Худшее из зол

Пролог ТАЙНОЕ ДЕЛО

Тошер с трудом открыл глаза. Попробовал вздохнуть.

Что-то закрывало рот, плотно прилегало к лицу, сжимало его, стягивало. Он задыхался, но поднять руки, чтобы сорвать с себя это что-то, не мог. В груди поднималась паника. Он попытался усмирить бешено колотившееся сердце, вспомнить, что произошло, понять, куда он попал. Старался дышать глубоко, насколько позволяла липкая, влажная маска, которая, как вторая кожа, прилипла к лицу.

Снова попробовал пошевелиться. Не получилось. Его привязали к огромному жесткому стулу, привинченному к полу; толстая веревка, опутывавшая его по рукам и ногам, не давала двигаться. Он был совершенно голый и дрожал всем телом.

Тошер знал, чьих это рук дело, но от этого становилось еще хуже.

Он часто-часто задышал одновременно через нос и рот, но различил только запах старой кожи да собственное спертое дыхание — усиленное маской, оно больше походило на шумное, со свистом, дыхание астматика.

Выдох: стекла перед глазами мутнеют, потом слегка проясняются. Сначала мутнеют, потом проясняются. Но все вокруг — как сквозь дымку. Он моргнул раз, другой. Дымка не исчезла: дело, наверное, не в маске.

Тошер, насколько мог, обвел глазами старое темное помещение: кирпичные стены с грязными подтеками, высокий потолок на толстых балках — что-то вроде склада. Он сидел в лужице света, как на сцене, а перед глазами вихрилась в диком танце и заворачивалась столбом мельчайшая пыль. За пределами светлой заплатки он сквозь пелену различил в темноте две мужские фигуры. Очевидно, заметив, что он пошевелился, один вышел из мрака.

— Ну что, Тошер, очнулся? — произнес он. — Вот и славно.

Тошер посмотрел на говорящего. Ни ладно сидевший деловой костюм, ни дорогая стрижка не могли скрыть исходившей от него агрессии, жестокости и злобы, выдававших в нем самого обыкновенного уличного бандюгу. Тошер знал, что этот человек опасен. Он понял это еще тогда. Когда впервые его увидел.

Сердце снова бешено застучало. Он начал неистово рваться из связывавших его пут.

— Дергайся сколько душе угодно, — сказал стоявший, — ты сидишь там, откуда тебе никуда не деться. Это не просто стул — это жертвенный алтарь.

Тошер затих и снова услышал звук собственного дыхания.

— Знаешь, что такое жертвенный алтарь? — спросил человек и тут же, не ожидая ответа, продолжил. — Посмотри в Библии, если, конечно, она у тебя есть. Окропленное кровью место, на котором совершали жертвоприношения. Где выслушивали наставления. — Он кивнул. — Да, пожалуй, именно так.

Тошер посмотрел на второго человека — с аккуратной бородкой и в яркой спортивной фланелевой куртке. Он стоял поодаль, его наполовину скрывала темнота. Всем своим видом он демонстрировал, что не имеет к происходящему никакого отношения. С него ручьем тек пот.

— Заметил его, Тошер? — спросил первый. — Это, знаешь ли, мой коллега доктор Фауст. — Он рассмеялся, будто удивляясь собственным словам. — Да, доктор Фауст. А мне, значит, отведена роль Мефистофеля. — Он повернулся к Фаусту: — Верно?

Фауст покачал головой и отвернулся. Мефистофель заметил его движение.

— Что, не нравятся имена? — засмеялся он. — Но ведь ты это сам придумал. Как и всё вокруг. — Он обвел глазами помещение.

Фауст снова покачал головой.

— Ничего… ничего общего со всем этим иметь не желаю, — наконец произнес он и дернулся к выходу. — Это всё… это всё…

— Да-да, именно твоя затея. — Голос прозвучал резко, жестко. — Стоять!

Фауст, подчинившись, застыл на месте. Мефистофель снова повернулся к Тошеру.

— А вот ты, судя по всему, не делаешь то, что тебе говорят. К советам не прислушиваешься. Наставлениям не следуешь. — Он шагнул ближе. Тяжелый, резкий запах лосьона после бритья проник сквозь маску. — Ты должен понимать — мы никак не можем с этим мириться.

Мефистофель щелкнул пальцами. Откуда-то из темноты возникла третья фигура. Огромный детина в ботинках на толстой подошве, в джинсах и белой футболке с длинными рукавами. Под футболкой угадывались накачанные при помощи стероидов мышцы. Сквозь материю Тошер различил похожие на вены и артерии изгибы и зигзаги черной татуировки. Голова была обрита наголо. Он что-то держал в руках.

— Это наш друг и соратник по имени Молот, — представил его Мефистофель. — Почему его так зовут, ты очень скоро поймешь.

Молот растянул рот в улыбке, обнажив синий сапфировый зуб.

Тошер забился еще сильнее, но лишь туже затянул связывавшие его веревки.

Мефистофель расхохотался.

— Береги силы. — Он отступил от границы света.

— У нас к тебе три вопроса. — Он поднял кулак, отогнул большой палец. — Кому ты рассказал?

Отогнул указательный.

— Что рассказал?

Средний палец.

— И последнее — как собираются поступить с твоей информацией? — Мефистофель улыбнулся. — Расскажешь сейчас, чтобы избежать недоразумений? Или хочешь, чтобы Молот исполнил свой коронный номер?

Тошер молчал. Стало еще труднее дышать.

Молот подобрал деревянный брусок, из которого сантиметров на десять торчал гвоздь, положил на пол перед Тошером. Под костяшками пальцев Тошер разглядел вытатуированные слова «СТРАХ» и «ЛЮБОВЬ». Молот встал на колени перед деревяшкой, на секунду замер, потом резко опустил кулак.

Гвоздь погрузился в нее по шляпку. Мефистофель подошел ближе, осторожно, чтобы не запачкать дорогой костюм, нагнулся.

— Гляди-ка, от пола не оторвать, — сказал он. — А пол-то, между прочим, бетонный. Чистая работа. — Он выпрямился. — Догадываешься, кто на очереди?

Мефистофель ухватил Тошера за правую руку и уложил ее на подлокотник стула. Толстое твердое дерево хранило следы от гвоздей, но Тошер от ужаса под ладонью ничего не почувствовал. Он сопротивлялся как мог. Пытался кричать, но крик застревал под маской.

Молот извлек откуда-то гвоздь, пару секунд подержал прямо над рукой Тошера.

Ударил.

Тошер взвыл от боли. Маска поглотила звук — он зазвенел, усиливаясь, в его собственных ушах.

Мефистофель предусмотрительно отступил назад, чтобы фонтаном брызнувшая кровь не попала на одежду.

Фауст отвернулся.

— Теперь левую.

Мефистофель и Молот подошли к Тошеру с другой стороны.

Повторили процедуру.

Тошер снова страшно закричал, чувствуя, как от крика напрягаются и рвутся связки. Огонь охватил руки от кистей до плеч. Он попробовал вырвать левую руку, но боль стала еще безумней.

— Ну что, готов говорить? — спросил Мефистофель. — Готов к признанию? Готов принести жертву?

Тошер заскулил.

— Ты что-то сказал? Я не расслышал.

Мефистофель посмотрел на Молота:

— Поработай-ка с его членом.

Молот вытащил очередной гвоздь, подошел к Тошеру почти вплотную.

Тошер закричал еще страшнее, еще громче.

У Фауста началась рвота.

Тошер с трудом открыл глаза. Попробовал вздохнуть.

Сколько времени он сидит на этом стуле?

Много дней? Часов? А может быть, всего несколько минут? Он потерял ощущение времени. Осталась только боль — бесконечная, страшная боль.

Он не раз терял сознание. Его приводили в чувство. Пытки продолжались.

Снова и снова.

Они действовали с особой тщательностью. Молот получал от своей работы истинное удовольствие — Тошер это сразу понял. Он ломал Тошеру кости, лишал рассудка, уродовал душу. Методично, шаг за шагом. Пока в нем ничего не осталось от человека.

Пока он не превратился в ничто.

— Очухался, — услышал он голос Молота.

Мефистофель подошел поближе, посмотрел сверху вниз:

— Ну, готов говорить?

Тошер медленно кивнул. Глаза заливали слезы, он ничего перед собой не видел. Из носа текло, изо рта шла пена.

— Вот и чудненько.

Мефистофель снял с него маску, передал Молоту. Тошер судорожно вздохнул, чувствуя почти благодарность к своему мучителю.

— Итак, вопрос первый. С кем ты успел побеседовать?

— Его… зовут… Дон…нован… — Тошер с трудом выдыхал каждое слово. — Джо… Донован… корреспондент… г-газета… «Геральд»…

— Отлично. Следующий вопрос. Что ты ему рассказал?

— Все…

— Все?

— Все… что мне… известно…

Тошер посмотрел на Фауста. Тот трясся, словно в ознобе, лицо посерело, как у человека, который вот-вот упадет в обморок. Он все время отводил глаза.

— И как много тебе известно?

Тошер сказал.

— Как Джо Донован собирается поступить с твоей информацией?

Тошер хотел рассмеяться, но из горла вырвался гортанный, похожий на лай звук, который отозвался в теле очередной резкой болью.

— Использовать против тебя…

Мефистофель улыбнулся:

— У него это вряд ли получится.

Он жестом подозвал Молота, тот подошел и надел на Тошера маску. Тошер не сопротивлялся.

— Молодец, Тошер, — похвалил Мефистофель. — Вот видишь — можешь, когда захочешь. Это все, что мы хотели у тебя узнать. Ты нам больше без надобности. И все-таки последний вопрос. Собираешься ли ты еще раз разговаривать с Донованом? Или с кем-то еще?

Тошер качнул головой, издав стон, что могло означать «нет».

Мефистофель снова улыбнулся:

— Умница. Я тебе верю. Но знаешь, как в жизни бывает — через пару месяцев ты опять расхрабришься и начнешь думать: «Ничего-ничего, я заставлю их, таких-сяких, заплатить». Разве мы можем это допустить?

Тошер снова застонал, словно говоря: «Я никому ничего не скажу».

— И все-таки доля риска имеется. А я не хочу рисковать. Совсем не хочу. — Он начал мерить шагами пространство, будто размышляя над собственными словами. — Я тебя, пожалуй, отпущу. Проявлю милосердие. Но при этом я должен сделать все, чтобы ты ни с кем не заговорил.

Что-то в его тоне не дало Тошеру почувствовать облегчение.

Мефистофель обошел вокруг, стуча каблуками по бетонному полу.

— Ты с историей знаком? — поинтересовался он. — Я имею в виду военную историю: события не столь отдаленные.

Тошер молчал. Он слышал только надрывный свист собственного дыхания.

Продолжая шагать, Мефистофель горестно вздохнул, печально покачал головой.

— Откуда тебе знать! — заключил он. — Россия в начале девяностых. Советский Союз трещит по швам. От него отворачиваются все страны Восточного блока. Социализм гибнет, капитализм торжествует. Товарищи хотят питаться в «Макдоналдсах», носить фирменные джинсы. Их огромный, похожий на медведя Борис не в состоянии удержать разбегающиеся республики. И как же, думаешь, он поступает? Что предпринимает в этом своем насквозь пропитанном водкой государстве? Вводит танки. Везде.

Он остановился прямо перед Тошером.

— Особенно бесцеремонно он поступил с Чечней.

Мефистофель расхохотался и снова зашагал вокруг Тошера.

— Господи, ну зачем я тебе все это рассказываю? Стоит ли перед свиньей бисер метать! Но я все-таки закончу. В общем, эта Красная армия, которая никогда и ни от кого… — он остановился и посмотрел Тошеру в глаза, — которая не знала поражений, с которой никто не хотел связываться… — снова зашагал, — короче, они облажались с чеченцами. И начали применять грязные методы. Отлавливали боевиков, заставляли говорить, а потом делали так, чтобы те навсегда замолчали.

Он остановился. Нагнулся, приблизив лицо почти вплотную к лицу Тошера.

— И знаешь, как они этого добивались? При помощи горчичного газа. Они надевали на них такие же маски, прикручивали к ним емкости с горчичным газом и заставляли делать вдох. После этого… — он повел плечом, — говорить, знаешь ли, не очень хочется. И не можется.

Он сделал знак Молоту, тот подошел к Тошеру и начал прикреплять к маске емкость.

Тошер заплакал.

Мефистофель отвесил ему пощечину:

— Будь мужчиной. Это не горчичный газ — мы не смогли его достать. Приходится пользоваться составом, который поставляет нам доктор Фауст. Но результат не хуже.

Молот завершил работу, открыл клапан, отошел назад.

Тошер перестал рыдать и попробовал задержать дыхание.

— Дышать-то все равно придется, — заметил его усилия Мефистофель. — Чем раньше вдохнешь, тем быстрее это для тебя закончится.

Газ обволакивал лицо под маской, обжигал, как кислотой; пузырясь, забирался под кожу, выедал глаза.

— Подонок… — выдохнул Тошер, — грязный подонок…

Это были его последние слова. Но Мефистофель их не услышал.

Тошер сделал вдох.