ДЕ РИШЛО РАЗРАБАТЫВАЕТ ПЛАН КАМПАНИИ

— Танифь, — повторил герцог, — и ты можешь сказать, где она сейчас?

— Конечно, — Рекс рассмеялся, первый раз за несколько часов, — я с таким трудом с ней познакомился, что был бы последним болваном, если б ушел с вечеринки, не заполучив ее координаты.

— Признаюсь, я удивлен, что она так поступила.

— Но она же сначала не подозревала, что я не из их шайки. Вот, смотри — отель «Клариджес»[2].

— И ее там можно застать?

— Безусловно. На это я и нацеливался.

— Рекс, ты должен быть очень осторожен. Эта женщина удивительно красива, но она может оказаться не менее опасной.

— Никогда в жизни я не боялся юбки. К тому же днем эти типы едва ли что-то могут, не так ли?

— Верно. Ну разве только мелкие пакости. Между восходом и закатом они почти бессильны.

— Вот и отлично. С этого я завтра и начну, то есть сегодня. Первым делом — в «Клариджес». Не с самого утра, конечно, пусть поспит.

— Ее настоящее имя ты, к сожалению, не знаешь?

— Это мелочи. В «Клариджес» не найдется второй такой похожей на нее. Да что там в «Клариджес» — во всем Лондоне.

Де Ришло встал и принялся расхаживать по комнате подобно зверю в клетке.

— И что ты ей намерен сказать? — спросил он после небольшого раздумья.

— Прежде всего, что мы не можем ни спать, ни есть из-за Саймона. Попрошу ее помочь нам. Попробую убедить. Буду откровенен, скажу, чтоб ни в коем случае не вздумала пойти против Мокаты и остальной этой дружной компании, если, конечно, увижу, что дело продвигается. Вряд ли у нее есть друзья в этой банде, хотя черт его знает.

— Эх, Рекс, Рекс, — герцог улыбнулся, растроганно глядя в некрасивое, честное лицо молодого гиганта, вытянувшегося в кресле, — а ты не допускаешь, что эта милая особа может не захотеть ничего тебе рассказывать?

— Я ее припугну. Позвоню в полицию. Но я бы этого очень не хотел.

Де Ришло красноречиво воздел руки кверху:

— Вот видишь, милый мой, пока у нас не будет пусть даже самых незначительных доказательств преступной деятельности Мокаты и его приятелей, полицию придется оставить в покое. И она это прекрасно знает.

— Нет уж, уволь, — энергично запротестовал Рекс, — эти подонки похитили Саймона. От этого никуда не денешься. А это не меньшее преступление, чем содержать притон или торговать детьми.

— С одной стороны, так оно и есть. И если бы они притом еще били его по голове, проблем бы не было. А с другой стороны — Саймон ушел с ними добровольно и будучи в трезвом уме. Только мы знаем, что он находился под мощным воздействием Мокаты, под его дурным влиянием. Моката его заколдовал, и представь, как на нас посмотрят в полицейском участке, если мы туда заявимся с таким объяснением.

— И что ты предлагаешь?

— Послушай, — герцог взгромоздился сбоку на ручку кресла, в котором сидел Рекс, — даже если эта девица и невиновна, как и Саймон, все равно по доброй воле ничего не скажет. Она запугана. Давай посмотрим правде в глаза, она знает, что ты не из их числа, и вряд ли согласится вообще тебя видеть. Но если, несмотря ни на что, тебе все же удастся с ней встретиться, попробуй уговорить ее. Любыми средствами.

— Уж это я постараюсь. Они еще узнают, что значит красть людей в таком городе, как Лондон.

— Только не надо понимать меня буквально. Никакого физического насилия. Ее нужно заманить — честным ли путем, или обманом — туда, где бы я мог с ней спокойно поговорить. Если она действительно новичок в этом опасном деле, тогда я сумею отбить у нее охоту заниматься им дальше. Ну а если нет — придется здорово поломать голову. Надо бы разговорить ее, заставить раскрыться.

— О'кей, я все понял. Я затащу ее сюда на коктейль, чего бы это мне ни стоило.

Де Ришло покачал головой.

— Так дело не пойдет. Как только она будет здесь и сообразит, чего мы добиваемся, — сбежит сию же минуту. Бесполезно будет останавливать. Она начнет бить окна, звать на помощь и так далее. Нужно попробовать заманить ее в такое место, где она сразу увидит, что никто не поможет. Придумал! Сможешь ли ты привезти ее в Пангбурн?

— В Пангбурн? Ты имеешь в виду твой загородный дом на берегу реки?

— Ну да, в этом году я там еще не был. Но завтра же утром пошлю туда Макса, чтобы он проветрил комнаты и все приготовил.

— Однако ты легко рассуждаешь. Как будто речь идет о воскресной прогулке по Темзе. Л ведь по сути дела — это наше с ней первое свидание. По-твоему, я должен один ее обхаживать?

— К сожалению, большую часть сегодняшнего дня мне придется провести в Британском музее. Я чувствую, что основательно подзабыл все то, что когда-то знал о магии. В данной ситуации я просто обязан обновить в памяти некоторые основополагающие оккультные труды, и особенно вспомнить меры защиты от злых сил. Это займет несколько часов. Не обессудь, Рекс, но тут я тебе помочь не смогу. И помни, что судьба Саймона почти целиком зависит от твоего успеха. Как-нибудь замани ее, а ближе к вечеру я к вам присоединюсь, часов около шести.

Рекс криво усмехнулся.

— Задачка не из легких. Ничуть не лучше, чем изучать Каббалу. Но я постараюсь.

— Ты должен постараться, — герцог опять принялся торопливо мерить шагами комнату, — но умоляю, будь с нею поаккуратнее. Никаких расспросов об их тайном обществе. Изображай влюбленного. Дай понять, что ты без ума от нее, говори комплименты. Ну а если зайдет разговор о Саймоне, зачем мы его похитили, — ты ничего не знаешь, тебе ничего не известно. Скажи, что знаешь меня уже много лет, что я тебе наговорил всякого про Саймона, мол, его сбили с толку, шантажируют и тому подобное, короче — ты слепо следовал моим указаниям. Ни слова о сверхъестественном, ты об этом ничего не знаешь. Будь таким же наивным простаком, каким был накануне. И самое главное — поедете в Пангбурн, не говори, что там буду я.

— Разумеется. Я сыграю свою роль как полагается.

— Отлично. Если только мне удастся выудить из нее какую-нибудь информацию, хотя бы узнать адрес Мокаты, мы немедленно туда отправимся и организуем наблюдение. Саймон наверняка с ним. Выясним, когда Мокаты не бывает дома, и соответственно спланируем операцию. Главное — заполучить Саймона, а уж второй-то раз мы его Мокате не отдадим.

— Идея хорошая.

— Меня пугает только одно.

— Что именно?

— Я слышал, как Саймон собирался менять имя. На Абрахам, ты помнишь. Безусловно, имеется в виду знаменитый еврей, прославившийся изучением мистики в начале нашего тысячелетия. Он написал книгу, которая считается наиболее полной из всех когда-либо написанных на эту тему трудов. Потом след книги оказался утерян. Прошло несколько сотен лет, и наконец в начале пятнадцатого века она попала в руки парижского книготорговца Николя Фламеля, который с ее помощью научился выполнять многие весьма любопытные вещи. Фламель умер и был пышно похоронен. Но через несколько лет после смерти какие-то неизвестные раскопали его могилу, и что же ты думаешь? Она оказалась пуста: ни Фламеля, ни книги там не было. А искали именно книгу. Но это еще не все. Имеются свидетельства, что Николя Фламель сто лет спустя после указанных событий жил в Турции. И это вполне вероятно. Но такое познание и овладение глубинными силами бытия достигается лишь истинно посвященными. Например — на высших ступенях йоги. Вот и все, что мне известно о знаменитой книге еврея Абрахама. Похоже, что Саймон берет его имя и собирается отдаться служению Невидимому.

— И что, если это произойдет?

— Он попадет полностью в распоряжение силы Зла, потому что отречется от прежних знаний и примет новое крещение от руки высшего адепта Тропы Левой Руки. Пока этого не произошло, мы еще можем спасти его, потому что на нашей стороне будут невидимые силы Добра, которые потом сразу отступят. То, что мы сейчас называем душой Саймона Арона, окажется втянутым в Преисподнюю.

— А ты уверен, что это так? Ведь если принятие на себя христианской веры не обеспечивает прямое попадание в Рай, то почему это другое окропление, или как оно у называется, них, гарантирует место в Аду?

— Вопрос этот очень большой и сложный. Но попробую объяснить в двух словах. Рай и Ад — не более чем символы, с одной стороны — стремления к Свету, с другой — погружения во Мрак. Обрядом крещения в христианскую веру, как и в любую истинную веру, мы как бы отвергаем Дьявола и все его деяния, поскольку этим самым воздвигается барьер, который силам Зла трудно преодолеть. Но получающий сатанинское крещение поступает наоборот. Он преднамеренно разрушает защищавший его ранее барьер астрального Света и добровольно превращается в медиума, через которого силы Тьмы могут оказывать свое воздействие на человечество.

Но люди идут на это, потому что поддаются соблазну обрести сверхъестественные способности и бесконечную власть над другими. Мало кто осознает угрожающую опасность. Не существует Дьявола как такового, но нет числа Околоземным Духам, Элементалам, мыслимым и немыслимым формам Злого Разума Внешнего Круга, плавающим в пространстве рядом с нами буквально бок о бок. Тот, кто хоть раз сталкивался с оккультизмом, в этом не сомневается. Сами по себе они слепы и беспомощны и, за исключением последней группы, да и то при сравнительно редких обстоятельствах, они почти не опасны для нормального мужчины и женщины, ведущих правильный образ жизни. Однако силы эти, насколько мне известно, существуют в постоянном и непрерывном поиске с тем, чтобы однажды нащупать какую-то лазейку и вернуться к жизни. И такая лазейка образуется, когда у человека разрушена воля. В качестве примера можно привести многие невероятные по своей жестокости преступления, не поддающиеся с точки зрения здравого смысла никакому объяснению, совершенные лицами в результате злоупотребления алкоголем. Понятия воля и разум к ним неприменимы. Что же происходит? Элементал легко овладевает рассудком опустившегося человека, не испытывая с его стороны никакого сопротивления, и заставляет делать ужасные, совершенно противоестественные вещи.

В этом и заключается опасность. Будущий слуга Сатаны, проходя через древние, варварские, отвратительные ритуалы и принимая крещение, добровольно подчиняет свою волю темным силам. Все это потому, что верит в возможность использовать их в собственных корыстных интересах. А получается наоборот. Человек становится духовным рабом Элементала и уже до конца остается не чем иным, как инструментом злых сил.

— И когда же, ты думаешь, они попытаются провернуть это дело?

— Я почти уверен, что неделя или около того у нас есть. Для них крайне существенно, чтобы церемония произошла во время традиционного Шабаша, в присутствии по меньшей мере одного из тринадцати Собраний. А так как сегодняшнее сборище у них сорвалось, мне кажется, что на некоторое время они затаятся. Если, конечно, у них нет другой какой-нибудь срочной причины.

— Тогда у нас есть время. Меня, правда, еще одно смущает. А не слишком ли раннюю весну мы выбрали для пикника на берегу реки? И как это объяснить молодой женщине?

— А по-моему, все выглядит нормально. В последние несколько дней солнце пригревает неплохо.

— Все равно. В конце апреля на природу, не рановато ли? Еще только 29-е, вернее, 30-е.

— Не может быть! — де Ришло застыл в оцепенении. Глаза его округлились. — Черт побери! Как я прозевал!

— Но в чем дело?

— А дело в том, что сегодня ночью мы видели только одно из Собраний. Бьюсь об заклад, что в разных уголках Англии проходили еще около дюжины таких же. А сейчас они всем скопом направляются к месту великих ежегодных торжеств. Ясно как божий день, что Саймона обязательно заберут с собой. Уж такой шанс — совершить обряд дьявольского крещения на Большом Шабаше — они постараются не упустить.

— Опять я ни черта не понимаю, объясни толком, — Рекс вскочил на ноги.

— Старая история, друг мой, — де Ришло положил руку Рексу на плечо, — любой крестьянин в Европе знает, что в последнюю ночь апреля, а в это верят многие, нужно крепко-накрепко запереть все ходы и двери, потому что все дремлющие до поры до времени злые силы приходят в движение. Во что бы то ни стало Саймона необходимо забрать у них в течение следующих двадцати часов. Предстоящая ночь — 30 апреля — это Канун Святого Вальпурги.

Загрузка...