощай, друг, – сказал человек. – Я был в тысячу раз более жесток, чем ты!

Он взмыл в небо со зловещим хохотом, в котором не было и намека на веселье. Он издевался над Космическим Балансиром, своим заклятым врагом.

Он исчез, и вся сцена исчезла, а статуя принца Мелнибонэ снова стояла на возвышении.

Хоукмун дышал так, словно его только что вытащили из воды. Сердце бешено колотилось.

Он увидел, как исказилось лицо Оладана, какое потрясение отразилось у него в глазах; он увидел, как хмурится Эрикёзе, как Орланд Фанк потирает подбородок. Он увидел безмятежное лицо ребенка. Он увидел Джона ап-Рисса, Эмшона из Аризо и Брута из Лашмара и понял, что те не наблюдали картины, потрясшей остальных.

– Итак, всё подтвердилось, – звучно произнес Эрикёзе. – То существо и меч – одно и то же.

– Чаще всего, – уточнил ребенок. – Иногда внутри меча дух обитает не целиком. Канаяна не был цельным мечом.

Ребенок вскинул руку.

– Смотрите дальше.

– Нет, – сказал Хоукмун.

– Смотрите дальше, – повторил ребенок.

Еще одна высокая статуя сошла с места.

Человек был красив, но у него имелся только один глаз и одна кисть руки. Он успел познать любовь и успел познать горе, и любовь научила его, как справляться с горем. Черты его лица излучали спокойствие. Где-то вдалеке шумело море. Он уже вернулся домой.

Хоукмун снова ощутил, как его затянуло внутрь картины, и он знал, что Эрикёзе тоже затянуло. Корум Джайлен Ирсей, Принц в Алом Плаще, последний из вадхагов, кто отказался бояться красоты и был ею сражен, кто отказался бояться своего брата и был предан, кто отказался бояться арфы и был ею убит, кто был изгнан из места, которому не принадлежал, наконец вернулся домой.

Он выбрался из леса и остановился на морском берегу. Прилив скоро закончится и откроется дорога, ведущая на гору Мойдель, где он некогда был счастлив с женщиной из народа мабден, который живет так мало, вот и его возлюбленная тоже умерла, оставив его безутешным (ведь от таких союзов редко рождаются дети).

Воспоминания о Медб стирались, но вот память о Ралине, маркграфине Востока, померкнуть не могла.

Дорога на дамбе открылась, и он двинулся в путь. Замок на горе Мойдель уже заброшен, это ясно. Он выглядел заброшенным. Ветер носился между башнями, но то был дружелюбный ветер.

На другом конце дороги, при входе во двор замка, он увидел того, кого узнал: кошмарное создание иссиня-зеленого цвета, с четырьмя короткими ногами, четырьмя могучими руками, грубо вытесанной головой, лишенной носа, – ноздри были просто дырками на лице – с широченным, растянутым в ухмылке ртом, полным острых зубов, и с многогранными, словно у мухи, глазами. На ремне у него висели диковинного вида мечи. То был Потерянный бог Кулл.

– Привет тебе, Корум.

– Привет, Кулл, убийца богов. Где твой брат? – Он был рад видеть старинного, пусть и невольного, союзника.

– Корпит над своими изобретениями. Мы заскучали и уже готовы покинуть мультивселенную. Здесь нет для нас места, как нет места и для тебя.

– Это мне говорили.

– Мы отправляемся в очередное путешествие, по крайней мере, до начала следующего Слияния. – Кулл указал на небо. – Нам надо поторопиться.

– Куда отправитесь?

– Есть другое место, место, покинутое теми, кого ты уничтожил здесь, место, где всё еще есть польза от богов. Не желает ли Корум пойти с нами? Воителю придется остаться, но Корум может пойти.

– Разве они не одно целое?

– Они одно целое. Но есть то, что не входит в целое, что является только Корумом, и он может пойти с нами. Нас ждет приключение.

– Я устал от приключений, Кулл.

Потерянный бог ухмыльнулся.

– Подумай. Нам нужен талисман на удачу. Нам нужна та сила, какой ты обладаешь.

– И что же это за сила?

– Сила Человека.

– Это-то и нужно всем богам, верно?

– Да, – согласился Кулл, хотя и с неохотой, – но некоторым она нужна больше, чем остальным. У Ринна и Кулла есть Ринн и Кулл, но нам было бы веселее, если бы ты пошел с нами.

Корум покачал головой.

– Ты понимаешь, что тебе не жить после Слияния?

– Я понимаю, Кулл.

– Ия надеюсь, ты теперь понимаешь, что это не я на самом деле убил Повелителей Порядка и Хаоса?

– Кажется, да.

– Я всего лишь завершил работу, начатую тобой, Корум.

– Как ты добр.

– Я говорю правду. Я тщеславный бог, я не питаю теплых чувств ни к кому, кроме Ринна. Но мне можно верить почти во всем. Уходя, я оставляю тебе правду.

– Благодарю тебя, Кулл.

– Прощай. – Грубо вытесанная фигура исчезла.

Корум прошел через двор, через пыльные залы и коридоры замка, поднялся на высокую башню, откуда было видно море. Он знал, что Лаум-ан-Эш, эта чудесная земля, теперь лежит на дне, лишь отдельные фрагменты до сих пор возвышаются над волнами. И он вздохнул, но не чувствовал себя при этом несчастным.

Он увидел, как в его сторону скачет по волнам кто-то черный с широкой ухмылкой на лице и не внушающим доверия взглядом.

– Корум? Корум?

– Я тебя знаю, – сказал Корум.

– Можно мне погостить у тебя, Корум? Я многое могу для тебя сделать. Я стану твоим слугой, Корум.

– Мне не нужен слуга.

Некто замер над морем, покачиваясь в ритме движения волн.

– Впусти меня в замок, Корум.

– Я не зову гостей.

– Я могу привести к тебе тех, кого ты любишь.

– Они и так со мной. – И Корум стоял на зубчатой стене, потешаясь над черным, который лишь злобно косился и фыркал. А потом Корум прыгнул, чтобы тело его ударилось о скалы у подножья горы Мойдель и чтобы дух его стал свободен от всего.

А черный взревел от ярости, от отчаяния и еще от страха…

– Он ведь последнее порождение Хаоса, верно? – спросил Эрикёзе, когда картина померкла и статуя Корума вернулась на место.

– В этом обличии да, – сказал ребенок, – несчастное создание.

– Я так часто встречал его, – продолжал Эрикёзе. – Иногда он служил добру…

– Но ведь Хаос и не есть совершенное зло, – заметил ребенок. – Как и Порядок не абсолютное добро. Это примитивное разделение, в лучшем случае они представляют собой всего лишь предпочтения, свойственные конкретным мужчинам и женщинам. Существуют другие элементы…

– Ты говоришь о Космическом Равновесии? – уточнил Хоукмун. – О Рунном посохе?

– Назовешь это Сознанием, да? – вставил Орланд Фанк. – Но сможешь ли ты назвать это Терпимостью?

– Все это примитивно, – настаивал ребенок.

– И ты признаешь это? – Оладан был изумлен. – В таком случае чем их заменить, что будет лучше?

Ребенок улыбнулся, но ничего не ответил.

– Хотите еще посмотреть? – спросил он Хоукмуна и Эрикёзе. Те замотали головами.

– Эта черная фигура постоянно нам угрожает, – сказал Хоукмун. – Замышляет нас уничтожить.

– Ему нужны ваши души, – пояснил ребенок.

Джон ап-Рисс произнес спокойно:

– В Йеле, в деревнях, ходят легенды об этом создании. Кажется, его зовут Сейтанн?

Ребенок пожал плечами.

– Стоит дать ему любое имя, и сила его увеличивается. Оставь его без имени, и сила его слабеет. Я зову его Страх. Величайший враг человечества.

– Но он хороший друг тех, кто использует его, – заметил Эмшон из Аризо.

Оладан уточнил:

– До поры до времени.

– Вероломный друг, даже для тех, кому он помогает больше всего, – сказал ребенок. – О, как же он мечтает, чтобы его впустили в Танелорн!

– Он не может войти?

– Сейчас сможет, но только потому, что он пришел меняться.

– И что же он меняет? – спросил Хоукмун.

– Души, как я уже говорил. Души. Смотрите, сейчас я его впущу. – И ребенок, кажется, лишился обычного спокойствия, когда взмахнул своим посохом. – Он пришел сюда прямиком из лимба.

Глава четвертая Пленники меча

– Я Меч! – заявил черный. Он легкомысленно махнул рукой на собрание статуй вокруг них. – Они были моими когда-то. Я владел мультивселенной.

– Ты был лишен права наследования, – сказал ребенок.

– Тобой? – усмехнулся черный.

– Нет, – ответил ребенок. – У нас общая судьба, как ты и сам прекрасно знаешь.

– Ты не можешь вернуть мне то, чем я должен владеть, – заявил черный. – Где они? – Он огляделся по сторонам. – Где?

– Я еще не призывал их. А где?..

– Товары на обмен? Их я покажу, когда буду уверен, что у тебя имеется то, что мне нужно. – В знак приветствия он улыбнулся Хоукмуну и Эрикёзе, заметив мимоходом, ни к кому в особенности не обращаясь: – Я так понимаю, что все боги мертвы.

– Двое спаслись бегством, – сказал ребенок. – Остальные мертвы.

– Значит, остались только мы.

– Да, – подтвердил ребенок. – Меч и посох.

– Созданные в начале начал, – вставил Орланд Фанк, – после первого Слияния.

– Не многие смертные знают об этом, – заметил черный. – Мое тело было создано, чтобы служить Хаосу, а его – Равновесию, остальные служили Порядку, но только их больше нет.

– И что же вместо них? – спросил Эрикёзе.

– Это пока еще не решено, – заявил черный. – Я пришел сюда, чтобы обменять свое тело. Любое воплощение подойдет, или оба сразу.

– Но ты же Черный Меч?

Ребенок снова взмахнул посохом. Появился Джери-а-Конел в шляпе набекрень, с кошкой на плече. Он с неприкрытым изумлением уставился прямо на Оладана.

– Разве мы можем быть здесь вместе?

Оладан сказал:

– Я не знаю тебя, сэр.

– В таком случае ты не знаешь себя, сэр. – Джери поклонился Хоукмуну. – Мое почтение. Полагаю, это принадлежит тебе, герцог Дориан. – Он держал что-то двумя руками и теперь шагнул, чтобы отдать это Хоукмуну, но ребенок сказал:

– Стой! Покажи сначала ему.

Джери-а-Конел выдержал театральную паузу, окидывая взглядом черную фигуру.

– Показать ему? Разве я должен? Этому нытику?

– Покажи мне, – прошептал черный. – Прошу тебя, Джери-а-Конел.

Джери-а-Конел погладил ребенка по голове, так дядюшка приветствует любимого племянника.

– Как поживаешь, кузен?

– Покажи ему, – повторил ребенок.

Джери-а-Конел опустил руку на рукоять меча, выставил вперед одну ногу, выдвинул локоть, задумчиво оглядел черного, а затем неожиданным жестом фокусника раскрыл ладонь.

Черный зашипел. Глаза его засверкали.

– Черный Камень! – ахнул Хоукмун. – У тебя Черный Камень.

– Камень подойдет, – поспешно проговорил черный. – Вот…

Появились двое мужчин, две женщины и двое детей. Они были связаны золотыми цепями, путами из золотого шелка.

– Я хорошо с ними обращался, – заявил тот, кто считал себя Мечом.

Один из мужчин, высокий, стройный, с апатичными движениями и в щегольском наряде, поднял руки с цепями.

– Ого, – сказал он, – какая роскошь!

Хоукмун узнал всех, кроме одной женщины. И теперь его переполнял ледяной гнев.

– Иссельда! Ярмила и Манфред! Д’Аверк! Боженталь! Как вы оказались в плену у этого существа?

– Это долгая история… – начал Гюйам Д’Аверк, но его голос заглушил Эрикёзе, Эрикёзе, радостно закричавший:

– Эрмижад! Моя Эрмижад!

Женщина, которой Хоукмун не знал, принадлежала к тому же народу, что и Элрик с Корумом. Она была прекрасна, как и Иссельда, только по-своему. И вообще в этих двух женщинах, таких разных внешне, ощущалось сильное сходство.

Боженталь с бесстрастным лицом взирал на всё вокруг.

– Значит, мы наконец-то в Танелорне.

Женщина по имени Эрмижад рванулась в своих оковах, пытаясь коснуться Эрикёзе.

– Я думал, вы в плену у Калана, – сказал Хоукмун Д’Аверку, преодолевая охватившее его смятение.

– И я так думал, но, как я понимаю, этот не вполне вменяемый господин прервал наше путешествие через лимб… – Д’Аверк изобразил негодование, а Эрикёзе сверкнул на черную фигуру глазами.

– Ты должен освободить ее!

Черный улыбнулся.

– Сначала я получу камень. Она и все остальные в обмен на камень. Таковы условия сделки.

Джери-а-Конел стиснул Черный Камень в пальцах.

– Почему бы тебе самому не забрать? Ты же сильный.

– Только Герой может отдать ему, – сказал ребенок. – И он это знает.

– В таком случае я отдам ему камень, – заявил Эрикёзе.

– Нет, – сказал Хоукмун. – Если у кого-то и есть такое право, то у меня. Из-за Черного Камня я когда-то превратился в раба. По крайней мере, теперь я освобожу с его помощью тех, кого люблю.

На лице черного было написано страстное желание.

– Еще рано, – сказал ребенок.

Хоукмун не слушал его.

– Дай мне Черный Камень, Джери.

Джери-а-Конел сначала взглянул на того, кого называл кузеном, затем на Хоукмуна. Он сомневался.

– Этот камень, – негромко проговорил ребенок, – одно из воплощений одной из двух самых могущественных вещей, существующих ныне в мультивселенной.

– А второе воплощение? – спросил Эрикёзе, с тоской глядя на женщину, которую искал целую вечность.

– Второе вот, Рунный посох.

– Если Черный Камень – это Страх, что же тогда Рунный посох? – спросил Хоукмун.

– Справедливость, – пояснил ребенок, – враг Страха.

– Если вы оба обладаете такой громадной силой, – рассудительно заговорил Оладан, – тогда при чем здесь мы?

– При том, что без Человека ничего этого нет, – пояснил Орланд Фанк. – Они идут с Человеком, куда бы Он ни направился.

– Именно поэтому вы здесь, – сказал ребенок. – Мы – ваши творения.

– Но всё же вы управляете нашими судьбами. – Эрикёзе не сводил глаз с Эрмижад. – Как такое возможно?

– Потому что вы позволяете нам, – сказал ему ребенок.

– Ну ладно, «Справедливость», посмотрим, как ты держишь слово, – проговорил черный, который назывался Мечом.

– Я дал слово, что впущу тебя в Танелорн, – отозвался ребенок. – Большего я сделать не могу. Условия сделки должны обсуждать Хоукмун и Эрикёзе.

– Черный Камень в обмен на твоих пленников? Такие условия? – уточнил Хоукмун. – И что даст тебе Черный Камень?

– Он вернет ему часть силы, которую он растерял за время войны между богами, – пояснил ребенок. – И эта сила поможет ему обрести еще больше силы для себя самого, чтобы с легкостью пройти в новую мультивселенную, которая возникнет после Слияния.

– Силы, которая сослужит тебе добрую службу, – обратился черный к Хоукмуну.

– Силы, которой мы никогда не хотели, – вставил Эрикёзе.

– А что потеряем мы, если согласимся? – спросил Хоукмун.

– Лишитесь моей помощи, почти наверняка.

– Почему так?

– Этого я не скажу.

– Загадки! – воскликнул Хоукмун. – Свобода действий, в которой нет никакого смысла, как мне кажется, Джехамия Коналиас.

– Ничего не скажу, потому что уважаю тебя, – произнес ребенок. – Но если представится возможность, тогда разбей Камень посохом.

Хоукмун взял Черный Камень из рук Джери. Камень был мертвый, в нем не чувствовалось привычной пульсации, и он понимал, что в камне нет жизни, поскольку тот, кто обитал в нем, сейчас стоит перед ним в ином обличии.

– Значит, – сказал Хоукмун, – это твое обиталище.

Он протянул черному существу Черный Камень на раскрытой ладони. Цепи из золотого шелка упали с рук и ног шестерых пленников.

Заливаясь самоуверенным хохотом, светясь злобным торжеством, черный схватил Черный Камень с ладони Хоукмуна.

Хоукмун обнял детей. Он поцеловал дочь. Он поцеловал сына.

Эрикёзе сжимал Эрмижад в объятиях, не в силах заговорить.

А дух Черного Камня поднес свой приз к губам.

И проглотил Камень.

– Возьми, – поспешно сказал Хоукмуну ребенок. – Быстрее. – Он сунул в руки Хоукмуну Рунный посох.

Черное существо вопило, ликуя:

– Я – снова я! Я даже больше, чем я!

Хоукмун поцеловал Иссельду Брасс.

– Это я – снова я!

Когда Хоукмун поднял голову, дух Черного Камня уже исчез.

Хоукмун, улыбаясь, развернулся, чтобы сказать об этом ребенку, Джехамии Коналиасу. Ребенок в этот миг стоял к Хоукмуну спиной, но он повернул голову.

– Я победил, – сказал ребенок.

Его лицо совершенно переменилось. Хоукмуну показалось, что у него сейчас остановится сердце. Он едва не лишился чувств.

Лицо ребенка сохранило прежние черты, но всё же изменилось. Теперь оно светилось черной аурой. Теперь на нем читалась нечестивая радость. То было лицо существа, проглотившего Черный Камень. Лицо Меча.

– Я победил!

И тут ребенок захихикал.

А потом начал расти.

Он рос, пока не сравнялся в размерах со статуями, окружавшими людей. Его одеяние лопнуло и упало, и перед ними стоял мужчина, голый и черный, с красным ртом, полным клыков, с желтыми горящими глазами, от которого веяло неукротимой и жуткой силой.

– Я ПОБЕДИЛ!

Он озирался по сторонам, не обращая внимания на людей.

– Меч, – сказал он. – Теперь я хочу знать, где меч.

– Он здесь, – прозвучал новый голос. – Он у меня. Ты что, не видишь?

Глава пятая Капитан и рулевой

– Его нашли в Южных Льдах, на рассвете, после того как ты в последний раз покинул этот мир, Эрикёзе. Он совершил один-единственный подвиг для человечества, который не принес выгоды ему самому, и тогда его дух был изгнан из него.

Рядом с ними стоял Капитан, глядя невидящими глазами куда-то вдаль. Рядом с Капитаном стоял его близнец, рулевой, широко разведя руки в стороны, на его развернутых ладонях лежал огромный черный меч, покрытый рунами.

– Именно это воплощение меча мы искали, – продолжал Капитан. – То было длительное испытание, и в результате мы лишились корабля.

– Но ведь, – начал Эрикёзе, – с тех пор, как мы распрощались, прошло совсем немного времени?

Капитан иронически усмехнулся.

– Не существует такой штуки как время, – сказал он, – в особенности в Танелорне, в особенности в момент Слияния Миллиона Сфер. Если бы время существовало в том виде, в каком его представляют себе люди, то как бы вы с Хоукмуном могли оказаться рядом?

Эрикёзе ничего не ответил, он лишь крепче прижал к себе свою элдренскую принцессу.

Зато черное существо проревело:

– ОТДАЙ МНЕ МЕЧ!

– Не могу, – сказал Капитан, – как ты и сам прекрасно знаешь. И ты не можешь его взять. Ты можешь обитать (или же служить обиталищем) только в одном из двух проявлений: либо меч, либо камень. Но не оба разом.

Существо заворчало, но не сделало ни шагу в сторону Черного Меча.

Хоукмун посмотрел на посох, который отдал ему ребенок, и понял, что был прав: руны на посохе такие же, как и на мече. Он обратился к Капитану:

– Кто создал эти предметы?

– Кузнецам, которые выковали меч давным-давно, примерно в начале Великого Цикла, нужен был дух, чтобы он жил внутри, делая это оружие сильнее любого другого. Они заключили уговор с этим духом, имени которого мы не называем.

Капитан повернул голову, развернувшись слепым лицом к черному существу.

– Тогда ты с радостью согласился. Было выковано два меча, и в каждый вселилось по частице тебя, но один из мечей уничтожили, и потому ты весь целиком остался жить в уцелевшем мече. Кузнецы, выковавшие его, не являлись людьми, но они работали ради людей. Они в то время искали способ победить Хаос, поскольку хранили преданность Повелителям Порядка. Они подумали, что смогут использовать Хаос, чтобы завоевать Хаос. Им предстояло узнать, что они заблуждаются…

– Так и было! – Черный ухмыльнулся. – О, еще как было!

– Тогда они сделали Рунный посох и попросили помощи у твоего брата, который служил Порядку. Они не понимали, что на самом деле вы вовсе не братья, но разные проявления одного и того же существа, теперь вновь воссоединившегося, но налитого силой Черного Камня, отчего твоя собственная темная сила многократно возросла. Похоже на парадокс…

– Парадокс, который мне кажется весьма полезным, – заявил черный.

Капитан, не обращая на него внимания, продолжал:

– Они создали Камень в попытке поймать тебя, заточить в тюрьму. Это дало Камню несметную силу, он удерживал в себе души других так же, как и твою – в точности, как это делал Меч, – но из Камня тебя можно было выпускать, как по временам из Меча…

– «Изгонять», вот более подходящее слово, – вставил черный, – потому что я люблю свое тело, этот меч. Всегда найдутся люди, готовые взять меч в руки.

– Не всегда, – возразил Капитан. – Прежде чем вернуться в свои миры, те кузнецы изготовили последний предмет, Космический Балансир, символ равенства между Порядком и Хаосом, который обладает собственной силой и помещен внутрь Рунного посоха, чтобы осуществлять Равновесие между Порядком и Хаосом. И в данный момент он способен сдержать даже тебя.

– Но только не после того, как я заполучу Черный Меч!

– Ты так долго старался обрести полную власть над человечеством, и время от времени тебе даже удавалось, на какой-то незначительный срок. Слияние происходит во множестве разных миров, во множестве разных эпох, и воплощения Вечного Воителя вершат свои великие подвиги, чтобы избавить вселенную от богов, порожденных желаниями их прародителей. А в мире, свободном от богов, ты можешь сохранить ту силу, которую так жаждешь заполучить на протяжении столетий. В одном мире ты убил Элрика, ты уничтожил Серебряную королеву в другом, ты пытался убить Корума, ты убил еще двоих, уверенных, что ты служишь им. Однако смерть Элрика освободила твой дух, а смерть Серебряной королевы вернула жизнь Земле, когда та погибала (твои интересы были соблюдены, однако интересы человечества в итоге были соблюдены вдвойне).

Ты не смог получить обратно свое «тело». Ты чувствовал, как угасает твоя сила. Благодаря опытам двух безумных ученых из мира Хоукмуна сложилась выгодная для тебя ситуация. Тебе необходим Вечный Воитель, такова твоя судьба, только вот сам Воитель больше не нуждается в тебе, потому тебе и пришлось брать заложников и торговаться с Воителем за тех, кого он любит. Теперь в тебе сила Камня, и ты захватил тело своего брата, который когда-то был сыном Орланда Фанка. Теперь ты мог бы разбить Балансир, но ты понимаешь, что гибель Весов приведет и к твоей смерти. Если только ты не найдешь пристанище, новое тело, в котором сможет укрыться твой дух.

Капитан повернул голову так, что его незрячие глаза устремились на Хоукмуна и Эрикёзе.

– Более того, – сказал он, – Меч должен находиться у какого-нибудь из воплощений Вечного Воителя, а здесь целых два таких воплощения. Как же ты заставишь кого-то из них послужить своим целям?

Хоукмун поглядел на Эрикёзе. И сказал:

– Я всегда был верен только Рунному посоху, хотя по временам и не выполнял свои обязанности.

– Если я и был верен чему-то, то только Черному Мечу, – отозвался Эрикёзе.

– Так кто же из вас возьмет Черный Меч? – живо спросил черный.

– Никому не стоит его брать, – поспешно сказал им Капитан.

– Но я теперь в силах всех здесь уничтожить, – заметило черное существо.

– Всех, кроме двух воплощений Вечного Воителя, – уточнил Капитан, – а также моего брата и меня – нам ты не причинишь вреда.

– Я уничтожу Эрмижад, Иссельду, детей, всех остальных. Я их сожру. Я заберу себе их души. – Черный разинул красную пасть во всю ширь и протянул светящуюся черным руку к Ярмиле. Девочка в ответ храбро посмотрела на него, но невольно отпрянула.

– А что станется с нами после того, как ты уничтожишь Балансир? – спросил Хоукмун.

– Ничего, – сказал черный. – Будете себе жить в Танелорне. Танелорн даже я не в силах уничтожить, но зато оставшаяся мультивселенная станет моей.

– Он говорит правду, – подтвердил Капитан. – И он сдержит слово.

– Но тогда все человечество будет страдать, кроме тех, кто в Танелорне, – сказал Хоукмун.

– Да, – согласился Капитан, – все мы будем страдать, кроме вас.

– В таком случае ему нельзя отдавать меч, – твердо заявил Хоукмун, но не смог поднять глаза на тех, кого любил.

– Человечество и так уже страдает, – сказал Эрикёзе. – Я искал Эрмижад целую вечность. Я заслуживаю награды. И я служил человечеству на протяжении целой вечности, за исключением одного раза. Я слишком долго страдал.

– И ты готов совершить преступление во второй раз? – негромко спросил Капитан.

Эрикёзе пропустил его слова мимо ушей, многозначительно глядя на Хоукмуна.

– Сила Черного Меча и сила Балансира в данный момент равны, ты ведь так сказал, Капитан.

– Верно.

– И это существо может обитать либо в Мече, либо в Камне, но не там и там сразу?

И Хоукмун понял, к чему Эрикёзе задает все эти вопросы, но лицо его осталось бесстрастным.

– Быстрее! – произнес черный у них за спиной. – Поторопитесь. Балансир воплощается!

На какое-то мгновение Хоукмуна охватило ощущение, похожее на то, что он испытал, когда они все вместе сражались с Агаком и Гагак, и он был единым целым с Эрикёзе, разделяя его мысли и чувства.

– Быстрее, Эрикёзе, – поторапливал черный. – Бери Меч!

Эрикёзе развернулся спиной к Хоукмуну, уставившись в небо.

Космический Балансир висел, сверкая на фоне небосвода, его чаши были идеально уравновешены. Он замер над огромной коллекцией статуй, над всеми воплощениями Вечного Воителя, какие когда-либо рождались, над каждой женщиной, которую когда-либо любил герой, над каждым его товарищем. И в этот момент показалось, что он угрожает им всем.

Эрикёзе сделал три шага, остановившись перед рулевым. Лица обоих мужчин были лишены всякого выражения.

– Дай мне Черный Меч, – сказал Вечный Воитель.

Глава шестая Меч и посох

Эрикёзе опустил могучую ладонь на рукоять Черного Меча, свободной рукой подхватил клинок снизу, забирая из рук рулевого.

– Ага! – воскликнул черный. – Мы заодно!

Он поплыл к Черному Мечу, он со смехом вошел в него, и оружие завибрировало, запело, засветилось черным огнем, а сам черный исчез.

Но Хоукмун заметил, как вернулся Черный Камень. Он увидел, как Джери-а-Конел наклонился и поднял его с земли.

Лицо Эрикёзе светилось теперь собственным светом – светом ярости и боевого задора. Голос его превратился в раскатистый рев, рык торжества. Глаза горели жаждой крови, когда он, держа меч двумя руками, занес его над головой и устремил взгляд на длинное лезвие.

– Наконец-то! – воскликнул он. – Эрикёзе отомстит тому, что столько времени манипулировало его судьбой! Я уничтожу Космическое Равновесие. Этот Черный Меч поможет мне получить сполна за всю ту боль, от которой я страдал в мультивселенной на протяжении эпох! Никогда больше я не стану служить человечеству. Теперь я служу только этому мечу. И тогда я буду свободен от пут бесконечности!

А меч стонал и извивался, черный отсвет падал на воинственное лицо Эрикёзе и отражался в горящих безумным батальным огнем глазах.

– Вот теперь я уничтожу Равновесие!

И меч как будто оторвал Эрикёзе от земли, вознес в небо, поднял туда, где висел Балансир, безмятежный и, кажется, неуязвимый, а Эрикёзе, Вечный Воитель, сделался огромным, и меч темным пятном выделялся в свете с земли.

Хоукмун продолжал наблюдать происходящее, но успел сказать Джери-а-Конелу:

– Джери, Черный Камень… положи его на землю передо мной.

А Эрикёзе занес меч, держа обеими руками. И ударил.

Раздался такой звук, словно десять миллионов огромных колоколов зазвонили разом, звон был надтреснутый, как будто треснул сам космос, Черный Меч перерубил цепи, на которых висела одна из чаш, она начала падать, вторая чаша понеслась вверх, перекладина быстро закрутилась на оси.

И весь мир содрогнулся.

Широкий круг статуй зашатался, угрожая рухнуть на землю, и все, кто видел это, невольно ахнули.

А где-то что-то упало и разлетелось на невидимые осколки.

Они услышал с неба смех, но было невозможно понять: это хохочет меч или человек.

Эрикёзе, громадный и страшный, вскинул руки для второго удара.

Меч распорол небо, сверкнула молния, и грянул гром. Лезвие врубилось в цепи, на которых держалась вторая чаша, и та тоже упала.

Мир снова содрогнулся.

А Капитан прошептал:

– Вы избавили мир от богов, и теперь вы избавляете его от порядка.

– Только от Власти, – поправил Хоукмун.

Рулевой взглянул на него с пониманием и интересом.

Хоукмун перевел взгляд на землю, где лежал Черный Камень, тусклый и безжизненный. Затем он посмотрел на небо, где Эрикёзе наносил свой третий и последний удар, целясь по основанию испорченного Балансира.

И свет хлынул из трещин в останках весов, и странный, почти человеческий вопль потряс мир, и все ослепли и оглохли на время.

Но Хоукмун услышал то единственное слово, которого ждал. Он услышал, как великан Эрикёзе прокричал:

– ДАВАЙ!

И внезапно Рунный посох затрепетал, оживая в правой руке Хоукмуна, и Черный Камень тоже завибрировал, а Хоукмун вскинул руку для единственного могучего удара, единственного дозволенного ему удара.

И он опустил Рунный посох на пульсирующий камень, вложив в удар всю свою силу.

И Черный Камень разбился, завопив и застонав от ярости, но и Рунный посох в руке Хоукмуна тоже треснул, черный свет одного артефакта смешался с золотистым светом другого. Слышались крики, завывания, плач, но наконец плач затих, и перед ними повис шар из красной субстанции, который лишь тускло поблескивал, потому что сила Рунного посоха свела на нет силы Черного Меча. А потом красный шар начал подниматься к небу, всё выше и выше, пока не завис прямо над их головами.

Хоукмуну он напомнил ту звезду, которая преследовала Темный Корабль, когда они бороздили моря лимба.

А потом красный шар растаял в теплом красном сиянии самого солнца.

Черный Камень исчез. Рунный посох исчез. Были испорчены также Черный Меч и Космический Балансир. Какой-то миг их сущность пыталась укрыться сначала в Камне, затем в посохе, и ей даже удалось это на мгновение, когда один артефакт уничтожил другой, и Хоукмун смог применить второй, чтобы уничтожить первый. Именно об этом они договорились с Эрикёзе перед тем, как он взялся за Черный Меч.

И теперь что-то упало к ногам Хоукмуна.

Эрмижад бросилась на колени рядом с мертвым телом.

– Эрикёзе! Эрикёзе!

– Наконец он отомстил, – сказал Орланд Фанк. – И наконец, упокоился. Он нашел Танелорн, он нашел тебя, Эрмижад, и, найдя то, что искал, он умер за это.

Однако Эрмижад не слышала Орланда Фанка: она рыдала, она была потеряна.

Глава седьмая Возвращение в замок Брасс

– Время Слияния почти миновало, – сказал Капитан, – и мультивселенная входит в новый цикл. Свободная от богов, свободная от того, что ты, Хоукмун, назвал бы «космической властью».

Возможно, ей никогда уже не понадобятся герои.

– Только примеры, – вставил Джери-а-Конел. Он подошел к рядам статуй, нашел свободный промежуток. – Прощайте все. Прощай, Вечный Воитель, который больше не Воитель, и особый привет тебе, Оладан.

– Куда ты уходишь, друг? – спросил родич горных великанов, почесывая рыжую шерсть на голове.

Джери остановился и снял с плеча маленькую черно-белую кошку. Он указал на пустое место между статуями.

– Иду занять свое место здесь. Ты живешь. Я живу. Прощай, на этот раз навсегда.

И он шагнул в этот промежуток, мгновенно превратившись в статую улыбчивого, задиристого человека, весьма довольного собой.

– Для меня здесь тоже есть место? – спросил Хоукмун, оборачиваясь к Орланду Фанку.

– Пока еще нет, – ответил оркнеец, беря на руки крылатую кошку Джери-а-Конела и поглаживая ее по спине. Кошка замурлыкала.

Эрмижад поднялась на ноги, она больше не плакала. Ничего не сказав остальным, она тоже шагнула в ряды статуй, отыскав свободное место. Она вскинула руку в прощальном жесте, ее тело приобрело тот же бледный оттенок, что и у стоявших вокруг каменных изваяний, и она застыла, как и они, а Хоукмун увидел, что рядом с ней стоит еще одна статуя, статуя Эрикёзе, который отдал свою жизнь, приняв Черный Меч.

– Итак, – произнес Капитан, – хочешь ли ты, Хоукмун, остаться со своими друзьями в Танелорне? Все вы заслужили это право.

Хоукмун обнял за плечи своих детей. Он видел, что они счастливы, и сам был счастлив от этого. Иссельда погладила его по щеке, улыбаясь ему.

– Нет, – сказал он, – мы возвращаемся в замок Брасс, как я думаю. Нам достаточно просто знать, что Танелорн существует. А чего хотите вы, Д’Аверк? Оладан? И ты, сэр Боженталь?

– Мне есть что тебе рассказать, Хоукмун, сидя у доброго очага, с бокалом доброго вина Камарга в руке, в окружении добрых друзей, – сказал Гюйам Д’Аверк. – В замке Брасс мои истории будут интересны, а вот народу Танелорна будет скучно выслушивать их. Я поеду с вами.

– И я, – сказал Оладан.

Один только Боженталь, кажется, не спешил отвечать. Он задумчиво посмотрел на статуи, потом обвел взглядом башни Танелорна.

– Любопытное место. Хотел бы я знать, что его породило?

– Мы породили его, – сказал Капитан, – я и мой брат.

– Вы? – Боженталь улыбнулся. – Понимаю.

– Но как же тебя зовут, сэр? – спросил Хоукмун. – Тебя и твоего брата, какие у вас имена?

– У нас только одно имя, – сказал Капитан.

А рулевой добавил:

– Нас зовут Человек.

Он взял своего брата под локоть и повел прочь от круга статуй, обратно в сторону города.

Хоукмун с родными и друзьями в молчании смотрел, как они уходят. Первым нарушил молчание Орланд Фанк, он кашлянул и сказал:

– Думаю, я останусь. Все мои дела завершены. Мои поиски окончены. Я видел, как мой сын обрел покой. Я остаюсь в Танелорне.

– И у тебя больше нет богов, которым ты мог бы служить? – спросил Брут из Лашмара.

– Боги всего лишь метафора, – заявил Орланд Фанк. – В качестве метафоры они очень даже удобны, но нельзя допускать, чтобы они становились личностями со своими правами. – Он снова кашлянул, кажется, смущенный собственными дальнейшими словами. – Вино поэзии обращается в яд, когда темой становится политика, верно ведь?

– Вас троих я приглашаю вернуться с нами в замок Брасс, – сказал Хоукмун воинам.

Эмшон из Аризо задумчиво покрутил усы и вопросительно взглянул на Джона-ап-Рисса, который, в свою очередь, посмотрел на Брута из Лашмара.

– Наше путешествие окончено, – сказал Брут.

– Мы всего лишь простые солдаты, – пояснил Джон ап-Рисс. – Ни одна история не сочтет нас героями. Я останусь в Танелорне.

– Я начинал как учитель в школе, – сказал Эмшон из Аризо. – Никогда я не мечтал попасть на войну. Но было столько бесправия, неравенства, несправедливости, что мне показалось: исправить все это можно только мечом. Я сделал всё, что смог. Я заслужил покой. Я тоже остаюсь в Танелорне. Наверное, попробую написать книгу.

Хоукмун склонил голову, принимая их выбор.

– Благодарю вас за помощь, друзья.

– А ты не останешься с нами? – спросил Джон ап-Рисс. – Разве ты тоже не заслужил право жить здесь?

– Наверное, но я очень люблю старый замок Брасс, и у меня там остался друг. Надеюсь, нам будет позволено рассказывать о том, что мы знаем, и показывать людям, как обрести Танелорн внутри себя.

– Если дать шанс, – согласился Орланд Фанк, – многие его найдут. Только боги и поклонение ложным ценностям, страх перед собственной человечностью мешают людям попасть в Танелорн.

– О, я уже опасаюсь за свою старательно взращенную индивидуальность! – засмеялся Гюйам Д’Аверк. – Есть ли на свете что-либо скучнее исправившегося циника?

– Пусть это решает королева Флана, – усмехнулся Хоукмун. – Что ж, Орланд Фанк, мы много говорим об уходе, но как же мы уйдем теперь, когда нашими судьбами не управляют сверхъестественные сущности, когда Вечный Воитель наконец-то отправился на покой?

– У меня все-таки осталось немного прежней силы, – ответил оркнеец, едва ли не оскорбленный. – И использовать ее легко, пока Сферы остаются в стадии Слияния. И поскольку я сам к этому причастен, как причастны и те семеро, которых вы встречали в еще не оформившемся мире лимба, мне вполне сподручно вернуть вас на ту дорогу, с которой вы начинали. – Его красная физиономия растянулась в улыбке, почти радостной. – Прощайте, герои Камарга. Возвращайтесь в мир, свободный от всех авторитетов. Не сомневайтесь, что единственным авторитетом в будущем для вас станет тот, что рождается из уважения к себе.

– Всегда ты был моралистом, Орланд Фанк! – Боженталь хлопнул оркнейца по плечу. – Но это настоящее искусство: выводить простую мораль в этом сложном мире!

– Только темнота нашего разума порождает все эти сложности, – заявил Орланд Фанк. – Удачи вам! – Он уже смеялся, сдвинув шапку на ухо. – Будем надеяться, что это конец трагедии.

– И начало комедии, надо полагать, – вставил Гюйам Д’Аверк, улыбаясь и покачивая головой. – Идемте, граф Брасс уже заждался нас!

И они ступили на Серебряный мост вместе с другими путниками, которые двигались туда и обратно по этой мощной магистрали, и над ними сияло яркое зимнее солнце, превращая море в расплавленное серебро.

– Наш мир! – воскликнул Гюйам Д’Аверк с явным облегчением. – Наконец, наконец-то наш мир!

Хоукмун ощутил, как заразительна радость Д’Аверка.

– Ты куда отправишься? В Лондру или Камарг?

– В Лондру, конечно, и немедленно! – сказал Д’Аверк. – В конце концов, королевство меня ждет не дождется.

– Никогда ты не был циником, Гюйам Д’Аверк, – сказала Иссельда Брасс, – и ты не сможешь убедить нас в том, что вдруг стал им. Передавай от нас приветы королеве Флане. Скажи, что мы скоро ее навестим.

Гюйам Д’Аверк размашисто поклонился.

– А от меня, конечно, привет вашему отцу, графу Брассу. Передайте, что уже скоро я буду сидеть у его очага и пить его вино. Что, в замке по-прежнему гуляют сквозняки?

– Мы приготовим комнату, подходящую для человека с хрупким здоровьем, – заверила его Иссельда. Она взяла за руки Манфреда и Ярмилу. Только теперь она заметила, что Ярмила держит что-то в руках. Оказалось, это черно-белая кошка Джери-а-Конела.

– Мне мастер Фанк подарил, мама, – сказало дитя.

– Ухаживай за ней как следует, – посоветовал ее отец, – это очень редкое животное.

– Прощаемся ненадолго, Гюйам Д’Аверк, – сказал Боженталь. – Время, проведенное нами в лимбе, кажется мне самым интересным опытом.

– Мне тоже, мастер Боженталь. Хотя до сих пор жаль, что у нас не было той колоды. – Он снова отвесил элегантный поклон. – До свидания, Оладан, самый маленький из великанов. Хотелось бы мне послушать, как ты станешь хвастать, вернувшись в Камарг.

– Боюсь, до тебя мне будет очень далеко. – Оладан пригладил усы, довольный, что ответил колкостью. – Уже с нетерпением жду твоего приезда.

Хоукмун успел ступить на сверкающую дорогу, ему не терпелось начать путешествие обратно в Камарг, где дети встретятся со своим благородным дедом.

– Лошадей купим в Карли, – сказал он. – У нас там открыт кредит. – Он обернулся к сыну. – Скажи мне, Манфред: что тебе запомнилось из ваших приключений? – Он постарался скрыть свою тревогу за сына. – Многое ли?

– Нет, папа, – весело ответил Манфред. – Я почти ничего не помню.

И он побежал вперед, взяв за руку отца и увлекая его к дальнему берегу.

Конец седьмой книги,

которая завершает долгую историю Вечного Воителя