...и чуть впереди

Глава 5 Маша

Да, наверное, не стоило покупать эти несчастные конфеты, но чем она еще могла хоть сколько-нибудь утешить Андрюшку с Ленькой? Жалость? Ну а если жалость? Частная благотворительность? Ну и пускай. Вот этот злой мальчик, кажется, так и понял. Черт возьми, если даже мальчишка понимает, что она плохой педагог… Ей даже как-то захотелось перед ним оправдаться. Она поймала себя на мысли, что все время забывает о разнице в возрасте, что хочется говорить с ним просто так, как с ровесником.

— Понимаешь, Женя, им же очень обидно. Ты уж мне помоги. Скажешь, что это прислали с шофером автобуса…

— Врать учите?

— Ну хорошо, я сама.

— Да ладно уж.

— Просто ты взрослее других. Тебе можно доверить. А если я сама — догадаются.

— Ладно.

«Ладно-то ладно, — подумала Маша. Ну, этим двоим будет немного легче. А как помочь братьям Гущиным, Севе Морошкину?.. Ведь всё как будто в ажуре; к этим мать прикатила, к тому — отец…»

После отбоя долго не могли угомониться. Шушукались, что-то обсуждали. Хвастались родительскими подарками, все что-то грызли, жевали, чем-то хрустели. Севу Морошкина пронесло, пришлось срочно доставать у Виктора Михалыча фонарик, чтобы сопровождать Севу до уборной.

Уснули очень поздно. Несмотря на усталость, на тяжесть этого сумасшедшего дня, Маша тоже долго не могла уснуть. Зажгла настольную лампу, попыталась читать, но и из этого ничего не вышло.

В дверь кто-то тихо поскребся. Она открыла.

— Мне нужно с вами поговорить, — на, пороге стоял Андрюшка Новиков. Худенький, босой, в одних трусиках!

— Ну что там, Андрей?

Лицо его было очень серьезно. Маша никогда не видела его таким серьезным.

— Это вы купили нам с Ленькой конфеты?

Он спросил это так прямо и неожиданно, что Маша растерялась и поэтому выдала себя этой растерянностью.

— Я знаю, вы… — он сел на табуретку и вдруг заплакал.

Дрожали его худые лопатки, стучали зубы. Маша взяла с койки одеяло, накинула на него. Ей вдруг захотелось взять его на руки. Ведь его, наверное, уже давно никто не держал на руках. Маша вспомнила вдруг, как ее раздражала заботливость родителей. Если б Андрюшке хоть сотую долю того, что получала дома Маша!

— Только не говорите Леньке, — Андрюшка уже чуть успокоился, — пусть он думает, что сестра прислала. У него ведь родная сестра. У меня так — троюродная тетка. А у него сестра. У нее только парни на уме…

— Иди спать, Андрюшка… Все хорошо. И я тебя очень люблю.

Он улыбнулся сквозь слезы до ушей, уже снова прежний и маленький.

— Иди, Андрей…

Спать Маша не могла. Вышла на территорию. Наткнулась на Нору Семеновну — она была сегодня дежурной.

— Что с вами, Машенька?

— Так, ничего.

— Понимаю. Вам, наверное, захотелось усыновить половину детей? Бывает.

— И с вами тоже?

— Теперь уже нет. К сожалению, это не выход.

— Но что же тогда выход?

Нора Семеновна рассмеялась:

— Тысчонку б Макаренко, тысчонку б Гайдаров. Ну и если б каждый воспитал хотя бы по сотне гавриков, похожих на себя, а те, в свою очередь… Вы не расхотели быть педагогом?

— Теперь уже нет.

— Смелая вы девочка.

Они обошли лагерь и разошлись по своим комнатам только тогда, когда во всех окнах не осталось ни одного огонька.