Хрупкий брак

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Они смотрели друг на друга в обжигающем молчании. Боль в глазах Джоша, казалось, словно в зеркале отражала отчаяние Энни.

— Подумай об этом, Джош! Какая женщина могла бы такое совершить? — настойчиво и горячо проговорила она. — И могла ли женщина, которой ты хотел доверить заботу о Зои, поступить таким образом? Неужели ты никогда не поймешь, что не все представительницы женского пола обязательно должны тебя предать? Или ты вбил это себе в голову только из-за того, что когда-то тебя бросила родная мать?

— Давай лучше оставим эту тему. Ты сказала, что правда стоит у меня перед глазами. Так скажи мне, Энни, что это за правда? — негромко потребовал он. — Скажи мне сама. Что ты за человек?

— Самый обычный человек, такой же, как и ты! — гневно воскликнула она, проглатывая слезы. — Я не совершенна, но я и не двулична, не бессердечна, не развратна, и, если бы ты был мне хоть немного… другом… если бы ты не был так захвачен своим недоверием… ты бы знал это и без моих слов. Да что с тобой такое, Джош?

— Что со мной такое? Я схожу с ума, вот что со мной! — вырвалось у него. — Я помню нашу договоренность на Скиафосе, но я не вынесу эту идею личной свободы, Энни…

— Почему же? — бросила она насмешливо и горько. — Кажется, это была всецело твоя идея! До тех пор пока Зои счастлива, мы свободны иметь сексуальные отношения на стороне. Твои собственные слова, Джош!

Стоило ей произнести эти слова, как она почувствовала дурноту. Мысль о том, что Джош может заниматься любовью с другой женщиной, причинила ей буквально физическую боль. Но это было ее тайной. Она ничего не могла поделать со своими чувствами к нему, не могла заставить себя разлюбить его. У него же не было такого оправдания. Он очень ясно дал ей это понять. Он сам сказал, что эмоциональная привязанность в их браке присутствовать не будет…

— Ты знаешь, что я чувствую к тебе, — пробормотал он глухо.

— Нет, Джош, не знаю. Он глубоко вздохнул.

— Я считаю тебя безумно соблазнительной, — сказал он, и его глаза потемнели от страсти, — но, похоже, я единственный мужчина, кому недоступны твои прелести…

Резкая боль сжала сердце Энни, и девушка побледнела.

— Это безнадежно, — подавленно прошептала она. — Ты не желаешь меня слушать. Даже когда я говорю по слогам. Я уже говорила тебе, что не спала ни с Дериком, ни с Фениксом, но, кажется, это не имеет смысла. Ты все равно веришь в то, во что хочешь верить, Джош.

Не отводя от нее горящих глаз, Джош тяжело вздохнул.

— Хорошо, если тебе так хочется знать всю правду, то я тебя ревную, — сквозь зубы проговорил он. Его лицо казалось суровой маской, потемневшей от сдерживаемого бешенства. — Вот что, к сожалению, ты со мной делаешь, Энни. Тем летом, на Скиафосе, когда я увидел парня, лезущего в окно твоей спальни, я почувствовал себя так, словно ты дала мне кулаком в зубы…

— О Джош… — От этого волнующего признания она ощутила и смятение, и возбуждение, и муку одновременно.

— Тем летом мне начало казаться, что между нами происходит нечто особенное, — продолжал он так, словно слова давались ему с невероятным трудом.

— Мне тоже… — прошептала она. — Но ты все разрушил, Джош. Так же, как разрушаешь сейчас…

— Что я разрушаю, Энни? Счастливый брак, заключенный на небесах?

— Ты разрушаешь единственный шанс довести наши отношения до такого уровня, где мы сможем доверять друг другу! — бросила она в ответ, подавив рыдания. — Неужели ты сам не видишь, что творишь? Я ведь виновна каждый раз, пока не доказано обратное, верно ведь?

Ослепшая от слез, она кинулась мимо него, но почувствовала, как его руки хватают ее и заключают в объятия.

— Энни, помоги мне Бог… — его голос дрогнул, — это безумие. Обычно ревность не сводит меня настолько с ума. Если я веду себя как какой-то примитивный пещерный человек, то только потому, что, когда дело касается тебя, я ничего не могу с собой поделать… Ты творишь со мной черт знает что… Я так сильно тебя хочу…

— Хочешь? — Слезы обожгли ее. Пытаясь справиться со своими чувствами, она задрожала в его объятиях.

— Как будто ты не знаешь…

Она судорожно, нерешительно вздохнула. Энни слышала, как бешено стучит его сердце.

— Что ж, я ведь твоя жена, не так ли? Давай, возьми меня… — прозвучал ее надломленный, яростный шепот. Дрожащими руками она высвободилась из его объятий, неловкими пальцами расстегнула платье, и тонкий шелк скользнул на пол. Она стояла перед ним, одетая лишь в кружевное белье кремового цвета, кружевной пояс и чулки. Сердце ее готово было выскочить из груди.

Неподвижный как статуя, он уставился на нее потемневшими глазами, странно блестящими на неподвижном лице. Он выглядел как греческий бог, пришло Энни в голову, гордый, суровый, обуреваемый демонами…

— Ну? — прошептала она с вызовом. — Я твоя, Джош. Чего же ты ждешь? Неужели передумал? — Несмотря на все ее попытки сдержать слезы, они снова затуманили ей глаза и покатились по щекам.

Джош негромко выругался, шагнул к ней и снова привлек ее к себе. Он дышал тяжело, тепло его груди обожгло ее сквозь тонкий шелк рубашки. Ее прикрытые белым кружевом груди напряглись при его прикосновении.

— Энни, пожалуйста, не плачь… пожалуйста, дорогая, не плачь… — От сдержанной нежности, слышавшейся в его голосе, все внутри ее словно расплавилось. Ладонями он приподнял ее лицо, нашел губы, целуя с жадной, горько-сладкой страстью, и пламя его тела зажгло в Энни ответный огонь.

Она не помнила, как оказалась на постели. Джош ласкал ее так, что все разумные мысли разом вылетели из ее головы. Ощущения, которые он вызвал в ней, были такими шокирующе сильными, что Энни полностью подчинилась его воле.

Ошеломляющая жажда, которую она уже ощущала в тот вечер в своей квартире, когда они едва не переступили грань, вспыхнула в ней снова и стала в сотню раз острее. Энни потерялась, утонула в чувственной слабости, все сомнения были отброшены. Джош сбросил свою одежду, нетерпеливо швырнув ее на пол, и сейчас раздевал ее. Охваченная страстью, Энни слабо осознавала, что он расстегивает кружевной корсаж, застежки пояса, стягивает с нее тончайшие кремовые чулки и крошечные кружевные трусики.

Когда последний предмет прикрывающей ее одежды оказался отброшенным в сторону, ее глаза широко распахнулись. Она лежала рядом с ним совершенно обнаженная. Энни почувствовала себя удивительно беззащитной. Его взгляд медленно двигался по округлым очертаниям груди, по гладкой плоскости ее живота, изящному расширению бедер, белокурому островку волос…

— Ты такая красивая, — выдохнул он хрипло, — такая красивая, Энни…

«Но только внешне, — отозвался глубоко внутри тревожный голосок. — А внутри ты считаешь меня предательницей, недостойной твоего доверия». Мысль пришла и исчезла, слишком неясная, утонувшая под волной желания.

Его теплые руки следовали по тому пути, по которому только что прошел его взгляд, скользя по мягкости ее грудей, останавливаясь на тугих кончиках сосков, затем опускаясь к тонкой талии и плоскому животу. А следом за руками губы продолжили ласкать ее. Когда язык наконец скользнул и коснулся самой сердцевины ее женственности, она громко вскрикнула, едва узнавая собственный голос. Медленно он приподнялся, обхватывая ногами ее тело. Энни распахнула глаза: его черные волосы были спутаны, глаза затуманены дымкой желания, его взгляд не отрывался от ее лица.

— Энни… дорогая моя, скажи, что хочешь меня. Я должен услышать, как ты это скажешь…

Его низкий чувственный голос оказался последней каплей. Со слабым, приглушенным стоном она изогнулась и прильнула к нему, робко открываясь для него, не в состоянии произнести ни слова. Он передвинулся, прижавшись к ней всем телом, и в шоке она почувствовала твердую тяжесть его мужского естества.

И хотя ее мозг отчаянно подавал сигналы тревоги, растущая, распускающаяся, как бутон, огненная страсть заглушила последние разумные мысли. Словно в тумане она протянула руки, чтобы дотронуться до его лица, коснулась твердых скул, подбородка, ее пальцы дрожали, силы к сопротивлению оставили ее.

— Я хочу тебя… — сорвалось с губ Энни. Она закрыла глаза и словно растворилась в чувственном облаке, накрывшем ее вместе с его длинным, мускулистым телом. — Я хочу тебя, Джош…

— О детка… — Его слова, произнесенные глубоким, хриплым голосом, были почти неразборчивы. Как капельками дождя, он покрывал ее лицо и шею быстрыми, жадными поцелуями и вновь возвращался к ее губам. Словно разрядами электричества пробегали по ее спине чудесные ощущения, а его руки будто лепили ее тело заново долгими, нежными прикосновениями от груди до бедер. Джош раздвинул ее бедра, и его твердость коснулась тугой, тайной влаги, укрытой женственными белокурыми завитками. Инстинктивно Энни выгнулась к нему дугой, и с хриплым стоном он вошел в нее глубоко и сильно, в дерзком, безумном акте обладания.

Энни глухо вскрикнула. Но губы Джоша накрыли ее рот и заглушили вскрик протеста. От охватившей ее паники Энни пришла в себя и начала отталкивать Джоша. До сих пор упрямая гордость заставляла ее молчать. Но ничто — ничто из того, что она слышала, или читала, или видела до сих пор, — не предупредило ее об этом мучительном резком переходе от наслаждения к боли, об этом безмерном смущении, охватившем ее при соединении твердой мужской плоти с нежной женской…

Джош перестал двигаться. Плотное сопротивление, до которого он дотронулся, заставило его застыть и чуть приподняться на руках, чтобы взглянуть в ее напряженное лицо.

— Я не верю… — начал он хрипло. — Энни… о Господи, Энни, дорогая…

— Я не уверена, что знаю о своих дальнейших действиях… — прошептала она с отчаянной прямотой. — Должно быть… должно быть еще больнее, Джош?..

— Милая, нет… черт побери, нет! — Его голос звучал потрясенно, но в нем слышались нотки скрытого гнева, смешанного с напряжением от сдерживаемого желания. На себя или на нее он злился? — Ты девственница? О Энни, дорогая моя, ты с ума сошла? Почему ты мне не сказала?

Он обхватил ее и крепко, жестом собственника, прижал к своему телу, стук их сердец эхом отдавался между ними, и Энни ощутила, что боль и страх отступают и уже знакомые теплые и чудесные ощущения снова возвращаются к ней. С неосознанным приглашением она пошевелилась под ним и почувствовала, как его тело моментально напряглось от властного желания, вновь вспыхнувшего в нем.

— Думаю, что все в порядке… — задыхаясь и дрожа, прошептала она.

— Ты уверена? — В его вопросе слышалось сомнение, но любовь и желание охватили ее с такой силой, что ей уже было все равно. Джош опытной рукой коснулся пульсирующего узелка страсти, достигшей наивысшего накала. Желание словно ужалило ее, а его движение заставило ее задохнуться от нового, жгучего ощущения, оказавшегося для нее полнейшей неожиданностью. От одной огненной точки ощущение волной разлилось по всему ее телу, достигнув каждого крошечного нервного окончания.

— Ох… — Она лихорадочно глотнула воздуха и в невыносимом возбуждении вцепилась в Джоша. — Да… о… да!..

— Действительно в порядке… — выдохнул он резко и затем с гортанным, судорожным стоном отодвинулся, но тут же вошел в нее вновь, и вновь, пока все его тело не сотряс спазм.

Энни закрыла глаза, вонзила ногти в его плечи и почувствовала, как слабые отголоски боли отступают все дальше, пока на их место не пришло тайное, глубокое наслаждение. И Энни услышала, как повторяет его имя, снова и снова, и ее голос дрожит и задыхается от эмоций… Все сомнения исчезли…

Ее первый, взрывной, сексуальный опыт оставил странную смесь ощущений, подумала Энни. Она чувствовала себя совершенно опустошенной, но в то же время ее наполняло теплое сияние радости и удовольствия, которые доставил ей Джош. Мысленно она ощупала все свое тело, стараясь осмыслить то, как она сейчас себя чувствует. Так, подумала она, словно по ней проехался паровой каток, затем ее сунули в мясорубку и измельчили, а после деликатно, чувственно, любовно собрали заново. Она была совершенно счастлива, но в то же время ощущала странное предчувствие, словно ее подстерегала скрытая ловушка, о которой она почти сумела позабыть и которая поймает ее, стоит ей лишь чуть-чуть перевести дух…

«Интересно, все люди чувствуют себя таким образом после занятий любовью?» — подумалось ей.

Тут до нее дошло, что теплая надежность объятий Джоша ее больше не окружает. Он отпустил ее, лег на спину, и, когда она рискнула бросить на него осторожный взгляд, его профиль был мрачен и суров. Вот тогда реальность шоком потрясла ее: она должна была сказать ему!

Когда она попробовала сесть, Джош протянул руку и удержал ее на месте. Перекатившись на живот, он облокотился на одну руку и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Мне не разрешается двигаться? — поинтересовалась она.

— Пока нет, — сказал он с непонятным выражением в синих глазах. — Энни… милая, ты в порядке?

— Да, абсолютно, — сказала она осторожно.

— Почему, черт побери, ты не сказала мне, что ты девственница? — требовательно спросил он, и его голос дрогнул от затаенной злости. — Я причинил тебе боль. Энни, это последнее, что я хотел сделать. Если бы ты сказала мне правду…

— Джош, это что, будет неписаное правило нашего брака? — с волнением заявила она. — Что бы ни случилось, всегда виноватой оказываюсь я?

— Энни…

— Какой смысл говорить тебе правду? — гневно произнесла она. — Почему я должна думать, что ты мне поверишь? И не пытайся сделать меня виноватой в том, что я не сказала тебе правду в данной ситуации, Джош. Ты усомнился в моей порядочности, оскорбил мою гордость… а затем обвиняешь меня в том, что я не сказала тебе… не сказала, что…

— … что я врываюсь на никем не изведанную территорию? — закончил он за нее мрачно. Его глаза ярко блестели, пока он смотрел на нее. — Но признай, что эта информация была довольно важной…

— Ты мог бы и сам спросить, — сказала она, дрожа от возмущения. — Но почему ты был так уверен, что я давно рассталась с невинностью? О да, конечно, помню, помню. Потому что с самого начала ты был уверен, что я вообще сплю с кем попало! Как, по-твоему, я должна себя чувствовать? Джош провел рукой по своей шевелюре.

— Так, словно всю свою жизнь я только и делаю, что извиняюсь перед тобой, Энни. Просто сказать «прости меня» для тебя ведь будет недостаточным, верно?

— Просто «прости» не исправит того, что только что произошло, верно?

Она вовсе не собиралась этого говорить, поняла она, как только гордость и негодование заставили ее выплюнуть эти злые слова. Как могла она сожалеть о том, что Джош стал ее первым мужчиной? Его страсть была физически незабываемой, он был нежен и внимателен, когда понял, что для нее это происходит впервые. Нет, она вовсе не жалела о том, что случилось. Даже несмотря на то, что он ее не любит, он заставил ее поверить в обратное, хотя бы на несколько великолепных минут.

Но не такой холодный, ожесточенный разговор она себе представляла после происшедшего. В своих тайных мечтах она представляла, как ее первый любовник страстно признается в своей любви к ней, поразит ее нежностью и заботливостью, пообещает любить ее вечно. А Джош ни за что не скажет ей, что любит. И сейчас она была потрясена тем, что вдруг безумно и отчаянно захотела услышать эти слова от него, захотела так сильно, что даже сердце заныло в груди…

Глаза Джоша мрачно смотрели на нее.

— Тебе было так неприятно, Энни? Ты уже сожалеешь? Сожалеешь о том, что случилось?

— А что ты думаешь? — Она прикусила губу, ненавидя себя за свою оборонительную реакцию. Это было ужасно! Занятия любовью с Джошем казались ей именно тем, что могло бы излечить огромную рану в их отношениях. А сейчас эта горькая словесная перепалка разводила их еще дальше по обе стороны зияющей пропасти. Энни чувствовала себя так, словно ее хрупкое видение более близких отношений с Джошем разваливается на мелкие кусочки.

— Мне очень жаль, если ты так к этому относишься… — его голос был хриплым от сдерживаемых эмоций, — … но думаю, что не могу тебя в этом винить.

Он быстро встал с кровати и исчез в ванной, а через несколько минут вышел оттуда одетый в темно-синий махровый халат, неся другой халат в руке.

— Держи. — Он холодно взглянул на нее, протягивая ей халат. — Надень это, ты вся дрожишь. Я не хочу, чтобы ты вдруг подхватила воспаление легких в наш свадебный день. Могу я предложить тебе бокал шампанского? Клубнику? Икру?

Она покачала головой, ненавидя холодный сарказм в его голосе. Она медленно взяла предложенный халат и натянула его на себя, затем соскользнула с постели и встала, одеревенев от отчаяния, чувствуя, как пропасть между ними все увеличивается.

— Почему ты так упорно хотел верить в то, что я спала и с Фениксом, и затем с Дериком? — потребовала она, охрипнув от волнения. — Как мог ты представить, даже на одну секунду, что я могу быть такой испорченной, такой… грязной предательницей?..

— Что ж, похоже, я просто слишком жесток и подозрителен… — Он пожал плечами, его лицо ничего не выражало. — Но теперь я заплатил за это, не так ли? Оно того стоило, Энни?

— Что того стоило?

— Ты принесла свою невинность в жертву на алтарь справедливости, — негромко сказал он.

— Что ты такое говоришь? — Она смотрела на него с возрастающим отчаянием.

— До меня только что дошло, почему ты допустила меня туда, где еще не бывал ни один мужчина, — объяснил он сухо. — Это месть. За то, что я тебя недооценил. За боль, которую тебе причинил.

— Месть? — с трудом повторила она.

— Ты будешь отрицать? Черт, милая, я не могу тебя винить. Я это заслужил. Все это время ты хранила свой секрет — то единственное доказательство, которое убедило бы меня в том, насколько я был не прав, не доверяя тебе. — Его взгляд не выражал ничего, кроме едкой, самоуничижительной иронии. — Все это время ты только протягивала мне веревку подлиннее, чтобы в конце концов я догадался, пошел и повесился. Идеальное наказание…

— Вместо попытки наладить наши отношения, чтобы мы смогли доверять друг другу, первое, что ты делаешь после того, как… как лишил меня невинности, так это обвиняешь меня в том, что я использовала свою девственность как оружие против тебя! Я не могу переубедить тебя, Джош.

Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— А что, дьявол меня побери, я должен думать? — спросил он сурово.

Энни смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Что угодно, Джош! Что угодно, но только не это!

В комнате воцарилось горькое молчание, которое, казалось, длилось бесконечно.

— Наверно, будет лучше, если у меня появится своя комната. — Энни едва могла поверить, что действительно произносит эти слова. Казалось, вместо нее говорит кто-то еще, словно другой человек завладел ее сердцем и разумом и уничтожил и радость, и нежность, которыми она так наслаждалась в объятиях Джоша…

Он покачал головой, и его губы сжались в тонкую полоску.

— Нет, пока суд окончательно не решит дело в нашу пользу, — бесстрастно сказал он. — Я сказал тебе, что посплю в гардеробной. Если тебе небезразлична судьба Зои, то не пытайся раскачивать лодку сейчас.

— Нет. Конечно, нет. Зои — единственная, ради кого мы решили пожениться. Я этого не забыла, Джош. — Она глубоко вдохнула воздух, подавляя готовые вот-вот брызнуть из глаз слезы,

— Правильно, — сказал он сухо. — Хотя бы в чем-то мы согласны. А насчет всего остального не беспокойся, мне просто придется научиться жить с постоянным ощущением своей вины. Ладно, дорогая. — Его голос слегка смягчился, и ее сердце больно сжалось в ответ. — Я приготовлю тебе горячую ванну. А потом побалую тебя ужином в лучшем ресторане города…

— Джош, ты вовсе не обязан ничего подобного делать… — начала она натянуто. — И если быть честной, то мне совсем не хочется ехать куда-то на ужин…

— Тогда я принесу тебе ужин на подносе, и мы сможем поесть, сидя перед телевизором. — Он невесело улыбнулся. — Я даже сам все приготовлю. Ты ведь никогда еще не пробовала моих спагетти карбонара, правильно? Энни, милая… — Он подошел к ней, протянул было руку, словно желая дотронуться до нее, но тут же уронил ее. Джош смотрел на нее, и на его щеке дергался мускул. — Ну хоть посмейся надо мной — пожалуйста! Я, возможно, ревнивый, подозрительный мерзавец, но я достаточно проницателен, чтобы понять, где и как я сумел кого-то оскорбить. Будь это возможно, я бы повернул часы вспять и все сделал иначе. Ты заслуживаешь лучшего отношения.

— Джош, все было совсем не так… — попыталась она возразить.

— Самое малое, что я могу сделать, — это вести себя как цивилизованный мужчина, — прервал он ее сухо. — Не смотри на меня с таким трагизмом, — добавил он резче, бросив на нее взгляд. — Я больше не прикоснусь к тебе, не оскорблю твоей чистоты, вот увидишь.

Он резко повернулся и ушел в ванную комнату. Она слышала, как он включил воду. Он ведет себя как незнакомец, вежливый, дипломатичный, услужливый незнакомец. Словно поразительной близости между ними и не было вовсе…

Всякие остатки иллюзий, которые она еще могла питать по поводу своих отношений с Джошем, начали быстро таять в течение следующих двух недель и окончательно исчезли во время званого ужина у Майлса и Элисон.

Ее двоюродный брат и его жена, гордясь своим недавно отремонтированным домом в Кэмдене, охваченные естественным для счастливых молодоженов желанием принимать у себя гостей, послали Джошу и Энни приглашение на ужин. Среди приглашенных была также Лив с белокурым молодым человеком по имени Джеймс, в данный момент помогающим ей в «Праздничных поварах» и, по чудесному совпадению, принятым в тот же самый университет, что и Лив.

Энни очень тревожила необходимость снова притворяться целый вечер. Одетая в короткое, открытое платье из шелка мягкого золотистого оттенка, с незаметным тонким макияжем и волосами, убранными в аккуратный узел на макушке, она надела на лицо свою самую оживленную улыбку, когда садилась в машину. Джош, сидящий за рулем в темно-синих отутюженных брюках и дорогой синей шелковой рубашке, был вежливо-отстранен и дипломатичен — впрочем, как и всегда в последнее время после того разговора в день их бракосочетания.

Они ехали в вежливом молчании, нарушаемом только редкими фразами о Зои, оставленной на попечении Марты. Когда они вошли в дом, Энни почувствовала, как в ней невольно вспыхнуло раздражение при виде Вероники Уиттон среди остальных приглашенных. Ведь Майлс и Вероника знакомы друг с другом, вспомнила она. Но все равно, увидев ее, соблазнительную в черном атласе, уже удобно расположившуюся в элегантной гостиной Элисон, Энни испытала шок. Вероника пришла с высоким, загорелым мужчиной, который, на взгляд Энни, был весьма символическим сопровождающим, так как весь вечер та упорно кокетничала с Джошем.

— Это так чудесно! — с энтузиазмом воскликнула Элисон, повернувшись к Энни и передавая блюдо с десертом, завершившим великолепный ужин. — Ну кто бы мог подумать, что спустя всего несколько недель после нашей с Майлсом свадьбы ты и Джош влюбитесь друг в друга, поженитесь и устроитесь с малышкой Зои совсем недалеко от нас?

— Действительно, кто бы мог подумать? — промурлыкала Вероника, и ее зеленые глаза неприязненно сверкнули на Энни. — Ты, Джош, однако, темная лошадка.

— Да, очень темная, — вежливо согласился тот. Когда он поднес к губам бокал с бренди, его неподвижное лицо напоминало маску.

— Ну и как тебе семейная жизнь, Энни? — улыбнулся Майлс, посматривая на них с другого конца стола. Лив и ее новый приятель, поглощенные друг другом, извинились и удалились в сад, оставив остальных за столом. Как все счастливые люди, Майлс и Элисон, казалось, совершенно не замечали напряженной атмосферы, и Майлс продолжал с улыбкой: — Мне кто-то говорил, что ты, сестренка, утверждала на моей свадьбе, будто не веришь в любовь и брак. А через несколько недель ты уже миссис Айзек. Как это Джошу удалось так изменить твою точку зрения?

— О… — Энни чувствовала, что ее улыбка фальшиво застывает на губах, — ты знаешь, он просто призвал на помощь свое бесконечное обаяние, свой поразительный характер, свою сексуальность…

— Свой счет в банке? — ехидно вставила Вероника.

— Разумеется, — улыбнулась ей Энни. — Это было решающим фактором!

— И Энни обещала кормить меня задаром, когда мое бумагомарание доведет меня до банкротства, — добавил Джош. И Энни встретила его взгляд с невольной благодарностью.

— Должна сказать, — заявила Элисон, — вы, журналисты, твердые орешки. Я уж думала, что Майлс никогда не выкроит время сделать мне предложение. Мы могли быть в самой романтической ситуации, и тут раздавался телефонный звонок, он все бросал и несся по следам последних, самых горячих новостей.

Мысли о таком же моменте в течение того рокового вечера в ее квартире вызвали на щеках у Энни яркий румянец. Она боялась поднять глаза на Джоша, но чувствовала его ироничный взгляд на себе.

— У Энни был похожий опыт, — пробормотал он беспощадно.

— Когда мы беседовали в последний раз, у Джоша было очень предвзятое мнение о браке вообще, — не могла успокоиться Вероника. — Должна сказать, что очень заинтригована всей этой необычной спешкой. Но, разумеется, есть еще бедная маленькая сиротка Зои. Лично я не нуждалась бы в поисках какого-нибудь другого мотива…

За столом снова возникло натянутое молчание.

— Затруднительное положение Зои, конечно, послужило одной из причин для нашего брака, — сказал Джош. Энни метнула на него испуганный взгляд, но он обнял ее одной рукой за плечи. — И я думаю, что мы оба с Энни сторонились семейной жизни. Так что мы просто нашли удобное объяснение, которым можно было бы прикрыться. В трагедии Зои оказался один существенный плюс — это сблизило нас. Не так ли, дорогая?

Притянув Энни, он поцеловал ее в губы легким, дразнящим поцелуем, рукой отводя с ее лица прядь белокурых волос. Когда он отстранился, выражение в его глазах заставило ее колени задрожать. Все ее тело пылало как в огне, и все, что она могла сделать, так это просто сидеть неподвижно, как статуя, едва дыша.

Остаток вечера прошел в разговорах о трагической смерти Макса, так как он был коллегой Майлса и Вероники тоже, а также о Зои и о недавнем решении суда о передаче опекунства Джошу и Энни. Энни, улучив момент, отправилась в ванную комнату и нос к носу столкнулась с Вероникой, как раз выходящей оттуда. Рыжеволосая красавица окинула ее взглядом, в котором сквозило сожаление.

— Джош выглядит немного утомленным, — пропела она. — Вам не кажется, что прелести семейной жизни и к тому же мгновенного отцовства не проходят для него бесследно?

— Мне так не показалось… — начала было холодновато Энни.

— Но все же, когда недавно я устраивала вечеринку с коктейлями, он опять стал таким, каким я его всегда знала. Раскованный, остроумный, великолепный собеседник. И знаете, после того как все остальные гости уехали, он еще долго развлекал меня. Возможно, ему нужно почаще бывать на людях одному? Но все же жаль, что вы не смогли приехать, Энни. Может быть, в следующий раз?

— Сомневаюсь. Вечеринки с коктейлями не в моем вкусе. — Энни изо всех сил сохраняла на губах вежливую улыбку, скрывающую ее острую неприязнь к Веронике. Джош, оказывается, ездил к Веронике на вечеринку! А ей ничего об этом не сказал. Хотя она и понимала, что их брак лишен любви и доверия, все же это свидетельство продолжения его связи с красоткой журналисткой ударило ее в сердце, как острое копье…

Когда они прощались в холле дома, Элисон обняла их и сказала, что она рада за них с Джошем. Из-за этих слов холодная, натянутая атмосфера в машине на пути домой показалась Энни еще более ироничной.

— Ты ошибся в выборе профессии, — сумела она выговорить, когда они уже почти добрались до дома и молчание стало невыносимым. — Ты заслуживаешь «Оскара» за это представление, Джош!

— Благодарю. Я тоже думаю, что не сплоховал.

Она промолчала, сердце ее тяжело стучало, живот свело судорогой. Когда он припарковал машину и подошел, чтобы вежливо открыть ей дверцу, взгляд Энни был темнее ночи.

— Если хочешь, чтобы я снова продемонстрировал себя, тебе достаточно сказать лишь одно слово, — негромко сказал он, когда они подходили к входной двери дома.

— Продемонстрировал себя? В сексе, ты имеешь в виду? — поинтересовалась она. — Похоже, что это единственный аспект брачных отношений, в котором ты чувствуешь себя на высоте, не так ли?

— А ты, разумеется, являешься неоспоримым авторитетом по части брачных отношений? — парировал он, хватая ее за плечо и разворачивая к себе. — Я до сих пор не могу понять, как женщина, которая осыпает любовью и вниманием Зои и проявляет к ней такое бесконечное терпение и чувство юмора, может относиться ко мне с таким благородным презрением каждый раз, когда мы остаемся одни.

Его близость была для Энни невыносимой. Сдерживая дыхание, она выпрямилась и неподвижно стояла перед ним. Любая попытка оттолкнуть его может лишь вызвать уже знакомую ей вспышку страсти, а этого Энни страшилась еще больше…

— Извини, — натянуто уступила она. — Я понятия не имела, что обращаюсь с тобой подобным образом. Я… я, очевидно, должна постараться быть более… любезной.

— Я благодарен тебе хотя бы за то, что ты не срываешь свое раздражение на Зои.

У Энни перехватило горло.

— То, что ты говоришь, — ужасно, — выдавила она. — Я люблю Зои, и ты это знаешь. Я никогда, никогда не смогу быть недоброй к ней или, если уж на то пошло, к любому другому ребенку…

— Значит, ты признаешь, что была недобра ко мне? — спросил он с коротким смешком.

— Пожалуйста, пусти меня, Джош. Я устала, мне хотелось бы лечь в постель…

— Было бы недостойно с моей стороны не пускать мою драгоценную молодую жену в ее большую, одинокую постель, — проговорил он устало, отпуская ее и отпирая входную дверь. — Приятно увидеть Майлса и Элисон настолько влюбленными друг в друга, не так ли?

— Очень приятно. А Лив, кажется, совершенно очарована своим новым приятелем, — натянуто согласилась Энни. — Я рада за нее. Довольно долгое время она была весьма… предубежденной насчет мужчин. Похоже, что мир вокруг полон людей, искренне влюбленных друг в друга. Как жаль, что у тебя и Вероники ничего не получилось. Она, как мне показалось, без ума от тебя…

Джош нахмурился.

— Что ты такое несешь?

— Ах, не притворяйся удивленным, — сказала она, внутренне дрожа. — Для меня совершенно очевидно, что если бы не Зои, ты был бы с ней.

— Ты ничего не знаешь о моих отношениях с Вероникой Уиттон, — сказал Джош со зловещим спокойствием.

— Разумеется. Насколько я понимаю, ты предпочитаешь сохранять свои отношения в тайне от меня. Ты был у нее в гостях, а мне об этом даже ни словом не обмолвился.

— Это она тебе сказала? — Глаза его потемнели.

— Да.

— Пойми, это деловые отношения, — медленно сказал он. — Ты все равно там никого не знала. Я не видел смысла звать тебя с собой…

— Ты не должен извиняться. Факты говорят сами за себя, не так ли? Спокойной ночи, Джош. Спасибо за то, что хотя бы сохранил лицо сегодня вечером.

— Не стоит благодарности, Энни. — Он стоял в холле, наблюдая, как она почти бегом устремилась вверх по лестнице.

Его холодный, с ума сводящий тон все еще эхом раздавался в ее ушах, когда десять минут спустя она, расстроенная, забиралась в свою постель. И, стараясь поскорее заснуть, Энни закрыла глаза, но собственнический зеленый взгляд Вероники, устремленный на Джоша через обеденный стол и следящий за каждым его движением, упорно не оставлял ее…

— Я должен ехать в Камбоджу, — заявил Джош за завтраком три недели спустя, наглухо отгородившись от Энни газетой.

Энни помолчала, аккуратно намазывая маслом еще один кусок хлеба, для Зои. Но ее желудок невольно сжался.

— Я думала, что ты больше не работаешь на Рейтер… — Этим вежливым, спокойно-равнодушным тоном она говорила с ним все последнее время.

— Я собираю материал для своей книги, — холодно объяснил он, опуская газету и глядя ей в глаза спокойным синим взглядом. — Мне нужно найти подтверждение слухам о тревожном положении в Камбодже.

— Уверена, что все твои связи по линии иностранных новостей…

— Это не заменит мой собственный опыт. Энни невольно сжала пальцами край своей свободной рубашки.

Сложив газету, Джош потянулся к кофейнику.

— Налить тебе кофе?

— Нет… благодарю. Сегодня утром я предпочитаю чай. — Она крошила кусочек сухого тоста на своей тарелке, наблюдая, как он наливает горячий напиток в свою чашку. Густой аромат кофе, который раньше казался ей таким аппетитным, сейчас вызвал у нее приступ отвращения.

«Наверно, подцепила какой-нибудь вирус», — подумала она. Или переутомилась. Очевидно, стресс от этого ненормального брака с Джошем принес свои плоды. Противное ощущение слабости не оставляло ее в течение двух последних дней.

Хвала Господу, что у нее все еще есть свой бизнес, который так помогает отвлечься от проблем. Она уже выработала удовлетворяющий ее режим, который также подходил и Зои. Каждое утро она работала, затем в обед забирала Зои из детского сада. Послеобеденное время было посвящено занятиям с малышкой либо в саду, либо на кухне: девочка увлеченно собирала бесконечные букеты цветов, которые потом щедро раздавала всем, кто заходил их проведать, а также помогала Энни печь булочки и чудесные пирожные, которые с удовольствием съедались на полдник перед телевизором за детской передачей…

Энни рассеянно провела пальцами по волосам и в легком смущении посмотрела за окно оранжереи в сад.

— Когда ты едешь? — произнесла наконец она.

— Сегодня вечером.

— Сегодня вечером? — Слишком бурная реакция выдала ее чувства. Энни, разозлившись на себя, прикусила губу.

— Меня не будет всего четыре-пять дней. — Он внимательно посмотрел на нее и тихо добавил: — Ты в порядке, Энни? Ты выглядишь немного осунувшейся.

— Я абсолютно в порядке, спасибо. — Она отвела глаза от его пристального темно-синего взгляда и тут же сообразила, что Зои с интересом прислушивается к их разговору.

Девочка откусила огромный кусок хлеба с маслом, но это не помешало ей проговорить:

— Я тоже хочу поехать!

— Не в этот раз, плюшечка. Но если ты будешь вести себя очень хорошо, я привезу тебе подарок.

— Вероятно, на обратном пути ты завернешь в один маленький бутик? — пробормотала Энни, не в силах подавить легкую улыбку.

— Может быть. — Ответная улыбка Джоша была такой же быстрой, всего лишь вспышкой белоснежных зубов на темном от загара лице. Когда улыбка его погасла, Энни вдруг почувствовала себя еще более одинокой в этой пустой скорлупе семейной жизни.

Джош выполнил свое обещание — он действительно держался от нее на расстоянии. Он ложился намного позднее, чем она, утром рано вставал и отправлялся сначала на пробежку, потом в свой спортивный клуб поплавать, затем отвозил Зои в детский сад и наконец устраивался у себя в кабинете и работал над книгой. Он не заходил в ее ванную комнату, а пользовался другой, ниже этажом. Для входа и выхода из гардеробной ему служила наружная дверь, ведущая в коридор. Энни почти его не видела.

— Но почему мне нельзя? — упорствовала Зои, и ее глаза начали уже наполняться слезами.

— Потому что тогда Энни будет очень одиноко, — серьезно сказал Джош девочке. Он откинулся на стуле и отбросил прядь волос со лба.

— Ей не будет одиноко, у нее есть Малта, и тетя Ливви, и деда, и баба, и дядя Майлс и тетя Лисон, и Мэгги, и…

— Ну, малыш, я буду очень-очень занят в Камбодже, и потом, я буду делать такие вещи, которые маленькие девочки делать не любят, — снова попробовал Джош.

— Какие вещи?

— Ну… много ездить, говорить с разными скучными дядями… — Джош немного смешался, бросая на Энни затравленный взгляд.

Она почувствовала, что, несмотря на свое состояние, начинает слабо улыбаться.

— Ладно, котенок, нам совсем не будет здесь скучно, — твердо сказала она Зои, подливая апельсиновый сок в стакан и передавая ей. — Мы поедем в Корнуолл к морю, повидаем дедушку, бабушку и Мэгги, — предложила она, лихорадочно вспоминая о делах в «Праздничных поварах» и благодаря Бога за то, что ее новые, недавно нанятые помощники вполне смогут справиться и без нее.

— Спасибо, — сказал ей позже Джош, когда Зои радостно убежала на кухню, чтобы помочь Марте приготовить тесто и рассказать ей о предстоящем путешествии к морю. — Я постараюсь свести мои отлучки до минимума… Я бы не делал этого, если бы поездка не была жизненно важной для развития сюжета…

— Тебе совершенно необязательно мне что-либо объяснять, — спокойно сказала она. — Возможно, у тебя это в крови — всякие путешествия в опасные уголки земного шара. Может быть, ты никогда не сможешь от этого отказаться…

— Энни… — Он поймал ее за руку, когда она повернулась, чтобы уйти. Электрические разряды пронизали все ее тело. Она вопросительно подняла брови. — Давай выйдем наружу на минутку. Я хочу с тобой поговорить.

Она посмотрела на него снизу вверх, внезапно ощущая всей кожей его близость, гипнотическую синеву его глаз, тот катастрофический эффект, который он всегда производил на нее, и ее сердце в панике заколотилось быстрее.

— О чем?

Он вывел ее из оранжереи, где они завтракали, с мягкой, но твердой настойчивостью. Посередине лужайки стояли старый деревянный стол и грубые деревянные стулья. Июльское утро было теплым, пасмурным, в воздухе разливался сладкий и сильный аромат роз.

— Ну и?.. — спросила она, усаживаясь. — О чем ты хочешь поговорить, Джош?

— О тебе.

— Вот как? — От неожиданности ее сердце подскочило и понеслось бешеным галопом.

— Я знаю, что поклялся никогда до тебя больше не дотрагиваться, но это не означает, что я снимаю с себя ответственность за то, что произошло в день нашей свадьбы, Энни. Я просто должен знать…

Он замолк, заметив, каким холодным взглядом она смерила его.

— Мне кажется, что в данной ситуации, — проговорил он, — было бы непростительно с моей стороны не задать тебе этот вопрос. Энни, ты не беременна?

— Беременна? — бессмысленно повторила она. — Ты с ума сошел? Конечно же, я не беременна! Как глупо было с твоей стороны подумать…

Джош иронически вскинул бровь.

— Не так уж и глупо, — мягко сказал он. — Грешен, но тогда я не предохранялся, Энни. И если только я не заблуждаюсь, ты не принимала таблетки и не пользовалась каким-нибудь другим способом предохранения.

Ее щеки запылали.

— Да ради Бога, Джош, ребенок не может появиться только из-за одного-единственного случая… секса без предохранения! — сказала она растерянно. — Я удивлена, что ты можешь быть таким… наивным.

Он слегка побледнел.

— Меня не часто обвиняют в наивности. Я бы не спрашивал, если бы не заметил некоторые знакомые мне приметы, — настаивал он голосом сейчас таким же холодным, как ее собственный. — У меня две сестры, и у них у обеих есть дети. На ранней стадии беременности они обе выказывали отвращение к кофе и у них обеих был слегка утомленный вид и неестественная бледность. Но разумеется, если ты не беременна, то тема закрывается. Проблемы нет.

— Проблема? — с вызовом сказала она. — С каких это пор беременность, освященная узами брака, рассматривается как проблема, Джош?

Его взгляд стал тяжелее, синие глаза потемнели. Энни внезапно вспомнила, насколько редко Джош теряет над собой контроль. Ей показалось вдруг, что сейчас он очень близок к срыву.

— Это может быть проблемой, если ребенок зачат в браке, настолько же лишенном привязанности и доверия, как, например, наш брак, Энни.

— Я не думала, что ты ожидал чего-то другого, — напомнила она ему голосом, звенящим от сдерживаемых эмоций. — Если ты так нуждаешься в привязанности, то вполне свободен навещать Веронику с ее вечеринками…

И в тот же момент она пожалела о вырвавшихся у нее словах. Джош отреагировал так, словно она ударила его. Он резко выпрямился и быстрым, сильным, нетерпеливым движением провел обеими руками по своей шевелюре.

— Я вот что подумал, — сказал он медленно. — Мы не можем продолжать в том же духе. Это нечестно ни по отношению к тебе, ни по отношению ко мне, а если как следует задуматься, то нечестно и по отношению к Зои…

Энни ощутила, как холодная рука страха сжимает ей сердце. Все вокруг вдруг показалось ей нереальным: сад, где она сидела, вдыхая аромат цветов, этот разговор между нею и Джошем…

— Что ты хочешь сказать?

— Проблемы с опекунством теперь больше нет. Как только удочерение Зои войдет в силу и будет официально заверено, предлагаю нам повидаться со своими адвокатами насчет этого плохого подобия семейной жизни. Зои еще очень маленькая. Это было бы травмой для нее в любом возрасте, но многие говорят, что чем меньше ребенок, тем менее болезненно для него потрясение.

— Джош… — ее голос дрогнул, — Джош, что ты говоришь?

— Черт побери, а сама ты как думаешь, о чем я тут говорю? — с горечью произнес он. — Я говорю о том, что пора положить конец этой пародии на счастливых молодоженов. Похоже, нам судьбой предназначено делать друг друга несчастными. Несмотря на то что это последнее, к чему я стремлюсь, я все-таки настаиваю на нашем разводе, Энни.